Поэзия и проза Юрия Одарченко: авангард и традиция тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Болычева, Ольга Витальевна

• Болычева, Ольга Витальевна
• кандидат филологических наук
• 2012

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Болычева, Ольга Витальевна

Введение.

Творчество Ю. Одарченко в оценке критики эмиграции и метрополии.

Глава первая. Сборник «Денёк»: поэтика авангарда.

1.0 «Чайная роза»: кризис культуры.

1.1 Мир человека. - «Человек это значит злодей».

1.2 Мир России. - «И стыдлива, и чиста русская душонка.».

1.3 Мир земной. - «Закрытый гроб».

1.4 Мир искусства. - «Слова, от которых бегут без оглядки».

1.5 Попытка веры. - «Печаль, печаль, которой нет названья.».

Глава вторая. Проза Ю. Одарченко: поэтика традиции.

2.0 «Детские страхи» - русская повесть о детстве.

2.1 «Псёл»: христианские и языческие мотивы повести.

2.2 Неоромантические черты в прозе Ю. Одарченко

Папоротник»: к вопросу о гоголевской традиции).

2.3 «Рыжики»: страх как ключевая проблема повести.

2.4 «Оборотень»: от поэтики прозы к поэзии «ядовитых роз».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэзия и проза Юрия Одарченко: авангард и традиция»

Юрий Павлович Одарченко - один из самых необычных представителей младшего, «незамеченного» поколения первой волны русской эмиграции. Достоверных сведений о нем и его жизни до сих пор было очень мало, так что вокруг его имени невольно возникали разные мифы и небылицы, отчасти, быть может, придуманные им самим, большим любителем всякой игры, импровизации и озорства, и отчасти подхваченные его современниками, включившимися в эту игру и разделившими ее. Его называли талантливым эмигрантским обэриутом, человеком «из подполья», зловещим клоуном, маргиналом и сумасшедшим. Его странные, жутковатые стихи часто ставили в тупик читателей и критиков, вызывая в памяти самые неожиданные ассоциации и расширяя круг «родственных» явлений в литературе - эксцентрично до недоумения - от высокого, смелого, подлинно-трагического искусства Бодлера до нарочито-низкого, хамовато-развязного «пророческого графоманства» капитана Лебядкина. Не менее интересна и лирическая проза Одарченко, незамеченная при жизни. По словам В. Бетаки, в лице Одарченко «русская литература потеряла своеобразного и интересного писателя, а не только одного из самых ярких поэтов послевоенного времени»1. На сегодняшний день многие критики и читатели эмиграции и метрополии признают творческое наследие Ю.П. Одарченко интересным и оригинальным явлением. В то же время, научной работы, где была бы предпринята попытка углубленного исследования его литературного наследия, до сих пор не было. Настоящая работа представляет собой первую попытку такого исследования.

Бетаки В. Корень зла. // Одарченко Ю. Стихи и проза. Paris: La Presse libre, 1983. - C.232. н« * *

Юрий Одарченко родился 5 августа 1903 года в Москве в семье Павла Филипповича Одарченко, действительного статского советника, финансиста, государственного и общественного деятеля и литератора1. В 1920 году вместе с родителями он эмигрировал во Францию, жил в Ницце, потом переехал в Париж. Учился в Художественном училище, входил в круг художников Монпарнаса, в 1934 году основал в Париже художественное ателье дамской моды, работал как художник по тканям и сотрудничал с крупными фирмами во Франции, Великобритании, Италии и Швейцарии. С конца 1930-х годов он начал серьезно заниматься живописью и зарабатывал продажей натюрмортов. После второй мировой войны довольно много времени проводил на юге Франции, в деревне La Favière (Provence), где была русская колония эмигрантов. Эти места напоминали Крым, в то время были мало заселены, и на летние каникулы туда приезжали многие поэты и художники.

Одарченко дважды был женат, на русской художнице Ирине Мамонтовой и на француженке Элизабет Флёри. Его старший сын Николай Одарченко - врач, научный работник, крупнейший специалист в области онкологии, окончил Парижский медицинский факультет, работал в швейцарском научно-экспериментальном исследовательском институте (ISREC), был вице-председателем Швейцарского союза экспериментальной биологии и получил премию Швейцарии в области борьбы с раком (1969). Его второй сын Павел Одарченко-Флёри - филолог, поэт, специалист по французскому языку и литературе, в последние годы работал по своей специальности в Neuvic sur l'Isle (Dordogne). Сейчас живет в Каролле (Carolle, Manche) и пишет стихи по-французски. Сесиль Одарченко, дочь поэта - литератор, преподаватель, издатель, училась в пансионе в Salies de béarn (Pyrénées-Atlantiques), где получила литературное воспитание и знание русского языка, преподавала в Венсен

Источник биографических сведений о Ю.Одарченко и его семье: «Российское зарубежье во Франции, 19192000: биографический словарь в 3-х т. М.: Наука; Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. -С.332-334. с ком отделении Парижского университета, работала переводчицей в научно-исследовательском отделе Французского радио и телевидения (ORTF). Сейчас живет в Пикардии, занимается литературным творчеством и владеет собственным поэтическим издательством «Créditions-Editions des Vanneaux».

Родившись в талантливой семье, Одарченко соответствовал своему родовому имени и отличался многообразием дарований: яркий и оригинальный поэт, своеобразный, интересный писатель, он был также профессиональным художником, отличным дизайнером и графиком, хорошим пианистом и блестящим устным рассказчиком, особенно обожаемым детьми. О его специфической личности, его творчестве и его отношениях с литературными кругами эмиграции можно встретить самые противоречивые сведения. Мнения родственников, друзей, критиков подчас кардинально расходятся по всем этим вопросам. Так, В. Бетаки, публикатор Одарченко, утверждает, что его называли «изгоем» русского Парижа, и что среди живых еще поэтов Парижской ноты «говорить о нем было страшновато и почти неприлично»1. Поэт и критик Ю. Терапиано свидетельствует, что до войны Одарченко не входил ни в какие литературные объединения и категорически ни с кем не хотел знакомиться. В то же время, по сведениям Биографического словаря «Российское зарубежье во Франции (1919-2000)», еще в 1938 году Одарченко стал организатором литературных собраний и концертных вечеров в своем доме в Élincourt-Sainte-Marguerite (Oise, Picardy) " и, по воспоминаниям дочери, имел немало о довоенных литературных знакомств . В 1947 году совместно с В.Смоленским и А. Шайкевичем Одарченко издал литературный альманах «Орион» (вышел один номер), где дебютировал как прозаик, опубликовав лучший фрагмент своей автобиографической повести «Детские страхи» - «Псёл». Почти все критики Одарченко до недавней поры предполагали, что в этом же номере состоялся и его поэтический дебют: стихотворение «Натюр морт», опублико

1 Бетаки В Кореш, зла. - С.233.

