Фашистский режим, рабочий класс и массовое сознание в Италии, конец 1920-х - 1943 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.03, доктор исторических наук Белоусов, Лев Сергеевич

• Белоусов, Лев Сергеевич
• доктор исторических наук
• 1999

Оглавление диссертации доктор исторических наук Белоусов, Лев Сергеевич

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Дискуссии в историографии Источники и методика исследования

Глава I. Формирование механизма воздействия режима на общество

1. Характер и структура консенсуса

2. Репрессивный аппарат

3. Пропаганда и мифотворчество

4. Воспитание «нового человека»

5. Массовые организации

(фашистская партия, профсоюзы, дополаворо)

3 11 41

52 69 100 157

Глава II. Социально-экономическое положение рабочего класса

1. Экономическая политика режима Муссолини

2. Миграции и рынок неквалифицированной рабочей 253 силы

3. Новые формы организации производства, условия 268 труда и профессионально-техническая подготовка

4. Заработная плата и потребление

5. Социальное страхование

6. Правовое регулирование трудовых конфликтов

Глава III. Тенденции массового сознания

1. Период «согласия»

2. Динамика общественных умонастроений во второй 385 половине 30-х годов

3. Массовое сознание в условиях кризиса режима 425 Муссолини

Заключение

Библиография

454

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Фашистский режим, рабочий класс и массовое сознание в Италии, конец 1920-х - 1943 гг.»

ВВЕДЕНИЕ

Европейская история первой половины XX века драматична. Многие события этого периода оказали столь глубокое воздействие на судьбы людей и народов, что их отзвуки не только отчетливо слышны, но буквально осязаемы современниками, как пережившими эти события, так и имеющими о них лишь смутное представление. Бездна человеческого горя и страданий, потоки крови и слез, произвол беззакония, растоптанные судьбы, унижение достоинства целых народов - все это, как результат варварского насилия и надругательства над человеческой личностью, неразрывно связано с понятием "тоталитаризм".

Этот социально-политический феномен не может быть отнесен к категории сугубо исторической, и не столько потому, что до сих пор, пусть за пределами Европы, но все же сохраняются режимы, которые могут быть названы тоталитарными, сколько потому, что в наше время еще не изжита тоталитарная тенденция, свойственная в большей или меньшей степени любому, даже самому развитому демократическому обществу. Ее постоянным источником являются превратные представления различных социальных групп о так называемой "сильной власти", основанной на неприкрытом, возведенном в ранг государственной политики насилии, власти, якобы способной жесткими методами управления справиться со стоящими перед обществом сложными задачами, защитить рядового гражданина от невзгод и потрясений, обеспечить ему «достойное место под солнцем». Именно поэтому тоталитаризм, имеющий широчайшие возможности трансформации и приспособления, не оставляет равнодушной мыслящую часть современного общества, как в странах, преодолевших тоталитарные режимы, так и в тех, где тоталитаризм не приобрел формы государственной власти.

В Италии, пережившей более 20 лет фашистского господства, понятие "тоталитаризм" во многом ассоциируется с режимом Муссолини 1930-40-х годов. Это был сложный и неоднозначный период, вызывающий и ныне

противоречивые оценки современников. От той эпохи в обществе сохранился не только мощный антифашистский потенциал, определявший облик послевоенной Италии, но и постоянно рецидивирующий синдром возврата к идеализируемому прошлому. Он проявился в формировании неофашистской партии с постоянным и весьма устойчивым электоратом, в неоднократно предпринимавшихся попытках правых сил осуществить государственный переворот и направить развитие страны по иному, недемократическому пути, в усилении правых настроений в обществе в первой половине 1990-х годов (призывы к разрушению «мифа о Сопротивлении», необходимости принятия новой Конституции и т.д.1) и прорыве неофашистского объединения "Национальный альянс" к рычагам государственного управления в составе коалиции, победившей на парламентских выборах 1994г.,2 наконец, в постоянном подогревании интереса молодежи к фашистскому прошлому и привлечении ее в экстремистские организации.3

Особенно мощная волна общественного интереса к событиям 30-х годов была спровоцирована в 1983г. в связи со 100-летием со дня рождения Муссолини. Сотни газетных и журнальных публикаций, утверждавших, что при фашизме не так уж плохо жилось, десятки тысяч растиражированных открыток и фотографий, запечатлевших приветствовавшие дуче многотысячные толпы на площадях, переполненные поезда, счастливые лица спешащих на очередное массовое мероприятие крестьян, длинные вереницы горожан, жертвующих драгоценные кольца, видеокассеты с документальными кадрами тех лет, статуэтки дуче и безделушки с ликторской символикой - все это пробуждало любопытство молодежи и стимулировало новый поток воспоминаний и полемики старших.

