Лирический субъект в поэзии Тимура Кибирова тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Нурмухамедова, Роза Абдурахимовна

• Нурмухамедова, Роза Абдурахимовна
• кандидат филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Нурмухамедова, Роза Абдурахимовна

Введение.

ГЛАВА 1. Формы воплощения лирического субъекта в поэзии: теоретические и историко-литературные аспекты проблемы.

§1. К понятию лирического субъекта, лирического героя и лирического персонажа (ролевого героя) в лирике.

§2. Лирический субъект Тимура Кибирова в парадигме концептуалистской поэзии русского постмодернизма.

ГЛАВА 2. Специфика воплощения лирического субъекта в творчестве

Тимура Кибирова.

§1. Советские дцеологемы как феномены сознания.

§2. Своеобразие жанрового воплощения лирического субъекта в лирике

Тимура Кибирова.

ГЛАВА 3. Специфика воплощения лирического субъекта в лироэпике

Тимура Кибирова (поэма «Сквозь прощальные слезы»).

§1. Интертекстуальность как средство формирования лирического субъекта в лирике Т.Кибирова и поэме «Сквозь прощальные слезы».

§2. Лирический субъект поэмы как воплощение хорового сознания.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лирический субъект в поэзии Тимура Кибирова»

Творчество Тимура Кибирова в настоящее время не нуждается в представлении, и культурной апологии - его стихи стали своеобразным индикатором постсоветской (или в другой терминологии: постиндустриальной) эпохи. Произошло это потому, что Кибирову удалось выразить кризисное мироощущение личности, живущей на грани эпох, в пространстве культурного вакуума, когда старая мировоззренческая система в силу исторических причин, оказалась практически разрушенной, а новая еще не сформировалась.

Поэзии Кибирова посвящены десятки критических статей. При этом примечателен тот факт, что в своих основных выводах исследователи часто противоречат друг другу. Традиционно считается, что Кибирев — один из поэтов-концептуалистов. В. Шубинский утверждает, что Кибиров следует классическим традициям русской литературы1, А.Левин считает Кибирова представителем так называемой «центонной поэзии»2.

Подобное диаметральное несовпадение исследовательских точек зрения происходит, на наш взгляд, потом}7, что исследователи, анализируя поэзию Кибирова, не учитывают специфики картины мира поэта. Такой формализованный анализ приводит к тому, что художественные приемы искусственно выделяются из художественного целого, и, теряя вследствие этого свою мировоззренческую обусловленность, тем не менее, становятся определяющим моментом в интерпретации творческого метода поэта.

Поэтому нам кажется, что при анализе поэтических текстов принципиально важен момент целеполагания: важно не просто КАК сделано то или иное стихотворение, но и почему оно сделано именно ТАК, а не

1 Шубинский В. О Тимуре Кибирове. Волшебная палочка или торжество добродетели. Вопросы литературы, 1998. №5, С. 32.

2 Левин А. О влиянии солнечной активности на современную русскую поэзию // Тимур Кибиров. Сантименты. Восемь книг. Белгород, 1994. С. 1 - 10. иначе, то есть, почему использована та или иная художественная стратегия. Кстати, именно с этим связана путаница с современной постмодернистской литературой: что считать постмодернистским произведением, а что — нет? И существует ли вообще постмодернизм? Противники новых веяний утверждают, что цитатность, интертекстуальность, фрагментарность мы можем найти и в произведениях, которые трудно назвать постмодернистскими (например, в «Евгении Онегине»). Но дело в том, что эти приемы, которые мы можем выявить даже у Гомера (совершенно постмодернистское перечисление кораблей в «Иллиаде»), в каждом отдельном произведении несут разную семантическую нагрузку. Если у Бунина фрагментарность текста парадоксально выражает полноту бытия, то у постмодернистов (Сорокина, например) — это средство создания намеренного повествовательного хаоса, де-иерархизация текста3.

В академическом контексте творчество Тимура Кибирова изучено достаточно плохо. Так, Д.Н.Багрецов отмечает, что, изучение творчества поэта до сих пор не вышло за рамки литературной критики («несмотря на многочисленные публикации произведений Т. Кибирова, вызывающих неизменный устойчивый интерес у читающей публики и у критиков»), поэтому его творчество нуждается и в литературоведческой интерпретации4.

В настоящее время существует несколько академических аспектов изучения творчества Кибирова.

Во-первых, лирика Кибирова изучается в контексте литературного направления концептуализма, в рамках которого впервые прозвучало имя поэта, при этом большинство работ, посвященных этой проблеме, имеют сугубо критический характер (В.Шубинский, А.Немзер, А.Левин, Вяч.Курицын и др.).

3 Ильин И.П. Нонселекция // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М., 1999. С. 23 В.

4 Багрецов Д.Н. Тимур Кибиров: интертекст и творческая индивидуальность. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2005. С. 5.

Во-вторых, творчество Ккбирова изучается в более широких методологических рамках - в контексте феномена русского постмодернизма (М.Липовецкий, А.Панов). Однако эти, слишком общие рамки не позволяют выявить специфические, свойственные только Кибирову, особенности.