Российское зарубежье но Франции, 1919-2000. - С.333.

3«На улицу Мишле в Париже к отцу приходили Марина Цветаева, Нииа Берберова, Владислав Ходасевич, которого он кормил, и который спал у него в ванне. Помню, что папа играл в шахматы по переписке с Владимиром Набоковым.». Подробнее см.: Одарченко-Леб С. О моем отце. // Нева№9. СПб., 2000. -С.60-62. ванное под псевдонимом Сергей Одарченко. Однако, по сведениям того же биографического словаря, в действительности это стихотворение принадлежит младшему брату поэта Сергею, который тоже писал стихи. Таким образом, если доверять этим данным, поэтический дебют 10. Одарченко - состоялся только в 1948 году в «Новом журнале», где были опубликованы четыре его «программных» стихотворения: Ex libris, Плакат, Чистый сердцем и «Как прекрасны слова.».

В 1949 году он выпустил свой первый и единственный поэтический сборник «Денёк». По утверждению Бетаки, многие в эмиграции были «скандализированы» выходом этой книги1, но печатных отзывов о ней было немного, и официальной критикой тех лет она была почти не замечена. В литературных кругах эмиграции «Денёк», по всей вероятности, получил определенную известность, и в 1950 году в Объединении русских писателей и поэтов в Париже Одарченко провел собственный творческий вечер. У рядовых читателей эта странная книга действительно едва ли пользовалась успехом. Поэт и критик К. Померанцев, известный нам как близкий друг Одарченко, вспоминает, что при жизни автора читатели не ценили и мало понимали его неуютные стихи, похожие на «клубок колючей проволоки»2, видели в них лишь жутковатые, нарочитые чудачества, и только после его смерти постепенно стали осознавать, «что его поэзия и он сам - есть нечто совершенно новое»3.

25 августа 1960 года Одарченко покончил жизнь самоубийством: он был найден в своей квартире возле плиты с газовой трубкой во рту, пришел в себя в одной из парижских больниц и прожил еще около двух недель, после чего скончался и был похоронен в Roissy-en-Brie рядом с матерью и двумя братьями. Посмертно его стихи были включены в антологию «Муза диаспоры» (1960). Долгие годы его продолжали печатать во всех крупнейших эмигрантских изданиях («Мосты», «Опыты», «Грани», «Возрождение», «Новый жур

Бетаки В. Корень зла. - С.234.

2Померанцев К. Оправдание поражения. // Мосты № 12. Мюнхен, 1966. - С.243.

3Померанцев К. Сквозь смерть. Мемуары. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1983.-C.46. нал»), в 1965 году в Союзе русских писателей и журналистов в Париже прошел вечер его памяти, а в 1983 году под редакцией В. Бетаки вышла его книга «Стихи и проза», где было собрано почти все его творческое наследие.

Собственная литературная судьба была Одарченко не безразлична, и успех у читателя был ему дорог. Он твердо верил в то, что его творчество, к которому оставались холодны современники, будет понято потомками, и не переставал твердить: «Подождите пятьдесят лет и тогда увидите»1. Сегодня, через пятьдесят лет после его смерти, наследие его известно уже не только эмигрантским, но и российским читателям. И, говоря о том, как сложилась его литературная судьба, повторим вслед за одним из его лучших критиков: хотя в целом он написал немного, этого вполне достаточно, чтобы его можно было признать2. * *

В художественном мире Одарченко (как поэтическом, так и повествовательном) отчетливо видна попытка создать «цельное» произведение с единой художественной мыслью. В то же время, и его поэзия, и его проза обладают собственными характерными признаками, внутренними и внешними, которые их существенно разделяют. Под различием внешним мы подразумеваем то формальное «противоположение» поэзии и прозы, к которому обыкновенно прибегает литературоведение, желая отделить одно явление от другого: проза рассуждает, поэзия рисует, проза суха, поэзия взволнована и волнует, проза анализирует, поэзия синтезирует и т.д. В творчестве Одарченко все происходит ровно наоборот: его поэзия аналитична, а взволнованная лирическая проза стремится к синтезу. Именно с этим связано и их внутреннее, сущностное различие, также выраженное нами в условном «противостоянии» терминов, ключевых для нашей работы: поэтика авангарда и поэтика традиции.

Померанцев К. Сквозь смерть. - С.48.

2Цивьян 'Г. Представление прозы Ю. Одарченко.// Международная конференция «Вторая проза». Русская проза 20-х - 30-х годов XX века. Составители: В. Вестстейн, Д. Рицци, Т.В. Цивьян. 1995. - С.375.

Авангардное произведение, как известно, по своему устройству отличается от произведения традиционного: если первое пытается создать новый канон и новый язык, подвергнув старые коды разъятию и разрушению, то второе, как правило, воспринимается на основе старого канона и уже известных жанров. Так, в первой главе нашей работы мы попытаемся показать, что поэтический мир Одарченко проникнут аналитическим, во многом «разъедающим» духом авангарда, по воле автора или невольно становясь своего рода «ядовитой инъекцией» в воображаемом теле читателя. А во второй главе обратимся к его лучшей художественной прозе (повести «Детские страхи») и увидим, что она проникнута совершенно противоположным, «синтетическим» духом традиции, которая для прозаика-Одарченко является уже не поводом для эстетического бунта и отрицания ее основ ради порыва к обновлению, но запечатленной в слове глубокой памятью о ней, живой, спасительной связью с ней, и даже - добровольным и осознанным самозамыканием внутри нее.

Таким образом, настоящее исследование представляет собой попытку целостного и углубленного историко-литературного анализа художественного мира русского поэта и писателя, эмигранта первой волны Ю.П. Одарченко.

Предметом исследования является эстетика и поэтика автора: совокупность художественных форм и принципов, а также основных стилистических особенностей, определяющих своеобразие его мира.

Объектом исследования являются все опубликованные поэтические произведения автора, а также его лучшая проза (автобиографическая лирическая повесть «Детские страхи»).

Цель настоящей работы - определить истоки, содержание и специфику поэзии и прозы Одарченко и выявить определенную ценность его литературного опыта для истории русской литературы XX века.

Поставленная цель определяет задачи исследования, которые сводятся к следующему.

1. Определить степень изученности творческого наследия Одарченко в критике эмиграции и метрополии; установить связь его мировоззрения с довоенной и послевоенной культурной средой русского зарубежья и выявить особенности этого мировоззрения. На этом основании предложить свое видение (понимание) авторской эстетики, а также связанную с ней композицию его поэтического мира и своеобразный сюжет его стихотворного сборника.

