Критическая философия И. Канта: Трансцендентальный и психологический аспекты тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.03, кандидат философских наук Соболева, Елена Александровна

• Соболева, Елена Александровна
• кандидат философских наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат философских наук Соболева, Елена Александровна

Введение.

Глава 1. Философская психология в лекциях «десятилетия молчания».

Глава 2. Критика Кантом философской психологии в критический период.

2.1. Критика Кантом рациональной психологии.

2.2. Критика Кантом эмпирической психологии.

Глава 3. Психологические аспекты трансцендентальной философии Канта.

3.1. Психологическое учение о трех основных способностях души.

3.2. Психологические аспекты трансцендентальной эстетики

3.3 Психологические аспекты трансцендентальной дедукции категорий.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Критическая философия И. Канта: Трансцендентальный и психологический аспекты»

Актуальность исследования. И. Кант в «Критике чистого разума» заметил: «.нет ничего необыкновенного в том, если как в обыкновенном языке, так и в сочинениях путем сравнения мыслей, высказываемых автором о своем предмете, мы понимаем его лучше, чем он сам себя.»1. Этой фразой великий мыслитель словно предугадал будущее своей философии и позволил потомкам раз за разом пересматривать ее основные положения. Действительно, интерес к Канту не только не угасает на протяжении столетий, но порой и усиливается. Количество издаваемой литературы, посвященной его воззрениям, можно смело назвать едва ли не рекордным. Мировые исследования различных аспектов кантовской философии идут, безусловно, по пути углубления и детализации. Свидетельством тому большое количество всевозможных интерпретаций системы Канта, которые не перестают появляться. По остроумному замечанию Э. Брука, у нас есть сегодня несколько весьма непохожих друг на друга «Кантов»: Кант Китчер, Кант Стросона, Кант Беннета или Кант Тугендхата, например. Вместе с тем, некоторые моменты рассуждений Канта все еще остаются недостаточно проясненными, вызывающими горячие споры и дискуссии. Именно к числу таковых можно отнести и проблему соотношения трансцендентальных и критических аспектов философии Канта. До сих пор остается нерешенным вопрос о том, насколько трансцендентальный проект Канта независим от психологических допущений.

Западные исследователи озабочены этой проблемой гораздо сильнее, чем российские. Новым импульсом для активизации научной мысли в ¿той области стало развитие когнитивных наук. Поиск решения целого ряда вопросов, стоящих перед современной философией сознания, заставляет внимательней относится к истории философии и в ней искать конкретные ответы. В этом контексте кантовская философия представляется весьма актуальной областью исследования.

Степень разработанности темы. Сразу после появления «критических» работ Канта вокруг них разгорелись жаркие споры. Его обвиняли, в неоригинальности, искусственности, в заимствованиях у скептиков, у Лейбница, Вольфа и Беркли. Против кантовской философии выступили такие авторитетные философы того времени, как Мендельсон, Эберхард, Гердер и др. В то же время пишутся десятки книг и в защиту Канта. Чаще всего это «разъясняющие изложения», «разъяснения» кантовской философии. Среди них выделяется такой ценный комментарий к работам Канта, как «Разъяснения к кантовской «Критике чистого разума»» (1784) Иоганна Шульца (1739-1805).

С конца 80-х годов начинается новый этап развития кантианства. В это время выступает группа мыслителей, которые в истории философии объединены под названием «сторонники и противники Канта». Это К. Рейнгольд и Я.С. Бек, с одной стороны, Ф.Г. Якоби, Г.Э. Шульце, С. Маймон — с другой. Полемика развернулась по вопросу о соотношении «предмета познания» и «вещи в себе». Где основа объективности знания? — вот главный вопрос, как для кантианцев, так и для противников Канта из различных школ. Карл Леонард Рейнгольд (1758-1823), профессор университета в Йене, был одним из тех, кто проповедовал с кафедры критическое учение и способствовал популяризации взглядов Канта. В «Письмах о кантовской философии» (Briefe über die kantische Philosophie) он указывает, что основа объективности знания находится в самом сознании. Кантовской философии, по его мнению, не хватает ясно выраженного центрального принципа, который бы лежал в основании всех частных исследований. Этот принцип должен быть недоказуем, но должен обладать непосредственной очевидностью. Он может содержать в себе только абсолютный «факт» всей деятельности разума. Этот «факт» есть сознание как способность представления. Функция представления заключается в том, чтобы связать между собой субъект и объект, представляющее и представляемое. Таким образом, Рейнгольд просто помещает дуализм предмета познания и вещи в себе в сознание. Трудность в понимании вещи в себе исчезает. Существование вещи в себе необходимо требуется существованием содержания восприятия; ее познаваемость из этого не следует. Рейнгольд рассматривает Канта как последовательного субъективного идеалиста. Для него здесь важен именно психологический компонент, учение о способности восприятия.

Якоб Сигизмунд Бек (1761-1840), автор «Поясняющего извлечения из критических произведений господина профессора Канта, выполненного по его совету» (1793-1794), был одним из любимых учеников Канта. Однако он довольно быстро отошел от канонов философии учителя и перевел критическую философию в ранг чистого субъективного идеализма. Этому он посвятил сочинение «Единственно возможная точка зрения, с которой должна оцениваться критическая философия» (1796). Если принять тезис о существовании вещей в себе, которые воздействуют на душу и производят восприятия, то критическая философия ничем не отличается от традиционного догматизма. Это противоречиво. Если же понимать предмет познания как продукт изначального представления, т.е. продукт деятельности субъекта, то мы приходим к субъективному идеализму. Следует заметить, что подобное мнение о его философии совсем не нравилось Канту. Он пытался вернуть Бека на правильный путь1.

Таким образом, можно сделать вывод, что кантианцы, защищая учителя от критических нападок, выдвигали на первый план психологическую сторону его системы. Именно здесь мы впервые сталкиваемся с тем, что возможны, по крайней мере, две интерпретации кантовской философии -трансцендентально-психологическая и трансцендентально-логическая. Трансцендентально-психологическая интерпретация заключается в следующем: с точки зрения Канта, сознание познающего субъекта обладает

1 Кант И. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1994 г. Т.8. С. 570-571 определенной структурой, априорными формами, определенной закономерностью; эта закономерность истолковывается как закономерность человеческой психики; отсюда делается вывод о том, что картина мира зависит от структуры человеческого сознания. Иначе организованный субъект создаст иное знание, иную картину мира. Суть трансцендентально-логической интерпретации составляет выяснение логических основ научного знания. Отметим, что несмотря на все трудности, сопряженные с психологической трактовкой «Критики», такое прочтение доминировало в первые сто лет после выхода этого сочинения Канта.

Критиками Канта выступали такие талантливые мыслители, как Г. Э. Шульце и С. Маймон. Они предлагали переработать философское учение Канта так, чтобы не разрушить замысел критической философии (признание вещи в себе познаваемой именно к этому бы и привело).

Готтлиб Эрнест Шульце (1761-1833) в сочинении «Энезидем» (1792) полемизирует с К. Л. Рейнгольдом, который, по его мнению, последовательно развил основные идеи Канта. Шульце предлагает свое истолкование критической философии — скептическое. Он утверждает, что никакого необходимого опытного знания быть не может. Не имеет смысла говорить о вещах в себе, которые аффицируют нашу душу. Кроме того, «Критика чистого разума» утверждает, что необходимые синтетические суждения можно мыслить лишь как имеющие свой источник в душе, т.е. о душе говорится как о вещи в себе. Это также бессмысленно, убежден Шульце, поскольку в таком случае мы применяем к вещам в себе понятие причинности, не применимое к ним. Разумная душа в «Критике» объявляется вещью в себе, и, однако, эта критика хочет иметь самое точное познание именно об этой вещи в себе. Если вещь в себе объявляется непознаваемой, то логически необходим скептицизм, а, следовательно, отрицание вещи в себе. Если вещь в себе принимается, то она должна быть признана познаваемой, а это влечет за собой крушение всей системы критицизма. Таковы возражения Шульце по поводу учения о вещи в себе и о методе Канта.

