Древнетюркские рунические надписи VIII-IX вв. как памятник историографии: генезис жанра и структура текста тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.09, кандидат исторических наук Рухлядев, Дмитрий Владимирович

• Рухлядев, Дмитрий Владимирович
• кандидат исторических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Рухлядев, Дмитрий Владимирович

Введение

Глава 1. Понятие жанра в древнетюркской рунической литературе

Глава 2. Дискуссия о жанровой структуре древнетюркских рунических памятников и ее источниковедческое значение

2.1. Конец XIX - начало XX вв.

2.2. 1940-1950-е гг.

2.3. 1960-1970-е гг.

2.4. 1980-2000-е гг.

Глава 3. Историографический и литературный аспекты текстов древнетюркских рунических надписей

3.1. Героический эпос

3.2. Историческое сказание

3.3. Лирические и обрядовые жанры

Историческая реконструкция жанра енисейских рунических памятников

3.4. Риторические жанры

3.5. Формулы и "поэтическая организация" древнетюркских надписей

3.6. Влияние иноязычных письменных традиций на генезис жанра древнетюркских надписей

3.7. Варианты комплексного подхода

Глава 4. Древнетюркские рунические надписи как памятник историографии

4.1. Надписи как источник сведений по истории Центральной Азии VI-VIII вв.

4.2. Эпитафии как форма бытования историографии древних тюрков

4.3. Древнетюркские рунические памятники как образцы "документальной литературы"

4.4. Проблема авторства в древнетюркской историографии

Глава 5. Историческая реконструкция жанра орхонских рунических памятников

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Древнетюркские рунические надписи VIII-IX вв. как памятник историографии: генезис жанра и структура текста»

Изучение древнетюркских рунических памятников представляет собой один из важнейших элементов исторического анализа обществ Центральной Азии. Такой анализ был предпринят в работах нескольких поколений филологов и историков, направлявших свои усилия преимущественно на извлечение из памятников фактической информации и её последующую идентификацию с данными других источников (китайских, иранских, византийских, армянских, грузинских, арабских, тибетских, тохарских). Основной целью этой чрезвычайно трудоемкой и сложной работы было восстановление общей канвы истории древних тюрков и их взаимоотношений с соседями, а также анализ некоторых социальных и политических терминов, встречающихся в рунических текстах. Подробное изложение истории этих исследований можно найти в монографии С.Г.Кляшторного [Кляшторный, 1964], в которой также содержатся результаты собственных исследований автора в данной области. Такая направленность изучения рунических памятников в тот период была единственна и закономерна: необходимо было создать надежную событийную основу истории Тюркских каганатов, без которой сейчас уже немыслимо развитие историографии, исторической географии, этнологии, социально-политической истории, антропологии и культурологии Центральной Азии. Как выяснилось в результате этих исследований, рунические памятники оказались уникальным по своей ценности, аутентичным источником огромного массива данных, позволившим реконструировать этапы ранней истории тюрков-кочевников, до того малоизвестные или вообще неизвестные ученым. Особую ценность руническим памятникам как источнику придавал тот факт, что они были написаны самими тюрками и отражали их собственную точку зрения на свою историю.

Однако источниковедческий анализ текста - явление очень многоплановое, и он не исчерпывается только установлением хронологической или событийной канвы. Любой исторический текст, именно потому, что он текст, а не просто некая "стерильная" информация (т.е. содержание, лишенное специфической формы), обладает определенными законами собственного возникновения и функционирования, своими внутренними контекстуальными связями. Выяснение архитектоники этих связей и законов их функционирования помогает более адекватно воспринимать ту информацию, которая содержится в тексте. Иными словами, для максимально корректной и точной (насколько это возможно) интерпретации древнего текста необходимо не только знание грамматики того языка, на котором данный текст написан, и не только сведений других источников, с которыми мы сравниваем имеющиеся в нём сведения, но и знание тех формальных приемов, с помощью которых этот текст строится. Современному историку чрезвычайно важно составить себе представление о том типе исторического сознания, которое было присуще автору исследуемого им текста и которое нашло свое отражение в его структуре. Источник обычно является вполне понятным для его автора и читателя-современника, но с течением времени, по мере исчезновения того широкого культурного контекста, в котором пребывали в определенный период времени и автор текста, и его читатели, он становится всё менее связным и всё более непонятным для последующих поколений читателей. Этот феномен является причиной столь многих неудач так называемого "чисто лингвистического" анализа памятников, когда устанавливается значение всех составляющих текст лексем (слов), но совершенно теряется или фантастически преображается его общий смысл. Части текста еще не составляют памятника как целого, они лишь служат материалом к такому составлению. С другой стороны, безуспешными следует признать также попытки истолкования древних письменных памятников как неких неизменных идеальных форм, всецело обусловленных "архетипами" или "идеями" той или иной эпохи, и имеющих весьма отдаленную связь с реальностью. Внетекстовая реальность всегда в той или иной степени (и форме) присутствует в тексте. На наш взгляд, неправомерно отрывать историческое содержание памятника от формы, в которой оно изложено; но точно так же неправомерно приписывать этой форме независимый от содержания статус. Исследование письменного источника должно представлять собой комплексную реконструкцию его формы и содержания, воплощенную в единстве исторического сознания его автора.

