Поэтика русской эпиграммы XVIII - начала XIX века тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Леонов, Иван Сергеевич

• Леонов, Иван Сергеевич
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Леонов, Иван Сергеевич

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ТИПОЛОГИЯ РУССКОЙ ЭПИГРАММЫ XVIII - НАЧАЛА XIX ВЕКОВ, ЕЕ СТАНОВЛЕНИЕ И РАЗВИТИЕ.

1.1 Русская эпиграмма 30-х - 40-х годов XVIII века.

1.2 Развитие типов русской эпиграммы в 50-е - 60-е годы XVIII века.

1.3 Типология русской эпиграммы рубежа веков (70-е г.г. XVIII века - первые десятилетия XIX века).

Выводы по главе 1.

ГЛАВА II. ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ОСОБЕННОСТИ РУССКОЙ ЭПИГРАММЫ ХУШ - НАЧАЛА XIX ВЕКОВ.

2.1.Система персонажей русской эпиграммы XVIII - начала XIX веков.

2.2.Композиция русской эпиграммы XVIII - начала XIX веков.

2.3.Специфика русской сатирической эпитафии XVIII - начала XIX веков.

Выводы по главе II.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика русской эпиграммы XVIII - начала XIX века»

Актуальность настоящего диссертационного исследования обусловлена тем, что изучение эпиграммы XVIII - начала XIX века способствует более глубокому и полному постижению культурного наследия прошлого. Обращение к эпиграмме XVIII и первых десятилетий XIX века вызвано необходимостью исследовать ее эволюцию от первых отечественных образцов вплоть до того времени, когда она достигает наивысшей степени развития (эпоха А.С. Пушкина).

Поэты, создававшие образцы этого жанра, откликались в них на многие социальные, политические, литературные события своего времени. Адресатами эпиграмм часто становились известные исторические деятели, поэты, писатели, драматурги. В них содержатся отголоски литературной полемики ведущих деятелей искусства (М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова, В.К. Тредиаковского), отклики на вновь вышедшие художественные произведения, переводы, театральные постановки. Получаемые из эпиграмм такого рода историко-культурные сведения формируют у исследователя и просто читателя важные представления об эпохе, породившей эти произведения малой жанровой формы.

В методологическим плане диссертация опирается на труды отечественных исследователей, изучавших и изучающих литературный процесс XVIII - начала XIX века, особенности господствующих в то время литературных направлений. Речь идет о работах П.Н. Беркова, Д.Д. Благого, О.М. Буранка, Н.Г. Гудзия, Г.А. Гуковского, А.С. Демина, А.В. Западова, В.А. Западова, Н.Н. Ковалевской, В.И. Коровина, Л.И. Кулаковой, Е.Н. Купреяновой, А.С. Курилова, О.Б. Лебедевой, Ю.М. Лотмана, Е.А. Маймина, Г.П. Макагоненко, Г.Н. Моисеевой, Г.В. Москвичевой, Д.П. Николаева, С.И. Николаева, Л.А. Ольшевской, П.А. Орлова, И.З. Сермана, А.А. Смирнова, Ю.В. Стенника, В.П. Степанова, С.Н. Травникова, В.И. Федорова.

О месте эпиграммы в системе литературных родов и жанров, ее художественном своеобразии и эпиграмматическом творчестве конкретных поэтов в разное время писали: Никола Депрео Буало, Жан-Батист Дюбо, Лессинг, Жан-Поль Рихтер, Феофан Прокопович, М.В. Ломоносов, А.П. Сумароков, В.К. Тредиаковский, А.Д. Байбаков, Е.А. Баратынский, Н.Г. Курганов, А.С Никольский Н.Ф. Остолопов, а также современные исследователи Т.Е. Автухович, Л.И. Алехина, А.А. Асоян, Н.П. Болыпухина, О.М. Буранок, В.Е. Васильев, М.Л. Гаспаров, М.И. Гиллельсон, В.А. Грехнев, Л.Ф. Ершов, К.А. Кумпан, Т.Г. Мальчукова, И.Б. Мушина, В.Н. Орлов, Ф.А. Петровский, М.В. Пророков, В.А. Пронин, P.P. Томашевская, Н.А. Чистякова.

В настоящее время хорошо изучена античная эпиграмма как со стороны проблематики, так и в плане художественного своеобразия. В этой связи выделяются работы М.Л. Гаспарова, Т.Г. Мальчуковой и Ф.А. Петровского. М.Л. Гаспарова интересовали история возникновения жанра, проблема составления антологии античных эпиграмм, связь жанра с культурой и бытом древних греков и римлян. Эволюции античной эпиграммы является предметом изучения Ф.А. Петровского. Особенности сюжета и композиции, художественная специфика «насмешливой» эпиграммы, а также наличие в ней элементов литературной критики привлекли внимание Т.Г. Мальчуковой.

Истории и теории русской эпиграммы XVIII века посвящены труды А.А. Асоян, которая исследует эволюцию сатирической разновидности жанра. Тематика эпиграммы, соотношение ее с историческими и культурными особенностями эпохи, связь с литературными направлениями, ее композиция, система образов, язык рассматриваются в работах В.Е. Васильева, М.И. Гиллельсона, Л.Ф. Ершова, К.А. Кумпана, И.Б. Мушиной. Сведения об истории создания и поэтики эпиграмм отдельных авторов содержатся в трудах Т.Е. Автухович, Н.П. Беркова, О.М. Буранка, Н.П. Большухиной, А.С. Демина, Д.П. Николаева. О взаимосвязях эпиграммы с другими литературными жанрами (басней, сатирой, эпитафией) писали Л.И. Алехина, В.Н. Орлов, В.А. Пронин.

На некоторых вопросах истории и теории жанра следует остановиться более подробно.

Теоретик классицизма Никола-Депрео Буало в «Эпистоле о стихотворстве» указывает на следующие признаки жанра: Вот эпиграмма, - та короче и вольней; Лишь острое словцо находим часто в ней. Словечек острых тех мы никогда не знали» [20,32]. (.)

Коль муза иногда настроена лукаво, Со словом пошалить она имеет право; Слова смысл двойной использовать не грех, Держась границ, чтоб вас не подняли на смех, Чтоб эпиграмму вы не сделали задорно Остротой иногда нелепою и вздорной [20,33].

Жан-Батист Дюбо в «Критических размышлениях о поэзии и живописи писал: «Эпиграммы, чье достоинство состоит в игре слов или скрытом намеке, нравятся лишь тогда, когда они нам в новинку. Все их очарование состоит в неожиданности. Когда мы разгадываем смысл эпиграммы, ее острота притупляется; однако те из эпиграмм, которые описывают предметы, способные нас волновать или в каком-то смысле привлечь наше внимание, всегда производят большее впечатление» [52,64]. Идеальные образцы эпиграмм Дюбо находит в творчестве Марциала. Говоря об их предмете изображения, автор указывает на то, что «эпиграмма не подходит для описания трагических событий. Самое большое, о чем она может рассказать, так это о каких-нибудь блестящих подробностях этих событий. Она может привести нас в восхищение той или иной деталью происшествий, но не заинтересовать всем событием в целом» [52,65].

Жан-Поль Рихтер в своих социально-философских произведениях указывал: «Великий Боже, страна столь бесплодная, как наша, эта степь, покрытая терновниками и облаками, нечто в виде Эпиграммы, оканчивающейся острием, как отравленный кинжал.» [53,121].

Кроме того, необходимо подробно остановится на некоторых теоретических положениях, высказанных рядом отечественных литераторов, указывающих как на место эпиграммы в системе литературных жанров, так и на некоторые особенности ее поэтики.

Так, в «Поэтике» Феофан Прокопович выделяет семь родов поэзии: эпическую, драматическую, буколическую, эпиграмматическую, элегическую, сатирическую, лирическую. Комментируя предложенную последовательность, А.С. Курилов замечает: «Становится ясно, что все роды поэзии Феофан Прокопович рассматривает именно по степени важности их предметов, начиная от «подвигов знаменитых мужей» в эпопее, и кончая изображением «животных, предметов, времен и мест» в лирике и надписями «в знак победы, битвы или другого события» [70,122].

В.К. Тредиаковский предлагал следующую систему литературных жанров: эпическая поэма, лирическая поэма (ода), драматическая поэма (комедия, трагедия), буколическая поэма (пастушеские и поселянские разговоры), эпиграмматическая поэма. Последнее - «самый сложный и трудный в техническом исполнении род поэзии, который одновременно является и как бы формой проверки творческих сил и художественного мастерства писателей, принял неизъяснимую радость и удовлетворение тому, кто сумеет преодолеть все препятствия, стоящие на пути эпиграммы.

Стесняя волю поэтов в отношении композиции, количества строк, характера рифмовки, эпиграмматическая поэзия вместе с тем предоставляла им полную свободу в сфере «материи», как бы компенсируя краткость и заданность формы необозримостью подвластного им в данном роде поэм содержания. Таким образом, эпиграмма остается для нашего теоретика самым широким по своей материи поэтическим жанром [70,224]».

Важные теоретические размышления содержатся в «Новом и кратком способе сложения российских стихов с определением до сего надлежащих званий» В.К. Тредиаковского. Автор определяет сущность эпиграммы следующим образом: «.но материя ее всегда бывает либо народная, либо легкая, либо низкая, либо насмешливая, или, наконец, сатирическая» [141,215]. По мысли А.С. Курилова, «в результате самыми емкими и самыми разнообразными по своему содержанию видами поэзии, с которым знакомил нашего читателя Тредиаковский, оказались «мирская песнь» и эпиграмма -жанры, непосредственно связанные с отражением народной жизни, народной мысли и «материи» [70,132].

Интересные сужения об эпиграмме содержатся в теоретических трудах М.В. Ломоносова. В «Риторике» (глава «О возбуждении, утолении и изображении страстей») он писал: «Возбуждают авторы смех особливо в комедиях, сатирах и эпиграммах, где главное и нужное сего употребление. Но в прозаичном, а особливо в важном слове должно оного остерегаться не употреблять, как только соединив в некоторою и удаляясь от подлости» [70,155]. Как автор теории трех штилей М.В. Ломоносов считал, что эпиграмма принадлежит низкому штилю, который «принимает речения третьего рода, то есть которых нет в славенском диалекте, смешивая со средними, а от славенских обще не употребительных вовсе удаляется по пристойности материй, каковы суть комедии, увеселительные эпиграммы, песни, в прозе дружеские письма, описания обыкновенных дел. Простонародные слова могут иметь в них место по рассмотрению» [76, 78].

