История льняной промышленности России тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 08.00.01, кандидат экономических наук Землянский, Максим Олегович

• Землянский, Максим Олегович
• кандидат экономических наук
• 2013

Оглавление диссертации кандидат экономических наук Землянский, Максим Олегович

ОГЛАВЛЕНИЕ

Введение

Глава 1. Текстильная промышленность в мануфактурный период и период

кризиса феодально-крепостнической системы

1.1. Виды мануфактур и их российская специфика

1.2. Кризис феодально-крепостнической системы и текстильная промышленность

Глава 2. Динамика полотняной промышленности 1725-1917 гг

2.1. Динамика парусно-полотняного производства в мануфактурный период

2.2. Развитие полотняной промышленности в 1800-1861 гг

2.3. Развитие полотняной промышленности в период капитализма (18611917 гг.)

Глава 3. Развитие льняной промышленности в советский период

3.1. Годы революции и гражданской войны

3.2. Годы нэпа

3.3. Первая довоенная пятилетка

3.4. Годы второй и третьей пятилеток

3.5. Годы Великой отечественной войны

3.6. Послевоенный период

Заключение

Список использованных источников

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «История льняной промышленности России»

Введение

Актуальность темы исследования. Исследование истории народного хозяйства России должно помочь на современном этапе принимать обоснованные хозяйственные решения, эффективные именно для нашего государства с учётом всех особенностей развития как промышленности в целом, так и отдельных её отраслей. Еще в древние времена было известно: "historia est magistra vitae" (история - учительница жизни). Нельзя понять современное состояние экономики, не зная, как она складывалась и развивалась. Исторические знания вырабатывают у человека понимание общего хода развития, позволяют видеть направление развития, прогнозировать будущее.

Для понимания исторического процесса недостаточно заглянуть только во вчерашний день. Исторический процесс един, и на его коротком отрезке понять законы развития невозможно. Хозяйственные решения, принимаемые без понимания исторического процесса, без знания законов развития, приводят к вульгаризаторским, волюнтаристским ошибкам, результаты таких решений оказываются иными, чем предполагалось.

В работе материал подаётся параллельно тремя слоями. Первый содержит сжатое изложение ключевых моментов развития экономики России в целом. Во втором прослеживаются основные этапы развития текстильной промышленности. Третий слой - это детальный анализ динамики льняной, или, как ее раньше было принято называть, полотняной промышленности как подотрасли отечественной текстильной промышленности.

Текстильная промышленность была ведущей отраслью промышленности дореволюционной России, давала наибольшую массу продукции и в ней было занято наибольшее количество рабочих.

В текстильной промышленности, обслуживающей народное потребление, капиталистическое производство началось раньше, чем в других отраслях промышленности, раньше начался промышленный переворот и появилась первая фабрика. Обладая наиболее крупными капиталами и опытом, текстильная промышленность лидировала и при переходе к империализму. В ней возникло наиболее сложное переплетение промышленного и банковского капитала, часть которого шла в другие отрасли.

Полотняное производство - одно из древнейших в России. В разные периоды отечественной истории его роль наряду с очевидной, утилитарной -обеспечение естественных потребностей человека, иногда приобретала политический и даже стратегический характер (например, снаряжение создаваемого Петром I флота), участвовало в формировании эффективного экспорта страны. Значение льняных тканей в общем потребительском зачете

часто менялось, но всегда подотрасль оставалась «национальным брендом» России, а наблюдаемый ныне упадок ее производства, надеемся, явление временное.

Цель и задачи исследования. Целью исследования является изучение развития льняной промышленности России как крупного, особенно для России, народнохозяйственного комплекса, со времен крепостного права до конца XX в., что позволит, по мнению автора, исходя из особенностей социально-экономических характеристик этой отрасли, принимать более эффективные решения по ее возрождению.

Достижение поставленной цели предполагает решение следующих основных задач:

• восстановить и проанализировать динамику полотняного производства в мануфактурный период, период кризиса феодально-крепостнической системы и капиталистический период;

• дать характеристику явлению крепостной мануфактуры и его влиянию на развитие текстильной промышленности XVIII в.;

• дать характеристику кризисным явлениям феодально-крепостнической системы и проследить развитие отечественной текстильной промышленности до момента отмены крепостного права, в переходный и капиталистический периоды;

• осветить советскую эпоху отечественной экономики, проанализировать ключевые особенности развития текстильной промышленности, в первую очередь динамику льняного производства за этот период.

Объектом исследования является льняная промышленность России с XVIII века до конца XX века.

Предметом исследования выступают социально-экономические отношения, определившие особенности развития отечественной льняной промышленности на всех этапах ее существования.

Область исследования. Исследование выполнено в рамках специальности 08.00.01 Экономическая теория (экономическая история), п. 2.6. «История развития различных сфер хозяйственной деятельности и народнохозяйственных комплексов».

Информационно-эмпирическая база исследования. В работе проанализированы теоретические взгляды и фактические данные, содержащиеся в монографиях, диссертационных исследованиях, книгах, статьях отечественных и зарубежных историков и экономистов. Эмпирическую основу исследования составили труды современников и архивные данные. Все данные, приведенные в таблицах, получены в результате авторских расчетов на базе архивных источников, перечисленных в конце диссертации.

Методология и методы проведения исследования. Методологическую основу исследования составляют основные положения экономической теории, макроэкономики. При написании диссертации были использованы труды советских, российских и зарубежных специалистов по исследуемой проблеме.

В процессе реализации поставленной цели в работе нашли применение следующие общенаучные методы исследования: научной абстракции, индукции и дедукции, экономико-статистический, системного, логического и сравнительного анализа.

Степень разработанности темы

Автор использовал работы дореволюционных исследователей А.А Баранова, К.К. Вебера, Е.П. Житенева, П.В. Колосова, в которых освещается развитие текстильной промышленности капиталистической России, материалы и выводы трудов советских исследователей П.Г. Любомирова, Е.И. Заозерской, К.А. Пажитнова, М.Я. Волкова, Г.С. Исаева, В.Я. Лаверычева по истории дореволюционной текстильной промышленности, A.M. Корнеева и П.А. Хромова о развитии этой отрасли в советский период, Конотопова М.В. и Сметанина С.И., Семенковой Т.Г., и Лобачёвой E.H. давших комплексный анализ развития отрасли.

Научная новизна исследования заключается в том, что впервые предложена полная картина развития одной из старейших отраслей отечественной промышленности - льняной, что с учетом ее уникальных социально-экономических характеристик как традиционно «помещичьей» позволило дать более точный анализ проблем и задач реформирования России в XIX веке, с одной стороны, и поможет принимать более эффективные решения по стимулированию возрождения этого национального производства, с другой.

Результаты исследования, выносимые на защиту

1) впервые дан анализ развития льняной промышленности России со времен крепостного права и до наших дней с учётом ключевых особенностей состояния Российской экономики в каждый из затрагиваемых периодов и особенностей социально - экономических характеристик исследуемого производства;

2) дана развернутая характеристика мануфактурного периода развития отечественной промышленности и на примере полотняного производства исследованы особенности российских крепостных и посессионных мануфактур;

3) впервые на основе использования архивных источников восстановлены динамические ряды показателей развития льняной промышленности России начиная со второй четверти XVIII века, т.е. в тот период, который в экономической истории принято считать «нестатистическим»;

4) на основе историко-экономического анализа особенностей льняной промышленности XIX века, как отрасли одной из самых архаичных по своей организации, охарактеризованы особые проблемы ее конкурентоспособности в условиях глобальных реформ и пути их преодоления, что представляет интерес для современных аналогов.

5) автором обоснована позиция по созданию системы мер пбддержки возрождения отечественной льняной промышленности как одной из приоритетных национальных задач.

Теоретическая и практическая значимость работы составляют положения и выводы, которые:

- могут быть использованы в научно-теоретической работе, а также при изучении экономических и смежных научных дисциплин;

- могут быть использованы государственными учреждениями с целью избежать ошибок и просчетов при принятии решений.

Информационно-эмпирическую базу исследования составили фактические данные, содержащиеся в следующих источниках: труды российских и зарубежных авторов, материалы научных конференций, архивные материалы.

Практическая значимость полученных результатов заключается в возможности их использования органами государственной власти и управления Российской Федерации в рамках формирования стратегии развития льняной подотрасли текстильной промышленности, а также возможности их использования в учебном процессе.

Экономическая и социальная значимость результатов диссертации состоит в том, что выводы могут быть использованы при формировании программы государственной поддержки возрождения традиционной для России отрасли промышленности, что должно привести к повышению её экономической безопасности, престижа и уровня благосостояния граждан.

Апробация и внедрение результатов диссертации. Основные положения диссертации опубликованы в статьях, тезисах, были доложены на Всероссийской научно-практической конференции «Россия и мир: поиск новых моделей экономического развития» в 2012 году, на теоретических семинарах Института экономики РАН.

Результаты диссертационного исследования использованы в учебном процессе Института экономики РАН при чтении лекций и проведении практических занятий по дисциплине «Экономическая теория».

Публикации результатов. По теме диссертации опубликованы 6 работ общим объемом 12,9 печатных листов, в числе которых 2 статьи в рецензируемом научном журнале, рекомендованном ВАК Министерства образования и науки

Российской Федерации для публикации основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата наук.

Глава 1. Текстильная промышленность в мануфактурный период и период кризиса феодально-крепостнической системы

1.1. Виды мануфактур и их российская специфика

Петровская мануфактура. Первая четверть XVIII в. - время реформ Петра I, цель которых - ликвидировать отставание России от стран Западной Европы, ускорить ее экономическое развитие, особенно развитие промышленности. Такую политику принято называть протекционистской, или покровительственной, и ее обычно применяют государства на начальном этапе развития капитализма, когда промышленность еще только создается. Таким образом, это буржуазная политика. Но Россия не была буржуазным государством. Правительство Петра I было правительством дворян-феодалов. Содействуя развитию промышленности и торговли, оно тем самым содействовало созреванию буржуазных явлений в хозяйстве страны, потому что крупным товарным производством и торговлей занимается буржуазия, а не феодалы. Но феодальное правительство совсем не стремилось ускорять переход к капитализму, приближая конец господства своего класса. Содействуя развитию буржуазных элементов в экономике, оно старалось подчинить их интересам класса феодалов, сделать так, чтобы феодальное общество их усвоило и переварило. Такая противоречивая политика порождала сложные полукапиталистические, полуфеодальные явления в экономике, подобные возникновению крепостной мануфактуры. И сам петровский протекционизм проявляется не столько в повышении пошлин на ввоз иностранных товаров (наиболее традиционное мероприятие протекционизма), сколько в прямом государственном вмешательстве в экономическую жизнь, в полицейско-принудительных мерах.

Для развития промышленности, как известно, необходимо первоначальное накопление, т.е., с одной стороны, накопление капиталов в руках у будущих капиталистов - промышленников, а с другой - формирование слоя людей, которые вынуждены работать на капиталистов, потому что не имеют своего хозяйства и других источников существования. Но в России процесс первоначального накопления только еще начинался, поэтому меры Петра по ускорению развития промышленности были в основном направлены на преодоление недостаточности первоначального накопления. В стране еще не было крупных капиталов, а они требовались. Основной капитал шелковой

мануфактуры Шафирова составлял 118 тыс. р., полотняной Гончарова -142 тыс. р., полотняной Тамеса - 46,7 тыс. р. [73, с. 12-13]. Между тем в гостиной сотне, объединявшей крупнейших купцов, в 1710 г. числилось 106 москвичей и 2-3 десятка иногородних, причем /з из них составляли мелкие торговцы. Относительно богатых было лишь 20-30, но и они совсем не стремились вкладывать капиталы в промышленность: это дело было новым и рискованным, а торговля была привычной и надежной [74, с. 69-71].

Поскольку частные капиталы не шли в промышленность, государству пришлось самому строить мануфактуры. И первыми мануфактурами XVIII в., в том числе и в текстильной промышленности, были казенные. Для мобилизации частных капиталов нередко прибегали к принуждению: группу купцов объединяли в "кумпанство" и заставляли совместно строить мануфактуру. Желание самих владельцев капитала во внимание при этом не принималось. Так, в 1720 г. для налаживания суконной мануфактуры в Москве Петр I предписал объединить в компанию 14 человек из разных городов. "Прибранные" компанейщики стали укрываться, но их доставили на место под конвоем солдат, причем за их счет [74, с. 53-54].

Кроме таких чисто полицейских мер государство использовало и экономические, стараясь заинтересовать богатых людей в строительстве мануфактур. Но и при использовании материальной заинтересованности было много элементов внеэкономического воздействия.

Для строительства мануфактуры государство бесплатно отводило участок земли, давало ссуды и субсидии. Обычно погашать ссуду надлежало поставкой в казну готовой продукции. Мануфактуристу давалась монополия на производство определенной продукции, т.е. аналогичный товар не только запрещалось импортировать, но и производить в стране помимо данной мануфактуры. Государство нередко принимало на себя и снабжение мануфактур сырьем с применением подобных же запретительных мер.

Обычно в числе мер использования материальной заинтересованности рассматривается и передача казенных мануфактур в частные руки. Но в текстильной промышленности, особенно в начале века, такая передача нередко была принудительной. "Буде волею не похотят, хотя в неволю", - сказано было о создании компании для передачи ей в 1711 г. казенного полотняного завода [74, с. 53].

Чаще всего передача предприятия в частные руки была результатом полного расстройства дел и убыточности производства. Неудивительно, что компанейщики старались избежать такого "подарка".

Относились к частным мануфактурам власти не так, как обычно государство относится к капиталистическим предприятиям. Им давались производственные

задания, причем продукция сдавалась по указным ценам, установленным государством без какого-либо отношения к закону стоимости. А если задания не выполнялись или продукция получалась плохой, то владелец наказывался вплоть до передачи предприятия в другие руки. Короче говоря, государство не считало эти частные предприятия вполне частными. И не случайно владельцы мануфактуры назывались содержателями.

