Лев Толстой и Чарльз Диккенс: духовные интенции художественных открытий тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Мураткина, Екатерина Леонидовна

• Мураткина, Екатерина Леонидовна
• доктор филологических наук
• 2007

Оглавление диссертации доктор филологических наук Мураткина, Екатерина Леонидовна

Введение.

Глава I. «The personal of David Copperfield» Диккенса и молодой Толстой.

1.1. Роман Ч. Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» (1849-1850) в отзывах и оценках Льва Толстого.

1.2. Влияние «Дэвида Копперфильда» на молодого Толстого в исследовательских интерпретациях.

1.3. Формы «присутствия» романа Диккенса в автобиографической трилогии Льва Толстого.

1.4. Диккенс и нравственные искания молодого Толстого.

1.5. Диккенсовское «описание бури на море» и толстовская «Метель».

Глава II. «Christmas Stories» Диккенса и проза Льва Толстого.

2.1. «Christmas Stories» Диккенса и рождение канона святочного и пасхального рассказа.

2.2. «Рождественский гимн.» в толстовском осмыслении.

2.3. Сон и «снотворчество» у Толстого и Диккенса.

Глава III. Идеалы Дома и семьи у Диккенса и Толстого.

3.1. Основы этики Дома в художественном мире

Толстого и Диккенса.

3.2. Философия семейной любви Толстого и ее художественное отражение: «Семейное счастие».

3.3. Идеал «семейного счастия» и художественные поиски

Диккенса.

3.4. Толстой, Диккенс и проблемы воспитания.

Глава IV. Социально-философские аспекты понятий «добро» и«зло» в художественно-этических исканиях Чарльза Диккенса и Льва Толстого.

4.1. Диккенс, Толстой - и христианство.

4.2. Лев Толстой и Русская Церковь.

4.3. «Диалектика души» Толстого и Диккенса.

4.4. Проблема жизни и смерти у Толстого и Диккенса.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Лев Толстой и Чарльз Диккенс: духовные интенции художественных открытий»

Актуальность исследования. Творческое и нравственно-философское развитие Толстого отмечено неослабевающим интересом к личности и художественному наследию Чарльза Диккенса. Основные направления воздействия творчества Диккенса на Толстого отмечены еще в давних работах Б.М. Эйхенбаума, H.H. Апостолова, П.С. Попова, И.М. Катарского, T.JI. Мотылевой, Н.П. Михальской, Б.И. Бурсова и др., а в англоязычной русистике - в статьях и книгах В.О. Буйняка, Э. Мода, Ф. Ливиса, Дж. Романо, А. Уилсона и других исследователей. Разные ученые оценивали соотнесенность этих фигур, исходя из разных задач: традиции Диккенса отыскивались то в художественном методе Толстого, то в похожести основных героев, то даже в собственно стилевых особенностях повествовательной манеры великих писателей. Однако то общее, что определяло особенную связь Толстого и Диккенса, в целом, еще не указано.

Диккенс особенно заинтересовал Толстого уже в 1851 - 1852 гг., в самом начале творческого пути будущего классика русской литературы. И с годами тот особый интерес, который проявился у Толстого к английскому писателю-предшественнику, только возрастал. Это объяснялось и тем, что Толстой, решительно выступая против декадентского искусства, неизменно называл Диккенса среди крупнейших реалистов мировой литературы, рекомендуя издать его произведения для народа. В 1885 г. Толстой предлагает перевести для народных изданий «Холодный дом» и «Крошку Доррит», а сам собирается переложить для детей роман «Оливер Твист». В феврале 1886г. Толстой сообщает В.Г.Черткову о своем желании видеть изданной в «Посреднике» «Повесть о двух городах» и о решении обработать для народного чтения роман «Наш общий друг». Произведения Диккенса явно отвечали эстетическому идеалу великого русского писателя.

Но еще в большей степени они отвечали его нравственному идеалу. Встречавшийся с Толстым англичанин У.Т. Стэд, после обширной беседы с русским литератором, заметил в своей книге «Правда о России» (1888): «Из наших писателей он выше всех ставит Диккенса, считая его наиболее христианским писателем». Интересуясь Диккенсом и высоко ценя его, Толстой читал и перечитывал произведения великого английского писателя, воспринимая его как живого, духовно близкого человека. Предвкушая удовольствие от чтения Диккенса, Толстой говорил своим домашним в 1905 году: «Там он (Диккенс. - Е.М.) сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо! .Он любит слабых и бедных и везде презирает богатых».

В произведениях Диккенса Толстой находил, прежде всего, созвучие своим нравственно-философским исканиям. Именно в вопросах нравственности он видел в Диккенсе близкого себе художника и, считая его «крупнейшим писателем-романистом XIX столетия», выражал уверенность в том, что «его книги, проникнутые истинно христианским духом, принесли и будут продолжать приносить очень много добра человечеству». Так, читая в 1854 г. новый роман Диккенса, Толстой делает запись в дневнике: «Весь день читал "Современник". Эсфирь ("Холодный дом") говорит, что детская молитва ее состояла в обещании, которое она дала Богу: 1) всегда быть трудолюбивой, 2) чистосердечной, 3) довольной, 4) стараться снискивать любовь всех окружающих ее. Как просты, как милы, удобоисполнимы и велики все эти правила». Вместе с тем, как явствует из толстовских дневников, у него уже в этот период возникли сомнения в том, имеет ли смысл добиваться любви ближнего; он считал, что делать это основным правилом жизни невозможно, ибо эта цель недостижима. Размышляя над этим вопросом, он вновь обращается к романам Диккенса. 27 июля 1854 г. Толстой записывал: «Снискивать любовь ближнего напрасно. У Диккенса стоит наравне с другими правилами; это не может быть правилом основным, потому что оно сложно и состоит из многих».