Соломон Маймон (1757-1800), вопреки Канту, объявил опытное синтетическое познание a priori невозможным. Он ограничил синтетическое познание a priori математическим знанием. С Маймона началось и разрушение понятия вещи в себе. Вещь в себе не только не может быть познана, но и не может быть мыслима. Для критики познания существует лишь сознание с его представлениями. Вещь в себе - это иррациональная граница рационального познания (тут уже недалеко до неокантианцев марбургской школы с их «предельным понятием»). В этом смысле С. Маймона можно отнести к истолкователям Канта трансцендентально-логического толка.

Фридрих Генрих Якоби (1743-1819) выдвинул требование специфического способа познания - особого «разумного чувства» (Vernunftsgefuhl). Это чувство непосредственно и с абсолютной достоверностью свидетельствует о реальности существующего вне нас, и, прежде всего — Бога. Оригинальные психологические воззрения Иоганна Гербарта (1776-1841) совершили целый переворот в этой области. Он ищет преобразующее развитие кантовской философии в метафизическом направлении. Уже Шульце-Энезидем в борьбе против Рейнгольда и Канта подчеркивал вред теории душевных способностей. Гербарт же развернул настоящую борьбу против этой теории. Он придерживался взгляда, что сущность души проста. Отсюда и запрет признавать множество различных основных сил души. Разнообразие психической деятельности основывается лишь на изменяющихся взаимоотношениях между душой и другими реалами (вещами в себе). Представление же - это единственная основная функция души. Вся остальная психическая деятельность состоит в отношениях между представлениями. Здесь Гербарт как бы возвращается к докантовской философии. Вместе с тем, он исполняет кантовское требование возвысить психологию до науки, которое самому Канту представчялось невыполнимым. Он вводит в психологию метафизическое исчисление и требует согласования метафизико-математической дедукции с эмпирическим и фактическим знанием. Психология - это «статика и механика духа». Здесь стоит отметить, что Кант сыграл очень сложную роль в судьбе психологии. С одной стороны, он запретил рациональную психологию, с другой стороны, его замечание о внедрении математики в данной сфере имело стимулирующее значение для экспериментальной психологии, которая и начинается с Гербарта. Тот факт, что неявные психологические предпосылки имели большое значение для критики априорного познания, провоцировал появление таких направлений в философии, как психологизм, который возник в первом десятилетии XIX века. В основе его лежит убеждение в том, что самопознание человеческого духа необходимо сделать базисом всех философских исследований. Первым и самым значительным из психологистов стал ученик Рейнгольда Якоб Фридрих Фриз (1773-1843). По его мнению, все кантовское исследование носит психологический характер. Задача «Критики» сводится к рефлексии над непосредственно совершающейся познавательной деятельностью человеческого духа. Знание ограничено рефлексивными формами субъективности, которые могут быть нами осознаны только посредством самонаблюдения над своей познавательной деятельностью. Психологисты сочетали кантовское влияние с влиянием Якоби и Гербарта. Обоснование важнейших учений кантовской философии посредством эмпирической психологии способствовало широкому распространению этого учения. Однако, по мнению большинства историков философии, такое прочтение критицизма чрезвычайно упрощало действительное учение Канта.

Призыв «Назад к Канту!», прозвучавший в 1865 году из уст Отто Либмана, отражал вновь возникший особый интерес к кантовской философии, детальное исследование которой предпринял, например, Куно Фишер (18241907). Возникает неокантианство, которое стремится избавить учение великого философа от ошибок, переосмыслить учение о вещи в себе. Поэтому представители этого философского течения занимались критикой «Критики чистого разума». Так, например, основатель марбургской школы неокантианства Герман Коген (1842-1918) считал главной причиной заблуждений Канта то, что последний «засорил» трансцендентальный метод психологизмами и остатками метафизических воззрений. Для неокантианцев в целом характерно такое отношение к имеющимся у Канта психологическим идеям. Их существование признается, но, вместе с тем, эти самые «психологизмы» имеют лишь рудиментарный статус. Все это — досадные ошибки или даже оговорки великого учителя, на которые надо «закрыть глаза». Однако невольно задаешься вопросом, полным ли будет такое рассмотрение трансцендентальной философии Канта. Среди неокантианцев были и такие, как Вильгельм Виндельбанд (1848-1915), который признавал возможность многообразных интерпретаций. В его лекциях 1908 года есть следующая мысль: «Можно сказать, что величие кантовской философии заключается именно в ее многозначности. В обширном уме кенигсбергского философа представлены в известном смысле все мотивы человеческого мышления о мире и жизни, равномерно затронуты все струны, и это привело к тому, что так же, как уже сразу после него из его учения выросло множество разных философских систем, каждая из которых могла притязать на последовательное развитие его принципов, и в дальнейшем в зависимости от господствующей направленности философы брали из его учений то, что представлялось важным им»1. Неокантианство рассматривало «Критику чистого разума» как доказательство беспочвенности всяких онтологических выводов. В этом сочинении, на их взгляд, впервые ясно сформулировано назначение философии — подлинно научная философия может быть только теорией познания. Первые читатели «Критики чистого разума» обвиняли Канта в психологизме. Рейнгольд сетовал, что в кантовской эпистемологии перепутаны строго логический вопрос об условиях познания с метафизическим вопросом о природе знания. Гербарт считал большой неудачей Канта попытку основать философию на психологии. По его мнению, логика - это этика мышления, а

1 В. Виндельбанд. Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия М., 1993, с. 63 не естествознание рассудка. И все-таки решающий удар по самой необходимости психологического истолкования, в частности, кантовской философии нанес Готлоб Фреге (1848-1925). Истина и познание не должны зависеть от познающего субъекта, от трансцендентального субъекта, как это делается в психологизме кантовского типа. В «Основаниях арифметики» (1884) Фреге установил принципы, которых следует придерживаться при построении математических теорий. Его самый известный постулат можно сформулировать так: всегда резко отделять психологическое от логического, субъективное от объективного. В более прямолинейной формулировке он устанавливает, что психология не должна вообразить, что она может вообще что-либо внести в основания арифметики.

Итак, Фреге отрицал любую уместность психологии в математике и логике. Даже «слабый психологизм» (представление о том, что психологические факты могут быть важны для философских требований, хотя и не могут устанавливать эти требования) был выслан им из логики. Но поскольку через влияние Фреге на Рассела, Витгенштейна и Карнапа именно логика, философия математики и философия языка стали центральными философскими дисциплинами, то антипсихологизм был до недавнего времени парадигмой исследования кантовской философии. Между тем, влияние Фреге выходит за пределы аналитической философии. В 1894 году он написал отзыв на недавно изданную «Философию арифметики» (Philosophie der Arithmetik) Эдмунда Гуссерля (1859-1938)1. После полученной отповеди Гуссерль ожесточается против психологии. В «Логических исследованиях» (1900-1901) он указывает на две стороны философии Канта, одну из которых следует отклонить, поскольку даже трансцендентальная психология остается все же психологией. Таким образом, Фреге можно считать ответственным и за антипсихологистскую позицию феноменологии.

1 Frege G. Review of Dr. E. Husserl's "philosophy of arithmetic" // Mind, 1972. Vol. LXXXI. № 323. P. 321-337

Экзистенциализм именно в учении о бытии как совершенно непостижимой для разума вещи в себе видит истинный смысл критической философии. Однако Мартин Хайдеггер (1889-1976) в своей работе «Кант и проблема метафизики» также обвиняет Канта в непоследовательности, как это делали неокантианцы. На этот раз Кант непоследователен в своем учении о продуктивной способности воображения. Заметим, что это, столь занимающее Хайдеггера понятие, неокантианцы относили как раз к области психологического у Канта. Хайдеггер выступает против акцента на логике и разуме. Однако он не хочет возвращаться и к психологическому истолкованию Канта. Сущностью трансцендентальной субъективности является, по Хайдеггеру, историческое время как единство настоящего, прошлого и будущего.

