Поэтика прозы А. Г. Битова тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Шеметова, Татьяна Геннадьевна

• Шеметова, Татьяна Геннадьевна
• кандидат филологических наук
• 2000

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Шеметова, Татьяна Геннадьевна

Введение.

Глава 1. Инвариантная мотивы и темы прозы А.Битова

1.1. Общая характеристика инвариантных мотивов и тем

1.2. Симметрия.

1.3. «Бог-пророк-герой».

1.4. Набоковский интертекст.

Глава II. Поэтика повествования на примере романа «Ожидание обезьян»).

2.1. Повествовательные линии.

2.2. Пространство и время.

2.3. Роль заглавий.

2.4.Эксперимент над повествовательной нормой.

2.5. Проза как поэзия.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика прозы А. Г. Битова»

Диссертация посвящена исследованию постмодернистской прозы А.Г.Битова. Интерес к обозначенной теме вызван наличием в прозе писателя определенной модели мира, опирающейся на стремление «воскресить жизнь» средствами искусства, его формальными приемами. Критики и исследователи творчества писателя не раз отмечали, что ядро его книг составляет металитературность - ироническая игра приемов и повествовательных форм [33, с. 176-186]. Такой взгляд держится упорно и совершенно независимо от того, как его приверженцы оценивают склонность Битова к утонченной литературной технике. На глубинном уровне интерес к проблемам творчества, выраженный и прямо, и в подтексте, - это эстетическая установка, модернистская в своей основе, опирающаяся на веру и могущество художника слова, который может совершить не просто чудо перевоплощения, а вообще уничтожить разницу между жизнью и искусством. Металитературность может проявляться в качестве спонтанной силы или осознанного приема в творчестве практически каждого художника слова, что уже само по себе делает тему неисчерпаемой для дисциплин эстетического круга. С другой стороны, важное последствие этого описанного выше явления - высокая степень теоретической саморефлексии, присущая современным писателям постмодернистской ориентации, выступающим как теоретики собственного творчества. Специфика постмодернизма такова, что он не может существовать без авторского комментария. Симбиоз литературоведческого теоретизирования и художественного вымысла можно, разумеется, объяснить и чисто практическими нуждами писателей, вынужденных растолковывать читателю, воспитанному в традициях реалистического искусства, почему они прибегают к непривычной для него форме повествования. Однако проблема лежит гораздо глубже, поскольку эссеистичность изложения стала знамением времени.

Произведения А.Битова писались в эпоху, названную «кризисом романа», когда пересмотру подвергался не только жанр старого романа, но и принципы эпического повествования. Целостный подход к этой литературной эпохе требует рассмотрения целого комплекса закономерно развивающихся явлений в области поэтики повествования. В данной работе делается попытка сформулировать один из возможных подходов к поэтике А.Битова.

Важным моментом в этом направлении является исследование инвариантных тем и мотивов творчества А.Битова. «Инвариантная тема (или инвариантные темы) одного автора - это угол зрения, под которым автор видит все вещи, любимая мысль, которую он вписывает во все свои художественные, а часто и обычные высказывания. С помощью приемов выразительности инвариантная тема писателя воплощается во множестве мотивов, которые также имеют тенденцию к постоянству; эти устойчивые мотивы называются «инвариантными мотивами» данного автора» [224, с. 19].

Тематическое и структурное единство книг Битова можно уловить, базируясь на группе глубинных инвариантов, охватывающих достаточно представительный объем его творчества и работающих на некую центральную тему, формирующую поэтический мир автора. Если взять за основу битовской поэтики принцип жизнестроительства, или восстановление реальности, то глубинной темой можно назвать триаду Бог-пророк-герой: постепенное восхождение «авторского героя» (термин И.Роднянской) через пророческо-писательскую сущность автора к божественной истине творения. Эта основная тема творчества реализуется через ряд повторяющихся мотивов, которыми могут быть ключевые слова, метафоры и знаки, из года в год возобновляющиеся в добавочных смыслах.

Мы учитываем то, что актуализация тех или иных моментов культурного прошлого есть факт современной жизни, а также то, что произведение не только запечатлевает содержание ценных для писателя идей, но и моделирует свойственные ему способы контакта с людьми и явлениями, которые реализуются с помощью инвариантных для автора тем.

Идти вглубь преображений темы, используемой из произведения в произведение, невозможно без ответа на вопрос: каков комплекс значений данного элемента в системе отдельного произведения. Поэтому мы попытаемся дать анализ трех, на наш взгляд, наиболее важных инвариантных тем на примере трех конкретных произведений автора, одновременно включая их в общий контекст творчества. После анализа инвариантной структуры прозы А.Битова, которая имеет парадигматический характер, естественно рассмотреть какой-либо отдельный текст в рамках этой парадигмы, но на синтагматическом уровне, так, чтобы в этом тексте отражались и иные элементы структуры, такие, как сюжет, система персонажей, замечания о стиле, способ повествования и др.

Целесообразно для этого использовать произведение, в котором эти элементы выразились в наиболее полном варианте. Думается, таким произведением в поэтическом мире А.Битова является один из последних его романов, заключающий трилогию "Оглашенные", - "Ожидание обезьян" (1993 г.).

В трилогии легко различить границы десятилетий: "Птицы, или Новые сведенья о человеке" "с их видением атомного апокалипсиса как пределом цензурно допустимого драматизма и с их экологическим пафосом, заменившим гражданский протест - памятник 70-м; "Человек в пейзаже" (судорожное богоискательство спивающейся страны) - 80-м; "Ожидание обезьян" - бурному семилетию, тоже ушедшему в историю (от года, отмеченного Оруэллом-Амальриком, вернее от его кануна до августовского падения социалистической державы" [39, с. 223].

Ожидание обезьян", таким образом, оказывается наиболее приближенным к нам произведением, этот роман - явление современной жизни, а значит, и современного поэтического мира А.Битова - результат эволюции и преображений, о которых говорилось выше.

Одна из особенностей отечественной литературы последних лет -активное использование непрямой идейно-эстетической оценки, усиление иронического начала, формирующего концептуальность, интеллектуальную и нравственную ответственность, философичность авторской позиции. Писатель как бы вступает в диалог со всей предшествующей культурой, стремясь преодолеть догматические способы мирооценки и обрести собственную позицию во взглядах на мир и человека. Анализ поэтики А.Битова выводит к нерешенным проблемам литературоведения. В частности, к анализу эстетических явлений, порождаемых заимствованием как художественным приемом.

Преимущественное внимание к заимствованию как структурообразующему элементу поэтики предоставило возможность сосредоточиться на тех особенностях контакта со словом предшественника, которые не поддаются адекватной трактовке в рамках иной методики. Межтекстовые связи - предмет методики, которая получила название интертекстуального анализа. Процесс творческого взаимодействия подчеркивает связь между внутренней структурой художественного целого и внешней культурной действительностью.

Создаваемое таким образом истолкование всегда вторично, т.е. соотнесено с предшествующими. Это конкретизировало объект исследования. Из материала русской классической прозы нами выделена система заимствований, или интертекстов, влиятельных для поэтического мира А.Битова. В соответствии с логикой инвариантной структуры исследуются некоторые мотивы битовского творчества, пересекающиеся с поэтикой В.Набокова, тем более, что на этот интертекст указывает сам автор в "Приложении" к роману "Пушкинский дом". Комплексный анализ романа "Ожидание обезьян" привел нас к тому, чтобы прочесть книгу одного автора (Битова) с текстом другого (Пушкина) в руках. Такой подход, использованный в книге А.Жолковского "Блуждающие сны" в отношении

Зощенко и Толстого [98], выглядит заманчиво и по отношению к творчеству Андрея Битова.

