Песенная культура татар Волго-Камья: Эволюция жанрово-стилевых норм в контексте нац. истории тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 17.00.02, доктор искусствоведения Сайдашева, Земфира Нурмухаметовна

• Сайдашева, Земфира Нурмухаметовна
• доктор искусствоведения
• 1998

Оглавление диссертации доктор искусствоведения Сайдашева, Земфира Нурмухаметовна

ВВЕДЕНИЕ

Огромная часть тюркоязычного населения объединена этнонимом татары, которыйстоит из mam и ар, где первый компонент означает в тюркском, иранском, китайском, индийском языках чужой, а второй ар — мужчина, люди. Поэтому татар в переводе — чужие люди, люди чужого племени. Пооей модели данный этнонимотносится по происхож дениютакими тюркскими этнонимами, как болгар (болг — ар) — речные люди;ар (су — ар) — речные люди; мишар (миш — ар) — лесные люди; тохар (таг — ар) — горные люди; хазар (хаз — ар) — людиал, пещер и т.д. (30, 5).

Слово татар распространилось в Европе в связи с татаро-монгольскими завоеваниями и стало идентифицироваться со словом тартар, что на древнегреческом языке означает "служитель ада". Вот почему в западноевропейских языках до сих пор используется это слово вместо татар.

Со времен Золотой Орды в русских и западно-европейских источниках татарами назывались почти все нерусские восточные народы России. Именно это подчеркивается в энциклопедическом словаре Брокгауза Ф. А. и Ефрона И. А., где авторы отмечают, что слово татары является собирательным именем для целого ряда народов монгольского и, главным образом, тюркского происхождения, говорящих на тюркском языке и исповедующих Коран" (18, 671—672).

Татары распадаются на три группы: азиатскую, европейскую и промежуточную между Европой и Азией (кавказскую). Однако внутри отдельных территориальных групп татар можно выделить местные (локальные) самоназвания, подразделяющие их на отдельные группы по субэтническому, сословному, религиозному и т. д. признаку. Так у астраханских татар можно выделить локальные самоназвания — нугай, карагаш; у сибирских — тобылык, бараба, бохарлы; у литовских татар — кайманы, ялаиры; у крымских — тата, нугай, кырымлы и т. д.

Данная работа посвящена песенной культуре самой многочисленной группе татар Волго-Камья, в оформлении общности которой большую роль сыграли казанские татары (21) и мишари (64). Если первые сложились в самостоятельную народность в период Казанского ханства (1438—1552), то вторые формировались с середины XV века в составе Московского государства.

С середины XVI века в связи с присоединением Казанского ханства к Русскому государству и начавшейся христианизацией края, затронувшей преимущественно сельские регионы, в среде казанских татар возникает новая группа православных татар с самоназванием кряшен (66).

Внутри этих субэтносов также можно выделить отдельные группы. Например, нукратские, пермские, тептяри1 - у казанских татар; темниковские,

1 Тептяри - приуральская группа татар, расселенная в северо-восточной части Татарстана, а также на северо-западной и частично восточной районах Башкортостана. Группа образовалась по причине вынужденного переселения с середины XVI в. Слово "тептяр" образовалось от искаженного "дэфтэр" (тетрадь), ибо казанские татары-переселенцы закрепляли свой договор с башкирами об аренде земли записями в тетрадях. (А. Халиков). сергачские — у мишарей. Местные особенности сложились и у кряшен — молькеевские, елабужские, чистопольские, нагайбаки2.

На протяжении всего первого тысячелетия Волго-Камский регион становится ареной освоения как тюркских, так и финно-угорских племен (булгар, сувар, эсегель, баранджар и др.). Не вдаваясь в подробности ассимиляции, отметим лишь те, что основной пласт населения данного региона составили преимущественно скотоводческие и земледельческие племена. С развитием классового общества весь этот разнородный племенной союз в IX — X вв. вовлекается в процесс создания государственного образования, получившего название Волжской Булгарии, где со временем этнонимы других племен были вытеснены одним — булгары.

Создание централизованного государства не могло не сказаться на важнейших социально-экономических, политических и демографических процессах, которые повлияли в свою очередь на формирование феодального строя, переход населения на оседлый образ жизни с образованием широкой сети городских и сельских поселений, интенсивным развитием земледелия, скотоводства — с одной стороны и высокого развития ремесленного производства, торговли - с другой.

В результате система духовной культуры населения раннебулгарского периода, включающая в себя самые различные виды общественного сознания, была довольно многообразна. С одной стороны — пережитки языческих поверий, форм, которые в отдельных племенных группах были очень устойчивы и сохранились (правда в редуцированных формах) вплоть до наших

2 Этническим ядром нагайбаков считаются казанские татары, насильно крещеные и переселенные на земли в бассейне реки Сюнь (территория современного Бакалинского района Башкортостана). С середины XVIII века они несли казачью службу по сторожевой линии между Мензелинском и Уфой и проживали в двух станицах Бакалы и Нагайбак и их окрестностях. В 1842 г. под предлогом усиления границ Российского государства, население этих станиц было переселено на земли вдоль пограничной линии с Киргиз-Кайсакской ордой (современный Нагайбакский и Чебаркульский районы Челябинской области), где живут их потомки по сей день. дней3, а с другой — активное распространение мусульманской религии с ее еще более устойчивыми этически-правовыми нормами. И если до X века ислам исповедывали лишь отдельные племена, то в начале X века он становится официальной государственной религией Волжской Булгарии.

