Концептуализация внутреннего мира человека в русском языке: Психические состояния печали тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Вертелова, Ирина Юрьевна

• Вертелова, Ирина Юрьевна
• кандидат филологических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Вертелова, Ирина Юрьевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА I. ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ ИССЛЕДОВАНИЯ.

§ 1. Человек как объект современной лингвистики.

§ 2. Концептуализация как форма освоения реальности.

2.1. Концептуализация внешней реальности.

2.2. Концептуализация и проблема выбора.

2.3. Концептуализация в сфере абстрактных представлений.

2.4. Проблемы концептуализации внутреннего мира человека.

§3. Принципы лингвистического исследования внутреннего мира человека.

3.1. Ономасиологический подход и его значимость.

3.2. Концептуальный анализ.

3.3. Методы реконструкции концепта.

Некоторые выводы.

ГЛАВА И. КОГНИТИВНЫЕ СТРАТЕГИИ КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ СОСТОЯНИЙ

ПЕЧАЛИ В АКТАХ НОМИНАЦИИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ.

§ 1. Роль метафор и метонимий в вербализации эмоций.

1.1. Метафорические номинации.

1.2. Метонимические номинации.

§2. Принципы номинации состояний печали в русском языке.

2.1. Семантические истоки идеи тоски в русском языковом сознании.

2.2. Семантические истоки идеи уныния в русском языковом сознании.

2.3. Семантические истоки идеи печали в русском языковом сознании.

2.4.Семантические истоки идеи скорби в русском языковом сознании.

2.5. Семантические истоки идеи грусти в русском языковом сознании.

2.6. Семантические истоки идеи отчаяния в русском языковом сознании

2.7. Семантические истоки идеи горя в русском языковом сознании.

2.8. Семантические истоки идеи скуки в русском языковом сознании.

2.9. Семантические истоки идеи кручины в русском языковом сознании

Некоторые выводы.

ГЛАВА III. СОДЕРЖАТЕЛЬНЫЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ КОНСТИТУЕНТОВ СЕМАНТИЧЕСКОГО ПОЛЯ ПЕЧАЛИ В СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ ЯЗЫКЕ.

§ 1. Структура семантического поля печали в современном русском языке.

§2. Свойства концептуальной области печали в русском языковом сознанииЮЗ

2.1. Свойства концепта тоски в русском языковом сознании.

2.2. Свойства концепта уныния в русском языковом сознании.

2.3. Свойства концепта печали в русском языковом сознании.

2.4. Свойства концепта скорби в русском языковом сознании.

2.5. Свойства концепта грусти в русском языковом сознании.

2.6. Свойства концепта отчаяния в русском языковом сознании.

2.7. Свойства концепта горя в русском языковом сознании.

2.8. Свойства концепта скуки в русском языковом сознании.

2.9. Свойства концепта кручины в русском языковом сознании.

Некоторые выводы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Концептуализация внутреннего мира человека в русском языке: Психические состояния печали»

В последние десятилетия наука о языке активно развивается в рамках новой научной парадигмы, которая получила название когнитивной [см. Демьянков 1995; Кубрякова 1995; Фрумкина 1995; Степанов 1995]. Языкознание, лежащее в русле этой парадигмы, ориентировано не на проблему языка как такового, а на языковое сознание его носителей и глубинные структуры этого сознания и, в конечном итоге, — на человека. Частным направлением когнитивной лингвистики является ономасиологическое направление. В относящихся к нему исследованиях содержательная сторона языковых единиц рассматривается с точки зрения предметной направленности, соотнесенности языковых единиц с внутриязыковым предметным рядом как средства его обозначения, именования [см. Кацнельсон 1965; Гак 1972; Степанов 1966; Кубрякова, 1997; Степанов 2001].

Данная диссертация лежит в русле ономасиологических исследований. Она посвящена реконструкции представлений, касающихся отрицательных психических состояний человека в системе языковых представлений носителей русского языка.

Цель и задачи исследования. Главная цель, которая преследовалась в данной диссертационной работе, — выявление семантического прототипа, лежащего в основе всей группы анализируемых концептов. Таким образом мы стремились проникнуть в глубины языкового сознания носителей русского языка, определить некие базисные содержательные структуры в нем. Семантический прототип в данном случае - это глубинная содержательная структура в сознании носителей языка, которая составляет основу формирования спектра тех или иных тематически связанных концептов.

Поставленная цель потребовала решения следующих частных задач: анализ имеющихся точек зрения на проблему концептуализации внутреннего мира человека, определение того, какие подходы к ней являются в настоящее время наиболее продуктивными; определение основных принципов и методов исследования; определение объектной базы исследования - то есть языкового материала, анализ которого позволяет решить имеющуюся проблему; рассмотрение мотиваций, значимых при осмыслении исследуемых концептов; выявление и описание признакового потенциала исследуемых концептов; теоретическое обобщение полученных данных.

Актуальность исследования. Обращение к отмеченной проблеме объясняется следующими факторами. С одной стороны, это насущные потребности современной науки в целом. Она достигла значительных успехов в освоении действительности, внеположенной человеку, но при этом очень мало узнала о его внутреннем мире. Это отмечают многие исследователи, утверждая, что на самом деле наиболее актуальным и даже настоятельно необходимым в настоящее время является исследование внутреннего пространства и времени человека [см., например, Лэнг 1995]. С другой стороны, обращение к проблеме концептуализации внутреннего мира человека диктуется осуществившимся в последнее время обращением науки о языке к новой, необычной для нее проблематике. Такое направление языкознания, составившее собой основу когнитивизма, отличается прежде всего антропоцентризмом, который подразумевает изучение языка не «в самом себе и для себя», а для более глубокого и полного постижения его носителя (Е.С.Кубрякова). Частным проявлением антропоцентрического принципа в лингвистике стало обращение внимания исследователей к проблеме концептуализации и номинации языком человеческих эмоций.

Объект исследования. Центральным объектом настоящего исследования явился один из важнейших фрагментов картины мира носителей русского языка. В частности, речь идет о семантическом поле печали, репрезентированном в русском языке, и об отдельных концептах, формирующих его. Это следующие концепты: тоска, печаль, грусть, скорбь, уныние, отчаяние, скука, горе, кручина.

Материал исследования. Конкретным языковым материалом данной диссертации послужили тексты художественной литературы 19-20 веков. Классическая русская литература была избрана нами потому, что именно она представляет собой идеал русского языка; это тот эталон, к которому стремится любой носитель русского языка и с которым сравнивает свою степень владения языком.

Методы исследования. В настоящее время в большинстве работ, посвященных теме внутреннего мира человека, его психические свойства рассматривались преимущественно с точки зрения буквального понимания языковых описаний этих состояний.

