Осмысление национальной романтической традиции в творчестве Франца Фюмана и Кристы Вольф тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.03, кандидат филологических наук Чурбанова, Виктория Станиславовна

• Чурбанова, Виктория Станиславовна
• кандидат филологических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Чурбанова, Виктория Станиславовна

Введение.

Глава I. Этапы осмысления романтической традиции в творческой эволюции Франца Фюмана.

§ 1. Раннее творчество. "Эстетика момента"1.

§2. Открытие романтической традиции. "Эстетика истории".

§3. Осмысление традиции. Ф.Фюман и Э.Т.А.Гофман.

§4. Позднее творчество. "Эстетика вечности".

Глава II. Традиции немецкого романтизма в творчестве Кристы Вольф.

§ 1. Предпосылки обращения к романтической традиции в раннем творчестве. "Эстетика момента".

§2. Романтическая традиция и принцип субъективной аутентичности".

§3. "Эстетика женского творчества" как воплощение романтической традиции.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Осмысление национальной романтической традиции в творчестве Франца Фюмана и Кристы Вольф»

Прошлое не умерло и даже не прошло"2. Это высказывание выражает сокровенную мысль писателей конца второго тысячелетия и не случайно является тройной цитатой. У.Фолкнер, М.Фриш, Криста Вольф размышляют о связи своего века с веками минувшими, вкладывая в одни и те же слова разное содержание. Криста Вольф продолжает: "Прошлое не умерло. И даже не прошло. Мы отторгаем его от себя, отчуждаем."3. Пафосом несогласия с подобным отчуждением и отторжением проникнуто всё её творчество. Лучшие представители немецкой литературы второй половины XX века, а по-разному подходили к проблеме национальных традиций, что нередко разъединяло их, вплоть до антагонистического неприятия позиций друг друга. Проблема осмысления писателями исторических и литературных традиций представляет серьёзную научную задачу, которой мы посвятим своё внимание в настоящей работе. Чтобы решить эту задачу, мы должны определить объём понятия "прошлое", разграничивая прошлое ближайшее и далёкое, прошлое историческое и литературное, проследить, какие элементы в нём не умерли и почему они вдруг становятся необходимыми или сохраняют актуальность на протяжении длительного времени.

Обострённое ощущение времени пронизывает литературу конца XX века. Осознание собственной неповторимости, культ новизны, калейдоскопическая смена ярких явлений, быстро меняющаяся мода - примета наших дней. Желание быть современным, неприятие устаревшего, отказ от авторитетов, образцов порождают необходимость сравнивать, чтобы отличаться надо доказать свою несхожесть, осмыслить её во временном континууме, но открытие прошлого нередко превращает его в факт нашего современного сознания, и пёстрая картина настоящего озаряется новым смыслом. В XX веке не раз высказывалось мнение о том, что культура достигла независимости и автономности, и не один раз приходилось признавать её бессилие освободиться от гнёта традиций", перед лицом прошлого, с которым она кровно связана - имена этого прошлого могли быть различными, среди них не последнее место занимает понятие романтизм. Литература, посвященная романтизму, поистине безбрежна. Широк диапазон мнений по поводу связей XX века и романтизма, простирающийся вплоть до утверждения, что весь XX век "вышел из романтизма"4. Столь же широко трактуется и само понятие "романтизм"5. Для Германии романтизм - одно из самых ярких явлений культуры, немецкий романтизм в теории и практике - родоначальник романтизма в Европе, это эпоха, давшая целую плеяду имён, среди которых Новалис, Тик, Брентано, Гофман, Эйхендорф, Гейне, а также Гёльдерлин, Клейст, связанные с романтизмом многими гранями своего творчества. Обращение к романтизму было плодотворным во многие периоды истории немецкой литературы: немало написано о возрождении романтизма в неоромантизме и других течениях начала XX века (экспрессионизме, экзистенциализме и др.6), многие крупные писатели, испытали его влияние (в т.ч. Т.Манн и Г.Гессе).

Наименее изученной страницей обращения к романтизму в литературной истории - осталась та роль, которую ему ещё раз суждено было сыграть на исходе XX века в литературе Восточной Германии. Несмотря на огромную притягательность данной темы, она не получила, в силу определённых причин, подлинного рассмотрения. Именно произведения, возникшие в процессе осмысления эпохи романтизма, составляют наиболее актуальную часть наследия двух ярких и талантливых писателей ГДР - Франца Фюмана и Кристы Вольф. Без освоения в их творчестве романтических национальных традиций не было бы, возможно, и того неповторимого опыта, который не только обогатил литературу ГДР и обеспечил ей признание, но и стал ярким явлением в культуре XX века.

Само понятие "литература ГДР" на наших глазах превратилось в понятие историческое. Замкнулись хронологические рамки 1949-1989гг., прекратило своё существование государство Германская Демократическая Республика. И вот уже срабатывает механизм "отторжения". Исследователь, обращаясь к этой теме на рубеже тысячелетий, оказывается в двойственной ситуации: с одной стороны, явно или неявно ощущается её анахронизм, исчерпанность; а с другой - отсутствует объективная картина. Опираясь на существующие исследования, трудно удовлетворительно ответить на вопрос, чем же была эта литература на самом деле.

В этом драма литературы ГДР, превращающейся в "литературу - призрак", в анахронизм, так и не получив оценки, свободной от идеологических трактовок. Проще всего отбросить её, сделать вывод о её вторичности, несущественности, не замечая, как, мучительно пытаясь освободиться от гнёта идеологии, она обрела собственный голос.

Так же, как желанное воссоединение Германии не оказалось гладким и безболезненным и введение западной демократии не решило всех проблем, так не произошло автоматического растворения литературы Восточной Германии, она сохраняет своеобразие и заслуживает нового прочтения, необходима нам, чтобы лучше понять своё время.

Сейчас, в начале нового тысячелетия, когда естественно встаёт вопрос о пройденном пути, о прошлом, о том, что в нём достойно сохранения или хотя бы упоминания, существует необходимость осмыслить и уникальная возможность по-новому рассмотреть это сложное и интересное явление, каким была литература Восточной Германии и творчество её лучших писателей, о которых у нас сложилось недостаточное, если не превратное представление.7 Эта страница истории литературы - то звено, без которого панораму культурной жизни столетия можно считать неполной. И именно сейчас исследователь обретает способность "двойного видения", совмещает в своей позиции историка и современника, хронологическую близость к предмету исследования и необходимую дистанцию, позволяющую видеть его на расстоянии. Упорное нежелание многих критиков замечать достижения литературы, постепенно обретавшей собственный неповторимый голос, связано с тем, что в оценке литератур бывших социалистических стран нередко слишком большую роль играли идеологические стереотипы, оказавшиеся гораздо менее чувствительными к смене исторических условий, чем сама литература. Одна из идеологически ориентированных концепций, основанная на нигилистическом отрицании самой возможности существования литературы и искусства в условиях жёсткого давления, выражалась в игнорировании литературы ГДР. Отголоски её можно найти у Р.Баумгарта в "Истории современной немецкой литературы": литература ГДР, по его мнению, "монотонно и терпеливо отвечает на один и тот же вопрос: как, и можно ли вообще, в условиях диктатуры при экстремальном идеологическом нажиме создавать прозу. То, что выходит из под пера - едва ли читабельно. А.Зегерс, Ф.Фюман, Э.Штриттматтер - вот и все имена, достойные упоминания"8. В 70-е гг., когда не замечать своеобразия литературы ГДР стало уже невозможно, рецензенты на Западе писали с одобрением только о произведениях, содержащих критику "коммунистического режима", оставляя без внимания всё остальное9, а их оппоненты из ГДР искали в своей литературе прежде всего доказательства абсолютной верности ему. Но и теперь, в изменившейся ситуации ещё не вполне преодолена инерция ретроспективно судить о писателях ГДР по степени их оппозиционности режиму. Односторонность данного критерия заставляет вспомнить размышление Ф.Фюмана по поводу линейных преобразований: "А"

1Л превращается в "-А" и снова становится "А". Мысль об упадке искусства в эпоху запретов была ранее высказана Н.Трубецким: "Если в силу каких-нибудь внешних причин все направления творчества, кроме какого-нибудь одного, оказываются запретными, творчество, направляясь по единственному разрешённому направлению, очень скоро упирается в тупик, и наступает период застоя, притом застоя безвыходного, так как всякие новые направления творчества запрещены. Когда такой период застоя затягивается, может наступить и полная атрофия творчества."11 К чести литературы и писателей, они оказались в состоянии противостоять односторонности, отстаивая свободу и многообразие через осмысление национальной литературной традиции.

Задача выделить в литературе Восточной Германии живые, не потерявшие значения для современной культуры элементы и различить в ней нежизнеспособное, балластное, обнаружить нити, протянувшиеся от неё вглубь во времени и вширь в пространстве культуры, представляется безусловно актуальной, тем более, что мы будем рассматривать литературу ГДР не как замкнутую систему, а в контексте истории немецкой литературы и современной культурной жизни, в свете художественных исканий и эстетических концепций конца тысячелетия. Писатели ГДР, получившие долгожданное право называться просто немецкими писателями, их опыт, тексты, созданные за четыре десятилетия, заслуживают вдумчивой оценки, а не просто перемены знака с "+" на

Более узко сформулированная цель исследования - эстетические аспекты обращения к прошлому, к традиции в творчестве двух конкретных писателей -Франца Фюмана и Кристы Вольф; осознанное, а иногда подсознательное включение литературного опыта, опыта прошлого в их творчество. Особое внимание будет уделяться механизмам этого включения, связанным с трансформацией понимания времени в художественных произведениях на разных этапах эволюции, проблемам памяти индивидуальной и коллективной, и этическим аспектам "преодоления позорного прошлого", связанного с фашизмом.

Рассматривая художественное наследие Ф.Фюмана (1922 - 1984) и К.Вольф (р. 1929), мы увидим, как сквозь призму указанных проблем по-новому предстаёт парадигма исторического становления литературы ГДР, её основные тенденции и этапы.

Историческое название "литература ГДР" будет использоваться в тексте наряду с имеющим более современное звучание понятием "литература Восточной Германии", поскольку разделение на восточные и западные земли продолжает оставаться реалией современной жизни в объединённой Германии. За четыре десятилетия своего существования литература ГДР динамически изменялась. Её история достаточно чётко распадается на несколько периодов, которые прослеживаются и в творчестве отдельных писателей. Когда читаешь произведения, созданные в 50-е и 80-е гг., кажется, что между ними нет ниего общего. Читатель находит в них совершенно иной круг проблем, другие темы, жанры, элементы формы и стиля. Литература 60-70-х гг. делает понятной внутреннюю логику эволюции, служит связующим звеном предыдущего и последующего этапов. 70-е гг. явились хронологической серединой, но с полным правом можно было бы назвать их и началом, и средоточием, и, в некотором смысле, вершиной этой литературы. В творчестве Ф.Фюмана не случайно именно тогда возникает образ перекрёстка. Это необычайно точная метафора, в которой сливаются в одной точке время и пространство; сходятся и расходятся, пересекаются и переплетаются различные течения, тенденции, "пути".

