Отечественная историография революции 1917 г. в России, 1917-1995 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, доктор исторических наук Кудинова, Наталья Тимофеевна

• Кудинова, Наталья Тимофеевна
• доктор исторических наук
• 1998

Оглавление диссертации доктор исторических наук Кудинова, Наталья Тимофеевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г. В РОССИИ: ОБЩЕЕ И ОСОБЕННОЕ (1917-1995 ГГ.).

§ 1. Основные историографические направления в изучении революции 1917 г.

§ 2. Особенности отечественной историографии революции 1917 г. в России

ГЛАВА 2. ХАРАКТЕР И ЗНАЧЕНИЕ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г.

В РОССИИ

§ 1. Вопрос о характере революции в советской историографии 20-80-х гг. Концепция "перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую"

§ 2. Отечественная историография в поисках новых концепций. Проблема "типологии революций".

ГЛАВА 3. ПРИЧИНЫ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г. В РОССИИ

§ 1. Вопрос о причинах революции в исследованиях советских историков.

§ 2. Основные аспекты изучения механизма возникновения Русской революции.

ГЛАВА 4. ХОД И ИТОГИ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г. В РОССИИ.

§ 1. Временное правительство, политические партии и вопрос о власти в революции

§ 2. Роль масс в революции 1917 г.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Отечественная историография революции 1917 г. в России, 1917-1995 гг.»

Революционные события 1917 г. в России на современном этапе развития нашего общества являются предметом острых научных дискуссий в среде обществоведов и историков. Часто к их интерпретации обращаются политики и литераторы, публицисты и журналисты, которые оказывают непосредственное воздействие на формирование массового исторического сознания.

Острота дискуссий и полемических выступлений по историко-революционной теме на страницах журналов и газет, в научных публикациях и на конференциях различных уровней во многом обусловлена реалиями современной политической жизни, когда под сомнение поставлены ценности, провозглашенные Октябрьской революцией 1917 г. Неоднозначное отношение к революционному прошлому России является своеобразным индикатором поляризации российского общества на современном этапе. О своей приверженности идеям Октября открыто заявляют левые силы, которые пользуются поддержкой определенных слоев населения страны. Для отечественных демократов имя В.И.Ленина и так называемый "большевистский эксперимент" стали своеобразным жупелом. На уровне официальной идеологии провозглашены идеи и принципы антикоммунизма и в массовое сознание внедряются новые мифы об Октябрьской революции, основанные на крайне негативных ее оценках. Свою лепту в переоценку советской истории и "большевистской революции" вносят средства массовой информации, представители которых опираются в своих суждениях в основном на стереотипы, сложившиеся в западной советологии. На уровне обыденного сознания большевики ассоциируются либо со славными страницами нашего прошлого, либо с "семидесятилетним" периодом репрессий и беззакония, начало которым положил Октябрь 1917 г. Несмотря на широкий разброс мнений - от трактовки Октябрьской революции как "величайшего события XX века" до определения ее как "социальной катастрофы" или "трагической ошибки" - все вольные или невольные участники дискуссий разделяют единое мнение о том, что "в Революции 1917 г. таятся истоки многих нынешних проблем России"1. Все это свидетельствует о том, что наши соотечественники, несмотря на радикальные перемены в жизни общества, по-прежнему воспринимают революцию 1917 г. как переломный момент в российской истории.

В этих условиях (и прежде всего, в результате резкой переориентации официальной идеологии) отечественная историография оказалась в сложном положении. Российские историки были обвинены в лучшем случае в "идеологизировании" и "политизировании" своей науки, в худшем - в сознательной фальсификации истории советского общества. Среди историков на этом этапе стали возможны взаимные упреки и обвинения в "конформизме", "догматизме", "конъюнктурщине", "начетничестве", "некомпетентности" и "непрофессионализме". Вместе с тем было высказано единодушное мнение о необходимости "воссоздать правдивую картину нашего прошлого"2, что, по сути дела, ставило под сомнение результаты конкретно-исторических исследований нескольких поколений советских историков.

Своеобразная "самореабилитация" советских историков началась с изучения так называемых "белых пятен" истории, которые были обозначены опубликованием сенсационных материалов в прессе или в рамках так называемой "публицистической историографии". Историки обратились к изучению "запретных" тем, а появившаяся у них возможность ознакомиться с ранее закрытыми архивами внесла существенные коррективы в наше представление об истории советского общества сначала 20-30-х гг., а затем и последующих периодов. Вместе с тем, "пристрастный анализ всей послереволюционной истории" неизбежно выводил историков "на проблему истоков, т.е. на проблему Великого Октября"3. Однако в отличие от "публицистической историографии", которая лишь обозначила "белые пятна" в истории, профессиональные историки пошли дальше, поставив вопрос о критическом переосмыслении основных концептуальных положений и теоретико-методологических основ отечественной историографии в целом. С этой точки зрения особый интерес представляют материалы "круглого стола" историков революции, который состоялся в октябре 1988 г. В выступлениях участников "круглого стола" прежде всего был отмечен "застой в исторической науке" и "упавший авторитет" историков-профессионалов, труды которых не дают ответа на вопросы, поставленные в "публицистической историографии". В связи с этим были обозначены проблемы, неразработанность которых позволяла говорить о существовании "белых пятен" в изучении истории революции 1917 г. в России, а также поставлен вопрос о необходимости "по-новому осмыслить и переосмыслить ранее, казалось бы, решенные проблемы"4. В перечень "первоочередных конкретных тем", требующих своей разработки, была включена и тема "Анализ и критическая оценка советской историографии Октября"5 .

Следует подчеркнуть, что подобная формулировка темы правомерна в рамках концепции "перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую", которая на протяжении многих лет разрабатывалась в советской историографии. Если же принять во внимание содержание работ советских авторов по истории Октябрьской революции, то данная тема может быть сформулирована иначе. Однако при этом следует различать такие понятия, как "историческое событие" (или явление) и "концепцию", претендующую на объяснение этого события. По сути дела, предметом исследования советских историков Октября стали события, последовавшие после свержения самодержавия в феврале 1917 г. Современники восприняли эти события как революцию, однако разошлись в своих оценках Октябрьского переворота. На данном этапе никто из историков не отрицает, что в 1917 г. в России произошло такое историческое событие, как революция. По аналогии с революциями в других странах (Великая Французская революция, Английская буржуазная революция) она может быть обозначена как "Российская" или "Русская"* революция . В рамках данной диссертации предпочтение будет отдано понятию "Русская революция", поскольку именно так определяли переживаемые в 1917 г. события современники революции. Из вышесказанного следует, что тема историографического исследования по истории революционных событий 1917 г. в России может быть сформулирована как "Анализ советской историографии Русской революции". Однако в диссертации представлена более широкая трактовка данной темы, поскольку речь пойдет об анализе "отечественной" историографии.

В данном случае эти определения отождествляются, т.е. термин "русская" не подчеркивает некую "национальную принадлежность" или "национальное происхождение", а отражает историческое название страны (т.е. "Русь").

- б

В настоящее время "отечественная" историография отождествляется с "российской" историографией. Намного сложнее определиться с понятием "отечественная" историография применительно к изучению в нашей стране истории Русской революции до 1991 г., т.е. до распада Советского Союза. Логично было бы предложить использовать определение "советская" историография (в значении "отечественная" историография) для обозначения всей совокупности публикаций по истории Октябрьской революции, которые вышли до указанного периода в различных республиках, входящих в состав СССР, в том числе и в России, поскольку в этом определении нашло отражение название страны. Однако в этом случае мы неизбежно столкнемся с многозначностью данного термина. Дело в том, что "советская" историография, как правило, отождествлялась и по-прежнему отождествляется с "марксистской" историографией (или "марксистско-ленинской" историографией), что характеризует "советскую" историографию с точки зрения ее теоретико-методологических основ. В работах, посвященных методологии историографии, различия в теоретико-методологических подходах к изучению истории рассматриваются в качестве основного критерия при выделении различных течений в исторической науке6. В соответствии с таким критерием "советскую" историографию следует трактовать скорее как одно из историографических направлений или течений в изучении Русской революции. Поэтому, на наш взгляд, важно различать такие понятия, как "советская" историография и "отечественная" историография, поскольку последняя (т.е. отечественная историография) может быть представлена различными историографическими направлениями, в рамках которых, в свою очередь, могут сложиться и сосуществовать различные исследовательские или научные школы. В данной диссертации "советская" историография характеризуется как одно из историографических направлений, которое на протяжении многих лет представляло отечественную историографию Русской революции. Если рассматривать ее в контексте мировой историографии, то понятие "советская" историография вполне сопоставимо с такими понятиями, как "ревизионистская", "либеральная" или "консервативная" историография .

Важно также, отметить, что под "отечественной" историографией в настоящей диссертации подразумевается "российская" историография, эволюция которой в годы существования Советского Союза будет рассматриваться с учетом того вклада, который внесли в разработку основных проблем истории Русской революции историки из других национальных республик. В обоснование такого подхода следует сослаться, прежде всего, на высокую степень интеграции национальных историографий в области изучения истории Октябрьской революции, вследствие чего стала возможна своеобразная специализация исторических исследований, что обусловило специфику исследовательской проблематики, которой занимались историки в различных национальных республиках. Речь, в частности, идет о том, что основное внимание в их работах было уделено разработке темы "Великий Октябрь в национальных районах". В рамках такой "специализации" на долю российских историков соответственно выпало изучение революционных событий 1917 г. в столицах и на территории России (т.е. будущей Российской Федерации), которые сыграли решающую роль в развитии и исходе революции. Этим, в частности, и объясняется тот факт, что приоритет в разработке общей концепции революции 1917 г. в рамках отечественной историографии в советский период принадлежал российским историкам. Приоритет российских историков в изучении историко-революционной темы был обусловлен и другими факторами. В частности, следует иметь в виду, что основные архивные фонды по истории революции были размещены на территории России, что делало их более доступными прежде всего для российских историков. Кроме того, общесоюзные научные центры и советы, которые координировали изучение данной темы, были сосредоточены в столице России и в силу этого комплектовались в основном за счет российских историков. На территории России располагались отделения Академии наук СССР и университеты с отделениями и кафедрами, сотрудники которых занимались исследованием данной темы. И, наконец, в силу указанных причин отечественную историографию Русской революции в 50-80-е гг. на различных международных научных конференциях представляли преимущественно российские историки. В данном случае мы ни в коей мере не умаляем вклад историков различных республик в освещение революционных событий в национальных районах. Тем не менее нельзя не согласиться с уже высказанным утверждением, что итоги их исследований не были в достаточной степени "введены в научный оборот" при написании обобщающих работ по истории революции7. Следовательно, их разработки не оказали существенного влияния на концептуальное осмысление революции советскими историками.