2. Осуществить анализ сборника на внешнем, композиционном и внутреннем, идейно-тематическом уровнях; определить характер творческого диалога Одарченко с представителями классической русской поэзии, а также с участниками современного ему литературного процесса первой половины XX века (эмиграции и метрополии); выявить специфику его поэзии, условно обозначенную нами как «поэтика авангарда».

3. Обозначить характерные свойства повествовательного мира Одарченко, выявить жанровые особенности его лучшей художественной прозы - неоконченной повести «Детские страхи», назвать имена русских писателей, оказавших наибольшее влияние на ее автора, а также обозначить сквозной сюжет повести и ее художественную идею.

4. Определить тематику и проблематику ее глав-«фрагментов», проанализировать каждую из них в соответствии с поставленной темой или проблемой, а также выявить ключевые вопросы, образы и символы повести, отсылающие нас обратно к поэтическому наследию автора и вместе с ним образующие его цельный художественный мир.

Реализация данных задач обусловливает и научную новизну исследования, состоящую в том, что попытка целостного анализа творческого наследия Ю. Одарченко предпринимается впервые.

Теоретико-методологической основой диссертации являются труды классиков отечественного литературоведения М.М. Бахтина, M.JL Гаспарова, Ю.М. Лотмана, Б.В. Томашевского, работы по мифологии и фольклору А.Н. Афанасьева, В.Я. Проппа и др., монографии и статьи о русской литературе XX в., а также статьи критиков и литературоведов эмиграции и метрополии, посвященные творчеству Одарченко.

Практическая значимость работы: материалы исследования служат дополнительным источником для изучения литературной атмосферы «послевоенного» периода эмиграции и могут быть использованы в курсе лекций по истории русской литературы XX века, а также на спецкурсах и семинарах, посвященных литературе русского зарубежья.

Апробация исследования. Основные положения работы обсуждались на заседаниях кафедры новейшей русской литературы Литературного института имени A.M. Горького. Отдельные важные аспекты исследования отражены в публикациях: 1) «Истоки смеха: Д. Хармс и Ю. Одарченко» (Вестник Ярославского государственного университета им. П.Г. Демидова, серия «Гуманитарные науки», №3 (17), 2011. - С. 140-143). [Публикация ВАК] 2) «Поэтика ядовитой музыки: "Rayon de rayonne" Г. Иванова и "Денёк" Ю. Одарченко» («Георгий Владимирович Иванов. Исследования и материалы». Международная научная конференция. М.: издательство Литературного института им. A.M. Горького, 2011. - С. 214-222). 3) «Традиции Гоголя и Достоевского в творчестве Ю. Одарченко» (Российский и зарубежный читатель: национальное восприятие культуры. Тезисы XVIII международной конференции. - М.: издательство Литературного института имени A.M. Горького, 2008. - С.80-82).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Юрий Одарченко, впервые выступивший как поэт после второй мировой войны, привносит в эмигрантскую литературу новое самобытное поэтическое видение, которое сознательно и принципиально противостоит господствующей узко-«лирической» атмосфере Парижской ноты.

2. Специфика этого нового видения («двойного зрения») обусловлена мировоззрением всего послевоенного поколения, для большей части которого литературный экзистенциализм, то есть последовательно развитый атеизм становится философией выживания.

3. В поэтическом мире Одарченко преобладает дух авангарда и его «аналитическая», во многом «разъедающая» стихия. В его сборнике «Денёк» есть явная установка на художественное открытие и на поиск возможностей выйти «за пределы» старого мира.

4. Доминирующим свойством этой поэтики является ее «программность», и в соответствии с заявленной «программой» («я глазами ищу, где зловещий жучок») строится весь его поэтический мир и определяются цели его движения.

5. «Денёк» создаёт некую новую реальность, в которой стирается грань между произведением и его творцом; подобное «взаимопроникновение» является одной из главных примет поэтики Одарченко.

6. Важным признаком, связывающим «Денёк» с поэтикой авангарда, становится и сама возможность преображения старой реальности. Его мир устроен по принципу калейдоскопа: в центре находится орган зрения - глаз, а вокруг - яркие, зловещие рисунки («совершенные картинки»). Эта образная основа мира сближает «ядовитый», «ищущий глазок» Одарченко - с «подстриженными глазами» А. Ремизова, «голыми глазами» обэриутов, «знающим глазом» П. Филонова, «расширенным смотрением» М. Матюшина и т.д.

7. Проза Одарченко в свою очередь стремится к «созидательной» и «синтезирующей» стихии, условно обозначенной нами как поэтика традиции. Его лучшая художественная проза, «незавершенная» повесть «Детские страхи», соединяет в себе наследие классической русской прозы о детстве, приметы неоромантической прозы начала XX века (в частности, мотивы раннего Гоголя-романтика и Гоголя-мистика), а также многочисленные традиции фольклорных, устных и письменных жанров.

8. Эта проза, состоящая из отдельных «фрагментов» и «отрывков», пронизанных единым сюжетом и единой художественной идеей, на смысловом уровне отличается еще и очевидной композиционной завершенностью, которая позволяет нам считать «неоконченную» повесть Одарченко внутренне цельной, завершенной и состоявшейся.

9. В то же время внешняя «фрагментарность» и «отрывочность» «Детских страхов» представляется нам явлением не случайным, во многом отражающим суть авторского мышления, как повествовательного, так и поэтического.

10. Фрагментарность, как одна из главных примет литературного модернизма, является скрытым центром всей художественной системы Одарченко: не только его повести, но и всех его прозаических опытов, а также почти всех его стихотворений, похожих на разрозненные пёстрые «эскизы», «этюды».

11.3а счет основного авторского принципа построения произведения -нанизывания отрывков на некий стержень - происходит совмещение контекстов поэзии и прозы Одарченко, и его прозаические «фрагменты», и его поэтические «эскизы» соединяются в единый и цельный художественный мир.

12. Настоящее исследование дает возможность узнать и оценить творчество одного из самых необычных представителей «незамеченного поколения» русской эмиграции и утверждает литературный процесс зарубежной России (довоенного и послевоенного периода) и метрополии как единое, живое и внутренне целостное явление.

Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии. Объем диссертации - 213 стр. Список использованной литературы включает в себя 146 наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Болычева, Ольга Витальевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Юрий Одарченко принадлежал к младшему поколению первой волны эмиграции и формально был запоздавшим его представителем. Формирование поэтической личности Одарченко связано с атмосферой 1930-х годов, в то же время рождение его оригинальной поэзии приходится на военные и послевоенные 1940-е. Довоенная эмигрантская литература при всей принципиальной установке на традицию одной традицией все-таки не ограничивалась. Представители младшего поколения эмиграции, ровесники Одарченко, уже вступившие в литературу, или сознательно сохраняли литературные традиции старших, или же сознательно отказывались от этих традиций ради поиска новых форм. В монографии А. Чагина «Расколотая лира», посвященной судьбам русской поэзии 1920-1930-х годов, единый литературный процесс эмиграции условно разделен на два основных «пласта»: поэзию традиционализма и поэзию авангарда1. Разделение это кажется вполне справедливым и для послевоенного времени: так, поэт Юрий Одарченко вслед за Борисом Поплавским явно пошел по пути «авангарда». Наше исследование дает все основания для такого утверждения.

