Поэтика художественно-публицистического единства: на материале литературы периода классического посттрадиционализма тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.08, доктор филологических наук Прохоров, Георгий Сергеевич

• Прохоров, Георгий Сергеевич
• доктор филологических наук
• 2013

Оглавление диссертации доктор филологических наук Прохоров, Георгий Сергеевич

Введение

Глава 1. Художественная публицистика как проблема литературоведения, журналистики и риторики

Текст художественный и текст публицистический (экскурс в историю разграничения понятий)

Художественно-публицистическая форма как проблема филологии

Художественная публицистика с точки зрения современной теории журналистики

Художественная публицистика с точки зрения современной истории литературы

Проблема органического взаимодополнительного единства художественной публицистики

Метафоризация понятия «образ»

Метафоризация понятия «герой»

Метафоризация понятия «сюжет»

Метафоризация понятия «повествование»

Глава 2. Композиционно-архитектоническое устройство художественно-публицистических единств

Типология внутреннего мира 72 Эмпирический факт и эстетическое событие как взаимодополнительные грани художественно-публицистического единства

Инвариант сюжета художественно-публицистического единства

Метасюжет в структуре художественно-публицистического единства

Проблема повествования в художественно-публицистическом единстве

Глава 3. «Дневник Писателя» Ф.М. Достоевского и проблема художественно-публицистического единства

Художественный, публицистический и художественно-публицистический лик

Дневника Писателя» Ф.М. Достоевского (исторический аспект)

Эстетический вектор

Публицистический вектор

Синтетический вектор 140 «Дневник Писателя» Ф.М. Достоевского в работах М.М. Бахтина: от художественно-публицистического текста к художественно-публицистической форме

Глава 4. «Чужое» слово и «чужой» стиль в «Дневнике Писателя»

Ментатив и проблема «другого» сознания

Проблема субъекта в «Дневнике Писателя» Ф.М. Достоевского

Чужой» стиль в системе «Дневника Писателя»

Глава 5. Композиционная форма

Дневника Писателя» Ф.М. Достоевского

Организация повествования в «Дневнике Писателя» Ф.М. Достоевского

Глава 6. «Дневник Писателя» Ф.М. Достоевского: проблема целостности изображенного мира

Публицистический стереотип, миф и эстетический объект в «Дневнике Писателя»

Изображенные действительности в «Дневнике Писателя»: проблема статуса

Художественно-публицистическое завершение «внутреннего мира» «Дневника Писателя»

Сюжетное пространство «Дневника Писателя»

Герой в мире «Дневника Писателя»

Подтекст в сюжетной структуре «Дневника Писателя»

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика художественно-публицистического единства: на материале литературы периода классического посттрадиционализма»

Словосочетание «художественная публицистика» активно встречается в русской филологии, как минимум, с середины 1950-х годов. За это время его использовали и продолжают использовать как литературоведы, так и лингвисты; как теоретики журналистики, так и теоретики публицистики. Однако несмотря на частотность употребления, это обозначение так и не стало термином.

Во-первых, остается неопределенно широким круг литературных явлений, описываемых с помощью приведенного понятия. В разное время к художественной публицистике относили оды М.В. Ломоносова1 и путевую литературу XVIII века,2 «Архипелаг ГУЛАГ» А.И. Солженицына и «Прощание с Матерой» В. Распутина,3 но при этом исключали из их числа фельетоны М.М. Зощенко, И.А. Ильфа, А. Зорича.4 Проблема осложнена такими близкими понятиями, как «психологическая проза» и «документальная проза», которые то включаются внутрь «художественной публицистики» (Л.Е. Кройчик, М.И. Стюфляева, В. Мысляков), то осознаются в качестве альтернативы (Л.Я. Гинзбург, Я.И. Явчуновский).

Во-вторых, остается неконкретизированным отношение художественной публицистики к стандартной публицистике и художественной литературе. Если для Е. Журбиной, В. Шкловского, Л. Кройчика художественная публицистика существует на дискурсивной границе и потому обладает «двойной

1 Западов, А В. Отец русской поэзии: О творчестве М.В. Ломоносова. М., 1961. С. 89-91. Ср. также: Будовниц, И.У. Русская публицистика XVI века. М.;Л., 1947; Будовнщ, И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси XI - XVI вв. М., 1960; Лурье, Я С. Идеологическая борьба в русской публицистике XV - начала XVI века. М.;Л., 1960; Еремин, МП. Пушкин-публицист. М., 1963; Юшков, C.B. Пушкин-историк. Свердловск, 1938.

