Погребения с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов в IV - XI веках нашей эры тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.06, кандидат исторических наук Букина, Ольга Викторовна

• Букина, Ольга Викторовна
• кандидат исторических наук
• 1998

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Букина, Ольга Викторовна

Содержание.

Введение_ 4-10

Глава I. Процесс накопления источниковой базы.

Проблема интерпретации погребений с остатками трупосожжений

в могильниках поволжских финнов _11 -42

1. Процесс накопления источниковой базы _11-23

2. Проблема интерпретации погребений с остатками трупосожжений

в могильниках поволжских финнов (.Историография) _23-42

Глава II. Первичная обработка данных погребального обряда _ 43-78

1. Обзор методов, использованных исследоваетями при анализе трупосожжений_43-54

2. Источниковая база. Признаки погребений _54-73

3. Методика анализа трупосожжений _73-78

Глава III. Систематизация полных одиночных трупосожжений _ 79-120

1. Рязано-окские могильники _79-86

2. Верхнесурские мордовские могильники _86-88

3. Нижнесурские мордовские могильники _88-93

4. Мордовские могильники бассейна реки Теша __94-96

5. Марийские могильники _96-100

6. Мерянские могильники _100-104

7. Мордовские могильники бассейна реки Мокша _104-108

8. Муромские могильники _108-114

9. Среднецнинские могильники мордвы _114-120

Глава IV. Обычай кремации в среде поволжских финнов _121-145

1. Рязано-окские могильники _121 -126

2. Верхнесурские мордовские могильники _126-127

3. Нижнесурские мордовские могильники _127-130

4. Мордовские могильники бассейна реки Теша _ 130-132

5. Марийские могильники _;_132-134

6. Мерянские могильники _ 134-136

7. Мордовские могильники бассейна реки Мокша ___136-138

8. Муромские могильники _13 8 -142

9. Среднеднинские могильники мордвы _142-145

Заключение._146-153

Архивные источники. _154-161

Литература. ___162-177

Список сокращений названий могильников._178

Список сокращений._179

Приложение 1._ 180-266

1. Таблицы. ______ 180-252

2. Карта. Грунтовые могильники поволжских финнов 1 - нач. II тыс. н. э._253

3. Рисунки. _254-266

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Погребения с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов в IV - XI веках нашей эры»

ВВЕДЕНИЕ

Территория Верхнего и Среднего Поволжья, включающая бассейны рек Оки, Цны, Мокши и Суры, в I - нач. II тыс. н. э. была заселена поволжскими финнами, которые в настоящее время представлены мордвой (эрзей и мокшей) и марийцами (горными и луговыми). Кроме них по сообщениям готского историка VI века Иордана и по спискам Повести Временных Лет известны также меря, мещера, мурома и марийцы (мари), а по археологическим памятникам - племена культуры рязано-окских могильников (Седов В.В., 1987. С. 93).

Могильники являются наиболее изученными археологическими памятниками, оставленными поволжскими финнами. Сейчас известно более 120 могильников, на которых вскрыто около семи тысяч погребений (Приложение 1. Табл. 1 и 21). На указанной территории могильники распределяются несколько неравномерно. Из них 28 находятся - в Рязанской, 26 - в Горьковской области, 16 - в Пензенской области, 15 - в Мордовии, 14 - в Тамбовской области, 11 - во Владимирской, по 3 - в Ивановской, Костромской областях, в Мари Эл и Чувашии, 2 - в Кировской области, по одному могильнику - в Татарстане и в Ярославской области.

По культурной принадлежности все могильники поволжских финнов традиционно разделяются на мордовские, мерянские, мещерские, муромские, марийские и рязано-окские. В исследованиях последних лет появилось мнение о существовании так называемого безводнинско-ахмыловско-го комплекса памятников (Зеленеев Ю.А., 1988. С. 85-86; Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1990. С. 57), однако в данной работе проблема культурной принадлежности рассматриваемых памятников не ставится и в дальнейшем имеется в виду традиционная и наиболее распространенная трактовка культурной принадлежности того или иного могильника (Голубева Л.А.,

1 Здесь и далее все таблицы и рисунки в Приложении 1.

1987. С. 75; Леонтьев А.Е, 1996. С. 90, 247, 249; Голубева Л.А., 1987а. С. 85; Голубева Л.А., 19876. С. 92; Седов В.В., 1987. С. 93; Голубева Л.А., 1987в. С. 110).

Общая характеристика памятников предстает в следующем виде:

- могильники располагаются обычно на возвышенностях, дюнах, а также на возвышенных участках берегов рек или оврагов;

- могильники грунтовые, внешних признаков сейчас не имеют. Однако случаи нарушения одних погребений другими достаточно редки, что свидетельствует о наличии над каждым погребением во время функционирования могильников каких-то надмогильных знаков (холмики, столбы). Расположение могил на большинстве памятников рядовое или групповое;

- точное количество погребений, совершенных на каждом из памятников во время его функционирования не известно, так как многие могильники к началу исследования были в различной степени или даже практически полностью разрушены. В результате полевых исследований на данных памятниках вскрыто от одного до нескольких десятков, редко нескольких сотен погребений. В Крюково-Кужновском могильнике - более пятисот, в Шокшинском - более тысячи погребений (табл. 2);

- могильники содержат погребения людей и животных (захоронения коров и лошадей известны в муромских и мордовских могильниках);

- зафиксированные погребения свидетельствуют о сосуществовании нескольких традиций обращения с телами умерших в процессе захоронения;

- основную массу захоронений в могильниках всех поволжских финнов составляют погребения, содержащие остатки трупоположения (далее -просто трупоположения). Они совершены в могильных ямах подпрямо-угольной формы. В размерах могильных ям, которые в общем носят антропометрический характер, и ориентировке умерших наблюдаются тер-

риториальные и хронологические различия. Умершие обычно положены вытянуто на спине, с вытянутыми вдоль туловища руками;

- кроме трупоположений в могильниках поволжских финнов зафиксированы трупосожжения, а также кенотафы и вторичные захоронения;

- погребения, определенные как трупосожжения, зафиксированы в 62 могильниках и составляют около 10 % от общего количества известных захоронений.

Территория Волго-Окского междуречья, ставшая в период средневековья одним из центров русской культуры и государственности, всегда привлекала внимание историков, археологов и этнографов, посвятивших свои труды вопросам формирования русской народности. До последней четверти I тыс. н. э. здесь, по общему мнению, жили финские племена, а потом пришло русское население, и все дальнейшее представляет собой его историю (Ключевский В.О., 1987. С. 198; Готье Ю.В., 1930. С. 221-223; Третьяков П.Н., 1966. С. 268; Патрушев В.В., 1992. С. 181). Однако вместе с накоплением новых материалов, главным образом результатов археологических изысканий, открывается картина более сложных этнических процессов, происходивших здесь в I тыс. н. э. Значительный интерес представляют процессы, происходившие в Волго-Окском междуречье во второй и третьей четвертях I тыс. н. э., когда на данной территории появляются грунтовые могильники поволжских финнов, сочетавшие в разных пропорциях два обряда погребения: трупоположение и трупосожжение.

Объектом данного исследования являются погребения из грунтовых могильников поволжских финнов, определенные авторами полевых исследований как трупосожжения, произведенные вне пределов могильной ямы, на стороне. Полиинформативность погребальных памятников представляет собой основу для решения самых разнообразных задач по исследованию истории древних обществ (Генинг В.Ф., Бунетян Е.П., Пустовалов С.Ж., Рычков H.A., 1990. С. 155). Они активно используются при реконструкции

социальной структуры, демографических и этнических процессов. Особенное внимание при этом уделяется не только стандартным для данного конкретного сообщества способам обращения с умершим, но и необычным деталям погребальной конструкции, количеству, составу и способу размещения остатков умершего и сопутствующего инвентаря в погребении.

Источниковой базой данного исследования являются отчетная документация и публикации результатов полевых исследований раннесредневе-ковых грунтовых могильников поволжских финнов: данные о 799 захоронениях из 62 могильников.

Исследователи, занимающиеся изучением погребального обряда отдельных поволжско-финских племен (например, мери или марийцев), при анализе погребений с остатками трупосожжений обычно приходят к заключению, что самые близкие аналогии данные погребения находят в могильниках всех остальных поволжско-финских племен этого времени (Архипов Г.А., 1988. С. 64; Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1990. С. 17; Жиганов М.Ф., 1961. С. 160; Никитина Т.Б., 1990а. С. 72) и далее: наличие погребений с остатками трупосожжений является традиционным для всех племен поволжских финнов. При подобном подходе вопросы о специфике погребений с остатками трупосожжений и о происхождении обычая кремации умерших в среде поволжских финнов, а так же об общих чертах и особенностях, характерных для того или иного племенного образования "ускользают" из внимания исследователей и остаются не выясненными. Только сравнение культур, обработанных по единой методике, может дать аргументированные выводы об их сходстве и различиях, а следовательно, и точный исходный материал для реконструкции истории изучаемого общества (Никитина Г.Ф., 1985. С. 62). Как явление обычай трупосожжения в могильниках поволжских финнов может быть исследован только на основе анализа материалов могильников всех поволжско-финских племен, поэтому территориальные рамки данного исследования определяются областью

распространения грунтовых могильников всех поволжских финнов в эпоху раннего средневековья, а так же вплоть до XI в. (Приложение 1. Карта 1). В нее входят территории современных Костромской, Ярославской, Ивановской, Владимирской, Рязанской, Нижегородской, Тамбовской, Пензенской и Кировской областей, а так же республик Мордовия, Татарстан и Мари Эл.

Грунтовые могильники поволжских финнов появляются на данной территории во И-Ш вв. н. э. (Вихляев В.И., 1977. С. 59; Ахмедов И.Р., Бе-лоцерковская И.В., 1994. С. 104). Самые ранние погребения с остатками трупосожжений датируются IV в. н. э. (Букина О.В., 1997. С. 14), самые поздние относятся к XI в. Для XII в. погребений с остатками трупосожжений не зафиксировано, тогда как могильники (в частности, мордовские), содержащие трупоположения, продолжают бытовать вплоть до XIX в. Таким образом, период с IV по XI в. представляет собой время существования в среде поволжских финнов обычая сжигать умерших перед помещением в землю. С точки зрения развития территориально-племен-ных групп это очень длительный и неоднородный период. Однако наличие погребений с остатками трупосожжений объединяет все эти группы и определяет хронологические рамки исследования - 1У-Х1 вв. н. э.

Научная новизна данной работы состоит в первом специальном обращении к данным погребениям как к объекту специального анализа, введению новых данных в научный оборот, обобщении знаний о них и привлечении к решению различных проблем истории данного региона.

Среди использованных в работе методов можно назвать формализацию исходных данных, типологический метод, метод подбора аналогий, а так же статистические методы: метод построения графика корреляционной зависимости, метод выделения серий погребений с одинаковым или близким набором признаков (сериация).

Анализ погребений с остатками трупосожжений в определенных выше территориальных и хронологических рамках позволит достичь основной цели данного исследования - систематизация и анализ исходных данных по одному из видов погребального обряда, зафиксированных в могильниках поволжских финнов I- нач. II тыс. н. э., что в последующем позволит проследить динамику развития и конкретные формы обычая кремации в среде поволжских финнов, выяснить причины появления этого обычая. Выход на данный уровень исследования должен быть обеспечен целым рядом промежуточных проработок, в частности построением схемы абсолютной и относительной хронологии, что для могильников поволжских финнов является предметом специальных исследований целого ряда ученых.

Для достижения основной цели исследования необходима реализация ряда конкретных задач, определивших структуру работы:

- изучение процесса накопления источниковой базы исследования с целью анализа ее информативности: история полевых исследований грунтовых могильников поволжских финнов П-Х1 вв. (Глава 1.1);

- анализ подходов различных исследователей к интерпретации погребений с остатками трупосожжений (Глава 1.2);

- анализ способов обработки и систематизации погребений с остатками трупосожжений, применяемых до сих пор различными исследователями (Глава 2.1);

- выяснение общего количества и сбор данных обо всех раскопанных к настоящему времени трупосожжениях из могильников поволжских финнов (Том 2. Приложение 2);

- первичная обработка данных погребального обряда: анализ признаков, которыми исследователи описывают погребения, на представительность и достоверность, характеристика состояния источниковой базы, определение используемой в работе терминологии (Глава 2.2);

- разделение могильников поволжских финнов I - нач. II тыс. н. э. на территориально-хронологические группы, определение программы и методики анализа погребений в рамках одной территориально-хронологической группы, (Глава 2.3);

- анализ погребений группы: датировка погребений, половозрастное определение, анализ размеров могильной ямы, статистический анализ всего массива погребений, содержащих остатки одиночных полных трупо-сожжений, создание моделей погребений с остатками трупосожжений на основе исследования взаимовстречаемости признаков погребений, выделение инвентарных погребальных норм (Глава 3.1-9);

- реконструкция существования обычая кремации умерших в рамках территрориально-хронологических групп (Глава 4.1-9).

Апробация результатов отдельных разделов исследования производилась в качестве докладов на заседаниях кафедры Российской истории Самарского Государственного университета; XXIX Урало-Поволжской археологической конференции студентов и аспирантов (Челябинск, 1997); II Международной археологической конференции "Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. (вопросы хронологии)" (Самара, 1997); XXX Урало-Поволжской археологической конференции студентов и аспирантов (Самара, 1998); I Международных Степановских чтениях (Саранск, 1998).

Глава1. Процесс накопления источниковой базы. Проблема интерпретации погребений с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов.

1.1. Процесс накопления источниковой базы.

Источниковой базой данного исследования являются погребения с остатками трупосожжений, совершенных вне пределов могильной ямы. Они происходят из раннесредневековых грунтовых могильников поволжских финнов, оставленных племенами мери, муромы, мордвы, марийцев, мещеры и культуры рязано-окских могильников. В данной работе принята наиболее распространенная в современной литературе интерпретация племенной и культурной принадлежности рассматриваемых памятников.

Грунтовые могильники поволжских финнов, открытие которых затруднено в силу того, что они не имеют никаких наземных признаков, не сразу попали в поле зрения археологов. В середине XVIII в. внимание исследователей было обращено к древностям Сибири, затем к античным памятникам северного побережья Черного моря. Только на рубеже XVIII-XIX вв. общественная и научная мысль в России обратились к проблеме народности, фольклору и национальным реликвиям. Внимание ученых переключилось на остатки более близкого прошлого, и центральные губернии России попали в поле зрения археологов (Формозов A.A., 1986. С 34). В итоге исследования этих территорий выяснилось, что кроме славянских древностей сохранилось значительное количество памятников (курганов и городищ), оставленных дославянским, "чудским" населением центральной России. Ярким примером здесь могут служить Владимирские курганы, раскопки которых были начаты A.C. Уваровым и П.С. Савельевым уже в 1851-1854 гг. Широкомасштабное исследование этих памятников послужило основой для постановки вопроса о роли других племен и народов в сложении русского народа и культуры. Достаточно вспомнить развер-

нувшуюся в конце XIX в. дискуссию по поводу мерянских курганов (Рябинин А.Е., 1990. С. 110-120).

В последней четверти XIX в. пришло время "менее заметных чем курганы" грунтовых могильников поволжских финнов. Еще в 1840 г. был открыт Пятницкий могильник муромы, в 1860 году - Муромский могильник (Голубева Л.А., 19876. С. 81). В 1869 г. при прокладке Тамбовско-Саратовской железной дороги недалеко от Тамбова был открыт Лядин-ский могильник, раскопки которого были начаты В.Н. Ястребовым только в 1888 г. Из 217 раскопанных погребений 16 были определны как содержащие остатки трупосожжений (Ястребов В.Н., 1893. С. 3-5).

Историю полевых исследований грунтовых могильников поволжских финнов (I тыс. н. э.) можно разделить на четыре крупных периода: 1) с середины XIX в. до начала первой мировой войны; 2) 20 - нач. 30-ых гг. нашего века; 3) середина 30-ых - нач. 50-ых гг.; 4) с нач. 50-ых гг. до настоящего времени. Каждый из них характеризуется своими особенностями, проявившимися в интенсивности проведения полевых исследований и введения их результатов в научный оборот, а так же методах раскопок и уровне фиксации. Данные о количестве вскрытых погребений, количестве погребений, определенных как трупосожжения, годах и авторах полевых исследований отдельных памятников представлены в табл. 1.

На протяжении первого периода исследование чудских древностей проводятся центральным Историческим музеем страны и рядом краеведческих музеев, а так же учрежденными еще в 1884 г. в Тамбове, Рязани и других губернских городах Учеными Архивными Комиссиями. Накопление источниковой базы в это время еще случайно, но достаточно активно. В последней четверти XIX в. кроме местных архивных комиссий и обществ полевые исследования пыталась направлять и контролировать Археологическая комиссия в Петербурге и Московское Императорское археологи-

ческое общество. Сложилась система выдачи разрешений на полевые археологические исследования, предполагавшая отчетность и публикацию материалов раскопок. Раскопки возглавляли А.И. Черепнин, A.A. Спицын, Н.Е. Макаренко, В.А. Городцов, В.Н. Ястребов, Ф.А. Уваров. Первые попытки целенаправленных поисков грунтовых могильников принадлежат A.A. Спицыну. По поручению Археологической Комиссии он производил обследования по Вятке и Ветлуге (Голубева JI.A., 1987г. С. 108).

До 1914 г. века было выявлено три мерянских, четыре марийских, двенадцать рязано-окских, четыре муромских и восемь мордовских могильников. Некоторые из них были частично раскопаны. В итоге за три предвоенных десятилетия был выявлено 30 могильников поволжских финнов, по большей части относящихся к культуре рязано-окских могильников. На них раскопано более 1100 погребений, из которых 141 определены как трупосожжения.

Основным методом полевых исследований была закладка траншей. Фиксация процесса и результатов исследований этого времени с точки зрения современной методики выглядит неудовлетворительной. Основное внимание уделялось тому, что извлекается из земли, в данном случае погребальному инвентарю, тогда как погребальное сооружение часто оставалось не зафиксированным. Однако совершенно справедливо мнение А.Д. Пряхина о том, что "сама фиксация диктуется достигнутым уровнем науки и теми задачами, которые ставятся в процессе проведения полевых исследований" (Пряхин А.Д., 1986. С. 82). Тогда перед исследователями стояли задачи соотнесения археологических памятников с исторически известными народами, поэтому основное внимание уделялось инвентарю. Кроме того способ ведения раскопок траншеями не позволял зачастую фиксировать погребальное сооружение или отдельные его детали. Но все, что исследователи "видели", они очень тщательно фиксировали в форме

текстового описания, так как планы и рисунки погребений не были еще обязательными при предоставлении отчетов.

Из обследованных 30 могильников были опубликованы материалы 25. Это достаточно хороший показатель оперативности введения материалов полевых исследований в научный оборот. Публикации осуществлялись в центральных и местных изданиях 1 на высоком полиграфическом уровне. Они носили различный характер. От кратких отчетов до полного изложения дневников полевых исследований с попытками обобщения и создания типологии погребального инвентаря. Публикации материалов 21 могильника содержали кроме текстов, описаний погребений иллюстрации - рисунки вещей из погребений, отдельные работы - планы расположения погребений на территории могильника.

Таким образом, это период характеризуется активным ведением раскопок, оперативным введением их результатов в научный оборот, первыми попытками обобщения и систематизации материалов. К сожалению, для решения задач, ставших актуальными в настоящее время и требующих применения современных методов обработки информации, результаты исследований последней четверти XIX- нач. XX вв. имеют, в основном, не основополагающее, в скорее дополнительное значение.

Начало второго этапа связано с завершением революционных событий. В первые послереволюционные годы новая структура местных и центральных археологических учреждений складывалась на базе дореволюционных обществ и Архивных Комиссий (Мерперт А.Я.. 1995. С. 6). Эта структура во многом способствовала возобновлению и дальнейшему расширению полевых исследований. Заканчивается второй период на рубеже

1 Материалы и исследования по археологии России (MAP), "Древности", Отчеты археологической комиссии (OAK), Труды Рязанской ученой архивной комиссии (ТРАУК), Труды археологических съездов.

20-30-ых гг., когда проведение полевых работ на памятниках поволжских финнов прерывается на несколько лет.