Учитывая огромную идеологическую роль ислама в делелижения булгарнародами Востока4, особенно в области духовной культуры, невозможно не остановиться и на проблемеотношения язычества и ислама в данном регионе. В книге "Волжская Булгария: духовная культура" приводятся две точки зрения ученых на эту проблему. Одна группа исследователей придерживается мнения о повсеместном распространении ислама в Булгарии. Другая —итает, что исламизация затронула прежде всего феодальную верхушку общества и частично городское население, в то время как основная масса булгар продолжала пребывать в язычестве. Автор данной книги выдвигает еще и третью точку зрения о исламско-языческомнкретизме, когда булгарин мог исповедывать ислам и одновременно выполнять языческие обряды (29, 84). Так отдельные культы язычества приспосабливались к некоторым канонам ислама. И наоборот,целью закрепления, ислам опирался на ряд языческих культов, в частности, на главного языческого бога булгар — Тенгре, имя которого упоминается значительно позднее на надгробных памятниках булгар-мусульман. Создалось (аналогично взаимоотношению язычества и христианства)оеобразное явление, называемое в науке двоеверие. В результате, — по мнению автора, — бытовало как бы два вида ислама: обыденный и ортодоксальный (29, 84).

3 Красноречивое доказательство тому — сохранение календарно-аграрных форм и обрядов, песен у кряшен, у мусульман, живущих за пределами Заказанья, а также у чуваш и народов финно-угорской группы данного региона.

4 Имеется в виду не весь географический Восток, а мусульманский Восток.

Исследователь Р. М. Мухаметшин, подразделяя различное восприятие ислама населением Волжской Булгарии на книжное и народное, уже четкоязывает эти видыопределеннымициальными группами. Так "религиозная психологияльского населения, по его мнению, — принимает форму народного ислама,единяющего вбе исламские постулатынекоторыми народными обычаями и этническими особенностями" (65, 102), в то время как феодальная аристократия и интелАектуалы являлись носителямистематизированного, теоретически организованного книжного ислама.

Подобное дифференцированное восприятие ислама породило и различные формы исполнения Корана: народное и профессиональное.

В арабском мире, как известно, удельный вес городских жителей был высок. Значительно возрастает их число и в Волжской Булгарии, которую современники называли "страной городов". В тех же регионах, где продолжал сохраняться древний родовой коллективизм, ислам, если и исповедывался, то, синтезируясь с языческими верованиями, значительно ослаблял свои функции.

В результате население Волго-Камья раннефеодального периода уже в то время подразделялось по социальному признаку на городское и сельское с разными традициями духовной культуры, в том числе и музыкальной, которые получили свое дальнейшее развитие уже в творчестве различных этнических групп.

Песенная культура татар Волго-Камья вошла в поле зрения этнографов, музыкантов еще в прошлом столетии. И за этот вековой период в этой сфере сделано немало, как в области собирания, нотирования, так и в области музыкально-аналитических наблюдений. В трудах исследователей можно выделить несколько проблем: определение жанров фольклора различных этнических групп татар с анализом их мелодики; классификация этих жанров; проблемы гармонизации народных песен; соотношение фольклора и творчества композиторов и т. д.

Научная мысль в решении этих вопросов "вызревала" постепенно: от робких, стихийных высказываний — до работ, основанных уже на научной методологии. Еще на рубеже XIX — XX вв. музыканты-этнографы (как русские5, так и зарубежные6) не только сознавали необходимость записи и изучения произведений народного творчества татар Волго-Камья, но и делали уже первые попытки в этом направлении. Однако серьезные шаги в реализации этих вопросов начали предприниматься фактически с 40-х годов нынешнего столетия. Правда, подход к определению жанров, их классификации был еще во многом наивен. Нотные записи народных песен и инструментальных наигрышей совершались составителями сборников лишь с позиции европейской академической музыкальной теории, на которой они были воспитаны. В результате жанр протяжной лирической песни казанских татар озын квй, с ее импровизационным развертыванием мелодики, втискивался нотировщиками "в прокрустово ложе" постоянной (четной или нечетной) метрики7.

Вплоть до 70-х гг. о музыкальном фольклоре татар Волго-Камья судили лишь по сборникам А. С. Ключарева (48), в которых были представлены преимущественно образцы народной лирики, записанные от татар Казани и Заказанья. Поэтому фольклор сельских глубин проживания казанских татар, а также других этнических групп (кряшен, мишарей), у которых еще по сей день сохранились некоторые реликты языческой культуры с ее обрядовой системой жанров, не нашел отражения в исследованиях тех лет. Отсюда совершенно

5 В.А. Мошков (61), С.Г. Рыбаков (83), И.А. Козлов (49) и др.

6 Г. Шюнеман (124), Р. Лах (123).

7 Например, нотировки А. Затаевича (31), A.C. Ключарева (48), М. X. Музафарова. (62) и др. отсутствовало и понимание природы песенного жанра с точки зрения его приуроченности, жизненного назначения, о чем красноречиво говорят первые попытки жанровой классификации музыкального фольклора татар данного региона. Так составители "Программы курса истории татарской советской музыки" (80) подразделяли музыкальный фольклор всех татар Волго-Камья на следующие жанры:

I. Протяжно-лирические и лирико-эпические (озын-квй);

1) песни, идущие в медленном темпе и плавном движении,

2) песни смешанного типа - с протяжным запевом и более подвижным припевом (полупротяжные).

II. Деревенские напевы (авыл кейлэре).

III. Байт — тип повествовательной песни-сказа.

IV. Такмаки - короткие скорые песни типа частушек.

V. Городская народная песня.

VI. Татарская революционная народная песня.

Считая, что "при определении жанровых разновидностей необходимо исходить прежде всего из музыкально-композиционных иилевых принципов". Я. Гиршман вносит некоторые изменения в данную классификацию и предлагаетедующую (26,З):

I. Протяжные песни (озын квйлвр).

II. Короткие скорые песни (кыска кейлер).

III. Полупротяжные песни (уртача кейлер), состоящие из медленной распевной части и оживленной второй части.

IV. Деревенские напевы (авыл квйлэре).

V. Байт - тип импровизационно-повествовательной песни.

На иной путь встал А. Абдуллин. Исходя из бытующих в самом народе определений, он рассматривает их как основные песенные жанры: 1) байт — песня-сказ, 2) песня — в собственном понимании слова,

3) такмак — песня-пляс. Песню "вбственном пониманииова" А. Абдуллин подразделяет наедующие группы по тематике (исторические;циально-обличительные: рекрутские,лдатские, арестантские; песни о родном крае; любовно-лирические;мейно-бытовые) и по музыкально-стилистическим признакам: озын квйлэр, кыска квйлвр, катлаулы квйлвр (смешанные песни,стоящие из двух или более контрастных частей), авыл кейлэре, uidhap квйлэре (городские песни) (1, 75).