Характерными особенностями битовских повествований являются синтез различных чувственных переживаний и воспоминаний, ощущение вневременности, интуитивное прозрение бессмертия. Этот познавательный психологический и духовный опыт тесно связан с битовской концепцией художнического вдохновения, и таким образом превращается в один из аспектов неизменной темы писателя - созидание искусства. Но этот опыт также структурно совмещен с формальными особенностями его книг, где детали, обладающие внутренней связью, рассеянны в контексте, который эту связь всячески скрывает. Такая повествовательная тактика понуждает читателя либо собирать, по одному, звенья той или иной цепочки, либо обнаруживать ту деталь, которая служит «шифром» ко всему коду.

Отмечая качественные изменения как научного, так и художественного сознания XX века, ученые связывают их с распадением на фрагменты культурного Космоса. В результате переосмысляется вся парадигма художественности. На уровне идеи кризис гуманитарного дискурса выражается в невозможности завершить знаковую цепочку рассуждений все разъясняющим концептом Бога, истины, природы, смысла жизни, истории, национального самосознания. Художник, осваивающий действительность, вынужден констатировать, что она, становясь реальностью вероятностной, более не подчиняется ему. Соответственно, иначе организованы отношения с читателем как составляющей этой новой реальности. Из адресата и реципиента художественного слова читатель превращается в равноправного участника творческого процесса. Складываются новые отношения с героем, подразумевающие качественно иное «полагание пределов его личности» (В.И.Тюпа). В итоге создание самого текста как художественного целого потребовало иного отражающего «механизма». Новую парадигму художественности определяет дискретность сознания автора, которая ведет к распадению «я» героя, к эклектике художественных систем и языков. Не только эпатирующие установочные, но и органичные мироощущенческие реакции на хаос жизни породили «другую» художественную эстетику.

Поэтому актуальность исследования диктуется, во-первых, самой необходимостью понимания этой новой реальности и способов ее отражения, а также тем, что оно находится в русле тенденций современного литературоведения, активно разрабатывающего проблему интерпретации текста.

Во-вторых, осознание «кризиса жанра» как обобщающей метафоры всех уровней художественной мысли потребовало обращения к творчеству А.Битова, писателя-аналитика, для которого процесс освоения меняющейся парадигмы мира стал предметом нацеленной художественной рефлексии.

В-третьих, "кризис жанра" приводит к возникновению в тексте так называемых "неразрешимостей", т.е. внутренних логических тупиков, как бы изначально присущих природе языкового текста. Поэтому творчество А.Битова наглядно выражает общую потребность в обретении целостности. Кризисный дух традиционно устремляется к центрирующим конструкциям.

Таким образом, преследуя цель диссертации - исследование поэтики повествования, интертекстов, инвариантных мотивов в творчестве А.Г.Битова, сформулируем следующие задачи:

- выявить "неразрешимости" на разных уровнях его творчества, проследить их функционирование в тексте;

- соотнести выявленные элементы с инвариантами в общем контексте творчества, а также интертекстами;

- исследовать глубинное схождение А.Битова с русской культурной традицией в динамике эволюции художественной системы.

Последнее положение, в свою очередь, нуждается в уточнении:

- выяснить, способна ли классическая литература повлиять на организацию художественного пространства текста по своим собственным законам, либо это сфера индивидуального эстетического мировидения, т.е. обладает ли классическая русская литература XIX века собственной самодостаточной универсальной поэтикой или это характеристика стиля автора.

Поставленные задачи потребовали целостного подхода к осмыслению интертекстов, инвариантов и поэтики повествования автора.

Научная новизна исследования определяется:

1) целостным рассмотрением прозы А.Битова как явления эстетического и художественного; в частности, в составе ее выделены влиятельные интертексты, восстанавливающие недостающие звенья в процессе понимания битовской прозы как феномена поэтического мышления; прояснены "логические тупики" и "неразрешимости" прозы посредством сопоставления с дискурсивными (небеллетристическими) произведениями автора;

2) системным изучением поэтики А.Битова в преимущественном аспекте повествования (текста) как эпистемологической модели реальности; свойственное постмодернизму представление о всяком современном мышлении как о преимущественно "поэтическом", онтологизация понятия "текста" приводит к тому, что литературоведение перерастает собственные границы и рассматривается как модель науки вообще.

Анализируя теоретическую разработанность заявленной в исследовании темы, отметим, что литературоведческую освоенность творчества А.Битова оценить проблематично: о нем пишут практически все известные критики в соответствующих разделах толстых журналов. Качество публикаций дает представление о сегодняшнем состоянии критики, ее профессиональном уровне. Входя в состав литературоведения и используя его методы, критика представляет самостоятельную область науки о литературе и призвана выделять актуальные (на момент рождения книги) смыслы текста.

Намеренно опуская полный обзор критики, объем и разнообразие которой заслуживает отдельного разговора и не входит в число задач исследования, назовем концептуальные статьи И.Роднянской, Л.Аннинского, М.Липовецкого, Вик.Ерофеева, В.Чалмаева, В.Новикова, А.Немзера.

Интерес к Битову проявляет и зарубежное литературоведение, в частности, на английском языке опубликованы уже по крайней мере две литературоведческие монографии. Первая из них и, очевидно, вообще первая книга об А.Битове принадлежит перу американской исследовательницы Эллен Б.Чансиз1 (она издана в рамках двух серий: «Кембриджских исследований по русской литературе» и «Исследований института Гарримана»). Для общей характеристики письма А.Битова Э.Чансиз предлагает термин «экологическая проза» [52 с. 10-12], но сама как будто не слишком на нем настаивает и во всяком случае не возводит его в ранг универсальной научной категории. Вторая книга имеет еще более интернациональный характер: ее автор, Свен Шпикер2, родился в Бонне, учился в Германии, Англии и США. Книга издана хотя и на английском языке, но в Германии, в серии «Славянские литературы. Тексты и исследования».

Для Э.Чансиз А.Битов прежде всего просто один из «великих писателей, который не вписывается ни в какие общие категории» и обладает «своим уникальным голосом». В то же время «Битов - продолжатель великой традиции русской литературы от Пушкина до Набокова» и еще - «один из тех «ленинградских писателей». - наряду с Иосифом Бродским, Кушнером и Евгением Рейном - которые чувствовали тесную связь с петербургской литературной традицией, от Пушкина до Мандельштама".

Книга Э.Чансиз написана уже в «постсоветскую» эпоху, и литературоведческий дискурс в ней не подменяется политологическим. Тем не менее тема «сталинизма/десталинизации» более или менее приглушенно звучит в разборах почти всех текстов. Завершая свою книгу краткой

1 Ellen Chances. Andrej Bitov. The ecology of inspiration (Cambridge Studies of Russian literature. Studies of the Harriman Institute) Cambridge University Press, 1993, XVI, 331 p.

