Эволюция интеллектуальных оснований научно-исторического знания в отечественной историографии второй половины 1980 - 1990-х гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, кандидат исторических наук Лукьянов, Дмитрий Викторович

• Лукьянов, Дмитрий Викторович
• кандидат исторических наук
• 2001

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Лукьянов, Дмитрий Викторович

Введение.

Глава I. Интеллектуальные основания советской историографической культуры в 1960 - 80-х гг.

§1. Дисциплинарная онтология советской историографической науки

§2. Трансформация онтологии советской историографии в контексте социально-политических изменений во второй половине 1980-х гг.

Глава II. Теоретические и методологические поиски в динамике отечественного научно-исторического знания в конце 1980 - 90-х гг.

Глава III. Исследовательские подходы и интерпретации российской истории в отечественной исторической науке 1990-х гг.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Эволюция интеллектуальных оснований научно-исторического знания в отечественной историографии второй половины 1980 - 1990-х гг.»

Содержание научной проблемы и ее актуальность. Во второй половине 1980-х гг. советская историческая наука столкнулась с необходимостью масштабного интеллектуального выбора. В общих чертах содержание данного выбора сводилось к явно обозначившейся перед научной корпорацией альтернативе: продолжать ли ставить и решать актуальные для профессионального сообщества научные проблемы на основе сложившейся интеллектуальной традиции или менять саму традицию?

В не малой степени возникшая дилемма стала следствием того, что, как уже отмечалось в литературе1, советская историческая наука была жестко вписана в политико-идеологический контекст, который выступал в качестве базового критерия содержательной стороны самой внутринаучной динамики. Поэтому, как только в обществе и в особенности на официальном партийно-государственном уровне заговорили о деформированности современности, а также о насущной необходимости глубоких радикальных реформ, это не могло не сказаться на положении дел в профессиональной исторической науке.

1 См., напр.: Бордюгое Г.А., Козлов В.А. История и конъюнктура. Субъективные заметки об истории советского общества. М., 1992; Поляков Ю.А. Историческая наука: пять непростых лет // Кентавр. 1992. №9-10. С.79-88; Он же. Наше непредсказуемое прошлое. •Полемические заметки. М., 1995; Гутнова Е.В. Историческая наука в условиях идеологического диктата: к вопросу об оценке советской историографии // Диалог со временем: историки в меняющемся мире. М., 1996. С.223-237; Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии // Советская историография. М., 1996. С.7-41; Иллерщкая КВ. Становление советской историографической традиции: наука, не обретшая лица // Там же. С. 162-190; Хорхордина Т.Н. Архивы в «Зазеркалье»: архивоведческая культура тоталитарных режимов // Там же. С. 191-214; Маслов КН. «Краткий курс ВКП (б)» -энциклопедия и идеология сталинизма и постсталинизма: 1938-1988 // Там же. С.240-273; Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1996; Историческая наука России в XX веке. М., 1997; Заболотный Е.Б., Камынин В.Д. Историческая наука в преддверии третьего тысячелетия. Учебное пособие по курсу историографии отечественной истории. Тюмень, 1999; и др.

Общее представление о реформируемом после 1985 г. российском обществе2, а также понимание развития обозначившихся изменений в социально-политической сфере в качестве различных концепций «социальной трансформации»3, стали для отечественной науки последнего десятилетия в целом определяющими, что в свою очередь требует своего осмысления в проблемном поле историографии.

Центральной проблемой в диссертационном исследовании является изучение конкретного содержания отечественных историографических трансформаций в контексте радикальных социально-политических изменений, характеризующих состояние российского общества в конце XX в.

Характеризуя качество обозначенных социально-политических изменений, развернувшихся во второй половине 1980-х гг., историки, прежде всего, руководствуются общими результатами в понимании обозначившихся к этому времени фундаментальных конфликтов, которые в итоге не нашли своего полного разрешения в рамках советской общественно-политической системы и постепенно привели к осмыслению изначально заложенной внутренней «предельности» исторической эволюции данной системы4.

Следует также отметить разработку российскими учеными различных концептуальных подходов к определению существа глубинных основ развернувшегося в дальнейшем кризиса5 (в рамках социально-политической

2 Ядов В.А. Россия как трансформирующееся общество (Резюме многолетней дискуссии социологов) // Общество и экономика. 1999. №10-11. С.66.

3 Подробный историографический анализ данных научных представлений, существующих в отечественной и зарубежной литературе, см. в книге: Игрицкий ЮМ. Общественная трансформация в СССР и России после 1985 г.: взгляды и концепции. М., 1998.

4 См. обсуждение данных вопросов в сборнике: Куда идет Россия? . Кризис институциональных систем: Век, десятилетие, год / Под ред. Т.Н. Заславской. М., 1999.

5 Анализ содержания названной многолетней дискуссии относительно понимания существа российского кризиса и ее проблемной отражение в наиболее типичных динамики российского общества) и в главном - итоговое осознание принципиальной не заданности и не предопределенности в современных условиях вектора текущих исторических преобразований6 (по сравнению с советской традицией, внутри которой изначально конструировались основы конкретной телеологии в социальном познании и конкретно-историческом развитии), что нашло свое смысловое выражение в понятии трансформации. Дополнительный смысл этому придает встречающаяся в научной литературе констатация непроясненности качества современных социально-политических инноваций, полученных в результате осуществленных трансформаций 80-х гг., более того - сохранение в новой социально-политической структуре российского общества прежних механизмов самовоспроизводства кризисных ситуаций, доставшихся в наследство от 7 советской общественно-политической системы .

На фоне полемики относительно смысла, качества и направленности социально-политических трансформаций, развернувшихся в стране со второй половины 1980-х гг., становится актуальной проблема понимания существа обнаружившихся разрывов versus преемственности самой отечественной историографической традиции8, определение типа и характера возможной качественной смены механизмов социальной концепциях отечественных ученых см.: Здравомыслов А.Г. Социология российского кризиса. М., 1999. С.14-27.

6 См.: Альтернативность общественного развития: Сб. Статей. М., 1992; Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития: Международный симпозиум. М., 1994; Живов В. О превратностях истории или о незавершенности исторических парадигм // Россия/Ы^а. 1999. Вып. 3.[11]. С.245-260; Куда идет Россия? . Кризис институциональных систем .; и др.

7 См.: Куда идет Россия? 10 лет реформ. Заседание «Круглого стола» // Отечественная история. 1995. №4. С.201, 203, 210. Возможности и трудности социокультурной трансформации кризисно-реформируемого российского социума в современных условиях также подробно освещаются в книге Н.И. Лапина (Лапин Н.И. Пути России: социокультурные трансформации. М., 2000.)

8 См. подробно: Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории. Материалы научной конференции Москва, 20-22 ноября 2000 г. М., 2000. идентичности в познании9, немаловажно учесть критерии и способы, используя которые отечественные исследователи пытаются сегодня продуцировать научное знание, а также в целом выявить качество интеллектуальных доминант (соответствующие интерпретации отечественных историков), существующих в современном историографическом пространстве.

В понимании историографической природы и смысла этой интеллектуальной альтернативы в современной науке отчетливо проступают две приоритетные линии. Одну из них можно определить как интерналистскую. Ее сторонники основным требованием при изучении исторической науки выдвигают исключительное внимание к имманентным законам развития научно-исторического знания (внутренняя динамика развития науки на основе присущей ей логики)10. Другая линия -экстерналистская, приверженцы которой предпочитают рассматривать изменения в исторической науке исходя из анализа внешних по отношению к научно-историческому знанию факторов (социально-политических, идеологических, и др.)П

9 См.: Орлов Б. Россия в поисках новой идентичности (90-е годы 20-го столетия). Научно-аналитический обзор. М., 1997.

10 Данная позиция, принятая и развитая впоследствии многими отечественными исследователями, была выдвинута и обстоятельно раскрыта в ряде публикаций Ю.Н. Афанасьева во второй половине 1980-х гг. См.: Афанасьев Ю.Н. Энергия исторического знания // Московские новости. 1987. № 2; Он же. С позиций правды и реализма // Советская культура. 1987. 21 марта. С.З; Он же. Перестройка и историческое знание // Литературная Россия. 1988. 17 июня. С.9; и др.

11 Этот подход определяется в целом научно-идеологическим «наследием» советской историографической традиции. Поэтому общий потенциал реагирования отечественной исторической науки во второй половине 80-х гг., отмечает А.П. Логунов, был ограничен рядом объективных факторов, среди которых особо выделяются: внутренняя самоцензура в рамках «устойчивого представления о критериях научности», жестко определенных партийными установками и документами; интеллектуальная изоляция советских историков от мировой науки, отсутствие открытого доступа к архивам; перекосы в профессиональной этике ведения научной полемики; и т.д. {Логунов А.П. Кризис исторической науки или наука в условиях общественного кризиса: отечественная историография второй половины 80 - начала 90 - х гг. // Советская историография. М., 1996. С.455.) Нужно особо подчеркнуть, что до сих пор признание фактора «политизации» отечественной исторической науки в недавнем прошлом и современных

В зависимости от близости к названным методологическим установкам12 российские историки неодинаково воспринимают и само существо открывшейся в отечественном историографическом пространстве альтернативы, и влияние определяющих факторов, контекста и обозначившихся ценностно-целевых структур ее реализации. По-разному они оценивают и последствия интеллектуальных инноваций в современной отечественной исторической науке.

Но в последнее время в методологическом поле интеллектуальной состязательности (наряду с уже названными научными группами «интерналистов» и «экстерналистов») все активнее проявляет себя третье направление научных поисков. Его сторонники сформировали свое собственное представление о месте историографического процесса во второй половине 1980 - 1990-х гг. и о качественных изменениях в его развитии. Одно из несомненных достоинств этого направления - тенденция к преодолению крайностей интерналистского и экстерналистского подходов в оценке развития историографического знания. Процесс возникновения нового исторического знания понимается последователями данного направления как диалектическое взаимодействие когнитивных и социокультурных факторов в рамках определенного типа профессиональной условиях рассматривается учеными в качестве определяющего. (См., напр.: Сахаров А.Н. Новая политизация истории или научный плюрализм? О некоторых тенденциях в мировой историографии истории России XX в. // Новая и новейшая история. 1993. № 6; Заболотный Е.Б., Камынин В.Д. Указ. соч. С.7.)

12 Несмотря на известную критику дихотомии интернализма и экстернализма в науковедческой и философской литературе и реальных разработок на данном фоне проблематики «двойной детерминации» продуктивного развития научного познания, .данная оппозиция в целом остается в «не снятом виде», что дополнительно актуализирует задачу выявления механизмов их синтеза. (См.: Злобин Н.С. Культурные измерения научного прогресса // Культура - традиция - образование. Ежегодник. Вып. №3-4: Постижение культуры. М., 1995. С.176-185.). культуры, обладающей, в свою очередь, эксплицитной определенностью норм и ценностей в социальном познании13.

Данный подход к открывшейся в отечественной историографии в конце 1980-х гг. альтернативе имел следующие особенности: во-первых, анализ развития научно-исторического знания на рубеже 1980-1990-х гг. дает историкам основание полагать, что радикальные изменения отечественного исторического знания в данный период времени были частью глобальных общекультурных трансформаций в стране14; во-вторых, результаты интеллектуальных инноваций в различных сферах социального познания позволяют историкам особо выделить историографическую рефлексию как наиболее кардинальный способ обобщения, научной критики и пролонгации указанных социально-политических изменений в интеллектуальной сфере15; в-третьих, становится очевидным, что советская «научная идеология», не сразу отреагировавшая на начавшиеся в середине 1980-х гг. сдвиги в социально-политической сфере, затем постепенно отразила данные явления во множественности «синхронных шагов». В результате несмотря на своеобразное интеллектуальное «запаздывание» советского обществознания, изменение в научном творчестве стало частью общих изменений в сфере общественного сознания16;

13 См., напр.: Степин B.C. Становление идеалов и норм постнеклассической науки // Проблемы методологии постнеклассической науки: Сб. ст. / Отв. ред. Е.А. Мамчур. М., 1992. С.13.

14 Бордюгов Г.А., Козлов В.А. Указ. соч.; Поляков Ю.А. Указ. соч.; Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии . С.7-41; Логунов А.П. Кризис исторической науки . С. 447-487; Россия в XX веке. Судьбы исторической науки. / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1996; Историческая наука России в XX веке. М., 1997; Игрицкий Ю.И. Общественная трансформация в СССР и России после 1985 г.: взгляды и концепции. М., 1998; Заболотнъш Е.Б., Камынин В.Д. Указ. соч.; и др.

15 Афанасьев Ю.Н. Указ. соч. С.9; Логунов А.П. Трансформация образа отечественной исторической науки в середине 90-х гг. XX в. .С.112,117; Сахаров А.Н. Новая политизация истории .; Прядеин B.C. Историческая наука в условиях обновления: философские основы, принципы познания и методы исследования (историографический •анализ). Автореф. . доктор исторических наук. Екатеринбург, 1996. С.4; и др.

16 Кризисные явления в советской исторической науке: Дискуссия историков, в-четвертых, утвердившийся и в целом признаваемый современными исследователями переход в научной практике социального познания от преимущественно вненаучной детерминации к внутринаучной способствовал созданию интеллектуального пространства, в котором отечественные ученые в имеющихся социокультурных условиях могли заняться поиском единого основания в развитии гуманитарных наук17.