1 См., например: R.Gobbi. И mito della Resistenza. Milano, 1992; F.Colombo, V.Feltri. Fascismo/antifascismo. Milano, 1994.

2 В правительство С.Берлускони вошли 5 министров и 12 заместителей министров от блока "Национальный альянс". Представитель неофашистов занял пост заместителя председателя Сената.

3 G.Caldiron. Gli squadristi del 2000. Roma, 1993.

Неудивительно, что изучение тоталитаризма во всех его проявлениях как и прежде вызывает широкий общественный и научный интерес. Множество публицистических и научных статей, заметок, брошюр и монографий почти на всех европейских языках, а также многочисленные семинары, коллоквиумы и конференции по проблемам, так или иначе связанным с тоталитаризмом, - лучшее тому подтверждение. Об этом феномене писали такие известные ученые как Р.Арон, Х.Арендт, Н.Бердяев, З.Бжезинский, К.Д.Брахер, Ф.Бюррон, А.Грегор, Дж.Линц, И.Ортега и Гассет, Т.Парсонс, Э.Фромм и другие.

Сразу отметим, что любая попытка дать хотя бы беглый обзор этой литературы и поставленных в ней проблем изначально обречена на неудачу, поскольку сама по себе является темой отдельных историко-социологических и философских исследований. Более уместно выделить в этой многогранной проблематике лишь один аспект, имеющий непосредственное отношение к нашей теме, а именно: отличия в механизме функционирования тоталитарных и авторитарных режимов в рамках их взаимодействия с массами.

Первые концепции тоталитаризма сложились на основе бонапартистско-популистской теории авторитарного правления, в которую в начале XX века было привнесено два новых, существенных элемента: иное понимание значения масс в определении форм политического устройства общества, необходимость их завоевания с использованием конкретной идеологической программы, позволяющей мобилизовать людские ресурсы и сконцентрировать усилия на достижении ясно обозначенной цели, а также переосмысление роли государства, его превращение из «ночного сторожа» в активный субъект социально-экономических отношений, способный регулировать общественные процессы.4 На этой платформе развивались теории сильного тоталитарного государства в 20-30-е годы, когда сам феномен находился в процессе становления, а термин применялся

4 Переосмысление роли государства происходило и в рамках иных теорий, в том числе, либеральных.

преимущественно к режимам Муссолини и Гитлера (правление Сталина предпочитали называть диктатурой).

Для непредвзятого осмысления тоталитарного опыта обществоведам понадобилось несколько десятилетий. Лишь в 50-70-е годы стали появляться фундаментальные труды, претендующие на универсальное значение. В свете нашей темы среди них особый интерес представляет книга Х.Арендт «Элементы и первоисточники тотального господства»,5 содержащая анализ основных форм функционирования власти в условиях тоталитаризма, и монография К.Фридриха и З.Бжезинского «Тоталитарная диктатура и автократия», в которой впервые в литературе подобного жанра обозначена проблема общественного согласия по отношению к тоталитарному режиму.6 На материале гитлеровской Германии и СССР периода сталинизма авторы раскрыли особую роль идеологического насилия, которое характеризует все модели тоталитаризма и отличает их от предшествующих авторитарных форм власти.7 Подчеркнем эту мысль, открывающую перспективу постановки вопроса о степени интеграции масс в тоталитарные режимы и характере согласия с ними.

Десять лет спустя американский историк Дж.Линц попытался сформулировать ключевые различия между авторитарной и тоталитарной формами правления. Он полагал, что любой тоталитарный режим характеризуется наличием монопольного центра власти, «эксклюзивной» идеологии и «предприятия» по всеобщей мобилизации населения в лице унитарной партии и зависимых от нее организаций. Авторитарные режимы, по Линцу, выделялись наличием власти, признающей легитимность привилегированных слоев, ограниченного плюрализма, смутно очерченной и

5 Arendt Hannah. Elemente und Ursprünge totaler Herrschaft. N.Y., 1951.

6 C.J.Friedrich, Z.K.Brzezinski. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge

Vías.), 1956. Ibid., p.22.

