Поэтика русского исторического повествования 20-х годов XVII века: Топика и библеизмы тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Логунова, Екатерина Вячеславовна

• Логунова, Екатерина Вячеславовна
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Логунова, Екатерина Вячеславовна

Введение.

Глава 1. Библеизмы в произведениях, посвященных событиям Смутного времени.

§ 1. «Временник» Ивана Тимофеева.

§ 2. «Сказание» Авраамия Палицына.

§ 3. Летописные повести о Смутном времени князей И.М. Катырева-Ростовского, С.И. Шаховского, И.А. Хворостинина.

Глава 2. Топика повестей о Смутном времени.

§ 1. Элементы «воинской» поэтики в произведениях о Смуте.

§ 2. Агиографические топосы в повестях о Смутном времени.

§ 3. Ораторская традиция в произведениях о Смуте.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика русского исторического повествования 20-х годов XVII века: Топика и библеизмы»

Во многовековой истории России немало событий можно назвать эпохальными, и, пожалуй, не будет преувеличением сказать, что история России - история трагедий и катастроф. В центре нашего внимания будет Смутное время — трагические события четырёхсотлетней давности, длившиеся около 15 лет и кардинально изменившие политический и историко-культурный процессы развития страны. Попытаемся взглянуть на него с точки зрения литературы и культуры в целом.

События Смутного времени (1598-1613 годы) известны последующим поколениям, потому что были отражены во множестве источников разными авторами. Сохранилось большое количество текстов — памятников этой эпохи, они достаточно хорошо известны в научной литературе. Наибольший интерес с точки зрения художественных особенностей представляют произведения, созданные в течение 10-15 лет после событий (20-е годы XVII века), являющиеся не только достаточно объективной исторической летописью Смуты, но и обладающие оригинальной поэтической структурой.

Древнерусские произведения периода Смутного времени разделяются историками (классификация С. Ф. Платонова) на три группы1:

1. Произведения, составленные до окончания Смуты: пять редакций «Иного Сказания» и «Заключительные заметки «Иного Сказания»; Патриарха Иова «Повесть о честном житии царя Феодора Иоанновича»; «Новая Повесть о преславном Российском царстве».

2. Важнейшие произведения о Смуте, принадлежащие времени царя Михаила Федоровича: «Временник» дьяка Ивана Тимофеева; «Сказание» келаря Авраамия Палицына; «Словеса дней и царей и святителей московских, еже есть в России» князя И. А. Хворостинина; «Летописная книга» князя И. М. Катырева - Ростовского, внесённая в Хронограф Сергея Кубасова; произведения князя С. И. Шаховского: «Житие царевича

1 Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1888. С.5

Димитрия» и «Повесть о мнисе, како послася от Бога на царя Бориса»; Рукопись Филарета патриарха Московского.

3. Произведения о Смуте «второстепенные и позднейшие» (памятники биографического характера, компилятивные, местные).

Все эти тексты составлены разными людьми в разное время и с различными целями. Историко-литературное их значение тоже неодинаково. Но объединяет произведения желание их авторов показать события как можно полнее и переосмыслить происходившее у них на глазах, проанализировать пережитое, понять причины случившегося. И подобное переосмысление невозможно без обращения к Библии. Средневековые русские книжники систематически (намеренно или спонтанно) обращались к текстам Священного Писания, находя в нем аналогии с современностью, сопоставляя образы, черпая мудрость и дидактику, а также ссылаясь на Библию в поисках ответов на неразрешимые вопросы современного им миропорядка. Именно поэтому первая глава диссертации посвящена изучению библейских заимствований в произведениях о Смуте.

По замечанию А. Ф. Лосева, «Х1-ХУН века есть русское средневековье. Поскольку это есть период господства церкви, основное философское мировоззрение сводится здесь к христианскому богословию, то есть прежде всего к Ветхому и Новому Заветам и примыкающей к этому патристической литературе, византийской и римской»2. Так же думает и Р. Пиккио: «Христиане Руси стремились познать пути спасения и историю творения. Мир, его прошлое, его законы ощущались в соответствии с Библией. Ветхий и Новый Завет, как первостепенные источники познания, возвышались не только до религиозного, но и эстетического образца»3.

Основные события наиболее развернуто представлены в историографических произведениях Смуты - все перипетии высвечиваются довольно подробно, что облегчает их авторский анализ. Исторические

2 Лосев А.Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991. С. 513

3 Пиккио Р. История древнерусской литературы. М., 2002. С.32 сочинения показательны и с точки зрения выражения основ национального русского сознания, по сути своей религиозного, что выражается в следовании образу жизни и мыслей, завещанным Божественными устами. По замечанию И. Н. Данилевского, «не вызывает, пожалуй, сомнения, что Библия для средневекового автора была основой символического освоения материального мира»4. Особенности библейских заимствований (иначе -библеизмов) в произведениях древнерусской книжности представляются важной проблемой для филологического исследования прежде всего из-за объективной малоизученности: до революции подобная тематика не поощрялась духовной цензурой, а после революции - идеологической, несмотря на то, что произведения о Смуте подробно изучались историками начиная с Н. М. Карамзина5. Вообще к библеизмам филологи-медиевисты стали обращаться только во второй половине XX века, поэтому соответствующая методология их изучения ещё осваивается. Российские медиевисты И.Н. Данилевский, Ф.Н. Двинятин, H.H. Запольская, О.Ф. Коновалова, Е.Б. Рогачевская и др., а также их зарубежные коллеги Ф. Вигзелл, К.-Д. Зееман, С. Матхаузерова, JI. Мюллер, А. Наумов, Р. Пиккио6

4 Данилевский И.Н. Библеизмы Повести временных лет // Герменевтика древнерусской литературы X-XVI веков. Сборник 3. М., 1992. С.76

5 Произведения о Смуте как исторический источник были исследованы Н.М. Карамзиным, В.О. Ключевским, С.И. Кедровым, С.Ф. Платоновым, A.C. Орловым, В.И. Корецким, Л.В. Черепниным, Р.Г. Скрынниковым и др.

6 См.: Коновалова О.Ф. Конструктивное и стилистическое применение цитат в «Житии Стефана Премского», написанном Епифанием Премудрым // Zeitschrift für Slawistik, 1979, Bd.24, Heft 4. S.500-509; Рогачевская Е.Б. Библейские тексты в произведениях русских проповедников (к постановке проблемы) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.З. М., 1992. С. 181-199; Двинятин Ф.Н. Традиционный текст в торжественных словах св. Кирилла Туровского // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.8. М., 1995. С.81-101; Запольская H.H. «Общий» славянский литературный язык: типология лингвистической рефлексии. М., 2003; Данилевский И.Н. ПВЛ. Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004. Вигзелл Ф. Цитаты из книг Священного Писания в сочинениях Епифания Премудрого // ТОДРЛ. Т.26. М.-Л., 1971. С. 232-243; Naumow А. Biblia w strukturze artystycznej utworów cerkiewno-slowiañskich // Uniwersytet Jagielloñski. Rosprawy Habilitacyjne. №75. Kraków. 1983. S.ll-14; Mathauserová S. Ilarionovo Slovo o zakonu a milosti a tradice staroslovenská // Ceskoslovenská slavistika. Praha, 1988. S.27-32; Зееман К. Д. Аллегорическое и экзегетическое толкование в литературе Киевской Руси // Контекст-1990. М., 1990. С.72-83; Picchio R. The function of Biblical Thematic clues in the Literary Code of Slavia Orthodoxa // Slavica Hierosolymitana. Slavic studie of the Hebrew University. Vol.1. Jerusalem, 1997. P. 1-33 предлагают разнообразные методики анализа библейских цитат, изучают наиболее популярные и «стабильные» (формульные) цитации, частотность и обусловленность их употребления, а также уникальность использования каждым из книжников (авторское своеобразие произведений заключается и в том, сколько оригинальных параллелей и заимствований в тексте книжника). Важное место в этих исследованиях занимают разного рода систематизации библеизмов для более глубокого их изучения.

В 70-е годы прошлого века английская исследовательница Ф. Вигзелл в работе «Цитаты из книг Священного Писания в сочинениях Епифания Премудрого» предложила различать цитаты двух типов: реминисценции из Библии, которые могут идти либо прямо из Библии, либо из литургии, либо из переводной или оригинальной литературы; и цитаты, которые полностью осознаются автором как таковые и вводятся в текст с помощью поясняющих слов1.