О месте эпиграммы в системе литературных жанров писал А.Д. Байбаков (иеромонах Аполлос). Важные теоретические размышления на этот счет содержатся в его работе «Правила пиитические в пользу юношества», а точнее во второй ее части «О разных поэзии видах». Аполлос разделяет поэзию на три вида: повествовательную, драматическую смешанную. Для повествовательной характерно следующее: поэт «говорит один, других лиц не вводя, размером стихотворческим, с вероятною выдумкою» [70,248]. Иной спецификой обладает драматическая поэзия: «Стихотворец сам как бы ничего не говоря вводит разговоры других лиц или со всем их действием, телодвижением одеянием или вообразительностью» [70,248]. Смешанная поэзия «содержит в себе повествовательную и драматическую т. е. когда и сам стихотворец говорит и других вводит разглагольствующих» [70,248]. К первому виду А.Д. Байбаков относил элегическую, лирическую и эпиграмматическую поэзию, ко второму - трагедии и комедии. К третьему роду - сочинения героические, буколистические и прочие. Таким образом, эпиграмма, подпадая под первый разряд поэзии, с точки зрения А.Д. Байбакова, имеет ярко выраженное авторское начало. Роль иных персонажей в ней практически сводится к нулю. Однако в процессе анализа жанра будет выявлено, что критерии, выдвинутые теоретиком, актуальны не для всех эпиграмм, а лишь для конкретной ее разновидности, которая в дальнейшем будет определена как эпиграмма-портрет. Если обратиться к хронологии, то эпиграммы, о которых писал А.Д. Байбаков, безусловно, доминировали в 3040-е годы XVIII века, а на протяжении следующих десятилетий, хоть и продолжали активно развиваться, но были далеко не единственными.

Представление о том, какова должна быть эпиграмма, содержится в «Эпистоле о стихотворстве» А.П. Сумарокова, которая явилась своеобразным манифестом русского классицизма. Рассмотрим свойство мы и силу эпиграмм: Они тогда живут, красой своей богаты, Когда сочинены просты и узловаты, Быть должны коротки, и сила их вся в том, Чтоб нечто вымолвить с издевкою о ком.(курсив мой - И.Д.).

135,].

Эти размышления очень важны для выявления специфики жанра. Эпиграмма, по мысли А.П. Сумарокова, должна изображать одушевленный объект (на это указывает «о ком»), при этом выбор эпиграмматиста должен падать на персонажа, заслуживающего осмеяния и порицания.

Следовательно, речь идет о том, что центральное место в эпиграмме занимает образ носителя какого-либо порока.

Большое внимание эпиграмме уделяет Н.Ф. Остолопов в «Словаре древней и новой поэзии», в котором содержится следующее определение жанра: «Небольшое сочинение в стихах, имеющее один только предмет и оканчивающееся острою мыслию». Для того чтобы точнее определить предмет эпиграмматического творчества, автор сравнивает эпиграммы древние (античные) и новые, показывая при этом изменения в понимании сущности жанра поэтами разных эпох.

Епиграммы были прежде всего не иное что, как надписи (.), высекаемыя на лицевой стороне храмов, на подножиях статуй, на могилах и других народных памятниках; наконец стали употреблять их для предания потомству вкратце какого либо происшествия или для описания чьего-либо нрава; хотя предмет их переменился, но имя свое они сохранили» [96,386]. Далее Н.Ф. Остолопов обращается к Греческой Антологии 1820 года, из которой приводит следующее высказывание: «Мы называем Епиграммою краткие стихи сатирического содержания, кончающиеся острым словом, укоризною или шуткою. Древние давал сему слову другое значение. У них каждая небольшая пиеса, размером Елегическим писанная, т.е. Екзаметром и Пентаметром, называлась Епиграммою. Ей все служит предметом: она то поучает, то шутит, и почти всегда дышит любовию. Часто, она не что иное, как мгновенная мысль, или быстрое чувство, рожденное красотами природы или памятниками художества» [96,387].

Далее автор «Словаря.» переходит к размышлениям об эпиграммах нового времени. Здесь он уже не касается предмета жанра, так как этот вопрос был затронут выше, а концентрирует основное внимание на его художественных особенностях, в первую очередь на композиции, способах создания комического эффекта, аспектах стихосложения.

Две части составляют Епиграмму, принимаемую в нынешнем ея значении: одна заключает предложение предмета ли вещи произведшей мысль; другая самую мысль, или, так сказать, острое слово, что вместе можно назвать, как и в прочих творениях, узлом и развязкою. Предложение должно быть просто, ясно и представлено с легкостию, должно возбудить внимание и любопытство читателя; а острая мысль чем кратче будет выражена, тем лучше» [96,395]. «.иногда предложение и развязка Епиграммы состоят просто в рассказе, иногда предложение заключается в вопросе, а развязка в ответе, которые автор делает, говоря сам с собою, или вводит лице постороннее; иногда же предложение бывает в рассказе, а развязка в обращении к тому лицу, которое служит предметом насмешки и проч.» [96,396]. Подобное замечание расширяет границы эпиграммы, установленные А.Д. Байбаковым, для которого в эпиграмматической, как и во всей повествовательной поэзии, доминирующая роль принадлежит автору.

Переходя к комическим приемам, используемым в эпиграммах нового времени, Н.Ф. Остлопов пишет: «Епиграмма более нравится, когда принимает вид важный, желая быть шутливою; вид простоты, желая быть замысловатою; вид кротости, желая быть язвительною» [96,395].

Особое внимание автор уделял проблеме связи эпиграмматического стиха с содержанием произведений. «Епиграмма пишется стихами и вольными и одномерными. Слог ея должен быть выработан с особливым рачением, ибо погрешность, скрывающаяся в большом сочинении, в Епиграмме делается всякому приметною» [96,396]. Вероятно, Н.Ф. Остолопов считал, что недостатки стиля могут оказать негативное влияние на реализацию задач жанра и способствовать ослаблению необходимого для него комического начала, а также воспрепятствуют тому, чтобы эпиграмма оказала должное воздействие на читателя.

Особо следует остановиться на мысли Н.Ф. Остолопова, что эпиграмма «может осмеивать странности или пороки, нимало не касаясь личности» [96,395]. Возникает вопрос: как это соотносится с суждением А.П. Сумарокова об ориентации эпиграммы на персонифицированный объект? С одной стороны, если считать, что в эпиграмме осмеивается порок, а образ его обладателя дается лишь для большей наглядности и используется в тексте в качестве художественного приема, то в суждениях двух теоретиков нет больших противоречий. Однако практика показывает, и это будет отражено в содержании диссертации, что некоторые эпиграммы допускали немотивированные насмешки в адрес реально существовавших людей, чаще всего современников авторов эпиграмм. Безусловно, таких эпиграмм было меньше, чем тех, которые высмеивали порок, используя при этом абстрактный, типизированный образ его носителя. Вероятно, Н.Ф. Остолопов в «Словаре» учитывал только последние.

Взгляды А.С. Никольского, опубликованные в работе «Основания Российской словесности» [91,67], близки к теоретическим положениям А.Д. Байбакова. Он также относит эпиграмму к повествовательной поэзии, которая «есть такое сочинение, в котором поэт описывает какую-нибудь вещь от своего лица, или вовсе не вводя других (.), впрочем, самым кратким образом и совсем не в виде разговора» [91,67]. По мнению автора, эпиграмматическая поэзия подразделяется на «девиз» («надпись»), «экспромт», который произносится, но не записывается, и надгробия. В числе важнейших достоинств эпиграммы он видит краткость, ясность и замысловатость.

Среди современных исследований поэтики жанра следует отметить труды Т.Г. Мальчуковой, посвященные античной эпиграмме. В них содержатся сведения о генезисе жанра, его развитии в Древней Греции и Риме. Кроме того, автор постоянно обращается к отечественным образцам и демонстрирует разницу в представлении о жанре в различные эпохи. Античная насмешливая эпиграмма исследуется в связи с сатирической эпиграммой нового времени. Автор задается вопросом, как смех попадает в эпиграмму и становится одним из главных ее признаков. «Для современного читателя эпиграмма прочно связна с комическим содержанием. Прилагать определение «насмешливый» к антологии, например, русской эпиграммы как и для французской, немецкой, английской и т.д.) было бы бессмысленной тавтологией» [80,56].

Для античного читателя эпиграмма - одно из возможных обозначений небольшого поэтического произведения. Разнобой в названиях поэтических произведений их сборников (античные сборники называются «Венок», «Цветник», «Сады» или «Леса») отчасти объясняется тем, что в греческих и латинских языках нет соответствия нашему понятию «стихотворение», как и собирательному - «лирика». (.) Наиболее удобным общим обозначением этих разнотемных и разномерных стихотворений оказалась эпиграмма» [80 ,57].

Т.Г. Мальчукова делает важное замечание, что «античный эквивалент современному понятию «эпиграмма» непременно включает дополнительные указания на комический характер» [80,57]. Далее автор рассматривает как комизм постепенно все больше и больше начинает проникать в античную эпиграмму. «В качестве общего источника комического содержания в ранней эпиграмме нужно назвать ее контакты с другими жанрами пародийной и полемической греческой поэзии. В первую очередь нужно упомянуть элегию и гному, сходные с эпиграммой метрически» [80,63]. Теоретические размышления сопровождаются большим количеством примеров античных текстов, данных в переводе Л.В. Блуменау, В.В. Вересаева, Ф.А. Петровского, С.И. Радцига.

Далее, как пишет Т.Г. Мальчукова, жанр становится оружием литературной борьбы, с его помощью Каллимах «осыпает насмешками традиционный эпос, его рыхлую композицию, банальные эпитеты, насыщенный слог (.). Аполлоний Родосский, представитель противоположного литературного направления, сочинитель эпоса «Аргонавтика», напротив, бранит ученую поэму Каллимаха (.). Полемические эпиграммы против эпигонов классической поэзии пишут также поэты второй половины III века до н.э. Феодорит и Архмел» [80,63-64]. Эти сведения очень важны и для исследователя русской эпиграммы XVIII

XIX веков, обличающей творческую несостоятельности деятелей искусства, а также используемой в целях литературной борьбы.

Еще одним существенным аспектом исследования Т.Г. Мальчуковой является изучение зарождения и развития сатирической эпитафии, которая активно развивалась и в русской литературе.

Автор пишет о появлении в эпиграмме конкретных типов носителей пороков, требующих осмеяния. Среди них: ученый поэт, грамматик, скупой, жадная гетера и другие. Эти и другие важные наблюдения необходимо учитывать в процессе изучения отечественной эпиграммы, которая унаследовала многие черты греческих и римских образцов этого жанра.

Эволюция русской сатирической эпиграммы XVIII века была исследована в трудах А.А. Асоян, которая писала: «В XVIII веке шел процесс усвоения формы и социально эстетических задач эпиграммы. В течение нескольких десятилетий русские пытаются применить заимствованные сюжеты к стихии одного языка, постигают загадки задора лаконичного жанра» [7,127-128]. Далее исследователь анализирует те изменения, которые происходят с эпиграммой В.К. Тредиаковского и М.В. Ломоносова и А.П. Сумарокова, чья художественная практика «исключала сколько-нибудь узкие представления о жанровых формах эпиграммы. У него немало стихотворений, приближающихся по своей фактуре к анекдоту [7,130].

А.А. Асоян подробно останавливается на проблеме влияния французской литературы на эпиграмму А.П. Сумарокова. Анализ ряда его произведений показывает, что «.каламбур, абсурдное сравнение, фабульный финт, вскрывающий алогизм изображаемой ситуации, или зеркальное построение фраз, порождающее игру перекрещивающихся смыслов - все это прочно входит в арсенал поэта. Французской школе он обязан также искусством неожиданной концовки. Контрастный пуант, как будто совершенно неподготовленное разрешение, для того чтобы обрести блеск в стихотворной игре русских эпиграмматистов, должен был пройти шлифовку в творческой лаборатории Сумарокова» [7,131].

