Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX в. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Хатямова, Марина Альбертовна

• Хатямова, Марина Альбертовна
• доктор филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации доктор филологических наук Хатямова, Марина Альбертовна

Введение

Глава 1. Несобственно-художественные формы саморефлексии автора (Е.И. Замятин)

1.1 Проблема соотношения этического и эстетического в ранней публицистике Е.И. Замятина.

1.2 «Техника художественной прозы»: концепция диалогического языка. Проблемы повествования

1.3 Теория неореализма Е.И. Замятина

1.4 Экзистенциальные и психоаналитические мотивы в публицистике Е.И. Замятина второй половины

1920- 1930-х годов

Глава 2. Литературоцентричное повествование как способ мифологизации прозы: орнаментальный сказ, стилизация, персональное повествование (Е.И. Замятин)

2.1 Поэтика орнаментального сказа в ранней прозе

Е.И. Замятина

2.2 Стилизация в прозе Е.И. Замятина 1910-20-х годов

2.3 Семантика персонального повествования в новеллах Е.И. Замятина («Ела», 1928; «Наводнение», 1929)

Глава 3. Структура «текст о тексте» как вид литературной саморефлексии (Е.И. Замятин, М.М. Осоргин, H.H. Берберова)

3.1 Метатекстовая структура романа Е.И. Замятина

Мы» (1920)

3.2 «Бич Божий» (1928 - 1937) Е.И. Замятина: логика повествования и концепция истории

3.3 Метароман М.А. Осоргина «Вольный каменщик» (1935): «сюжет героя» и «сюжет автора»

3.4 Структура «текст в тексте» как способ сохранения культуры в повести H.H. Берберовой «Аккомпаниаторша» (1934)

Глава 4. Аллюзивность как способ трансформации семантики канонического сюжета (Б.К. Зайцев)

4.1 Мифологический языческий код как принцип организации повествования и сюжета в ранних рассказах Б.К. Зайцева

4.2 Культуроцентризм «христианского» сюжета в зрелой прозе Б.К. Зайцева («Спокойствие», 1909; «Дальний край», 1912; «Золотой узор», 1925)

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Формы литературной саморефлексии в русской прозе первой трети XX в.»

Постановка проблемы и актуальность исследования.

Осознание современным литературоведением недостаточности традиционных подходов к осмыслению литературы (метод, жанр, стиль) побуждает искать новые пути, адекватные универсализму современного научного знания и позволяющие воссоздать в целостном виде принципы функционирования литературы в различные исторические эпохи. В последние десятилетия внимание исследователей все более привлекают «надсистемные» и «надструктурные» категории «художественного сознания» (В.В. Заманская, М.Л. Гаспаров, В.И. Тюпа), «художественного мышления» (В.И. Хрулев, 3.Я. Холодова), «метасюжета» как «идеи времени» (Н.В. Барковская), метатекста. Одной из таких интегрирующих категорий, реализующихся в поэтике произведения, является литературная саморефлексия.

В отечественном литературоведении неоднократно отмечалось, что становление собственно художественной прозы (отделение ее от эпистолярной, критической, деловой и проч.), обретение ею собственного языка неразрывно связано с потребностью осознания себя, своей природы. По мнению исследователя литературы первой трети XIX века, русская проза этого периода одновременно желала быть и теорией прозы, в которой повествование представляет собой «сплав художественного изображения с демонстрацией творческих принципов», помещенных в саму ткань рассказов о тех или иных событиях и людях1. Переходная эпоха XX века актуализировала литературную саморефлексию как один из основных способов сохранения ее идентичности, что определяет необходимость ее научного описания и исследования. Язык прозы - это, в первую очередь, повествование и сюжет, поэтому формы самосознания прозы

1 Кривонос В.Ш. «Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы. Воронеж: Изд-во Воронежского ун-та, 1985. С. 3 -4. обнаруживаются в особой «литературоцентричности» сюжета и повествования, характерной именно для русской литературы, берущей на себя в новое время функции других форм общественного сознания, в том числе, религии и философии.

Проблема литературной рефлексии разрабатывалась в исследованиях Д.М. Сегала, В.М. Петрова, В.И. Тюпы, Д.П. Бака, М.Н. Липовецкого, С.Н. Бройтмана, М.П. Абашевой, в коллективной монографии «Формы саморефлексии литературы XX века: метатекст и метатекстовые структуры»2.

Д.М. Сегал, работам которого принадлежит приоритет в разработке рассматриваемой проблемы в прозе, писал в 1979 году: «В наших текстах самосознание литературы - это процесс не «внутрилитературный», а «внутритекстовой», он относится не к литературному процессу (быту, факту), а к миру, литературно творимому, становясь, таким образом, о парадигмой миротворчества [курсив автора — М.Х.] в рамках текста» . В другой работе 1981 года исследователь утверждает, что «литература представляет <. .> своего рода симулирующее устройство - моделирование моделирования. Она «работает» двояким образом: во-первых, литература может выполнять функции моделирования первого порядка, создавая модель внетекстового мира и задавая программу поведения; во-вторых, литература рассматривает, описывает, оценивает самые различные

2 Сегал Д.М. Литература как вторичная моделирующая система. Литература как охранная грамота // Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. М.: Водолей РаЬИзЬегэ, 2006; Петров В.М. Рефлексия в истории художественной культуры. Ее роль и перспективы развития // Исследование проблем психологии творчества. М.: Наука, 1983. С. 323; Тюпа В.И., Бак Д.П. Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики. Кемерово: Кем ГУ, 1988. С. 4-15; Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово: КемГУ, 1992; Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1997; Бройтман С.Н. Историческая поэтика. Учебное пособие. М.: РГГУ, 2001; Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза конца XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-но Пермского университета, 2001; Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 6: Формы саморефлексии литературы XX века: метатекст и метатекстовые структуры / Ред. Т.Д. Рыбальченко. - Томск: Изд-во Том. Унта, 2004.

3 Сегал Д.М. Литература как вторичная моделирующая система. С. 13. варианты - действительные, потенциальные, мнимые, реальные и ирреальные - самого этого моделирования первого порядка»4.

Художественная саморефлексия обостряется в переходные моменты истории искусства, когда происходит массовая смена одних типов художественных структур другими. В.М. Петров отмечает, что «эти процессы в первую очередь имеют место в творчестве больших художников - новаторов, «первопроходцев», открывающих новый этап в развитии искусства»5. В качестве репрезентативных фигур приводятся имена Сервантеса, Стерна, Пушкина, уделявших значительное внимание рефлексии - отражению литературной ситуации и изображению непосредственного процесса написания произведения в самом же произведении6.

Проблема литературной рефлексии в теоретическом и историческом аспектах была поставлена в работах В.И. Тюпы и Д.П. Бака «Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики» и Д.П. Бака «История и теория литературного самосознания: творческая п рефлексия в литературном произведении» . В первом исследовании выделены исторические формы литературной рефлексии: традициональная («риторическая рефлексия» в литературе до XIX века) и антитрадициональная («творческая рефлексия» в литературе XIX - XX веков, соответственно классическая и неклассическая)8. Д:П. Бак отметал, что «идея самосознания литературного творчества — ключевая для формирования исторической поэтики»; «усиление рефлективности литературного развития происходит на фоне «угасания традиционности»9. Если в начальный период своего функционирования творческая рефлексия

4 Сегап Д.М. Литература как охранная грамота. С. 4.

5 Петров В.М. Рефлексия в истории художественной культуры. Ее роль и перспективы развития. С. 323.

6 Там же.

7 Тюпа В.И., Бак Д.П. Эволюция художественной рефлексии как проблема исторической поэтики. С. 4 - 15;

Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении.

Кемерово: КемГУ, 1992.

8 Тюпа В.И., Бак Д.П. Указ. соч. С. 6 - 8.

9 Бак Д.П. Указ. соч. С. 4; 10. : была направлена «на смену риторических канонов, - знаменовала поворот произведения искусства к построению саморазвивающейся реальности», то позднее она стала означать «свободу складывания антитрадиционального произведения», «которая оказалась замкнутой на самой себе»: в терминах М.М. Бахтина можно было бы сказать, что непомерно разросшееся «событие рассказывания» перечеркнуло, поглотило «рассказываемое событие»10. Д.П. Бак выделил две типологические формы бытования литературной рефлексии. Первая идет от повествователя, «сверху»; вторая - от персонажа, «снизу» (вставной текст): «Авторскую «рефлексию сверху» можно было бы определить как рефлексию текста; «рефлексию снизу» - как самосознание действительности»11.