слабо распространенной идеологии, а также едва заметным присутствием (или отсутствием) средств политической мобилизации масс.8

Теорию Линца оспаривали многие ученые, в том числе Ф.Бюррон, полагавший, что «в исторической действительности эти два типа власти выступают в комбинированном виде», например, режим генерала Франко -авторитарный, но приобретавший время от времени тоталитарные черты.9 Схожей точки зрения придерживаются и российские обществоведы А.А.Галкин и Ю.А.Красин, утверждающие, что резкое разграничение между тоталитарными и авторитарными формами правления «только затрудняет понимание сути тоталитаризма как экстремально жесткой формы авторитаризма».10

Активное включение отечественных историков в дискуссии о тоталитаризме в 90-е годы11 нашло яркое проявление в публикации монографии, подготовленной коллективом авторов института всеобщей

19

истории под руководством Я.С.Драбкина и Н.П.Комоловой. В соответствии с высказанной ими рабочей гипотезой, тоталитаризм следует оценивать как феномен XX века, как политологическую модель, выделяющую методы функционирования и политический инструментарий определенных диктаторских режимов, и применимую для анализа лишь с учетом динамики общего исторического процесса, но не в качестве универсальной схемы, накладываемой на конкретно-историческую реальность отдельных стран. По общему мнению авторов, солидарному с точкой зрения К.Д.Брахера,13

8 J.J.Linz. Totalitarian and Authoritarian Regimes. - Handbook of Political Science, vol.3. Macropolitical Theory. Addison-Wesley, 1975, p. 175-412.

9 P.Burrin. Politique et société': les structures du pouvoir dans l'Italie fasciste et l'Allemagne nazie. - "Annales. ESC", 1988, n.3, p.616-617.

10 А.А.Галкин, Ю.А.Красин. Россия на перепутье. Авторитаризм или демократия: варианты развития. М., 1998, с.26.

11 Тоталитаризм как исторический феномен. М., 1989; К.С.Гаджиев. Тоталитаризм как феномен XX века. - «Вопросы философии», 1992, №2; Тоталитаризм, что это такое? М., 1993; Тоталитаризм. Исторический опыт Восточной Европы. М., 1995 и

др-

Тоталитаризм в Европе XX века. Из истории идеологий, движений, режимов и их преодоления. М., 1996. K.D.Bracher. Fascismo е nazional-socialismo. Bologna, 1986.

родовым признаком тоталитаризма является совокупность унитарной идеологии, массового народного движения и жестокого диктаторского, репрессивного режима, стремящегося к тотальному контролю над обществом и личностью. Именно это выделяет "тоталитаризм из системы родственных ему авторитарных, автократических режимов, из которых он может вырасти и в которые может, при наличии определенных условий, преобразоваться".14

В целом, мы разделяем этот подход,15 но считаем необходимым отметить две дискуссионные проблемы. Во-первых, общий вывод книги состоит в том, что понятие "тоталитаризм" "не пригодно для универсального объяснения событий и явлений истории, в том числе и в XX столетии".16 Поскольку этот вывод звучит несколько парадоксально, хотелось бы все-таки уточнить: универсального значения понятие "тоталитаризм" (как и подавляющее большинство однородных научных понятий) конечно не имеет и иметь не может, но политологическая модель тоталитаризма, в продуктивности которой сильно сомневаются авторы, является весьма эффективным инструментом в руках историка: не будучи абсолютизированной, она помогает понять и объяснить очень многое в истории XX века. На наш взгляд, авторы монографии не только вывели эту модель, но и продемонстрировали пример ее блестящего применения для обобщения материала.

Следующее соображение касается третьего компонента: репрессивного режима и террора, как решающего элемента в "национальной

1 7

системе манипуляции сознания". Эта установка по существу абсолютно верна, но с одной оговоркой: помимо террора и запугивания любой тоталитарный режим опирается в системе господства над обществом и на определенный уровень общественного согласия (консенсуса), формируемого на основе его реальных и мнимых достижений. Было бы неправильно списывать факты массовой поддержки тех или иных действий тоталитарных

14 Там же, с.9.

15 Подробнее см. авторскую рецензию в "Новая и новейшая история", 1997, №6.