Е. Б. Рогачевская, исследовавшая топику в произведениях Кирилла Туровского, писала о том, что библейскую цитату необходимо рассматривать с нескольких сторон: осознание цитаты как «чужого» текста в своем для автора и реципиента; точность/неточность цитаты; изменение семантики цитирующего текста; функции цитаты; её место в ряду семиотических единиц8.

Историк И. Н. Данилевский разделяет библеизмы на прямое и косвенное цитирование, говорит об отсылочных сравнениях и «невидимых» фрагментах Священного Писания9.

Ф. Н. Двинятин также на материале ораторской прозы Кирилла Туровского анализирует целый перечень критериев, служащих для характеристики библейской цитаты в авторском нарративе, а также уровни

7 Вигзелл Ф. Указ. соч. С. 233

8 Рогачевская Е.Б. О некоторых особенностях средневековой цитации (на материале ораторской прозы Кирилла Туровского) // Герменевтика древнерусской литературы XI XVI веков. Сб. 1. М., 1989. С. 96-106

9 Данилевский И.Н. Указ. соч. С. 75-103 сочетаемости (семантический, стилистический и др.) цитируемого и цитирующего текстов10.

Итальянский медиевист Р. Пиккио ввел в научный оборот термин «тематический ключ» - маркирование высшего смысла цитаты, семантическая связь буквального её смысла с духовным. Цитата из Библии отсылает читателя к боговдохновенному источнику, тем самым приобретая смысл, содержащийся в Писании11.

Несомненно, что русская книжность в основе своей религиозна, что выражается и в переосмыслении священных текстов. И наблюдения исследователей, основанные на изучении летописания и ораторской прозы, доказывают это. Как видим, российские и зарубежные медиевисты в разное время предлагали различные классификации и способы изучения библейских цитат, уделяя внимание в большей степени то формальной, то содержательной их сторонам. Предложенные ими методы очень важны для всестороннего изучения заимствований из священных текстов.

Для анализа библеизмов, а также поэтики в целом наиболее показательны прежде всего произведения о Смуте второй группы (см. приведенную классификацию), то есть созданные по прошествии нескольких лет после событий (20-е годы XVII века). Временная дистанция давала возможность их создателям более продуманно и детально переосмыслить и отразить произошедшее. К тому же анализируемые тексты - произведения «авторские», то есть авторы их известны (в данном случае принимаем за

1 "7 аксиому авторство Повестей ), в отличие от большей частью анонимных летописей раннего и зрелого средневековья.

10 Двинятин Ф. Н. Указ. соч. С. 81-101

11 Пиккио Р. Функция библейских тематических ключей в литературном коде православного славянства // Slavia Orthodoxa: Литература и язык. М., 2003. С.431-473

12 О научных спорах об авторстве некоторых Повестей о Смутном времени см.: Строев П.М. Рукописи славянския и российския, принадлежащие И.Н. Царскому. М., 1848; Ключевский В.О. Боярская Дума Древней Руси. М., 1882; Платонов С.Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1888; Гудзий Н.К. К вопросу о составе «Летописной повести», приписываемой князю Н.М. Катыреву-Ростовскому // ТОДРЛ. Т. 14. М.-Л., 1958, с. 290-297; Державина O.A.

Прежде чем приступить непосредственно к рассмотрению текстов, следует совершить краткий экскурс в историю и конспективно обозначить основные события конца XVI - начала XVII веков. В конце XVI века в России разразился династический кризис. После смерти Ивана Грозного (1547-1584 годы) на престол взошел его сын Федор Иванович (1584-1598), у которого не было потомства. Государством фактически управлял царский шурин Борис Годунов; сам же царь был слаб, болен, инфантилен и особо не интересовался государственными вопросами. В это время в Угличе жил брат Федора Димитрий (сын Ивана Грозного и последней его жены Марии Нагой), но в мае 1591 года возможный наследник престола погибает при загадочных обстоятельствах. В Москве тогда официально поддерживали версию о самоубийстве. Но появились слухи, что царевич Димитрий -жертва расправы, которую спровоцировал Годунов.

В январе 1598 года скончался Федор Иванович, и вскоре царем стал Годунов (до 1605 года) - долгий и тернистый путь к власти завершился торжественным венчанием на царство в Московском Кремле. Но расположение к новому царю быстро угасает, его начинают обвинять во всех грехах, в том числе и в смерти Федора и царицы Ирины. Первые два года правления Годунова в стране было «тихо и немятежно», а потом трагические происшествия одно за другим стали преследовать государство. 1601-03 годы - страшный голод (в это время крестьяне, холопы, бедняки убивают и грабят владельцев хлебных запасов, разбойничают, расправляются с зажиточными людьми - это предвестье будущих крестьянских восстаний Хлопка и Болотникова). В 1603 году в Москве из Речи Посполитой объявился «убиенный царевич Димитрий», претендовавший на трон «прародителей своих». Лжедмитрия поддерживает король Сигизмунд; в Москве называют его «вором, расстригой, Гришкой Отрепьевым». Вокруг самозванца объединяется всякий сброд, в том числе недовольные политикой Годунова.

Историческая повесть первой трети XVII века. М., 1958; Кукушкина М.В. Семен Шаховской - автор Повести о Смуте // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. М., 1975, с. 75-78 и др.

Главная их цель под штандартами самозванца - избавиться от ненавистного царя и получить от нового всё то, чем обошли их при Годунове; начинаются мятежи. В апреле 1605 года Борис Годунов умирает, 10 июня в столицу въезжает «царевич Димитрий» (Лжедмитрий I), а уже через месяц он венчается на царство. Его правление продолжается неполный год. «Калиф на час» опустошает казну, помогают ему в этом польские «пришельцы», относящиеся с величайшим пренебрежением к русскому народу, культуре, обычаям, что, в конечном итоге, приводит к новым волнениям в Москве и убийству Лжедмитрия 17 мая 1606 года. А бояре-заговорщики «выкрикивают» на царство князя Василия Шуйского. Восстание Ивана Болотникова, спровоцированное недовольством простого люда избранием и правлением Шуйского, заканчивается двухмесячной осадой Москвы осенью 1606 года и поражением восставших, так как рязанцы из «мятежной рати» переходят на сторону царя. Шуйский удерживается у власти последующие четыре года. В первые же недели своего правления он надумал перенести из Углича тело царевича Димитрия. Но даже перенесение мощей царевича в Москву не прекратило слухов о том, что «истинный царь» Димитрий спасся и скоро снова начнет претендовать на престол. Украинский и польский народ, в массе своей поддерживавший первого Самозванца и претерпевающий ныне множество бед, не мог смириться с политикой нового правительства, и слухи о спасении царя Димитрия создали в этой среде отличный повод к враждебным действиям. Штандарты Самозванца уже не символизируют мощь и силу какого-то одного человека, это скорее один из способов оформить новое выступление масс против власти. В октябре 1607 года Шуйскому удается взять Тулу и разбить мятежное - «воровское» -войско, захватить в плен его руководителей. Шуйский также пытается навести порядок в стране с помощью ряда указов, общий смысл которых состоит в том, что «не держи холопа без кабалы ни одного дни». Крестьяне, которые в большинстве своём и поддерживали смуту, закреплялись за владельцами, у них отнималась часть прав и налагались запреты на свободу передвижения. Примерно в это же время за влияние на Московское государство идет борьба между поляками и шведами. До 1606 года в Москве торжествовали поляки, но после разгрома Самозванца отношения осложнились, и Швеция пыталась сыграть на этом. Но правительство Василия Шуйского не видело необходимости в союзе со шведами. Поэтому тем оставалось только ждать. Второй самозванец, прозванный в Москве «тушинским Вором», вообще не воспринимался как сколько-нибудь значительная фигура, тем более что управляли им польско-литовские воеводы. Именно поляки помогли «Вору», обосновавшемуся в Тушине, собрать разрозненные оппозиционные московские силы, а также не добитые Шуйским части «мятежной рати». Они объединяются в новое войско, летом 1608 года подходят к Москве и осаждают город на два года. Василий Шуйский вынужден обратиться к шведам с просьбой помочь в борьбе с «ворами». «Воры» же, не взяв Москву, отправляются на север в надежде разбогатеть, завоевав и разграбив Псковскую землю, и продолжить осаду столицы. Началась война с мелкими тушинскими отрядами, в чем особо преуспевает Михаил Скопин-Шуйский, двоюродный брат царя. Он медленно, но верно оттесняет от Москвы тушинское войско, и в начале 1610 года «Вор» спасается бегством в Калугу. В Москве тем временем возникает паника, многие москвичи считают, что правительству Шуйского приходит конец, появляются «перелеты» - перебежчики, которые требуют на царство польского королевича Владислава. Филарет Романов выдвигает идею об «унии» (С. Ф. Платонов) с Речью Посполитой и едет с посольством к королю Сигизмунду.