В общем и целом данный историографический поиск сегодня позволяет приблизиться к пониманию различных научных феноменов, которые прежде были закрыты для отечественной мысли. Среди них: изучение логики развития науки на основе анализа закономерной трансформации категорий и объяснительных принципов, присущих международным научным сообществом, обеспечивающие преемственность и инновации в «главных научных событиях»; анализ развития и взаимодействия различных научных культур в общем развитии единой социальной истории науки; особый характер понимания «контекстности» научного знания, его границ и пределов, критериев и принципов18; и т.д.

Цели и задачи исследования. В качестве актуализации темы истории профессиональной историографии в диссертации предпринята попытка применения системного подхода к анализу существующих в современной российской науке представлений о характере, типах и способах изменения качества интеллектуализма и качества социальной рефлексии в условиях философов, правоведов // Общественные науки. 1989. № З.С. 184-192; Гуревич А.Я. Указ. соч.; Данилов В.П. Указ. соч. С.95-101; Дьяков Ю.Л. О некоторых причинах кризиса исторической науки. Проблемы и перспективы решения // Россия в XX веке: историки мира спорят. М., 1994. С.643-653; Логунов А.П. Кризис исторической науки . С. 447487; Согрин В.В. Указ. соч.; Рахитов А.И. Наука в эпоху глобальных трансформаций // Свободная мысль. 1997. №5. С.28-91; №7. С.56-69; и др.

11Логунов А.П. Образ России в современной отечественной историографии // Россия в новое время: образ России в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX -начала XX в. Материалы Российской межвузовской научной конференции 17-18 апреля 1998 г. М., 1998. С.З. кризиса исторической науки и реальных возможностей его преодоления, который (подход) в аспекте его развития в качестве рабочей гипотезы выдвигает исследование феномена интеллектуализации.

Понятие интеллектуализации выбрано мною не случайно, поскольку, как отмечается в научной литературе, оно вполне соответствует сложившейся методологической традиции отечественного социального познания, для которой свойственно «представление о человеке и его сознании как порождении собственной деятельности, средств и отношений, в которые он вступает в процессе этой деятельности»19, в данном случае -определенной мыследеятельности.

Более того, интеллектуализация как основное понятие, фиксирующее социальные функции рефлексии, уже давно является базовым в рамках разрабатываемого междисциплинарного научного направления

20 штеллектики, заложенного И.С. Ладенко в 1970-е гг. Когнитивно-методологический план исследований внутри данного научного направления (интеллектики) концентрируется вокруг базового представления об «интеллектуальной системе», как концептуально выраженной совокупности элементов объективированных и субъективных свойств индивидуального сознания, которые связаны системными отношениями и включают в себя семиотические, логические, методологические, информационные и технические средства, используемые в процессе мышления21. К числу актуальных разработок внутри данной школы

18 См.: Репина Л.П. Что такое интеллектуальная история? // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. 1999. №1. С.5-12.

19 Дедерер Л.П. Указ. соч. Там же.

20 См.: Ладенко КС., Разумов В.И., Теслинов А.Г. Концептуальные основы теории интеллектуальных систем. Систематизация методологических основ интеллектики. Новосибирск, 1994.

21 Дедерер Л.П. Указ. соч. С. 109. См. также: Черняк Е.Б. История и логика (структура исторических категорий) // Вопросы истории. 1995. №10. С.29-43; Успенский Б.А. Historia sub specie semiotikae // Из истории русской культуры. T.III. (XVII - начало XVIII века). М., 1996. С. 519; Хвостова КВ., Финн В.К. Проблемы исторического познания в научных исследований необходимо особо отнести полученные результаты в ходе изучения и освоения различных механизмов рефлексии, определения самой типологии моделей рефлексии, а также характера развития интеллектуальных инноваций в современном обществе .

Разработка исследовательской гипотезы в содержании репрезентативных свойств 23 интеллектуализации потребовала решения следующих задач:

• изучение совокупности механизмов историографической рефлексии современных российских историков как субъектов интеллектуальной деятельности (учитывая при этом, что об историографической рефлексии можно говорить лишь тогда, когда предметом исследования становится сама историческая наука24), что является необходимым условием для подготовки и осуществления интеллектуальных инноваций25;

• структурно-генетический анализ26 системы социальных функций исторической науки второй половины 1980 - 1990-х гг., определить тип и качество ценностно-целевых структур, лежащих свете современных метождисциплинарных исследований. М., 1997. Гл. 1,4; Теория современного цивилизационного процесса. СПб., 1997. С.36-43; и др.

22 См.: Модели рефлексии / Отв. ред. И.С. Ладенко. Новосибирск, 1995; Рефлексия, образование и интеллектуальные инновации / Отв. ред. И.С. Ладенко. Новосибирск, 1995; Современные исследования и освоение механизмов рефлексии. Материалы семинара / Отв. ред. И.С. Ладенко. Новосибирск, 1995; Интеллектуальные инновации в обществе и развитие образования. Материалы конференции / Отв. ред. Л.П. Дедерер. .Новосибирск, 1997; и др.

23 Подробно о роли репрезентации в современном научном познании, ее типах, свойствах, качестве, функциях и проч., см. Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание: Пер. с англ. / Общ. ред. и послесл. И.Б. Новика и В.Н. Садовского. М., 1988. С. 8-40; 183-204.

24 Алексеев И.С. О критериях научной рациональности // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982. С.105.

25 Си.: Дедерер Л.П. Указ. соч. С.113.

26 См.: Зельдович М.Г. О некоторых методологических вопросах литературоведческой историографии // Историографической сборник. Межвуз. науч. сб. Вып. 6(9). Методологические проблемы исторической науки. Саратов, 1981. С.7-8. в основе развития отечественного научно-исторического знания в изучаемый;

• анализ содержания процесса интеллектуализации как определенной системы в рамках меняющейся историографической культуры27.

В последнее время, как было показано выше, все большим в среде отечественных гуманитариев становится понимание того, что современный тип развивающейся профессиональной историографической культуры характеризуется следующими качествами: во-первых, исследовательская рефлексия над научной деятельностью в целом определяет данный тип профессиональной культуры, как отражающий те процессы последней трети XX в., которые связаны со

28 вступлением ее в «постнеклассическую» эпоху ; во-вторых, учет соотнесенности получаемых знаний об объекте и субъекте познания связан сегодня не только с особенностью средств и

29 операций научной деятельности, но и с ценностно-целевыми структурами ; в-третьих, современный тип научной культуры требует обязательной экспликации связи внутринаучных целей с вненаучными, социальными ценностями и целями культуры в целом30.

27 Именно анализ причин и характера изменений в отечественной историографической культуре призван обеспечить рассмотрение историко-научной динамики в качестве процесса интеллектуализации, т.е. как определенным образом «содержательную длительность» (Кнабе Г. С. Двуединство культуры // Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного Рима. М., 1993. С.27.) в единой полифонии истории и многообразном проявлении историографического процесса. (См. также: Ястребщкая A.JI. Культурное измерение историографического. (Предисловие) // Культура и общество в Средние века - раннее Новое время. Методология и методики современных зарубежных и отечественных исследований. Сб. аналитич. и реферат, обзоров. М., 1998. С.ЗЗ.).

28 Мамчур Е.А., Овчинников Н.Ф., Огурцов А.П. Отечественная философия науки: предварительные итоги. М., 1997. Гл.Ш-1У.

Степин B.C. Теоретическое знание. Структура, историческая эволюция. М., 2000. С. 671-702.

30 См., напр.: Четкое М.А. Проблемы мироцелостности - «передний край» современного исторического познания // Вопросы истории. 1994. №6. С.51-55; Он же. Глобальное видение и новая наука. М., 1998; Рациональное и иррациональное в современной

Исходя из этого проблема генезиса историографических знаний в свете данных новейших исследований по методологии истории науки позволяет представить динамику научных изменений в качестве сложной полифонически развивающейся интеллектуальной системы, системного объекта самодетерминации31.

Хронологические рамки исследования. Анализ современной историографической ситуации в диссертации обусловил исследовательский выбор изучения периода второй половины 1980 - конца 90-х гг. в качестве центрального по ряду оснований, которые уже были в целом конкретно обозначены мною в первом разделе введения на основании анализа различных, зачастую не совпадающих, историографических подходов у отечественных историков. В ходе анализа данных историографических позиций вторая половина 80-х гг. отчетливо выступает как нижний предел диссертационного исследования, на который приходится начало развернувшихся далее в отечественной исторической науке процессов «внесения» различного плана инноваций.

Верхние хронологические рамки исследования определяются концом 1990-х гг. не только по формальным моментам времени завершения работы над диссертацией, но и потому, что процессы интеллектуализации научно-исторического знания в современной отечественной историографии принимают окончательный вид на уровне своеобразного «возвращения» философии, Материалы научно- теоретической конференции. Иваново, 19-20 мая 1999 г. Сборник тезисов конференции. Иваново, 1999.4.1-2; и др.

31 Отдельные аспекты, отражающие данные качества научной динамики в качестве особой интеллектуальной системы, рассматриваются в публикациях: Дедерер Л.П. Указ. соч. С. 111; Библер В. С. От наукоучения к логике культуры: Два философских введения в XXI век. М., 1991. С.302-384; Степин B.C. Научное познание и ценности техногенной цивилизации // Вопросы философии. 1989. №10. С.18; Чешков М.А. Глобальное видение и новая наука .; Курдюмов С.П. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. Препринт. М., 1990; Зверева Г.И. Обращаясь к себе: самопознание профессиональной историографии конца XX века . С.250-265; Она же. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории . С. 11-24; и др. оформленных, структурированных, интеллектуальных новшеств (инноваций) в исследовательское пространство отечественной историографической культуры, в частности, реализуются, как в теоретических и методологических наработках российских историков32, так и в их конкретно-исторических исследованиях33.

Степень изученности проблемы. Проблематика генезиса современного историографического знания в свете новейших исследований по методологии истории науки предполагает активное обращение к структуре научного познания в целом34. При этом в науковедческой

32 См.: Историческое познание: традиции и новации. Тезисы Международной теоретической конференции. Ижевск, 26-28 октября 1993. Ижевск, 1993. 4.I-II; Поиск новых методов в исторической науке // Новая и новейшая история. 1995. №4. С.248-250; Методологические поиски в современной исторической науке // Новая и новейшая история. 1996. №3. С.75-90; №4. С. 79-99; Проблемы методологии истории // Новая и новейшая история.1996. №6. С.61-75; Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. М., 1997; Зверева Г.И. «Большая» интеллектуальная история: текст и историографическая норма // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып.З. М., 2000. С.334-338; Она же. Британская историография в контексте академической культуры XX века; Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998; Она же. Социальная история в историографии XX века: Научные традиции и новые подходы. Дисс. на соискание уч. степени доктора исторических наук (в форме научного доклада). М., 1998; Бак Д.П., Кузнецова Н.И., Филатов В.П. Границы интерпретации в гуманитарном и естественнонаучном знании // Вопросы философии. 1998. №5. С.145-150; проблемы исторического познания. М., 2000; Смоленский H.H. Проблемы логики общеисторического развития // Новая и новейшая история. 2000. №1. С.3-18; и др.

33 См., напр.: Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. М., 1994; Ионов И.Н. Российская цивилизация, IX - начало XX в.: Учебн. кн. для 10 - 11 кл. общеобразоват. учреждений. М., 1995; Панарин A.C. Россия в цивилизационном процессе (между атлантизмом и евразийством). М., 1995; Булдаков В.П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997; Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). 2-е изд., переаб. и дополн. Новосибирск, 1997. T.I; 1998. T.II; Пихоя Р.Г. Советский союз: история власти. 19451991. М., 1998; Милое Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 1998; Юрганов А.Л. Указ. соч.; Соколов А.К. Курс советской истории. 1917-1940. Учеб. пособ. для вузов. М., 1999; Соколов А.К, Тяжельникова B.C. Курс советской истории. 1941-1991. М., 1999; Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII- начало XX в.) Генезис личности, демократической семьи, гражданского общества и правового государства. В 2-х т. СПб., 1999; Панарин A.C. Россия в циклах мировой истории. М., 1999; Кознова И.Е. XX век в социальной памяти -российского крестьянства. М., 2000; Лапин Н.И. Указ. соч.; и др.

См.: Репина Л.П. Что такое интеллектуальная история? . С.5-12; Зверева Г.И. Обращаясь к себе: самопознание профессиональной историографии конца XX века . литературе уже давно замечено, что процесс научного познания имеет две стороны, характеризуется в двух аспектах: позитивном и вопрошающем35. 'По мнению М.А. Барга, «специфика научного познания вообще и исторического в частности заключается в том, что на всех стадиях своего развития оно в той или иной форме включало в себя рефлексию, т.е. способность "посмотреть на себя со стороны" (курсив мой. - Д.Л.)»36. Историческое творчество, таким образом, отражая единство конструктивного и критического начал, на разных этапах социально-исторической эволюции с необходимостью выражает себя в различных типах механизмов историографической рефлексии.