Сформулированная тема диссертации по сути своей не является новой в отечественной историографии. Различные ее аспекты были обозначены и проанализированы в работах, опубликованных в 20-80-е гг. При этом большинство из них было посвящено историографической разработке отдельных проблем Октябрьской революции. Представлены они в основном статьями, которые печатались в журналах и в научных сборниках8, монографическими исследованиями9, а также специальными главами или разделами в конкретно-исторических трудах, поскольку историографическое обоснование исследовательской задачи рассматривалось как "важнейший этап в любом историческом исследовании"10.

Наряду с указанными публикациями в разные годы выходили статьи обобщающего характера, в которых подводились итоги изучения Октябрьской революции за определенный период в целом

1 1 и формулировались новые исследовательские задачи . В начале 80-х гг. появились первые монографии подобного плана12.

Внимание историографов привлекли также вопросы, связанные с характеристикой этапов и основных черт советской исто

1 9 риографии Октябрьской революции . Эти вопросы поднимались и в публикациях, посвященных исследованиям отдельных проблем революции в нашей историографии.

Периодически появлялись обзоры новых книг и новейших публикаций по историко-революционной теме, в том числе и так называемой "юбилейной" литературы, которая выходила к празднованию юбилейных дат Октябрьской революции14. Наряду с этим предметом историографического анализа стали исследования отдельных историков революции1 5.

Революционные события 1917 г. в России получили свою трактовку и в работах, посвященных истории Февральской революции. Однако историографические исследования по данной теме представлены незначительным количеством публикаций, среди которых следует особо выделить обобщающие монографии, вышедшие

1 £ в конце 70-х гг.

В связи с оценкой всех этих работ важно отметить, что в конце 80-х - начале 90-х гг. их научная значимость была поставлена под сомнение. Критике были подвергнуты "тенденциозный" и "политизированный" подход их авторов к анализу различных "направлений и течений исторической мысли"17, а также весьма распространенный "валовый" принцип (т.е. по количеству вышедших работ) при оценке результатов научного творчества отечественных историков и состояния исторической науки в целом1 8 . В этой связи было отмечено, что "у нас нет глубокой традиции критического освещения, т.е. изучения и осмысления, непредвзятой оценки состояния науки, работы творческих коллективов, различных групп ученых и их трудов" (Г.Д.Алексеева)19. В результате стали возможны сугубо негативные оценки историографических работ предшествующего периода, вплоть до трактовки историографии как "средство расправ с инакомыслящими, с творческими направлениями в науке", направлениями в науке", как "своеобразный трибунал, выносящий приговоры честным историкам" (В.Д.Поликарпов)20. Этим, в частности, объясняется современная постановка вопроса о необходимости появления новых историографических работ, в которых была бы представлена реальная" и "объективная" оценка состояния исторической нау

2 1 ки .

Представляется, однако, что если исходить из негативных оценок советской историографии 30-80-х гг., то от современных историографов, по сути дела, требуется лишь подтверждение заранее высказанных оценочных положений. При этом столь резкая переоценка результатов своей работы и работы своих предшественников российскими историками дает основание упрекать их в конформизме, когда позиция ученого меняется в зависимости от политической конъюнктуры. В подобной ситуации отечественная историческая наука оказалась в конце 50-х - начале 60-х гг.

В указанный период также, как и на современном этапе, заметно возрос интерес к историографическим исследованиям, в том числе и по проблемам Октябрьской революции. Именно в эти годы появились работы Г.Н.Голикова, Е.Н.Городецкого, И.И.Минца, М.Е.Найденова, написанные под углом "критического переосмысления" некоторых стереотипов и положений "Краткого курса" и "восстановления марксистско-ленинской методологии исторического познания"22. При этом были высказаны суждения, во многом созвучные современным оценкам состояния отечественной исторической науки. В частности, критике были подвергнуты "элементы догматизма и начетничества, субъективизма и схематизма, пренебрежительного отношения к историческим фактам и декларативность"23, присущие историческим публикациям предшествующего периода (т.е. второй половины 30-х - первой половины 50-х гг.). Наряду с этим авторы акцентировали внимание на освещении отдельных проблем в исследованиях по истории революции . Однако критические замечания, высказанные в этом плане, не выходили за рамки принятых партийных решений и лежали в русле новых партийных установок*. По сути дела, и современные утверждения о "сфальсифицированной" истории, о "несостоятельных" концепциях и, наконец, о "кризисе" отечественной исторической науки появились в результате резкой переориентации официальной идеологии. Важно подчеркнуть, что эти оценки были высказаны априори, т.е. без всестороннего историографического анализа, и уже в силу этого могут быть поставлены под сомнение.

Однако сомнение вызывают и положительные оценки отечественной историографии, высказанные на основе историографических исследований в 60-80-е гг. Характерной чертой историографических публикаций тех лет стал вывод о "поступательном развитии советской историографии". При этом, как правило, подчеркивалось, что историко-революционная тема является наиболее разработанной в отечественной историографии. Логично предположить в таком случае, что аргументация указанных поло

Осуждение культа личности Сталина на XX и XXII съездах партии привело, в частности, к пересмотру роли Сталина в Октябрьской революции. Акцент при этом в работах по историко-революционной теме смещался на изучение деятельности и раскрытие роли большевистской партии в 1917 г., что полностью соответствовало провозглашенному принципу "коллективного партийного руководства". Однако отказ от так называемой концепции "двух вождей" не внес, на наш взгляд, существенных корректив в концептуальное осмысление революции 1917 г. в советской историографии. жений позволит опровергнуть или поставить под сомнение негативные оценки "советской" историографии, высказанные в современных публикациях. Однако, следует признать, что, опираясь на историографические работы 60-80-х гг., вести подобную полемику невозможно. Именно в этой связи и правомерна, на наш взгляд, постановка вопроса о научной значимости историографических работ, изданных в советский период.

Оценивая эти работы, важно учитывать, что на протяжении многих лет усилия советских историков были направлены на разработку единой или общепринятой концепции революции 1917 г. При этом право на публикацию и положительную оценку в историографических исследованиях получали работы, которые "углубляли и расширяли" эту концепцию (т.е. работали на уже сложившуюся концептуальную схему). И напротив, любые точки зрения, которые не укладывались в рамки данной концепции, трактовались как "ошибочные", а преодоление "ошибочных положений" рассматривалось как свидетельство поступательного развития советской историографии24. По сути дела, такой подход характерен и для современных авторов, которые пытаются подойти к оценке советской историографии (равно как и зарубежной) "с позиций новых знаний". Как правило, это приводит к тому, что признанные ранее "ошибочными" точки зрения и концепции объявляются "правильными" и наоборот. При этом налицо вновь стремление выработать некую новую, "правильную", концепцию взамен старой. В таком случае не существует гарантий, что через некоторое время не произойдет новой переоценки. Избежать этого возможно, как представляется, через разработку новых критериев анализа как конкретно-исторических, так и историографических исследований. Вместе с тем при оценке историографических работ предшествующего периода необходимо учитывать и разработки советских исследователей в области методологии истории исторической науки25.

В методологическом плане важно отметить, что все историографические работы по истории революции 1917 г. относятся к так называемой "проблемной историографии". Сам термин "проблемная историография" получил широкое распространение в нашей литературе, однако предмет и функции ее не были четко определены. Как правило, под "проблемной историографией" понимают и анализ литературы по какой-либо проблеме"26, и "историю изучения отдельных проблем"27. Вопрос о соотношении этих определений в нашей литературе специально не рассматривался, хотя на многозначность самого термина "историография" не раз обращалось внимание28. В результате нередко происходит их смешение или отождествление. Механизм такой подмены или отождествления становится понятным, если принять во внимание высказывание М.В.Нечкиной, которая писала в одной из своих статей: "Историография есть история исторической науки, а наука складывается прежде всего из результатов исследования ученых. Следовательно, основным и важнейшим фактом истории являются труды ученого, в которые выливается его исследовательский процесс, и взаимодействие, взаимозависимость результатов этих трудов. Без изучения трудов ученых нет истории науки, как без изучения произведений писателей нет истории литературы"29. Не случайно поэтому анализ литературы трактовался как историографический анализ разработки той или иной темы. Отсюда и некоторые критические замечания, которые высказывались по поводу принципов и методов историографических исследований. По сути дела, оба этих понятия характеризуют предмет проблемной историографии. Другие определения отразили ее функциональную направленность, которая раскрывает специфику проблемной историографии с учетом сложившихся представлений об историографии как самостоятельной научной дисциплины.

В частности, К.Д.Петряев рассматривал проблемную историографию в качестве одного из "принципов историографических изысканий" (наряду с "хронологическим", "биографическим" и "хронологически-тематическим"), который позволяет раскрыть "в концентрированном виде в основном политический и методологический аспекты изучаемого историками вопроса"30. И.Д.Коваль-ченко выделял проблемную историографию как один из двух аспектов изучения истории исторической науки. Определяя проблемную историографию как "изучение истории разработки отдельных проблем", он вместе с тем подразумевал под ней историографический анализ "всей совокупности исторических исследований, посвященных изучению тех или иных явлений обществено 4 но-исторического развития" . В работах М.В.Нечкиной "историография отдельных проблем" сведена, по сути дела, к историографическому обоснованию конкретной темы в исторических исследованиях32 . А.М.Сахаров трактовал проблемную историографию как "историю результатов" исторической науки, как "историю разрешения ею отдельных проблем", рассматривая "комплекс историографии проблем" наряду с такими аспектами изучения истории исторической науки, как история научных учреждений, история открытий и публикаций источников, • история развития методов научного исследования и т.д. .

Если исходить из всех этих определений, то содержание, а главное - направленность (т.е. задачи) проблемных историографических исследований могут быть истолкованы по-разному. На практике это привело к появлению различных типов историографических работ по истории революции, что важно учитывать при их оценке.