Но капиталы в России все же были - они накапливались в сфере торговли, у купцов. Хуже было со второй составляющей первоначального накопления. Крестьянство, из представителей которого состояла подавляющая часть непосредственных производителей, находилось в крепостной зависимости, было прикреплено к земле и помещикам. Правда, среди посадских людей были бедные люди, нуждавшиеся в заработках, но горожане составляли небольшую часть населения страны.

Первоначально Петр I исходил из того, что мануфактура будет обеспечена наемным трудом: так было в Западной Европе. Использовать крепостной труд даже запрещалось. Пока мануфактуры насчитывались единицами, "охотников" поступить туда работать хватало, даже взятки давали за такую возможность. Отчасти это объяснялось тем, что мануфактура была школой нового мастерства. С "размножением" мануфактур "охотников" не стало хватать. На работу в них стали посылать "винных девок и баб" (т.е. наказанных за провинность), военнопленных, солдат. Однако обеспечить растущую промышленность подобным контингентом рабочей силы было невозможно. И последовал знаменитый указ 1721 г. о дозволении "для размножения" заводов к ним "деревни покупать невозбранно", т.е. покупать деревни с крепостными крестьянами, для того чтобы использовать их труд в промышленности, превращая в крепостных рабочих.

Этот указ относился к купцам, потому что почти все частные мануфактуры петровского времени принадлежали им, а дворянам-помещикам не требовалось особого разрешения "покупать деревни". Но разрешить купцам владеть крепостными значило уравнять купцов с дворянами, что было недопустимо в феодальном обществе. Поэтому права купцов были урезаны, им было разрешено владеть крепостными лишь на праве посессии (в данном случае - условного владения). Впоследствии такие мануфактуры стали называть посессионными.

Подлинным собственником посессионной мануфактуры считалось государство, а купец, хоть он сам создал мануфактуру и купил крепостных, -лишь ее "содержателем". Крепостные в этом случае считались прикрепленными не к хозяину, а к мануфактуре, и хозяин не мог использовать их труд в других делах или продать отдельно от мануфактуры. Все государственные законы и установления, касавшиеся казенных мануфактур, которым государство

устанавливало нормы выработки, ставки оплаты труда и т.д., автоматически распространялись на посессионные. Однако положение о посессионных мануфактурах было детально разработано значительно позже. В число посессионных вошли не только мануфактуры с "купленными по указу" мастеровыми, но и переданные в частные руки вместе с персоналом казенные предприятия.

Кроме посессионных мануфактур в XVIII в., в основном уже после Петра I, стали возникать вотчинные, или дворянские, мануфактуры, т.е. такие, которые принадлежали дворянам-помещикам и на которых работали их собственные крепостные.

Казенные вотчинные и посессионные предприятия следует отнести к типу крепостной мануфактуры. В них рабочие были прикреплены к предприятиям и выполняли обязательные работы, т.е. труд на мануфактуре для них был такой же повинностью, как барщина. Но кроме крепостных мануфактур в XVIII в. возникли купеческие. Термин "купеческая мануфактура" был придуман историками не для обозначения всех мануфактур, принадлежавших купцам: посессионная мануфактура, принадлежавшая купцу, не являлась купеческой, а купеческой мог владеть крестьянин или даже дворянин. Купеческой называлась мануфактура без крепостных, с одними наемными работниками. Впрочем, контингент рабочих мануфактур этого типа в основном все-таки состоял из крепостных - из оброчных крестьян, которые заработанными на мануфактуре деньгами платили оброк своему помещику. Но по отношению к мануфактуре они были наемными. Таким образом, в условиях крепостничества контингент наемных рабочих имел свою специфику.

Производственные отношения в купеческой мануфактуре были явно капиталистическими. Но и крепостную мануфактуру мы не можем считать чисто феодальной формой промышленности. Мануфактура - одна из форм организации капиталистического производства.

Предприниматель вкладывал капитал в производство, затрачивая деньги. Более того, здесь был и основной, и оборотный капитал, постоянный и переменный: стоила денег сама мануфактура, т.е. здание (или здания) с оборудованием, тратились деньги на сырье, на плату крепостным рабочим. Доход мануфактуриста имел форму не феодальной ренты, а прибыли: это была разница между производственными затратами и выручкой от продажи продукции.

Крепостной рабочий жил не за счет своего натурального хозяйства, как крестьянин, а за счет заработной платы. Мы не имеем в виду те редкие случаи, когда мануфактура была лишь придатком к сельской вотчине и крестьяне отрабатывали на ней барщину, продолжая заниматься и сельским хозяйством.

Если же крепостной рабочий основное время работал на мануфактуре, он не мог одновременно заниматься хлебопашеством и содержать свою семью. Следовательно, он не мог работать бесплатно. Мануфактурист должен был обеспечивать воспроизводство рабочей силы, тем более что это были его собственные рабочие.

Таким образом, в основе своей производственные отношения крепостной мануфактуры были капиталистическими. Но они были облечены в феодально-крепостническую форму, искажены крепостничеством. Крепостной рабочий не добровольно, а принудительно продавал свою рабочую силу, не мог сменить хозяина. Предприниматель-капиталист имел в собственности не только предприятие, но и землю, и рабочих. Поэтому российские экономисты включали стоимость земли и рабочих в основной ("недвижимый") капитал.

Выяснив основные теоретические положения, касающиеся развития мануфактур в России и основных особенностей этого развития, обратимся к конкретным историческим фактам.

Ни одна из текстильных мануфактур допетровского времени не сохранилась к началу XVIII в. Первыми мануфактурами при Петре I были казенные. Их строительство диктовалось государственными потребностями. "Не покупать мундира заморского", - такую цель поставил Петр I перед суконными мануфактурами. Сукно было не просто тканью, а одним из предметов военного потребления. Формирование регулярной армии требовало много сукна. Парусина тоже была не просто тканью. Парусина - двигатель парусного флота. Создание флота требовало огромного количества парусины. Но ни армейского сукна, ни парусины текстильные промыслы не производили. Они готовили лишь те ткани, которые шли на обычную одежду и бытовые нужды. Поэтому для удовлетворения государственных, в основном военных, потребностей и пришлось строить государственные мануфактуры. Первые 18 лет с начала строительства первой казенной текстильной мануфактуры ни одного частного заведения не возникло. Действовали только казенные.

Первая казенная мануфактура - Хамовный двор в с. Преображенском под Москвой, который должен был готовить парусину. Начали его строить в 1696 г., а в 1700 г. он уже выпускал продукцию. По всей вероятности, преемственность с прежним Хамовным двором в Кадашевской слободе у него была -использовались кадры работников, а возможно, и широкие берда, и другое оборудование. (Смущает название: напрашивается ассоциация с ругательством библейского происхождения, однако термин "хамовный" происходит, вероятнее всего, от шведского слова "hamo" - рубашка.)

Хамовный двор с. Преображенского - довольно крупное предприятие, которое состояло из целого ряда производственных сооружений: "толчейного

амбара", в котором пенька толклась с использованием энергии водяного колеса, "чесальни", трех прядилен, "мыларни", где варилась пряжа, 6 ткацких светлиц, жилых домов, сараев. Все это было окружено забором с двумя воротами. В 1710 г. там действовало 180 ткацких станов с 300-400 рабочих. В 1719 г. 300 станов с 1362 рабочими изготовляли за год 3760 кусков, или 188 тыс. аршин парусины. Значительную часть рабочей силы этой мануфактуры составляли матросы и военнопленные. В 1720 г. Хамовный двор был передан в "содержание" Тиммерману, а в 1724 г. его годовая продукция составила уже 346 тыс. аршин на 28 тыс. р. [74, с. 24-25; 75, с. 123-125; 76, с. 162-163].

В 1706 г. был издан указ о заведении Полотняного завода в Москве. Эта мануфактура должна была изготовлять тонкое полотно по образцу голландского. В Голландии было нанято 7 мастеров, которые привезли с собой и станы. Но один отстал, один был уволен за пьянство, двое скоро умерли. Остались трое. Они должны были обучать мастерству русских людей. Из "охотников" (т.е. добровольцев) было принято 27 учеников. В 1709 г. был проведен второй набор. Приняли 18 человек, остальным было отказано. Желающих поступить на работу и в обучение на казенную мануфактуру было больше, чем требовалось.

Сырье в виде пряжи предполагалось получать от крестьян, которым были даны образцы. Но по образцам не получалось. Тогда стали закупать лен и нанимать прях. Но и они не давали продукцию нужного качества. Первые результаты были довольно плачевными. В 1707 г. Шафиров писал: "Образцовая штука выткана не против заморского, зело плоха, понеже уска, и нитью толста, и редка, и не выбелена". Было израсходовано около 4 тыс. р. на изготовление около 2 тыс. аршин полотна, "и то негодного".

В 1711 г. Полотняный завод имел два отделения, где работали 7 иноземцев и 40 русских учеников. В том же году мануфактура была передана в "содержание" компании русских купцов во главе с Турчаниновым [75, с. 185-190].

В 1705 г. в Москве, около Каменного моста, был основан казенный Суконный двор. Для этого пригласили 46 иностранных мастеров. Однако, как и во многих других случаях, наем оказался не вполне удачным. В 1708 г. русский управитель сообщал, что целесообразно оставить лишь 17 иностранцев, "а достальные к суконному делу негодны". В 1714 г. на Суконном дворе было изготовлено 64 тыс. аршин сукна, каразеи и стамеда, в 1716 г. - 137,6 шс. аршин, в 1719 г. - 24,8 тыс. аршин. Но если в 1714 г. сукно составило 22% продукции, то в 1719 г. - только 6% [75, с. 166; 77, с. 10]. Оно получалось плохого качества, поэтому производились в основном низкие сорта шерстяных тканей - стамед (шерстяная ткань, которая годилась в основном на подкладку и на занавесы) и каразея (ткань с редким утком, которая тоже в основном шла на подкладку). В 1720 г. Суконный двор был передан компании во главе с купцом Щеголиным.

Появились и другие казенные суконные мануфактуры: в 1713 и в 1720 гг. в Воронежской губернии, в 1714 г. в Казани, в 1718 г. в Петербурге. В 1722 г. была основана Екатерингофская полотняная мануфактура [74, с. 22-23]. Но к 1725 г. казенными остались только три суконные и две полотняные мануфактуры. Остальные были розданы в частные руки. Передача эта была вынужденной. В большинстве случаев казенные мануфактуры несли "великие убытки". Так, на содержание Казанской суконной фабрики за 1719-1724 гг. была израсходована 41 тыс. р. и выработано сукна 57,7 тыс. аршин на 33,1 тыс. р. Петербургская полотняная мануфактура за 3,5 года понесла убытки в сумме 2,7 тыс. р. Неубыточен был только Хамовный двор [74, с. 46-47]. Судить о состоянии передаваемых мануфактур можно и по тому, что нередко указания о передаче заводов снабжались оговоркой: если не найдется желающих, то имущество продать "с публичного торгу", а людей распустить. Зачастую предприятия передавались "в неволю" принудительно создаваемым "кумпанствам".

Передача казенных мануфактур в частные руки стала правилом. В "регламенте" Мануфактур-коллегии 1723 г. было сказано: "Казенные фабрики, уже заведенные, и те, которые будут заведены, передавать партикулярным лицам" [78, № 4378]. К концу 20-х г. почти все казенные текстильные мануфактуры были переданы в частные руки. И если подавляющее большинство этих мануфактур в первые годы своего существования было нерентабельно и выпускало продукцию весьма низкого качества, то уже к концу царствования Петра I положение выправилось: качество продукции стало более-менее сносным, а предприятия уже не были убыточными. Одним из первых новых владельцев был казанский купец И.А. Микляев, в руки которого попали казенный Полотняный завод в Москве и Суконный двор в Казани. Попали не случайно: к этому времени Микляев уже стоял во главе процветавшего торгово-промышленного объединения, включавшего кожевенные, винокуренные и кирпичное заведения, речной флот, и имел обширное всероссийское торговое дело [79].

Первые в XVIII в. три частные текстильные мануфактуры возникли в 1714 г.: суконная, парусная и каразейная. В 1717 г. были основаны две шелковые мануфактуры, в 1718 г. - еще две суконные, парусная и шелковая. Таким образом, частные мануфактуры в России стали появляться в основном к концу царствования Петра I. Больше половины основанных в петровское время частных текстильных мануфактур возникло в последние пять лет царствования Петра [74, с. 22-23; 75, с. 510-513]. Следует оговориться, что здесь имеются в виду только "указные" мануфактуры, т.е. законные, разрешенные и признанные государством. Дело в том, что в то время нельзя было просто так построить мануфактуру. Требовалось получить для этого, разрешение государства, которое

оформлялось в виде указа. Такого разрешения можно было и не получить, если уже существовало "указное" заведение, имевшее монополию на выпуск данной продукции.

Мануфактур-коллегии приходилось время от времени проводить ревизию "указных" заведений, чтобы выявить "недостойных" владельцев, которые испрашивали разрешение на заведение мануфактуры только для получения привилегий, а в действительности мануфактурного дела не заводили. В архивах не сохранилось сведений о достаточно крупных "безуказных" предприятиях, но если бы они были и конкурировали с "указными", это не могло бы не отразиться в архивах. Значит, или их не было, или они составляли незначительное меньшинство. "Безуказными" были мелкие кустарные заведения, которые было трудно обнаружить и которые из-за своей величины не могли стать "указными".