Мы необходимым рассмотреть эти явления с иных позиций: собрать соответствующие основания метафоризации в единые комплексы, поскольку сами названия психических состояний и их характеристики — это в абсолютном большинстве случаев метафоры, и таким путем реконструировать соответствующие концепты как совокупности признаков. Одновременно с этим как принципиально значимую мы рассматривали исходную мотивацию слова, закрепившуюся в его внутренней форме, в акте номинации соответствующего концептуального содержания. Основание номинации в этих обстоятельствах закрепило самый первый шаг, осуществленный носителем языка при осмыслении соответствующего содержания. Выявление и анализ оснований мотивации слов тоска, печаль, грусть, скорбь, уныние, отчаяние, скука, горе, кручина составили еще один важный методологический принцип данного исследования.

Кроме того, в работе широко применялись такие методы, как анализ словарных дефиниций, контекстный анализ, компонентный анализ, позволяющие полнее и глубже постичь значения слов.

В работе применялись и другие современные лингвистические методы, продуктивные в том или ином случае.

Научная новизна работы. В настоящее время интерес языкознания к носителю языка является несомненным. Сложился целый ряд исследовательских направлений, в которых ставится задача описания различных уровней и сторон языковой ментальности человека (см. работы Е.В.Урысон, Ю.С.Степанова, Ю.Д.Апресян, А.Вежбицкой, Д.Лакоффа, М.Джонсона, Н.Д.Арутюновой и др.). При этом большинству работ, посвященных этой проблематике, свойственна одна общая черта: анализу в них подвергаются концепты, связанные со знаниями человека о внеположенной ему реальности. Речь идет, в частности, о представленных в тех или иных языках целостных «картинах мира», о базисных концептах, лежащих в основе общего освоения человеком действительности (пространство, время, причина, тождество и др.), о концептах, играющих наиболее заметную роль в формировании культурной среды (благо, грех, добро, судьба и др.).

В данной работе осуществляется сравнительно новый подход к изучению весьма важного фрагмента картины мира носителей русского языка. Речь идет о совокупности представлений, касающихся отрицательных психических состояний человека. Важность этого вопроса заключается в том, что внешний мир человека изучен в большей степени по сравнению с его внутренним пространством (это подчеркивали в своих работах Ю.С.Степанов, Ю.Н.Караулов, Ю.Д.Апресян и ученые его школы). Это же обстоятельство проявляется в антропоцентризме современного языкознания. Таким образом мы более глубоко постигаем язык, и это знание позволяет лучше понять внутренний мир самого носителя языка. Помимо достаточно нового для современного языкознания объекта, в работе использован и новый для современной семантики исследовательский метод реконструкции по основаниям системной метафорической модели. Это обстоятельство обусловило, наконец, новизну полученных результатов: глубинные структуры человеческого сознания с этих позиций не устанавливались ни российскими, ни зарубежными исследователями. В целом работа позволяет понять и описать весьма значимый блок в системе языковых представлений человека о самом себе.

Теоретическая значимость. Результаты исследования позволяют прояснить ряд теоретических вопросов, касающихся когнитивной способности человека и осуществляемой им категоризации действительности. Что касается этого процесса на глубинном уровне человеческого сознания, то он определяется как выбор носителем языка нескольких содержаний, которые образуют в сознании носителей языка обширное семантическое поле. Есть основание полагать, что на этом уровне сознание человека состоит из сравнительно небольшого числа таких фундаментальных полевых образований. Что же касается более поверхностных уровней человеческой ментальности (уровней, на которых осуществляется концептуализация действительности), то этот процесс связан, с одной стороны, с абстрагированием человека от всевозможных окружающих его частностей, а с другой, — с осуществляемым им процессом обобщения знания окружающей действительности.

Практическое значение. Научные данные, представленные в диссертации, могут быть использованы при создании толковых и переводных словарей. Они могут быть использованы и в вузовском преподавании лексикологии, в спецкурсах по когнитивной лингвистике, в теории и практике перевода.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в 5 публикациях и докладывались на ежегодных научных конференциях преподавателей и сотрудников КГУ (1997, 1998, 1999), на международной научной конференции в Калининграде (2001).

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка используемой литературы. Главы подразделяются на параграфы. Во введении определяются предмет исследования, его объект, цели и задачи, научная новизна, теоретическое значение и практическая ценность, обосновывается его актуальность, описываются исследовательские методы и источники фактического материала. В первой главе рассматриваются теоретические предпосылки лингвистического исследования внутреннего мира человека, включающие в себя общие принципы исследования такого рода. Во второй главе рассматриваются принципы номинации состояний печали в русском языке. Третья глава представляет собой описание содержательных характеристик конституентов семантического поля печали в современном русском языке.

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Вертелова, Ирина Юрьевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Осуществленный в данном диссертационном исследовании анализ концептуальной структуры семантического поля печали, репрезентированного в русском языке, позволяет сделать ряд выводов относительно одного из важнейших фрагментов картины мира носителей русского языка. Кроме того, осуществленное исследование позволяет сделать несколько обобщений теоретического характера.

1. В современном русском языке семантическое поле печали представлено девятью основными концептами.

• Концепт тоски в русском языковом сознании имеет ряд характерных черт.

Локализация тоски по отношению к субъекту представляется в сознании носителей языка двумя основными способами. Согласно одному представлению, тоска мыслится находящейся вне субъекта в окружающем пространстве. При этом она либо активна по отношению к субъекту, либо пассивна. Во втором случае принципиально значимым является то, что субъект подчиняется тоске в неконтролируемом действии. Ситуация такого рода (тоска находится вне субъекта) описывается в языке метафорически и выражает один и тот же основополагающий смысл: идею подчиненности субъекта тоске, к которой сводятся частные идеи охвата (всеохватности, овладения/обладания, управления). Согласно второму представлению, тоска находится внутри субъекта, связываясь с его наивной анатомией. В частности, она мыслится находящейся где-то ниже сердца в тех случаях, когда она не дает о себе знать. Активизируясь, она приближается к сердцу и завладевает им или, достигая сердца, входит в него. В последних случаях тоска переживается наиболее сильно. Находясь снаружи сердца или внутри его, тоска оказывает на него разрушительное воздействие, вследствие чего это психическое состояние сознается субъектом на основе представлений о боли. При этом крайняя степень деструктивного воздействия тоски на субъект приводит к его гибели. Таким образом, тоска представляет собой нечто агрессивное, враждебное человеку: тоска овладевает, подчиняет, ведет, управляет и т.д. Этими чертами концептуальные особенности тоски не исчерпываются: она обнаруживает целый ряд других характеристик, возможно, свойственных лишь русской ментальности. Так, тоска выделяется в ряду близких ей психических состояний (печалью, отчаянием, скорбью и др.) своей возможной необоснованностью. Будучи психическим состоянием, она может оказывать деструктивное воздействие на субъект, причем это психическое переживание осмысляется на основе физических (болевых) ощущений.