К первому типу следует отнести историографические исследования, основным содержанием которых стал анализ литературы по историко-революционной проблематике. В качестве характерного примера в данном случае можно выделить монографию "Советская историография Великой Октябрьской социалистической революции", а также соответствующие разделы в книгах из серии, посвященной изучению отечественной истории в СССР в периоды между съездами КПСС34. Следует отметить, что такого рода исследования появились уже в 20-е гг. и впоследствии получили широкое распространение в исторической науке. Представлены они были как на уровне историографического обоснования выбора темы конкретно-исторических исследований, так и в публикациях, посвященных анализу разработки отдельных проблем Октябрьской и Февральской революций. К такому типу исследований относятся и выделенные нами историографические обзоры новейших публикаций. Совершенно очевидно, что при выборе предмета историографического исследования авторы указанных работ исходили из понимания "историографии" как "совокупности научных трудов об общественно-историческом развитии"35.

В принципе такой подход не вызывал возражений ни в ходе обсуждения вопросов методологии историографии, ни в статьях, посвященных истории исторической науки. Критические замечания высказывались лишь в отношении уровня представленного анализа литературы , который нередко сводился к "простому перечислению ранее изданных книг и статей, без их глубокого анализа"36. Однако, на наш взгляд, "библиографически-описательный" характер такого типа работ следует рассматривать скорее как своеобразный метод историографического исследования, который можно обозначить как "метод аннотаций" (или "ре-цензионный", "библиографический" метод). Обусловлен он был выбором предмета исследования, который предполагал выявление всех опубликованных работ по той или иной проблеме истории революции 1917 г. Отличительная черта данного метода заключается в том, что при историографическом исследовании главное внимание уделяется не концептуальной основе, а содержанию анализируемых работ с точки зрения их проблематики, тематики, постановки новых вопросов и разработки новых аспектов и т.п. При обосновании выбора темы конкретно-исторического исследования в рамках такого подхода акцент, как правило, делался на выявлении малоизученных проблем. Такая направленность исслео п дования также была подвергнута критике . Однако здесь следует иметь в виду, что акцент на выявление неразработанных аспектов или проблем был, по сути дела, предопределен теми требованиями, которые предъявлялись к историографическому обоснованию в работах ведущих специалистов по методологии историографии. Речь в данном случае шла о том, чтобы "дать разбор сочинений своих предшественников по изучаемой теме, выяснить историю предшествующих решений вопроса в науке, охарактеризовать, что уже сделано, что остается сделать и какую часть этого еще не сделанного (или все еще не сделанного) автор берет на себя"38. При этом подчеркивалось, что "даже в тех случаях, когда тема исследования полностью нова и предшествующей историографии не имеет, необходима историографическая характеристика, устанавливающая именно это обстоятельство, поясняющая и доказывающая отсутствие историографии по данной теме"39 .

Совершенно очевидно, что в рамках обозначенного подхода такие факты, как возрастающее количество публикаций, защита новых диссертаций, например, по истории Октябрьской революции, расширение проблематики, должны были получить положительные оценки и трактоваться как поступательное развитие историографии, как накопление новых знаний и дальнейшая разработка общепринятой концепции Октябрьской революции. При этом не учитывался другой факт, что количество опубликованных работ еще не говорит о степени разработанности той или иной проблемы. Не случайно в нашей литературе стала возможна полемика по поводу трудов, "не вносящих ничего нового" в науку. По мнению М.В.Нечкиной, такие труды "вообще выпадают из истории науки". Правда, данная точка зрения была оспорена А.М.Сахаровым40 . Точно так же и постановка новой проблемы не всегда свидетельствует об углубленном изучении того или иного исторического явления. Здесь важно учитывать научную значимость поднимаемого вопроса. В данном случае можно сослаться на работу И.Д.Ковальченко "Методы исторического исследования", в которой подчеркивается: "От подлинно научных, объективно возникших и представляющих существенный интерес проблем следует отличать лжепроблемы, т.е. искусственно поставленные, не име

А 4 ющие ни научной, ни практической значимости вопросы" . Вместе с тем такой метод историографического исследования позволяет охарактеризовать состояние изучения истории революции 1917 г. в России с точки зрения ее основной проблематики, направленности исследований, постановки новых вопросов, формулировки новых идей, что является одной из задач историографического исследования.

Другой подход к анализу отечественной историографии революции 1917 г. обозначился по мере разработки методологических проблем историографии как научной дисциплины. В 50-е гг. появляется новый тип историографических работ, авторы которых при выборе предмета исследования исходили из трактовки термина "историография" как истории исторической науки, а "проблемной историографии" соответственно как "истории изучения отдельных проблем". В рамках такого подхода основным содержанием историографического исследования становится изучение процесса накопления знаний по истории Октябрьской и Февральской революций. Таким образом, речь идет о расширении предмета исследования за счет включения в него таких аспектов, как накопление фактического материала по историко-революционной теме (т.е. создание источниковой базы по данной теме и совершенствование методов и техники обработки источников); становление и развитие проблематики исторических исследований ; разработка основных концепций революции 1917 г. в России; борьба различных направлений и течений в исторической науке, в том числе выявление их классовой направленности и теоретико-методологических основ; изменения в системе и организации научной работы; подготовка кадров специалистов по истории Октября, их структура и квалификация; а также факторы, оказывающие воздействие на разработку данной темы в отечественной историографии. Свое методологическое обоснование такой подход получил в работах М.В.Нечкиной, А.М.Сахарова, Е.Н.Городецкого и др. При этом предполагалось, что появление такого типа работ позволит нашим историкам преодолеть недостатки, присущие так называемому "библиографическому" методу историографических исследований и обзоров, поскольку состояние разработки конкретной темы или проблемы будет рассматриваться "на базе и в тесной связи с анализом общего хода развития исторической науки"42. В частности, академик М.В.Нечкина подчеркивала в этой связи:"Историография отдельных проблем (обычная вводная глава всех диссертаций и исследований вообще) может теперь получить более глубокий историографический общий "фон", - его наличие позволяет легче перейти от простого библиографического перечня к более глубокой историографической трактовке, от списка работ в хронологическом порядке -к истории науки"43. Однако представляется, что расширение предмета историографического исследования за счет указанных аспектов позволяет охарактеризовать не столько состояние разработки темы, сколько выявить основные черты и особенности изучения этой темы и те факторы, которые оказали влияние на ее разработку, что, по сути дела, следует рассматривать как самостоятельную исследовательскую задачу.

Выделенные аспекты применительно к "советской историографии Октябрьской революции" попытался проанализировать в своих монографиях Е.Н.Городецкий. Однако создать целостное представление о процессе изучения в нашей стране истории Октябрьской революции автору явно не удалось. Не случайно поэтому его монографии получили подзаголовок "Очерки". К такому типу историографических исследований можно отнести работы М.Е.Найденова, Г.Н.Голикова и др., в которых наряду с оценкой отдельных публикаций по истории Октябрьской революции была представлена характеристика основных этапов в разработке данной темы. Отличительной чертой всех этих работ является то, что история научной разработки основных проблем Октябрьской революции в отечественной историографии (т.е. процесс накопления знаний по Октябрьской революции в нашей стране) рассматривалась авторами через призму становления и развития марксистско-ленинской методологии исторической науки и утверждения так называемой "ленинской концепции Октябрьской революции". Этой концепции были противопоставлены "буржуазные", "ревизионистские", "меньшевистские", "троцкистские" версии и схемы, которые в историографических исследованиях 50-80-х гг. однозначно трактовались как "антинаучные" и "фальсификаторские"44 . При этом научная значимость той или иной публикации по истории революции определялась в зависимости от того, в какой степени ее содержание и выводы соответствовали основным положениям "ленинской концепции Октябрьской революции". Эти положения были сформулированы советскими историками к середине 30-х гг. и изложены в "Кратком курсе" истории ВКП(б), что отмечено во всех историографических исследованиях предшествующего периода* . В соответствии с этим первый период в разви В частности, М.Е.Найденов в 1967 г. писал: "Едва ли кто станет оспаривать положение, что "История ВКП(б). Краткий курс" явилась книгой, которая, так сказать, закрепила культ личности в историографии. Но, с другой стороны, в ее седьмой главе получила наиболее четкое по сравнению с ранее выходившими книгами изложение ленинская концепция Октябрьской революции, ввиду чего ее нельзя обойти молчанием, характеризуя развитие советской историографии Великого Октября". И далее: "То, что "Краткий курс" воссоздал ленинскую концепцию, имело, бесспорно, положительное значение. Но дело в том, что ленинская концепция в нем была изложена в чрезмерно схематичной форме, что полностью отвечает характеру этой книги."45. Авторы пятого тома "Очерков истории исторической науки в СССР", который вышел в 1985 г., определяют середину 30-х гг. как "окончательное утверждение марксистско-ленинской концепции в советской исторической науке, которая стала методологической основой для всех отраслей исторического знания"46. тии советской историографии Октября датировался с 1917 г. до середины 30-х гг., а его основное содержание определялось как "борьба за утверждение в советской историографии ленинской концепции истории Октябрьской революции"47. Последующие этапы в изучении истории Октябрьской революции авторами историографических работ рассматривались уже с точки зрения "дальнейшего углубления" и "всестороннего развития" данной концепции на основе расширения проблематики исследований, привлечения новых источников и введения в научный оборот новых фактов, творческого развития марксистско-ленинской методологии и совершенствования методов исторических исследований. Осуждение культа личности Сталина в 50-е гг. и последовавший за этим пересмотр некоторых положений "Краткого курса" отразились в определенной степени на периодизации советской историографии, но не внесли вместе с тем существенных изменений в трактовку советскими историками "ленинской концепции Октябрьской революции" . Под сомнение она (т.е.трактовка) была поставлена лишь в ходе обсуждения состояния отечественной историографии Октября во второй половине 80-х гг., когда было высказано единое мнение о необходимости "нового прочтения" ленинского наследия и "разработки заново ленинской концепции Октябрьской революции"48. При этом прежние интерпретации "ленинской концепции Октябрьской революции" были истолкованы как "сталинистские схемы". В этой связи, в частности, встает вопрос о научной значимости историографических работ выделенного типа, поскольку критике в данном случае подвергнуты основные критерии, из которых исходили авторы указанных работ при выделении и характеристике основных этапов в разработке истории Октябрьской революции в нашей стране, при оценке различных концепций и отдельных публикаций по историко-революционной теме, а также при обосновании вывода о "поступательном развитии советской историографии Октября". Однако при анализе данного типа историографических исследований следует обратить внимание и на другой момент, который, на наш взгляд, позволит определить место подобного рода исследований в изучении истории исторической науки. Речь в данном случае идет о том, что, несмотря на попытки авторов этих работ выявить и охарактеризовать "закономерности" или "объективную обусловленность" смены одной концепции другой или проблематики исследований, тем не менее их работы носили скорее описательный характер, благодаря чему они содержат весьма значимую информацию, позволяющую судить об особенностях изучения в нашей стране истории революции 1917 г. в России.