Большинство основателей мануфактур петровского времени были купцами, но среди самых первых - приближенные царя. В 1714 г. возникла парусная мануфактура Меншикова, в 1717 г. - шелковая Апраксина, Шафирова и Толстого, в 1718 г. - суконная Макарова. Конечно, крупнейшие политические деятели основывали мануфактуры не столько для выгоды, сколько для примера, а также чтобы проявить полезную активность перед лицом царя. Со временем доля купцов повышалась, и почти все мануфактуры в 1720-е гг. были основаны купцами. Эти мануфактуры организовывались не "кумпанствами", а отдельными купцами, которые сложностей начального периода с убыточной и негодной продукцией не испытывали. Производство новых мануфактур было ориентировано не столько на сбыт в казну, сколько на внутренний рынок. В их продукцию входили как сукно, так и (даже в большем объеме) каразея - ткань, простая в изготовлении, низкого качества, но дешевая; не столько шелковые ткани, сколько шелковые ленты.

Итак, в процессе создания мануфактурного производства за время, царствования Петра I можно выделить три этапа, не разделяемых, впрочем, четкими хронологическими гранями:

1-й этап - создание казенных мануфактур. Трудности освоения нового дела, убыточность предприятий, низкое качество продукции;

2-й этап - начало принудительной передачи казенных мануфактур в частные руки, насильственное вовлечение купеческих капиталов в создание промышленности, первые частные мануфактуры - мануфактуры царедворцев и близких двору лиц (царский истопник, иностранцы). Постепенное преодоление начальных экономических трудностей;

3-й этап - купеческое предпринимательство. Только тогда, когда мануфактурное дело было уже освоено, стабилизировалось на определенном уровне, гарантировало прибыль, купеческие капиталы стали сюда вливаться.

Дальнейшее развитие уже могло идти без особых искусственных мер.

По расчетам Е.И. Заозерской, в 1725 г. в России числилось 38 текстильных мануфактур: 32 частные и 6 казенных. Из них 13 суконных предприятий, 15 полотняных и 10 шелковых [75, с. 510-513]. Около четверти века потребовалось России для того, чтобы освоить мануфактурное производство, перенесенное сюда из Европы.

В исторической литературе шли споры об "искусственности" петровских мануфактур, о том, стоило ли насильственно насаждать мануфактуры мерами государственного принуждения и не лучше ли было предоставить развиваться производству своим путем.

Нет сомнения в том, что в текстильных промыслах по мере накопления капиталов со временем стали бы выделяться крупные предприятия мануфактурного типа. Правда, от иностранной конкуренции их надо было бы ограждать мерами "экономического" протекционизма - повышением пошлин на ввоз иностранных тканей. Но промыслы, а следовательно, и рождавшиеся на их основе мануфактуры давали продукцию для народного потребления, для рынка, а не для государственных потребностей. Для изделий, которые были нужны государству, требовались и иностранное оборудование, и иностранный опыт. Однако традиционный, "экономический" протекционизм мог помочь и в этом: повышение пошлин заставило бы иностранных предпринимателей самих приезжать в Россию и строить здесь мануфактуры по западному образцу. Именно так действовала протекционистская политика в странах Западной Европы. Но там уже не было крепостничества, там была довольно богатая и сильная городская буржуазия. Кроме того, мануфактура в европейских странах возникла значительно раньше и перед ними не стояла задача "догнать". России же, во-первых, нужно было ликвидировать экономическую отсталость, догнать Запад, в короткий срок обеспечить обмундированием армию и оснастить парусами флот. Во-вторых, крепостничество и государственное хозяйство подавляло в России развитие "третьего сословия" - буржуазии. Зато были традиции государственного предпринимательства, было государственное хозяйство, и это можно было использовать.

"Наши люди ни во что сами не войдут, ежели не приневолены будут", - писал Петр I в одном из указов. Государственная власть, считал он, "дирекцию над сим и управление должна иметь, как мать над дитятем, во всем, пока в совершенство придет" [78, № 4540]. Впрочем, аналоги тому, что делал Петр I, были и на Западе. Кромвель, Кольбер и Фридрих также строили мануфактуры, что первоначально тоже было вызвано потребностями военного ведомства, двора и знати. Но так или иначе за короткий срок Россия перешла на стадию мануфактурного производства. При этом государственное "внедрение" мануфактуры в хозяйство

породило в стране уникальный строй и уникальные отношения в промышленности. С одной стороны, мануфактуристы получили от государства весьма существенные преимущества: они подлежали не общему суду, а "своему" суду Мануфактур-коллегии (которая при конфликтах с посторонними, конечно, принимала сторону своих подопечных); освобождались от весьма обременительных государственных повинностей; получали право иметь лавки и торговать своей продукцией, не платя при этом пошлин.

Государство обеспечивало мануфактуры всем необходимым: деньгами (ссуды и субсидии), землей, людьми, иногда сырьем. Мануфактуристам подчас выделялась не просто земля для строительства предприятия, а земля с необходимыми строениями. Так, в 1736 г. группе компанейщиков для основания суконной мануфактуры был отведен Кадашевский монетный двор.

С другой стороны, государство давало частным предприятиям конкретные задания, и если мануфактуристы не выполняли их, то наказывались. Например, в 1747 г. суконщик Третьяков был заключен под караул за непоставку сукон; в 1750 г. решением Мануфактур- коллегии был исключен из числа мануфактуристов и "возвращен в купечество" владелец шелковой мануфактуры Дудоров, который не выполнил государственного предписания по увеличению производства, его предприятие было передано Колосову. В 1744 г. "за неразмножение фабрик и за худым мастерством сделанных на тех фабриках товаров" государством были закрыты сразу 44 фабрики [80, с. 92]. Отношения между государством и частными предпринимателями строились не на экономической основе. Цены, по которым ткани принимались в казну, устанавливались искусственно. Так, цена, по которой в казну сдавалось сукно мануфактуры Щеголина, определялась себестоимостью с накидкой 10% прибыли [81, с. 118].

Такие административные методы, которые В.О. Ключевский назвал "казенно-парниковым воспитанием промышленности", сохранялись и в середине XVIII в., когда мануфактурное производство уже прочно встало на ноги. Мелочная регламентация производства со временем даже усиливалась. В 1741 г. был составлен специальный "Регламент" для суконных предприятий, в котором определялись все стороны производственной деятельности.

Административные меры, конечно, были не всегда удачны. В 1715 г. Петр I издал указ, по которому запрещалось ткать традиционные узкие ткани шириной 8-12 вершков (т.е. до 0,5 м) и предписывалось изготовлять полотна шириной 1,25-1,5 аршина (0,9-1 м). Указ, конечно, преследовал благую цель - не только улучшить текстильное производство, но и повысить благосостояние самих ткачей: узкие ткани, "более похожие на ленты", по выражению М. Туган-Барановского, ценились дешево, а широкие полотна поступали из-за границы по дорогой цене. Однако указ, как писали многие исследователи, разорил

массу сельских ткачей, и через некоторое время его пришлось отменить. Дело в том, что для широких тканей требовались широкие станы (около 2 м). На узких станах работали крестьянки в свободное от других дел время, а на широком стане должны были работать два человека - один перебрасывал челнок, другой перебирал ремизы, так как "летучего челнока" тогда еще не существовало.

В текстильном производстве петровского времени еще не установилось четкое разделение крепостного и наемного труда, еще не сложились группы посессионных и купеческих мануфактур. Наемный труд, безусловно, преобладал, его использования требовала правительственная регламентация. В указе 1718 г. о найме желающих работать на Хамовном дворе предписывалось "поставить по градским воротам и в других местах объявительные листы" [74, с. 111]. Наемные рабочие были на Суконном дворе, почти исключительно их труд использовали частные мануфактуры, в том числе и мануфактуры дворян. Только наемные рабочие были заняты на шелковой мануфактуре Апраксина и других "интересантов". На парусной мануфактуре Меншикова при штате постоянных рабочих в 24 человека "250 человек и больше - годовые и месячные, и понедельно, и в поденщиках бесписьменно" [74, с. 117]. По подсчетам Е.И. Заозерской, из состава работников, поступивших на текстильные мануфактуры при Петре I, 95,8% пришли добровольно и лишь 4,2% принудительно (отданы "по указу", "куплены") [75, с. 440]. Следует, впрочем, оговориться, что здесь не учтены направляемые на работу за разные провинности, военнопленные и т.п. С учетом этих групп доля принудительного труда, конечно, окажется выше. Но на срок найма (до 10 лет) наемный переставал быть свободным человеком. Он не мог уйти (его бегство приравнивалось к бегству крепостного), полностью зависел от власти мануфактуриста, подвергался телесным наказаниям, иногда приводившим к смерти, как и крепостной. Поскольку при этом и добровольно нанявшиеся на мануфактуры, и переданные властями оказывались в одинаковом положении, некоторые исследователи считают, что наемный труд в этих условиях не являлся, строго говоря, наемным, что это были отношения переходного типа [79, с. 239].

И тем не менее люди шли наниматься на мануфактуры, и шли охотно. Большинству желающих поступить на казенный Полотняный завод в Москве в 1709 г. было отказано. Дело в том, что мануфактуры, как уже говорилось, были школой мастерства. Ткать тонкое полотно выучивали за 5-10 лет. Основным был 7-летний срок обучения, после чего обученный должен был отработать три года дополнительно (отсюда и 10-летний срок найма). Зато после этого человек мог самостоятельно изготовлять ткани, пользовавшиеся повышенным спросом, открыть свою мастерскую, обучать других. Ради этого стоило претерпеть годы каторжного труда.

Наемные работники называли себя "учениками" и "ремесленными людьми", они писали в 1722 г., что "прясть и ткать уже научились", а "парсовому и красильному делу" еще учатся [75, с. 103].

Основная масса жалоб мануфактуристов на нехватку наемных рабочих стала поступать в правительственные органы уже после смерти Петра I. Однако ощущаться эта нехватка стала раньше, поэтому еще при Петре были сделаны первые шаги формирования крепостной мануфактуры. В 1717-1719 гг. на Хамовный двор была направлена партия матросов и пленных шведов для увеличения производства парусины. В 1722 г. на Хамовный двор направлено 250 рекрутов. Таким образом, применять принудительный труд первыми начали казенные предприятия.

Уже упоминавшийся указ 1721 г. о дозволении "деревни покупать невозбранно", почти не использовался в текстильной промышленности петровского времени. Контингент принудительных работников тогда в основном состоял из "отданных по указам". Казенная мануфактура передавалась в частные руки вместе с рабочими. Но это не были крепостные рабочие. Матросы, рекруты и солдатские дети закреплялись за мануфактурами не навечно, они не считали себя крепостными.

Итак, в петровское время основные виды текстильных мануфактур находились еще в стадии формирования. Не было еще четкого отличия между крепостным и наемным трудом. Не было вотчинных мануфактур. Были казенные, но на них работали преимущественно наемные рабочие. Были мануфактуры, переданные государством частным лицам или получившие от государства определенные контингента рабочей силы (позднее - посессионные), которые, однако, еще не были закреплены за предприятиями в виде однородной массы посессионных рабочих. Предприятия, не получавшие никакой помощи от государства, почти так же от него зависели, как и будущие посессионные.

Рабочие предприятия делались на две группы. Мастера, подмастерья, часть квалифицированных рабочих составляли постоянный штат, получали годовые и месячные оклады, жили при заведении, часто в своих избах, и находились в привилегированном положении. Остальные были временными работниками и получали "задельную плату" (т.е. сдельную). Поскольку временные рабочие были, безусловно наемными, а закреплялись за предприятиями, закрепощались представители постоянного штата, то оказалось, что привилегированное положение занимали будущие крепостные.

По расчетам мануфактуристов, "на харч" для одного человека требовалось в год 7- 8 р. Окладное жалованье русского мастера составляло 30 р. в год на суконном производстве и от 15 до 50 р. на полотняном, жалованье подмастерья -соответственно от 20 до 48 р. и от 12 до 30 р. Ткачи, которые были на "задельной

плате", по подсчетам Е.И. Заозерской, в год зарабатывали от 17 р. 70 к. до 23 р. 50 к., прядильщики - от 8 р. 85 к. до 14 р. 75 к. [74, с. 118-119]. Для воспроизводства рабочей силы требовалось только "на харч" более 20 р. (содержание минимальной семьи из мужа, жены и одного-двух детей), а с учетом прочих расходов - более 30 р. Очевидно, что заработная плата не обеспечивала прожиточного минимума.

Местом формирования текстильных мануфактур стали Москва и местность вокруг нее. Столица была перенесена в Петербург, там был царский двор и государственные учреждения, но нельзя было только указом перенести на новое место экономический центр страны, поэтому резиденцией Мануфактур-коллегии стала Москва. В ней и в окрестностях возникло 7 из 9 парусно-полотняных мануфактур петровского времени, 9 из 13 суконных, 8 из 11 шелковых. Вторым центром полотняной промышленности стал Ярославль. Преемственность сохранялась: раньше вокруг Москвы и Ярославля складывались центры текстильных промыслов, теперь здесь создавались мануфактуры. Среди факторов этой преемственности один из важнейших -относительно подготовленный контингент рабочих: кустарному ткачу легче было обучиться изготовлению новых тканей, чем полному профану в производстве. Москва была центром российского рынка, главным торговым узлом страны. Сюда везли в огромных количествах продовольствие, припасы, необходимые для работы мануфактур. Здесь было легче сбыть произведенную продукцию. Район Москвы был главным промышленным районом страны, и если где и можно было найти людей, готовых продавать свою рабочую силу, так это прежде всего здесь. Свыше 70% мануфактур петровского времени возникли в Москве и под Москвой, а из всех московских мануфактур 72% составляли текстильные [75, с. 350].

Что же представляла собой текстильная мануфактура петровского времени? По данным С.Г. Струмилина, в 1725 г. в среднем на текстильной мануфактуре было 260 работников, причем 56% работников было занято на мануфактурах с числом рабочих свыше 500 человек [15, с. 339, 343]. Если вспомнить, что даже в начале XX в. такие предприятия считались крупными и что на них в 1910 г. было занято 54% всех промышленных рабочих России, следует признать, что петровские текстильные мануфактуры были довольно крупными предприятиями.