Теоретическую ценность представляет выработанное Д.П. Баком понятие «рефлективного произведения». Исследователь подчеркивает, что оно не сводится к формально-риторической модели «романа в романе», «текста в тексте». Рефлективное произведение - это «особый тип авторства, возникающий в случае непосредственного вхождения литературных задач в жизненную проблемность»; оно не может быть «готовым», известным заранее либо созданным «в стороне» от непосредственной проблематики произведения «объемлющего», а «должно складываться на наших глазах, так или иначе исследовать само себя и тем самым прямо влиять на постепенное формирование произведения внешнего»12. Вслед за Бахтиным такой тип «кризиса авторства», связанный с персонажем-писателем, создающим нечто альтернативное данному произведению, Бак считает «продолжением романтического варианта кризиса». Другим, развивающим «реалистический» тип «кризиса авторства», является случай, когда «рефлексия персонажа, его творческая самореализация не связана с художеством, когда персонаж напрямую бросает вызов авторскому

10 Там же. С. 14.

11 Бак Д.П. Указ. соч. С. 19.

12 Бак Д.П. Указ. соч. С. 23. завершению; стремится жизненным поступком отменить эстетическую деятельность, направленную на него извне»13. Именно такая, более скрытая, форма литературной рефлексии становится предметом анализа в работе Д.П. Бака, осуществленного на материале русской и зарубежной прозы и драмы (Б. Пастернак, А Мердок, Н. Саррот, Л. Пирднделло и др.).

Литературная рефлексия рассматривается Д.П. Баком в качестве «возможности литературной традиции нового типа», «общего знаменателя всех так называемых «формальных поисков» в литературе XX века», нарушающих былую трансгредиентность эстетической деятельности событийному миру и изображающих «само событие перехода жизни в

14

СЛОВО» .

В «Исторической поэтике» С.Н. Бройтмана15 становление языка литературы рассматривается в границах «большого времени» и «большого диалога» (М. Бахтин). Выделяя три стадии в развитии эстетического объекта - «поэтику синкретизма», «эйдетическую поэтику» и «поэтику художественной модальности», - автор фиксирует возникновение и развитие форм литературного самосознания от риторической эпохи к неклассической. «Роман романа» (Сервантес, Стерн, Пушкин, Пруст и др.) не исчерпывает, по Бройтману, этих1 форм. В этой связи продуктивным становится сравнение скрытой и явной рефлексивности в прозе Джойса и Пруста: «. «Улисс», как и «В поисках утраченного времени», не только роман героев, но и роман романа, хотя эта «метароманность» приняла у Джойса иную форму, чем у Пруста. У Пруста <.> изображение сопровождается анализом самой возможности автора что-то излагать. У Джойса специальный словесный анализ такой возможности отсутствует: он не пишет о том, как он пишет роман, не рассуждает прямо о своей авторской позиции. Он поступает иначе: вместо того чтобы давать

13 Там же. С. 38.

14 Там же. С. 72, 73, 74.

15 Бройтман С.Н. Историческая поэтика. Учебное пособие. М.: РГГУ, 2001. отдельно форму и отдельно размышления о ней, он вводит рефлексию внутри самой формы. • Поэтому форма у Джойса становится не только сотворенной, но и рефлексирующей над самой собой, вторично разыгранной, а значит, оказывается чем-то большим, чем просто форма.»16.

Проблема литературного самосознания - основная и в книге М.П. Абашевой «Литература в поисках лица (русская проза конца XX века:

17 становление авторской идентичности)» . Несмотря на то, что автора интересует специфика художественного сознания современных прозаиков как проблема персональной идентичности18, М.П. Абашева интерпретирует именно повествовательные практики, в которых эксплицируются законы этого сознания: метатексты, «текст как поведение и поведение как текст» в мемуаристике, устные автобиографии писателей. В работе М.П. Абашевой самосознание прозы, проявленное в художественных дискурсивных практиках, предстает как проблема философская, психологическая и историко-литературная, интегрирующая на определенном историческом этапе «многие аспекты литературного развития».

Об актуальности и научной значимости рассматриваемой проблемы, ее различных аспектов свидетельствует появление коллективной работы «Формы саморефлексии литературы XX века: метатексты й метатекстовые структуры»19. Как показывают конкретные исследования, литературная рефлексия становится механизмом жанрово-родовых трансформаций, воплощает концепцию творчества в архитектонике самого произведения, в

16 Бройтман С.Н. Указ. соч. С. 305.

17 Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза конца XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-во Пермского университета, 2001.

18 «.Персональная идентичность автора - это прежде всего индивидуальные текстуальные стратегии авторства, исторически и социально стимулированные. Термин «идентичность», в отличие от более привычных в литературоведческом обиходе «самосознания», «самоопределения» и т.п. фиксирует заостренно-отрефлексированные и символически-маркированные моменты авторского самосознания в поисках самотождественности, его «кристаллизацию» (Абашева М.П. Указ. соч. С. 10).

19 Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Вып. 6: Формы саморефлексии литературы XX века: метатексты и метатекстовые структуры / Ред. Т.Л. Рыбальченко. - Томск: Изд-во Том. ун-та, 2004. творческом диалоге с другой культурой, художественной системой и типом дискурса.

Исследование проблемы литературной рефлексии в современном литературоведении осуществляется в основном на материале «вершин мировой литературы» - признанных «метатекстов» русской и зарубежной

0Q литературы второй половины XX века, рубежа XX - XXI веков" , что вполне объяснимо: формы рефлексивности в современной литературе достигли апогея своего развития. Менее изученным, носящим точечный характер (в границах индивидуальных поэтик О. Мандельштама, В. Набокова, М. Булгакова, К. Вагинова) остается формирование новой рефлексивности в начале XX века, отмеченного в русской литературе не только сменой художественных парадигм (реализм - модернизм -авангард), но и расколом на культуру метрополии и диаспоры. Параллельность кризисных эпох рубежа XIX - XX и XX - XXI веков обусловливает закономерность постановки проблемы саморефлексии и в русской прозе начала XX века. Исследователи неоднократно отмечали, что в эпохи социально-исторических сломов и потрясений в культуре и литературе как семиотических системах «включаются» и вырабатываются механизмы самосохранения, основанные на принципах переключения с референции как указания на реальность на автореференцию как указание на самих себя с одновременной актуализацией интенции к автономному существованию от внетекстовой реальности. Рефлексивность (и использующиеся в исследовательской литературе синонимы, восходящие к термину Р. Якобсона «литературность»21, - «литературоцентричность», «металитературность») выражается как в «подключении» к уже

20 Отметим и одно из последних исследований: Гулиус Н.С. Прием мистификации как поэтика текстопопрождения в русской прозе 1980 - 1990-х годов (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда). Дисс. канд. филол. наук. Томск, 2006.

21 «.Предметом науки о литературе является не литература, а литературность, т.е. то, что делает данное произведение литературным произведением <.> Если наука о литературе хочет стать наукой, она принуждается признать «прием» своим единственным «героем». Далее основной вопрос - вопрос о применении, оправдании приема» (Якобсон Р. Новейшая русская поэзия // Якобсон Р. Работы по поэтике: Переводы. М.: Прогресс, 1987. С. 275). существующим в культуре формам, моделям и типам, так и в переосмыслении, «переосвоении» уже известных приемов, сюжетов, литературных схем. Оба процесса сопровождаются намеренным «обнажением приема» - демонстрацией независимости и самодостаточности художественной реальности, существующей по своим собственным законам.