В поэтике «Денька» присутствует явная установка на художественное открытие и на поиск возможностей выйти «за пределы» старого мира". Одарченко ставил перед собой довольно сложную задачу: пытался быть разрушителем классических канонов в системе координат прежней поэзии - поэзии духа. В силу специфики своего дарования он был лишен многоцикличного, эволюционного поэтического пути: в какой-то миг почувствовал свою небольшую эстетику - эстетику «одного цикла». И шел по этому пути честно, пока мог.

Чагин Л. Расколотая лира. Наследие. М., 1998. -С.24.

2При отборе главных критериев авангардного искусства использованы работы Д. Сарабьянова «К ограничению понятия «авангард», «Авангард и традиция», «К своеобразию живописи русского авангарда начала XX в.» и др. - См.: «Русская живопись. Пробуждение памяти». Искусствознание. М., 1998.

Доминирующим свойством поэтики Одарченко является «программность». В соответствии с заявленной «программой» («я глазами ищу, где зловещий жучок») строится весь его поэтический мир и определяются цели его движения. Все остальные не «программные» стихотворения в той или иной мере также обладают свойствами манифеста с утверждающим и опровергающим характером - опровергаются в них старые представления о мире, жизни, искусстве, и самоутверждается сквозной авторский манифест. При этом «программность» часто ищет выхода не только в самом творческом акте, но и в его вербальном истолковании, разъяснении - именно здесь корень «дидактического» тона Одарченко, о котором мы говорили.

При этом «Денёк» создаёт некую новую реальность, в которой стирается грань между произведением и его творцом. Подобное «взаимопроникновение» является одной из самых главных примет поэтики Одарченко, и оно также неоднократно было нами описано. Автор не просто воспринимает мир, но наделяет его своей специфической волей; воссоздаёт и впоследствии познаёт уже не реальный мир, но лишь собственную модель реального мира. Внешнему устройству и внутренней специфике этой модели была посвящена вся первая глава нашей работы. Мы могли убедиться, что на всех уровнях (последовательно: от стихотворений к разделам и затем к целому сборнику) «Денёк» выстраивается в систему замкнутых «кругов ада». Это и есть прообраз земного мира, каким его видит поэт: серия «совершенных» картинок, замкнутых друг на друга. И, несмотря на то, что форма кольца ограничивает внутреннее пространство книги, круговое движение «картинок», создающих это пространство, потенциально бесконечно как образ змеи, кусающей собственный хвост.

Еще одним критерием, связывающим «Денёк» с поэзией авангарда, становится сама возможность преображения старой реальности. Главная особенность его самобытного поэтического видения - «ищущий глазок» и серия «совершенных картинок» - обращает мир в пёстрый калейдоскоп. Если мы принимаем это как данность, то реальность мира оживает. Кроме того, поэтика Одарченко утверждает героя особого типа: бравирующего, дразнящего, юродствующего, органично соединяющего в себе бунтарство и шутовство. Об этом было много сказано в первой главе, в разделе, посвященном сходству поэтической манеры Одарченко и поэтики группы ОБЭРИУ. Так же, как обэриуты, Одарченко, с одной стороны, имел свое избирательное отношение к традициям, чаще всего реализуя их в формах травестирования и пародии; а с другой стороны, продолжал некоторые из них - спонтанно, интуитивно, сам того не осознавая.

И последний момент, который непременно нужно оговорить, заключается в том, что творчество авангардиста по природе своей - «футуристично», то есть направлено в будущее, а не на подведение итогов. В сборнике «Денёк» к такой попытке утопической мечты может быть в какой-то мере отнесен только пятый раздел. Однако при всем формальном соответствии, попытка эта явно нерешительна: по метафизическому ощущению правды мира Одарченко отрицал классическую эстетику и неизбежно должен был уйти в бунт. При этом он четко сознавал, что отречение от классической формы повлечет за собой отрицание самой иерархии эстетики, разрушение всех возможных иерархий и, в конечном итоге, тупик эстетического бунтарства без берегов: шаг вперед - конец поэзии, что значит, конец его собственной жизни; шаг назад -лицемерие и ложь. Тогда он останавливается на этом динамическом пороге и балансирует: уклонившись от «будущего», совершает «ложный» виток назад, и в финале своего смелого, оригинального сборника ставит «главное» - самое консервативное стихотворение. Осознанный выбор такого финала, по сути, единственный факт, который ставит под сомнение решительное движение поэта-Одарченко по пути авангарда. И в этом смысле его поэтика «ядовитых роз» становится своеобразным связующим звеном старо-эмигрантской и ново-эмигрантской литературы: будучи сознательным противником парижской ноты, Одарченко все же принадлежал к единой парижской школе, о которой писал Поплавский, - и в своих стихах последовательно выразил ту же единую метафизическую ноту, нарастание которой продолжалось и во время войны, и после нее.

Повествовательный мир Одарченко, в отличие от его авангардной поэзии, проникнут совершенно противоположным, синтетическим духом, идеей не «создания», по «пересоздания», и все движение этого мира словно обращено вспять. Каждый шаг вперед в этом мире требует от нас все более глубокого погружения в прошлое: «золотое детство» автора, «золотое прошлое» Российской империи, «золотой век» человечества, говорящего на языке мифов и сказок.

Степень влияния мифологии и фольклора на литературный стиль Одарченко очень велика. Во многом ценность его творчества заключается именно в этом его природном, духовном сродстве с миром славянской мифологии. Заговоры, поверья, суеверья, заклинанья - все это было для него живо и несомненно, и отсюда, вероятно, его поразительная способность в буквальном смысле вживаться в мир древних обрядов и мир детской фантазии, где раскрываются самые тайные и смутные движения души. Литературная маска «сказочника», «причудника» была такой же привычной для него, как маска «мифотворца» для его знаменитого друга Ремизова. Мы уже могли убедиться в том, что мотивы и сюжетные ходы сказок присутствуют в каждом фрагменте «Детских страхов», а также в абсолютном большинстве его прозаических и поэтических отрывков. Заметим также, что фольклорные истоки Одарченко имеют не только сказочную, но и архаическую, в каком-то смысле досказоч-ную природу. И помимо знакомых с детства сказочных мотивов (волшебный путь и потеря пути, встреча с Ягой, сражение со Змеем, открытое противоборство Бога и дьявола, традиционное для украинской народной сказки), в его прозе слышны и совсем древние отзвуки, как бы из «детства человечества», из времени, когда еще все в природе жило вперемежку, дружно, несли-янно и нераздельно, так, что каждое слово было образом, и каждый образ сказкой.