Основная масса полевых исследований второго периода носила ново-строечный характер и была связана с введением новых земель в хозяйственный оборот. С 1923 по 1930 г. полевые исследования на памятниках Поволжья велись ежегодно. Раскопки осуществлялись под руководством П.П. Ефименко, П.П. Иванова, Ф.Я. Селезнева, Б.С. Жукова, П.С. Рыкова, М.В. Талицкого, Д.А. Крайнова, А.Е. Алиховой, Е.И. Горюновой и

B.Н. Говорова. За это время исследования велись на 19 могильниках. Среди них: девять мордовских, два мерянских, четыре муромских, два рязано-окских, один марийский и один мещерский. Таким образом, было вскрыто 1199 погребений. Из них 147 погребений содержали остатки трупосожже-ний.

Большая заслуга в исследовании мордовских могильников принадлежит саратовскому археологу, профессору П.С. Рыкову, который в 19261927 гг. провел раскопки на Армиевском I могильнике (Рыков П.С., 1928.

C. 447-463). Значительную работу по раскопкам среднецнинских могильников проделал основатель и директор Моршанского краеведческого музея П.П. Иванов. За три года (1927-1929 гг.) под его руководством было исследовано три могильника (Пановский - 144 погр., Елизавет-Михай-ловский - 136 погр., Крюково-Кужновский - 586 погр.), содержавших в общей сложности 866 погребений.

П.П. Ефименко продолжил начатые еще до революции раскопки двух рязано-окских могильников, а так же начал исследование Иваньковского могильника. Разведками и исследованиями муромских могильников занимался Ф.Я. Селезнев. Изучением мордовских могильников в это время занимались сотрудники антропологической экспедиции, возглавляемой

Б.С. Жуковым. Они исследовали Перемчалкинский (А.Е. Алихова, Е.И. Горюнова) и Погибловский могильники (Е.И. Горюнова).

Несмотря на то, что еще до первой мировой войны Б.В. Фармаков-ским был введен квадратно-послойный метод вскрытия культурного слоя (Пряхин А.Д., 1986. С. 81), раскопки могильников поволжских финнов в это время как и ранее велись траншейным способом. Правда П.П. Иванов впервые стал закладывать двухметровые траншеи непосредственно примыкающими друг к другу, что позволяло практически целиком вскрывать площадь могильников. А при исследованиях Пановского могильника, "вещи, извлекаемые из погребений, на месте чистили, реставрировали, консервировали и зарисовывали"( Воронина Р.Ф., Архив ИА РАН. Р-2. N9 2531. С. 29). Так складывалась современная методика проведения полевых работ.

Уровень фиксации результатов полевых работ так же становится более качественным. Описания погребений содержат информацию по достаточно полному списку вопросов, хотя масштабные планы погребений, могильников начинают регулярно появляться в полевых отчетах лишь с середины семидесятых годов. В целом материалы полевых исследований этого времени являются уже достаточно надежной источниковой базой.

Из раскопанных в это время могильников были опубликованы материалы лишь пяти (Корниловский - частично, Пятницкий, Пермиловский, Хотимльский, Армиевский I). Все публикации, за исключением Армиев-ского I могильника, осуществлены в местных, краеведческих изданиях. В них есть описние погребений, для Корниловского могильника - схема расположения погребений в могильнике, для Пятницкого - две таблицы с рисунками погребений и нескольких предметов инвентаря.

Материалы Армиевского I могильника были опубликованы в 1928 г. в Трудах Института археологии и искусствознания. В этом издании пред-

приняты попытки всестороннего анализа материалов с точки зрения обобщения и систематизации погребального обряда и инвентаря, определение хронологии и культурных связей населения, оставившего могильник. Материалы остальных могильников оставались не опубликованными.

По своему характеру данный период является непосредственным продолжением первого периода, что сказалось в направленности и в методике исследовании. Можно отметить и новые черты: основным центром по изучению могильников поволжских финнов становится Москва, многолетние полевые работы ведутся отдельными исследователями в Саратове и в Моршанске, начинается переход к современной методике вскрытия культурного слоя, в ходе отдельных работ вводится полевая обработка извлекаемого из погребений инвентаря. Все вышеперечисленное свидетельствует о совершенствовании методики полевых исследований. Однако в этот период значительно уменьшается количество публикаций, вводящих в научный оборот материалы новых раскопок, что сужало источниковую базу.

В последующие пять лет раскопки могильников поволжских финнов не проводились, что было связано с процессами, происходившими в науке и стране в целом. В связи с утверждением в исторической науке идей Н.Я. Марра была фактически разгромлена палеоэтнографическая школа, к которой принадлежала большая часть исследователей, изучавших могильники поволжских финнов (в частности, Б.С. Жуков). Некоторые исследователи были репрессированы, часть занялась изучением других памятников. Могильники поволжских финнов в данной ситуации не были исключением. В конце 20 - нач. 30-ых гг. были закрыты многие университеты, краеведческие музеи и научные общества. В эти годы по всей стране значительно сократилось количество полевых исследований, а в учебных заведениях не велось преподавание не только археологии, но и истории.

Начало третьего периода в исследовании памятников поволжских финнов относится к середине 30-ых гг. Руководство страны, обеспокоенное международной обстановкой, приходит к осознанию необходимости подъема патриотических чувств граждан. В 1934 г. выходит известное постановление ЦК ВКП(б) о преподавании истории в школе. Это не замедлило сказаться и на археологии. Полевые исследования возобновляются. На возрожденных исторических факультетах МГУ и ЛГУ начинается подготовка археологических кадров, а в 1938 г. были открыты специальные кафедры археологии (Формозов A.A., 1995. С. 7). Кроме того именно с этого времени начинается издание серии "Материалы и исследования по археологии СССР", предназначенной для подробной публикации результатов раскопок и монографических исследований (Формозов A.A., 1995. С. 8). В предвоенное время вышло 6 томов. В одном из них были изданы материалы раскопанного в 1929-1930 гг. Кочергинского могильника (Талицкий М.В., 1940. С. 159-167). Публикация содержит в себя информацию о месте расположения и времени раскопок памятника, описание и масштабные рисунки планов погребений, а также план могильника и масштабные рисунки вещей. Подобное издание дает возможность для всестороннего анализа материалов могильника.

С 1936 по 1940 гг. исследования велись на 6 памятниках: трех муромских и трех мордовских могильниках. Было вскрыто 89 погребений, из них 6 определены как трупосожжения. Эти материалы остались не изданными.

Сразу после окончания Великой Отечественной войны полевые исследования возобновились. С 1945 по 1950 гг. исследовано 5 могильников: два муромских, один мерянский, один рязано-окский и один мордовский. Вскрыто 218 погребений, из них 74 определены как трупосожжения. Опубликованы материалы двух могильников: Польное-Ялтуновского и Муромского. В целом полевых работ было проведено немного, возглавлялись

они практически теми же исследователями, что и до войны (А.Ф. Дубынин, Е.И. Горюнова, А.Е. Алихова, М.В. Воеводский), поэтому возможно объединение исследований с 1936 по 1950 гг. в один период. В течение этого времени вскрыто всего 307 погребений. Изданы материалы лишь трех могильников (16 погребений). Однако в это время исследователи переходят к квадратно-послойному методу вскрытия культурного слоя, тем самым совершенствуется методика полевых работ и повышается уровень фиксации.

Начиная с 1953 г. исследования могильников поволжских финнов ведутся практически ежегодно (четвертый этап). Политическая и экономическая ситуация в стране, особенно с конца 50 - нач. 60-ых гг. была относительно стабильной. Полевые исследования ведутся профессионально подготовленными исследователями, число которых возрастает, и исключительно государственными учреждениями. Постепенно сложилось три крупных исследовательских центра, занимающихся изучением практически всей территории поволжских финнов. Исследования ИА АН СССР (ныне ИА РАН) охватили территории Верхнего Поволжья, Рязанской и Тамбовской областей. Несколько саранских организаций изучают памятники в Мордовии и Горьковской области. Отряды Марийской археологической экспедиции работают на территории Марийского края и частично Горьковской области. Кроме того, исследования могильников на территории Пензенской области связаны с более чем двадцатилетней (1953 - 1978 гг.) деятельностью М.Р. Полесских.

Деятельность М.Р. Полесских в Пензе носила краеведческий характер и затрагивала памятники практически всех археологических эпох. В том числе за указанное время им было исследовано 13 раннесредневековых мордовских могильников, в которых зафиксировано 454 погребения. Из них 16 определены как содержащие остатки трупосожжений. М.Р. Полесских опубликовал материалы 8 могильников (360 погребений).

В Марийском крае раскопки средневековых грунтовых могильников проводит Марийская археологическая экспедиция (с 1957 г.). Ее отряды возглавляли А.Х. Халиков, В.Ф. Генинг и А.Г. Архипов. Они продолжили исследования трех ранее открытых могильников и изучали четыре вновь отрытых могильника. Всего вскрыто 336 погребений, из них 60 погребений содержали остатки трупосожжений. Опубликованы материалы двух памятников: Дубовского и могильника "Нижняя стрелка". Материалы других могильников авторы раскопок использовали в своих обобщающих трудах. Однако в них материалы полевых исследований, являющиеся ис-точниковой базой, к сожалению, представлены очень отрывочно.

В конце 80-ых гг. экспедицией Марийского университета под руководством Ю.А. Зеленеева были проведены исследования ряда мордовских и муромских могильников (Стексовский, Красное III, Арефинский). Опубликованы материалы одного памятника (Красное III).

Одним из ведущих центров по изучению раннесредневековых могильников поволжских финнов в послевоенное время остается Москва. Полевые исследования ведутся двумя организациями: Институтом Археологии АН СССР (ныне РАН) и Государственным Историческим музеем. Большее внимание уделялось до недавнего времени мордовским могильникам. Остальные исследования носили в основном спасательный характер (например, раскопки В.В. Сидоровым мерянского могильника Большое Молочное). В последнее время экспедициями ГИМа и И А РАН проведены значительные раскопки на рязано-окских могильниках.

Среди исследователей раннесредневековых могильников поволжских финнов следует назвать А.Е. Алихову, Т.Б. Попову, Р.Ф. Воронину, Т.А. Кравченко, Е.А. Рябинина, И.В. Белоцерковскую, И.Р. Ахмедова, В.Н. Трусова.

С 1957 г. разведки и полевые исследования были проведены на 14 могильниках: четырех мордовских, семи рязано-окских, двух мерянских и одном муромском. Вскрыто 772 погребений, из них 88 с остатками трупо-сожжений. Опубликованы материалы двух могильников (Поповского и Шатрищенского), что составило 167 погребений, из них 15 определены как трупопсожжения.

Вторым крупным центром по изучению раннесредневековых могильников поволжских финнов является Саранск. Полевые исследования ведутся с 1958 г. Краеведческим музеем, а с конца 60-ых гг. - несколькими организациями: Краеведческим музеем, Мордовским НИИ ЯЛИЭ, Мордовским Государственным университетом. Несколько лет назад к ним присоединился Мордовский педагогический институт. Ежегодно раскопки ведутся на одном - трех могильниках, на многих из них проводятся стационарные работы, продолжающиеся в течение нескольких полевых сезонов. Сложился большой коллектив исследователей: М.В. Жиганов, М.И. Петербургский, В.Н. Шитов, В.В. Гришаков, Ю.А. Зеленеев, A.B. Циркин, В.Н. Аксенов.

Полевые исследования были проведены на 19 могильниках: тринадцати мордовских, трех муромских и трех рязано-окских. Исследовано около 3000 погребений, опубликованы материалы 10 могильников (около 800 погребений), однако в двух публикациях описания погребений не представлены (451 погребение). Таким образом, в научный оборот из раскопанных погребений фактически введены материалы лишь 335 комплексов (18 определены как трупосожжения).

Два могильника были исследованы рязанскими учеными. М.М. Макаров раскопал рязано-окский могильник Дюна "Ундрих", В.П. Челяпов - Деулинский. Материалы Деулинского могильника опубликованы, однако без иллюстраций, материалы могильника Дюна " Ундрих" частично и так же без иллюстраций.

В.Ф. Черников (Нижний Новгород) раскопал Желтухинский и Ниж-неверейский муромские могильники. Опубликованы материалы Желтухин-ского могильника.

В.Н. Мартьянов (Арзамас) исследовал мордовские могильники: Вы-ползово I, Личадеево V. Материалы обоих памятников опубликованы.

E.H. Ерофеева (Иваново) раскопала и опубликовала Кочкинсий муромский могильник. Н.М. Мошенина (Владимир) вскрыла 21 погребение на мерянском могильнике Сунгирь. Материалы не опубликованы.

В течение четвертого периода вскрыто в целом более 4 тысяч погребений, из них - 425 определены как трупосожжения. Опубликованы материалы 1183 погребений (69 трупосожжений).

Кроме того за это время были опубликованы материалы ранее исследованных могильников: Крюково-Кужновского, Серпового, Елизавет-Михайловского, Погибловского, Перемчалкинского, Сергачского "Святой ключ" и Кошибеевского.

Материалы раскопок выходили в большинстве своем в местных изданиях: Археологии и Этнографии Марийского Края - АЭМК (Йошкар-Ола), Трудах Мордовского НИИ ЯЛИЭ (Саранск); Археологическом сборнике (Саранск). Кроме того они публиковались в периодических центральных изданиях: КСИА и CA (РА).

Всего полевыми исследованиями на могильниках поволжских финнов вскрыто более 7 тысяч погребений (826 определены как трупосожжения). Опубликованы материалы 3700 погребений. Таким образом, накоплено значительное количество данных, которые могут служить источниковой базой для решения задач по реконструкции истории поволжских финнов. Однако, значительная часть материалов остаётся неопубликованной; а сами публикации далеко не всегда содержат всю необходимую для исследователя информацию. В частности, во многих случаях отсутствует дневник раскопок с необходимыми данными о размерах, конструкции погребаль-

ных сооружений, способах помещения остатков трупосожжения и других не менее важных деталях (антропологическое определение костных останков; количество и состояние кальцинированных костей и т.д.). Это является существенным недостатком источниковой базы.

1.2. Проблема интерпретации погребений с остатаками трупосожжений в могильниках поволжских финнов (Историография вопроса).

Проблемы происхождения обычая кремации умерших в среде поволжских финнов касались в своих работах многие исследователи с момента открытия первых могильников во второй половине XIX - нач. XX вв. Пути ее решения зависели от разных факторов: степени профессиональной подготовки и научной ориентации исследователя, направлений и уровня развития исторической и археологической наук.

Первое обобщенное описание и интерпретация погребений, содержащих остатки трупосожжений, были проведены на основе материалов Борковского и Кузьминского могильников их исследователем А.И. Череп-ниным.

"Обряд похорон с трупосожжениями состоял в следующем: тело умершего предварительно сжигали на костре, устроенном не в самой могиле, а где то в стороне от нее. Из прогоревшего костра собирали уцелевшие остатки пережженных костей, части металлических украшений и оружие; все это зарывали в отдельную могилу; причем в некоторые могилы, на остатки трупосожжения клали украшения, видимо не подвергшиеся действию огня, следовательно эти последние не были на покойнике во время сжигания трупа на костре; в одних могилах они лежат на кучке пережженных костей, в других беспорядочно перемешаны с костьми.

Угольки зола и обломки горшков встречались не во всех могилах с остатками трупосожжений. В некоторых мы их совсем не находим, иногда попадались лишь одни глиняные черепки и незаметно было ни угольков,

ни золы, или - наоборот. Ни в одной могиле не находили цельных горшков, обыкновенно оказывалось небольшое количество (от 2 до 4) обломков, составлявших лишь часть горшка.

Остатки трупосожжения занимали небольшое пространство от 4 до 10 вершков в диаметре, при толщине слоя от трех четвертей до 2 вершков. Глубина могил от трех четвертей до 2 аршин, чаще встречались могилы полутора аршин от поверхности земли" (Черепнин А.И., 1894. С. 144-145).

Это первое, но достаточно полное описание погребений с остатками трупосожжений. По сути дела А.И. Черепнин анализировал погребение как результат совершения процесса захоронения и частично реконструировал его, исходя из характеристики самого погребения. Он учел место сожжения, размеры ямы, способы расположения пережженных костей - остатков погребенного, количество, состав, состояние, а так же способы размещения погребального инвентаря, наличие остатков погребального костра и черепков глиняной посуды. Исследователь так же обратил внимание на тот факт, что погребения с остатками кремации содержат в целом меньше погребального инвентаря, чем захоронения по обряду трупоположения.

А.И. Черепнину принадлежит и первая попытка интерпретации происхождения погребений до обряду трупосожжения. Основываясь на разнородности погребальной обрядности, он предполагал разноплеменной состав населения рязанского течения Оки. Преобладающее большинство населения, оставившее захоронения по обряду трупоположения, А.И. Черпе-нин считал финно-угорским по происхождению. Могилы с остатками трупосожжений, по его мнению, оставлены в Кузьминском и других однотипных рязано-окских могильниках пришлыми переселенцами, в которых с одинаковым вероятием, можно угадывать северо-западных славян, бурта-сов или племена других народностей, обитавших не в дальнем расстоянии

от средней Оки и практиковавших погребение умерших обрядом трупо-сожжения (Черепнин А.И., 1897. С. 270).

Здесь важно отметить два момента: трупосожжение - необычный и менее распространенный обряд - воспринимается как иноэтничный; при этом А.И. Черепнин выдвигает логическое предположение, что народность должна проживать недалеко от средней Оки и практиковать погребение умерших обрядом трупосожжения.

В России к тому времени сформировались различные исследовательские направления: от биологического до исторического (Мерперт А.Я., 1995. С. 9). Точка зрения А.И. Черепнина близка представлениям ранних диффузионистов, считавших появление тех или иных деталей погребального обряда результатом взаимного проникновения разноэтничных племен. Хотя определенных данных о том, что А.И. Черепнин был носителем диф-фузионистских взглядов нет (Клейн J1.C., 1993. с. 17). Народность, "принесшая" новый обряд осталась неопределенной в связи с отсутствием на то время материалов для сопоставления: погребальные памятники проживающих недалеко от средней Оки племен сами не были исследованы и описаны.

После достаточно масштабных раскопок Подболотьевского, Лядин-ского и Малышевского, а так же Серповского могильников, образовался значительный массив погребений с остатками трупосожжений из муромских и мордовских могильников. Однако внимание исследователей привлекал очень разнообразный и богатый фонд вещей - погребальный инвентарь данных могильников, функционировавших в течение нескольких столетий. На первом плане оказались в связи с этим проблемы создания хронологии и периодизации этих памятников. Интерес к погребальному обряду как к менее яркому, чем формы вещей, явлению несколько снизился. В.А. Городцов в "Бытовой археологии" ограничивается лишь упоминанием, что "... наряду с простыми погребениями практиковались так же и

трупосожжения, существовавшие повсюду и в продолжение всех веков изучаемой культуры" (Городцов В.А., 1910. С. 446).

Вопросам систематизации и хронологии погребального инвентаря мордовских могильников несколько позже посвятила свое исследование

B.В. Гольмстен. Изучением погребального обряда она специально не занималась, однако ею была высказана новая гипотеза о причинах появле-

г" СС

ния погребении с остатками трупосожжении: можно думать, что тот или иной способ погребения не зависит от времени, когда оно совершалось, а от каких-либо других причин, может быть, социального характера" (Гольмстен В.В., 1923. С. 3). По специфическому, менее распространенному, обряду, таким образом, хоронили умерших, принадлежавших одной или нескольким социальным группам населения.

В 20-ые гг. в решении проблемы происхождения у поволжских финнов обряда кремации наблюдалось, как и в археологический науке в целом, сосуществование и свободное развитие различных взглядов.

На муромские могильники была распространена гипотеза А.И. Че-репнина об иноэтничном облике погребений с остатками трупосожжений, содержащих остатки трупосожжений. Ф.Я. Селезнев, анализируя памятники муромы, рассматривает более поздний, нежели эпоха существования культуры рязано-окских могильников, период. Славяне этого времени практиковали обряд трупосожжения, поэтому появление могил с кремацией, так же как и нового набора погребального инвентаря, у муромы исследователь связывал с проникновением на Оку славян (Селезнев Ф.Я., 1926.