• Концепт уныния в русском языковом сознании обнаруживает следующие черты.

Местонахождение уныния по отношению к субъекту в языковом сознании носителей русского языка определяется двумя способами. Во-первых, уныние может мыслиться находящимся вне субъекта. При этом либо субъект подчиняется унынию, либо наоборот, оно активно по отношению к субъекту. Если уныние представляется некой пассивной субстанцией, поглощающей субъект, то оно подчиняет его себе. При этом признак подчинения субъекта унынию остается неизменным. Важным в этих обстоятельствах представляются не только такие характеристики уныния, как его всеохватность и подчиненность субъекта унынию, но и признак темпоральной активности. В одних случаях вхождение субъекта в состояние уныния характеризуется как кратковременное, т.е. относительно быстрое и активное, а в других случаях — как темпорально более протяженное, т.е. относительно медленное. При этом состояние уныния не является неизбежным, субъект волен решить, предаваться ему унынию или нет. Если уныние представляется внешней силой, то оно по-прежнему подчиняет субъект себе, идея подчинения оказывается близкой идее всеохватности. Во-вторых, уныние может находиться внутри субъекта. В этих случаях оно связывается с его душой, сохраняя признак всеохватности (нельзя быть слегка унылым). Исходя из этого, можно заключить, что признак всеохватности в содержательной структуре концепта уныния является константным. Так же, как и в случае тоски, деструктивное воздействие уныния на человека осмысляется на основе представлений о физической боли. Концепт уныния в русском языковом сознании обладает и собственными характеристиками, которые обнаруживают способность уныния влиять на восприятие мира субъектом. В одних случаях речь идет об ограниченном восприятии, в других - о полном отсутствии восприятия мира, которое в сознании человека связывается со смертью.

Таким образом, уныние концептуализируется как враждебная человеку сила, которая подчиняет себе субъект целиком. При этом вхождение субъекта в данное психическое состояние может быть темпорально активным или неактивным, а также оно может быть контролируемым волевым усилием субъекта. Деструктивное воздействие уныния на человека осмысляется на основе представлений о физической боли. При этом состояние уныния накладывает ограничения на способность субъекта воспринимать мир, причем в одних случаях речь идет о частном ограничении, а в других — о полной неспособности воспринимать мир.

• Концепт печали в русском языковом сознании имеет ряд характерных черт.

Печаль определенным образом локализована по отношению к субъекту. Она может находиться вне субъекта в окружающем его пространстве, и тогда либо она активна по отношению к субъекту, либо он подчиняется печали. При этом, как и в случаях тоски и уныния, принципиально значимыми оказываются такие признаки печали, как ее всеохватность, подчиненность субъекта печали. Также актуальной представляется характеристика печали как такого состояния, вхождение в которое не является неизбежным. Вместе с тем для концепта печали в русском языковом сознании признак темпоральной активности нерелевантен.

Печаль может находиться внутри субъекта, в душе или в сердце. В этих случая отличается общее состояние субъекта, а такие характеристики печали , как всеохватность, активность/пассивность субъекта остаются вне языкового выражения. При этом деструктивное воздействие печали на субъект уподобляется воздействию на него яда. Концепт печали обладает и собственными характеристиками, которые организованы тремя осями координат: «приятное/неприятное», «хорошее/плохое», «сильное/слабое». В отличие от тоски, которая может быть беспричинной, печаль обычно вызывается какой-либо причиной, и наличие ее можно отнести к константным признакам концепта печали.

Таким образом, печаль осмысляется как враждебная человеку сила, которая подчиняет его себе. При этом деструктивное воздействие печали на человека уподобляется медленно действующему яду. Вместе с тем печаль может быть и сильной и слабой, и приятной и неприятной, вследствие чего спектр причин печали очень широк. Печаль легко может быть выражена обликом человека и отдельными чертами.

• Содержательная структура концепта скорби в сознании носителей русского языка определяется следующими характеристиками.

Локализация скорби по отношению к субъекту концептуализируется в русском языковом сознании двумя основными способами. Она может находиться вне субъекта в окружающем его пространстве, в непосредственной близости к субъекту. При этой отличительной особенностью концепта скорби является то, что скорбь всегда активна по отношению к субъекту, но не наоборот. Скорбь не мыслится как некая пассивная субстанция, принимающая субъект в себя; для концепта скорби также не являются значимыми признаки внезапности и/или темпоральной протяженности. Скорбь также не является неконтролируемым действием: субъект усилием воли способен преодолеть ее. Скорбь может находиться внутри субъекта, связываясь с его наивной анатомией. В частности, скорбь локализуется в душе или груди человека. При этом деструктивное воздействие скорби на человека осмысливается на основе представлений о боли, а в крайних случаях это воздействие такой силы, что может привести к его гибели. Вхождение человека в состояние скорби всегда обусловлено, причем спектр причин, вызывающих это психическое состояние, очень узок. В частности, это всегда какая-то тяжелая для субъекта утрата: смерть близкого человека или такое событие, которое по своему воздействию приравнивается к ней.

Таким образом, скорбь представляется как враждебная человеку сила, которая подчиняет его себе, оказывает на него деструктивное воздействие. Это деструктивное воздействие осмысляется на основе представлений о боли и в крайних случаях может привести к гибели человека. Скорбь всегда обусловлена, причем причина скорби сопоставима со смертью близкого человека^ при этом скорбь может быть очень сильной, но не может быть слабой. Скорбь переживается человеком как крайне неприятное для него состояние.

• Концепт грусти в языковом сознании носителей русского языка обнаруживает следующие черты.

Локализация грусти по отношению к человеку может быть либо внешней, либо внутренней. Если грусть находится вне субъекта, она концептуализируется как враждебная человеку сила, проявляющая активность по отношению к нему. Ситуация такого рода описывается в языке метафорически и выражает идею подчиненности субъекта грусти. Вместе с тем, всеохватность, будучи возможной, не является непременной характеристикой грусти.

Грусть может находиться внутри субъекта. Нормальное положение грусти при этом — где-то вне сердца. Но чем ближе к нему, тем отчетливее оно себя проявляет. Наиболее сильно грусть переживается тогда, когда она входит в сердце. В этих случаях грусть переживается как физическая боль. Если грусть не вошла в сердце, она оказывает на него деструктивное воздействие, сжимает его, грызя и т.д. В подобных случаях подчиняющее воздействие грусти оказывается вне языкового выражения.

Деструктивное воздействие грусти на человека осознается на основе представлений о боли. Это подтверждают многочисленные примеры, в которых характеристики грусти тождественны характеристикам физической боли. Вместе с тем грусть по степени агрессивности воздействия на человека не сравнима с другими психическими состояниями печали, такими, как, например, тоска, отчаяние, скорбь.

Собственные характеристики грусти, задаваемые метафорически, поляризуются по двум осям, «сильное/слабое» и «приятное/неприятное».

