Изобразительное творчество в палеолите Северной Азии: методики интерпретаций: историографический аспект тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.06, кандидат исторических наук Шмидт, Ирина Викторовна

• Шмидт, Ирина Викторовна
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Шмидт, Ирина Викторовна

Введение.

Глава первая. Семиотические исследования в рамках гуманитарного подхода.

1.1 Настенное изобразительное творчество.

1.1.1 Пещерные изображения.

1.1.2 Наскальные изображения - писаницы.

1.2 Искусство малых форм.

1.2.1 Подвески, бусины, пронизки - «мелкие» свидетельства эстетики палеолитической культуры.

1.2.2 Статуэтки и их интерпретация.

1.2.2.1 Антропоморфные изображения.

1.2.2.2 Зооморфные изображения.

1.2.2.3 Орнитоморфные изображения.

1.2.2.4 Ихтиоморфные изображения.

1.2.2.5 Изображения рептилий.

1.2.2.6 Композиционно сложные скульптуры.

1.2.3 Орнаментально оформленные предметы - их интерпретация.

1.2.3.1 «Жезлы».

1.2.3.2 «Плитки», «пластины» и другие орнаментированные предметы.

1.2.4 Композиционные гравировки.

Глава вторая. Семиотические исследования в рамках естественнонаучного направления

2.1 Методика интерпретации Б.А. Фролова.

2.2 Методика интерпретации В.Е. Ларичева.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Изобразительное творчество в палеолите Северной Азии: методики интерпретаций: историографический аспект»

Актуальность темы исследования. Уже не одно поколение ученых посвятило себя изучению древнейшего искусства. Многое сделано для того, чтобы понять смысл палеолитических изображений и значимость их для первобытного общества. Чаще всего результаты исследований представлены в статьях и тезисах, где многосторонне раскрыть специфику работы с таким сложным источником как палеолитическое изображение чрезвычайно сложно. Но главная проблема кроется не в формате изложений, а в существующей практике решения вопросов, связанных, в частности, с интерпретацией содержания изобразительных систем палеолита. В отсутствии теории данной процедуры.

К настоящему моменту утвердилось положение о том, что любое изображение -это сложная информационная система, своеобразный «текст», раскрытие которого возможно лишь при условии обращения к определенным правилам работы с ним. Информационные системы (любой природы происхождения - предметы, изображения, звуки, запахи) и правила их познания - в сфере гуманитарных наук этими вопросами занимается семиотика. В археологии семиотические исследования редки, и не потому, что они не интересны. Археолог умеет видеть текст, но при его «прочтении» сталкивается с трудностями, преодоление которых требует специальной подготовки. И, тем не менее, выдвигаемые археологом «рабочие» гипотезы могут быть транслированы согласно правилам семиотического исследования, структурированы и в ряде случаев конкретизированы. В любом случае, обращение к семиотике в изучении уже существующих интерпретаций оправдано целью предстоящего исследования. С опорой на предлагаемые ею правила работы с текстами легче разобраться в том, что из «художественного наследия» палеолита подверглось осмыслению, как этот процесс происходил, оценить его глубину.

Таким образом, актуальность предложенного исследования определяет:

1) отсутствие в отечественной историографии обобщающих работ по данной проблематике;

2) необходимость структуризации существующих исследований, что прояснит методическую стратегию существующих на данный момент семиотического плана заключений; •

3) возможность выхода на новый уровень анализа существующих проблем интерпретации.

Объект исследования - изобразительное творчество эпохи палеолита Северной

Азии.

Предмет исследования - информационность палеолитических изображений, приемы и подходы к её выявлению, характерные для отечественной науки.

Цели и задачи исследования. Цель исследования - анализ имеющихся данных по теме: «интерпретация произведений изобразительного творчества эпохи палеолита североазиатского региона» через призму семиотического структурализма, обобщение результатов.

Её реализация возможна при осуществлении следующих задач:

- анализ трудов отечественных и западноевропейских авторов, предпринимавших попытки интерпретации североазиатского изобразительного материала палеолита;

- выявление методических особенностей отечественных семиотических исследований на примерах анализа определенных видов изобразительных источников эпохи палеолита (настенного изобразительного творчества, мелкой пластики, знаковых записей);

- классификация и структуризация существующих концепций относительно двух методических подходов палеолитического искусствознания: гуманитарного и естественнонаучного;

- характеристика и определение вероятных тенденций их дальнейшего развития;

- проведение практического исследования в рамках данных подходов (представление результатов будет возможно лишь в приложениях).

Территориальные рамки исследования. Нет никакой объективной возможности проанализировать в рамках кандидатского исследования все известные на данный момент труды, связанные с заявленной темой. Но интересным, в связи с серьезными изменениями в представлениях о «географии» феномена изобразительного творчества палеолита* выглядит предложение к ознакомлению с частным его вариантом - североазиатским.

Северная Азия - чрезвычайно обширный регион. В него включено несколько крупных культурно-археологических зон: уральская, алтайская, прибайкальская и забайкальская, западно-сибирская, восточно-сибирская, дальневосточная. Во времена палеолита эти территории обладали различными экологическими условиями, что сказывалось не только на облике хозяйственно-экономической организации групп людей их заселявших, но и на образности, стилистике и содержательности их изобразительного творчества. В данном исследовании не будет затронут вопрос культурной характеристики (принадлежности) существующих произведений. Эта тема, безусловно, интересна, но в настоящий момент её раскрытие невозможно ввиду малочисленности изобразительных текстов, обнаруженных на данной территории. В этой же связи к анализу будет привлечен материал всей уральской зоны (т.е. и некоторые изобразительные памятники Западного

В результате исследований последних трех десятилетий палеолитическая ойкумена лишилась своего художественного западноевропейского «центра». Образцы искусства древнейшей эпохи найдены на всех ныне заселенных континентах. Но до сих пор существуют зоны, к исследованию палеолитических изображений которых обращались очень редко, Северная Азия одна из них.

Урала, географически не относящегося к Северной Азии*), что позволит полнее осветить тему на примере всех трех типов изображений.

Хронологические рамки исследования К анализу привлечены концепции, построенные на обработке верхнепалеолитического материала североазиатской территории, датируемого 34-10 т.л.н." Практические исследования связаны с изучением источников, возраст которых также укладывается в данный временной диапазон. Возраст историографических источников, привлекаемых к рассмотрению данной темы, охватывает период со второй половины XIX века по настоящее время.

Источники исследования. Исследование выполнено на основе двух видов источников: историографические (тексты) и археологические (предметы-изображения).

К текстам отнесены публикации (статьи, тезисы, монографии) и авторская корреспонденция (тематическая переписка с конкретными исследователями). Их можно упорядочить по разным параметрам*". В данном случае актуально деление публикаций на отечественную и западноевропейскую литературу. Для первой характерно «контекстовое» рассмотрение материала, для второй - более теоретическое, связанное с построением различных интерпретационных матриц. Первую группу текстов также необходимо подразделить на работы, опубликованные в отечественных издательствах, и те, которые были сориентированы на научную общественность Запада и опубликованы на иностранных языках. Многие интерпретационные идеи отечественных исследователей, при их подаче в зарубежных изданиях, тематически и методически заметно отличаются от «отечественного» варианта их изложения. Часто озвучены мысли и гипотезы никогда не звучавшие «на русском языке», некоторые идеи (абсолютно принятые в отечественной науке), напротив, поданы более взвешенно.

Для обеих групп важна характеристика их хронологической структуры: конец XIX-начало XX века, первая половина XX - по 1980-е гг., современная литература. В каждый из этих периодов можно отметить преобладание определенного методического подхода,

Вопрос однозначно не решен. Известно мнение JI.B. Греховой, В.Н. Гладилина, Э.Ю. Демиденко, А.Х. Халикова, В.В. Сидорова и др., рассматривающих палеолитические индустрии этой зоны в рамках сибирского, а не европейского культурного единства палеоэпохи [Грехова, 1998, с. 120-122; Галимова, 1998, с. 124; Сидоров, 1996, с. 136].

Это период подразделен на несколько этапов: начальный, средний и заключительный [Деревянко, Маркин, Васильев, 1994, с. 229-259].

Например, по «темам» (открытие, датировка, семантика, консервация и хранение изображений), по «образности» (антропоморфные и зооморфные изображения), по видам памятников (мобильное, наскальное и пещерное искусство), по территориям (Урал, Дальний Восток, Забайкалье и т.д.) и по «временным» рамкам исследования (древнейшее, древнее искусство, искусство каменного века, искусство первобытности). тематического спектра в интерпретации изобразительного материала, присутствие или же напротив угасание интереса к интерпретационным проблемам.

Безусловно, важен «формат» привлекаемых материалов - в монографии концепция исследователя раскрывается более полно, таких работ не больше десятка; в статьях более конкретно; в тезисах - соответственно нормам данного изложения - чрезвычайно лаконично. При всей привлекательности темы, в науке она остается темой «тезисно-статейного формата», что определенным образом характеризует, и глубину интереса к ней в науке, и степень сложности её историографического исследования. И, тем не менее, можно выделить круг работ, связанных с презентацией изобразительного материала, и нередко с его интерпретацией. Это труды - Н.К. Ауэрбаха, Г.П. Сосновского, М.М. Герасимова, А.П. Окладникова, З.А. Абрамовой, О.Н. Бадера, Н.Н. Дикова, М.А. Кирьяк, Д.Л. Бродянского, В.Т. Петрина и мн.др.

Особо и с большим уважением нужно отметить значимость исследований Б.А. Фролова и В.Е. Ларичева, научная деятельность которых посвящена разработке методики интерпретации палеоизображений. Их труды оказали большое влияние на формирование многих выдвинутых в диссертации положений.

Исследование не могло состояться без привлечения трудов западноевропейских исследователей: Х.-Г. Банди, X. Бозинского, Г. Кюна, А. Ламинг-Эмперер, А. Леруа-Гурана, О. Менгина, Я. Озолса, М. Рафаэля, А. Сальмони, A.M. Тальгрена, К. Хентце, американского исследователя А. Маршака. В работах этих известных археологов, историков и искусствоведов можно найти информацию по теории интерпретации, нередко сравнительную характеристику и объяснение содержания североазиатского изобразительного материала. Для многих отечественных ученых их труды были и остаются методическими ориентирами в решении семиотического плана задач.

Второй источник - предмет-изображение. В данном случае были использованы археологические фонды Омского историко-краеведческого музея - коллекции памятника Черноозерье II (раскопки В.Т. Перина); Института археологии и этнографии СО РАН -коллекции памятника Малая Сыя (раскопки В.Е. Ларичева), Археологического ведомства Дрездена - коллекции памятника Гройч 10 (раскопки М. Руммера). При участии в полевых работах на памятнике «Сундуки» (р. Белый Июс, север Хакасии), под руководством В.Е. Ларичева, в составе отряда экспедиции Института археологии и этнографии СО РАН в 1999 году автор диссертации познакомился с памятником «Белая лошадь».

Методология, методика и методы. Исследование базируется на общих принципах историзма, предполагающего наличие причинно-следственных связей между событиями и явлениями.

При изучении вопросов развития научного знания использована концепция Т. Куна, в осн.ове которой:

1) понимание развития науки как последовательности кардинальных изменений ее облика, а также стандартов и идеалов научной рациональности;

2) признание роли социокультурных факторов в процессе смены тех или иных господствующих научных представлений новыми;

3) утверждение принципиальной теоретической содержательности эмпирических фактов [Кун, 2002, с. 9-258].

В исследовании использована классическая модель историографии, сформулированная в работе A.M. Сахарова [1977, с. 5-59]. Она предполагает выделение из текстов источников объективных сведений о методологии исследования, источниковой базе, методике и методах исследования, определение мировоззрения ученого, причастность его к определенному научному направлению.

Традиционная модель историографического исследования дополнена так называемым «антикваристским» подходом, задачей которого является реконструкция исследовательских традиций прошлого [Маркова, 1996, с. 365], в частности, научной ситуации конца XIX - начала XX веков. Данный подход позволяет избежать проблемы модернизации научного знания, восстановить картину прошлого в его внутренней целостности, тем самым адекватно оценить достижения науки того периода.