В-третъш, творчество Кибирова может изучаться с точки зрения определенных приемов, которые он использует в своей лирике. Так, первая монография, посвященная поэту, называется «Тимур Кибиров: интертекст и творческая индивидуальность». Ее автор, Д.Н.Багрецов исследует феномен творческой личности Кибирова в широком культурно-историческом и литературном контексте. Однако «телеология» художественного приема интертекстуальности, предполагающая обращение к авторской картине мира остается за рамками исследования.

Нам кажется, что в единое целое эти разрозненные аспекты поможет свести анализ лирической субъективности, которая оказывается своеобразным «центром» поэтической системы Тимура Кибирова. Искусственное же выделение художественных приемов без осознания их мировоззренческой подоплеки, приводят к тому, что поэта часто называют «постмодернистом», хотя общие поэтические и мировоззренческие установки у него совершенно иные, отличные от постмодернистских.

Мировоззренческие установки Кибирова, на наш взгляд, «сфокусированы» в лирическом субъекте его поэзии — лирический субъект является своеобразной мировоззренческой матрицей, инспирирующей формальные художественные приемы. Поэтому при анализе творчества Кибирова необходимо спроецировать некоторые текстуальные стратегии на лирического субъекта его поэзии.

Лирический субъект поэзии Кибирова представляет собой принципиально новую форму воплощения лирического сознания. Поэтому выявить его специфику, основываясь на традиционных определениях субъектной структуры лирики, достаточно сложно. Необходимым и вполне возможным представляется выделить в творчестве Т. Кибирова наиболее значимые идеи и концепции и проследить специфику ж разработки, а также исследовать особенности творческой ицдивидуальности поэта.

Таким образом, актуальность нашей работы обусловливается следующими факторами:

1. в литературоведении недостаточно разработана концепция лирического субъекта современной поззии;

2. не изучены механизмы связи между субъектной структурой лирики и формальными художественными приемами;

3. мало изучено влияние литературных традиций на субъектную организацию лирического произведения;

4. отсутствуют академические исследования лирики Кибирова с точки зрения ее субъектной структуры

Отсюда цель нашей работы: выявить принципы субъектно-объектной организации авторского сознания в поэзии Кибирова и показать формирование лирического субъекта нового типа через призму авторского мировосприятия, литературных жанров, художественных приемов и литературной традиции.

Означенная цель предполагает одновременное решение следующих задач:

1. выявить специфику авторской картины мира Кибирова в социокультурном контексте эпохи.

2. определить способы воплощения лирического субъекта в корреляции с его миромоделью.

3. установить закономерность функционирования лирического субъекта в литературном пространстве.

Поставленные задачи предполагают применение следующих методов:

1. метод структурно-семантического анализа стихотворных текстов.

2. системно-типологический метод.

3. метод интертекстуального анализа.

Объект исследования - поэзия Тимура Кибирова. В качестве основного источника в работе используется сборник стихотворений Кибирова «Кто куда - а я в Россию.» (М., 2001). Особенное внимание мы уделяем поэме «Сквозь прощальные слезы» (1987), поскольку именно в ней, на наш взгляд, наиболее явно реализуется лирический субъект творчества Кибирова.

Предмет исследования - закономерности и принципы организации лирической субъективности в поэзии Кибирова.

При анализе творчества Кибирова в субъектном аспекте необходимо учитывать целый ряд факторов, влияющих на становление лирической субъективности в лирике Кибирова.

Во-первых, необходимо обращение к биографическому контексту, поскольку лирический субъект Кибирова часто обусловлен биографическими деталями. Особенно это касается стихотворений с любовной тематикой, где появляются образы реально существующих людей, связанных с поэтом. См., например, «Послание Ленке», «Мише Айзенбергу», «Сереже Гандлевскому».

Во-вторых, как видно из заглавий перечисленных стихотворений, необходимо учитывать жанровый фактор, который зачастую является главным в формировании типа лирической субъективности. Так, предположительно, что лирический субъект баллады будет отличаться от лирического субъекта дружеского послания, поскольку разные жанровые каноны формируют разные «модели мира», в соответствии с этим возникают разные лирические субъекты.

В-третьих, нужно учитывать влияние интертекстуальности на механизмы формирования лирической субъективности, поскольку в некоторых случаях лирический субъект кибировской лирики оказывается как бы «сотканным» из разного рода реминисценций, цитат и аллюзии. Поэтому, для того чтобы реконструировать его генезис и определить его специфику, необходимо учитывать интертекстуальность, мировоззренческой основой которой становится внутренняя диалогичность лирического персонажа Кибирова.

В-четвертых, помимо биографического опыта, при изучении творческой индивидуальности важно учитывать характеризующий автора тип мышления (лирический, эпический и драматический: для Т. Кибирова характерен именно лиризм), а также систему ценностных ориентиров и культурно-эстетический фон, в который входит круг чтения, культурный кругозор, литературные влияния.