Таким образом, грусть концептуализируется в языке как сила, враждебная человеку, но агрессивность этого состояния неизмеримо меньшая, чем в других случаях. Грусть никогда не может быть причиной гибели субъекта, хотя и может быть неприятной и сильной. Вместе с тем она может быть слабой, а связываясь с любовными переживаниями человека, она может быть даже приятной ему. В случаях, когда грусть оказывает деструктивное воздействие на человека, она осмысляется на основе представлений о физической боли.

• Концепт отчаяния в русском языковом сознании обнаруживает следующие черты.

Отчаяние локализуется по отношению к субъекту. Оно может находиться вне его в окружающем пространстве. При этом отчаяние может концептуализироваться как внешняя сила, подчиняющая субъект себе. Идея подчиненности субъекта данному психическому состоянию и близкая ей идея всеохватности отчаяния описываются в языке метафорически. Вместе с тем отчаяние может концептуализироваться как некая пассивная субстанция, которая принимает субъект в себя. В подобных обстоятельствах репрезентируются признаки всеохватности, внезапности или темпоральной протяженности отчаяния. Кроме того, вхождение субъекта в данное состояние не является неконтролируемым, человек может избежать его усилием воли. Отчаяние может находиться внутри субъекта, связываясь с его наивной анатомией. В частности, оно может находиться в душе субъекта. В подобных случаях сохраняется признак всеохватности (нельзя быть слегка в отчаянии) этого состояния. Деструктивное воздействие отчаяния на человека уподобляется течению болезни, обостряющейся время от времени. Деструктивное воздействие отчаяния на человека может осмысляться иным образом: отчаяние само может служить причиной болезни. В крайних случаях отчаяние так велико, что может привести к гибели субъекта. Или же причина отчаяния такова, что единственный выход для субъекта — уход из жизни. Собственные характеристики отчаяния в большинстве случаев задаются метафорически (крайнее, последнее, безумное отчаяние) и репрезентируют идеи крайней степени появления данного состояния и крайней неприятности его для субъекта. Особенностью этих характеристик является то, что они не образуют парных оппозиций. В отличие от тоски, могущей быть беспредельной, вхождение субъекта в состояние отчаяния всегда мотивировано. Причина должна быть достаточно весомой и затрагивающей сферу жизненных интересов субъекта. Вместе с тем представляется, что наиболее актуальной характеристикой данного психического состояния является то, что субъект не видит выхода из сложившейся ситуации.

Таким образом, отчаяние концептуализируется как враждебная человеку сила, подчиняющая его себе целиком. При этом вхождение субъекта в данное состояние может быть относительно быстрым или медленным. Субъект может избежать отчаяния усилием воли. Деструктивное воздействие отчаяния на человека уподобляется обостряющейся болезни, или же само отчаяние может служить причиной болезни, а в крайних случаях — причиной гибели человека, вхождение субъекта в состояние отчаяния обусловливается причинами, затрагивающими сферу его жизненно важных интересов.

• Содержательная структура концепта горя в русском языковом сознании обладает следующими характеристиками.

Локализация горя по отношению к субъекту представляется в сознании носителей языка двумя способами. Если горе мыслится внеположенным по отношению к субъекту, то оно проявляет активность по отношению к человеку, а не наоборот. Горе в подобных случаях концептуализируется как враждебная человеку ' сила, которая оказывает на него подчиняющее воздействие. В то же время идеи всеохватности, неконтролируемости, темпоральной активности не являются обязательными, постоянными для концепта горя. Если горе находится внутри субъекта, то оно связывается с его душой или сердцем. В этих случаях горе наиболее сильно переживается, когда оно достигает сердца. Горе оказывает разрушительное воздействие на сердце, сжимая его, разрывая его. При этом характеристики деструктивного воздействия горя внутри субъекта тождественны характеристикам воздействия горя как внешней силы. В основе осмысления такого воздействия лежит представление о горе как о силе, причиняющей человеку боль и страдание. Собственные характеристики горя, задаваемые в языке метафорически, отличаются тем, что не создают парных оппозиций и репрезентируют идею «значительный по степени проявления». Исходя из этого, горе мыслится как такое психическое состояние, которое, никогда не бывает слабым, может достигать значительной степени проявления.

Таким образом, горе осмысляется в сознании носителей русского языка как враждебная человеку сила, которая подчиняет его себе целиком. При этом деструктивное воздействие горя на человека осознается как такая сила, которая причиняет ему боль и страдание.

• Концепт скуки в языковом сознании носителей русского языка представляется следующими чертами.

Локализация скуки по отношению к субъекту представлено в самом общем виде. По всей вероятности, она находится где-то внутри субъекта. Скука представляет собой следствие воздействия на человека внешних событий. При этом, чтобы субъект ощутил скуку, важны функции предмета (внешнего события), субъективно рассматриваемые как безынформативные либо как хорошо известные, потому неинтересные. Представляется, что признаком, объединяющим эти семантические компоненты, является идея бессодержательности, связываемая в одних случаях с однообразием, а в других — с равнодушием. Кроме того, причиной скуки может стать безделье. Этот компонент содержательной структуры концепта скуки имплицитно обладает признаками «бесплодный» и «бесцельный». Скука, будучи, в принципе, психическим состоянием умеренной тяжести, в определенный случаях может достигать такого напряжения, которое сближает ее с тоской. Вместе с тем скука не отличается кардинальным образом от эмоций данного порядка (тоска, отчаяние, уныние и т.д.). Она оказывает на человека такое же деструктивное воздействие, как и другие эмоции этого ряда (печаль, горе и т.д.). Субъективная бессодержательность, как возможная причина скуки, ведет к особому сжатию поля внимания субъекта, и он замыкается на самом себе.

Таким образом, скука концептуализируется в языке как враждебная сила, оказывающая на субъекта умеренно деструктивное воздействие. Вместе с тем в отдельных случаях она может достигать значительного напряжения, сближая скуку с тоской. Бессодержательность, будучи основной причиной скуки, приводит к тому, что скучающий субъект перестает интересоваться окружающим миром и концентрирует внимание на самом себе для самого себя, тем самым «выключая» себя из контекста общественной жизни.

• Содержательная структура концепта кручины в языковом сознании носителей русского языка обнаруживает следующие характеристики.

По отношению к субъекту кручина локализуется определенным образом. В частности, кручина находится внутри человека. При этом она связывается с сердцем человека. Разрушительное воздействие кручины на человека описывается с помощью метафор умеренного деструктивного воздействия. Вместе с тем в определенных случаях кручина может достигать значительного напряжения. При этом кручина прямо оценивается субъектом как слишком сильное, с трудом переживаемое состояние. Специфика слова кручина состоит в том, что контексты, в которых употребляется данное слово, немногочисленны. Это объясняется тем, что лексема кручина стилистически маркирована как народно-поэтическая.