В апреле 1610 года внезапно умирает Михаил Скопин-Шуйский, что порождает множество слухов о возможной насильственной смерти (этого молодого и талантливого полководца окружало немало завистников). В это время поляки к северу от Москвы разбивают войско бездарного Дмитрия Шуйского, собиравшегося защитить столицу от новых вражеских набегов; бояре свергают с престола Василия Шуйского так же стремительно, как четыре года назад возвели его на царство. Они же организовывают правительство и отправляют посольство в Польшу к королю Сигизмунду с намерением просить того дать согласие на воцарение в Москве королевича Владислава. Король понимает, что он сам может занять российский престол, но не спешит. В российском государстве на протяжении последующих двух лет фактической власти не было, существовала лишь иноземная диктатура. Москвичи почти примиряются с подобным положением вещей, лишь патриарх Гермоген, проявив невиданное мужество, запрещает своей пастве целовать крест королю-католику. Знаменитые грамоты Гермогена призывают весь российский люд на свержение короля. Шведы тем временем занимают Новгород, Сигизмунд - Смоленск; казачьи полки становятся под Москвой, где опять царит замешательство и паника - какой власти подчиняться. С такой ситуацией россияне больше не хотят мириться, ив 1611 году в Нижнем Новгороде под руководством Минина и Пожарского собирается народное ополчение, которому и суждено будет создать наконец крепкое правительство в разбитой смутой стране. Дмитрий Пожарский объединяет русские разрозненные рати по центральной и северной частям страны, и в декабре 1612 года под Москвой они окончательно разбивают польские войска. Смута заканчивается в феврале 1613 года; Земский собор избирает на царство Михаила Федоровича Романова.

Одному автору отразить все аспекты событий этих тяжелых 15 лет было сложно. У каждого книжника существовали свои приоритеты в выборе событий, каждый по-особому их художественно осмыслял в своем произведении. Авторы выделяли в своих «хрониках» наиболее важные на их взгляд происшествия, объясняя этот выбор собственными пристрастиями, эрудицией, конъюнктурой, пожеланиями заказчика произведения, а порой тектсы создавались и для самооправдания.

Как уже было сказано, наиболее репрезентативные для анализа эпохи тексты - историография, и облекалась она в форму повестей, что было новой ступенью в развитии литературы на переходном этапе от средневековой книжности к Новому времени. На это обратили внимание уже в первой половине XIX века: «Между тем как на Руси исчезали летописи, возникал постепенно бесчисленный ряд исторических повестей. Счастливое преобразование, начатое Курбским, было приведено в исполнение только в XVII веке. Авраамий Палицын, князь Семен Шаховской, князь Иван Хворостинин были в числе первых основателей исторических записок»13.

Список авторов, создавших в своих произведениях образ эпохи, можно продолжить. В центр внимания диссертации, помимо упомянутых

-;

Н1П. Сахаровым книжников, включены также дьяк Иван Тимофеев и его «Временник» и князь И. М. Катырев-Ростовский с «Летописной повестью». В этих текстах историческое описание (фактографическая точность) сочетается с образностью, источником которой не в последнюю очередь была Библия.

Создатели этих произведений о Смуте были непосредственными участниками событий и совершенно сознательно, вынося свои имена в заглавия произведений, зафиксировали всё ими пережитое, увиденное и услышанное; выражая определенное мировоззрение, анализировали минувшее и современность. Книжники ощущали себя если и не вполне профессиональными литераторами, то своего рода миссионерами, обязанными донести до последующих поколений историческую правду. И это уже принадлежность литературы Нового времени, особенность, существовавшая наряду с традицией. По верному замечанию Д. С. Лихачева, «в XVII веке появился тип писателя, осознающего значительность того, что он пишет и делает, необыкновенность своего положения и свой гражданский долг»14. В XVII веке появляются уже профессиональные писатели, а также усиливается осознание авторской индивидуальности, в отличие от ситуации средневековья, когда книжники практически не стремились к самовыявлению. В литературе пробуждается сознание ценности

Сахаров Н.П. Записки русских людей. События времен Петра Великого. СПб., 1841. С.З

14 Лихачев д.С. Поэтика литературы // Художественно-эстетическая культура Древней Руси Х1-ХУН веков. Кн.2. 4.2. М.,1996. С.378 человеческой личности самой по себе, что не в последнюю очередь было обусловлено катаклизмами эпохи.

В связи с этим активное использование книжниками библеизмов совсем не случайно. И. Н. Данилевский, рассматривая ранний период древнерусской литературы, пишет: «Летописец подходил к созданию оригинального, «авторского», текста о современных ему событиях, очевидцем и участником которых он был. Здесь индивидуальный опыт автора или его информаторов мог вступать в противоречие с общественной памятью. Однако этот явный парадокс исчезал, когда в происходящем удавалось различить черты высшего для христианского сознания исторического опыта»15.

Для средневекового автора Священная история - вневременная ценность, которая постоянно переживается заново в современных ему событиях. «Отсюда следовал и способ описания - через прямое или опосредованное цитирование авторитетных (чаще всего сакральных) текстов. Аналогия с уже известными событиями давала летописцу типологию существующего. Именно поэтому тексты источников, на которые опирался летописец, являются для него и его современников семантическим фондом, из которого оставалось выбрать готовые клише для восприятия, описания и одновременно оценки происходившего»16. По этой причине обращение к текстам Священного Писания было неотъемлемой частью и авторского самовыражения, и авторской точки зрения на события (что отразилось в поэтике текстов) на переходном этапе от средневековой книжности к литературе Нового времени. XVII век - та эпоха в развитии литературы, когда прочно укорененные традиции в поэтике соединяются с иным мировосприятием авторов новой формации.

Поэтому вторая глава диссертации посвящена анализу формульности в поэтике произведений о Смутном времени. Если Библия давала

15 Данилевский И.Н. и др. Источниковедение. М., 1998. С.175

16Там же. С. 176 средневековому книжнику семантический фонд клише для описания и оценки происходящего, то выбор художественных средств лежал целиком и полностью на авторе произведения. Значит, очень важно проанализировать топику - один их основных элементов поэтики древнерусского текста; а также жанровые особенности повестей о Смуте. И хотя в ранних средневековых текстах жанровые границы довольно размыты, и мы можем говорить скорее о «предметном, тематическом» способе описания действительности17, применительно к литературе Смутного времени всё же есть основания считать актуальными следующие жанровые образования:

• воинские повести;

• агиографические произведения;

• ораторская проза (проповеди философские, дидактические, поучения нравственного характера).

Элементы воинской повести, агиографии, ораторской прозы широко представлены в повестях о Смуте. Они локализованы в текстах в виде формул - устойчивых словосочетаний для описания той или иной ситуации: насыщенности боя, многочисленности войска, похвалы святому и т.д. Например, житийная формула невежества и самоуничижения автора «перекочевала» в историческое повествование - это связано с особой значимостью того, о чем говорится и в житии, и в повести. Н.В. Синицына в связи с этим заметила: «Он (автор. - Е. JI.) излагает и отстаивает как бы не собственное credo, не собственные убеждения, не собственную жизненную и социальную позицию, а нечто всеобщее и общезначимое. Вероятно, именно этими особенностями объясняется . декларативное заявление автора о своем невежестве, о своей неучености»18. Так же важны и актуальны другие топосы и выражающие их формулы, которые были предметом изучения историков и филологов на протяжении всего XX века. A.C. Орлов,

17 См. об этом: Пауткин A.A. Беседы с летописцем. Поэтика раннего русского летописания. М., 2002

18 Синицына Н.В. Авторское самосознание в русской литературе и общественной мысли // Россия на путях централизации. М., 1982. С. 213-214

B.И. Мансикка, A.C. Бугославский, В.П. Адрианова-Перетц, Н.К. Гудзий, О.В. Творогов, И.П. Ерёмин, Д.С. Лихачев, И.А. Евсеева19 и др. в своих работах исследовали разного рода формульность, предлагали её дефиниции и классификации.