До этого момента наше рассмотрение судеб кантовской философии не выходило за пределы Германии. Однако Кант оказал влияние не только на немецкую философию. Во Франции его взгляды по-своему интерпретировали спиритуалисты. Виктор Кузен (1792-1867) выделял в кантовской философии особый ее элемент - «критический дух». Он выражается в убеждении в ограниченности человеческого познания, а также в критическом методе, который есть по существу психологический метод.

Если Кузен исходил из психологизма в истолковании метода Канта, то Жюль Лашелье (1832-1918) - из трансцендентализма. Ключ к пониманию критицизма лежит в проблеме бытия. Бытие есть не что иное, как связка суждения, действие, которым утверждается бытие. Поэтому для Лашелье подлинный представитель кантовской философии - Фихте. Центральная фигура среди французских последователей Канта — Шарль Ренувье (1815-1903), основатель французского неокантианства. Он, как и Кузен, выдвигает на передний план «дух критицизма», который состоит в утверждении веры, в провозглашении моральных аргументов в пользу бытия Бога, свободы воли и бессмертия души. Всякое познание рассматривается им как факт сознания, предполагающий само сознание и его объект.

Различные, часто резко отличные друг от друга, тенденции кантовской философии располагают, в чем убеждает нас все вышесказанное, к многочисленным толкованиям. Юрген Бона Мейер указывал Куно Фишеру: «Вопрос о том, является ли критика разума, как предполагается, метафизической или антропологической - реальная проблема, неизбежная в истории развития немецкой философии начиная с Канта».1 В 50-е годы прошлого века философское сообщество пережило возрождение интереса к Фреге. Одним из видных свидетелей и поклонников этого возрождения был Питер Стросон, представитель современной аналитической философии. А.Ф Грязнов даже выделяет его взгляды как особую линию в развитии современной аналитической философии, которая предполагает использование отдельных идей кантовской философии, а именно учение Канта об опыте и его метод «трансцендентальной аргументации». В основе философии Стросона лежит логико-лингвистический анализ «базисных понятий» нашей концептуальной схемы и показ их взаимоотношений. Концептуальная схема служит основой для приписывания пространственно-временным объектам (телам) чувственных качеств. Свое видение кантовской философии Стросон изложил в книге «Пределы смысла» («The bounds of sense»). С точки зрения решения проблемы психологических оснований критической философии, нас в особенности интересует вводная часть этого труда, озаглавленная «Два лица «Критики»». Стросон считает, что главная заслуга Канта состоит в том, что он предпринял самую энергичную в истории философии попытку исследования границ человеческого разума, а также того множества идей, которые образуют нечто вроде каркаса всех наших мыслей о мире. Эта проблема, согласно Стросону, должна находится в центре любой философской системы, поскольку она является главной философской проблемой. В ее решении же никто не может сравниться с Кантом. Вместе с тем, по мнению Стросона, верное понимание этого конкретного решения сопряжено с некоторыми трудностями. В этом смысле Стросон и говорит о двух «лицах» «Критики чистого разума». Одно «лицо» аналитическое, а другое — психологическое. Первое действительно интересно и плодотворно, 1 второе — неприемлемо и должно быть запрещено, т.е. от него надо по ^ возможности избавиться, что довольно сложно сделать. '

Другой современный исследователь - Пол Гайер - идет далее, пытаясь показать, что даже психологическое «лицо» «Критики» по сути своей непсихологично.

Согласно подходу Карла Америкса, наибольшее значение придается кантовскому учению о трансцендентальном идеализме. Америке полагает, что Кант допускает некоторое знание о душе, которое предполагает утверждение о пространственно-временном характере существования индивида. Определенное знание о душе также возможно в той мере, в которой оно вовлекает трансцендентальные структуры нашего опыта, для чего не требуется составлять неправомерного знания о Я самом по себе, которое запрещено паралогизмами. •

Дитмар Герман Хайдеманн указывает, что критика Кантом рациональной психологии направлена не столько на декартовское понятие мыслящего Я как субстанции, сколько на то, что картезианство впервые теоретически ставит под сомнение существование внешнего мира. И это последнее утверждение и оспаривается в «Критике чистого разума».

Противоположной точки зрения придерживается Патрисия Китчер. Она напоминает, что все исследователи согласны в том, что центральный проект «Критики чистого разума» состоит в том, чтобы исследовать те условия, который необходимы для того, чтобы познание было возможным. Как настаивает сам Кант, рассмотрение эмпирического происхождения понятий или верований лежит вне философского интереса (А86/В 118-119). Он противопоставляет свой метод эмпирическому методу Локка. Рассмотрение Локком причин для эмпирических понятий не имеет никакого широкого значения для нашей познавательной жизни. И все-таки Кант связывает свой проект именно с происхождением. Трансцендентальное исследование источников знаний — трансцендентальная психология, словами Китчер, -раскрывает универсальные и необходимые особенности человеческого познания. Так как познание есть объединенный продукт наших познавательных способностей и информации, поставляемой чувствами, эти особенности должны иметь свой источник непосредственно в наших познавательных способностях, и они априорны.

Эндрю Брук полагает, что хотя сам Кант считал свои размышления над проблемами, связанными с душой и сознанием, несущественными для своей главной цели, именно эти фрагменты «Критики чистого разума» имели огромное влияние на его последователей. Важные разработки Канта стали теперь центральными для когнитивной науки. Вместе с тем, некоторые кантовские идеи не имели никакого влияния на современные дискуссии. В отечественной истории философии сложилась глубокая традиция изучения наследия Канта. Мы имеем множество фундаментальных исследований как его философии, в частности, так и немецкой классической философии, в целом. Целый ряд ученых посвятили многочисленные монографии, книги, статьи тем или иным аспектам кантовской философии. К ним можно отнести труды В.Ф. Асмуса, A.B. Гулыги, Т.Б. Длугач, А.Л. Доброхотова, В.А. Жучкова, Т.И. Ойзермана, И.С. Нарского, Г.В. Тевзадзе и многих других. Из изданий последнего времени в этом смысле особенно интересна «Немецкая классическая философия» В.Н. Кузнецова, где отмечается, что философия Канта есть новая форма рассмотрения познавательных способностей человека. Более того, Кузнецов признает, что можно говорить о собственной «трансцендентальной» психологии Канта, «которая агностична в отношении возможного носителя и продуцента сознания».

Российские специалисты, как и их западные коллеги, разделяют мнение о том, что Кант совершил антропологический переворот в философии. Практически все вспоминают в этой связи знаменитое место из кантовских лекций по логике: «Сферу философии в этом всемирно-гражданском значении можно подвести под следующие вопросы:

1. Что я могу знать?

2. Что я должен делать?

3. На что я могу надеяться?

4. Что такое человек?

На первый вопрос отвечает метафизика, на второй - мораль, на третий -религия и на четвертый - антропология. Но в сущности все это можно было бы свести к антропологии, ибо три первых вопроса относятся к последнему».1

Как считает, например, Л.А. Калинников, если действительно существует философская антропология, то это, прежде всего, философская система Канта, до которой в философии ничего подобного не было: «По значимости человека в бытии с ней не может сравниться никакая другая антропологическая конструкция».

П.П. Гайденко отмечает, что Кант называет свою философию трансцендентальной в противовес предшествующей ему философии, которая не уделяла должного внимания познавательной способности человека. «Критика чистого разума» - это критический анализ познавательной способности человека с целью выяснить ее природу и ее возможности. Кант решает поставленный догматической философией вопрос: «В какой мере идеальная конструкция может отождествляться с природным объектом и процессом?», - но ставит его в новой, «человеческой» форме: «Каким должен быть характер и способности познающего субъекта, чтобы предмет познания согласовался с нашим знанием о нем?».