Применение этого подхода связывает настоящее исследование с новациями в историографии, которая в настоящее время рассматривается как интеллектуальная история [Зверева, 1996, с. 11-24]. Ее задачей является исследование интеллектуальной деятельности и интеллектуальных процессов в их конкретно-историческом социокультурном контексте [Репина, 1999, с. 7].

Особое значение в рамках интеллектуальной истории приобретает ситуативная историография, которая рассматривает факт науки как неповторимое, невоспроизводимое в других условиях событие. Научное открытие исследуется как историческое событие, в котором смешались идеи, содержание и цели предшествующей науки, культурные и социальные условия жизни того времени, когда открытие было сделано [Маркова, 1996, с. 424-426].

Историографическое исследование разделено на 3 этапа. Первый этап включает критическую работу с источниками, второй - реконструкцию научных фактов, и их отдельных аспектов. Третий, дополняющий классическую модель историографического исследования этап, - практическое исследование материала, по правилам выявленных методических установок. Для каждого из них характерны определенные методы исследования.

При работе с первой группой источников (труды исследователей) использована следующая концепция уровней осмысления текстов и классов интерпретации. Первый уровень понимания текстов связан с осмыслением его как неотъемлемой части всей системы текстов автора в целом. Смысл в рамках данной интерпретации понимается как выражение некоторой целостности и взаимосвязанности частей и элементов единой авторской концепции в анализируемом историком фрагменте. Для достижения этой цели необходимо абстрагироваться от возможной эволюции исследуемой концепции в рамках творческой биографии автора.

На втором уровне ставится задача выявления смысла при помощи исторической интерпретации, которая может быть внутренней и внешней. Предметом первой из них является объяснение изменения и эволюции идей автора на основе его собственных текстов. Вторая учитывает более широкий исторический контекст, пытается осознать смысл конкретного текста, его связь с текстами предшественников, последователей, учеников, критиков автора. Основу осмысления исследуемого текста составляет обнаружение в нем присутствия традиции. Осуществляется попытка отнесения взглядов автора к определенному направлению, и соотнесение их с нормами соответствующей традиции.

Третий уровень осмысления текстов опирается на вненаучные данные, внешние по отношению к научным текстам факторы. Текст истолковывается через определенного рода связи внутри социокультурного контекста деятельности людей. Смысл возникает как отражение в исследуемом фрагменте текста частичного среза всей суммы социокульутрных факторов, влияющих на выработку нового знания.

На этапе работы с текстовыми источниками используется сочетание аналитических, критических методов совместно с герменевтическим «понимающим» подходом к их интерпретации, традиционный сравнительно-исторический и компаративистский, проблемно-хронологический и историко-генетический методы.

Исследование непосредственно предмета, т.е. второго источника, также разделено на несколько уровней. Первый.связан с выбором методики предстоящего исследования. Независимо от выбранного методического направления - гуманитарного или же естественно-научного всеща необходимы сравнительно-исторический, аналитический и критический методы, помогающие в презентации изделия. На втором уровне предусмотрено самостоятельное проведение исследования. Предварительно можно отметить необходимость использования прикладного семиотического, структурного, математического, метрического и календарного методов.

Проблематика исследования. Осуществление любого исследования предполагает использование понятий, не характерных для основной дисциплины (в частности, для археологии). Потому необходимо дать краткий анализ-толкование этих понятий, авторское видение которых может содержать расхождения с общепринятым их восприятием. В данном случае речь идет о таких явлениях, как «семиотика», и «естественнонаучное» и «гуманитарное» методические направления в интерпретации. Что они собою представляют, как преломляются в сфере археологии и палеоискусствоведения.

Семиотика - наука о знаках и знаковых системах, появилась в начале XX в. и с самого начала представляла собой метанауку, особого рода надстройку над целым рядом наук, оперирующих понятием знака. Она разделена на три основных области: синтактику (или синтаксис), семантику и прагматику. Синтактика изучает отношения между знаками и их составляющими (речь идет в первую очередь об означающих). Семантика рассматривает отношение между означающим и означаемым. Прагматика раскрывает отношение между знаком и его пользователями [Моррис, 1983, с. 37-89]. Трансляция этих понятий в контекст археологического знания нисколько не искажает их первоначально заданный смысл. Но, пожалуй, в связи со спецификой предмета исследования, несколько «расширяет» их. Так, например, при изучении пещерной живописи семиотическое поле может быть ограничено лишь изобразительной композицией, а может быть выражено и во взаимосвязи элементов всего пещерного пространства: подземной геоархитектуры, собственно изображений, и культурного слоя зала, где они находятся. В связи с этим меняются масштабы синтактических связей знакового текста, появляются определенного рода синтактические уровни: изображение - композиция - памятник (пещера, поселение); уточняется и корректируется прагматика и семантика текстов.

В основе семиотики лежит понятие знака, по-разному представленного в различных научных традициях. Перенесение его в поле археологического знания требует дополнительной корректировки, но все же она не выходит за рамки его восприятия лингвистическо-литературоведческой школой (Ф. де Соссюр, J1. Ельмслев, В.Я. Пропп, Б.М. Эйхенбаум, В.В. Иванов, В.Н. Топоров, Ю.М. Лотман и др.). Знаком называется двусторонняя сущность, где 'материальный носитель - означающее, а то, что он представляет, - означаемое. Синонимом «означающего» являются термины «форма» (скульптура, изображение, предмет) и «план выражения» (образная композиция, сопроводительный контекст), а в качестве синонимов «означаемого» используются также термины «содержание», «значение» и иногда «смысл», более привычные для археолога.

Другое ключевое понятие семиотики - знаковый процесс, или семиозис. Семиозис определяется как некая ситуация, включающая определенный набор компонентов. В основе семиозиса лежит намерение лица «А» передать лицу «Б» сообщение «В». Отправитель выбирает среду «Г» (или канал связи), по которой будет передаваться сообщение, и код «Д». Код «Д», в частности, задает соответствие означаемых и означающих, т.е. задает набор знаков. Код должен быть выбран таким образом, чтобы с помощью соответствующих означающих можно было составить требуемое сообщение. Должны также подходить друг к другу среда и означающие кода. Код должен быть известен получателю, а среда и означающие должны быть доступны его восприятию.

Применительно к ситуации характерной для археологии рассуждения о семиозисе теряют свою теоретическую актуальность за неизвестностью большинства «элементов-участиников» процесса. Археологу достается лищь само послание - «В» (в самой грубой, овеществленной его форме), иногда известен и канал связи - «Г», (место дислокации предмета-изображения). В суть взаимосвязи этих элементов археолог стремиться проникнуть, реконструируя тем самым недостающие звенья цепи и текст в целом.

Процесс «проникновения» в суть сообщения возможен в двух направлениях - извне и изнутри самого предмета-текста. Эти векторы познания и определили разницу двух методических направлений в изучении содержания знаков. В археологии их можно определить как гуманитарное (или же традиционное) направление и естественнонаучное, формирование и сосуществование которых происходило параллельно. История их развития раскрыта в трудах: А.С. Гущина (1937), Б.А. Фролова (1974, 1992), В.Е. Ларичева (1989, 1990, 1999, 1999а), Я.А.Шера (1998), Г. Кюна (1923, 1929, 1962), М.Рафаэля (1945), М. Раппенглюка (1999). Обобщив результаты исследований можно охарактеризовать основные признаки каждого из них следующим образом.

Гуманитарное направление:

- объединяет в себе (из популярных) игровую, религиозную, мифологическую теории возникновения и содержания первобытного искусства;

- вариации' интерпретационных схем: «гипотеза - археологический факт -предположение», «археологический факт - гипотеза (компетентное мнение) -предположение», «этнографический факт - оговорка (чаще отсутствует) -археологический факт». Продолжительное развитие данного направления не предложило какой-либо иной формы его существования как хорошо обоснованное предположение. Гипотетичность - характерная его черта. В ущерб разработке методики интерпретации, сторонники данного направления сконцентрировали внимание на выработке разноплановых подходов к рассмотрению материала;

- чрезвычайно редки попытки проникновения в суть конкретных изображений, чаще они подменяются рассуждениями о символе, обобщенной форме передачи той или иной идеи. Гносеологический пессимизм - вторая отличительная черта данного направления;

- анализу поддаются, либо привлекаются к нему, только художественно выполненные изображения, каждое из которых может проиллюстрировать любую из существующих в этом направлении гипотез. Изображения геометрического характера, часто сопровождающие художественные формы, или орнаментально оформленные предметы непонятного назначения часто исключены из рассмотрения, либо адаптируются под «мифологическую реальность» и «палеошаманизм»;

- порядок семиотического анализа сводится к визуальному ознакомлению с предметом (изображением), его контекстом и построению гипотезы-предположения. Основная цель данной процедуры - как можно полнее описать то, что наблюдатель сумел увидеть (а видит он лишь то, что подготовлен увидеть) - то есть, дать характеристику обнаруженному тексту извне. В западноевропейской науке подобный подход называется geisteswiessenschaftliche Methodik (гуманитарная методика) [Rappengluck, 1999, S. 28]. Естественно-научное направление:

- объединяет арифметическую, календарную, астрономическую гипотезы;

- интерпретационные схемы:' «подсчет - предположение» (характерна для начала становления) и «подсчет (измерение) - интерпретация (предположение) - проверка».

- к анализу привлекаются образные и знаковые изображения;

- выявляется значение каждого конкретного изображения, а не обобщенной формы;

- в ущерб тематическому многообразию в интерпретациях, внимание сторонников этого подхода сконцентрировано на методике доказательств полученпых выводов;

- информация «добывается» непосредственно из изображения (путем замеров, подсчетов, дешифровки синтактики знаковых записей), а не из представлений о нем. Исследователь «углубляется в предмет», а не расширяет предметные связи за его границами;

- основная цель - получение точной и проверяемой информации о предмете-изображении.

Так, предельно тезисно, могут быть охарактеризованы два методических направления семиотического ^ анализа, становление которых прошло в рамках западноевропейской науки. Данная информация необходима для выявления генезиса семиотических исследований в отечественной археологии. Предметы палеолитического изобразительного творчества в нашей стране были открыты много позже, чем в Европе, поэтому отечественные исследователи находились (и находятся) под большим влиянием научной мысли Запада. Очень многое: темы, проблемы, методы, правила обработки находок и выводов - были заимствованы отечественными археологами у западных коллег. Самое главное заимствование, сказавшееся на анализе появлявшихся отечественных находок - односторонние (гуманитарные) научные представления XIX века о культуре палеолитического общества и образе человека. Согласившись с примитивностью первобытного мышления и с предельной ясностью символотворчества первобытных культур (восприимчивость этих идей обеспечена глубоким проникновением эволюционного подхода, и, безусловно, давлением материализма и трудовой теории развития культуры на науку советского периода), немногие из отечественных исследователей обращают внимание на методику интерпретации палеоизображений. Данный этап-научного исследования художественного материала не актуализируется в археологических работах.

Те исследователи, которые сделали интерпретацию предметов изобразительной деятельности палеолита специальной областью своих интересов, также ориентируются на опыт предшественников (западных коллег), но уже с некоторой корректировкой их методической структуры.

Научная новизна предлагаемого исследования состоит в систематизации и обобщении широкого круга источников по теме палеоискусствоведение Северной Азии. Впервые предпринята попытка рассмотрения подходов к интерпретации изобразительного материала этой огромной территорий, обнаруженного в период с конца XIX по начало XXI веков через призму семиотического структурализма*.

В рамках анализа существующих концепций предлагается обзор факторов, указывающих на необходимость вывода процедуры интерпретации за рамки «прикладной археологии»; адаптируется целый ряд терминов и понятий семиотики к специфике исследований археологического материала.

Апробация. Основные положения исследования были освещены в тезисах докладов на всероссийских и региональных конференциях в Омске (2000, 2004), Новосибирске (2000), Ханты-Мансийске (2002), Алма-Аты (2004). По теме диссертации опубликовано 10 работ.

Многие сюжеты исследования нашли свое отражение в серии спецкурсов, подготовленных и прочитанных автором в ОмГУ: «Первобытное искусство» и «Материальная культура первобытности». Сделан доклад в археологическом ведомстве Дрездена по теме: «История исследования палеолитического искусства Сибири».