Родовые установки оказываются особенно важными, поскольку, будучи самыми общими литературными категориями, они позволяют увидеть лирического субъекта Кибирова в динамике и развитии. При этом родовые установки каждый раз актуализируют те или иные ценностные критерии, в результате чего лирический субъект либо приближается к полюсу лирического Я (эпос, реализм), либо отдаляется от него (лирика, романтизм). Кроме того, эпические установки, характерные для лирики Кибирова в целом, играют большую роль при определении механизмов пародии.

В-пятых, при анализе лирики Кибирова необходимо учитывать ее пародийный аспект. Поэтому в работе часто обращение к теории пародии, структура которой предполагает двойственность (противоречие между пародируемым и пародирующим). Эта двойственность может проявляться на всех уровнях текста: субъектном, лексико-семантическом и жанровом. Более того, эта двойственность может служить основой для амбивалентного пафоса, которым отличаются практически все произведения Кибирова

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Нурмухамедова, Роза Абдурахимовна

Заключение

Итак, лирическая субъективность в лирике Кибирова оказывается чрезвычайно сложно организованным феноменом. Как было показано в работе, лирический субъект Кибирова связан со всеми уровнями художественного мира и текста.

Так, лирический субъект Кибирова связывается с пространственным моделированием мира, основные принципы которого задаются тем или иным избранным жанром. В рамках определенного пространственного универсума лирический субъект функционирует, придавая тем или иным пространственным оппозициям — аксиологические смыслы.

Поскольку в лирике Кибирова часто появляются эпические элементы, постольку в тех или иных стихотворениях возникают разные герои, которые могут быть приближены к лирическому полюсу.

Анализ взаимодействия предметного, идеологического и геройного уровня позволил выявить главные структурные особенности лирического субъекта Кибирова. Было выявлено, что лирический субъект оказывается семантически неоднородным: он может быть связан, как с концептуалистским персонажным полюсом, так и с авторским лирическим.

В этом смысле Кибиров в своей поэзии создает принципиально новые формы воплощения лирического сознания. Специфика лирического субъекта его поэзии обусловлена кризисной исторической ситуацией: в 1980-е годы происходила смена культурных парадигм, что на уровне лирического героя отразилось в двойственности, более того, в амбивалентности восприятия исторического прошлого России (советского периода).

Подобное «двойное восприятие» действительности лирическим субъектом обусловливает способы его конституирования. С одной стороны, лирический субъект не принимает прошлого, пытается отречься от него, но с другой стороны, историческое прошлое, преломляясь в индивидуальном сознании, обращается в личную память, которую невозможно деконструировать», как невозможно деконструировать собственное сознание. Попытки такой деконструкции приводят к «дурной бесконечности», к бесконечному зеркальному удвоению лирического сознания, к «незавершенному внутреннему диалогу».

Это приводит к появлению онтологической иронии, которая является не просто формальным приемом, но главным качеством лирического сознания. Она обусловливает «неустойчивость» авторской позиции, плавающую точку сборки, когда авторская позиция становится не просто двойственной или тройственной, а в сущности, неопределимой, поскольку лирический субъект является внутренне незаконченным и постоянно ускользающим.

А это, в свою очередь приводит к тому, что лирический субъект уже не центрирует лирическое произведение, как это было, условно говоря, в «традиционной» лирике, но ограничивает его, становится предельной границей возможного смысла, семантической амплитудой его колебания.

Эта модель лирического сознания воплощается в концепции лирического персонажа, которая и объясняет принцип «двойной закодированное™» текстов Кибирова. Лирический персонаж — это контаминация ролевой маски, которая неизменно вызывает комический эффект, и лирического Я. Ролевая маска создается при помощи языка (это различные клише, лозунги), апелляция к читателю, реализует феноменологическое наполнение этих клишированных форм. Отсюда постоянная диалогичность, разыгрывание разных точек зрения и балансировка на грани комического и серьезного, которая приводит к тому, что в поэме нет застывших смыслов - идеологические смыслы находятся в постоянном движении и зависят от способа восприятия поэмы.

Постоянные апелляции к прошлому у Кибирова имеют, почти что, психоаналитическую подоплеку, и напоминают попытки невротика выговориться. С литературоведческой точки зрения настойчивое обращение к собственной памяти представляет собой попытку автора объективировать себя в герое, для того, чтобы отстраниться от самого себя, чтобы уввдеть себя «глазами другого» и тем самым избавиться от себя «прошлого».

И Кибиров находит средство «отчуждения личной памяти». Главный метод объективации автора в герое - это чужое слово, «сказать о себе» — это значит абстрагироваться от себя, объективировать себя в чужом высказывании

Поэтому главный способ констиггуирования лирического субъекта Кибирова - прием интертекстуальности. Лирический субъект формируется на грани разных текстов, которые выражают общую ментальность эпохи.