Тип, характер, качество и границы историографической рефлексии на различных этапах развития научно-исторического знания выражает определенная научная онтология, т.е. определенное представление об объектах исторической науки и особенностях путей «вхождение» данных объектов в науку, считающаяся существенным компонентом научного познания в целом37. В конечном счете, анализ научной онтологии - это представление о конкретных условиях включения новых средств в содержание соответствующих ей рефлексивных практик, знание о характерных изменениях внутри нее в процессе включения в научную онтологию новых элементов в содержании формулируемых и решаемых задач, установление границ применимости освоенных ранее средств, выявление новых структур в организации интеллектуальной деятельности.

С.250-265; Проблемы исторического познания. М., 1999. С. 114-176; Савельева И.М., Полетаев A.B. История как теоретическое знание // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып.З. М., 2000. С. 15-33; и др. О важной роли разработок проблем теоретического знания в современном научном познании в целом смотри: Степин B.C. Теоретическое знание . С. 17-98.

35 Методологические проблемы историко-научных исследований. М. 1982. С.337.

36 Барг М.А. Историческое сознание как проблема историографии // Вопросы истории. 1982. № 12. С. 53.

37 Кордонский С.П. Построение научной онтологии // Проблемы методологии науки. .Новосибирск, 1985. С.111.

Характер условий включения новых средств в содержание познавательной практики конкретного историка зачастую определяет уровень самой научной рефлексии и качество ее развития в рамках становления истории исторической науки на определенном этапе38. Само возникновение историографических представлений как особого эпифеноменеI39 исторического творчества позволяет лучше понять логику развития научно-исторического знания в предшествующий период. Со временем такие научно-исторические наблюдения и оценки приобретают все более самостоятельное значение, принимая вид научной саморефлексии в рамках истории историографии: в постановке вопроса о возможности осмысления внутри научной профессии логической структуры не самого исторического процесса, но генезиса научно-исторических исследований в совокупности всех составляющих его сторон (опосредованно вбирающих в себя и сам исторический процесс).

Развитие теории и методологии советского историографического знания к 1980-м гг. в определенной степени позволило реализовать данную возможность: с одной стороны, развитие советской историографии позволило наиболее адекватно воспроизвести логическую структуру процесса исторических исследований, существующих в стране, во всей

38 Изменения качества отечественной историографической рефлексии в зависимости от постепенно меняющегося типа научной онтологии видны на примере дискуссий о периодизации истории советской (затем - российской) исторической науки. См.: Берхин И.Б., Ким М.П. «О периодизации истории советского общества» II Вопросы истории. 1954. №10; К вопросу о периодизации истории советского общества. (Дискуссии и обсуждения) // Вопросы истории. 1955. №3; История СССР. 1960. №№ 1, 3-6; 1961. №№ 1-4,6; 1962. №2; Игнатенко Т.А. Проблемы периодизации отечественной историографии в советской исторической науке // История и историки. М., 1981; Шикло А.Е. К вопросу о периодизации российской исторической науки .; Камынин Д. К вопросу о периодизации отечественной историографии XX века // Отечественная и всеобщая история: методология, источниковедение, историография. Материалы научной конференции. Брянск, 1993. С.79-83; и др.

39 Колесник И. И. Проблема генезиса историографических знаний в свете новейших исследований по методологии истории науки // Теоретико-методологические вопросы развития советской исторической науки. Межвуз. сб. науч. тр. / Под рук. Н.П. Ковальского. Днепропетровск, 1987. С. 134. совокупности составляющих его сторон40. При этом с другой стороны, в целом все более систематизированное изучение своей собственной истории (в рамках общей дискуссии о научном статусе советской историографии в 1960-е гг.) - явилось одним из определяющих признаков «завершения становления истории исторической науки как самостоятельной научной дисциплины»41. Появление в 1960-70-е гг. историографии «второй степени» (E.H. Городницкий)42, т.е. истории историографии говорило в целом о завершении процесса формирования истории советской исторической науки как особой научной дисциплины43.

Поэтому период 1970-80-х гг. в развитии советской исторической науки означал уже начало формирования иной научной дисциплины -истории историографии, составной части истории науки, своего рода инструмента изучения особенностей ее движения. В отличие от истории исторической науки, изучающей процесс генерации и роста исторического знания, а также превращения его в науку, - история историографии стала рассматривать преимущественно лишь одну сторону этого процесса

40 См., напр.: Диалектика общего и особенного в историческом процессе. М., 1978; Жуков Е.М., Барг М.А., Черняк Е.Б., Павлов В.И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М., 1979; Келле В.Ж., Ковалъзон М.Я. Теория и история: (проблемы теории исторического процесса). М., 1981; Сухов АД. Прогресс и история. М., 1983; Марксистско-ленинская теория исторического процесса. М., 1987; Ракитов A.M. Марксистско-ленинская философия. М., 1988; Вазюлин В.А Логика истории. Вопросы теории и методологии. М., 1988; Смоленский Н.И. Проблемы логики общеисторического развития .; и др.

1 Тимофеев И. С. Методологическое значение изменений в понимании предмета и целей историко-научных исследований // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982. С.257-258.

42 Вопросы историографии в высшей школе. Всесоюзная конференция преподавателей историографии истории СССР и всеобщей истории университетов и педагогических институтов. Смоленск, 31 января - 3 февраля 1973 г. Смоленск, 1975. С.41.

43 См.: Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1985. T.V. Развитие советской исторической науки представлено в нем главным образом в плане изучения проблем отечественной истории в период с 1930-х до середины 1960-х гг. См. научную оценку и историографический анализ выхода данного тома исследований: Волобуев О.В. Обобщающий труд по истории исторической науки в СССР // Вопросы истории. 1986. №7. С.101-108.

44 Т1 генезис и эволюцию научно-исторического знания . Их сходство в рамках советского периода естественно обусловливалось использованием единых методологических принципов и средств исследования в рамках марксизма-ленинизма. При этом центральной проблемой этой новейшей отрасли исторического познания, как, впрочем, и реальной основой для осмысления важности ее дальнейшего роста - являлись особенности генезиса историографических представлений в отечественной исторической науке45.

Во второй половине 1990-х гг. определяющий тип историографической рефлексии, присущий советской историографии, был во многом эксплицирован и определен историками на фоне общего социально-культурного разлома как «особый научно - политический феномен (курсив мой. - Д.Л.), гармонично вписанный в систему тоталитарного государства и приспособленный к обслуживанию его идейно - политических потребностей»46. Отсутствие гармонического единства в нем «конструктивного» и «критического» элементов научного познания привело большинство историков к признанию обусловленности .существования советской науки лишь строго определенными (преимущественно социально-политическими) закономерностями развития истории, которые, тем самым в целом «значительно ограничивали историческое развитие системой достаточно жестких детерминант»47.

В историографической литературе существуют различные точки зрения относительно того момента, начиная с которого возможно серьезно говорить об изменениях в отечественной исторической науке, приведших ее к вступлению в новый (современный) период развития.

44 См.: Колесник КИ. Указ. соч. С.132-133.

45 Методологические и теоретические проблемы истории исторической науки. Калинин, 1980; Изучение и преподавание историографии в высшей школе. Межвуз. тематич. сб. Калинин, 1981; Теоретико-методологические вопросы развития советской исторической науки. Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.П. Ковальского. Днепропетровск, 1987; и др.

46 Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии . С.37.

47 Логунов А.П. Кризис исторической науки . С. 464.

Большинство ученых, считая важным рубежом конец 80-х гг., находят причину запоздалой реакции историков на события, коренным образом повлиявшие на изменения в социально-политической жизни советского общества после 1985 г., в свойственной им консервативности и определенной «инертности» познания48 за счет изначально своеобразного смещения всей системы познавательных ценностей науки о прошлом во времени49. В этом смысле Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов считают началом •появления «примет» нового времени в советской историографии конкретно 1987 г., поскольку «болезненная реакция на первые перестроечные толчки», обусловленная прежним прочным усвоением «некоторых постулатов и догм», превративших науку в палладиум схоластики, сменилась тем, что

50 историки наконец-то заговорили о реальном прошлом .

Называя время после апреля 1985 г. «латентным периодом» созревания перестроечных идей, Ю.А. Поляков особо выделяет 1992 г., который стал, по мнению историка, «заметной вехой» в отечественной историографии, т.к. «в основном завершается разрушение старых

48 Выработка нового стиля социального поведения в эпоху перестройки напрямую связывалась авторами с анализом «механизма торможения» и «инерции» в данном процессе. В отличие от торможения, направленного на замедление уже существующего движения и требующего специальных усилий, инерция мыслилась как «просто само собой, автоматически, продолжающийся старый процесс» в области социальной практики и познания. От их сочетания в сфере социальной психологии предупреждали многие историки. (См., напр.: Афанасьев Ю.Н. Энергия исторического знания . С.8-9; Он же. Перестройка и историческое знание . С.9; [Поликарпов В.В.] Историки и писатели о литературе и истории // Вопросы истории. 1988. №6. С.95; Общее собрание отделения истории // Там же. С.188; Опенкин JI.A. Механизм торможения в сфере общественных наук: истоки возникновения, факторы воспроизводства // История СССР. 1989. №4.С.З; и др. Также см.: Кон КС. Трудности общественного самопознания. Заметки социолога // Московские новости. 1987. №26. С.12; Он же. Психология социальной инерции // Коммунист. 1988. №1. С.64-75; Быков В. «Медведь» «лисы» не лучше. Социологи и экономисты - о моделях поведения в эпоху перестройки // Московские новости. 1987. №48. С.10; и др.)

49 Г.А. Бордюгов и В.А. Козлов называют «противоречивыми» собственные чувства относительно хода перестройки в историографии: «Не скрывалось ли за отставанием от политического процесса, - пишут авторы, - не просто нежелание менять и меняться, хотя и этого было больше чем отбавляй, но и инстинкт профессионального самосохранения?». (.Бордюгов Г.А., Козлов В.А. Указ. соч. С.345.)

50 Там же. С.7. концепций» и определяется иная «специфическая фаза состояния исторической науки»51. Данный (1992) год, считает автор, является чрезвычайно важным в научном плане, поскольку так долго подготавливаемый «разрыв (курсив мой.- Д.Л.) с прошлым становится историографическим фактом»52. Высказав такое принципиальное в целом для всей своей книги замечание53, Ю.А. Поляков, тем не менее, также выделяет в отечественной исторической науке именно 1987 г. в качестве «начала реальных сдвигов», выразившихся в множественности «синхронных шагов», последовавших после январского пленума ЦК, которые позволяют говорить о происходивших тогда «переменах в общественном сознании»54. Постепенность данных изменений, считает историк, выражалась тогда в общей проблематике большинства публицистических статей, которая затрагивала «сложные» для отечественного обществознания сюжеты, относящиеся ко времени сталинских репрессий, но при этом разворачивалась в общей идейной общественной атмосфере «бережного отношения к истории Советского государства»55.

Также к концу 1980-х гг. относят обозначившиеся «коренные методологические новации» в советской историографии O.A. Васьковский и А. Т. Тертышный, отмечая, однако, что «потребовалось определенное время» для того, чтобы историки, прежде всего, поверили в происходящие в обществе перемены и поэтому заговорили о них открыто56.

51 Поляков Ю.А. Наше непредсказуемое прошлое. С.8.

52 Там же.

53 Изложение в основных главах «полемических записок» доведено Ю.А. Поляковым до 1993 г. Выделение 1987-1992 гг. как определенного историографического периода выглядит согласно авторской логике вполне оправдано, поскольку к 1993 г., констатирует Ю.А. Поляков, заканчивается этап «расшатывания и разрушения марксистских исторических концепций», и начинается новый этап - «переход . к развертыванию позитивной работы на основе плюрализма . в рамках кризисного состояния исторической науки». (Там же. С.202.)

54 Там же. С.11.

55 Там же. С.13.

56 Васьковский O.A., Тертышный А.Т. Феномен диктатуры пролетариата. 1917 год в России в оценке историков. Екатеринбург, 1995. С. 16.

И.Г Шишкин, напротив, считает, что сам феномен 1980-90-х годов явился новым периодом в развитии историографии, поскольку уже в самом начале 1980-х гг. марксистско-ленинская методология исторических исследований стала коренным образом меняться, а появление новых подходов в исторических исследованиях постепенно стало оформляться в еп устойчивую традицию . Комментируя последний подход к определению времени изменений в современной историографии, Е.Б. Заболотный и В.Д. Камынин подчеркивают, что здесь игнорируется связь исторической науки с политической системой общества, чьи интересы она фактически обслуживает58. По мнению данных авторов, вообще «нельзя отрывать развитие исторической науки от того, что происходит в политике и идеологии (курсив мой. -Д.Л.) », а также от изменения в истории государства в целом, поскольку данные факторы «неизбежно влияют на основные черты исторической науки (курсив мой. -Д.Л.)»59.

Подробно анализируя существующие точки зрения относительно влияния на отечественную историческую науку факторов идеологического и политического развития, Л.Н. Доброхотов относит 1989 г. к «переломному» времени наиболее кардинальных изменений, затронувших все советское общество с соответствующей системой общественных наук в целом, когда события, развернувшиеся, прежде всего в социально-политической и экономической сфере, выдвинули на арену политического соперничества силы, принципиально отвергающие социалистический путь60. Л.Н.