C. 47 ). Но подобное решение проблемы, не подкрепленное детальным анализом, осталось на уровне гипотезы.

В целом, рассматриваемые гипотезы вполне укладываются в рамки более общего палеоэтнологического направления, изучавшего отдельные народы древности при отсутствии письменных источников исключительно

на основе археологических данных. Понятию "археологическая культура" палеоэтнологи придавали этническую окраску (Пряхин А.Д., 1986. С. 54).

В русле палеоэтнографического направления была написана работа П.П. Ефименко о культуре и происхождении народности, оставившей ря-зано-окские могильники (Ефименко П.П., 1926. С. 59-84). П.П. Ефименко рассматривал вопрос о происхождении культуры рязано-окских могильников в целом, не выделяя проблемы происхождения в них погребений с кремацией. Однако эта работа очень показательна, так как затрагивает вопрос возникновения "нового" погребального обряда, в данном случае тру-поположения и грунтовых могильников в целом, на рассматриваемой территории. В раннем железном веке на территории Среднего Поочья обитали племена, оставившие памятники городецкой культуры. Среди них совершенно не известны погребальные. В III веке н. э. появляются первые захоронения рязано-окских могильников (вопрос о соотношении этих культур до сих пор не получил окончательного разрешения). П.П. Ефименко считал, что народность, которой принадлежат могильники, "пришла с запада или юго-запада и принесла с собой прочно привитой бытовой уклад и вкусы к убранству." Таким образом, появление погребальных памятников исследователь связал с приходом нового населения.

В конце 20-ых - нач. 30-ых гг. появляются первые обобщающие работы по истории отдельных народов и периодов в истории Восточной Европы на основе анализа археологических источников. Это "Железный век в Восточной Европе" Ю.В. Готье. В ней исследователь дает этническое определение всей рязано-окской культуры: "Широко раскинутая и интересная культура, характеризуемая городищами Дьякова типа и бескурганными могильниками, принадлежит финскому племени. Самое важное, что финны жили в этих местах с незапамятных времен" (Готье Ю.В., 1930. С. 127). Здесь очень четко выражено то самое упоминавшееся выше стремление связать незафиксированные в письменных источниках народы с опреде-

ленными археологическими культурами. Представление об одновременном существовании культуры городищ и рязано-окских могильников не позволило Ю.В. Готье поставить вопрос о их соотношении, в то время как на основе сходства в ритуале он указывает цепь преемственности, связывающую бескурганные могильники первого тысячелетия нашей эры с более древними могильниками Средней Волги и Нижней Камы, которые, в свою очередь, имеют связь с культурой Ананьинского могильника.

Ю.В. Готье пожалуй впервые поставил вопрос о соотношении в Вол-го-Окских могильниках погребений, содержащих остатки кремации и ин-гумации: " Имея дело с двумя погребальными ритуалами, из которых один преобладает, а другой является побочным, хотя и достаточно заметным, возникает вопрос о их взаимном отношении" (Готье Ю.В., 1930. С. 152). Ю.В. Готье считал чисто финским погребальным обычаем трупоположе-ние. За трупосожжения ми он признает "характер обычая нового, занесенного к финнам извне от славян или на западе от литовцев". В качестве аргумента Ю.В. Готье использует тот факт, что по мере продвижения по территории поволжских финнов с запада на восток количество погребений с остатками кремации сокращается. Этот аргумент впоследствии будет очень широко применяться исследователями. Однако в работе Ю.В. Готье он оказался единственным, а гипотеза - вновь не доказанной.

Несколько особняком стоят в ряду исследований "Очерки по истории мордвы" П.С. Рыкова, изданные в 1933 г. Общим для прикамских, волжских и окских финнов он считает погребения покойников в вытянутом положении с руками, сложенными на животе или на груди, в гробницах или на подстилках из луба и бересты (Рыков П.С., 1933. С. 97). Трупосожжение охарактеризовано как "менее принятый способ погребения, которое в итоге, все-таки подчинялось привычным формам погребения в могилах" (Рыков П.С., 1933. С. 98). Какая-либо аргументация здесь отсутствует, ясно одно - погребения с остатками трупосожжений являются менее распро-

страненными и по внешнему виду приспосабливаются под трупоположе-ния. Однако каков их источник и носитель: социальная группа или иная народность - автор не указывает.

В конце 20 - нач. 30-ых гг. в общественных науках в СССР полностью утверждается учение Н.Я. Марра об автохтонности и стадиальности в развитии древних народов. Миграции как составная часть древней истории полностью отвергались; а сторонники миграционистского и палеоэтноло-гического направления причислялись к врагам народа. Многие крупные археологи были репрессированы (Ю.В. Готье, П.С. Рыков, B.C. Жуков, Н.Е. Макаренко.). П.П.Ефименко в 1937 г. был вынужден отказаться от обоснованной им гипотезы происхождения рязано-окских могильников, и возникновение их связал с развитием у местного населения пастушеского скотоводства и земледелия (Ефименко П.П., 1937. С. 45).

В итоге с 1933 по 1948 г. не было опубликовано ни одной работы, посвященной археологии поволжских финнов. Лишь в 1949 г. вышла небольшая статья А.Ф. Дубынина, посвященная раскопкам муромского Ма-лышевского могильника. Автор разделил время функционирования Ма-лышевского могильника на периоды и для каждого из них вычислил процентное отношение погребений, содержащих остатки трупосожжений, к общему количеству погребений. В Y-VI вв. н. э. трупосожжения составляют, по мнению А.Ф. Дубынина, 36 % от общего количества погребений этого периода, в VII в. - 22 %, к середине XI в. погребения с остатками составляют до 77 %, а к концу века - лишь 7 % (Дубынин А.Ф., 1949. С. 95).

В том же году вышла статья А.Е. Алиховой, посвященная сравнительному анализу культур мордвы и муромы. Количество погребений, содержащих остатки трупосожжений, являлось в данном случае одним из параметров сравнения: "... замечается так же большее распространение обряда трупосожжения у муромы (чем у мордвы - О.Б.). Так, у мордвы количество трупосожжений в отдельных могильниках составляет - 8 %, у муромы

- в Подболотьевском могильнике - 16.5 %, в Максимовском - даже 25 % " (Алихова А.Е., 1949. С. 29).

Исследовательский интерес к погребениям, содержащим остатки тру-посожжений в могильниках поволжских финнов был реализован только после известной "языковой дискуссии" 1950-1952 гг., когда теория стадиальности была официально отвергнута. В науке вновь получили права гражданства исследования, доказывающие важную роль миграций и диффузий в культурных процессах древности и средневековья (Гуляев В.И., 1996. С. 7).

Практически сразу после завершения дискуссии вышла большая работа монографического характера, в которое большое внимание уделено вопросу интерпретации погребений с трупосожжениями в могильниках поволжских финнов. Это "Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья и Прикамья" А.П. Смирнова. Автор связывает появление обряда кремации в могильниках поволжских финнов с миграцией славян, исходя из того, что погребения, содержащие остатки трупосожже-ния, появляются в этих могильниках одновременно с славянскими вещами (Смирнов А.П., 1952. С. 155). Наличие трупосожжений в памятниках поволжских финнов используется как доказательство миграции славян на рассматриваемую территорию: " скорее всего в сравнительно немногочисленных объектах сожжения нужно видеть пришлых славян, проникших в Поволжье приблизительно во второй половине I тыс. н. э. "

В работе А.П. Смирнова впервые построена довольно стройная система доказательств. Она базируется: 1) на разделении погребений разных племенных групп на могилы с инвентарем исключительного местного облика и производства и неместного происхождения, последний сопоставляется со славянами; 2) на усматриваемом сходстве финских погребений с обрядом кремации с обрядом захоронения в полях погребальных урн, интерпретируемых как славянские памятники; 3) на анализе процентного со-

отношения могил с кремацией к общему числу погребений по отдельным периодам и территориям. В самых ранних, распложенных на востоке рассматриваемой территории, Кошибеевском и Армиевском I могильниках трупосожжений нет; в Борковском и Кузьминском могильниках, расположенных западнее, их 10 %; в ранних муромских и тамбовских памятниках их уже 16-17 %, что свидетельствует о большом притоке славян. Снижение этого показателя до 5.5% в могильниках 10-11 вв. объяасняется переходом славян к захоронениям по обряду трупоположения.

Таким образом, А.П. Смирнов связывает появление кремации в могильниках поволжских финнов с миграцией славянского населения, удрев-няя дату этого процесса примерно на полтысячелетия по отношению к принятой ранее. При этом он полагал, что появление в общинных могильниках захоронений чужого населения могло только на стадии распада первобытнообщинных отношений у окских народов. В качестве исходной территории миграции славян А.П. Смирнов определяет "области по Дону, где как отмечают византийские историки, жили антские племена".

Новым в работе А.П. Смирнова является указание на схожий погребальный обряд в могилах с кремацией и ингумацией, а так же разделение первых на "чисто" славянские и славянские, подвергшиеся влиянию финского обряда, где вещи разложены как при трупоположении. Заметим, что уровень исследованности археологических памятников на смежных территориях оставался в 50-ые гг. еще очень невысоким. И это, несмотря на неординарные аналитические способности и широкий научный кругозор, не позволило А.П. Смирнову более детально и всесторонне рассмотреть проблему происхождения обычая кремации в финских могильниках.

Предложенной А.П. Смирновым гипотезы придерживается целый ряд исследователей (Монгайт А. JL, 1961. С. 78 - 79; Монгайт А. Л., 1953. С. 167 - 173; Третьяков П. Н., 1957. С. 68; Третьяков П.Н., 1962. С. 268; Смирнов К.А., 1957. С. 3-4; Циркин A.B., 1963. С. 142; Циркин A.B., 1968.

С. 87). Ее использовали для доказательства более раннего по сравнению с общепринятым мнением продвижения славян на территории, заселенные поволжскими финнами. Аргументация строилась, исходя из выдвинутой теории, а не анализа конкретного материала. Тем не менее эта гипотеза некоторое время была общепринятой. На заключения археологов ссылались в своих работах этнографы (Козлов В.И., 1958. С. 46).

Мнения разошлись в ходе поиска конкретной территории, с которой шла миграция славян. А.Л. Монгайт в отличие от А.П. Смирнова считал, что проникновение славян в нижнее и среднее Поочье шло разным путями: в среднее Поочье переселялись верхнеокские вятичи, на территорию нижней Оки - кривичи (Монгайт А.Л., 1953. С. 168; Монгайт А.Л., 1961. С. 78 -79). П.Н. Третьяков называет для средней Оки в качестве исходной территории миграции славян верховья Оки (вятичи), а для Верхней Волги - сло-вен и кривичей (Третьяков П.Н., 1957. С. 68). А.П. Смирнов несколько позже полагал, что " первое проникновение славян в Верхнее Поволжье в IV-V веках шло с Днепра. Вторая колонизационная волна имела место в 1Х-Х1 веках. Она была связана с колонизационной деятельностью князей" (Смирнов А.П., 1957. С. 30). В следующей работе, вышедшей через четыре года, характеризуя наличие погребений, содержащих остатки кремации в марийских могильниках, А.П. Смирнов снова говорит о том, что "этот обряд трупосожжения восходит к полям погребальных урн и на территории Поволжья не может быть связан с местной погребальной традицией" (Смирнов А.П., 1961. С. 128).

Показательно, что в работе 1961 г. А.Л. Монгайт приходит к выводу об осложнении решения вопроса тем, что в среде археологов поныне идет спор о том, как выглядела сама восточнославянская культура в первой половине I тыс. н. э., и является ли культура полей погребений Черняховского типа славянской (Монгайт А.Л., 1961. С. 78).

Чуть позже, практически одновременно два исследователя выступили в печати с утверждением о балтской принадлежности погребений с трупо-сожжениями в могильниках поволжских финнов.

П.Н. Третьяков считал, что " находимые в рязанских могильниках привозные вещи являются в значительной мере балтскими, происходящими как из Поднепровья, так и из Прибалтики" и что непосредственные контакты у рязанских финно-угров могли быть лишь с верхнеокскими бал-тами (Третьяков П.Н., 1966. С. 238-239). Заметим, что исходная территория миграции в построениях П.Н. Третьякова осталась той же, однако их население вслед за инвентарем получило другое этническое определение.

Более подробно разработкой этой гипотезы занимался В.В. Седов на примере Борковского и Кузьминского могильников (20 трупосожжений). На основе анализа ориентировки и инвентаря погребений он предполагает смешанный характер населения, оставившего эти памятники (Седов В.В.,

1966. С. 91). Трупоположение с меридиональной ориентировкой В.В. Седов связывает с финским населением, а трупоположения с восточной ориентировкой и трупосожжения - с балтами. В качестве аргументов балтской принадлежности используется нехарактерные для финнов восточная ориентировка и инвентарь, имеющий многочисленные аналогии в древностях балтских племен (Седов В. В., 1966. С. 96-100).

Точка зрения В.В. Седова о восточной ориентировке погребенных как присущей исключительно балтам вскоре была подвергнута критике (Смирнов А.П., 1971. С. 137). Восточная ориентировка известна в могильниках пьяноборской культуры (Агеев Б.Б., 1992. С. 22), встречена в могильнике Чем-шай на Чепце (Смирнов А. П., 1952. С. 202), в могильнике бассейна Вычегды, в памятниках мазунинской культуры (Генинг В.Ф.,

1967. С. 12), в Сайгатском могильнике (Стоянов В.Е., 1962. С. 119).

В.М. Зубарева и Ю.А. Краснов, основываясь на работе В.В. Седова, выдвинули "самые серьезные" возражения против доказательства A.B.

Циркиным вятичского влияния на мордву путем привлечения случаев тру-посожжений. Они считали, что методический подход A.B. Циркина к этому вопросу не верен. Ошибочность его состоит в том, что " в отличие от других исследователей, подходивших к случаям трупосожжения в финно-угорских могильниках с большой осторожностью, дифференцированно, далеко не все случаи их объясняя славянским влиянием, он (то есть A.B. Циркин) отвлекается от всех деталей погребального обряда, от тех вещей, которые находят при трупосожжениях" (Зубарева В.М., Краснов Ю.А., 1969. С. 285). В то же время авторы считают, что неупомянутые A.B. Циркиным соображения В.В. Седова о балтской принадлежности трупосожжений хорошо аргументированы.

Таким образом, можно говорить о возникновении в конце 60-ых гг. по данному вопросу некой дискуссии. Ее итоги подвел А.П. Смирнов в своей статье, посвященной ответу на критическую статью В.М. Зубаревой и Ю.А. Краснова (Зубарева В.М., Краснов Ю.А., 1970. С. 310-314) по поводу новой работы A.B. Циркина (Циркин A.B., 1968. С. 2-112 ): " при нынешнем состоянии наших знаний и точка зрения о славянской принадлежности кремированных покойников, и мнение об их балтской принадлежности имеют равное право на существование. Обе гипотезы имеют слабые стороны"( Смирнов А.П., 1971. С. 137).

В этой работе А.П. Смирновым впервые была высказана мысль о том, что к погребениям, содержащим остатки трупосожжений, нужно подходить дифференцированно в зависимости от деталей погребений. Он выделил два типа подобных погребений: "первый, когда погребали в обычной формы могилах, нередко с раскладкой вещей в порядке, применяемом для трупоположений. Кремированные кости рассыпали по дну ям, или ссыпали кучкой." Такие погребения А.П. Смирнов связал с инфильтрацией населения с севера, из области Прикамья, однако не исключив возможности, что данный "обряд сложился в результате ассимиляции местного

населения славянами", так как в "могильниках зарубинецкой культуры встречены могильные ямы вытянутой формы". Второй тип могил, содержащих остатки трупосожжений, характеризуется ямами круглой или под-квадратной формы, в которых находились кремированные кости и вещи. Эти погребения А.П Смирнов связывает со славянами (Смирнов А.П., 1971. С. 137).

Если опустить этническую интерпретацию, то в этой работе было найдено одно из конкретных направлений решения проблемы происхождения обряда кремации в финских могильниках - это их детальный анализ и сопоставление уже на его основе с подобными памятниками на смежных территориях. На одну из них - Прикамье - А.П. Смирнов указал именно в этой работе.

В конце 60-ых гг. Г.А. Архипов впервые обобщил данные о погребениях с остатками трупосожжений из марийских могильников. Однако вопросы интерпретации он не поднимал (Архипов Г.А., 1967. С. 37).

В.Ф. Генинг в ответе на вопросы в ходе конференции, посвященной проблемам "Происхождения марийского народа" предположил, что " появление обряда трупосожжения (в марийских могильниках - О.Б.) нужно связывать с появлением древнетюркских и угорских племен с востока, из Сибири и Казахстана" (Генинг В.Ф., 1967а. С. 278). Что же касается предков мордвы, марийцев и чувашей, то по мнению В.Ф. Генинга обряд трупосожжения мог быть связан и с какими-то изменениями в идеологии, социально-экономическом развитии местного населения, в частности, интенсивным развитием подсечно-огневого земледелия (Генинг В.Ф., 1967. С. 278). Этот новый взгляд на решение рассматриваемой проблемы - стадиальный, формируется с конца 50-60 гг. А.Х. Халиков считал, что "обряд трупосожжения у марийцев скорее всего был связан с развитием подсечно-огневой системы земледелия и возник, вероятно, на базе обряда позднего-родецких племен, сыгравших основную роль в формировании древнема-

рийских племен"( Халиков А.Х., 1962. С. 180). Точка зрения, высказана в вероятностной форме и никак не аргументирована автором. Вместе с тем, анализ культур, в погребальных памятниках которых зафиксированы остатки трупосожжений, показывает, что далеко не все из них занимались подсечно-огневым земледелием. Население ванвиздинской и юдинской культур занималось в основном охотой и рыболовством и при этом часть умерших хоронило по обряду трупосожжения (Розенфельдт P.JL, 1987. С. 120; Могильников В.А., 1987. С. 175). Кроме того, археологам до сих пор не известны погребальные памятники городецких племен, что не позволяет судить об их погребальных традициях (Миронов В.Г., 1995. С. 68).

А.Е. Алихова более определенно считала трупосожжения погребениями знати (Алихова А.Е., 1959. С. 14).

Особой точки зрения на погребения с остатками трупосожжений придерживалась Е.И. Горюнова. Она полагала, что сжигание трупов было явлением, исторически связанным с определенным мировоззрением, и существовало с эпохи бронзы у большинства на родов Евразии, в том числе у многих поволжских народностей (Горюнова Е.И., 1956. С. 75).

У ряда исследователей существует убеждение, что обряд сожжения наряду с трупоположением практиковался в Восточном Поволжье у населения ананьинской культуры (Третьяков П. Н., 1957. С. 67). Действительно, в одном из погребений Ананьинского могильника, согласно описанию исследователя, женский костяк был вытянут в направлении с северо-востока на юго-запад и залегал в толстом слое углей на глубине аршина от поверхности дюны и "сплошь состоял из совершенно перегорелых костей. Найденные при нем бусы и бронзовые бляшки также совершенно перегорели" (Збруева A.B., 1952. С. 111). По мнению Пономарева труп женщины со всеми ее украшениями и сопровождающими вещами был сожжен на костре на месте погребения. Но справедливо замечание A.B. Збруевой, что костяк, сожженный на костре, вряд ли мог сохранить анатомический поря-

док и ориентировку, как это было в данном случае. Она считает, что костяк сгорел в результате того, что при подсыпке в могилу углистого слоя из жертвенного костра угли не совсем потухли и вследствие каких-то причин разгорелись в засыпанной могиле (Збруева A.B., 1952. С. 118). Таким образом, это обычное трупоположение, традиционное для погребальной практики ананьинского населения, имевшего ближайшее отношение к древним финно-уграм. Аналогичным образом, видимо, можно объяснить и погребения, содержащие кальцинированные человеческие кости, зафиксированные в могильниках пьяноборской культуры. Однако, даже если это действительно погребения с остатками целенаправленных трупосожжений, они значительно отличаются по способу их совершения от погребений с остатками кремации в могильниках поволжских финнов. В последних все сожжения были совершены на стороне, а не в самой яме, как это зафиксировано в ананьинскую и пьяноборскую эпохи.

Нужно отметить, что вплоть до нач. 70-ых годов мнение об основной роли миграции как причине появления погребений с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов, было преобладающим. У его сторонников существовала хотя и не совсем удовлетворительная, но система аргументации. Исследователей, разделяющих мнение о самостоятельном происхождении обряда кремации у различных народов, было гораздо меньше. Они меньше внимания уделяли аргументации, допускали неточности.