Следовательно, формально амбивалентность, лирического субъекта, конституируемого на стыке цитат и аллюзий, можно объяснить диалогичностью «своего-чужого слова», его внутренней противоречивостью, ориентацией на «чужой» текст и направленностью на свой текст, которая всегда подразумевает «выражения отношения» к чужому тексту. Двойственность «своего-чужого слова» и инспирирует внутреннюю диалогичность лирического героя, его пафосную неоднозначность: с одной стороны, лирический субъект дистанцируется от чужого слова, но с другой стороны вынужденно принимает его, поскольку этот «чужой язык», воплощая в литературных и бытовых клише лирическое сознание, становится «своим».

Вот почему, с одной стороны, лирический субъект Кибирова заключает в себе типическое начало и становится лирическим героем эпохи, но, с другой стороны, в силу того, что эти тексты эпохи оседают в личной памяти и подчиняются ее законам, лирический субъект Кибирова представляет собой сугубо индивидуальное начало. Это объясняет тот несколько парадоксальный факт, что Кибиров — поэт одновременно предельно личный и предельно исторический.

Онтологическая внутренняя раздвоенность приводит к тому, что лирический субъект, заключающий в себе как авторское, так и «персонажное» начало, конструируемый из цитат, становится метатекстом для самого себя, в конечном итоге это метаосмысление оборачивается бесконечным циклом и становится вариантом «вечного возвращения».

Интертекстуальность в ранней поэзии Кибирова обладает репрезентирующей функцией - она является главным средством фиксации сознания эпохи, преломленном в литературных и бытовых цитатах. Лирический субъект рождается на границе столкновения разных текстов. «Интертекстуализация» лирического субъекта приводит к проблеме его «историко-литературного» определения.

В этом плане главная особенность лирического субъекта заключается в его предельной де-романтизации. Концепция романтической сверх-личности невозможна в эпоху, характеризующуюся недоверием к «мета-рассказам», под которыми подразумеваются, любые целостные философские и & художественные системы, объясняющие и интерпретирующие реальность. Кроме того, появлению де-романтизированпой личности способствовала сама советская реальность с ее абсолютно «неромантическим бытом» и политической системой, тиранически довлевшей над личностью.

Но Кибиров, в отличие от «классических постмодернистов», не деперсонализирует индивидуальность. Он предлагает свою модель личности, которая воплощается в лирическом субъекте его поэзии.

Поэтическая личность» Кибирова - маленький человек. Кибиров не противостоит романтически системе (как это делают представители концептуализма), он находит иную модель поведения по отношению к советской власти — лирический субъект Кибирова уходит в быт, который противопоставляется любой абстрактной власти, навязывающей человеку определенную модель поведения.

Необходимо заметить, что «маленький человек», пассивно противостоящий системе, становится частотным героем литературы 1970-х — 1980-х годов (интересно в этом плане замечание В.Аксенова о «чудесной склонности советского населения к уменьшительным обозначениям»). Так, например, лирический субъект поэмы В. Ерофеева является одной из модификаций «маленького человека». Причем герой поэмы Ерофеева, также как и лирический субъект Кибирова, с одной стороны, формируется на грани различных литературных текстов, а с другой стороны, карнавально их переворачивает. Видимо, маленький человек для этого вида литературы -представляет собой вариант эскапизма, пассивного противостояния системе.

Локус действия «маленького человека» — быт, который становится единственной возможностью для личности уйти от «разорванной реальности». Поэтому литературные отсылки даются через «бытовую» призму, при этом художественная метазадача автора в данном случае не принизить высокое, а возвысить бытовое до уровня онтологии.

Таким образом, основные выводы, к которым мы пришли в нашей работе, могут быть выражены в следующих положениях:

1. Главная особенность лирического субъекта Кибирова — его внутренняя амбивалентность и противоречивость. Эта «двулико стъ» обусловлена кризисной исторической ситуацией. Формально двойственность лирического субъекта проявляется в том, что его поэтическая реализация осуществляется через идеологические клише эпохи, которые наполняются предельно личным для автора смыслом.

2. Амбивалентный лир1жо-пародийный пафос обусловливает главный структурный принцип конетитуирования лирической субъективности: лирический субъект Кибирова существует между двух полюсов: ролевой маской и лирическим Я. Парадоксальное соположение этих полюсов выражается в концепции лирического персонажа.

3. Лирический субъект Кибирова обусловлен жанровыми факторами. Так, в соответствии с разными жанрами в лирике Кибирова дается разная типология лирических героев. При этом Кибиров зачастую выбирает жанры, принадлежащие тем направлениям, в которых по определению выражена лирическая субъективность (символизм, романтизм). При этом именно жанры позволяют ярко выделить и подчеркнуть ту или иную доминантную черту лирического субъекта. В этом плане жанры служат своего рода семантической базой для развития лирической субъективности, когда смена жанрового канона ведет к смене лирического субъекта.

4. Обращение к романтическим жанрам и включение их в пародический контекст в рамках художественного мира Кибирова уравнивает романтическое мировоззрение с «социальной идеологией». Отсюда метасюжет «романтических» пародий Кибирова: лирический субъект, подчиняющийся «идеологической знаковой системе» погибает.