В 70-е гг. решалась, во-многом, судьба литературы ГДР, где "репрессивная политика по отношению к творческой интеллигенции, постепенно становилась одной из характерных черт культурной политики"12. Обращение к традициям романтизма, "борьба" за национальную традицию помогли литературе отстоять себя, состояться как независимому явлению духовной жизни. Произведения, написанные в это время представляют несомненный интерес и с чисто эстетической точки зрения. "Вечерний свет" С.Хермлина, "Крабат, или сотворение мира" Ю.Брезана, "Новые страдания юного В." У.Пленцдорфа, проза К.Вольф, Ф.Фюмана, И.Моргнер, Х.Кёнигсдорф, С.Гайма, Ф.-Р.Фриза, Г.де Бройна, Ю.Бекера, драмы Х.Мюллера,Ф.Брауна и П.Хакса, поэзию У.Кольбе, Р. Питраса, Ст.Меншинга и др. поражают интенсивностью, насыщенностью творческого поиска, широким диапазоном интересов, многоплановостью и оригинальностью. Естественно, невозможно объяснить эти художественные достижения в отрыве от 50-60гг., а без 80-х увидеть развитие тенденций, в них заложенных. Поэтому несомненный интерес представляет рассмотрение динамической модели литературы в целом и выделение доминанты каждого периода. Творчество Франца Фюмана едва ли не в самой хрестоматийной форме отражает эту модель, подробный анализ его эволюции позволит опустить соответствующее детальное рассмотрение сходного материала при исследовании творчества Кристы Вольф. В осмыслении романтической традиции для Фюмана большей значимостью обладают моменты, опираясь на которые, он преодолевает эстетические ограничения, возникшие как следствие идеологических запретов в литературе ГДР. Творчество Кристы Вольф развивается более автономно, для неё опора на романтическую традицию и освобождение от сковывающих эстетических принципов важны и как поиск новой художественной формы, что сближает её со многими западными писателями.

Литературе ГДР, творчеству Кристы Вольф и, в меньшей степени, Францу Фюману, посвящено в литературоведении и литературной критике немалое число работ, и вовсе не их недостаточное количество препятствует созданию объективной и полной картины. Две наиболее многочисленные группы составляют труды советских литературоведов и критиков ГДР, созданные в период до объединения Германии. В них, согласуясь с требованиями господствовавшей идеологии, обосновывался социалистический характер литературы, разрабатывалась теория метода социалистического реализма, выводились жёсткие критерии оценки, в которых отражалась не столько заинтересованность в конкретном произведении и его эстетическом своеобразии, а то, насколько оно соответствовало принятой идеологической доктрине.13

Литература ГДР 50-х гг. особенно удовлетворяла этим критериям. Уже в 1958г. её истории был посвящен многостраничный том,14 и вплоть до 80-х гг. её образ определял у нас представление о литературе ГДР в целом. Позиция, занятая критиками ФРГ и других западных стран в 5О-60гг. вообще не замечать факт существования литературы ГДР. Они пишут историю современной литературы, даже не упоминая о литературе Восточной Германии.15

В нашей стране в 80-е гг. предпринимается попытка обобщить опыт, накопленный литературой, определить её типические черты, периодизи-ровать.16 Появляются работы, в которых уделяется внимание и новым тенденциям. ^Исследователь Г.А.Фролов обращается к проблеме наследия романтизма,18 однако, актуальнейшая и по сей день тема рассматривается им „классически" в духе марксистско-ленинского литературоведения, в ней констатируется прямое обращение к наследию романтиков, но не ставится вопрос о традиции в подлинном смысле слова.

О необходимости нового взгляда на литературу ГДР и о важности проблемы традиций писал в 80-е гг. A.A. Гугнин, обращая внимание на действительно яркие имена и произведения, заслуживающие самой высокой оценки.19 Им же был издан в 1983г. сборник „Встреча", познакомивший наших читателей с некоторыми из них и содержащий комментарии и предисловие. Среди работ российских литературоведов наиболее интересными представляются предисловия/послесловия к русским изданиям авторов ГДР, статьи, в периодике, всевозможные комментарии, что объясняется подвижностью, наименее сковывающей формой и относительной свободой, предоставляемой указанными жанрами литературной критики.

Положительным результатом пристального внимания к литературе ГДР в работах советского периода стало накопление богатого материала, его систематизация по хронологическому принципу, описание, создание портретов крупнеиших писателен , стремление рассматривать историю литературы как единое целое.

В конце 80-х. начале 90-х гг., когда у нас были сняты цензурные ограничения, печаталось всё, запрещённое ранее, происходило устранение „белых пятен", увидели свет переводы произведений крупных писателей ГДР, созданные в

21 шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы. Но была ли это тяга к недозволенному", к сенсации, потребность в разоблачениях или действительный интерес, во всяком случае, к середине 90-х гг. эта волна схлынула, оставив большой материал ждущий обобщения.

Ситуация в критике ГДР была ещё более драматичной. Она более остро и оперативно реагировала на каждое произведение, более пристально следила за чистотой" идеологической позиции авторов, в 50-60-е гг. была догматичнее нашей критики, а в 70-е гг. можно говорить о настоящем противостоянии писателей и критиков, размежевании их на два лагеря. История публикации повести К.Вольф „Размышления о Кристе Т." документирует остроту

22 противоречий того времени. Часть критиков пыталась отстаивать достижения авторов, что в свою очередь привело к полемике внутри самой критики. Однако 70-е гг. безусловно явились началом нового этапа в теоретическом осмыслении литературы ГДР как следствие серьёзных изменений внутри самой литературы. Если раньше её история создавалась преимущественно собственными силами и усилиями литературоведов других стран Восточной Европы, то теперь она начинает привлекать внимание исследователей западного мира, прежде игнорировавших её существование или дававших ему резко негативную оценку.23

Критика ФРГ в 70-е гг. в целом благожелательно реагирует на новейшие достижения литературы ГДР. С течением времени этот интерес не ослабевает, специально литературе ГДР 70-х гг. посвящён западными литературоведами внушительный список исследований, чего нельзя сказать о 50-60гт.24 Но западные исследователи пишут в основном о переломе, проводят резкую черту между предшествовавшей литературой и литературой 70-х гг., в то время как советские литературоведы и литературоведы ГДР долгое время ( вплоть до 90 гг.) настаивают на единстве литературного процесса в ГДР. Сами инновации трактуются ими как продолжение, "дальнейшее развитие генеральной линии". Появление новых тем как "расширение диапазона литературы", новых приёмов как "совершенствование реалистического метода". При этом качественно редуцируется само ощущение нового. Не случайно многие исследователи вообще отказывались считать 70-е гг. новым периодом, не замечая их принципиального отличия от предшествующих 60-х.25 Факт наличия новых тенденций отрицать бессмысленно (их конкретный анализ последует ниже), но можно ли однозначно констатировать размежевание, разрыв (Bruch), считать полностью преодоленными прежние эстетические установки? Исследователь П.Вайсброт (книга которого и по сей

Л/ день остаётся самым полным анализом новаций в литературе 70гг. , предлагает термин "преобразование, перерождение" (Wandel), который учитывал бы воздействие старых форм и момент отталкивания от них. Ещё дальше идёт В.Эмерих, который открывает "многослойность литературы ГДР

7*7 последних десятилетий" , указывая на наличие в ней трёх пластов: пред- или домодернистского (Vormoderne), модернистского (Moderne) и постмодернистского (Postmoderne), точнее двух, так как в наличии постмодернизма исследователь литературе ГДР отказывает. Но здесь бросается в глаза, что учёный понимает эти пласты изолированно друг от друга, по-существу как низшую и более высокие ступени, в этом контексте их правильнее было бы перевести: "досовременная - современная -ультрасовременная литературы", по этим критериям критик подразделяет писателей на несколько групп. Так К.Вольф и Х.Мюллер (им единственным позволяет В.Эммерих именоваться модернистами) противопоставляются не только всем остальным писателям, но и, как бы, самим себе, поскольку их творчество нельзя считать однородным. Недостаток предложенной классификации заключается как в предвзятости по отношению ко многим талантливым писателям, так и в том, что она не учитывает драматические моменты взаимодействия различных пластов, их смены и взаимопроникновения, часто в творчестве одного и того же писателя. Справедливо в ней - указание на многомерность литературного процесса в ГДР.

Ниже предлагается рассмотреть эту многомерность исходя не из наличия замкнутых систем, пластов, а как эволюцию эстетических установок, на определённом этапе - в 70гг. - существовавших одновременно, имевших сферы пересечения и допускавших "включение" одна в другую - в этом новизна предлагаемой работы. В качестве стержневой проблемы мы выделим проблему времени и увидим, что каждому новому уровню её осмысления на различных этапах соответствовала особая эстетическая установка: выделим

28 три, назвав их "эстетикой момента" , "эстетикой истории" и "эстетикой вечности". Все они различаются степенью кругозора, пониманием своего времени и связи времён, отношением к традиции.

Известно, что проблема традиций относится к наиболее универсальным и глобальным проблемам не только в литературоведении, но и во всех гуманитарных, общественных науках. Любое серьёзное исследование, так или иначе затрагивающее её, обязано определиться по отношению к ней. Написано огромное количество книг, ставящих её в центр внимания. Однако возникает парадоксальная ситуация: в каждом конкретном случае исследователь как бы оказывается на пустом месте, должен начинать с нуля.29 Не столько из-за недостатка или избытка научной информации, но, прежде всего, из-за широты понятия и многозначности самого термина. По верному определению В.Д.Плахова в термине "традиция" (который начал употребляться в современном значении с конца XIX - начала XX веков, вытеснив в России более узкий по смыслу "обычай")30, совмещаются многие уровни, полностью разъединить которые невозможно, они проникают, высвечивают один в другом и смещают смысл исходного используемого понятия, не позволяя ему обрести однозначность. Э.Шилз, обогативший концепцию "традиции" ценными замечаниями, пишет, в работе под названием "О содержании термина "традиция": "Несмотря на частоту использования этого термина, он ровным счётом ничего не значит. К тому же он имеет так много разных значений, что нет смысла сводить их в группы или анализировать в совокупности".31 Тем не менее, необходимо определиться по отношению к использованию этого термина, для чего рассмотрим несколько антиномических пар. Наиболее часто встречаемое в нашем литературоведении противопоставление "традиции и новаторство" подразумевает соотношение статического и динамического начал; пара "традиционное-современное" - старого и нового. Противопоставляя "традиционное-рациональному" имеют в ввиду нерефлектирующее и мыслящее начала; а в сочетании "традиция-утопия" речь идёт об антагонизме порядка и мечты. Наиболее продуктивно для анализа литературного произведения сопоставление "традиции и личного творчества" , которое можно рассматривать как взаимодействие объективного и субъективного начал, нормативности и инициативы. Указанными антиномиями далеко не исчерпываются все возможные коннотации термина "традиция".

Обычно отношения между элементами оппозиции воспринимаются как их борьба и в исследованиях вольно или невольно выражаются симпатии к правому или левому элементу. Вследствие этого возможны полярные позиции: от "сближения со всеми традициями" (в мифологической школе и др.) до "левого" тезиза об отходе от них. Появляется характерное клише: "преодоление традиции", противники называют это в свою очередь "формалистическим экспериментом" или "отрывом от традиции" и приходят к дидактически очевидному выводу о необходимости "сохранения и сбережения" традиции.

В случае литературы ГДР парадоксально снимаются антиномические противопоставления: вторая часть оппозиции превращается из антонима в синоним, приложение, метафору. Поэтому мы не имеем дела ни с авангардистскими, ни с консерваторскими устремлениями; дело даже не столько в гуманитарной потребности сохранения памяти о прошлом и приобщении к его богатствам. Обращение к традиции в литературе Восточной Германии было одновременно новаторством, инструментом рационального постижения действительности, утопией и источником личного творчества. Традиции романтизма для литературы ГДР в силу особой исторической ситуации - это и проблема континуальности национальной литературы, и открытие своего пути, и возможность возрождения, и начало самосознания литературы, и эксперимент, и необходимый опыт.

Ограничивая ракурс исследования, мы не будем рассматривать традицию в широком смысле как закон существования литературы, культуры и общества. Многочисленные "бунты" против традиции (достаточно вспомнить известные манифесты итальянских футуристов 1909 и 1912-1 Згг. и их требование "все старые формы отвергнуть, все новые формы прославить") только доказали её неуничтожимость. "Попытки создания контркультур и контрязыков в 50-е гг. также не увенчались успехом, так как стало очевидным, что антиязыки относятся к отрицаемым языкам как негатив к позитиву и отвергают их "от противного",- пишет о творчестве крупнейшего структуралиста и постструктуралиста Р.Барта профессор Г.К.Косиков. В данном смысле традицией является само существование литературы и языка;

Л А такое значение фиксируют многие словари и энциклопедии. Здесь под традицией подразумевается само "бытие" художественного произведения, противопоставить которому можно только "небытие". Но сам факт длящейся "очевидности-неочевидности" этого положения на протяжении XX века -симптоматичен и требует дальнейшего уточнения.