Проблема саморефлексии в литературе XX века впервые была поставлена представителями московско-тартуской школы, исследующими

22 поэзию символизма и акмеизма и стуктуру «текст в тексте» . Панэстетический неомифологизм символистов и центонная поэтика акмеистов были осмыслены как формы самосознания литературы. Р.Д. Тименчик писал, что ориентация языка акмеизма на ранее существующие тексты «вызвана установкой текста на самопознание, поисками мотивировки его права на существование <.>, рефлексией над собственными генератическими. и типологическими параметрами <.> Текст у акмеистов есть одновременно повествование о событиях и повествование о повествовании в сопоставлении с другими текстами, т.е. сбалансированное соотношение собственно текстового, метатекстового и «цитатного аспектов»23. Поиск новой литературности, основанный на разрыве с предшествующей традицией, был выявлен и в поэтическом авангарде (футуризме): продуцирование «самовитого слова вне быта и жизненных польз» (В. .Хлебников) и поэтики «зауми» как «установки на спонтанность и непредсказуемость формы-действия»24. Параллельные

22 Минц З.Г. О некоторых «неомифологических» текстах в творчестве русских символистов // Ученые записки Тартуского университета. 1979. Вып. 459; Она же - Поэтика Александра Блока. СПб, 1999; Смирнов И.П. Место «мифопоэтического» подхода к литературному произведению среди других толкований текста // Миф - фольклор - литература. Л., 1978; Левин Ю.И., Сегал Д.М., Тименчик Р.Д., Топоров В.Н., Цпвьян Т.В. Русская семантическая поэтика как потенциальная культурная парадигма / Russian Literature. 1974 // Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. С. 181 - 212; Тименчик Р.Д. Текст в тексте у акмеистов // Труды по знаковым системам XIV. Текст в тексте. Ученые записки Тартуского университета. Вып. 567. Тарту, 1981. С. 65 - 75; Лотман Ю.М. Текст в тексте // Там же. С. 3 —18 и др.

Тименчик- Р.Д. Указ. соч. С. 65 -66.

24 Тырышкина Е.В. Русская литература 1890-х - начала 1920-х годов: от декаданса к авангарду. Новосибирск, 2002. С. 97. процессы усиления литературности, сигнализирующие1 о нарастании литературной саморефлексии, происходили и в прозе начала века.

Появление в литературе Серебряного века «избыточно литературных» поэтик А. Белого, А. Ремизова, Ф. Сологуба, В. Брюсова, Е. Замятина, развивающих гоголевско-лесковскую линию русской прозы, совершенно справедливо объясняется возникновением модернистской системы творчества, однако этой причиной не исчерпывается, так как захватывает и другие эстетические феномены, в частности, реалистические. Показательным явлением для прозы начала XX века является феномен «неореализма», который, с подачи критики 1910-х годЪв и теории Е. Замятина начала 1920-х, квалифицировался как промежуточный между реализмом и модернизмом. Однако непрекращающиеся дискуссии по поводу эстетической природы неореализма свидетельствуют о том, что на путях метода проблема вряд ли может быть решена; неореализм - это некое «надсистемное» образование, возникшее на основе общности поэтик эстетически разных художников — модернистов, реалистов и писателей «переходного» типа между реализмом и модернизмом (JI. Андреев, А. Ремизов, Е. Замятин, Б. Зайцев, М. Осоргин, С. Сергеев-Ценский, И. Шмелев и др.)" , которые использовали литературоцентричные формы символизации, лейтмотивизации, мифологизации повествования и архетипизации сюжета, ритмизации прозы, прочно вошедшие в арсенал модернистского искусства, но используемые и художниками-реалистами, например, И. Буниным26.

25 Обоснование неореализма как искусства «промежуточной эстетической природы» (В.А. Келдыш), преобразованного в XX веке реализма (Л.В. Полякова, H.H. Комлик) или только модернизма (Т.Т. Давыдова) обусловлено представлениями о дискуссионности модернизма, что реализуется в соответственной интерпретаци «материала» (например, творчества Л. Андреева, А. Ремизова, Е. Замятина) и как реалистического, и как модернистского, и «переходного» между ними.

26 Показательно изменение позиции В.А. Келдыша в оценке неореализма. В своей последней работе исследователь отказывается от понимания неореализма как «явления пограничной художественной природы» в пользу «более соответствующего названию»: «неореализм» как особое течение внутри [курсив автора - М.Х ] реалистического направления, больше, чем другие, соприкасавшееся с процессами, протекавшими в модернистском движении.» (Келдыш В.А. «Реализм» и «неореализм» // Русская литература рубежа веков (1890-е - начало 1920-х годов). Кн. 1. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. С. 262). Уточнение касается инструментальной стороны явления: реализм, близкий модернизму в поэтике (повышенной литературности).

Другим знаменательным явлением прозы начала XX века стала кампания обвинений многих писателей в плагиате. Симптоматично, что наибольшую огласку получило' обвинение в «списывании» фольклорных произведений автора-стилизатора, сознательно ориентированного на книгу, литературный текст как источник творчества, - A.M. Ремизова" . Можно утверждать, что литературность как одна основных тенденций прозы не сразу была осознана и читателями, и самими авторами. ;

В. Жирмунский, разделивший в начале 1920-х годов прозу XIX - XX веков на «чисто-эстетическую», «поэтическую» (Гоголь, Лесков, Ремизов,

Андрей Белый, Серапионовы братья) и «нейтральную», коммуникативную» (Стендаль, Толстой) и отметивший особое отношение к слову в первой, высказал принципиальную для концепции нашей работы мысль о наличии другой (нестилистической, неязыковой) литературности в коммуникативной» прозе: «.Самая нейтрализация воздействия словесного стиля есть также результат поэтического искусства и может рассматриваться в системе поэтических приемов, pácc4HTaHHbix на

28 художественное воздействие» . Развивая мысль ученого, можно выделить две сферы проявления литературности: эксплицитную (явную) литературность, эксплуатирующую сферу языка, стиля произведения, и имплицитную (скрытую) литературность, существующую на других уровнях поэтики произведения.

В литературоведении упрочилось представление о литературном процессе первой трети XX века как развитии основных тенденций Серебряного века в русской литературе метрополии и диаспоры 1920 -30-х

29 тгодов . 1 ри основных потока литературы - авангард, неотрадиционализм и

27 Из последних исследований на эту тему см.: Данилова И.Ф. Писатель или списыватель? (К истории одного литературного скандала) // История и повествование. М.: Новое литературное обозрение, 2006. С. 279 - 316.

28 Жирмунский В. Задачи поэтики // Жирмунский В. Вопросы теории литературы. Л.: Academia, 1928. С. 49. См. также: Жирмунский В. К вопросу о формальном методе И Там же. С. 173.

29 Русская литература рубежа веков (1890 - нач. 1920-х годов). Кн. 1, 2. М.: ИМЛИ РАН, Наследие. М., 2001; История русской литературы XX века (20 - 50-е годы): Литературный процесс. Учебное пособие. М.: МГУ,

2006; Голубков М.М. Утраченные альтернативы: формирование монистической концепции советской литературы. 20 -30-е годы. М.: Наследие, 1992; Он же - Русская литература в XX веке: После раскола. социалистический реализм30 - имеют общий генезис - симолистскую традицию, определившую общность в поэтике, которую исследователи назвали «неклассической». Наше исследование обращено к неклассической прозе неотрадиционализма, зародившегося в литературе "рубежа веков и получившего свое развитие как в советской литературе (О. Мандельштам, Е. Замятин, А. Платонов, М. Булгаков, М. Пришвин), так и в русской зарубежной (В. Набоков, Б. Зайцев, М. Осоргин, И. Шмелев, В. Ходасевич, Н. Берберова и др.). Главная установка литературы неотрадиционализма на сохранение культуры, онтологизации творческой реальности получила свою наиболее полную реализацию в литературе первой волны русской эмиграции с ее мессианским пафосом утверждения «культуры как дома». Если в советской литературе по мере нарастания социального хаоса усиливались, с одной стороны, нормативные тенденции государственного искусства (соцреализма), а с другой, противостоящие им и фиксирующие тотальное разрушение авангардные, то в литературе эмиграции преобладали контравангардные процессы, направленные на сохранение родного языка, культурного наследия и предшествующей традиции, призванные гармонизировать существование вне родины31. В этой связи наиболее изученным на сегодняшний день является первый, наиболее репрезентативный для эмигрантской литературы слой автобиографической и мемуарной прозы И. Бунина, И. Шмелева, Б. "39 I

Зайцева, М. Осоргйна Практически не изученными остаются

Учебное пособие. М., 2002; Мусатов В.В. История русской литературы первой половины XX века (советский период). М., 2001; Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М.: Наука, 1977; Скороспелова Е.Б. Русская проза XX века: от А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго»). М.: ТЕИС, 2003.

•)0 Тюпа В.И. Постсимволизм: Теоретические очерки русской поэзии XX века. Самара, 1998. 1,1 Не случайно авангардная линия эмигрантской литературы представлена в основном писателями младшего поколения (Б. Поплавский, А. Несмелов, В. Варшавский, В. Яновский и др.), которые назвали себя «незамеченным поколением». Авангардные тенденции в позднем творчестве В. Ходасевича, Г. Иванова, В. Набокова коренным образом не меняли их модернистского статуса и роли в литературном процессе.