Совершенно иной тип историографического исследования был

4 4 ^ п представлен в работах К.Н.Тарновского ° и В.И.Бовыкина , в центре внимания которых оказались вопросы, связанные с трактовкой в советской историографии социально-экономических предпосылок Октябрьской революции. Основным содержанием этих работ стал анализ концепций с целью выявления степени изученности рассматриваемой проблемы. С методологической точки зрения такой подход соответствовал общепринятому положению о том, что центральное место в проблемной историографии "занимает анализ концепций различных школ и направлений по изучаемому вопросу"51. Данное положение особо выделено в статье М.В.Нечкиной и Е.Н.Городецого, которые подчеркивали, что "главным в понимании советских историографов является исследование возникновения и смены различных концепций. История концепций и их методологического обоснования остается в сфере внимания любого исследования историографического характера, его ядром. Однако история концепций, как показано в трудах историков науки, только тогда получает научное объяснение, когда исследуется в связи со всеми другими компонентами научного процесса"52. Вместе с тем такой подход не противоречит и трактовке проблемной историографии как "истории результатов" исторической науки (или изучения той или иной темы) . В данном случае важно подчеркнуть, что научное познание прошлого предполагает не только реконструирование исторической реальности на уровне эмпирического познания (т.е. выявления и систематизации исторических фактов), но и объяснение этой реальности на уровне теоретического познания, результаты которого и воплощаются в концепции*. Следовательно, судить о В энциклопедических изданиях понятие "концепция" (от лат. сопсер!::1о - понимание, система) трактуется как "система взаимосвязанных и вытекающих один из другого взглядов на те или иные явления, процессы; способ понимания, трактовки каких-либо явлений, событий; основополагающая идея какой-либо теории; общий замысел, главная мысль"53. состоянии разработки истории революции 1917 г. в России мы можем лишь по степени доказанности или аргументированности представленных концепций. Выявить существующие концепции или трактовки революции 1917 г. мы можем на основе литературы по данной теме, однако совершенно очевидно, что анализ концепций революции не тождествен анализу литературы по истории революции. С учетом этого при выборе предмета историографического исследования принципиально важно, на наш взгляд, различать такие понятия, как "историографический факт" и "историографический источник". В частности, Н.К.Тарновский понимал под "историографическим фактом" "авторскую концепцию, с большей или меньшей четкостью и полнотой изложенную в исследовании"54. Научные публикации (статьи, монографии, рецензии), материалы дискуссий и обсуждений, рабочую документацию (рукописи, конспекты, записные книжки) он, в отличие от многих авторов, рассматривал в качестве историографических источников55. В результате предметом его исследований стала концепция как "историографический факт". Свой подход Н.К.Тарновский обосновал в первой главе книги "Социально-экономическая история России. Начало XX в. Советская историография середины 50-х - начала 60-х годов", характеризуя особенности историографического исследования56. Подобная точка зрения на трактовку "историографического факта" была поддержана А.М.Сахаровым и В.Е.Иллерицким в ходе обсуждения методологических проблем истории исторической науки57 .

Если исходить из трактовки проблемной историографии как "истории изучения отдельных проблем", то в работах К.Н.Тар-новского и В.И.Бовыкина рассматривается, по сути дела, лишь один из ее аспектов - становление и развитие концепций. Однако именно такой подход позволил авторам представить, на наш взгляд, наиболее аргументированную оценку современного состояния изученности одной из проблем истории революции 1917 г. в России и определить направления ее дальнейшей разработки. К такому типу исследований можно отнести многочисленные монографии и статьи советских авторов, в которых был дан критический анализ концепций истории России, представленных в зарубежной историографии (применительно к нашему исследованию речь идет о так называемой "критике буржуазных и ревизионистских концепций" Октябрьской и Февральской революций). Однако такой тип исследований не получил широкого распространения применительно к отечественной историографии, а в выделенных нами работах В.И.Бовыкина, Н.К.Тарновского были проанализированы различные трактовки лишь одного из аспектов изучения истории Русской революции. Этим, в частности, и объясняется тот факт, что, опираясь на историографические работы предшествующего периода, в которых содержатся положительные оценки состояния разработки историко-революционной темы, особенно в 60-80-е гг., мы не можем опровергнуть (или подтвердить) утверждение о кризисе отечественной историографии, поскольку предметом критики на современном этапе стала концепция революции 1917 г. в России, разрабатываемая в рамках советской историографии 30-80-х гг. Однако это не означает, что под сомнение должна быть поставлена научная значимость историографических работ по Октябрьской и Февральской революций предшествующего периода (и тем более компетентность и профессионализм их авторов).

На наш взгляд, выделенные типы работ следует рассматривать как различные уровни или этапы историографического анализа, познавательные возможности каждого из которых позволяют решать различные - несомненно взаимосвязанные, но тем не менее совершенно самостоятельные - исследовательские задачи. В данном случае мы исходим из специфики историографического исследования, которая отразилась, в частности, в постановке вопроса о соотношении историографических и исторических исследований и в разработке таких понятий, как "историографический факт" и "историографический источник". С этой точки зрения, анализ или обзор литературы по истории Октябрьской и Февральской революций, которые представлены в работах первого типа, следует рассматривать (по аналогии с историческими исследованиями), как выявление, систематизацию и первичное описание историографических источников. В качестве таких источников в данном случае выступают статьи, монографии, материалы научных конференций и дискуссий, публицистика, а в основу их систематизации положена проблематика конкретно-исторических исследований. Несомненно, такого рода историографические работы позволяют соориентироваться в огромном массиве опубликованных в разные годы монографий и статей по истории революции 1917 г. в России. Этим, в частности, и определяется их научная значимость, поскольку только на основе классификации научной литературы становится возможным репрезентативный отбор источников, необходимых для изучения "историографического факта", т.е. концепции.

Выделить основные историографические факты позволяет второй тип историографических исследований, в рамках которых особое внимание было уделено "борьбе различных концепций". И хотя авторы указанных работ не вышли на уровень анализа данных концепций, тем не менее эти концепции были довольно четко обозначены ("меньшевистская", "троцкистская" и т.п.). Более того, при их характеристике, а также при оценке отдельных публикаций по истории революции 1917 г. были выделены и те положения, которые не укладывались в "общепринятую" концептуальную схему, которая разрабатывалась в рамках советской историографии. Тем самым были обозначены различные подходы и дискуссионные проблемы в изучении истории революции 1917 г. в России, что необходимо учитывать при характеристике состояния разработки данной темы.

Однако подойти к оценке итогов изучения истории Русской революции с точки зрения разработанности ее основных проблем возможно только на уровне историографического анализа, представленного в работах третьего типа. Именно к этому типу работ следует отнести и данное диссертационное исследование, поскольку разработка избранной темы автором диссертации направлена на решение главной задачи - выявить степень изученности революции 1917 г. в России (как исторического явления) и обосновать перспективные направления ее дальнейшего исследования. При такой постановке исследовательской задачи предметом изучения станут не отдельные монографии и статьи по истории революции, а ее концепции. Решение поставленной задачи на основе Сравнительного анализа различных концепций позволит также охарактеризовать современное состояние отечественной исторической науки в целом и дать оценку тем подходам и тенденциям, которые обозначились в изучении революции 1917 г. в связи с пересмотром теоретико-методологических и концептуальных основ "советской историографии Октября".

Здесь важно подчеркнуть, что вывод о кризисе отечественной историографии основывается, по сути дела, на утверждении о том, что российские историки не смогли предложить новую концепцию, которая объективно отражала бы реальную картину революционных событий 1917 г. в России. При этом в поисках новых подходов к освещению этих событий четко обозначилась тенденция к замене одной априорной концепции другой. На это обстоятельство, в частности, обратил внимание В.И.Бовыкин, полемизируя со сторонниками концепции "многоукладное™" в рамках "круглого стола" в октябре 1988 г. При обсуждении доклада П.В.Волобуева историк, на наш взгляд, справедливо отметил, что, "говоря о необходимости разработки ряда проблем", докладчик "заранее постулирует, какими должны быть результаты"58 . Подобная тенденция нашла свое отражение и в выступлениях на научно-практической конференции в ноябре 1994 г. В них были сформулированы положения так называемой "новой" - по сути дела, официальной - концепции Русской революции, в основу которой была положена тенденциозная трактовка октябрьских событий 1917 г. По утверждению С.А.Филатова (в то время главы администрации Президента РФ), "в октябре 1917 года в России был совершен государственный переворот, в результате которого власть была узурпирована небольшой по численности, но сплоченной леворадикальной партией"59. Д.А.Волкогонов дал следующую характеристику "руководителям большевизма": "Это, по существу, были деклассированные личности, составившие клан так называемых "профессиональных революционеров". Для этих людей, российских якобинцев, утопическая идея большевизма, идея власти стала центральной, главной, высшей ценностью"60. Академик А.Н.Яковлев оценил приход к власти большевиков как "большевистский переворот" и "самое трагическое событие российской тысячелетней истории. Начало дьяволиады"61. Следует заметить, однако, что большинство российских историков отказалось поддержать официальную трактовку октябрьских событий 1917 г. как "заговора большевиков". Далеко не все они разделяют и вывод о кризисе современной российской исторической науки62. Вместе с тем все они высказывают единое мнение о необходимости разработки новых концепций и подходов к изучению революционных событий 1917 г. в России. Представляется, однако, что настаивать при этом на отказе от прежних трактовок и концепций Русской революции правомерно лишь в том случае, если их несостоятельность доказана на уровне историографического анализа, а не является лишь простым следствием очередных официальных установок.

Поскольку предметом историографического анализа является концепция, то в методологическом плане важно определиться с критерием оценки анализируемых концепций Русской революции. В нашем представлении, любая концепция претендует на объяснение исторического явления, т.е. на выявление причинно-следственных связей происходящих событий и на выявление неких исторических закономерностей. О сложившейся концепции (а следовательно, и о самостоятельной исследовательской школе) можно говорить тогда, когда при объяснении исторического события выстраивается цепь логических суждений и заключений, которая связывает воедино различные исторические факты (т.е. то, что называется схемой); когда четко обозначены или сформулированы ключевые положения концепции, которые отличают ее от других концепций и когда представлена целостная система аргументации этих положений. Важно подчеркнуть также, что любая концепция строится на неких априорных суждениях и имеет исходные постулаты, которые вырабатываются и обосновываются на теоретико-методологическом уровне и, как правило, определяют направленность, проблематику и принципы исторического исследования.