Таким образом, исследованные концепты обнаружили одну принципиально важную когнитивную характеристику. Все они (кроме отчаяния): и тоска, и уныние, и печаль, и скорбь, и горе, и скука, и кручина, — осознаются человеком как враждебная ему сила, подчиняющая его себе и оказывающая на него деструктивное воздействие. Само это воздействие связывается с представлением о физической боли. Вместе с тем степень воздействия различных состояний на субъекта неодинакова.

2. Основание номинаций всех этих (кроме отчаяния) отрицательных психических состояний неизменно составляет представление о деструктивной силе.

Это представление является архетипическим, оно составляет основу концептуальной области «психические состояния печали». В языке данный архетип репрезентируется по-разному, чаще всего метафорически. В одних случаях этот образ выражается на основе температурной метафоры (печаль, горе), в других — на основе

-Р ■ ' метафоры веса (грусть), в третьих на основе метафоры деформации (скорбь, кручина, скука). Концепт уныния — на основе метафорического переосмысления физического страдания, концепт тоски — на основе представлений о силе, которая, воздействуя на субъект, опустошает его. Только концепт отчаяния выражен в языке не метафорически, а описательно и буквально означает «прекращение ожидания на лучшее в будущем». Но в целом картина представлений об отрицательных психических состояниях и номинации их языком отражают общую идею враждебности, агрессивности и деструкции по отношению к человеку данных состояний.

3. Семантическое поле печали в своем структурном и содержательном аспектах представляет собой в целом уникальное образование, что еще раз подтверждает верность концепции языковой относительности. Имеющиеся в этом плане несоответствия обнаруживаются, например, при сопоставлении полученных данных с данными английского языка. Так, русскому слову тоска в английском языке соответствуют такие лексемы, как yearning, longing , boredom, melancholy. Нас интересуют первые три, поскольку melancholy — заимствование.

Система значений английского yearning — "тоска", "томление", 'жажда, стремление". При этом важным является то, что yearning всегда употребляется с предлогом to, for, after. Этот грамматический факт эксплицирует определенные семантические свойства данной лексемы: yearning всегда направлено к кому- или чему-либо, например, a yearning for a home — "тоска по родине". В этих обстоятельствах также важно отметить, что цель, к которой направлено yearning, определяется внутренней потребностью субъекта, например, a yearning after one's absent friends — "тоска по отсутствующим друзьям'.

Таким образом, английское yearning обладает такими характеристиками, как векторность и внутренняя потребность субъекта в чем-либо. Это соответствует только русскому тоска по. Но в русском языковом сознании есть еще тоска беспредметная, и в этом состоит различие этих концептов в русском и английском языках.

Лексема longing обозначает, согласно словарям, 'сильное желание, страстное стремление (к чему-либо); жажда (чего-либо)". Данное слово обнаруживает те же признаки, что и предыдущее: longing так же векторно и так же определяется внутренней потребностью субъекта, которой осознает, что он хочет, и стремится получить желаемое. При этом важным представляется то, что желаемое не обязательно должно быть недосягаемым. Например, we are longing to see you — 'мы хотим повидаться с вами" или I longed for a drink — "я хочу пить". Таким образом, если longing и связано с тоской, то только в аспекте активной направленности на что-либо.

И третья лексема — boredom имеет значение 'скука, тоска'. Важным представляется то, что английское boredom шире, чем русское тоска. Это свидетельствует о том, что в языковом сознании носителей английского языка данная концептуальная область категоризуется иначе.

Слово boredom мотивировано глаголом bore, в структуре многозначности которого выделяются три значения: первое — "сверлить, бурить", второе — "с трудом пробивать себе путь", третье — 'надоедать, докучать". Как представляется, в начале развития всех этих значений лежал общий семантический признак «деструктивное воздействие». Только в первом случае он развился в значение «деструктивное воздействие в физическом аспекте» ("сверлить"), во втором случае — этот признак метафорически переосмыслился и привел к развитию значения «приложение усилий ради результата» ("с трудом пробивать себе путь"), а в третьем случае развилось значение «деструктивное воздействие на психическое состояние субъекта» ('докучать, надоедать"). С этих позиций boredom — такое деструктивное психическое состояние, которое ассоциируется со сверлением (для сравнения: герундий boring имеет значение 'сверление' и "докучливый, надоедливость").

Таким образом, мы можем сделать вывод о том, что, во-первых, в английском и русском языковом сознании концепты тоски не совпадают ни по объему, ни по признаковому содержанию. Во-вторых, в английском языковом сознании используется своя метафора для репрезентации скуки-тоски — это сверление. Но тем не менее на глубинных уровнях языкового сознания эти два концепта обнаруживают общность - речь идет об идее деструктивного воздействия на человека.

4. Знаковая репрезентация имеющихся у человека представлений о мире осуществляется тогда, когда появляется возможность с помощью средств языка воссоздать в сознании то или иное явление действительности. Осмысление таких явлений в виде представлений необходимо для их различия и узнавания. Расчленение представлений человека о внешнем и внутреннем мире, превращение их в более абстрактную форму обобщения осуществляется путем выделения и номинации повторяющихся представлений при помощи знаков.

Поскольку мир, внешний или внутренний, осознается человеком в своей непосредственной данности, целостности, то он, обладая свойствами диффузности, динамичности исключает всякую константность. Повторяющиеся же знания связаны с абстрагированием от второстепенного и формированием в них особых содержательных констант — концептов. Таким образом, концепты — это результаты познавательной деятельности человека, связанные с процессом категоризации и абстрагирования от всего частного с выделением наиболее общих содержательных сторон элементов действительности.

Ментальное расчленение реальности обеспечивает выход за пределы непосредственно воспринимаемого человеком, концептуализация же может рассматриваться как процесс порождения новых смыслов, а свое завершение она находит в языковой номинации. Специфика языковой номинации состоит в том, что функция предмета становится центром номинативного намерения носителей языка, предметные связи теряются, а свойства включаются в наименование в абстрагированном виде. Материальное становится идеальным тогда, когда оно преобразовано в значение в сознании человека и выражено общезначимыми для носителей формами языка. Характер восприятия и воспроизведения знаков объясняет то, что объектом номинации выступает не столько конкретный единичный объект реальной действительности, сколько повторяющиеся типизированные значения о нем в сознании носителей языка. Фундаментальным фактором для языковой номинации является способность языка при помощи ограниченных средств формировать и передавать весь человеческий опыт.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Вертелова, Ирина Юрьевна, 2001 год

1. Антипенко 1995 — Антипенко Л.А. Опыт концептуального анализа имен негативных эмоций в русском языке. Автореф. канд. дисс. к.ф.н. Харьков, 1995.

2. Апресян 1992 — Апресян Ю.Д., Богуславский И.М., Иомдин Л.Л., Лазурский A.B. и др. Лингвистический процессор для сложных информационных систем. М., 1992.