Лишь издание в 1970 г. фольклорногоорника М. Н. Нигмедзянова (74), в котором впервые был опубликован музыкальный фольклор кряшен, татар-мишарей,сохранившимися в нем древними элементами языческой культуры, предоставило возможность заявить о наличии у татар данного региона обрядовых песен. Сборник значительно расширил и географию публикаций фольклора, ибоставитель не ограничился рамками территории Татарстана, впервые представив песни мишарей, проживающих в Пензенской, Нижегородской, Саратовской областях, Мордовии, а также татар Кировской, Астраханской, Волгоградской областей. Эти новые материалы намного обагатили представление о жанровомставе иилистике народных песен татар и позволили М. Н. Нигмедзянову определить уже общуюстему жанров музыкального фольклора татар Волго-Камья (77, 23):

I. Традиционные песни, возникшие в древности.

1) обусловленные местом или временем исполнения — календарно-земледельческие, трудовые, семейно-обрядовые, гостевые, игровые, хороводные, рекрутские.

2) не обусловленные местом или временем исполнения — байты, лирические песни (протяжные, скорые), шуточные, солдатские.

II. Городской фольклор рубежа XIX и XX вв.

III. Революционный и советский фольклор.

Справедливо разделяя фольклор татар Волго-Камья периода Волжской Булгарии по признаку функционирования, М. Нигмедзянов не учитываетциально-исторические факты развития этого государства,его городскими ильскими поселениями иразными культурами. Вот почему отсутствие жанровойстемы аграрного календаря у казанских татар, М. Нигмедзянов объясняет только религиозными причинами, обвиняя в этом ислам. "Проповедуя эмоциональный аскетизм, — пишет он, — идействуя развитиюзерцательного начала в народной музыке, шариат изгнал из быта многие языческие обряды вместемузыкальнымпровождением" (77, 124). Аналогичной точки зрения придерживается и P.A. Исхакова-Вамба (41, З)8. С этим трудногласиться, ибо каноны ортодоксального ислама проявилибя (как уже говорилось выше) в городской культуре Вожской Булгарии, где население занималось торговлей, ремесленничеством, а не земледелием. У татар Заказанья, как продолжателей городской традиции Волжской Булгарии и Казанского ханства, обрядовойстемы жанров,язаннойаграрным календарем, могло и не быть. Скорее всего, ортодоксальный ислам оказал заметное воздействие надьбымейно-бытовой обрядности, ибо у татар Заказанья начисто исчезли песни,провождавшиеадебные и похоронные ритуалы, в то время как на переферии (у пермских мусульман, чепецких, касимовских, темниковских и др.), где исповедывался обыденный ислам,хранились еще единичные образцы.

В отличие от указанных работ, исследователь музыкального фольклора кряшен Н. Ю. Альмеева, не просто перечисляет, а уже объединяет фольклорные жанры этой группы татар Волго-Камья в систему с определением стилевых пластов их песенной традиции. Это обстоятельство значительно повышает профессиональный и научный уровень данной работы. Учитывая

8 Более того, автор винит ислам в развитии монодической традиции песенной культуры казанцев, рассматривая ее как несовершенную поавнениюмногоголосием (41, 4). образ жизни кряшен как древнейших земледельцев, она выделяет в их музыкальной культуре такие уникальные качества как обрядовуюстему напевов и многоголосное пение в их исторически ранних формах. Обрядовуюстему кряшен она подразделяет на два крупныхилевых комплекса (4, 10):

I. Песни семейного функционирования (свадебные, гостевые, рекрутские, поминальные).

II. Песни внесемейного функционирования (календарные, хороводные, помочные).

Однако факт отсутствия у казанских татар обрядов и песен, связанных с аграрным календарем, Н. Альмеева также объясняет причинами изгнания их из быта исламом.

К сожалению, во всех указанных выше работах, отсутствует осознание зависимости развития фольклорных жанров от особенностей социально-исторического развития татар Волго-Камья. Фетишизируя отдельные жанры, некоторые этномузыкологи не учитывали межжанровые соотношения и образования, взаимосвязь жанров, их диффузность, а также и то, что отдельные жанровые виды (особенно лирика) составляют единую систему, также исторически обусловленную и исторически изменчивую.

Нельзя не констатировать и тот факт, что научная мысль шла, в основном, изолированно отежных работ филологов, лингвистов и особенно историков. В результате, исследования татарской музыки (как устной, так и письменной традиции) базируются преимущественно на анализе жанровых иилевых особенностей вне конкретного историко-социального контекста. А в идеале они должны исследоваться не произвольно и умозрительно, а "согласовыватьсяреконструкцией последовательности исторического развития" (9, 129).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Песенная культура татар Волго-Камья: Эволюция жанрово-стилевых норм в контексте нац. истории»

широкие возможности для возрождения и возвращения истинных художественных ценностей, а главное, переоценки, пересмотра прежних стереотипов в области исторических судеб многих народов, в том числе и татарского народа. Эти кардинальные изменения, происходящие сегодня, выдвигают перед исследователями уже новые задачи и налагают серьезную ответственность за достоверное освещение прошлых и настоящих достижений в области песенной культуры, глубокое осмысление их дальнейшего развития.

В свете сказанного особенно повысилась необходимость исследования эволюции жанрово-стилевых норм песенного искусства татар Волго-Камья именно в контексте их истории, уже по-новому и объективно освещаемой учеными, что и обусловило выбор данной темы.

Методологическим основанием диссертации послужил комплекс идей эволюционного развития музыкального мышления, разработанных Б. Асафьевым и активно продолженных в трудах 3. Эвальд, И. Земцовского, Е. Назайкинского, В. Медушевского и др.