Оборудование было примитивным, как, впрочем, и в Западной Европе того времени. Ткацкий стан принципиально не отличался от традиционного крестьянского, только был шире, поэтому работать на нем было сложнее. Пряли тоже по старинке. Правда, по утверждениям некоторых исследователей, самопрялка появилась впервые на Хамовном дворе в 1717 г., другие считают, что она стала распространяться только в середине XVIII в. [82, с. 193; 76, с. 184].

Н. Заколпский утверждал, что самопрялки стали употребляться только в начале XIX в. [83, с. 24]. Несложные орудия производства изготовлялись обычно на самих мануфактурах, для чего при них обычно действовали "столярные избы".

Мануфактура петровского времени была централизованной - раздача работы на дом тогда почти не практиковалась. Но это не значит, что ее производство было сосредоточено в одном помещении. В организации работы мануфактуры сохранялись элементы натуральности, элементы феодального поместья, поэтому типичная мануфактура представляла собой обнесенный забором двор со множеством производственных, подсобных, жилых и бытовых помещений. Но иногда невозможно было сконцентрировать все производство в одном месте: в городе трудно было найти достаточно большой участок, да к тому же еще на берегу реки ("толчейные амбары", где пеньку толкли силой водяного колеса или сукновальни, располагались обязательно близ реки). В этом случае мануфактура оказывалась разбросанной по разным частям города: например, ткацко-белильные отделения полотняной мануфактуры Тамеса находились в Немецкой слободе, дополнительное ткацкое отделение - во дворе Лопухина, а прядильный двор - в Хамовниках.

Купеческие и крепостные мануфактуры. Итак, до конца царствования Петра I основные виды крепостной мануфактуры (вотчинная, казенная, посессионная) еще не сложились. Не установилось еще четкой границы между крепостным и наемным трудом. Все это произошло при преемниках Петра I.

В мануфактурном строе послепетровской России происходило "сращивание" промышленников-мануфактуристов с классом феодалов:

промышленники-мануфактуристы стали получать дворянские звания и привилегии, а дворяне-помещики заводили свои мануфактуры. В результате формировались и укреплялись крепостная мануфактура и крепостные отношения в промышленности.

В текстильной промышленности закрепление работников за предприятиями в наименьшей степени вызывалось нехваткой рабочей силы: здесь усиленно развивалась купеческая мануфактура, для которой рабочих хватало. Но в начале было мало обученных специалистов. Пройдя школу на мануфактуре, наемный рабочий уходил с нее, а затем или заводил свое дело (при тогдашнем уровне техники мелкое производство могло успешно соперничать с крупным), или нанимался на льготных условиях к другому мануфактуристу, которому он ничем не был обязан.

Решающую роль в формировании посессионных отношений в текстильной промышленности имел указ 1736 г., провозгласивший, что "всем тем, которые поныне на фабриках обретаются и обучаются какому-нибудь мастерству... быть вечно при фабриках" [78, № 6858]. Закреплявшиеся по этому указу рабочие были

названы "вечноотданными". Правда, если обученный был помещичьим крепостным, помещику надо было заплатить за холостого 30 р., за семью с детьми 50 р. По этому указу к текстильным мануфактурам было прикреплено 12,5-12,7 тыс. душ мужского пола, из которых действительных работников было около 10,5 тыс.

К "отданным по указам" относились и некоторые особые группы людей, которых государство действительно отдавало мануфактуристам. Так, в 1731 г. компании Щеголина было отдано 400 мальчиков из солдатских детей в возрасте от 8 до 15 лет. Указы 1753 и 1762 гг. предписывали отдавать на мануфактуры "шатающихся праздно в прошении милостыни, в пьянствах и прочих непристойностях" [83, с. 13].

Вторую группу посессионных рабочих составляли "купленные". Как уже было отмечено, указом 1721 г., по которому было разрешено покупать для мануфактур деревни, текстильные промышленники в петровское время практически не пользовались. Покупки деревень начались в 30-х гг., но их было мало, так как для текстильных мануфактуристов они были не очень удобны и невыгодны. Случаев продажи деревень рядом с мануфактурой почти не было, поэтому ее приходилось переносить к купленной деревне. Требовалось время для обучения крестьян новому для них делу. Кроме того, покупка деревни совсем не означала, что всех ее жителей можно было перевести в состав рабочих.

Первое время каждый мануфактурист действовал по-своему. Некоторые действительно отправляли на фабрику всех работоспособных мужчин. Но крестьянские хозяйства при этом разорялись, хозяевам приходилось брать на свое содержание семьи работников, соответственно повышая плату. Не было большого смысла тратить деньги на покупку деревень, если потом крепостным работникам приходилось платить так же, как наемным. Другие мануфактуристы старались сохранить крестьянские хозяйства, чтобы они себя обеспечивали, и заставляли крестьян работать на производстве в порядке барщины. Но в этом случае мануфактуры приходилось закрывать на время сельскохозяйственных работ и довольствоваться крайне низкой производительностью труда (не только потому, что сам барщинный труд имел низкую производительность, но и потому, что привлечение всех крестьян по очереди на временную работу, а значит, каждого на небольшое время, не обеспечивало их высокой квалификации).

С 1725 по 1762 г. несколько раз покупка крепостных купцам-мануфактуристам запрещалась (под давлением помещиков) и снова разрешалась. Почти окончательно она была запрещена в 1762 г. Однако в 1798 г. Павел I снова разрешил покупать для мануфактур крестьян, хотя практических последствий это разрешение уже не имело.

Все мануфактуры с "отданными по указам" и "купленными" рабочими

составляли группу посессионных. Их владельцы в XVIII в. были недворяне. Дворяне не нуждались в посессионном праве для владения крепостными и их эксплуатации.

Владение посессионной мануфактурой возвышало купца почти до уровня дворянина. Специальным указом в 1762 г. мануфактуры с землями и крестьянами приравнивались к поместьям. Это обстоятельство очень высоко ценилось купцами-мануфактуристами, которые старались подражать дворянам, приобщаться к ним по своему положению. Купец, купивший земли и крепостных, был уже не просто купец. А отдельным владельцам посессионных мануфактур удавалось даже получить дворянское звание.

Владелец полотняной мануфактуры Р. Глинков в своем "мнении" при составлении екатерининского нового Уложения писал: "Не соблаговолено ли будет фабрикантам и купечеству первой гильдии пожаловать шпаги и преимущественно против прочих купцов... Немцы, видя русского купца без шпаги, оказывают ему пренебрежение,... потому что он без шпаги и, следовательно, не имеет чести" [82, с. 203].

Но шпаг русские купцы не получили. Правительство бдительно следило, чтобы права купцов не приближались к дворянским, а посессионное право - к "владельческому". Посессионер не мог произвольно распоряжаться купленными или полученными от государства крепостными, не мог их продать. Государство регламентировало все стороны хозяйственной жизни посессионного предприятия. Мелочная регламентация, сковывавшая хозяйственную инициативу промышленников, низкая производительность крепостного труда, невозможность избавиться от лишних рабочих затормозили развитие этой группы мануфактур.

К концу XVIII в. посессионные мануфактуры понемногу пришли в упадок. В 1791 г. было установлено, что из 4 тыс. душ мужского пола, полученных в XVIII в. московскими суконщиками, осталось 550 душ [85, с. 170, 185]. Стоимость продукции суконных посессионных мануфактур была выше, чем капиталистических.

Дворянами при Петре I было основано всего несколько мануфактур, но эти предприятия не были заведениями "на помещичьем праве", поскольку на них не использовали крепостных рабочих владельца. После смерти Петра I до 1760-х гг. вотчинных предприятий возникло немного. Из 28 полотняных мануфактур в 1740-х гг. только 3 принадлежало дворянам, из 12 суконных - одна и ни одной шелковой. В 50-х гг. XVIII в. дворянам принадлежало только 16% текстильных мануфактур.

Лишь после того как купцам было запрещено покупать крепостных, дворяне стали активно включаться в мануфактурное дело. В 60-х гг. зафиксировано уже 12

помещичьих полотняных мануфактур, 14 суконных и 2 шелковые [84, с. 89, 98, 102].

Социально-экономическая природа таких дворянских мануфактур была различной. Иногда крепостные крестьяне владельца отрабатывали на мануфактурах барщину, работая по три дня в неделю, причем производили продукцию "для домового расхода", "домашнего употребления". В этом случае капиталистических элементов в производственных отношениях не было: не было ни прибыли, ни заработной платы, а непосредственный производитель оставался крестьянином и жил за счет своего хозяйства.

В других случаях часть крепостных крестьян превращалась в крепостных рабочих, постоянно оторванных от земли. Им приходилось платить, обеспечивая их жизнь. Продукция большинства помещичьих мануфактур шла на рынок или сдавалась в казну. В этом случае по социально-экономическим отношениям они принципиально не отличались от посессионных и казенных мануфактур.

Успешно развивались во второй половине XVIII в. и купеческие мануфактуры с наемным трудом. Помещичьи имения нечерноземной полосы, особенно Центрального промышленного района, все более переводились на денежный оброк. Натуральное крестьянское хозяйство на скудных землях не обеспечивало денежных доходов для уплаты ренты, и оброчные крестьяне устремлялись в города на заработки. Складывался рынок рабочей силы. К тому же купцы-мануфактуристы сами проникали в сельскую местность, раздавая работу на дом.

Анализируя данные табл. 1, отмечаем явное преобладание посессионных рабочих. Их доля уменьшится к началу XIX в., но и тогда они будут составлять свыше 50% всех занятых в текстильной промышленности. Следует, однако, знать, что в этой группе нередко учитывалось общее число душ, находившихся при мануфактуре, тогда как в группах крепостных и наемных учитывались только действительно занятые в производстве. Доля наемного труда, составлявшая в середине 40-х гг. всего 2%, к 1767 г. выросла до 39%. Приблизительно такой же она осталась и к началу XIX в. В 1767 г. в зарождавшейся хлопчатобумажной промышленности применялся только наемный труд. Больше половины всех занятых наемные составляли в полотняной промышленности, работавшей преимущественно на широкий рынок, а наименьшей их доля была в шерстяной, привилегированной, "помещичьей" отрасли, в основном обслуживавшей казенные потребности.

Табл. 1

Состав рабочих текстильной промышленности

Середина 40-х гг. 1767 г.

Производство Крепостные Посессионные Наемные Всего Крепостные и посессионные Наемные Всего

тыс. % тыс. % тыс. Я тыс. тыс. % тыс. % тыс.

Суконное 0,5 9 5 90 5,5 13,15 74 4,68 26 17,83

Полотняное 0,4 4,4 8,2 83,5 1,2 12,1 9,8 7,76 48,1 8,37 51,9 16,13

Шелковое 0,04 1,6 2,1 72,8 0,7 25,6 2,84 2,19 59,5 1,49 40,5 3,68

Хлопчатобумаж- - - 0,41 100 0,41 ное

Всего 0,94 5,3 15,3 84,4 1,9 10,3 18,14 23,1 60,6 14,96 39,3 38,06

Очень частым в текстильной промышленности того времени было такое сочетание крепостного и наемного труда, при котором работа, требовавшая высокой квалификации и длительного обучения, выполнялась прикрепленными к мануфактуре людьми, а менее квалифицированная -наемными.

Так, в 60-70-х гг. XVII в. на ситцевой мануфактуре Козенса крепостной подмастерье в печатном деле получал 60-100 р. в год, ученик - 48-50 р., тогда как неквалифицированные наемные рабочие - только по 18 р., причем женщинам за расписывание полотна — работу квалифицированную - платили такую же плату - 18 р. в год, одинаковую для крепостных и наемных работниц [84, с. 327-346].

По расчетам Е.И. Заозерской, в 30-40-е гг. XVIII в. зарплата ткачей, мастеров и подмастерьев в текстильной промышленности составляла 18-24 р. в год. Обычный работник (средней квалификации) получал в год от 8 до 14 р., неквалифицированный - 6-7 р. Между тем по расчетам самих мануфактуристов пропитание одного человека тогда стоило 7 р. в год. Один из шелковых фабрикантов выдавал на покупку пищи и одежды ученикам 12 р. в год.

Дневной заработок рабочего высокой квалификации составлял около 8 к., средней квалификации - 4,5 к., низшей - 2,6 к. 1 кг ржаного хлеба (печеного) стоил 0,8 к. [87, с. 115]. Очевидно, что высококвалифицированный ткач на свой заработок мог содержать семью из двух человек, работник средней квалификации обеспечивал только себя, а неквалифицированный зарабатывал только на пропитание. На одежду и обувь ему уже не должно было хватать.

В конце века средняя зарплата рабочих мужчин Купавинской шелковой мануфактуры составляла 50-80 р. в год ассигнациями (31-50 р. серебром), женщин - 18-22 р. ассигнациями [76, с. 340]. На средний дневной заработок мужчины можно было купить 6 кг хлеба, т.е. столько же, сколько мог купить на дневной заработок работник средней квалификации в 30-40-е гг. Поскольку

уровень оплаты труда на разных текстильных предприятиях был приблизительно одинаковым (об этом свидетельствует обширный материал Е.И. Заозерской за 30- 40-е гг.), можно считать, что реальная заработная плата за полвека существенно не изменилась. Не изменилась сравнительно с петровским временем и длина рабочего дня. Она составляла 12-14 ч, несколько уменьшаясь зимой и увеличиваясь летом (экономили на освещении). Зимой был часовой обеденный перерыв, летом он увеличивался до двух часов. Так как без фабричного гудка и часов рабочие не могли узнать о конце обеденного перерыва, с мануфактуры их обычно на обед не отпускали, обед приходилось готовить и есть тут же, на месте работы.