3. Апресян, Апресян 1993 — Апресян В.Ю, Апресян Ю.Д. Метафора в семантическом представлении эмоций. // Вопросы языкознания. 1993. №3. С. 27-35.

4. Апресян 1993 — Апресян Ю.Д. Лексикографическая концепция нового большого англо-русского словаря // Апресян Ю.Д., Медникова Э.М., Патрова A.B. и др. Новый большой англо-русский словарь. М., 1993 т.1. — С. 3-52.

5. Апресян 1994 — Апресян Ю.Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания. М., 1994.

6. Апресян 1994а — Апресян В.Ю. Эмоции: современные американские исследования // Семиотика и информатика. 1994. вып. 34.

7. Апресян 1995 — Апресян Ю.Д. Новый объяснительный словарь синонимов: концепция и типы информации // Новый объяснительный словарь синонимов. Проспект. М., 1995. — С. 5-110.

8. Апресян, Богуславская, Левонтина, Урысон 1995 — Апресян Ю.Д., Богуславская О.Ю., Левонтина И.Б., Урысон Е.В. Новый объяснительный словарь синонимов русского языка: Проспект. М., 1995.

9. Аристотель 2000 — Аристотель. Риторика. М., 2000.

10. Арутюнова 1976 — Арутюнова Н.Д. Предложение и его смысл. М., 1976.

11. Арутюнова 1977 — Арутюнова Н.Д. Номинация, референция, значение // Языковая номинация (Общие вопросы). М., 1977. — С. 188-189.

12. Арутюнова 1988 — Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: оценка, событие, факт. М., 1988.

13. Арутюнова 1990 — Арутюнова Н.Д. Метафора // ЛЭС. 1990. — С. 29.

14. Арутюнова 1990а — Арутюнова Н.Д. Метафора и дискурс // Теория метафоры. М., 1990. — С. 5-51.

15. Арутюнова 19906 — Арутюнова Н.Д. Метонимия // ЛЭС. 1990. — С. 300.

16. Арутюнова 1999 — Арутюнова Н.Д. Введение // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999. — С. 3-10.

17. Арутюнова 1999а — Арутюнова Н.Д. Метафора в языке чувств // Язык и мир человека. М., 1999. 385-403.

18. Бабенко 1989 — Бабенко Л.Г. Лексические средства обозначения эмоций в русском языке. Свердловск, 1989.

19. Бенвенист 1965 — Бенвенист Э. Уровни лингвистического анализа // Новое в лингвистике. М., 1965. вып. 4. — С. 434-449.

20. Бенвенист 1974 — Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.

21. Берестнев 2001 — Берестнев Г.И. Самосознание личности в аспекте языка // Вопросы языкознания. 2001. №1. — С. 60-84.

22. Бодуэн де Куртенэ 1963 — Бодуэн де Куртенэ И.А. Некоторые общие замечания о языкознании // Избранные труды по общему языкознанию, т. 1. М., 1963.

23. Булыгина 1982 — Булыгина Т.В. К построению типологии предикатов в русском языке // Семантические типы предикатов. М., 1982. — С. 7-82.

24. Булыгина, Шмелев 1997 — Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). М., 1997.

25. Вайсгербер 1993 — Вайсгербер Л. Родной язык и формирование духа. М„ 1993.

26. Видинеев 1987 — Видинеев Н.В. Природа интеллектуальных способностей человека. М., 1987.

27. Виноградов 1972 — Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М., 1972.

28. Выготский 1934 — Выготский Л.С. Мышление и речь. М.-Л., 1934.

29. Гак 1965 — Гак В.Г. Беседы о французском слове. М., 1965.

30. Гак 1972 — Гак В.Г. К проблеме соотношения языка и действительности // Вопросы языкознания. 1972. №5. — С. 12-22.

31. Гак 1977 — Гак В.Г. К типологии лингвистической номинации // Языковая номинация (Общие вопросы). М., 1977.

32. Гак 1997 — Гак В.Г. Ономасиология // Русский язык. Энциклопедия. М., 1997, —С. 289-290.

33. Галанова 1989 — Галанова Е.И. Как возникают названия. М., 1989. — С. 230-293.

34. Гамкрелидзе, Иванов 1984 — Гамкрелидзе Т.В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ праязыка и протокультуры. 1-Й. Тбилиси, 1984.

35. Горелов 1980 — Горелов И.Н. Невербальные компоненты коммуникации. М., 1980.

36. Горелов 1987 — Горелов И.Н. Вопросы теории речевой деятельности. Таллинн, 1987.

37. Грамматика русского языка 1960 — Грамматика русского языка. Т. 1. М., 1960.

38. Гумбольдт 1984 — Гумбольдт В, Избранные труды по языкознанию. М., 1984.

39. Даниленко 1990 — Даниленко В.П. Ономасиологические направления в грамматике. Иркутск, 1990.

40. Демьянков 1983 — Демьянков В.З. Понимание как интерпретирующая деятельность // Вопросы языкознания. М., 1983. №6. — С. 58-67.

41. Демьянков 1989 — Демьянков В.З. Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования по ЭВМ. М., 1989.

42. Демьянков 1992 — Демьянков В.З. Когнитивизм, когниция, язык и лингвистическая теория // Язык и структура представления знаний. М., 1992. — С. 39-77.

43. Демьянков 1994 — Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. №4. — С. 17-33.

44. Демьянков 1995 — Демьянков В.З. Доминирующие лингвистические теории в конце XX века. М., 1995.

45. Дмитровская 2000 — Дмитровская М.А. Семантическое поле «тоска» и «скука» в произведениях А.Платонова // Семантические единицы русского языка в синхронии и диахронии. Калининград, 2000. — С. 39-50.

46. Ермакова 1982 — Ермакова О.П. Вторичная номинация в семантической структуре многозначных производных слов // Способы номинации в современном русском языке. М.,1982. — С. 109-132.

47. Ермолаева 1990 — Ермолаева J1.C. Неогумбольдтианство // ЛЭС. М., 1990. —С. 330.

48. Жинкин 1982 — Жинкин Н.И. Речь как проводник информации. М., 1982.

49. Журавлев 1982 — Журавлев А.Ф. Технические возможности русского языка в области предметной номинации II Способы номинации в современном русском языке. М., 1982. — С. 109-123.

50. Заботкина — Заботкина В.И. Когнитивно-прагматический подход к неологии // Когнитивно-прагматические аспекты лингвистических исследований / Сб. науч. тр. Калининград, 1999. — С. 3-9.

51. Залевская 1985 — Залевская A.A. Информационный тезаурус человека как база речемыслительной деятельности // Исследование речевого мышления в психолингвистике. М., 1985. — С. 150-171.

52. Залевская 1990 — Залевская A.A. Слово в лексиконе человека. Воронеж, 1990.