Не менее методологически значимым в контексте данной диссертации оказались музыкально-теоретические идеи, связанные с аспектами монодийного интонирования, развиваемые в работах X. Кушнарева, С. Галицкой, Э. Алексеева.

Уделено внимание и некоторым аспектам, высказанных в трудах татарских историков, филологов, этнографов и др. Учтены в работе и все имеющиеся методики определения исторического возраста народных песен, изложенных в работе В. Щурова (115). х х х

Как известно, роль музыкального начала в жизни человека огромна, ибо музыка сопровождает человека от рождения, первых шагов до-последних. Особенно велико было значение музыкального интонирования в культурах раннего типа — как определенной формы самовыражения. Без пения "не обходится ни примитивная религия, ни мораль, ни зачатки философии или истории — этой коллективной памяти племени, без него не существует поэзия. Все, что содержит в себе общественно значимую мысль, что следует донести до каждого и закрепить в памяти поколений, как правило, должно быть спето" (2, с. 9).

Это музыкальное интонирование прошло огромный путь исторического развития, в котором каждый этап представляет собой особую социальную жизнь данного явления. Вначале — музыкально-словесная вокализация, в дальнейшем — возникновение напевов-формул (названных И. Земцовским "допесенным феноменом" (35, с. 15), реализуемые позднее уже в системе отдельных песенных жанров.

Как феномен, принадлежащий определенной эпохе, любое произведение (допесенное или песенное) содержит в себе исторические черты, свойственные данной эпохе, отражает, обобщает ее реальную действительность. И здесь невольно возникает вопрос: каким образом весь этот культурный универсум той или иной эпохи связан с музыкальными произведениями? С помощью каких элементов осуществляется связь между материальным звучанием и жизненной реальностью?

Возьмем к примеру песню. Как известно, это произведение синтетическое, основанное на неразрывном единстве слова и музыки. Но каждый из этих сторон песни по-разному информирует об этой действительности, имеет как бы "свою траекторию движения во времени и пространстве" (28, с. 23). В отличие от текста — носителя более конкретной информации — напев может информировать только звучанием.

Музыкальная творческая практика, отражающая миросозерцание человека данной эпохи, его жизнедеятельности и т. д., тесно связанная со всей социокультурной системой, порождает и закрепляет в общественном музыкальном сознании определенные звукосмысловые организмы, носящие конкретный и в то же время обобщенный характер. Б. Асафьев назвал их "комплексом музыкальных помыслов, постоянно находящихся в сознании данной общественной среды" (10, с. 217). В своих трудах он постоянно подчеркивал, что содержанием музыки является мысль о реальности, которая воплощается в музыкальном фольклоре через звуки, логику их соединений, через определенные интонационно-ритмические звукообразования.

Каждая эпоха вырабатывает определенные "звукокомплексы", которые не уступают по своей насыщенности смысловой словесной семантике. И вполне справедливо, что Б. Асафьев, говоря о тесной связи музыки "через определенно-образные интонации с окружающей действительностью", предлагает относить эту связь "как выражение вполне реального взаимоотношения" к области музыкальной семантики (10, с. 208).

Аналогично лингвистической семантике, изучающей историю значения слов, их проникновение, изменение, причины этих изменений и т. д., Асафьев также рассматривал интонацию в движении, в процессе развития. Он впервые ввел понятие "интонационный словарь" эпохи, под которым понимал "комплекс излюбленых музыкальных речений наиболее распространненых в ту или иную эпоху и отражающих развитие музыкального сознания и общества в данную эпоху" (10, с. 214).

Осознание тесной зависимости музыки от социальной жизни эпохи с ее постоянной изменчивостью, привело Б. Асафьева к гипотезе об интонационном кризисе и "взрывах". "Постепенно шаг за шагом, — читаем мы у него, — я стал слухом проверять смены явлений музыкального творчества в истории музыки, как смену своего рода кризисов интонаций, нечто подобное словарным кризисам в истории человеческих языковых систем" (10, с. 276).

Однако Б. Асафьев весь этот процесс не мыслил как развитие каких-либо отдельных интонационных сфер, а как сложное диалектическое явление, затрагивающее и профессиональную, и народную музыку. Он прекрасно понимал, что этот процесс не происходит прямолинейно, что те интонации, которые стареют, ветшают, не исчезают совсем, а меняют свою семантику, переосмысляются, вновь возраждаются уже в новом контексте. С этой целью Б. Асафьев вводит термин "переинтонирование".

Результативность, активную плодотворность учений Асафьева красноречиво продемонстрировала 3. Эвальд в своей статье «Социальное переосмысление жнивных песен белорусского Полесья» (116). Своим подходом к музыкальному творчеству — как искусству исторически социальному, 3. Эвальд выразила свое отрицательное отношение к формальному подходу некоторых ученых, которые извлекали из песен "дихорды и трихорды" и сравнивали, полученные таким образом звукоряды то с греческими, то со средневековыми ладами. Все попытки исторической дифференциации у этих ученых, — по ее мнению — ограничивались механическим измерением длины звукоряда. Выступая против абстрактного оперирования элементами музыки, она вводит понятие "интонационный комплекс", подразумевая под этим "совокупность, органическую связь всех элементов музыкального выражения (ритм, тембр, лад, темп и т. д.), определенным образом осмысливаемую конкретной социальной средой" (116, с. 18). Отсюда 3. Эвальд пришла к выводу, что изучать следует не просто звукокомплексы той или иной эпохи, а лишь те, которые социально осмыслены, то есть типовые, уже отшлифованные народно-песенной традицией.