57 Шишкин И.Г. Проблемы образования Древнерусского государства в отечественной историографии. 1917-1990-е гг. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Екатеринбург, 1997. С.21.

58 Заболотный Е.Б., Камынин В.Д. Указ. соч. С.7.

59 Там же. С.6.

60 См.: Доброхотов Л.Н. Переломный год в судьбе СССР // Проблемы политической и экономической истории России. Сб. статей. М., 1998. С.260. Данной позиции также придерживается и американский публицист Майкл Дэвидоу: «Теперь ясно, - пишет он, -что мощные силы, поставившие цель свергнуть перестройку с пути корректировки на путь отказа от социалистического выбора, с конца 80-х годов начали играть все более

Доброхотов подчеркивает, что сутью подготовки к последовавшим изменениям в идеологии общества явилась деятельность М.С. Горбачева, направленная с конца 1988 г. на «вытеснение партии из политической сферы». И именно это в последующем обернулось для «инициаторов перестройки» в целом потерей контроля над происходящими в обществе процессами и «жесткой конфронтацией» с непримиримо настроенными политическими силами. Резкое ухудшение положения в экономике, в межнациональных отношениях, расшатывание армии как «несущей конструкции государства», - являются, по мысли историка, лишь печальными следствиями самоустранения партийного руководства с политического и идеологического Олимпа61. Данный в сущности «экстерналистский» подход к анализу трансформаций в стране во второй половине 1980-начале 1990-х гг. переносится автором и на развития всей системы общественных наук, ставя в прямую зависимость внутринаучную динамику от изменений в социально-политической сфере.

Внешнее устранение «тотальной секретности» партаппарата как системы (прежде всего, Орготдел и Общий отдел ЦК КПСС, в руках которых были все сферы партийно-государственной и хозяйственной жизни), пишет Л.А. Оников в своей книге «КПСС: анатомия распада. Взгляд изнутри аппарата ЦК», произошло «официально» в октябре 1989 г., но «фактически», считает автор, сохранялось «до последних дней деятельности ЦК КПСС»62. В том, что «надо было начинать, прежде всего, с демократизации партаппарата» автор видит «научную разработку концепции перестройки партии», которая в действительности, по его мнению, у М.С. Горбачева отсутствовала63. Поэтому, считает Л.А. Оников, преобразования влиятельную роль как внутри КПСС, так и за ее пределами». (Дэвидоу М. Перестройка и ее крах глазами публициста// Кентавр. 1992. № 3-4. С. 14.)

61 Доброхотов Л.Н. Указ. соч. С.260.

62 Оников Л. КПСС: анатомия распада. Взгляд изнутри аппарата ЦК. М., 1996.С. 10.

63 Американский профессор М. Малиа также считает, что, не обладая определенным планом перестройки, Горбачев «шел вперед ощупью, уступая давлению то начатой перестройки в целом пошли «вверх ногами»: «начали с общества, потом попытались перейти к партии, а до демократизации партаппарата так вообще не дошли»64. Автор тем самым косвенно затрагивает традиционный для советского обществознания вопрос о политической актуальности исторической науки в обществе65 в период перестройки. При этом критика научно-партийной концепции перестройки косвенно отражает действие важнейшей функции марксистской исторической науки: способность выявлять объективные закономерности общественного развития, составляющие необходимую предпосылку научного руководства обществом66.

Вместе с тем, соглашаясь в целом с нехваткой достаточно продуманной идеологической концепции целей перестройки, высказанной Л.А. Ониковым, американский публицист М. Дэвидоу акцентирует внимание на феномене «культурной революции», развернувшейся против КПСС, как результате, связанном с «эволюцией социал-демократизма Горбачева»67. Называя этапы данной политической борьбы, автор, в отличие от Л.А. Оникова, связывает ее «объект» с характером размышлений о самой партии и ее основателе В.И. Ленине как первопричине преступлений, совершенных в годы сталинских репрессий, далее - в активном обсуждении в либеральной прессе «семи десятилетий страданий» вплоть до констатации консервативного аппарата партии, то интеллектуалов-модернизаторов», служивших главной опорой проводимых им изменений. (Малиа М. Конец утопии // Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал: В 2 т. Т.2. Апогей и крах сталинизма / Под общ. ред. Ю.Н. Афанасьева. М.1997. С.592.). Однако в 1987 году такая позиция не вызывала споров. В частности, А. Бутенко констатировал, что после апрельского (1985 г.) Пленума ЦК, «можно утверждать, что концепция перестройки уже разработана», а июльский (1987 г.) Пленум ЦК КПСС, по утверждению автора, «завершил ее формирование». (См.: Бутенко А. Механизм торможения: что это такое и как с ним бороться // Московские новости. 1987. №43. С.8.)

64 Оников Л. Указ. соч. С. 71.

65 См.: Могилъницкий Б.Г. Введение в методологию истории. М., 1989. С.128.

66 Там же. С. 146.

67 Дэвидоу М. Указ. соч. С. 19. современного кризиса и высказываниям требований подвергнуть партию о

Нюрнбергскому процессу» .

Общий пафос данной идеологической кампании, по мнению М. Дэвидоу, заключался в «одновременном искажении истории Советской власти и КПСС (курсив мой. - Д.Л.)», в результате чего «произошла путаница и в вопросе о характере Советского государства и советского общества»69. Связано это, говорит автор, с серьезной ошибкой, которую допустили партийные руководители, не пытаясь провести четкое различие между «силами исправления», направленными на корректировку социалистического выбора, и «силами отказа», данный путь отвергающими. Поэтому острая критика в обществе советской бюрократии и административных методов руководства в партии, а также необходимость обновления самой КПСС, которые не вызывали сомнения у общественности в целом как часть процесса «исправления», одновременно, по мнению М. Дэвидоу, должны были породить в нем «необходимость защитить КПСС», отстоять «ее историю от искажения»70, чего, в конце концов, и не произошло.

Не случилось этого, считает А.Е. Шикло, лишь потому, что в целом на общем фоне обозначившихся социально-политических изменений в стране, с конца 1980-х гг. XX в. начинается «новый этап в развитии отечественной историографии». Об этом можно судить по тому, замечает автор, как далеко неоднозначно оценивается современное состояние исторической науки большинством историков: часто происходящее в историографии подводится исследователями либо под категорию кризиса71, либо рассматривается как «преходящее», свойственное в целом «переходному периоду»72.

68 Там же. С. 15.

69 Там же. С. 14-15.

70 Там же.

71 Данная позиция высказывается большинством историков, занимающимися проблемами исторического знания и познания в целом. См., напр.: Лотман Ю.М. Клио на распутье // Наше наследие. 1988. №5. С.1-4; Кризисные явления в советской

Л.А. Сидорова в этом смысле высказывается еще более радикально, отмечая, что в «90-х гг. закрылась та страница в изучении истории, которая называется советской исторической наукой» . В анализе особенностей развития современного историографического процесса автор обращается к исследованию проблемы преемственности и неразрывности динамики познания исторической действительности в отечественной науке. В этом смысле исходная специфика рассмотрения и анализа состояния современной историографической ситуации74 связана для Л.А. Сидоровой преимущественно с проблемно-теоретическим характером постановки важного для всей науки вопроса: означало ли в целом создание советской исторической школы разрыв российской историографической традиции? Отвечая на него утвердительно, исследовательница говорит, что за разрыв российской историографической традиции в 1920-30 -х гг. принимали «субъективное стремление историко-партийной руководства обособить исторической науке: Дискуссия историков, философов, правоведов // Общественные науки. 1989. №З.С. 184-192; Гуревич А.Я. О кризисе современной исторической науки // Вопросы истории. 1991. № 2-3; Данилов В.П. Современная российская историография: в чем выход из кризиса // Новая и новейшая история. 1993. № 6. С.95-101; Логунов А.П. Кризис исторической науки . С. 447-487; Согрин В.В. Идеология и историография в России: нерасторгнутый брак? // Вопросы философии. 1996. №8; Макаров О.Ю. Категория «кризиса» исторической науки в новейшей отечественной историографии // История и политика: методология, историография, практика. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Н.- Новгород, 1997. С.31-32. Некоторые авторы рассматривают факт кризиса современной исторической науки более глобально, как «кризис социально - гуманитарных наук», выражающийся в «кризисе наук об обществе и человеке - субъекте исторического развития». (См., напр.: Жук С.И. Одномерна ли история? // Вопросы истории. 1992. № 8-9. С.186-187; Овсянников В.И. В поисках новых подходов к историческим явлени-ям // Новая и новейшая история. 1996. № 4. С.82; и др.)

72 Шикло А.Е. К вопросу о периодизации российской исторической науки // Историческое познание: традиции и новации. Тезисы Международной теоретической конференции. Ижевск, 26-28 октября 1993. Ижевск, 1993. 4.1. С. 166.

73 Сидорова Л.А Советская историческая школа: разрыв российской историографической традиции?// Там же. С.169.

7 Определение «историографической ситуации» впервые введено в научный оборот Л.Е. Кергманом. (См.: Методологические и теоретические проблемы исторической науки: Сб. ст. Калинин, 1980. С.25.) марксистское направление исторической науки», представив его как «вершину исторического познания»75.

Интеллектуальная изолированность советской науки как продолжение обособленности социально-политической обусловливала официальное отношение к историкам немарксистской направленности тем, что их труды в целом «не имели отношения к теоретическому созданию советской исторической концепции» и были «связаны с ней как объект критического разбора и разоблачения» . Однако постепенное преодоление данного взгляда в конце 1980-х гг., а также проведение соответствующих «круглых столов» и конкретно-исторический анализ развития советской науки в работах Ю.Н. Афанасьева, А.Я. Гуревича, Б.Г. Могильницкого, В.В. Согрина, Ю.И. Игрицкого, А.Н. Сахарова, Т.И. Халиной и др., - общая эволюция отношений отечественных историков к иным вариантам и традициям восприятия исторического прошлого от откровенно

77 78 79 фальсификаторских» и «буржуазных» до «немарксистских» - сегодня

75 Сидорова Л. А. Указ. соч. С. 170.

76 Нечкина М.В. История истории. (Некоторые методологические вопросы истории исторической науки) // История и историки. Историография истории СССР. М., 1965. С.16.

77 См.: Против буржуазных фальсификаторов истории советского общества. М., 1960; Фальсификация истории и историческая правда. Алма-Ата, 1964; и др.

78 См., напр.: Критика концепций современной буржуазной историографии: отечественная и зарубежная история: Межвуз. сб. JL, 1987; Моггшъницкий Б.Г. Тенденции развития современной буржуазной мысли // Вопросы истории. 1987. №2; Мерцалов А.Н. О критике буржуазной историографии второй мировой войны // Вопросы истории. 1987. №12;

7Q

См.: Современная немарксистская историография и советская историческая наука. Беседа за «круглым столом» // История СССР. 1988. №1. С. 172-202; Сахаров А.Н. История Советского Союза под пером консервативных советологов 80-х годов // История СССР. 1988. №2. С.185-207; Современная зарубежная немарксистская историография: Критический анализ: Сб. ст. / Отв. ред. B.JT. Мальков. М., 1989. Могипъницкий Б.Г. Современная немарксистская историография в свете нового политического мышления // История СССР. 1989. №3. С. 173-180. Дэвис Р.(Великобритания) - Данилов В. (Россия): диалог историков // История СССР. 1990. №2. С.91-97. в целом дают возможность раскрывать обозначенный период в отечественной науки, как сложное диалектическое противоречие80.

Как убедительно показывает исследовательская практика последнего времени, современный отказ от жесткого деления истории отечественной исторической науки по политико-классовому принципу («дворянская», «буржуазная», «кадетская», «революционно-демократическая»), стал определяющей предпосылкой изучения и преподавания данной научной дисциплины. Новую программу по курсу историографии истории России, подготовленному Г.Р. Наумовой и А.Е. Шикло на кафедре источниковедения Исторического факультета МГУ в 1999 г., можно считать в этом смысле выражением определенного итога затянувшихся отношений политической «истории с исторической наукой». Акцент в ней, прежде всего, делается на изучение разработок «общих теоретико-методологических проблем и соответствующих методов исторического исследования без абсолютизации (но не полном снятии!) социальных аспектов»81.

В конце 1980-х гг., анализируя своеобразную «неразрывность и неслиянность» противоречивого развития перестройки в исторической науке, A.A. Искендеров констатировал , что в целом, «занимая выжидательную позицию», представители исторической науки «едва ли не

80 На примере деятельности института истории РАНИОН, единственного центра, сосредоточившего кадровый потенциал старой университетской науки в то время, видно как в разработке традиционных и новых тем отечественной истории старая профессура (в особенности ее ученики) «постепенно эволюционировали к марксистской методологии и подошли к ней зачастую ближе, чем историки-марксисты». (См.: История и политика: методология, историография, практика . С. 12; Хроника исторической науки. 1925-1938 гг. М., 1992.) См. также: Историческая правда о советском союзе 20-30-годов. Материалы международного симпозиума Лондон, 23-27 апреля 1990 г. М.; Алма-Ата, 1991. (Интересна здесь полемика Ф. Перчонка и П.В. Волобуева, а также -выступления В.А. Муравьева, В.В. Журавлева и B.C. Лельчука.)

81 Шито А.Е. О новой программе по историографии истории России // Традиции русской исторической мысли. Историософия. М., 1999. С.119-120.