53. Иорданская 1970 — Иорданская Л.Н. Попытка лексикографического толкования группы русских слов со значением чувства // Машинный перевод и прикладная лингвистика. 1970. вып.13. — С. 7-12.

54. Иорданская 1972 — Иорданская Л.Н. Лексикографическое описаниерусских выражений, обозначающих физические симптомы чувств // Машинный перевод и прикладная лингвистика. 1972. вып. 16. — С. 19-26.

55. Караулов 1976 — Караулов Ю.Н. Общая и русская идеография. М., 1976.

56. Караулов 1981 — Караулов Ю.Н. Лингвистическое конструирование и тезаурус литературного языка. М., 1981.

57. Караулов 1987 — Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987.

58. Кассирер 1990 — Кассирер Э. Сила метафоры // Теория метафоры. М., 1990. —С. 33-44.

59. Кацнельсон 1965 — Кацнельсон С.Д. Содержание слова, значение, обозначение. М.-Л., 1965.

60. Кацнельсон 1984 — Кацнельсон С.Д. Речемыслительные процессы // Вопросы языкознания, 1984. №4. —С. 3-12.

61. Кибрик 1987 — Кибрик А.Е. Лингвистические предпосылки моделирования языковой деятельности // Моделирование языковой деятельности в интеллектуальных системах. М., 1987. — С. 33-51.

62. Кибрик, Богданова 1995 — А.Е.Кибрик, Е.А.Богданова. Сам как оператор коррекции ожиданий адресата // Вопросы языкознания. 1995. №3. — С. 8-15.

63. Клике 1983 — Клике Ф. Пробуждающееся мышление. У истоков человеческого интеллекта. М., 1983.

64. Кожин 1969 — Кожин А.Н. Составные наименования в русском языке // Мысли о современном русском языке. М., 1969. — С. 31-47.

65. Колесов 1992 — Колесов В.В. Концепт культуры: образ — понятие — символ // Вестник СПб университета. Сер. 2. — 1992, *3. — С. 30-40.

66. Колесов 1999 — Колесов В.В. Жизнь происходит от слова. СПб., 1999.

67. Колшанский 1975 — Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. М., 1975.

68. Колшанский 1977 — Колшанский Г.В. Лингво-гносеологические основы языковой номинации // Языковая номинация (Общие вопросы). М., 1977. — С.139.144.

69. Кондратов 1979 — Кондратов Н.А. История лингвистических учений. М., 1979.

70. Кубрякова 1984 — Кубрякова Е.С. Актуальные проблемы современной семантики. М., 1984.

71. Кубрякова 1986 — Кубрякова Е.С. Принципы ономасиологического исследования речевой деятельности и общая характеристика используемых в ней единиц номинации //Номинативные аспекты речевой деятельности. М., 1986.

72. Кубрякова 1990 — Кубрякова Е.С. Ономасиология // ЛЭС. М., 1990. —С. 345.

73. Кубрякова 1991 — Кубрякова Е.С. Обеспечение речевой деятельности и проблема внутреннего лексикона // Человеческий фактор в языке: язык и порождение речи. М., 1991. — С. 82-140.

74. Кубрякова 1991а — Кубрякова Е.С. Противопоставление имен и глаголов как важнейшая черта организации и функционирования языковых систем // Теория грамматики. Лексико-грамматические классы и разряды слов. М., 1991. — С. 29—50.

75. Кубрякова 1994 — Кубрякова Е.С. Начальные этапы становления когнитивизма. Лингвистика — психология — когнитивная наука // Вопросы языкознания. М., 1994. №4. — С. 34-37.

76. Кубрякова 1995 — Кубрякова Е.С. Эволюция лингвистических идей во второй половине 20 века (опыт парадигмального анализа) // Язык и наука конца 20 века. М„ 1995. —С. 144-238.

77. Кубрякова 1996 — Кубрякова Е.С. Концепт // Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996. — С. 90-93.

78. Кубрякова 1996а — Кубрякова Е.С. Концептуализация // Краткий словарь когнитивных терминов. М, 1996. — С. 93-94.

79. Кубрякова 1997 — Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. М., 1997.

80. Лакофф, Джонсон 1990 — Лакофф Дж., Джонсон М. Метафоры,которыми мы живем // Теория метафоры. М., 1990. — С. 387-416.

81. Леонтьев 1975 — Леонтьев A.A. Деятельность, сознание, личность. М., 1975.

82. Лингвистический словарь Пражской школы 1964 — Лингвистический словарь Пражской школы. М., 1964.

83. Логический анализ естественного языка 1986 — Логический анализ естественного языка. М., 1986. вып. 18.

84. Логический анализ языка 1991 — Логический анализ языка. Культурные концепты. М, 1991.

85. Лэнг 1995 — Лэнг Р.Д. Расколотое «я». СПб., 1995.

86. Мартынов 1966 — Мартынов В.В. Кибернетика, семиотика, лингвистика. Минск, 1966.

87. Мартынов 1974 — Мартынов В.В. Семантические основы информатики. Минск, 1974.

88. Мельчук 1974 — Мельчук И.А. Об одной модели понимания речи (семантическая теория Р.Шенка) // НТИ, 1974. сер. 2. № 6. — С. 45-61.

89. Мельчук 1974 — см. Мельчук И.А. Опыт теории лингвистических моделей «Смысл — Текст». М., 1974.

90. Минский — Минский М. Остроумие и логика когнитивного бессознательного. // Новое в зарубежной лингвистике, вып. XXIII. — С. 291-292.

91. Никитина 1978 — Никитина С.Е. Тезаурус по теоретической и прикладной лингвистике. М., 1978.

92. Новое в зарубежной лингвистике 1988 — Новое в зарубежной лингвистике. Когнитивные аспекты языка. М., 1988. вып. 23.

93. Новое в зарубежной лингвистике 1982 — Новое в зарубежной лингвистике. Логика и лингвистика. М., 1982. вып.13.

94. Ортега-и-Гассет 1990 — Ортега-и-Гассет X. Две великие метафоры // Теория метафоры. М., 1990. — С. 68-82.

95. Павиленис 1983 — Павиленис Р.И. Проблема смысла. Современный логико-философский анализ языка. М., 1983.

96. Панфилов 1975 — Панфилов В.З. Язык, мышление, культура. // Вопросы языкознания. 1975. №1. — С. 5-9.

97. Платон 1986 — Платон. Диалоги. М., 1986.

98. Покровский 1959 — Покровский М. Избранные труды по языкознанию. М., 1959.

99. Полевые структуры в системе языка 1983 — Полевые структуры в системе языка. Воронеж, 1983.

100. Попова 1996 — Попова З.Д. Семантическое пространство языка как категория когнитивной лингвистики // Вестник ВГУ. Серия 1. Гуманитарныенауки. 1996. №2. — С. 64-68. , . ,.1. С :

101. Попова, Стернин 1999 — Попова З.Д., Стернин И.А. Понятие -«яенятие» в лингвистическо^сследован^и^оронеж, 1999.