Исследуя эволюцию жанра, А.А. Асоян уделяет особое внимание эпиграммам Г.Р. Державина, который, с точки зрения автора «.почти свободен от заимствований, его стихотворения чаще, чем у иных поэтов, пишутся по конкретному поводу и на конкретные лица, вбирают в себя неповторимые ситуации и явления и сохраняют эту неповторимость благодаря непреднамеренности композиционных форм» [7,134]. Кроме того, исследователь обращает внимание, что в эпиграммах Г.Р. Державина в отличие от его предшественников, усиливается личностное, субъективное начало. «. Индивидуальный почерк эпиграмматиста, в котором чувствовалось живое ощущение русской, национальной жизни, был принадлежностью и его таланта, и будущего отечественной эпиграммы» [7 ,135].

Помимо работ, комплексно анализирующих историю жанра, существуют исследования, затрагивающие отдельные аспекты поэтики эпиграммы. На некоторых из них следует остановиться.

Так, исследование В.Н.Орлова [162] посвящено проблеме использования эпиграммы и сатиры в качестве средства литературной борьбы. В первую очередь, автор анализирует поэтику жанра и приходит к выводу, что эпиграмма «. в силу своей особой конструктивной выразительности (краткость, стремительное развертывание темы, лексическое, интонационное и семантическое pointe, неожиданная и острая развязка), лучшим образом служит конкретным целям литературной борьбы» [162,23-24].

По мнению исследователя, эпиграмма в эпоху 1760-х годов получает широкое распространение как метод общественного обличения.

Особо В.Н. Орлов останавливается на развитии жанра в эпоху литературной полемики шишковистов и карамзинистов. Эпиграмма, с точки зрения автора, удачно вписывалась в контекст этой борьбы. «Расцвет эпиграммы (.) в эпоху карамзинистов всецело связан с обще-речевой культурой эпохи, с установкой на интимную речь, салонный жаргон (.)

Эпиграмма (.) являет собой образец жанра с максимальной возможностью ввода внелитературных языковых и стилистических элементов. Лексические и семантические границы жанра расширены предельно; ни один другой жанр не вбирает в себя с такой легкостью чужеродный, по отношению к поэтическому языку и стилю эпох материал. Эволюция эпиграммы и сатиры идет по линии разрушения стиховых норм и традиций» [162,25].

В качестве примера В. Орлов приводит эпиграммы Вяземского на Шаховского в защиту Жуковского, вызванную появлением комедии «Урок кокеткам, или Липецкие воды». Отдельно автор останавливается на литературной борьбе классиков и романтиков, породившей большое количество эпиграмм, а также на эпиграммах, направленных против графа Д.И. Хвостова, Н.А. Полевого, О.И. Сенковского, Фаддея Булгарина.

Ряд исследователей останавливают внимание на проблеме композиции жанра эпиграммы. М.Л. Гаспаров указывает, «что основной композиционный прием, восходящий к Марциалу, - противоположность экспозиции и заключительной краткой «остроты» (франц. pointe, нем. Spitz.) в форме авторского комментария к рассказу, обращения к герою, ответа на риторический вопрос.» [36,914]. В.Е. Васильев, комментируя рассуждения А.П. Сумарокова об эпиграмме, содержащиеся в его «Эпистоле о стихотворстве», обращает внимание на то, что «под узловатой эпиграммой Сумароков имел в виду сатирическое стихотворение с пуантом. В современной эпиграмме пуант - пчелиное жало»[123,12]. Л.Ф. Ершов, рассуждая о близких друг другу жанрах басни и эпиграммы, замечает: «Эпиграмма, как и басня, нередко имеет двухчастную композицию. Однако в отличие от басни, где первая часть содержит рассказ о событии и потому довольно пространна, в эпиграмме все уплотнено до нескольких строк» [124, 13].

Интерес ученых вызывают и сатирические эпитафии, свойственные многим поэтам XVIII - начала XIX века. Это явление объясняется генетической близостью двух жанров, на что указывали В.Е. Васильев, M.JI. Гаспаров, Л.Ф. Ершов, И.Б. Мушина, Ф.А. Петровский.

М.Л. Гаспаров подчеркивает, что эпитафия «.в литературу вошла как разновидность античной эпиграммы.» [36,1235]. Размышляя об историческом «родстве» эпиграммы и эпитафии, В.Е. Васильев пишет: «Но постепенно на смену скупым, бесстрастным строкам приходят новые посвящения, согретые чувством любви, эпитафии - чувством скорби. Эпитафии появились на греческих стелах лишь в начале VI века до н.э. и изначально тоже были предельно сдержаны» [124,6]. Л.Ф. Ершов утверждает, что эпитафия является предшественницей античной эпиграммы. «Античная эпиграмма на заре своего существования описательна и статична, ибо она немало унаследовала от своего предка - эпитафии» [124,5]. Примерно то же пишет И.Б. Мушина: «Античная, прежде всего древнегреческая эпиграмма была надписью, застывшей на надгробном памятнике, то есть эпитафией». [125,3]. О связи этих двух жанров читаем у Ф.А. Петровского: «К древнейшим эпиграммам относятся посвятительные надписи на предметах культа - изваяниях, алтарях, треножниках, а также на надгробных памятниках; эти последние носят названия э п и т а ф и й.»[41,5]. Таким образом, ученые единодушно считают эпитафию разновидностью и даже предшественницей эпиграммы, сущность которой зависела от предмета посвящения, темы и эмоционального настроя. Эта близость двух родственных жанров была характерна для античной эпохи. Ситуация меняется в новое время, когда оба они развиваются в разных направлениях. «Тип эпитафии, характерный для европейской культуры, сложился в античности; здесь стихотворная эпитафия была употребительна и как реальная надпись на могильной плите и как фиктивная надпись, существующая лишь в сборнике стихов (.). В последующей истории европейской словесности реальные эпитафии теряют художественный интерес, как бы выходя за пределы литературы (.), и литературным явлением остается только фиктивная стихотворная эпитафия. От реальной эпитафии она заимствует формальные признаки: малый объем, обращение к покойнику или от покойника к прохожим, некоторые словесные формулы.» [38, 921].

Несмотря на значительную разницу между эпиграммой и эпитафией, в литературе происходит их сближение. Эта жанровая модификация, о своеобразии которой писали М.Л. Гаспаров, М.И. Гиллельсон, К.А. Кумпан, А. Мануйлов, И.Б. Мушина, С.И. Николаев, Ф.А. Петровский, Т.С. Царькова, Ю.Ф. Шульц, сочетает в себе признаки обоих жанров.

Так, М.Л. Гаспаров считает, что подобные произведения носят пародийный характер: «Наряду с традиционными похвальными эпитафиями выделяются и все более развиваются пародийные, сатирические эпитафии, часто - прижизненные» [38, 921]. В данном определении уже содержатся признаки, вызывающие сомнения в том, что речь идет об эпитафии. Во-первых, эпитафия не может быть прижизненной, во-вторых, для нее сатирическое начало не характерно.

Особый интерес представляет исследование С.И. Николаева и Т.С. Царьковой [122], которые обращаются к трудам Феофана Прокоповича, писавшего о двух видах эпитафии: скорбной и обличительной: «Если же покойный был лицом незначительным или достойным осмеяния, то допустимо здесь применять даже шутки и политические остроты» [122,5].

Для разграничения между подлинно надгробной и созданной в исключительно художественных целях надписью, литературоведы вводят термины «фиктивная» и «реальная» эпитафия. При этом они указывают, что «со второй половины 1720-х гг. стихотворная эпитафия начинает приобретать более привычный вид относительно краткой надписи, а «остроумие» и поиск пуанта играют теперь важную роль не только в шуточной эпитафии-эпиграмме, но и в некрологической эпитафии» [122,5].

Таким образом, в научных исследованиях уже имеется констатация наличия сатирических модификаций эпитафии, которые включаются в разряд фиктивные». Более того, именно в XVIII столетии происходит зарождение и развитие русской сатирической эпиграммы-эпитафии.

Отдельно следует остановиться на трудах, посвященных изучению стиховедческого аспекта поэтики жанра.

Исследователи эволюции жанра, в частности М.И. Гиллельсон и К.А. Кумпан [126,5], указывают, что в античные времена эпиграммы обладали формой элегического дистиха, то есть двустишия, в которых первый стих гекзаметр, а второй - пентаметр.

Появление первых отечественных классицистических эпиграмм совпало с реформой стихосложения и спорами вокруг нее, которые содержались, в первую очередь, в трудах В.К. Тредиаковского, М.В. Ломоносова, А.П. Сумарокова. До этого эпиграммы писались в русле силлабической системы, то есть стихом с урегулированным количеством слогов. О.И. Федотов отмечает, что «первые русские вирши не были еще силлабическими в полном и окончательном смысле этого слова» [154,58]. Их еще называли неравносложными. Именно они «как правило, обслуживали маргинальные жанровые образования паралитературного, служебного характера: «епиграммы», предисловия, «наказания» (.) т.е. те части книги, которые надо было отделить от общего текста и задержать в памяти читателя» [154,58].

Далее автор исследования обращается к Предисловию Герасима Смотрицкого к Острожской Библии, написанной досиллабическим, неравносложным стихом, а также к «Грамматике» Лаврентия Зизания (1596), в конце которой содержатся три стихотворения, написанные подобным образом. Это «Епиграмма на грамматику», «Стих къ младенцемъ въвъдящии их на дело» и «Типограф младенцем».

Здесь говорится об отношении литераторов той эпохи к эпиграмматическому жанру, которое выражается в выборе столь «неканонических» форм. Кроме того, раскрывается функциональное значение эпиграмм, их роль в общелитературном контексте, отводимая ведущими литераторами эпохи.

Следует заметить, что эпиграммы А.Д. Кантемира написаны уже в русле традиционной силлабической системы.

Существенные изменения в плане стихосложения происходят в творчестве В.К. Тредиаковского. Его требования к стихосложению отражены в «Новом и кратком способе к сложению российских стихов.». О.И. Федотов следующим образом комментирует теоретические изыскания литератора: «Автор приходит к выводу, что противоположность гласных звуков по долготе/краткости, на которой зиждется античная метрика, русскому языку чужда, а изосиллабизм (равносложность), на которой держится силлабика, не обеспечивает внутренней меры стиха.» [154,66]. В.К. Тредиаковский предлагает правила стопных замен («преложений»). Двусложные стопы он разделил на три вида: хорей, пиррихий и спондей, ямб. Предпочтение он отдавал хорею, а также канонизировал женские рифмы, запрещая рифмы мужские и сочетания мужских и женских рифм. Теоретические положения, выдвинутые В.К. Тредиаковским, не всегда находят отражение в его эпиграммах. В них допускаются мужские рифмы, а также смешение и тех, и других.