5. Лирический субъект воплощает в себе не только «личные», сугубо авторские установки, но и непосредственно модифицируется литературным контекстом за счет механизмов интертекстуальности. При этом ингертекстуальность у Кибирова - это не просто игра с текстами, но прием, мотивированный мировоззренчески, выполняющий своеобразную «гносеологическую» функцию моделирования сложных взаимоотношений человеческого сознания и эпохи.

6. Лирический субъект, воплощенный в цитатах и аллюзиях, становится не центром смысла, а его предельной границей. И главная его особенность заключается в том, что он, пытаясь «расподобиться с собой прошлым», стремится выйти за свои «литературные» пределы, пытается отстраниться от себя «в литературе» (в которой воплощено его «прошлое» сознание), что инспирирует широкую амплитуду семантических колебаний — от взгляда на прошлое «сквозь прощальные слезы» до едкой иронии и сарказма.

Таким образом, в лирике Кибирова мы имеем дело с особенным типом лирического субъекта, главная особенность которого заключается в его внутренней противоречивости, смысловом «мерцании», что дает широкий спектр восприятия поэмы. Однако поливалентность лирического субъекта не обозначает смысловой децентрации лирики Кибирова - она не децентрирована, а, скорее, «полицентрична».

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Нурмухамедова, Роза Абдурахимовна, 2008 год

1. Аверинцев С. С,, Андреев М. Л., ГаспаровМ. Л., ГринцерП. А., Михайлов А. В. Категории поэтики в смене литературных эпох // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. Сб. статей. М.: Наследие, 1994. С. 3-38.

2. Айзенберг М. Взгляд на свободного художника М.: Гендальф, 1997. 272 с,

3. Айзенберг М. Власть тьмы кавычек // Знамя. 1997. № 2. С. 216220.

4. Айзенберг М. Вместо предисловия // Литературно-художественный альманах Дело №. М., 1993. С. 5 8.

5. Айзенберг М. Задушевная беседа, или дюжину лет спустя // Литературное обозрение. 1998. К» 1. с. 8 15.

6. Алешковский А. В сторону здравого смысла // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 31-35.

7. Анненский И.Ф. Книги отражений. М.: Наука, 1979. С. 679.

8. Аронсон О. Слова и репродукции // электронный ресурс. http://www.mtfaema.ru/logos/number/1999 06/1999 6 14.htm

9. Бавильский Д. Сентиментальное путешествие, или Тимур Кибиров: стихи только о любви // Контакт. 1996. № 24. 24-30 июня. С. 8-10.

10. Багрецов Д.Н. Тимур Кибиров и творческая индивидуальность. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2005.176 с.

11. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Прогресс, 1994. 616 с.

12. Бахтин М. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Советская Россия, 1963. 320 с.

13. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества М.: Искусство, 1986. 424с.

14. Башлачев А. Посошок. М., 1990.

15. Беньямин В. Московский дневник (Рец.) // Итоги. 1997. № 45. С.78-83.

16. Бердяев Н, Душа России. Л.: Сказ, 1990. 30 с.

17. Блок А. Собр. соч.: В 6 т. Т. 2. М.: Сов. писатель, 1980.

18. Блум X. Страх влияния. Карта перечитывания.: Пер. с англ. / Пер., сост., примеч., послесл. С. А. Никитина Екатеринбург: Изд-во Урал, унта, 1998.352 с.

19. Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века начало XXI века). СПб.: Филол. ф-т. С.-Пегерб. ун-та, 2004.716 с.

20. Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирева: статьи о русской литературе, преимущественно о поэзии. М.: Новое литературное обозрение, 2004. 624 с.

21. Бодрийяр Ж.В тени молчаливого большинства, или Конецсоциального. Екатеринбург. 2000. 73 с.

22. Бройтман С. Н. Историческая поэтика. М.: РГГУ, 2001.

23. Бройтман С.Н. Русская лирика XIX начала XX века в свете исторической поэтики: Субъектно-образная структура М., 1997. 220 с.

24. Веселовекий А. Н. Историческая поэтика М.: Высшая школа, 1989.

25. Веселовский А.Н. Историческая поэтика Л., 1940.

26. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М.: Высшая школа, 1963.

27. Вихавайнен Т. Внутренний враг. Борьба с мещанством как моральная миссия русской интеллигенции. СПб.: Наука, 2004. 250 с.

28. Габрголян И. О путешествующих днем и путешествующих в ночи //Дружбанародов. 1993. № 5. С. 228-236.

29. Гандлевский С. Сочинения Тимура Кибирова // Сантименты. Белгород: Риск, 1994.

30. Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4т. Т. 4. М., 1971.

31. Гинзбург Л.Я. О лирике. Изд.2, доп. Л.: Сов. писатель, 1974. 408с.

32. Гройс Б. Утопия и обмен. Стиль Сталин. М.: «Знак», 1993. 384 с.

33. Гуржибекова И. Стихи наголо! // Кавказ. 1994. № 2. С. 23 28.

34. Гусев В.Е. Эстетика фольклора. Л., 1967.