Эти внемузыкальные факторы играют большую роль и в профессиональной музыке, что доказательно раскрыла на примере венской классической симфонии XVIII века В. Конен в своей книге "Театр и симфония". По ее мнению/музыка обладает, по существу, только двумя сферами выразительности — интонационной и формообразующей" (51, с. 14). Причем, если в интонационной сфере заключена семантика музыки, то в формообразующей — ее драматургия. И каждая из них преломляет отдельные стороны историко-культурной действительности. Здесь и "господствующие эстетические тенденции времени, система образов, уже сложившихся в музыкальном творчестве предшественников, конкретные музыкальные истоки тематизма и принципов формообразования данного стиля, традиции определенной национальной культуры" (51, с. 35).

Постепенно раскрывая процесс интонационного переворота, связанного с господством театрального мышления, В. Конен также опирается на теорию Б. Асафьева об изменчивости интонационного строя, "интонационного словаря". Именно интонационная сфера, — по ее мнению, — чутко реагирует на смену психологии слушателя и ее быстрая изменчивость "позволяет нам сразу распознать на слух, в какой исторический период было сделано то или другое музыкальное произведение" (51, с. 15).

Таким образом, если "народ, культура, эпоха в их исторической жизни определяют стадии интонации" (10, с. 217), то изучение песенных жанров и их мелодики также требует соблюдения принципа историзма, то есть рассмотрения исследуемого материала изменяющегося во времени, как развивающего, эволюционирующего явления.

Признание важности принципа историзма является достижением современной науки. Однако в музыкознании и особенно в этномузыкознании этот принцип не должен ограничиваться лишь формальным, технологическим анализом эволюции какого-либо жанра или отдельно взятого средства (лада, ритма, интонационного содержания и т. п.), взятых абстрактно, вне социального контекста, включающего в себя историю народа и его культуры. Поэтому методология современного музыкознания требует нового системного подхода в исследовании изучаемого явления в контексте той среды, в которой данное явление находится. Надо сказать, что этот системный подход к исследованию взаимоотношения музыки и общества имеет две стороны: первая позволяет изучить формы и способы бытия музыкальных жанров от их рождения до их восприятия, а вторая дает возможность через изучение этих жанров познать отношение человека к миру реалий. А с точки зрения семиотики — узнать причины различных знаковых изменений в музыкальных произведениях и объяснить эти явления как отражение духовного и культурного развития.

Исследуя развитие песенной культуры татар Волго-Камья, автор придерживался, в основном, второй линии, с целью не только выявить древнейшие корни мелоса в песенных жанрах различных этнических групп, исходя из материалов, зафиксированных в последние десятилетия, но и раскрыть причины различных изменений, трансформаций в них музыкальных формул и клише, появления и внедрения новых и объяснить эти процессы как симптомы духовного развития татарского народа в тесной связи с его жизненно-социальной деятельностью. Думается что в избранном методе уже заложен определенный смысл, значительно более важный чем формальный анализ народно-песенных жанров, господствующий и поныне в татарском музыкознании.

Избранный ракурс исследования песенной культуры татар позволил не только по-новому взглянуть на некоторые аспекты развития ее стилевых норм, но и впервые выявить ряд факторов.

В первую очередь, данный метод дал возможность объективно оценить значение мусульманского фактора в развитии музыкальной культуры татар, особенно в формировании устно-профессионального творчества."

Во-вторых, доказать преемственную связь городской песенной культуры Волжской Булгарии и Казанского ханства с культурой татар Заказанья, и в связи с этим объяснить причины не исчезновения (как полагают некоторые

9 Большее внимание в работе уделяется песенной культуре казанских татар-мусульман, ибо она окажет, в дальнейшем заметное влияние на развитие музыкального фольклора других этнических групп, а также на формирование профессионального музыкального искусства. этномузыкологи), а скорее отсутствия у мусульман Заказанья обрядового фольклора, связанного с аграрным календарем и многоголосным пением.

В-третьих, пересмотреть с позиций сегодняшнего дня и по-новому осветить развитие песенной культуры татар Волго-Камья в советский период.

В-четвертых, определить генезис типовых ладой нтонационных, ритмических формул напевов лирико-э л ических жанров мусульман.

В-пятых, выявить истоки формирования и характер диффузности такого уникального жанра песенной лирики казанских татар, как озын кей.

Временные рамки рассматриваемого материала охватывают тысячелетний период, на протяжении которого происходила сложнейшая трансформация (этническая, культурно-историческая, лингвистическая и т. д.) вол го-камского пространства с различными государственными образованиями: Волжская Булгария, Золотая Орда , Казанское ханство, Российская империя, Советский Союз, Российская федерация. Именно это разделение и легло в основу глав данной работы, промежуточными временными рубежами которых явились — 1552 год — как год падения Казанского ханства; 1920 год - год образования Татарской автономной социалистической республики и заключительный — 1990 год — как год принятия Декларации о суверенитете, когда Татарстан становится субъектом международного права. В будущем именно этот год явится отправной точкой в дальнейших исследованиях истории культуры (уже новой по статусу) Республики Татарстан.

Разделение материала внутри каждой главы имеет свою специфику. Так в первой главе основным критерием служит социальный принцип, подразделяющий население Волжской Булгарии (в дальнейшем и Казанского ханства) на городское и сельское со своими уже сложившимися духовными культурами.

Значительно сложнее систематизировать материал второй главы, охватывающий весьма большой период государственного развития с различными социально-экономическими формациями: позднефеодальный и капиталистический. Если первый этап характеризуется усилением децентрализации некогда единого булгарского народа и образованием новой общности — татарский народ — с подразделением относительной консолидации на мусульман (казанские татары, мишари) и христиан (кряшены), то следующий этап в наибольшей степени затронул городское население (особенно население Казани), его культуру, что потребовало отдельного рассмотрения.

Основным разделительным рубежом в изложении материала третьей главы нами выбран 1945 год — как год окончания Великой Отечественной войны, а также начала активного подъема развития музыкального искусства всей страны, в том числе и Татарстана.