Теоретико-методологической основой исследования является соединение культурно-исторического, сравнительно-типологического и системного подходов. В интерпретации литературного влияния исследование опирается на работы М.П. Алексеева, Ю.Д. Левина, Т.Д. Мотылевой, И.М. Катарского, Н.П. Михальской и ряда других исследователей литературных взаимосвязей этого типа. Поскольку объект исследования предполагает исторический и культурологический подход к конкретным литературным явлениям, то в данном случае литературное влияние предстает результатом передачи живого и актуального духовного опыта эпохи, складывающегося из разных явлений. При анализе художественных и публицистических текстов применялись приемы структурного, мотивного и стилистического анализа.

Объектом исследования служат тексты Л.Н. Толстого и Ч. Диккенса, включая романы, повести, эпистолярий, дневниковые записи, а также свидетельства современников, сопоставление которых позволит выявить их творческие связи.

Предметом анализа служат духовные интенции художественных поисков в аспекте становления творческого метода Л.Н. Толстого и влияние на этот процесс произведений Ч. Диккенса.

Цель и задачи работы. Основная цель работы состояла в актуализации этапов влияния творчества Чарльза Диккенса на Льва Толстого, в определении их содержания в художественном и нравственном аспектах. Соответственно, обозначенная цель включала поиск тех источников, которые обеспечили устойчивость этого влияния на мировоззрение и творческие установки Толстого в течение всей жизни русского писателя. Представленное целеполагание определило следующие задачи:

1) выявить основные этапы влияния Диккенса-художника на творчество Толстого;

2) определить существо и основные причины интереса молодого Толстого именно к Диккенсу и его произведениям;

3) выделить тот комплекс художественных приемов, который проявился у Толстого именно под влиянием английского писателя-предшественника;

4) раскрыть содержание определяющих нравственных данностей художественных исканий Толстого и Диккенса, сопоставимых в творчестве того и другого («рождественская философия», «снотворчество», этика Дома и Семьи, «диалектика души» и т.п.);

5) обозначить сущностное содержание взаимосвязи в христианских художественно-этических исканиях русского и английского художника.

Материал исследования. Прослеживая эволюцию восприятия Толстым произведший Диккенса, мы опирались, прежде всего, на документальный материал: дневники, записные книжки, письма Толстого и его современников, воспоминания друзей и близких, пометы Толстого на диккенсовских романах и статьях, материалах его переписки и публичных лекций. Нашей задачей было изучение и представление подобных источников в возможной полноте и с установкой на изучение нравственной эволюции двух художников, в них отразившейся. Эти данные позволяют выделить три этапа. Первый (1851 - 1857): от первого документального упоминания Диккенса до первой поездки

Толстого за границу. В эти годы романы Диккенса, попавшие в поле зрения Толстого, сразу же заинтересовали его своей нравственной и литературной сторонами. Следующий этап начался в 1857 г. во время первой поездки Толстого за границу. Знакомство с Европой привело Толстого к критическому восприятию европейской цивилизации. В Диккенсе он находил союзника своим убеждениям. Одновременно работая в эти годы и позже над семейным романом, Толстой также обращался к диккенсовской традиции. Третий этап в истории толстовского восприятия Диккенса начинается после идейного перелома конца 1870-х гг. Согласно своему религиозно-этическому учению, Толстой видел в английском романисте одного из достойнейших представителей «истинно христианского искусства».

Научная новизна исследования определяется тем, что в данной диссертации впервые поставлен вопрос о той основной составляющей литературного влияния инонационального писателя-предшественника, которая определила не только историко-литературные, но и собственно эстетические предпочтения Толстого, оказала влияние на формирование его художественного метода. Такой предпочтительной составляющей стала в нашем случае собственно нравственная, духовная установка художественных исканий Диккенса, который был либеральным христианином, искренне верившим в гуманистические идеи христианства и видевшим свою задачу в том, чтобы разъединить религию и официальную церковь, возродить истинную религию в жизни простых людей. Эта же задача, в конечном счете, вдохновила и Льва Толстого.

Теоретическая значимость исследования заключается в том, что в нем предпринята попытка целостно представить механизм литературного влияния на примере связи двух признанных классиков английской и русской словесности - Диккенса и Толстого. Не связанные лично писатели продемонстрировали многочисленные творческие соответствия, вызванные сходными духовными интенциями, стоявшими в основе их художественных открытий. Подобный феномен может быть описан и на примере ряда других явлений мировой литературы.

Практическая значимость работы состоит в том, что результаты исследования могут быть использованы в вузовских историко-литературных курсах как по истории русской, так и по истории английской литературы XIX столетия. Представляется возможным использование наблюдений и выводов работы в спецкурсах, посвященных Толстому и Диккенсу, а также при подготовке комментариев к конкретным текстам того и другого писателя.

На защиту выносятся следующие положения:

1. В беседе с переводчицей И.Ф. Хэпгуд Лев Толстой утверждал, что нужны три условия, чтобы быть хорошим писателем: «Надо, чтобы ему было о чем говорить, чтобы рассказывал своеобразно и был правдив! Диккенс соединяет в высшей степени все три условия». Толстой, сам во многом ориентировавшийся на традиции английского просветительского романа, видел в Диккенсе продолжателя этой традиции.

2. Процесс становления метода Толстого происходил под влиянием его предшественников и современников. Диккенс в этом процессе сыграл определяющую роль. Прием постоянного сталкивания контрастных характеров, составляющих одну из особенностей его романов, вырастал из идейного замысла. И поскольку действительность представлялась Толстому ареной борьбы добра и зла, люди воспринимались им как «добрые» и «злые» в зависимости от того, в какой мере они были человечны и как понимали свои общественные задачи.

3. В романах Диккенса Толстого привлекала, прежде всего, нравственная сторона: христианская любовь к людям, сострадание к обездоленным и беззащитным, отверженным и т.д. Считая, что сущность искусства состоит в передаче добрых, а не злых чувств, Толстой отрицал присутствие социального протеста и обличения в диккенсовских романах и в этом полемизировал с демократической критикой.

4. В диккенсовском смехе главным для Толстого была не сатира, а мягкий, добрый юмор. Подход к изображению человека у Диккенса во многом аналогичен поискам Толстого, и именно у Толстого он становится вполне новой точкой зрения на человека. Воздействие Диккенса на творчество и мировоззрение Толстого можно отнести к этапу его «общего человеческого формирования».