2 Sven Spieker. Figures of Memory and Forgetting in Andrej Bitiv's Pros. Postmodernism and the Quest for History (Slavische Literaturen. Texte und Abhandlungen. Herausgegeben von Wlof Schmid Band 11) Frankfurt am Main etc., PeterLang: Europaischer Verlagder Wissenschaften, 1996, 194 p. двенадцатой) главой, посвященной произведениям А.Битова, написанным после «Пушкинского дома», Э.Чансиз воздерживается от прогнозов на будущее и, ссылаясь на эссе А.Битова «Ахиллес и черепаха», пишет, что Ахиллес-литературовед никогда не догонит черепаху-писателя.

Монография С.Шпикера - совсем иная, более изощренная и более притязательная. Кажется, будто ее предмет - совсем другой прозаик и другие тексты. С.Шпикер обрушивает на произведения А.Битова всю мощь новейшей западной теории литературы. Среди любимых слов автора -«семиозис» (который иногда может быть «амнезийным», а иногда -«гиперамнезийным»; те же эпитеты различают и два вида «постмодернизма», причем А.Битову в основном вменяется «амнезийный»), «гиперсемнозис» и «десемиотизация». Помимо всего прочего, в книге С.Шпикера можно найти много важных мыслей и тонких наблюдений, высказываемых по ходу конкретных разборов текстов А.Битова. Книга содержит подробную библиографию произведений А.Битова, опубликованных на русском языке: как художественных, так и прочих.

При всей бесспорной компетенции обоих авторов, их книги - это все же «взгляды со стороны», «взгляды» из совсем другой культурной среды и другого жизненного опыта.

Что касается «взгляда изнутри» той культуры, того жизненного мира, к которым принадлежит исследуемый автор, то такой взгляд предпринят в ряде статей в журналах и литературоведческих сборниках. Среди наиболее интересных можно отметить исследования И.Роднянской, посвященные ключевым моментам творчества А.Битова. Это статьи «Образ и роль: О прозе Андрея Битова» и «Преодоление опыта, или 20 лет странствий», ценные опытом целостного анализа поэтического мира А.Битова. С точки зрения анализа отдельного произведения, привлекает внимание статья Ю.Карабчиевского «Точка боли»: о романе Андрея Битова «Пушкинский дом» и книга Н.Ивановой «Точка зрения». В работе Л.Аннинского

Странный странник» дается анализ произведений Битова в жанре и путешествия (странствия). В монографии С.С. Имихеловой «Авторская» проза и драматургия 1960-1980-х годов: своеобразие художественного метода» битовская проза рассматривается с точки зрения такого структурообразующего элемента, как «автор-персонаж».

Специальными диссертационными исследованиями творчество Битова пока не обеспечено. И, как это обычно бывает с «живой классикой», по творчеству А.Битова нет монографий. Битов не имеет собрания сочинений, и поэтому исследование приобретает чисто технические сложности.

Материал исследования составляют как журнальные публикации, так и отдельные сборники произведений А.Г.Битова, в которых мы отдавали предпочтение тем произведениям, которые, как нам представляется, наиболее точно иллюстрируют творческую манеру автора и с наибольшей полнотой освещают избранный нами ракурс исследования. В частности, взяв для анализа повесть «Ожидание обезьян», мы руководствовались не столько эпизодичностью рассмотрения романа в критике, сколько задачей осмысления нового способа отражения мозаичности мира.

Практическая значимость работы. Материалы исследования могут быть использованы в практике преподавания курса современной литературы.

Методологическая основа диссертации - труды А.Н.Веселовского,

A.А.Потебни, В.Б.Шкловского, Ю.М.Тынянова, М.М.Бахтина, Ю.Кристевой, Ю.М.Лотмана, В.Н.Топорова, А.П.Чудакова, Л.С.ВыгоЖского; работы по поэтике повествования Н.А.Кожевниковой, Е.В.Падучевой; по теории мотива

B.Я.Проппа, Е.М.Мелетинского и др. Отдельно назовем работы Ю.Щеглова и А.Жолковского, ставшие для нас методологическим ориентиром в работе, и без них исследование развернулось бы по иному сценарию. Отметим также работы о постмодернизме У.Эко, И.Ильина, М.Эпштейна, П.Козловски, В.Курицына, Вик.Ерофеева и др.

Стратегия исследования продиктована самой поэтикой автора, совместившей черты модернизма и постмодернизма. Проза Битова рассматривается в аспекте преимущественно структурного, постструктурного и феноменологического методов. Первый позволяет выявить смысл структурных единиц текста (инвариантов) при помощи интертекстуального анализа. Этот анализ осуществляется на внутритекстовом уровне путем сопоставления различных инвариантов. Второй метод заключается в выявлении внутренней противоречивости текста, в обнаружении в нем скрытых и не замечаемых не только неискушенным, "наивным" читателем, но ускользающих и от самого автора ("спящих", по выражению Жака Дерриды) смыслов. Третий метод обладает универсальностью, поскольку привлекает исследовательскую методологию разных направлений и позволяет разносторонне рассматривать поэтику автора как уникальное явление. Сознание исследователя становится при этом составной частью исследуемого текста. Методы используются в комплексе, преобладание какого-либо одного метода в отдельных разделах диссертации объясняется только спецификой поставленных задач.

Структура и содержание работы определены логикой развертывания проблемы. Две главы, составившие работу, объединены своим предметом и общими теоретическими установками. Это дает возможность концептуально выстроить творческую последовательность, основанную на литературных аллюзиях: Битов-Набоков-Пушкин. Эта - обратная - последовательность выводит нас к лейтмотиву битовской поэтики - поиску "божественной нормы", которую автор находит в Пушкине путем самопознания и самоотождествления с Набоковым.

Обобщая мнения исследователей, можно сказать, что битовское "Я" равно автору, его художественным ипостасям и бесконечности, под которой подразумевается Пушкин. Конкретизируя это определение в терминах данной работы, можно придти к выводу, что в поэтике Битова "Я" равно Битову-герою, Набокову-пророку и Пушкину-Богу. Эти тематические доминанты битовского творчества выявляются в диссертации путем соотнесения инвариантов и интертекстов.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Шеметова, Татьяна Геннадьевна

Заключение

На исходе XX века и накануне заветного двухсотлетия Пушкина критики и исследователи заговорили об ощущаемом ими «разрыве между изучением и пониманием» [43, с. 237], т.е. о дефиците понимания художественного творчества при столь обширном изучении.

Принцип «целостного знания» (М.Гершензон) противопоставлялся в науке принципу историко-литературного изучения (В.Томашевский), который означал прежде всего утрату писателем «индивидуального» статуса преобладание социально-исторического детерминизма.

Литературная герменевтика как современная теория интерпретации предполагает разнообразие точек зрения на текст и способов обращения с ним. Идея реконструкции, свободного обращения с текстом опирается на само понимание природы творческого акта. По Гадамеру, смысловые потенции произведения далеко выходят за пределы того, что имел в виду его создатель [193, с. 198]. Многозначность толкований в герменевтике вызвана априорным выделением различных уровней анализа: кроме буквального, выделяется небуквальный, метафорический, за которым присутствует другой, трансцендентный уровень метафизического значения.

Исходя из этого, мы выделили в прозе Битова три глубинные инвариантные темы, которые рассмотрены на различных уровнях понимания.