Основой диссертации послужили материалы опубликованных сборников татарских народных песен: А. Ключарева, М. Музафарова, М. Нигмедзянова, Дж. Файзи, Р. Исхаковой-Вамбы, включая сборники автора данной работы, в частности сборник "Современные татарские бытовые песни", материал которого собирался в фольклорных экспедициях на протяжении 25 лет. Большая работа была проделана автором и по выявлению новых материалов городской бытовой лирики казанцев на рубеже XIX и XX веков, результатом чего явились нотные записи песен, выполненные с граммофонных и металлических пластинок для механических ящиков «Стелла», «Мирра».

Результаты научных исследований на разных этапах докладывались на Международных (Казань — 1992 г., Петрозаводск — 1993 г., Москва —1994 г., Алматы — 1994 г., Астрахань — 1996 г.), Уфа - 1997 г., республиканских и межреспубликанских научно-теоретических конференциях (1990, 1991, 1993, 1995—1997 годы).

Основное содержание работы отражено в 4-х книгах, среди которых — "Татарская советская песня. Исследование. Казань, 1984, (215 с.); "Татарскомишарские песни. Из коллекции фольклориста. М., 1979 (77 с.) в соавторстве с X. Ярми; "Татарская современная бытовая песня. Казань, 1997 (245 с.), а также сборник научных статей "В мире татарской музыки". Казань, 1995, (220 е.), содержащий около 50 статей автора по проблемам татарской музыки как устной, так и письменной традиции. Кроме того, автором разработана учебная программа по курсу "Музыкальной этнографии", опубликованная в 1993 г. (2-е издание — в 199Е г.), по которой занимаются студенты консерватории и учащиеся музыкальных училищ Республики Татарстан, а также пользуются в учебных целях учителя музыки общеобразовательных и музыкальных школ.

Список литературы диссертационного исследования доктор искусствоведения Сайдашева, Земфира Нурмухаметовна, 1998 год

1. Абдуллин А. X. Тематика и жанры татарской дореволюционной песни / Вопросы татарской музыки. Казань, 1967, с. 3—80.

2. Алексеев Э. Е. Раннефольклорное интонирование: Звуковысотный аспект. М., 1986,- 240 с.

3. Алишев С. X. Исторические судьбы народов Среднего Поволжья XVI — начала XIX вв. М., 1990, 270 с.

4. Альмеева Н. Ю. К определению жанровой системы и стилевых пластов в песенной традиции татар-кряшен / Традиционная музыка народов Поволжья и Приуралья. Вопросы теории и истории. Казань, 1989, с. 5—20.

5. Альмеева Н. Ю. Календарное пение татар-кряшен и его роль в этнокультурологических реконструкциях / Языки, духовная культура и история тюрков: Традиции и современность. Труды международной конференции в 3-х томах, т. 2. М., 1997, с. 187—190.

6. Альмеева Н. Ю. Песенная традиция молькеевских кряшен / Молькеевские кряшены. Казань, 1993, с. 99—100.

7. Альмухаметов Г. Везде музыка месьэлэсе / Кызыл Татарстан, 1929, 24/111.

8. Анталогия татарской поэзии. Казань, 1957, 606 с.

9. Арутюнов С. А. Народы и культуры: развитие и взаимодействие. М., 1989, 243 с.

10. Асафьев Б. Музыкальная форма как процесс. Л., 1971, 376 с.

11. Асафьев Б. О казахской народной музыке / Избранные произведения, т. V., М., 1957, с. 120-121.

12. Асафьев Б. Советская музыка и музыкальная культура / Избранные произведения, т. V, 1957, с. 25-38.

13. Асафьев Б. Русская народная песня и ее место в школьном музыкальном образовании / Избранные статьи о музыкальном просвещении и образовании. М., 1973, с. 95—111.

14. Ахметова М. Песня и современность. Алма-Ата, 1968., 196 с.

15. Ахметова Ф. В. О специфике жанра байт / Поэтика татарского фольклора. Казань, 1994, с. 41—59.

16. Ахметьянов Р. Г. Сравнительное исследование татарского и чувашского языков: Фонетика и лексика. М., 1978. 248 с.

17. Богатырев П. Г. Вопросы теории народного искусства. М., 1971, -554 с.

18. Брокгауз Ф. А., Эфрон И. А. Энциклопедический словарь, т. 32, Спб, 1901, с. 671—672.

19. Вайда-Сайдашева Г. К. Звуки времени. Казань, 1991, 126 с.

20. Вамбери Г. Картины восточных нравов. СПб., 1876, с. 162-170.

21. Воробьев Н. Казанские татары. Казань, 1952, 382 с.

22. Габаши С. Материалы и исследования. В двух частях, часть I. Казань, 1994, 113 с.

23. Галицкая С. И. Теоретические вопросы монодии. Ташкент, 1981,- 92 с.

24. Ганиева Р. К. Восточный Ренессанс и поэт Кул Гали. Казань, 1988, -170 с.

25. Герасимов О. Марийские песни из Татарии и Удмуртии. М., 1978,- 46 с.

26. Гиршман Я. М. Музыкальная культура ТАССР / Музыкальная культура автономных республик РСФСР. М., 1957, с. 5—58.

27. Гиршман Я. М. Пентатоника и ее развитие в татарской музыке. М., 1960, 176 с.

28. Грица С. И. Парадигматическая природа фольклора и принципы идентификации вариантов / Народная песня. Проблемы изучения. Л., 1983, с. 21—26.

29. Давлетшин Г. М. Волжская Булгария: Духовная культура. Домонгольский период. Казань, 1990, 192 с.

30. Закиев М. 3. Татары: проблемы истории и языка. Казань, 1995, 464 с.

31. Затаевич А. Мелодии казахстанских татар. М., 1933, 88 с.

32. Земцовский И. И. Семасиология музыкального фольклора / Проблемы музыкального мышления. М., 1974, с. 177—206.

33. Земцовский И. И. Мелодика календарных песен. Л., 1975, 222 с.

34. Земцовский И. И. Фольклор и композитор. Теоретические этюды. Л., 1978, 176 с.

35. Земцовский И. И. Песня как исторический феномен / Народная песня. Проблемы изучения. Л., 1983, с. 4—21.