35. Гусейнов Г. Советские идеологемы в русском дискурсе 1990-х. М., 2003.

36. Дранов A.B. Горизонт ожидания // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М., 1999. С. 27 — 29.

37. Житенев A.A. Лирический субъект новейшей русской поэзии: возможные аспекты анализа // Филологические этюды: Сб. науч. ст. мол. ученых: В 3 ч. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2008. - Вып. 11. - Ч. 1-П. - С. 113-117.

38. Задушевная беседа, или дюжину лет спустя // Литературное обозрение. 1998. № 1. С. 8-10.

39. Зорин А. Стихи на карточках. Даугава, 1989, №8. СЛ00-103.

40. Ильин И.П. Двойной код // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М., 1999.

41. Ильин И.П. Имплицитный автор // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М,, 1999, С.51-53,

42. Ильин И.П. Интертекстуальность // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М., 1999. С.54-56.

43. Ильин И.П. Нонселекция // Современное зарубежное литературоведение: Концепции, школы, термины. М., 1999. С.67-68.

44. Квятковский А. П. Словарь поэтических терминов. М.: Гос. изд-во иностранных и национальных словарей, 1940.

45. Кибиров Т. // Личное дело №: Литературно-художественный альманах. М.: В/О «Союзтеатр», 1993. С.47-57.

46. Кибиров Т. «Кто куда — а я в Россию.». М.: Время, 2001. 512 с.

47. Кибиров Т. «Я только и делаю, что потакаю своим слабостям» // Сегодня. 1995.14янв. С. 12-15.

48. Кибиров Т. Заметки о книге Сергея Кабалоти // Лит. Осетия. 1990. № 74. С. 61-65.

49. Кибиров Т. Стихи. М.: Время, 2005. 865 с.

50. Кибиров Т. Три поэмы: 2006-2007. М.: Время, 2008. 128 с.

51. Козицкая Е.А. Смыслообразующая функция цитаты в поэтическом контексте. Тверь, 1999.

52. КолобаеваЛ. А. Русский символизм. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. 348 с.

53. Коржавин Н. Один вечер с Тимуром Кибировым // Бостонский курьер. 1996. № 58. С. 3-8.

54. Корман Б.О. Лирика Некрасова. Ижевск: Изд-во Ижевск, ун-та, 1978.

55. Корман Б. О. Практикум по изучению художественного произведения. Лирическая система. Ижевск: Изд-во Ижевск, ун-та,, 1978. С.53-117.

56. Корман Б.О. Литературоведческие термины по проблеме автора. Ижевск, 1982. 298 с.

57. Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004.

58. Кузнецова И. Правила игры // Вопросы литературы, 1996. Вып. 4. С. 214-225.

59. Кузьмина Н. А. Интертекст и его роль в процессах эволюции поэтического языка Екатеринбург Омск: Изд-во Урал, ун-та, 1999.

60. Кулакова М. «И замысел мой дик играть ноктюрн на пионерском горне» //Новый мир. 1994. № 9. С. 232-238.

61. Курицын В. Недержание имиджа // Вестник новой литературы. 1994. № 7. С. 205-206.

62. Курицын В. Русский литературный постмодернизм. // электронный ресурс. http://www.guelman.ru/slava/posimod/

63. Курицын В. Три дебюта Тимура Кибирова в 1997 году // Литературное обозрение. 1.199S. С. 37-39.

64. Курицын В. Чьи тексты чтит всяк сущий здесь славист? // Литературная газета. 1995. № 45. С. 4.

65. Ларин Б.А. О лирике как разновидности художественной речи: Семантические этюды // Ларин Б.А. Эстетика слова и язык писателя. Л., 1974. С. 60-68.

66. Левин А. О влиянии солнечной активности на современную русскую поэзию: Тимур Кибиров. Сантименты: Восемь книг. — Белгород: Риск, 1994//Знамя. 1995. № 10.

67. Левченко М. Сотворение мира в советской поэзии, электронный ресурс. http://wmv.mthenia.ru/logos/mimber/20Q0 4/10.htm

68. Лейдерман Н. Л. Движение времени и законы жанра: жанровые закономерности развития русской прозы 60-70-х годов. Свердловск: Урал, кн. изд-во, 1982.

69. Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998.

70. Личное дело №: Литературно-художественный альманах / Сост. Л.Рубинштейн. М.: В/О «Союзтеатр», 1993. 272 с.

71. Липовецкий М. Концептуализм и необарокко: Биполярная модель русского постмодернизма.: электронный ресурс. http://exlibris.Dg.rU/kafedra/2000-09-07/3 postmodern.html

72. Лихачев Д.С. Историческая поэтика русской литературы. Смех как мировоззрение и другие работы. Спб.: Алетейя, 2001.

73. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров // Семиосфера. М., 2001. С. 257-268.

74. Лотман Ю.М. Пушкин. СПб.: Искусство СПб, 2005. С. 96-112.

75. Манн Ю. Русская литература XIX в. Эпоха романтизма. М.: Аспект Пресс, 2001.