М.В. Ломоносов в «Письме о правилах российского стихотворства» подвергает серьезной критике требования к стихосложению, выдвинутые В.К. Тредиаковским. Он возражает против правила стопных замен, ограничения длины стихов принятым количеством слогов, расширяет репертуар рифм. В своих эпиграммах М.В. Ломоносов полностью следует выдвинутым им теоретическим положениям.

С точки зрения И.Б.Мушиной «жанр эпиграммы на первых порах развивался неровно и угловато» [125,4], а причиной этому служила его строгая подчиненность метрике, ритмическому рисунку, заранее заданной форме. Позднее формальные каноны, в том числе касающиеся стихосложения, отходят на второй план. Эпиграмма меняется, в ней появляются различные виды рифмовки (парные, перекрестные, опоясывающие), свободно используются мужские и женские рифмы, а также их сочетания.

По мнению А.А. Асоян, в эпоху А.П. Сумарокова силлаботоника, разнообразная рифмовка в пределах одной композиции (перекрестная смежная) повышала возможность в овладении динамикой эпиграмматического сюжета, в выработке различной интонации стихотворной речи.

Л.Ф. Ершов уделяет внимание тому, как меняется стих эпиграммы на протяжении второй половины XVIII - первой трети XIX века. Он указывает на то, что эпиграммы П.П. Сумарокова и А. Нахимова обладают легкостью стиха, лишенной тяжеловатой назидательности, свойственной поэтам-классицистам. Особым образом изменение формы стиха проявляется на примере творчества Г.Р. Державина: «Это уже не монотонный стих с идеальной схемой чередования ударных и неударных слогов, который характерен в целом для эпиграммы XVIII столетия. Гибкие, подвижные ритмы Державина передают живое звучание речи, внутренний драматизм сюжета» [125,20].

Особого внимания заслуживают работы, посвященные эпиграмматическому наследию отдельных авторов.

Анализ эпиграмматического наследия А.Д. Кантемира осуществляется в трудах Л.И. Алехиной, П.Н. Беркова, Н.П. Большухиной.

П.Н. Берков в работе «Первые годы литературной деятельности Антиоха Кантемира (1726-1729) [14] исследует историю создания некоторых эпиграмм поэта, а также мотивы, побудившие автора к их написанию. П.Н.Беркова интересует проблема прототипов «героев» некоторых эпиграмм. Так, эпиграмма «На гордого нового дворянина» направлена против Меньшикова, а «На старуху Лиду» была спровоцирована увлечением нумизматикой, широко распространенной в обществе. Эпиграммы «Наставляет всех Клеандр», «На Брута», «О прихотливом женихе» ученый называет сатирическим анализом, обобщением более крупных явлений моральной жизни общества. В конечном итоге, автор приходит к выводу, что эти произведения представляют промежуточный жанр между эпиграммой и сатирой. «Для эпиграммы даже с сатирическим характером, важнейшим элементом являлась остроумная концовка, pointe, заключительный стих, рассчитанный на то, чтобы сохраниться в памяти читателя (.). В рассматриваемых же эпиграммах (.) суть заключается не столько в последнем стихе, сколько в характеристике «самолюбца», «глупца», «прихотливого жениха», при этом все три характеристики выдержаны в сатирическом духе и очень напоминают «портреты» порочных людей в сатирах Кантемира.» [14,209].

В работе Н.П. Болыиухиной «Лирика Кантемира» [18] рассматривается в частности и эпиграмматическое творчество поэта. Автор исследования останавливается на трех произведениях, имеющих общее название «Автор о самом себе», которые наталкивают ее на следующие размышления: «Здесь уже явно прослеживается автобиографический, личностный, лирический по своей сущности элемент. Правда, попытка изобразить собственную личность у Кантемира в данном случае пока еще не выходит за пределы «эпиграмматизма» XVII века, она еще не раскрывается изнутри, а описывается как бы извне, в своих внешних, социальных проявлениях» [18,37]. Анализ эпиграммы А.Д. Кантемира «На Эзопа», а также ее источников - предмет рассмотрения Л.И Алехиной, которая приходит к выводу, что в основе этого произведения находятся не только «Вирши на Эзопа» в переводе Гвоздинского, но «Дивное и потешное житие Эзопа», известное читателям Петровской эпохи. Анализируя поэтику эпиграммы, исследователь утверждает, что в ней древнерусская традиция органично соединилась с принципом Петровской эпохи, выдвигавшей на первый план человеческую личность независимо от ее социального происхождения.

Эпиграммы М.В. Ломоносова были исследованы в трудах П.Н. Беркова, А.С. Демина.

В работе П.Н. Беркова «Ломоносов и литературная полемика его времени 1750-1765» [13] подробно анализируются эпиграммы «Зубницкому», а также «Я мужа бодрого из давних лет имела.», в которых обличению подвергался В.К. Тредиаковский.

А.С. Демин в исследовании «Литературные традиции в творчестве раннего М.В. Ломоносова» [47] рассматривал некоторые эпиграммы поэта как явления переломной эпохи. С точки зрения автора работы, в них ощущается влияние древнерусской поучительной литературы, что проявилось в произведении «Женился Стал.», где присутствует мотив ожидания несчастья, приходящего на смену светскому счастью. Кроме того, А.С. Демин сравнивал перевод эпиграммы Марциала «В тополовой тени гуляя, муравей.», выполненный М.В. Ломоносовым, с переводом Ф.А. Петровского. В первом случае автор вновь обнаруживает влияние древнерусской поучительной литературы.

Лексико-стилистический анализ эпиграмм М.В. Ломоносова привел автора к выводу, что в них возможны сочетания высокой архаичной лексики (славянизмов) и просторечий.

Д.П. Николаев в исследовании «Антиох Кантемир и сатирические опыты поэтов-сентименталистов в конце XVIII - начале XIX века» [87], в частности рассматривает, как отражаются в эпиграмматическом творчестве И.И. Дмитриева и Н.М. Карамзина традиции, заложенные А.Д. Кантемиром. Эпиграммы последнего, с точки зрения автора, представляют собой довольно едкие выпады против носителей общественных пороков. С течением времени эпиграмма меняется. В конце XVIII века «Карамзин подхватил эстафету, постарался придать эпиграмме благородство и изящество. В его эпиграмматических опытах нет прямых резких выпадов против тех, кто стал объектом насмешки. Поэт предпочитает косвенные формы оценки изображаемого» [87,221]. Кроме того, Д.П. Николаев обращает внимание на то, как расширяется диапазон «героев» эпиграмм Н.М. Карамзина, в которых высмеиваются уже легкомысленные переменчивые женщины, бездарные поэты, враги просвещения.

Литературовед высоко оценивает художественную манеру Н.М. Карамзина. Он подчеркивает, что главное для поэта - «схватить и лаконично, остроумно обнажить самую суть того или иного жизненного явления, человеческого характера, типа. При этом огромное значение приобретают прежде всего комическая игра мысли, тонкий намек» [87,221]. Исследователь также указывает на то, что эпиграммам Н.М. Карамзина свойственна речевая выразительность, игра слов; порой они превращаются в своеобразный философско-сатирический афоризм, «схватывающий сущность целой человеческой жизни» [87,221]. В качестве примера автор приводит следующее произведение:

Что наша жизнь? Роман. - Кто автор?

Аноним.

Читаем по складам, смеемся, плачем. Спим. [87,222].

Эпиграмматическое наследие И.И. Дмитриева также становится предметом исследования Д.П Николаева. Его произведениям также свойственна легкость, изящество, грациозность, игра слов.

Завершает исследование следующий вывод: «.Карамзин и Дмитриев наследуют общепросветительские традиции, идущие от Кантемира, дополнив установку на разум глубокой верой в преобразующую силу добрых человеческих чувств. Не отрицают они и основных принципов сатирического изображения действительности, провозглашенных и реализованных Кантемиром в его сочинениях» [87,237-238]. Однако если у Кантемира осмеяние пороков приобретает гневный, резкий, патетический характер, то поэты-сентименталисты склоняются к сатире шутливой, беззлобной, веселой. Также исследователь обращает внимание и на то, как меняется образ автора в эпиграмме конца XVIII - начала XIX века. Если в произведениях классицизма это был «грозный судия», то в новую эпоху это «как правило, человек, высмеивающий людей порочных и злонравных, но не рискующий их «карать» [87,237-238]. Именно по этой причине в сатирических произведениях сентименталистов основной акцент делается не на публицистичность, а на удачно выбранный сюжет, остроумные детали и изящный стиль.

Несмотря на то, что многие вопросы истории и теории эпиграммы, в частности эпиграммы XVIII - начала XIX века хорошо изучены, на данный момент остается ряд проблем, требующих особого научного осмысления.

Краткий анализ некоторых наиболее существенных работ, посвященных изучению жанра, показал, что наибольшее число исследователей считают эпиграмму кратким сатирическим стихотворением, обладающим двучастной композицией и содержащей в конце острую мысль. Также они указывают на то, что в эпиграмме должен присутствовать объект, подвергающийся осмеянию (А.П. Сумароков говорит о персонифицированном объекте). Несколько шире подход к эпиграмме у А.С. Никольского, который не сковывает эпиграмму рамками сатирического жанра, а говорил лишь о кратком, целенаправленном, но в то же время замысловатом описании «какой-либо вещи». Это определение указывает на то, что эпиграмма не всегда носила сатирический, обличительный характер. Помимо этой в XVIII - XIX веках существовали и другие жанровые разновидности, нуждающиеся в изучении. В современном литературоведении нет выработанной целостной типологии эпиграмматического жанра, включающей сведения о соотношении и развитии его ведущих разновидностей.

Кроме того, возникает необходимость в создании исследования, построенного на диахроническом материале, с учетом этапов формирования образной и композиционной структур эпиграммы, а также характера их зависимости от специфики той или иной жанровой разновидности. Отдельного внимания заслуживает поэтика эпиграммы-эпитафии, которая не была еще достаточно глубоко изучена.