32 Пискунов В. Чистый ритм Мнемозины // Литературное обозрение. 1990. № 10. С. 21 -31; Бронская Л. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья. Автореф. дисс. доктора фнлол. наук. Краснодар; Воропаева Е.В. Мемуаристика Б. Зайцева // Русская речь. 1995. № 2. С. 38 -54; Кузнецова А.А. Идейное и художественное своеобразие мемуарной прозы второстепенных писателей русской литературной эмиграции (Н. Берберова, И. Одоевцева, В. Яновский). Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 2005; Резник культурсохраняющие механизмы в поэтике собственно художественной прозы эмиграции, обнаруживающие ее саморефлексию.

Литературная рефлексия, проявляющиеся на повествовательном уровне художественного целого, имеет разные формы бытования, что проявляется в многозначности стоящего за ней термина «метаповествование»: от отношений с традицией («метадискурс» Ж.-П. Лиотара) и контекстом, другими текстами (интертекст) - к осмыслению смены культурных кодов (стилизация, пастиш, коллаж, центон) и собственной творческой манеры (метатекст). Вслед за Д.М. Сегалом под саморефлексией литературы чаще всего понимают внутритекстовое «двойное моделирование»: метатекст как автокомментирование и различные варианты интертекста. В отличие от названных работ Д.П. Бака, исследующего саморефлексию персонажа и повествователя, а следовательно, и автора, и М.П. Абашевой, изучающей самосознание писателей, «культурные формы новой писательской идентичности XX — XXI веков», под «литературностью» мы понимаем «сверхлитературность», «избыточную» литературность не только текста (метатекст как «текст о тексте» и различные виды интертекста - цитаты, аллюзии, реминисценции и проч.), но и возникающей за ним художественной реальности, разные уровни которой в поэтике произведения, в том* числе в повествовании и сюжете, намеренно обнаруживают свою моделирующую природу и, соответственно, литературоцентричность, «созданность» «сигнификативного бытия» (Г. Шпет) художественной реальности. Поэтика литературности отражает поиск автором своего кода, языка описания; создания этого языка из арсенала имеющихся в культуре средств: мифологических и литературных образов, «готовых» сюжетов и типов повествования.

В 1920 - 1930-е годы повышенной эстетизацией отмечена не только проза метрополии (представители орнаментальной прозы - Е Замятин,

Э.Р. « Поля Елисейские» B.C. Яновского как феномен русской мемуарной прозы XX века: художественная специфика хронотопа памяти. Автореф. дисс. канд. фнлол. наук. Омск, 2006 и др.

Серапионовы братья, Б. Пильняк, Л. Леонов, И. Бабель; М. Булгаков, К. Вагинов, О. Мандельштам и др.), но и диаспоры (И. Бунин, Б. Зайцев, А. Ремизов, М. Осоргин, В. Набоков, Г. Газданов, Б. Зайцев и др.). Это позволяет говорить об универсальном характере процесса саморефлексии прозы, обнаруживающегося в литературоцентричной поэтике и характерного не только для определенного типа творчества (модернизма),

33 но и всего литературного процесса первой трети XX века .

Наиболее убедительным аргументом активизации рефлективных процессов в русской прозе этого периода является феномен метапрозы, объединивший литературу метрополии и диаспоры, реализма, модернизма и авангарда, прозу «эстетическую» и «изобразительную» (О. Мандельштам, К. Вагинов, Д. Хармс, Е. Замятин, М. Булгаков, В. Набоков, М. Осоргин, Г. Газданов, Н. Берберова и др.). Работы Д.М. Сегала, развивающие идеи московско-тартуских структуралистов, дают импульс конкретным исследованиям метапрозы («текст о тексте», «роман о романе»). Наибольшее внимание исследователей привлекли романы В. Набокова и М. Булгакова, что объясняется повышенным интересом к их творчеству в целом. Если говорить о метароманной структуре, то более изученной на сегодняшний день является авангардная линия метапрозы (Д. Хармс, К. Вагинов, С. Кржижановский)34, что порой вызывает ошибочные представления о метатексте как порождении авангардной и постмодернистской поэтик. Изучение метатекста как наиболее репрезентативной формы саморефлексии литературы, в том числе и в литературе первой трети XX века, нуждается в расширении материала исследования. Метапроза Е.И. Замятина, М. А. Осоргина и H.H. Берберовой, объединяющая писателей метрополии («Мы»), старшего («Вольный каменщик») и младшего («Аккомпаниаторша») поколений

33 Для Д.М. Сегала такой границей является послеоктябрьский перелом (Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. С. 55 — 56).

3 Из писателей неотрадиционалистского направления Д.М. Сегал исследует прозу В. Розанова и О. Мандельштама (Сегал Д.М. Литература как охранная грамота. С. 82 - 102). эмиграции, принадлежащих к разным типам творчества (модернизму и реализму), не только «достраивает» типологию «романа о романе», но и открывает неповторимо-индивидуальные варианты саморефлексии русской литературы первой трети XX века, позволяющие обнаружить и общие тенденции функционирования данного феномена в литературе этого периода.

Помимо метапрозы, русская литература этого периода вырабатывала оригинальные концепции риторической рефлексии (Вяч. Иванов, А. Белый, О. Мандельштам, Н. Гумилев, В. Ходасевич, Г. Адамович и др.). Эстетика Е.И. Замятина продолжала и развивала в постсимволистском пространстве символистские, акмеистические, современные философские и лингвистические идеи, переплавляя их в современную концепцию синтетического искусства.

Особое качество «эстетической» прозы начала XX века состоит не только в языковой орнаментальности (достаточно исследованной в творчестве А. Белого, А. Ремизова, Л. Леонова, Б. Пильняка, И. Бабеля), но в особой организации повествования. Литературоцентричные повествовательные стратегии Е.И. Замятина (орнаментальный сказ, разные виды стилизации, персональное повествование) являются «формами времени», широко распространенными в творчестве других писателей, и отражают установку эстетической прозы на самопознание. .

Интерес представляет исследование скрытой литературности в творчестве писателей, не прибегающих к языковой игре (И. Бунин, А. Куприн, М. Горький и др.). Изучение прозы Б.К. Зайцева дает основание говорить о перемещении литературной рефлексивности на сюжетный уровень: культурные аллюзии существенно трансформируют каноническую семантику «готового» сюжета и становятся средством эстетизации прозы, способом литературного самоопределения.

Теоретический аспект актуальности исследования состоит в том, что литературность осмысливается как выражение саморефлексии прозы и рассматривается на текстовом и миромоделирующем уровне произведений писателей первой трети XX века: в литературоцентрично ориентированных повествовании и сюжете. В историко-литературном аспекте необходимо восполнить пробел в исследовании функций литературоцентричной поэтики, ставшей доминантной в литературе метрополии и диаспоры первой трети XX века. Решение перечисленных проблем возможно только в результате углубленного постижения неклассических индивидуальных художественных систем избранных прозаиков.

Материал исследования.

Исследование исторических форм саморефлексии прозы побуждает обратиться к творчеству эстетически неблизких писателей — Е.И. Замятина, Б.К. Зайцева, М.А. Осоргина и H.H. Берберовой, - принадлежащих к разным художественным системам (Замятин и Берберова - модернисты, Зайцев и Осоргин - реалисты). Кроме того, они представляют разные поколения эмиграции: Замятин и Зайцев заявили о себе в дореволюционной России, Осоргин как писатель сформировался в эмиграции, Берберова принадлежала к младшему поколению первой волны; Замятин оказался в эмиграции почти на десятилетие позже всех остальных. Еще дореволюционная критика воспринимала Зайцева, Замятина и Осоргина в одном ряду писателей, обновляющих поэтику реализма модернистскими

35 принципами, - «неореалистов» . Позже итальянский профессор-славист Э. JIo Гатто проницательно укажет на личностную и творческую близость л/Замятина и Осоргина . Г. Струве напишет об эстетическом влиянии

35 Колтоновская Е. Пути и настроения молодой литературы // Колтоновская Е. Критические этюды. Спб, 1912. С. 47.