2 Панцирев, К А. Путевой очерк : эволюция и художественно-публицистические особенности жанра : дис. . к.ф.н. СПб., 2004. Л. 12.

3 Телицина, Т. Своеобразие художественно-публицистического целого и особенности его структуры (на материале произведения А.И. Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ») : дис. . д.ф.н. Донецк, 1994; Лукьянова, Л В. «Бодался теленок с дубом» А.И. Солженицына как художественно-публицистический феномен : дис. . к.ф.н. Ростов н/Д., 2002. Л. 98; ср.: Эмирова, Г.А. Творчество В. Распутина : проблема художественно-публицистического освоения действительности : дис. . к.ф.н. Махачкала, 2009.

4 См.: Кройчик, Л Е. Беллетризованный фельетон <19>20-х - начала <19>30-х гг.: (В. Катаев, А. Зорич, И. Ильф и Е. Петров): Автореф. . к.ф.н. Воронеж, 1968. С. 9-12. подсудностью», то для С. Морозова, JI. Гроссмана, М. Черепахова,| Е. Прохорова, А. Бочарова, В. Виноградова - она просто раздел публицистики, с| особенностями, лежащими исключительно в области стилистической обработки1/

У* ч текста.

Собственно говоря, наибольший интерес к художественной публицистике' проявляют лингвисты и теоретики журналистики. А потому понятие несет в себе свойственные данным дисциплинам парадигмальные представления. Теория журналистики осмысляет «художественную публицистику» как к особую группу газетных жанров,5 а лингвистика - как циркулирующую в основном в периодике текстовую группу, обладающую особенностями в плане функциональной стилистики. В обоих случаях «художественная публицистика» — характеристика текста, не произведения. Даже тогда, когда в качестве изучаемых произведений выступает сатира (т.н. беллетризированный фельтон), то речь идет именно о текстах, в которых символическая форма хотя и возможна, но in potentia: «.фельетон превращается в рассказ, когда исчезает или ослабевает публицистическая идея, вызвавшая его к жизни, когда повествование утрачивает признаки документального текста, превращаясь в типическую картинку действительности».6

Существующая на сегодняшний день модель художественной публицистики фактически построена в оппозиции с классическими приципами теоретической поэтики. Последние представляются специалистам слишком «тесными» для работы с художественно-публицистическим текстами: «XX век разрушил традиционное представление о поэтике, а границы термина расширились беспредельно. Деление поэтики на общую и частные внесло некоторую упорядоченность в эту неопределенность: за первой остался традиционный круг влияния, для второй открылись возможности новых творческих интерпретаций. Стиль жанров, направлений, типов текста, индивидуальный авторский стиль, стиль шедевров классической литературы и

5 См., напр.: Мутовкин, A.A. Жанры в арсенале журналистики. Ч. 2. Омск, 2006. С. 6.

6 Кройчик, JI.E. Современный газетный фельетон. Воронеж, 1975. С. 168. т.д. попали в круг исследования частных поэтик в мировом языкознании., Именно благодаря им общая поэтика ныне пополняется крупицами достигнутых успехов».7

При таких установках неудивительно, что, вопреки двойственно взаимодополнительной характеристике, в действительности, первая его часть {художественная публицистика) неизменно звучит в редуцированном виде, так что в конечном счете смысл такого произведения ограничивается публицистическим уровнем. Это касается не только произведений нового времени, но и в какой-то степени - литературы древней: «.некоторые желают пойти дальше и выявить в диалоге непосредственно те сцены, в которых Сократ отделяется от своего исконного учения. Подобным образом, к примеру, Газри понимает эпизод "Мено" 81а (где философ начинает цитировать высказывания "мужчин и женщин, понимающих религиозные истины" о душе и загробной жизни) в качестве ясного сигнала, что вместо Сократа здесь говорит о своем учении Платон. Сходным образом Доддс осторожно поддерживает воззрение, что необычная многоречивость Сократа, как в "Горгии" 465е или 519е (в обоих случаях речь идет об оправданиях), "есть показатель, что платоновский Сократ «вышел за пределы себя-исторического» (Рудберг) и стал рупором для изложения ключевых положений Платона"».8 Между тем, рядом с выраженным концептуальным уровнем (поучения Сократа, поучения Платона) существует и иной уровень, содержащий в себе эстетический объект — Сократ', изображенный Платоном. Перед лицом этого эстетического объекта

7 Кайда, Л Г. Композиционная поэтика публицистики. М., 2006. С. 9; ср.: Кузнецов, ИВ. Историческая риторика. М., 2008. С. 285.