Предметом настоящей диссертационной работы является эпиграмматическое творчество отечественных авторов XVIII - начала XIX века, а также процесс формирования и развития отдельных разновидностей жанра. Исследование базируется на материале, включающем эпиграммы следующих авторов: А.О. Аблесимова, В.Г. Анастасевича, И.С. Баркова, К.Н. Батюшкова, И.И. Бахтина, О.П. Беляева, А.П. Беницкого, Б.К. Бланка, Д.Н. Блудова, И.Ф. Богдановича, А.И. Бухарского, Ф.Г. Волкова, А.Х. Востокова, П.А. Вяземского, Н.И. Гнедича, А.И. Голицына, Д.П. Горчакова, Н.И. Греча, А.С. Грибоедова, Д.В. Давыдова, Г.Р. Державина, И.И. Дмитриева, Д.В. Дягилева, В.А. Жуковского, Ф.Ф. Иванова, А.Е. Измайлова, Г.П. Каменева, А.Д. Кантемира, В.В. Капниста, П.М. Карабанова, Н.М. Карамзина, П.Н. Кобякова, Ф.Я. Козельского, В.И. Козлова, А.В. Колмакова, П.А. Корсакова, И.А. Крылова, И.Б. Лафинова, М.В. Ломоносова, В.И. Майкова, С.Н. Марина, Н.П. Мацнева, М.В. Милонова, М.Н. Муравьева, А.А. Нартова, С.В. Нарышкина, А.Н. Нахимова, С.А. Неелова, Н.П. Николева, Н.Ф. Остолопова, И.П. Пнина, А.И. Попова, М.И. Попова, В.В. Попугаева, В.Л. Пушкина, А.А. Ржевского, В.Г. Рубана, С.Г. Саларева, А.Н. Салтыкова, И.Я. Соколова, А.П. Сумарокова, П.П. Сумарокова, В.К. Тредиаковского, А.И. Тургенева, С.А. Тучкова, Феофана Прокоповича, B.C. Филимонова, Ф.И. Фонвизина, А.С. Хвостова, Д.И. Хвостова, И.И. Хемницера, М.М. Хераскова, Г.А. Хованского, П.И. Шаликова, Н.М. Шатрова, П.Н. Яковлева, Н.М. Яновского. Кроме того, в работе были использованы произведения, авторство которых не было установлено. В общей сложности в диссертации была учтена специфика около тысячи эпиграмм. В качестве источников использовались собрания сочинений авторов (в том числе прижизненные, или вышедшие вскоре после смерти поэтов), журналы XVIII столетия («Вестник Европы», «Живописец», «И то, и се», «Ни то, ни се» «Полезное Увеселение», «Санкт-Петербургский вестник», «Русская старина», «Трутень» и др.), а также созданные в XX веке антологии.

Изучение поэтики русской эпиграммы XVIII - начала XIX века является целью работы, реализуемой в следующих задачах:

1. Определение этапов развития жанра.

2.Изучение образной структуры русской эпиграммы, рассмотрение ее эволюции и функций в каждой конкретной жанровой разновидности.

3.Анализ композиционных особенностей ранее выделенных типов русской эпиграммы XVIII - начала XIX века с учетом их динамического развития.

4.Исследование особой жанровой разновидности - русской эпиграммы-эпитафии, ее эволюции и поэтики.

5.Создание типологии русской эпиграммы 1730 - 1820 годов.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1.В диахроническом аспекте исследованы особенности образной и композиционной структур жанра.

2.Выдвинута и обоснована типология эпиграммы, учитывающая специфику ее развития в период с 1730-1820-е годы.

Положения, выносимые на защиту.

1 .Анализ системы образов и композиции эпиграммы свидетельствует о непрерывном развитии поэтики жанра, которая в процессе эволюции обогащает собственный арсенал художественных средств, направленных на усиление роли комического эффекта, и проходит путь от информативно-констатирующего, дидактического к комическому жанру. Это происходит за счет постепенного расширения образной системы, в которой с середины XVIII века появляются персонаж-жертва и персонаж-разоблачитель, а также благодаря тому, что во многих эпиграммах возникает прием обманутого ожидания.

2.Анализ жанра в типологическом аспекте показал, что эпиграмма в исследуемый период находилась в непрерывном развитии, о чем свидетельствует происходивший в течение всего периода процесс возникновения и утраты ее отдельных признаков и разновидностей.

3.Одной из разновидностей эпиграмм является эпиграмма-эпитафия. Присутствующие в ней специфические черты надгробных надписей следует воспринимать как своеобразный художественный прием, служащий возникновению комического эффекта.

Практическая значимость. Материалы настоящего диссертационного исследования могут быть использованы в лекционном курсе и на практических занятиях по истории русской литературы, при подготовке спецкурсов и спецсеминаров для студентов-филологов, а также на факультативных занятиях в школе.

Апробация результатов исследования проводилась на Международной научно-методической конференции памяти И.Н. Ульянова «Гуманизация и гуманитаризация образования. Актуальные проблемы современного урока» (2000-2001г. в Ульяновске), общероссийской научной конференции языковедов России (2001г. в Самаре), Всероссийской научной конференции «Рациональное и эмоциональное в литературе и в фольклоре» (2001г., 2003г. в Волгограде), Всероссийских научных конференциях молодых ученых «Филологическая наука в XXI веке: взгляд молодых» (2002г., 2003г. 2005г. в Москве, МПГУ), а также на заседаниях аспирантского объединения кафедры русской литературы Московского педагогического государственного университета. По теме диссертации опубликовано 18 научных статей.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Леонов, Иван Сергеевич

ВЫВОДЫ ПО ГЛАВЕ ГГ.

1.В данной главе диссертационного исследования были рассмотрены некоторые значимые художественные особенности эпиграммы, такие как своеобразие образной и композиционной систем жанра, прием обманутого ожидания, а также специфика эпиграммы-эпитафии. Анализ жанровых форм был проведен на диахроническом материале с учетом разработанной и использованной в главе I. периодизации. Кроме того, в процессе исследования учитывалось влияние различных типов эпиграммы (сатирическая, философская, анекдот) на характер ее композиции и системы образов.

2.В течение первого периода развития русской эпиграммы (30-40-е годы XVIII века) несмотря на разнообразие жанровых типов, эпиграмма обладала устойчивой образной системой, состоящей всего лишь из одного образ объекта. В эгоцентрических эпиграммах объект был равен автору; в похвальных - был воспеваем им, а в сатирических - разоблачался.

В крайне редких случаях в сатирических эпиграммах этого периода могли появляться иные персонажи. Например, наряду с объектом появлялся персонаж-катализатор, используемый для того, чтобы ярче изобразить носителя порока (А.Д. Кантемир «На старуху Лиду»). Единственный пример эпиграммы этого периода, в которой автор передает свои функции персонажу-разоблачителю - «На икону святого Петра» А.Д. Кантемира. В этом же произведении отсутствует образ конкретного персонифицированного обладателя порока - она направлена на всех последователей католицизма. Тем не менее, эти явления в силу их крайне редкого использования на данном этапе, должны восприниматься как исключительные. В целом, образная структура эпиграммы этого периода представляет собой довольно монолитное явление.

Та же монолитность свойственна и композиции русской эпиграммы этого периода. В них присутствуют представительно-информативные и обвинительно-информативные темы, а также пуанты-обобщения и пуанты-дополнения, свидетельствующие о дидактических задачах жанра. Несмотря на это, композиция эпиграммы XVIII века преодолевает некоторые изменения. Так В.К. Тредиаковский сокращает объем обвинительно-информативных тем, что свидетельствует о переносе основных акцентов в его эпиграммах с изображения объекта, на заключенную в рамках пуанта насмешку, призванную исправить его пороки. Исключением в этом плане вновь является эпиграмма «На икону святого Петра», композиция которой строится на сочетании провоцирующей темы и пуанта-дополнения. Это единственный пример нетипичной для данного периода эпиграммы, который не влияет на общее представление о художественной специфике жанра в 1730-1440-е годы.

Таким образом, русская эпиграмма начального периода развития с точки зрения системы образов и композиционной структуры представляет монолитное явление. Свойственные ей в этот период художественные особенности служат дидактическим задачам. В них усилено авторское назидательное начало, а комическая составляющая развита слабо.

3.Существенные изменения претерпевает эпиграмма 50-60-х годов XVIII века. Несмотря на то, что в содержательном плане жанр стремится к унификации, а из всех его разновидностей остается только сатирическая, в этот период времени происходит существенное развитие ее художественных особенностей. Например, расширяется система образов эпиграммы. В ней появляются персонаж-жертва и персонаж-разоблачитель, наличие которых способствует возникновению комического эффекта эпиграммы и отчасти снижает ее нравоучительный пафос. И тот и другой персонаж в ряде случаев могут наряду с объектом вызывать смех и неприятие у читателей, что порой выводит за пределы эпиграммы представление об абсолютной истине. В этом заключены существенные изменения, которые претерпевает жанр по сравнению с предшествующими десятилетиями. Подобное не исключает наличия эпиграмм, в которых персонаж-разоблачитель может вызывать уважение со стороны читателей. Кроме того, в это время активно развиваются эпиграммы, восходящие к 30-40-м годам XVIII, в которых присутствовал один объект, подвергающийся обличительному воздействию автора.

С точки зрения композиционной структуры, эпиграмма этого периода также приобретает новые черты. Помимо эпиграмм с традиционной композиционной структурой, характерной для предшествующего этапа развития жанра, активно развиваются произведения, основанные на провоцирующих темах, а также использующие прием обманутого ожидания. В это время продолжается процесс сокращения объема информативных тем. Это свидетельствует о том, что подробное изображение пороков объекта постепенно теряет актуальность. Основное внимание в этих эпиграммах уделяется комическому началу, которое используется как «инструмент» для борьбы с негативными общественными явлениями. Это происходит благодаря переносу основных акцентов в произведении с темы на пуант, с помощь которого сатирическое начало эпиграммы становится очевидным.

Важной особенностью 50-х - 60-х годов XVIII века является то, что в этот период зарождается особая жанровая разновидность - эпиграмма-эпитафия. Она включает художественные элементы как эпиграммы, так и генетически родственного ей жанра - эпитафии. Анализ этого литературного явления показывает, что данная разновидность принадлежит жанру эпиграммы (на порок или на лицо), а свойственный ей «могильный антураж» является своеобразным художественным приемом, задачей которого является, с одной стороны, большее осмеяние объекта, с другой, - усиление в эпиграмме комического эффекта. И то, и другое достигается, в том числе, благодаря тому, что объектом подобных «надгробных надписей» становятся живые люди.

В это же время эпиграмма-эпитафия формируется по двум направлениям: по аналогии с эпиграммой-портретом и эпиграммой-откровением. Несмотря на подобную двуплановость, образная и композиционная системы эпиграммы-эпитафии однообразны. Они строятся по аналогии с эпиграммой 30-40-х годов XVIII века, образная структура которой включает только объекта, а композиция базируется на сочетании представительно-информативных тем с пуантами-обобщениями и дополнениями. Это происходит, несмотря на происходящее в это время активное развитие иных разновидностей эпиграммы, и свидетельствует о том, что эпиграмма-эпитафия 50-60-х годов находится лишь на начальной стадии развития.

4.Эпиграмма 1770-1820-х годов претерпевает существенные изменения, прежде всего за счет появления ее новых разновидностей: философской эпиграммы и эпиграммы-анекдота. Если художественные особенности сатирической эпиграммы в этот период времени остаются на уровне предшествующих десятилетий, то специфика системы образов и композиции новых жанровых типов требует особого внимания. Так, образная система философской эпиграммы сохраняет весь набор персонажей, характерных для сатирической эпиграммы, однако лишается персонифицированного объекта, наличие которого невозможно, так как данная жанровая разновидность направлена на изображение явлений более общего, порой, мировоззренческого характера. Отсутствие в них объекта-носителя порока делает невозможным наличие в их композиционной структуре информативных тем. Вместо них в философской эпиграмме возникают иллюстративные темы и темы-умозаключения. Первые встречаются в произведениях, обладающих сюжетной, вторые -бессюжетной основой.