Историки и писатели о литературе и истории . С.50.

83 последними присоединились к перестроечному процессу» . Среди общих причин «серьезной деформации исторического знания в стране», породивших такое запаздывание, автор называет отсутствие у историков в новых условиях способностей отразить в своих конкретных произведениях актуальные вопросы современности. Выразилось это, по мнению ученого, в их общей неготовности, отражая текущие социальные изменения, формировать историческое сознание общества, непременным следствием чего стало «падение престижа и авторитета исторических исследований и

84 науки в целом» . Между тем, уменьшилось и общее значение марксистской исторической науки в формировании социалистического исторического сознания85.

Тем не менее, в «динамике угасания» интереса общества к прошлому зонами, закрытыми для мысли считались, прежде всего, периоды, близкие к современности - история СССР, история Октябрьской революции, история

86 предреволюционной России ), историки все же отмечают периоды наивысшего подъема социального интереса к науке в стране. Своеобразным пиком внимания к отечественной истории, решающим показателем ее роли в общественно-политической жизни со всеми позитивными и негативными последствиями, Ю.А. Поляков считает 1988-1989 гг.87

Социально-политическая динамика 1990-х гг. (1992-1993, 1994-1996, 88

1997 -1998 гг.) , ритм которой задавали в первую очередь окончательный

83 О том, что перестройка в историографии, по единодушному мнению экспертов шла очень медленно, смотри: Дэвис Р. У. Советская историческая наука в начальный период перестройки // Вестник Академии наук. 1990. №10.

84 Историки и писатели о литературе и истории . Там же.

85 Могилъницкий Б.Г. Введение в методологию истории . С. 117.

86 Это объясняется в основном теми социально-политическими и экономическими изменениями в обществе, которые приходятся на данный период, а также характеризуется общим падением жизненного уровня народа, заставляющего искать ответы на запросы современности скорее в повседневном «настоящем», нежели обращаться к будущему через постижение прошлого.

87 См., напр.: Поляков Ю.А. Историческая наука: пять непростых лет . С.83.

88 May В. Экономическая реформа: сквозь призму конституции и политики. М., 1999. Раздел 6. выход за рамки модели советского коммунизма (после 1991 г.), а также постепенное складывание новых базовых предпосылок социального познания на фоне общего усиления внимания к различным институциональным возможностям дальнейшего развития страны -разрушила в целом большинство иллюзии о реальном состоянии советского общества. В их числе объектом жесткой критики ученых стали и оценки возможностей советской науки, которая привела их в результате к констатации того, что наша наука «находится в глубоком кризисе»89.

Механизм науки, оказавшись под давлением тяжкого груза социальных проблем, не мог не давать сбои. Среди многих веских причин авторы называли: командно-административную систему управления, сосредоточившую ключи к выработке научной стратегии в руках партийно-государственной бюрократии; отраслевой принцип финансирования, когда наука оказалась поставленной в условия конкурентной борьбы за ресурсы с другими отраслями народного хозяйства СССР; ориентация на валовые показатели; жесткое планирование; и т.д.90

Однако существует и иной ряд причин, по которым трансформация социальных функций исторической науки в СССР во второй половине 1980-х - начале 1990-х гг. была в значительной мере затруднена. Заключаются они в принципиальной неустранимости «идеологизации» и «политизации» из науки, о чем тогда говорилось на заседании Президиума РАН (24 ноября 1992 г.) в плане обсуждения вопроса «О состоянии и перспективах фундаментальных исследований в области исторической науки». В частности, на нем было сказано, что всякое «утверждение о возможности

89 Водичев Е.Г. Советская наука в плену социальных проблем // Советская история: проблемы и уроки. Новосибирск, 1992. С.242.

9 См., напр.: Зотов А.Ф., Холмянский М.М. Так есть ли «две науки?» // Вопросы философии. 1988. №5. С.57; Кулъкин A.M. Научная деятельность в административно-бюрократической системе // Вопросы философии. 1989. №12. С.7; Ахундов М.Д., Баженов Л.Б. У истоков идеологизированной науки // Природа. 1989. №2. С.90-99; Ханш Г.И. Почему пробуксовывает советская наука? // Постижение. М., 1989. С.140-168. полной деидеологизации, деполитизации исторической науки совершенно несостоятельно» и что в свою бытность советские историки «проделали большую работу для оказания помощи нашим политическим и государственным органам»91. Исторической науке в представлении «министерства науки» (Е.Г. Водичев) по-прежнему принадлежало выдающееся значение в выработке общественной идеологии и укреплении соответствующей социальной системы. И это при том, что еще в Указе Президента СССР от 23 августа 1990 г. «О статусе Академии наук СССР» АН СССР выводилась из подчинения Совета Министров и приобретала формальную самостоятельность92.

Как видно, на фоне общих вопросов, касающихся условий и процессов смены исторических парадигм, проблематика соотношения исторической науки и политики остается по-прежнему актуальной среди отечественных

93 /"»/— историков . Обще определяющим здесь, тем не менее, является то, что в важности осознания независимости исторической истины от политико-идеологических детерминант большинство отечественных историков видят сегодня чрезвычайно важный социальный аспект исследования природы исторического знания, которое «подрывает эпистемологические основы тоталитарного сознания с его двухцветным видением мира и агрессивной непредсказуемостью суждений»94.

В уточнении путей построения научной онтологии в советское время на основании результатов системного историографического анализа философских оснований, а также принципов познания и методов исследования исторической науки в 1990-х гг. историки попытались выявить

91 Новая и новейшая история. 1993. №2. С.53.

92 Водичев Е.Г. Указ. соч. С.240.

93 См.: Политическая история на пороге XXI века: традиции и новации / Отв. ред. Л.П. Репина. М., 1995.

94 Могильницкий Б.Г. Проблема исторической истины в современной западной историографии // Историческая наука в меняющемся мире. Вып.1. Казань, 1993. С. 12. и конкретные «методы суперидеологизации»95 всей советской историографии. При этом в контексте общего осмысления главных причин разворачивающегося к тому времени кризиса в отечественной науке особо отмечалась роль «официально-академического тоталитаризма», суть которого сводилась к жесткой зависимости и своеобразной органике «состояний» науки и общества в целом, а также монополизму в сфере методологии, который придавал «застывшей марксистской теории статус единственной, абсолютной истины»96.

В поисках гармонического соответствия конструктивного и рефлексивного начал формирующейся новой историографической традиции (в контексте интеллектуального преодоления научной онтологии советской историографии) в 1990-е гг. отечественными учеными были избраны несколько ориентиров, определяющих специфику данного интеллектуального поиска97.

Общая тенденция к усложнению образа профессиональной историографии в 90-е гг. определила новое качество историографической рефлексии: внимание и анализ к научному описанию факторов, непосредственно влияющих на формирование и функционирование

95 Прядеин B.C. Указ. соч. С. 15.

96 Там же. С.З.

07

Идентифицировать однозначно эти направления достаточно трудно из-за размытости граней (временных и интеллектуальных) между ними. Однако, нужно отметить, что наиболее разработанное представление о типах, характере и тенденциях современных интеллектуальных поисков, действующих в современной отечественной историографии, дано в работах А.П. Логунова, Ю.Н. Афанасьева (См. статьи авторов в сб.: Советская историография. М., 1996.) и B.C. Прядеина (Прядеин B.C. Указ. соч. С.4-5.). Полемически заостренными позиции названных авторов даются в современном пособии Е.Б. Заболотного и В.Д. Камынина. (Заболотный Е.Б., Камынин В.Д. Указ. соч. С.23-24.). См. также: Дементьев И.П., Патрушев А.И. Отечественная историческая наука во второй половине XX в. // Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки. / Под ред. И.П. Дементьева и А.И. Патрушева. М., 2000. С. 150-151. отечественного исторического знания и определение приоритетных позиций в характере его дальнейшего обновления и развития98.

Историографическое пространство отечественной науки отмечено в данный период появлением различных направлений и групп исследователей, предлагающих собственное видение путей развития исторической науки в стране.

С одной стороны, выделяется группа историков, которая в рамках преемственности с прежней историографической традицией пытается отстоять сложившуюся научную онтологию и присущие ей нормы и ценности на основании их объективной значимости и продуктивности, смещая акцент научных поисков в пространство позитивных результатов изучения научной истории, рассчитывая на усовершенствование исходных исследовательских процедур и соответствующих технологий (рефрен: поиск «белых пятен» истории в рамках благоприятной исследовательской обстановки в архивах)99.

С другой стороны, среди отечественных историков заметно иное, редукционистское, направление в интеллектуальных поисках выхода из сложившейся ситуации «кризиса исторической науки», когда в качестве условий и методов дальнейшего развития историко-научного знания предлагался радикальный слом самих способов формирования научных объектов (научной онтологии), жестко обозначившихся в рамках прежней советской историографии. Выбор условий и качества целенаправленного слома основополагающих норм и ценностей советской историографии предполагал широкую программу по конструктивной «плюрализации» в 1990-е гг. отечественной науки в целом и исторической в частности. (В

98 См., напр.: Смоленский Н.И. Рациональное и эмоциональное в языке историка // Исторические записки. 2(120). М., 1999. С.137-148; Репина Л.П. Время, история, память (ключевые проблемы историографии на XIX Конгрессе МКИН).; и др.

99 См. подробный историографический анализ данного направления в отечественной историографии, представленный в статье А.П. Логунова. (Логунов А.П. Кризис исторической науки . С.457-463.). последнее время, однако, итоги данного процесса все чаще оценивается в целом как развитие исторической науки в рамках «деструктивного плюрализма»100).

При этом внимание ученых, представляющих данное направление, переключалось с полностью сфальсифицированной истории (Ю.Н. Афанасьев101) в советское время на осмысление иных существующих типов историографической рефлексии и возможности их диалога102, вследствие чего историографическое пространство постепенно обогатилось новыми нормами и ценностями исторического познания (немарксистская историография с конца 80-х гг. стала историографическим фактом развития отечественной науки103), - это с одной стороны. С другой - нужно отметить, что в рамках данного интеллектуального направления, активно развивающегося с конца 1980-х гг., постепенно формировалась особая «модернизационная» рефлексия, отражающая понимание и интерпретацию особой специфики исходных перемен в России на основе единой мировой типологии общецивилизационных вызовов104, и поэтому, во многом исчерпавшая себя уже в первой половине 1990-х гг. в качестве сугубо научной °5, но в значительной мере определяющая до сих пор специфику

100 Журавлев В. В. История разрушающая или история созидающая? // Новая и новейшая история. 2000. №5. С.74.

101 См., напр.: Историки и писатели о литературе и истории . С.72.

102 Логунов А.П. Указ. соч. С. 470-471. Существо подходов Афанасьева, отмечает в данной статье автор, так или иначе, поддержали во второй половине 80-х гг лишь немногие: В.Г. Сироткин, А.Я. Гуревич, Е.И. Пивовар, В.Д. Поликарпов.

103 Заболотный Е.Б., Камынин В.Д. Указ. соч. С.19. В работах A.B. Гребнюка, А.Н. Сахарова, О.М. Семко, В.В. Согрина, Ю.Н. Афанасьева и др. со второй половины 1980-х гг. видно стремление к дифференцированному видению развития западной советологии, восприятие которой прежде было сплошь фальсификаторским (Е.В. Гутнова обозначила данный феномен «презумпцией виновности» немарксистской историографии). (См.: Современная немарксистская историография и советская историческая наука. Беседа за «круглым столом» // История СССР. 1988. №1. С.188.). Определенным итогом стало проведение «круглых столов»: в кругу советских историков (История СССР. 1988. №1.С.172-202.) и совместно с американцами (Вопросы истории. 1989. №4. С.109-110.).

104 Орлов Б. Указ. соч. С.29-51.

105 См.: Мощелков E.H. Переходные процессы в России. Опыт ретроспективно-компаративного анализа социальной и политической динамики. М., 1996.С.87-91. отечественного социального познания в современных рамках социально

106 политических технологии .

Третье направление историографических поисков, на мой взгляд, можно определить как исходную базу для складывания в конце 1990-х гг. феномена «неоконсерватизма»ш в отечественной исторической науке108. В конце 1980-х гг. интеллектуальные поиски данной группы историков характеризовались как «умеренно-либеральные» и даже частью «охранительные», поскольку в особом типе историографической рефлексии при постоянстве внимания к новым элементам в содержании формулируемых и решаемых задач, установлению границ применимости старых средств познания, выявлению новых структур в организации интеллектуальной деятельности - в значительно мере сохранялась структурно-генетическая преемственность с прежней (советской) историографической традицией в определяющих ее научных формах (применение традиционных методов в исторических исследованиях, классических приемов источниковедения к исследованию документов и процессов новейшего времени)109.

106 В различном контексте данная проблематика анализируется, например, в следующих работах: Орлов Б. Указ. соч.; Поляков Л.В. Путь России в современность: модернизация как деархаизация. М., 1998; Фадеева Л.А. Интеллектуалы и концепция политической культуры // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып.З. М., 2000. С287-290; Моисеев H.H. Русская интеллигенция: начало и конец века //Россия на рубеже XXI века. Оглядываясь на век минувший. М., 2000. С. 132-155; Тишков В.А. Самый историчный век: диалог истории и антропологии // Там же. С.279; и др.