Что касается истоков литературных, то с ними в прозе Одарченко вполне ожидаемо связано «золотое русское прошлое». Автор ведет определенный диалог с этой традицией в самом себе и через себя с художниками прошлого. Самое прямое и довольно значительное влияние на формирование замысла, жанра и сюжетных линий его лучшей прозы оказала русская лирическая повесть о детстве и традиции Л. Толстого, А.Н. Толстого, С. Аксакова и др. Именно с этими истоками связано светлое, христианское начало его прозы, а также сам тип ее главного героя - «русского мальчика», с которого «спросится», главными свойствами которого являются невинность, оригинальный склад мышления, весьма далекий от реальности, и нравственный максимализм, доходящий порой до исступления. В этом смысле, как ни странно, главный герой повести Одарченко отчасти сближается с больным и страшным героем «Денька» и даже зловеще предсказывает его (ибо, при всей своей невинности и чистоте, Коленьке все-таки свойственны постоянные уклонения в «соблазн»); но отчасти он и противостоит ему: лирический герой «Денька», человек усталый и взрослый, чья душа все время дробится, распадается и разлагается, в то время как юный герой повести - родом из детства автора, и он, по сути, - единственный по-настоящему цельный герой в его мире. И в воссоздании, припоминании, извлечении его (-себя) из «золотого прошлого» Одарченко неслучайно следует тому внутреннему, христианскому ориентиру русской литературы, который является не только и не столько традицией, сколько свойством национального мировосприятия.

Точно также и реальность земного мира, какой мы ее видим и воспринимаем в прозе Одарченко, отличается от реальности его поэтического мира. Хотя в каждом фрагменте «Детских страхов» так же, как в стихотворениях «Денька», мы встречаемся с фундаментальным разделением мира на реальное, повседневное и тайное, зловещее, скрытое от глаз, здесь - дух его остается цельным, и управляют им не бесы, а ангел с огненным мечом. И в этой реальности отчетливо видны все многочисленные традиции русского неоромантизма, многие из которых в свою очередь восходят к мистическому мироощущению раннего Гоголя-романтика. В первой главе мы уже говорили о том, что прошлое Одарченко в корне как будто делится на два мира: «хрустальный» («пушкинский» мир) и «чердачный» (мир Гоголя и Достоевского). Это же деление заявляет о себе и здесь, но уже по-другому. Так, несмотря на то, что в русской литературе Гоголь явно отходит от «классической» линии, укрепляя линию «авангарда», здесь это его влияние не становится для Одарченко определяющим. И если в его стихах преемственность гоголевских традиций, фактически, есть продолжение «по прямой», то в его повести она скорее выглядит как отправление, отталкивание. В «Детских страхах» Одарченко открывается нам как поэт юности, родной земли, природы и красоты, который в действительности наследует вовсе не «сочному» языку Гоголя и не малороссийскому колориту, не гротеску и не кошмарным фантасмагориям, но, прежде всего, его бесконечному лиризму, близкому еще к «хрустальной», классической традиции.

Наконец, главным композиционным приемом прозаика-Одарченко является «фрагментарность», «отрывочность», которая, на наш взгляд, все-таки несет в себе осознанный или полуосознанный стилевой и жанрообразующий элемент. Предполагая это, мы вовсе не стремимся каждое движение автора выдать за глубоко осознанный замысел. В конце концов, не секрет, что профессиональным писателем Одарченко не был и по части композиции был элементарно неопытен, на что ему в частном порядке указывал Ремизов: «Всё вам Богом дано: воображение, изобразительность слова; но лад нелади-ца и уклад («la composition») шаток - это по неопытности.»'. Однако нельзя забывать и о том, что «фрагментарность», «отрывочность», «монтаж» были стилевой приметой времени, и, вероятно, хоть в какой-то мере могли быть известны автору как основные параметры литературного модернизма. Если вглядеться в его мир внимательнее, то можно увидеть, что на самом деле «отрывочность» и «фрагментарность» свойственны не только его повести, но и всем его прозаическим опытам (эссе «Истоки смеха» как пролог к ненапи

Письма A.M. Ремизова к Ю.П. Одарченко. - С.97. санному произведению, торопливо-сжатый путевой очерк «Дикий виноград», два коротких рассказа, тоже законченных как-то вдруг, словно оборванных), а также большинству его стихотворений, похожих на разрозненные пёстрые наброски, эскизы, этюды. И тут возникает вопрос, не является ли «фрагментарность» скрытым центром всей этой художественной системы? Ведь если мы вспомним излюбленный авторский принцип нанизывания отрывков на некий стержень, то в нашем сознании само собой произойдет совмещение контекстов поэзии и прозы Одарченко - и его прозаические «фрагменты» и поэтические «эскизы», в конце концов, соединятся в единый и цельный художественный мир.

Каково же главное общее свойство этого мира? Мы говорили уже, что наиболее важной и определяющей для всего творчества Одарченко является тема о человеке. И поэт-Одарченко, и прозаик-Одарченко - откровенно «ан-тропоцентричен». Для него нет ничего дороже и значительнее человека, хотя нет и ничего страшнее человека. И, по большому счету, это не чёрт его мучил всю жизнь, но человек - в его реальности и глубине. Конечно, нельзя отрицать, что эта своеобразная антропология, прежде всего, посвящена человеку «подпольному» и что с наибольшей силой в ней раскрыты «тёмные» стороны человеческой души: ее порочность, эгоизм, аморализм и безбожность. Но все же неверно было бы совсем не обращать внимания на то, что иногда в своих стихах и особенно в прозе, - он старался отражать и ее светлые силы, и диалектику добра в ней и ангельское ее начало, примыкая в этом отношении к классической христианской антропологии. И здесь мы уже совсем близко подходим к тому главному свойству мира Одарченко, которое роднит его с лучшими традициями русской литературы.