36 «. В 1923 году главной темой наших [с Осоргиным-М.Х.] бесед была Россия. Именно тогда я услышал от него о Замятине, прежде чем встретился с ним лично. Позже Замятин также оказался изгнанником в Париже и, конечно, встречался с Осоргиным. Сейчас я сожалею, что не пытался тогда углубленно изучить их духовное родство. Оно выражалось, в частности, в их общей любви к Свифту и Стерну, чьи имена я слышал в разное время из уст того и другого. Не зря их произведения столь насыщены остроумными и ироничными

Замятина и советских нео-реалистов» (имея в виду учеников Замятина — серапионов) на становление поздней художественной манеры Осоргина в романе «Вольный каменщик»37.

Наличие литературоцентричной поэтики в творчестве писателей, имеющих разные мировоззренческие установки и принадлежащих к различным типам творчества, не может быть объяснено случайным совпадением или данью литературной моде, а сигнализирует о концептуальной близости. Все четыре автора близки эстетическим отношением к творчеству как истинной реальности и представлением об этической позиции художника, ответственного перед миром. В этом смысле Замятин, Зайцев, Осоргин и Берберова продолжают в эмиграции линию неотрадиционализма (В.И. Тюпа), представленную в литературе метрополии творчеством Мандельштама, Пастернака, Булгакова, Платонова, Пришвина - логоцентричного и созидательного искусства, противостоящего разрушительности авангарда и утопическим химерам соцреализма. Несмотря на неповторимо-индивидуальные варианты саморефлексии, творчество избранных писателей в полной мере позволяет ощутить центростремительные, культуросохраняющие усилия русской литературы и метрополии, и диаспоры.

Объект исследования - поэтика прозы Серебряного века и русского зарубежья - Е.И. Замятина, Б.К. Зайцева, М.А. Осоргина, H.H. Берберовой.

Предмет исследования - литературная саморефлексия, реализующаяся как в несобственно-художественных формах, так и в поэтике повествования и сюжета произведений Е. Замятина, Б. Зайцева, М. Осоргина и Н. Берберовой.

Цель и задачи исследования. репликами — более резкими у Замятина, менее — у Осоргина» (Ло Гатто Э. Мои встречи с Россией. М.: Круг, 1992. С. 43). Заметим, что Стерна причисляют к создателям классического метаромана. л Струве Г. Русская литература в изгнании. Paris, 1984. С. 274.

Цель исследования — выявить, описать и исследовать формы литературной саморефлексии и характер их функционирования как в поэтике отдельного художественного целого, так и в различных литературных направлениях русской прозы первой трети XX века (творчество Е.И. Замятина, Б.К. Зайцева, М.А. Осоргина, H.H. Берберовой) как особого семантического механизма сохранения литературной и культурной самоидентичности.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи: 1) дать интерпретацию феномена литературности как термина и понятия; 2) определить необходимые и достаточные для его исследования уровни поэтики - поэтика повествования и сюжета; 3) исследовать риторическую концепцию Е.И. Замятина как принципиально важный вариант эстетической несобственно-художественной рефлексии; 4) изучить литературоцентричную функцию орнаментального сказа и разных видов стилизации в прозе Е.И. Замятина; 5) определить специфику метатекстовых структур («текста о тексте») в творчестве Е.И. Замятина, М.А. Осоргина, H.H. Берберовой; 6) выявить своеобразие персонального повествования в прозе Е.И. Замятина и Б.К. Зайцева; 7) раскрыть семантику «археосюжета» Б.К. Зайцева и трансформирующих его культурных аллюзий; 6) выделить неомифологическую и литературную основу сюжетов Б.К. Зайцева, Е.И. Замятина, М.А. Осоргина и H.H. Берберовой.

В художественном произведении литературность как особое свойство может воплощаться на различных уровнях поэтики, в том числе повествования и сюжета. Выбор писателем того или иного уровня поэтики или поэтики произведения в целом как средства воплощения саморефлексии зависит от двух основных моментов: во-первых, от авторского понимания оппозиции культура (литература) / реальность и степени эстетического освоения их системных взаимоотношений; во-вторых, жанровой семантики, предоставляющей различные возможности в освоении и переконфигурации прежнего художественного опыта, воплощенного в «памяти жанра». В соответствии с этим выстраивается и структура диссертации. Диссертация состоит из Введения, четырех глав, заключения и списка литературы. Во введении дается историографический обзор изучения проблемы литературной саморефлексии и обосновывается понятие литературности (литературоцентричности) как аспект исследования, методология работы, формулируется его научная новизна, теоретическое и практическое значение; определяются объект и предмет исследования, цели и задачи работы; излагаются основные положения, выносимые на защиту. Первая глава («Несобственно-художественные формы саморефлексии (Е.И. Замятин») посвящена исследованию «несобственно-художественной» (М.М. Бахтин) рефлексии писателя как наиболее традиционной формы самопознания литературы, получившей оригинальное воплощение в этот период в творчестве Е.И. Замятина. Во второй главе («Литературоцентричное повествование как способ мифологизации прозы: орнаментальный сказ, стилизация, персональное повествование (Е.И. Замятин)» рассматривается литературоцентричное повествование Е.И. Замятина как способ мифологизации действительности и саморефлексии автора. Третья глава обращена к изучению метапрозы Е.И. Замятина, М.А. Осоргина и H.H. Берберовой как наиболее репрезентативной формы саморефлексии литературы. В четвертой главе диссертации исследуется аллюзивная трансформация канонического сюжета в прозе Б.К. Зайцева как одна из форм воплощения саморефлексии прозы. В Заключении подводятся итоги исследования.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Хатямова, Марина Альбертовна

Заключение

Изучение металитературных форм самосознания прозы русских писателей первой трети XX века Е. Замятина, Б. Зайцева, М. Осоргина, Н. Берберовой открывает семиотический механизм сохранения культуры и конкретизирует понимание исторически изменчивых вариантов саморефлексии литературы. Русская «неотрадиционалистская» проза эпохи социальных и культурных разрушений, объединенная идеей сохранения культуры, сформировала антиэнтропийные принципы организации художественного мира, позволяющие сохранить в литературоцентричных I формах самоценность эстетической реальности от деструктивного воздействия I социального хаоса. 1

Проблематизация процесса перехода из жизни в текст и из текста в жизнь, свойственного в этот период как модернистскому, так и реалистическому типам творчества, порождало сходство индивидуальных поэтик эстетически разных писателей (метапроза Замятина, Осоргина и Берберовой, мифологический сюжет Зайцева, Осоргина и Замятина, культуро-и литературоцентричный сюжет всех названных авторов). Несмотря на разную функциональную семантику метатекстовых структур в , творчестве I модернистов и реалистов (в первом случае утверждается приоритет эстетической реальности перед жизненной, во втором — «текст равен жизни»), «повышенная литературность» прозы способствует эстетизации изображаемой реальности, которая побеждает классический принцип следования «правде жизни». Эстетизация утверждает реальность творчества как подлинную, имеющую самостоятельный статус, и требует «новой утопии» - христианской (у Зайцева), «природокультурной» (у Осоргина), собственно творческой, «писательской» (у Замятина и Берберовой). Металитературность становится еще одним (помимо традиционных - метода, стиля, жанра) законом искусства, дающим основание сопоставлять разные эстетические феномены.

Наследие Е.И. Замятина представляет собой наиболее .полный образец саморефлексии литературы своего времени. Публицистика, критические статьи и лекции писателя образуют традиционный вариант эстетической рефлексии, сопровождающей художественное творчество. Повествовательные формы сказа, стилизации, использующиеся в классическом авторстве с целью достоверного реалистического изображения действительности «изнутри» сознания субъекта, близкого изображаемой среде, преобразуются Замятиным в модернистский текстопорождающий принцип. Проза Замятина имплицитно рефлексирует по поводу собственной повествовательной организации; способами такой рефлексии становятся литературоцентричные формы орнаментального сказа, стилизации, персонального повествования, «романа о романе», «обеспечивающие» мифологический модернистский сюжет.

Наличие избыточно «литературных» повествовательных форм в художественной системе Замятина (от орнаментального сказа и разных типов стилизации — до «романа в романе») свидетельствует о становлении I метахудожественного повествования, в котором «сюжет о жизни» неизменно проецируется на «сюжет о творчестве», о противоречиях творческого созиания. I

Два экспериментальных в жанровом смысле романа писателя (антиутопия «Мы» и исторический роман «Бич Божий») являются и метароманами, определяющими (наряду с творчеством В.В. Набокова, О.Э. Мандельштама, М.А. Булгакова) становление метапрозы в XX веке. Всесильности природного закона превращения энергии в энтропию Замятин противопоставляет неразрывность диалогической культурной цепи: герои его I романов в катастрофических обстоятельствах создают свои; тексты об истории, которые ее «переживут». Метароманы Замятина подтверждают глубокую заинтересованность их автора в проблеме литературной саморефлексии.