В наше время рассуждать о традицях в конкретной современной литературе (в том числе о романтических традициях в литературе ГДР) не представляется возможным без предварительного уяснения специфики отношения к традиции во второй половине двадцатого века, без выявления форм, в которых ныне осуществляется взаимодействие с текстами, созданными в прошлом. С этой точки зрения очень важна классификация исторических типов традиционализма, предложенная С.С.Аверинцевым. Учёный выделяет эпохи "дорефлективного традиционализма" (до У-У1 вв. до н.э.) и "рефлективного традиционализма" (до II половины ХУШв.)34, которую также часто называют эпохой риторической культуры.

Переход от риторической культуры к современному "рефлективному антитрадиционализму" на рубеже ХУШ-Х1Х вв.35 имел важные последствия, в корне изменившие основные ориентиры культуры.

Эпохи традиционализма сознательно или неосознанно ориентировались на общезначимый образец, воспроизведение канона, "вечные" нормы и правила. В эпоху антитрадиционализма большую ценность приобретают категории оригинальности, неповторимости, непохожести.36 Именно в наше время получили смысл и распространение такие выражения как "оригинальные традиции", "индивидуальные традиции", "традиции какого-либо направления или автора". Мы уже почти не ощущаем их внутреннюю противоречивость. Не только оригинальные достижения и открытия немедленно превращаются в традицию, сам принцип оригинальности уже давно стал традицией: каждый автор стремится создать невиданное, поразить воображение, повергнуть в недоумение, шокировать. Противоречивый парадоксальный смысл зафиксирован в современном понятии "выбор традиции"37, отражающем вторжение рефлексии в изначально чуждую ей область. Антитрадиционализм эпохи доводится до логического предела в столь хорошо известном явлении как "боязнь традиции"38: писатель больше всего боится показаться традиционным, несамостоятельным, слепо повинующимся чужой воле; он хочет быть творцом, хозяином обстоятельств, если и не вольным изменить их, то совершающим свободный выбор, а это, в свою очередь, следствие романтического постулата о свободе творческой личности. С конца восемнадцатого века и по настоящее время открыто ведётся разоблачение всевозможных традиций, борьба с традициями, недоверие к само собой разумеющемуся. После Канта, указавшего человечеству на границы способности суждения, оно постоянно обнаруживает вокруг себя всё новые формы несвободы, предопределяющие его поведение. Появление литературной критики также во многом обязано этой установке. Критика - от биографической до деконструктивистской - постоянно обнаруживает в произведениях структуры, независимых от собственной воли автора: будь то влияние биографии, общественно-исторических условий, подсознания, архетипов, ритуалов, мифов или языка. Открытие топики, учение о самореферентности языка, его первичности по отношению к сознанию (или утверждение Ж.Лакана: "Подсознательное структурировано как язык.") -убеждают в том, что мы находимся во власти традиций, что они коренятся в самой глубине явлений, окружающих человека, и в нём самом и что "только благодаря неосознанному конформизму человеческого духа", мы считаем "очевидное для всех действительно истинным"39. Но существует и обратная тенденция, её можно определить как "боязнь утратить традицию". Чем более глубоким становится разрыв с традицией, чем больше теория традиций подрывает её практику40, тем сильнее потребность в ценностях, освящённых временем и давностью, тем крепче уверенность, что в прошлом люди были ближе к истине. На протяжении двадцатого века сила отталкивания от традиции уравновешивается силой притяжения, желанием вовлечь прошлое культуры в свою орбиту. Привычными стали сопоставления культур барокко и XX века, романтизма и XX века.

Явление интертекстуальности - одна из современных форм существования традиции в наше время. Интерес писателей к литературной истории, насыщение произведения цитатами, именами, образами, взятыми из книг других авторов как бы выражают потребность рождающегося произведения обосновать своё право на существование ссылкой на состоявшиеся, общепризнанные, общеизвестные литературные факты (своего рода компенсация функции канона, освобождавшего от необходимости каждый раз "начинать с нуля", сомневаться в целесообразности самой литературной деятельности). Интертекстуальность - это не только признание своего бессилия перед тем, что "всё уже сказано", но и попытка удержать, сохранить осколки единого смысла, высших ценностей, вера в то, что "переключение кода"(пользуясь термином структуралистов и семиотиков) озарит желанным светом истины само произведение.

Исходя из вышесказанного, мы будем считать, что для характеристики традиций в литературном произведении двадцатого века реальным и естественным фактом является разрыв: нет единой линии передачи "из рук в руки"41; не говоря о том, что, как таковой, не существует и единой традиции. Об этом писал ещё Ю.Тынянов: она представляет собой "множество ветвей, некоторые из которых могут служить отправной точкой для новых произведений или направлений"42.

Поэтому мы не ставим перед собой непосильной задачи реконструировать непрерывный путь модификации романтической традиции от момента её возникновения до второй половины двадцатого века (литературы ГДР), тем более, что в промежуточную эпоху, в различных течениях - в реализме, экспрессионизме, неоромантизме, экзистенциализме, модернизме - романтизм коренным образом переосмысляется и порождает новые традиции, тогда проще бы было считать сами эти литературные направления различными модификациями романтизма43.

Таким образом, многие открытия романтизма, прочно вошедшие в практику литературы, зачастую уже не ощущаются как романтические, например, современный детектив или жанр произведений об искусстве и художнике.

Вместе с тем, то, что сейчас воспринимается как "романтика" в житейском смысле слова - не равно научному понятию44, пишет профессор А.С.Дмитриев. Говоря о традициях, исследуя "прошлое в настоящем" литературного произведения, мы будем иметь в виду, в первую очередь, обращение "через головы" к самому историческому феномену романтической культуры, к текстам писателей-романтиков. В литературе ГДР это был поиск "предтеч", "заброшенных следов", "забытых открытий" или, как писал Франц Фюман "продолжение разработок в оставленных шахтах", где ещё возможны драгоценные находки.

Отсюда следует второй методологический принцип - понимание традиции как активного изучения наследия, как осознанного выбора, претворения его в творчество через осмысление.45 Причём следует учитывать, что романтизм как объект внимания в литературе ГДР, естественно, даже количественно, и шире и уже исторического феномена. Писатели искали импульсы для собственного творчества, утверждали определённые эстетические ценности, поэтому им присущ избирательный подход, их интересует не весь комплекс проблем, а отдельные фигуры и произведения. С другой стороны, - и здесь сыграла свою роль обстановка в ГДР и, в том числе, неудовлетворённость состоянием критики, - писатели полемизируют со сложившимся представлением о

АЛ романтизме, с его "интериоризированным" образом . На понятие романтизма накладывает отпечаток почти двухвековая история его осмысления в литературоведении, философии, искусствознании. Его результаты, в свою очередь, вовлекаются в поле зрения, включаются в само понятие, которое уже гораздо шире романтизма рубежа ХУШ-Х1Хвв. Писатели ГДР были вынуждены стать критиками, в эссеистических работах выдвигая уже собственные версии и интерпретации. Для нас они важны, в первую очередь, не с точки зрения теории, но как художественные произведения. Поэтому следующий этап - наряду с выяснением, что именно в наследии романтиков привлекало писателей - необходимость подробнее остановиться на результатах обращения к романтической традиции, на том как повлияли те или иные образы и идеи, теоретические выводы и эстетические концепции на собственное творчество писателей, в каких новых формах они возродились в их дальнейших работах, каков был итог осмысления наследия, какое качество приобрёл сплав романтического и современного опыта. Главный вопрос, который предстоит решить, и который, по мнению Ю.М.Лотмана прежде всего должен возникать при анализе контактов между различными литературами: "почему и в каких определённых культурных условиях чужой текст делается необходимым"47; или конкретно - каковы были те условия в ГДР, когда там созрела внутренняя необходимость в романтической традиции, и каковы были те ценности романтизма, которые сделали его необходимым для литературы ГДР, - и не только для ГДР. Таковы предварительные теоретические основы предлагаемой работы. Новый всплеск интереса к романтизму в конце шестидесятых, в семидесятые, да и в восьмидесятые годы стал примечательным фактом в разных национальных литературах - литературах западных и бывших социалистических. Это заметно даже на фоне всеобщей тенденции постмодернистской культуры вовлекать в свою орбиту самые разнообразные традиции, так что в них обычно бывает невозможно выделить какой-либо один элемент в качестве доминирующего. Учёные пишут о Ренессансе романтизма, сопоставимом по своим масштабам с возрождением романтики на рубеже

48 двадцатого века в неоромантизме и других течениях. Почему же именно романтизм оказался столь необходимым современной культуре? Социально-историческим объяснением причин небывалой тяги к романтизму в наше время может служить сходство исторических ситуаций: в конце 60-х - 70-е годы XX века "двойное разочарование в капитализме и социализме, оказавшихся неспособными осуществить надежды на индивидуальное счастье" и, соответственно, на рубеже XVIII - XIX веков, отразившееся в романтизме "двойное разочарование в старом режиме и в результатах Французской революции".49 Здесь важно и то, что романтизм и искусство нашего времени оказываются как бы хронологическими полюсами единой культурной эпохи. Причём многие положения романтиков, стоявших у её истоков, воспринимаются как предвидение. Романтизм противостоит всем промежуточным периодам, возвышаясь над ними бескомпромиссностью, тотальностью отрицания и неприятия исторически неизбежного пути (по сравнению с последующими попытками адаптации, частичного оправдания, приятия реальности "как она есть" в т.ч. в реализме, прагматизме и т.п.), а также стремлением выдвинуть собственную программу, поиском иных возможностей, иного измерения (программы "новой мифологии", "всеобщего синтеза" и др.) и, значит, противостоит идеям бессильной обречённости, постепенного погружения в энтропию, распространённым в конце Х1Х-конце XX веков. Романтизм начинает восприниматься на всех уровнях как "альтернатива всему, утверждающему себя нормой".50 Характерно, что и сам романтизм с рецептивной точки зрения характеризуется как вечная противоположность себе.51

Различные социологические школы, а также марксистская, неоднократно упрекали романтизм в абстрактности, отвлечённости, неконкретности идеала. Да и история "идеологического" участия его в политических катаклизмах XX века не говорит в его пользу. История рецепции романтизма идеологически отягщена, особенно позитивным отношением ко многим идеям романтиков52 в годы фашизма. Об этом пишет К.Петер: "То, что совершалось во славу романтизма, то, чем он стал с конца XIX века и особенно во время третьего рейха, превратило его в идеологическое табу. Конечно, неверно идентифицировать романтизм с его последующим воздействием. Но история его восприятия, однако, объясняет ситуацию вокруг романтизма в Германии после 1945 года. Стало невозможно без предубеждения заниматься им, его история тяготеет над ним и по сей день".53 Словно предваряя эти упрёки, немецкий литературовед Карл Шмитт ещё в начале XX века писал, что романтизм и не был конкретной политической альтернативой как таковой. "Его может использовать в своих целях любое политическое движение как для критики, так и для апологии. Интеллектуализм романтизма (который считает себя вправе всё подвергать критике и обо всём спорить) служит как интернационализму, так и национализму, революции и реставрации. Его эстетизации действительности соответствует эстетизация политики."54 Поэтому безуспешны попытки окончательно зафиксировать идеологическую принадлежность романтизма. Примером чему абсолютная несостоятельность деления у нас раньше романтиков на прогрессивных и реакционных. Однако, и до сих пор романтизм не вышел ещё из "идеологической игры", что в ряде случаев может иметь плодотворные последствия для литературы. Так, невозможно отрицать, что обращение к романтизму, его "реабилитация" в ГДР в семидесятые годы были, в том числе, элементом идеологической борьбы, социально-политической критики, направленной против реакционной культурной политики государства.55