Источниковедение обычно достаточно осторожно использует такое понятие, как жанр письменного источника; жанровый анализ считается уделом литературоведения (филологии). Между тем подобное разделение часто ведет к абсолютизации отдельных аспектов изучения памятника, о которых сказано выше. Источниковеды (историки) сосредотачиваются на "вылавливании" в тексте памятника определенных фактов (содержательный аспект), литературоведы (филологи) занимаются преимущественно описанием художественной структуры текста (формальный аспект). Комплексное же изучение источника неизбежно представляет собой опыт своего рода "историко-филологического" исследования — т.е. синтеза в изучении содержательной и формальной сторон памятника.

Тенденция рассматривать историю, ее социальные и культурные составляющие, а также принципы и методы работы историка в виде взаимосвязанного текста (контекста), обладающего "художественным" своеобразием, особым стилистическим и образным строем, привела в своем крайнем выражении к отказу от анализа исторической действительности как таковой. В центре внимания оказалась фигура историка - "повествователя", который творит свои произведения, побуждаемый "поэтическими импульсами". Эта точка зрения нашла свое яркое выражение в работе Х.Уайта "Метаистория" [White, 1974]. В этой книге Х.Уайт утверждает, что все сочинения историков нужно рассматривать прежде всего как литературные произведения, а их различные типы - как своего рода жанры, определяемые доминирующим в том или ином авторе "поэтическим импульсом" (вернее, родом этого импульса). Всякие претензии исторического труда не достоверность, "научность" и т.п. - снимаются, отныне он воспринимается лишь как "художественное" произведение, которое может быть написано "с большей или меньшей долей таланта", быть этически и эстетически оправданным, но бесконечно далеко от установления и применения каких-то законов, "объективных истин" и т.п. Х.Уайт выделяет 4 основных структурных типа, или модуса, в историографии. Эти модусы соответственно: жанр (kind), способ убеждения (argument), идеологическая подоплека (ideological implication) и применяющаяся система тропов (tropes) - т.е. фигур речи [White, 1974, р.16-18].

Х.Уайт, конечно, является сторонником радикального "филологического" анализа: он растворяет историю в литературе, его "поэтические импульсы" есть ничто иное, как "идеи" неизменных литературных форм. Однако, по-видимому, он прав в том смысле, что подчеркивает неэкспериментальный характер истории как науки, ее принципиальную неразделенность с "литературой"1. Письменный исторический источник, если он представляет собой связный текст, уже только в силу этого обстоятельства должен быть написан в каком-либо жанре и обладать какими-либо "литературными" характеристиками. Другое дело, что не следует, вслед за Х.Уайтом, отождествлять исторические и "литературные" (т.е. художественные) жанры, так как первые имеют дело с описанием действительности, а вторые - с ее условным обобщением. В историографии (в смысле изучения документальных письменных источников) существуют свои специфические жанры. Задача источниковедения состоит, помимо прочего, в их исследовании (выделении, классификации и описании). В своей диссертационной работе мы предлагаем использовать понятие жанра в

1 Особенно это касается памятников ранней историографии [Historiography, 2004]. несколько отличном от литературоведения смысле. Жанр в историографии (т.е. жанр исторического источника), по нашему мнению, есть структурное единство его формы и содержания, единство, являющееся отражением конкретно-исторического единства сознания его автора. Это сознание особенным образом отображает и интерпретирует историческую действительность. Задачей историка-источниковеда в данном случае является реконструкция условий формирования и функционирования этого сознания, установление тех закономерностей, по которым оно воспринимало и описывало окружающую действительность. Итогом деятельности авторского сознания является текст, анализ которого и должен стать основным ключом к пониманию формально-содержательного, а значит, и исторического единства памятника. Историзм источника состоит не только в том, что в нём описываются те или иные факты прошлого, но и в том, что он сам (как и его автор) является частью этого прошлого и заключает в себе все характерные черты общественного сознания того или иного исторического периода. Структурно выраженное (в тексте) единство этих черт мы и будем называть жанром в историографии.

Главное отличие такого определения от понятия жанра в литературоведении заключается в том, что последний имеет дело преимущественно не с историческим, а с художественным ("поэтическим") единством, т.е. единством, сравнительно слабо связанным именно с исторической действительностью. Авторы художественных произведений не описывают объективную историческую реальность, а специфическим образом обобщают ее. Например, произведения в духе средневековых литературных жанров теоретически могут быть написаны и в наше время, однако написать "новые" аутентичные летописи конкретного исторического периода нельзя. Иными словами, в случае со средневековыми "поэтическими" жанрами мы имеем дело с художественной литературой (литературой вымысла), а в случае с историческими хрониками или трактатами - с документальной литературой (литературой факта)2. Это отличие содержательное, определяемое внешней по отношению к тексту действительностью, и поэтому непримелемы выводы Х.Уайта о тотальной "литературности" истории. Однако с тем, что история (как разновидность нарратива) в каком-то смысле всё же "литературна" и обладает своими собственными уникальными жанрами, можно согласиться.