Убедительным аргументом актуальности металитературного повествования становится обращение в поздний период творчества к метароманной структуре М.А. Осоргина. Несмотря на то, что «последовательный реалист» Осоргин использует метароманное I повествование в проективных целях классического искусства, сама структура романа о романе» сигнализирует об усилении и сохранении второй [ составляющей в авторской философии природокультуры. Предпринятый нами анализ метароманов Замятина и Осоргина подтверждает типологию двух разновидностей метароманной структуры Д.П. Бака: модернистский метароман Замятина продолжает «романтический вариант кризиса авторства», с персонажем-писателем, создающим альтернативный данному произведению текст; реалистический тип кризиса авторства в романе Осоргина связан с изображением героя, бросающего вызов авторскому завершению, I стремящегося «жизненным поступком отменить эстетическую деятельность,

572 направленную на него извне» . I

Настойчивое отстаивание прозой эмиграции ценностей утраченной культуры и традиционного классического авторства i реализуется в археосюжете Б.К. Зайцева и «готовом» «сюжете воспитания» М.А. Осоргина. Намеренное эксплуатирование авторами одних и тех же сюжетных моделей сообщает последним статус металитературного приема. «Готовые» сюжеты, активизирующие в читательском сознании пучок генотекстов, эстетизируют («поэтизируют») изображенную в произведении событийную реальность и I встраивают ее в пространство культуры. I I

Литературоцентричный сюжет H.H. Берберовой, вырастающий на основе готовых сюжетов (инициации, «отцов и детей») и известных сюжетных, схем современной литературы, становится диалогическим . полем взаимодействия разных мировоззренческих и эстетических концепций -модернистской концепции диаспоры и авангардной - метрополии.

572 Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово: КемГУ, 1992. С. 38.

Завершенность и определенность культуроцентричной авторской концепции сообщает метатекстовая структура, имеющая проективные цели. I

Метатекстовая проза Берберовой выражает поиск новой «литературности» в прозе «человеческого документа» молодого поколения эмиграции: на смену внутритекстовой избыточности словесного уровня, тропа (метафоры,

• * языкового «бисера» и «завитушек», по определению А. Бема) приходит скрытая, упрощающая дешифровку смыслов и выполняющая функции моделирования эстетической реальности, сюжетная литературность.

Самосознание прозы Замятина, Зайцева, Осоргина, Берберовой имеет культуросохраняющую, «логоцентричную» направленность и несет в себе контравангардный заряд: металитературная форма повествования и сюжета I становится инструментом собирания, сохранения утраченных национально-культурных ценностей, способом осмысления прозой перспектив своего, развития и ценностных ориентаций.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Хатямова, Марина Альбертовна, 2008 год

1. Абашев В.В. Осоргин и Набоков: вероятность встречи // 1у1ихаил Осоргин: Жизнь и творчество. Материалы первых Осоргинских чтений / Пермский университет. Пермь, 1994. С. 28 - 37.

2. Абашев В.В. В крепости чистоты. Заметки о слове Михаила Осоргина // Текст. Поэтика. Стиль: Сб. научных статей. Екатеринбург, 2003. С. 78 88.

3. Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза конца XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-во Пермского1 ун-та, 2001. -320с. 'I

4. Авдеева О.Ю. «Природа мертвой не бывает.» (О книге Михаила Осоргина «Происхождение зеленого мира») // Михаил Осоргин: Художник и журналист / Пермский университет. Пермь, 2006. С. 68 72.

5. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Наука, 1977. -260с.

6. Агеносов В.В. Литература русского зарубежья (1918 1996). М.: Терра. Спорт, 1998.-543с.

7. Адамович Г. Одиночество и свобода. СПб, 1993. — 224с. 1

8. Антология даосской философии. М., 1994. 448с.

9. Атарова К.Н., Лесскис Г.А. Семантика и структура повествования отIпервого лица в художественной прозе // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Т. 35. 1976. № 4. С. 343 356.

10. Байбурова P.M. Московские масоны эпохи Просвещения русская интеллигенция XVIII века // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000. С. 243-251.

11. Бак Д.П. История и теория литературного самосознания: творческая рефлексия в литературном произведении. Кемерово: КемГУ, 1992.' 82с.

12. Бакунина Т.А. Знаменитые русские масоны. Русские вольные каменщики. М, 1991.- 140с.

13. Бальбуров Э.А. Поэтика лирической прозы (1960 1970 годы). Новосибирск, 1985. - 132с.

14. Бахтин М.М. Записи лекций по истории русской литературы // Бахтин М.М. Собрание сочинений. Т. 2. М.: Русские словари, 2000. С. 213 -412.

15. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 423с.

16. Белый А. Проблемы творчества. М.: Советский писатель, 1988. 832с.1.t

17. Беляева Н.В. Поэтика маски в русском романе: интертекстуальные аспекты )I

18. Русская литература. Исследования: Сб. научных трудов. Вып. VI. Киев:I1. Логос, 2004. С. 38-53. •

19. Берберова Н. Бианкурские праздники и другие рассказы (1928 1940) // Октябрь. 1989. № 11. С. 122- 147.

20. Берберова H.H. Железная женщина. М.: Кн. Палата, 1991. 316с.

21. Берберова H.H. Курсив мой: Автобиография: В 2 томах. Т. 1,2. Нью-Йорк, 1983.I

22. Берберова Н. Рассказы в изгнании. М.: Изд-во имени Сабашниковых, 1994. -336с.

23. Бердяев Н. Философская истина и интеллигентская правда '// Вехи. Сб. статей о русской интеллигенции. Из глубины. Сб. статей о русской революции. М., 1991. С. 11 30.

24. Берман Б.И. Читатель жития // Художественный язык Средневековья. М., 1982. С. 159 183.

25. Библейско-биографический словарь. М., 2001. 912с.

26. Библер B.C. Бахтин и всеобщность гуманитарного мышления //

27. Механизмы культуры. М.: Наука, 1990. С. 248 266. !I

28. Бицилли П.И. Возрождение аллегории // Русская литература. 1990. № 2. С.; ; 147- 154. |

29. Блок A.A. Собр. соч.: В 6 томах. Т. 4. Л.: Художественная литература, 1982. -462с.

30. Большая советская энциклопедия. М.: Советская энциклопедия, 1978. -615с.

31. Бонецкая Н.К. О стиле философствования М.М. Бахтина // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1996. № 1 (14). С. 5 48. | j

32. Борисова Е.А., Стернин Г.Ю. Русский модерн. М., 1990. 359с.

33. Бройтман С.Н. Историческая поэтика. М.: РГГУ, 2001. 320с.

34. Варшавский B.C. Незамеченное поколение. Нью-Йорк, 1956.

35. Вежбицка А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1978. С. 402 424.

36. Виноградов В.В. Избранные труды: О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980.-360с. |I

37. Винокур Г.О. Филологические исследования: лингвистика и поэтика. М.:I1. Наука, 1990.-451с.I

38. Винокуров Ф. «Мы» и «Бич Божий» Е. Замятина: два варианта воплощенияьодной темы // Русская филология. 16. Сб. научных работ молодых филологов. Тарту, 2005. С. 93-99.

39. Волошин М. Лики творчества. М.: Наука, 1989. 848с.

40. Волошинов В.Н. Марксизм и философия языка. Основные проблемы социологического метода в науке о языке. Л.: Прибой, 1928. — 188с.

41. Воробьева С.Ю. Концепция мира и человека в повести Е. Замятина «Островитяне» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. С. 312 318. 1

42. Воробьева С.Ю. Поэтика диалогического в прозе Е.И. Замятина 1910 -' 1920-х годов. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Волгоград, 2001. 18с.

43. Воробьева С.Ю. Роман Е. Замятина «Мы»: поэтика диалогического // Русский роман XX века: духовный мир и поэтика жанра: Сб. научных трудов. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 2001. С. 154 158.

44. Воронский А.К. Евгений Замятин // Воронский А.К. Литературно-критические статьи. М.: Советский писатель, 1963.С.85-112. ,

45. Вязова Е.С. Желтый цвет: от декаданса до авангарда // Символизм в! 1 авангарде. М.: Наука, 2003. С.69 82.