Анализ работ отечественных кантоведов показывает, что наиболее привлекательной для исследования из тем, так называемого, «психологического» блока «Критики чистого разума» была проблема продуктивной способности воображения. Ю.М. Бородай пишет, что «общим корнем» «двух стволов» человеческого познания является именно эта

1 И. Кант. Логика. Пособие к лекциям 1800 // Кант И. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1994 г. Т.8, С. 280. слепая, хотя и необходимая» способность души. Синтез чувственности и рассудка может быть произведен в произвольной деятельности воображения. В этом смысле можно говорить о том, что Бородай не согласен с Хайдеггером, утверждавшим, что продуктивное воображение не есть абсолютный произвол. По мнению отечественного кантоведа, воображение у Канта есть воспроизводство в формах своей произвольной деятельности всякой вещи самой по себе, включая и такую вещь как «мы сами». В. Беляускас считает необходимым найти ответ на вопрос: Почему трансцендентальная способность воображения по-разному трактуется в первом и втором изданиях «Критики»? Он отмечает, что уход от анализа чистой способности воображения в издании 1787 года не может противоречить и действительно не противоречит духу издания 1781 года. Кант нигде не представляет чистое воображение основным источником всякого знания, который лежит в основании остальных способностей души, а во втором издании воображение и вовсе становится функцией способности рассудка. Беляускас указывает, что способность воображения можно определить как чувственную априорную способность познания, принципами которого являются понятия. Жесткое разделение Кантом чувственности и рассудка приводит к тому, что возникает проблема, как объяснить действия спонтанности рассудка по отношению к пассивной чувственности. Поскольку единство чувственности и рассудка сводит на нет саму возможность существования априорных знаний, то разграничение можно сохранить, лишь допустив, что между рассудком к чувственностью есть связь, которая объясняет единство синтеза представлений в познании. И здесь способность воображения выступает как чувственный синтез многообразного, при этом чувственный синтез - это проекция чистого синтеза рассудка на внутреннее чувство, или время.

По мнению В.И. Молчанова, одной из особенностей кантовской трансцендентальной философии является тематизация рефлексии, способности, благодаря которой сравнение понятий можно соотносить с различными источниками познания, т.е. с чувственностью и рассудком. Молчанов отмечает, что в трансцендентальной философии кроется учение о сознании, а точнее - понимание сознания. В этом смысле, субъективная дедукция показывает саму возможность чистого рассудка, возможность чистого синтеза, т.е. вскрывает глубинные слои сознания. Субъективная дедукция - это поиск последнего основания сознания, поиск предельной возможности анализа чистого синтеза. Осуществить ее, как считал Хайдеггер, Канту не удалось, но это уже другой вопрос. Объективная дедукция лишь другая сторона этого процесса, поскольку способность мышления нельзя рассматривать без предметности мышления. В субъективной дедукции, убежден Молчанов, Кант выходит за рамки своих чисто критических целей, раскрывая здесь необходимое взаимопроникновение восприятия, воображения, памяти и предметного отношения сознания. Более того, в основании кантовской .теории познания лежит определенное понимание сознания, которое представлено в виде очерка о взаимопроникновении трех видов синтеза и о необходимости продуктивного синтеза, лежащего в их основе. В целом же, основная черта трансцендентализма Канта состоит в том, что Молчанов называет кругом «сознание — время - рефлексия». Независимая от рефлексии сила воображения выявляет свои фундаментальный функции только в рефлексии. Рефлексия же направлена на описание сущностных возможностей упорядочивания представлений, благодаря форме внутреннего чувства. В отечественном кантоведении проблему места психологического в философии Канта первым, и, пожалуй, единственным на данное время, поставил В.В. Васильев. В своей работе «История философской психологии. Западная Европа - XVIII век» он пишет, что если философия претендует на статус науки о первоначалах, то весьма перспективным направлением в этом плане может стать философская психология, поле рассуждений которой не перекрывается существующей экспериментальной психологией. По мнению Васильева, двумя создателями этой дисциплины независимо друг от друга выступили Хр. Вольф в Германии и Д. Юм в Шотландии. Канту же удалось показать, что «первоначала психической жизни ускользают от познания» и связать это открытие с устройством человеческой личности, которая | немыслима «без некоей фундаментальной неопределенности». Целью данного исследования является изучение вопроса о том, как согласуется заявленное Кантом отрицательное отношение к психологии, как рациональной, так и эмпирической, и его система критической философии, которую мы имеем в конечном итоге. Поставленная цель требует решения следующих задач:

- проанализировать докритические сочинения Канта, а именно лекции по психологии, на предмет их соотношения с философской психологией рассматриваемого периода;

- попытаться установить, насколько взгляды Канта периода «десятилетия молчания» критичны в отношении философской психологии;

- определить смысл и направление критики Кантом рациональной психологии в «Критике чистого разума»;

- выявить, суть и причины негативного отношения Канта к эмпирической психологии в критический период;

- установить, имеется ли преемственность и, если да, то какая именно, между эмпирико-психологическими воззрениями Канта в докритический и критический периоды;

- раскрыть психологическую суть учения Канта об идеальности пространства и времени;

- рассмотреть зависимость организации трансцендентальной дедукции категорий от неявных предпосылок рациональной психологии.

Методология исследования. Методологической основой исследования являются основные принципы историко-философского подхода. Поскольку данная работа стремится иметь характер корректного философско-аналитического исследования, то в ней используется сравнительноисторический метод, направленный на поиск фундаментальных сходств и различий в кантовском учении различных периодов его формирования. Основой же для указанного анализа становятся данные, полученные методом текстологического анализа. Полнота исследования была бы невозможна и без использования элементов герменевтического метода, в той мере, в которой «понимание и интерпретация.имеют отношение не только к письменно фиксированным выражениям жизни, но затрагивают и всеобщую соотнесенность людей друг с другом и с миром».1

Следует также пояснить, что в данном исследовании будет пониматься под «философской психологией». Кант принимает традиционное для своего времени деление метафизики, сложившееся в вольфианской школе. Так, например, общая структура сочинений самого Вольфа представляется следующей. Во-первых, философия делится на теоретическую (учение об истине) и практическую (учение о благе и пользе). Подобное различение, а именно различение способности познания и способности желания, берет свое начало еще у Аристотеля. Каждая из этих частей имеет высшую, рациональную, и низшую, эмпирическую, части. Теоретический раздел философии представлен метафизикой, которая, в свою очередь, тоже неоднородна. Метафизика включает в себя первую философию (metaphysica generalis) и частную метафизику (metaphysica specialis). К последним и относится рациональная и эмпирическая психология, а также космология и теология. Итак, под философской психологией в данном исследовании понимается один из разделов метафизики, который состоит из эмпирической психологии, задачей которой является построение карты душевных способностей, выявленных методом самонаблюдения, и рациональной психологии, которая имеет дело с сущностью души и показывает, как из одной сущности проистекает все многообразие внутреннего опыта. Научно-практическая значимость. Содержание диссертации, её основные выводы и положения могут быть использованы для дальнейшего углублённого изучения, как творчества самого И. Канта, так и общих проблем истории зарубежной философии. На основании данной работы возможна организация семинаров для студентов по темам «Философская психология в системе И. Канта», «Проблема роли психологических допущений трансцендентальной философии И. Канта».

Апробация. Основные положения данного диссертационного исследования изложены в публикациях автора. Диссертация прошла обсуждение на кафедре истории зарубежной философии философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.

Структура работы. Работа состоит из введения, основной части и заключения и списка использованной литературы. Исходя из поставленных цели и задач исследования, а также избранной методологии, нам представляется целесообразным разделить основную часть на три главы. Первая глава будет посвящена анализу того, как представлена философская психология в докритических сочинениях Канта, в частности в лекциях по эмпирической психологии. Во второй главе будет рассмотрена кантовская критика рациональной психологии в «Критике чистого разума». Третья глава содержит в себе сопоставление кантовских взглядов на философскую психологию в указанные периоды его творчества, на основании которого выявляются психологические составляющие его трансцендентальной философии, если таковые имеются.