Но романтизм, несмотря на столь противоречивые оценки, вот уже два столетия продолжает привлекать к себе внимание, не только в силу идеологических, политических и, тем более, экономических причин. Многие литературоведческие школы, вплоть до самых современных (в т.ч. герменевтические, структуралистские, психоаналитические, школы "рецептивной эстетики" и деконструктивистские), опираясь на растущий авторитет тезиса об автономности искусства, в свою очередь возводимого к романтической эпохе, не менее способствуют популярности романтизма. Характерно стремление понять его как "эстетический феномен, как литературно-эстетическую парадигму современной культуры".56 В наше время явно ощущается потребность в альтернативах, в том числе для культуры, а ведь именно романтизм впервые выдвинул в качестве альтернативы непререкаемому дотоле авторитету античного канона новый канон романтической поэзии57 и впервые выстроил альтернативный ряд истории литературы с ориентирами на средневековую литературу, народную поэзию, творчество Данте, Камоэнса, Кальдерона, древнеанглийскую литературу и Шекспира (Фр. Шлегель "Разговор о поэзии"). После романтиков сохранилась тенденция противопоставлять две ветви литературы: "средневековая литература - барокко - романтизм" и "Возрождение -классицизм - реализм": "тёмная" и "светлая" линии; каждое последующее литературное направление так или иначе примыкает к одной из них. В 70-80 гг. вновь оказываются актуальными представления о ценности и неисчерпаемости внутреннего мира человека, о праве художника на безграничное самовыражение; в романтизме ищут и находят "протест против разрушающего природу и среду технического прогресса, апологию протестующих, асоциальных и угнетённых, перверсий и болезней, поиск иных культурных кодов (первоначально открытый ещё Ф.Шлегелем "путь через Европу в Индию" как возможность альтернативы культуре стран Запада) ".58 К.Р.Мандельков пишет о том, что возрождение интереса к романтизму в ГДР было связано с протестом против "нормативистской концепции искусства, ориентированного на классику; с потребностью в расширении понятия реализма через интеграцию фантазии и фантастического, больного и патологического, взрывающих классические нормы здорового; с осознанием приоритета субъективного перед типическим и закономерным; с защитой страданий и смерти как полноправных объектов литературного изображения".59

Обращаясь к традициям романтизма в литературе ГДР, мы прикасаемся к сокровенным, "больным" точкам, к моментам, когда во многом решались судьбы искусства в Восточной Германии.

Рассмотрим несколько подробнее панораму литературной жизни в Восточной Германии в период интенсивного обращения к романтизму. Остановимся на конкретных примерах, поскольку интерес к романтизму выражался у разных авторов по-разному в зависимости от индивидуальности художника.

Начало 70-х гг. совпало с публикацией произведений о писателях романтической эпохи, чей двухсотлетний юбилей должен был бы отмечаться в это время (Гёльдерлина (1770-1843), Тика (1773-1854) и др.). Это "Скарданелли" Ст.Хермлина (1970), "Гёльдерлин по дороге из Бордо" Х.Т.Хайнриха (1971), "Бедный Гёльдерлин" Г.Вольфа (1972),стихотворения Ф.Брауна о Гёльдерлине, в том числе "Фридриху Гёльдерлину" (1974), за ними последовали "Памфлет в защиту К." и "Генрих фон Клейст" Г.Кунерта (1975), "Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера" Г. де Бройна (1975), эссе "Э.Т.А.Гофман" Ф.Фюмана (1976) и многие другие. Во всех перечисленных произведениях обращает на себя внимание наличие собственных имён. Конечно, в озаглавливании биографического сочинения именем его героя нет ничего необычного, но среди вышеназванных разве что "Жизнь Жан-Поля Фридриха Рихтера" можно назвать биографическим романом в привычном смысле слова. Появление этих имён в юбилейный год - также не причина, а скорее неожиданность, они прозвучали вопреки нежеланию официальных руководителей культуры обращать внимание на юбилейные даты. Наличие имени, а здесь можно говорить о настойчивой повторяемости, "скоплении" имён, - очень примечательно; уместно вспомнить вывод Ю.М.Лотмана и Б.А.Успенского о том, что "общее значение собственного имени в его предельной абстракции сводится к мифу. Миф - персонален (номинационен), а имя мифологично."60 Мы не будем на данном этапе рассматривать проблему мифологичности имени, но очевидно, повторение определённых имён закрепляло их в сознании современников, приобретало символическое значение. То, что имя несёт на себе дополнительную смысловую нагрузку подтверждает и оппозиция "имя - буква". Для сравнения приведём названия некоторых произведений: романа У.Пленцдорфа "Новые страдания юного В.", памфлета Г. Кунерта "Памфлет в защиту К.", повести К.Вольф "Размышления о Кристе Т.". Герои многих, если не большинства рассказов Ф.Фюмана и К.Вольф именутся одной буквой.

Буква - это сокращение, усечение имени, некая малость, не претендующая на полноту значения, робкое приближение к имени, которое в своей завершённости лишь оттеняет незначительность буквы. В некоторых случаях (герои рассказов К.Вольф и Ф.Фюмана) замена намекает, что объект ещё не достоин имени, не заслужил права "на-именоваться", назван мимоходом. С другой стороны, возможности буквы могут быть шире, чем у имени: её неуточнённость, незавершённость допускает несколько толкований или продолжений, не настаивая ни на одном, хотя, безусловно содержит импульс, задаёт направление - это маска, защищающая имя ("Памфлет в защиту К."); или подсказка-шифр ("Страдания юного В."); клавиша, переключающая культурный код: Эдгар Вибо - Вертер, читая об одном мы наделяемся правом (или обязаны) сравнивать его с другим. Третий вариант - частичное отключение имени, ослабление его мощи в пользу анонимности, перенесение центра тяжести на сам образ ("Размышление о Кристе Т."). Вернувшись вновь к именам писателей романтического поколения, наиболее часто встречающимся в названиях произведений, мы обнаружим цепочку: Гёльдерлин - Клейст - Гофман. Эти писатели практически не упоминались в предшествующие десятилетия в ГДР, превратились в табу. Это поэты забытые, обойдённые вниманием, неудобные, потребовалось время, чтобы их имена смогли вновь зазвучать в литературе Восточной Германии. В 1966г. был опубликован рассказ Иоганнеса Бобровского "Беллендорф". В герое рассказа, безвестном друге писателя-романтика исследователи увидели самого Гёльдерлина. Вышедшая позднее радиопьеса С.Хермлина "Скарданелли" также названа ещё не общеизвестным именем поэта, а тем, которым называли Гёльдерлина в период душевного помрачения. По форме это фиктивный протокол высказываний современников о поэте: по содержанию - горькая история отчуждения его в обществе. "Гёльдерлин по дороге из Бордо" - внутренний монолог писателя-романтика, история его изоляции, приведшей к помешательству.

Повесть "Бедный Гёльдерлин" Г.Вольфа воссоздаёт психологический портрет писателя на фоне некоторых моментов его биографии. В тексте мы находим переплетение стихов, отрывков из писем, размышления. Воссоздавая характер романтической личности, Г.Вольф наделяет Гёльдерлина качествами, которые особенно поражают его в поэте: бескомпромиссностью и ранимостью. В поле соприкосновения "личность - автор" круг замыкается, для читателя становится важен не только романтический образ, но и обратное движение к создателю произведения. Романтическая эпоха начинает высвечивать в современности неожиданные стороны, наталкивать на определённые параллели. Писатель романтической эпохи становится героем современной литературы ГДР, в которой утверждается новый тип литературного героя: человек, непризнанный обществом, стоящий вне его, одинокий, больной, непонятый. Вместе с тем, он - герой-художник, что естественно наводило на размышления о положении художника в обществе, о его судьбе в разные исторические периоды, о конфликте писатель - современность, о внутренней и внешней "свободе-несвободе" человека. В условиях ГДР речь шла не столько о противопоставлении художника непоэтически устроенному обществу, сколько об условиях существования при наличии жёстко регламентированных установок, навязывании ему извне предписаний в вопросах творчества. Появление некой "несанкционированной" традиции в виде романтизма привело в семидесятые годы к дискуссии о традициях. В октябре 1972г. состоялась конференция по вопросам традиции, за ней последовала полемика в журналах "Sinn und Form", Weimarer Beiträge" и „Theater der Zeit , продолжавшаяся вплоть до 80-х гг. Реабилитировать романтизм, казалось, невозможно. Период фашистского господства, в идеологии которого он играл, пусть опосредованно, неблаговидную роль, означал для немцев дискредитацию многих традиций, вплоть до разрыва с ними. Вслед за этим в Восточной части Германии был установлен строй, при котором навязывались традиции, служившиеие его легитимизации и последовательно искоренялись вредные влияния". Приговор великого классика Гёте, назвавшего романтизм „больным искусством" и взгляды авторитетного философа-революционера Д. Лукача, выступившего с резкой критикой романтизма, также не способствовали его популярности. Всё это, казалось, навсегда закрыло тему романтизма. Поэтому во время полемики на первом плане стоял вопрос о приемлемости-неприемлемости художественно-эстетических идей романтизма в социалистическом искусстве вообще. Хотя немало литературоведов и критиков поддержали творческие искания писателей (К.Трэгер, Х.Кауфман, Х.-Д.Данке, Х.-Г. Вернер, Д.Шленштедт), но главным пафосом их выступлений оставалась „вписываемость-невписываемость" романтизма в рамки социалистической литературы.

От литературоведов не стоило ждать инициативы в вопросе развития и углубления наметившегося осмысления общности между эпохой романтизма и культурной ситуацией в Восточной Германии 70-х гг. Потребность в рефлексии пришлось восполнить самим писателям. Они увидели в романтиках „предтеч", учителей не только в плане творческой судьбы, но в первую очередь, в плане самого творчества и самостоятельно занялись его изучением. Раздумывая об эстетической платформе, художественных приёмах и поэтических принципах, писатели выделили наиболее важные для себя моменты: субъективность изображения, фантастический элемент и новый тип героя. Цикл эссе о Гофмане Франца Фюмана, эссеистика Кристы Вольф, особенно её работы о женщинах-писательницах I половины XIX века, усилия Гюнтера де Бройна по изданию полузабытых пистелей эпохи Просвещения и романтизма в серии книг "Бранденбургский сад поэтов" обогатили немецкое литературоведение, а вместе с богатой эссеистикой других авторов составили в нём альтернативную ветвь. Труд историков и теоретиков лёг отчасти на плечи литераторов, а критикам приходилось вслед за ними комментировать их достижения.

Если мы отвлечёмся от имён романтических поэтов, исключим ветвь литературы, связанную с ними непосредственно, не станет ли очевидным, что только ею исчерпывается проблема традиций в литературе ГДР? Каковы были перспективы традиции вне прямого обращения к наследию? Мы обнаруживаем, что личностность и субъективность изображения были открыты уже лирикой ГДР 60-х гг. (Й.Бобровский, Ст.Хермлин, Г.Калау и многие другие), повестью К.Вольф "Размышления о Кристе Т." (1968). В эссе Кристы Вольф "Уроки чтения и письма" (1969) содержатся рассуждения о новой манере письма, в которых явственна близость к романтической эстетике. В 1957г. был написан роман Э.Штриттматера "Чудодей" (I), построенный по принципу "роману воспитания", жанровая разновидность которого - "роман о художнике" была открыта романтиками и получила широкое распространение в последующие периоды.

В литературе 70-х гг. мы найдём фантастические эпизоды в прозе Ю.Брезана, его "фаустианский" роман "Крабат, или Преображение мира" (1976) и требование отказа от "учительства" в литературе, романы Э.Штриттматера "Чудодей" (II) и (III) ещё в большей мере свидетельствуют о родстве с романтизмом. Что это - следствие влияния или автономное развитие литературы?

Безусловно, потребность в определённых духовных ценностях была объективной и назревшей. Возможно, литературная традиция могла бы выкристаллизоваться и стать явной и без непосредственного обращения к эпохе, без её осмысления. Но именно в результате этого обращения она обретает настоящую силу.