76. Мартовидкая А. Тимур Кибиров: Писать хорошими рифмами -слишком легко // Культура. 2005. № 6. 2005. С. 15-20.

77. Мерцание между телом и словом: Интервью Владимира Сальникова с Дмитрием Александровичем Приговым // http://www.russ.ru

78. Некрасов Вс. Избранные стихотворения // www.vavilon.ru

79. Немзер А. Тимур из Пушкинской команды // Тимур Кибиров. «Кто куда, а я в Россию.». М. Время, 2001. С. 5-31.

80. Новиков Вл. Книга о пародии. М., 1994.

81. Павловец М. "Авторская глухота" в тексте прозаическом и поэтическом // Наследие Д. С. Лихачева в культуре и образовании России. Сборник материалов научно-практической конференции (Москва, 22 ноября 2006 года). В 3-х т. М.: МГПИ, 2007. Т. 1. С. 198-203.

82. Павловец М. ."Ассоциативные рифмы" Давида Самойлова и трактат Василиска Гнедова "Глас о согласе и злогласе" // Ученые записки Московского гуманитарного педагогического института. Т.П. М.: МГПИ, 2004. С.202-207.

83. Павловец М. И. Бродский // История русской литературы. XX век. В 2 ч. Ч. 2. учебник для студентов вузов. / Под ред. В.В. Агеносова. М., Дрофа, 2007. С. 466-485.

84. Панов А. Антология мужества и здравого смысла // Независимая газета. 1994.17 сент. С. 7.

85. Панов А. Книжечка с человеческим лицом // Независимая газета. 1994. 12 февр. С. 7.

86. Панов А. Постмодернизм с человеческим лицом // Независимая газета. 1993.12 дек. С. 7.

87. Постмодернизм. Энциклопедия. Минск: Интерпресеервис; Книжный Дом., 2001. 1040 с.

88. Пригов Д. Книга книг. Избранные. — М.: Зебра Е, ЭКСМО, 2002. 640с.

89. Пригов Д. Конверсия. Купающиеся // Знамя. 2001. №5.

90. Путилов Б.Н. Мотив как сюжетообразуюнщй элемент // Типологические исследования по фольклору. М., 1975. С. 141-156.

91. Роднянская И.Б. Лирический герой // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 185.

92. Рубинштейн Л. Избранная лирика // электронный ресурс. VAVw.vaviioii.ru

93. Рубинштейн Л. Что тут можно сказать // Литературно-художественный альманах Дело №. М., 1993. С. 232-233.

94. Руднев В. Энциклопедический словарь культуры XX века. М., 2001.

95. Савчук В.В. Виртуальное кладбище. «Новые Литераторские мостки» // Фигуры Танатоса. Философский альманах. Выпуск 6. Кладбище. СПб, 2001. С. 46-48.

96. Селавина Е. Тимур Кибиров: «взял барашек карандашик.» П Известия. 1999.14 окт. С. 42.

97. Сельянов С. По ту сторону высокого и низкого // Искусство кино 1992. № 2. С. 101.

98. Смирнов И. П. Место «мифопозтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф -фольклор литература. Л.: Наука, 1978.

99. Смирнов И. П. Порождение интертекста (элементы интертекстуального анализа с примерами из творчества Б, Л. Пастернака). СПб.: СПбГУ, 1995.

100. Современное зарубежное литературоведение. Энциклопедический справочник. М., 1999.

101. Созина Е. К. Теория символа и практика художественного анализа: Учеб. пособие по спецкурсу. Екатеринбург: УрГУ, 1998.

102. Солнцева А. Предисловие. Кибиров Т. Стихи о любви. Альбом — портрет. М.: Цикады, 1993. С. 1-2.

103. Соломенко Е. Мрак да перетак // Правда 1989. № 245. С. 3.

104. Страшнов С. Л. «Молодеет и лад баллад»: Баллада в истории русской советской поэзии. М.: Современник, 1991.

105. Страшнов С. Л. О слагаемых литературного процесса // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново: Ивановский университет, 1986. С. 5-28.

106. Строганов М. Пушкин у Тимура Кибирова // Традиции в контексте русской культуры. Сборник статей и материалов. Ч. 2. Череповец: ЧТУ, 1993. С. 112-117.

107. Субботин А. С. Маяковский: сквозь призму жанра. М.: Советский писатель, 1986.

108. Тименчик Р. Письмо Аминодаву Дикману, переводящему Тимура Кибирова на иврит //Литературное обозрение. 1998. Xsl. С. 29-30.

109. Тименчик Р.Д. Чужое слово у Ахматовой // Русская речь. 1989. Ш 3. С.34.

110. Тимофеев Л. И. Основы теории литературы (уч. пособие для пед. институтов). 5-е изд. М.: Просвещение, 1971.

111. Тодд У. М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху: Пер. с англ. СПб.: Академический проект, 1994.

112. НО. Тоддес Е. «Энтропии вопреки»: Вокруг стихов Тимура Кибирова//Родник. 1990. № 4. С. 67-71.