На наш взгляд, корень всего художественного мышления Юрия Одарченко лежит не в сфере эстетики, и даже не в сфере «антиэстетики», так нарочито громко и ярко раскрасившей «поверхность» его стихотворений, а, прежде всего, в сфере этики. В узкоэстетическом смысле в литературе Одарченко все-таки был «плебеем», но во всем, что касалось этической стороны жизни, бесстрашной и открытой постановки ее вопросов и принципиально-честного их разрешения, - он от природы был изощренно чуток и одарён. И потому, вероятно, как в поэзии, так и в прозе, Одарченко представляется нам, прежде всего и больше всего, «продолжателем» и «наследником» традиций Гоголя и Достоевского. Само восприятие человека в его творчестве пронизано именно этической категорией, так как он не только описывает борьбу добра и зла в душе человека, но все время ищет ее в нем. Человек для него, прежде всего, существо этическое, неизменно пребывающее перед дилеммой добра и зла, от которой он никуда не может уйти. И при этом, очень важно, что этика Одарченко по большей части не «рассудочно», но «мистически» окрашена: то есть, все моральные и аморальные движения души определяются для него не разумом, но - э/сивым ощущением Бога и дьявола, и там, где одно ощущение одерживает верх над другим, там неизбежно появляется либо ясность, сосредоточенность и цельность духа, либо распущенность, ведущая к распаду души и саморазрушению.

В каком-то смысле, весь художественный мир Одарченко представляет собой бесконечную диалектику религиозного сознания. И если так поставить вопрос и принять это утверждение, то убежденность его дочери в том, что ее отец был глубоко верующим человеком, выглядит не такой уж спорной. Обладая небольшим, но оригинальным дарованием, Одарченко при этом обладал важной способностью настоящего художника: он умел видеть целое и как в поэзии, так и в прозе всегда отталкивался от этого интуитивного ясновидения. Но если его поэтический мир производит впечатление какого-то угрожающе монолитного целого, скрученного в-самом-себе, для-самого-себя, становясь олицетворением «кругов ада», «корней зла», хранящих в себе высшую степень духовного одиночества, то в его лучшей прозе все происходит наоборот: каждый ее фрагмент как будто размыкает замкнутую структуру мгновения прошлого и закладывает основы мира, отмеченного Божьим присутствием, где открывается вневременное любовное созерцание и созидание жизни, растворенное в «мы».

Таким образом, на наш взгляд, вполне можно утверждать, что в истории русской литературы чистому сердцем, маленькому акробату, поэту и прозаику Юрию Одарченко удалось не сорваться и в меру своего дарования подлинно воплотить как пространство «ада», так и пространство «рая». Удалось ли ему так же подлинно разрешить их соотношение между собой, это уже другой вопрос, который выходит за рамки нашего исследования.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Болычева, Ольга Витальевна, 2012 год

1. Произведения Ю.П. Одарченко А) Книги:

2. Одарченко Ю. Денек. Париж, 1949. 59 с.

3. Одарченко Ю. Стихи и проза. Paris, La Presse Libre, 1983. 261 с.

4. Одарченко Ю. Сочинения. Летний сад. М.-СПб., 2001. 255 с. Б) Журнальные публикации:

5. Орион. Париж, 1947 (февраль). 162 с. - «Псёл». - С. 65-82.

6. Новый журнал. Нью-Йорк, 1948. - № 19. - С. 136-138. («Мальчик катит по дорожке.»; Плакат; Чистый сердцем; «Как прекрасны слова.»)

7. Возрождение. Париж, 1948. - № 2. - С. 32-51.

8. Возрождение. Париж, 1949. -№ 4. - С. 22-30.

9. Новый журнал. Нью-Йорк, 1951. - №. 27. - С. 114.

10. Новый журнал. Нью-Йорк, 1952. - № 28. - С. 212.

11. Новый журнал. Нью-Йорк, 1952. - № 29. - С. 121,

12. На Западе. Антология. Нью-Йорк, 1953. - С. 186-190.

13. Опыты. Кн. II. Нью-Йорк. 1953. - С. 16.

14. Новый журнал.-Нью-Йорк, 1953. № 32. - С. 132-133.

15. Новый журнал.-Нью-Йорк, 1954. № 36. - С. 129-130.

16. Новый журнал. Нью-Йорк, 1954. - № 39. - С. 193.

17. Новый журнал. Нью-Йорк, 1955. - № 40. - С. 95-96.

18. Новый журнал. Нью-Йорк, 1955. - № 43. - С. 95.

19. Новый журнал.-Нью-Йорк, 1956. № 45. - С. 106.

20. Возрождение. Париж, 1956. - № 57. - С.65-68.

21. Возрождение. Париж, 1956. - № 59. - С. 10-17.

22. Новый журнал. Нью-Йорк, 1957. -№ 49. - С.110.

23. Возрождение. Париж, 1957. - № 66. - С. 72-73.

24. Возрождение. Париж, 1957. - № 69. - С. 103-107.

25. Возрождение. Париж, 1958. - № 83. - С. 88-91.

26. Возрождение. Париж, 1959. - № 90. - С. 41-43.

27. Грани. Вып. второй. Мюнхен, 1959. - № 44. - С. 66-67.

28. Муза диаспоры. Антология. Нью-Йорк, 1960. - С. 237-240.

29. Чтец-декламатор. Нью-Йорк, 1962. - С. 212-213.

30. Мосты. Нью-Йорк, 1966. -№ 12.-С. 103-108.

31. Новый журнал. Нью-Йорк, 1971. -№ 102. -С. 89.

32. Родник. Рига, 1989. - № 11. - С. 20-22.

33. Литературное обозрение. М.: 1990. - № 7. - С. 26-27.

34. Огонёк.-М, 1990.-№36.-С. 15.34. «Мы жили тогда на планете другой.» Антология поэзии русского зарубежья в 4-х кн. Книга третья. М.: Московский рабочий, 1994. - 399 с. - С. 39-48.

35. Наше наследие. М., 1995. -№ 33. - С. 106-112.36. «Вернуться в Россию стихами.» Антология. Республика. М., 1995. 688 с.-С. 354-357.

36. Новая юность. М., 1996. - № 19-20. - С. 140-47.

37. Русская Атлантида. Поэзия русской эмиграции. Интрада. М., 1998. 174 с.-С. 24-37.39. «И только без этого жить невозможно.» Книга избранной лирики. -СПб.: Алетейя (при участии Фонда русской поэзии), 1999. 224 с. - С.77., С. 187.

38. Русская поэзия XX век. Антология. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 1999. 926 с. -С.399-401.

39. Нева. СПб., 2000. - № 9. - С. 60-62.

40. От символистов до обэриутов. Поэзия русского модернизма. Антология. В 2-х кн. М.: Эллис Лак 2000, 2002. Кн.2. С. 434-435.

41. Даниелян Э.С. Литература русского Зарубежья (1920-1940). Ереван: Лингва, 2005. - 200 с. - С. 193-194.

42. JI. Литература о Ю.П. Одарченко: А) Публикации:

43. Бахрах А. Семеро в поисках своего «я». // Новоселье. Париж-Нью-Йорк, 1950. - № 42-44. - С. 210-221.

44. Бетаки В. Корень зла. // Ю. Одарченко. Стихи и проза. Paris: La Presse libre, 1983.-С. 233-242.