С другой стороны, упоминание имён великих поэтов мы найдём и в предшествующие периоды: у И.-Р.Бехера, Гервега, Ст.Хермлина(1957), вплоть до А.Зегерс, которая,выступая на международном конгрессе 1935г. и в переписке с Д.Лукачём называет имена: Гёльдерлин - Клейст - Гюндероде.61

Всё это так бы и осталось случайными элементами мозаики, не собранной в единую картину, если бы не сошлись две линии: властная потребность во внутренних переменах и озарение, осознание родства - возник момент потрясённости, приведший к открытиям, важным как для понимания романтизма, так и современности. Следствием усвоенной, осознанной традиции была возможность двигаться дальше или, другими словами -"возвращение к себе". Без этого осознания были бы вряд ли возможны "Образы детства", эссе "Нет места. Нигде", "Кассандра" Кристы Вольф, повесть "Бранденбургские изыскания" и роман "Новое благоденствие" Г.де Бройна, рассказы "Саянс-фикчен" Ф.Фюмана и его эссе о Г.Тракле и многое другое. Эссе К.Вольф "А грядущее начинается уже сегодня" и "Тень мечты" -помогают понять романтические корни "эстетики женского творчества", а значит, произведения И.Моргнер, Х.Шуберт, Х.Кёнигсдорф - богатую и интересную женскую литературу Восточной Германии. Мода на романтические настроения не обошла и популярную литературу. Здесь нерефлектирующее отношение к традиции восполняется использованием ярких характерных романтических мотивов. Достойны упоминания такие произведения как "Мораль наяды" Э.Паница, "Рубаха праведника" П.Абрахама, "Голубая башня" Й.Эрпенбека. В свете романтической традиции становятся заметными такие параллели с романтизмом, которые вряд ли были бы обнаружены без пристального внимания к этой теме: К.Батт пишет о символичности "синего цвета" у романтиков и прослеживает этот мотив в новеллах А.Зегерс "Крисанта" и "Настоящий синий цвет".62

Правомерно ли замыкать анализ традиций на ком-либо из авторов, оставляя широкое поле фактического материала за рамками исследования? По нашему убеждению - это единственно верный путь, так как судьба культуры в Восточной Германии 1949-1989гг. решалась не абстрактно, а живыми людьми, писателями-современниками. Возможность проследить её претворение в конкретной художественной системе, в личном творчестве, взятом в его эволюции, открывает методологически несомненно более широкие перспективы понять внутренний смысл явления и не остаться на поверхностном уровне констатации и перечисления фактов. Франц Фюман и Криста Вольф - две творческие судьбы, две грани единой исторической миссии, мужской и женский тип творчества. Выбор этих имён не случаен, несмотря на то, что немало других писателей, обращавшихся к осмыслению романтической традиции. Они не только представители одного поколения, во многом сходной судьбы, но их творчество, дополняя и оттеняя друг друга, служит парадигмой всей литературы Восточной Германии 1949-1989гг. Творчество писателей старшего поколения (Б.Брехта, И.-Р.Бехера, А.Зегерс, в меньшей мере С.Хермлина) у нас достаточно хорошо изучено, их художественная платформа сложилась ещё в довоенной Германии (С.Хермлин, Э.Штриттматтер). Писатели молодого поколения также не могут представлять всю литературу ГДР, они далеки от проблем 40-50гг. (Ф.Браун, Х.Кёнигсдорф и др.). В то же время Ф.Фюман и К,Вольф - яркие и талантливые писатели, выделяющиеся на фоне своего поколения. Для обоих писателей одинаково важно переосмысление автобиографического материала, оба они по воле судьбы оказались переселенцами, лишёнными родины ( Криста Вольф родилась в Ландсберге, ныне Гожув-Великопольски в Польше, Ф.Фюман в городе Рокитнице нынешней Чехословакии), для обоих мучительное исследование собственного жизненного пути имеет целью "приход к себе" с помощью литературы, что становится возможным через преодоление ограничений эстетически замкнутой системы ("эстетики момента"). Выделяя одинаковые фазы в осмыслении категории времени, мы находим в их произведениях одни и те же понятия: "опыт", "альтернативы", "действительность", "традиция", "противоречие". В подходе к проблеме традиции оба писателя также обнаруживают сходство. Их творчество связано с романтической традицией более, чем просто интересом к эпохе или однократным опытом. Для Кристы Вольф, как и для Франца Фюмана „приход к романтизму" не просто закономерен, подготовлен всем предыдущим творчеством и продолжает его основные линии, они провозглашают духовное родство между нашей эпохой и эпохой романтизма: „Мы поражены открывшимся нам сходством. мы оглядываемся назад, движимые раз и навсегда пробудившейся потребностью понять самих себя" . Кристе Вольф посвящено на Западе немало монографий, и с каждым годом их число растёт, -у нас её творчество ещё не стало предметом отдельного исследования. Фюман известен у нас преимущественно как автор новелл о войне, в то время, как его наследие необыкновенно богато и многогранно. Творческий путь Фюмана - в высшей степени типичен для немцев его поколения. Романтическая традиция важна для него в самом широком контексте, воссоздавая её, мы восстанавливаем на разных уровнях срезы культурной жизни всех важнейших периодов истории Восточной Германии.

Заключение диссертации по теме «Литература народов стран зарубежья (с указанием конкретной литературы)», Чурбанова, Виктория Станиславовна

Заключение

Осмысление национальной романтической традиции явилось важной вехой в эволюции двух ярких и своеобразных представителей немецкой литературы II половины XX века - Кристы Вольф и Франца Фюмана. Выводы, полученные в результате исследования, имеют значение не только для более глубокого и детального понимания их творчества, но и для уяснения сущности литературного процесса в бывшей ГДР и других странах со сходными общественно-политическими условиями. Понимание своеобразия развития литературы ГДР, в свою очередь, - необходимая предпосылка включения её в единый контекст истории немецкой литературы. "Литературы ГДР и ФРГ вылились из одного национального русла после 1945 года и затем снова слились в едином русле"353. В первые послевоенные годы они обе находились в ситуации, когда национальные литературные традиции, и особенно наиболее важная из них в идейно-художественном отношении - романтизм, были скомпрометированы периодом фашистского господства.354 В искусстве возникло представление о "нулевом пункте", о "необходимости начинать с нуля, отказываясь от любых традиций"355, В ГДР, в условиях тоталитарного государства, отношение к традиции было ещё более деформировано, поскольку традиции подверглись пересмотру и очищению по политическому признаку: романтизм был признан реакционным направлением, неприемлемым для новой эстетики. Обобщая этапы эволюции двух писателей, Ф.Фюмана и К.Вольф, можно наметить некоторые общие эстетические принципы, присущие литературе Восточной Германии послевоенной поры. В первое десятилетие после образования ГДР интересам текущего момента в его исключительности и самодостаточности принадлежит первостепенная роль в художественных произведениях. Задачей момента была объявлена программа построения нового общества, в которой искусству отводилась роль одного из её механизмов. Основной функцией искусства признавалась идеологическая, агитационная функция, оно оказалось в подчинении, на службе у политической доктрины.

Порождённая временем, и как показало будущее, недолго просуществовавшая ситуация навязывала свой масштаб, момент ограничивал кругозор. Царство момента - торжество монолитности, определённости, тотальности, которая не знает альтернатив, выбора, признаёт только безоговорочное "да" по отношению к себе, и говорит "нет" всему, что находится вне его. Это эстетика чёрных и белых красок (белая печать момента на чёрном фоне), чётких контуров. Отвергаются полутона, зыбкие, расплывчатые понятия, недосказанность, неуверенность. Общественное получает приоритет перед личным, типичное ставится превыше индивидуального, неповторимого, всего, что не поддаётся унификации. Впечатляющий "памятник" создал этому царству Франц Фюман, описав страну Унитерр в цикле рассказов "Саянс-фикчен"(1981). Понятна враждебность таким образом ориентированной эстетики по отношению к наследию прошлого. Имеющиеся живые связи с прошлым, исторические традиции, сама история слишком неоднозначны, "нечисты". Они подвергаются строгому пересмотру. Одни традиции запрещаются, становятся "табу", по молчаливому уговору их как бы не существует, другие разрешаются, но и допущенные в обиход, принимаются не "как они есть", а в общеобязательной интерпретации. Писатели, воплощавшие описанные эстетические принципы в своих произведениях, довольно быстро начали ощущать их недостаточность и противоречивость, "эстетика момента" разрушала себя изнутри, - момент не может существовать долго. С течением времени всё явственнее становился анахронизм произведений, сохранявших верность этим эстетическим принципам. Расширение границ времени в историю подрывало самые основы "эстетики момента", закономерно подводило к вопросу о континуальности литературы, к осмыслению проблемы времени, связи с традициями.

Пути преодоления эстетических ограничений могли быть разными у разных писателей. Сравнивая ранние произведения двух писателей ГДР Кристы Вольф и Франца Фюмана, можно заметить , что эволюция творчества Кристы Вольф протекала более плавно и быстро. Данью авторитарным нормам "эстетики момента" были "Московская новелла" и "Расколотое небо", но уже в них, особенно в романе, заметно расшатывание этих норм, подготовившее почву для иных эстетических принципов, которые позволили найти точки соприкосновения с романтической традицией. Хотя освобождение от сковывающей творчество эстетики происходило у обоих писателей через расширение понятия времени и поиск традиции, но на разном материале и с разной интенсивностью. Традиция в соответствующий период истории литературы ГДР существовала официально как "образец", "предписанная норма", и будучи ограничена "пролетарской" литературой и "прогрессивными" классиками, не оставляла писателю возможности выбора. Романтическая национальная традиция заведомо исключалась в искусстве, скованном жёсткими идеологическими рамками, однако потребность в ней рождалась в самих произведениях. Стремление к подлинности, аутентичности, вера в силу слова приводит обоих писателей к необходимости альтернатив, но каждый вкладывает в них особое содержание. У Франца Фюмана, которому выпало на долю пройти войну вместе с гитлеровской армией, поэтикой творчества становится конфронтация с автобиографическим материалом, целью -внутреннее перерождение. Для Кристы Вольф, у которой в силу возраста и пола иначе складывалась судьба, акцент переносится на поиски новой формы, отвечающей задаче самоосуществления, максимально раскрывающей возможности для субъективной правдивости. В её эстетической программе главное место отводится проблемам творчества, письма. Оба писателя проходят одинаковые этапы творческой эволюции, при этом даже хронологически совпадают переломные моменты: 1968 и 1976гг. Как писала Криста Вольф: "Иногда казалось, что мы работаем в унисон, но именно в моменты наибольшего сближения обнаруживается максимальное расхождение"356. История личной дружбы и творческих контактов задокументирована в вышедшем недавно сборнике писем двух выдающихся писателей.357 Криста Вольф, несмотря на то, что её вступление в литературу началось позже, идёт более прямым путём и раньше, чем Фюман достигает "открытой формы" ("Июньский вечер"), континуальность её творчества сделала более естественным процесс включения в него наиболее влиятельной национальной традиции - романтизма. Для Фюмана обращение к поэтике романтизма в собственном творчестве происходит в результате тщательного изучения и осмысления наследия Гофмана.

В ранний период для обоих писателей единицей измерения являяется "день", метафорически совпадающий с жанровым определением "новелла" и "рассказ". Построение новелл у Фюмана традиционно, включает начало, кульминацию и конец. Рассказы Кристы Вольф "Вторник, 27 сентября" и "Июньский вечер" более синтетичны, понятие "день" может вмещать представление о продолжительных временных отрезках. ("Этот день как сто ico лет. Сто лет как один день." ), она отходит от линейного представления о времени. Криста Вольф в принципе отвергает замкнутость формы, в отличие от Фюмана, её "истории" не имеют конца в значении окончательности, ей необходимо ощущение свободного течения времени. Франц Фюман вплоть до позднего творчества тяготеет к завершённости, обдуманной, развивающейся по заранее известному плану фабуле. У Кристы Вольф мы не встретим в ранний период героев-художников, тема искусства присутствует в её творчестве имманентно, но от произведения к произведению набирает силу голос рассказчицы. Особую роль играют у неё героини-женщины, женские образы у Фюмана редко являются положительными. Если Криста Вольф, как и немецкие романтики, считает любовь одной из высших ценностей человеческой жизни, то Фюман практически исключил её из своих произведений, ограничивая сферой биологического и эротики.