5. Ценностью романов Диккенса Толстой считал обращенность к человеку, любовь к своему герою и к своему читателю. Это соответствовало христианским убеждениям самого Толстого. Пафос христианского учения о добре и зле, воплощение принципов христианской морали привлекали Толстого в творчестве и мировоззрении Диккенса. Толстой сочувственно относился к тем широко-гуманитарным планам, какие нес в жизнь Диккенс.

6. Толстой полагал, что любовь в христианстве неотделима от милосердия. Они имеют свою цель в себе самих. Любовь обесценивается и унижается, когда преследует какие-либо цели, помимо служения ближнему. Ее постоянная функция - служить, она живет только в таком деятельном проявлении. Но любовь делается возможной только благодаря смирению. Эти три христианские ценности - любовь, милосердие и смирение - слиты в христианстве в одно целое и составляют его аксиологическую основу. Эти же понятия проходят через все творчество Диккенса; его гуманизм поистине христианский, и пафос добра и зла пронизывает его произведения.

Апробация и внедрение результатов. Материалы диссертации докладывались на целом ряде всероссийских и международных конференций: «Вопросы теории и практики преподавания иностранных языков в вузе» (Кострома, 1994, 1996, 1997, 2001, 2002); «Коммуникативные проблемы языка и культуры» (Кострома, 2004); Герценовские чтения (Санкт-Петербург, 2003), «Щелыковские чтения» (Щелыково, 2006); «Дедковские чтения» (Кострома, 2002); «Тихоновские христианско-образовательные чтения» (Волгореченск, 2002); «Бренчаниновские чтения» (Кострома, 2003); «Осетровские чтения» (Кострома, 2004, 2005, 2006); «Василий Розанов в культурно-историческом пространстве России» (Кострома, 2004); «А.Н. Плещеев и русская литература» (Кострома, 2005); Научная конференция посвященная 150-летию со дня рождения И.В.Баженова (Кострома, 2005); «М.Ю. Лермонтов и русская литература XIX века» (Кострома, 2004), «Межкультурное взаимодействие: проблемы и перспективы» (Кострома, 2006), «Духовно-нравственные основы русской литературы» (Кострома, 2007).

Содержание диссертации отражено в монографии (300 е.), а также в научных публикациях в «Вестнике Костромского государственного университета им. H.A. Некрасова» и в сборниках материалов, опубликованных по результатам всероссийских и международных научных конференций «Коммуникативные проблемы языка и культуры» (Кострома, 2005) и «Межкультурное взаимодействие: проблемы и перспективы» (Кострома, 2005).

Основное содержание работы отражено в публикациях автора: 27 работ общим объемом 48,7 печатных листов. Из них: 1 монография - 18,4 п.л. («Лев Толстой и Чарльз Диккенс: духовные интенции художественных открытий». Кострома, 2006), 2 учебно-методических пособия - 18 п.л. («Рождественские рассказы» Диккенса. Кострома, 2000; «Герои раннего Диккенса: к проблеме репрезентативности я-писателя». Кострома, 2002), 25 статей в научных сборниках и периодических изданиях - 12,3 п.л. (из них рекомендуемых ВАК - 6 работ общим объемом 19,4 п.л.).

Содержание работы включено в учебные курсы по истории английской литературы, специальные курсы по проблемам русско-английских связей для студентов, магистрантов и аспирантов по специальностям филологического, исторического, культурологического образования.

Структура диссертации. Исследование посвящено четырем взаимосвязанным эпизодам: 1) роман Диккенса «Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим» в его воздействии на творчество молодого Толстого; 2) воздействие популярных в России «Рождественских повестей» Диккенса на нравственно-литературные искания Толстого, художника и мыслителя; 3) проявление христианских идей Диккенса и Толстого при решении ими литературной проблемы Дома и Семьи; 4) добро и зло в нравственно-художественных исканиях Толстого и Диккенса. В соответствии с этим, диссертация состоит из Введения, четырех глав и Заключения. Библиография работы насчитывает 300 единиц источников на русском и английском языках.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Мураткина, Екатерина Леонидовна

Заключение

Основные направления воздействия творчества Чарльза Диккенса на Толстого отмечены еще в давних обобщающих работах. «В период 80-90-х годов в атмосфере литературной жизни "конца века", - отмечает Н.П. Михальская, - принципиальное значение имели суждения Л.Н. Толстого о Диккенсе, тот особый интерес, который был проявлен с его стороны к английскому писателю в эти годы. Решительно выступая против декадентского искусства, Л.Н. Толстой неизменно называет Диккенса среди крупнейших реалистов мировой литературы. Он рекомендует издать произведения Диккенса для народа в "Посреднике". В 1885 году Толстой предлагает перевести для народных изданий "Холодный дом" и "Крошку Доррит". Он хочет сам переложить для детей роман "Оливер Твист". В феврале 1886 года Толстой сообщает В.Г. Черткову о своем желании видеть изданной в "Посреднике" "Повесть о двух городах" и о решении обработать для народного чтения роман "Наш общий друг". Произведения Диккенса Толстой противопоставляет декадентской литературе. В трактате "Что такое искусство?" (1897) он писал: ".истинное искусство знает истинный идеал нашего времени и стремится к нему. С одной стороны, лучшие произведения искусства нашего времени передают чувства, влекущие к единению и братству людей (таковы произведения Диккенса, Гюго, Достоевского; в живописи - Милле, Бастиен Лепажа, Жюль Бретона, Лермита и других); с другой стороны, они стремятся к передаче тех чувств, которые свойственны не одним людям высших сословий, но таких, которые могли бы соединить всех людей без исключения" (XXX, 177). Толстой связывает понимание прекрасного с правдивым, реалистическим воспроизведением явлений жизни; для него важным условием прекрасного является простота; истинно народным произведением искусства он считает то, в котором есть связь с современностью и гражданское содержание соединяется с красотой выражения, формы. Произведения Диккенса отвечают эстетическому

100 идеалу великого русского писателя» .