1. Симметрия. а) симметрия как красота, соразмерность частей целого, находит свое выражение в следующих особенностях поэтики А.Битова:

- обязательное вырастание деталей до крупного и обобщенного плана;

- эстетика повтора - использование в качестве материала для творчества собственно литературных архетипов, интертекстов, мифологем, цитат, фабул, (в том числе своих) - т.е. вторичной символогенной образности;

- подбор деталей и тропов, создание строгой композиции, напоминающей «кристаллическую решетку», выверенность и детальная разработка «мерцающих» многочисленными значениями смыслов, что позволяет исследователю, учитывая это, прийти к непротиворечивому пониманию текста; б) симметрия как метафора гармонии мира предполагает такие коннотации:

- трагическое авторское мироощущение, в котором гармония возможна лишь как «случайное» и «мгновенное» событие;

- стремление преодолеть мучительный просвет между словом и действительностью, не «клонировать», а «рождать» новые слова-смыслы; в) симметрия как взаимодействие обыденного и трансцендентного миров воплощается:

- в битовской концепции ТЕКСТА, существующего на невидимой, прозрачной доске, с которой автор его «переводит» по принципу «переводных картинок»;

- в понимании творчества как создания реальности, симметричной, но не тождественной «тварному миру»;

- в сотворчестве с трансцендентным в качестве «энциклопедиста», т.е. создателя идеальной иерархии слов, включающих в себя весь контекст предшествующей литературы и культуры, а значит, выходящей за пределы «физики» на просторы метафизики. 2. Тема Бога-пророка-героя также проходит через различные уровни понимания: а) на уровне поэтики повествования автор проводит своего рассказчика через все три стадии постижения мира:

- не ведающего, что творит, героя\

- лечащего заболевания сердца, открывающего глаза другим пророка;

- постигшего истину мироздания художника {Бога). б) на метафорическом уровне сознания в битовской парадигме ищущим истину героем становится сам автор или его герой, которому он отдает «свои параметры» (профессию, биографию, элементы внешности, иногда фамилию и имя), но отдаляется от него по времени (настоящее героя - «близкое прошлое автора»), и, таким образом, благодаря подобным «остановкам» в «диалектике души» автора, мы имеем возможность наблюдать эволюционирующего из произведения в произведение героя.

Исцеляющим пророком становится практически любой персонаж, делящийся с авторским героем значимым жизненным опытом; «другой», «не я», «ОН», который позволяет пережить духовную встряску и встать на путь истины; в литературном контексте таким пророком становится для автора В.Набоков, «ставший частью состава» литературы, как и сам Битов, но не растворившийся в ней, а продолжающий загадывать свои загадки, а значит, дающий установку на устойчивость интеллектуального напряжения в общении с читателем.

Божественные коннотации связанные в творчестве Битова прежде всего с именем Пушкина, который воспринимается в контексте первой любви героя (Фаина и Пушкин в романе «Пушкинский дом» изображаются как наиболее значимые для героя). Тютчевское поэтическое сравнение («Тебя ж, как первую любовь, / России сердце не забудет.») реализуется в «Пушкинском доме» почти буквально: поклонение Пушкину и мучительная недостижимость его соразмерна лишь с несчастной любовью героя. Пушкин как первая любовь требует особенной преданности, ибо именно первая любовь, согласно Апокалипсису, является свидетельством присутствия Бога, а также существования трансцендентного мира, в котором Бог являет возможность быть первым и последним в одном лице. Таким первым, последним и единственным в литературе для Битова является Пушкин.

3. Набоковский интертекст оказывается влиятельным для Битова в силу следующих причин: а) роли, отводимой Набокову в деле «закрытия русской литературы» [2, с. 399]; б) как следствие, установкой на открытие новых законов поэтики, всеохватно реализующихся прежде всего в набоковском творчестве, являющимся точкой симметрии между золотым веком русской литературы и эпохой постмодерна, «бесконечной как вечность» [2, с. 399]; в) фундаментальной ориентации на «без-смертие», т.е. понимания жизни и смерти как пульсации вечности, времени как ритма человеческого бытия, которое мгновенно и вечно («Набоков изловил бесконечное количество бабочек, но и бессмертие его детали есть та же самая бабочка, но уже человеческого бытия» [11, с. 907]); г) связанной с этим эстетикой «обмана», разрушающей границы между «правдой» и «ложью», устаревшим подобием истины и мерцанием многочисленных смыслов; д) общей для обоих авторов установки на реконструкцию: разрушение привычных рамок восприятия и создание новых, а также связанного с этим анаграмматического процесса, которому подчинены набоковские и битовские сочинения (анаграммы в литературе, по Ж.Бодрияру, суть распыление смысла, упразднение идентичности [142, с. 178]).

В итоге видим своеобразный «полифонизм» битовского письма, соперничество разных ипостасей автора, которое нацеливает на самостоятельный поиск истины и, расшатывая идеологические схемы, придает объемность повествованию.

Битовский герой через поиски симметрии в мире, открытие которой доставляет ему мгновенное эстетическое наслаждение, приходит к идее Бога как источника вечного блаженства. Осознание этого дарит ему возможность повелевать пространством и временем. Внутри битовского хронотопа возможны перемещения и превращения: здесь можно заставить течь время вспять (жизнь Урбино Ваноски в «Преподавателе симметрии» идет от старости к молодости, именно так повествователь располагает события); можно случайно или творческим усилием совпасть в пространстве и времени с героем прошлого (встреча с отцом в «Ожидании обезьян»), героем собственного воображения (встреча автора с Левой Одоевцевым в финале «Пушкинского дома»), с самим собой - в качестве всемогущего творца (решение судьбы Карамышева в «Азарте»).

Но с приближением к концу столетия категория вечности приобретает экзистенциональные приметы: жизнь с ее парадоксами воспринимается как небрежность замысла, «ошибка» Творца. В «Ожидании обезьян» Битов как бы подводит к мысли: человек может спастись, только спасая других; автор «прогнозирует будущее как эсхатологическую цивилизацию, осознавшую угрозу конца как свое начало» [42, с. 521].

И сама форма книги несет на себе отпечаток медитативного мышления, ненормативной эстетики. Вместе с тем, разные уровни метафорического сознания автора позволяют говорить о прозе Битова как явлении высокой поэзии, в некоторых своих образцах конгениальной пушкинской [43, с. 239].

А.Битов в своих произведениях стремится к преодолению авторитарности любого рода - как в области формы, так и содержания, к освобождению от утопий - как социальных, так и трансцендентальных. Это ведет его к «постмодернизации» творчества, когда деконструируется все, вплоть до христианского архетипа. Это переориентация на культурологическую интерпретацию религиозной кодирующей системы, отказ от линейного принципа при подходе к истории, служит для автора отправной точкой нового взгляда на мир и его будущее: «.мы что-то ПОНЯЛИ. Что-то поняли - только еще не поняли что. И наш двадцатый век кончился, если мы ПОНЯЛИ, даже не поняв что. Этот девятнадцатый век был жутко длинным, а наш - еще короче восемнадцатого. Мне хочется обозначить девятнадцатый век с 1789 по 1914-й. А двадцатый - с 1914 по 1989-й. Мы живем УЖЕ не в двадцатом веке, а в двадцать первом, вопрос не в том, чтобы достойно завершить то, что уже и так кончилось, а в том, чтобы просоответствоватъ тому, что уже началось» [курсив мой. - Т.Ш., 11, с. 13-14].