2 В аналитической философии это различие описывается с помощью терминов иллокутивной модальности - т.е. однозначного соответствия (несоответствия) описываемых в тексте предметов объектам действительного мира [Habermas, 1989, р.87].

Отечественный специалист по руническим памятникам И.Л.Кызласов писал: "Проблема жанрового многообразия степных рунических надписей нова для тюркологии. Текстологический анализ эпитафийных текстов как особой - с точки зрения общественного назначения - совокупности письменных памятников еще предстоит. Необходимо во всей возможной полноте проанализировать законы оформления и построения этих текстов, их содержание, выразительные средства, особенности как образцов литературного языка и т.п. Настала пора их комплексного изучения в источниковедчески полном виде: палеографическом, языковедческом, текстологическом, литературоведческом и историческом" [Кызласов, 1994, с. 180].

Новизна предлагаемой диссертационной работы заключается в том, что мы постараемся преодолеть существующее разделение формального и содержательного подходов к проблеме изучения рунических памятников. Основным объектом внимания в нашей работе станет целостная структура текстов надписей, представляющая собой органическое единство исторического содержания и литературной формы (которая, в свою очередь, также слагалась и развивалась в определенных исторических условиях). Воплощением этого единства является жанр (жанры) древнетюркских рунических памятников, который отличается от жанра в художественной литературе. Речь пойдет об особом, "историографическом" жанре - т.е. определенном типе связи конкретно-исторического содержания с литературной формой. Нашей задачей будет выяснение не только того, что описывали в рунических надписях их авторы, но и того, как они это описывали, то есть, в конечном итоге, того, каким образом в сознании этих авторов была представлена действительная история - т.е. почему о тех или иных исторических событиях они повествовали тем или иным языком.

Рунические тексты свидетельствуют, что у тюрков периода Каганатов уже было понятие об истории (хотя и достаточно специфическое). Значит, в нашем случае следует вести речь о такой важной разновидности общественного сознания, как историческое сознание. Именно оно, это сознание, послужило отправной точкой для идеи составления текстов памятников (а также, по нашему мнению, и самого изобретения тюркской рунической письменности). Исследуя тексты рунических памятников, историк, таким образом, может получить сведения ничуть не менее ценные, чем сообщения о датах правления монархов или битвах известных полководцев древности. Он может проследить формы зарождения и развития исторического сознания древних тюрков, этапы осознания ими исторического процесса как чего-то абстрагированного от общего потока жизненных впечатлений. Формирование исторического сознания уникальный процесс, и рунические надписи являются единственными свидетелями того, как он проходил в обществе, сравнительно недавно ощутившем себя "субъектом истории" (историческим обществом). Изучение особенностей формирования исторического сознания древних тюрков актуально для понимания всей истории Центральной Азии. Далеко не случайно, что появление рунических памятников (и, по-видимому, рунической письменности как таковой) совпадает по времени с эпохой создания Второго Тюркского каганата. Усложнение социальной и политической жизни тюркских кочевников вызвало закономерные (хотя и эфемерные) перемены в их сознании, выразившиеся, помимо прочего, в возникновении представления об истории. Это представление (со всеми присущими ему особенностями) нашло своё отражение в текстах памятников. Рунические надписи могут быть рассмотрены не только как источник отдельных фактов, но и как редчайшее свидетельство формирования собственного, оригинального представления тюркоязычных кочевников об истории (чего в последующие эпохи больше никогда не было - тюрки заимствовали для этого иноязычные, в основном арабо-персидские, модели).

В новой постановке вопроса о генезисе и формах исторического сознания у авторов рунических памятников заключается теоретическая значимость данной диссертационной работы . Мы попытаемся решить этот вопрос с помощью применения метода комплексной дескриптивной реконструкции. Что представляет собой этот метод? Проблема генезиса и оформления (в виде текстов) исторического сознания древних тюрков предполагает, с одной стороны, ответ на вопрос, какова историко-жанровая природа рунических надписей (дескрипция), а с другой - выяснение всей суммы конкретно-исторических обстоятельств, которые могли привести к появлению надписей подобного типа (реконструкция). Реконструкция строится на базе дескрипции, является ее вторым этапом.