Следовательно, о несостоятельности той или иной концепции можно утверждать лишь тогда, когда выявлены внутренние противоречия, присущие данной концепции. В таком случае неизбежно нарушается логика суждений, а выводы автора нередко противоречат исходным постулатам его концепции (т.е.теоретико-методологическим основам концепции). Здесь необходимо особо подчеркнуть, что о целостности той или иной концепции мы должны судить с позиции тех теоретико-методологических основ, на которых выстроена данная концепция. Другими словами, неправомерно, на наш взгляд, подходить с мерками теории "модернизации", например, к оценке концепций, которые разрабатываются на основе элитистских теорий, или судить с позиций теории "тоталитаризма" о концепциях, которые появились на основе марксистской методологии. Все это важно учитывать и при разработке новых концептуальных схем, поскольку, как показывают последние публикации, некоторые наши историки в поисках новых подходов и трактовок революции 1917 г. нередко идут по пути заимствования отдельных положений из других концепций. Заимствование на уровне терминологии не всегда ведет к нарушению внутренней логики предлагаемой концептуальной схемы. Однако если автор, признавая "социалистический" характер революции, в качестве "движущих сил" этой революции рассматривает "маргинальные слои", то мы вправе говорить об эклектичности его взглядов, которые не могут претендовать на концептуальное осмысление данного исторического явления.

Совершенно очевидно, что если выявлены внутренние противоречия какой-то концепции, то речь может идти либо об отказе от данной концепции, либо о ее корректировке, модификации или дальнейшей разработке с учетом выявленных противоречий. Однако и даже в том случае, если логика анализируемой концептуальной схемы не вызывает сомнений, она тем не менее не может претендовать на монопольное обладание истиной, поскольку современный уровень развития исторической науки и ее инструментария в целом не позволяет выделить некую универсальную концепцию Русской революции, которая могла бы безусловно претендовать на адекватное отражение данного исторического явления. Свидетельством тому, в частности, являются не только весьма распространенные утверждения о кризисе отечественной (т.е. российской) историографии, но и признание зарубежными историками (Л.Хаймсон, Ц\Хасегава, М.Малиа, Д.Коенкер, Р.Суни) существования "кризиса интерпретации русской революции" на Западе6 3 .

Не случайно важнейшей методологической проблемой исторической науки по-прежнему остается проблема получения объективно истинного знания. В работах советских историков и обществоведов, занимавшихся разработкой методологических проблем исторической науки, в качестве основных принципов научного познания были провозглашены принципы объективности, партийности и историзма. В ходе разработки этих принципов было выдвинуто положение о том, что "пролетарская партийность в научном познании органически сочетается с полной объектив

6 4 ностью" . В результате о достоверности знаний и обобщающих выводов, полученных на основе конкретно-исторических исследований, судили по их адекватности основным постулатам марксистской теории, которая абсолютизировалась как единственно "верная". При этом не учитывалось, что эти выводы нередко противоречили результатам исследований тех же проблем в рамках других (так называемых "немарксистских) историографических направлений. В значительной мере такой же подход (правда, обусловленный иными идейно-теоретическими позициями) был характерен и для "либеральной" историографии на Западе, представители которой отрицали любые обобщения, сделанные на основе марксистского анализа революционных событий 1917 г., рассматривая марксизм как заведомо ложное учение. В этой связи и встает вопрос о необходимости деидеологизации исторической науки, сама возможность которой отрицалась долгое время марксистами-обществоведами. Для советских историков это означает, прежде всего, отказ от абсолютизации принципа партийности и признание свободы научных убеждений. В таком случае меняются основная направленность научной полемики между представителями различных историографических направлений и научных школ, а вместе с тем и критерии оценок существующих концепций и трактовок Русской революции, когда акцент с опровержения оппонента переносится на поиск совместного решения спорного научного вопроса в интересах установления истины. При этом, на наш взгляд, появляется возможность сблизить различные точки зрения на основе общепринятых или общепризнанных методов доказательств. Именно на таком уровне историографического исследования возможна постановка, а главное - решение вопроса о степени изученности той или иной проблемы. В качестве основного критерия здесь выступает мера согласия, достигнутая в трактовках этих проблем представителями различных историографических направлений и исследовательских школ. Теоретико-методологическое обоснование такого подхода к оценке итогов изучения той или иной проблемы представлено в статье Б.Г.Могиль-ницкого, по мнению которого, многовековая историографическая практика свидетельствует "о возможности достижения объективно значимых результатов, сохраняющих статус исторической истины в различных концептуальных схемах"65.

Совершенно очевидно, что обозначенный критерий в силу известных обстоятельств не мог стать приемлемым для советской историографии 30-80-х гг. в целом и, в частности, для авторов историографических работ предшествующего периода. На современном этапе, когда поставлен вопрос об интеграции отечественной историографии в мировую историческую науку, данный критерий вряд ли встретит серьезные возражения. Именно поэтому в диссертации дается сравнительный анализ концепций, разрабатываемых в рамках как отечественной, так и зарубежной историографии . Сопоставление различных точек зрения по ключевым проблемам изучения историко-революционной темы с учетом их аргументации позволит выявить как преимущества, так и недостатки или уязвимость различных методологических подходов к изучению истории Русской революции. На основе этого станет возможным в свою очередь выделить наиболее перспективные направления в изучении революционных событий 1917 г. в России с учетом научных разработок, представленных как в отечественной, так и в зарубежной историографии.

Источниковую базу данного исследования составят, прежде всего, работы обобщающего характера, в которых представлена целостная концепция истории революции 1917 г. в России. Первые попытки воссоздать историю революции в целом и дать оценку основным ее событиям были предприняты отдельными авторами уже в 20-е гг., когда появились работы П.Н.Милюкова, Н.Н.Суханова, Н.А.Рожкова, С.А.Пионтковского, А.Г.Шляпникова66. В 30-е гг. за рубежом выщла двухтомная "История русской революции" Л.Д.Троцкого67, а в России усилиями первых советских историков и участников революционных событий (А.С.Бубнов, В.А.Быстрянский, Н.В.Крыленко, М.И.Кубанин, Д.3.Мануильский, И.И.Минц, В.П.Милютин, О.А.Пятницкий, А.И.Стецкий и др.) был подготовлен к изданию и опубликован первый том "Истории гражданской войны в СССР"68. Ее второй том вышел в 1943 г., а затем последовал длительный период, на протяжении которого в нашей стране не было издано ни одной обобщающей работы по истории революции 1917 г. И только в 1962 г. появляется коллективная монография "История Великой Октябрьской социалистической революции"69, подготовленная Институтом истории АН СССР, а к 50-летию Октябрьской революции было опубликовано сразу несколько таких работ. В 1967 г. были изданы седьмой том "Истории СССР с древнейших времен до наших дней" и третий том "Истории Коммунистической партии Советского Союза", оба посвященные революционным событиям 1917 г. В 1967-1973 гг. публикуется трехтомная монография академика И.И.Минца "История Великого Октября"70, а также выходят работы Г.Н.Голикова и Л.С.Гапоненко71. Однако следующая попытка создать обобщающую работу по истории революционных событий 1917 г. в России была предпринята лишь во второй половине 80-х гг. в ходе работы над трехтомником "Исторический опыт трех российских революций"72 . Все эти работы были особо выделены в историографических исследованиях предшествующего периода, поскольку, как подчеркивалось, "их появление свидетельствовало о качественных сдвигах в изучении проблемы, о том, что за предшествующие годы был накоплен и обобщен большой фактический материал, и научная разработка ряда основных вопросов достигла определен

7 Я ной степени завершенности"

Поскольку такого рода монографические исследования рассматривались как "основа больших обобщений, важных научных концепций"74, то по положительным отзывам на эти монографии в рецензиях75 и в историографических обзорах мы можем выявить и круг историков, которые разделяли основные положения представленных концепций. На это важно обратить внимание, поскольку авторами рецензий и историографических работ, равно как и авторами коллективных обобщающих трудов по истории революции, являлись историки, которые непосредственно занимались конкретно-историческими исследованиями тех или иных аспектов историко-революционной темы. С учетом этого в источниковую базу данного исследования включены работы по отдельным проблемам истории Октября, поскольку их содержание представляет определенный интерес с точки зрения аргументации основных положений общей концепции, которая разрабатывалась в рамках советской историографии в 50-80-е гг. Такой подход представляется автору правомерным и в отношении к публикациям предшествующего периода, поскольку результаты изучения в 20-30-е гг. отдельных проблем революции нашли свое отражение в концепциях, представленных в обобщающих работах тех лет (и прежде всего в "Истории гражданской войны в СССР").

Ценная информация для решения поставленной в данной диссертации задачи содержится также в опубликованных материалах научных дискуссий разных лет по истории революции 1917 г. в России, поскольку "в дискуссиях, - как справедливо отметил А.М.Сахаров, - вскрываются в наиболее острой форме расхождения в точках зрения, система аргументации, наличие сильных и слабых сторон в исследовании обсуждаемой проблемы"76. В качестве "наиболее ценного источника" для историографического исследования рассматривал научные дискуссии К.Н.Тарновский, подчеркивая при этом, что "авторские концепции выступают в них не только в наиболее четко выраженной форме, но и в непосредственном столкновении друг с другом"77.

Особый интерес для анализа концепции советских историков в рамках данной диссертации представляют работы конца 60-х начала 70-х гг., авторы которых предложили новые трактовки основных вопросов изучения истории революции 1917 г. в России78 . Выдвинутые в этих работах идеи трактовались в историографических исследованиях 70-80-х гг. как "ошибочные", поскольку они не укладывались в рамки общепринятой в советской историографии концепции. Интерес автора данной диссертации к указанным работам объясняется, прежде всего, тем, что появление таких работ (в условиях, когда в исторической науке приветствовалось или "насаждалось" единомыслие) явно свидетельствовало об уязвимости "общепринятой" концепции, которая разрабатывалась в рамках "официальной" историографии Октября. К такому виду историографических источников следует отнести и новейшие публикации (второй половины 80-х - первой половины 90-х гг.) по историко-революционной теме, в которых обозначились новые (в смысле нетрадиционные для советской историографии* ) подходы к ее изучению.