В эпиграмме-анекдоте система образов в корне иная. Объекты этих жанровых типов перестают обладать негативной окраской, а, следовательно, эпиграмма уже не нуждается в персонаже-жертве и персонаже-разоблачителе. Все другие персонажи, включенные в образную систему этих произведений, служат лишь для создания в эпиграмме комического эффекта, который необходим уже не в качестве средства борьбы с общественными пороками, а с целью позабавить читателя. Развлекательная функция эпиграмм-анекдотов осуществляется и при помощи композиции, в основе которой могут содержаться все типы пуантов, в том числе и пуант-обнаружение. В то же время для этой жанровой разновидности характерно наличие только представительно-информативных тем. Остальные либо содержат в себе прямой или косвенный обвинительный акт (обвинительноинформативные, провоцирующие), либо уходят от изображения конкретного лица (умозаключения, иллюстративные).

Активно развивается в 1770-1820-х годы эпиграмма-эпитафия. Этот процесс происходит по двум направлениям: 1) в соответствии с художественными принципами сатирической эпиграммы; 2) по аналогии с русской философской эпиграммой. Для первых характерно активное развитие образной и композиционной систем. В них появляется персонаж-жертва, а также косвенный разоблачитель. Кроме того, некоторые произведения, входящие в состав данной разновидности, используют прием обманутого ожидания. Вторые, нечасто встречающиеся в русской литературе, уходят от изображения конкретного объекта и направлены на изображение явлений неживой природы («Эпитафия эпитафиям» И.И. Дмитриева). Эти произведения обладают спокойным, элегическим характером.

5.Все вышеперечисленное свидетельствует о том, что эпиграмма 17301820-х годов представляла собой динамическое, постоянно развивающееся явление. Она имела ряд художественных форм, различных по задачам и способам их реализации, однако сближающихся друг с другом по некоторым признакам. Так, представительно-информативные темы объединяют похвальные, сатирические эпиграммы, а также эпиграммы-анекдоты. Темы-умозаключения свойственны эгоцентрическим и некоторым философским эпиграммам. Кроме того, различные жанровые разновидности объединяются и по набору традиционных типов персонажей. Почти в каждой присутствует объект, сатирические и философские эпиграммы объединяются наличием в них одинаковых персонажей: жертвы, разоблачителя и катализатора. По этим же признакам сближаются сатирическая эпиграмма и особая жанровая разновидность - эпиграмма-эпитафия.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Целью настоящего диссертационного исследования являлось изучение поэтики русской эпиграммы XVIII - начала XIX века.

На основании проведенной работы была создана периодизация развития русской эпиграммы изучаемого периода, в основе которой находятся наблюдения за появлением или исчезновением тех или иных жанровых форм. Данная периодизация включает три периода: 1730-1740-е, 1750-1760-е, 1770-1820-е годы.

Результатом исследования является изучение основных этапов формирования жанра русской эпиграммы XVIII - начала XIX века, ее основных типов и их художественных особенностей.

1830-1840-е годы признаны первым этапом развития русской литературной эпиграммы. Он опирается как на западноевропейские, так и на отечественные фольклорные и древнерусские литературные источники. Тем не менее, эпиграмма XVIII века - явление абсолютно новое с точки зрения содержания и формы, которое стало возможным только лишь при комплексном влиянии названных источников. По этой причине рассмотрение специфики этого жанра в диссертации начинается с 1830-х годов.

Данный период развития эпиграммы характеризуется некоторой неопределенностью границ жанра. Несмотря на то, что его функция может быть признана дидактической, сосуществовало три способа ее реализации.

Благодаря этому дидактическая эпиграмма в это время обладала следующими разновидностями: эгоцентрической, похвальной и сатирической. В первом случае назидательное начало базировалось на личном опыте автора, который раскрывал перед читателем собственные эстетические или моральные принципы. В них, как правило, содержалась к идея о том, что необходимо бороться с общественными пороками с помощью литературного творчества. В ряде эгоцентрических эпиграмм А.Д. Кантемира личное начало настолько усиливается, что дидактическая функция в них исчезает, а произведения выпадают из системы. Тем не менее, можно отметить, что эти произведения содержат элементы жанра послания. В основе похвальных эпиграмм также заложена назидательная функция, которая осуществляется через показ яркого положительного явления. В их основе лежит идеализированный образ, который, по мысли автора, должен стать примером для подражания. Эти произведения содержат черты одического жанра. Эпиграммы третьей разновидности - сатирические -осуществляли дидактическую функцию через показ негативного явления, требующего порицания и публичного осмеяния. Их задача - на конкретном примере показать порок, сгустив порой при этом краски, сделав тем самым его максимально непривлекательным для читателя. Отчасти эта жанровая разновидность напоминает изрядно сокращенную сатиру, направленную как на обличение пороков всего общества, так и на конкретные личности.

Несмотря на то, что эпиграмма 30-40-х годов XVIII века объединяла литературные явления различного, порой противоречивого характера, они обладали определенным, фиксированным набором художественных средств, который, с одной стороны, сближал их друг с другом, а, с другой, демонстрировал, что жанр на данном этапе находился на начальной стадии развития. Это касается, прежде всего, образной и композиционной его систем. Подавляющее большинство эпиграмм этого периода имели очень сжатую систему персонажей, единственным представителем которой был объект (иногда его образ раскрывался при помощи персонажа-катализатора). Раскрытие этого образа происходило при непосредственном участии всеведущего автора, который занимал активную дидактическую позицию в эпиграмме. Именно ему принадлежит право представить объекта, рассказать о его деяниях и жизненной позиции и оценить его. Таким образом, автор создает словесный портрет «героя». Этим и обусловлено определение жанрового типа - эпиграмма-портрет. С точки зрения композиции, жанра также демонстрирует склонность к унификации. Его основными структурными элементами являлись информативные темы и пуанты (обобщения или дополнения). При этом темы сатирических и похвальных эпиграмм были большие по объему, в них подробно говорилось о заслугах или пороках объекта. Пуанты в этом случае чаще всего служили завершением начатой мысли и редко обладали самостоятельным художественным значением. Это говорит о том, что основные акценты в эпиграмме распределялись в пользу темы, а дидактическая функция жанра осуществлялась через пристальное внимание к словам и действиям объекта, изображение которых приобретало порой нарочитый, утрированный характер. К концу этого периода композиция сатирической эпиграммы подвергается некоторым изменениям. Это касается, прежде всего, сокращению объема информативным тем и переносов основных акцентов на эпиграмматический пуант. Это свидетельствует о том, что средством борьбы с пороками уже является не только утрированное изображение образа-носителя порока, но и направленная в его адрес остроумное высказывание, уничижающая его сатирическая реплика, заключенная, как правило, в рамках пуанта. Данное явление свидетельствует о том, что к концу 1740-х годов в эпиграмме начинает усиливаться комическое начало, которое призвано служить основным средством борьбы с общественными пороками. Тем не менее, несмотря на эти изменения, функциональное значение элементов композиционной структуры не меняется, что свидетельствует о всеобщей установке жанра на дидактизм и строгую регламентацию его художественной формы. Некоторые, рассмотренные в диссертации, исключительные явления свидетельствуют о том, что в эпиграмме 30-40-х годов постепенно зарождается потенциал для дальнейшего развития жанра, которое будет происходить в последующие десятилетия.

Таким образом, первый период развития русской эпиграммы XVIII века, охватывающий 1730-1740-е годы, демонстрирует две противоречивые тенденции. С точки зрения содержания, на данном этапе границы жанра еще не определены. Под словом «эпиграмма» на данном этапе понимаются различные литературные явления, сближающие ее с жанрами поучения, оды, сатиры. Противоположные тенденции эпиграмма демонстрирует в плане системы образов и композиции, анализ которых свидетельствует о стремлении жанра к унификации, соблюдению определенных художественных канонов.

Следующий этап развития жанра охватывает 1750-1760-е годы. В это время эпиграмма развивается исключительно как сатирический жанр, а остальные его разновидности исчезают. Эпиграмма этого периода была направлена как на порок, так и на лицо. В первом случае автор более объективен, демонстрирует личную гражданскую, общественную позицию. Эпиграммы на лицо более субъективны и создаются под воздействием личного неприязненного отношения автора к объекту.

В то же время на данном этапе расширяются границы сатирического изображения порока. Это касается как взаимоотношения автора и объекта, так и иных художественные средства. Помимо традиционной эпиграммы-портрета, в этот период времени возникает эпиграмма-откровение, суть которой сводится к тому, что объект раскрывается с помощью приема саморазоблачения, а всеведущий автор уходит в тень, лишается возможности самостоятельно оценить личность объекта, сопроводить его изображение назидательным комментарием. Помимо эпиграммы-портрета и эпиграммы-откровения, в этот период времени появляются произведения т.н. промежуточного типа, в котором голоса автора (или заменяющего его персонажа-разоблачителя) и объекта звучат в одинаковой степени. К этому типу относятся произведения, написанные в форме диалога и включающие элементы сюжета. В эпиграмме 50-60-х годов расширяются возможности образной и композиционной систем. В них появляются персонаж-жертва, персонаж-разоблачитель, усиливается роль персонажей катализатора и актуализатора. Гораздо чаще встречаются эпиграммы, включающие поле объекта, появляются произведения, обладающие полем разоблачителя, а также основанные на принципе полярной оппозиции. В это же время появляются различные типы композиционной структуры. Ряд произведений развиваются в русле традиций, заложенных в предшествующие десятилетия, в некоторых очевидно новаторство. Речь идет об эпиграммах, основанных на провоцирующих темах, пуантах-обнаружениях и приеме обманутого ожидания. Кроме того, на данном этапе рождается сатирическая эпиграмма-эпитафия, появление которой также свидетельствует об усилении игрового, комического начала жанра. Однако на данном этапе оно служит средством борьбы с общественными пороками и не приобретает самостоятельного значения.

Все это свидетельствует о том, что эпиграмма 50-60-х годов с содержательной точки зрения унифицируется, приобретает черты сатирического жанра. В то же активно время развивается ее художественный потенциал, свидетельствующий о том, у авторов появляется больше возможностей для сатирического изображения пороков. Эпиграмма становится интереснее, разнообразнее; в ней усиливается комическое начало.

Анализ третьего этапа развития жанра, включающий 1770-1820-е годы свидетельствует о том, что эпиграмма не могла надолго остаться сатирическим жанром. В это время появляются новые ее разновидности, которые, свидетельствуют о том, что жанр выходит за рамки дидактического направления. Сатирическая эпиграмма продолжает развиваться в это время, однако параллельно с ней возникают еще две разновидности: философская и анекдотическая. Попытка, предпринятая Г.Р. Державиным возродить в начале 1770-х годов похвальную эпиграмму, успехом не увенчалась.