Историческая повесть «впитала» в себя многие топосы традиционной поэтики, будучи наследницей «жанра-ансамбля» (Д.С. Лихачев) - летописи. Более всего в произведениях о Смуте актуальна воинская тематика - именно историография со времен летописи «генерирует» и возрождает к жизни разнообразные элементы воинской поэтики. «Воинские формулы» русской средневековой литературы изучались A.C. Орловым, Н.К. Гудзием, О.В. Твороговым, A.A. Пауткиным, И.А. Евсеевой, Н.В. Трофимовой20. Также в историческом повествовании популярны агиографические мотивы и элементы ораторской прозы как в стилистическом, так и в содержательном плане. «Житийной» формульности посвящали свои исследования

C.А. Бугославский, В.П. Адрианова-Перетц, И.П. Ерёмин, Л.А. Дмитриев,

В.А. Колобанов; а формулы, характерные для древнерусской ораторской

21 прозы, изучали И.П. Ерёмин, Е.А. Елеонская, C.B. Козлов, В.И. Аннушкин

19 См.: Орлов A.C. Об особенностях формы русских воинских повестей. М., 1902; Мансикка В.И. Житие Александра Невского. СПб.,1913; Бугославский A.C. Литературная традиция в северо-восточной русской агиографии // Сборник статей в честь академика А.И. Соболевского. Л.,1928. С.332-336; Адрианова-Перетц В.П. Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.-Л., 1949; Гудзий Н.К. К вопросу о составе «Летописной повести», приписываемой князю И.М. Катыреву-Ростовскому // ТОДРЛ. Т. 14. М.-Л., 1958. С.290-297; Творогов О.В. Традиционные устойчивые словосочетания в Повести временных лет // ТОДРЛ. Т. 18. М.-Л., 1961. С.277-284; Ерёмин И.П. Ораторское искусство Кирилла Туровского // ТОДРЛ. Т. 18. М.-Л., 1962. С.50-58; Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979; Евсеева И.А. Анализ формульного стиля Повести о разорении Рязани Батыем // Рукописная традиция XVI-XIX веков на востоке России. Новосибирск, 1983. С.120-125

20 См.: Пауткип A.A. Батальные описания Повести временных лет // Вестник МГУ. Серия Филология. 1981. № 5. С.13-21; Трофимова Н.В. «Воинские формулы» в «Казанской истории» // Русская речь. 1994. № 5. С. 75-80

21 См.: Дмитриев Л.А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII веков. Л., 1973; Колобанов В.А. Житийная литература Древнего Суздаля // Литература Древней Руси. Вып.1. М., 1975. С.40-60; Елеонская A.C. Русская ораторская проза в литературном процессе XVII века. М., 1990; Козлов C.B. Символикои др.

Исторические произведения о Смутном времени в научный обиход введены давно, некоторые из них переиздавались и подробно комментировались, неоднократно подвергались историческому и филологическому анализу. В данной работе «Временник» Ивана Тимофеева (далее ВИТ) цитируется по изданию: «Временник» Ивана Тимофеева (подготовка текста и комментарии O.A. Державиной). СПб, 2004. «Сказание» Авраамия Палицына (далее САП) - по изданию: «Сказание» Авраамия Палицына (подготовка текста и комментарии O.A. Державиной и Е.В. Колосовой). M.-JI., 1955. «Летописная книга» князя И.М. Катырева-Ростовского (далее повесть Катырева-Ростовского - ГПСР); «Словеса дней и царей и святителей Московских.» князя И.А. Хворостинина (далее повесть Хворостинина - ПХ) цитируются по XIII тому Русской Исторической Библиотеки, выпущенному Русским Историческим Обществом в 1891 году и посвященному произведениям Смутного времени XVII века. По этому же изданию цитируются «Повесть известно сказуема на память великомученика благоверного царевича Димитрия.» и «Повесть о некоем мнисе, како послася от Бога.» князя С. И. Шаховского (далее повесть Шаховского -ПШ), объединенные автором по причине единства композиции и действующих лиц. При цитировании древнерусских текстов страницы указываются в скобках. Цитаты из священных текстов даются по Острожской Библии (фототипическое издание с оригинала 1581 года). М., 1988. аллегорическая образность сочинений Кирилла Туровского. Дисс. . канд. филол. наук. М., 1990; Апнушкин В.И. Русская риторика: исторический аспект. М., 2003

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Логунова, Екатерина Вячеславовна

Заключение.

В работе исследована поэтика (библеизмы и топика) основных произведений о Смутном времени 20-х годов XVII века: «Временника» Ивана Тимофеева, «Сказания» Авраамия Палицына, повестей князей И.М. Катырева-Ростовского, С.И. Шаховского, И.А. Хворостинина. Все эти историографические повести стали не только летописью трагической эпохи, но и поэтическим её отражением.

На рубеже XVI и XVII веков спокойствие страны, тишина и «немятежность» сменились безвластием, войнами, голодом, и государство фактические было поставлено на грань выживания. Одним из основных вопросов стал вопрос о сохранении Российского государства на политической карте мира и в сердцах и душах русских людей. Борьба за выживание отразилась также в культуре того неспокойного времени - и в литературе как её неотъемлемой части. Р. Пиккио справедливо выразил это так: «Культуру Московии как бы захлестывают события. Эти катаклизмы ставят теперь вопрос о её выживании. На протяжении веков деятельность писателя была определена требованиями общественной жизни, религиозной по своей сути. Теперь, в момент высшей опасности, связанной с католическим наступлением, такое укоренившееся представление о

ЛЛ1 литературе снова приобретает исключительную актуальность» .

Авторы историографических произведений этой эпохи задумывали свои тексты в назидание потомкам и для сохранения в веках событий своей великой современности. Историческое повествование в древнерусской литературе обладает многовековой поэтической традицией. Художественный замысел придаёт исторической повести колорит, ту необходимую степень условности, которая позволит историографическому труду считаться литературным произведением, а не документальной сводкой. Поэтика

203Пиккио Р. Литература Московии (ХУ1-ХУН века) // История древнерусской литературы. С.243-244 текстов формировалась в первую очередь ссылками и обращениями к Священному Писанию.

И хотя подходы к материалу авторов исторических повестей о Смуте различны, обращения к Библии в них некоторым образом типизированы. Учительность, христологичность, историчность священных текстов переносятся авторами на свои сочинения, так как философия, дидактика, провиденциализм исторической прозы зачастую несут такую же смысловую нагрузку, как и тексты Писания. Библия - оплот и кладезь вечных моральных и культурных ценностей, поэтому интерпретация современной истории и размещение акцентов в ней по авторскому усмотрению с ссылками на Библию возводят повести книжников Смуты в ранг значительных и убедительных творений. Сами же авторы этой эпохи постепенно меняли своё отношение к традиции, что выражалось в первую очередь в авторском самосознании, которое в начале XVII века выходит на другой уровень по сравнению с ранним и зрелым средневековьем. Это уже не анонимные летописцы, слагающие историю современности по канонам и шаблонам предшественников, это самостоятельные писатели со своей точкой зрения на событие и намерением его выразить. «Новые» книжники в своих произведениях ставят цель и выражают своеобразный - с элементами художественности - замысел, воплощая который, они достигают особого уровня выразительности исторического текста.

Выделенные нами в произведениях о Смуте сравнения-эпитеты становились решающими в характеристике множества деятелей эпохи, а сравнения-проекции сопоставляли события вневременной и современной историй; способы введения в авторский текст этих видов библеизмов -прямое цитирование или пересказ в контексте, при котором книжником обязательно брались в расчет фоновые знания читателя-реципиента. Читательская подготовленность к восприятию библейских аллюзий была неоднородна. Памятуя о том, что они создают «летопись» для будущих поколений, книжники наверняка ориентировались и на своих современников.

Судя по тому, как авторы выбирали цитаты из Библии и как они их оформляли в своих текстах, можно предположить, что существовали распространенные и типичные сюжеты и образы, которые были понятны всем читателям.