Согласно результатам исследования П.Г. Любомирова, в отличие от последующих времен на время летних полевых работ мануфактуры в XVIII в. не закрывались (конечно, за исключением помещичьих заведений с барщинным трудом "на собственный обиход"). Это значит, что контингент рабочих был постоянным, и не только прикрепленные к предприятию, но и наемные рабочие существовали за счет продажи своей рабочей силы, получения промышленного заработка. Поэтому до 80% рабочих жили при мануфактурах, нередко непосредственно "в мастерских палатах с женами и детьми" [84, с. 361]. Закон требовал устройства при мануфактурах казарм, но они были далеко не везде.

Женщины и дети все более вовлекались в производство. Женской работой считалось прядение, а потому и заработная плата в прядильном производстве была в 2-3 раза ниже, чем в ткацком. На суконном дворе в 60-70-е гг. XVIII в. женщины составляли 19% всех рабочих [77, с. 56]. Гораздо шире применялся женский труд в полотняной промышленности, где стала широко практиковаться раздача работы на дом, особенно на мануфактурах, расположенных в районах текстильных промыслов. Вместе с сырьем в отдельных случаях мануфактуристы раздавали и самопрялки, несколько повышавшие производительность труда прядильщиц.

Использование детского труда стало обычным. Казенные установления исходили из представления, что, например, солдатские дети предназначены исключительно для работы на мануфактурах. Указ 1741 г. предписывал выявлять солдатских детей, не имевших состоятельных родственников, и отдавать их на мануфактуры. Владельцы московских суконных мануфактур писали в Мануфактур-коллегию, что "недопоставка" детей от 10 до 15 лет грозит сорвать своевременную сдачу сукна в казну. Отдавать в работу на мануфактуры, "бив батоги", предписывалось и малолетних нищих. На мануфактуре Осокина в 1797 г. дети и подростки составляли около 40% всех занятых [77, с. 58-59]. В конце XVIII в. в Петербурге была основана первая ме-

ханическая бумагопрядильня при Воспитательном доме, воспитанники которого должны были работать на этом предприятии.

Между тем с изменением социальной структуры текстильной промышленности менялась и правительственная политика. Как уже было сказано, традиции государственной регламентации продолжались и после смерти Петра I. Новые промышленные предприятия можно было основывать только по указу - специальному правительственному разрешению, которое сопровождалось установлением привилегий новой мануфактуре и ее хозяину. Принимая на себя заботу о мануфактуре, ставя ее в монопольное положение и защищая от конкуренции, особенно со стороны "неуказной" промышленности, правительство ослабляло экономическую предприимчивость мануфактуристов, а запрещая "неуказную" промышленность, тормозило развитие производства. В результате продукции не хватало, ее качество было низким. "Сукна мундирные, которые на российских фабриках делаются и на полки употребляются, весьма худы и в носке непрочны" [80, с. 553], - отмечалось в правительственном документе 1740 г. Долгое время преодолевать эти недостатки старались теми же методами, которые их породили: регламентировали производство еще в большей степени, чем прежде, отбирали мануфактуры у нерадивых суконщиков и передавали их другим, закрывали предприятия. Государство распоряжалось частными мануфактурами как своими.

При ревизии текстильных мануфактур в 1736 г. было обнаружено, что многие предприятия "содержатся только для вида", чтобы получить привилегии, избавиться от казенных повинностей и поборов. Так, большое количество парусно-полотняных предприятий, числившихся в ведомостях, в действительности никогда не существовало. Из числа основанных после 1725 г. таких "недостойных" мануфактур к 1745 г. оказалось в полотняной промышленности 16 из 28, в шерстяной - 2 из 7, в шелковой - 11 из 30. Большинство "недостойных" предприятий было закрыто государством [84, с. 45,62-63; 12, ч. 1, с. 213].

Однако к середине столетия становилось все яснее, что административные методы, казенная регламентация и монополии не соответствуют задачам стимулирования производства. Зрело недовольство "указными" мануфактурами, которое наиболее полно проявилось в наказах разных слоев общества своим депутатам в екатерининскую комиссию по составлению Нового уложения.

Недовольны были дворяне, требовавшие отобрать у купцов их "вотчины", запретить пользоваться крепостным трудом. Пусть используют наемный труд, считали они, тогда и помещикам будет польза: крестьянам будет где

зарабатывать деньги для оброка. Друг помещика - это такой мануфактурист, который строит свое заведение в сельской местности, даже в самом поместье, и раздает работу крестьянам на дом. Дворяне выступали против монополий в защиту крестьянских промыслов, которые также увеличивали доходы помещиков. Тем самым дворяне оказывались на стороне "неуказной" промышленности вообще.

Высказывали недовольство мануфактуристами и купцы, не имевшие мануфактур. Они выступали против привилегий мануфактуристам, особенно против разрешения им вести розничную торговлю без обычных купеческих платежей, заявляя, что продукция отечественных мануфактур дороже и хуже заморской. С другой стороны, купцы добивались, чтобы только им было дозволено заводить мануфактуры, потому что это не дворянское дело, а владеть крепостными следовало бы, по их мнению, всем купцам, а не только мануфактуристам.

Императрица Екатерина II была резко настроена против казенной регламентации промышленности. В ее наказе в комиссию по составлению Нового уложения было сказано: "Мануфактуры и большие фабрики обратились в монополию нескольких людей, стесняющих народную промышленность... Никаких дел, касающихся до торговли и фабрик, не можно завести принуждением, а дешевизна родится только от великого числа продавцов и от вольного умножения товара" [78, т. XVIII, № 13090]. И Мануфактур-коллегия в наказе своему депутату отмечала, что "содержатели великих фабрик ненавистны сделались обществу", что мануфактуристам следует обходиться одними наемными людьми.

И с 1762 г., с начала царствования Екатерины II, правительственная политика по отношению к мануфактурам резко изменилась. Уже в 1762 г., как было сказано, мануфактуристам запретили покупать новых крепостных. В 1764 г. были ликвидированы монополии "указных" мануфактур и всем было разрешено основывать мануфактуры, не дожидаясь государственного разрешения. Позволение беспрепятственно "заводить станы" относилось и к крестьянским промыслам.

Именно с этого времени доля посессионных мануфактур стала сокращаться, потому что новые стало заводить уже невозможно, а часть прежних постепенно выходила из строя. С этого времени стала увеличиваться доля вотчинных и купеческих мануфактур.

Мануфактура, писал К. Маркс, "выделялась как архитектурное украшение на экономическом здании, широком основанием которого было городское ремесло и сельские побочные промыслы" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 381).

Техника, которая тогда употреблялась на текстильных мануфактурах, была настолько простой и дешевой, что могла с равным успехом использоваться на дому, в кустарно-ремесленном производстве. Поэтому мануфактура была лишь надстройкой над кустарными промыслами, давая лишь часть производимой в стране текстильной продукции.

Сложными были отношения мануфактур и промыслов. С одной стороны, они были конкурентами. При сохранении традиционной техники мелкий производитель имел преимущество. Работал он для себя, не за страх, а за совесть; дополнительных затрат на содержание администрации, помещений и прочего, свойственных крупным предприятиям, у него не было. Если же в мануфактуре появлялось техническое новшество, вывезенное из-за границы, она становилась технической школой, откуда все новое распространялось среди тех же кустарей. Иногда мануфактурист сам внедрял техническую новинку в среду кустарей - так было с самопрялками, которые стали раздавать по домам.

С другой стороны, мануфактурист старался использовать промыслы как свой резерв, вынося туда простейшие операции и выступая в качестве скупщика. Этому способствовало то, что наиболее сложными в то время и не всегда доступными кустарям были не основные производственные процессы, а окончательная отделка продукции и первичная обработка сырья.

Основные процессы - прядение и ткачество. В прядильном производстве использовались самопрялки, которые повышали производительность труда весьма незначительно - на 16%. Они применялись и на мануфактурах, и в промыслах - мануфактуристы раздавали их вместе с заказами, но вот первичная обработка пеньки - ее толчение довольно громоздким устройством, приводимым в действие водяным колесом или силой лошадей - кустарям не всегда была посильна. В допетровской России не ткали парусину и промыслы соответствующей пряжи не давали. Поэтому, когда началось производство парусины, все операции, начиная с первичной обработки пеньки, производились в помещениях мануфактуры или обработанное на мануфактуре сырье раздавалось для прядения по домам обученным этому делу пряхам. При изготовлении льняного полотна пряжа нередко закупалась на рынке, обычно в центрах кустарных промыслов, и производственный процесс начинался с сортировки пряжи. Впрочем, пряло для тонких сортов полотна, которое не производилось промыслами, тоже готовилась на мануфактуре.

Ткацкий процесс после внедрения широкого стана не претерпел серьезных изменений. Широкие станы в это время, очевидно, распространялись и в промыслах: раздача пряжи для ткачества по домам уже практиковалась при

окончательной отделке тканей в заведениях, но известно, что узкие ткани мануфактуры не выпускали.

Сложнее была отделка тканей. Например, в суконном производстве суровая ткань валялась в "вододействующих" мельницах, затем происходило ворсование, ткань подстригалась специальными ножницами, выписанными из-за границы, окрашивалась, прессовалась. Сукновальная мельница должна была находиться обязательно при воде. Свое суровье кустари и мелкие предприниматели вынуждены были для окончательной обработки сдавать крупным мануфактуристам.

Существенно усложнилась в XVIII в. обработка льняных и хлопчатобумажных тканей. Первоначально красили ткань или пряжу. Из разноцветной пряжи можно было изготовлять разноцветную ткань - пестряди, сарпинки. Но рисунок получался примитивным, из продольных и поперечных линий. Затем стали делать ткани с вытесненным рисунком - "набойки", а когда появились хлопчатобумажные ткани, на которых оказалось особенно удобно печатать рисунок, их стали называть "выбойками". Впрочем, этот термин продержался недолго: "набитую" хлопчатобумажную ткань скоро переименовали в ситец.

Печатали вручную. И окраска, и набойка тканей были вполне доступны кустарям. Правда, при этом в промыслах возникло разделение труда: "крашенники" красили полотна, а мастерские по набойке, даже с 2-3 столами, принимавшие заказы от ткачей, вообще первоначально относили к "фабрикам", поскольку дело это было новое. Преимущество мануфактурной технологии окраски тканей заключалось в том, что кустарные "набойки" были "линючими". Способы закрепления красок протравами и закрепителями, заимствованные с Запада, мануфактуристы старались держать в секрете.

Крестьянские текстильные промыслы, которые получили широкое развитие в допетровской России, продолжали свое существование и в XVIII в. Но если в начале века мануфактуры развивались почти изолированно от промыслов, то в дальнейшем установилось тесное взаимодействие между промыслами и мануфактурами.

В 1741 г. на парусной мануфактуре Никонова в Москве числилось 183 "мастера и работника" и 217 "самопрятчиц на фабрике и по деревням". На парусной фабрике Евреинова в Ивантеевке под Москвой работали 120 постоянных работников, а 200 - "для пряжи ис платы". Когда в 1771 г. был поставлен вопрос о выводе мануфактур из Москвы, текстильщики отвечали, что "фабрики лишней тесноты делать не могут", так как "большая часть работы производится в уезде и уездными людьми" [85, с. 145, 147].

В селах вокруг Костромы предприниматели начали строить раздаточные

конторы, которые раздавали по деревням ткацкие станы и сырье. При самой конторе велась только обработка пряжи и лощение полотна. Начав деятельность как централизованная, российская мануфактура постепенно стала переходить в форму рассеянной.

1.2. Кризис феодально-крепостнической системы и текстильная промышленность

Кризис феодально-крепостнической системы в России начался еще в конце XVIII в., но в полной мере проявился в первой половине XIX в. Этот кризис означал переход от феодализма к капитализму и выражался в том, что возникший в недрах феодально-крепостнической системы буржуазный уклад вступил в конфликт со сковывавшей его феодальной оболочкой. Противоречия этого кризиса были противоречиями между формой и содержанием: развитие капиталистических производительных сил тормозили феодальные производственные отношения, а развитию буржуазных производственных отношений противодействовала феодально-крепостническая надстройка.

Сам переход к буржуазному способу производства был явлением прогрессивным, но феодально-крепостническая система, препятствовавшая ему, затормозила экономическое развитие вообще и в первую очередь развитие производства. Противоречия кризиса феодально-крепостнической системы крайне обострились в середине XIX в., результатом чего и явилась ликвидация крепостного права.

Особенно сильным был кризис феодально-крепостнической системы в промышленности. Если в сельском хозяйстве производительные силы были еще на феодальном уровне, то в промышленности господствовала мануфактура, которая соответствовала буржуазному способу производства. Поэтому несоответствие между буржуазным содержанием и крепостнической формой здесь было особенно большим.

Как уже было сказано, российская мануфактура приспособилась к существованию в условиях феодально-крепостнической системы и в значительной степени приняла форму крепостной мануфактуры. В XVIII в. использование крепостного труда вызвало промышленный подъем в России. Страна вышла на одно из ведущих мест в мире по промышленному производству, в частности на первое место по производству железа. Промышленные товары - железо, парусина, полотно - заняли ведущее место в составе российского экспорта. Россия в это время снабжала железом Англию, промышленный переворот в которой совершился преимущественно на русском железе.

Однако в первой половине XIX в. крепостнические отношения стали тормозить развитие промышленности. В Англии в это время заканчивался переход от ручного труда к машинам, от мануфактуры - к фабрике. Для крепостных мануфактур России такой переход был особенно необходим, потому что производительность крепостного труда была ниже, чем наемного, а машина не только повышала эту производительность, но и делала ее независимой от воли работника: скорость процесса задавала машина, а работник, который становился ее придатком, должен был приспосабливаться к этой скорости. Но крепостной труд делал невыгодным внедрение машин. Устанавливая машину, заменявшую несколько рабочих, хозяин не мог их выгнать за ворота предприятия, потому что они были его собственностью. Особенно это относилось к посессионным мануфактурам, где рабочие были прикреплены к предприятию и их нельзя было ни использовать на работах, не имеющих отношения к данному производству, ни продать отдельно от предприятия. Эти рабочие, которые после появления машины стали крепостными безработными, оставались на содержании хозяина предприятия, т.е. их содержание ложилось накладными расходами на производство.