107 Термин Р.Г. Пихоя. (См.: Пихоя Р.Г. О некоторых аспектах «историографического кризиса», или о «непредсказуемости прошлого» // Новая и новейшая история. 2000. №4. С.28).

108 См.: Искендеров А. История, джинн и бутылка// Вопросы истории. 2000. №9. С. 174175.

109 См., напр.: Гусев КВ. Исторический факт и исторической сознание // Проблемы политической и экономической истории России. Сб. ст. к 60-летию проф. В.В. Журавлева. М., 1998. С. 7-21; Лубский A.B. Классическая парадигма исторического исследования // История: научные поиски и проблемы (Памяти д.и.н., проф. А.П. Пронштейна). Ростов-н/Д., 2000. С.27-62; Миников H.A. Принципиальная основа исторического исследования // Там же. С.62-72.

Общими усилиями данных, условно вычленяемых из единого историографического процесса, исследовательских групп в анализе механизмов образования, функционирования и своеобразной преемственности отечественной историографической рефлексии стали заметны значительные изменения.

Во-первых, прежняя научная онтология советской историографии, определяющая общий тип, способ и функции отечественного социального познания оказалась интеллектуально деформированной, вместе с тем ее место занял сложно структурированный социально-политический дискурс, в котором элементы идеального и реально-исторического оказались тесно переплетены и взаимообусловлены110. Применительно к историческому познанию в среде отечественных ученых можно отметить общее изменение традиционных основ и ценностей в отношении к проблемам современного историописания и типам осмысления исторического прошлого111.

Во-вторых, в историографической практике современных историков

112 все более находит признание феномен конструирования прошлого (процесс «выборной» организации прошлого), меняются критерии и принципы анализа и интерпретации данной интеллектуальной практики. Его цели сегодня предполагают научный спор о возможностях обеспечения «преемственности» определенной версии прошлого с современным субъектом (субъектами) идентификации профессионального сообщества,

110 См. недавнюю статью С.П. Карпова и далее развернувшуюся вокруг нее дискуссию, которая состоялась в Московском педагогическом университете: Карпов С.П. Историческое образование: размышление о путях развития // Новая и новейшая история. 2000. №2. С.21-27; Историческое образование в России: состояние и перспективы // Новая и новейшая история. 2000. №2. С. 68-86. (Особенно значимы здесь статьи: Н.И. Смоленского, В.В. Журавлева и Ю.В. Журова).

111 См.: Зверева Г.И. Реальность и исторический нарратив: проблемы саморефлексии новой интеллектуальной истории . С. 11-24; Репина Л.П. Вызов постмодернизма и перспективы новой культурной и интеллектуальной истории // Там же. С.25-38; Ионов И.Н. Судьба генерализирующего подхода к истории в эпоху постструктурализма (попытка осмысления опыта Мишеля Фуко) // Там же. С.60-80.

112 Гуревич А.Я. «Территория историка» // Одиссей. Человек в истории. М., 1996. С.81-109. что само по себе является важнейшим элементом в преодолении идентификационного кризиса , в поисках историком собственной «территории» (А.Я. Гуревич) в длительном пространственно-временном -континууме исторического исследования114.

Сегодня в связи с появлением новых вариантов «семиотического освоения мира» отечественной истории, выразившихся в результатах переписывания учеными, прежде всего, советской истории - у российских историков возникла потребность в выражении и нормализации представлений о качестве («вариативности») соответствующей им научной культуры и, что немаловажно - потребность в коммуникативном акте «понимания» различных историографических «индивидуальностей» с целью выработки новой исторической парадигмы восприятия современной истории115.

113 См.: Мерридейл Кэтрин. Язык, патронаж и создание исторической парадигмы // Вестник Евразии. М., 1998. №1-2(4-5). С.32-54; Россия на рубеже XXI века. Оглядываясь на век минувший. М., 2000. С.272.

114 Гуревич А.Я. Указ. соч. С.109. Появление в последнее время в отечественной историографии вариантов «большой истории» (гипертекстовых «метанарративов» и «метаисторий») в качестве академической нормы в современном историческом знании говорит о продуктивности данных поисков и определенном «социально-историческом оптимизме». (См.: Савельева И.М., Полетаев A.B. История и время. В поисках утраченного. М., 1997; История и время. «Круглый стол» // Теоретические проблемы исторических исследований. Вып. 1. Октябрь 1998 / Под ред. С.П. Карпова. М., 1998. С.122-191; Зверева Г.И. [рецезия] «Большая» интеллектуальная история: текст и историографическая норма. С.334-338.).

115 См., напр.: Новое поколение российских историков в поисках своего лица // Отечественная история. 1997. №4.С.104-124; «Красная смута» на «круглом столе» // Отечественная история. 1998. №4. С.139-168; «Круглый стол». Обсуждение книги J1.B. Милова «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса». М., «РОССПЭН», 1998 // Теоретические проблемы исторических исследований. Вып.2. Июль 1999 г. М., 1999. Труды исторического факультета МГУ, №8. С. 5 -54; «Круглый стол». Обсуждение монографии И.М. Савельевой и A.B. Полетаева «История и время. В поисках утраченного». М., языки культуры, 1997 // Теоретические проблемы исторических исследований. Вып.1. октябрь 1998 г. М., 1998. Труды исторического факультета МГУ, №3. С. 123-191; Куда идет Россия? . Кризис институциональных систем: Век, десятилетие, год / Под ред. Т.И. Заславской. М., 1999; Власть и советское общество в 1917-1930-е годы: новые источники // Отечественная история. 2000. №1. С. 129-142; Советское прошлое: поиски понимания. «Круглый стол» // Отечественная история. 2000. №4. С.90-120; №5. С.85-104; Российский старый порядок: опыт

Поэтому, в-третьих, в новом поле историографической состязательности, которое все больше определяется в свете современных направлений методологических поисков как «диалог различий» (внутренних, в рамках отечественной историографической культуры, и внешних, межкультурный диалог в рамках национальных историографий), становится актуальным также решение проблематики «перевода» семиотических различий разных историографических культур в единое диалоговое пространство поиска построения новой исторической парадигмы116 в восприятии новейшей истории117.

Таким образом, в перечисленных выше подходах и оценках историографической ситуации середины 1980-х начала 90-х гг. отчетливо видно, что научное развитие в целом не изображается большинством ученых

118 как «картина нравственного процесса» , когда исчерпавшие себя идеи заменяются другими, более плодотворными, при согласованной поддержке всего научного сообщества, члены которого безоговорочно откликаются на рациональную логическую аргументацию119. Наоборот, наука представляет собой сегодня открытую плюралистическую системут, в которой исторического синтеза. «Круглый стол» // Отечественная история. 2000. №6. С.43-93; и др.

1 6 «Мультипарадигмальность» отечественной исторической науки, по мнению некоторых ученых, является свидетельством ее кризиса, выход из которого видится в «синтезе различных теоеретико-методолдогических идей». (Ковалъченко И.Д. Теоретико-методологические проблемы исторических исследований // Новая и новейшая история. 1995.№4.С.З.). Такой синтез, по мнению современных историков, с необходимостью предполагает поиск и создание «новой интегративной парадигмы исторического ■исследования» (Лубский A.B. Указ. соч. С.27.), а также ставит вопрос о самой возможности появления в современных условиях такой парадигмы. 117 Мерридейл К. Указ. соч. С.33-36. i 1 о

Солонин Ю.Н. Социокультурная детерминация научного процесса: историко-научный процесс // Наука и альтернативные формы знания: Межвузовский сб. СПб., 1995. С.139.

119 См.: Алексеева И.Ю. Новые информационные технологии - новая этика // Проблемы методологии постнеклассической науки: Сб. ст. / Отв. ред. Е.А. Мамчур. М., 1992. С.171-177.

120 Квинтэссенцией данных «системных» оснований нового качества научной культуры в российской и мировой историографии является методологический «призыв» к формированию условий, «когда все большее внимание историков концентрируется не на сходстве, а на различиях, не на универсальности, а на своеобразии (курсив мой. господствующие теории вынуждены мириться с существованием альтернативных научных программ, вносящих своеобразную противоречивость в научную жизнь121.

Именно поэтому, несмотря на обилие научной литературы, проблематика, интересующая автора данной работы, представлена в истории отечественной историографии крайне мало. До настоящего времени нет трудов, в которых бы в целостном виде была бы представлена тема, заявленная в настоящем диссертационном исследовании при изучении современного отечественного историографического процесса.

Теоретические и методологические основания работы. Определение теоретических и методологических аспектов настоящего исследования требует некоторых предварительных рассуждений.

Как показал в свое время Ю.М. Лотман: «Обязательным условием любой интеллектуальной структуры является ее внутренняя семиотическая неоднородность», поэтому на любом из организационных уровней

Д.Л.)», что в целом определяет новый характер науки как (в ближайшем будущем) новой методологии компаративной истории (Дональд Келли). (Цит. по: Репина Л.П. Время, история, память (ключевые проблемы историографии на XIX Конгрессе МКИН) II Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып.З. М., 2000. С.9.). Однако здесь нужно отметить, что в отечественной историографии данный методологический принцип был четко сформулирован еще в конце 1980-х гг. М.Я. Гефтером (историческая часть сборника «Иного не дано» была в целом также написана исходя из данных посылок, в частности, статьи Ю.Н. Афанасьева и Л. М. Баткина сборника) и поэтому собственно новым (как это формулирует Д. Келли) не является. (.Гефтер М.Я. «Сталин умер вчера» . // Иного не дано. М., 1988. С.299. См. также его доклад: «Россия завтрашнего дня: прообраз Мира, кокой может- в равной мере БЫТЬ и НЕ-БЫТЬ // Куда идет Россия? Альтернативы общественного развития. Междунар. симпозиум 17-19 дек. 1993 г. М., 1994. / Общ. ред. Т.И. Заславской, Л.А. Арутюнян. Вып. 1. С.253-266.). Добавим к этому, что тезис о поисках нового единства, проистекающего из различий уже непосредственно используется современными отечественными историками в качестве «общего закона» и нового методологического основания на уровне конкретно-научных исследований. См., напр., написанную с данных методологических позиций, книгу А.Л. Юрганова. (Юрганов А. Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. С.4.)

21 В этом смысле показательна дискуссия относительно роли в современной науке и культуре категории истины, в которой приняли участие А. Назаретян, И. Ионов и А. Никифоров. (См.: Общественные науки и современность. 1995. №4. С.105-117.) механизма рефлексии биполярность представляет собой «минимальную структуру семиотической организации»122: «стоит выделиться какому-либо уровню семиотического освоения мира как в рамках его тотчас же наметится оппозиция»123.

Функционирование бинарных оппозиций в системе мыслящих структур, которые, как показали в своей книге A.A. Пелипенко и И.Г. Яковенко, изначально стремятся к «гомогенно-гармоничному непротиворечивому состоянию вечного синтеза»124, заключается в перманентно осуществляющемся «снятии» (<осознанном, а не автоматическом) противоположных тенденций в рамках дуальной семиотической структуры (в целях преодоления «семиотического напряжения», полного коллизий и драматизма) за счет некоего третьего, -КУЛЬТУРЫ (выступающей при этом в качестве надындивидуального

1 9^ интеллекта ), что в плане ее собственной феноменологии представляется как наличие динамически определенного «единого структурного целого»126, в пространстве которого бытие человека (как субъекта познания) предстает в

197 качестве «культурно-семиотического объекта» .

В этом смысле «механизм дуальности» семиотических структур мыслительной деятельности субъектов познания представляется, с одой стороны, в качестве базовой посылки, позволяющей рассматривать w 198 культуру и мышление в рамках единои системы смыслополагания . С другой - принцип бинарности является динамическим элементом структурирования и, одновременно, источником саморазвития

122 Лотман Ю.М. Феномен культуры // Избранные статьи в трех томах. Таллин, 1992. Т.1. С.36. Также см.: Лотман Ю.М., Успенский Б.А. Роль дуальных моделей в динамике русской культуры // Труды по русской и славянской филологии. Тарту, 1977. Т.28. С.З-36.

123 Лотман Ю.М. Феномен культуры . С.38.

124 Пелипенко A.A., Яковенко И.Г. Культура как система. М., 1998. С.57.

125 Лотман Ю.М. Указ. соч. С. 45.

126 Там же. С. 39.

127 Там же. С. 42.

128 Пелипенко A.A., Яковенко И.Г. Указ. соч. С.359. конкретного пространства культуры (культурогенеза в целом: единство онто фило - и культурогенеза129)130.

Констатация бинарного изоморфизма131 культурной феноменологии и гносеологических моделей самих субъектов познания позволяет в целом говорить о наличии комплекса многочисленных коммуникативных и социально-культурных «действий» внутри данного структурного целого, который возможно осмыслить в рамках определенной интеллектуальной истории развития культуры (в частности - историографического , «культурогенеза»)132.

Намерение автора изучить современные способы самодетерминации внутри исторической профессии, выявить общую динамику производства научно-исторических и культурных значений за рассматриваемый период, которые становятся определяющими в современной историографической практике, а также стремление представить отечественное профессиональное

129 Там же. С.360.