102. Постовалова 1988 — Постовалова В.И. Картина мира в жизнедеятельности человека // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. М.,1988. — С. 8-19.

103. Потебня 1968 — Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. М., 1968.

104. Прикладная лингвистика 1983 — Прикладная лингвистика. М., 1983. вып. 12.

105. Протасеня 1961 — Протасеня П.Ф. Проблемы общения и мышления первобытных людей. Минск, 1961.

106. Роль человеческого фактора в языке 1988 — Роль человеческого фактора в языке. М., 1988.

107. Сепир 1993 — Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. М., 1993.

108. Серебренников 1970 — Серебренников Б.А. К проблеме сущности языка // Общее языкознание. Формы существования, функции, история знака, М., 1970. — С. 9-93.

109. Серебренников 1977 — Серебренников Б.А. Номинация и проблема выбора // Языковая номинация (общие вопросы). 1977. — С. 147-187.

110. Серебренников 1983 — Серебренников Б.А. О материалистическом подходе к явлениям языка. М., 1983.

111. Смирницкий 1954 — Смирницкий А.И. Значение слова // Вопросы языкознания. 1954. №3.—С. 85-91.

112. Смирницкий 1956 — Смирницкий А.И. Лексикология английского языка. М., 1956.

113. Соломоник 1992 — Соломоник А. Язык и знаковая система. М., 1992.

114. Степанов 1974 — Степанов Ю.С. Понятия «значение слова», «синонимия», «метафора» в свете семантики. // Сборник докладов и сообщений Калининского лингвистического общества, IV. Калинин, 1974. — С. 5-12.

115. Степанов 1975 — Степанов Ю.С. Методы и принципы современной лингвистики. М., 1975.

116. Степанов 1977 — Степанов Ю.С. Номинация, семантика, семиология (виды семантических определений в современной лексикологии) // Языковая номинация (Общие вопросы). М., 1977. — С. 294-358.

117. Степанов 1980 — Степанов Ю.С. Исторические законы и исторические объяснения // Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980.

118. Степанов 1990 — Степанов Ю.С. Семантика // ЛЭС. 1990. — С. 438.

119. Степанов 1995 — Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка. М., 1995.

120. Степанов 2001 — Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры. М., 2001.

121. Степанов, Проскурин 1993 — Степанов Ю.С., Проскурин С.Г. Смена «культурных парадигм» и ее внутренние механизмы И Философия языка: в границах и вне границ. Харьков, 1993. — С. 13-36.

122. Стернин 1999 — Стернин И.А. Концепт и языковая семантика // Связи языковых единиц в системе и реализации. Когнитивный аспект. Тамбов, 1999. вып. 2, —С. 69-75.

123. Стернин 1999 — Стернин И.А. Концепты и невербальность мышления // Филология и культура. Материалы международной конференции. Тамбов, 1999. — С. 69-79.

124. Топоров 1980 — Топоров В.Н. Еще раз о древнегреческом БОФ1А // Структура текста. М., 1980. — С. 148-176.

125. Уваров 1967 — Уваров J1.B. Образ, символ, знак. Минск, 1967.

126. Уорф 1960 — Уорф Б. Наука и языкознание // Новое в лингвистике. вып.1.М., I960. —С. 174-182.

127. Урысон 1995 — Урысон Е.В. Сердце и душа // Новый объяснительный словарь синонимов. Проспект. М., 1995. —С. 190-197.

128. Урысон 1999 — Урысон Е.В. Дух и душа: к реконструкции архаичных представлений о человеке // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М., 1999. — С. 11-26.

129. Успенский 1979 — Успенский В.А. О вещных коннотациях абстрактных существительных // Семиотика и информатика. 1979. вып. 11. — С. 140-157.

130. Уфимцева 1977 — Уфимцева A.A., Азнаурова Э.С., Кубрякова Е.С., Телия В.Н. Лингвистическая сущность и аспекты номинации // Языковая номинация (Общие вопросы). М.,1977, — С. 7-99.

131. Фрумкина 1980 — Фрумкина P.M. Лингвистическая гипотеза и эксперимент // Гипотеза в современной лингвистике. М., 1980. — С. 183-216.

132. Фрумкина 1989 — Проблема «язык и мышление» в свете ценностных ориентаций // Язык и когнитивная деятельность. М., 1989. — С. 73-116.

133. Фрумкина 1995 — Фрумкина P.M. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца 20 века. М., 1995. С. 74-117.

134. Чейф 1975 — Чейф У.Л. Значение и структура языка. М., 1975.

135. Черемисина 1998 — Черемисина Н.В. Язык как явление действительности и объект лингвистики. Новосибирск, 1998.

136. Черемисина 2001 — Черемисина Н.В. Языковые картины мира и их семантическое взаимодействие в художественном тексте // Семантика языковых единиц и категорий в диахронии. Калининград, 2001. — С. 152-166.

137. Шмелев 1982 — Шмелев Д.Н. Введение // Способы номинации в современном русском языке. М., 1982. — С. 3-45.

138. Язык и структуры представления знаний 1992 — Язык и структуры представления знаний: Сборник научно-аналитических обзоров. М., 1992.

139. Якобсон, Фант, Халле 1962 — Якобсон Р., Фант, Халле. Введение в анализ речи // Новое в лингвистике, вып.2. М., 1962. — С. 68-75.

140. Яковлева 1994 — Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). М., 1994.

141. Chafe 1987 — Chafe W.L. Repeated verbalizations as evidence for the organization of knowledge // Preprints of the plenary session papers: XIV International Congress of linguists. Berlin, 1987. — C. 13-15.

142. Wierzbicka 1990 — Wierzbicka A. Du§a (= soul), toska (= yearning), sud'ba (fate): Tree key concepts in Russian language and Russian culture // Metody formalne w opisie j^syköw slowianskich. Bialystok, 1990. — C. 18-23.

143. Wierzbicka 1992 — Wierzbicka A. Semantics, culture, and cognition. Universal human concept in culture-specific configurations/ W.Y; Oxford, 1992.1. СЛОВАРИ

144. Даль — Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4-х тт. М., 2000.

145. MAC — Словарь русского языка: в 4-х тт. Под ред. А.П.Евгеньевой. М., 1999.

146. Преображенский — Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского языка: в 2-х тт. — М., 1959.

147. Словарь XI-XVII — Словарь русского языка XI-XVII вв. вып. 1-25. М., 1975-2000.

148. Срезневский — Срезневский И.И. Словарь древнерусского языка: вЗ-х тт. М., 1989.

149. Черных — Черных П.Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка: в 2-х тт. М., 1999.

150. Pokorny Pokorny J. Indogermanishes etimologiches Wörterbuch. Bern, 1959. Bd. 1.