Подготовленность же самих книжников к глубокому историческому анализу должна быть оценена потомками по достоинству: этим людям приходилось перерабатывать огромное количество информации, стараясь при этом быть максимально объективными и беспристрастными. Понятно, что каждый автор акцентировал внимание на том или ином моменте, больше или меньше места в описаниях и рассуждениях уделял кому-то из деятелей или событию, по собственному усмотрению «справлялся» с конъюнктурой и требованиями эпохи. Литературные умения книжников разнились, как, впрочем, замыслы, цели и задачи их творений. Подобное можно сказать и об искушенности писателей Смуты в библейских текстах, поэтому и насыщение библеизмами всех пяти анализируемых повестей было неоднородным. Например, Иван Тимофеев, князья С. И. Шаховской и И. А. Хворостинин часто используют в своих нарративах библеизмы, подробно разъясняя не слишком известные ссылки для читателей. Тимофеев вообще больше всех цитирует Библию, в его «Временнике» звучит скорее философское переосмысление событий с отсылками к Книгам Бытия и Царств, к Евангелию и Апостольским посланиям, нежели их подробное описание.

Авраамий Палицын чаще обращается к библейским аллюзиям общеизвестным, не требующим дополнительных пояснений. В его «Сказании» повествование очень подробно, изобилует бытовыми подробностями, и отсылки к Священному Писанию усиливают сопоставление и убедительность. А вот князь И. М. Катырев-Ростовский практически не уделяет внимания цитированию Писания - его ссылки достаточно традиционны (Книги Бытия и Царств, Псалтырь и Евангелие от Матфея) и совсем не многочисленны по сравнению с другими книжниками-современниками. Важно у всех книжников то, что в цитатах из Священных

150 текстов присутствовали, в противовес эпохе, позитивные настроения, поэтому, например, Апокалипсиса мы не встретим ни у одного книжника.

Есть ещё один важный момент в цитировании Библии авторами XVII века. Учитывая религиозное сознание читателей, писатели порой скрывают библеизмы в своих текстах. Зачастую это происходит в тех случаях, когда книжник хочет «засекретить» какую-то информацию, не открыть её случайному, неподготовленному читателю; а искушенный и вдумчивый человек всегда разгадает истинный смысл сказанного автором. Поэтому в сложных парафразах современному исследователю не всегда удается вычленить Библейское слово, тем более его источник.

Иногда библейские цитаты приобретают с течением времени характер формул, например, «воинских» или агиографических {препоясатися на брань; заклан, аки непорочен агнец) и уже воспринимаются не как библеизмы, а как «воинские» или агиографические формулы. Таков процесс взаимодействия библеизмов и топосов в древнерусской литературе.

Как уже было замечено, библейские заимствования - не единственный феномен формульного характера в произведениях о Смутном времени. Формульность в них, как было установлено, трех основных видов: «воинская», агиографическая и «ораторская». В одно произведение вносятся элементы поэтики, loci communes, самых популярных жанровых образований древнерусской литературы: летописи, житий, ораторской прозы.

Частые в летописях батальные сцены породили свою топику, с помощью которой можно было передать все возможные военные перипетии в любого рода тексте (повесть, хроника, житие), даже если его автор не был в курсе подробностей происшествия или знал о нем понаслышке. Такая топика постепенно обретала черты неизменности и стабильности - то есть формульности. «Воинская» формульность, как и любой другой активно функционирующий поэтический феномен эпохи, развивался и претерпевал изменения: некоторые формулы исчезали из употребления вместе с отображаемыми реалиями, другие приходили им на смену; книжники создавали новые по образцу «старых», перенимали из других языков и литератур. Поэтому «воинская» формульность — прежде всего словесная, вербальная - существовала и была актуальной очень долго, в течение всего средневековья.

Формульность, безусловно, может быть не только вербальной, но и ситуативной, как в большинстве случаев с агиографией. Если в воинской повести «тиражируется» конкретное событие, то в агиографии распространяется скорее мотив, переходящий из жития в житие. Классификация этих мотивов представлена в диссертации и обозначены они как ситуативные формулы. Структура жития такова, что основные мотивы, «вехи», словно «нанизаны» на общий повествовательный стержень. Если один из этих мотивов исчезнет, то житие теряет свой смысл, ведь тогда в рассказе и рассуждениях агиографа не будет целостности из-за пропущенного события. В «воинской» формульности нет такой строгой нормированности в употреблении её в тексте (бой может быть и без осады, а крупная битва может не содержать эпизодов поединков отдельных воинов и т. д.).

Ещё одна проанализированная в работе группа формул - ораторские. Но это скорее не формулы, а приемы, с помощью которых книжник «регулирует», выстраивает свою фразу. Темы и приемы учительного и эпидейктического красноречия (ораторской прозы) привносятся средневековыми писателями в произведения разных жанров. Например, во фразе, обращенной автором к читателю и являющейся учительной, дидактической, или же просто эмоциональным отступлением, все эти особенности надо как-то, помимо содержания, выразить. Каким способом? Выделить эту фразу из общего контекста, для чего служат риторические повторы, восклицания, вопросы, междометные образования, рифмованные строки, которые зачастую сочетаются в одной фразе. Даже рифма. А так как эти риторические приемы характерны для многих книжников, в том числе и эпохи Смуты, их можно систематизировать. Как распорядился каждый книжник этим арсеналом приемов, обусловлено лишь его замыслом и возможностями.

Ивана Тимофеева, как уже говорилось, волновала философская, бытийная подоплека трагедии Смуты, поэтому во «Временнике» ему понадобился весь арсенал ораторского мастерства, чтобы быть логичным и убедительным, но порой это приводило к обратному эффекту - излишней громоздкости и витиеватости стиля. Произведение Катырева-Ростовского, в свою очередь, почти полностью состоит из описаний сражений Смуты, поэтому «воинские» формулы представлены в этом тексте во всем многообразии. К риторике князь обращается как к средству эмоционального воздействия на читателя и убедительности. В отличие от Катырева, С.И. Шаховской, выбрав для своей повести лишь один эпизод Смуты, создает жизнеописание царевича Димитрия в житийной стилистике, используя для этого агиографические формулы и ораторские приемы. Осадных или батальных подробностей в произведении практически не содержится. И.А. Хворостинин был знатоком богословия и уделял внимание в «Словесах дней и царей.» скорее духовным, христианским аспектам трагических событий, потому в его повести актуальна была ораторская традиция и особенность подачи материала - убедительность и эмоциональность. Авраамий Палицын, в центре внимания которого была осада Троице-Сергиева монастыря, как и Катырев, много внимания уделял «воинской» формульности и использовал элементы ораторского искусства.

Таким образом, подводя основные итоги, можно сказать, что:

• поэтика исторических повестей строится на библейских заимствованиях как одном из самых важных элементов структуры произведения, поэтому библеизмы подразделяются в работе на сравнения-эпитеты и сравнения-проекции, которые вводятся в основной авторский текст с помощью прямого цитирования или пересказа в контексте;

• наиболее часто цитируемые книги Писания — Ветхозаветные Книги Бытия, Пророков, Псалтырь, Новозаветные Евангелие и Послания апостолов (традиционно самые популярные книги Библии на Руси);

• разнообразные loci communes, выраженные в текстах формулами, подразделяются на три вида с учетом их содержательной тематики: воинские, агиографические, ораторские, а также «общежанровые», характерные для всех основных жанровых образований древнерусской литературы;

• эти формулы по структуре разделены на словесные (вербальные), ситуативные, риторические приемы;

• Loci communes используются книжниками и в рифмованных строках - виршах, предвестниках начавшей развиваться на Руси в конце XVII века силлабической поэзии.

В целом, подходы книжников к цитированию Библии и использованию поэтических и «ораторских» формул созвучны настроениям и духу времени и обусловлены многовековой древнерусской традицией. Меняется авторское отношение к литературе в целом, самосознание книжника, его самоощущение в новой эпохе, которая, безусловно, была предуказана в произведениях о Смуте. Автор в начале XVII века из анонимного хрониста превращается в самостоятельного творца, с собственной манерой и взглядами на эпоху, со своими приоритетами и особенностями точки зрения, но при этом глубоко чтущего средневековые традиции, взращенные поколениями предшественников. И это уже черты литературы надвигающегося Нового времени.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Логунова, Екатерина Вячеславовна, 2006 год

1. Острожская Библия // Фототипическое издание с оригинала 1581 года. М., 1988.

2. Книги Священного Писания. Канонические. В русском переводе // Перепечатка с Синодального издания. Хельсинки, 1990.

3. Памятники литературы Древней Руси. Вып. 1-12. М., 1978-1994.

4. Библиотека литературы Древней Руси. Т. 1-12. СПб., 1997-2003.

5. Полное собрание русских летописей. Т. 1,2. М., 1997-1998.1. Исследования.

6. Аверинцев С. С., Андреев М. Д., Гаспаров М. Л. и др. Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М., 1994.

7. Адрианова-Перетц В. П. Воинские повести Древней Руси. М.-Л., 1947.