113. Тодоров Л. Лирический герой // Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. С. 178.

114. Томашевский Б. В. Теория литературы. Поэтика: Учеб. пособие. М.: Аспект Пресс, 2001.

115. Топоров В.Н. Пространство и текст // Текст: семантика и структура. — М.: Наука, 1983 С.227 284.

116. Трофимов В. К. Генезис и сущность русского национального менталитета. Ижевск: Шеп, 2000.

117. Тун Ф. Субъективность как граница: Цветаева, Ахматова, Пастернак // электронный ресзфс. Шр.У/улулу. ruthenia.ru/logos/number/20Q1 3/06 3 2001.htm

118. Тупицын В. «Другое» искусства. М., 1997. С. 49-53.

119. Турчин В.С. По лабиринтам авангарда. М., 1993.

120. Тучков В. «Мне отвратительна блатная культура» И Культура. 1996. 21 дек. С. 7.

121. Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино. М.: Наука, 1977.

122. Тгопа В. И. Модусы художественности // Введение в литературоведение / Под ред. Л. В. Чернец. М.: Высшая школа, 2004. С. 5268.

123. Тюпа В. И. Произведение и его имя // Литературный текст: Проблемы и методы исследования. Аспекты теоретической поэтики: К 60-летию Натана Давидовича Тамарченко: Сб. науч. трудов. М.; Тверь: Изд-во Твер. гос. ун-та, 2000. С. 9-18.

124. Тюпа В.И. Художественный дискурс (введение в теорию литературы). Тверь, 2002.

125. У книжного развала // Лит. газета. 1996. К» 31. С. 6.

126. Уланов А. Общие места // Вопросы литературы. 2001. ЖЗ.С. 25.

127. Успенский Б.А. О семиотике искусства // Симпозиум поструктурному изучению знаковых систем. М., 1962.

128. Ухова Е. «Если поэт стал жить хуже бывшего секретаря обкома, это еще не означает гибели литературы» // Лит. газета. 1996. 13 июля. С. 5.

129. Уэллек Р., Уоррен О. Теория литературы. М., 1978.

130. Фаликов И. Глагол Времен // Лит. газета. 1994. № 42. С. 4.

131. Фарино Е. Введение в литературоведение. СПб., 2000.

132. Фатеева Н.А. «Петербург»: кто автор плана? // Рус. речь. 1995. № 6. С. 13-15.

133. Федотов Г.П., Судьба и грехи России. СПб., 1992.

134. Федотов О. И. Основы русского стихосложения. Теория и история русского стиха: В 2-х кн. Кн. 2: Строфика. М.: Флинта: Наука, 2002.

135. Федотов О. И. Основы теории литературы: В 2-х чх. М.: Владос, 2002-2003.

136. Фоменко И. В. Лирический цикл: становление жанра, поэтика. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1992.

137. Фрейденберг О. Поэтика сюжета и жанра. М., 1997.

138. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.} 1978.

139. Фрейденберг О.М. Образ и понятие // Миф и литература древности. М.: Восточная литература, 1978.

140. Фуко М. Что такое автор? // Лабирикг-экецентр. 1991. № 3. С.7-64.

141. Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и развитие литературы. М.: Советский писатель. 1975.

142. Храпченко М. Б. Художественное творчество, действительность, человек. М.: Советский писатель, 1982.

143. XX век: искусство, культура, жизнь. Пути современной поэзии // Вопросы литературы, 1994, вып. 4. II электронный ресурс. http://magazmes.russ.ru

144. Чередниченко Т. Песни Тимура Кибирова // Арион. 1997. №1. С. 65-68.

145. Шапир И.М. Эстетический опыт XX века: авангард и постмодернизм // электронный ресурс. тууу.рЫ1о1оа1са.т

146. Шубинский В. О Тимуре Кибирове. Волшебная палочка или торжество добродетели // Вопросы литературы. 1998. №5. С. 34 -39.

147. Эпштейн М. Каталог новых поэзий // Современная русская поэзия после 1966. Двуязычная Антология. Берлин, 1990. С. 359-368.

148. Эпштейн М. Тезисы о метареализме и концептуализме // электронный ресурс. http://lib.rin.ni/doc/i/2984p.html

149. Ямпольский М. Б. Память Тиресия. Ингертекстуальность и кинематограф. М., 1993.

150. Asmuth В. Aspekte der Lyrik. Westdeutscher Verlag, 1976. S. 130.

151. Kayser W. Das sprachliche Kunstwerk. Einführung in die Literaturwissenschaft. 7. AufL Bern, 1961. S. 293.

152. Linda Hutcheon. A Theory of Parody: The Teaching of Twentieth-Century Art Forms. New York and London, 1985. P. 41.

153. Susman M. Das Wesen der modernen Lyrik. Stuttgart, 1910.

154. Uzarevic J. Лирический парадокс // Russian Literature. XXIX (1991). P. 132.

155. Wilpert G. von. Sachwörterbuch der Literatur. Stuttgart, 1989. S.544546.