Дескрипция - т.е. последовательное и максимально подробное описание структуры текста памятника с целью получения надежного основания для его последующей идентификации (отличения от памятников других жанров и выявления оригинальных комплексных характеристик текста) - в данном случае служит краеугольным камнем в процессе поиска ответа на вопрос о генезисе надписей. Комплексное, насколько это возможно, дескриптивное исследование текстов памятников (ограниченное лишь соображениями компаративистской прагматики)

3 Ранее эта проблема подробно рассматривалась, пожалуй, только Л.Базеном в его работе "Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VIII в." [Базен, 1986]. позволяет яснее представить конкретный тип сочетания уникального и общего, который и определяет место того или иного жанра в ряду множества ему подобных. Последовательная комплексная дескрипция позволяет также разобраться в том, какие черты (признаки) данного исторического источника присущи только ему (уникальны), а какие могут иметь сходство с чертами (признаками) произведений других жанров (конвергентное или в результате заимствования). Неповторимое сочетание этих черт определяет всю структуру и внутреннюю логику исследуемого источника. Поэтому мы с особенным вниманием проанализируем все варианты комплексного подхода к проблеме изучения памятников, которые помогают понять специфику возникновения и функционирования их текстов. Метод комплексной дескрипции является необходимым предварительным этапом в процессе применения сравнительно-исторического метода, который дает возможность использовать его результаты в целях реконструкции [Блок, 1986, с. 106-107].

Первая часть работы (Глава 1) посвящена дефинициям - т.е. установлению критериев того, что мы будем именовать жанрами рунических памятников. Эти критерии составят собой основу последующей типологической классификации отдельных групп надписей по категориям.

Вторая часть (Глава 2) представляет собой очерк дискуссии о проблеме структуры памятников, которая протекала в научном сообществе (с большей или меньшей интенсивностью) на протяжении более чем столетия. Нужно отметить, что большинство авторов, участников этой дискуссии, касались названной проблемы только мимоходом, уделяя ей сравнительно небольшое место в своих монографиях и статьях. Лишь небольшое количество исследователей высказались на эту тему несколько несколько более подробно.

В третьей части (Глава 3) мы попытаемся проанализировать итоги данной дискуссии и те основные решения вопроса о жанре рунических надписей как исторического источника, которые были в ходе неё выдвинуты. Мы последовательно остановимся на гипотезах о возникновении рунических "литературы" и "историографии" в рамках героического эпоса, исторического сказания, фольклорных и обрядовых жанров, а также рассмотрим предположения о заимствованном характере формуляра памятников, их "стихотворной" организации, связи с риторическими практиками (ораторским искусством) и т.д. Специальный подраздел будет посвящен предпринятым попыткам комплексного исследования структуры рунических надписей.

В четвертой части (Глава 4) мы предлагаем собственный вариант комплексного анализа тюркской "исторической литературы". В первом подразделе речь идёт о содержащихся в текстах памятников сведениях исторического характера. Там же рассматриваются основные принципы, по которым авторы памятников отбирали и интерпретировали материалы для своих произведений. Во втором подразделе главным объектом внимания является проблема связи жанра рунических надписей с материальной формой их бытования (эпитафии на каменных стелах). Мы останавимся также на вопросе о том, почему тюрки выбрали именно эту форму для написания своих исторических текстов, и каким образом этот факт отразился на всех аспектах структуры надписей. В третьем подразделе мы продолжим описание жанра памятников, рассматривая его как разновидность "документальной литературы" - т.е. литературы исторического (в самом широком смысле этого слова) плана. В этом подразделе подробно обсуждаются вопросы того, какой спецификой обладают присущие надписям биографичность, историзм, документализм, реализм, дидактика, прозаизм. Иными словами, каким образом эти общие черты (признаки) воплощаются в конкретных, вполне самобытных произведениях. Четвертый подраздел посвящен роли авторского сознания в процессе создания памятников рунической письменности, степени его активности и той эволюции, которую это сознание проделало за сравнительно недолгий период существования древнетюркской "историографии".