Чарльз Диккенс был одним из любимейших писателей Толстого. Интересуясь Диккенсом и высоко ценя его, Толстой читал и перечитывал произведения великого английского писателя, воспринимая его как живого, духовно близкого человека. Предвкушая удовольствие от чтения Диккенса, Толстой говорил своим домашним в 1905 году: «Там он (Диккенс - A.C.) сидит в моей комнате, дожидается меня. Как хорошо!. Он любит слабых и бедных и везде презирает богатых»101.

Прослеживая эволюцию восприятия Толстым произведший Диккенса, мы опирались прежде всего на документальный материал: дневники, записные книжки, письма Толстого и его современников, воспоминания друзей и близких, пометы Толстого на диккенсовских романах. Эти данные позволяют нам, разумеется, с известной условностью и оговорками, выделить три периода. Первый (1851-1857): от первого документального упоминания Диккенса до первой поездки Толстого за границу. В эти года его этико-художественная программа еще только складывалась, и, хотя в ней уже можно отчетливо проследить тенденции, которые впоследствии сложатся в единое учение, они еще пока не сформировались. Романы Диккенса, впервые попавшие в поле зрения Толстого, сразу же заинтересовали его своей нравственной и литературной сторонами.

100Мшалъская Н. Диккенс в России IIДиккенс Ч. Собр. соч. T.X. M., 1987. С.723.

101 Литературное наследство T.90. У Толстого. 1904-1910. Яснополянские записки Д.П. Маковицкого.

Кн.1. С.163 (запись от 4 февраля 1905 г.).

Следующий этап начался в 1857 г., во время первой поездки Толстого за границу» Знакомство с Европой, в частности с англичанами, уже во время посещения Швейцарии, а особенно четыре года спустя в Лондоне привело Толстого к критической оценке европейской цивилизации. В Диккенсе он находил союзника своим убеждениям. Одновременно работая в эти годы и позже над семейным романом, Толстой также обращался к диккенсовской традиции.

Третий этап в истории толстовского восприятия Диккенса начинается после идейного перелома конца 1870-х гг. Согласно своему религиозно-этическому учению, Толстой видел в английском романисте одного из достойнейших представителей «истинно христианского искусства».

Отношение к романам Диккенса у Толстого с самого начала резко отличалось от критического отношения «шестидесятников». Так, Н.Г.Чернышевский в 1855 г. заявлял, что «романы Диккенса почти

102 т-1 постоянно приторно-сантиментальны и очень часто растянуты.» . Его антагонист А.В.Дружинин замечал в 1854 г., что в «Холодном доме» Диккенса «все дураки занимают большую часть книги и выходят беспрестанно на сцену с утомительнейшими подробностями их мелочной и холодной натуры»103. Толстой, между тем, в этот же период неизменно восхищается как раз мастерством Диккенса-романиста.

2 июля 1856 г. он замечал в письме к H.A. Некрасову, редактору «Современника», о том, что не принимает критической злости Н.Г. Чернышевского: «У нас не только в критике, но в литературе, даже просто в обществе, утвердилось мнение, что быть возмущенным, желчным, злым очень мило. А я нахожу, что это очень скверно <.> потому что человек желчный, злой, не в нормальном положении. Человек любящий - напротив, и только в нормальном положении можно сделать

102 Чернышевский Н.Г. Поли. собр. соч. T.5. С.65.

103 Дружинин A.B. Собр. соч. Т.VI. С.112. добро и правильно видеть вещи». Полемизируя с «клоповоняющим господином» Чернышевским, Толстой видит союзника в Диккенсе, каким он его воспринимал в тот период - с христианской любовью к своим героям и к читателю. В том же письме он просит Некрасова прислать ему «Крошку Доррит». В романах английского писателя Толстой ищет ответ на собственные мучительные вопросы о сущности добра и зла и о цели человеческой жизни: «Нужно взять себя таким, каким есть, и исправимые недостатки стариться исправить, хорошая же натура поведет меня к добру без книжки, которая столько времени была моим кошмаром» (LX, 76)104.

В дневниках, записных книжках, письмах Толстого 1850-х гг. неоднократно упоминались романы Диккенса «Холодный дом», «Посмертные записки Пиквикского клуба», «Оливер Твист», «Повесть о двух городах», «Крошка Доррит» и т.п. 11-12 июля 1854 г. он читает «Холодный дом» (XLVII, 11-12). В письме к В.В. Арсеньевой от 19 ноября 1856 г. он настоятельно рекомендует ей наряду с «Ярмаркой тщеславия» Теккерея роман Диккенса «Жизнь и приключения Николаса Никольби» (LX, 120), а в письме от 7 декабря спросил ее: «Что это вы молчите про Диккенса и Теккерея, неужели они вам скучны, а какую дичь вы читали?» (LX, 140). «Первое условие популярности автора, то есть средство заставить себя любить, - пишет Толстой в 1856 г., - есть любовь, с которой он обращается со всеми своими лицами. От этого Диккенсовские лица общие друзья всего мира, они служат связью между человеком Америки и Петербурга; а Теккерей и Гоголь верны, злы, художественны, но не любезны» (LX, 122).

С.А. Толстая записала в дневнике за 23 октября 1878 г. о своем муже: «.Нынче говорит, что столько читая материалов исторических, что

104 Переписка H.A. Некрасова: в 2 т. M., 1987. T.2. С.41 пресыщен ими и отдыхает на чтении "Мартин Чезльвит" Диккенса. А я знаю, что когда чтение переходит у Левочки в область английских романов - тогда близко к писателю». Две недели спустя С.А. Толстая снова пишет в дневнике (6 ноября 1878): «Левочка <. .>скучает, что не может писать; вечером читал Диккенса «Domby and Son» и вдруг мне говорит: «Ах, какая мысль мне блеснула?» Я спросила что, а он не хотел сказать, потом говорит: «Я занят старухой, какой у нее вид, какая фигура, о чем она думает, а надо, главное, ей вложить чувство. Чувство, что старик ее Герасимович сидит безвинно в остроге, с половиной головы обритой, и это чувство ее не оставляет ни на

105 минуту» .