И в том случае, когда мануфактура принадлежала помещику на "владельческом" праве и на ней работали его крепостные, отбывая барщину, использование машин было тоже невыгодным: машины требовали дополнительных затрат, топлива, содержания механика, а труд крепостных для владельца ничего не стоил. Короче говоря, мануфактура еще могла быть крепостной, а крепостная фабрика была уже невозможна. Машины оказались несовместимы с крепостным трудом. А между тем, повышая производительность труда, они снижали стоимость продукции. Ткани машинного производства становились дешевле продукции дешевого крепостного ручного труда. Русские холсты и полотна больше не пользовались спросом за границей. Более того, дешевые английские ткани, минуя таможенные барьеры, стали проникать на русский рынок и успешно конкурировать с отечественной продукцией.

Наиболее остро проявлялись противоречия кризиса феодально-крепостнической системы в горно-металлургической промышленности, где господство крепостного труда сохранилось до ликвидации крепостного права в России. Текстильная же промышленность в этом отношении была неоднородной. В хлопчатобумажном производстве крепостной труд практически вообще не применялся. Набирать силу эта отрасль стала тогда, когда уже не допускалось открытие новых посессионных мануфактур. Помещики же хлопчатобумажных предприятий не заводили, потому что новая отрасль работала на импортном сырье и давала продукцию

на широкий рынок, а потому и не пользовалась особым покровительством государства. Наемный труд и капиталистическая конкуренция ускорили развитие отрасли. В.И. Ленин не случайно говорил о хлопчатобумажной промышленности как об отрасли наиболее успешного развития капитализма в крепостной России. Прямой противоположностью ей была помещичья промышленность, потому что она работала на казну, пользовалась покровительством государства и обеспечивала дополнительные привилегии. Но постепенно шерстяных тканей стало выпускаться гораздо больше, чем требовалось казне, и по мере того, как в отрасли сокращался удельный вес работы на казну, в ней увеличивалась доля купеческих заведений с наемным трудом.

Льнопеньковая и шелковая промышленность занимала промежуточное положение между хлопчатобумажной и шерстяной. Здесь применялся крепостной труд, потому что льнопеньковая тоже частично работала на казну, а шелковая производила продукцию преимущественно для дворянского потребления, но крепостных мануфактур в этих отраслях было значительно меньше, чем в шерстяной.

Несмотря на сопротивление крепостнической системы, в первой половине XIX в. начался промышленный переворот, появились первые фабрики. Как и следовало ожидать, первые шаги промышленный переворот сделал в хлопчатобумажной промышленности, наименее затронутой крепостничеством.

Первой фабрикой в России стала уже упоминавшаяся казенная Александровская хлопкопрядильная мануфактура, которая начала действовать в первые годы XIX в.

Бумагопрядильное производство в России миновало мануфактурную стадию и стало сразу развиваться в форме механических бумагопрядилен фабричного типа.

По свидетельству "Журнала мануфактур и торговли" за 1829 г., производительность труда при механическом бумагопрядении была в 300 раз выше, чем при ручном, "притом пряжа выходит несравненно тоньше и лучше. Прежде не умели прясть выше № 20; ныне делают пряжу тониною до № 250 и даже 350" [76, с. 15]. Хлопкопрядильное производство стало первым машинным производством в России.

Значительно медленнее завоевывал позиции механический ткацкий станок. Переход к нему от ручного ткачества, по расчетам К.А. Пажитнова, лишь вдвое повышал производительность труда. Первая хлопкоткацкая фабрика начала действовать только в 1842 г., а накануне ликвидации крепостного права лишь до 20% хлопчатобумажных тканей давали

механические станки (без учета кустарного производства) [76, с. 41-42].

В остальных отраслях текстильной промышленности переход к машинному производству происходил уже после 1861 г.

Заключение диссертации по теме «Экономическая теория», Землянский, Максим Олегович

Заключение

По итогам проведенного исследования можно сформулировать ряд выводов.

1. Первые крупные промышленные заведения в России были государственными. Большое число отраслей даже после перехода к капиталистическому периоду либо находилось в государственном секторе, либо подлежало полной государственной регламентации. На основе крестьянских промыслов рано или поздно стали бы складываться промышленные заведения, но перед Россией стояла задача догнать Европу, которая на 2 века опережала ее в экономическом развитии.

2. Особенности динамики промышленности России в общих чертах заключаются в успешности государственной крепостническо-мануфактурной промышленности ХУП-ХУШ вв. с последующим угасанием ее на фоне капиталистических преобразований в Европе. На первое место по основным экономическим показателям в предреформенные годы XIX в. выходят отрасли, нацеленные на удовлетворение рыночных потребностей и наименее скованные государственной регламентацией и крепостническими отношениями.

3. Текстильное производство возникло у славян очень давно, еще до выделения группы восточных славян, заселивших территорию нашей страны. И возникло именно в виде производства тканей из льна и конопли - полотняного производства, а также производства шерстяных тканей.

Первые мануфактуры в России появились в текстильной и горнометаллургической промышленности, в дальнейшем ставших ведущими отраслями промышленности страны. Но дальнейшее их развитие было различным. В горно-металлургической промышленности, тесно связанной с государством, крепостной труд и казенная регламентация задержали процесс перехода к капитализму. Крепостническая система организации в этой отрасли приобрела весьма сложную структуру, и рождение капитализма здесь выражалось в глубокой внутренней реорганизации крепостнических горных округов.

В текстильной промышленности, обслуживающей народное потребление, капиталистическое производство началось раньше, чем в других отраслях промышленности, раньше начался промышленный переворот и появилась первая фабрика. Обладая наиболее крупными капиталами и опытом, текстильная промышленность лидировала и при переходе к империализму. В ней возникло наиболее сложное переплетение промышленного и банковского капитала, часть которого шла в другие отрасли. Текстильная промышленность рождала идейных вождей буржуазии.

4. Текстильная промышленность в отношении ее перехода к капитализму была неоднородной. В хлопчатобумажном производстве крепостной труд практически вообще не применялся. Набирать силу эта отрасль стала тогда, когда уже не допускалось открытие новых посессионных мануфактур. Помещики же хлопчатобумажных предприятий не заводили, потому что новая отрасль работала на импортном сырье и давала продукцию на широкий рынок, а потому и не пользовалась особым покровительством государства. Наемный труд и капиталистическая конкуренция ускорили развитие отрасли. В.И. Ленин не случайно говорил о хлопчатобумажной промышленности как об отрасли наиболее успешного развития капитализма в крепостной России. Прямой противоположностью ей была помещичья шерстяная промышленность, потому что она работала на казну, пользовалась покровительством государства и обеспечивала дополнительные привилегии. Но постепенно шерстяных тканей стало выпускаться гораздо больше, чем требовалось казне, и по мере того, как в отрасли сокращался удельный вес работы на казну, в ней увеличивалась доля купеческих заведений с наемным трудом.

Льнопеньковая и шелковая промышленность занимали промежуточное положение между хлопчатобумажной и шерстяной. Здесь применялся крепостной труд, потому что льнопеньковая тоже частично работала на казну, а шелковая производила продукцию преимущественно для дворянского потребления, но крепостных мануфактур в этих отраслях было значительно меньше, чем в шерстяной.

5. XVIII в. для текстильной промышленности "нестатистический": в то время еще не было практически регулярных статистических сводок по всем промышленным предприятиям, поэтому восстановить детальную картину динамики производства невозможно. Но за некоторые годы Мануфактур-коллегия собирала более-менее подробные сведения. Начальная дата восстановленной динамики полотняного производства - 1725-1727 гг. Тогда существовало всего 11 парусно-полотняных предприятий.

За следующие 20 лет производство почти не выросло. Система правительственной регламентации тормозила развитие. С середины 40-х гг. темпы роста несколько повысились. Особенно высокими темпами парусно-полотняное производство стало развиваться после 1762 г. Толчком послужила ликвидация монополий и казенной регламентации. В целом за 75 лет выпуск мануфактурной продукции вырос в 14 раз при росте численности рабочих в 9,5 раза и числа заведений - в 29 раз.

Льнопеньковое производство не испытывало трудностей с сырьем: лен и пенька издавна не только заготовлялись в стране, но и в больших количествах шли на экспорт. Мануфактурной промышленностью потреблялось значительно меньше волокна, чем шло на экспорт.

6. В XIX в. Россия являлась главным поставщиком льна на европейский рынок, а так как в Азии и Америке его производство было ничтожно, то и на мировой рынок. В середине XIX в. из общего объема производства льна в Европе (347 тыс. т) на долю России приходилось 56% (196 тыс. т), на втором месте стояла Австрия (47 тыс.т.). Следует подчеркнуть, что речь идет о товарном производстве, а с учетом того льна, который шел на домотканое полотно, удельный вес России был еще выше. Из 9,3 млн пудов (148 тыс. т) льноволокна, вывозимого на мировой рынок в середине века странами-производителями, 6,6 млн пудов, т.е. 64%, давала Россия.

Однако по производству льняных и пеньковых тканей цензовой промышленностью Россия оставалась на одном из последних мест в Европе. Потребности населения в полотне покрывались в основном домашним крестьянским производством. Иными словами, в полотняной промышленности России до 1861 г. преобладали докапиталистические формы - простое товарное производство и домашняя крестьянская промышленность, которые оставались за рамками официального учета.

7. Причины замедленного роста полотняной промышленности в период кризиса феодально-крепостнической системы заключаются в следующем:

1) В результате промышленного переворота английские ткани машинного производства вытеснили российское полотно с мировых рынков. Англия вместо импорта полотна из России стала импортировать лен и пеньку, русские ткани вытеснялись английскими, изготовленными из русского же сырья.

2) Полотно вытеснялось ситцем в результате успехов хлопчатобумажного производства. Не только в России, но и в других странах под давлением бумажных тканей полотняная промышленность не испытывала бурного роста, несмотря на промышленный переворот.

3) Переворот на транспорте ликвидировал спрос на парусину. Этот третий фактор начал действовать позже двух первых: доля парусины в составе экспорта стала существенно сокращаться только в 40-е гг., а в России господство парусного флота сохранялось и в 50-е гг.

8. Производство льна и пеньки после ликвидации крепостного права стало развиваться ускоренными темпами. В начале 90-х гг. XIX в. в России производилось 17,5 млн пудов льняного волокна, что составляло 56% мирового товарного производства. К 1910 г. сборы льноволокна в стране выросли до 25 млн пудов, т.е. до 73% общеевропейского сбора (34 млн пудов). В первом десятилетии XX в. в Западной Европе перерабатывалось 24 млн пудов льноволокна, из которых 15-16 млн пудов (65%) поставляла Россия. Лишь немногим меньше была ее доля в производстве пеньки.

Больше половины произведенного волокна шло на экспорт. Экспорт льна увеличился с 6,45 млн пудов в 60-е гг. до 18,6 млн пудов в 1911-1913 гг. Вывозилось 60-70% урожая. Спрос на русский лен продолжал возрастать, несмотря на конкуренцию со стороны хлопка и джута. Это увеличение спроса подтверждается и ростом цен на мировом рынке.

На экспорт шло лучшее волокно. Хороший чесаный лен отправляли за границу, а отходы потребляли внутри страны. Однако далеко не все волокно, которое оставалось в стране, поступало на прядильные фабрики и мануфактуры. В 60-е гг. эти капиталистические предприятия перерабатывали только 30% льна, в1911-1913гт. - 42%. Остальное волокно превращалось в пряжу в крестьянских избах.

До половины российской льняной промышленности накануне первой мировой войны находилось на докапиталистических стадиях простого товарного производства и домашней промышленности. На основе промыслов рождались фабрики. Скупщик в конкурентной борьбе со своими собратьями вырастал во владельца ткацкой мануфактуры и фабрики.

Кустарные промыслы в льняной промышленности так долго сохраняли свои позиции потому, что промышленный переворот происходил здесь медленнее, чем в хлопчатобумажном производстве. Английские хлопкопрядильные машины, созданные в XVIII в., не годились для прядения льна. Переворот в льноткацком производстве произошел в период между 1863 и 1880 гг. Это подтверждает и динамика производительности труда.

В целом прядильное производство выросло за период с 1860 по 1913 г. в 4 раза, ткацкое - в 5,3 раза. Доля пряжи, перерабатывавшейся в цензовой промышленности, несколько повысилась. Главными конкурентами льняной промышленности, которые в значительной степени тормозили её рост, являлись - в разных областях потребления - хлопок и импортный джут.

Несмотря на то, что Россия тогда не вывозила, а ввозила льнопеньковые ткани, несмотря на давление со стороны хлопчатобумажной промышленности, положение российской льнопеньковой промышленности в мире оставалось традиционно довольно высоким. Вывозя больше половины льна, по его потреблению (а следовательно, по производству льняных тканей) Россия занимала 1-е место в мире. Англия, Франция, Германия существенно отставали от нее по этому показателю. Здесь имеется в виду все потребление, включая домашнюю промышленность.

Застой и спад, наблюдавшиеся в льнопеньковой промышленности в 1911-1913 гг., с начала войны сменились подъемом. Производство льняных тканей выросло со 193 млн аршин в 1911-1913 гг. до 251 млн аршин в 1916 г. Только в 1917 г. началось катастрофическое падение производства.

Главным стимулом развития отрасли был рост военных заказов. Льняные ткани были традиционным материалом для солдатского белья, палаток и многого другого в армии и на флоте. Отрасль оказалась "военной". В 1915 г. 76% продукции льнопеньковой промышленности шло в интендантство и только 24% - на вольный рынок. В 1916 г. казна забирала уже 80% продукции.