130 В целом «дуальность», «бинарность», «биполярность», «двойственность», «двуслойность», наличие «двух линий», системы «культура - антикультура» / «мир -антимир («инишнее царство»)» - являются привычными атрибутами и основой для широкомасштабных коннотаций (например, «промежуточная цивилизация» с особым содержанием «псевдо»- культурных состояний в работах A.C. Ахиезера; особенности «локализма» российской цивилизации у И.Н. Ионова; «деархаизация» как специфическая форма отечественной модернизации у JI. Полякова, и проч.) при анализе отечественно культуры в различной философской, культурологической и, собственно конкретно-исторической мысли и имеет обширнейшую библиографию. (См., напр.: Лотман Ю.М. Проблемы знака и знаковой системы и типология русской культуры XI-XIX веков // Он же. Статьи по типологии культуры. Тарту, 1070; Лихачев Д. С. Смех в Древней Руси // Избранные работы в трех томах. JL, 1987. Т.2. С.352-353; Панченко A.M. русская культура в канун петровских реформ // Из истории русской культуры. T.III. (XVII- начало XVIII века). М., 1996. С.104, 119; Поляков Л.В. Указ соч.; Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта (социокультурная динамика России). 2-е изд., переаб. и дополн. Новосибирск, 1998. T.II. С.74, 137-138, 360-361,365-369, 488; Пелипенко A.A., Яковенко И.Г. Указ. соч. С.37-54, 59-73; Кондаков И.В. Русская культура: краткий очерк истории и теории: Учебное пособие для студентов вузов. М., 1999. С. 56-62; Рейман Михал. Россия на переломе истории // Россия на рубеже XXI века. Оглядываясь на век минувший. М., 2000. С.211,250; и др.

131 Пелипенко A.A., Яковенко И.Г. Указ. соч. С.361.

132 См., напр.: Медушевская О.М. Феноменология культуры: концепция A.C. Лаппо-Данилевского в гуманитарном познании новейшего времени // Исторические записки.2 (120). С.100-136. сообщество в качестве сложной полифонически развивающейся интеллектуальной (социально-когнитивной) системы - все это обусловило выбор теоретических и методологических приоритетов.

С учетом открывшихся в последнее время теоретических и методологических направлений и ведущих тенденций, все более активно утверждающихся в современной отечественной историографической

133 практике , возможное решение исходного комплекса исследовательских задач в рамках постановки темы диссертации обеспечивает в целом применение системно-культурного подхода, который позволяет рассматривать динамику изменений современного научно-исторического знания и соответствующего ему типа научной культуры в рамках профессионального сообщества - как открытую, подвижную социокультурную систему134.

Одновременно заявленный подход способствует пониманию того, что нормы и ценности, а также познавательные стратегии научно-историческое знания в профессиональной науке (отечественной историографии) в целом устойчивы и строго структурированы, историчны, конвенциональны, социально и культурно обусловлены, а также с неизбежностью «включают в себя сущностные элементы методологии и пг концептуальных построений из "прошлого" науки» .

Исследовательское стремлении сочетать в изучении динамики современного научно-исторического знания наряду с критическим также и конструктивный подход, связь которых в познавательном смысле и призвана непосредственно отразить специально вводимая в работу категория

133 См.: Зверева Г.И. Британская историография в контексте академической культуры XX в. .; Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история; Репина Л.П. Социальная история в историографии XX века: Научные традиции и новые подходы. Дисс. на соискание уч. степени доктора исторических наук (в форме научного доклада). М., 1998; Пелипеико A.A., Яковенко И.Г. Указ. соч.; и др.

134 Зверева Г. И. Введение // Она же. Британская историография в контексте академической культуры XX в.: Дисс. .д.и.н. М., 1998. С.23. интеллектуализации - обусловило выбор необходимых методологических принципов, руководствуясь которыми в диссертации предполагается подходить к анализу рассматриваемого историографического материала. В качестве определяющих из них в диссертационном исследовании мною использовались следующие.

136

Принцип социальной полифонии (или плюрализма ) «культурных

137 практик» современных историков, предполагающий развитие историографического процесса при равенстве интеллектуальных «голосов» без доминанты, предопределивший характер исследовательского анализа в стремлении к максимальному учету взаимодействия и

138 взаимодополнительности различных познавательных средств и методологических ориентаций, установок, «углов зрения», существующих в профессиональной историографии.

Принцип диалогизмат, предусматривающий необходимость обращения к «чужому» познавательному опыту как смыслозначимому контексту, и поэтому предполагающий, с одной стороны, индивидуализацию социального в качестве эксплицированной рефлексии с соответствующим

135 Там же. С.24.

136 Наиболее основательно разработка и применение принципа плюрализма к анализу современной отечественной историографии на широком уровне познавательных и философских практик дана в докторских диссертация B.C. Прядеина ('Прядеин B.C. Указ. соч. С. 13-14.) и В.Ю. Кондратьева (Кондратьев В.Ю. Природа междисциплинарности в сфере социального знания. Автореф. . доктор исторических наук. Н.- Новгород, 1997. С.31.)

137 Об этом см.: Ильин И.П. Постструктурализм. Деконструктивизм. Постмодернизм. М., 1996. С.172.

138 О сходстве «дополнения» и «различения» в современном гуманитарном познании см.: Там же. С.27-29.

139 Разработка данного принципа в отечественной гуманитаристике в огромной степени принадлежит М.М. Бахтину (См.: М.М. Бахтин и методология современного гуманитарного знания. Тезисы докладов участников Вторых саранских Бахтинских чтений 28-30 января 1991 года. Саранск, 1991. С. 120). Данный аспект нашел также свое дальнейшее методологическое развитие в ряде работ современных авторов. (См., напр.: Библер B.C. Михаил Михайлович Бахтин, или Поэтика культуры. М., 1991. Очерк третий; Ярошевский М.Г. Диалог культур в социальной истории науки // Философские науки. 1995. №5-6. С.47-59; Заковряшина B.C. Диалог в истории культуры и образования. Автореферат . кандидат культурологических наук. Нижневартовск, 1998. С.10; и др.) набором систем внутренних прочтений и интеллектуальных интерпретаций (субъектно-субъектный тип связи140), с другой - взаимообусловленность «текстуальной системы» исторической науки с социально-культурным контекстом, множественность построения отечественного историографического процесса в качестве историко-культурного феномена.

Принцип историзма, трактуемый в диссертации как принцип неповторяемости социокультурных состояний прерывистости и процессуальное™ научно-исторического знания в динамике отечественной историографической культуры.

Среди исследовательских методов для изучения поставленной проблемы наиболее продуктивными оказались также: системный подход и системный анализ, сравнительно-исторический, исторической реконструкции, интеллектуального моделирования, методы диахронного анализа социально-исторической реальности141.

Источниковедческие основания исследования. Исследование, выполняемое в типологическом ключе работ, изучающих «историю историографии» обычно встречается с трудностями в определении источниковедческой базы по избранной теме142. Известное для советской историографии определение историографического источника143 в современной научной практике встречает неоднозначное прочтение, что предельно размывает объем его содержания и границы.

Предлагаемые теоретические и методологические основания в подходе к избранной теме диссертации еще больше усложняют поставленную исследовательскую задачу: на первый план выходят такие качества и

140 См.: ЗлобинН.С. Указ. соч. С.183.

141 См.: Ковалъченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С.141-194, 359367. Диахронный метод заслуживает особое внимание в диссертации для рассмотрения историографического феномена научной периодизации в отечественном социально-историческом познании. (См. в этом смысле: Прядеин B.C. Указ. соч. С.34.)

142 См.: Ковалъченко И.Д. Методы исторического исследования . С.209. концептуальные основания истории исторической науки, как построение соответствующей модели на основе положений о «самоорганизации когнитивных систем научного знания и индивидуальных познавательных способностей»144. В центре внимания, таким образом, оказываются вопросы, касающиеся характера взаимоотношений исторической науки и исторического сознания, связи изменений форм профессиональной организации науки и самого «познающего сознания» (историка) внутри нее -с результатами происходящих перемен в современном историческом сознании общества в контексте социально-политических трансформаций второй половины 1980- конца 90-х гг.145

Поэтому выбор источниковедческих приоритетов, которыми я руководствовался в процессе формирования соответствующих основ диссертационного исследования, обусловился критериями, которые заданы самой постановкой центральной проблемы диссертации. Хотя историографические источники, используемые в работе, отвечают в целом требованиям, признаваемым большинством современных историографов: они обладают признаками научной новизны, отражают процессы изменения концептуального уровня научно-исторического и собственно историографического знания (формирование и развитие научных знаний по проблеме), - автор счел возможным не использовать в полном виде классификацию, привычную для историографов.

143 Зевелев А.И. Указ. соч. С.120.

144 Мохначева МЛ. Журналистика в контексте наукотворчества в России ХУШ-Х1Х вв. М., 1998. С.40. «Журнальная историография», исследуемая автором данной монографии, выступает здесь в качестве «двойной самообъективации авторской логики историографического процесса», т.е., с одной стороны, как совокупность «текст-источников», фиксирующих развитие исторической науки и исторического самопознания индивида и общества, с другой - в качестве субъекта историографического процесса как одна из форм средоточия наукотворчества.

145 Данные вопросы в последнее время находят свое проблемное отражение, напр., в: Шикло А.Е. Современные проблемы изучения истории исторической науки // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти И.Д. Ковальченко. М., 2000. С.286-288,296; Володина Т.А. О расширении предмета историографических исследований (к постановке вопроса) //Там же. С.314.

Отбор историографических источников, представленных в диссертационном исследовании, отражает в целом три уровня самообъективации отечественного историографического процесса, изучение которых позволяет, на мой взгляд, представить динамику научно-исторического знания в качестве феномена интеллектуализации:

-первый уровень историографических источников отражает формализованную самоорганизацию науки посредством соответствующего корпуса различных «видовых» текст-источников, которые являются системообразующим компонентом научного знания в целом и фиксируют общие закономерности развития советской историографической науки, основное содержание которых было определено в 1960-е гг. М.В. Нечкиной146.

Группу данных источников составляют документы официального происхождения, в которых проявили себя внешние причины возникновения новых научных трактовок: решения съездов КПСС, публикации в центральной партийной печати и т.д., которые, прежде всего, отражая события «большой политики», определяли (посредством координационных совещаний, всесоюзных конференций, отделений академических научных учреждений) характер, тип и качество инновационных процессов в советской исторической науке и, как правило, воспринимались в качестве руководства к действию в расстановке акцентов в собственно исторических исследованиях. Инновационный статус данных источников трансформируется с постепенным признанием относительности основополагающего фактора развития советской историографии (девальвация общей концепции исторического процесса с позиций марксизма-ленинизма), что формально совпадает со временем распада СССР и констатацией состояния кризиса отечественной исторической науки.

146 Нечкина М.В. К итогам дискуссии о периодизации истории советской исторической науки // История СССР. 1962. №2. С.61-62.

-второй уровень историографических источников отражает сложные социокультурные процессы интериоризации результатов развернувшихся социально-политических трансформаций конца 80-начала 90-х гг. в отечественную историческую науку. Характер данных источников -диалогический по типу - отражает изменившиеся статус и качество инновационных ролей в профессиональной историографии.

Здесь выделяются полемические по форме обсуждения и критика положения дел в профессиональной исторической науке, исходящие от широких слоев общественности, со стороны различных литераторов, кинематографистов, драматургов и т.д. — в статьях, материалах «круглых столов» и совместных дискуссиях историков и писателей, - которые демонстрируют не только соответствующие перемены в общественном сознании, но и помогают проследить, как профессиональная корпорация рассматривала вопрос о критериях допустимости в интерпретациях прошлого.

Философско-методологический и теоретический уровень проработки научных проблем, фиксирующий противоречивый характер профессиональных поисков основ развития историко-научного знания, выбор приоритетов, способов, качества его актуализации - зафиксирован в различных полемических статьях и дискуссиях как отечественных, так и зарубежных мыслителей. В этих материалах содержится достаточно важная информация о процессах складывания принципиальных (не только научных, но идеологических) позиций и подходов к оценке современной историографической ситуации и собственно историческому прошлому - в рамках различных научных школ, показательна степень интеграции отечественной науки в мировой историографический процесс.

Историографическая информация, содержащаяся в материалах научных исторических конференций и симпозиумов позволила составить представления о типичном в реакциях профессионалов на происходящие изменения, а также о нарастании критического отношения к существующей историографической традиции. Процессуальная сторона постепенного осмысливания проблематики «разрыва и преемственности» с прежней историографической традицией отражена в материалах научной периодики -профессиональных исторических журналах.

Важность использования рецензий в диссертационном исследовании в качестве историографического источника объясняется несколькими моментами: во-первых, рецензия помогает исследователю реконструировать восприятие той или иной научной концепции (исследовательской версии) современниками; во-вторых, - отражает степень адекватности восприятия данной концепции; в-третьих, служит пониманию рецензируемого сочинения в развитии науки и общества, отражает закономерности становления новых теорий, а также характеризует общую научную атмосферу; в - четвертых, рецензия позволяет выяснить степень «прохождения» концепции в научную и общественную среду147. Дополнительно отмечу, что одним из непременных условий историографического анализа рецензий является рассмотрение их в единстве с рецензируемым сочинением148.