36. Земцовский И. И. Музыка и этногенез. Исследовательские предпосылки, задачи, пути / Советская этнография, 1988, N 2, с. 16—25.

37. Земцовский И. И. Лирика как феномен народной музыкальной культуры / Песенная лирика устной традиции. Спб, 1994, с. 8—22.

38. История Татарии в материалах и документах. М., 1937, 503 с.

39. История Татарской АССР. Казань, 1968, 718 с.

40. Исхаки Г. Милли кей вэ моцнарыбыз / Мектеп, 1914, N 5. 6 бит.

41. Исхакова-Вамба Р. А. Народные песни казанских татар крестьянской и городской традиции. Казань, 1976, 128 с.

42. Исхакова-Вамба Р. А. О некоторых связях народной музыки казанских татар с арабской культурой / Музыкальная фольклористика, вып. 2, М., 1978, с. 298—315.

43. Исхакова-Вамба Р. А. Татарские народные песни. М., 1981, 190 с.

44. Исхакова-Вамба Р. А. Ангемитоника как музыкальная система: Исследование. М., 1990, 96 с.

45. Ишмухаметов 3. А. Социальная роль и эволюция ислама в Татарии. Исторические очерки. Казань, 1979, 224 с.

46. Каган М. С. Историческая типология художественной культуры. Самара, 1996, 174 с.

47. Казанская история. Подгот.текста, вступит статья и примеч. Г. Н. Моисеевой. М—Л., 1954, 195 с.

48. Ключарев А. С. Татар халык ж,ырлары. Казан, 1986, 488 бит.

49. Козлов И. А. Пятизвучные гаммы в татарской, башкирской народной музыке и их теоретический анализ / ИОАЭИ, т. 34, вып. 1—2, Казань, 1928, с» 82 126.

50. Кондратьев М. Г. О ритме чувашской народной песни. М., 1990, 144 с.

51. Конен В. К. Театр и симфония. М., 1975, 351 с.

52. Курбатов X. Р. Иске татар поэзиясендэ тел, стиль, метрика Иэм строфика. Казан, 1984,-164 бит.

53. Кушнарев X. С. Вопросы истории и теории армянской монодической музыки. Л., 1958,-626 с.

54. Лихачев Д. Поэтика древнерусской литературы. Л., 1971, 352 с.

55. Макаров Г. М. Ислам и некоторые аспекты изучения татарской музыкально-инструментальной культуры / Исламо-христианское погра-ничье: итоги и перспективы изучения. Казань, 1994, с. 186—196.

56. Материалы по истории татарского народа. Казань, 1995, 496 с.

57. Медушевский В. Интонационная теория в исторической перспективе / Советская музыка, 1985, N 7, с. 66—70.

58. Миннегулов X. Татарская литература и восточная классика. (Вопросы взаимосвязей и поэтики). Казань, 1993, 383 с.

59. Мироненко Я. П. Молдавско-украинские связи в музыкальном фольклоре: история и современность. Кишинев, 1988, 143 с.

60. Монасыпов Ш. X. О характерных чертах татарского народного скрипичного исполнительства / Музыкальный фольклор и творчество композиторов Поволжья: сборник трудов, вып. 73, М., 1984, с. 84—98.

61. Мошков В. А. Материалы для характеристики музыкального творчества инородцев Волжско-Камского края / ИОАЭИ, т. XIV, вып. 3. Казань, 1883, с. 265 291.

62. Музафаров М. А. Татарские народные песни / Ред. А. Абдуллина. М., 1964, 206 с.

63. Мухаметзянов Р. Аграрные праздники приикских татар Башкирии / Фольклор народов РСФСР, вып. 7, Уфа, 1975, с. 98—106.

64. Мухамедова Р. Г. Татары — мишари. Историко-этнографическое исследование. М., 1972, 245 с.

65. Мухаметшин Р. М. Динамика исламского фактора в общественном быту сознании XVI—XX вв. Историко-социологический очерк / Современные национальные процессы в республике Татарстан. Вып. II, Казань, 1994, с. 99—115.

66. Мухаметшин Ю. Г. Татары — кряшены. Историко-этнографическое исследование материальной культуры. М., 1977, 184 с.

67. Надиров И. Н. К вопросу классификации и жанровых особенностей татарской народной песни /Итоговая научная сессия КИЯЛИ АН СССР за 1963 г. Казань, 1964, с. 32—37.

68. Надиров И. Н. Современные игровые и плясовые песни татарского народа. VII Международный конгресс антропологических и этнографических наук. М., 1964, 9 с.

69. Надиров И. Н. Взаимосвязи песенного фольклора народов Среднего Поволжья и Приуралья /Межэтнические общности ивзаимосвязи фольклора народов Поволжья и Урала. Казань, 1983, с. 15— 23.

70. Назайкинская О. Музыка как память культуры и культура памяти /История и современность. М., 1990, с. 3—15.

71. Назайкинский Е. Звуковой мир музыки. М., 1988, 254 с.

72. Нигмедзянов М. Н. Татарская народная песня в обработке композиторов. Казань, 1964, 137 с.

73. Нигмедзянов М. Н. Народная музыка / Татары Среднего Поволжья и Приуралья. М., 1967, с. 442-^80.

74. Нигмедзянов М. Н. Татарские народные песни. М., 1970, 182 с.

75. Нигмедзянов М. Н. Татар халык ж,ырлары. Казан, 1976, 216 бит.

76. Нигмедзянов М. Н. К характеристике жанров татарской народной песни /Музыка и современность. Актуальные вопросы народной музыки. Казань, 1980, с. 98—125.

77. Нигмедзянов М. Н. Народные песни волжских татар. Исследование. М., 1982, 132 с.

78. Нигмедзянов М. Н. Татарские народные песни. Казань, 1984, -210 с.

79. Орджоникидзе Г. Некоторые характерные особенности национального стиля в музыке / Музыкальный современник, вып. 1 М., 1973, с. 144—181.