К началу 70-ых гг., таким образом, к интерпретации погребений с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов сложилось четыре подхода: миграционный, социальный, стадиальный и подход, предполагавший независимое возникновении одинаковых обрядов у различных племен.

В 70-ые до сер. 80-ых гг. интерес к данной проблеме снижается. В 70-ые годы известно лишь одно упоминание о погребениях, содержащих

остатки трупосожжений, в могильниках поволжских финнов. Оно сделано в книге В. И. Вихляева "Древняя мордва Верхнего Посурья и Пимок-шанья" (1977) и относится к пензенским могильникам мордвы. Автор отмечает, что обычай сжигания некоторых трупов в пензенских могильниках явление спорадическое и "едва ли их надо связывать с развитием подсечного земледелия". По мнению В.И. Вихляева, здесь имело место заимствование (Вихляев В.И., 1977. С. 48).

В конце 80-ых гг. ситуация начинает меняться. Интерес к погребениям, содержащим остатки трупосожжений в могильниках поволжских финнов, снова возрастает. К этому времени раскопано более 120 могильников поволжских финнов. Погребений, содержащих остатки трупосожжений, накопилось достаточно для того, чтобы они стали предметом отдельного исследования.

Внимание исследователей, ранее сосредоточенное в большей степени на погребальном инвентаре, было обращено в сторону погребального обряда. Начался процесс систематизации данных погребального обряда в целом и обряда трупосожжения в частности. Здесь можно отметить работы В.В. Гришакова и Ю.А. Зеленеева по муромским и мордовским могильникам (Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1987. С. 16-18; Зеленеев Ю.А., 1986. С. 96-100; Зеленеев Ю.А., 1990. С. 115-126; Зеленеев Ю.А., 1992. С. 64), а также работы Р.Ф. Ворониной и О.В. Зеленцовой по среднецнинским могильникам мордвы (Воронина Р.Ф., Архив ИА РАН. Р-2. № 2531; Зеленцова О.В., Библиотека Мордовского НИИ ЯЛИЭ. РФ. И-14.81).

На территории Прикамья и Среднего Поволжья достаточно интенсивно изучается выделенная еще в конце 50-ых гг. именьковская культура, могильники которой содержат в большинстве своем погребения с остатками трупосожжений. Культура эта не местная, и в связи с этим встает целый ряд вопросов о том, откуда и какими путями носители именьковской культуры, переселялись в Прикамье и Среднее Поволжье. В это же время

В.В. Седовым высказано мнение о том, что мерянская культура, была создана финноязычными племенами вместе со славянами, расселившимися в VII в. в Волго-Клязьминском междуречье (Седов В.В., 1997. С. 223). При подобной постановке вопроса погребения, содержащие остатки трупо-сожжений, в могильниках Поволжских финнов и проблема их происхождения приобретают немаловажное значение.

Первая попытка сравнения погребений именьковской культуры с погребениями, содержащими остатки трупосожжений, в могильниках поволжских финнов относится еще к концу 60-ых гг. и принадлежит В.Ф. Ге-нингу. В конце 80-ых - нач. 90-ых гг. подобные попытки возобновляются. Анализируя погребения с остатками трупосожжений, В.В. Гришаков и Ю.А. Зеленеев приходят к выводу, что они по форме могильных ям разделяются на две группы. Трупосожжения, зафиксированные в ямах подпря-моугольной формы с отвесными стенками, по мнению авторов, по основным признакам совпадают с общепринятым ритуалом захоронения финнов Западного Поволжья. Трупосожжения, помещенные в ямы округлой формы "стоят несколько особняком" и находят аналогии в Безводнинском, Кочкинском могильниках, а так же памятниках именьковской культуры. (Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1987. С. 17). Нужно отметить, что авторы очень осторожны в вопросах интерпретации и, отмечая сходство погребений, не делают выводов о " преемственности и генезисе обряда трупосожжения" в раннесредневековых культурах Среднего Поволжья." Подобный подход можно отметить и в работе А.Е. Рябинина, посвященной анализу материалов мерянского Поповского могильника: " прямые параллели с обрядом Поповского могильника устанавливаются пока лишь по материалам Рождественского могильника (принадлежащего именьковской культуре - О.Б.), исследованного на притоке Камы в самых низовьях реки" (Рябинин А.Е., 1989. С. 154).

Серьезные изменения произошли во взглядах А.Х. Халикова. Сравнивая погребения марийских могильников с остатками трупосожжений с именьковскими погребениями, исследователь пришел к заключению, что " под воздействием именьковских племен, для погребальной обрядности которых была характерна полная кремация, вероятно произошли некоторые изменения в погребальном обряде азелинцев, где начинают отмечаться следы трупосожжения. Причем не только в памятниках, расположенных в зоне азелинско-именьковского контакта, но и значительно севернее. В наиболее поздних азелинских и древнейших марийских могильниках трупосожжения встречаются значительно чаше" (Халиков А.Х., 1987. С. 85).

Важно отметить, что в названных выше работах сравнение проводится на основе анализа всех характеристик погребального памятника, то есть учитывается не только факт сожжения умершего перед помещением в землю, но и особенности устройства погребального сооружения, расположения останков погребенного и погребального инвентаря. Однако анализируя погребальный обряд отдельных племенных групп (муромы или мордвы), исследователи приходят к выводу, что погребения, содержащие остатки трупосожжений, характерны для могильников всех племенных групп поволжских финнов. Поэтому вопросы об общих чертах и различии, а также происхождении появления этих погребений в могильниках поволжских финнов в целом не возникают.

В работах Ю.А. Зеленеева присутствует два варианта объяснения появления погребений, содержащих остатки трупосожжений, в могильниках поволжских финнов. В первом они связываются с одной стороны с традициями местного городецкого населения, а с другой, часть их объясняется миграцией балтов (Зеленеев Ю.А., 1988. С. 85).

Таким образом, автор подходит к анализу происхождения погребений с остатками трупосожжений дифференцированно и возникновение разных типов трупосожжений объясняет разными причинами. Однако

погребальный обряд племен городецкой культуры как уже было сказано выше до сих пор не известен. Даже если предположить, что племена городецкой культуры практиковали трупосожжение, возникает вопрос: почему могильники поволжских финнов появляются на территориях, ранее заселенных племенами городецкой культуры, в III в., а погребения, содержащие остатки трупосожжений, только в IV в. и то в очень небольших количествах, тогда как в дальнейшем их становится гораздо больше, хотя казалось бы с ассимиляцией местного населения, т. е. племен городецкой культуры их погребальные традиции должны были вытесниться погребальными традициями пришельцев.

Возникновение другой группы погребений автор связывает с балта-ми. Однако если речь идет о племенах именьковской культуры, то вопрос об этносе ее носителей до сих пор окончательно не решен. Кроме того, какие либо аргументы в данной работе не представлены.

В другой работе, посвященной выделению основных моделей погребального обряда мордвы, Ю.А. Зеленеев также выделяет две модели погребений, содержащих остатки трупосожжений (модели 13 и 15). Обе они относятся к группе мало распространенных (модели 9-17), появление которых автор считает более реальным связывать с иноэтничным влиянием (Зеленеев Ю.А., 1990. С. 120). Подробнее на происхождении погребений каждой из мало распространенных моделей автор не останавливается.

Последней работой, в которой появление погребений, содержащих остатки трупосожжений, в могильниках поволжских финнов, объясняется иноэтничным влиянием, является монография A.B. Циркина. Исследователь соглашается с высказанным ранее мнением, что трупосожжения нельзя считать специфическим признаком какой-либо одной культуры, однако тут же признает, что для мордовских племен обряд кремации не был характерен, а следовательно "его возникновение следует признать связанным с иноземным, славянским влиянием" (Циркин A.B., 1987. С. 28).

В качестве аргументации этой гипотезы автор использует показатели процентного отношения количества погребений, содержащих остатки тру-посожжений к общему числу погребений в могильнике. На основе анализа погребений Шокшинского могильника (сам анализ в тексте монографии не представлен) автор приходит к выводу о том, что формы трупосожжений и трупоположений сходны, что погребения с кремацией в основном являются мужскими и сконцентрированы в южной части кладбища; бедные тру-посожжения датируются 8-10 вв. ( Циркин A.B., 1987. С. 29). В остальном аргументация A.B. Циркина является повторением доказательств, приведенных в работах А.П. Смирнова (Циркин A.B., 1987. С. 30-32). В исследовании использованы материалы лишь одного могильника, какой-либо детальный анализ погребений не проводится, и, гипотеза, выдвинутая автором, остается не доказанной.

Таким образом, к настоящему времени сложилось несколько взглядов на проблему происхождения в могильниках поволжских финнов погребений, содержащих остатки трупосожжений. Однако ни одна из гипотез на сегодняшний день не является достаточно аргументированной и общепринятой, так как анализа по единым принципам всего массива погребений с остатками трупосожжений для поволжского региона еще не предпринималось.

Заключение диссертации по теме «Археология», Букина, Ольга Викторовна

2 Выводы о хронологическом распределении того или иного признака или сочетания признаков погребений в рамках территориально-хронологических групп носят характер тенденций, так как большинство погребений датировано в пределах двух веков, а часть погребений не была датирована. ний на данном этапе зафиксировано одно парное погребение - мужское трупосожжение при женском детском трупоположении.

В рамках У1-У11 вв. датировано 29 трупосожжений. Среди них также преобладают мужские захоронения (16 погр.), 4 погребения определены как женские, одно - как детское, восемь погребений остались неопределенными. Таким образом, количество трупосожжений увеличилось почти в три раза. Форма могильной ямы зафиксирована в 17 погребениях (прямоугольная). Преобладает компактное расположение кальцинированных костей (28 погр.), лишь в одном погребении кости были рассыпаны по всему дну могильной ямы. Это погребение характеризуется также расположением вещей без видимого порядка по всему дну могильной ямы. В большинстве неопределенных (малоинвентарные) и женских (одно малоинвентарное, два - с височными кольцами, одно - с головным убором) погребений инвентарь уложен компактно на скопление костей, в большинстве мужских погребений инвентарь разложен в порядке, обычном для трупоположения. Среди мужских погребений 5 малоинвентарных, три - с поясным набором, остальные захоронения содержали оружие (8 погр.), детали поясных наборов, в одном погребении зафиксирован комплекс женских украшений - дар. Женские погребения почти все, по прежнему, малоинвентарные.

Пять погребений Шокшинского могильника датированы VII-VIII вв. и выделены были в первую переходную группу (три мужских и два женских). Все они были совершены в прямоугольных могильных ямах антропометрических размеров (исключение составляет одно женское погребение, возможно подростковое), кости уложены компактно, вещи разложены в порядке, обычном для трупоположения. Все три мужские погребения сопровождались оружием, два - деталями поясных наборов, одно - даром. В женских погребениях (2) зафиксированы височные кольца.

На следующем этапе (УШ-1Х вв.) известно 15 погребений, происходящих из Шокшинского могильника. Среди них 6 мужских, 6 женских, одно детское и 2 неопределенных. Таким образом, на данном этапе количество мужских и женских погребений уравнивается. Все захоронения, по-прежнему, совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляет одно мужское мало-инвентраное погребение). В большинстве (14) погребений кальцинированные кости были уложены компактно, в одном погребении IX в. - рассыпаны по всему дну могильной ямы. В мужских и женских погребениях преобладает расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Компактное расположение инвентаря зафиксировано всего в 4 погребениях (2 женских, детское и неопределенное). Среди мужских погребений преобладают погребения с оружием и деталями поясных наборов, в женских -в 3 погребениях был зафиксирован головной убор, в трех - височные кольца. Семь неопределенных погребений оказались малоинвентарными.

Известно два парных погребения. Это - безинвентарные (возможно детские) трупосожжения при женских трупоположениях.

Довольно большая группа погребений Шокшинского могильника (16) датирована в рамках 1Х-Х вв. и включена во вторую переходную группу. Среди них 8 мужских погребений, 6 женских и 2 неопределенных. Следовательно, соотношение мужских и женских трупосожжений примерно сохраняется. Форма могильной ямы (прямоугольная) зафиксирована в 14 погребениях. Кальцинированные кости во всех погребениях уложены компактно. В половине погребений инвентарь уложен компактно на скопление костей, в половине разложен в порядке, обычном для трупоположения. Нужно отметить, что расположение инвентаря в порядке трупоположения преобладает в мужских захоронениях, а компактное расположение на костях - в женских. Среди мужских погребений преобладают погребения с оружием и деталями поясных наборов, среди женских в двух погребениях был зафиксирован головной убор, в четырех - височные кольца. Три неопределенных погребения данной группы оказались малоинвентарными. Известно также одно тройное трупосожжение (мужское, женское и детское).

В группу X-XI вв. включено 6 погребений Шокшинского могильника. Среди них 3 мужских, 2 женских и одно детское погребение. Таким образом, общее число трупосожжений сокращается, но соотношение между мужскими и женскими захоронениями сохраняется. Пять погребений совершены в могильных ямах прямоугольной формы, одно - в могильной яме округлой формы (X в.). Данное погребение, а также два захоронения с прямоугольной формой ямы имели неатнропометрические размеры. Преобладает компактное расположение кальцинированных костей и компактное размещение инвентаря на скоплении костей. Мужские погребения сопровождались поясным набором, в двух случаях - оружием, женские погребения - височными кольцами. Известно одно мужское подростковое трупосожжение при мужском трупоположении. * *

Появление обычая кремации в среде населения, оставившего рязано-окские могильники, фиксируется по 10 погребениям IV-V вв. В VI-VII вв. количество сжигаемых возрастает в среднем в три раза. На протяжении IV-VII вв. кремация была более распространена среди мужчин, известные женские погребения с кальцинированными костями в это время немногочисленны. Основную массу составляют одиночные погребения, что соответствует характеру могильников в целом.

Сожжение умерших происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Выбранные из погребального костра кальцинированные кости укладывались компактно в могильные ямы прямоугольной формы. Размеры ям примерно соответствуют (или немного превосходят, что более характерно для ранних погребений) параметрам тела умершего. Вещи размещались двумя способами: компактно на скоплении костей или раскладывались в таком же порядке, как и при трупоположении. Второй способ более распространен в мужских погребениях, первый характерен для ранних погребений, а также для женских. Среди мужских погребений малоинвентарных немного. В большинстве случаев мужские захоронения сопровождались разнообразным инвентарем, в состав которого входили оружие и (или) детали поясного набора. Женские погребения в целом сопровождались меньшим количеством инвентаря, только в двух погребениях зафиксирован головной убор, в двух - височные кольца. Наряду с этим в рязано-окских могильниках известно несколько безинвентарных и около десятка малоинвентарных неопределенных погребений.

Особенностью данного круга памятников является наличие наряду с одиночными трупосожжениями и трупоположениями небольшого количества парных погребений, содержащих остатки трупосожжения и трупо-положения. Раннее такое погребение (мужское трупосожжение при женском детском трупоположении) датируется IV-V вв.

Дальнейшая эволюция обычая кремации прослеживается по материалам погребений VIII-XI вв., происходящих из Шокшинского могильника. Численность сжигаемых умерших сохраняется примерно на том же уровне вплоть до X в. и снижается только на протяжении X-XI вв. Соотношение мужских и женских погребений показывает, что с VIII в. среди женщин кремация становится не менее распространенной, чем среди мужчин.

Правила устройства могильного сооружения не меняются, сохраняется и представление о необходимости компактного расположения костей в могильной яме. Представление о расположении инвентаря на протяжении

УШ-Х1 веков постепенно изменяется. В УН-1Х вв. в большинстве погребений инвентарь разложен в порядке, обычном для трупоположения. Однако уже в IX в. сначала в женских, а потом и в мужских погребениях, инвентарь снова укладывют компактно на скопление костей. В Х-Х1 вв. этот способ размещения инвентаря преобладает. Состав вещей, предназначенных для сопровождения умерших почти не меняется. Мужские погребения в целом более насыщенные инвентарем в количественном отношении, чем женские, содержат в качестве обязательного элемента оружие и (или) детали поясных наборов. Женские погребения почти все сопровождаются височными кольцами, единичные погребения - головными уборами.

Кроме одиночных трупосожжений в Шокшинском могильнике известны также парные погребения, содержащие остатки трупоположения и трупосожжения. Однако в отличие от подобного погребения рязано-окских могильников почти все они представляют собой женские (в двух случаях также с ребенком) трупосожжения при мужских трупоположениях.

4.2. Верхнесурские могильники мордвы.

В данной группе могильников известно всего 7 трупосожжений: одно мужское, 2 женских и 4 неопределенных. Датировано только пять погребений. Два из них относятся к IV в., два - к VII в., одно погребение датировано в рамках IV-VII вв. (табл. 9.2). Все погребения были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с размерами, соответствующими размерам тела умершего(или немного превышающими размеры тела умершего). Преобладает компактное расположение кальцинированных костей. Исключение составляет безинвентарное погребение IV в., в котором кости были рассыпаны по всему дну могильной ямы. Преобладает также компактное расположение инвентаря: на скоплении костей (2 погр.) и отдельно от него (3 погр.). Известно только одно неопределенное и одно мужское погребение VII в. с размещением инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. В состав инвентаря данного погребения входили оружие и поясной набор, в составе инвентаря обоих женских погребений зафиксирован головной убор, неопределенные погребения - малоинвентарные. * *

Таким образом, у населения, оставившего верхнесурские могильники, обычай кремации не был столь распространен как, например, среди раза-но-окского населения. Он представлен всего несколькими погребениями. Два из них датированы IV в., два - VII в. Следовательно между ними существует хронологический разрыв. Известны мужское и женские захоронения. Это одиночные погребения, содержащие остатки трупосожжения, произведенного вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из костра и укладывались компактно (исключение одно погребение - кости рассыпаны по всему дну ямы) в могильные ямы прямоугольной формы с размерами, соответствующими размерам тела умершего. Известно несколько способов расположения инвентаря. Ни один из них не является преобладающим. Одно погребение не содержало инвентаря, половина захоронений (3) оказались малоинвентарными, половина - содержала разнообразный инвентарь, в том числе: оружие и поясной набор в мужском, головной убор в женских погребениях.

4.3. Нижнесурские могильники мордвы.

Погребения данной группы3 разделены на три хронологических группы: IV-V вв., VI-VII вв., VIII- нач. IX в. (табл. 9.3).

В группу IV-V вв. включено три погребения: одно мужское, одно женское и детское. Все они были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами за исключением муж

3 Не датированы 12 безинвентраных трупосожжений. ского малоинвентарного погребения. Кальцинированные кости во всех погребениях уложены компактно, инвентарь также уложен компактно, в двух случаях на скоплении костей, в одном - отдельно. Детское погребение также как и мужское было малоинвентарным, в женском среди прочих вещей зафиксирован головной убор.

К группе VI-VII вв. относится 23 погребения: 14 мужских, 7 женских и 2 неопределенных. Количество трупосожжений, таким образом, значительно возросло, мужские погребения по численности в два раза превосходят женские. Все погребения были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с атнопрометрическими размерами за исключением одного малоинвентарного мужского погребения. Среди мужских и женских погребений преобладает компактное расположение кальцинированных костей (только в 4 погребениях кости были рассыпаны по всему дну могильной ямы) и расположение инвентаря в порядке, обычном для трупо-положения (только в 5 погребениях инвентарь был уложен компактно: в 2 случаях на скоплении костей, в трех - отдельно). Женские погребения являются малоинвентарными, за исключением двух погребений с височными подвесками. Среди мужских погребений наоборот только 4 относится к малоинвентарным, в 10 погребениях зафиксированы поясные наборы, оружие, в одном погребении - дар.

К третье группе - VIII- нач. IX вв. - относится 5 одиночных мужских погребений Волчихинского могильника. Все они совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами. В трех погребениях кости были уложены компактно, в двух - рассыпаны по всему дну могильной ямы. Инвентарь во всех погребениях был разложен в порядке, обычном для трупоположения. Одно погребение было малоинвентарным, в остальных зафиксированы оружие, поясные наборы (в одном погребении - дар). Кроме одиночных трупосожжений в VIII- нач. IX в. известно одно парное трупосожжение (мужское и женское).