16 Тоталитаризм в Европе XX века, с.499.

17 Там же, с.139.

режимов лишь на счет фанатизма и тотального оболванивания в массовых организациях. Определенный сегмент общественных настроений приходился на долю конформизма, а также осознанной поддержки власти. Этот факт отчетливо просматривается не только в истории фашистской Италии и нацистской Германии, но и в значительной степени в истории СССР. С другой стороны, итальянский опыт показал, что при тоталитарной организации общества террора может и не быть, но система тем не менее обретает внутренний потенциал прочности, достаточный для того, чтобы позволить режиму существовать еще немалый срок даже при неблагоприятных внутренних и внешних факторах.

В этой связи возникает целый ряд мало исследованных проблем, касающихся системы взаимоотношений сформировавшегося в Италии тоталитарного режима с гражданским обществом в целом и его отдельными компонентами в частности. Их совокупность составляет предмет нашего исследования. Его цель состоит в выявлении характера, механизма и особенностей функционирования режима Муссолини в рамках его взаимодействия с одной из ключевых социальных групп - промышленным рабочим классом.

Для достижения этой цели в работе поставлены следующие задачи:

- выявить особенности итальянской модели тоталитаризма, определив основные формы, методы и рычаги, при помощи которых фашистский режим пытался обеспечить свое господство над массами; оценить соотношение использовавшихся им силовых и ненасильственных мер, степень их эффективности и результаты;

- изучить основные направления рабочей политики режима Муссолини и изменения в социальном положении промышленного рабочего класса, в том числе: материальных и духовных условий и уровня жизни, профессиональной структуры и характера занятости, модификации инфраструктуры и новых типов производства, социальной защищенности и правовой обеспеченности;

- определить характер отношения к фашистскому режиму со стороны

промышленных рабочих и отчасти иных социальных категорий на разных этапах его существования; выявить специфические формы массового и индивидуального протеста, его мотивацию и масштабы;

- проследить динамику умонастроений и эволюцию массового сознания в годы режима, попытки его фашизации и процесс дефашизации; определить основные типы идеологизированных субкультур, сосуществовавших в обществе;

- вскрыть механизм превращения недовольства, возникавшего на уровне обыденных ориентаций, в понимание необходимости политических перемен и охарактеризовать на этой основе сущность и структуру консенсуса как одной из форм социально-политического контроля тоталитарного режима над массами.

Эти задачи определяют хронологические рамки исследования с конца 1920-х годов до середины 1943г. Нижняя граница может быть обозначена как период окончательной стабилизации фашистского режима после издания «чрезвычайных законов» и урегулирования отношений светской власти с Ватиканом (1926-1929гг). В это время завершается формирование основных признаков нового режима, дающих основание считать его тоталитарным. Исследование охватывает весь период так называемого «черного 20-летия» и завершается крахом режима Муссолини 25 июля 1943г.

ДИСКУССИИ В ИСТОРИОГРАФИИ

В советские времена историки-профессионалы не очень тяготели к изучению проблем итальянского фашизма вообще и режима Муссолини в частности. Да это и понятно: политическая цензура не позволила бы выйти в свет книге, в которой содержался бы даже отдаленный намек на сходство типов политической власти в фашистской Италии и Советском Союзе сталинской поры. Неудивительно, что и проблема консенсуса не появлялась в работах наших авторов, поскольку тезис о "согласии" общества с режимом Муссолини явно противоречил идущей со времен Коминтерна и вполне устоявшейся концепции классовой сущности фашизма. Это вовсе не означает, что советские авторы не видели или не хотели видеть серьезную научную проблему. Они просто обходили ее «красноречивым» молчанием или формулировали свою мысль так, что оставляли возможность читателю додумывать остальное. К примеру, смелое для 70-х годов по сути, но осторожное по формулировке высказывание Б.Р.Лопухова о характере фашизма ничуть не утратило своей научной значимости и сегодня. "Многое, пожалуй, трудно будет понять в фашизме, - пишет он, - если искать во всем направляющую руку или крупной монополистической или крупной аграрной буржуазии. Скорее, наверное, можно сказать об историческом синтезе и логике, обусловленной подлинными и мнимыми интересами, чувствами и действиями разных групп населения",1 которые в конечном счете способствовали превращению фашистского движения в тоталитарный режим.