Показательно, что в своих оценках творчества Диккенса Толстой использовал прежде всего нравственные критерии. Английский литератор У.Т. Стэд в своей статье «Правда о России» (1888) привел беседу с Толстым. В ней, в частности, приводилась оценка: «Из наших писателей он выше всех ставит Диккенса, считая его наиболее христианским писателем (курсив мой. - Е.М.). Три лучших английских романиста - сказал он, - это (по нисходящей): Диккенс, Теккерей и Троллоп, а после Троллопа кто у вас есть еще?»106.И ниже: «.ваши авторы, как правило, кладут в основу своих произведений случай; они слишком озабочены поисками увлекательного сюжета и отдают дань случайным запросам своего времени, а не тем великом проблемам, которые являются общим достоянием человечества. Наша литература, возможно, не так увлекательна, но она стоит на более прочной основе. Лучший, непревзойденный ваш романист - Диккенс. Но общий упрек английской литературе может быть отнесен и к нему»107.

105 Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников. М., 1955. Т.1. С. 120, 121.

106 Литературное наследство. Т.75. Толстой и зарубежный мир. Кн.2. С.108.

107 Там же. С. 114.

Американская переводчица произведений Толстого Изабелла Флоренс Хэпгуд в статье о русском писателе, описывая свою поездку в Ясную Поляну, сообщала некоторые любопытные подробности о восприятии Толстым английской литературы: «Он, по-видимому, очень хорошо знаком с английской литературой и отдает предпочтение Диккенсу перед Теккереем <. .> Три элемента необходимы для образования великого писателя: - он должен, во-первых, иметь многое, что сказать, искренностью. У Диккенса были все эти три качества; Теккерей не имел сказать многого и не отличался искренностью, но очень искусно выражался. Толстой высоко ценил словесное мастерство Диккенса, мягкость и человеколюбие которого были ему больше по душе». В беседе с переводчицей Толстой утверждал, что нужны три условия, чтобы быть хорошим писателем, «надо чтобы ему было о чем говорить, чтобы рассказывал своеобразно и был правдив! Диккенс соединяет в высшей степени все три условия»108.

Каждому большому художнику присуще особенное содержание. Процесс становления метода Толстого происходил под влиянием его предшественников и современников. Диккенс в этом процессе сыграл определяющую роль. В его романах Толстого привлекала прежде всего нравственная сторона: христианская любовь к людям, сострадание к обездоленным и беззащитным, отверженным и т.д. Считая, что сущность искусства состоит в передаче добрых, а не злых чувств, Толстой отрицал присутствие социального протеста и обличения в диккенсовских романах и в этом полемизировал с демократической критикой, В диккенсовском смехе главным для Толстого была не сатира, а мягкий, добрый юмор. Ценностью романов Диккенса Толстой считал обращенность к человеку,

108 Hapgood I.F. Count Tolstoy at Ноше. The Atlantic Monthly. 1891. V.68, P. 576-620; Исторический вестник. 1892. №1. С. 276-283. любовь к своему герою и к своему читателю. Это соответствовало христианским убеждениям самого Толстого.

Обращенность диккенсовских романов к человеку интересовала Толстого и в плане литературного метода. Попытка проникнусь в глубину человеческой души, «исповедальная проза» была важна для Толстого. Он видел в Диккенсе продолжателя традиции Стерна, Руссо и Тепфера, которых считал своими предшественниками и учителями. Продолжая эту традицию в своей трилогии. Толстой по-иному преломлял ее, создавая не «историю жизни», а «историю души». Диккенсовские мотивы у него трансформированы и подчинены задаче показать становление характера. Сконцентрировав все внимание на изменении внутреннего состояния героя, Толстой использовал эти мотивы для раскрытия «диалектики души».

Толстой, сам во многом ориентировавшийся на традиции английского просветительского романа, видел в Диккенсе продолжателя этой традиции. Главный стержень его романа - человек. Реалистически описать картину жизни, утверждая принципы своей философии, Диккенс без компромисса не мог, что и определило своеобразие и сложность его художественного метода. Персонажи его первых романов резко делятся на положительных и отрицательных («добрых» и «злых»). Прием постоянного сталкивания контрастных характеров, составляющих одну из особенностей его романов, вырастал из идейного замысла. И поскольку действительность представлялась молодому романисту ареной борьбы добра и зла. люди воспринимались им как «добрые» и «злые», в зависимости от того, в какой мере они были человечны и как понимали свои общественные задачи.

Герои Толстого тоже, конечно, делятся на «положительных» и «отрицательных». Толстой даже стремится к тому, чтобы читатель сам мог объективно определить, кто «герой», кто «злодей» его повествования. В то же время Толстой полагает, что нельзя схематично делить людей на «ангелов» и «демонов», или «героев» и «злодеев»: люди ведут себя по-разному в разных общественных и конкретных индивидуальных ситуациях. Толстой был одним из наиболее нетерпимых ко злу художников. И при этом он, менее, чем кто-либо другой был склонен к нравственной индифферентности, к моральному безразличию.

Подход к изображению человека у Диккенса во многом аналогичен поискам Толстого, и именно у Толстого он становится вполне новой точкой зрения на человека. Воздействие Диккенса на творчество и мировоззрение Толстого можно отнести к этапу его «общего человеческого формирования». Если верить Олдосу Хаксли, Д.Г. Лоуренс однажды назвал Бальзака «гигантским карликом». В какой-то мере то же можно сказать и о Диккенсе. Целые миры существуют, о которых он либо не знает, либо не желает упоминать.

Почему способность понимания Толстого кажется куда большей, чем у Диккенса? Почему кажется, что он может куда больше, чем Диккенс, поведать нам о нас самих? Дело тут не в степени одаренности или интеллекта. Дело в том, что Толстой пишет о людях, которые растут, развиваются, его герои обретают свои души в борьбе, в то время как персонажи Диккенса кажутся раз и навсегда отшлифованными и совершенными. С диккенсовским героем невозможно вести воображаемый диалог, как, скажем, с Пьером Безуховым. Этот эффект создается вовсе не из-за большей серьезности Толстого. Все дело в том, что у героев Диккенса нет духовной жизни. Они говорят именно то, что им следует говорить, их нельзя представить беседующими о чем-то ином. Они никогда не учатся, ни о чем не размышляют.