5¡S * *

У населения, оставившего нижнесурские могильники, появление обычая кремации в небольшом количестве фиксируется по отдельным погребениям IV-V вв. Основная масса трупосожжений относится к VI-VII вв., в VIII- нач. IX в. количество трупосожжений опять снижается. Большинство погребений представляет собой одиночные захоронения. В IV-V вв. встречено по одному мужскому и женскому погребению, в последующее время обычай кремации был в основном распространен среди мужчин. Мужские погребения VI-VII вв. по численности в два раза превосходят женские, а в VIII- нач. IX в. известно пять мужских и только одно женское трупосожжение в составе парного погребения.

Сожжение происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и укладывались компактно на дно могильных ям прямоугольной формы. Размеры могильным ям примерно соответствовали размерам тела умерших. В погребениях IV-V вв. зафиксировано компактное размещение инвентаря на скоплении костей. В дальнейшем представление о правилах расположения инвентаря изменяется. В VI - нач. XI в. инвентарь раскладывали в порядке, обычном для трупоположения. В то же время на последнем этапе (в VIII -нач. IX в.) появляются погребения, в которых кальцинированные кости разложены по всему дну могильной ямы.

Ранние мужское и детское погребения (IV-V вв.) являются малоинвентарными, женское погребение наоборот сопровождалось разнообразным инвентарем, включающим головной убор. В последующее время (VI-нач. IX в.) ситуация меняется. В большинстве мужских погребений зафиксированы оружие и детали поясных наборов, женские погребения почти все - малоинвентарные, только в двух зафиксированы височные подвески с грузиком.

4.4. Мордовские могильники бассейна реки Теша (тешские).

Погребения данной группы4 разделены на четыре хронологических группы: IV - нач. V вв., У-У1 вв., УИ вв., 1Х-Х в. (табл. 9.4).

В группу IV- нач. V вв. включено три женских погребения. Все они были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами. В двух погребениях кальцинированные кости были уложены компактно (эти погребения кроме того оба малоинвентарные), в одном - рассыпаны по всему дну могильной ямы (с височной привеской). Во всех погребениях инвентарь был разложен в порядке, обычном для тру-поположения.

К группе У-У1 вв. относится 7 погребений: 3 мужских, 2 женских и 2 неопределенных. Погребения совершены в могильных ямах прямоугольной формы (за исключением малоинвентарного мужского захоронения). Распространены два способа расположения кальцинированных костей: компактно (4 погр.) и по всему дну могильной ямы (3 погр.). Для всех погребений характерно расположение инвентаря в порядке, обычном для трупо-положения. Преобладают малоинвентарные погребения. Лишь в одном женском погребении зафиксированы височные подвески, в одном мужском - оружие, в одном - детали поясного набора.

К VII в. относится одно мужское погребений, совершенное в могильной яме прямоугольной формы с антропометрическими размерами, с компактным размещением кальцинированных костей и расположением вещей в порядке, обычном для трупоположения. В составе инвентаря - оружие.

К группе ГХ-Х вв. относится два погребения: мужское и неопределенное. Могильные ямы прямоугольной формы, антропометрических разме

4 В данной группе могильников не датировано одно безинвентарное погребение. ров. Кости уложены компактно. В мужском погребении с оружием и поясным набором вещи были разложены в порядке, обычном для трупополо-жения. В малоинвентарном неопределенном погребении инвентарь зафиксирован в засыпке могильной ямы. * *

У населения, оставившего могильники бассейна реки Теша, появление обычая кремации умерших по погребениям фиксируется с IV - нач. V в. Поздние трупосожжения датируются 1Х-Х вв. В то же время в могильниках данной группы известно всего немногим более десятка трупосожжений, и большинство из них относится к У-У1 вв. Таким образом, у населения, оставившего памятники в бассейне реки Теша, обычай кремации не был распространен и встречается спорадически в количестве одного-нескольких погребений на протяжении всего времени функционирования могильников.

Все трупосожжения собой одиночные захоронения. На раннем этапе (IV- нач. V в.) они представлены тремя женскими малоинвентарными погребениями. Сожжение происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Выбранные из погребального костра кальцинированные кости укладывались компактно на дно прямоугольной могильной ямы (в одном погребении - кости были разложены по всему дну). Размеры ям примерно соответствуют размерам тела умерших. Немногочисленный инвентарь раскладывался в порядке, обычном для трупоположения.

На втором этапе (в У-У1 вв.) количество погребений с учетом его большей длительности остается прежним. Кремация начинает практиковаться и среди мужчин. Регламентации, касающиеся могильного сооружения, способов расположения кальцинированных костей, количества инвентаря и способов его расположения сохраняются.

К следующему этапу (VII в.) отнесено всего одно мужское погребение. По общей характеристике оно примыкает к погребениям предыдущего этапа. В составе инвентаря как и в одном из погребений У-У1 вв. зафиксировано оружие. Отдельную группу составляют два погребения (мужское и неопределенное), датированных 1Х-Х вв. По своим признакам данные погребения не отличаются от захоронений предыдущих этапов, хотя между ними существует хронологический разрыв. В мужском погребении кроме оружия зафиксированы детали поясного набора.

4.5. Марийские могильники.

Погребения данной группы разделены на две основные хронологические группы: У-VII вв., 1Х-Х в. (табл. 9.5).

В группу У-УП вв. включено 11 погребений Младшего Ахмыловско-го могильника: 5 мужских, 3 женских и 4 неопределенных. Форма могильной ямы зафиксирована в 10 погребениях. Семь из них были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами, три - в могильных ямах округлой формы. Распространены два способа размещения кальцинированных костей: компактно (5 погр.) и по всему дну могильной ямы (6 погр.). Способы расположения инвентаря разнообразны. Преобладают два: в порядке, обычном для трупоположения (4 погр.) и компактно на скоплении костей (5 погр.). Известно одно погребение, в котором инвентарь уложен компактно отдельно от скопления костей и еще одно погребение, в котором инвентарь был без видимого порядка разложен по всему дну могильной ямы. Преобладают мужские погребения с оружием и поясными наборами, из них два погребения с даром. В женских погребениях встречены височные подвески.

В вторую группу (Х-Х1 вв.) включено 26 погребений: 18 мужских, 7 женских и одно неопределенное. Форма могильной ямы - прямоугольная -зафиксирована в 24 погребениях. Из них 16 имели антропометрические размеры, восемь - неантропометрические: среди них семь мужских и одно женское. Среди мужских погребений преобладает компактное расположение кальцинированных костей (всего в трех погребениях кости были рассыпаны по всему дну могильной ямы, в одном - помещены в урну) и расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения.

Все мужские погребения сопровождалось поясными наборами, большинство также оружием, в четырех погребениях зафиксирован комплекс женских украшений - дар. У женских погребений преобладает также компактное расположение кальцинированных костей и расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. В составе инвентаря большинства женских погребений зафиксирован головной убор, в двух погребениях - только височные подвески.

Кроме одиночных трупосожжений в марийских могильниках этого времени известно также три парных погребения. Одно из них содержало остатки двух сожжений (мужского и женского), два - остатки мужских трупоположений и женских трупосожжений. * *

Появление обычая кремации фиксируется в марийских могильниках с V в. Первый этап его развития связан с погребениями Младшего Ахмы-ловского могильника V-VII вв. Все трупосожжения представляют собой одиночные захоронения. Среди них известны мужские и женские погребения. При этом среди мужчин кремация была более распространена.

Сожжение умерших происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и укладывались компактно или рассыпались по всему дну могильной ямы. Преобладают могильные ямы прямоугольной формы с размерами, соответствующими размерам тела умершего. Известно также три погребения, совершенных в могильных ямах округлой формы (малоинвентарные). Зафиксировано два способа размещения костей: компактно и по всему дну ямы. Среди способов расположения инвентаря преобладают также два: компактно на костях и в порядке обычном для трупоположения. Безинвен-тарные трупосожжения на данном этапе не известны, малоинвентарные немногочисленны. Мужские погребения в составе инвентаря содержат оружие и детали поясных наборов, женские - височные подвески.

Вторая группа трупосожжений из марийских могильников датируется X-XI вв. Таким образом, между ними существует хронологический разрыв. Возможно, это объясняется отсутствием исследованных марийских могильников VIII-IX вв. Остатки трупосожжения, произведенного вне пределов могильной ямы, помещались в виде скопления на дно могильной ямы. Все погребения совершены в могильных ямах прямоугольной формы. Преобладают ямы с размерами, соответствующими размерам тела умерших. Однако значительна и группа погребений с могильными ямами, недостаточными для предполагаемого размещения тела умершего. Инвентарь размещался в порядке, обычном для трупоположения. Как и на предыдущем этапе в марийских могильниках X-XI вв. не известны безин-вентарные трупосожжения. Малоинвентарные трупосожжения не многочисленны, а большинство погребений содержит многочисленный разнообразный инвентарь, среди которого в мужских погребениях зафиксированы оружие и детали поясных наборов, в женских - головные уборы.

На втором этапе кроме одиночных трупосожжений известно также три парных погребения: одно парное трупосожжение и два мужских трупоположения с женскими трупосожжениями. В этом отношении марийские могильники X-XI вв. напоминают погребения Шокшинского могильника.

4.6. Мерянские могильники.

Основная масса исследованных погребений данной группы (15) датируется в рамках VI-VII вв. н. э. (табл. 9.6). Среди них 6 мужских, 5 женских и 4 неопределенных погребения5. Большая часть их происходит из Поповского могильника.

Особенностью погребений данной группы является широкое распространение наряду с ямами прямоугольной формы могильных ям округлой формы, причем все они имели неантропометрические размеры. Специфичны также способы размещения кальцинированных костей и инвентаря. В большинстве погребений (Поповский могильник) кости и инвентарь зафиксированы в засыпке могильных ям. В Хотимльском и Сарском могильниках кости и инвентарь были уложены компактно на дне могильных ям.

Погребения данной группы отличаются небольшим количеством инвентаря в погребении. Безинвентарные и малоинвентарные погребения составляют половину всех трупосожжений. В 5 мужских захоронениях в составе инвентаря зафиксированы детали поясных наборов, в составе двух женских - головной убор (нагрудная бляха). * *

Возникновение обычая кремации в среде населения, оставившего немногочисленные мерянские могильники, фиксируется по погребениям VI в. Основную массу составляют погребения Поповского могильника, расположенного в Костромской области на р. Унже. Особенностью этого могильника является то, что он полностью состоит из трупосожжений. Большинство трупосожжений относится к VI-VII вв. Это одиночные погребения. Число мужских и женских захоронений примерно одинаково.

Сожжение умерших происходило вне пределов могильных ям, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и пемещались в могильные ямы. Особенностью "мерянских" трупосожжений является использование для погребения остатков сожжения в равной мере могильных ям прямоугольной и округлой формы. Большинство ям имело

5 Не датировано одно мужское погребение. размеры не достаточные для предполагаемого размещения тела умерших. Эти могильные ямы относятся видимо к иной традиции, не связанной с трупоположениями. Кроме того, в большинстве погребений кальцинированные кости зафиксированы не на дне, а в засыпке могильной ямы. Там же располагался обычно немногочисленный инвентарь. Исключение составляют два погребения, происходящие из Сарского и Хотимльского могильников. В них кальцинированные кости и инвентарь были компактно уложены на дне могильных ям.

Особенностью мужских погребений является отсутствие в составе инвентаря предметов вооружения, хотя в большинстве случаев они сопровождались пряжками или поясными наборами. Инвентарь большинства женских погребений также немногочислен. Довольно значительно количество безинвентарных погребений.

В данной группе могильников известно также 6 трупосожжений, датированных Х-Х1 вв. Это погребения Новленского могильника. Они не были включены в анализ, так как их описание не содержит информации о размещении кальцинированных костей и инвентаря, а дает представление только о форме, размерах могильного сооружения и составе инвентаря. Могильные ямы сооружались прямоугольной формы с антропометрическими размерами. В составе инвентаря преобладают детали различных украшений. Таким образом, трупосожжения первого и второго периода отличаются по нескольким довольно значительным признакам.

4.7. Мордовские могильники бассейна реки Мокша.

Погребения, происходящие из могильников бассейна реки Мошки, были разделены на две хронологических группы: VII-VIII вв., 1Х-Х в. (табл. 9.7).

В группу УП-УШ вв. включено 36 погребений: 18 мужских, 10 женских, 2 детских и 6 неопределенных. Все погребения были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляют одно мужское и одно женское погребение). Преобладает компактное размещение кальцинированных костей (по всему дну ямы кости рассыпаны в четырех погребениях), а также размещение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Преобладают мужские погребения с оружием и поясными наборами, из них четыре погребения с даром. В восьми женских погребениях встречены височные подвески, два -малоинвентарные. В данную группу входят также два безинвентарных и шесть малоинвентарных погребений.

Кроме одиночных трупосожжений к данному времени относится также два парных трупосожжения. Одно погребение содержало остатки двух мужских сожжений, второе - остатки мужского и женского сожжений.

В вторую хронологическую группу (X-XI в.) включено 9 погребений, среди них 5 мужских и 4 женских. Погребения совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами ( исключение составляют одно мужское и два женских погребения). Преобладает компактное расположение кальцинированных костей и расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Все мужские погребения сопровождались поясными наборами или оружием, в женских погребениях среди прочего инвентаря зафиксированы височные подвески. Нужно отметить, что не в одном женском трупосожжении в составе инвентаря не был зафиксирован головной убор. К данной группе относится также четыре безинвентраных погребения. * *

Появление обычая кремации умерших в среде населения, оставившего могильники в бассейне реки Мокши, фиксируется по погребениям VII-VIII вв. К первому этапу функционирования примокшанских могильников (VII-VIII вв.) отнесено довольно значительное количество погребепий. Среди них известны мужские, женские и детские захоронения. Однако численность мужских погребений почти в два раза превосходит число женских. Нужно отметить, что трупосожжения примокшанских могильников представляют довольно однородную группу по сочетанию признаков погребений. Большинство погребений представляет собой одиночные захоронения, что соответствует характеру могильников в целом. Сожжение происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и компактно помещались в прямоугольных могильных ямах. Размеры ям несколько превышали размеры тела умерших. Инвентарь располагался в порядке, обычном для тру-поположения. В составе инвентаря мужских погребений - оружие, детали поясных наборов, в составе женских - височные подвески. Малоинвентарные и безинвентарные погребения немногочисленны. Кроме того, в VII-VIII вв. помимо одиночных известно два парных трупосожжения.

На втором этапе (IX-X вв). регламентации, касающиеся могильного сооружения, размещения костей и инвентаря, а также состава инвентаря сохраняются. В то же время число трупосожжений уменьшается в четыре раза, при этом число женских и мужских погребений становится практически равным, таким образом, кремация становится распространенной и среди женщин. Малоинвентарные и безинвентарные погребения по-прежнему немногочисленны.

4.8. Муромские могильники.

Погребения данной группы6 разделены на три основных хронологических группы: VI- VIII вв., VIII-IX вв., X-XI вв., а также одну переходную: IX-X вв. (табл. 9.8).

6 Не датированы: 11 малоинвентарных, 10 безинвентраных, 18 мужских и 8 женских погребений.

В группу VI- VII вв. включено 17 погребений: 7 мужских, 4 женских и 6 неопределенных. Форма могильной ямы определена в 14 погребения: 12 погребений были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляет одно мужское погребение), два погребения - в могильных ямах с округлой формой. Для них характерно рассыпание кальцинированных костей по всей площади могильной ямы. В погребениях с прямоугольной формой могильной ямы преобладает компактное размещение кальцинированных костей (по всему дну ямы кости рассыпаны в 2 погребениях). Распространены два способа размещения инвентаря: компактно на скоплении костей (8 погр.) и компактно отдельно от скопления костей (12 погр.). Зафиксировано также размещение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения (4 погр.) и в засыпке могильной ямы (1 погр.). Преобладают малоинвентарные погребения. Лишь три мужских захоронения сопровождались оружием, из них два - также поясами. В одном женском погребении среди прочих вещей зафиксирован головной убор, в одном - височные кольца. В данную группу входят также два безинвентарных погребения.

Кроме одиночных трупосожжений VII в. датируются также два парных погребения: женские трупосожжения при мужских трупоположениях.

В вторую группу (VIII-IX вв.) включено 21 погребение: 10 мужских, 8 женских и 3 неопределенных. Большая часть погребений совершена в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляет одно женское погребение). Одно погребение совершено в могильной яме округлой формы. Во всех погребениях кальцинированные кости расположены компактно. Для мужских и женских погребений характерно расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения, для женских также - двумя скоплениями: на костях и отдельно от них. Почти все мужские погребения сопровождались поясными наборами и оружием, одно погребение - малоинвентарное. В составе инвентаря 5 женских погребений зафиксирован головной убор, три погребения - малоинвернтарные.

Кроме одиночных трупосожжений данным временем датируется также два парных погребения. Одно содержало остатки парного сожжения (мужского и женского), второе - остатки женского трупосожжения и мужского трупоположения.

В переходную группу вошли 7 погребений, датированных 1Х-Х вв: 3 мужских и 4 женских. Форма могильной ямы зафиксирована в семи погребениях. Шесть погребений совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами. Одно погребение совершено в могильной яме округлой формы. Преобладает компактное расположение костей и инвентаря. В одном мужском погребении зафиксированы поясной набор и оружие. Это единственное погребение с расположением инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Все женские погребения сопровождались головными уборами. Два погребения - малоинвентарные.

В третью группу (Х-Х1 вв.) включено 9 погребений: 7 женских и 2 неопределенных. Форма могильной ямы зафиксирована в 6 погребениях; пять захоронений совершены в ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляет одно женское погребение). Одно погребение совершено в могильной яме округлой формы. В большинстве погребений кальцинированные кости были уложены компактно на дно могильной ямы. В одном погребении кости были рассыпаны по всему дну ямы, а также помещены в глиняную урну. В большинстве погребений преобладает компактное расположение инвентаря на скоплении костей. В составе инвентаря двух женских погребений зафиксирован головной убор, в трех - височные кольца, два погребения - малоинвентарные. * *

Существование обычая кремации умерших у муромы по погребениям фиксируется с VI в. Большинство трупосожжений представляет собой одиночные захоронения. Для раннего этапа (У1-УП вв.) характерно небольшое количество трупосожжений. Известны мужские и женские погребения, при этом мужские захоронения по численности почти в два раза превосходят женские. Следовательно в это время среди мужчин кремация была более распространена.

Сожжение умерших происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и укладывались компактно на дно могильных ям. Могильные ямы использовались прямоугольной формы. Размеры ям соответствовали размерам тела умершего. Исключение составляют два безинвентарных погребения, совершенные в могильных ямах округлой формы. Кальцинированные кости в них рассыпаны по всему дну могильной ямы.

Способы расположения инвентаря разнообразны: известны погребения, в которых инвентарь уложен компактно на скопление костей, отдельно от костей, а также в порядке, обычном для трупоположения. Подобное разнообразие свидетельствует о неустойчивости представлений о порядке размещения инвентаря. Преобладают малоинвентарные погребения.

На втором этапе (УШ-1Х вв.) количество трупосожжений несколько увеличивается. При это число мужских и женских погребений практически уравнивается. Таким образом, кремация становится распространенной и среди женщин.

Регламентации, касающиеся устройства и размеров могильного сооружения, а также способов размещения кальцинированных костей, сохраняются. Изменения касаются состава и способов расположения инвентаря. В отличие от предыдущего периода в мужских и женских погребениях преобладает размещение инвентаря и порядке, обычном для трупоположе-ния. В женских погребениях также распространено размещение инвентаря двумя скоплениями: на костях и отдельно от них. Данный способ был выделен несколько формально, на основе анализа текста описания погребений, возможно он является аналогом размещения инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. В отличие от предыдущего периода среди мужских и женских захоронений преобладают погребения с разнообразным набором инвентаря. Малоинвентарные погребения на данном этапе немногочисленны.

На последнем этапе (X-XI вв.), включая погребения переходной группы (IX-X вв.) количество трупосожжений уменьшается. В переходной группе еще известны мужские и женские погребения. Причем женских погребений становится больше. В XI в. кремация была распространена только среди женщин.

Регламентации, касающиеся могильного сооружения и способов размещения кальцинированных костей сохраняются. Изменения касаются способов расположения и состава инвентаря. В отличие от более ранних этапов инвентарь в большинстве погребений уложен компактно на скопление костей. Разнообразный инвентарь, включавший оружие и детали поясного набора, обнаружен только в одном мужском погребении, два оказались малоинвентарными. Женские погребения напротив содержали разнообразный инвентарь, в составе которого зафиксированы головные уборы и височные кольца.