45. Волчек Д. Юрий Одарченко // Родник. Рига, 1989. - № 11. - С. 19.

46. Иванов Г. Поэзия и поэты.//Критика русского зарубежья в 2-х т. Т.2. М.: ACT Олимп, 2002. - 459 с. - С. 156.

47. Иванова С. Слова, от которых бегут без оглядки.//Ю.Одарченко. Сочинения. М.-СПб.: Летний сад, 2001. - 255 с. - С. 5-26.

48. Иваск Ю. Денёк./Юпыты. Кн. I. Нью-Йорк, 1953. - С. 201-202.

49. Иваск Ю. Похвала русской поэзии. Эссе. Tallinn: Aleksandra, 2002. - 252 с.-С. 190-191.

50. Казак В. (Биографическая справка). Энциклопедический словарь русской литературы с 1917 г. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1988. -912 с.-С. 548.

51. Колмогоров А. Из поэтического наследия. // Долгопрудненские страницы, 2003. № 35 (30 августа).

52. Крейд В. (Биографическая справка).//«Вернуться в Россию стихами.» Антология. М.: Республика, 1995. - 687 с. - С.644-645.

53. Кубрик А. Нисхождение в долину // Огонёк. М., 1990. - № 36.

54. Леонидов В. Юрий Одарченко // Новая юность. М., 1996. - № 19-20.

55. Мосешвили Г. (Биографическая справка) // «Мы жили тогда на планете другой.» Антология поэзии русского зарубежья в 4-х кн. Книга третья. -М.: Московский рабочий, 1994. 399 с. - С. 39-48.

56. Одарченко-Лоеб С. Воспоминания об отце-живописце. // Наше наследие. -М., 1995.-№33.-С. 106-112.

57. Одарченко-Лоеб С. О моём отце. // Нева. СПб., 2000. - № 9. - С. 60-62.

58. Одоевцева И.В. На берегах Леты. Главы из ненаписанной книги.//Русская мысль. Париж, 1990 (23 ноября). - С. 10-12.

59. Померанцев К. Памяти поэта (Юрий Одарченко и его стихи).//Мосты. -Нью-Йорк, I960.-№5.-С. 341-343.

60. Померанцев К. Оправдание поражения. Георгий Иванов, Владимир Смоленский, Юрий Одарченко. // Мосты. Нью-Йорк, 1966. - № 12. - С. 242-265.

61. Померанцев К. Юрий Одарченко // Сквозь смерть. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1983. 192 с. - С. 48-52.

62. Померанцев К. Юрий Одарченко и его мир// Ю. Одарченко. Стихи и проза. Paris: La Presse Libre, 1983. 261 с. - С. I-XVII.

63. Скатов H. Русская литература XX века: прозаики, поэты, драматурги. Библиографический словарь в 3-х тт. Т.2. Olma Media groop, 2005. 720 с. -С.683-685.

64. Станюкович Н. Юрий Одарченко. //Возрождение. Париж, 1960. - № 4. -С. 118-119.

65. Филиппов Б. Ю. Одарченко // Новое русское слово. Нью-Йорк, 1983. -№47 (18 сентября).-С. 5.

66. Письма A.M. Ремизова к Ю.П. Одарченко. Вступительная статья, публикация и комментарии A.M. Грачёвой.//Наше наследие. М., 1995. - № 33. -С. 93-112.

67. Б) Источники из интернета:

68. Борковец П. Поэт и переводчик о Ю.Одарченко. // URL: http://elim-aj.web-box.ru/elim-ai-russkij/ctati/poet-i-perevodchik-petr-borkovec

69. Гладких Н. Эстетика и поэтика прозы Д.И.Хармса: автореф. дис.: к.ф.н. Томск, 2000. URL: http://www.dissercat.com/content/estetika-i-poetika-prozy-d-ikharmsa

70. Евтушенко Е. Застенчивый сюрреалист. / Новые известия, 8 мая 2008. // http://www.newizv.ru/culture/2008-05-08/89637-zastenchivyi-siurrealist.html

71. Маневич Г. «Я расставлю слова.» / Журнальный зал: Арион. М., 1996. - № 4. // URL: http://magazines.russ.rU/arion/1996/4/odarchl.html

72. Проект «акмеизм». После Серебряного века: документы и реконструкции. / НЛО № 58. М., 2002. // http://magazines.russ.ru/nlo/2002/58/akmeiz.html

73. I. Теоретическая и иная литература:

74. Адамович Г. Комментарии. СПб.: Алетейя, 2002. 757 с.

75. Анненский И. Избранное. М.: Правда, 1987. 592 с.

76. Аполлон № 1 (Вступление от редакции). Спб., 1909. С. 3-4.

77. Афанасьев А. Поэтические воззрения славян на природу: в 3-х тт. // М.: Современный писатель, 1995. Т.1. 416 с. Т.2.-400 с. Т.З. -416 с.

78. Баевский В. История русской литературы XX века. М.: Языки славянской культуры, 2003. 447 с.

79. Бакст Л. Пути классицизма в искусстве. // Аполлон № 3. СПб., 1909. С. 46-62.

80. Бахтин М. СС в 7-ми тт. М.: Русские словари, 2001. Т.2. - 799 с. Т.6. -799 с.

81. Бахтин М.М.: беседы с проф. В.Д. Дувакиным. М.: Согласие, 2002. 400 с.

82. Белый А. Мастерство Гоголя. Л.: ОГИЗ, Государственное изд-во художественной литературы, 1934. 324 с.

83. Белый А. Начало века. М.: Художественная литература, 1990. 688 с.

84. Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. Париж, 1968. 239 с.

85. Блок А. СС в 8-ми т. M.-JL: Художественная литература, 1960-1965. Т.5. -799 с.-Т.8.-771 с.

86. Введенский А. Полное собрание произведений в 2-х т. М.: Гилея, 1993. Т.1.-285 с. Т.2.-271 с.

87. Вейдле В. О музыке речи // Новый журнал № 108. Нью-Йорк, 1972. С. 97-123.

88. Вейдле В. Статья о Г. Иванове // Континент №11. Париж, 1977. С. 359369.

89. Герасимова А. Обэриу. Проблема смешного. // Вопросы литературы. -М., 1988-№4.-С. 50-79.

90. Гинзбург JI. О старом и новом. Л.: Советский писатель, 1982. 424 с.

91. Гоголь Н. Собрание сочинений в 7-ми т. М.: Современник, 1983. Т.1. -479 с.

92. Гумилёв Н. Собрание сочинений в 3-х т. М.: Художественная литература, 1991. Т.1. Стихотворения. Поэмы. 590 с. Т.З. Письма о русской поэзии. -430 с.