Отмечая парадокс несоответствия между пониманием и истолкованием, А.Битов фиксирует одновременно и начало новой эпохи, которая, по всей видимости, и является эпохой «немого знания», которую автор противопоставлял «логическому лоску для самообольщения» («Преподаватель симметрии»). Фиксируя этот наиболее заметный эффект, Битов выходит к нерешенным проблемам литературоведения. Многие ученые видят традиционную исходную трудность литературной герменевтики в «несводимости понимания и истолкования текста к логически непротиворечивому алгоритму» [193]. Поиск соответствий между целостностью понимания и частичностью истолкования, имея в виду тютчевский афоризм «Мысль изреченная есть ложь», можно рассматривать как перспективу дальнейшей работы над творчеством А.Г.Битова.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Шеметова, Татьяна Геннадьевна, 2000 год

1. Битов А.Г. Одна страна. Путешествие молодого человека // Битов А. Книга путешествий. М., 1986. С. 7-68.

2. Битов А.Г. Пушкинский дом. М., 1989. 399 с.

3. Битов А.Г. Азарт. Изнанка путешествия // Битов А. Книга путешествий. М., 1986. С.251-304.

4. Э.Тайрд-Боффин. Преподаватель симметрии. Перевод с иностранного Андрея Битова // Юность. 1987. №4. С. 12 67.

5. Битов А.Г. Битва // Битов А. Жизнь в ветреную погоду. Л., 1991.С. 570621.

6. Битов А.Г. Дачная местность (Дубль). Жизнь в ветреную погоду // Битов А. Жизнь в ветреную погоду. Л., 1991. С. 98-130.

7. Битов А.Г. Дачная местность (Дубль). Записки из-за угла. Дневник единоборца//Битов А. Жизнь в ветреную погоду. Л., 1991. С. 131 181.

8. Битов А.Г. Ожидание обезьян // Новый мир. 1993. № 10. С. 6-102.

9. Битов А.Г. Улетающий Монахов. Роман-пунктир // Битов А. Жизнь в ветреную погоду. Л., 1991. С. 182-385.

10. Битов А.Г. Он это я. Юношеский роман // Записки новичка. М., 1997. С. 185-326.

11. Битов А.Г. Жизнь без нас. Стихопроза // Новый мир. 1996. №9. С. 65-99.

12. Битов А.Г. Выбор натуры. Грузинский альбом // Битов А. Книга путешествий. М., 1986. С.433-597.

13. Битов А.Г Уроки Армении // Битов А. Книга путешествий. М., 1986. С. 305-432.

14. Битов А.Г. Человек в пейзаже // Битов А. Собр.соч.: В 3-х т. Т. 1. М., 1991.

15. Битов А.Г. ГУЛАГ как цивилизация // Звезда. 1997. № 5. С.3 -30.

16. Битов А.Г. Фотография Пушкина (1799 2099) // Битов А. Жизнь в ветреную погоду. Л., 1991. С. 530-569.

17. Битов А.Г. Читая «Горе от ума»// Другие берега. 1994. № 4-5.

18. Битов А. В поисках реальности: Беседа с Е.Шкловским // Лит.обозрение. 1988. № 5. С.32-38.

19. Битов А. Одноклассники // Новый мир. 1990. № 5. С. 224-242.1. Литература о Битове

20. Аверин Б. Исповедь А.Г.Битова в трех частях // Битов А. Оглашенные: Роман-странствие. СПб., 1995.

21. Аннинский Л. Странный странник // Битов А. Книга путешествий. М., 1996. С. 598 -606.

22. Волков С. Азбука Битова // Звезда. 1997. № 5. С 31 34.

23. Генис А. Пейзаж зазеркалья. Андрей Битов// Звезда. 1997. № 5. С. 229231.

24. Ерофеев В. Памятник прошедшему времени. Андрей Битов. Пушкинский дом. Роман // Октябрь. 1988. № 6.

25. Иванова Н. Точка зрения. М., 1988.

26. Имихелова С. Автор-персонаж в творчестве А.Битова // Поэтика русской прозы (19960-80-е гг.). Улан-Удэ, 1999. С. 74-87.

27. Карабчиевский Ю. Точка боли // Новый мир. 1993. № 10. С. 218-234.

28. Кожевников П. (Маска. Эколог.) // Битов А. Оглашенные: Роман-странствие. СПб., 1995.

29. Курицын В. Отщепенец: Двадцать пять лет назад закончен роман «Пушкинский дом» // Лит.газ. 1996. № 23.

30. Лавров В. Три романа Андрея Битова, или Воспоминания о современнике //Нева. 1997. № 5. С. 185-195.

31. Липовецкий М. Разгром музея: Поэтика романа А.Битова «Пушкинский дом» // Новое лит.обозрение. 1995. № 11. С. 230-244.

32. Мамаев Отмычки к дому // Урал. 1990. № 11. С. 93.

33. Мораняк Н. (Авто)тематизация как форма осуществления текста-кода и экспериментальные жанры//Автоинтерпретация. Сб.ст. СПб., 1998.1. С.176-186.

34. Наврозов Л. В поисках американского Андрея Битова // Иностр. лит. 1993. №9. С. 251-254.

35. Немзер А. В поисках жизни: Андрей Битов. Статьи из романа // Урал. 1988

36. Новиков В. Тайная свобода // Знамя. 1988. №3.

37. Плетнер В. Демон письма А.Битов: эссе // Лит. Абхазия. 1991. № 2. С. 120-131.

38. Роднянская И. Образ и роль (О прозе Андрея Битова) // Литература и современность. Статьи о литературе 1976-1977гг. М., 1978. С. 280-293.

39. Роднянская И. Преодоление опыта, или Двадцать лет странствий // Новый мир. 1994. №8. С. 222-232.

40. Рыбальченко Т.Л. Мотив фотографии в прозе Битова//От сюжета к мотиву. Новосибирск, 1996.

41. Скоропанова И.С. Классика в постмодернистской системе координат: «Пушкинский дом» Андрея Битова // Русская постмодернистская литература. М., 1999. С. 113-144

42. Скоропанова И.С. Русский экологический постмодернизм: роман Андрея Битова «Оглашенные» // Русская постмодернистская литература. М., 1999. С.511-525

43. Сурат И. Памятник зайцу // Новый мир. 1994. № 10. С. 237-239.

44. Фридман Д. Ветру нет указа. Размышления над текстами романов «Пушкинский дом» А.Битова и «Школа для дураков» Саши Соколова // Лит. обозрение. 1989. №12. С. 14-16.

45. Хирш M. фон. Основоположник постмодернистского направления в русской литературе: обзор американской критики творчества Битова // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 467-472.

46. Чалмаев В. Испытание надежд. Перестройка и духовно-нравственная ориентация современной прозы // Москва. 1988. №4. С. 183-196.

47. Чэнэс Э. «Жизнь в ветреную погоду» А.Битова: творческий процесс в жизни и литературе // Русская литература XX века: Исследования американских ученых. СПб., 1993. С. 536-553.

48. Шеметова Т. «Пушкинский дом» А.Битова как предмет школьного анализа//Совершенствование гуманитарного образования на современном этапе в средней школе. Улан-Удэ, 1998. С. 54-57.

49. Шеметова Т. Бог, пророк и герой в прозе А.Битова // Литература и религия: проблемы взаимодействия в общекультурном контексте: Сб. науч. статей. Улан-Удэ, 1999. С. 87-91.