Философская эпиграмма недалеко отходит от сатирической. Это происходит из-за того, что предметом ее изображения также становятся негативные явления. Однако они носят более обобщенный, порой духовно-мировоззренческий характер, и потому их изображение не сопровождается использованием персонифицированного объекта-носителя порока. В эмоциональном плане произведения этой разновидности обладают ироническим характером. В отличие от сатирических, философские эпиграммы не столь категоричны, уходят от однозначных оценок, не содержат конкретных «рецептов» решения злободневных вопросов, а приглашают читателя к совместному размышлению над ними. С точки зрения системы образов эти произведения могут содержать весь традиционный для эпиграммы набор персонажей, за исключением персонифицированного объекта. Наличие в философских эпиграммах жертвы, разоблачителя, катализатора сближает эту жанровую разновидность с сатирической. Отсутствие персонифицированного объекта делает невозможным использование здесь информативных тем. Вместо них в философской эпиграмме появляются темы-умозаключения (по аналогии с эгоцентрическими эпиграммами) и иллюстративные. Однако, пуанты, характерные для данной жанровой разновидности, сближают ее с сатирической эпиграммой. Речь идет о пуантах-обобщениях и дополнениях.

Эпиграмма-анекдот полностью отказывается от реализации дидактических функций и представляют сугубо развлекательную разновидность жанра. В них основной акцент делается не на образе объекта, который вовсе не обязательно является носителем того или иного порока, а на произошедшей с ним забавной, комической ситуации. Комизм в этих произведениях уже не является средством борьбы с негативными жизненными явлениями, а приобретает самостоятельную художественную ценность. Система образов эпиграммы-анекдота содержит образ объекта. Функция остальных персонажей заключается в создании комической ситуации. С точки зрения композиционной структуры, философские эпиграммы содержат представительно-информативные темы, а также все виды пуантов. Кроме того, композиция данной жанровой разновидности может быть основана на приеме обманутого ожидания. Эти формальные признаки сближают философскую и сатирическую эпиграмму.

Важной особенностью этого периода формирования жанра является дальнейшее развитие эпиграммы-эпитафии. В это время она развивается в двух направлениях: по аналогии с сатирической и философской разновидностями жанра. Это также способствует сближению двух различных по функциям и ряду художественных особенностей жанровых типов, что доказывает их принадлежность к эпиграмме.

Изучение указанных периодов развития жанра позволяет сформулировать следующие выводы.

1.Русская эпиграмма формировалась под воздействием западноевропейской и отечественной литературных традиций, а также опиралась на богатство устного народного творчества.

2.Эпиграмма в течении XVIII и первых десятилетий XIX века находилась в состоянии непрерывного развития. В это время происходит процесс формирования одних и исчезновения других жанровых разновидностей.

3.Исследуемый жанр изображает различные, порой противоречащие друг другу явления социальной и духовной жизни общества. Попытка представить его только в качестве сатирического, наблюдавшаяся в 17501760-е годы оказалась кратковременной.

4.Анализ образной и композиционной систем эпиграммы показывает, что в течение исследуемого периода жанр стремится отойти от реализации только дидактических задач. В нем постепенно усиливается роль комического начала, которое сначала служит средством борьбы с общественными пороками, а затем приобретает самостоятельное художественное значение.

5.Жанровые разновидности эпиграммы сочетают признаки различных жанров (послания, оды, сатиры элегии, анекдота). Особое внимание в работе было уделено эпиграмме-эпитафии, вбирающей в себя признаки надгробной надписи. Анализ этого явления показывает, что эпиграмма-эпитафия является особой разновидностью сатирической эпиграммы,

Перспективы данного исследования могут быть определены следующим образом. С учетом полученных результатов, а также разработанного в диссертации инструментария исследования эпиграммы в дальнейшем могут быть проанализированы эпиграммы и других периодов историко-литературного процесса, например, последующих десятилетий XIX, а также XX века. Возможно изучение иных аспектов поэтики русской эпиграммы, например, ее лексико-стилистических особенностей, специфики ее художественного времени и пространства. Кроме того, в качестве перспектив можно предложить проведение более глубокого исследования источников русской эпиграммы, влияния на нее западноевропейской традиции, а также древнерусской литературы и фольклора.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Леонов, Иван Сергеевич, 2006 год

1.Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. -М.: Наука, 1984.

2. Автухович Т.Е. Литературное творчество Феофана Прокоповича. Автореф. дис. .канд.фил.наук.-Л., 1981.

3. Антиох Кантемир и русская литература. / Отв. ред. А.С.Курилов. М.: Наследие, 1999.

4. Аристотель. О поэзии. / Перевод и объяснения Б. Ордынского. М.: в типографии В. Готье, 1854.

5. Аристотель. Поэтика. / Перевод, введение и прим. Н.И. Новосадского. Л.: Академия, 1927.

6. Аристотель. Риторика. / Перевод Н. Платоновой. СПб.: типография В.С.Большева и К., 1894.

7. Асоян А.А. К вопросу о поэтике сатирической эпиграммы XVIII века: становление жанра в поэзии классицизм и его эволюция. // Проблемы изучения русской литературы XVIII века: от классицизма к романтизму. Л., 1983.

8. Баевский B.C. История русской поэзии. 1730 1980. - Смоленск: Русич, 1994.

9. Бахтин И.И. Вдохновеннее идеи / Из сочинений И. Бахтина. СПб.: типография Иоаннесова, 1816.

10. Ю.Бахтин И.И. И я автор, или Разныя мелкия стихотворения Ивана Бахтина.- СПб.: типография Иоаннесова, 1816.

11. Берков П.Н. Из истории русской поэзии первой трети XVIII века. // XVIII век. Сборник статей и материалов. Ред. А.С. Орлов. М.-Л.: Изд. Академии наук СССР, 1935.

12. Берков П.Н. История русской журналистики XVIII в. Л.: Изд. Академии наук СССР, 1952.

13. В.Берков П.Н. Ломоносов и литературная полемика его времени 1750-1765.- М.-Л.: Изд. Академии наук СССР, 1953.

14. М.Берков П.Н. Первые годы литературной деятельности Антиоха Кантемира (1726-1729) // Проблемы русского просвещения в литературе XVIII века. -М.: Изд. Академии наук СССР, 1961.

15. Берков П.Н. Проблемы исторического развития литературы. Д.: Изд. Академии наук СССР, 1977.

16. Благой Д.Д. История русской литературы XVIII века. Учебник для университетов и пединститутов. М., Учпедгиз, 1960.

17. Богданович И.Ф. Сочинения Богдановича. В 2 т. Т.1. СПб.: Смирдин, 1848.

18. Большухина Н.П. Лирика Ломоносова (малые жанры) // Ломоносов и русская литература / Отв. Ред. А.С. Курилов. М.: Наука, 1987.

19. Буало-Депрео Н. Поэтическое искусство. / Ред. и вст ст. приват-доцента П.С. Когана. Перевод. С.С. Нестеровой. СПб.: типография главного управления уделов, 1914.

20. Буранок О.М. Драматургия Феофана Прокоповича и историко-литературный процесс в России первой трети XVIII века: Учебное пособие. Самара: СамГПУ, 1992.

21. Буранок О.М. Жанр эпиграммы в творчестве Феофана Прокоповича // Культура и текст: Сборник 4. СПб.-Самара.-Барнаул, 2001.

22. Буранок О.М. Русская литература XVIII века. М.: Флинта: Наука, 1999.

23. Буранок О.М. Русская литература XVIII века. Петровская эпоха. Феофан Прокопович. Учебное пособие. -М., Флинта-Наука, 2005.

24. Буранок О.М. Эпиграмматическое творчество Феофана Прокоповича в контексте русской литературы первой трети XVIII века. // Проблемы изучения русской литературы XVIII века. Межвузовский сборник научных трудов. Самара: СамГПУ, 2001.

25. Вакенродер В.Г. Об искусстве и художниках. Размышления отшельника, любителя изящного. Изд. Л.Тиком. -М.: типография Селивановского, 1826.

26. Вакенродер В.Г. Фантазии об искусстве. / Вст. ст. А.С. Дмитриева. Коммент. А.В. Михайлова. М.: Искусство, 1977.

27. Валицкая А.П. Русская эстетика XVIII века. СПб.: Искусство, 1983.

28. Вестник Европы. 1808, - №17

29. Вестник Европы. 1810, - №15. 31 .Вестник Европы. -1811,- №2.

30. Вестник Европы. -1811,- №3.

31. Вестник Европы. 1821, - №3.

32. Верцман И.Е., Володин А.И. Просветительство//Краткая литературная энциклопедия. В 9 т.т. Т. 6. М.: Советская энциклопедия, 1971.

33. Гаспаров М.Л. Поэзия риторического века. // Поздняя латинская поэзия. -М.: Художественная литература, 1982.

34. Гаспаров М.Л. Эпиграмма//Краткая литературная энциклопедия. В 9 т.т. Т.8. М.: Советская энциклопедия, 1975.

35. Гаспаров М.Л. Эпиграмма//Литературная энциклопедия терминов и понятий/Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. -М.:2001.

36. Гаспаров М.Л.Эпитафия/Жраткая литературная энциклопедия. В 9 т.т.Т. 8. -М.: Советская энциклопедия, 1975.

37. Гаспаров М.Л. Эпитафия//Литературная энциклопедия терминов и понятий/Гл. ред. и сост. А.Н. Николюкин. М.:НТЦ «ИНТЕЛВАК», 2001.

38. Глухов В.И. Становление реализма в русской литературе XVIII начала XIX в. / Под. ред. проф. У.Р. Фохта. - Волгоград: ВГПУ им. А.С. Серафимовича, 1976.

39. Греческая эпиграмма/Составление, примечания, указатель Ф.А. Петровского и Ю.Ф. Шульца. Вступительная статья Ф.А. Петровского. -М.:ГИХЛ, 1960.

40. Грехнев В.А. «Анфологические эпиграммы» А.С. Пушкина. // Сборник «Болдинские Чтения». Горький, 1976.

41. Гудзий Н.К. История древней русской литературы. М.: Учпедгиз, 1938.

42. Гуковский Г.А. Ранние работы по истории русской поэзии XVII начала XVIII веков. - М.: Язык русской литературы, 2001.

43. Гуковский Г.А. Русская литература XVIII века. М.: Аспект Пресс, 1999.

44. Горчаков Д.П. Сочинения князя Д.П. Горчакова. М.: типография литературного творчества И.Н. Кушнерев и К., - 1890.

45. Демин А.С. Литературные традиции в творчестве раннего Ломоносова // Ломоносов и русская литература / Отв. Ред. А.С. Курилов. М.: Наука, 1987.

46. Демин А.С. Русская литература второй половины XVII начала XVIII века: Новые художественные представления о мире, природе, человеке. - М.: Наука, 1977.

47. Державин Г.Р. Сочинения Державина с объяснением, примечаниями и предисловием Я. Грота. В 9 т. Т. 3. СПб.: Императорская Академия наук, 1873.

48. Дмитриев И.И. Сочинения Ивана Ивановича Дмитриева. В 2. т. Т. 1. -СПб.: Евгений Евдокимов, 1893.51 .Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма/Составление Е.В. Свиясова.- СПб,. 1997.

49. Дюбо Ж.-Б. Критические размышления о поэзии и живописи. Перевод с франц. / Коммент. Ю.Н. Стефанова, С.А. Ошерова. М.: Искусство, 1976.

50. Жан-Поль. Антология из Жан-Поля Рихтера. / Перевод и предисл. И.Е. Бецкого. СПб.: типография К. Жезнакова, 1844.

51. Живов В.М. Язык и культура России XVIII века. М.: Язык русской культуры, 1996.