93. Достоевский Ф. Собрание сочинений в 30-ти т. Л.: Наука, 1973. Т.5. 408 с. - Т.8. - 512 с. - Т.14. - 512 с. - Т. 15. - 624 с.

94. Иванов Г. Сочинения в 3-х т. М.: Согласие, 1994. Т.1. 656 с. Т.2.-480 с. Т.3.-720 с.

95. Иванов Г. Стихотворения. Новая библиотека поэта. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2005. 768 с.

96. Жаккар Ж-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1995. -471 с.

97. Заболоцкий Н. Столбцы. Стихотворения. Поэмы. СПб.: издательство «Северо-Запад», 1993. 511 с.

98. Зеленин Д. Избранные труды. Статьи по духовной культуре. М.: Индрик, 1994.-400 с.

99. Зуева Т., Кирдан Б. Русский фольклор. М.: Флинта, Наука, 2000. -400 с.

100. Иваницкая С. О русских парижанах. М.: Эллис Лак, 2006. 480 с.

101. Кобринский А. Поэтика «ОБЭРИУ» в контексте русского литературного авангарда. В 2-х т. М.: издательство Культурологического лицея № 1310, 2000. Т.1. - 192 с. Т.2. - 144 с.

102. Коновалова А. Эстетика и поэтика обэриутов. Дисс. к.ф.н. Уфа, 2005. -227 с.

103. Крейд В. Георгий Иванов. ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2007. 432 с.

104. Критика русского зарубежья в 2-х т. М.: ACT, 2002. Т.1. - 471 с. Т.2. -459 с.

105. Крусанов А. Русский авангард: 1907-1932. Исторический обзор в 3-х т. Т.1. Боевое десятилетие. СПб.: Новое литературное обозрение, 1996. 320 с.

106. Кузмин М. О прекрасной ясности. // Аполлон № 4. СПб., 1910. - С. 510.

107. Литературные манифесты от символизма до наших дней. М.: Издательский дом XXI век Согласие. 2000. - 608 с.

108. Логос. Философско-литературный журнал, № 4. М., 1993.

109. Мельников М. Русский детский фольклор. М.: Просвещение, 1987. 240 с.

110. Мифы народов мира. Энциклопедия в 2-х т. М.: Советская энциклопедия, 1980. Т.1.-672 с. Т.2.-719 с.

111. Мочульский К. Русские поэтессы. Мариэтта Шагинян и Ирина Одоевце-ва. // Звено № 11, 16 апреля. Париж, 1923. С. 2.

112. Николаева Н. Трансформация жанра семейных записок XVIII-XIX вв. в «Семейной хронике» С.Т. Аксакова // Материалы к Словарю сюжетов и мотивов русской литературы. Вып. 6. - Новосибирск, 2004. - 323 с. - С. 64-82.

113. Ницше Ф. Собрание сочинений в 2-х т. М.: Рипол классик, 1997. Т.1. -832 с. Т.2.-864 с.

114. Олейников Н. Стихотворения и поэмы. Новая библиотека поэта. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 2000. 272 с.

115. Павлык Н. Антропология нерелигиозного экзистенциализма // Встреча №2. М., 1996.-С. 36-44.

116. Полякова С. Олейников и об Олейникове и другие работы по русской литературе. СПб.: ИНАпрес, 1997. 384 с.

117. Поплавский Б. Сочинения. СПб.: Летний сад, 1999. -448 с.

118. Поплавский Б. О мистической атмосфере молодой литературы в эмиграции. // Числа № 2-3. Париж, 1930. С. 308-311.

119. Поэты группы ОБЭРИУ. Под общей редакцией М.Б. Мейлаха. СПб.: Советский писатель, 1994. 640 с.

120. Пушкин А. Полное собрание сочинений 1837-1937: в 16 т. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1937-1959. Т.П. Критика и публицистика, 1819-1834. 1949. -600 с.

121. Пропп В. Проблемы комизма и смеха. М.: Лабиринт, 2006. 256 с.

122. Пропп В. Морфология волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2001. 192 с.

123. Пропп В. Исторические корни волшебной сказки. М.: Лабиринт, 2000. -336 с.

124. Ремизов А. Избранное. М.: Художественная литература, 1978. 510 с.

125. Российское зарубежье во Франции, 1919-2000: биографический словарь в 3-х т. М.: Наука; Дом-музей Марины Цветаевой, 2008. Т.2. - 685 с.

126. Русская литература XX века в зеркале пародии. М.: Высшая школа, 1993.-478 с.

127. Русская литература 1920-1930-х годов. Портреты поэтов. М.: ИМЛИ РАН, 2008.-Т.1.-896 с.

128. Русская фольклористика. Хрестоматия. М.: Высшая школа, 1971. -416 с.

129. Семенова С. Метафизика русской литературы: в 2-х т. М.: ПоРог, 2004. Т. 1. -512 с. Т.2.-511 с.

130. Софронова JI. Мифопоэтика раннего Гоголя. СПб.: Алетейя, 2010. 296 с.

131. Струве Г. Русская литература в изгнании. Париж-Москва: Ymca-press -Русский путь, 1996. 448 с.

132. Сумерки богов. М.: Политиздат, 1990. 398 с.

133. Творения аввы Евагрия. М.: Мартис, 1994. 362 с.

134. Философская энциклопедия. Т.4. М.: Советская энциклопедия, 1967. -591 с.

135. Тютчев Ф. Полное собрание сочинений в 6-ти т. Т.2. Стихотворения, 1850-1873. ИМЛИ РАН; Институт русской литературы (Пушкинский Дом). Издательский центр Классика, 2003. 640 с.

136. Харджиев Н. Статьи об авангарде: в 2-х т. M.: RA, 1997. Т.1. - 389 с. Т.2.-315 с.

137. Хармс Д. Полное собрание сочинений в 4-х т. СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997-2001. Т. 2. Рассказы и повести. -497 с.

138. Хармс Д. Записные книжки. Дневник: в 2-х кн. Кн.2. СПб.: Академический проект, 2002. 414 с.

139. Ходасевич В. Колеблемый треножник. Избранное. М.: Советский писатель, 1991.-688 с.

140. Чагин А. Расколотая лира. М.: Наследие, 1998. 272 с.

141. Честертон Г. Ортодоксия. Эссе. М., Православный Свято-Тихоновский Богословский институт, 2003. 283 с.

142. Georgij Ivanov / Irina Odojevceva. Briefe an Vladimir Markov 1955-1958. Mit einer Einleitung herausgegeben von Hans Rothe. Köln, Weimar, Wien, Bohlau, 1994.-C. 1-92.

143. Aö.jß^rtre J-P. L'enfer c'est les autres. Les existentialisme athée. // URL: http://www.philo5.com/Les%20philosophes%20Textes/Sartre L%27EnferC%27E stLesAutres.htm