Заключение диссертации по теме «История философии», Соболева, Елена Александровна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Философия И. Канта многие годы служила центром притяжения европейской мысли. «. кантовское учение, - писал Куно Фишер, - оказывает могучее влияние на последующие системы, которые описывают пути вокруг него, как вокруг своего центра, и будучи удалены от солнца, стремятся снова к солнцу». В этой фразе открывается нечто вроде второго, скрытого смысла «коперниканского переворота», совершенного Кантом, о котором сам автор и не подозревал.

Критическая философия была и остается причиной многочисленных философских споров. Противоречивость содержащихся в «Критике чистого разума» утверждений предоставляет широкие возможности для их истолкования. В этом многообразии интерпретаций можно выделить две основные группы - логическую и психологическую. В обоих случаях философы-исследователи ссылаются на самого Канта и подкрепляют свои тезисы ссылками на текст «Критики».

То, что психологическое прочтение «Критики чистого разума» Канта было широко распространено на протяжении первых ста лет после ее выхода в свет, свидетельствует в пользу возможности психологического истолкования. В истории философии мы находим целый ряд мыслителей, которые понимали Канта именно в психологическом ключе. А наличие таких предпосылок в критической философии признавалось практически всеми рассмотренными философами.

В соответствии с поставленной в данном исследовании целью, мы попытались определить, насколько трансцендентальный проект философии Канта свободен или, напротив, зависим от психологических предпосылок. Анализ текста кантовских лекций по психологии показал, что в период, непосредственно предшествовавший написанию «Критики чистого разума»,

Кант полностью разделяет взгляды Декарта, в частности, в вопросе о том, что утверждение «Я есть» является первым очевидным положением всякого знания. Практически, на протяжении всех лекций он не отступает от взглядов своих предшественников, излагая точку зрения, под которой могли бы подписаться все представители лейбницевско-вольфовской линии в современной философии. Так, в той части лекций, которая посвящена рациональной психологии, Кант отмечает, что душа есть простая единичная субстанция, действующая спонтанно. Такое утверждение станет совершенно невозможным в рамках «Критики чистого разума» после того, как три первые составляющие указанного определения в главе о паралогизмах будут признаны незаконными выводами чистого разума. И хотя уже здесь отмечается, что понятие Я само по себе есть эмпирическое, а не чистое понятие, вместе с тем, Кант принимает это положение рациональной психологии, обозначив, что для нужд рациональной психологии мы заимствуем из опыта «не более чем простое понятие души, [а именно], что у нас есть душа».

Что касается эмпирической психологии, то для Канта весьма проблематичным оказывается центральный проект этой дисциплины, связанный с редукцией всех сил души из одной основной силы. Несмотря на то, что в лекциях отмечается, что поскольку душа представляет собой некое единство, в ней есть только одна основная сила, Кант сомневается в возможности вывести все действия и способности души из одной и только одной силы. Его вариант решения этой проблемы — разнообразие психических способностей может быть выведено из нескольких начальных сил, количество которых, безусловно, будет меньше, чем количество производимых из них действий. Для Канта подобным оптимальным набором в лекциях служат познавательная способность, способность удовольствия и неудовольствия и способность желания, которые он прямо называет «основными силами» души. Детальное рассмотрение Кантом каждой из этих способностей, как мы видели, имеет прямое продолжение в его работах «критического» периода. В частности, низшие модификации трех способностей образуют чувственность, а высшие — интеллектуальность.

Выявленные в лекциях способность вторичных образов, память, способность предвидения, имеют те же самые характеристики, что и указанные в «Антропологии с прагматической точки зрения». В развитие мыслей лекций по эмпирической психологии «Антропология» говорит и о связи этих способностей. Рассуждения Канта о различии способности воображения и способности отображения также развиваются позже в «Антропологии», как и многие другие.

Вопросы, связанные с чувством удовольствия и неудовольствия, находят применение в «Критике способности суждения» (1790), где можно найти многие высказывания, подобные лекционным. Так, например, в лекциях Кант определяет вкус как «способность оценки одобрением или неодобрением сообразно общему и общезначимому чувству». Это определение имеет прямые аналоги в «Критике способности суждения».

Способность желания, так, как она представлена в «докритический» период, практически полностью совпадает со взглядами «Критики практического разума» (1788). Здесь способность желания есть способность живого существа через его представления быть причиной действительности предметов этих представлений. Более того, Кант так прямо и указывает, что берет это определение из психологии. Определения воли, данные в лекциях, действительны и для «Критики чистого разума», где Кант определяет свободную волю как волю, которая не зависит от чувственных побуждений, а руководствуется только предоставляемыми разумом мотивами. Записи лекций содержат и явные переклички с «Основоположениями метафизики нравов» (1785), где, как и в лекциях, отмечается, что по степени принуждения различные воления могут распадаться на три вида, которые выражаются императивами.

Таким образом, анализ дисциплин экспериментальной и рациональной психологии, как они представлены Кантом в конце «десятилетия молчания», показывает, что эмпирическая психология объединяет в себе темы всех трех кантовских «Критик», представляя учение о трех основных способностях души в эмпирическом варианте, изучая их с помощью метода интроспекции. Рациональная психология в это период еще остается вполне догматической дисциплиной, которая не вызывает сомнений у Канта. Исключение составляет только вопрос о бессмертии души. Другие же тезисы рациональной психологии (представления о субстанциальности и простоте души) сохраняют здесь свою значимость.

В Главе 2 сделана попытка показать, что широко признанное негативное отношение Канта к рациональной психологии и критика ее основных положений в «Критике чистого разума» зачастую не так прозрачны, как представляется. В главе «О паралогизмах чистого разума»"'Кант сразу делает вывод о том, что вышеуказанная наука не будет чистой, поскольку имеет дело с внутренним опытом, т.е. основывается на эмпирическом принципе. Кант демонстрирует, что все четыре тезиса рациональной психологии представляют собой аналитические, а не синтетические суждения a priori. Метод критикуемой науки основывается на ложном умозаключении per sophisma figurae dictionis. Ошибка рациональной психологии состоит в том, что единство сознания принимается ею за наглядное представление о субъекте как объекте, после чего к субъекту применяется категория субстанции. Проблема состоит в том, что рациональные психологи признают, что мы используем представление «Я» без ясного понимания надлежащей основы этого использования. С легкой руки Декарта принято думать, что мы знаем о своей душе больше, чем мы действительно можем знать о ней, и мы полагаем, что наше знание о душе опирается на прямую очевидность. Кант согласен со сторонниками рациональной психологии в том, что наше представление о субъекте опыта является в силу необходимости представлением простого, численно идентичного во времени субъекта. Это и есть те источники «естественной» и «неизбежной» «трансцендентальной» или «диалектической» видимости, от которых он хотел бы избавиться. Из этих истинных утверждений о том, как субъект должен представлять себя, нельзя сделать никаких выводов об онтологическом статусе субъекта. Кантовский же трансцендентальный проект психологии задается лишь весьма общим вопросом о том, какие , способности требуются для представления, суждения, и выполнения других познавательных задач. Такая формулировка приводит Канта к открытию, ! что он не может пролить свет на проблему того, на что похожа душа, каково ее устройство, хотя поначалу это казалось само собой разумеющимся. Для того, что установить устройство чего-либо, его конституцию, мы нуждаемся в наглядном представлении, а в случае с Я это невозможно. Таким образом, критика Кантом рациональной психологии есть одновременно и критика методов этой дисциплины, и протест против возможных неправильных толкований апперцепции, и указание пределов трансцендентальной психологии. Психология есть наука, превышающая силы человеческого разума, а, следовательно, философия может проводить исследование души лишь в границах опыта, а точнее - внутреннего опыта. ' Утверждения Канта о философской несостоятельности эмпирической психологии в значительной мере контрастируют с реальным положением вещей в его критической системе. Заключение «Метафизических начал естествознания» о ненадлежащем характере данной дисциплины, поскольку в ней не применим эксперимент и она не количественна, едва ли не сводится на нет собственными словами Канта о том, что один закон все же может быть применен в этом случае, а именно закон непрерывности, который в «Критике чистого разума» связывается с априорными основоположениями чистого рассудка. Таким образом, Кант как бы признает, что поскольку только устойчивое, т.е. субстанция, может непрерывно сменять состояния, то априорное познание души как явления возможно. Однако отказываться от критического рассмотрения рациональной психологии философ не намерен, а потому его положительное отношение к эмпирической психологии становится невозможным.