52. Живописец. Еженедельный сатирический журнал. 1772, - л.ХХШ.

53. Измайлов А.Е. Полное собрание сочинений А.Е. Измайлова. В 3 т. Т. 1. -М.: изд. Русского Книжного магазина, 1890.63 .Измайлов А.Е. Сочинения Измайлова (Александра Ефимовича). В 2 т. Т.1. -СПб.: АСмирдин, 1849.

54. Кантемир А.Д. Сочинения Кантемира. СПб.: Издание Александра Смирдина. В типографии экспедиции заготовления государственных бумаг, 1847.

55. Капнист В.В. Избранные сочинения. СПБ.: типография Глазунова, -1907.

56. Карамзин Н.М. Издание 3-е исправленное и умноженное. В 9 т. Т. 1. М.: тип. С. Селивановского, 1820.

57. Коган Ю.Я. Просветитель XVIII века Я.П. Козельский. М.: Издание Академии наук СССР, 1958.

58. Кулакова Л.И.Очерки истории русской эстетической мысли XVIII века. -Л.: Просвещение (Ленинградское отд.), 1968.

59. Курганов Н.Г. Письмовник, содержащий в себе Науку Российскаго языка со многим присовокуплением разного учебного и полезнозабавного чтения. Изд. 8. СПб.: Печатано в типографии Ив. Глазунова, 1809.

60. Курилов А.С. Литературоведение в России XVIII века. М.: Наука, 1981.

61. Лебедева О.Б. История русской литературы XVIII века. М.: Высшая школа, 2000.

62. Леонов С.А. Элементы устной народной поэии в творчестве А.Д. Кантемира. Дис. канд.филол.наук. Москва, 197173 .Литературные манифесты западноевропейских классицистов / Под ред. Н.П. Козлова. М.: МГУ, 1980.

63. Литературные манифесты западноевропейских романтиков / Вст. ст., подгот. текста и общ. ред. проф. А.С. Дмитриева. -М.: МГУ,1980

64. Ломоносов и русская литература. / Отв. Ред. А.С. Курилов. М.: Наука, 1987.

65. Ломоносов М.В. Избранныя сочинения Ломоносова в стихах прозе с портретом библиографией. СПб.: Изд. А.С. Суворина, 1887.

66. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре (Быт и традиции русского дворянства XVIII XIX в.). - СПб.: Искусство, 1994.

67. Лотман Ю.М. Очерки по истории русской культуры XVIII- начала XIX века//Из истории культуры-T.IV (XVIII начала XIX века). -М.:Искусство,2000.

68. Майков В.И. Сочинения Василия Майкова или собрание Остроумных, Сатирических, Забавных поэм, Нравственных Басен и Сказок, Театральных и других его лирических творений. СПБ.: Печатано при 1-ом Кадетском Корпусе, 1809.

69. Мальчукова Т.Г. О жанровых традициях в «Анфологических эпиграммах» А.С. Пушкина // Жанр и композиция литературного произведения. Межвузовский сборник. Петрозаводск: РИО Петрозаводского государственного университета им. О.В. Куусинена, 1986.

70. Мальчукова Т.Г. Творчество Лукиллия и античная скоптическая эпиграмма. Афтореф. дис. канд.фил. наук. Л., 1972

71. Марциал. Эпиграммы. Вступительная статья Ф.А. Петровского. -М.:ГИХЛ, 1968.

72. Москвичева Г.В. Русский классицизм. -М.: Просвещение, 1978.

73. Ни то, ни сео. 1769, - л.10.

74. Николаев Д.П. Антиох Кантемир и сатирические опыты поэтов-сентименталистов в конце XVIII начале XIX века // Ломоносов и русская литература / Отв. Ред. А.С. Курилов. - М.: Наука, 1987.

75. Николаев С.И. Литературная культура Петровской эпохи. СПб., 1996.

76. Николев Н.П. Сатира на обычай и нравы развращенных людей нынешнего века. М.: в Университетской типографии, 1772.

77. Николев Н.П. Творение Николая Петровича Николева, Российскогой академии члена. В 5т. Т.4. -М.: в Университетской типографии, 1797.

78. Николький А.С. Основания Российской Словесности. Изд. 5. ч 1-2 СПб.: В тип. Ивана Глазунова, 182392.0лыпевская Л.А., Травников С.Н. Литература Древней Руси и XVIII века: Практикум. М.: Высшая школа», 1995.

79. Панченко A.M. Русская стихотворная культура XVII века. Л.: Наука (Ленинградское отд.), 1973.

80. Петровский Ф.А. Византийская эпиграмма. // Византийская литература. -М., 1974.

81. Полезное Увеселение. 1760, - №4. ЮО.Полезное Увеселение. -1761, - №2.

82. Полезное Увеселение. 1761, - №5. Ю2.Полезное Увеселение - 1761, - №23.

83. ПЗ.Рапацкая Л.А. Русское искусство XVIII века. -М.: Просвещение: Владос, 1995.

84. Н.Ромодановская Е.К. Русская литература на пороге нового времени / Отв. ред. Л.А. Дмитриев. Новосибирск: Наука, 1994.

85. Русская классическая эпиграмма/ Сост. Вступительная статья и комментарии Васильева В.Е. М.: Художественная литература, 1986. Пб.Русская литература XVIII века. Словарь-справочник. / Под редакцией В.И. Фёдорова.- М.:МГПУ, 1997.

86. Русская литература XVIII века. Библиографический указатель. Л., 1968.

87. Русская литература XVIII века. Словарь-справочник / Под. ред. В.И. Федорова. М.:МГПУ, 1997.

88. Русская литература XVIII века. 1700-1775: Хрестоматия. / Сост. В.А. Западов.-М., 1979.

89. Русская литература XVIII века. Хрестоматия. / Сост. Г.П. Макогоненко. -Л, 1770

90. Русская Старина. 1872, - №4.

91. Русская стихотворная эпитафия. Вступительная статья С.И. Николаева, Т.С. Царьковой. СПб., 1998.

92. Русская эпиграмма / Сост., вступительная статья и комментарии В.Е. Васильева. М.: Художественная литература, 1990

93. Русская эпиграмма второй половины XVII XX в.в./Вст.ст. Л.Ф. Ершова. Сост., подг. текстов и прим. В.Е. Васильева, М.И. Гиллельсона, Н.Г. Захаренко -М.: Советский писатель, 1975.

94. Русская эпиграмма XVIII XIX веков/ Вст. ст. И.Б. Мушиной, сост. М.И. Гиллельсон. - М.: Советская Россия, 1988.

95. Русская эпиграмма (ХУШ начало XX в.) / Вступительная статья М.И. Гиллельсона. Прим. К.А. Кумпана. - Л.: Советский писатель, 1988.

96. Русская эпиграмма XVIII XIX веков / Сост., предисл и прим. В. Мануйлов. - Л.: Советский писатель, 1958.

97. Русская эпиграмма XIX начала XX в. Сост. Б. Евсеев. - М.: ЭКСМО-Пресс,1999

98. Русские писатели: XVIII век. Биобиблиографический словарь / Сост. С.А. Джанумов. М.: Просвещение, 2002.

99. ЗО.Санкт-Петербургский вестник. 1779, - №2

100. Сатира в творчестве русских и зарубежных писателей / Отв. ред. Е.И. Волгина. Самара: СамГПУ, 1997.

101. Ш.Сатирические журналы Новикова / Отв. ред. П.Н. Берков. М.-Л. Изд. Академии наук СССР, 1951.

102. Серман И.З. Поэтический стиль Ломоносова. М.-Л.: Наука (Ленинградское отд.), 1966.

103. Серман И.З. Просветительство и русская литература первой половины XVIII века/Проблемы русского просвещения в литературе XVIII века/Под ред. П.Н. Беркова. -М.-Л.: Изд. Академии наук СССР, 1961.

104. Серман И.З. Русский классицизм: Поэзия, драма, сатира. Л.: Наука (Ленинградское отд.), 1973.

105. Серман И.З. Русская поэзия XVIII века (от Ломоносова до Державина) Автореф. дисс. докт. фил. Наук. Л., 1969.

106. Силлабическая поэзия XVII XVIII века / Под ред. П.Н. Беркова. - Л.: Изд. Академии наук СССР, 1935.

107. Симеон Полоцкий. Избранные сочинения. / Подг. Текста, вст. ст. и ком. И.П. Еремина. М.-Л., Академия наук СССР, 1953.

108. Смирнов А.А. Литературная теория русского классицизма. М., 1981.

109. Стенник Ю.В. Русская сатира XVIII века. Л.: Наука, 1985.

110. Сумароков П.П. Стихотворения Панкратия Сумарокова. СПб.: типография Плюшара, 1832.

111. Татаринова Л.Е. История русской литературы и журналистики XVIII века. Учебное пособие М., 1982.

112. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1971.

113. Тредиаковский В.К. Избранные произведения / Вст. ст. и подготовка текста Л.И. Тимофеева. Прим. Я.М. Строчкова. М.-Л.: Советский писатель, 1963.

114. Трутень. Еженедельный журнал Н.И.Новикова. 1769, - Лист IV.

115. Трутень. Еженедельный журнал Н.И.Новикова. 1769. - Лист VI.

116. Трутень. Еженедельный журнал Н.И.Новикова. 1769 -. Лист XIV.

117. Трутень. Еженедельный журнал Н.И.Новикова. 1769 - Лист XX.

118. Федоров В.И. История русской литературы. XVIII век. М.: Владос, 2003.

119. Федоров В.И. Литературные направления в русской литературе. М.: Просвещение, 1985.

120. Федоров В.И. Русская литература XVIII века. М.: Просвещение, 1990.

121. Федорова Е.В. Латинские надписи. М.: МГУ, 1976.

122. Федотов О.И. Основы теории литературы: Учебное пособие для студентов высших учебных заведений в 2х ч. М.: Владос, 2003.

123. Флоренский Павел. Имена. Харьков - М., 2000.

124. Хализев В.Е. Теория литературы. М.: Высшая школа, 1999.

125. Хемницер И.И. Полное собрание басен и сказок И.И. Хемницера. Пг: Издание Товарищества издательского дома «Копейка».

126. Херасков М.М. Творения М. Хераскова. В 12 т. Т.7. М., Университетская типография у Хр. Ридигера и Хр. Клаудиа, 1800.

127. Шатров Н.М. Стихотворения Н. Шатрова. В 3 т. Т. 1. СПб.: типография им. Российской Академии наук, 1831.

128. Эпиграмма и сатира. Из истории литературной борьбы XIX века. Том I. 1800-1840. / Сост. В. Орлов. -М.-Л.:АСАЕ>ЕМ1А, 1931. 163.Эпиграммы греческой антологии/Под. Ред. М.Л. Гаспарова и Ю.Ф. Шульца. М.Терра, 1999.

129. Эпиграммы. Пушкин. Вяземский. Соболевский. / Сост. Н. Кравцов и А. Морозов. Пред. Л. Гросмана. М.: Огонек, 1929.

130. Эпитафии / Сост. В.Д. Кукушкин. Ярославль, 1991.