4.9. Среднецнинские могильники мордвы.

Погребения данной группы7 разделены на три хронологических группы: сер. VII- сер .VIII вв., сер. VIII-IX вв., X-XI вв. (табл. 9.9).

7 Не датированы: 10 безинвентарных, 11 неопределенных малоинвентарных, 18 мужских и 8 женских погребений.

В группу сер. VII- сер. VIII вв. включено 23 погребения: 16 мужских, 6 женских и 1 неопределенное. Погребения были совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляют одно мужское и одно женское погребение). Преобладает компактное размещение кальцинированных костей (по всему дну ямы кости рассыпаны в 4 погребениях). Распространены два способа размещения инвентаря: размещение инвентаря в порядке, обычном для трупо-положения (12 погр.) и компактно на скоплении костей (10 погр.). Преобладают мужские погребения с оружием и поясными наборами, из них пять погребений с дарами. В четырех женских погребениях встречены головные уборы, в одном - височные подвески, одно - малоинвентарное. В данную группу входит также одно безинвентарное погребение.

В вторую группу (сер. VIII-IX вв.) включено 19 погребений: 11 мужских и 8 женских. Большая часть погребений совершена в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами ( исключение составляет одно погребение с округлой формой могильной ямы). Преобладает компактное расположение кальцинированных костей и расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Почти все мужские погребения сопровождались поясными наборами и оружием, три из них -дарами. Одно мужское погребение - малоинвентарное. В составе инвентаря 6 женских погребений зафиксирован головной убор, в одном - височные подвески, одно - малоинвентарное.

В данную группу включено также одно парное погребение8. Оно содержало остатки женского трупосожжения и мужского трупоположения.

В третью группу (X-XI вв.) включено 26 погребений: 7 мужских и 19 женских. Погребения совершены в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами (исключение составляют одно

8 Два парных погребения не датированы: одно парное сожжение (женское и детское), одно женское сожжение при мужском трупоположении. женское погребение). Распространены два способа размещения кальцинированных костей: компактно (13 погр.) и по всему дну могильной ямы (12 погр.). Второй способ более характерен для женских захоронений. В одном мужском погребении кальцинированные кости были рассыпаны по всему дну могильной ямы, а также помещены в урну (котел). Преобладает расположение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. Среди женских преобладают погребения, в составе которых зафиксирован головной убор (16 погр.), в двух погребениях - височные подвески, одно - малоинвентарное. Одно мужское погребение сопровождалось поясным набором, четыре - поясными наборами и оружием, одно из них также - даром. Два мужских погребения - малоинвентарные. * *

Существование обычая кремации в среде населения, оставившего среднецнинские могильники, фиксируется уже по погребениям ранней стадии этих памятников, в сер. VII- сер. VIII века. Данным временем датируется довольно значительное количество трупосожжений - 23 погребения. Все они представляют собой одиночные захоронения, при этом мужские погребения почти в три раза превосходят по численности женские. Таким образом, на раннем этапе функционирования среднецнинских могильников обычай кремации был более распространен у мужчин.

Сожжение умерших происходило вне пределов могильной ямы, на стороне. Кальцинированные кости выбирались из погребального костра и укладывались на дно могильной ямы компактно, реже рассыпались по всему дну ямы. Для размещения остатков кремации использовались могильные ямы прямоугольной формы с размерами несколько превосходящими размеры тела умершего. На данном этапе распространены были два способа размещения инвентаря в погребении: компактно на скопление костей и в порядке, обычном для трупоположения. Среди трупосожжений первого этапа преобладают погребения с разнообразным набором погребального инвентаря (оружие и детали поясного набора - в мужских погребениях, головной убор и височные подвески - в женских), малоинвентарные и безинвентарные погребения немногочисленны.

На втором этапе (сер. УШ-1Х в.) с учетом его большей длительности количество трупосожжений несколько уменьшается. Численность женских и мужских погребений при этом почти уравнивается. Остаются прежними представления о форме и размерах могильных ям, способах размещения кальцинированных костей и составе инвентаря. Однако на данном этапе в отличие от предыдущего уже преобладает размещение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения.

На третьем этапе функционирования среднецнинских могильников (Х-Х1 вв.) количество трупосожжений не меняется, однако теперь женские захоронения по численности почти в три раза превосходят мужские. Таким образом, обычай кремации становится более распространенным среди женщин. Кроме того, именно в женских погребениях вновь распространяется размещение кальцинированных костей по всему дну могильной ямы. В остальном регламентации не меняются. По прежнему погребения совершались в могильных ямах прямоугольной формы с антропометрическими размерами. Для мужских захоронений по-прежнему характерно компактное размещение кальцинированных костей. Почти все женские погребения сопровождались разнообразным по составу инвентарем, в том числе и головными уборами; мужские погребения в большинстве своем также сопровождались поясными наборами, реже - оружием.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

До настоящего времени погребения с остатками трупосожжений, происходящие из могильников поволжских финнов I- нач. II тыс. н. э., не были объектом специального исследования. Тем не менее они часто используются авторами при реконструкции этнической и политической истории региона.

В настоящем исследовании была проделана работа по сбору данных обо всех погребениях, определенных авторами полевых исследований как трупосожжения; проанализированы признаки, с помощью которых исследователи описывают погребения; на основе анализа взаимовстречаемости вариантов признаков выделены модели погребений, а также инвентарные нормы; проанализированы размеры могильных сооружений; большая часть погребений датирована в пределах одного-двух веков. В результате стало возможным в общих чертах проследить динамику и формы развития обычая кремации в могильниках поволжских финнов I- нач. II тыс. н. э., выделить черты общие для всех поволжских финнов, а также свойственные отдельным территориальным или хронологическим группам памятников. * *

Ранние погребения из могильников поволжских финнов датируются ко II-III вв. н. э. Появление обычая кремации фиксируется по погребениям IV в. сразу в могильниках нескольких территориально-хронологических групп, у населения, оставившего рязано-окские, верхнесурские, тешские и нижнесурские могильники. С V в. трупосожжения известны в марийских могильниках, с VI в. - в муромских и мерянских, с VII в. - у населения, оставившего могильники в бассейне реки Мокши и средней Цны (табл. 10).

Основная масса трупосожжений в могильниках всех территориально-хронологических групп представляет собой одиночные захоронения, что соответствует характеру данных памятников в целом. Кроме того, известно небольшое количество парных погребений. Среди них выделяются две группы: парные трупосожжения и погребения, содержащие остатки трупо-сожжения и трупоположения. Парные трупосожжения (одно-два погребения) известны в марийских, нижнесурских, муромских, примокшанских и среднецнинских могильниках. Погребения, содержащие остатки трупосожжения и трупоположения (одно-два погребения), известны в рязано-окских, марийских, среднецнинских могильниках. Основная масса подобных погребений происходит из Шокшинского могильника (9 погр.).

Для поволжских финнов было характерно сожжение умерших вне пределов могильной ямы, на стороне. Выбранные из погребального костра кальцинированные кости помещались в могильные ямы. Во всех группах для захоронения остатков кремации использовались прямоугольные могильные ямы. Основную массу составляют погребения, совершенные в могильных ямах с размерами, немного превышающими размеры тела умершего. Таким образом, несмотря на то, что остатки сожжения, занимают гораздо меньше места, для их захоронения использовались ямы, предполагавшие помещение несожженного тела умершего. Наряду с подобными ямами остатки кремации помещались и в ямы, размеры которых не достаточны для предполагаемого помещения тела умершего. Подобные погребения известны с VI в. ив небольших количествах встречены в Шокшин-ском могильнике, нижнесурских, тешских, верхнесурских, марийских, муромских, среднецнинских и примокшанских могильниках, а в мерянском Поповском могильнике преобладают. Возможно могильные ямы данных погребений относятся к иной традиции устройства сооружений для помещения останков умерших. В этой традиций даже не предполагалось помещение в могильную яму несожженного тела умерших, а при устройстве ямы сразу исходили из представлений о том, какое пространство должны занимать кальцинированные кости. Это более определенно можно утверждать о погребениях из Поповского мерянского могильника. По поводу остальных погребений можно было бы также предположить, что они являются захоронениями детей и подростков. Однако антропологическое обследование костей данных погребений не проводилось, в то же время эти погребения часто содержат самый разнообразный инвентарь, включающий оружие, детали поясных наборов, различные детали женских украшений. Поэтому очень сложно отделить детские и подростковые погребения, совершенные в могильных ямах, соответствующих размерам тел умерших, от взрослых погребений, совершенных в могильных ямах, приспособленных только для помещения кальцинированных костей.

Наряду с могильными ямами прямоугольной формы в небольшом количестве (21 погр.) в муромских, мерянских и марийских могильниках известны погребения с округлой формой (диаметром до 1 м) могильных ям. В Шокшинском могильнике встречено одно такое погребение, одно - в нижнесурских могильниках, два - в среднецнинских. В мерянских и марийских могильниках данные погребения относятся к VI-VII вв., в муромских и среднецнинских и Шокшинском могильниках - к более позднему времени.

Почти все могильники поволжских финнов, за исключением мерян-ского Поповского (кости в засыпке ямы), объединяет помещение кальцинированных костей на дно могильной ямы. Во всех группах также преобладает компактное размещение костей на дне ямы. Рассыпание костей по всему дну было менее распространено, хотя от одного до нескольких погребений зафиксировано в могильниках практических всех территориально-хронологических групп. Исключение составляют женские погребения позднего этапа функционирования среднецнинских могильников, в половине которых кальцинированнные кости были разложены по всему дну могильной ямы.

В могильниках поволжских финнов известно всего четыре урновых трупосожжения. Все они датируются в рамках Х-Х1 вв. Два из них происходят из муромских могильников и по одному - из марийских и сред-нецнинской групп. В качестве урн использовались глиняные сосуды муромские могильники), металлический котел (средненцнинская группа), берестяной туесок (марийская группа).

В трупосожжениях могильников поволжских финнов известно несколько способов размещения инвентаря в погребении: компактно на скоплении кальцинированных костей, компактно отдельно от скопления костей, компактно на костях и отдельно, в порядке, обычном для трупопо-ложения, в засыпке могильной ямы, по всему дну без видимого порядка. В погребениях из могильников почти всех территориально-хронологических групп за исключением мерянских наиболее распространенным способом является размещение инвентаря в порядке, обычном для трупоположения. На втором месте по численности находится компактное размещение инвентаря на скоплении костей. Специфика погребений из различных территориально-хронологических групп заключается в том, в каких пропорциях эти способы сочетались на разных хронологических стадиях. Для трупо-сожжений разано-окских могильников компактное расположение инвентаря на скоплении костей характерно для большинства ранних погребений, затем среди мужских и позже среди женских погребений распространяется размещение костей в порядке, обычном для трупоположения. В Шокшин-ском могильнике для погребений VIII-IX вв. характерно размещение инвентаря в порядке трупоположения, а в X-XI в. снова преобладает компактное размещение инвентаря на скоплении костей. В нижнесурских могильниках компактное размещение инвентаря на скоплении костей характерно для раннего этапа (IV в.), а в порядке, обычном для трупоположения, - для VI- нач. IX вв. В могильниках бассейна реки Мокши, наоборот, на раннем этапе, в VII-VIII вв. инвентарь раскладывали как при трупопо-ложении, а в X-XI вв. распространяется компактное размещение инвентаря на скоплении костей. Свои особенности в развитии соотношения способов расположении инвентаря наблюдаются также в погребениях в муромских и среднецнинских могильников.

В могильниках поволжских финнов по численности преобладают мужские трупосожжения. Во всех территориально-хронологических группах памятников, где возможно было проследить обычай кремации на протяжении нескольких веков, заметно на ранних этапах преобладание мужских захоронений над женскими. Исключение составляют только нижне-сурские могильники. С течением времени численность мужских и женских погребений уравнивается и в некоторых группах могильников женские погребения по своей численности начинают даже превосходить мужские. В марийских могильниках мужские трупосожжения по численности преобладают и на позднем этапе (X-XI вв.). Кроме того, можно отметить общее преобладание численности мужских погребений приходится на VI-VIII вв.

Наряду с мужскими и женскими известно небольшое количество детских трупосожжений (12 погр.). Определение их по составу инвентаря и размерам могильной ямы затруднено, а антропологический анализ костных останков не проводился. Даже если предположить, что в небольших могильные ямы помещали остатки детских сожжений, количество их окажется не велико. Таким образом, среди детей кремация не была распространена.

В 123 трупосожжениях пол погребенных остался неопределенным. Это малоинвентарные (62 погр.) и безинвентарные (61 погр.) погребения. Безинвентарные погребения встречены в могильниках всех территориально-хронологических групп кроме марийских. Сложность в интерпретации данных погребений заключается также в том, что большинство из них не датированы. По предварительным наблюдениям можно отметить, что безинвентарные и малоинвентарные трупосожжения синхронны погребениям с разнообразным составом инвентаря и встречаются на всех этапах бытования обычая кремации у поволжских финнов.

Около сотни трупосожжений приходится на мужские и женские погребения с небольшим количеством инвентаря.

Состав инвентаря, зафиксированного в большинстве трупосожжений (около трехсот погребений) довольно разнообразен. В мужских погребениях частной находкой является оружие, детали поясных наборов, ножи и части огнива, в женских - украшения и детали костюма.

Соотношение численности погребений с различным составом и количеством инвентаря в погребениях могильников отдельных территориально-хронологических групп различно и изменяется с течением времени.

Погребения Поповского мерянского могильника несколько отличаются от погребений из могильников остальных территориально-хронологических групп: сочетание прямоугольных и округлых форм могильных ям, могильные ямы неантропометрических размеров, помещение кальцинированных костей и инвентаря в засыпку могильных ям, немногочисленный инвентарь и отсутствие в составе инвентаря предметов вооружения. * *

Целью данного исследования не было выяснение истоков появления обычая кремации в среде поволжских финнов. Однако, можно предварительно отметить, что погребения Поповского (мерянского) могильника по сочетанию вариантов признаков находят аналогии в погребениях с остатками трупосожжений из могильников именьковской культуры (Старостин П.Н., 1986. С. 90). На это было указано еще авторами публикации материалов данного могильника (Рябинин А.Е., 1989. С. 154).

Обычай кремации умерших был распространен в I тыс. н э. у многих народов. Погребения с остатками трупосожжений известны в могильниках целого ряда культур и в отдельных памятниках. Среди них можно назвать зарубинецкую (Максимов К.В., 1987. С. 54.), Черняховскую (Никитина Г.Ф., 1985а. С. 66-70), киевскую (Максимов Е.В., Терпиловский Р.В., 1987. С. 110), мощинскую (Массалитина F. А., 1994. С. 14), именьковскую (Генинг В.Ф., 1960. С. 138; Старостин П.Н., 1983. С. 193; Старостин П.Н., 1986. С. 90; Казаков Е.П., 1996. С. 42; Казаков Е.П., 1998. С. 98.), харинскую, ломоватовскую (Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. С. 39-41), салто-во-маяцкую (Аксенов B.C., Крыганов A.B., Михеев В.К., 1996. С. 116-129; Михеев В.К. 1985. С. 5-24; Плетнева С.А., 1989. С. 259), а также ванвиздин-скую и вымскую культуры (Розенфельдт Р.Л., 1987. С. 185), древности пражско-корчакского (Седов В.В., 1982. С. 18), пражско-пеньковского (Седов В.В., 1982. С. 26), колочинского типов (Седов В.В., 1982. С. 32; Тихомиров H.A., 1990. С. 114-161), Инясевский (Хреков A.A., 1991. С. 116124), Петропавловский (Семенов A.A., 1976. С. 10) могильник, также могильник у села Новогригорьевка (Амброз А.К., 1961. С. 19; Засецкая И.П., 1994. С. 14-15) и другие.

Отдельные признаки трупосожжений из могильников поволжских финнов находят аналогии в памятниках различных культур: антропологические размеры и прямоугольная форма ям характерны для погребений за-рубинецкой (Поболь Л.Д., 1973. С. 60-206), харинской и ломоватовской культур, а также Петропавловского могильника; компактное размещение кальцинированных костей и погребального инвентаря на дне могильных ям известно в погребениях Черняховской, зарубинецкой, киевской, имень-ковской культур, Инясевского могильника.

Однако по сочетанию признаков погребений основной массив трупосожжений из могильников поволжских финнов представляется своеобразным и не находит прямых аналогий в памятниках I тыс. н. э.

Тем не менее, обычай кремации умерших появился в среде поволжских финнов не в результате длительной эволюции какого-то иного способа захоронения. Об этом свидетельствует отсутствие каких-либо переходных форм погребений. Обычай кремации зафиксирован уже с ранних погребениях IV-V вв. в сложившимся виде с определенным, довольно устойчивым набором регламентаций: могильная яма прямоугольной формы и антропометрических размеров, компактное расположение кальцинированных костей и размещение инвентаря в порядке, обычном для трупоположе-ния, или компактно на скоплении костей. Вероятнее всего, появление погребений с остатками трупосожжений в могильниках поволжских финнов связано с конкретными историческими событиями эпохи великого переселения народов. Сложность при поиске конкретных истоков заключается в том, что к настоящему времени не разработаны многие вопросы, связанные с происхождением и интерпретацией погребений с остатками трупосожжений значительной части перечисленных выше культур и отдельных памятников. * *

Анализ трупосожжений из могильников поволжских финнов показал, что при наличии существенных общих черт обычай кремации по-разному развивался в среде населения, оставившего различные территориально-хронологические группы памятников. В каждой группе наблюдаются свои тенденции в развитии представлений о устройстве могильного сооружения, способах размещения кальцинированных останков умерших и инвентаря, в составе инвентаря. Тем не менее на данный момент довольно сложно делать выводы о возникновении обычая кремации в могильниках конкретных территориально-хронологических групп и о том как трупосожжения, происходящие из могильников различных групп, взаимосвязаны между собой. Сложность состоит в том, что в настоящее время не разработана абсолютная и относительная хронология для большинства территориально-хронологических групп могильников, кроме того не исследован основной обычай захоронения умерших, бытовавший у поволжских финнов - трупо-положение: состав инвентаря и инвентарные нормы, даже так называемый порядок расположения инвентаря, обычный для трупоположения, имеют существенные отличия в каждой из территориально-хроноолгических групп могильников. Без предварительного решения данных вопросов обоснованная интерпретация погребений, содержащих остатки трупосожжений, происходящих из могильников поволжских финнов I - начала II тыс. н. э., а так же решение вопроса о происхождении обычая кремации умерших в среде поволжских финнов не представляется возможной.

Архивные материалы.

Архипов А.Г. Младший Ахмыловский могильник. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции за 1962 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 2466.

Архипов А.Г. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции 1963 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 2684.

Архипов А.Г. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции летом 1980 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 7791.

Архипов А.Г. Отчет о раскопках Дубовского могильника летом 1981 г. // Отчет Марийской археологической экспедиции за 1981 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №8610.

Архипов А.Г. Отчет о раскопках на Дубовском могильнике летом 1964 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 2901.

Архипов Г.А. Младший Ахмыловский могильник. // Отчет о работах Марийского отряда // Отчет о Чебоксарской археологической экспедиции 1969 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3907. Ч. 3. Т. 2.

Архипов Г.А. Отчет о раскопках Младшего Ахмыловского могильника, произведенных летом 1963 г. // Отчет о работах Марийской археологической экспедиции за 1963 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 2684. Архипов А.Г., Халиков А.Х. Отчет о раскопках Веселовского могильника летом 1968 г. // Отчет о полевых работах Марийской археологической экспедиции летом 1968 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 1874.

Вихляев В.И. Отчет об археологических исследованиях Второго Журав-кинского могильника Зубово-Полянского района Мордовской АССР в 1993 Г.//ОПИ И А РАН.

Воронина Р.Ф. Отчет о раскопках Крюково-Кужновского могильника в Моршанском районе Тамбовской области в 1969 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №4228.

Воронина Р.Ф. Отчет Чебоксарской экспедиции за 1970 г. Часть II. // Архив ИА РАН. Р-1. № 4229.

Воронина Р.Ф. Отчет II чувашского отряда за 1971 г. II Архив И А РАН. Р-1. № 4627.