Проповедуемому Кантом негативному отношению к эмпирической психологии противоречит и тот установленный исследованием факт, что ее темы и темы трех «Критик» совпадают. Однако в данном случае исследование проводится с сугубо эмпирической позиции, поскольку в основе психологии лежит внутренний опыт. В эмпирической психологии применимо только описание, она не занимается вопросом об условиях возможности познания a priori. Между тем, описательная эмпирическая психология играет роль базисной науки для всего критического учения Канта, поставляя материал для логики, учения о вкусе и этики. Развитая теория трех основных способностей души, как она представлена в «Критике способности суждения», подразумевает, что природа познается нами только как явление. Рассудок указывает, таким образом, на I неопределенный сверхчувственный субстрат природы, определенность которому своим априорным принципом посредством интеллектуальной I способности дает способность суждения. А разум своим априорным / i практическим законом дает ему определение. Таким образом, способность суждения в итоговом варианте учения о способностях делает возможным переход из области понятия природы к области понятия свободы. Автономные способности души, следовательно, выглядят так. Во-первых, это рассудок, который содержит априорные конститутивные принципы для познавательной способности (теоретического познания природы). Во-вторых, способность суждения дает априорные принципы для чувства удовольствия и неудовольствия, «независимо от понятий и ощущений, которые относятся к определению желания, и поэтому могли бы быть непосредственно практическими». И, наконец, разум определяет конечную цель, которая включает в себя также чистое интеллектуальное «благоволение» к объекту, для способности желания без опосредствования каким-либо удовольствием, «откуда бы оно ни происходило».

Последовательной рассмотрение «Критики чистого разума» сквозь призму Л психологических идей начинается в данной работе с трансцендентальной I эстетики. Отталкиваясь от размышлений своих знаменитых j предшественников (Лейбница, Ньютона), Кант приходит к выводу о том, что форма и размер воспринятых объектов не могут быть сведены к зрению или физическому контакту, т.е. к ощущению вообще. Поэтому эти свойства указывают на чистую или априорную форму интуиции, некоторую особенность интуиции, которая не происходит из чувственных представлений. Человек, следовательно, имеет некоторую способность, которая является необходимой и достаточной для производства полных пространственных представлений вне двухмерных чувственных данных. Следовательно, регулярность, которую мы наблюдаем в нашем восприятии, что все воспринятые объекты расположены в пространстве, происходит непосредственно от нашей способности восприятия. Это не просто регистрация информации об объектах вне нас, но отражение наших собственных способов восприятия, устройства нашей души, т.е. учение об идеальности пространства имеет психологические корни. Как отмечалось во втором параграфе Главы 2, многие исследователи настаивают на том, что к рассуждению о формах чувственности Канта подтолкнул вопрос о статусе математических суждений. Однако хотелось бы возразить, что критическая теория о пространстве как форме чувственности осталась по существу неизменной со времен Диссертации 1770 года. В этой связи ли тема геометрии является лишь важным подтверждением теории пространства, а не наоборот? Действительно, к тому моменту, когда читатель «Критики» достигает «Трансцендентального истолкования», Кант уже установил, что пространственные свойства объекта подразумевают, что пространство есть форма чувственности, без обращения к геометрии.

Исследование, предпринятое в заключительном параграфе диссертации, показывает, что центральным проектом «Критики чистого разума» должна быть признана экспертиза когнитивных способностей с целью определить, какие аспекты нашего знания происходят от них скорее, чем от предметов. Это утверждение и является в дальнейшем фундаментальным интерпретирующим положением. Кант намеревается показать, что характер нашего знания основан на наших способностях, включающих в себя некоторые обязательные элементы. Таким образом, абстрактные описания способностей весьма существенны для его проекта дедукции. Объективная и субъективная дедукции, как показано, есть две стороны одного и того же процесса. На объективной стороне мы начинаем с различных форм познания объекта и пробуем расчленить эти задачи на их существенные подзадачи. Субъективная дедукция исследует ту же самую проблему с точки зрения субъекта: Какие способности должен иметь субъект, чтобы иметь различные познавательные отношения к объектам? Проблема представления объектов есть в действительности проблема того, как мы можем представлять объекты на основе различного и меняющегося потока ментальных состояний. Поскольку объект не может передавать свое единство ментальным состояниям или их содержанию, то нечто должно объединять их в представлении объекта. Кант выделяет три первоначальные способности познавательно силы души, которые нельзя свести ни к какой другой способности и которые содержат в себе условия возможности опыта. Это чувственность, воображение и апперцепция. Именно исследование трансцендентальных свойств этих трех способностей как «субъективных источников, составляющих априорную основу возможности опыта» и составляет суть трансцендентальной дедукции.

Вместе с тем, рассмотренному окончательному варианту трансцендентальной дедукции категорий, предшествовал начальный вариант дедукции 1775года. Дедукция категорий, как было показано, складывалась в соответствии с представлением Канта о субстанциальности Я. Лекции по рациональной психологии, которые читал философ в период написания «Критики», базировались на том же самом положении, как мы видели. Кант связывал представления в субъекте через отнесение их к вещам самим по себе, которые, как и Я являлись трансцендентальным предметом. Имевшая, таким образом, место симметрия - функции отнесения представлений к Я совпадали с функциями отнесения представлений к вещи в себе — была разрушена в результате отказа от трактовки Я как вещи в себе. Базовое утверждение Канта о том, что все категории имеют необходимое отношение ко всем предметам, которые могут явиться нашим чувствам, теперь требует дополнительного доказательства, которое в «Критике» не приводится. Ответ на вопрос о том, почему впоследствии Кант отказался от принятия мыслящего Я как умопостигаемой субстанции, по всей видимости следующий. Во-первых, это противоречило бы основной критической установке, согласно которой вещи в себе непознаваемы. Во-вторых, подобный постулат приводил к странным выводам: если мы принимаем тезис о том, что Я есть вещь в себе (ноумен), тогда и акциденции, принадлежащие этой субстанции, тоже должны признаваться ноуменальными, а это не так. Дополнительную, если не решающую роль, здесь сыграло также влияние философии Юма на взгляды Канта, в частности, теория души как «пучка перцепций». Учитывая, что Кант был уверенным в известном опровержении Юмом ментального единства, он просто не мог утверждать, что ментальная жизнь обязательно вовлекает единство. Чтобы поддержать единство мыслящего Я, Кант должен был продемонстрировать его, что послужило отправной точкой дальнейшей мысли, а также привело к появлению в истории философии учения о трансцендентальном единстве апперцепции и трансцендентальной психологии (в том смысле, который этому термину придает, например, П. Китчер) вообще. Трансцендентальное или синтетическое единство апперцепции имеет явный анти-юмовский подтекст. Следуя логике собственно кантовского рассуждения, Я не только не может быть собранием восприятий, но само является предпосылкой того, чтобы нечто было определено как перцепция. Я есть «коррелят всех наших представлений». «Сознание нашего Я во внутреннем восприятии согласно определениям нашего состояния имеет только эмпирический, всегда изменчивый характер; в этом потоке внутренних явлений не может быть никакой устойчивой и постоянной самости. То, что необходимо должно быть представляемо как количественно тождественное, не может быть мыслимым как таковое посредством эмпирических данных. Должно существовать условие, предшествующее всякому опыту, даже служащее условием самой возможности опыта и придающее значение такому трансцендентальному предположению».1 Декларируя доктрину трансцендентального единства апперцепции, Кант утверждает, что реальная связь среди ментальных состояний, произведенных априорным синтезом, является предпосылкой для познания.