В последних двух подразделах четвертой части, а также в части пятой (Глава 5) мы постепенно переходим от дескрипции жанра памятников к его реконструкции. Реконструкция подразумевает под собой восстановление тех культурных условий (в широком смысле), в которых происходило формирование неповторимого облика рунических надписей. Эта реконструкция строится на материале комплексного дескриптивного анализа. Выяснив, в чём состоит своеобразие надписей (и как в этом своеобразии преломлялись общие для памятников подобного типа черты), мы попытаемся восстановить те первоначальные условия, которые и вызвали к жизни это своеобразие. Например, попытаемся объяснить, как различия в общественном строе орхонских и енисейских тюрков предопределили историко-литературную специфику памятников Орхона и Енисея. Для этого, безусловно, помимо результатов дескрипции, нам необходимо будет составить себе общее представление о том типе конвергентно развивающихся процессов, которые приводят к появлению в архаических обществах собственных "историографии" и "литературы". Эти процессы сравнительно хорошо исследованы на материале многих древних памятников письменности. Соединение генерализованной модели возникновения исторического сознания в ранних обществах со всем комплексом имеющихся сведений о специфических чертах рунических памятников может позволить, по нашему мнению, реконструировать ход формирования и самореализации исторического сознания в среде древних тюрков. Это значит — позволит реконструировать его общее со схожими процессами в других культурах направление, но с обязательным учётом тюркской специфики. Дескрипция предоставляет базу данных для такого анализа, а реконструкция - метод интерпретации этой базы данных на основе сравнительного исторического источниковедения. В итоге мы получим один из вариантов возможного развития событий (возникновения у тюрков-кочевников собственных исторической и литературной традиций) и новый вариант его логического объяснения (формирование у авторов рунических памятников исторического сознания). Основные выводы диссертационной работы изложены в "Заключении". строится на материале дескриптивного анализа. Выяснив, в чём состоит своеобразие надписей (и как в этом своеобразии преломлялись общие для памятников подобного типа черты), мы попытаемся восстановить те первоначальные условия, которые и вызвали к жизни это своеобразие. Например, попытаемся объяснить, как различия в общественном строе орхонских и енисейских тюрков предопределили историко-литературную специфику памятников Орхона и Енисея. Для этого, безусловно, помимо результатов дескрипции, нам необходимо будет составить себе общее представление о том типе конвергентно развивающихся процессов, которые приводят к появлению в архаических обществах собственных "историографии" и "литературы". Эти процессы сравнительно хорошо исследованы на материале многих древних памятников письменности. Соединение генерализованной модели возникновения исторического сознания в ранних обществах со всем комплексом имеющихся сведений о специфических чертах рунических памятников может позволить, по нашему мнению, реконструировать ход формирования и самореализации исторического сознания в среде древних тюрков. Это значит - позволит реконструировать его общее со схожими процессами в других культурах направление, но с обязательным учётом тюркской специфики. Дескрипция предоставляет базу данных для такого анализа, а реконструкция - метод интерпретации этой базы данных на основе сравнительного исторического источниковедения. В итоге мы получим один из вариантов возможного развития событий (возникновения у тюрков-кочевников собственных "исторической" и "литературной" традиций) и новый вариант его логического объяснения (формирование у авторов рунических памятников исторического сознания). Основные выводы диссертационной работы изложены в "Заключении".

Заключение диссертации по теме «Историография, источниковедение и методы исторического исследования», Рухлядев, Дмитрий Владимирович

Заключение.

Кратко суммируем полученные выводы. Основным вопросом, который волновал исследователей жанровой природы рунических памятников, состоял в том, можно ли отнести их тексты к истории (т.е. признать историографическими) или к литературе (т.е. признать художественными произведениями). Большое количество определений жанра памятников, предложенное в разное время разными исследователями, как мы увидели, носит метафорический характер и не может быть использовано на практике. Редукционистские варианты решения задачи, т.е. попытки сведения жанровой специфики надписей к уже описанным в литературоведении исторически сложившимся жанрам, также неприемлемы. Задача по выяснению жанра тюркских рунических надписей, по нашему мнению, может быть решена только в рамках комплексного дескриптивного подхода - т.е. описания тех специфических исторических условий, в которых шло формирование общественных функций памятников и их внутренней структуры.

Основываясь на принципах данной методологии, мы показали, что в корпусе тюркских рунических текстов (сравнительно больших по объему) можно условно выделить два основных жанра: жанр енисейских и жанр орхонских надписей. Они реконструируются следующим образом.

Жанр енисейских надписей представляет собой стадию неосознанного авторства в области содержания и формы. Создатели этих памятников стремились, чтобы надписи функционировали в качестве составной части поминально-плачевого обряда. В связи с этим енисейские надписи в формальном отношении унаследовали в себе многие признаки текстов обрядового и лирического фольклора. Тем не менее, в действительности произошло изменение функции данных текстов, вызванное их выпадением из сферы обряда и превращением в письменно зафиксированные эпитафии-ламентации. Вследствие этого изменилась и структура текстов енисейских памятников (что нашло свое выражение в изменении грамматического лица, от которого ведется повествование в надписях, в изменении их объема, тематики и др.) Данный феномен имел своей причиной, по-видимому, отсутствие условий для формирования развитого исторического и авторского сознания в среде населения Кыргызского каганата в рассматриваемый период.

Жанр орхонских надписей более сложен по своему генезису. Он отражает, как нам кажется, стадию становления осознанного авторства в области формы и содержания памятников. На материале прижизненной или посмертной биографии, самое общее представление о которой было подсказано существованием традиции памятных надписей в Китае, орхонские тюрки стремились выразить свое формирующееся представление об истории. Одной из главных функций орхонских памятников была "историографическая" (хотя в целом памятники этой группы можно считать полифункциональными). "Историография" представлялась авторам надписей в виде последовательного перечисления "деяний" того или иного конкретно-исторического лица. Информационной основой для подобного рода "истории" послужили, видимо, мемораты - устные рассказы-воспоминания о событиях прошлого, а также, может быть, фрагменты устных хроник, династийных списков, родословных и т.п. В структурном отношении орхонские памятники сохраняли ту же многоплановость, что и в функциональном. Сознание автора - историка и литератора - было представлено в них неравномерно. Анонимный материал меморатов получил свое выражение в виде специфической литературной формы (структуры), которая лишь отчасти являлась продуктом осознанного авторства. Источником технических методов для создания такой структуры во многом послужили древние практики ораторского искусства. В остальной своей части эта форма (структура) была либо неосознанной, либо вообще не была отчетливо выраженной. В рамках жанра орхонских рунических памятников складывались условия для формирования со временем на его основе новых жанров авторской литературы и историографии.