Практическое применение. Результаты исследования могут найти применение при написании обобщающих работ по истории отечественной археологии и историографии отечественного искусствоведения первобытной эпохи, при подготовке современных учебных и учебно-методических пособий для высшей школы, при подготовке спец. курсов для студентов гуманитарных факультетов. Ряд узловых проблем изучения интерпретации палеоизображений перспективен для разработки в рамках междисциплинарных проектов.

Основные защищаемые положения.

1. Существующие произведения изобразительного творчества ранней эпохи «от бусины - до высокохудожественного произведения» являются чрезвычайно емкими информационными системами. Как и любая иная информационная система -палеолитическая, может быть прочтена и, соответственно полученной информации, интерпретирована. Но при всем оптимизме данного тезиса, доказательно интерпретированы могут быть лишь хорошо сохранившиеся источники (их чрезвычайно мало).

2. Современные подходы к их рассмотрению могут быть организованы в двух направлениях относительно предмета исследования - «извне» и «изнутри» него.

3. Для улучшения методической и методологической стратегии данной процедуры, по-видимому, необходимо её «вынесение» за рамки практической археологии (но Этот методический принцип объяснен Е.М. Мелетинским [1998, с. 34]. Его основная цель - схематизация природы изучаемого объекта (в конкретном случае - методики интерпретации изображений), что в дальнейшем облегчает его структурирование и выявляет специфику «целого». не за рамкн археологии вообще). Специфика археологического знания, тенденции его развития чаще всего исключают из поля своих интересов «феномен», которым продолжает оставаться изобразительная деятельность первобытной эпохи.

Заключение диссертации по теме «Археология», Шмидт, Ирина Викторовна

Итак, результаты исследования данного памятника отвечают на вопрос о том, как велись Наблюдения, итоги которых затем кодифицировались в записях на костяных изделиях и скульптурах. Оставалось ответить еще на один - как сохранялась эта важная информация. Ситуация зафиксированная на стоянках, например, на Мальте, где сакральной важности предметы были оставлены «на местах», указывает на то, что где-то, должны были быть надежно спрятанные, своеобразные «матрицы» той информации, которая легла в основу жреческих «мобильных» текстов.

Святилища закрытого типа '

Наблюдение и фиксация, культурная трансляция важной информации астрономического характера, должны были быть обеспечены её сохранением. То, что могло быть уничтожено временем или человеком - скульптура, знаковые записи на пластинах, гравировки на открытых поверхностях выполняли важную, но «сиюминутную» в рамках тысячелетий роль. Накопленный опыт и знания должны были быть надежно защищены. Пещерные полости, их' глубокие, обыденно не посещаемые пространства я могли быть использованы для решения этой задачи. Но фиксация подобной информации, должна была строиться по особым правилам, что затрудняет практические исследования и оставляет большое пространство предположениям. Потому предложенный вариант понимания панно «Игнатиевского храма», по мнению самого исследователя, лишь первая и далеко не законченная попытка в проникновение значений схематичных пещерных изображений Евразии. ;

Еще до начала ознакомления с полученными результатами возникает некое скептическое к ним отношение, и вот по каким причинам:

1. объем исчезнувших изображений по оценкам В.Т. Петрина приближается к 90'/-[Петрин, 1992, с.66-68]. Образно выражаясь, от текста остались лишь знаки препинания, «точки и запятые». Вряд ли они могут оказать ощутимую помощь в реконструкциях. Предложенные их интерпретации являются лишь примером раскрытия содержания сохранившихся от текста деталей. О чем он повествовал в : далекие времена останется-неизвестном.

2. Источником для прочтения записей' являются чертежи и рисунки, выполненные V В.Т. Петриным. Недавно появилась новая публикация материала на немецком языке, о

- в которой В.Е. Щелинским и В.Н. Широковым представлены результаты < дальнейшего обследования пещеры [1999, 171 S.]. Были выявлены не только новые интересные композиции, но и дополнены (в некоторых случаях исправлены) давно известные панно. Возникает вопрос, 'какие копии более пригодны для тщательнейшего анализа? И все же, интересно ознакомиться с попыткой прочтения того, что сохранилось и по тем источникам, которые были выбраны.

Среди-композиций Большого зала В.Е. Ларичев выделил три числовых и образных текста. ^календарно-астрономического и астрально-мифологического содержания

4 *

• [Ларичев, 1999 в, с. 57-69]. «Красное» и. «Черное» панно Дальнего зала обладают по существу информацией того же характера*, но с актуализацией несколько иных, в проводившихся древним человеком наблюдениях моментов [Ларичев, 2000 б, с. 7-30]. Каждая из "композиций, прежде чем быть прочтенной в своей целостности, была разделена исследователем на отдельные, меньшие в знаковом объеме системы.

Сочетание «схематично-художественных», и определенно знаковых изображений, их сложное взаиморасположение затрудняет уверенное и проверяемое объяснение. Некоторые изобразительные композиции, состоящие из охристых пятен и вертикальных, слегка изогнутых знаков были интерпретированы при помощи отработанного алгоритма: подсчет - поиск логики повествования в особенностях конфигурации и группировке I знаков - проверка количественной значимости накладкой современного календаря

• (обязательная согласованность знаков особой конфигурации и- ключевых лунных фаз) -' интерпретация образности- (если таковая присутствует) с поиском "аналогий в мифологических системах. Так была интерпретирована запись синодического лунного

О . месяца Большого зала, состоящая из 30 символов [Ларичев, 1999 в, с. 58-60]. Допущение, " ■ * i1 что она могла использоваться для прочтения лунного и драконического года, фиксации лунных затмений подтверждается анализом совпадения характерных форм знаков и динамики этих явлений, зафиксированной современным астрономическим календарем. С этим мог бы не согласиться В.Т. Петрин [Петрин, 1992, с. 69], и другие исследователи, серьезно относящиеся к семантике цветовой палитры изображений [Srokov, Scelinskij, 1999, S. 125-127]. .

Подключение к прочтению этой же записи еще нескольких факультативных групп знаков, расположенных-чуть выше поблизости, позволяло считывать солнечный год.

Аналогично велся анализ композиции из 45 знаков «Красного панно» Дальнего зала, в сложной системе которой отчетливо проступает динамика «майского календаря» [Ларичев, 2000 б, с. 10]. Но чтение этой записи труднее, чем предыдущей. В неё включены «сложные знаки», логика рассмотрения которых, не совсем ясна. Они объяснены ^ исследователем отдельно [Там же, с. 12-13, рис.4] (приложение 1.22.15). Не совсем понятен • и трек считывания этой «разбросанной» в пространстве знаковой записи. Определяющим ' фактором являлась форма знака. Но в данной композиции говорить о* какой-либо характерности конфигурации элементов затруднительно. Поэтому порядок их считывания может иметь сколько угодно вариантов. Наложение современного календарного графика, ' на мой взгляд, мало помогло в определении ключевых моментов лунного месяца, а, следовательно, и в выявлении соответствия ' записи наблюдениям лунного цикла.

Объяснение автором этой сложной синтактической ситуации (какой же календарь в у данном случае представлен) просто - в записи сочетаются нескольких календарных ритмов [Там же, с. 12].

Простыми» знаками передан синодический месяц, расположенный недалеко от . записи «майского календаря» на «Красном панно». Любое состояние Луны обозначено - овальным пятном. Потому наложение календаря опять кажется бесполезным, информация "представленная в записи не отмечена заметными синтактическими «подсказками». Очень ярко выглядит лишь один из этапов прочтения текста. Выбранная логика считывания 30 рассредоточенных пятен-знаков приводит к последнему, находящемуся в пасти «дракона» знаку, который в сочетании с этим сложным изображением и может придать -некоторый смысл всей цепочке элементов [Там же, с. 15].

Таким образом, складывается впечатление, что исследователь оперирует количествами, но не текстовой (календарной). синтактикой, внимание к которой он продемонстрировал при работе со знаковыми «мобильными» текстами. По условиям анализа сами по себе количества не могут являться аргументом в поддержку предположений, необходимо объяснить их внутреннюю группировку (другие i синтактические особенности - формы, размеры), но этого не делается. ■ ■ f .

Календарная накладка, как некий этап проверки, Исключена из анализа и нескольких других записей'синодического характера. Одна состоит из 30 знаков, . приближающихся (либо отдаляющихся) к лону женского антропоморфного образа [Там же, с. 18-19]. Другая - «скомпонована» из штрихов, расположение которых напоминает фигуру мамонта [Там же, с. 21]. Элементы .композиций, определяющие ключевые состояния Луны, даны в ничем не примечательной форме овальных, либо слегка изогнутых прямых. Выдвинутое предположения в отношении интерпретации количества знаков и вариантов их считывания с учетом факультативов звучат уверенно, но, как и прежде о каЛендарности говорит лишь их количество, характер которого, исходя из самой записи, мало доказуем. ' *

Иначе объяснены художественные символы - изображения мамонтов, лошади, антропоморфных существ, змей, коровы и древоподобного образа, «дракона», играющие важную роль в системах различных текстов. В информационном плане они не самодостаточны, и понимание их возможно только через включение в процедуру объяснения знаков, окружающих их. Необходимо было выяснить синтактический статус этих «образов-знаков» в записях, которые сами посредством дополнения факультативами т могут демонстрировать различные календарные циклы. Здесь появляются вариации, V уверенная констатация выводов которых невозможна. .

Так, образ лошади, включенный в контекст записи синодического месяца в Большом згуге, олицетворяет собой завершение месячного цикла, и символизирует умирающую Луну. В условиях подключения к той же записи факультативных знаков и выделения в ней информации драконического года, тот же образ начинает занимать место знака указывающего на близость лунного затмения и, возможно, символизировать зону лунной орбиты, в которой проирходят данные явления [Ларичев, 1999 в, с. 63].

Черный мамонт», единственный персонаж «Красного панно» нарисованный черной краской, при определенном порядке считывания трехлетней лунной ритмики, указывает на приближение лунного затмения. Он мог являться обозначением и самих суток, в которые происходило это событие. При считывании сезонов в данном знаковом тексте (й в ряде других знаково-образных кдмпозициях [см. Там .же, с. 63-65; 2000 б, с. 23]) мамонт выступает олицетворением осеннего периода либо его завершения [Ларичев, 2000 б, с. 16-17]*. Но, как ни странно, он, как очень важный знак в передаче лунного а синодического цикла, не играет ни какой роли при выделении синодических оборотов планет [Там же, с. 20]".

Изображение «дракона», сложное в объяснении, по мнению автора, является образным выражением траектории движения Луны и Солнца. При этом важны основные контурные линии тела животного и два «затемненных участка» в его фигуре [Там же, с. 14]. Все сопровождающие изображение знаки демонстрируют своим количеством астрономическую значимость этого изображения.

Схематично исполненные антропоморфные фигуры «Красного» и «Черного» панно тоже далендарно и астрономически информативны., При обычном ' считывании изображения женщины «Красного панно» и сопровождающих образ знаков можно Согласно записи на скульптурной группе из Новой Сыды, мамонт олицетворяет собою весеннее-летний период. . При прочтении исследователем в «Красном панно» синодических режимов планет роль финальных знаков выполняют совсем не примечательные в фигурном плане элементы, большей частью обыкновенные, часто малого размера и без определенного (примечательного) местоположения овальные пятна [см. Ларичев, 2000 б, с. 20]. t 127 , V ' • , * отчетливо выделить информацию о рождении некоего лунного («смертного») существа. При считывании синодического года и варианте перевода его в солнечный, сам образ приобретает*«солнечное» значение. При восприятии образа Матери Мира, так он назван автором, в качестве графической и числовой схемы движения двух светил, дугообразно расставленные ноги существа интерпретируются 'траекториями движения Луны и Солнца, а место их соединения - участком возможных -затмений [Там же, с. 19]. Точно также воспринимается и антропоморфное мужское изображение: две раскинутые ноги являются изображениями солнечной и лунной орбит, фаллос - их узлом [Там же, с. 27, 28, рис. 19]. При ознакомлении с методической последовательностью интерпретации антропоморфных изображений обращает на себя внимание тот момент, что все три антропоморфных образа i анализируются исследователем по-разному. Один воспринимается символическим

• у изображением сезона, .у других, женского'и мужского, знаково разбирается структура, причем выделение участков Текста в каждом из вариантов своеобразно*. Точнее говоря, они (как и вв знаках сложной конфигурации) не все считываются. Область груди и талии , женского -изображения, способные выступать в качестве синтактических «единиц», таковыми не стали, тогда, как при работе с мужским изображением учету подвергнуты абсолютно все элементы. I

Самым важным персонажем в композициях пещерного храма признан образ Змея. Несколько раз в реалистичной манере он воспроизведен в Большом зале, и многократно в схематичной, линейной и пунктуационной представлен в других панно обоих залов. Все три стилистических, следовательно, и семантических варианта по-разному

• рассматриваются исследователем. В «чертеже солнечного затмения» тело Змея имеет 18 : изгибой,Учитываются 17 [Ларичев, 1999 в,,рис. 10]. В отдельной композиции, под № IV по ' В.Т. Петрину, из 8 учтены 7 [Там же, рис. 12]. Но в композиции синодического характера см. Там же, рис. 6 Б] В.Е. Ларичев просчитывает абсолютно все 7 изгибов змеиного тела. Если бы речь шла об ошибке читателя, то тогда бы не было шансов на какое-либо < совпадение с авторским мнением. Но в последнем случае и читатель, ц автор получают при считывании одинаковый результат. Данное замечание связано не с разницей в результатах, а с отсутствием пояснений к правилам прочтения композиций.