Итак, кантовская философия дает весьма и весьма солидные основания для того, чтобы быть истолкованной в психологическом ключе. Кант со всей однозначностью показал, что та картина мира, которую мы создаем, такова, поскольку мы, люди, имеем определенное строение психики. Будь мы организованы иначе, мы создали бы совсем иную картину мира, которая точно так же, как нынешняя, имела бы для нас общеобязательное и необходимое значение. Это фундаментальное положение поддержано целым рядом частных «психологизмов» кантовской философии. К ним относится влияние учения эмпирической психологии о способностях души на построение системы всей критической философии. Сюда же можно отнести важнейшее для Канта разделение чувственности и рассудка, двух стволов человеческого познания. При детальном рассмотрении трансцендентальной дедукции категорий мы пришли к выводу, что тот ее окончательный вариант, который представлен в «Критике», не удовлетворителен. Оказывается неясным, почему все категории имеют необходимое отношение ко всем предметам, которые могут явиться нашим чувствам. Иными словами главный пункт дедукции лишается своего обоснования. Причина такого положения дел лежит, как было продемонстрировано, в отказе от трактовки Я как вещи самой по себе. Таким образом, главный тезис сторонников «логической» интерпретации критицизма также несколько поколеблен. Как видим, вся трансцендентальная логика, центром которой является дедукция категорий, должна базироваться на главном постулате рациональной психологии, на

А 107 принятии субстанциальности Я. Кант же последовательно раскритиковал все утверждения рациональной психологии, в том числе и это. Достигнутые критические, или отрицательные, результаты позволяют продолжить исследование в позитивном направлении в тех аспектах, которые были заданы. Как предполагается, это даст возможность построить последовательное и всеохватывающее психологическое истолкование философии Канта. Поскольку данное исследование касалось весьма ограниченного числа его научных работ, то в дальнейшем представляется перспективным расширить зону историко-философского истолкования кантианства в психологическом ключе. Кроме того, данное исследование имеет непосредственное применение в изучении современных проблем когнитивной психологии и когнитивной науки, областей, ставших в XX веке полем для интенсивной и захватывающей работы. Некоторые из самых ярких учений Канта о душе теперь составляют самые основы когнитивистики. Некоторые другие либо сыграли незначительную роль, либо вообще не оказали влияния на последующую философскую психологию. Некоторыми исследователями, например, практически целиком воспринято кантовское учение о синтезе рекогниции в понятии, и эта проблема теперь широко изучается.

До недавнего времени в тени оставались разработки Канта по проблеме единства сознания. Однако эта ситуация изменилась за последние годы. Единство сознания возвратилось на повестку дня современной когнитивистики, как и проблема сознания Я. Таким образом, можно сделать вывод, что одной из доминирующих моделей души в когнитивной науке на сегодняшний день является кантианская модель, хотя надо признать, что некоторые из его исследований не были включены в нее.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Соболева, Елена Александровна, 2005 год

1. Абрамов М. А. Шотландская школа века Просвещения. М., 2000.

2. Абрамов С. С. Неявная субъективность. Томск, 1991.

3. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1976-1984.

4. Арно А., Николь П. Логика, или Искусство мыслить. М., 1997.

5. Асмус В.Ф. Иммануил Кант. М., 1973.

6. Ашкеров А.Ю. Проблема идентичности у Иммануила Канта // Человек. М., 2001. №6. С. 69-80.

7. Бакрадзе К. С. Избранные философские труды, т.1. Тбилиси, 1981.

8. Бакрадзе К. С. Очерки по истории новейшей и современной буржуазной философии. Тбилиси, 1960.

9. Беляускас В. О возможности познания a priori // Воображение как познавательная возможность: как возможно творческое воображение? М., 2001. С. 3-13.

10. Ю.Беляускас В. Роль воображения в "Критике чистого разума" // Библиотека по философииhttp://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000523/ (5 марта 2004). П.Беркли Д. Сочинения. М., 1978.

11. Бородай Ю. Воображение и теория познания: Критический очерк кантовского учения о продуктивной способности воображения. М., 1966.

12. Брюшинкин В.Н. Метапсихологизм Канта // Кантовский сборник. Калининград, 2004. Вып. 24. С.65-73.

13. Бур М. Иррлиц Г. Притязания разума. М., 1978.

14. Бурханов P.A., Никулина О.В. Полемика вокруг идей Иммануила Канта в Германии: от кантианства к неокантианству // Вопросы истории философии. Нижневартовск, 2000. Вып. 1. С. 70-77.

15. Васильев В. В. История философской психологии. Западная Европа — XVIII век. Калининград, 2003.

16. Васильев В. В. Подвалы кантовской метафизики (дедукция категорий). М., 1998.

17. Васильев В. В. Учение о душе в метафизике XVIII века. Барнаул, 2000.

18. Васильев В.В. И. Кант: «Пробуждение от догматического сна»// Вопросы философии. 1999. №1. С. 83-105

19. Васильев В.В. К вопросу о продуктивном воображении в философии Канта // Воображение как познавательная возможность: как возможно творческое воображение? М., 2001. С. 30-32.

20. Введенский А. Современное состояние философии в Германии и Франции. М., 1894.

21. Виндельбанд В. История новой философии в ее связи с общей культурой и отдельными науками. Т. 1-2. СПб., 1908.

22. Виндельбанд В. От Канта до Ницше. М., 1998.

23. Виндельбанд В. Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия. М., 1993.

24. Вольф Хр. Разумные мысли о силах человеческого разума. СПб., 1765.

25. Гадамер Х.-Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

26. Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. СПб., 2000.

27. Гайденко П.П. Проблема времени у И. Канта: время как априорная форма чувственности и вневременность вещей в себе // Вопросы философии. М., 2003. №9. С. 134-150.

28. Гайденко П.П. Прорыв к трансцендентному. М., 1997.

29. Геффдинг Г. История новейшей философии: очерк истории философии от Канта до наших дней. СПб., 1900.

30. Грязнов А. Ф. Аналитическая философия: проблемы и дискуссии последних лет. // Вопросы философии, 1997. № 9. С. 82-95

31. Грязнов А. Ф. Кантовская оценка идеализма. // Историко-философский ежегодник (1987). М., 1987. С. 93-107

32. Грязное А. Ф. Феномен аналитической философии в западной культуре XX столетия. // Вопросы философии, 1996, № 4. С. 37-47

33. Грязное А.Ф. Философия Шотландской школы. М., 1979.

34. Гулыга A.B. Кант. М., 1977.

35. Гулыга A.B. Немецкая классическая философия. М., 1986.

36. Гуссерль Э. Философия как строгая наука. Новочеркасск, 1994.

37. Длугач Т. Б. И. Кант: от ранних произведений к «Критике чистого разума». М., 1990.

38. Дмитриев Ю.Я. Методологическое значение идей в трансцендентальной диалектике Канта // Философия и общество. М., 1997. №6. С. 160-181

39. Доброхотов А. JI. Категория бытия в классической западноевропейской философии. М., 1986.

40. Доброхотов A.JI. «Беспредпосылочное начало» в философии Платона и Канта//Историко-философский ежегодник (1987). М., 1987. С. 61-75.

41. Жучков В. А. Из истории немецкой философии XVIII века: предклассический период. М., 1996.

42. Жучков В.А. Кант и проблема сознания // Философия сознания: история и современность. М., 2003. С. 52-74

43. Жучков В.А. Метафизика Вольфа и ее место в истории философии нового времени // Христиан Вольф и философия в России. СПб., 2001.

44. Жучков В.А. Немецкая философия эпохи раннего Просвещения. М., 1989.

45. Жучков В.А. Роль кантовского воображения в структуре сознания // Воображение как познавательная возможность: как возможно творческое воображение? М., 2001. С. 33-34.

46. Калинников JI.A. Трансцендентальный идеализм о системе способностей души, или о функциях сознания // Философия сознания: история и современность. М., 2005. С. 74-83.

47. Калинников Л.А. Является ли трансцендентальный идеализм трансцендентальной антропологией? // Трансцендентальная антропология и логика. Калининград, 2000. С. 26-41.