8 Rutherford, R.B. The Art of Plato : Ten Essays in Platonic Interpretation. Cambridge Mass.: Harvard Univ. Press, 1995. P. 22—23. (Оригинал: «This much we may allow, but some have wished to go further, and even to distinguish the specific stage in a given dialogue at which Socrates departs from his original teaching. Thus Guthrie, for example, takes the transition at Meno 81a, where Socrates begins to quote the sayings of "men and women who understand the truths of religion" about the soul and its afterlife, as effectively a signal that Socrates is here giving voice to Plato's teaching. In a similar manner, Dodds tentatively endorses the view that Socrates unaccustomed makrologia (long-windedness) at Gorgius 465e and 519e (in both of these passages Socrates apologises) is "an indication that Plato's Socrates is «breaking out of the historical mould» (Rudberg) and becoming the mouthpiece for Plato's passionately held positive convictions". Or again, many have claimed that the first book of Republic, which ends in aporia, is as far as the "historical" Socrates can get by his authentic methods, and that book 2 is Plato's fresh start (a view often combined with the suggestion that the first book was composed at an earlier date and was originally independent)». il оказывается любой читатель платоновских диалогов. И созерцание изображенного Платоном Сократа' имеет ничуть не меньшее значение, чем непосредственное восприятие речей Сократа исторического: «Хотя ни одно из этих убеждений, по сути, не является абсурдным или заведомо ложным, все-таки кажется странным и невероятным, что Платон выстроил свое произведение и размышление по голому компилятивному принципу. Если здесь и имеются изменения тональности и направления, последние, конечно же, следует объяснить исходя из эффекта, производимого внутри диалога, -например, как индикаторы какой-то особо важной мысли или чего-то неожиданного. Прежде чем смотреть на произведение извне и апеллировать к постепенному отходу Платона от своего учителя (еще один "психологический" подход), следовало бы допустить, что произведение таково, каким его хотел создать автор, а соответственно, оно может быть рассмотрено как органичное целое».9

Выводы о художественной публицистике, сложившиеся в лингвистике, журналистике, в теории публицистики, хотя и обоснованы, тем не менее вряд ли могут быть названы «последним» словом. Их явно недостаточно, если посмотреть на проблему с точки зрения поэтики. И главная проблематичность заключена в радикальном переносе внимания с произведения на текст, следствием которого становятся и элиминация эстетического объекта, и разложение двойственного, но органически цельного произведения, на механически совмещенные разноприродные части.

Актуальность исследования, таким образом, диктуется насущной необходимостью произвести а) осмыслить художественно-публицистическую форму с точки зрения теоретической поэтики; б) на основе эстетического

9 Ibid. Р. 22-23. (Оригинал: «Although none of these suggestions is intrinsically absurd or obviously false, it seems disturbing (and improbable) that Plato would have allowed the scissors-and-paste stage of his composition and thinking to show through quite so plainly. Rather, if there are changes of tone and direction, they should surely be explained in terms of the effect they have within the dialogue, as indicators that something important is being said, or something unusual happening. Rather than looking outside the work and appealing for explanation to Plato's gradual detachment from his master (another "psychologising" approach), it would seem more profitable to assume that the work is as the author would wish it and can be considered as a coherent whole»). критерия (способности произведения в соответствии с интенцией автора формировать эстетическую форму) разграничить художественно-публицистическое произведение от смежных с ним форм, характерных для журналистики и публицистики; в) выявить и описать теоретическую модель литературного явления «двойной подсудности», охватывающую как композиционную, так и архитектоническую формы последнего; г) произвести ревизию существующих наработок в области так называемой «художественной публицистики»;

Научная новизна исследования. На основе анализа литературных произведений XIX века впервые выявлено такое образование, как художественно-публицистическое единство, отличающееся как от документальной литературы, так и от живописной публицистики. Если документальная художественная литература и психологическая проза остаются всецело эстетическим явлением, хотя и обращаются к прототипам, а живописная публицистика остается публицистикой, хотя и использует свойственный художественной литературе язык, то художественно-публицистические единства существуют как особое взаимодополнительное целое.