Многие «пунктуационные» изображения интерпретируются рассеченным телом Змея. Из его частей состоят записи синодических и сидерических, драконических месяцев и лет. Отделенная от туловища голова, является важным знаком, указывающим на конец счисления различных циклов, либо на приближение затмения. Исследователь видит в этом изображении и символ самого затмения.

Предложенный ' вариант объяснения семантики художественных образов включенных в знаковый текст может быть принят лишь с учетом того, что подобный а

• Помимо того, что в копиях В.Т. Петрина и тех, которые представлены В.Е. Щелинским и В.Н. Широковым разное количество знаков, составляющие эти композиции. информационный уровень неоднократно был зафиксирован в знаковых композициях этого f же памятника, проверенных наложениями календаря. Примеры тому есть. Но нельзя не т » * • ■

• отметь и того, что многие астрономические символы значительно отличаются в акцентах своего сезонного характера от символов (также связанных с календарем) поселенческих памятников.«Особенно это становится заметным при объяснении композиций, состоящих лишь из художественных образов. • * t

Первая композиция, объединяющая изображения антропоморфа, мамонта, крупного рогатого животного и дерева (в сопровождении редких знаковых элементов), размещена в Большом зале. Каждый из/ образов, по мнению В.Е. Ларичева, символизирует определенный период тропического года протяженностью приблизительно в 90 дней. В предложенном варианте анализа этой системы обращает на себя внимание работа с факультативными знаками и выделение календарного года, начало которого связанно с ^ летним сезоном* [Там же, с. 63-64].

Другая композиция, н.о расположенная в Дальнем зале, объяснена по этому же ' принципу: выдвигается предположение, что цепочка фигур животных является символикой 3 лунных сезонов [Ларичев, 2000 б, с. 23]. Некоторые из них остались « . семантически не идентифицированными, объяснение других совпадает с их значением в записи тропического года (мамонт - осенний сезон), изображения -трех лошадей и верблюда, возможно, олицетворяют определенные этапы лунного года, образ быка завершает его считывание. Вся композиция разбита на группы, более или менее t определимые в составе участников, видовой состав, ориентировка и взаиморасположение которых дает подсказку к определению начала и окончания в считывании сезонов, выраженных в данном случае не знаково (абстрактным знаком представлен лишь 13 месяц), а образно.

И ' ■

Наиболее сложно проходит выявление семантики схематичных малознаковых i текстов. Помимо малого количества, что уже делает анализ их предположительным, сами знаки имеют достаточно оригинальную форму, либо композиционное построение. л

Исследователь назвал их астрономическими чертежного плана схемами. Каждая из них своеобразно.повествует о солнечном затмении. Отображалось оно не только фигуративно Первой группой факультативов в данной композиции являются два стреловидных знака, визуально связанные С изображением мамонта, но, во время текстового прочтения, увязанные с антропоморфным 'изображением. Другая группа факультативов выделена из древовидного изображения, в связи с этим возникает вопрос, почему факультативы нельзя выделить и из других форм-участников композиции.

Следующее - начало тропического года с момента летнего солнцестояния. Очень трудно представить себе общество и его хозяйственную ориентацию, направленную на ожидание ' периода «летнего солнцестояния. Жрецы Игнатиевского храма начинали лунное иовогодие с осеннего периода [Ларичев,. 2000 б, с. 17]. Все предыдущие работы этого автора

• демонстрируют особое отношение первобытной культуры ко дню зимнего солнцестояния ' или весеннего равноденствия. Эта же запись, предположительно, начинается с летнего периода, что указывает, возможно, на особый её характер.

Змей или Дракон, проглатывающие Светило; траектории движения небесных тел отмечаемые в изображении антропоморфных тел и т.д.), но и предельно схематично. Знаками-схемами показаны лунная и солнечная орбиты, их узел, в котором могло Л состояться затмение, и лунные фазы, при которых было возможно наблюдение этого •явления [см. Ларичев, 1999 в; с. 65-67, рис. 8, 9, 10, 11; Ларичев, 2000 б, с. 22, рйс. 13]. Узнать в подобных композициях схему, напоминающую движение планет или же светил и йх приближение к состоянию затмения - сложно, если только не задаться целью, постановка которой возможна, но лишь благодаря результатам предшествующих опытов. Исследователь уверен, что подобного рода информация должна была быть известна древним наблюдателям. В противном случае, ори не могли бы получить календарные данные такой точности, с котррой те зафиксированы па стенах пещеры, и приемлемо объяснить их для себя.

В кратком обзоре так выглядит первая попытка прочтения пещерных композиций не гуманитарными способами. Придирчивая проверка представленных результатов выявляет гипотетичный характер многих из них, что в известной степени зависит от степени¥ сохранности источника. Сколько бы вопросов не возникало к порядку исследования, необходимо отметить и получение определенного количества проверяемых результатов. Некоторые из панно интерпретированы идеально с точки зрения а разработанной методики - «знак (его характер) - текст-композиция (логика считывания знаков) - проверка». Их календарный характер бесспорен, что накладывает отпечаток присутствия той же «природы» и «глубины» информации и в других, менее объясненных к настоящему моменту исследователем сцен. -Интересна оценка прагматики пещеры, данная после прочтения текстов содержащихся в ней. Автор назвал пещеру «храмом», «хранилищем знаний», своеобразной библиотекой палеолита. Назначение этого храма двояко: оно могло сохранять в ' знаково-символической форме накопленные за тысячелетия знания, и выступать своеобразной «Академией», где знание передавалось избранным неофитам.

Заканчивая рассмотрение естественно-научной методики анализа семантики палеоизображений, предложенной В.Е. Ларичевым, еще раз отметим характерные для неё детали: " " *

1. Методическая программа исследований автора имеет определенные цели. Они не связаны с призывом: «. отвергнуть концепции, которые, с трудом преодолевая негатив традиционалистов, заняли в начале XX века достойное место в науке о первобытности. . Назрела необходимость внести существенные коррективы в изначальные представления отцов-основателей палеолитоведения Евразии о низком интеллектуальном статусе людей древнекаменного века, примитивности их духовного мира, земной ограниченности кругозора, исключающих проявление интереса человека к небесным явлениям, об отсутствии у него хоть в малой степени систематизированных знаний из области точных наук: арифметики, геометрии, астрономии и календаристики» [Ларичев, Аннинский, 2005, с. 50]. Таким образом, исследования нацелены на пересмотр традиционных гипотез и выдвижение на первый план новых идей, в которых бы отражался реальный уровень развития общества охотников и собирателей, глубина познания ими окружающего мира, сложность- социальной структуры первобытных коллективов. * ;

2. Предложенный порядок исследований раскрыл себя в работе с тремя группами источников: мобильное, наскальное, пещерное «искусство». При этом его методические принципы не имеют каких-либо ограничений, обусловленных территориальными или же хронологическими особенностями источника. В настоящий момент В.Е. Ларичев продолжает свои исследования. Значительно расширен территориальный диапазон: 'от Камчатки до Западной Европы, ведутся поиски информационной связи между источниками, выстроенными по хронологической вертикали - средний и поздний палеолит - неолит - эпоха бронзы - скифское время.

3. .Чаще всего объектом исследований оказываются мобильные тексты. t Рекомендован анализ оригиналов, или же тщательно снятых с них копий. Для полного (и

• * . . , глубокого) видения текста необходима специальная техническая поддержка исследования и привлечение к сотрудничеству специалистов смежных естественно-научных дисциплин, прежде всего математиков и астрономов. Программа исследования включает в себя следующие этапы: ознакомление с историей развития календаристики и обзор предшествовавших исследованию опытов, поиск особенностей анализируемого текста тестирование метрическое и числовое) и выработка раскрывающего его информационную суть порядка методических операций, строгая проверка полученных результатов, оценка характера знаковой записи, интерпретация предмета с опорой на полученные данные, его культурологическая характеристика.

4. В данном случае мы имеем возможность рассуждать об исследованиях полностью соответствующих правилам семиотического анализа. Исследователь всегда обращается к конкретному тексту, а не к отвлечённой стилистической параллели, видит важность знаковых структур и порядка их расположения, старается дать семантическую, синтактическую и прагматическую оценку анализируемому источнику. Текст в исследованиях В.Е. Ларичева уникален, знаковая сфера чаще ограничена плоскостью непосредственно записи, но в зависимости от особенностей источника может быть расширена до комплекса предметов.

5. Берущие'начало своего развития'в 1970-х гг., к настоящему моменту методические установки, не' изменившись принципиально, приобрели некоторые особенности, что происходит всегда, когда речь идет о развитии исследовательских взглядов. Надо отметить, что изначально предписанная процедуре анализа строгость постепенно начинает ослабевать. Вероятно, это связано и с накопленным опытом, когда у автора исчезает необходимость делать акценты на многих деталях, ставших ему абсолютно понятными; и с тем, что результаты исследований не .получают столь же методически продуманной внешней критики; и с изменившиеся парадигмальной линией исследований - уходя от равнозначности внимания к количественным и синтактическим аспектам записей, исследователь все чаще обращается к количественным их ^ характеристикам («дух пифагорейства»).

Заключение1

На протяжении шести лет внимание автора данного диссертационного исследования было сосредоточено на выводах семантических интерпретаций палеолитических изображений, представленных ъ отечественной науке, и «механизмах» их получения. Результат бьЙ1 неожиданным - данная процедура в необходимой методической строгости (о ней см.: Меликов, 1999, 304 е.; Лотман, 2004, 704 с.) в археологии отсутствует, за редкими исключениями, которые и подтверждают правило. Возникла необходимость объяснения парадокса - традиция исследований содержания изображений развивается вот уже на протяжении.века, есть представления о.том, что

• t . обнаруженные изображения обозначаю?, но нет их семантической интерпретации. Проблема решилась достаточно просто. При ознакомлении с существующими Интерпретациями спектр факторов от строго «необходимых» для объяснения изображений был расширен до «традиционно привлекаемых». К исследованию проблемы были подключены приемы семиотики, что помогло .структурировать (и идентифицировать) существующие выводы.

К результатам проведенного исследования относится выявление:

• структур интерпретаций, характерных для отечественной археологической мысли;

• условий, в которых они развивались, и благодаря которым приобрели существующую форму; г • выводов, которыми на данный момент обладает отечественная наука;.

• перспектив развития выявленных методических направлений; '

• первоочередных задач, с которыми должна справиться археологическая '. : , наука для успешного развития интерпретации накопленного ею материала.

Вкратце раскроем представленные выводы, сосредоточив внимание на тех из них, которых мы не касались в ходе изложения основного материала. t

Обычно о значении изображения археолог рассуждает исходя из:

- впечатлений, которые оказывает на него обнаруженный предмет;

- заключения о подобном изображении более авторитетного в сфере науки лица;

- сравнения его с аналогичным предметом-изображением из этнографических культур;

- контекс,та, и'его интерпретации;

- анализа предмета непосредственно. • ■'

Первые четыре «способа * познания» ' соответствуют гуманитарному (традиционному) направлению интерпретации, последний более характерен для л естественнойаучного анализа.