50. Шеметова Т. Набоковские мотивы в романе А.Битова «Пушкинский дом» //Вестн. Бурят, ун-та. Сер. Филология. Вып. 3. 1999. С. 94-102.

51. Шмид В. Проза как поэзия // Статьи о повествовании в русской литературе. СПб., 1994.

52. Chances Е. Andrey Bitov. The ecology of inspiration (Cambridge Studies of Russian Literature. Studies of the Harriman Institute). Cambridge University Press, 1993. XVI. 331 p.

53. Общие источники и литература

54. Автоинтерпретация: Сб. ст. СПб, 1998. 208 с.

55. Александров В. Набоков и «серебряный век» русской культуры // Звезда. 1996. № 11. С. 215-230.

56. Александров В.Е. Набоков и потусторонность: метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999. 312 с.

57. Андреев А.Н. "Бахтинобум" как симптом кризиса в литературоведении // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 58-64.

58. Аннинский Л. Шестидесятники, семидесятники, восьмидесятники. К диалектике поколений в русской культуре // Лит. обозрение. 1991. № 4. С. 10-14.

59. Апресян Ю.Д. Роман «Дар» в космосе Владимира Набокова // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1995. Т.54. № 3. С. 3-18. № 4. С. 6-23.

60. Бальбуров Э.А. Поэтика лирической прозы: 1960-1970-е гг. Новосибирск, 1985. 132 с.

61. Барт Р. С чего начать? // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. -М., 1989. С. 401-412.

62. Баткин Л. О постмодернизме и «постмодернизме» // Октябрь. 1996. № 10. С. 176-188.

63. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979. 320 с.

64. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. 502 с.

65. Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. 543 с.

66. Безродный М. Конец цитаты // Новое лит.обозрение. 1995. № 12. С. 266336.

67. Белади М. Есть ли у романа будущее? // Вопр.лит. 1971. № 8. С.81-84.

68. Белая Г. Затонувшая Атлантида. М., 1991. 46 с.

69. Белая Г. Литература в зеркале критики: Современные проблемы. М.,1986. 368 с.

70. Белая Г. Стилевые процессы в прозе // Современная русская советская литература: В 2-хч. 4.2. М., 1987. С.151-173.

71. Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. М., 1983. 191 с.

72. Берг М. Утопическая идея утопического постмодернизма // Новое лит.обозрение. 1997. № 24. С.383-390.

73. Бонгард-Левин Г.М. Как сделан "Дар" Набокова // Новое лит.обозрение. 1993. №5. С. 122-155.

74. Бочаров А.Г. Литература и время: Из творческого опыта прозы 60-80-х гг. М, 1988.- 383 с.

75. Бочаров С. Из истории понимания Пушкина // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М., 1999. С. 144-177.

76. Булгаков М. Мастер и Маргарита. Улан-Удэ, 1998. 352 с.

77. Владимирова И.Г. Категория интертекстуальности // Литературоведение на пороге XXI века. М. 1998.

78. Волков И.Ф. Творческие методы и художественные системы. М., 1989. 264 с.

79. Выгодский Л.С. Психология искусства. Минск, 1998. 480 с.

80. Гайденко П.П. Трагедия эстетизма // Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентальному: новая антология XX века. М, 1997. С. 11-207.

81. Гаспаров Б.М. Структура текста и культурный контекст // Литературные лейтмотивы. М., 1994. С.274-303.

82. Гей Н. «Свобода» , «вдохновение» и «труд» как эстетические константы мира Пушкина // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М., 1999. С. 52-71.

83. Гершензон М.О. «Станционный смотритель» // Мудрость Пушкина. М., 1919. С. 122-127.

84. Гинзбург Л. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. Л.,1987. 400 с.

85. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л., 1979. 222с.

86. Гоголь Н.В. Полн.собр.соч.: В 14-ти т. Т. 8. Л., 1940. 1952.

87. Голубков М.М. Утраченные альтернативы: Формирование монической концепции советской литературы. М., 1992. 202с.

88. Давыдов Ю. Интеллектуальный роман и философия мифотворчества // Вопр.лит. 1997. № 9. С. 127-171.

89. Дарк О. Миф о прозе // Дружба народов. 1992. № 5-6. С 219-232.

90. Дискуссия о постмодернизме //Вопр.лит. 1991. № 11-12. С.3-47.

91. Добренко Е. Кризис романа// Вопр.лит. 1989. № 6. С.3-34

92. Долинин А. Две заметки о романе «Дар» // Звезда. 1996. № 11.С. 168-180.

93. Драгомирецкая Н. А.С.Пушкин в диалоге-полемике с романтизмом // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М. 1999. С.396-418.

94. Еремеев А.Э. Феномен философской прозы и методология ее изучения // Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 165-170.

95. Ермолин Е. Между кладбищем и свалкой: Постмодернизм как паразитическая версия Постмодерна // Континент. 1996. № 89. С. 333-349.

96. Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда. СПб., 1995. 471 с.

97. Жирмунская Т. Библия и русская поэзия. М., 1999. 180 с.

98. Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994. 428 с.

99. Жолковский А.К. В минус первом и минус втором зеркале. Т.Толстая, Вик.Ерофеев ахматовиана и архетипы // Лит.обозрение. 1995. №6

100. Жолковский А.К. Инвенции. М., 1995. 248 с.

101. Заметки о двух первых российских Букерах // Лит.обозрение. 1995. №2. С. 32-37.

102. Затонский Д. Постмодернизм в историческом интерьере // Вопр.лит. 1996. №3. С. 182-205.

103. Затонский Д. Искусство романа и XX век. М., 1973. 535 с.

104. Злочевская А.В.Поэтика Владимира Набокова: новации и традиции // Русская литература . 2000. С.40-62.

105. Злочевская A.B. Традиции Достоевского в романе Набокова «Приглашение на казнь» // Филол. науки. 1995. № 2. С. 3-12.

106. Золян С.Т. О семантике поэтической цитаты // Проблемы структурной лингвистики. 1985-1987. М., 1989.

107. Зыбайлов Л.К., Шапинский В.А. Постмодернизм: Учеб.пособие. М, 1993. 103 с.

108. Иваницкая Е. Постмодернизм = модернизм? // Знамя 1994. №9. С 186193.

109. Иванов В.И. Кризис индивидуализма // Иванов В.И. Родное и вселенское. М, 1994. С. 18-137.

110. Ивбулис В. От модернизма к постмодернизму // Вопр.лит. 1989. № 9.

111. Идейно-художественное многообразие советской литературы 60-80-х годов. М. 1991. 197 с.

112. Ильин И.П. Проблемы взаимоотношения постмодернизма с поздним модернизмом в современном литературоведении // Литературоведение на пороге XXI века. М. 1998. С. 41-47.

113. Ильин И.П. Стилистика интертекстуальности: теоретические аспекты // Проблемы современной стилистики. Сб. науч.-аналитических трудов. М. 1989

114. Ильин И. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М, 1996. 256с.

115. Имихелова С.С. Библейские аллюзии как предмет современной литературной герменевтики // Литература и религия: проблемы взаимодействия в общекультурном контексте. Улан-Удэ, 1999. С.42-46.

116. Историческая поэтика. Лит. эпохи и типы худож.сознания: Сб.ст. М., 1994. 509 с.

117. Карабчиевский Ю. Филологическая проза // Новый мир. 1993. № 10. С. 216-243.