Таким образом, мы можем констатировать, что в орхонских рунических памятниках не следует разделять их литературную форму и историческое содержание, а тем более противопоставлять их друг другу. Попытки подобного разделения приводят лишь к абсолютизации формального или содержательного подхода к изучению жанровой структуры текстов надписей, в рамках которого подчеркивается один и игнорируется другой аспект их комплексного единства. В действительности, на наш взгляд, специфический характер историографии рунических памятников можно объяснить тем, что последние были созданы в эпоху формирования исторического сознания, в период перехода от доавторской к авторской форме творчества. Этот факт наложил заметный отпечаток на жанровые особенности древнетюркских надписей и определил их в некоторой степени "синкретический" характер. Следовательно, рунические надписи представляют собой первый шаг на пути к созданию того типа историографии, который мы рассматриваем в качестве "классического". Они еще не освободились от разнообразных опосредованных связей со сферой устного народного творчества и доавторской нормативной риторики. Их авторы — это историки, впервые осознавшие себя историками, только-только нащупывающие основные принципы и методы своего ремесла. Данная ситуация для периода средних веков (по крайней мере, в Центральной Азии) может считаться уникальной, так как в подавляющем большинстве других случаев культурная традиция заимствовалась извне, в результате, так сказать, short circuit ("короткого замыкания"), а не была продуктом длительного местного развития. Древние тюрки в этом отношении демонстрируют прямо противоположный пример. Вместо усвоения китайской или иранской системы историографии они прилагают огромные усилия по созданию своей собственной историографической традиции. По-видимому, это можно объяснить двумя факторами: во-первых, коренными отличиями в типе социально-экономического устройства кочевников от их соседей, которые не позволяли наладить полноценный диалог между ними в сфере культуры, и во-вторых, той конкретно-исторической ситуацией, в которой оказался на рубеже VII-VIII в. Второй Восточнотюркский каганат. В этой ситуации составлявшее его основу традиционное кочевое общество стремительно политизировалось и осознавало себя "историческим" обществом вроде тех, которые существовали в земледельческих империях. Первый фактор разъясняет природу эволюции древнетюркской "историографии", а второй указывает на причину ее появления. Возникшие в итоге представления древних тюрков об истории воплотились в рунических памятниках в своеобразной, но достаточно закономерной форме.

Орхонские рунические памятники не являются произведениями фольклора, хотя стилистически могут быть весьма близки ему. Фольклорные произведения представляют действительность не в историческом, а в особом, художественно-обобщенном виде. Орхонские памятники, напротив, описывают действительность в историческом виде, пусть и идеализированном при помощи стилистики. У фольклорного текста есть исполнитель, но нет автора. У рунических текстов автор появляется. Фольклор наполнен элементами вымысла, которые часто составляют его основу. В орхонских надписях допустим лишь скрытый вымысел, имеющий идеологическую, а не мифологическую окраску.

Безусловно, не стоит искать в рунических памятниках образцы "зрелой" историографии. Аналитические построения и осознание истории как изменяющегося социального времени выражены в надписях в непоследовательной, не отчетливо выраженной форме. Однако это вовсе не исключает возможностей использования надписей как исторического источника. Многие поколения исследователей на практике показали, что надписи предоставляют в наше распоряжение ценнейшую историческую информацию, для извлечения которой, однако, необходим определенный навык "дешифрующего прочтения". В этом смысле значение рунических надписей как исторического источника и памятника ранней историографии трудно переоценить.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Рухлядев, Дмитрий Владимирович, 2005 год

1. На русском языке

2. Айдаров, 1971 Айдаров Г. Язык орхонских памятников древнетюркской письменности VIII в. Алма-Ата, 1971.

3. Айдаров, 1966 Айдаров Г. Язык орхонского памятника Бильге-кагана. Алма-Ата, 1966.

4. Аристотель, 1978 Аристотель Риторика (пер. Н.Платоновой) // Античные риторики (ред. А.А.Тахо-Годи). М., 1978. С. 15-164.

5. Ауэзов, 1961 Ауэзов М.О. Киргизская народная героическая поэма "Манас" // Киргизский героический эпос "Манас". М., 1961. С.30-61.

6. Ауэзов, 1975 Ауэзов М.О. Создать народный вариант "Манаса" (Выступление на конференции по изучению эпоса "Манас" 8 июля 1952 года во Фрунзе) // Соч. Т.5 (Литературно-критические и публицистические статьи 1936-1961 годов). М., 1975. С. 435-439.