46. Галимова Е.Ш. Поэтика повествования русской прозы XX века (1917 -1985). Автореф. дисс. доктора филол. наук. М., 2000. 33с.

47. Гаспаров M.JI. Интеллектуалы, интеллигенты, интеллигентность // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000. С. 5 -14.

48. Генис А. «Серапионы»: опыт модернизации русской прозы // Звезда. 1996.12. С. 204 207. >I

49. Гей Н.К. Проза A.C. Пушкина. Поэтика повествования. М.: Наука, 1989. -270с. | '

50. Геллер JI. Апология беспорядка. Е.И. Замятин и постмодернистские теории1.хаоса // Евгений Замятин и культура XX века. Исследования и публикации. СПб: Изд-во Российской национальной библиотеки, 2002. С. 156 168.

51. Геллер JI. Евгений Замятин: уникальность творческого почерка (?) // Кредо. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1995. С. 10 21.

52. Геллер JI. Слово мера мира. Статьи о русской литературе XX века. М., 1994.-320с. I

53. Глушкова Н.Б. Паломнические «хождения» Б.К. Зайцева: особенности жанра. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1999. 16с.

54. Гоголь Н.В. Размышления о Божественной литургии. М., 1990. 17с.

55. Голубева О.Д. «Автографы заговорили.» М., 1991. 284с.

56. Голубиная книга. Русские народные духовные стихи XI XIX веков. М.: Московский рабочий, 1991. - 351с.

57. Гольд Р. Мнимая и истинная критика западной цивилизации в творчестве Е.И. Замятина. Наблюдения над цензурными искажениями пьесы «Атилла» // Russian studies. Ежеквартальник русской филологии и культуры: СПб, 1996. Том II. №2. С. 322 -350.

58. Гольдт Р. Религиозный кризис и протест против мира отцов // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. III. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997. С. 28 -33.

59. Гончаров И.А. Собрание сочинений: В 8 томах. Т. 8. М., 1980. 559с.

60. Гройс Б. Рождение социалистического реализма из духа русского авангарда // Вопросы литературы. 1992. Вып. I. С. 42 61. 1

61. Грушко Е., Медведев Ю. Словарь славянской мифологии. Н. Новгород, 1995. -367с.

62. Грюбель Р. Автор как противо-герой и противо-образ // Автор и текст. Сб. статей / Под ред. В.М. Марковича и В. Шмида. СПб, 1,990. С. 354 386.

63. Грякалова H.IO. От символизма к авангарду. Опыт символизма и русская литература 1910 1920-х годов (Поэтика. Жизнетворчество. Историософия). Дисс. доктора филол. наук. СПб, 1998. - 365с.

64. Гулиус Н.С. прием мистификации как поэтика текстопорождения вч. ,русской прозе 1980-1990-х годов (А. Битов, М. Харитонов, Ю. Буйда). Дисс. канд. филол. наук. Томск, 2006.

65. Гюнтер X. Железная гармония (государство как тотальное произведение искусства) // Вопросы литературы. 1992. Вып. I. С. 27 41.

66. Давыдова Т.Т. О современном изучении модернизма в прозе 1920-х годов (на примере «Рассказа о самом главном» Е Замятина) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 85 92.

67. Давыдова Т.Т. Тема «заката Европы» в дилогии Е. Замятина об Атилле // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 94 104.i

68. Давыдова Т.Т. Творческая эволюция Евгения Замятина в контексте русской литературы 1910-1930-х годов. Автореф. дисс. доктора филол. наук. М., 2001.-41с.

69. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 1, 2. М.: Государственное издательство иностранных и национальных словарей, 1955.I

70. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. М., 2003. 605с.

71. Демидова О.Р. Метаморфозы в изгнании: Литературный быт русского; 1 зарубежья. СПб.: Гиперион, 2003. 294с.

72. Десятов В. «Мы, Адамы» (Замятин и акмеизм) // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. V. Тамбов: Изд-во ТГУ, 1997. С. 94 -104.

73. Десятов В.В. Фридрих Ницше в художественном и экзистенциальном мире Н.С. Гумилева. Дисс. канд. филол. наук. Томск, 1995.

74. Долгополов Л.К. Е. Замятин и В. Маяковский (к истории создания романа «Мы») // Русская литература. 1988. № 4. С. 182 185.

75. Долгополов Л.К. Символика личных имен в произведениях 'А. Белого //> | Культурное наследие Древней Руси. М.: Наука, 1976. С. 348 354.;

76. Доронченков H.A. Об источниках романа Е. Замятина «Мы» // Русская литература. 1989. № 4. С. 188 199.

77. Доценко С. Обезвелволпал A.M. Ремизова как зеркало русской революции // Europa orientalis / 1997: 2. С. 305 319.

78. Драгунова Ю.А. Проза Б.К. Зайцева 1901 1921 годов. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Тверь, 1997. - 16с. I

79. Дубин Б.В. Быт, фантастика и литература в прозе и литературной мысли 20-х годов // Тыняновский сборник: Четвертые Тыняновские чтения. Рига,! 1990. С. 159- 172.

80. Дубин Б.В. Литература как фантастика: письмо утопии // Дубин Б.В. Слово письмо - литература. Очерки по социологии современной культуры. М.: НЛО, 2001. С. 20-41.

81. Евгений Замятин и культура XX века. Исследования и публикации. СПб: Изд-во Российской национальной библиотеки, 2002. 475с.

82. Евсеев В.Н. Художественная проза Е.И. Замятина: Творческий метод.1 Жанры. Стиль. Автореф. дисс. доктора филол. наук. М., 20(Ц. 34с.

83. Егорова О.Г. Проблема циклизации в русской прозе первой половины XX века. Автореф. дисс. доктора филол. наук. Волгоград, 2004. -40с.

84. Ерыкалова И.Е. К истории создания пьесы Е.И. Замятина «Атилла» // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. III. С. 137 -158.

85. Ерыкалова И.Е. О рукописи романа Е.И. Замятина «Бич'Божий»: из парижского архива писателя // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. IX. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 159 175. | 1

86. Ерыкалова И.Е. Рим в романе Е.И. Замятина «Бич Божий» // Творческоеiнаследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2004. С. 378 384.

87. Желтова Н.Ю. Проза Е.И. Замятина: пути художественного воплощения русского национального характера. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2003. 185с.

88. Жирмунский В. Вопросы теории литературы. Д., 1928. 357с.

89. Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-миней св. Дм. Ростовского. Кн. 3, 4, 5. М., 1903 1905. i

90. Жукова H.H. Проблема становления творческой личности в> художественных биографиях Б.К. Зайцева. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1993.- 15с.

91. Завгородняя Н.И. Образ художника в беллетризованных биографиях Б.К. Зайцева «Жизнь Тургенева», «Жуковский», «Чехов». Автореф. дисс. канд. филол. наук. Самара, 1997. 20с.

92. Зайцев Б.К. Собрание сочинений: В 11 томах. М.: Русская книга, 1999.

93. Заманская В.В. Русская литература первой трети XX века: проблемаIэкзистенциального сознания. Екатеринбург, Магнитогорск, 1996. i1.I

94. Замятин Е.И. Атилла // Современная драматургия. 1990. № 1. j 1

95. Замятин Е.И. Записные книжки. М.: Вагриус, 2001. 252с.t

96. Замятин Е.И. Избранные произведения. М.: Советский писатель, 1989. — 768с.

97. Замятин Е.И.: Материалы к библиографии. Часть I. Тамбов: Издательство ТГУ, 1997.-57с.

98. Замятин Е.И.: Материалы к библиографии. Часть II. Тамбов: Издательство ТГУ, 2000. 52с. ; , '1., I

99. Замятин Е.И. «Мы»: Романы, повести, рассказы, сказки. М.: Современник,! 1990.-560с. • ' .

100. Замятин Е.И. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 1,2. М.: Русская книга, 2003.

101. Замятин Е.И. Сочинения. М.: Книга, 1988.

102. Замятин Е.И. Техника художественной прозы // Литературная учеба. 1988. Кн. 5, 6.

103. Замятин Е.И. Я боюсь. М.: Наследие, 1999. 359с. ,

104. Захарова В.Т. Импрессионистические тенденции в русской прозе начала XX века. М., 1995. 162с. j ( 1 ;

105. Зюлина О.В. Повествовательная структура прозы Е.И. Замятина. Дисс.| ' •' канд. филол. наук. М., 1996. 16с. '

106. Иванов Вяч. Родное и вселенское. М., 1994. 428с.