Но для армии требовалось не тонкое полотно, а грубые ткани. Поэтому средний номер пряжи понизился с 15,3 перед войной до 12,9 к 1915 г. Российская промышленность, которая и прежде не специализировалась на производстве тонкого полотна, стала выпускать еще более грубые, прочные ткани.

9. В годы потрясений, связанных с переходом к советской власти, плачевное положение текстильной промышленности, казалось бы, могла спасти льнопеньковая промышленность. Районы производства льна и пеньки не отрезались фронтами гражданской войны, а это волокно Россия не только не ввозила, но и вывозила в большом количестве. Производство льнопеньковых тканей сократилось меньше других.

Посевы льна сократились менее чем на 40%. Лен и коноплю крестьяне продолжали сеять, несмотря на то что выгодно продать их в город не было возможности. Дело в том, что нарушение товарооборота между городом и деревней усиливало натурализацию крестьянского хозяйства.

Нехватка сырья не была фактором, тормозящим развитие отечественного производства. Старые традиции страны, обеспечивавшей льнопеньковым сырьем Европу, не могли быстро исчезнуть. Поэтому в первые годы восстановительного периода не было замедленных темпов роста, которые наблюдались в хлопчатобумажной промышленности. Наоборот, до 1923 г, производство льняных тканей росло особенно высокими темпами. Зато в 1923 и 1927-1928 гг. в этой отрасли наблюдалось не замедление темпов, а отчетливо выраженные спады.

10. За годы 1-й пятилетки положение с сырьем для льнопеньковой промышленности несколько ухудшилось. Страна утратила положение главного поставщика льна и пеньки на мировой рынок, и не только потому, что этого сырья теперь не хватало для вывоза в прежних размерах, но и потому, что понизилось его качество.

Посевы льна за вторую пятилетку сократились с 2,5 млн до 2,1 млн га. Правда, урожайность повысилась с 2 до 2,7 ц с 1 га и "оценочный урожай" увеличился на 14%. Но в третьей пятилетке урожайность понизилась, и в 1940 г. валовой сбор оставался приблизительно на уровне 1913 и 1928 гг.

Следует заметить, что государственные заготовки во второй пятилетке существенно повысились как абсолютно, так и по отношению к валовому сбору (в первой пятилетке они составляли от него лишь 51,6%). Трудно представить, на что мог употребляться лен в пределах колхозов или совхозов. В состав натуральной оплаты трудодней он не входил, на домашнее изготовление холстов, сохранявшееся в ничтожных размерах, шел лен с личных хозяйств колхозников.

Одной из главных причин застоя производства льна были низкие заготовительные цены. Правда, они дважды повышались за годы второй и третьей пятилеток, но и после этого оставались ниже затрат на производство. Нужно учитывать, что затраты труда в льноводстве были значительно больше, чем в производстве зерна. Сев, уборка урожая и молотьба зерновых в эти годы усиленно механизировались, а в льноводстве оставался ручной труд. Убыточность этой культуры как для колхозов, так и для колхозников тормозила развитие льноводства.

Часть льна шла на экспорт. Правда, все меньше и меньше. Если в годы первой пятилетки экспортировалось по 40-80 тыс. т, то в 1938 г. было вывезено только 16 тыс. т. 20-25%) заготовляемого льна потребляла пенькоджутовая промышленность. И для льняных фабрик сырья уже не стало хватать.

К тому же имелись существенные недостатки и в первичной обработке льна. В 1937 г. в стране был 501 льнозавод, и их мощности были рассчитаны на обработку значительно большего количества льна, чем производилось в стране. Но в основном это были заводы без мочильных цехов, поэтому треста по-прежнему готовилась вручную в колхозах, что существенно понижало качество сырья и вело к большим потерям. Кроме того, значительная часть льнозаводов была построена в районах, где посевы льна сокращались.

11. Посевная площадь под льном-долгунцом к 1942 г. составила 1088 тыс.га, т.е. сократилась почти вдвое по сравнению с довоенной, а в 1944 г. уменьшилась до 847 тыс.га, т.е. до 40% довоенной площади. Таким образом, самая низкая точка по этому показателю пришлась на предпоследний год войны, когда основная часть подвергшейся оккупации территории была уже освобождена. В 1945 г. было засеяно льном-долгунцом вдвое меньше земель, чем перед войной -1014 тыс.га, а в 1946 г. - 975 тыс.га - 46% довоенных посевов.

В оккупированных районах находилось 55% посевов льна. До войны на эти районы приходилось 2/3 его заготовок, потому что там была и самая высокая урожайность, и получалось лучшее волокно. Заготовки льна продолжали сокращаться до 1944 г., когда получено было втрое меньше льна, чем в 1940 г. В 1945 г. собрали 150 тыс.т льна - 43% довоенного сбора.

Но сокращались не только посевные площади и сборы льна, резко ухудшилась первичная переработка. Из All льнозаводов к концу войны осталось 217, и они выпускали только 28% довоенного количества волокна заводской обработки. Правда, часть льна вручную обрабатывалась в колхозах, но качество этого волокна, конечно, было невысоким.

В колхозах не хватало рабочей силы не только для того, чтобы выполнять дело льнозаводов, но и для того, чтобы полностью собрать и обработать урожай. Потери резко увеличились.

12. Развитие льняного производства сдерживалось недостатком сырья. Посевная площадь подо льном-долгунцом в послевоенный период так и не достигла довоенного уровня. Максимальной она была в 50-е гг., когда засевалось льном до 1,9 млн га, но это было лишь 90% уровня 1940 г. В последующие десятилетия посевная площадь подо льном неуклонно сокращалась - до 1 млн га в середине 80-х гг., что составляло лишь 48%) довоенных посевов.

Сокращение посевов льна было в значительной степени связано с тем, что эта культура очень трудоемка и не очень выгодна для хозяйств. Кроме непосредственной уборки льна (а до последнего времени его убирали вручную), колхозникам надо было его расстилать и мочить также вручную, а для этого в деревне просто не хватало рабочих рук. Правда, в 50-е гг. при льнозаводах стали создаваться цехи для обмолота и приготовления тресты, чтобы лен можно было сдавать непосредственно с поля. Но интеграция льноводческих хозяйств с текстильными предприятиями оставалась слабой.

К тому же лен - культура довольно капризная, требующая сочетания высокой влажности с довольно ограниченными температурными режимами. Не случайно основная масса льна традиционно выращивалась в определенных северо-западных районах страны и попытки распространения его на восток в довоенные годы успеха не имели. Мелиоративные работы, осушение болот, возможно, и создали благоприятные условия для других культур, но ограничили возможности льноводства. Кроме того, в западных районах в отличие от Средней Азии особенно остро стал ощущаться дефицит рабочей силы.

Правда, в результате агротехнических мероприятий урожайность льна к началу 70-х гг. повысилась вдвое по сравнению с довоенной, но на этом ее рост прекратился, и в середине 80-х гг. она оставалась на том же уровне, что и в начале 70-х. А посевные площади подо льном за это время существенно сократились.

Льноводство оказалось заброшенным участком агропромышленного комплекса. В условиях, когда главное внимание уделялось расширению производства продовольственных культур, они оттеснили лен на задний план. Но и в производстве сырья для текстильной промышленности лен тоже оставался на последнем месте. В 1986 г. льняные ткани составили только 6,7% общего количества тканей. Главной волокнистой культурой оставался хлопчатник, его посевы росли. Определенное внимание уделялось таким "престижным" видам волокон, как шерсть, шелк, синтетика, а лен оказался в положении "неперспективных деревень".

Подобное отношение ко льну, безусловно, неоправданно. Россия была его главным поставщиком на мировом рынке, он давал стране валюту. Сохранение и развитие традиций льноводства могло бы стать существенным вкладом в улучшение позиций СССР на мировом рынке. Тонкие льняные ткани и теперь весьма престижны за границей. А мощных конкурентов на мировом рынке, таких, как в хлопчатобумажной, шерстяной или шелковой промышленности, не предвидится. Лен соответствует основной климатической зоне нашей страны в отличие от шелка, шерсти и хлопка. Между тем даже в наших статистических изданиях, где приводится сравнение нашего производства хлопчатобумажных, шерстяных и шелковых тканей с их производством в других странах, сведения по льняной промышленности отсутствуют.

Список литературы диссертационного исследования кандидат экономических наук Землянский, Максим Олегович, 2013 год

Список использованных источников

1. Центральный государственный исторический архив РФ (далее — ЦГИА РФ), ф.560, оп.38.

2. Андросов В. Хозяйственная статистика России. М., 1327.

3. Вильсон И.И. Объяснения к хозяйственно-статистическому атласу Европейской России. СПб., 1869.

4. Военно-статистический сборник. Вып.4. СПб., 1871.

5. Заболоцкий А. Общее обозрение Владимирской губернии // Журнал Министерства внутренних дел (далее — ЖМВД). 1840. № 4—5.

6. Зябловский Е. Статистическое описание Российской империи. СПб., 1816.

7. Икскюль. Сведения о сельском хозяйстве Эстляндской губернии. Материалы для хозяйственной статистики России. Кн.1. СПб., 1853.

8. Мещерский A.A., Модзалевский К.Н. Свод материалов по кустарной промышленности в России. СПб., 1874.

9. Материалы для статистики Российской империи. СПб., 1839.

10. Материалы для статистики Российской империи. СПб., 1841.

11. Отчет московского оберполицмейстера за 1839 г. // ЖМВД. 1840. № 4.

12. Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности. Т.З. СПб, 1858.

13. Тенгоборский JLB. О производительных силах России. Т.1-3. СПб., 1858.

14. Mulhall M.Y. History of prices. L., 1885.

15. Струмилин С.Г. Очерки экономической истории России и СССР. М., 1966.

16. Нидерле JI. Славянские древности. М., 1956.

17. Рыбаков Б.А. Ремесло Древней Руси. М., 1948.

18. Лебедева Н.И. Прядение и ткачество восточных славян в XIX — начале XX в. II Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956 (ТИЭ. ПС. Т.31).

19. Нахлик А. Ткани Новгорода. Опыт технологического анализа. // Жилища древнего Новгорода. Труды новгородской археологической экспедиции. Т. 4; Материалы и исследования по археологии СССР. № 123. М., 1963. С. 228-313.

20. Левинсон-Нечаева М.Н. Ткачество // Очерки по истории русской деревни X-XIII вв. Труды ГИМ. Вып. 33. М., 1959.

21. Маслова Г.С. Народная одежда русских, украинцев и белорусов в XIX — начале XX в. // Восточнославянский этнографический сборник. М., 1956.

22. Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия. С.А.И. Вып. № 1_55. м„ 1968. С. 64-72.

23. Левашова В.П. Обработка кожи, меха и других видов животного сырья. // Очерки по истории русской деревни X—XIII вв. Труды ГИМ. Вып. 33. 1959.

24. Левашова В.П. Изделия из дерева, дуба и бересты (там же).

25. Крепостная мануфактура в России. Ч.З. Дворцовая полотняная мануфактура в XVII веке. М., 1932.

26. Памятники литературы Древней Руси XI — начала XII века. М., 1978.

27. Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. М., 1976.

28. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М., 1976.

29. История культуры Древней Руси. Домонгольский период. I Материальная культура. М.; Л., 1948.

30. Вопросы славяно-русской палеографии, кодикологии, эпиграфики. М., 1987.

31. Очерки русской литературы ХШОО/ вв. М., 1969.

32. Хорошкевич А.1Ь Торговля Великого Новгорода в XIV-XV веках. М., 1963.

33. Полное собрание русских летописей. Т. 8. СПб., 1889.

34. Бахрушин С.В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987.

35. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. Т.1.М., 1952.

36. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. Т.2. М„ 1958.

37. Лимонов Ю.А. Из истории восточной торговли Владимиро-Суздальского княжества // Международные связи России до XVII в. М., 1961.

38. Очерки русской культуры XVII века. М., 1979.

39. Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969.

40. Флоря Б.Н. Торговля России со странами Западной Европы в Архангельске (конец XVI - нач. XVII вв.) // Средние века. Сборник АН СССР и Института Всеобщей истории. Вып. 36. М., 1973. С. 129-151.

41. Флетчер Д. О государстве Русском. СПб., 1905.

42. Адам Олеарий. Подробное описание путешествия голштинского посольства в Московию и Персию в 1633, 1636 и 1639 годах. М., 1870.

43. Курц Б.Г. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование

Алексея Михайловича. Киев, 1915.

44. Торговая книга, опубликованная И.Сахаровым // Записки отдела русской и славянской археологии Императорского археологического общества. Т.1. СПб., 1851. Отд. 3. С. 106-139.

45. Саввантов П. Описание старинных русских утварей, одежд, оружия, ратных доспехов и конского прибора в азбучном порядке расположенное. СПб., 1896.

46. Селифонтов H.H. Описи документов архива бывших Болыпесольских посадской избы и ратуши. СПб. (Костромская губ. арх. комиссия), 1902.

47. Флоря БЛ. Из истории экономических связей России с западнославянскими землями Габсбургской монархии в XV в. // Австро-Венгрия и славяно-германские отношения. М., 1965. С. 3-15.

48. Забелин И.Е. Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. Ч. 1. М., 1884 (расходные книги полотна за 1583—1587 гг.).

49. Маньков А.Г. Цены и их движение в Русском rocyflapcTBeXVI в. М.; Л., 1951.

50. Курц Б.Г. Состояние России в 1660—1655 гг. по донесениям Родеса. М., 1918.

51. Флоря Б.Н. Из истории русско-фландских торговых связей в XVI в. II Средние века. № 26. М., 1964. С. 97-103.

52. Домострой по списку императорского общества истории и древностей российских. М., 1882.

53. Очерки русской культуры XVI века. Ч. 1. М., 1977.

54. Заозерская Е.И. У истоков крупного производства в русской промышленности XVI-XVII вв. М-, 1970.