Полностью совпадают их взгляды в отношении массовой литературы, которая по их мнению, уничтожает саму идею творчества и несёт угрозу бездумного потребительства. Вера немецких романтиков в сложное, элитарное искусство находит продолжение в эстетических установках обоих писателей ГДР, вопреки как "образцовому" коммунистическому искусству, так и массовой культуре общества высоких технологий.

Романтизм, влияние которого ощущалось в немецкой литературе на протяжении всего XIX века, вошёл и в XX век одной из самых сильных традиций359. Писателям ГДР пришлось в буквальном смысле слова завоёвывать право на романтическую традицию, от которой они чувствовали себя отрезанными двойной стеной: фашистским прошлым и идеологическими препонами государства "строящегося социализма". Тем острее их потребность в традиции, а переосмысление обретённого наследия гораздо более драматично, чем в ФРГ, где сами же западногерманские критики констатируют "недостаток традиций"360, наносящий урон культуре. Таким образом, и в этом специфичность литературы ГДР, потребность в романтической традиции была рождена, с одной стороны, протестом против эстетики ограничений, против культурной политики государства. Писатели находили в романтизме поддержку, отстаивая творческую самостоятельность. В этой связи на первый план выступают идеи романтизма, в которых выражена абсолютная свобода художника-творца, отстаивается право на субъективное самовыражение, присутствует критическое начало, неприятие существующего мироустройства. Писателей привлекают "непрямые" формы социальной критики, они используют фантастику, гротеск, которые находят в произведениях Гофмана, важную роль играет в их произведениях романтическая ирония. Желание исследовать "раны времени" , ответить на вопрос "как можно жить во время кризиса" , осознать причины зависимости индивида от условий "нежилой жизни", понять трагические судьбы немецких писателей-романтиков - все эти моменты привлекают внимание к творчеству и биографиям Клейста, Гёльдерлина, Гюидероде. Понимание прошлого как исторического опыта, влияющего на настоящее, а романтизма как истока опыта современного (Wurzel der Moderne)363 - привело к трансформации эстетических принципов, к возникновению эстетики, ориентированной на познание истории и современности как части её ("эстетика истории"). В это время писатели занимаются изучением эпохи романтизма, осмысляют с позиций историзма актуальные проблемы своего времени через творчество и судьбы романтиков ("Гофманиана" Фюмана, "Нет места. Нигде" К.Вольф и др.)

Но с другой стороны - и это объединяет писателей ГДР со многими авторами XX века - обращение к романтизму было продиктовано поиском общекультурных и общечеловеческих ценностей. Писатели верят, что существуют точки соприкосновения, благодаря которым наши современники cMoiyr лучше „понять самих себя", несмотря на пропасть уже почти в два столетия, „несмотря на эпохи и события, лежащие между ними и нами", несмотря на „ колесо истории, бесповоротно повернувшееся"364. Какие достижения немецких романтиков конца XVIII начала XIX веков продолжают служить недосягаемым образцом и могут обогатить современную культуру новыми открытиями?

Криста Вольф считает, что в своей глубинной сущности человеку необходимо не то, что в обоих немецких государствах называют "благосостоянием", а "поэзия в жизни", и тогда он обращается к литературе как средству самоутверждения, самообоснования, как "органу страстного стремления" (Sehnsuchtsorgan) к высшему. И тут мы снова приходим к романтизму"365. В литературе романтизма, по её мнению, несмотря на постижение катастрофичности мира, присутствует "элемент утопии", без которого, -"любая действительность - нежилая". "Wo aus allem Leiden und Tod ein neues Leben und die Verklärung des inneren Menschen herbeigeführt wird. "(Ф.Шлегель)366

Разделяя веру романтиков в силу искусства и высокое назначение поэта, писатели проявляют особое внимание ко внутренним структурам литературы и языка. Интерес к возможностям языка, проблемы "выразимости -невыразимости", эксперименты со словом и этимологизирование - ко всем этим вопросам обращались и романтики. В эстетических манифестах иенцев (Новалис, братья Шлегели) можно найти не потерявшие значения для современной культуры идеи о создании синкретического искусства (литература-живопись-музыка), о слиянии науки и поэзии, проекты всеобщей романтизации и мифологизации жизни и поэзии. Воплощая эти идеи в художественных произведениях, великие романтики - Новалис, Тик, Вакенродер, Брентано, Эйхендорф стремились к целостности, универсальности, к самоосуществлению, которое понимали как "возвращение к себе". Осмысляя их творчество, писатели современности видят в романтизме рефлексию искусства о самом себе, ощущают близость к романтической концепции времени как вечности. Историческое время с его преходящими ценностями отступает перед неизменными законами бытия, эстетическим воплощением этого понимания становится "эстетика вечности". Следующим шагом в изучении значения романтической традиции для современной немецкой литературы могло бы стать привлечение для сравнения материала литературы ФРГ периода раздельного существования двух немецких литератур, поскольку в ней, как и в других западных литературах, романтическая традиция играла заметную роль. Так, например, в прозе Носсака идеи романтизма получают своеобразное развитие, интересно отметить и явные параллели, существующие между его творчеством и творчеством Кристы Вольф. В его новелле "Кассандра" и других произведениях, совершенно иначе переосмысляется традиция Клейста. При сравнении интенсивности осмысления романтической традиции в литературах ФРГ и ГДР становятся заметны различия. Для прозы ГДР важнее "антибуржуазная утопия" романтизма, его критическая струя и революционная направленность, а также историзм, концепции времени, памяти, которые занимают центральное место в раннеромантическом романе.369 Расширение темы в синхронном плане позволит привлечь внимание к другим ярким представителям литературы ГДР, творчество которых представляет интерес как с точки зрения национальной традиции, так и само по себе. Это Гюнтер де Бройн, Хайнер Мюллер, Фолькер Браун и многие другие ранее упоминавшиеся писатели. В плане диахронии результаты настоящего исследования представляют актуальность для сопоставительного изучения эпох, в которые обращение к традиции романтизма было особенно плодотворным для литературы. Наряду с разработанными темами: Гёте и романтизм, романтизм в третьем рейхе и обращавшими на себя внимание исследователей темами романтизм и экспрессионизм, романтизм и Гессе, многие аспекты традиций романтизма в современной литературе остаются неизученными.

Эпоха романтизма и XX век воспринимаются многими писателями и учёными как "начало и конец единой эпохи". Но как отмечают исследователи, "ни одна историческая эпоха не ощущает себя молодой, раскрывающей историческую перспективу (если такое мироощущение не декларируется идеологически). Даже когда представления об историческом процессе ещё смутны, неясны, она считает себя исходом, результатом, а не начальной точкой"370. Обращение к традициям прошлого может свидетельствовать о возникновении совершенно новой культурной перспективы: "Бывают эпохи, - писал Н.Трубецкой, - когда старинные образцы вдохновляют к созданию новых форм культуры, воспринимаемых современниками как "возрождение" старины, но по-существу являющихся совершенно новыми."371 К таким явлениям стоит отнести, по нашему мнению, эстетику женского творчества, с которой можно связывать надежды на обновление литературы. Открытием Кристы Вольф было творчество женщин-писательниц романтического поколения: Гюндероде, Беттины Брентано, во многом благодаря ей внимание исследователей и писателей было привлечено к фигурам Каролины Шлегель-Шеллинг, Доротеи

372

Фейт, Рахель Фарнгаген. Развитие этого направления представляет новый аспект осмысления романтической традиции и имеет широкие перспективы, неменьший интерес вызывает и творчество писательниц XX века, среди них, в первую очередь следует назвать имена И.Бахман, Б.Фришмут, И.Моргнер. Будет ли романтическая традиция и в дальнейшем оказывать влияние на развитие немецкой литературы? Наполнятся ли позитивным смыслом раздумья писателей о своём прошлом? Ответом на тревожные строки: "прошлое не умерло и даже не прошло" могут служить слова писателя-романтика Эйхендорфа, голос которого достигает из прошлого в будущее, в наше настоящее: "Только в поэте сохраняется прекрасное прошлое, поэт -представитель прошлого в настоящем,. а прошлое, будучи идеальным, и есть

1 373 суть мира .

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Чурбанова, Виктория Станиславовна, 2001 год

1. Christa Wolf. Berlin, 1990, S.69.

2. Wolf C. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989. S.30.

3. Hörnigk Therese. Christa Wolf. Berlin, 1990. S.87.

4. WolfC. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989. S.41211 Ibid. S.44.212 "Als erstes Erwachen der Gedanke: Der Tag wird wieder anders verlaufen als geplant."- первые строки рассказа. Ibid c.26.213 Ibid S.43.214 Ibid, S.44-45.

5. Wolf Ch. Auf dem Weg nach Tabou. Frankfurt/M., Wien. 1994. S.93,281.216 Ibid. S.40.217 "Geteilter Himmel und seine Kritiker". Halle, 1965.

6. Вольф Криста. От первого лица. М, 1991, с.29.

7. Вольф К. Избранное. М, 1979, с.500.

8. WolfC. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989. S.46.

9. См об этом подробнее: Толмачёв В.М. От романтизма к романтизму. М, 1997. С.70.

10. См. об этом: Hörnigk Therese. Christa Wolf. Berlin, 1990. S.125.

11. Hilzinger S. Christa Wolf. Stuttgart, 1986. S.28.

12. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.920.1. ЛЛ/

13. Общие закономерности и национальная специфика в литературах европейских социалистических стран. М, 1986. С.21.

14. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987, S.898.

15. Вольф К. Избранное. M, 1979. С.511.228 Ibid. S.337.229 Ibid. S.336.

16. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.905.

17. Встреча. Повести и эссе. Сб. M,1983. С.343.

18. Вольф К. Избранное. М, 1979. С.261.

19. Встреча. Повести и эссе. Сб. М,1983. С.306.

20. Вольф К. Избранное. М, 1979. С.297.235 Ibid. S.264.236 Ibid. S.265.237 Ibid. S.299.238 Ibid. S.299.239 Ibid. S.277.240 Ibid. S.304.241 Ibid. S.515.242 Ibid. S.547.

21. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.612.

22. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.802.

23. Вольф К. Избранное. M, 1979.C.390.

24. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.801.

25. Erworbene Tradition. Berlin-Weimar, 1977. S.267.

26. Вольф К. Избранное. M, 1979. C.390.249 Ibid. S.426.250 Ibid. S.390.

27. Фролов Г.А. Наследие романтизма в литературе ГДР. Казань, 1987. С. 179.

28. Вольф К. Избранное. М, 1979. С.418.253 Ibid. S.425.254 Ibid.

29. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.362.

30. Вольф К. Избранное. М, 1979. С.425.257 Ibid. S.454.

31. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.799.

32. Встреча. Повести и эссе. Сб. М,1983. С.320.

33. Вольф К. Избранное. М, 1979. С.471.261 Ibid. S.466.262 Ibid. S.429.263 Ibid. S.513.

34. WolfC. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989. S.172.265 Ibid. S.209.266 Ibid. S.208, 209.

35. Gidion H. Christa Wolfs Nachdenken über Christa T. Wiedergelesen nach fündundzwanzig Jahren. In Text+Kritik. Zeitschrift für Literatur, München, XI/1994, S. 56.

36. Вольф Криста. Образы детства. М, 1989. С.208.

37. Hörnigk Therese. Christa Wolf. Berlin, 1990. S.191.270 Ibid. S. 203.

38. Вольф Криста. Образы детства. М, 1989. С.291.272 Ibid. S.173.