7. Базен, 1986 Базен Л. Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VIII в. // Зарубежная тюркология. Вып.1. Древние тюркские языки и литературы. М„ 1986. С.345-360.

8. Балданмаксарова, 2003 Балданмаксарова Е.Е. Раннемонгольская поэзия и ее связь с ритуалом (на примере "Сокровенного сказания монголов") // Altaica. VIII. М„ 2003. С.12-28.

9. Бартольд, 19776 Бартольд В.В. Томсен и история Средней Азии // Сочинения. Том IX. М„ 1977. С.757 - 764.

10. Баскаков, 1948 Баскаков Н.А. Алтайский фольклор и литература. Горно-Алтайск, 1948.

11. Березин, 1858 Березин И.Н. Введение: о турецких и монгольских племенах // Сборник летописей. История монголов, сочинение Рашид-эд-дина. СПб., 1858. Бернштам, 1942 - Бернштам А.Н. Историческое прошлое киргизского народа. Фрунзе, 1942.

12. Бернштам, 1946а Бернштам А. Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок в VI-VIII вв. M.-JL, 1946.

13. Бернштам, 19466 Бернштам А.Н. Эпоха возникновения великого киргизского эпоса "Манас" // Альманах "Киргизстан", Фрунзе, 1946. С.139-145. Бертельс, 1947 - Бертелъс Е.Э. К вопросу о традиции в героическом эпосе тюркских народов // СВ. 1947, IV. С.73-80.

14. Богданова, 1947 Богданова М.И. Киргизская литература. Очерк. М., 1947. Бомбачи, 1986 - Бомбачи А. Тюркские литературы. Введение в историю и стиль // Зарубежная тюркология. Вып.1. Древние тюркские языки и литературы. М., 1986 С.191-293.

15. Боура, 2002 Боура С.М. Героическая поэзия. М., 2002.

16. Васильев, 1897 Васильев В.П. Китайские надписи на орхонских памятниках в Кошоцайдаме и Карабалгасуне // СТОЭ.Ш. СПб., 1897. С. 1-36. Васильев, 1983 - Васильев Д.Д. Корпус памятников тюркской рунической письменности бассейна Енисея. Л., 1983.

17. Гринцер, 1978 Гринцер П.А. Стилистическое развертывание темы в санскритском эпосе // Памятники книжного эпоса. Стиль и типологические особенности. М., 1978. С. 17-46.

18. Гумилев, 1993 Гумилев JJ.H. Древние тюрки. М., 1993.

19. Давлетшин, 2002 Давлетшин Г.М. Некоторые сюжеты из области духовной культуры древних тюрков // Древнетюркский мир: история и традиции. Казань, 2002. С. 12-22.

20. Деметрий, 1978 Деметрий О стиле // Античные риторики (ред. А.А. Тахо-Годи). М., 1978. С.237-267.

21. Дестунис, 1860 -Дестунис С. Византийские историки. СПб., 1860. Джолдасбеков, 1969 Джолдасбеков М. Древнетюркские литературные памятники и их отношение к казахской литературе. Автореферат канд. дисс. Алма-Ата, 1969.

22. Диваев, 1898 Диваев А. А. Киргизския причитания по покойнике. Казань, 1898. Дионисий, 1978 - Дионисий Галикарнасский О соединении слов // Античные риторики (ред. А.А. Тахо-Годи). М., 1978. С. 193-226.

23. Древнетюркский словарь, 1969 Древнетюркский словарь (ред. В.М.Наделяев, Д.М.Насилов, Э.Р.Тенишев, А.М.Щербак). Л., 1969.

24. Дьяконов, 1961 Дьяконов И.М. Эпос о Гильгамеше // Эпос о Гильгамеше. М.-Л., 1961. С.5-110.

25. Дьяконова, 1975 Дьяконова В.П. Погребальный обряд тувинцев как историко-этнографический источник. Л., 1975.

26. Жирмунский, 1961 Жирмунский В.М. Введение в изучение эпоса "Манас" // Киргизский героический эпос "Манас". М., 1961. С.62-155.

27. Жирмунский, 1968 Жирмунский В.М. Орхонские надписи: стихи или проза? // НАА. 1968, №2. С.76-82.

28. Жирмунский, 1974 Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. Л., 1974. Иванов, 1992 - Иванов В. В. Тохары. Памятники тохароязычной письменности // Восточный Туркестан в древности и раннем средневековье. II. Этнос, языки, религии. М., 1992. С.222-270.

29. Каскабасов, 1990 Каскабасов С.А. Казахская несказочная проза. Алма-Ата, 1990.

30. Кляшторный, 1987 Кляшторный С.Г. Надпись уйгурского Бёгю-кагана в Северо-Западной Монголии // Центральная Азия. Новые памятники письменности и искусства. М., 1987. С. 19-32.