В 1939 году Дж. Оруэлл в эссе «Чарльз Диккенс» сопоставлял толстовский и диккенсовский художественные методы и говорил о различии героев109. Характеры диккенсовских персонажей, по его мнению, более живые, но изначально заданные, в то время как толстовские герои постоянно меняются, в их душах происходит борьба, они анализируют, размышляют. Значит ли это, что романы Толстого «лучше», чем Диккенса? Абсурдно делать такие сравнения в терминах «лучше» и «хуже». Всемирная притягательность Толстого во времени будет расти и шириться - Диккенс же за пределами англоязычной культуры едва доступен; С другой стороны, Диккенс способен доходить до простых людей, а Толстой не всегда. Герои Толстого могут раздвигать границы, диккенсовских можно изобразить на сигаретной пачке. Только ни для кого нет обязательности выбора между ними.

Кто такой Чарльз Диккенс: сторонник доброго старого времени, певец патриархальной Англии (Г.К. Честертон), проповедник христианской морали смирения и долготерпения (Е. Мазинг), типичный буржуа-викторианец, апологет буржуазной Англии, сатира которого была направлена лишь на то, что тормозило развитие капиталистических отношений (X. Хауз, Дж. Гиссинг)?

А Лев Толстой? В чем состояла его вера? Вера человека, гениальная одаренность которого счастливо сочеталась с упорством и трудолюбием, мировая известность и слава которого начались еще при жизни писателя, который был «один из самых сложных и духовно бесстрашных людей»110. Собственную веру он ярче всего определил в «Ответе Синоду»: «Верю я в следующее: верю в Бога, которого понимаю как Духа, как Любовь, как Начало всего. Верю в то, что Он во мне и я в нем. Верю в то, что воля Бога яснее, понятнее всего

109 Orwell G. Charles Dickens.// Orwell G. The Collected Essays, Journalism and Letters. V. I. London, 1970. P. 454-504.

110 Литературное наследство T.90. Кн.1. C.6 выражена в учении человека Христа, которого понимать Богом и которому молиться считаю величайшим кощунством. Верю в то, что истинное благо человека - в исполнении воли Бога, воля же Его в том, чтобы люди любили друг друга и вследствие этого поступали бы с другими так, как они хотят, чтобы поступали с ними, как и сказано в Евангелии, что в этом весь закон и пророки. Верю в то, что смысл жизни каждого отдельного человека только в увеличении в себе любви; что это увеличение любви ведет отдельного человека в жизни этой ко все большему и большему благу, дает после смерти тем большее благо, чем больше будет в человеке любви, и вместе с тем и более всего другого содействует установлению в мире царства Божия, то есть такого стоя жизни, при котором царствующие теперь, обман и насилие будут заменены свободным согласием, правдой и братской любовью людей между собою» (XXIII, 354).

Возлюби ближнего своего как самого себя», - говорит Библия. Этими словами Иисус ответил на все конкретные жизненные отношения. Любовь в христианстве неотделима от милосердия. Они имеют свою цель в себе самих. Любовь обесценивается и унижается, когда преследует какие-либо цели, помимо служения ближнему. Ее постоянная функция - служить, она живет только в таком деятельном проявлении. Но любовь делается возможной только благодаря смирению. Эти три христианские ценности - любовь, милосердие и смирение - слиты в христианстве в одно целое и составляют его аксиологическую основу.

Эти понятия проходят через все творчество Диккенса, его гуманизм поистине христианский, и пафос добра и зла пронизывает его произведения. К концу 30-х годов Диккенс уже вполне сложился как художник. Особенности его творческого метода выявились совершенно отчетливо, и, хотя в последующие годы в процессе идейной эволюции писателя метод и претерпевал значительные изменения, основы его сохранялись.

В 1868 г. Диккенс писал младшему сыну: «Запомни, что дома тебя никогда не изнуряли соблюдением религиозных обрядов или простых формальностей. Я всегда стремился не утруждать моих детей подобными вещами, пока они, достаточно повзрослев, не сформируют по отношению к ним своего собственного мнения. Поэтому ты лучше поймешь, что сейчас я самым серьезным образом внушаю тебе истину и красоту христианской религии, какой она вышла от самого Христа, и невозможность далеко зайти в заблуждении, если ты скромно, но сердечно станешь уважать се. Никогда не оставляй полезной привычки творить свои собственные, частные молитвы, ночью и утром. Сам я с ней никогда не расстаюсь и знаю, как это успокаивает»111.

Диккенс был либеральным христианином и искренне верил в гуманистические идеи христианства. Свою задачу он видел в том, чтобы разъединить религию и официальную церковь, возродить истинную религию в жизни простых людей. Писатель был глубоко убежден, что христианские принципы должны проявляться через добрые дела, милосердие, а не через навязывание застывших христианских догм. С помощью творчества мастер пытался не только выразить свои взгляды на христианство, но и донести свою веру в то, что христианство поможет реабилитировать общество. Собственные произведения он использовал как дидактическую платформу, которая продвинет в жизнь необходимые моральные решения социальных проблем. Писатель считал, что церковь потеряла массы, но с помощью литературы можно вернуть их, показывая дорогу туда, где существует мораль и истина.

111 Диккенс Ч. Собр. соч. Т.ЗО. С.363.

Пафос христианского учения о добре и зле, воплощение принципов христианской морали привлекали Толстого в творчестве и мировоззрении Диккенса. «Толстой сочувственно относился к тем широко-гуманитарным планам, какие нес в жизнь Диккенс», -замечал Н. Апостолов112. Не критика действительности, не социальная сатира, а общечеловеческий христианский гуманизм Диккенса, его теплота и любовь к людям были важны для Толстого. Эта общая установка Толстого в оценке нравственных идеалов Диккенса определила и конкретные соответствия художественных принципов русского и английского писателей.