Б.Р.Лопухов рассматривал режим Муссолини в свете эволюции форм буржуазной власти в XX веке, то есть как исторический феномен, который "был в большей мере детерминирован логикой исторического развития, в том числе и социально-экономической реальностью, чем волей Муссолини или

1 Б.Р.Лопухов. История фашистского режима в Италии. М., 1977, с. 11. См. также: он же. Эволюция буржуазной власти в Италии. М., 1986.

даже всех фашистских руководителей вместе взятых". В этой связи проблема "режим - массы" ставилась автором в плане расширения регулирующей социальной функции государства, которое в 30-е годы вторгалось, или во всяком случае пыталось вторгаться практически во все сферы жизни общества. Это государство создало весьма специфический, присущий лишь тоталитарным структурам алгоритм своих взаимоотношений с различными социальными слоями, механизм функционирования которого в работах Б.Р.Лопухова специально не освещался, поскольку автор не ставил перед собой такой задачи.

В этическом и психологическом аспектах эта лакуна отчасти восполняется в книгах заслуженно почитаемой у нас в стране и в Италии историка и писательницы Ц.И.Кин.3 Прожив немало лет в удушающей атмосфере фашистской Италии, Ц.И.Кин, как тонкий наблюдатель и исследователь, уловила особый настрой значительной части итальянского общества. Он был охарактеризован ею как конформизм, основанный на моральном неприятии господствовавшей идеи и политической практики, далекий как от фашистского фанатизма, так и от непримиримого антифашизма.

Вышедшая в 1973 г. монография Г.С.Филатова "Крах итальянского фашизма"4 до сих пор является единственным в отечественной историографии комплексным исследованием различных аспектов вызревания кризиса фашистского режима во второй половине 30-х годов.5 Наряду с социально-экономической и военно-политической составляющими кризиса, которые автор считает основными, им прослеживается также процесс распространения в обществе антифашистских идей,

2 Б.Р.Лопухов. История фашистского режима в Италии, с.291.

3 Ц.И.Кин. Миф, реальность, литература. М., 1968; она же: Алхимия и реальность. М., 1984; она же: Итальянский ребус. М., 1991.

4 Г.С.Филатов. Крах итальянского фашизма. М., 1973.

5 В первой главе монографии Н.П.Комоловой «Движение Сопротивления и политическая борьба в Италии. 1943-1947гг.» (М., 1972) обозначены основные структурные противоречия, обусловившие «глубокий характер кризиса итальянского фашизма, симптомы которого выявились уже во второй половине 30-х годов». - Указ. соч., с. 13.

преимущественно среди молодежи, а также деятельность антифашистских партий, в первую очередь КПИ, по формированию организованной молодежной антифашистской оппозиции. Во второй половине 30-х годов сопротивление фашизму в Италии не выливалось в массовые действия. "Скорее это было, - по мнению автора, - капиллярное распространение антифашистских идей, которые постепенно все глубже проникали в массовую базу фашизма, подтачивали и размывали ее изнутри".6 Этот процесс протекал неравномерно, испытывал паузы и отступления, однако он "продолжал нарастать под влиянием внешних и внутренних мероприятий фашизма, направленных на подготовку империалистической войны". В этой связи любопытно отметить, что автор как бы априори исходит из того, что выросшее при режиме Муссолини новое поколение итальянцев было фашизировано, хотя нигде не пишет об этом прямо. И это тоже, на наш взгляд, пример глубокого понимания и «красноречивого» умолчания.

о

Тема "режим - массы" затрагивается в монографии В.И.Михайленко в связи с описанием полемики, сопровождавшей в Италии появление на свет многотомной биографии дуче Р.Де Феличе. Автор указал на некоторые сильные и слабые стороны концепции Де Феличе в целом, не вдаваясь подробно в дискуссию о консенсусе, что вполне соответствовало общему замыслу книги.

На этом, пожалуй, исчерпывается перечень работ, в которых содержатся по меньшей мере упоминания о существовании проблемы, которая еще не только не изучена в отечественной историографии, но даже должным образом не обозначена в качестве таковой.

В итальянской историографии картина совершенно иная. Тему вовлечения широких масс в так называемую "фабрику согласия" можно считать одновременно и новой и старой для итальянской исторической науки. Новой - поскольку в 70-90-е годы в связи с появлением работ Де

6 История фашизма в Западной Европе. М.,1978, с.115.