55. Бахрушин СЛ. Научные труды. T.l.'M., 1953.

56. Центры торговли Европейской России в первой четверти XVIII в. М., 1986.

57. Словарь русского языка XI-XVII вв. Т.1. М., 1977.

58. Акты юридические или собрание форм старинного делопроизводства. СПб., 1839.

59. Забелин И. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. М., 1869.

60. Очерки истории СССР. XVII в. Период феодализма / Под ред.докт.ист.наук Новосельского A.A., канд.ист.наук Устюгова H.B. М., 1955.

61. Акты феодального землевладения и хозяйства XIV—XVI вв. М., 1956. С. И.

62. Центральный государственный архив древних актов РФ (далее — ЦТ АДА), ф. 141, 1627 г., Стб. 42. Л. 1-92.

63. Хорошкевич А.Л. Ремесло Пскова по немецко-русскому словарю начала XVII в. // Города феодальной России. Сборник статей памяти Н.В.Устюгова. М., 1966. С. 207—215.

64. Алпатов ИЛ. Набойка // Русское декоративное искусство от древнейшего времени до XVIII в. Т. 1. М., 1962.

65. Очерки истории СССР периода феодализма (конец XV — начало XVII в.). М., 1955.

66. Смирнов П.Л. Московские ткачи XVII в. и их привилегии. Ташкент, 1928.

67. Котошихин Григорий. О России в царствование Алексея Михайловича. СПб., 1884.

68. Коллинз С. Нынешнее состояние России. М., 1846.

69. Заозерский АЛ. Царская вотчина XVII века. М., 1937.

70. Левицкий ЯЛ. Город и феодализм в Англии. М., 1987.

71. Чистозвонов АЛ. Детерминаты технологии средневекового шерстоткачества // Средние века. № 36. М., 1973.

72. Аграрная история Северо-Западной России: вторая половина XV — начало XVII в. Л., 197Г

73. Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Спб., 1898.

74. Заозерская ЕЛ. Мануфактура при Петре I. М.; Л., 1947.

75. Заозерская ЕЛ. Развитие легкой промышленности в Москве в первой четверти XVIII в. м., 1953.

76. Пажитнов КА. Очерки истории текстильной промышленности дореволюционной России. Хлопчатобумажная, льнопеньковая и шелковая промышленность. М., 1958.

77. Пажитнов К А. Очерки истории текстильной промышленности дореволюционной России. Шерстяная промышленность. М., 1955.

78. ПСЗ. Т.1-45. СПб., 1830.

79. Волков М.Я. Хозяйство капиталиста-купца Среднего Поволжья И.А.Микляева в конце XVII - первой четверти XVIII в. Проблемы генезиса капитализма. М., 1970.

80. Кулишф И.М. Очерк истории русской промышленности. Пг., 1922.

81. Ключевский В.О. Соч. Т. 4. М., 1958.

82. Очерки русской культуры ХУ1Л в. Ч. 1. М., 1985.

83. Заколпский Н. История развития льняной промышленности. М.; Л., 1931.

84. Заозерская ЕЛ. Рабочая сила и классовая борьба на текстильных мануфактурах в 20-60 гг. XVIII в. М., 1960.

85. Полянский Ф.Я. Экономический строй мануфактуры в России XVIII в. М., 1956.

86. Мешалин Н.В. Промышленность России во второй половине XVIII в. и ее территориальное размещение. Изв. Всесоюзного географического общества. 1941. № 2.

87. Дмитриев H.H. Первые русские ситценабивные мануфактуры XVIII в. М.; Л., 1935.

88. Исаев Г.С. Роль текстильной промышленности в генезисе и развитии капитализма в России. 1760-1860. Л., 1970.

89. Бабурин Д. Очерки по истории Мануфактур-коллегии. М., 1939.

90. Любомиров ILT. Очерки по истории русской промышленности. М., 1947.

91. Обзор различных отраслей мануфактурной промышленности России. СПб., 1862.

92. Николаев. Суконная промышленность в России. СПб., 1900.

93. Хромов ПА. Очерки экономики текстильной промышленности СССР. М.; Л., 1946.

94. ЦГИАРФ, ф.17, оп.1.

95. Там же, оп.2.

96. ЦТ АДА, ф.19, оп.1.

97. Арсеяьев КЛ. Начертание статистики Российского государства. СПб., 1818.

98. Бурнашов В.П. Очерк истории мануфактур в России. СПб., 1833.

99. Ведомость о мануфактурах в России за 1812 г. СПб., 1 § 14.

100. Ведомость о числе фабрик и заводов в 1852 г. // Журнал мануфактур и торговли. 1853. Ч. 4.

101. Ведомость о числе фабрик и заводов в 1854 г. // Там же. 1855. Ч. 4.

102. Герман К.Ф. Взгляд на состояние мануфактур в России // Сын отечества. 1822. № 50-52.

103. Гулишамбаров СЛ. Итоги промышленности и торговли России в царствование императора Николая I. СПб., 1896.

104. Зябловский Е. Российская статистика. СПб., 1832.

105. Историко-статистический обзор промышленности России. СПб., 1883.

106. Крюков П. Очерк мануфактурно-промышленных сил Европейской России. СПб., 1855.

107. Пельчинский В. О состоянии промышленных сил России до 1832 г. СПб., 1833.

108. Сборник сведений и материалов по ведомству Министерства

финансов. Т.2. СПб., 1865, № 6.

109. Статистические ведомости о состоянии российских мануфактур с 1815 по 1822 г. СПб., 1825.

110. Брун Ф. Руководство к сравнительной статистике европейских государств. Одесса, 1842.

111. Гейм И.А. Опыт начертания статистики главнейших государств. Ч. 1. М., 1821.

112. Зябловский Е. Статистика европейских государств в нынешнем их состоянии. Ч. 1. СПб., 1830; Ч. 2. СПб, 1831.

113. ИЗ. Mulhall М. Industries and Wealth of Nations. L, 1896.

114. Mitchell B.R. European Historical Statistics. L, 1975.

115. Обозрение главнейших отраслей мануфактурной промышленности России. СПб, 1845.

116. Статистический временник Российской империи. СПб, 1866. Вып. 1. Отд. 2.

117. Ковальченко И.Д. К истории скотоводства в Европейской России в пер. пол. XIX в. // Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР. М„ 1960.

118. Арсеньев К.И. Статистические очерки России. СПб, 1848.

119. О состоянии фабрик и заводов в 1828 г. (по губерниям) // Журнал мануфактур и торговли. 1829-1831.

120. Корсак А. О формах промышленности вообще и о значении домашнего производства в Западной Европе и России. М, 1861.

121. Баранов A.A. Исторический обзор хлопчатобумажного производства в России в связи с таможенными тарифами. М, 1913.

122. Очерки экономической истории России первой половины XIX в. М, 1959.

123. ЦГИА РФ, ф.18, оп.2.

124. Kemp Т. Industrialization in XIX century Europe. Edinburg, 1970.

125. Landes D.S. The unbound Prometheus. Cambridge, 1969.

126. Обзор действий департамента сельского хозяйства. Ч. 1. СПб, 1855.

127. Материалы для истории и статистики мануфактурной промышленности. СПб, 1865. № 6-7.

128. Гобсон Д. Развитие современного капитализма. М.; JI, 1926.

129. Материалы для статистики хлопчатобумажного производства в России, СПб, 1901.

130. Статистические сведения о фабриках и заводах по производствам, не обложенным акцизом за 1900 г. СПб, 1903.

131. Свод статистических данных по фабрично-заводской

промышленности с 1887 по 1926 г. Т. 1. Ч. 2. М.; Д., 1929.

132. Статистика бумагопрядильного и ткацкого производства за 1900—1910 гг. СПб., 1911.

133. Статистические сведения по обрабатывающей фабрично-заводской промышленности Российской империи за 1908 г. СПб., 1912.

134. Статистический ежегодник России. 1910. СПб., 1911.

135. Указатель фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1887.

136. Указатель фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1894.

137. Фабрично-заводская промышленность Европейской России в 1910-1912 гг. Пг, 1914.

138. Данилевский В. Очерки истории техники XVIII-XIX вв. М.; Д., 1934.

139. Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Т.1. М., 1938.

140. Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России. Т.1.СП6., 1902.

141. Цвибак М. Из истории капитализма в России (хлопчатобумажная промышленность XX в). М.;Л., 1925.

142. Лаверычев В.Я. Монополистический капитал в текстильной промышленности России (1900-1917). М., 1963.

143. Йоксимович Ч.М. Прибыли и дивиденды мануфактурных предприятий за 1902— 1911 гг. М., 1912.

144. Бобков К.И. Из истории концентрации производства и монополизации текстильной промышленности России (1900-1917) // Социалистические преобразования в СССР и их экономические предпосылки. М., 1959.

145. Народное хозяйство в 1916 г. Пг., 1922.

146. Буржуазия накануне февральской революции. М.; Л., 1927.

147. Житенев Е.П. Обзор промышленности лубяных волокон в России в связи с таможенным тарифом. М., 1915.

148. Фабрично-заводская промышленность и торговля России. СПб., 1896.

149. Колосов П.В. Льняная промышленность в России. СПб., 1908.

150. Народное хозяйство в 1913 г. Пг., 1914.

151. Нольде A.A. Краткий обзор льноводства и льняной промышленности в России // Автальон А. Борьба хлопка и льна. М., 1909.

152. Обзоры главнейших отраслей промышленности и торговли за 1912 г. СПб., 1913.

153. Заколпский Н. История развития льняной промышленности в СССР. М.; Л., 1931.

154. Динамика советской и российской промышленности в связи с

развитием народного хозяйства за 40 лет (1887-1926). Т.1. 4.1,3. М.; Л., 1929-30.

155. Обзоры главнейших отраслей промышленности и торговли за 1911 г. СПб, 1912.

156. Свод данных о фабрично-заводской промышленности в России за 1885—1887 гг. СПб, 1889.

157. Свод данных о фабрично-заводской промышленности в России за 1889 г. СПб,1891.

158. Свод данных о фабрично-заводской промышленности в России за 1897 г. СПб, 1900.

159. Фабрично-заводская промышленность в период 1913-1918 гг. М, 1926.

160. Вебер К.К. История льняной промышленности и ее борьба с хлопчатобумажной мануфактурой. СПб, 1889.

161. Материалы для изучения кустарной промышленности и ручного труда в России. 4.1, СПб, 1882.

162. Струмилин С.Г. История черной металлургии в СССР. М, 1967.

163.Бовыкин В .И. Формирование финансового капитала в России. М, 1984.

164. Новая жизнь, 1910,12 и 18 мая.

165. Народное хозяйство в 1915 г. Пг, 1918.

166. Нольде A.A. Русская льняная промышленность во время войны и революции. М, 1918.

167. Обзоры главнейших отраслей промышленности и торговли за 1914 г. СПб, 1915.

168. Литвинов-Фалинский В.П. Шелковая промышленность в России. СПб, 1902.

169. Цейтлин Е.А. Очерки истории текстильной техники. М.; Л, 1940.

170. Национализация промышленности в СССР. Сборник документов. М, 1954.

171. Народное хозяйство. 1918. № 10.

172. Хромов П.А. Очерки экономики текстильной промышленности. М.; Л, 1946.

173. Куперман О. Социально-экономические формы промышленности СССР. М.: Л, 1929.

174. Сборник статистических сведений по СССР. 1918-1923. М, 1924.

175. История социалистической экономики. Т.1. М, 1976.

176. Локшин Э.Ю. Очерки истории промышленности. М, 1956.

177. Советское народное хозяйство в 1921—1925 гг. М, 1960.

178. Народное хозяйство СССР за 1922-1923 г. Вып. 3. М.; Л., 1924.

179. История социалистической экономики. Т.2. М., 1976.

180. Лацис О. Проблемы темпов в социалистическом строительстве // Коммунист. 1987. № 18.

181. Барсов A.A. Баланс стоимостных обменов между городом и деревней. М., 1969.

182. Корнеев A.M. Текстильная промышленность СССР и пути ее развития. М., 1957.

183. Народное хозяйство СССР. М., 1932.

184. Индустриализация СССР. 1929-1932. М., 1970.

185. История социалистической экономики СССР. Т.З. М., 1977.

186. Итоги выполнения первого пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР. М., 1934.

187. СССР и капиталистические страны. М.; Л., 1939.

188. История социалистической экономики СССР. Т.4. М., 1978.

189. Народное хозяйство СССР в 1960 г. М., 1961.

190. Народное хозяйство СССР за 1923/1924 г. Вып. 4. М., 1925.

191. Народное хозяйство СССР в 1924/1925 гг. М., 1926.

192. Народное хозяйство СССР в 1922-2982 гг. М., 1982.

193. Промышленность СССР. М., 1964.

194. Индустриализация СССР. 1933-1937. М., 1971.

195. Индустриализация СССР. 1938-1941. М., 1973.

196. Итоги выполнения второго пятилетнего плана развития народного хозяйства СССР. М., 1939.

197. Сообщение Чрезвычайной Государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний фашистских захватчиков. М., 1945.

198. История социалистической экономики. Т.5. М., 1978.

199. Промышленность СССР. М., 1957.

200. Сельское хозяйство СССР. М., 1971.

201. Народное хозяйство СССР за 70 лет. М., 1988.

202. Народное хозяйство СССР в 1969 г. М., 1970.

203. Народное хозяйство СССР в 1975 г. М., 1976.

204. Народное хозяйство СССР в 1984 г. М., 1985.

205. Промышленность СССР. М., 1986.

206. Котова A.A., Конотопов М.В., Лещинер P.E. Планирование развития текстильной промышленности. М., 1987.

207. Народное хозяйство СССР в 1987 г. М., 1988.

208. СССР и зарубежные страны. 1987. М., 1988.

209. Промышленность СССР. М., 1988. ^