Так, американский исследователь Дж. Романо сделал интересные наблюдения о сходстве художественных приемов русского и английского писателей в сатирическом изображении гостиной Венирингов в «Нашем

113 общем друге» и салона Анны Павловны Шерер в «Войне и мире» . В обоих случаях автор изображает замкнутую систему мира высшего света, полного лицемерия, самодовольства и фальши. «Нарушителями спокойствия» этого мира выступают Чарли Хэксем и Пьер Безухов. Оба они - люди из другого мира, отличающегося от мира гостиных своей естественностью. При появлении Пьера в салоне Анны Павловны на ее лице «изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего-нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя действительно Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной» (IX, 11). Дж. Романо отмечал, что слова князя Василия о Пьере: «Образуйте мне этого медведя» - относятся не только к неуклюжести Пьера и его неловкости в высшем свете. Медведь - зверь, и он может стать опасным,

112 Апостолов H.H. Толстой и Диккенс // Толстой и о Толстом. Новые материалы. Сб.1. М., 1924. С. 120.

113 Romano J. Dickens and Reality. New York, Colombia uni v. Pre ss, 1978. P.36. если природа и естественность вступят в столкновение с фальшью и ложью общества114. Довод американского исследователя имеет основания. На протяжении романа эта ситуация возникает по крайней мере дважды: Пьер чувствует «увлечение и прелесть бешенства» сначала во время столкновения с Элен после дуэли с Долоховым, а затем во время разговора с Анатолем после истории с Наташей.

Точно так же в диккенсовском романе естественность Чарли и его мира противопоставлена лжи и фальши гостиной Венирингов: «Мальчик представлял собой смесь еще не выветрившейся дикости с еще не укоренившейся цивилизацией». «Дикость» Чарли сходна с «медвежьим» обликом Пьера - это природа, противопоставленная фальшивой «цивилизации» высшего света. Через этот образ проводится антитеза правды и лжи. Дж. Романо обращает внимание на еще один образ - зеркало, в котором отражается гостиная и вся сидящая за столом публика, каждому из которой Диккенс дает уничтожающую характеристику. Плоская поверхность зеркала символизирует поверхностность этой публики, отсутствие глубины их чувств и мыслей, так же как и лак, покрывающий всю новенькую мебель в квартире Венирингов.115 К замечанию исследователя можно добавить, что этот образ сходен с описанием «светлого выражения плоского лица» князя Василия Курагина.

Столкновение мира естественности и мира «цивилизации» у Толстого - мотив во многом диккенсовский и продолжающий линию «Люцерна». Фальшь высшего света, по замыслу Толстого, в определенной степени отражает фальшь европейской цивилизации. Не случайно салон Анны Павловны «европеизирован». Главное зло этого мира - его враждебность человеческой природе, его

114 Там же. Р.18.

115Там же. Р. 30. противоестественность. Попадающий в него естественный человек, с одной стороны, выглядит в ней чужеродным элементом, «возмутителем спокойствия», а с другой - сам не в состоянии постичь этот мир, понять правила его игры. Изображение мира цивилизованной неестественности и фальши глазами «естественного» человека - это прием, позволяющий художнику исследовать структуру, оставаясь за ее пределами. Фальшь цивилизации, ее «дурная условность» (выражение М.М. Бахтина) может быть постигнута только путем введения в этот мир героя, ему не принадлежащего. Это, как писал В.Б. Шкловский, «дало установку на недоверие к жизни и потребность ее пересказать, остранить. Основным приемом здесь оказалась примерка вещи на человеке, не связанном с ней, передача игры через человека вне игры»116.

Момент естественного «непонимания», «неузнавания», необходимый автору для обнаружения неестественности и ложности мира, был предметом изучения в литературоведении и получил название «остранение» (термин В. Шкловского). О нем, в частности, писал М. Бахтин: «Прозаик или изображает мир словами не понимающего условности этого мира рассказчика, не знающего его поэтических, и ученых, и иных высоких и важных имен, или вводит непонимающего героя, или, наконец, прямой авторский стиль инвольвирует нарочитое непонимание (полемическое) обычного осмысления мира (например, у Толстого)»117.

Прием «непонимания» служил автору для разоблачения ложности мира, в который попадает «глупец». «Глупость (непонимание) в романе

116 Шкловский В. Материал и стиль в романе Льва Толстого «Война и мир». М ., 1928. С. 109.

117 Бахтин М. Слово в романе.// Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. М ., 1975. С. 213-214. всегда полемична, - продолжает Бахтин, - она диалогически соотнесена с умом (с ложным высоким умом), полемизирует с ним и разоблачает его». «Глупость», противопоставленная «уму», - это естественность, противопоставленная фальши, чистота, противопоставленная грязи Именно поэтому носителями такого непонимания часто оказываются дети. Особенно характерно это для романов Диккенса. В «Дэвиде Копперфилде» «непонимающим» персонажем чаще всего выступает главный герой. В детские годы он систематически попадает в ситуации, обнаруживающие его «непонимание», а фактически - естественное детское неприятие мира обмана, лжи и жестокости. Так происходит во время его первой поездки с Мэрдстоном верхом в Лоустоф, когда мальчик, будучи невольным свидетелем, весьма циничного разговора Мэрдстона с друзьями о своих матримониальных планах в отношении матери Дэви, в точности запоминает всю беседу, не понимая значения ни единой реплики. Так происходит, когда он, впервые попав в школу мистера Крикла, пугается, увидев страшный плакат: «Осторожно! Кусается!», - и думает, что речь идет о собаке, но не подозревает, что плакат предназначен для водружения на него самого и публичного глумления над ним.

Резко выражен мотив подобного «непонимания» в романе «Домби и сын», где «непонимающий» герой - маленький Поль Домби. На протяжении всей своей недолгой жизни он не может понять логику мира чистогана. Наиболее ярко это проявляется в сцене его разговора с отцом, когда он пытается понять, «что такое деньги», почему «деньги могут сделать все» и почему они при этом не смогли спасти жизнь его матери. Весь диалог отец и сын ведут как бы на разных языках, ибо у каждого -своя система отсчета: то, что одному кажется само собой разумеющимся и не требующим пояснений, другому непостижимо, и наоборот. Поль

Домби изначально вне структуры этого мира, он «остранен» от него и не в состоянии его постичь, ибо мир противоестествен, и в нем мальчик -чужеродный элемент. Можно назвать и других «непонимающих» героев Диккенса: Оливер Твист, Эстер Саммерсон и т.п. Герой слишком чист сам, чтобы видеть грязь окружающего мира. Автор разоблачает этот мир с помощью приема «остранения».