Общий анализ методической структуры и эволюции, представленных''вариантов чрезвычайно осложнен рядом факторов. t 133 Одной из основных проблем для. развития исследований в этом направлении сегодня является проблема «коллекции». Коллекция изображений палеолита Северной Азии состоит, по большому счету, из находок, систематизированных в «Своде ' археологических источников» З.А. Абрамовой [1962, 85 е.], глава «Сибирь и Урал». Новые г находки известны лишь узкому кругу специалистов. Материал, обнаруженный после 1970-х гг. элементарно не систематизирован, о нем очень сложно найти информацию в исчерпывающем объеме и зачастую неизвестно, какой научной обработке он подвергнут. Данная ситуация «неучтенных» находок может быть решена достаточно просто, а именно - выпуском второго тома «свода археологических источников». Такая, на первый взгляд «механическая», работа действительно нужна - и для удобства отечественных I специалйстов, и для расширения предметного кругозора зарубежных археологов. Сбор у » воедино информации о появившихся после-*! 970-х гг. предметах-палеоискусства, послужит ' не только их упорядочению,-но и обозначит спектр научных проблем, связанных с их изучением, т.е. поможет в решении уже не сугубо археологических задач. А Другая проблема касается приоритетных на -данный момент направлений археологического изучения художественных артефактов эпохи палеолита. Датировка, классификация и поиск стилистических аналогий, сохранение памятников и t историография археологии - вот то, что сегодня (судя по публикациям) является главным для археологов. Состояние этих вопросов в кратком обзоре таково:

- Палеоискусство мелких форм (мобильное искусство) - наиболее изученный вид изображений (ввиду своей относительной многочисленности). Проблемы с датировкой решаются исходя из информации о возрасте культурного слоя, в котором предметы t ,

- обнаружены. Операция поиска западноевропейских стилистических аналогий часто * ' ' поверхностна. Фотоизображений для данной работы недостаточно, а европейская литература (нечасто предоставляющая подробные описания) - труднодоступна. Общие фразы о фронтальной трактовке, «полуприсяде» или отсутствии черт лица в данном вопросе мало полезны. К тому же, стремление отечественных исследователей выявить стилистический и нередко семантический колорит появляющихся находок лишь на фоне европейской коллекции выглядит более чем "необоснованно (хоть и традиционно). Оговорки о существований непреодолимых для палеолитического человека территориальных и географических преград не меняют данной тенденции. Стилистические параллели в восточном направлении «не популярны». Но поиск связей именно между североазиатскими материалами и художественными материалами - * i восточных (как азиатских, так и американских) территорий является перспективной темой ' ~ t • для дальнейших изысканий, а с учетом статистических данных*, свидетельствующих об Достаточно самых приблизительных подсчетов, например, изображений с памятников поселенческого типа: Прапалло - более 6000 единиц, Ла Марше - 1500, Энлене - 1200, Ла Ваш, Ла Мадлен, Ложери Бас, Гённегсдорф - более 500 на каждом [Lorblanchet, 1997, ином отношении к изображениям у культурных групп, населявших сибирские территории, 1 более логичен. '

Дальнейшие исследования стилистики и семантики палеоизображениий этого огромного региона нужно вести с особым вниманием к изобразительному своеобразию его двух (как минимум) культурных зон: восточносибирской и дальневосточной, о ярком йНдустриальном облике которых еще в начале 1970-х гг. говорил Ю.А. Мочанов [1972, с. 98-101]. Заметно оно и в изобразительных традициях данных территорий (см. табл. 2). Так, например; очень важная черта развития культуры, как начало изобразительного самовоспроизведения (трансляции) через антропологию носителя (здесь актуально все -кости человека как сырьевой материал, или же его образ, запечатленный в скульптуре и статуэтках и т.д.) заметна в изобразительном творчестве лишь материковой части Северной Азии. Дальневосточная её часть обладает специфическим в образном и технологическом планах изобразительным материалом. Предварительно можно отметить,

• v • что различия в художественном творчестве групп, населявших выделенные территории, носит глубокий культурный характер. Это, в свою очередь, требует осторожности в различного рода сопоставлениях их материалов.

Еще одна проблема, острота которой ,в «рассредоточенной» коллекции остается незаметной, может быть названа проблемой «стилистического ядра», которое составляют изображения Мальты и Бурети; или же ' - негативных последствий метода иллюстративного сравнения». Заключена она в том, что стилистическая аналогия, важный этап в исследовании, нередко влечет за собой семантическую аналогию, что снимает актуальность исследования оригинального предмета и его контекста, и в конечном итоге, развития методики процедуры интерпретации. Внешнее сходство трактуется как тождественность сравниваемых явлений на всевозможных уровнях, от образною до содержательного. Эта практика' оставила корпус новых источников фактически без интерпретации. С одной стороны потому, что они идентичны мальтинским изображениям, следовательно, для раскрытия их содержательности достаточно поставить А между ним!? знак равно; с другой - из-за стилистического своеобразия, приводящего дальнейшие исследования в тупик (за отсутствием специфических методик исследования).

Таким образом, первейшие задачи дляархеолога в исследовании мобильных палеоизображений Северной Азии: продолжение систематизации материала и отработка теории процедуры стилистических сравнений, поиски её границ в осмыслении материала.

- Настенное изобразительное творчество - изображения писаниц и пещер. Чрезвычайно сложно оценить активность археологов в изучении писаниц, причисляемых к

S. 29]; также и многие другие (не количественного плана) аспекты больше говорят о специфичности североазиатского палеоиркусства, по сравнению с «классическим» западноевропейским. ' ; эпохе палеолита. Их разностороннее изучение осложнено отсутствием разработанной системы датировки этого типа памятников (их изображений). Западноевропейский опыт решения этой сложной задачи не вселяет оптимизма в скорое её разрешение. Он построен не столько на анализе, прилежащих к скальным поверхностям культурно-археологических '. * * ■ . пластов, сколько на сопоставлениях стилистики наскальных изображений и гравировок на мобильных плитках, обнаруженных.в культурных слоях поселений палеолита; либо на л сопоставленйи стилистики наскальных и пещерных изображений [Lorblanchet, 1997, S. 3034]. Как писаниц, так и гравировок (не говоря уже о пещерных памятниках) в пределах Северной Азии и на сопредельных восточных территориях чрезвычайно мало.

Роль археологического знания в изучении пещерных изображений более весома, хоть и определена исследованиями всего двух памятников. Особенность использования пещерных полостей сибирской территории и обращающая на себя внимание знаковость их изобразительных композиций требуют осторожного проведения культурологических и искусствоведческих параллелей между похожими типами памятников других территорий.

Но, тем не менее, результаты могут быт подвергнуты серьезному историографическому ■ t ■ исследованию и обобщению. Один из ёго вариантов выглядит на данный момент следующим образом:

1.л 1960-е гг. - исследования изображений Каповой пещеры О.Н. Бадером. • *. , Анализ единичных изображений и попытки перехода к новой интерпретационной концепции.

2. 1980-е гг. - исследования пещерных изображений (и Каповой, и

Игнатиевской пещер) в соответствии с мифологической парадигмой. Внимание исследователей сосредоточено на повествовательности изобразительных композиций.

3. 1990-е гг. - отход от исследований непосредственно композиций или же » одиночных изображений. Пещера начинает восприниматься некой

• t- целостностью, влиявшей на характер творчества внутри неё. Через подобное «экологическое» восприятие пещерного пространства ; ведется и \ интерпретация рисунков.

- 4. конец XX века - появление методически новых вариантов объяснения .

• пещерных изобразительных текстов, названных в „ данной работе естественнонаучным направлением. Говорить о перспективах в аналитической изучении этих двух групп памятников сложно. Этап «накопления фактов» здесь еще не завершен. Задача, которую, безусловно, необходимо решить для «продвижения вперед» связана с выработкой методики их датировки. Многое будет зависеть и от «динамики» дальнейших открытий.

История изучения палеолитического искусства - еще одна тема, которая уже не относится к сугубо археологическим, но которой традиционно занимаются археологи, как специалисты гуманитарной сферы знания. Исторические этапы в исследовании североазиатского палеолитического искусства в отечественной научной литературе выделены отчетливо. Если каждый из них назвать именем памятника, достойного внимания науки того периода (но не всегда его удостаивавшегося), то выглядеть данный ряд будет следующим образом:

- Иркутский госпиталь (-1871 г.) - несостоятельность отечественной (и не только Отечественной) науки к объективной оценке значимости находок И.Д. ; Черского и A.JI. Чекановского;

- Афонтова гора (1920-е гг.) - нереализованная возможность постановки проблемы об эстетических нормах палеокультуры североазиатского региона; , :

- Мальта (1930-е гг.) - начало изучения палеолитического искусства Северной Азии, представленного на тот момент только образцами мобильного искусства;

- древнейшие изображения Шишкинских писаниц (1940-е гг.) - появление не только архаических изображений иного типа, но и неразрешенной до сегодняшнего дня проблемы датировки этого типа памятников;

- Капова пещера (1960-е гг.) - обнаружение самого традиционного для западноевропейской территории варианта изобразительного творчества палеолита.

Y '

Каждый из этапов Может быть охарактеризован определенным состоянием методической базы полевых археологических исследований, полнотой освещения результатов и требованиями к порядку их изложения.

Отечественные историографы,-как прайило, предпочитают рассматривать историю изучения одного из видов памятников, что вызвано стремлением более точно и детально показать состояние темы, её изученности. В это^ данное диссертационное исследование им скорее уступает. Однако при комплексном подходе к рассмотрению, представленном в работе, появляется возможность обозначения наиболее актуальных для решения вопросов регионального . палеоискусствоведения. Например, правомерным представляется уточнение периодизации истории исследований североазиатского палеолитического искусства, где в отдельный этап необходимо выделить работы 1920-х годов, связанные с исследованием группы памятников Афонтовой горы; исследования 1930-60-х гг., связанные со сложением представлений о мальтинско-буретском стилистическом единстве, позитивные и негативные' последствия этого явления; 1970-е гг. - появление а стилистических вариаций в коллекции, что обусловило развитие интереса у сибирских а археологов "к рассмотрению вопросов эволюции изобразительного мировоззрения палеолита. г

Историографический ракурс рассмотрения предложенной темы также помогает увидеть необходимость публикации и переиздания материалов памятников, содержащих изделия изобразительного творчества - вариант статей и тезисов неудовлетворительно сказывается и на их интерпретации, и, в последствии, на разносторонних реконструкциях палеокультуры. ■

Таким образом, спектр вопросов для компетенции археолога в рамках предложенной темы достаточно велик. Но неслучайно из него вынесены те, которые касаются интерпретации изобразительного материала. Исследование показало, что роль археолога в этой процедуре сильно ограничена спецификой его интересов - он должен правильно добыть материал, который затем будет интерпретирован. Чаще всего археолог не готовГна должном уровне вести рассуждения относительно информационности им обнаруженного «неутилитарного» материала. Безусловно, но способен пояснить чрезвычайно важный для её анализа контекст, включающий стратиграфию, планиграфию, орудийный комплекс и т.д., в котором изображение — есть интертекстуальное явление .

Благодаря именно археологической специфике видения взаимосвязей различных факторов памятника сегодня наблюдается расширение - семантико-синтактического контекста t изображения. Вряд ли 'это стоит оценивать негативно, нельзя отрицать значимости этой процедуры - анализ контекста остается очень важным, если не единственным вариантом осмысления информационности беззнаковых изображений. Таким образом, археолог не может быть полностью исключен из процедуры интерпретации.

Но нужно отметить, что позитивных изменений в анализе контекстов, внимание на которые ,было обращено С.Н. Замятниным еще в 1930-е гг. не так уж и много, более того с 1980-х гг. в статьях, посвященных новым находкам, перестали появляться замечания семиотического характера.

Это можно объяснить следующим.

Вероятно, в археологии закончилась эпоха «материализма», когда при развернутой характеристике «базиса» «надстроечным» явлениям посвящалось несколько слов. Не исключено, что пришло осознание недостаточности компетенции археолога в решении задач, связанных с интерпретацией изобразительных материалов. В-чем сложность этой процедуры - вопрос, рассматривавшийся на протяжении всего исследования. Но главная причина отказа от поверхностных объяснений в том, что пришло осознание необходимости проведения интерпретации любого материала согласно правилам определенной методики (чаще всего отработанных, за пределами археологии), неважно в С одной стороны изображение является таким же артефактом, как и все остальные неходки, и ао нем необходимо сообщить при характеристике общего материального комплекса1 памятника, с другой - о нем не сказано много, лишь то, что его обнаружение состоялось, тогда как презентация остального материала более широка. Не редко, в дальнейшем, найденному изображению посвящаются тезисы или же короткие сообщения, включающие его в круг однородных немногочисленных источников. Таким образом, изображение обнаруживает двдякость своей информационной природы - оно может быть рассмотрено «археологически»: материал, технология изготовления и т.д., и «искусствоведчески» - форма, суть, стиль.