39. Развивая идею синкретичности искусства, Новалис писал: "Собственно видимую музыку составляют арабески, узоры, орнаменты.".// Цит. по: Литературные манифесты западноевропейских романтиков. Под ред. Проф. А.С.Дмитриева, с.98.

40. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.878.275 Ibid.

41. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.881.

42. См. также статью A. von Bormann Der Töne Licht. Zum frühromantischen Programm der Wortmusik In: Die Aktualität der Frühromantik. Paderborn, 1987. S.191.

43. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.260.280 Ibid. S.310.281 Ibid. S.297-298.282 Ibid. S.321.283 Ibid. S.286.

44. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.884.

45. Встреча. Повести и эссе. Сб. М,1983. С.275.286 Ibid. S 339.

46. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. JI, 1979. С.410.288 Ibid.

47. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.327.290 Ibid.291 Ibid. S.307.292 Ibid. S.306.293 Ibid. S.307.

48. Цит. по: Hörnigk Therese. Christa Wolf. Berlin, 1990. S.225.

49. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.316.296 Ibid. S.322.297 Ibid. S.323.298 Ibid.299 Ibid. S.329.

50. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.196.301 Ibid. S.867.

51. Встреча. Повести и эссе. Сб. М,1983. С.381.303 Ibid. S.328.304 Ibid. S.335.305 Ibid. S.340.306 Ibid. S.334.

52. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.882.

53. Встреча. Повести и эссе. Сб. М,1983. С.336.309 Ibid. S.332.310 Ibid. S.362.311 Ibid. S.380.

54. Ibid. S.332. 3,3 Ibid. S.410.314 Ibid. S.411.315 Ibid. S.410.316 Ibid. S.415.317 Ibid. S.361.318 Ibid. S.357.

55. Wolf C. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.874.

56. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983.С.408.321 Ibid. S.331.

57. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.894323 Ibid. S. 903.

58. См. например: Hilzinger S. Kassandra. Stuttgart, 1985; Klasson Vera. Bewusstheit, Emanzipation und Frauenproblematik Göteborg, 1991.

59. Wolf C. Auf dem Weg nach Tabou. Köln, 1994. S.281.

60. Wolf С. Auf dem Weg nach Tabou. Köln, 1994. S.109.

61. Hörnigk Therese. Christa Wolf. Berlin, 1990. S.182.

62. Das weibliche Element ist in den Industriegesellschaften sowenig vorhanden wie das geistige Element . In: WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.880.

63. Baumgart R. Deutsche Literatur der Gegenwart. München, 1994. S.439.

64. Hilzinger S. Kassandra. Stuttgart, 1985. S.13.

65. Stephan I., Venske R., Wiegel S. Frauenliteratur ohne Tradition? Frankfurt/M, 1987.

66. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.1980. С.57.334 Ibid, S.49.

67. Weisbrot Р. Literarischer Wandel in der DDR. Heidelberg, 1980, S.75

68. Цит по: "Hörnigk Th. Christa Wolf. Berlin, 1990, S.175. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М.1980.С.100.

69. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.879.339 Ibid, S. 903.340 Ibid. S.928.

70. Карельский A.B. От героя к человеку. М., 1990. С.33.

71. WolfC. Kassandra. Berlin-Weimar, 1985. S. 213.

72. Карельский A.B. От героя к человеку. М., 1990. С.33.344 Ibid. S.13.345 Ibid. S.42.

73. Апт С. Горькая доля пророчицы. В: Иностранная литература, 1984, N5, с.241.

74. Hilzinger S. Kassandra. Stuttgart, 1985, S.3-4.

75. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987, S.903.349 ibid. S.915.

76. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983. С.306.

77. WolfC. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S. 925,672.

78. Встреча. Повести и эссе. Сб. МД983.С.325.1. Заключение

79. Зарубежная литература ХХвека: Учеб. для вузов. М, 2000. С.424.

80. См.: Blaue Blume unterm Hakenkreuz. Die Rezeption der deutschen Romantik im Dritten Reich. Paderborn, 1999.

81. История литературы ФРГ. M.l980. С.45.

82. Wolf С. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.237.

83. Monsieur wir finden uns wieder. Briefe 1968-84. Berlin, 1995.

84. WolfC. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989. S.72.1.Q

85. Schmitt H.-J. Aufs Ganze aus sein. In: Fühmann Franz. Den Katzenartigen wollten wir verbrennen. Hamburg. 1983. S.390.

86. Wolf С. Auf dem Weg nach Tabou. Frankfurt/M, 1994. S.326.

87. Встреча. Повести и эссе. Сб. М.Д983. С.332.

88. Wolf Christa. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987. S.892.

89. Цит. по: Romantik-Handbuch. Hg. von Helmut Schanze. Stuttgart, 1994. S.292.

90. История зарубежной литературы XIX века. Часть I. М., 1979. С.7.369

91. Философия культуры. Санкт-Петербург, 1998. С. 18.

92. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.1995.С.446.

93. Фёдоров Ф.П. Романтический художественный мир. Рига,1988. С.272-273.

94. Библиография L Список художественной литературы и переводов.

95. Вольф К. Избранное. М., 1988.

96. Вольф К. Летний этюд. М., 1990.

97. Вольф К. Образы детства. (Библиотека литературы ГДР) М., 1989.

98. Вольф К, От первого лица. М, 1991.

99. Вольф К. Медея. Голоса. // Иностранная литература. 1997 N 1.

100. Встреча. Повести и эссе. Сб. М.,1983.

101. Гёльдерлин Ф. Гиперион. Стихи. Письма. М.,1988.

102. Гофман Э.Т.А. Собрание сочинений. М, 1929-1930.

103. Гофман Э.Т.А. Жизнь и творчество. Письма, высказывания, документы. М., 1987.

104. Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М, 1980.11 .Магический кристалл. Сб. М, 1988.

105. Немецкая романтическая сказка. Сб. М, 1980.

106. Писатели ГДР о молодёжи. Сб. М.,1989.

107. Серапионовы братья: Э.Т.А. Гофман. М., 1994.

108. Фюман Ф. Эдип-царь и другие рассказы. (Мастера зарубежной прозы ХХв.) М.,1989.

109. Фюман Ф. Суд божий. М,1966.

110. Фюман Ф. Повести. М, 1970.(отдельный выпуск роман-газеты N20)

111. Фюман Ф. Избранное. (Библиотека литературы ГДР) МД973.

112. Фюман Ф. Половина жизни. М.,1982

113. Fühmann F. Stürzende Schatten. Berlin, 1959.

114. Fühmann F. Tage. Berlin, 1969.

115. Fühmann Franz. Saiäns-Fiktschen. Rostock. 1983.

116. Fühmann F. Vor Feuerschltinden. Rostock, 1982.

117. Fühmann F. Essays, Gespräche, Aufsätze 1964-81. Rostock, 1983.

118. Fühmann F. Den Katzenartigen wollten wir verbrennen. Hamburg, 1983.

119. Fühmann F. Kirke und Odysseus. Rostock, 1984.

120. Fühmann F. Das Ohr des Dionysos. Rostock, 1985.

121. Fühmann F. Die Schatten. Hamburg, 1986.

122. Fühmann F. Im Berg. Texte aus demNachlass. Rostock, 1991.

123. Fühmann F. Unter den Paranyas. Rostock, 1988.

124. Fühmann F. Eine Biografíe in Bildern, Dokumenten und Briefen. Rostock, 1998.

125. Monsieur wir finden uns wieder. Briefe 1968-84. Berlin, 1995.

126. Wolf C. Die Dimension des Autors. Darmstadt und Neuwied, 1987.

127. Wolf C. Ein Arbeitsbuch. Studien Dokumente. Berlin, 1989.

128. Wolf C. Gesammelte Erzählungen. Berlin und Weimar, 1989.

129. Wolf C., Wolf G. Ins ungebundene gehet eine Sehnsucht. Gesprächsraum Romantik. Berlin. 1985.

130. WolfC. Reden im Herbst. Berlin/Weimar, 1990.

131. Wolf C. Verblendung: Disput über einen Storfall. Berlin/Weimar, 1991.

132. Wolf C. Was bleibt. Berlin/Weimar, 1990.

133. Wolf С. Auf dem Weg nach Tabou. Köln, 1994. 4L Wolf C. Hierzulande Andernorts. München, 1999. П. Список научной литературы.

134. Исследования о литературе ГДР и отдельных авторах.

135. Гугнин A.A. Современная литература ГДР. М., 1987.

136. Млечина И.В. Типология романа ГДР. М,1987.

137. Мотылёва Т. Анна Зегерс. Личность и творчество. М.,1984.

138. Топер П.М. Овладение реальностью. М, 1980.

139. Фортунатова В. Герой н действительность. Куйбышев, 1985.

140. Фрадкин И.М. Литература новой Германии. М,1961.

141. Фролов Г.А. Наследие романтизма в литературе ГДР. Казань, 1987.

142. Abusch А. Literatur im Zeitalter des Sozialismus. Berlin,1967.

143. Baumer F. Christa Wolf. Berlin, 1988.

144. Baumgart R. Deutsche Literatur der Gegenwart. München, 1994.

145. Blumensath H., Uebach C. Einfuhrung in die Literaturgeschichte der DDR. Stuttgart, 1975.

146. Emmerich W. Kleine Literaturgeschichte der DDR. Darmstadt, 1981.

147. Fierle M. Erzählstrukturen in C.Wolfs "Kein Ort. Niergends". Halle/Saale, 1985.

148. Friedrich W.R. Kritische Analyse der Leitbildfunktion in der Prosaliteratur der DDR. Diss. Bonn, 1981.

149. Greif H-J. C.Wolf. Wie sind wir so geworden, wie wir heute sind? Bern, 1978.

150. Hilzinger S. Kassandra. Über C. Wolf. Frankfurt/M, 1982.

151. Hilzinger S. Christa Wolf. Stuttgart, 1986.

152. Hirdina K. G.de Breyn. Berlin, 1983.

153. Hörnigk Th. Christa Wolf. Berlin, 1990.

154. Klasson V. Bewusstheit, Emanzipation und Frauenproblematik. Göteborg, 1991.

155. Kohlhof S. Franz Fühmann und E.T.A.Hoffmann. Romantikrezeption und Kulturkritik in der DDR. Frankfurt/M, 1988.

156. Maisch Ch. Ein schmaler Streifen Zukunft: Kassandra. Wurzburg, 1986.

157. Mauser W. Christa Wolf. Nachdenken. Mimchen, 1987.

158. Mannack E. Zwei deutsche Literaturen? Kronberg, 1977. 66.Ortmann D. Christa Wolf. Kindheitsmuster. Essen, 1987.

159. Reich-Reinicki M. Entgegnung: zur deutschen Literatur der 70-er Jahre. Stuttgart, 1979.

160. Renoldner K. Utopie und Geschichtsbewußtsein. Stuttgart, 1981.

161. Richter H. F.Fühmarai Ein deutsches Dichterleben. Berlin und Weimar 1992.

162. Richter H. Werke und Wege. Halle-Leipzig, 1984.71 .Salisch M. Zwischen Selbstaufgabe und Selbstverwirklichung: Zum Problem der Persönlichkeitsstruktur im Werk C. Wolfs. Stuttgart, 1975.

163. Stephan A. Christa Wolf. Amsterdam, 1980.

164. Thomassen C. Der lange Weg zu uns selbst: C.Wolfs Roman "Nachdenken über Christa T." als Erfahrungs- und Handlungsmuster". Kronberg/Ts., 1977.

165. Weisbrot P. Literarischer Wandel in der DDR. Untersuchungen zur Entwicklung der Erzählliteratur in den 70-er Jahren. Heidelberg, 1980.

166. Wirkungsgeschichte von C.Wolfs "Nachdenken über Christa Т.". Königstein/Ts, 1978.

167. Wittstock U. Franz Fühmann. München, 1988.

168. Wittstock U. Über die Fähigkeit zu trauern. Das Bild der Wandlung im Prosawerk von C.Wolf und F. Fühmann. Frankfurt/M, 19872.2Литература о традициях.

169. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975.

170. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества.М., 1979.

171. Вейман Р. История литературы и мифология. М., 1975.

172. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М.Д988.

173. Гильберт К.Э., Кун Г. История эстетики. Санкт-Петербург, 2000.

174. Гуревич А .Я. Традиционное и новое в историческом знании. Тарту, 1979.

175. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литератур. М., 1979.

176. Жирмунский В.М. Сравнительное литературоведение. Л., 1979.

177. Кривцун O.A. Эстетика. М., 2000.

178. Михайлов A.B. Проблемы исторической поэтики. М, 1989.

179. Плахов В.Д. Традиции и общество. М.,1982.

180. Сравнительное изучение цивилизаций. М., 1998.

181. Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.1995.

182. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М, !977.

183. Философия культуры. Санкт-Петербург, 1998.

184. Фуко М. Слова и вещи. М., 1977.

185. Шацкий Ежи. Утопия и традиция. М.,1990. 95.Эпштейн М. Парадоксы новизны. М,1988.

186. Th.W.Adorno. Ohne Leitbild. Frankfurt/M, 1967.

187. Bloom H. The Anxiety of Influence. London, 1975.

188. Erworbene Tradition. Berlin-Weimar, 1977.

189. Künstlerisches Erbe und sozialistische Gegenwartskunst. Berlin, 1977.

190. Stephan I., Venske R., Wiegel S. Frauenliteratur ohne Tradition? Frankfurt/M, 1987.

191. Tradition und Literaturgeschichte. Berlin, 1972.

192. Литература о романтизме и отдельных писателях.

193. Берковский Н.Я. Романтизм в Германии. Л, 1979.

194. Вайнштейн О. Язык романтической мысли. М, 1994.

195. ВансловВ.В. Эстетика романтизма. М, 1966.

196. Венедиктова Т.Д. Поэтическое искусство США. Современность и традиция. М, 1988.

197. Габитова P.M. Философия немецкого романтизма. М, 1978.

198. Грешных В.И. Ранний немецкий романтизм. Л., 1991.

199. Дмитриев A.C. Проблемы иенского романтизма. М.,1975.

200. Карельский A.B. От героя к человеку. М., 1990.

201. Карельский A.B. Драма немецкого романтизма. М.,1992.

202. Тертерян И. Человек мифотворящий. М., 1988.

203. Толмачёв В.М. От романтизма к романтизму. М.,1997.

204. Фёдоров Ф.П. Романтический художественный мир. Рига, 1988.

205. Чавчанидзе Д. Л. Некоторые особенности художественного образа и сюжета Гофмана. М., 1969.

206. Abrains M. H. Natural Supernaturalism. Tradition and révolution in romantic literature. NJ, 1971.

207. Anton B. Romantisches Parodieren. Bonn, 1979.

208. Beardsley C.-M. E.T.A.Hoffmann: die Gestalt des Meisters in seinen Märchen. Bonn, 1975.

209. Blaue Blume unterm Hakenkreuz. Die Rezeption der deutschen Romantik im Dritten Reich. Paderborn, 1999.

210. Böttger F. Bettine von Arnim: Ein Leben zwischen Tag und Traum. Berlin, 1986.

211. Die Aktualität der Frühromantik. Paderborn, 1987.

212. Drewitz I. Bettina von Arnim. Düsseldorf, 1984.

213. Eilert H. Theater in der Erzählkunst. Eine Studie zum Werk E.T.A.Hoffmann. Tübingen, 1977.

214. Feldges B. Stadler U. E.T.A.Hoffmann. Epoche Werk - Wirkung-München, 1986.

215. Frank M. Das Problem Zeit in der deutschen Romantik. München, 1972.

216. Hille M. Karoline von Günderrode. München, 1999.

217. Karoli C. Ideal und Krise enthusiastischen Künstlertums in der deutschen Romantik. Bonn, 1968.

218. Lüthi К. Feminismus und Romantik. Wien etc., 1985.

219. Prang H. Die romantische Ironie. Darmstadt, 1980.

220. Romantikforschung seit 1945. Königsstein/Ts, 1980.

221. Sauer L. Marionetten, Maschinen, Automaten: der künstliche Mensch in der deutschen und englischen Romantik. Bonn, 1983.

222. Schwering M. Epochenwandel im spätromantischen Roman. Köln, 1985.

223. Streller S. Wortweltbilder. Berlin-Weimar, 1986.

224. Streller S. Das dramatische Werk H.von Kleist. Berlin, 1966.

225. Susmann M. Frauen der Romantik, Köln, 1960.

226. Thalmann M. Das Märchen und die Moderne. Zum Begriff der Syrrealität im Märchen der Romantik. Stuttgart, 1961.

227. Werner H.G. E.T.A. Hoffmann: Darstellung und Deutung der Wirklichkeit im dichterischen Werk. Weimar, 1962.

228. I. Энциклопедии, сборники и статьи.

229. Энциклопедии и справочная литература.

230. Зарубежная литература ХХвека: Учеб. для вузов. М, 2000.

231. История зарубежной литературы XIX века. Часть I. М., 1979.

232. История литературы ГДР. М., 1982.

233. История литературы ФРГ. М., 1980.

234. История эстетической мысли. Т. 3. М, 1986.

235. Литература Германской Демократической Республики. М, АНСССР,1958.

236. Литературоведение. Энциклопедический словарь. М., 1987.

237. Современная западная философия. Словарь. М., 1998.

238. Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник. М., 1999.

239. Neues Handbuch der Literaturwissenschaft. Bd.14. Europäische Romantik. I. T. Wiesbaden, 1982.

240. Romantik-Handbuch. Hg. von Helmut Schanze. Stuttgart, 1994.

241. Shipley T. Dictonary of World Literary Terms.Boston,1970.

242. Cuddon J.A. A Dictionary of Literary Terms. Deutsch, 1979.32. Сборники и статьи.

243. Аверинцев С.С. Историческая подвижность категории жанра. //В кн.:Историческая поэтика. М, 1986.

244. Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанр как реальность. //В кн.: Взаимосвяь и взаимовлияние жанров в развитии античной литературы. М, 1987.

245. Актуальные проблемы сравнительного изучения литератур социалистических стран. М.,1978.

246. Ботникова А.Б. Сказка немецкого романтизма.// В кн.: Немецкая романтическая сказка. М., 1980.

247. Гугнин A.A. Вопросы периодизации в истории литературы ГДР в трудах литературоведов ГДР 1970-1980гг.// В кн.: Современные литературы европейских социалистических стран 1945-1980 гг. М,1986.

248. Гугнин А. Предисловие.// В кн.: Фюман Франц. Эдип-царь и другие рассказы. М, 1989.

249. Гугнин A.A. Этапы эстетического самосознания. // В "Вопросы литературы", 1984, N11. Сс.253-260.

250. Дмитриев A.C. Теория западноевропейского романтизма.//В кн.: Литературные манифесты западноевропейских романтиков. М, 1980.

251. Зеркало. Семиотика зеркальности. Уч. зап. Тартусского ун-та. Вып.№831. Тарту, 1988.

252. Книпович Е. Франц Фюман. Иностранная литература». 1967, N4.

253. Ковалёв Ю. Искусство новеллы и новелла об искусстве в XIX в. // В,кн.: Искусство и художник в зарубежной новелле Х1Хвека. Л., 1985.

254. Косиков Г.К. Ролан Барт семиолог-литературовед.//В кн.: Р.Барт. Избранные работы. М,1989.

255. Лейтес Н.С. Вслушиваясь в голоса предшественников. //В сб. Роль прогрессивных литературных традиций в развитии и взаимообогащении социалистических литератур. М, 1986.

256. Лейтес Н.С. Проза ГДР начала 70-х годов (традиции и новые искания).// В кн.: Проблемы метода, жанра, стиля в прогрессивной литературе Запада XIX ХХвв. Пермь, 1976.

257. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф имя культура.//В кн.: Учёные записки Тартусского университета. Вып. 308. Тарту, 1973.

258. Лотман Ю.Учёные записки Тартусского ун-та» 1983,вып.№646

259. Общее и особенное в литературе социалистических стран Европы. М.,1977.

260. Общие закономерности и национальная специфика в литературах европейских социалистических стран. М, 1986.

261. Писатели Германской Демократической республики. М., 1984.

262. Проблемы эстетики и творчества романтиков. Калинин, 1982.

263. Рожновский C.B. «Реальность вымысла и невымышленная реальность (новые тенденции в литературе ГДР). // В кн.: Новые явления в литературе европейских социалистических стран. М,1976.

264. Рудницкий М. Тревожная проза К. Вольф.// В кн.: Вольф К. Избранное. М., 1988.

265. Arbeiten mit der Romantik heute. Berlin, 1978.

266. Dokumentation zu Ch. Wolfs "Nachdenken über Krista T.". Hamburg, Zürich, 1991.

267. Erinnerte Zukunft. 11 Studien zum Werk C.Wolfs. Würzburg, 1985.

268. Geteilter Himmel und seine Kritiker". Halle, 1965.

269. Gidion H. Christa Wolfs Nachdenken über Christa T. Wiedergelesen nach fundundzwanzig Jahren. //In Text+Kritik 94. Zeitschrift für Literatur, München, XI/1994.

270. Kleists Aktualität: Neue Aufsätze und Essays. Darmstadt, 1981.

271. Lexikon sozialistischer deutscher Literatur. Leipzig, 1964.

272. Literatur der DDR in den 70-er Jahren. Frankfurt/M, 1983.

273. Literatur der 70-er Jahre. Berlin(West), 1985.

274. Literatur und Geschichtsbewußtsein. Berlin und Weimar, 1976.

275. Literatur und Literaturtheorie in der DDR. Frankfurt/M, 1976.

276. Lohr H. Vom Märchen zum Mythos.// In: Weimarer Beiträge,1982, N1.

277. Prignitz I. Editorische Nachbemerkungen. // In: Fühmann F. Die Schatten. Hamburg, 1986.

278. Probleme deutscher Identität. Zeitgenössische Biographien. Bonn,1983.

279. Riedel V. König Ödipus.// In: Weimarer Beiträge. 1974, N11.

280. Romane der DDR. Berlin, 1981.

281. Sauter J.H. Interview mit F.Fühmann.// In : Weimarer Beiträge, 1971, N1

282. Schlenstedt D. Entwicklungslinien der neueren Literatur in der DDR.// In: Zeitschrift für Germanistik, 1988, N 1.

283. Schmitt H.J. (Hsg.) Einführung in Theorie, Geschichte und Funktion der DDR-Literatur. Stuttgart, 1975.

284. Schriftsteller über Kleist. Berlin-Weimar, 1976.

285. Selbsterfahrung als Welterfahrung. DDR-Literatur in den 70-er Jahren. Berlin und Weimar, 1981.

286. Streller S. Wiedereroberung des Phantastischen zur Wirklichkeitsherstellung. // In: Weimarer Beiträge, 1986, N4.

287. Tendenzen und Beispiele zur DDR-Literatur. Leipzig, 1981.

288. Werner H.-G. Romantische Traditionen in epischen Werken der neueren DDR-Literatur. F.Fühmann und C.Wolf. // In: Zeitschrift für Germanistik, 1980, N4.

289. Werner H.-G. Zum Traditionsbezug der Erzählungen in C.Wolfs "Unter den Linden"// In: Weimarer Beiträge, 1976,N4.

290. Werner K. Im Licht der Sympatie. // In: Germanica Wratislaviensia, 1979, XLI.

291. Wolf Christa. Text+Kritik. München, 1975.

292. Wolf Christa. Text+Kritik. München, 1994.

293. Wolf Christa. Materialienbuch. Darmstadt, 1987.

294. Zu einigen Positionen der Romantikforschung in der DDR. Potsdam, 1980.

295. Zwischen Erzählen und Schweigen. Rostock, 1987.