Этим же методом, как давно замечено, широко пользовался и Толстой. Это и эпизод непонимания Наташей Ростовой оперы, мотивированного тем, что она попала в Москву из деревни. Как отмечал Шкловский, в этом эпизоде «прием осуществлен следующим образом: вещи не узнаются и описываются методами других рядов». Еще один пример «непонимания» - Бородинское сражение, увиденное глазами Пьера, штатского человека, которому чужда логика войны. Бахтин называет еще несколько примеров: Левин на дворянских выборах, на заседании городской думы, Нехлюдов в суде и т.п. С помощью воспринятого от Диккенса приема Толстой разоблачает «дурную условность» мира, его противоестественность. Толстовское «остранение» героя продолжало традицию европейского романа, в русле которой шло творчество Диккенса. Русский писатель преломлял эту традицию в контексте своего понимания цивилизации как «варварства», разоблачая «цивилизацию».

Современный исследователь так определил существо классических схем, в которых определялась творческая позиция Толстого: «Исследования и интерпретации наиболее общего характера производятся часто за счет встраивания Толстого во внеположные его творчеству и идеям концепции»118. Среди этих «внеположных» идеям писателя - и концепция Д.С. Мережковского о

118 Плюханова М.Б. Творчество Толстого: Лекция в духе Ю.М. Лотмана // Лев Толстой: Pro et contra. СПб., 2000. С.823.

Толстом как «провидце плоти» (в отличие от Достоевского -«апостола духа»), и концепция В.И. Ленина о Толстом как выразителе идеологии патриархального крестьянства, и концепция формалистов, представивших Толстого литератором-профессионалом, достигающим успеха через обновление литературного приема, и т.д. Подобного рода интерпретации не объясняют, однако, самого основного в творческом пути великого писателя.

История мировой литературы представляет, подчас, некоторые парадоксальные явления, когда большой писатель к концу своего творческого пути превращается в проповедника - часто в ущерб собственно художественному творчеству. В истории русской литературы это явление проявляется особенно явственно: Гоголь, Достоевский, Лев Толстой, Михаил Зощенко, Александр Солженицын, Валентин Распутин. В мировой литературе в подобном ряду оказывается и Диккенс - не случайно же в некоторых работах о нем появляются указания на «неплодотворность» его творческих исканий в 1860-е годы119.

В данном случае, как кажется, проявляется некоторая общая закономерность. Дело в том, что всякий большой художник неизбежно синтетичен в своей эволюции. Цель его - искание истины, Бога, которое осуществляется через познание человека и его мира. А его творчество достигает такой фазы в истории мысли, когда истина творчества может обнаруживаться через художественное, литературное откровение - и никак иначе. Нравственное учение большого художника невозможно осмыслить, исследуя лишь философски-мировоззренческий уровень его развития - необходимо проследить целостную картину его общей творческой эволюции.

119 Сильман Т.И. Диккенс: Очерки творчества. М., 1958. С.360; Катарский И.М. Диккенс: Критико-биографический очерк. М., 1960. С.245.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Мураткина, Екатерина Леонидовна, 2007 год

1. Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Юбилейное издание. M.-JL, 19281958: В 90 т. Указатель к Полному собранию сочинений Л.Н. Толстого. М., 1964.

2. Толстой JI.H. Полное собрание сочинений: В 100 т. М.: Наука, 2000.

3. Диккенс Ч. Собрание сочинений в 30-ти тт. М., 1957 1963. Тт.1-30.

4. Аксаков К. С. Эстетика и литературная критика. М., 1995.

5. Аксаков С. Т. Собр. соч. в 3-х тт. М., 1986.

6. Анненков 77.В. Воспоминания и критические очерки. СПб., 1879.

7. Булгаков В.Ф. О Толстом: Воспоминания и рассказы. Тула, 1964.

8. Булгаков В.Б. Л.Н. Толстой в последний год его жизни: Дневник секретаря Л.Н. Толстого. М., 1957.

9. Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. М., 1959.

10. Григорьев An. Соч. в 2-х тт. М., 1990. Т.2.

11. Гусев Н. Н. Два года с Л.Н. Толстым. М., 1973.

12. Дружинин A.B. Письма иногороднего подписчика // Дружинин A.B. Собр. соч. СПб., 1865. Т.VI.

13. Дружинин A.B. Повести. Дневник. М., 1986.

14. Духовная трагедия Льва Толстого / Сост. А.Н. Стрижев. М., 1995.

15. Елпатъевский С.Я. Литературные воспоминания. М., 1916.

16. Записки Петербургских Религиозно-философских Собраний (19021903). СПб, 1906.

17. Кузминская Т. А. Моя жизнь дома и в Ясной поляне: Воспоминания / Вступ. ст. С. М. Брейтбурга. 3-е изд. Тула, 1960. То же: М., 1986.

18. Литературное наследство. Т.37-38. Лев Толстой. В 2-х кн. М., 1939.

19. Литературное наследство. Т. 69. Кн. 1-2. Лев Толстой. М. 1961.

20. Литературное наследство. Т.75. Кн.1 2. Толстой и зарубежный мир. М., 1965.

21. Литературное наследство. Т.90. У Толстого. 1904-1910. Яснополянские записки Д.П. Маковицкого. Кн. 1-4. М., 1979-1981.

22. Марков Евг. Теория и практика яснополянской школы // Русский вестник. 1862. №5.

23. Морозов B.C. Воспоминания о Толстом ученика яснополянской школы. М., 1917.

24. Милюков А.П. Литературные встречи и знакомства. СПб., 1890.

25. О религии Льва Толстого. М.: Путь, 1912.

26. Писатели Англии о литературе XIX-XX вв. Сб. статей. М., 1981.27