138 л рамках какбго направления исследование осуществляется. «Рабочих гипотез» и предположений уже недостаточно.

О методах интерпретации сказано предельно ясно. В зависимости от того, как исследователь рассматривает источник, существующий методический корпус можно разделить на два блока: гуманитарный и естественнонаучный. Они не противопоставлены друг другу, более того, перспектива развития каждого из них заключена в их скорейшем синтезе, который, к сожалению, не спешит состояться.

Многочисленных сторонников традиционного направления, берущего свое начало в первой половине XIX века, сегодня отличает склонность к детальному описанию изображения и пессимизм относительно возможности проникновения в суть предмета или изображения. Их работа строится на анализе визуальных впечатлений" о находке, наложенных^ на систему существующих культурологических представлений. Она же базируется на культурологических и исторических работах конца XIX и первой половины XX веков, где обычно постулируется низкий уровень интеллектуального развития палеолитического человека и ограниченность области его интересов хозяйственными потребностями. Из этого следует, что «автором» большинства художественных изделий являлся палеолитический охотник, воплощавший в камне и кости в редкие свободные от хозяйственной деятельности минуты свои мечты об удачной охоте, либо обращения к силам, способствующим удаче в его промыслах. Таким образом, данные произведения демонстрируют не только (и не столько) эстетический уровень мечтаний, сколько присутствие культов, магического порядка^дейстВий для воплощения этих устремлений в реальность, особенности мифологической и низко интеллектуальной мировоззренческой системы древнего человека. Проверка полученных выводов считается невозможной, некоторым " её ' подобием является ориентация на практику этнографической первобытности, где охотничий уклад хозяйствования еще сохраняет древние традиции и корни.

К достижениям этого методического направления семиотического анализа можно отнести выработку разнообразных классификаций материала, разветвленной системы стилистических аналогий и подходов к рассмотрению существующих находок.

Иначе выглядит порядок естественно-научного исследования изображений, имеющего столь же давнюю традицию развития. Главная особенность заключается в получении информации о предмете или изображении «изнутри» него, а не. из впечатлений о нем. Мнение исследователя^ находке предельно ограниченно - она, при использовании исследователем различных естественнонаучных методик и техники, получает возможность «рассказать о себе сама», путем демонстрации взаимосвязи различных своих Параметров. Основным объектом своего изучения естественнонаучное направление сделало предметы и скульптуры с орнаментальным оформлением. Именно знаковый текст и знак собственно встают в центр исследрвания, прочтение которого ведет к интерпретации формы и образности. Выводы, благодаря естественнонаучному варианту йзложения 5- проверяемы. Цель - максимальное приближение к обоснованному, свободному от субъективности объяснению семантики знаковых и беззнаковых изображений. . !

Но и в данном случае, в условиях использования приемов, максимально исключающих субъективный род ход к материалу, возникают вариации в объяснении-констатации его семантического характера (т.е. проблема верности подобранного «ключа» к знаковой дешифровке остается открытой). Для некоторых один и тот же предмет демонстрирует зачатки математических знаний, для других - существование развитой метрической системы, третьи извлекают из него информацию календарно-астрономического характера t[См. также.^Absolon, 1957, S 123-150; Золотников, 1995, с. 18-22; Жалковский, 1997, с. .89-90]. V В соответствии с полученными результатами естественнонаучных исследований л . меняется облик палеокультуры, её социальная стратификация приобретает усложненную конструкцию, знания и интеллект палеолитического человека углубляются и расширяются.

Несмотря на наличие принципиальных 'различий этих двух направлений они чрезвычайно важны друг для друга. «Контекстуальная» тенденция развития гуманитарного подхода поможет оторваться естественнонаучному от поисков, на мой взгляд, необоснованно «глубокого» семантического содержания знака*, а более строгий анализ «естественников» укажет «гуманитариям» на информационную глубину составляющих контекст элементов, что остановит.его безграничное расширение. и - .

Некоторые подвижки в решении проблемы синтеза уже заметны. Исчезают работы, построенные по традиционным канонам и появляются исследования, выполненные с соблюдением требований естественнонаучных подходов. Но все же, их пока чрезвычайно мало. \ ' '

Возвращаясь к главному вопросу о перспективах деятельности археолога в рамках проблемы интерпретации палеоизображения, можно дать предельно краткий ответ - они неисчерпаемы. Несмотря на' продолжительность истории изучения палеоискусства, область деятельности в ней археологов и специалистов научных областей, тесно связанных с археологией, не сужается, напротив, расширяется. Поиск, методика раскопок, сохранение, датировка, классификация, интерпретация, культурологический анализ предметдв первобытности - ставят перед новыми поколениями исследователей разнообразные и долгосрочные в своем решении задачи. Ныне существующая тенденция, в условиях ослабления строгости к отбору источников и верификации выводов может привести к тому, что календарно-астрономического характера информация будет найдена в записях, состоящих из трех-пяти знаков.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Шмидт, Ирина Викторовна, 2006 год

1. Абрамова З.А. К вопросу, о женских изображениях в мадленскую эпоху // КСИИМК. 1959. - Вып. 76. - С.103-107. vt

2. Абрамова З.А. Элементы одежды и украшений на скульптурных изображениях человека в эпоху верхнего палеолита в Европе и Сибири // МИА. 1960. - № 79. -С. 126-149. / •

3. Абрамова З.А. Палеолитическое искусство Сибири. Черемхово: «Черемховский рабочий», 1960 а. - 40 с.

4. Абрамова З.А. Палеолитическое искусство на территории СССР. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1962. - (САИ; Вып. А 4-3).

5. Абрамова З.А. Красный Яр новая палеолитическая стоянка на Ангаре // СА. -1962 а.- №3.-С.147-156-. :

6. Абрамова З.А. Изображения человека в палеолитическом искусстве Евразии. -ft1. М.;Л.:Даука, 1966.-221 с.

7. Абрамова З.А. О локальных различиях палеолитических культур Ангары и Енисея//СА. 1966 а. - № 3. - С.9-16.t

8. Абрамова З.А.' Исследования палеолита Енисея // АО (1968). 1969. - С. 212-214. /

9. Абрамова З.А. Палеолитическое поселение Красный Яр на Ангаре // Древние культуры Приангарья. Новосибирск: Наука, 1978. - С. 7-34.

10. Абрамова З.А. Рецензия на книгу: В.Т. Петрин. Палеолитическое святилище в5 *

11. Игнатиевской пещере на Южном Урале. Новосибирск: Наука, 1992. Ч 62с., 11 приложений//РА. 1995.-№ 1с. 217-221.;

12. Абрамова З.А. Пещера Шульган-Таш (Капова) — палеолитическое святилище мирового значения // Шщерный палеолит Урала (Материалы Международной Конференции 9 сентября -15 сентября 1997 года). Уфа, 1997. - С. 52-55.

13. Абрамова З.А., Гречкина Т.Ю. Об охоте и охотничьем вооружении в позднемпалеолите.Восточной Сибири // КСИА. 1985. - Вып. 181. - С. 44-49.

14. Авраменко А.Г. Палеолитическая стоянка у г. Ачинска (Предварительное ■ t • сообщение) // Материалы и исследования по археологии, этнографии и истории

15. Красноярского края. Красноярск: Красноярское кн. изд-во, 1963. - С. 21-26.

16. Акимова Е.В. Обработка бивня на многослойной палеолитической стоянке Лиственка // Археология, этнография и антропология Евразии. 2002. - №3(11). -С. 2-11.

17. Акимова Е.В., Кокорин А.В., Ковбаса П.Я. Изделия из бивня мамонта в 19 культурном слое стоянки Лиственка // 275 лет Сибирской археологии: Материалы XXXVII РАЭСК.- Красноярск: Изд-во КГПУ, 1997t-С.13-14.

18. Алдан-Семенов В.И. А. Черский. М.: Молодая гвардия, 1962. - 224 с.

19. Алексеев В.П. Общение // ЭО. 1993. - №6. - С. 128-137.

20. Амирханов Х.А., Астахов С.Н. Рецензия на книгу: В.П.Любин. Палеолит

21. Кавказа; З.А.Абрамова Палеолит Северной Азии // Палеолит Кавказа и Северной Азиисерия «Палеолит мира») / Отв.ред. Борисковский П.И. Л.: Наука, 1989. // РА. 1992. -№2. - С. 293-299.

22. Аникович М.В. Некоторые итоги раскопок Ачинской палеолитической стоянки // Сибирь, Центральная и Восточная Азия в древности: эпоха палеолита. Новосибирск: Наука, 1976.- С. 155-169.

23. Анисимов А.Ф. Представления эвенков о шингкэн'ах и проблема происхождения первобытной религии // Сборник музея антропологии и этнографии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949.-Т. XII.-С. 160-194.

24. Ардашев Н.Н. Граф А.С.Уваров, как теоретик археологии. М.: Изд-во Общества распространения полезной книги, 1911. - 16 с.

25. Арембовский И.В., Иваньев Л.Н. Новое обследование Иркутской палеолитической стоянки//КСИИМК.- 1953.'- Вып. XLIX.- С. 51-55.

26. Арустамян А.И. Аналоговый вычислитель эпохи верхнего палеолита Сибири. Препринт. Новосибирск: Изд-во ИФиФ СО АН СССР, 1984. - 14 с.

27. Археология и палеоэкология палеолита Горного Алтая / А.П. Деревянко, Ю.В. Гричан, М.И. Дергачевэ, А.Н. Зенин, и др. Новосибирск: Изд-во ИФиФ СО АН СССР, 1990.- 161 с.

28. Археология, геология и палеогеография плейстоцена и голоцена Горного Алтая./ Отв. ред. А.П. Деревянко, А.К. Агаджанян, Г.Ф. Барышников и др. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1998. - 176 с.

29. Археология Северо-Восточной Азии. Астроархеология. Палеометрология: сборник научных трудов / Отв.ред А.Н. Алексеев. Новосибирск: Наука. Сиб. предприятие РАН, 1999. - 269 с.

30. Ауэрбах Н.К. Палеолитическая стоянка Афонтова III. Новосибирск: "Власть труда", 1930. - (Тр. ОИС; Вып.7) - 47 с.

31. Ауэрбах Н.К., Сосновский Г.П. Охотники за мамонтами на берегах Енисея // Сибирь. 1926. - № 5-6. - С. 19-22.

32. Ауэрбах Н.К., Сосновский Г.П. Материалы к изучению палеолитической индустрии и условий её нахождения на стоянке Афонтова гора. Л.: Изд-во АН СССР, 1932. - (Тр. КИЧП). - С. 45-114.

33. Ахмедзянова Д.Р. Костяные изделия с верхнепалеолитических местонахождений р. Сосьвы // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной Азии: Материалы XL РАЭСК. Новосибирск: НГУ, 2000. - Т.1. - С. 40-41.

34. Бадер О.Н. Экспедиция даст ответ// Вокруг света. -1960. №4. - С. 44.

35. Бадер О.Н. Следы древнейшей пещерной живописи на Южном Урале // СА. -1961.-№3. -С. 391-320.

36. Бадер О.Н. Открытие палеолитической пещерной живописи на Урале // Историко-археологический сборник к пятидесятилетию А.В.Арциховского. М.: Изд-во МГУ, 1962. - С. 14-23 .

37. Бадер О.Н. Живопись древнекаменного века // Советский Союз. 1962 а. -№ 12(142).-С. 42-43.

38. Бадер О.Н. Что таиться в Шульган-Таше? // Уральский следопыт. 1962 б. -№11.-С. 46-48.

39. Бадер О.Н. Палеолитические рисунки Каповой пещеры (Шульган Таш) на Урале // СА.- 1963.- №1.- С. 125-134.

40. Бадер О.Н. Капова пещера. М.: Наука, 1965.-32 с.