8. Адрианова-Перетц В. П. Очерки поэтического стиля Древней Руси. М.-Л., 1949.

9. Адрианова-Перетц В. П. Задачи изучения агиографического стиля Древней Руси // ТОДРЛ. Т.20. Л., 1964. С.41-71.

10. Алексеев А. А. Текстология славянской Библии. М., 1999.

11. Анисимова О. М. Художественная семантика стилистических формул в древнерусской литературе XII — начала XIII веков. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата филологических наук. М., 1987.

12. Анашкина Н. В. Иван Андреевич Хворостинин писатель первой четверти XVII века // опетаНв. Косх. 38, №3/4, 1989. Б. 497-510.

13. Анашкина Н. В. Литератор-вольнодумец И.А. Хворостинин // Русская речь. №3, 1991. С.91-98.

14. Аннушкин В. И. Первая русская «Риторика» XVII века. М., 1999.

15. Ю.Аннушкин В. И. Русская риторика: исторический аспект. М., 2003.

16. П.Архангельская А. В. Роль западноевропейской массовой литературы всмене литературной парадигмы в России XVII столетия // Вестник МГУ. Сер. Филология. №4, 2002. С. 25-31.

17. Бадаланова-Покровская Ф. К., Плюханова М. Б. Средневековые исторические формулы (Москва/Тырново Новый Царьград) // Текст -Культура - Семиотика нарратива. Труды по знаковым системам. XXIII, № 855. Тарту, 1989. С. 80-94.

18. З.Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986.

19. Бегунов Ю. К. Древнерусская ораторская проза как жанр (к постановке вопроса) // Пути изучения древнерусской литературы и письменности. Л., 1970. С.75-85.

20. Бегунов Ю. К. Проблемы изучения торжественного красноречия южных и восточных славян 1Х-ХУ1 веков (к постановке вопроса) // Славянские литературы. VII Международный съезд славистов. М., 1973. С. 380-399.

21. Белова О. В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. М., 2000.

22. Бердяев Н. А. Душа России. М., 1990.

23. Берман Б. И. Читатель жития (Агиографический канон русского средневековья и традиции его восприятия) // Художественный язык средневековья. М., 1982. С.159-183.

24. Блок М. Апология истории или Ремесло историка. М., 1986.

25. Бугославский С. А. Литературная традиция в северо-восточной русской агиографии // Сборник статей в честь академика А. И. Соболевского. Л., 1928. С. 332-336.

26. Бугославский С. А. Жития // История русской литературы. Т.1, чЛ. М.-Л., 1941. С. 315-346.

27. Буланина Т. В. Риторика в Древней Руси. Сведения о теории красноречия в русской письменности Х1-ХУП веков. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата филологических наук. Л., 1985.

28. Бутурлин Д. П. История Смутного времени в России в начале XVII века. Ч.1-З.СП6., 1839-1846.

29. Бычков В. В. Эстетическое сознание Древней Руси. М., 1988.

30. Бычков В. В. 2000 лет христианства. Т.2. М., 1999.

31. Васенко П. Г. Дьяк Тимофеев автор «Временника» // ЖМНП, №3. СПб., 1908. С. 88-121.

32. Вигзелл Ф. Цитаты их книг Священного Писания в сочинениях Епифания Премудрого // ТОДРЛ. Т.26. М.-Л., 1971. С. 232-243.

33. Виноградов В. В. Проблема авторства и теория стилей. М., 1961.

34. Виноградов В. В. Избранные труды. О языке художественной прозы. М., 1980.

35. Волков А. А. Курс русской риторики. М., 2001.

36. Гини Д. Русская «фигура» (к постановке вопроса) // Евангельский текст в русской литературе ХУШ-ХХ веков. Вып.2. Петрозаводск, 1998. С.54-60.

37. Голубинский Е. Е. История русской церкви. Т.3-4. М., 1901.

38. Грихин В. А. Проблемы стиля древнерусской агиографии Х1У-ХУ веков. М., 1974.

39. Громов М. Н., Козлов Н. С. Русская философская мысль Х-ХУН веков. М., 1990.

40. Громов М. Н., Мильков В. В. Идейные течения древнерусской мысли. СПб., 2001.

41. Гудзий Н. К. К вопросу о составе «Летописной повести», приписываемой князю И. М. Катыреву-Ростовскому // ТОДРЛ. Т.Н. М.-Л., 1958.С.290-297.

42. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

43. Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989.

44. Данилевский И. Н. Библеизмы «Повести временных лет» // Герменевтика древнерусской литературы Х-ХУ1 веков. Сб. 3. М., 1992. С.75-103.

45. Данилевский И. Н., Кабанов В. В., Медушевская О. М., Румянцева М. Ф. Источниковедение. М., 1998.

46. Данилевский И. Н. Повесть временных лет. Герменевтические основы изучения летописных текстов. М., 2004.

47. Двинятин Ф. Н. Традиционный текст в торжественных словах св. Кирилла Туровского // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.8. М., 1995. С. 81-101.

48. Двинятин Ф. Н. Лингвопоэтический анализ торжественных Слов св. Кирилла Туровского. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. СПб., 1996.

49. Дергачева И. В. Посмертная судьба и «иной мир» в древнерусской книжности. М., 2004.

50. Державина О. А. К вопросу о художественном методе и поэтическом стиле русской исторической повести начала XVII века // Уч. зап. Моск. гор. пед. инст-та им. Потемкина. Т.6, 7. Вып. 6. М., 1957. С. 77-91.

51. Державина О. А. Историческая повесть первой трети XVII века. М., 1958.

52. Державина О. А. К проблеме поэтического стиля исторической повести начала XVII века// ТОДРЛ. Т.14. М.-Л., 1958. С. 298-303.

53. Державина О. А. Метафоры и сравнения в исторической повести начала XVII века // Культурное наследство Древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. С. 179-183.

54. Дёмин А. С. Писатель и общество в России XVI-XVII веков. Общественные настроения. М., 1985.

55. Дёмин А. С. Художественные миры древнерусской литературы. М., 1993.

56. Дёмин А. С. О художественности древнерусской литературы. Очерки древнерусского мировидения. М., 1998.

57. Дёмин А. С. О древнерусском литературном творчестве: опыт типологии с XI по середину XVIII века, от Илариона до Ломоносова. М., 2003.

58. Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII веков. Л., 1973.

59. Дмитриев Л. А. Литературные судьбы жанра древнерусских житий (церковно-служебный канон и сюжетное повествование) // Славянские литературы. VII Международный съезд славистов. М., 1973. С. 400-418.

60. Дмитриев Л. А., Лурье Я. С., Творогов О. В. Беллетристические элементы в историческом повествовании XIV-XV веков // Истоки русской беллетристики. Л, 1970. С. 263-319.

61. Древнерусская литература: Изображение природы и человека. М., 1995.5 7. Древнерусская литература: тема запада в XIII-XV веках и повествовательное творчество. М., 2002.

62. Евсеева И. А. Анализ формульного стиля Повести о разорении Рязани Батыем // Рукописная традиция XVI-XIX веков на востоке России. Новосибирск, 1983. С. 120-125.

63. Елеонская А. С. Русская ораторская проза в литературном процессе XVII века. М., 1990.

64. Еремин И. П. Новейшие исследования художественной формы древнерусских произведений // ТОДРЛ. Т. 12. М.-Л., 1956. С. 284-291.

65. Еремин И. П. Ораторское искусство Кирилла Туровского // ТОДРЛ. Т. 18. М.-Л., 1962. С. 50-58.

66. Еремин И. П. Литература Древней Руси. Этюды и характеристики. М.-Л., 1966.

67. Еремин И. П. Лекции и статьи по истории древней русской литературы. Л., 1987.

68. Илюшин А. А. Силлабическая система в истории русского стиха // Славянское барокко. Историко-культурные проблемы эпохи. М., 1979. С.316-334.

69. Кадлубовский А. П. Очерки по истории древнерусских литературных житий святых. Варшава, 1902.

70. Казакова Н. А. Очерки по истории русской общественной мысли. Л., 1970.

71. Казакова Н. А. Западная Европа в русской письменности ХУ-ХУ1 веков. Л., 1980.

72. Калугин В. В. Отношение древнерусских писателей к книге // Древнерусская литература. Изображение общества. М., 1991. С. 85-117.