-третий уровень историографических источников отражает генезис «внешних» форм и сущности исторического знания, адекватно выраженный через формы общественного сознания и исторического образования. Данная группа источников позволяет учесть критерии, типы и способы, используя которые отечественные исследователи пытаются продуцировать научное знание, а также в целом выявить направленность ценностных интеллектуальных доминант, существующих в современном историографическом пространстве. Это монографические работы

147 Сахаров A.M. Методология истории и историография. М., 1981. С. 133.

148 См.: Бодрова Э.В., Корзун В.П. Рецензии на работу П.Н. Милюкова «Главные течения русской исторической мысли» как историографический источник // Источники и методы историков-профессионалов, рукописи диссертаций, конкретно-исторические исследования, обобщающие очерки, учебники и учебные •пособия, которые отражают исследовательские подходы и интерпретации отечественной истории в современной исторической литературе. Их анализ позволяет историографически обозначить возможное разнообразие (в ряду исследовательских подходов) и соответствующую специфику (различные конструкции исторического прошлого) своеобразной интеллектуализации» историко-научного знания в 1990-е гг., отметить результаты данной практики и определить ее основные тенденции.

Ограничение проблемного поля диссертационного исследования.

Диссертационное исследование построено в целом на материале российской историографии второй половины 1980- конца 90-х гг. и поэтому имеет ряд ограничений в выборе историографических источников, что ограничивает в свою очередь и соответствующее интеллектуальное поле по ряду оснований:

Во-первых, данный хронологический период второй половины 1980-конца 90-х гг. обладает тем преимуществом, что в это десятилетие в центр интеллектуальной жизни активно вносятся проблемы идентификации развития России, отражающие на познавательном уровне динамику социальной рефлексии ученых. В соответствии с этим круг исследуемой литературы включает в себя тот пласт исторической литературы, который посвящен, прежде всего, осмыслению истории России и в историографическом смысле наиболее показателен.

Во-вторых, в этот период произошли по общему признанию ученых наиболее радикальные подвижки именно в анализе отечественной истории XX в. и ее системообразующих символов. Потребность в осмыслении предназначения и смысла истории России является одной из главных для исследования социальных и культурных процессов. Межвед. темат. сб. науч. тр. / Под ред. В.П. Корзун, H.A. Томилова. Омск, 1988. С. 18. российского общества, а в историко-культурном и интеллектуальном контексте - наиболее типичная.

В-третьих, на данное десятилетие приходится анализируемая феноменология интеллектуализации в рамках расширения проблемного поля научно-исторического знания: перенос различных схем, концепций, подходов прежде всего на проблемное поле российской истории.

Научная новизна диссертационного исследования.

Новым является сама постановка проблемы изучения содержания процесса интеллектуализации историко-научного знания в отечественной историографии второй половины 1980 - конца 90-х гг.

При этом новизна постановки проблемы и подхода к ее исследованию реализовалась в следующем:

- в выборе историографических источников диссертационного исследования; в научные оборот вовлечена литература, которая еще не становилась предметом историографического анализа, сделан акцент на тот ее пласт, который отражает постановку теоретических и методологических проблем, составляющих пространство современных научных поисков в отечественной историографии;

- теоретические проблемы, связанные с эволюцией оснований научного исторического знания, содержанием внутренних и внешних факторов, определяющих во второй половине 1980- конца 90-х гг. формирование динамических основ российской науки, поставлены и проанализированы диссертантом в поле современной отечественной историографии, на материале конкретных исследовательских интерпретаций истории России XX в.;

- выбор методов историографического анализа позволил уточнить некоторые представления отечественных ученых по ключевым проблемам современной науки: в центре внимания автора поэтому оказались проблемы «кризиса» профессионального исторического знания и в целом -исторического сознания 1990-х гг., социальная значимость науки и выработка особых идентификационных стратегий в условиях деформации первой, поиск научных оснований для преодоления «разрывов» с советской исследовательской традицией;

Структура исследования. Выбор и постановка центральной исследовательской проблемы, определение ее основополагающих целей и задач предопределили структуру диссертационной работы.

Диссертация состоит из введения, - в котором дается обоснование выбора научной проблемы в качестве темы историографического исследования, определены основные параметры и критерии ее решения, содержащие элементы научной новизны, - трех глав и заключения.

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Лукьянов, Дмитрий Викторович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Еще в середине 1990-х гг. А.Я. Гуревич сформулировал чрезвычайно интересное предположение о возможном направлении эволюции теоретических и историософских оснований исторических исследований. Содержание его позиции определялось признанием того, что интеллектуальный потенциал историософии практически себя исчерпал, и историософия не может выполнять познавательных функций в исторических исследованиях. Ее место должна занять новая теория исторического познания. Необходимость подобных перемен определяется, по мнению историка, тем, что историософия "навязывала" историку и соответственно историческому исследованию ту или иную жесткую универсальную логическую схему. В противовес этому новая теория исторического познания должна стать ничем иным как учением "о процедурах толкования, которые вырабатываются в процессе самого исследования, как бы ad hoc, т.е. с учетом специфики источников и приемов их анализа"1.

Анализ развития отечественной историографии последнего десятилетия, в значительной степени, подтверждает верность данного предположения. В первой половине 1990-х гг. российские историки переживали своеобразный романтический период увлеченности историософскими идеями самого различного толка: активно осваивался зарубежный интеллектуальный опыт XX столетия, доступ к которому был весьма ограничен в советские годы; актуализировались идеи, высказывавшиеся русскими философами начала XX века, особенно религиозными; активно осваивалось историософское наследие русской эмиграции. При всем этом достаточно устойчивой оказывалась тенденция к возрастанию роли и значения саморефлексии историков в процессе исторических исследований.

Специальное внимание к этой стороне творческой деятельности отечественных историков позволяет говорить о нескольких типах постановки и решения данных задач.

Первый (условно его можно было бы назвать социальным или функциональным) определялся стремлением историков осмысливать свое собственное творчество на предмет его соответствия наиболее значимым социальным целям и установкам, реализуемым обществом в данный период. Сам по себе данный тип профессиональной саморефлексии в наиболее завершенном виде сложился еще во второй половине XIX в., когда задача социального оправдания оказывалась важнейшим стимулом в становлении и развитии профессиональной историографии. В советские годы он был усилен как идеологическими мотивами (историческая наука должна была решать задачи идеологического воспитания населения), так и политическими (историческая наука должна была быть максимально включенной в решение задач коммунистического строительства). Кризис, а затем и полное крушение советского типа социальных ценностей поставили перед профессиональной корпорацией историков непростую задачу поиска новых социальных приоритетов. В противном случае казалось невозможным обосновывать необходимость сохранения профессиональной корпорации историков. Поэтому в первой половине - середине 1990-х гг. историки пытаются заменить прежний опыт социализации собственного творчества апелляцией к необходимости достижения "истины" и создания "правдивой истории". Усиленный поиск "истины" и "правды" не мог не стимулировать рефлексии по поводу соответствия собственного творчества данным ориентирам. К концу 1990-х гг. происходит новая смена

1 Гуревич А.Я. Двоякая ответственность историка // Новая и новейшая история. 1997. №5. С. 78. приоритетов, и значительная (если не большая) часть профессионалов-историков начинает увязывать собственную исследовательскую практику с актуализировавшимися в обществе задачами укрепления государства и государственности.

Второй (его можно условно назвать профессиональным или корпоративным) был порожден процессами гуманитаризации исторической науки и соответственно исторического познания. Избавление от прежних догм и стереотипов привело не только к существенным изменениям в проблемном поле историографии, но и вызвало к жизни целый ряд тем, проблем, сюжетов, которые не могли быть исследованы и проинтерпретированы с точки зрения прежних представлений о профессиональном историческом исследовании. Профессиональная корпорация оказалась перед непростой и внутренне противоречивой задачей: новые проблемы не укладываются в прежние представления о нормах и правилах профессиональной деятельности, а радикальное отрицание норм и правил, сложившихся в рамках корпорации ведет к размыванию профессиональных основ существования исторической науки. Угроза депрофессионализации стала новым мощным стимулом активизации механизмов саморефлексии историков.

Третий (его можно условно назвать персонифицированным или индивидуальным) определялся необходимостью каждому профессионалу историку найти собственное место в изменяющихся условиях и выработать собственное отношение к происходящим переменам и трансформациям. Разрушение не только привычных правил, норм и стереотипов, но и взаимосвязей и структур деятельности впервые, быть может, за долгие десятилетия радикально индивидуализировало профессиональную деятельность историков. Новые возможности интеллектуального поиска, самостоятельной постановки и решения в том числе и наиболее общих задач исторического познания не могли не выводить в центр познавательных усилий индивидуальную саморефлексию авторов.

Несмотря на определенное своеобразие каждого из выявленных типов интеллектуальной деятельности, историографический анализ литературы позволил обратить внимание на наиболее характерные черты механизмов историографической рефлексии, проявляющиеся в познавательной практике историков.

• Акцентированное внимание к проблемам преемственности и разрывов в историографическом процессе в условиях глубоких социокультурных трансформаций. В этих условиях значимыми оказываются поиски единства и целостности современного историографического процесса с различными историографическими традициями и культурами: советской (это наиболее заметная и болезненная для современных историков проблема), отечественной досоветской, зарубежной.

• Всемерное исследование возможностей применения как теоретических, так и методологических оснований, сложившихся и наработанных в зарубежной историографии для совершенствования собственной познавательной практики, постановки и решения новых исследовательских задач, интерпретации и переинтерпретации проблем отечественной истории.

• Особый интерес К познавательной практике, активно проявившийся в многочисленных дискуссиях по проблемам теории и методологии исторического познания, поиску наиболее эффективных исследовательских подходов, попытках синтеза формационного и цивилизационного подходов к изучению российской истории.

• Поиск условий существования в ситуации теоретического и методологического плюрализма.

Исследование состояния современной отечественной историографии позволяет говорить о том, что к концу 1990-х гг. явно обозначились некоторые новые характерные черты понимания и интерпретации основных тенденций развития историографического процесса.

Во-первых, теоретический и методологический плюрализм (при этом можно вполне определенно говорить о создании некоторых внешних и внутренних его ограничителей, формирующихся как в русле гегелианской, так и неокантианской традиций) не воспринимаются как показатель кризиса и упадка профессиональной историографии. Более того, явно обозначились и определенные тенденции к установлению внутреннего дисциплинарного диалога, особенно в условиях активизации псевдонаучных интерпретаций истории и исторического. Наметилось также достижение определенного согласия (или компромисса) в характере понимания и объяснения незавершенности процесса исторического познания.

Во-вторых, все более заметной оказывается тенденция воспринимать и представлять историческое знание в его внутреннем становлении и развитии как единый процесс развития исторической мысли вне зависимости от форм его представления.

В-третьих, можно констатировать наличие продуктивных попыток отечественных исследователей в конструктивном поиске когнитивной адекватности по отношению к тем смыслам отечественной истории (в интерпретациях и моделях), которые стимулируют познавательный опыт самого субъекта познания (историка) на уровне исследовательского решения конкретно-исторических задач в открытом смыслополагании исторической истины.

Выход советского общества из коммунизма оказал существенное воздействие на трансформацию советской историографической культуры. Наиболее радикальным изменением, как явствует из историографического анализа, подверглись социокультурные ценности и приоритеты. Идеальная составляющая ценностных установок не только качественно изменилась (место идеального знания, к достижению которого должна была стремиться историческая наука, все более явно занимало стремление к исправлению деформаций, устранению «белых пятен» и т.д.), но и приобрела свойство другой историографической определенности. Представления историков о том, что советская (марксистская) историческая наука воплощает вершины развития исторического научного знания постепенно сменялись разочарованием, признанием ее глубокого теоретического и методологического кризиса и, в известной степени, ее периферийного места в мировом историографическом процессе.

Вместе с тем изменения условий существования исторической науки, активное давление на нее извне, угроза депрофессионализации и размывание привычных профессиональных рамок существенным образом актуализировали нормативную составляющую отечественной историографической культуры. При том, что явно активизировались попытки историков использовать методы и подходы, сложившиеся в смежных науках в решении собственных исследовательских задач, интенсивно осваивалась проблематика, находящаяся на стыке различных гуманитарных дисциплин, определяющей методический и методологические поиск оказывалась тенденция к сохранению и даже ужесточению характера и норм профессиональной деятельности. Преодоление «кризиса» исторического знания профессиональная корпорация историков в решающей степени связывала с сохранением норм и критериев профессиональной деятельности.

В последнее десятилетие существенным изменениям подверглись и традиционные для предшествующих лет механизмы и каналы трансляции научного исторического знания. С одной стороны, расширение проблемного поля и методологический плюрализм заметно активизировали исследовательскую практику, способствовали появлению различных вариантов интерпретации и переинтерпретации ключевых событий российской истории. С другой стороны, явно обозначились тенденции к определенной локализации исторических сообществ внутри профессиональной корпорации, место устойчивых, постоянных и часто иерархичных связей заняли круглые столы, симпозиумы, конференции и т.д. В результате не могло не формироваться ощущение о размыкании и даже размывании профессиональной корпорации.

Анализ научной российской исторической литературы исследуемого периода свидетельствует о глубокой качественной эволюции интеллектуальных оснований научно-исторического знания.