41. Бадер О.Н. Редчайший дар Уральской пещеры // Наука и жизнь. 1965 а. - № 9. -С. 94-96.

42. Бадер О.Н. Изучение палеолита на Среднем и Южном Урале // АО (1965 г.). -1966,-С. 44-46.

43. Бадер О.Н. Погребения в верхнем палеолите и могила на стоянке Сунгирь // СА.-1967.-№3.-С. 142-159.

44. Бадер О.Н. Художник рисовал с натуры//Природа. 1972.- №8.- С. 95-96.

45. Бадер О.Н. Палеолитическая гравировка из Индигирского Заполярья //

46. Археология Северной и Центральной Азии. Новосибирск: Наука, 1975. - С. 30-33.

47. Бадер О.Н. Из глубин палеолита//ВИ.-,1976.- №2.-С. 124-136.

48. Бадер О.Н., Петрин 'В.Т. Произведение искусства и костяные изделия эпохипалеолита с восточного склона Уральских гор // У истоков творчества. Новосибирск:1. Наука, 1978,- С. 26-31.

49. Базаров Б. А. К проблеме раннего проявления искусства палеолита в Западном

50. Забайкалье // Наследие древних и традиционных культур Северной и Центральной

51. Азии: Материалы XL РАЭСК. Новосибирск: НГУ, 2000. - Т. 1. - С. 42-43.

52. Беляева P.M. Отчет о работе в Каповой пещере. Сезон 2001 г. // Отчетнаяархеологическая сессия за 2001 год. С.-П.: Изд-во Гос. Эрмитажа, 2002. - С. 3-5.

53. Бестужев-Лада И.В. Развитие представлений о будущем: первые шаги // СЭ.1968. №5. - С. 123-133.

54. Бибиков С.Н. Пещерные палеолитические местонахождения в нагорной полосе

55. Южного Урала (Экспедиционные исследования ИИМК Академии Наук СССР и

56. Областного Челябинского музея) // СА. 1950. - № XII. - С. 66-104.

57. Бибиков С.Н. Неолитические и энеолитические остатки культуры в пещерах Южного Урала // СА. 1950. - № XIII. - С.95-138.

58. Борисковский П.И. Палеолит Украины. Историко-археологические очерки // МИА.- 1953. -№40. -464 с.

59. Бродянский Д.Л. Еще одна область "неолитического искусства на Дальнем Востоке // У истоков творчебтва. Новосибирск: Наука, 1978. - С.133-141.

60. Бродянский Д.Л. Феномен Игнатиевской пещеры // Мир древних образов на Дальнем Востоке. Владивосток: Изд-во ДГУ, 1998. - Вып. 10. - С. 170-177.

61. Бродянский Д.Л. К истокам мифов: междисциплинарный синтез // Интеграция археологических и этнографический исследований: Сборник научных трудов. -Алматы; Омск: «Издат. дом «Наука»», 2004. С. 42-43.

62. Бродянский Д.Л., Гарковик А.В., Крупянко А.А. Древнейшие произведения искусства в Приморье и Приамурье // Мир древних образов на Дальнем Востоке. Тихоокеанская археология. Владивосток: Изд-во ДВГУ, 1998,- Вып. 10. - С.5-18.

63. Вайнштейн С.И. Рецензия на кн.: Б. А. Фролов. Числа в графике палеолита. Новосибирск, 1974,239 с.//СЭ.-1977.- №2.-С. 166-169.

64. Василевич Г.М. Языковые данные по термину хэл-кэл // Сборник музея антропологии и этнографии. М.; Л.: Издательство АН СССР, 1949, - Т. XI. - С. 154156.

65. Василевич Г.М. Дошаманские и шаман'ские верования эвенков // СЭ. 1971. -№5.-С. 53-60.

66. Васильевский Р.С., Дроздов Н.И. Палеолитические скульптурные изображения из Восточной Сибири // Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск: Наука, 1983.- С,59-65.

67. Васильевский Р.С., Дроздов Н.И. Скульптурка мамонта из Северного Приангарья // Природа. 1988. - № 4. - С. 46-48.

68. Васильевский Р.С., Бурилов В.В., Дроздов Н.Н. Археологические памятники Северного Приангарья. Новосибирск: Наука, 1988. - 224 с.

69. Васильев Е.А. С чего начинается Северск? // Севёрский меридиан. 1999. - №2. -С.10-11.

70. Васильев С.А. Глиняная палеолитическая статуэтка из Майнинской стоянки. // КСИА. 1983. - № 173. - С. 76-78.

71. Васильев С.А. Поздний палеолит Верхнего Енисея (по итогам раскопок на водохранилище Майнинской ГЭС) // СА. 1991. - №2. - С. 5-20.

72. Васильев С.А., Ермолова Н.М. Майнинская стоянка новый памятник палеолита Сибири // Палеолит Сибири. - Новосибирск: Наука, 1983. - С. 67-75.

73. Ваталин А.Ю., Контбрович А.Р. Из истории отечественной археологической науки (несостоявшийся судебный процесс 1935 г.) // РА. 2001. - С. 123-131.

74. Вахрушев Г.В. Загадки Каповой пещеры. Уфа: "Октябрьский натиск", 1960. -29 с. " , .

75. Вдовин А.С. Исследование многослойной стоянки Большая Слизнева 7 //

76. Обозрение результатов полевых и лабораторных исследований археологов, этнографови антропологов Сибири и Дальнего Востока в 1993. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 1995. - С. 134-135.'

77. Викторова В.Д. Научный поиск в археологии. Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1989.- 152 с.

78. Виноградов А.В. Бирюза, первобытная мода, этногенез. // СЭ. 1972. - № 5. -С. 120-130.

79. Власов В.Г. К вопросу о календаре верхнего палеолита // СА. 1989. - №2. -С. 5-23.

80. Власов В.Г. Пути расшифровки каргапольского календаря-вышивки // СЭ. 1990. - №2. -С. 46-63.

81. ВудДж. Солнце, Луна и древние камни. -М.: Мир, 1981.-269 с.

82. Галимова М.Ш. К вопросу о сибирских истоках позднего палеолита Средней Волги // Вестник археологии. Альманах. М.: Старый сад, 1998. - Вып.5. - С. 111123.

83. Гарговик А.В. Поселение в долине р. Зеркальной // Материалы по археологии Дальнего Востока СССР. Владивосток: ДВНЦ АН СССР, 1981. - С.: 12-19.

84. Герасимов М.М. Мальта. Палеолитическая стоянка (предварительные данные): результаты работ 1928/29 гг. Иркутск: Изд-во "Власть труда", 1931. - 34 с.

85. Герасимов М.М. Палеолитическая стоянка в Мальте // Сообщения ГАИМК. -1931.- №11-12.-С. 55-57.

86. Герасимов М.М. Раскопки палеолитической стоянки в селе Мальте. Предварит, отчет о работах 1928-1932 гг.//Изв. ГАИМК. 1935.- Вып. 118.- С. 78-124.

87. Герасимов М.М. Обработка кости на палеолитической стоянке Мальта // МИА. -1941.-№2.-С. 65-85.

88. Герасимов М.М. Палеолитическая стоянка Мальта (Раскопки 1956-1957) // СЭ. -1958.-№3.-С.28-53.

89. Гири Е.Ю. Технологический анализ каменных индустрий: методика микромакроанализа древних орудий труда. СПб.: Акдем Принт, 1997. - 198 с.

90. Гладышев С.А. Археологические разведки в долине реки Зеркальной (Южное Приморье) // Исследование памятников древних культур Сибири и-Дальнего Востока. -Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1987. С. 182-183.

91. Головнев А.В. Говорящие культуры: традиции самодийцев и угров. -Екатеринбург: УрО РАН, 1995. 606 с.

92. Горбачева Н.П. К вопросу о происхождении одежды // СЭ. 1950. - №3. - С. 928.' ■'. . '

93. Гранина А.Н. Разведчики сибирских недр Иркутск: Иркутское книжное изд-во, 1958.- 116 с.1. Cf .

94. Грехова JI.B. Позднепалеолитические стоянки -Сунгирь и Хотылево 2 две культуры // Вестник Антропологии. Альманах. - М.: Старый сад, 1998. - Вып.5. -С. 111-123.

95. Грибановский Н.Н. Сведения о писаницах Якутии // СА. 1946. - №6. - С.281

96. Григорьев В.Н. Становление художественной культуры в первобытном обществе . // Художественная культура в. докапиталистических формациях. Структурно-типологическое исследование JL: Просвещение, 1984. - С.102-106. :

97. Григорьева Г.В. Новая палеолитическая стоянка Кокорево VI на р. Енисей //

98. КСИА.- 1964.- Вып. 101.-С. 64-68.

99. Громов В.И. Мальтинская стоянка раскопки 1931г. // ВАН. 1933. - № 4. -С. 47-48.

100. Громов В.И. О внешнем виде пещерного льва // ПИДО. 1935. - №1-2. -С.165-168.• Громов В.И. Новая находка останков палеолитического человека на Афонтовой горе II в 1937 году // Бюл. КИЧП. 1940. - № 6-7. - С. 121.

101. Громов В.И. "С натуры, — но не с живой!" // Природа. 1972. - № 9. - С. 126.

102. Грязное М.П., Столяр А.Д., Рогачев А.Н. Письмо в редакцию // СА. 1981. -№4.-С. 289-295.

103. Гуревич А.Я. История историка. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2004. - 288 с

104. Гурьев Ю. "Эрмитаж" пещерного человека // Известия' Советов депутатов трудящихся СССР. № 306 (13233). - 27.12.59.

105. Гущин А.С. Происхождение искусства. М.: Наука, 1937. - 112 с.

106. Демещенко С.А. Образ медведя в палеолитическом искусстве Европы // Археологический сборник: материалы и исследования по археологии Евразии. СПб: Гос. Эрмитаж, 1999, - Вып.34. - С. 7 - 29.

107. Деревянно А.П. Ожившие древности: Рассказы археолога. М.: Молодая гвардия, 1986.- 240 с.

108. Деревянно А.П., Волков П.В., Ли Ходжон Селемджинская верхнепалеолитическая культура. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СОРАН, 1998. - 336 с.

109. Деревянно А.П., Кривошапкин А.И., Ларичев В.Е., Петрин В.Т. Палеолит Восточных предгорий Арц-Богдо (Юная Гоби). Каменный век Монголии. -Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2001.- 152 с.

110. Деревянно А.П., Маркин С.В., Васильев С.А. Палеолитоведение: Введение и основы. Новосибирск: ВО «Наука», Сибирская издательская фирма, 1994. - 288 с.

111. Деревянно А.П., Рыбин Е.П. Древнейшее проявление символической деятельности палеолитического человека на Горном Алтае //Археология, этнография и антропология Евразии.-2003. №3(15).-С. 27-51.

112. Деревянко А.П., Шуньков М.В. Становление верхнепалеолитических традиций на Алтае // Археология, этнография и антропология Евразии. 2003. - № 3(19). -С. 12-40.*

113. Диков Н.Н. Верхний палеолит Камчатки // СА. 1969. - № 3. - С.93-109.

114. Диков Н.Н. Древние культуры Северо-восточной Азии (Азия на стыке с Америкой в древности). М.: Наука, 1979. - 3,52 с.

115. Диков Н.Н. Древние культуры тихоокеанского побережья СССР: учебное пособие / Отв. ред. Н.Н.Диков. Владивосток: Изд-во ДГУ, 1983.- 116 с.

116. Диков Н.Н. Палеолит Камчатки и Чукотки в связи с проблемой первоначального заселения Америки. Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 1993. - 68 с.

117. Дмитриева Т.Н. Пещера как целостность (к проблеме интерпретации палеолитической пещерной' живописи) // Пещерный палеолит Урала (Материалы Международной Конференции 9 сентября -15 сентября 1997 года). Уфа, 1997. -С.58-61.с»

118. Дроздов Н.И. Этапы развития каменного века в плейстоцене Средней Сибири: Автореф. дис. д-раистор. наук. Новосибирск: 1992. - 54 с.

119. Дроздов Н.И., Акимова Е.В. Раскопки многослойной стоянки "Усть-Кова" //г

120. Исследование памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. -Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1987.-С. 110-111.

121. Дэвлет М.А. О методике полевого изучения наскальных изображений // КСИА. -1990.- Вып. 202.-С. 83-94.