В качестве исторического примера такого явления рассмотрен «Дневник Писателя» Ф.М. Достоевского как единое целое, создававшееся с 1873 по 1881 г. При этом ключевые моменты анализа «Дневника Писателя» оттенены примерами из близких по времени, тематике и проблематике произведений С.Т. Аксакова, Н.П. Гилярова-Платонова, А.И. Гончарова, М.Е. Салтыкова-Щедрина, Л.Н. Толстого.

На основе изучения текстов, находящихся на стыке эйдетической и посттрадиционалистской поэтик, впервые предложена теоретическая модель художественно-публицистического единства, проявленного на уровне композиции и архитектоники.

ЦЕЛЬ нашей диссертации выявить поэтологические принципы, лежащие в основе художественно-публицистического единства, то есть: описать его. инвариант как двойственного взаимодополнительного объекта; продемонстрировать композиционно-архитектонические особенности этого литературного явления.

Основные исследовательские задачи:

1. Выявить структурную модель художественно-публицистического единства

2. Описать композиционное устройство, характерное для изучаемой формы

3. Описать повествовательную систему, свойственную художественно-публицистическим единствам.

4. Описать инвариант архитектонического устройства, характерного для художественно-публицистических единств.

5. Определить типологические соотношения в области авторства и творческого хронотопа, характерные для художественно-публицистических единств.

6. Наметить генезис художественно-публицистических единств как особой литературной формы.

Целью и задачами определяется структура работы. Она состоит из 6 глав. В первой главе («Художественная публицистика как проблема литературоведения, журналистики и риторики») анализируется понятие «художественной публицистики», как оно сложилось в филологии на настоящий момент. Такого рода анализ требует изучения вопросов, связанных: а) с историей формирования теоретических дефиниций в области художественной публицистики; б) описанием теоретических моделей, предложенных журналистикой, теорией публицистики, лингвистикой (стилистикой) и историей литературы; в) прояснением принципов, связанных с совмещением в художественно-публицистическом объекте художественного и публицистического начал. Соответственно этим стержневым для главы вопросам глава разделена на параграфы «Текст художественный и текст публицистический (экскурс в историю разграничения понятий)», «Художественно-публицистическая форма как проблема филологии», «Проблема органического взаимодополнительного единства художественной публицистики». После того, как описаны существующие взгляды на изучаемый объект, вскрыт полифилитический и механический характер разработанного нашими предшественниками понятия «художественная публицистика», открывается возможность для его коррекции с позиций теоретической поэтики.

Во второй главе («Композиционно-архитектоническое устройство художественно-публицистических единств») мы выявляем теоретическую модель органически целостного, взаимодополнительного художественно-публицистического единства не как определенного рода текста, а как содержащего эстетический объект произведения. Мы демонстрируем систему основных поэтологических категорий, существующую в условиях взамодополнительной художественно-публицистической двойственности. Настоящая глава логичным образом делится на параграфы «Типология внутреннего мира», «Эмпирический факт и эстетическое событие как взаимодополнителъные грани художественно-публицистического единства», «Инвариант сюжета художественно-публицистического единства», «Метасюжет в структуре художественно-публицистического единства», «Проблема повествования в художественно-публицистическом единстве». В заключении главы проясняется отличие выявленной формы как от документальной художественной литературы, так и от живописной публицистики.

В третьей главе («"Дневник Писателя" Ф.М. Достоевского и проблема художественно-публицистического единства») на примере векового опыта вскрыт деформирующий характер ситуации, при которой в науке отсутствует разработанное понятие для анализа трансграничных произведений, выстроенных на стыке художественной и публицистической литератур —

параграф «Художественный, публицистический и художественно-публицистический лик "Дневника Писателя" Ф.М. Достоевского (исторический аспект)». В другом параграфе - «"Дневник Писателя" Ф.М. Достоевского в работах М.М. Бахтина: от художественно-публицистического текста к художественно-публицистической форме» систематизируются разбросанные по различным исследованиям и черновикам к ним взгляды М.М. Бахтина на «Дневник Писателя» как на органичное единство, родственное античной мениппее.