Воронина Р. Ф. Средне-цнинская мордва УШ-Х1 веков (по материалам могильников). Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук // Архив ИА РАН. Р-2. № 2531.

Воронина Р.Ф. Отчет о раскопках в Тамбовской области в 1985 г. Архив И А РАН. Р-1. №11417.

Гаврилов А.Н. Отчет об археологических разведках и раскопках на территории Рязанской области (Шиловской район) в 1980 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №7983.

Гаврилов А.Н. Отчет об археологических разведках на территории Рязанской области (Шиловской, Путятинский, Чучковский районы) в 1982 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 10656.

Генинг В.Ф. Отчет об археологических исследованиях в бассейне реки Пижмы, правого притока реки Вятки, произведенных Марийской Археологической экспедицией в 1957 г. // Архив ИА РАН. Р- 1. № 1470. Гришаков В.В. Отчет о работе Нижнеокской экспедиции в Горьковской области и в Мордовской АССР в 1985 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 10938. Гришаков В. В. Отчет о работе Нижнеокской экспедиции в Горьковской области и Мордовской АССР в 1988 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 15681. Гришаков В. В. Отчет о раскопках Чулковского могильника в Вачском районе Нижегородской области и разведках в Темниковском районе Мордовии в 1992 г. // Архив Мордовского государственного педагогического института.

Дубинин А.Ф. Отчет об археологической экспедиции Ивановского государственного педагогического института 1950 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 475.

Дубинин А.Ф. Малышевский могильник. Диссертация на соискание ученой степени доктора исторических наук // Архив ИА РАН. Р-2. № 362. Жиганов М.Ф. Отчет о мордовской археологической экспедиции за 1958 г. //Архив ИА РАН. Р-1. № 1804.

Жиганов М. Ф. Отчет о работах Мордовской археологической экспедиции в 1959 г. //Архив ИА РАН. Р-1. № 1913.

Жиганов М. Ф. Отчет о работах Мордовской археологической экспедиции в 1960,1969 гг. //Архив ИА РАН. Р-1. № 3877.

Жиганов М. Ф. Отчет о работах археологической экспедиции Мордовского университета им. Н.П. Огарева в 1970 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 4169. Жиганов М. Ф. Отчет о работах археологической экспедиции Мордовского университета им. Н.П. Огарева в 1971 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 4675(6). Жиганов М. Ф. Отчет о работах археологической экспедиции Мордовского университета им. Н.П. Огарева в 1973 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 5127. Жиганов М. Ф. Отчет о работах археологической экспедиции Мордовского университета им. Н.П. Огарева в 1975 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 5864. Жиганов М.Ф. Отчет о работе археологической экспедиции Мордовского Государственного университета им. Н.П. Огарева в 1976 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №6451.

Зеленцова О. В. Хронология и периодизация среднецнинских могильников древней мордвы. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук // Библиотека Мордовского НИИ ЯЛИЭ. РФ. И-14.81. Зубарева В.М., Краснов Ю.А., Трубникова И.В. Отчет о работах Второго Чувашского отряда // Отчет Чебоксарской археологической экспедиции в 1969 г. Часть II. //Архив ИА РАН. Р-1. № 3993.

Макаров М.М. Альбом к отчету о раскопках на дюне "Ундрих" в Рязанской области в 1979 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 7793а. Макаров М.М. Отчет о раскопках на дюне "Ундрих" у села Борок Шилов-ского района Рязанской области в 1981 г. //Архив ИА РАН. Р-1. № 9090.

Мошенина И.Н. Отчет об археологических раскопках могильника "Сунгирь" и в г. Владимире в 1972-1973 гг. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3193. Отчет А.Ф. Дубинина - археологические исследования Малышевского могильника в 1946 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 52.

Отчет А.Ф. Дубинина за 1948 г.- археологические исследования Малышевского могильника Селивановского районна Владимировой области // Архив ИА РАН. Р-1. № 238.

Отчет А.Ф. Дубинина об археологических исследованиях в 1947 году Малышевского могильника Селивановского района Владимировой области // Архив ИА РАН. Р-1. № 135.

Отчет А.Ф. Дубинина об археологической экспедиции Ивановского гос. пед. института в 1945 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 40.

Отчет Ворониной Р.Ф. О раскопках Иваньковского могильника в 1972 г. (Второй Чувашский отряд Чебоксарской экспедиции) // Архив ИА РАН. Р-1. № 4918.

Отчет об археологической экспедиции А.Ф. Дубинина в 1949 г. // Архив ИАРАН. Р-1.№ 338.

Патрушев В. С. Отчет о работах Первой археологической экспедиции Марийского государственного университета в 1974 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 5279.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника и Второго Журавкинского могильни ка в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1975 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 6003. Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1976 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №6366.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1977 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №6715.

Петербургский И. M. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника в 1978 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 7065.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1979 г. // Архив ИА РАН. Р-1. №7590.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника и поселения в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1980 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 7824.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника и поселения в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1981 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 8695.

Петербургский И.М. Отчет о раскопках II Старобадиковского могильника и поселения в Зубово-Полянском районе Мордовской АССР в 1982 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 9070.

Петербургский И.М. Отчет об археологических раскопках в Атюрьевском районе Республики Мордовия в 1994 г. // ОПИ ИА РАН. Полесских М.Р. Отчет об археологических разведках в Пензенской области за 1953 год. //Архив ИА РАН. Р-1. № 789.

Полесских М.Р. Отчет об исследованиях в Пензенской области в 1955 г. // Архив И А РАН. Р-1. № 1101.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях 1956 года в Пензенской области. // Архив Сам ГУ;

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях 1957 года в Пензенской области. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях 1958 года в Пензенской области. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет о раскопках и разведках в 1959 году в Пензенской области. //Архив ИА РАН. Р-1. № 1884.

Полесских М. Р. Отчет об археологических раскопках и разведках в Пензенской области в 1960 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1961 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Археологические исследования в Пензенской области в 1963 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1964 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в 1966 г. // Архив СамГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в 1967 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в 1968 г. // Архив И А РАН. Р-1. № 4648.

Полесских М. Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1969 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1970 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1972 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1973 г. // Архив Сам ГУ.

Полесских М.Р. Отчет об археологических исследованиях в Пензенской области в 1975 г. // Архив Сам ГУ.

Сидоров В. В. Отчет о работе неолитического отряда Окской экспедиции в 1983 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 9658.

Трусов A.B. Отчет о разведке в Клепиковском и Спасском районах Рязанской области в 1976 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 6501.

Трусов A.B. Отчет о разведке и раскопках в Рязанской и Московской областях в 1977 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 6565.

Халиков А.Х. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции за 1966 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3294.

Халиков А.Х. Отчет о археологических исследованиях в Поветлужском районе Горьковской области // Архив ИА РАН. Р-1. № 1470. Халиков А.Х. Отчет о раскопках могильника "Черемисское кладбище", произведенных летом 1957 г. на р. Луданге в Ветлужском районе Горьковской области // Архив ИА РАН. Р-1. № 1470.

Халиков А.Х. Отчет о раскопках Веселовского могильника в 1957 г. // Архив И А РАН. Р-1. № 1470.

Халиков А.Х., Патрушев B.C. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции за 1967 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3492. Халиков А.Х., Патрушев B.C. Отчет о работах Марийской археологической экспедиции за 1968 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3696. A.B. Циркин. Отчет о работах на Шокшинском могильнике в 1968 г. // Архив И А РАН. Р-1. №3664.

Циркин A.B. Отчет об археологических работах экспедиции Мордовского гос. университета в 1969 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3920. Циркин A.B., Шитов В.Н. Шокшинский могильник, раскопки 1967 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 3606. Приложение.

Челяпов В. П. Альбом к отчету об охранных раскопках Деулинского могильника // Архив ИА РАН. Р-1. № 14968.

Шитов В.Н. Отчет о работах Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1983 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 9611.

Шитов В.Н. Отчет о работах Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1984 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 10376.

Шитов В.Н. Отчет Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1985 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 11103. Шитое В.Н. Отчет о работах Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1986 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 11381.

Шитое В.Н. Отчет о работе Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1987 г. // Архив ИА РАН, Р-1. № 12118.

Шитое В.Н. Отчет о работах Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1988 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 12631.

Шитое В.Н. Отчет о работах Шокшинской археологической экспедиции в Мордовской АССР и Рязанской области в 1989 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 13913.

Шитое В.Н. Отчет о раскопках Шокшинского могильника и Шокшинско-го поселения в Мордовской АССР в 1990 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 15340.

Шитое В.Н. Отчет о раскопках Шокшинского могильника и Шокшинского поселения в Мордовской АССР в 1991 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 16759.

Шитое В.Н. Отчет о раскопках Шокшинского могильника и Шокшинского поселения в Мордовской АССР в 1992 г. // Архив ИА РАН. Р-1. № 17448.

Шитое В.Н. Отчет о раскопках Шокшинского могильника и Шокшинского поселения в Республике Мордовия в 1993 г. // Архив Мордовского НИИ ЯЛИЭ. И-1370.

Шитое В.Н. Отчет об археологических работах в Теньгушевском районе Республики Мордовия в 1995 г. (раскопки Шокшинского могильника и разведка) // Архив Мордовского НИИ ЯЛИЭ. И-1454.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Букина, Ольга Викторовна, 1998 год

Литература

Авдеев A.M., Богачев А.Ф., Жиганов М.Ф., Зеленеев Ю.А., 1975. Раскопки в Горьковской области // АО 1974 года. М. С. 132-133. Агеев Б.Б., 1992. Пьяноборская культура. Уфа., 140 с. Акимов H.A., Гришаков В.В., 1990. Бусы Абрамовского могильника // Средневековые памятники Окско-Сурского междуречья. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 99. С. 3-20.

Аксенов В.Н., Гришаков В.В., 1988. Тенишевский могильник // Вопросы этнической истории мордовского народа в I - начале II тысячитетия н. э. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 93. С. 63-89. Аксенов B.C., Крыганов A.B., Михеев В.К., 1996. Обряд погребения с конем у населения салтовской культуры (по материалам Красногорского могильника) // Материалы I тысячелетия н. э. по археологии и истории Украины и Венгрии. Киев. С. 116-129.

Алексеев С.И., Зеленеев Ю.А., 1990. Могильник Красное III // Новые источники по этнической и социальной истории финно-угров Поволжья в I тыс. до н. э. -1 тыс. н. э. Йошкар-Ола, С. 83-101. Алихова А.Е., 1948. Куликовский могильник // CA., № 10. С. 271-282. Алихова А.Е., 1948а. Перемчалкинский могильник // АС. Саранск, Т. 1. С. 173-211.

Алихова А.Е., 1949. Мордва и мурома // КСИИМК. № 30. С. 26-30. Алихова А.Е., 1958. Могильник кошибеевского типа у села Польное-Ялту-ново (Рязанская область) // КСИИМК, Л., Вып. 72. С. 34-45. Алихова А.Е., 1959. Из истории мордвы конца I- начала II тысячелетия н. э. //АС. Саранск, Вып. 2. С. 13-54.

Алихова А.Е., 1959а. Серповский могильник // Алихова А.Е., Жиганов М.В., Степанов П.Д. Из древней и средневековой истории мордовскиго народа. АС. Саранск, Вып. 2. С. 117-130.

Алихова А.Е., Воронина Р.Ф., Циркин A.B., 1964. Кельгининский могильник (Предварительное сообщение) // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. XXVII. С. 185-206.

Амброз А.К., 1961. Восточноевропейские и среднеазиатские степи V-1 пол. VIII в. // Степи Евразии в эпоху средневековья. М., С. 10-23. Архипов Г.А., 1964. Дубовский могильник (раскопки 1963 г.) // Вопросы истории, археологии и этнографии Марийской АССР. Труды Марийского НИИ ЯЛИЭ. Йошкар-Ола, Вып. 19. С. 173-189.

Архипов Г.А., 1967. Происхождение марийского народа по археологическим данным (начиная с I тыс. н. э.) // Происходжение марийского народа. Йошкар-Ола, С. 36-52.

Архипов Г.А., 1984. Дубовский могильник // Новые памятники археологии Волго-Камья. АЭМК. Йошкар-Ола, Вып. 19. С. 113-159. Архипов Г.А., 1988. Проблемы ранней энической истории марийцев // Этногенез и этническая история марийцев. Йошкар-Ола. С. 56-78. Ахмедов И.Р., 1995. Из истории конского убора и предметов снаряжения всадников рязано-окских могильников // Археологические памятники Среднего Поочья. Рязань, Вып. 5. С. 89-111.

Ахмедов И.Р., Белоцерковская И.В., 1996. Вещевые комплексы могильника Заречье 4 // Археологические памятники Окского бассейна. Рязань, С. 104141.

Белоцерковская И.В., 1997. Погребения с дарами из могильника Кораблино (по материалам раскопок 1986-1991 гг.) // Погребальный обряд. Труды ГИМа. М., С. 20-28.

Белоцерковская И.В., Сорокин А.Н., 1992. Исследования могильника Заречье 4 в 1991 г. // Археологические памятники Среднего Поочья. Рязань, Вып. 2. С. 35-40.

Беляев Я.В., Шитов В.Н., 1990. К истории древней мордвы Среднего При-мокшанья // Средневековые памятники Окско-Сурского междеречья. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 99. С. 47-52. Букина О.В., 1997. Датировка погребений с трупосожжениями в рязано-окских могильниках // Культуры степей Евразии второй половины I тысячелетия н. э. Самара, С. 12-15.

Вихляев В.И., 1972. Сюльгамы из могильников селиксенского и армиевско-го типов // СА. № 3. С. 188-198.

Вихляев В.И., 1977. Древняя мордва Посурья и Примокшанья. Саранск, 100 с.

Воронина Р.Ф., 1969. Раскопки Крюковско-Кужновского могильника // АО

1968. М.,С. 163-164.

Воронина Р.Ф., 1970. Раскопки Крюковско-Кужновского могильника // АО

1969. М.,С. 167-168.

Воронина Р.Ф., Мизис Ю.А., 1984. Раскопки Лядинского могильника // АО 1983. М.,С. 49.

Воронина Р.Ф., 1986. Работы Цнинской экспедиции // АО 1984 г. М., С. 46. Воронина Р.Ф., 1986а. Финский могильник у села Никитино // КСИА. Вып. 140. С. 92-94.

Воронина Р.Ф., 1988. Мордовская височная подвеска с грузиком и спиралью//СА. № 4. С. 237-241.

Воронина Р.Ф., 1990. Трапециевидные привески с трубчатыми подвесками древней мордвы // С А. № 3. С. 215-220.

Воронина Р. Ф., 1992. Средне-Цнинская мордва УШ-Х1 веков (по материалам могильников). Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата историчеких наук. М., 17 с.

Воронина Р.Ф., 1993. Погребальный обряд Среднецнинской мордвы УП-Х1 веков//РА. № З.С. 68-87.

Генинг В.Ф., 1960. Селище и могильник с обрядом трупосожжения до-болгарского времени у села Рождествено в Татарии // III Куйбышевская археологическая экспедиция. Материлы и исследования по археологии СССР. М., Вып. 80. С. 131-141.

Генинг В.Ф., 1967. Мазунинская культура в Среднем Прикамье // Памятники мазунинской культуры. ВАУ. Свердловск, № 7. С. 7-84. Генинг В.Ф., 1967а. (ответы на вопросы в ходе конференции) // Происхождение марийского народа. Йошкар-Ола, С. 278.

Голдина Р.Д., Кананин В.А., 1989. Средневековые памятники Верховьев Камы. Свердловск, 125 с.

Голубева Л.А., 1987. Меря // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.,С. 76-81.

Голубева Л.А., 1987а. Мурома // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М., С. 81-92.

Голубева Л.А., 19876. Мордва // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.,С. 92-107.

Голу бева Л.А., 1987в. Марийцы // Финно-угры и балты в эпоху средневековья. М.,С. 107-115.

Голъмстен В.В., 1923. Хронологическое значение эволюции древних форм. Самара, С. 1 -20.

Городцов В.А., 1905. Материалы для археологической карты долины и берегов реки Оки // Труды XII Археологического съезда. М., Т. 1, С. 559-672. Городцов В.А., 1910. Бытовая археология. М., 474 с.

Городцов В.А., 1914. Археологичексие исследования в окрестностях города Мурома в 1910 г. //Древности. М., Т. XXIV. С. 51-213. Горюнова Е.И., 1948. Погибловский могильник // АС. Саранск, Т. 1. С. 88112.

Горюнова Е.И., 1953. Муромский могильник (к истории г. Мурома) // КСИИМК. Л., Вып. 52. С. 35-40.

Горюнова Е.И., 1956. Об этнической принадлежности населения Березня-ковского городища // КСИИМК. JL, Вып. 65. С. 3-30. Горюнова Е.И., 1961. Этническая история Волго-Окского междуречья // МИА. М.,№ 94. 267 с.

Готье Ю.В., 1930. Железный век в Восточной Европе М., Д., 280 с. Гришаков В.В., 1988. К истории населения правобережья Нижней Оки в конце I тыс. н. э. // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 85. С. 71-103.

Гришаков В.В., 1988а. Керамика Абрамовского могильника // Вопросы эт-ноческой истории мордовского народа в I - начале II тысячелетия н. э. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 93. С. 44-62. Гришаков В.В., Зеленеев Ю.А., 1990. Мурома VII-XI веков. Йошкар-Ола, 72 с.

Гришаков В.В., 1993. Керамика финно-угорских племен правбережья Волги в эпоху раннего средневековья. Йошкар-Ола, 204 с.

Гуляев В.И., 1996. Введение // Антология советской археологии. М., Т. 3. С. 3-11.

Дубинин А.Ф., 1949. Раскопки Малышевского могильника // КСИИМК. Вып. XXVII. С. 91-97.

Ерофеева E.H., Травкин П.Н., Уткин A.B., 1988. Кочкинский грунтовой могильник // АЭМК. Йошкар-Ола, Вып. 14. С. 99-124. Ефименко П.П., 1926. Рязанские могильники // МЭ. М., II. С. 59-84. Ефименко П.П., 1937. К истории Западного Поволжья в I тыс.н.э. по археологическим данным // CA М., II. С. 39-58.

Ефименко П.П., 1975. Иваньковский и Гавердовский могильники древней мордвы //Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 48. С. 7-37. Жиганов М.Ф., 1959. Старший Кужендеевский могильник в долине реки Теша // CA. № 1. С. 118-227.

Жиганов М.Ф., 1961. К истории мордовских племен в конце первого тысячелетия нашей эры // СА. № 4. С. 158-178.

Жиганов М.Ф., Авдеев A.M., Елисеев А.В., Прокудин В.П., 1977. Работы Мордовской экспедиции//АО 1976 г. М., С. 148-149.

Засецкая И.П., 1994. Погребальный обряд // Культура кочевников южнорусских степей в гуннскую эпоху (кон. IV-V вв.). СПб., С. 12-23. Збруева А. В., 1952. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // МИА. М.,№30. 237 с.

Зеленеев Ю.А., 1984. Раскопки средневековых памятников в Примокшанье //АО 1982г. М., С147-148.

Зеленеев Ю.А., 1986. Хронология типов погребального обряда раннесред-невековой мордвы // Источники по истории и культуре Башкирии. Уфа, С. 96-100.

Зеленеев Ю.А., 1987. Элементы погребального обряда мордвы VI-XI вв. // Этнические и социальные процессы у финно-угров Поволжья. Йошкар-Ола, С. 90-117.

Зеленеев Ю.А., 1988. Грунтовые могильники волжских финнов и некоторые проблемы этнической истории // Этногенез и этническая история марийцев. Йошкар-Ола, С. 79-86.

Зеленеев Ю.А., 1988а. Разведки на Средней Волге // АО 1986 г. М., С. 169. Зеленеев Ю.А., 1990. Основные модели погребального обряда мордвы V-XI вв. II Новые источники по этнической и социальной истории финно-угров Поволжья в I тыс. н. э. Йошкар-Ола, С. 115-126. Зеленеев Ю.А., 1992. Мордовский погребальный обряд как источник изучения этно-культурных процессов в Волго-Окском регионе в V-XI веках. Итоги и перспективы исследования // Вопросы этнической истории Волго-Донья. Пенза, С. 64-67.

Зеленеев Ю.А., 1996. Методика исследования погребального обряда мордвы VI-X веков // Методика и методические предпосылки археологических исследований. Йошкар-Ола, С. 40-43.