118. Карасев Л. О «демонах на договоре»: Искусство в зеркале самосознания//Вопр.лит. 1988. № 10. С.3-26.

119. Карельский А. Модернизм XX века и романтическая традиция. Соотношение «реализм модернизм» в советской теории литературы и критике //Вопр.лит. 1994. Вып.З. С 156-176.

120. Карсавин Л.П. Русская идея // Рус.лит. 1993. № 1. С.32-142.

121. Касаткина Т. «Но страшно мне, изменишь облик ты.» // Новый мир.1996. №4. с. 212-219.

122. Касаткина Т. В поисках утраченной реальности // Новый мир. 1997. № 3. С. 200-212.

123. Ковский В. Литературный процесс 60-70-х годов. М. 1983. 336 с.

124. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской литературе Х1Х-ХХ вв. М, 1994. 336 с.

125. Кожинов В.В. Размышления о русской литературе. М, 1991. 526 с.

126. Козловский П. Культура постмодерна: Общественно-культурные последствия технического развития. М., 1997. 240с.

127. Корман Б.О. Лирика и реализм. Иркутск, 1986. 93 с.

128. Корман Б.О. Проблема личности в реалистической лирике // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1983. Том 42. № 1. С.3-15.

129. Корман Б.О. Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов // Содержательность форм в художественной литературе: Проблемы жанра. Куйбышев, 1990. С. 16-30.

130. Кривонос В.И. «Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы: Проблема повествования. Воронеж, 1985. 158 с.

131. Кузнецов И. Миру миф // Новый мир. 1996. № 9. С. 212-232.

132. Куприянов Нечто ничто, или Снова о постмодернизме//Новый мир.1997. № ю. С.237-241.

133. Курицын В. Жды два равно // Октябрь. 1996. № 9. С. 180-183.

134. Курицын В. К ситуации постмодернизма // Новое лит.обозрение. 1995. № 11. С. 197-223.

135. Курицын В. Экс-курсия // Октябрь. 1996. № 10. С. 189-191.

136. Лармин O.B. Художественный метод и стиль. М., 1964. 271 с.

137. Латынина А. Аутсайдеры: Спор вокруг «лишних людей» современности // Октябрь. 1987. № 7. С. 178-184.

138. Лейдерман Н., Липовецкий М. Жизнь после смерти, или Новые сведения о реализме // Новый мир. 1991. № 7. С. 240-257.

139. Лейдерман Н., Липовецкий М. Между хаосом и космосом: Рассказ в контексте времени // Новый мир. 1991. № 7. С. 240-257.

140. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра: Жанровые закономерности развития советской прозы 60-70-е годы. Свердловск, 1982. 256 с.

141. Лейдерман Н.Л. Теоретические проблемы изучения русской литературы XX века // Русская литература XX века: направления и течения. Сборник научных трудов. Вып. 1. Екатеринбург, 1992. С. 3-24.

142. Линецкий В. За что же все-таки казнили Цинцинната Ц.? // Октябрь. 1993. № 12. С. 175-179.

143. Линецкий В. «Анти-Бахтин» лучшая книга о Владимире Набокове. СПб., 1994. 216 с.

144. Линецкий В. Набоков и Горький // Вестн. новой лит. СПб. 1994. № 7. С. 214-220.

145. Липовецкий М. Закон крутизны // Вопр.лит. 1991. № 11-12. С.3-36.

146. Липовецкий М. «Беззвучный взрыв любви»: Заметки о Набокове // Урал. 1992. №4. С. 155-176.

147. Липовецкий М. «Свободы черная работа.». Свердловск, 1991. 272 с.

148. Липовецкий М. Диапазон «промежутка»: Эстетические течения в литературе 80-х гг.// Обществ.науки и современность. 1993. № 1. С. 5157.

149. Липовецкий М. Изживание смерти. Специфика русского постмодернизма//Знамя. 1993. № 11. С. 194-205.

150. Липовецкий М. Трагедия и мало ли что еще // Новый мир. 1994. № 10. С. 229-232.

151. Липовецкий М. Эпилог русского модернизма: (Художественная философия творчества в «Даре» Набокова) // Вопр.лит. 1994. Вып.З. С. 72-95.

152. Литературные направления и стили. М., 1975. 391 с.

153. Лосев А.Ф. Ирония античная и романтическая // Эстетика и искусство Из истории домарксистской эстетической мысли. М., 1996. С. 54-84.

154. Лотман М. Некоторые замечания о поэзии и поэтике Ф.К. Годунова-Чердынцева // Вторичные моделирующие системы. Тарту, 1979. С. 4548.

155. Лотман М.Ю. Выход из лабиринта // Эко У. Имя розы. СПб., 1998.

156. Лотман М.Ю. Роман A.C. Пушкина «Евгений Онегин»: Комментарий // Пушкин A.C. Собр.соч.: В 5-ти т. Т.З. СПб., 1994. С. 209-501.

157. Лотман Ю. О содержании понятия «художественная литература» // Поэтика. Хрестоматия по вопросам литературоведения. М., 1992. С. 523.

158. Лотман Ю.М. Литературная биография в историко-культурном контексте (к типологическому соотношению текста и личности автора) // Лотман Ю.М. Избранные статьи: В 3-х т. Т.1. Таллин, 1991. С.385-376.

159. Манн Ю. Карнавал и его окрестности. // Вопр.лит. 1995. Вып. 1. С. 154-181.

160. Манн Ю.В. Об эволюции повествовательных форм // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1992. Т. 51. № 1. С. 40-59.

161. Маркович В. Еще раз о «творческой тоске» // Нева. 1994. № 10. С. 268275.

162. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М., 1995. 406 с.

163. Московская Д. В поисках Слова: «странная» проза 20-30-х гг. // Вопр.лит. 1999. № 6. С. 31-65.

164. Набоков В. Избранное. М., 1990. - 688 с.

165. Набоков В. Истребление тиранов: Избранная проза. Минск, 1989. -640 с.

166. Новиков В. Ощущение жанра: Роль рассказа в развитии современной прозы // Новый мир. 1987. №3.

167. Обатнина Е. А. Ремизов «Вонючая торжествующая обезьяна» // Новое лит.обозрение. 1995. № 11. С.239-254.

168. Ортега-и-Гассет X. Эстетика. Философия культуры. М., 1991. 588 с.

169. Падучева Е.В. Семантические исследования. М., 1996. 464 с.

170. Панарин А. О возможностях отечественной культуры // Новый мир. 1996. №9. С. 177-185.

171. Панченко И.Г. Рациональность и семиотика дискурса. Киев, 1994.

172. Пастернак Б. Доктор Живаго // Избранные произведения в 2-х т. Т.2. -СПб, 1998.

173. Пеньковский А. Об «антипоэтическом характере» Онегина, или Как читать Пушкина // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М, 1999 . С. 178-204.

174. Петровский М.А. Морфология новеллы // Поэтика. Хрестоматия по вопросам литературоведения. М, 1992. С. 61-92.

175. Перцовский В. «Авторская позиция» в литературе и критике // Вопр.лит. 1981. № 7. С. 66-105.

176. Писатель Леонид Добычин. Воспоминания. Статьи. Письма. СПб. 1996. 303 с.

177. Платочинина Г.И. Понятие судьбы в контексте разных культур. М, 1994. 320 с.