73. Калугин Ф. Г. Илларион митрополит Киевский и его церковно-учительные произведения // Памятники древнерусской церковно-учительной литературы. Вып.1. СПб., 1894. С. 48-58.

74. Камчатнов А. М. История и герменевтика славянской Библии. М., 1998.

75. Каравашкин А. В. Понимание древнерусского источника (традиции и современность) // Уч. зап. МГПИ. М., 2004. С. 60-91.

76. Карамзин Н. М. Об истории государства Российского. М., 1990.

77. Карамзин Н. М. История государства Российского. В 4-х кн., М., 1997.

78. Карташев А. В. Очерки по истории русской церкви. Т. 1,2. М., 1991.

79. Кедров С. И. Авраамий Палицын. М., 1880.

80. Кириллин В. М. Символика чисел в литературе Древней Руси (Х1-ХУ1 века). СПб., 2001.

81. Клибанов А. И. Реформационные движения в России в XIV 1-й половине1. XVI веках. М., 1960.

82. Ключевский В. О. Боярская Дума Древней Руси. М., 1882.

83. Ключевский В. О. Отзыв об исследовании С. Ф. Платонова «Древнерусские сказания и повести о смутном времени XVII века как исторический источник» // Сочинения в 8 томах. Т.7. М., 1959.

84. Ключевский В. О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 2003.

85. Ковалев А.Н. Западная агрессия в начале XVII века в изображении Авраамия Палицына // Древняя Русь и Запад. Научная конференция. Книга резюме. М., 1996. С. 157-159.

86. Козлов С. В. Символико-аллегорическая образность сочинений Кирилла Туровского. Автореферат диссертации на соискание степени кандидата филологических наук. М., 1990.

87. Колесов В. В. Мир человека в слове Древней Руси. Д., 1986.

88. Колобанов В. А. Житийная литература Древнего Суздаля // Литература Древней Руси. Вып. 1. М., 1975. С. 40-60.

89. Коновалова О. Ф. Конструктивное и стилистическое применение цитат в «Житии Стефана Пермского», написанном Епифанием Премудрым // Zeitschrift für Slawistik, 1979. Bd. 24, Heft 4. S.500-509.

90. Конявская E. Л. Автор в литературе Древней Руси. М., 2000.

91. Корецкий В. И. Новые материалы о дьяке Иване Тимофееве, историке и публицисте XVII века // Археографический ежегодник за 1974 год. М., 1975. С.145-167.

92. Корецкий В. И. История русского летописания 2-й половины XVI начала1. XVII веков. М., 1986.

93. Коротченко М. А. Образ автора в исторических повестях Смутного времени (на материале «Временника» Ивана Тимофеева) // Филологические науки. №2, 1998. С. 14-23.

94. Коротченко М. А. Композиционная роль повторяющихся мотивов в «Истории предидущим родом» Авраамия Палицына // Вестник общества любителей Древней Руси за 2000 год. М., 2002. С. 16-30.

95. Коротченко М. А. Влияние сочинений Иосифа Волоцкого на исторические повести о Смутном времени // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 10. М., 2000. С. 396-428.

96. Кукушкина М. В. Семен Шаховской автор Повести о Смуте // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность. Искусство. Археология. М., 1975. С. 75-78.

97. Кусков В. В. Ретроспективная историческая аналогия в произведениях Куликовского цикла // Куликовская битва в литературе и искусстве. М., 1980. С. 39-51.

98. Кусков В. В. Эстетика идеальной жизни. Избранные статьи. М., 2000.

99. Кусков В. В. Древнерусские княжеские жития. М., 2001.

100. Либан Н. И. Литература Древней Руси. Лекции-очерки. М., 2000.

101. Лимонов Ю. А. Культурные связи России с европейскими странами в XV-XVII веках. Л., 1978.

102. Литература Древней Руси. Источниковедение. Л., 1988.

103. Лихачев Д. С. Национальное самосознание Древней Руси. Очерки по истории русской литературы XI-XVII веков. М., 1945.

104. Лихачев Д. С. Проблема характера в исторических произведениях началаXVII века//ТОДРЛ. Т. 8. М.-Л., 1951. С. 218-234.

105. Лихачев Д. С. Литературный этикет Древней Руси (к проблеме изучения)//ТОДРЛ. Т.17. М.-Л., 1961. С. 5-16.

106. Лихачев Д. С. Человек в литературе Древней Руси. М., 1970.

107. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.

108. Лихачев Д.С. Литература-реальность-литература. Л., 1981.

109. Лихачев Д. С. Текстология. М., 1983.

110. Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века: опыт исторического исследования. СПб., 1888.

111. Лопарев X. М. Византийские жития святых VIII-IX веков // Византийский временник. Т.17. Вып. 1-4. СПб., 1911. С. 1-224.

112. Лопутько О. П. О природе устойчивых формул древнерусской письменности // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 10. М., 2000. С. 80-87.

113. Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. М., 1991.

114. Лосский Н. О. Сочинения. Кн.1,2. М., 1990.

115. Лотман Ю. М. Структура художественного текста. М., 1970.

116. Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек Текст - Семиосфера -История. М., 1999.

117. Лурье Я. С. Идеологическая борьба в русской публицистике конца XV начала XVI веков. М.-Л., 1960.

118. Люстров М. Ю. Образ Навуходоносора в литературе Древней Руси // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 8. М., 1995. С. 147-153.

119. Люстров М. Ю. Земные средства общения с небожителями в средневековье // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.9. М., 1998. С. 338-345.

120. Мансикка В. И. Житие Александра Невского. СПб., 1913.

121. Матхаузерова С. Древнерусские теории искусства слова. Praha, 1976.

122. Мельникова Е. А., Петрухин В. Я. Легенда о «призвании варягов» и становление древнерусской историографии // Вопросы истории. № 2, 1995. С. 44-57.

123. Мещерский Н. А. Избранные статьи. СПб., 1995.

124. Мильков В. В. Осмысление истории в Древней Руси. СПб., 2000.

125. Минеева С. В. Проблемы комплексного анализа древнерусского агиографического текста. Курган, 1999.

126. Молдован А. М. «Слово о законе и благодати» Иллариона. М., 1984.

127. Молдован А. М. «Житие Андрея Юродивого» в славянской письменности. М., 2000.

128. Мюллер Л. Понять Россию: историко-культурные исследования. М., 2000.

129. Одесский М. П. Поэтика русской драмы последней трети XVII первой трети XVIII веков. М., 2003.

130. Орлов А. С. Об особенностях формы русских воинских повестей. М., 1902.

131. Орлов А. С. О некоторых особенностях стиля великорусской исторической беллетристики XVI-XVII веков. СПб., 1909.

132. Орлов А. С. Повесть князя Катырева-Ростовского и Троянская история Гвидо де Колумна // Сборник статей в честь М. К. Любавского. М., 1917. С. 73-98.

133. Панченко А. М. Русская стихотворная культура XVIII века. Л., 1973.

134. Панченко А. М. Некоторые эстетические постулаты в «Шестодневе» Иоанна экзарха Болгарского // Русско-болгарские фольклорные и литературные связи. Т.1. Л., 1976. С. 32-41.

135. Панченко А. М. О русской истории и культуре. СПб., 2000.

136. Пауткин А. А. Батальные описания Повести временных лет // Вестник МГУ. Серия Филология. № 5, 1981. С. 13-21.

137. Пауткин А. А. Агиографические поиски и ориентиры волынского летописца XIII века. Опыт реконструкции // Мир житий. Сборник материалов конференции. М., 2002. С. 90-96.

138. Пауткин А. А. Беседы с летописцем. Поэтика раннего русского летописания. М., 2002.

139. Пиккио Р. История древнерусской литературы. М., 2002.

140. Пиккио Р. 81ау1а ОгЙюс1оха: Литература и язык. М., 2003.

141. Платонов С. Ф. Древнерусские сказания и повести о Смутном времени XVII века как исторический источник. СПб., 1888.

142. Платонов С. Ф. Смутное время. СПб., 2001.

143. Плюханова М. Б. Сюжеты и символы Московского царства. СПб., 1995.

144. Полосин И. И. Иван Тимофеев русский мыслитель, историк и дьяк XVII века // Ученые записки МГПИ им. Ленина. Т. 60. Вып. 2. М., 1949. С.135-192.

145. Поэтика литературы // Художественно-эстетическая культура Древней Руси XI-XVII веков (сост. Т.Б. Баранова, И. А. Бондаренко и др.) Кн.2, ч.2. М, 1996.