122. Дэвлет М.А., Дэвлет Е.Г. Рецензия на кн.: В.И.Молодин, Д.В.Черемисин Древнейшие наскальные изображения плоскогорья Укок. Новосибирск, 1999, 160 с.// РА.-2001.- № 1.- С. 128-132.

123. Евсюков В.В. Мифы о мироздании // Мироздание и человек. М.: Политиздат, 1990.-С; 7-122.

124. Евсюков В.В., Ларичев В.Е. Карл Хентце — исследователь древних культур Восточной Азии // Каменный век Северной, Средней и Восточной Азии. -Новосибирск: Наука, 1985. С. 114-124.

125. Елинек Я. Большой иллюстрированный атлас первобытного человека. Прага: Артия, 1982.-558 с.

126. Ефименко П.П. Из исследований в области палеолита СССР за последние годы // Сообщения ГАИМК. -1932. № 9-10. - С. 24-27.

127. Ефименко П.П. Дородовое общество // Изв. ГАИМК. 1934. - 512 с.

128. Ефименко П.П. Первобытное общество: очерки по истории палеолитического общества. Л.: Изд-во СОЦЭКГИЗ, 1938. - 636 с.

129. Ефименко П.П. Первобытное общество: очерки по истории палеолитического времени Киев: Наука, 1953. - 663 с.

130. Жук А.В., Тихонов С.С., Томилов А.Н. Введение в этноархеологию (Учебное •пособие для студентов исторических факультетов высших учебных заведений). -Омск: Изд. дом «Наука», 2003. 72 с.

131. Замечательные раскопки // Вестник знания. 1935. - №6. - С. 450.

132. Замятнин С.Н. Раскорки у с.Гагарино (верховья Дона, ЦЧО) // Изв. ГАИМК. -1935.-Вып. 118.- С. 26-77.

133. Замятнин С.Н. Миниатюрные кремневые скульптуры в неолите СевероВосточной Европы//СА. 1948. - Вып. 10. - С. 85-123.

134. Замятнин С.Н. Некоторые вопросы изучения хозяйства в эпоху палеолита // Проблемы истории первобытного общества. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. - С. 80108.

135. Замятнин С.Н. Очерки по палеолиту. М.; Л.: Изд-во АН СССР , 1961. - 123 с.

136. Записка для обозрения русских древностей. СПб.: Типография Якова Трея, 1851. - 80 с.

137. Зверева Г.И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексииновой интеллектуальной истории // Одиссей. 1996. - № 1. - С. 11-24.

138. Золотников Л.М. Древнейшее искусство и ценность метрологии // Гуманитарные науки в Сибири. 1995. - №3. - С. 18-22.

139. Иванов С.В. Сибирские параллели к магическим изображениям из эпохи палеолита-//СЭ.-1934.- №41.- С. 91-101.

140. Иванов С.В. Орнаментированные куклы ольчей//СЭ. 1936. - №6.- С. 50-70.-и

141. Иванов С.В.* Мамонт в искусстве народов Сибири // Сборник музея антропологии и этнографии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. - T.XI. - С. 133-153.

142. Иванов С.В. Человеческие фигурки в скульптуре алеутов // Сборник музея антропологии и этнографии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949 а. - Т.ХИ. - С. 195-212.

143. Иорданский В.Б. Хаос и гармония. М.: Наука, 1982. - 306 с.

144. История Сибири с древнейших времен до наших дней. Л.: Наука,1968. - Т.1. -454 с.

145. Казаринов П.К. Сибирское краеведение. Краткий библиографический обзор последних лет. 1920-1923. // БВСОРГО. 1924. - №5. - С.5-47,

146. Калинина И.В. Образ и семантика // Археологический сборник: материалы и исследования по археологии Евразии. СПб.: Гос. Эрмитаж, 1999. - Вып.34. - С. 208218. "'. '

147. Кириллов И.И. Предметы изобразительного искусства палеолитического поселения Сохатино IV (Титовская сопка) //•Звери в камне. Новосибирск: Наука, 1980.-С. 239-246.

148. Кирьяк М.А. Миниатюрная каменная скульптура Западной Чукотки // Краеведческие записки. 1993. - Вып.Х1Х. - С. 29- 49.

149. Кирьяк (Дикова) М.А. Древнее искусство Севера Дальнего Востока как исторический источник. (Каменный век). Магадан: СВКНИИ ДВО РАН, 2000. -288 с;

150. Кистенев С.П. Новые 'археологические памятники бассейна Колымы // Новое в археологии Якутии (Труды Приленской археологической экспедиции). Якутск: Якутский филиал СО АН СССР, 1980. - С.74-87.о

151. Клейн Л.С. Археологическая типология. Л.: Изд-во АН СССР, 1991. - 447 с.

152. Климишин И.А. Астрономия наших дней. М.: Наука, Гл. ред. физ. мат. лит., 1986,- 560 с.t

153. Кожин П.М.,' Фролов Б.А. Представление о пространстве и творчестве /населения палеолитической Европы // СЭ. № 2. - 1973. - С. 10-22.

154. Кольцов Л.В. Памяти Отто Николаевича Бадера//СА. №2.- 1980.- С. 286287.

155. Кондратенко А.П. К вопросу о функциональном назначении верхнепалеолитической пластины стоянки Мальта // Пластика и рисунки древних культур. Новосибирск: Наука, 1983. - С. 66-16,

156. Кононенко Н.А., Гарковик А.В., Кадзйвара X. Исследование докерамической стоянки Установка III в Приморье. - Владивосток: Дальнаука, 1993. - 92 с.

157. Кононович Э.В., Мороз В.И. Общий курс астрономии: Учебное пособие / Под ред. В.В. Иванова. М.: Эдиториал УРСС, 2001. - 544 с.

158. Конопацкий А.К. Прошлого великий следопыт: Академик А.П.Окладников. Страницы биографии. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001. - 492 с.

159. Константинов M.B., Сумароков В.Б., Филиппов А.К., Ермолова Н.М. Древнейшая скульптура Сибири // КСИА. 1983. -№ 173. - С.78-81.

160. Косинцев П.А. Человек и медведь в голоцене Северной Евразии (по археозоологическим данным) // Народы Сибири: история и культура. Медведь в древних й современных культурах Сибири. Новосибирск: Изд-во ИАЭт СО РАН, 2000,-С. 4-9. . •

161. Котов В.Г. Следы культа пещерного медведя на Южном Урале по данным пещеры Заповедная // Пещерный палеолит Урала (Материалы Международной конференции, 9 -15 сентября 1997 года). Уфа, 1997. - С. 42-45.

162. Котов В.Г. Хтоническая мифология населения Южного Урала (к вопросу о реконструкции хтонических культов по данным археологии, этнографии и фольклора): Автореф. канд. истор. наук. Уфа, 1999. - 25 с.

163. Котов В.Г. Пещерное' святилище Шульган-Таш и мифология южного Урала // Пещерный палеолит Урала (Материалы Международной конференции, 9-15 сентября 1997 года). Уфа, 1997. - С. 74-77.

164. Котов В.Г. Древнейшие следы почитания медведя на территории Евразии: к семантике ритуала //Искусство и ритуал ледниковой эпохи. Луганск: ЧП «Вега», 2005?-С. 114-125. ,

165. Кочмар Н.Н. Писаницы Якутии. Новосибирск: ИАЭт СО РАН, 1994. - 262 с.

166. Крайнев Д.А. К 60-летию Отто Николаевича Бадера // СА. № 4. - 1963. -С.126-128.

167. Крупянко А.А. Человек и Камень: эволюция взаимоотношений // Древнееискусство тихоокеанских культур. Владивосток: Изд-во ДГУ, 1996. - С. 5-11.t

168. Крупянко А.А., Табарев А.В. Графика и пластика в искусстве каменного века Дальнего Востока // Гуманитарные науки в Сибири. 1996. - №3. - С. 68-72.

169. Кубарев В.Д. Древнейшие изобразительные памятники Монголии и Алтая: проблемы хронологии и интерпретации // Проблемы первобытной археологии Евразии. К 75-летию А.А.Формозова. М.: ЙР РАН, 2004. - С. 228-242.

170. Кун Т. Структура научных революций // Структура научных революций: Пер. с англ. / Сост. В.Ю. Кузнецов. М.: ООО «Издательство ACT», 2002. - С. 9-258.

171. Куценков П.А. Начало. Очерки истории первобытного и традиционного искусства. М.: Алетейа, 2001. - 264 с.

172. Ларичев В.Е. Палеолит Северной, Центральной и Восточной Азии. -Новосибирск: Наука, 1969. Ч. I. - 388 с.

173. Ларичев В.Е. Палеолит Северной, Центральной и Восточной Азии. -Новосибирск: Наука, 1972. Ч. II. - 414 с.

174. Ларичев В.Е. Пещерные чародеи. Новосибирск: Западно-Сибирское книжное издательство, 1980.-221 с.

175. Ларичев В.Е. Мамонт в искусстве поселения Малая Сыя и опыт реконструкции представлений верхнепалеолитического человека Сибири о возникновении Вселенной // Звери в камне. Новосибирск: Наука, 1980 б. - С. 159-198.

176. Ларичев В.Е. Лунно-солнечная календарная система мальтинской культуры. Ожерелье с подвесками. Препринт. Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1984. - С. 361.

177. Ларичев В.Е. Лунно-солнечная календарная система мальтинской кульутры. Лунно-солнечный «идол». Препринт. Новосибирск: Изд-во СОАН СССР, 1984 а. -С.3-50.

178. Ларичев В.Е. Лунно-солнечная календарная система мальтинской культуры. Постановка проблемы. Препринт. Новосибирск: Изд-во АН СССР, 1984 б. - С. 3-60.

179. Ларичев В.Е. Календарная пластина Мальты и проблема интерпретации образов первобытного художественного творчества // Проблемы реконструкций в археологии . * Новосибирск: Наука, 1985.- С. 74-104. *

180. Ларичев В.Е. Древо дознания.-М.: Политиздат, 1985 а. 112 с. ,I

181. Ларичев В.Е.'Мальтинская пластина из бивня мамонта счетная календарно-астрономическая таблица древнекаменного века Сибири. Препринт. - Новосибирск: Изд-во СО АН СССР, 1986. - 44 с.

182. Ларичев В.Е. Мальтинская пластина счетная календарно-астрономическая таблица Древнекаменного века Сибири. // Методические проблемы археологии Сибири. -Новосибирск: Наука, 1988.-С. 184-226.

183. Ларичев В.Е. Мудрость змеи: Первобытный человек, Луна и Солнце. -Новосибирск: Наука, 1989. 272 с.

184. Ларичев В.Е. Знаковая система центральной подвески мальтинского ожерелья (материалы к реконструкции зодиака древнекаменного века Сибири). Новосибирск: ИФ и Ф СО АН СССР, 1989 а. - 62 с.

185. Ларичев В.Е. Прозрение. М.: Издательство политической литературы, 1990. -223 с'.

186. Ларичев В.Е. Драконический 5календарь древнекаменного века Сибири. Мальтинский жезл. Новосибирск: ИФиФ СО АН СССР, 1990 а. - Ч. I: Постановка проблему. Представления о жезле и его «орнаментике».- 38 с.

187. Ларичев В.Е. Драконический календарь древнекаменного века Сибири. Мальтинский жезл. Новосибирск: ИФиФ СО АН СССР, 1990 б. - Ч. II: Астрономическая подоснова затмений и временные циклы, связанные с ними.- 38 с.

188. Ларичев В.Е. Синфдические обороты планет в календарных системах древнекаменного века Сибири (мальтинская культура) // Методы реконструкции в археологии. Новосибирск: Наука СО, 1991. - С. 124-179.

189. Ларичев В.Е. Драконический календарь древнекаменного века Сибири. Мальтинский жезл. Новосибирск: ИФиФ СО АН СССР, 1991 а. - Ч. III: Затмения в калёйДарях, науке и культурах древних цивилизаций.- 113 с.

190. Ларичев В.Е. Драконический. календарь древнекаменного века Сибири.

191. Мальтинский жезл. Новосибирск: ИФиФ СО АН СССР, 1991 б. - Ч. IV:

192. Реконструкция и расшифровка знаковой системы жезла. Решение проблемы утилитарного предназначения скульптуры. 167 с. .