Четвертая — шестая главы демонстрируют возможности предложенной теоретической модели. В своей совокупности они охватывают весь набор категорий поэтики, описывающих художественное произведение как художественное целое. Предложенная последовательность глав позволяет органично оттолкнуться от существующей традиции изучения «Дневника Писателя».

Сперва мы обосновываем эстетический характер произведения Ф.М. Достоевского (глава «"Чужое" слово и "чужой" стиль в "Дневнике Писателя"»), то есть: а) присутствие в нем внеположных биографическому автору сознаний (параграф «Ментатив и проблема «другого» сознания»); б) нетождественность присутствующего в произведении Публициста биографическому автор (параграф «Проблема субъекта в «Дневнике Писателя» Ф.М. Достоевского») и в) двойственный характер «прямого слова» Публициста (параграф « "Чужой " стиль в системе "Дневника Писателя "»).

После того как показаны условия, позволяющие распространить эстетический характер с отдельных фрагментов произведения Ф.М. Достоевского10 на все произведение, в своей совокупности имеющее художественно-публицистическую природу, открыта возможность для описания «Дневника Писателя» через основные категории поэтики. Соответственно, в пятой главе («Композиционная форма "Дневника Писателя" Ф.М.

10 Ср. в этом плане крайне показательное название кандидатской диссертации В.А. Туниманова — «Художественные произведения в "Дневнике Писателя" Ф.М. Достоевского».

Достоевского») мы анализируем поддерживающее двойственную стилистическую структуру произведения композиционное устройство, а также свойственную ему речевую организацию (параграф «Организация повествования в "Дневнике Писателя " Ф.М. Достоевского»).

Шестая глава («"Дневник Писателя" Ф.М. Достоевского: проблема целостности изображенного мира») посвящена описанию заключенного в композиционной форме «внутреннего мира» произведения. В составляющих ее параграфах («Публицистический стереотип, миф и эстетический объект в "Дневнике Писателя"», «Изображенные действительности в "Дневнике Писателя": проблема статуса», «Художественно-публицистическое завершение "внутреннего мира" "Дневника Писателя"», «Сюжетное пространство "Дневника Писателя"», «Герой в мире "Дневника Писателя"», «Подтекст в сюжетной структуре "Дневника Писателя"») мы последовательно показываем, как художественно-публицистическая двойственность проникает в самый центр произведения Ф.М. Достоевского, не повреждая при этом взаимодополнительный целостный характер последнего.

Работу завершают Заключение, в котором подводятся итоги и суммируются основные выводы исследования, а также Библиография, содержащая около 450 наименований и состоящая из двух традиционных разделов - «Тексты» и «Исследования».

Преимущественным материалом, на котором продемонстрированы возможности теоретической модели, служит «Дневник Писателя» Ф.М.Достоевского, взятый во всем его объеме - с 1873 по 1881 год. Мы убеждены, что данное произведение служит наиболее репрезентативным примером художественно-публицистического единства в русской литературе классического этапа периода художественной модальности. Конечно, рядом с «Дневником Писателя» существует целый ряд иных художественных произведений с сильно развитой публицистичностью («Из пережитого» Н.П. Гилярова-Платонова, «Семейная хроника» С.Т. Аксакова, «Письма и русского путешественника» Н.М. Карамзина, «Дневник одной недели» А.Н. Радищева) или, наоборот, публицистических текстов с рядом характерных для художественных явлений черт («Былое и думы» А.И. Герцена, «Наша общественная жизнь» М.Е. Салтыкова-Щедрина, «Необыкновенная история» И.А. Гончарова, «В чем моя вера» JI.H. Толстого). Однако хотя проблема текстового единства характерна также для «Нашей общественной жизни» М.Е. Салтыкова-Щедрина, художественные «вставки» пронизывают публицистику JI.H. Толстого, чрезвычайное внимание к вопросам стиля отмечает сочинения А.И. Герцена, ведущее значение романизации неоспоримо по отношению к книге «Из пережитого» Н.П. Гилярова-Платонова, а вопрос непосредственного авторского присутствия занимает исследователей «Писем русского путешественника» Н.М. Карамзина, тем не менее только в «Дневнике Писателя» Ф.М. Достоевского проблематизированным оказывается не какой-то элемент структуры, а вся ее система, начиная от текстового единства11 и заканчивая соотношением автора и героя.12 В этом смысле «Дневник Писателя» Ф.М. Достоевского истинно выступает в качестве «вершинного текста» (М.М. Бахтин), который через «память жанра» впитал в себя достижения более ранних эпох в области художественно-публицистической формы, так что на их основе сложилась особая форма художественно-публицистического единства. В будущем появится целый ряд подобных явлений (начиная от вторичного в стилевом отношении «Дневника Писателя» Д.В. Аверкиева, и до «Досок судьбы» Вел. Хлебникова, «Красного колеса» А.И. Солженицына), в которых заметно влияние «образца».