146. Прокофьев Н. И. О мировоззрении русского средневековья и системе жанров русской литературы XI-XVI веков // Литература Древней Руси. Вып. 1.М., 1975. С. 5-39.

147. Прохазка Е. А. О роли «общих мест» в определении жанра древнерусских воинских повестей // ТОДРЛ. Т.42. Л., 1989. С. 228-240.

148. Ранчин А. М. Статьи о древнерусской литературе. М., 1999.

149. Ранчин А. М. О «неявной» символике в древнерусской агиографии // Мир житий. Сборник материалов конференции. М., 2002. С. 65-71.

150. Ревелли Дж. Старославянские легенды святого Вячеслава Чешского и древнерусские княжеские жития // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.9. М., 1998. С. 79-93.

151. Робинсон А. Н. К вопросу о народно-поэтических истоках стиля «воинских» повестей Древней Руси // Основные проблемы эпоса восточных славян. М., 1958. С.131-157.

152. Робинсон А. Н. Борьба идей в русской литературе XVII века. М., 1974.

153. Робинсон А. Н. Литература Древней Руси в литературном процессе средневековья XI-XIII веков: очерки литературно-исторической типологии. М., 1980.

154. Рогачевская Е. Б. О некоторых особенностях средневековой цитации (на материале ораторской прозы Кирилла Туровского) // Филологические науки, №3, 1989. С. 16-20.

155. Рогачевская Е. Б. Использование Ветхого Завета в сочинениях Кирилла Туровского // Герменевтика древнерусской литературы X-XVI веков. Сб. 1.М., 1989. С. 96-105.

156. Рогачевская Е. Б. Библейские тексты в произведениях русских проповедников (к постановке проблемы) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.З. М., 1992. С. 181-199.

157. Рождественская В. В. Некоторые особенности построения текста у Кирила Туровского // Литературный язык Древней Руси. Л., 1986. С. 98103.

158. Ромодановская Е. К. Русская литература на пороге нового времени: Пути формирования русской беллетристики переходного периода. Новосибирск, 1994.

159. Ромодановская Е. К. Система жанров в русской литературе переходного периода (XVI-1-я половина XVIII веков) // Славянские литературы. Культура и фольклор славянских народов. М., 1998. С. 133144.

160. Сазонова Л. И. Литература средневековой Руси в контексте Slavia Orthodoxa: теоретические и методологические проблемы исследования жанров // Славянские литературы. Культура и фольклор славянских народов. М., 1998. С. 5-21.

161. Сахаров И. П. Записки русских людей. События времен Петра Великого. СПб., 1841.

162. Сахаров И. П. Сказания русского народа. M., 1990.

163. Семёнова Е.П. И.А. Хворостинин и его «Словеса дней» // ТОДРЛ. Т.34. Л., 1979. С. 286-297.

164. Серебрянский Н. И. Древнерусские княжеские жития. М., 1915.

165. Серова И. Ю. «Летописная книга» Катырева-Ростовского и «Троянская история» Гвидо де Колумна // ТОДРЛ. Т. 42. Л., 1989. С. 107-114.

166. Серова И. Ю. К вопросу о влиянии «Летописной книги» на повести о Смуте С. И. Шаховского // ТОДРЛ. Т. 43. Л., 1990. С. 338-340.

167. Симонов Р. А. Об астрологическом происхождении древней государственной эмблемы России единорога // Герменевтика древнерусской литературы. Сб.9. М., 1998. С. 310-337.

168. Симфония на Ветхий и Новый Завет. Ч. 1,2. СПб., 1994.

169. Синицына Н. В. Авторское самосознание в русской литературе и общественной мысли // Россия на путях централизации. М.,1982. С. 213220.

170. Скрынников Р. Г. Лихолетье. Москва в XVI-XVII веках. М., 1988.

171. Словарь книжников и книжности Древней Руси (под ред. Д. С. Лихачева). Т. 1-3. М., 1987-1993.

172. Смутное время в Московском государстве. Сборник статей. М., 1913.

173. Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси. XIV-XVII века. СПб., 1903.

174. Солодкин Я. Г. «Временник» Ивана Тимофеева и «История» Авраамия Палицына: к вопросу об источниках произведений // Исследования по истории общественного сознания эпохи феодализма в России. Новосибирск, 1984. С. 12-23.

175. Солодкин Я. Г. К вопросу об источниках «Временника» Ивана Тимофеева // ТОДРЛ. Т. 42. Л., 1989. С. 115-127.

176. Солодкин Я. Г. «Временник» Ивана Тимофеева. Источниковедческое исследование. Нижневартовск, 2002.

177. Строев П. М. «Библиологический словарь» и черновые материалы к нему. СПб., 1882.

178. Творогов О. В. Традиционные устойчивые словосочетания в Повести временных лет// ТОДРЛ. Т. 18. М.-Л., 1961. С. 277-284.

179. Творогов О. В. Задачи изучения устойчивых литературных формул древнерусской литературы // ТОДРЛ. Т.20. М.-Л., 1964. С. 29-40.

180. Тихомиров М. Н. Русская культура X-XVIII веков. М., 1968.

181. Топоров В. Н. Предыстория литературы у славян. Опыт реконструкции. М., 1998.

182. Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культуре. Т. 1-2, М., 1995-1998.

183. Точилина Л. Н. Структурные особенности дидактических произведений древнерусской гомилетики (опыт внутрижанровой дифференциации) // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 10. М., 2000. С. 88-98.

184. Трофимова Н. В. Идейно-эстетические функции ретроспективной исторической аналогии и библейских цитат в «Казанской истории» // Литература Древней Руси. М., 1988. С. 68-82.

185. Трофимова Н. В. «Воинские формулы» в «Казанской истории» // Русская речь. № 5, 1994. С. 75-80.

186. Трофимова Н. В. Древнерусская литература: воинская повесть Х1-ХУН веков. М., 2000.

187. Успенский Б. А. Этюды о русской истории. СПб., 2002.

188. Федотов Г. П. Святые Древней Руси. М., 1990.

189. Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Т. 1. СПб., 1991.

190. Фрайданк Д. Литературный прием синкрисиса в трех древних славянских текстах // Исследования по древней и новой литературе. Л., 1987. С. 224-228.

191. Черная Л. А. Русская культура переходного периода от Средневековья к Новому времени. М., 1999.

192. Черная Л. А. Границы между сакральным и светским в русской культуре XVII века // Оппозиция сакральное/светское в славянской культуре. М., 2004. С.106-113.

193. Черторицкая Т. В. Красноречие Древней Руси. Х1-ХУН века. М., 1987.

194. Черепнин Л. В. Тема государства в русской публицистике начала века // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. С. 175-179.

195. Исследования на иностранных языках.

196. Bennett Brian P. Sign Languages: Divination and Providentialism in the Primary Chronicle of Kievan Rus' // The Slavonic and East European Review. Vol.83. №3. July 2005. P.373-395.V

197. Cyzevskij D. On the question of genres in old Russian literature // Harvard Slavic studies. Vol.2. Cambridge, Massachusetts, 1954. P. 105-116.

198. Ingham N. W. Genre-Theory and Old Russian Literature // Slavic and East European Journal. Vol. 31. №2. 1987. P. 234-245.

199. Keipert H. Grammatik und Theologie // Zeitschrift fur Slawische Philologie. B. 58.H.1. 1999. S. 19-42.

200. Lenhoff G. Categories of Early Russian Writing // Slavic and East European Journal. Vol. 31. № 2. 1987. P. 31-54.

201. Mathauserova S. Ilarionovo Slovo o zakonu a milosti a tradice staroslovenska// Ceskoslovenska slavistika. Praha, 1988. S. 27-32.

202. Naumow A. E. Biblia w strukturze artystycznej utworow cerkiewno-slowianskich // Uniwersytet Jagiellonski. Rosprawy Habilitacyjne. №75. Krakow, 1983. S. 11-14.

203. Picchio R. The function of Biblical Thematic clues in the Literary Code of Slavia Orthodoxa // Slavica Hierosolymitana. Slavic studie of the Hebrew University. Vol. 1. Jerusalem, 1997. P. 1-33.

204. Dwight H. Purdy The Wit of Biblical Allusion in The Mill on The Floss // Studies in Philology. The University of North Carolina press. Vol.102. №2. Spring 2005. P. 233-246.

205. Seeman K.-D. Genres and the Alterity of Old Russian Literature // Slavic and East European Journal. Vol. 31. № 2. 1987. P. 246-258.