107. Иванов Вяч. Вс. Ителлигенция как проводник в ноосферу // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000. С. 44-63.

108. Иванов Вяч. Вс. Значение идей М.М. Бахтина о знаке, высказывании и диалоге для современной семиотики // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1996. № 316.. С. 5-67. i1

109. Иванов Вяч. Вс. Монтаж как принцип построения в культуре первой1 ■ !половины XX века // Монтаж: Литература. Театр. Кино. М., 1988. 1

110. Иванова Т.В. Северный цикл Е.И. Замятина («Север», «Африка», «Ела») // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. XII. С. 297 -305.

111. Иезуитова JI. В мире Бориса Зайцева // Зайцев Б. Земная печаль. Л., 1990. С. 5-16. !

112. Ильев С.П. Русский символистский роман. Киев: Лыбидь, 1991. 172с.I

113. Исупов К.Г. Русская эстетика истории. СПб: Изд-во ВГК, 1992. 156с. '

114. Казаркин А.П. Русская литературная критика XX века. Томск: ТГУ, 2004.V-350с.

115. Как мы пишем. М.: Книга, 1989. 208с.

116. Камильянова Ю.М. Типы сюжетного повествования в прозе Б.К. Зайцева 1900 1920-х годов. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Екатеринбург, 1998. -23с.

117. Каспэ И. Искусство отсутствовать: Незамеченное поколение русской литературы. М.: Новое литературное обозрение, 2005. 192с.

118. Кашпур О.Н. Жанр литературного портрета в творчестве Б.К. Зайцева.'1 I

119. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1995. 18с.

120. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М.: Наука, 1975. 280с.

121. Киклевич А.Я. Язык личность - диалог // Диалог. Карнавал. Хронотоп. 1993. № 1 (2). С. 9-20.

122. Кириллова И.В. А. Куприн Е. Замятин: «Поединок» - «На куличках» -диалог или полемика? // Творческое наследие Евгения Замятина: Взгляд из сегодня. Кн. X. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 26 - 34. i

123. Кихней Л.Г. Акмеизм: Миропонимание и поэтика. М.: МАКС Пресс, 2001.- 184с. ! '

124. Кожевникова H.A. Из наблюдений над (неклассической («орнаментальной») прозой // Известия АН СССР: Серия литературы и языка. 1976. Т.35. № 1. С. 55 66.

125. Кожевникова H.A. О типах повествования в советской прозе // Вопросы языка современной русской литературы. М.: Наука, 1971. С. 97 163.

126. Кожевникова H.A. Типы повествования в русской прозе XIX XX веков. М.: Институт русского языка РАН, 1994. — 336с. !

127. Козьменко M.B. Проблемы стилизации в русской прозе десятых годов ХХ( века. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1988. 20с. 1 1

128. Кольцова Н.З. Роман Евгения Замятина «Мы» и «петербургский текст» Русской литературы // Вопросы литературы. 1999 № 4. С. 65 -76.

129. Комлик H.H. Мотивная структура рассказа Е. Замятина «Ела» и ее роль в воплощении особенностей национального характера // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 162- 172. ,

130. Комлик H.H. Мифопоэтическое сознание и его проявление в образной структуре «Рассказа о самом главном» // Творческое наследие Евгения < Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VIII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000.С. 92 116.

131. Комлик H.H. Русская провинция и русский человек в прозе Е.И. Замятина: поэтика воплощения. Курс лекций. Елец: Изд-во ЕГУ, 2003. 162с.

132. Комлик H.H. Русский эрос в народной эстетике и творчестве Е. Замятина (на материале рассказа «О том, как исцелен был инок Еразм») // Творческое наследие Евгения Замятина: взгляд из сегодня. Кн. VII. Тамбов: Изд-во ТГУ, 2000. С. 85 94.

133. Комлик H.H. «.Согласно истории Иловайского.» // Комлик H.H. Лебедянский путеводитель. Учебное пособие. Елец: ЕГУ, 2003. С. ЗЗ 54.

134. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М.: Издательство им. Сабашниковых, 2001. 333с. ;

135. Кондаков И.В. К феноменологии русской интеллигенции // Русская интеллигенция. История и судьба. М., 2000. С. 63 90.

136. Конорева В.Н. Жанр романа в творческом наследии Б.К. Зайцева. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Владивосток, 2001. 27с.

137. Кривонос В.Ш. «Мертвые души» Гоголя и становление новой русской прозы. Проблемы повествования. Воронеж: Издательство Воронежского университета, 1985. 158с. 1

138. Критика русского зарубежья: В 2 ч. Ч. 1,2. М.: Олимп, 2002.

139. Кузнецова A.A. Идейное и художественное своеобразие мемуарной прозы второстепенных писателей русской литературной эмиграции (Н. Берберова, И. Одоевцева, В. Яновский). Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 2005. 18с.

140. Кустова Г. И. Языковые проекты Вячеслава Иванова и Андрея Белого: философия языка и магия слова // Вячеслав Иванов. Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 383 411. !

141. Панин Б., Боришанская М. Русская антиутопия XX века. М., 1994.

142. Ласунский О.Г. Михаил Осоргин: структура, качество и эволюция таланта'

143. Михаил Осоргин: Жизнь и творчество. Материалы первых Осоргинскихчтений / пермский университет. Пермь, 1994. С. 3 13.t

144. Левин В. Проза начала века (1900 1920) // История русской литературы:

145. XX век: Серебряный век / Под ред. Ж. Нива и др. М.: Изд. Группа «Прогресс» «Литера», 1995. С. 272 - 294.

146. Леденев A.B. Набоков и другие: Поэтика и стилистика Владимира Набокова в контексте художественных исканий первой половины XX века. Ярославль, 2004. 255с.1.I

147. Летаева Н.В. Молодая эмигрантская литература 1930-х годов: проза на страницах журнала «Числа» Автореф. дисс.канд. филол. наук. М., 2003. -19с.

148. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики). Екатеринбург, 1997. 317с.

149. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001. 1596 стлб.

150. Ло Гатто Э. Мои встречи с Россией. М.: Круг, 1992. 160с.

151. Лобанова Г.И. Эволюция нравственного сознания «маленького человека» в романах М. Осоргина 1920 1930 годов. Дисс. канд. филол. наук. Уфа, 2002.- 18с.

152. Лосев А.Ф: Диалектика мифа // Опыты. Литературно-философский сборник. М.: Советский писатель, 1990. С. 137 173.

153. Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Миф имя - культура // Труды по знаковым системам. VI. Тарту: ТГУ, 1973. Вып. 308. С. 282 - 303.

154. Лучинский Г. Франк-маоснство // Энциклопедический словарь Ф.А.I

155. Брокгауза и И.А. Эфрона. Том XXXV (72). I i :• 1

156. Лядова Е.А. Историософская и структурно-поэтическая парадигма трагедии Е.И. Замятина1 «Атилла». Автореф. дисс. канд. филол. наук.1. Тамбов, 2000. 24с.3 1

157. Мазаев А.И. Проблема синтеза искусств в эстетике русского символизма. М.: Наука, 1992.-324с.

158. Мамардашвили М. Лекции о Прусте. М., 1995. 550с.

159. Манн Ю. Автор и повествование // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 431 480.1.I

160. Мароши В.В. Ласточка в интертекстуальности и скрипции романа М.| ,1 t

161. Осоргина «Сивцев вражек» // Михаил Осоргин: Жизнь и ' творчество.! Материалы первых Осоргинских чтений / Пермский университет. Пермь, 1994. С. 44-55.

162. Марченко Т.В. Творчество М.А. Осоргина 1922 1942. Дисс. канд. филол. наук. М., 1994.

163. Масоны. История, идеология, тайный культ. М.: Вече, 2005. 492с.

164. Матич О. Суета вокруг кровати. Утопическая организация быта и русский авангард // Литературное обозрение. 1991. № 11. С. 80 84. !

165. Мелетинский Е.М. Историческая поэтика новеллы. М.: Наука, 1990. —' »I275с. ■ 1 !

166. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М., 2001. 170с.

167. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М, 1995. 408с.

168. Мельников Н.Г. «До последней капли чернил». Владимир Набоков и числа // Литературное обозрение. 1996. № 2. С. 73-81.I