При обосновании структуры диссертации следует прежде всего подчеркнуть, что решение главной задачи данного иссле В этой связи следует обратить внимание на высказывание французского историка Ф.Кокена, который в отношении перестройки отечественной исторической науки заметил:"Текущие переоценки советской истории подтвердили прежние заключения "западных" историков скорее, нежели продемонстрировали какие-либо новые открытия"79. дования предполагает выявление дискуссионных проблем в изучении историко-революционной темы, дальнейшая разработка которой должна быть направлена на их разрешение. Последнее невозможно без уяснения того, что лежит в основе возникших разногласий. Этим объясняется необходимость многоуровневого историографического анализа, когда наряду с основными концептуальными положениями предметом изучения должны стать теоретико-методологические основы и понятийный аппарат конкретно-исторических исследований, поскольку противоречия могут возникнуть уже на этом уровне. Вместе с тем, разработка новых подходов требует учета историографических традиций, которые во многом определяют направленность и уровень конкретно-исторических исследований. С учетом этого в первой главе диссертации "Отечественная и зарубежная историография революции 1917 г. в России: общее и особенное" предпринята попытка обозачить "исходные посылки" различных концепций, которые формируются под влиянием многих факторов.

В первом параграфе главы ("Основные историографические направления в изучении революции 1917 г.") представлена характеристика основных историографических направлений, классификация которых позволяет, во-первых, акцентировать внимание на различиях в теоретико-методологических подходах к изучению истории революционных событий 1917 г. в России, а во-вторых, выделить основные концепции, которые станут предметом сравнительного анализа в диссертации. При этом отечественная историография рассматривается в контексте развития мировой историографии Русской революции. Такой подход позволяет обосновать авторскую точку зрения на оценку современного состояния отечественной историографии как "кризисного", высказанную ее сторонниками с позиций традиционного противопоставления отечественной историографии зарубежной.

Во втором параграфе ("Особенности отечественной историографии революции 1017 г. в России") рассматриваются особенности эволюции отечественной историографии, которые не только определили теоретико-методологические подходы отечественных историков к разработке историко-революционной темы. но и наложили существенный отпечаток на интерпретацию основных событий революции 1917 г. Вместе с тем, анализ особенностей отечественной историографии позволяет обозначить суть новых подходов, которые существенно расширили бы познавательные возможности отечественной исторической науки и положили бы начало формированию новых историографических традиций.

В последующих трех главах рассматриваются трактовки отечественными историками основных проблем истории Русской революции . В основу структуры и содержания этой части диссертации был положен проблемный принцип, который является традиционным для отечественной историографии. Он предполагает анализ широкого круга проблем по истории революции, которые были выделены в историографических исследованиях 60-80-х гг. Речь, прежде всего, шла об изучении "социально-экономических и политических предпосылок Великой Октябрьской социалистической революции" . Тема "классы и партии в Октябре 1917 г." исследовалась по таким проблемам, как "партия большевиков в период подготовки и проведения Великой Октябрьской революции", "рабочий класс - гегемон Октябрьской революции", "союз рабочего класса и крестьянства", "мелкобуржуазные партии", "буржуазно-помещичьи партии". В качестве самостоятельных направлений в изучении истории революции 1917 г. в историографических исследованиях предшествующего периода выделялись и такие темы, как "революционное движение в армии", "Великий Октябрь в национальных районах", "первые социально-экономические и культурные преобразования" Советской власти, и, наконец, "всемирно-историческое значение Великой Октябрьской социалистической революции". Особое место в ряду основных или центральных проблем изучения истории Октября занимала "Лениниа-на"80. В работе Е.Н.Городецкого наряду с указанными проблемами представлен также историографический анализ разработки таких проблем, как "победа Октябрьской революции на местах", "история Советов", "Октябрьское вооруженное восстание"81.

Многие из этих проблем разрабатывались и зарубежными историками. Однако в данном случае важно подчеркнуть, что формулировка исследовательских проблем, представленная в историографических работах советских авторов, носит в определенной мере установочный характер, что на современном этапе дает основание упрекать авторов указанных работ в приверженности к априорным концептуальным схемам. Речь идет, прежде всего, об оценке характера Октябрьской революции как революции "социалистической", которая присутствует в постановке такой, например, проблемы, как "Социально-экономические и политические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции". Решение довольно спорного вопроса о роли рабочего класса в революционных событиях 1917 г. в России, по сути дела, предопределено формулировкой этой проблемы как "Рабочий класс гегемон Октябрьской революции". Это замечание справедливо и в отношении постановки в историографических исследованиях такой проблемы, как "Союз рабочего класса и крестьянства".

До недавнего времени подобные формулировки не вызывали возражения, поскольку они не противоречили известным ленинским высказываниям, которые были объединены понятием "ленинская концепция Октябрьской революции". По сути дела, это были формулировки основных концептуальных положений, разрабатываемых в рамках советской "официальной" школы. На наш взгляд, подобная формулировка проблем правомерна лишь в том случае, если за ней стоит анализ всей системы аргументации выдвинутого положения. В определенной степени этому условию соответствуют историографические работы по отдельным проблемам Октябрьской революции. Тем не менее на современном этапе, когда речь идет об интеграции отечественной историографии в мировую историческую науку, формулировка исследовательских проблем должна носить "нейтральный" характер, поскольку расхождения между представителями различных историографических направлений нередко возникают уже на уровне постановки проблемы. В частности, обозначенные выше формулировки проблем были в принципе неприемлемы для большинства представителей зарубежной историографии.

Поэтому структуру этой части диссертации определили общезначимые проблемы, т.е. проблемы, представляющие равный научный интерес для историков различных историографических направлений. Такой подход дает возможность выявить те аспекты проблем, по которым существуют наиболее глубокие разногласия, сравнить аргументацию разных точек зрения и тем самым предложить или наметить перспективные направления в изучении истории революции 1917 г.

Представляется, что при всем многообразии трактовок различных сторон истории революции существенные расхождения в концептуальном ее осмыслении связаны с неоднозначными оценками характера и места Октябрьского переворота в революционных событиях 1917 г. в России. Для представителей всех историографических направлений эти оценки носили априорный характер и определяли логику их дальнейших рассуждений. Если советские историки в своих трактовках революционных событий исходили из оценки Октября как "социалистической революции", то аксиомой для многих зарубежных историков (в лице "либеральной" историографии) и современных отечественных авторов стал тезис об "'узковерхушечном заговоре" большевиков. Принципиально иная точка зрения на характер Октябрьского переворота представлена в работах зарубежных историков-"ревизионистов". В данном случае важно подчеркнуть, что отказ сторонников той или иной точки зрения от своих оценок Октябрьского переворота неизбежно приведет к пересмотру основных положений их концепций и, в конечном счете, к переосмыслению характера и значения революции 1917 г. в целом. Другими словами, различные оценки Октябрьского переворота выступают в качестве исходных постулатов, которые лежат в основе различных концепций Русской революции (т.е. определяют проблематику и направленность исследований в рамках различных историографических направлений, отбор фактов и их интерпретацию). Попытка проанализировать эти исходные постулаты предпринята во второй главе диссертации в рамках постановки общезначимой проблемы "Характер и значение революции 1917 г. в России".

Данная глава состоит из двух параграфов. В параграфе первом ("Вопрос о характере революции в советской историографии 20-80-х гг. Концепция "перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую") анализируется аргументация положения о "социалистическом" характере Октябрьской революции, которое являлось ключевым в концептуальных построениях советских историков 30-80-х гг., трактовавших революционные события 1917 г. в России как "перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую".

Другие точки зрения и оценки Октябрьского переворота рассматриваются во втором параграфе главы ("Отечественная историография в поисках новых концепций. Проблема "типологии революций") в связи с отказом российских историков от многих традиционных положений и выводов советской историографии. Оценка новых подходов к освещению революции 1917 г. в России, которые обозначились в современных публикациях отечественных авторов, дана с учетом имеющихся наработок как в зарубежной, так и в советской историографии. Предпринятый в данном случае сравнительный анализ различных трактовок характера революции 1917 г. позволяет выделить наиболее актуальные проблемы, которые на данный момент должны стать предметом всестороннего обсуждения представителями различных историографических направлений .

Содержание и выводы второй главы настоящей диссертации позволяют обозначить новые аспекты в разработке вопроса о причинах революции 1917 г., ответ на который пытаются дать представители всех историографических направлений. Историографическому анализу данной проблемы посвящена третья глава диссертации ("Причины революции 1917 г. в России"). Особое внимание в первом параграфе главы ("Вопрос о причинах революции в исследованиях советских историков") уделяется теоретико-методологическим вопросам, без разработки которых невозможно сближение различных точек зрения на причины Русской революции. Анализ последних, представленный в данном параграфе, позволяет выделить два основных аспекта в исследовании механизма вызревания революции 1917 г. в России. Результаты разработки этих аспектов в рамках отечественной и зарубежной историографии рассматриваются автором диссертации во втором параграфе третьей главы ("Основные аспекты изучения механизма возникновения Русской революции").

В последней главе диссертации ("Ход и итоги революции 1917 г. в России") поднимаются вопросы, связанные с трактовкой отечественными и зарубежными авторами хода и исхода Русской революции. Предметом историографического анализа в рамках данной главы являются различные оценки роли основных социальных и политических сил, вовлеченных в революционный конфликт 1917 г., характер взаимоотношений между которыми, по сути дела, определил событийную канву революции и в конечном счете ее итоги. Структуру и содержание главы определили два возможных подхода к исследованию революционных событий в России, в основе которых лежат различные представления о роли масс в революции.

В первом параграфе ("Временное правительство, политические партии и вопрос о власти в революции") рассматриваются трактовки политических аспектов революции, разработке которых уделялось значительное внимание в работах как отечественных, так и зарубежных авторов. Во втором параграфе ("Роль масс в революции 1917 г.) представлен сравнительный анализ различных точек зрения, высказанных в рамках изучения массового революционного движения в России в 1917 г. Представленные в работах отечественных и зарубежных авторов трактовки данной проблемы рассматриваются в диссертации под разным углом зрения.