7 История Италии, т.З. М., 1971, с.138.

8 В.И.Михайленко. Итальянский фашизм: основные вопросы историографии. Свердловск, 1987.

Феличе именно эта проблематика оказалась в центре жарких историографических дебатов и дала мощный импульс новым исследованиям отношений тоталитарного режима с массами; старой - поскольку всякий историк-профессионал, занимавшийся периодом "черного 20-летия" сразу после второй мировой войны, не мог обойти упомянутую проблему стороной, касаясь ее в той или иной степени, но не ставя в центр своего исследования. Это обусловлено, во-первых, тем, что количество источников, доступных исследователям, а тем более введенных в научный оборот, было еще явно недостаточным; во-вторых, тем, что сама постановка «проблемы консенсуса» неизбежно выводила дискуссию на более высокий уровень обобщения: о "коллективной ответственности" итальянского народа за консолидацию и длительное господство фашистского режима.

Споры на этот счет и ныне еще далеки от завершения. Термины, в которых ведется полемика, нередко весьма расплывчаты, импрессионистичны, общепризнанных дефиниций до сих пор нет, и каждый из авторов по-своему истолковывает содержание используемых им понятий.9 Один из современных историков левой ориентации Э.Францина справедливо утверждает, что сущность консенсуса по-прежнему «остается недостаточно изученной», хотя многие внешние формы его проявления исследованы досконально.10

В этой связи представляется целесообразным обозначить сначала крайние точки зрения, поскольку позиции более взвешенные, глубокие и вместе с тем менее ангажированные, в конечном счете, занимают промежуточное положение и лишь весьма условно могут быть отнесены к одному из этих полюсов. За рамками предложенной схемы остаются откровенно апологетические и ранние антифашистские интерпретации проблемы, поскольку они носят не столько научный, сколько публицистический характер. Идеологическая аргументация теоретиков

9 Подробнее см.: M.Palla. "Sul regime fascista italiano. Precisazioni terminologiche e interpretative". - "Italia contemporánea", 1987, n.169.

10 E.Franzina. "Proteste sociali nel Veneto fra le due guerre". - Geografía e forme del dissenso sociale in Italia durante il fascismo (1928-1934). Cosenza, 1990, p.301.

противостоящих лагерей, в том числе, А.Грамши, не рассматривается, поскольку является предметом отдельного исследования, выходящего за рамки заявленной темы. Представляется целесообразным начать пусть с политизированной, но все же научной полемики в 30-е годы.

По мнению В.И.Михайленко, изучавшего историографию "черного 20-летия", в "интеллектуальном блоке", который обслуживал фашистский режим и контролировался им, были представители практически всех известных к тому времени разновидностей буржуазного историзма",11 наиболее крупным из которых являлся Дж.Вольпе. Его работы многократно становились объектом справедливой научной критики, поэтому отметим лишь то, что имеет непосредственное отношение к нашей теме. Поскольку фашизм интерпретировался Дж.Вольпе как явление вполне закономерное, обусловленное всем ходом предшествующего исторического развития Италии, как "великая народная революция"12, постольку установленный им режим выражал концентрированную волю и мудрость итальянской нации. Политические институты режима Муссолини, по мнению Дж. Вольпе, отстаивали интересы всех социальных групп и способствовали консолидации национальной общности, поэтому проблемы консенсуса не стояло: режим прочно опирался на массы, в том числе, на рабочий класс.

Против этого тезиса в 30-е годы активно возражал историк и публицист Г.Сальвемини, относящийся к представителям "экономико-юридической" школы. В пылу спора он не задавался вопросом о поддержке или отторжении итальянцами тоталитарной диктатуры, но доказывал, что режим Муссолини не имел глубоких корней, носил временщический характер и не был принят обществом. Проблема консенсуса не была обозначена прямо и в этом случае, но мнение Сальвемини о ней известно: народ против режима.

11 В.И.Михайленко. Указ.соч., с.39.

12 G.Volpe. Storia del movimento fascista. Milano, 1939, p.47. Дж.Вольпе близок по взглядам официальный историк и идеолог фашизма Ф.Эрколе (F.Ercole. Storia del fascismo. Milano, 1939).

Во второй половине 30-х годов трудно было ожидать полноценной

научной постановки вопроса о согласии, да это и понятно: требуется время,

чтобы можно было оглянуться назад, освободиться от идеологических