178. Посашкова Е.В. Молодежная «исповедальная» проза на рубеже 50-60-х годов в зеркале критики (герой и стиль) // Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в советской литературе. Свердловск, 1990. С. 8997.

179. Пропп В.Я. Морфология сказки. М. 1969. 52 с.

180. Пурин А. Набоков и Евтерпа // Новый мир. 1993. № 2. С.224-241.

181. Пушкин A.C. Евгений Онегин. Роман в стихах // Собр. соч.: В 5-ти т. Т.З. СПб., 1994.

182. Пушкин A.C. Полн. собр. соч.: В 10 т. Т. 7. М. 1977-1979.

183. Роднянская И. Встречи в типовом доме // Север. 1980. № 9. С. 111-119.

184. Роднянская И. Гипсовый ветер: О философской интоксикации в текущей словесности//Новый мир. 1993. № 12. С.215-231.

185. Россия/Russia. Новая серия под ред. Н.Г.Охотина. Вып. 1 9.: Семидесятые как предмет русской культуры. М. 1998. 304 с.

186. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1999. 384 с.

187. Руднев В. Культура и реализм // Даугава. 1992. № 6. С. 154-160.

188. Рыбальченко Т.Д. Иронико-философская проза в современном литературном процессе // Проблемы метода и жанра. Вып. 17. Томск, 1991. С.190-208.

189. Саморукова И.В. Тема художника в творчестве Юрия Олеши (тридцатые годы) // Содержательность форм в художественной литературе: проблемы жанра. Куйбышев, 1990. С. 117-133.

190. Славецкий В. После постмодернизма // Вопр.лит. 1991. № 11/12. С.37-47.

191. Смирнов И.П. Порождение интертекста. Элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б.Л.Пастернака. СПб., 1995.

192. Современная проза глазами прозаиков // Вопр.лит. 1996. Вып. 1. С.З-49.

193. Современное зарубежное литературоведение: Страны Зап. Европы и США: Концепции, школы, термины: Энцикл. справочник. М. 1996. 317 с.

194. Соина О.С. Феномен русского морализаторства. Этические очерки. Новосибирск, 1995. 200 с.

195. Соссюр Ф де. Труды по языкознанию. М., 1977. 695 с.

196. Структура литературного произведения: Сб.науч.тр. Л., 1984. 222 с

197. Сурков Е.А. Архаический жанр в повестях Пушкина и Гоголя («Станционный смотритель» и «Шинель») // Проблемы исторической поэтики в анализе литературного произведения. Кемерово. 1987. С.48-59.

198. Тамарченко Н.Д. Поэтика Бахтина: уроки «бахтинологии» // Изв. РАН. Сер. лит. и яз. 1999. Т. 55. № 1. С.3-16.

199. Тамарченко Н.Д. Формула "нераздельности-неслиянности и судьбы научной поэтики в России//Литературоведение на пороге XXI века. М., 1998. С. 177-182.

200. Тименчик Р.Д. Текст в тексте у акмеистов//Труды по знаковым системам. XIV. Тарту, 1981.

201. Типология стилевого развития нового времени. Классический стиль. Соотношение гармонии и дисгармонии в стиле. М., 1976.

202. Тодоров Цв. Поэтика. Пер. с французского А.К.Жолковского // Структурализм: «за» и «против»: Сб.ст. М., 1975. С.37-113.

203. Топоров В.Н.Заметки по реконструкции текстов// Исследования по структуре текста. М., 1987. С.99-132.

204. Тынянов Ю.М. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1977. 575 с.

205. Тынянов Ю.Н. Пушкин: Роман. Минск, 1988. 640 с.

206. Тюпа В. Художественность литературного произведения. Красноярск 1987. 224 с.

207. Тютчев Ф. Стихотворения. М., 1990. 287 с.

208. Уланов А. Осколки авангарда//Знамя. 1997. №9. С.212-216.

209. Фатеева H.A. «Петербург»: кто автор плана?//Рус. речь. 1995. № 6. С. 33-42.

210. Фатеева H.A. Интертекстуальность и ее функции в художественном дискурсе//Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1997. Т.56. № 5. С. 12-21.

211. Фрайзе М. После изгнания автора: литературоведение в тупике?//Автор и текст. СПб. 1996.

212. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997. 448 с.

213. Халипов В. Постмодернизм в системе мировой культуры // Иностр.лит. 1994. №1. С. 235-240.

214. Хюбнер К. Истина мифа. М., 1996. 448 с.

215. Чередниченко Т.В. Между «Брежневым» и «Пугачевой»: Типология советской массовой культуры. М., 1993. 256 с.

216. Чудаков А. «Между «есть Бог» и «нет Бога» лежит целое громадное поле.» Чехов и вера// Новый мир. 1996. № 9. С. 186-192

217. Шаадат Ш. Новые публикации по интертекстуальности // Новое лит. обозрение. 1995. №12. С. 337-344

218. Шенгели Г. О лирической композиции // Проблемы поэтики. Сб. ст. М,-Л., 1925. С. 97-111.

219. Шестов Л. Апофеоз беспочвенности: опыт адогматического мышления. Л. 1991. 216 с.

220. Шестов Л. Соч. в 2-х т. Т.1. М., 1993. 667 с.

221. Шкловский В. Искусство как прием// Поэтика. Хрестоматия по вопросам литературоведения. М., 1992. С. 24-40.

222. Шкловский В. Энергия заблуждения. Книга о сюжете. М., 1981. 351 с.

223. Шмид В. Андрей Битов мастер «островидения» // Битов А. Империя в четырех измерения. М., 1996. С. 373-382.

224. Щеглов Ю.К., Жолковский А. Работы по поэтике выразительности: Инварианты Тема - Приемы - Текст/ Предисл. М.Л.Гаспарова. М., 1996. 344 с.

225. Эйзенштейн С.М. Психология композиции. Искусствознание и психология художественного творчества. М., 1988. С.267-299.

226. Эйхенбаум Б. Как сделана «Шинель» Гоголя // Эйхенбаум Б. О прозе. Л. 1969. С. 309-326.

227. Эко У. Имя розы. Заметки на полях «Имени розы». Эссе. СПб., 1998. 685с.

228. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1996. 240 с.

229. Эммет О. «Евгений Онегин»: на английском языке (перевод как герменевтическая акция) // Пушкин и теоретико-литературная мысль. М., 1999.

230. Эпштейн М. Искусство авангарда и религиозное сознание // Новый мир. 1989. № 12. С. 222-249.

231. Эпштейн М. Медный всадник и золотая рыбка. Поэма-сказка Пушкина // Знамя. 1996. № 6. С.204-215.

232. Эпштейн М. Постатеизм, или Бедная религия. // Октябрь. 1996. №9. С. 158-165.

233. Эпштейн М. Прото-, или Конец постмодернизма // Знамя. 1996. № 3. С. 196-209.

234. Эпштейн М. Истоки и смысл русского постмодернизма // Знамя. 1991. №8. С.166-188.

235. Эпштейн М. После будущего. О новом сознании литературы // Знамя. 1991. № 1. С. 217-230.

236. Эткинд Е.Г. «Внутренний человек» и внешняя речь: Очерки психопоэтики русской литературы 18-19 веков. М., 1998. 448 с.

237. Якобсон Р. Пушкин в свете реализма // Якобсон Р. Работы по поэтике. -М, 1987. С. 231-234.

238. Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. М., 1993.