Зеленеев Ю.А., Шакиров А.Г., 1989. Новостроечная археологическая экспедиция Марийского университета // АО Урала и Поволжья. Сыктывкар, С. 103-104.

Зеленцова О.В., 1992. Шейные гривны среднецнинской мордвы // Археологические исследования в Окско-Сурском междуречье. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 107. С. 42-52.

Зубарева В.М., Краснов Ю.А., 1969. Об археологических данных для характеристики мордовско-вятичских взаимоотношений (по поводу статьи A.B. Циркина " О культурных связях мордвы с вятичами в VIII-XI веках") //CA. №3. С. 310-314.

Зубарева В.М., Краснов Ю.А., 1970. A.B. Циркин. Русско-мордовские отношения в X-XIV веках. Саранск. 1968 // CA. № 4. С. 310-314. Иванов А., 1925. Пустошенский могильник // Труды Владимирского областного музея. Владимир, Вып. 1. С. 7-17.

Иванов П.П., 1952. Материалы по истории мордвы 8-11 веков. Моршанск. 232 с.

Казаков Е.П., 1996. К вопросу о турбаслинско-именьковских памятниках // Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э. Самара, С. 40 - 57.

Казаков Е.П., 1998. Коминтерновский II могильник в системе древностей эпохи тюркских каганатов // Культуры евразийский степей второй половины I тысячелетия н. э. (вопросы хронологии). Самара. 1998. С. 97-150. Каспарова КВ., 1988. Об одном из возможных компонентов зарубинецкого погребального обряда // CA. № 1. С. 54-56. КлейнЛ.С., 1991. Археологическая типология. Л., 448 с. Клейн Я. С., 1993. Феномен советской археологии. СПб., 128 с.

Ключевский В. О., 1987. Курс русской истории. M., Т. 1. 432 с. Козлов В.И., 1958. Расселение мордвы - эрзи и мокши // СЭ. № 2. С43-54. Кравченко Т.А., 1974. Шатрищенский могильник ( по раскопкам 1966-1969 годов) // Археология Рязанской земли. М., С. 116-183. Краснов Ю.А., 1974. Безводнинский могильник // КСИА. М., № 140. С. 8996.

Краснов Ю.А., 1980. Безводнинский могильник (к истории Горьковского Поволжья в эпоху раннего средневековья). М., 224 с. Леонтьев А.Е., 1996. Археология мери. М., 340 с.

Лесман Ю.М., 1993. Основные этапы развития методики полевой фиксации в отечественной археологии // Проблемы истории отечественной археологии. Тезисы докладов конференции. СПб., С. 9-11.

Ломшин A.B., 1985. Исследования в Горьковской области и Мордовской АССР // АО 1983 г. М., С. 158.

Макаренко Н.Е., 1908. Новленвский и Заколпский могильники. Труды Владимирской архивной комисии. Владимир. Книга 10. С. 3-61. Макаров М.М., 1992. Раскопки на дюне " Ундрих" близ с. Борок Шилов-ского района Рязанской области в 1979 г. // Археологические памятники Среднего Поочья. Рязань, Вып. 1. С. 50-62.

Максимов Е.В., 1987. Могильники // Зарубинецкая культура // Культуры II в. до н. э. - II в. н. э. // Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. -первой половине I тыс. н. э. М., С. 25-27.

Максимов КВ., Терпиловский Р.В., 1987. Киевская культура // Культуры II в. до н. э. - II в. н. э. // Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н. э. -первой половине I тыс. н. э. М., С. 105-122.

Мартьянов В.Н., 1988. Археологические памятники мордвы конца I- начала II тыс.н.э. в Горьковской области // Материалы по археологии Мордовии. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 85. С. 118-125.

Мартьянов В.Н., 1990. Могильник Личадеево V // Средневековые памятники Окско-Сурского междуречья. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 99. С. 53-63.

Мартьянов В.Н., Шитов В.Н., 1976. Раскопки в Горьковской области и Мордовской АССР//АО 1975 г. М., С. 185-186.

Материальная культура среднецнинской мордвы 8-11 веков ( по материалам раскопок П.П. Иванова за 1927-1918 гг.) // АС. Саранск, Т. 3. 232 с. Массалитина Г. А., 1994. Мощинскеая культура. Автореферат на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 1994. 17 с. Мерперт А.Я., 1995. Введение // Антология советской археологии. М., Т. 1. С. 3-14.

Миронов В.Г., 1995. Городецкая культура: состояние проблем и перспек-тиввы их изучения // Археологические памятники среднего Поочья. Рязань, Вып. 5. С. 68-89.

Михеев В.К., 1985. Подонье в составе Хазарского каганата. Киев. 162 с. Могильников В.А., 1987. Ургы и самодийцы Урала и Западной Сибири // Финно-угры и балты в эпоху раннего средневековья. М., С. 163-235. Монгайт А. Л., 1953. Из истории населения бассейна Среднего течения Оки в I тыс. н. э. // СА. М., Т. XVIII. С. 151-189. Монгайт А. Л., 1961. Рязанская земля М. 400 с.

Никитина Г.Ф., 1974. Погребальный обряд культур полей погрбений Средней Европы в I тыс. до н. э. - первой половине I тыс. н. э. // Погребальный обряд племен Средней и Северной Европы в I тыс. до н. э. -1 тыс. н.э. М., С. 5-132.

Никитина Г.Ф., 1985. Об опыте конкретно-истрической интерпретации при сравнительном анализе культур по матириалам -погребального обряда // Балто-славянские этнокультурные и археологические древности. Тезисы докладов. М., С. 62-63.

Никитина Г.Ф., 1985а. Систематика погребального обряда племен Черняховской культуры. М., 209 с.

Никитина Т.Б., 1990. Инвентарь могильника "Нижняя стрелка" // АЭМК. Йошкар-Ола, Вып. 17. С. 65-80.

Никитина Т.Б., 1990а. Погребальный обряд могильника "Нижняя стрелка" // АЭМК. Йошкар-Ола, Вып. 17. С. 81-118. Патрушев В.В., 1992. Финно-угры России. Йошкар-Ола, 212 с. Петербургский И.М., 1973. О классификации нагрудных блях Шокшинско-го могильника // Краеведение Мордовии. Саранск, С. 21-26. Петербургский И.М., 1974. Журавкинский могильник // Первое Поволжское археолого-этнографическое совещание. Казань, С. 35-36. Петербургский И.М., 1979. Второй Журавкинский могильник // Археологические памятники мордвы I тысячелетия нашей эры. Саранск. Приложение. С. 68-74.

Петербургский И.М., 1987. Второй Старобадиковский могильник // Вопросы древней истории мордовского народа. Саранск, С. 50-57. Петербургский ИМ., Аксенова Т.В., Гришаков В.В., Первухин 'В.И., 1990. Стародевический могильник // Средневековые памятники Окско-Сурского междуречья. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 99. С. 64-99. Петербургский И.М., Первухин В.И., 1992. Стародевический могильник (раскопки 1989-1990 гг.) // Археологический памятники в Окско-Сурском междуречье. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 107. С. 69105.

Поболъ Л.Д., 1973. Славяно-русские дресности Белорусии (могильники раннего этапа зарубинецкой культуры). Минск. 240 с. Полесских М.Р., 1966а. Тезиковский могильник // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 30. С268-296.

Полесских М.Р., 1973. Армиевский могильник //Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 63. С. 5-56.

Полесских М.Р., 1974. Шемышейский могильник // КСИА. № 140. С. 7375.

Полесских М.Р., 1974а. Новые памятники древней мордвы // Материалы по археологии и этнографии Мордовии. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 45. С. 12-33.

Полесских М.Р., 1977. Древняя мордва Верхнего Посурья и Примокшанья. Пенза. 98 с.

Полесских М.Р., 1991. Ражкинский могильник // Археология Восточноевропейской лесостепи. Саратов, Вып. 2. С. 152-167.

Плетнева С. А., 1989. На славяно-хазарском пограничье. Дмитриевский археологический комплекс. М., 286.

Проходцев И.И., 1914. Могильник в местности "Закопище" близ села Дег-тяного Спасского уезда //ТРУАК. Рязань, Т. XXVI. Вып. 1. С. 116-124. Пряхин А.Д., 1986. История советской археологии (1917- середина 1930-ых годов). М., 286 с.

Розенфелъдт Р.Л., 1978. Муромский могильник у с. Молотицы // Вопросы древней и средневековой архолеогии Восточной Европы. М., С. 180-184. Розенфелъдт Р.Л., 1987. Ванвиздинская культура // Финно-угры и балты в эпоху раннего средневековья. М., С. 116-121.

Рыков П.С., 1928. Первый Армиевский могильник. // Институт археологии и искусствознания. Секция археологии. Труды. М. , Вып. IV. С. 447-463. Рыков П.С., 1933. Очерк по истории мордвы. М., 112 с. Рябинин А.Е., 1989. Могильник и селище у дер. Попово на р. Унже // Ранне-средневековые древности Верхнего Поволья. М., С. 127- 154. Рябинин А.Е., 1990. Проблема финно-угорского субстрата в древнерусской (русской) народности (обзор историографии конца XIX - начала 30 годов XX века) // Современное финно-угроведение. Опыт и проблемы. Л., С. 110120.

Седов В.В., 1966. Рязанско-окские могильники // СА . № 4. С. 86-105.

Седов В.В., 1967. П.Н. Третьяков. Финно-угры, славяне и балты не Днепре и Волге // CA. № 3. С. 307-315.

Седов В.В., 1982. Восточные славяне в VI-XIII вв. М., 326.

Седов В.В., 1987. Племена культуры рязано-окских могильников // Финно-

угры и балты в эпоху средневековья. М., С. 93-97.

Селезнев Ф.Я., 1925. Археологические исследования в окрестностях города Мурома. Культура финнов Среденй Оки. Владимир, С. 1-24. Селезнев Ф.Я., 1926. Культура финнов Средней Оки // Материалы по изучению Владимирской губернии. Владимир, С. 21-49.

Селиванов A.B., 1909. О древнейшем населении Приокского района, предшествовавшем славянской колонизации // Труды третьего областного ис-торико-архео-логического съезда. Владимир, С. 1-15. Семенов В.А., 1976. Петропавловский могильник // Вопросы археололгии Удмуртии. Ижевск, С. 5-26.

Смирнов А.П., 1952. Очерки древней и средневековой истории народов Среднего Поволжья // МИА. М., № 28, 234 с.

Смирнов А.П., 1957. Некоторые спорные вопосы финно-угорской археологии // CA. № 3. С. 64-77.

Смирнов А.П., 1961. Железный век Чувашского Поволжья // МИА. М., № 65. 171 с.

Смирнов А.П., 1971. К вопросу о русско-мордовских отношениях в X-XIV века // CA. № 3. С. 135-140.

Смирнов К.А., 1957. Русский элемент в культуре мордвы. Ульяновск, 22 с. Спицын A.A., 1894. Отчет о раскопках в Пензенской и Тамбовской губерниях // Отчет Археолгической комиссии за 1892 год. СПб., С. 3-64. Спицын A.A., 1901. Борковский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб., № 25. Вып. 1. С. 71-87.

Спицын A.A., 1901а., Кузьминский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб. № 25. Вып. 1. С. 87-105.

Спицын A.A., 19016., Кошибеевский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб. № 25. Вып. 1. С. 55-71.

Спицын A.A., 1901в., Максимовский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP., СПб. № 25. Вып. 1. С. 105-113.

Спицын A.A., 1901г., Шатрищенский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб., № 25. Вып. 1. С. 43.

Спицын A.A., 1901д., Урвановский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб., №25. Вып. 1.С. 113-114.

Спицын A.A., 1901 е., Холуйский могильник // Древности бассейнов рек Оки и Камы. MAP. СПб., № 25. Вып. 1. С. 104-105.

Спицын A.A., 1924. Древности Иваново-Вознесенской губернии // Тр. Иваново-Вознесенского научного общества краеведения. Иваново-Вознесенск, Вып. 1.С. 83-102.

Старостин П.Н., 1983. Богородицкий могильник // CA. М., № 1. С. 193200.

Старостин П.Н., 1986. Именьковские могильники // Культуры Восточной Европы I тысячелетия н. э. Куйбышев, С. 90-99.

Стоянов В.Е., 1962. Сайгатский могильник на Средней Каме // ВАУ. № 4. С. 117-134.

Сымонович Э.А., 1987. Могильники // Черняховская культура // Культуры III- начала V в. // Славяне и их соседи в конце I тысячелетия до н.э. - первой половине I тыс. н. э. М., С. 133-140.

Талицкий М.В., 1940. Кочергинский могильник // МИА. № 1. С. 159-167. Тихомиров H.A., 1990. Княжинский и Лебяжинский моглиьники // Материалы и исследования по археологии Днепровского Левобережья. Курск. С. 134-161.

Третьяков П.Н., 1966. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге М., Л., 307 с.

Третьяков П.Н., 1957. К вопросу об этническом составе населения Волго-

Окского междуречья в I тыс. н. э. // CA. № 2. С. 64-77.

Третьяков П.Н., 1962. Е.И. Горюнова Этническая истрия Волго-Окского

междуречья. МИА. 1961. № 94 // CA. № 4 С. 258-269.

Трусов В.А., 1983. Могильник "Облачинская дюна" // КСИА. Вып. 175. С.

82-83.

Уваров Ф.А., 1890. Курманский могильник // Древности. М., Т. XIII. С. 328343.

Уткин A.B., Черников В.Ф., 1994. Желтухинский грунтовый могильник // Проблемы средневековой археологии поволжских финнов. Йошкар-Ола, С. 41-67.

Формозов A.A., 1995. Введение //Антология советской археологии. М., Т. 2. С. 3-10.

Формозов A.A., 1986. Страницы истории русской археологии. М., 240 с. Халиков А. X., 1962. Очерки истории населения марийского края в эпоху железа // Труды марийской археологической экспедиции. Йошкар-Ола, Т. 11.187 с.

Халиков А.Х., 1987. Балто-марийские контакты по данным языка и археологии // Этнические и социальные проблемы у финно-угров Поволжья Йошкар-Ола. С. 81-89.

Хреков A.A., 1991. Грунтовой могильник с сожжениями на западе Саратовской области // Археология Восточноевропейской степи. Саратов, С. 116124.

Циркин A.B., 1963. К истрии вопроса заселения мордовских земель славянами // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 24. С. 131-144. Циркин A.B., 1968. Кельгининский могильник // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 34. С. 247-262.

Циркин A.B., 1968. О культурных связях мордвы с вятичами // CA. № 4. С. 77-86.

Циркин A.B., 1968а. Русско-мордовские отношения в X-XIV веках. Саранск, 112 с.

Циркин A.B., 1972. Шокшинский могильник//CA. № 1. С. 155-170. Циркин A.B., 1987. Материальная культура и быт народов Среднего Поволжья в I тыс. н. э. Красноярск, 298 с.

Челяпов Р.П., 1992. Деулинский могильник на реке Пре // Археологические

памятники Среднего Поочья. Рязань, Вып. 2. С. 41-47.

Черепнин А.И., 1895. Борковский могильник // ТРУАК. Рязань, Т. IX. Вып.

2. С. 104-167.

Черепнин А.И., 1896. Борковский могильник // ТРУАК. Рязань, Т. X. Вып.

3. С. 285-333.

Черепнин А.И., 1896а. Очерк доисторического прошлого Рязанского края // Празднование 800-летия Рязани. Рязань, С. 12-155.

Черепнин А.И., 1897. Кузьминский могильник // ТРУАК. Рязань, Т. XII. Вып. 1.С. 60-63.

Черепнин А.И., 1897. Кузьминский могильник // ТРУАК. Рязань, Т. XII. Вып. 2. С. 234-272.

Черепнин А.И., 1903. Кулаковский могильник и городище Старой Рязани // ТРУАК. Рязань, Т. XVIII. Вып. 1. С. 115-160.

Черепнин А.И., Проходцев И.И., 1898. Дневник раскопок Пронских курганов //ТРУАК. Рязань, Т. XIII. Вып. 1. С. 53-76.

Черпнин А.И., 1897а. Местная старина. Заметка о Пальновском могильнике //ТРУАК. Рязань, Т. XII. Вып. 1. С. 56-59.

Шитов В.И., 1975. Вооружение мордвы во воторой половине I тысячелетия нашей эры (по материалам Старокадомского и Шокшинского могильников) // Материалы по археологии и этнографии Мордовии. Труды Мор-довекго НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 48. С. 69-82.

Шитов В.Н., 1977. Древнемордовские наконечники копий III - начала XI в. // Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 54. С. 114-117.

Шитов В.Н., 1984. Раскопки Шокшинского могильника // АО 1983 г. М., С. 186.

Шитов В.Н., 1986. Работы Шокшинской экспедиции // АО 1984 г. М., С. 161.

Шитов В.Н., 1987. Работы Шокшинской экспедиции // АО 1985 г. М., С. 215.

Шитов В.Н., 1988. Исследования на реке Шокша // АО 1986 г. М., С. 199200.

Шитов В.Н., 1988а. Кошибеевский могильник (по материалам ракопок В.Н. Глазова в 1902 году) // Вопросы этнической истории мордовского народа в I - начале II тысячелетия нашей эры. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 93. С. 4-43.

Шитов В.Н., 19886. Старокадомский могильник // Материалы по археологии Мордовии. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 85. С. 2371.

Шитов В.Н., 1990. Шокшинский могильник: два погребения с монетами // Средневековые памятники Окско-Сурского междуречья. Труды Мордов-скогоНИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 99. С. 21-31.

Шитов В.Н., 1992. Меч с клеймом Ulfberht из Шокшинского могильника // Археологические исследования Волго-Окского междуречья. Труды Мордовского НИИ ЯЛИЭ. Саранск, Вып. 107. С. 116-118. Ястребов В.Н., 1893. Лядинский и Томниковский могильники // MAP. М., №10, 32 с.

Список сокращений названий могильников.

Абр - Абрамовский М - Малышевский

Ам - Ахмыловский младший Мак - Максимовский

Арм - Армиевский I НС - «Нижняя стрелка»

Безв - Безводнинский Заклп. -Заколпский

Борк - Борковский Обл - Облачинский (Дегтяный 1)

Вес - Веселовский П - Подболотьевский

Волч - Волчихинский Пан - Пановский

Гав - Гавердово Пер - Пермиловский

Д - Деулино Пог - Погибловский

Дуб - Дубовский Поп- Поповский

ЕМ - Елизавет-Михайловский С - Старобадиковский II

Ж - Желтухинский Сар - Сарский

Жур - Журавкинский II Сел - Селиксенский

3 - у пос. «Заря» СК - Старший Кужендеевский

Зар - Заречье 4 Срп - Серповой

Заклп - Заколпский СТ - Селикса-Трофимовский

И - Иваньковский Степ - Степанов ский

К - Кузминский, СтК - Старокадомский

КК - Крюково-Кужновский Т - Тенишевский

Кор - Кораблино Унд - Дюна «Ундрих»

Коч - Кочергинский X - Хотимльский

Кочк - Кочкинский Ч - Чулковский

Куз - Куземкино ЧГ - Чертово городище

Кур - Курманский ЧК - Черемисское кладбище

Л - Личадеево V III - Шокшинский

Ляд - Лядинский Шат - Шатрищенский

Список сокращений.

АО - Археологические открытия

АС - Археололгический сборник

АЭМК- Археология и этнография Марийского края

ВАУ - Вестник археологии Урала

ГИМ - Государственный исторический музей

ИА РАН - Институт Археологии Российской Академии Наук

ИА АН СССР - Институт Археологии Академиии Наук СССР

КСИА - Краткие сообщения института археологии

КСИИМК - Краткие сообщения института истории материальной

культуры

MAP - Материалы по археологии России МИА - Материалы по археологии СССР МЭ - Материалы по этнографии

НИИ ЯЛИЭ - Научно исследовательский институт языка, литературы,

истории и экономики

OAK - Отчет Археологической Комиссии

РА - Российская археология

РФ - Рукописный фонд

СА - Советская археология

СЭ - Советская этнография

Сам ГУ - Самарскйи государственный университет ТРУАК - Труды Рязанской Ученой Архивной Комиссии

Таблица 1. Грунтовые могильники поволжских финнов 2-11 вв. н. э. Источниковая база.