В основе диссертации лежит феноменологический подход, выработанный исследованиями Э. Кассирера, П. Наторпа, Э. Гуссерля, Р. Ингардена,

11 Ср.: «.под именем "Дневника Писателя" известны следующие произведения Ф.М. Достоевского»: «Дневник Писателя» 1873 г., 1876-77 гг. и 1881 г. (Иост, OA. Воспоминание как структурный компонент в публицистической и художественной прозе Ф.М. Достоевского: дис. . к.ф.н. М., 1992. Л. 16). Та же самая мысль прослеживается у П Е. Фокина и И.Л. Волгина.

12 Ср. проблему Парадоксалиста, которого рассматривают то как созданного Ф.М. Достоевским персонажа, то как маску самого писателя, то как прямой и совершенно искренний голос Ф.М. Достоевского. (См.: Захарова, Т.В. «Дневник Писателя» и его место в творчестве Ф.М. Достоевского 1870-х годов: дисс . к.ф.н. Л., 1974. Л. 150-154).

М.М. Бахтина. В соответствии с ним произведение мыслится как наличный материал, созданный ради передачи органически цельного феномена, которым является эстетический объект. Соответственно, сформулированная теоретическая модель направлена на описание набора условий, необходимых для поддержания художественно-публицистического единства как неделимого композиционно-архитектонического органического целого.

В методологической призме «бахтинского литературоведения» рассмотрены и оценены достижения исследователей, разрабатывавших проблемы документальной (H.A. Богомолов, Я.И. Явчуновский, Е. Журбина) и психологической (Л.Я. Гинзбург) прозы, а также художественной публицистики с точки зрения теории публицистики (JI.E. Кройчик, М.И. Стюфляева, М.С. Черепахов, Е.ГТ. Прохоров), теории журналистики (А.Г. Бочаров, В.В. Ученова, Я.М. Шафир), функциональной стилистики (Л.Г. Кайда, В.В. Виноградов, М.Н. Кожина, Г.Я. Солганик, В.Н. Вакуров).

Практическая значимость работы связана с возможностью использования ее выводов в базовых курсах «Теории литературы», «Истории русской литературы XIX - XX вв.», а также в спецкурсах по теории публицистики, поэтике «трансграничных» форм, истории теоретико-литературных традиций XIX - XX вв., наконец, спецкурсах и спецсеминарах по творчеству Ф.М. Достоевского.

Основные положения диссертации неоднократно излагались в докладах на научных конференциях и семинарах, проходивших в РГГУ, СПбГУ, РГПУ им. Герцена, Гродненском государственном университете, Пермском государственном педагогическом университете, Московском государственном областном социально-гуманитарном институте, Московском государственном педагогическом университете, Уральском государственном федеральном университете, Пермском государственном университете, Пермском государственном педагогическом университете, Тверском государственном университете, Челябинском государственном университете, Вильнюсском педагогическом университете, Даугавпилсском университете, Таллиннском университете, Тартуском университете, Университете Хельсинки, Университете Тампере, Гиссенском университете, Варшавском университете, Университете Лодзи, а также в рамках достоеведческих конференциях в Старой Руссе и Санкт-Петербургском музее Ф.М. Достоевского, музее Л.Н. Толстого в Ясной Поляне с 2005 по 2012 гг. Работа использовалась при разработке курсов «Теории литературы», «Поэтики литературного произведения», «Введения в филологическую специальность», «Теория литературы и основ читательской деятельности» в Московском государственном областном социально-гуманитарном институте. Основные положения диссертации изложены примерно в 50 публикациях.