80. Программа курса "История татарской советской музыки" (сост. Ю. Виноградов, Я. Гиршман, 3. Хайруллина). Казань, 1956, 50 с.

81. Радлов В. В. Опыт словаря тюркских наречий, в 4 т., т. III, ч. 1, М., 1963, -ЕФЗс.

82. Рубцов Ф. А. Статьи по музыкальному фольклору: Сборник статей. Л., 1973, 219 с.

83. Рыбаков С. Г. Музыка и песни уральских мусульман с очерком их быта. Спб, 1897, 330 с.

84. Рехим Г. Халык едебиятына бер караш. Казан, 1915, 23 бит.

85. Рехим Г., Губайдуллин Г. Татар эдебияте тарихы. Борынгы дэвер. 1 булек. Казан, 1924, 175 бит.

86. Сайдашева 3. Н., Ярми X. Татарско-мишарские песни. М., 1979, 77 с.

87. Сайдашева З.Н. Татарская советская песня: Исследование. Казань, 1984, 216 с.

88. Сайдашева З.Н. В мире татарской музыки: Сборник статей. Казань, 1995, 220 с.

89. Сайдашева 3. Н. Современные татарские бытовые песни. Казань, 1997, 245 с.

90. Сайдашева З.Н. Ладоинтонационные особенности ранних форм музыкального фольклора татар-мусульман / Пентатоника в контексте мировой музыкальной культуры. Казань, 1995, с. 109 118.

91. Сайфуллина Г. Р. Традиции чтения корана в современном Татарстане: проблемы и перспективы /Исламо-христианское пограничье: итоги и перспективы изучения. Казань, 1994, с. 176—186.

92. Сохор А. Н. Русская советская песня. М., 1959. 507 с.

93. Сохор А. Н. Теория музыкальных жанров: Задачи и перспективы /Вопросы социологии и эстетики музыки, т. Ill, № 7, 1983, с. 129—142.

94. Стеблева И. В. Развитие тюркских поэтических форм в XI веке. М., 1971, 299 с.

95. Татар халык ж,ырлары: Лирик ж,ырлар, ж,ыентык. Казан, 1965, 455 бит.

96. Татар эдебияте тарихы, алты томда. I том: Урта гасырлар девере. Казан, 1984,- 566 бит.

97. Тримингем Дж. Суфийские ордена в исламе. М., 1989, 326 с.

98. Тукай Г. Избранное. М., 1975, 176 с.

99. Тюрко-татарские национальные мотивы. Оренбург, 1919, 35 с.

100. Ульмасов Ф. А. О некоторых современных аспектах теории таджикской традиционной музыки /Барбад, эпоха, традиция культуры. Душанбе, 1989, с. 177—204.

101. Уразманова Р. К. Обряд серэн у народов Среднего Поволжья и Приуралья / Историческая этнография татарского народа. Казань, 1980, с. 94—110.

102. Уразманова Р. К. Обряды годового цикла татар Поволжья и Приуралья. Этнографический атлас. Рукопись. 250 с.

103. Урманчеев Ф. Героический эпос татарского народа: Исследование. Казань, 1984. 312 с.

104. Усманов X. Беек Октябрь революциясе heM гражданнар сугышы чорында татар поэзиясе. Казан, 1960, 180 бит.

105. Файзи X. Халык ж,еуЬерлбре. Казан, 1971, ¿8&бит.

106. Федоров-Давыдов Г. А. Культура и общественный быт золотоордынских городов. М., 1964, 11 с.

107. Хайруллина 3., Гиршман Я. Из музыкального прошлого. Обзор материалов периодической печати / Вопросы татарской музыки. Казань, 1967, с. 192—247.

108. Халиков А. X. Татарский народ и его предки. Казань, 1989, 222 с.

109. Хамиди Л. Годы, проведенные с Мусой /Воспоминания о Мусе Джалиле. Казань, 1966, с. 52—59.

110. Шарифуллин Ш. К. Борынгы халык моцнары. Казан, 1994, 24 с.

111. Шафф А. Введение в семантику. М., 1963, 376 с.

112. Шокин В. О ладообразовании в русских народных песнях /Очерки по теоретическому музыкознанию. Л., 1959, с. 20 47.

113. Шокин В. О ладообразовании в русских народных песнях /Очерки по теоретическому музыкознанию. Л., 1959, с. 20 47.

114. Щуров В. М. О путях определения историко-возрастной песенной стилистики /Проблемы стиля в народной музыке. М., 1986, с. 5—29.

115. Эвальд 3. Социальное переосмысление жнивных песен белорусского Полесья /Советская этнография, 1934, N 5, с. 17—39.

116. Эль-Саид Моххамед Авад Хавас. Современная арабская народная песня. М., 1970, 198 с.

117. Юнусова В. Н. Ислам и музыкально-культурные традиции народов Поволжья: К проблеме взаимосвязи конфессии и художественной культуры /Этнографическое обозрение, 1996, N 2, с. 19 28.

118. Юнусова В. Философско-эстетические аспекты суфизма и их отражение в музыке / Философия, эстетика, культурология. Статьи, заметки, документы. Вып. I, М., 1995 , с. 106—121.

119. Юнусова В.Н. Ислам музыкальная культура и современное образование в России. М., 1997, - 152 с.

120. Ягъфаров Р. Ф. Мен,еж,етлэр /Татар халык ижаты: Беетлер. Казан, 1983, с. 20—22.

121. Элмухаметов Г. Бездэ музыка месьелесе / Кызыл Татарстан, 1929, 24/111.

122. Lach R. Volksgesänge von Volkern Ruslands aufgenommen von Robert Lach: Rudolf M. Rohrer, 1952, 215 c.

123. Песенная лирика эпохи позднего феодализма . 61

124. Песенная культура Казани в период промышленного капитализма .79Глава третья. Песенная культура Советского Татарстана

125. Довоенные и военные годы . 982. Послевоенные годы . 124Заключение. 170Комментарии к нотным примерам. 179Литература . 189