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Кудинова, Наталья Тимофеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ основных концептуальных положений советской и современной отечественной историографии Русской революции позволяет выделить круг методологических проблем, без обсуждения которых дальнейшие дискуссии по историко-революционной тематике могут оказаться малорезультативными при разрешении спорных вопросов. Представляется, что без разработки этих проблем (которые во многом определяют исходные посылки любого конкретно-исторического исследования) современные российские историки, в лучшем случае, смогут предложить концепции, заим-стованнные из западной историографии. Об этом, в частности, свидетельствует обращение наших историков к "тоталитаристским" интерпретациям Русской революции. Однако здесь следует подчеркнуть, что, во-первых, как показывает историографический анализ, многие положения этих концепций далеко не бесспорны, а во-вторых, противопоставление различных концепций (равно как и поиски одной, так называемой "правильной" концепции) не приближает исследователей к познанию истории Русской революции. Подтверждением этому служит характер дискуссий между "либеральными" историками и историками- "ревизионистами" на Западе, которые ведутся на протяжении уже нескольких десятилетий, но так и не привели к сближению различных точек зрения. Вместе с тем сравнительный анализ всех этих концепций позволяет выйти на постановку проблем, которые представляют равный научный интерес для представителей различных историографический направлений и должны стать предметом научных обсуждений.

Одной из таких проблем является проблема "типологии революций", решение которой невозможно без уточнения самого понятия "революция".

Представляется, что основные противоречия, которые были выявлены при анализе концепции "перерастания буржуазно-демократической революции в революцию социалистическую" (которая разрабатывалась советской "официальной" исторической школой в 20-80-е гг.) , во многом обусловлены тем, что вся аргументация советских историков была выстроена на отождествлении таких понятий, как "политическая" и "социальная" революция. В

- 285 результате, в рамках советской историографии, которая в основу изучения революционных событий 1917 г. в России положила формационный подход, произошла подмена предмета исследования, поскольку к разработке основных проблем "социально-политической" революции советские авторы подходили с категориями изучения революции "межформационной". При этом в работах советских исследователей, которые трактовали революционные события 1917 г. как период борьбы за завоевание политической власти революционным классом, т.е. пролетариатом, "политическая" (по своему содержанию или направленности) революция предстает как составная часть революции "социальной". Определение последней как "социалистическая" распространялось и на трактовку характера Октябрьского переворота, а по сути дела, и Русской революции в целом.

Однако если "социальную" и "политическую" революции рассматривать как различные типы революций, то при дальнейшей разработке историко-революционной темы следует отказаться от попыток характеризовать революцию 1917 г. в России в таких ,понятиях как "социалистическая" или "буржуазно-демократическая" революция. В таком случае усилия отечественных авторов должны быть направлены на разработку категориального аппарата изучения "социально-политической" революции. Представляется, что при определении самого понятия "социально-политической" революции важно прежде всего четко обозначить те признаки, которые позволят, во-первых, отличить "социально-политическую революцию" от "верхушечного переворота" (или "заговора", "путча" и т.п.), поскольку и в том и в другом случае речь идет о смене власти"неконституционным", "насильственным" путем, а во-вторых, провести различие между "социально-политической революцией" и "социальным бунтом" (или "мятежом"), поскольку и в том и в другом случае налицо "экстраординарная активность" масс.

Совершенно очевидно, что отсутствие четкого представления о содержании и соотношении всех этих понятий затрудняет сближение различных точек зрения по наиболее дискуссионным вопросам изучения истории Русской революции.

Важно также подчеркнуть, что при отсутствии четких научных дефиниций, как показывает представленный в данной монографии историографический анализ, неизбежно происходит подмена и отождествление понятий разного порядка, что делает уязвимой, а нередко и внутренне противоречивой любую концепцию. Свидетельством тому является, в частности, разработка в советской историографии вопроса об уровне развития капитализма в России, равно как и содержание дискуссий по проблемам аграрного капитализма. В первом случае уровень развития капитализма (как общественно-экономической формации) советские исследователи пытались определить в основном по уровню развития капитализма (как социально-экономического уклада) в промышленности и в сельском хозяйстве. В другом случае при постановке вопроса об уровне развития аграрного капитализма акцент был смещен на обсуждение вопроса о характере аграрного строя России. В результате, вопрос об уровне развития капитализма в стране остался не решен, что прежде всего ставит под сомнение положение о "социалистическом" характере Октябрьской революции, поскольку недоказанным остается вывод советской историографии о зрелости формационных предпосылок для социализма.

Вместе с тем само понятие "предпосылки" революции как аналитическая категория также не получило должного теоретического обоснования. В результате на уровне конкретно-исторических исследований стало возможным отождествление таких понятий, как "предпосылки" и "причины" революции. При этом нередко трактовка социально-экономических и политических предпосылок революции, представленная в работах советских исследователей, была подчинена и обоснованию объективной обусловленности или закономерности "успеха" ("победы") социалистической революции в России. Не случайно поэтому при постановке вопроса о причинах революции в ходе различных дискуссий (в том числе и в рамках современных) историки по-разному понимают суть обсуждаемой проблемы и нередко говорят в сущности о разных предметах исследования, что не способствует сближению различных точек зрения по дискуссионным вопросам.

В этой связи важно отметить, что в рамках изучения революции как исторического события основной акцент должен быть смещен на выявление ее "причин". При этом Русская революция 1917 г. предстает как революция "социально-политическая" (или "политическая"). Разработка же проблемы "предпосылок" революции лежит в плоскости изучения процесса перехода от одной общественно-экономической формации к другой (что составляет суть так называемой "социальной" или "межформационной" революции ) .

Постановка вопроса о причинах революции ориентирует историка на исследование так называемого механизма возникновения революции. Советские исследователи в своей трактовке данной проблемы исходили из ленинского учения о "революционной ситуации". При этом "революционная ситуация" характеризовалась в советской историографии как некая "фаза в революционном развитии, когда взаимодействие объективного и субъективного факторов делает возможным начало революции"1. Если исходить из ленинского определения, то под "субъективным фактором" следует понимать "способность революционного класса на революционные массовые действия, достаточно сильные, чтобы сломить (или надломить) старое правительство."2. Однако в конкретно-исторических исследованиях советских историков субъективный фактор нередко представлен деятельностью партии большевиков, что явно противоречит марксистскому постулату о решающей роли народных масс в истории вообще и революции в особенности. Вместе с тем неоднозначную трактовку в работах советских авторов получили и основные признаки "революционной ситуации", сформулированные В.И.Лениным. Поэтому при дальнейшей разработке вопроса о механизме вызревания Русской революции следует, на наш взгляд, исходить из определения сущности "социально-политической" революции.

В работах отечественных и зарубежных авторов (как философов, так и историков) представлена неоднозначная трактовка этого понятия. В результате вопрос о причинах Русской революции 1917 г. может рассматриваться и, по сути дела, рассматривается под различным углом зрения. Однако сопоставление различных точек зрения, высказанных в этой связи в работах отечественных и зарубежных авторов, позволяет выделить в разработке данного вопроса два взаимосвязанных аспекта.

Один из них предполагает всесторонний анализ тех факторов, которые оказали непосредственное воздействие на настроение и поведение масс и, в частности, обусловили антигосударственную направленность массовых выступлений в 1917 г. Такая постановка вопроса приемлема как для отечественных, так и зарубежных авторов, поскольку представители всех историографических направлений (правда, в различном контексте) пытались

- 288 выявить истоки "революционности" или "политического радикализма" российских "низов". Если обобщить высказанные при этом точки зрения, то в ходе дальнейших дискуссий предстоит обсудить следующие вопросы. Насколько правомерно объяснять "радикализм" масс низким уровнем их политической культуры и правового сознания (правовой культуры), что облегчало, согласно весьма распространенной точке зрения, манипулирование массовым сознанием со стороны партий и радикально настроенной интеллигенции? Можно ли объяснять восприимчивость русских рабочих к идее "классовой борьбы" (а не "социального мира", "классового мира") особенностями "менталитета" русских, и в частности, "склонностью к насилию"? Или, как указано в современных публикациях, следует исходить из признания особого типа политического культуры российского общества - конфронтаци-онного? Или все-таки следует признать обоснованность точки зрения, согласно которой "революционность" российских низов объясняется не столько отсутствием в России демократических традиций разрешения социальных конфликтов, сколько непосредственным опытом борьбы масс (в том числе и репрессивной политикой властей), который подводил массы к идее о невозможности разрешить их проблемы мирным путем? Другой аспект изучения механизма вызревания революции в России связан с характеристикой состояния российской государственности. При этом особый интерес представляет разработка такой проблемы, как "реформы и революция", поскольку в условиях падения авторитета верховной власти и разложения репрессивного аппарата самодержавия (в первую очередь армии) предотвратить революции можно было путем проведения радикальных реформ. Однако в таком контексте в качестве альтернативы "революции" следует рассматривать не реформу "модернизации", направленную на "вестернизацию" или преодоление отсталости России (что характерно для представителей всех историографических направлений), а реформу "успокоения", суть которой следует усматривать в уступках бунтующим массам.

Отказ от формационного подхода при анализе революционных событий 1917 г. в России выдвигает на первый план вопрос о месте и значении Октябрьского переворота, в результате которого к власти пришли большевики. В первую очередь следует отказаться от традиционного противопоставления Февральской ре

- 289 волюции (как революции "буржуазно-демократической") революции Октябрьской (как революции "социалистической"). В таком случае встает вопрос о названии революции, который требует специального обсуждения, поскольку без однозначного решения этого вопроса сложно определиться с тематикой дальнейших исследований, равно как и обозначить предмет будущих дискуссий по истории революции 1917 г. в России. В рамках данной диссертации использовалось определение "Русская революция 1917 г.". Представляется, что окончательный вариант названия, который отразит смысл и значение революции 1917 г. в истории России, может появиться в результате совместных усилий историков различных исследовательских школ, которые будут направлены на познание этого исторически значимого события XX века. Не исключено при этом, что предложенный вариант названия со временем сможет трансформироваться в такое понятие, как "Великая Русская революция" или же, напротив, революционные события 1917 г. войдут в историю под названием "Великая смута".