48. Кант и кантианцы. М., 1978.

49. Кант И. Из рукописного наследия. М., 2000.

50. Кант И. Критика чистого разума. М., 1999.

51. Кант И. Собрание сочинений в 8-ми томах. М., 1994.

52. Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. В 4-х тт. Т. 3-4. М., 1997-2001.

53. Кант И. Трактаты и письма. М., 1980.

54. Кантиана. Серия руководств к изучению философии Канта. Вып. 1-2. М., 1906-1910.

55. Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. СПб., 1997.57.«Критика чистого разума» Канта и современность. Рига, 1984.

56. Критические очерки по философии Канта. Киев. 1975.

57. Кротов А. А. Философия Мен де Бирана. М., 2000.

58. Круглов А. Н. Трансцендентализм в философии. М., 2000.

59. Круглов А.Н. Понятие трансцендентального у И. Канта в критический период // Вопросы философии. М., 2000. №4. С. 158-174

60. Круглов А.Н. Понятие трансцендентального у И. Канта: предыстория вопроса и проблема интерпретации // Вопросы философии. М., 1999. №11. С. 151-171

61. Круглов А.Н. Учение И. Канта о трансцендентальной видимости и его источники // Историко-философский альманах. Вып. 1. Кант и современность. М., 2005. С. 132-139.

62. Кузнецов Б.Г. Ньютон. М., 1982.

63. Кузнецов В.Н. Немецкая классическая философия. М., 2003.

64. Кузнецов В.Н. Туманные вершины мировой философии. От Платона до Делеза. М., 2001.

65. Курпаков В.Ю. Современное значение кантовской концепции логики // Историко-философский альманах. Вып.1. Кант и современность. М., 2005. С. 139-145.

66. Кюльпе О. Современная философия в Германии. М., 1903.

67. Лейбниц Г.В. Соч. в 4-х т. М., 1982.

68. Лейбниц Г.В. Сочинения: В 4 т. М., 1982-1989.

69. Локк Дж. Сочинения: В 3 т. М., 1985-1988.

70. Михайлов К.А. Трансцендентальный идеализм Канта и антропный принцип // Вест. Моск. ун-та. Сер.7. Философия. М., 2001. №1. С. 9095.

71. Молчанов В. И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М., 1988.

72. Молчанов В. И. Время, свобода и познание в «Критике чистого разума» И. Канта//Историко-философский ежегодник (1987). М., 1987. С. 75-92.

73. Молчанов В. Предпосылка тождества и аналитика различий // Логос. М., 1999. Вып. 11/12. С. 183-208

74. Мотрошилова Н.В. Рождение и развитие философских идей. М., 1991.

75. Мур Дж. Э. Опровержение идеализма // Историко-философский ежегодник (1987). М., 1987. С. 247-265.

76. Нарский И.С. Диалектическая проблематика Канта. // Философские науки, 1974, №5. С. 78-87.

77. Нарский И.С. Западноевропейская философия XVIII века. М., 1973.

78. Нарский И.С. Кант. М., 1976.81,Ойзерман Т.И. Учение Канта о «вещах в себе» и о ноуменах. // Вопросы философии, 1974. №4. С. 123-126.82,Ойзерман Т.И. Философия Канта. М., 1974.

79. Паульсен Ф. Иммануил Кант. Его жизнь и учение. СПб., 1899.

80. Попов С.Н. Кант и кантианство. М., 1961.

81. Поппер К. Иммануил Кант философ просвещения // Историко-философский ежегодник. М., 2001 - 1999. С. 182-190.

82. Рассел Б. История западной философии. М., 1959.

83. Соколов В.В. От философии античности к философии Нового времени. М., 2000.

84. Тевзадзе Г. Иммануил Кант. Проблемы теоретической философии. Тбилиси, 1979.

85. Тимофеев А.И. Кант и проблема метафизического обоснования антропологии // Философский век. СПб. 1998.- 7: Между физикой и метафизикой: наука и философия. С. 288-302

86. Троицкий М. Немецкая психология в текущем столетии. М., 1883.

87. Фалькенберг Р. История новой философии от Николая Кузанского до нашего времени. СПб., 1894.

88. Философия Канта и современность. М., 1974.

89. Философия Канта и современный идеализм. М., 1987.

90. Философский век. Альманах. СПб., 1998.

91. Фишер К. История новой философии, т. 4-5. СПб., 1905.

92. Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. М., 1997.

93. Хёсле В. Гении философии нового времени. М., 1992.

94. Христиан Вольф и философия в России. СПб., 2001 99.Чернов С.А. Априоризм как философия субъекта // Кантовскийсборник. Вып. 12. Калининград, 1987. С. 27-37.

95. Штарк В. «Кантиана без ящика»: неожиданная находка в Гданьске // Кантовский сборник. Калининград, 2001. Вып. 22. С. 41-44.

96. Шульц И. Разъясняющее изложение «Критики чистого разума». М., 1910.

97. Юм Д. Сочинения: В 2 т. М., 1996.

98. Ясперс К. Всемирная история философии. Введение. СПб., 2000.

99. Ameriks K. Kant's Theory of Mind: An Analysis of the Paralogisms of Pure Reason. Oxford, 1982.

100. Beck L.W. Essays on Kant and Hume. L., 1978.

101. Brook A. Kant and the Mind. Cambridge, 1994.

102. Chong-Fuk Lau. Die Struktur der transzendentalen Deduktion und das Problem des Selbstbewusstseins. // Akten des IX. Internationalen KantKongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 362-372.

103. Frege G. Review of Dr. E. Husserl's "philosophy of arithmetic" // Mind, 1972. Vol. LXXXI. № 323.

104. Fries J. F. Handbuch der psychischen Antropologie. Jena, 1837

105. Guyer P. Kant and the Claims of Knowledge. N.-Y., 1987.

106. Heidemann D. H. Innerer und äußerer Sinn. Kants Konstitutionstheory empirischen Selbstbewusstseins. // Akten des IX. Internationalen KantKongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 305-314.

107. Heidemann D. H. Kant und das Problem des metaphysischen Idealismus. Berlin-N.Y., 1998.

108. Henrich D. Identität und Objektivität: Eine Untersuchung über Kants Transzendentale Deduktion. Heidelberg, 1976.

109. Immanuel Kant Logic, translated by Robert S. Hartman and Wolfgang Schwartz. N.-Y., 1974.

110. Jürgen Bona Meyer. Kant's Psychologic. Berlin, 1870.

111. Kant I. Gesammelte Schriften. Akademie-Ausgabe, B., 1900 .

112. Kitcher P. Kant's Transcendental Psychology. N.-Y., 1990.

113. Martins C.A. Einige Betrachtungen über den Begriff des Subjekts bei Kant. // Akten des IX. Internationalen Kant-Kongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 400-409.

114. Robert J. Richards. "Christian Wolffs Prolegomena to Empirical and Rational Psychology: Translation and Commentary" // Proceedings of the American Philosophical Society. 124. 1980. P. 227-239

115. Rosefeldt T. Wer oder was ist "das stehende und bleibende Ich"? // Akten des IX. Internationalen Kant-Kongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 436-443.

116. Schantz R. Der Sinn des Textes "Ich denke". Kants Kritik der rationalen Psychologie. // Akten des IX. Internationalen Kant-Kongresses. Bd. 2.B., 2001. S. 443-453

117. Soon-U Hwang. Das Identitätsbewusstsein und die Urteilskopula in Kants Deduktion der Kategorien von 1787. // Akten des IX. Internationalen Kant-Kongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 314-323.

118. Strawson P. The Bounds of Sense. L., 1966.

119. Thiel U. Kant's Notion of Self-Consciouness in Context // Akten des IX. Internationalen Kant-Kongresses. Bd. 2. B., 2001. S. 468-476.

120. Vaihinger H. Commentar zu Kants Kritik der reinen Vernunft. Bd.2 Stuttgart Berlin - Leipzig, 1982.