Очевидно, что при этом следует пересмотреть и хронологические рамки революции и ее периодизацию. Общепринятая до недавнего времени в отечественной историографии хронология и периодизация Русской революции сложилась в ходе разработки концепции "перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую". При этом последовавшие после Октябрьского переворота и триумфального шествия Советской власти события, связанные с гражданской войной, как правило, выносились за рамки революции 1917 г. и трактовались в советской историографии как "защита завоеваний пролетарской (или социалистической) революции". В зарубежной историографии, а также в ряде публикаций современных отечественных авторов представлена и другая точка зрения, трактующая события гражданской войны как борьбу против "большевистской диктатуры". Совершенно очевидно, что и в том и в другом случае исследователи подходят к оценке послеоктябрьских событий с позиций различных противоборствующих сторон (т.е. по сути дела, следуют принципу "партийности"). Если оставаться на позициях такого подхода, то прийти к однозначной трактовке послеоктябрьских событий в принципе невозможно. Однако, как представляется, обе точки зрения могут быть сведены к единому знаменателю, если отказаться от односторонней (т.е. с позиции лишь одной из конф

- 290 ликтующих сторон) оценки событий гражданской войны и рассматривать их как продолжение борьбы за власть в условиях новой расстановки классовых и политических сил. В таком случае хронологические рамки Русской революции должны включать в себя и период гражданской войны в России, если, конечно, увязывать определение хронологических рамок революции с решением вопроса о власти. При этом усилия исследователей должны быть направлены и на углубленную разработку такой проблемы, как "революция и власть". Без теоретического осмысления данной проблемы, как представляется, невозможно разработать единый (или приемлемый) для представителей всех историографических направлений критерий периодизации революций.

Пересмотр хронологических рамок и названия революции позволяет обозначить новые аспекты в изучении традиционных для нашей историографии проблем. При этом появляется возможность выявить степень аргументированности основных положений и выводов, представленных в различных концепциях Русской революции и по-новому подойти к решению спорных вопросов. Одной из таких дискуссионных проблем, например, по-прежнему остается трактовка роли крестьянства в революции.

Расширение хронологических рамок революции, в частности, позволяет сравнить настроение и позицию крестьянства как в период правления Временного правительства, так и после прихода к власти большевиков. Здесь важно подчеркнуть, что и в том и в другом случае имели место антиправительственные выступления крстьян. При этом следует иметь в виду, если при Временном правительстве эти выступления носили локальный характер, то при большевиках, наряду с традиционными волнениями в деревне, крестьяне открыто взялись за оружие, составив массовую опору белого движения. С учетом этого вывод о том, что успех большевиков в октябре 1917 г. стал возможен благодаря поддержке их со стороны крестьянства, представляется не вполне обоснованным. Если при этом не отрицать того факта, что недовольство крестьян большевистским правлением во многом было обусловлено действиями продотрядов, а в годы гражданской войны рабочие, в отличие от крестьян, поддержали большевиков, то есть основание утверждать о расколе или противоречиях между рабочими и крестьянами, равно как и о конфликте между городом и деревней. Такой вывод свидетельствует скорее в пользу кон

- 291 цепции "автономных потоков" и, во всяком случае, ставит под сомнение тезис советской историографии о "союзе рабочего класса и крестьянства" и о "гегемонии пролетариата".

Важно подчеркнуть также, что с расширением хронологических рамок революции 1917 г. у историков появляются новые возможности для всестороннего исследования проблем» связанных с утверждением большевистской власти в России. Как правило, успех большевиков в октябре 1917 г. исследователи пытаются объяснить через призму противоборства между Временным правительством и партией большевиков в послефевральский период. Однако понять причины полного банкротства Временного правительства можно, на наш взгляд, и в рамках поиска ответа на вопрос, почему большевикам удалось удержать власть? Речь в данном случае идет о сопоставлении деятельности Временного правительства, с одной стороны, и Советского правительства, с другой, с учетом как внутренних (социальных, экономических и политических) , так и внешних условий, в которых осуществлялась их деятельность. В этой связи следует отметить, что обоим правительствам (которые были образованы как временные органы власти с формулировкой "впредь до созыва Учредительного собрания") пришлось действовать в весьма схожей ситуации, хотя нельзя не учитывать, что большевики и их правительство после прихода к власти столкнулось с гораздо большими трудностями, чем это выпало на долю Временного правительства.

Прежде всего, и Временное правительство, и Совнарком оказались у власти, когда страна была втянута в войну. Однако если Временное правительство могло рассчитывать на поддержку союзников России, то против большевистского правительства выступили не только Германия, но и страны Антанты. Нередко при оценке результатов деятельности Временного правительства высказывается мнение, согласно которому оно не могло успешно осуществлять свою политику из-за противодействия со стороны Советов. В этой связи следует заметить, что если Временному правительству пришлось считаться с Советами, которые по сути своей представляли своеобразную оппозицию правительству, то и Совнарком, который возглавил В.И.Ленин, должен был искать общий язык с ВЦИК, который отнюдь не был большевистским. Важно обратить внимание и на тот факт, что большевикам, как и Временному правительству, пришлось столкнуться с решением слож

- 292 нейших социально-экономических проблем (разруха, голод, развал транспорта, рост цен, резкое падение жизненного уровня населения). Более того, экономическое положение в стране к моменту прихода большевиков значительно ухудшилось по сравнению с ситуацией в феврале 1917 г. и продолжало ухудшаться (как уже следствие гражданской войны). По сути дела, нерешенность всех этих проблем, по мнению многих историков, и определила участь Временного правительства. Однако в данном случае следует иметь в виду, что шаги, которые предпринимали большевики по решению всех этих проблем, имели, как отмечено в ряде современных публикаций, много общего с политикой Временного правительства. Здесь и возникает вопрос: почему же большевикам удалось все-таки удержать власть?

Представляется, что ответ на этот вопрос лежит не в плоскости рассуждений о "тоталитаризме" большевиков, а в области всесторонней разработки такой проблемы, как "массы и власть" в революционный период. Эта проблема только начинает разрабатываться в отечественной историографии. К ее исследованию многие авторы пытаются подойти через постановку вопроса об "исторических шансах представительной демократии" в России. В рамках такого подхода в качестве решающего фактора в развитии Русской революции нередко выступает либо "низкий уровень политической культуры" масс (которые по причине своей политической "отсталости" не восприняли идеи "представительной демократии"), либо так называемый "конфронтационный тип политической культуры" (который исключал возможность политического диалога и компромиссных соглашений в ходе революции). Однако, на наш взгляд, при объяснении логики развития Русской революции и ее итогов в первую очередь следует учитывать наличие существенных расхождений в социальных ожиданиях, которые различные классы и слои населения связывали с крахом самодержавия в России. Представляется, что именно этот фактор во многом определял позицию и поведение масс на разных этапах развития революции, характер взаимоотношения между различными классами и социальными группами, равно как и их отношение к основным политическим партиям и к официальной власти. По сути дела, выделенный фактор выступает на первый план в рамках классового подхода, который ориентирует исследователя на "точный анализ тех различных интересов различных классов, которые сходятся на известных, определенных, ограниченных общих задачах"3. Важно подчеркнуть, что при такой направленности исследований в рамках советской историографии Русской революции были сформулированы положения и выводы, многие из которых нашли свое подтверждение в работах зарубежных историков-"ревизионистов" и которые следует учитывать при дальнейшей разработке истории Русской революции.

В этой связи важно подчеркнуть, что концепции Русской революции, которые разрабатывались в рамках "советской" и "ревизионистской" историографии, сближает признание решающей роли масс в развитии революционных событий в послефевральский период. По сути дела, фактический материал, который представлен в работах советских и зарубежных историков-"ревизионистов", позволяет сделать вывод о "решающей роли" пролетариата в развитии революционных событий в России, что имеет принципиальное значение при обосновании "пролетарского" (но отнюдь не "социалистического") характера Русской революции.

Если же историк настаивает на определении Октябрьской революции как "социалистической", то перед ним встает задача обосновать критерии подобной типологии политических революций. Представляется, что в качестве основного критерия здесь можно рассматривать "идеологию" или провозглашенные цели революции. Однако в таком случае следует различать не "социалистические" и "буржуазные" революции, а социалистические, исламские, националистические, либеральные и т.п.

Вместе с тем отказ от попыток трактовать характер Русской революции как "социалистической" ни в коей мере не умаляет значимость революционных событий 1917 г., суть которых следует усматривать в восстании масс во имя "социальной справедливости", в попытках масс претворить в жизнь свои собственные идеалы и представления о "социальной справедливости".

Совершенно очевидно, что при этом изменится и основная проблематика исследований по историко-революционной теме, поскольку в советской историографии определение "Великая Октябрьская социалистическая революция" несло не только идеологическую нагрузку, но и во многих отношениях было "установочным", теоретико-методологическим и детерминировало подход к изучению таких важнейших аспектов революции, как ее причины, ход, движущие силы ("субъект" революции) и итоги революции.

- 294

Представляется, что при оценке итогов "социально-политической" революции следует отказаться от использования таких понятий, как "победа" или "поражение" революции, поскольку оба эти понятия весьма относительны. Речь может идти в данном случае лишь о конкретных итогах или результатах революции.

В качестве основных итогов Русской революции, если рассматривать ее в рамках 1917-1921 гг., мы можем выделить следующие факты: свержение самодержавия (в феврале 1917 г.); провозглашение народовластия в лице Советов (в октябре 1917 г.); создание новой системы государственной власти (в ходе гражданской войны), для которой характерно однопартийная система, этатизация партии, провозглашение новой официальной идеологии; формирование однопартийного правительства; превращение партии большевиков в правящую партию (или успех партии большевиков и банкротство других политических партий); изменение социальной структуры российского общества (ликвидация помещиков, буржуазии и деклассирование рабочего класса); провозглашение социального, национального равенства; демократические свободы; принятие конституции; выход из войны; перераспределение собственности в результате ликвидации помещичьего землевладения и передачи земли крестьянам (Декрет о земле), через национализацию крупной промышленности (в годы гражданской войны), экспроприацию других форм частной собственности и пр.; и ,наконец, развал Российской империи и образование на ее территории нескольких самостоятельных государств. На уровне эмоциональных оценок или в рамках идеологизированного подхода все эти факты могут быть истолкованы и как завоевания Русской революции, и как национальная катастрофа с последующим выявлением ее основных виновников. Однако, представляется, что задача исследователя революции состоит не в том, чтобы оправдать или осудить тех или иных участников революционных событий, а в том, чтобы объяснить, чем был обусловлен именно такой исход революции. С этой точки зрения многие исследования, представленные в отечественной историографии 20-80-х гг., не утрачивают своей научной значимости, поскольку накопленный фактический материал и высказанные на основе его анализа положения и выводы по-прежнему представляют интерес и должны быть учтены при дальнейшем изучении истории революции 1917 г. в России.