31. Кляшторный, 2000 Кляшторный С.Г. Образ кагана в орзонских памятниках // Studia in honorem Stanislav Stachowski Dicata (Folia Orientalia). Vol.XXXVI. Krakow, 2000. C. 171-174.

32. Кляшторный, 1973 Кляшторный С.Г. Письменность и культура народов Центральной Азии (по материалам исследований в Монголии 1968-69 гг.) // Тюркологический сборник - 1972. М., 1973. С.257-263.

33. Кляшторный, 1971а- Кляшторный С.Г. Руническая надпись из Восточной Гоби // ST XVII (Bibliotheca Orientalis Hungarica). Bud., 1971. (ed. by L.Ligeti). P.249-258.

34. Кляшторный, 1976 Кляшторный С.Г. Стелы Золотого озера (к датировке енисейских рунических памятников) // Turcologica. К семидесятилетию академика А.Н.Кононова. JL, 1976. С.258-267.

35. Кляшторный, 19716 Кляшторный С.Г. Сэврэйский камень // СТ, 1971, №3. С.106-111.

36. Кляшторный, 1980 Кляшторный С.Г. Терхинская надпись (предварительная публикация) // СТ. 1980, №3. С.82-90.

37. Кляшторный, 1983 Кляшторный С.Г. Тэсинская стела (предварительная публикация) // СТ. 1983, №6. С.78-89.

38. Кляшторный, 1992 Кляшторный С.Г. Эпические сюжеты в древнетюркских памятниках // Восток. 1992, №5. С.5-23.

39. Кляшторный-Савинов, 1994 Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи Евразии. СПб., 1994.

40. Кляшторный-Султанов, 2000 Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей. СПб., 2000.

41. Кононов, 1980 Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников VII-IX вв. JL, 1980.

42. Кормушин, 1997 Кормушин И.В. Орхоно-енисейских надписей язык // Языки мира. Тюркские языки. М., 1997. С. 80-96.

43. Кормушин, 1981 Кормушин И.В. Текстологические исследования по древнетюркским руническим памятникам. I. // ТС 1977. М., 1981. С.145-161. Кормушин, 1997 - Кормушин И.В. Тюркские енисейские эпитафии. Тексты и исследования. М., 1997.

44. Кормушин, 2002 Кормушин И.В. Черты эпического в древнетюркских эпитафиях (Тезисы) // Материалы конференции, посвященной 110-летию со дня рождения акад. В.М.Жирмунского. СПб., 2002. С.359-360.

45. Корш, 1909 Корш Ф.Е. Древнейший народный стих турецких племен // Записки

46. Восточного отделения императорского Русского археологического общества,t.XIX, вып.2-3. СПб., 1909. С.139-167.

47. Кроль, 1970 Кроль Ю.Л. Сыма Цянь - историк. М., 1970.

48. Кыдырбаева, 1980 Кыдырбаева Р.З. Генезис эпоса "Манас". Фрунзе, 1980.

49. Кызласов, 1998а Кызласов И.Л. Материалы к ранней истории тюрков П.

50. Древнейшие свидетельства о письменности // РА. 1998, №1. С. 71-83.

51. Кызласов, 19986 Кызласов И.Л. Материалы к ранней истории тюрков III.

52. Древнейшие свидетельства о письменности // РА. 1998, №2. С. 68-85.

53. Кызласов, 1994 Кызласов И.Л. Рунические письменности евразийских степей.1. М., 1994.

54. Липец, 1984 Липец Р.С. Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе. М„ 1984.

55. Лихачев, 1952 Лихачев Д.С. Возникновение русской литературы. М.-Л., 1952. Лотман, 1987 - Лотман Ю.М. Языки культуры и проблема переводимости. М., 1987. С.1-8.

56. Майдар, 1981 МайдарД. Памятники истории и культуры Монголии. М., 1981. Малов, 1952 - Малое С.Е. Енисейская письменность тюрков. М.-Л., 1952. Малов, 1959 - Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.-Л., 1959.

57. Малов, 1951 Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования. М.-Л., 1951.

58. Малов, 1967 Малов С.Е. Язык желтых уйгуров (Тексты и переводы). М., 1967.

59. Мелетинский, 1986 Мелетинский Е.М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. М., 1986.

60. Мелиоранский, 1898 Мелиоранский П.М. Об орхонских и енисейских надгробных памятниках с надписями // ЖМНП. 1898, №6. С.263-292. Мелиоранский, 1899 - Мелиоранский П.М. Памятник в честь Кюль-Тегина // ЗВОРАО. XII. 1899. С. 1-144.

61. Мельникова, 2001 Мельникова Е.А. Скандинавские рунические надписи. Тексты, перевод, комментарий. М., 2001.

62. Неклюдов, 1984 Неклюдов С.Ю. Героический эпос монгольских народов. М., 1984.

63. Новосадский, 1909 Новосадский Н.И. Греческая эпиграфика. 4.1. М., 1909. Панов, 1934 - Панов В.А. Вступительная статья // Автобиография Тимура. Богатырские сказания о Чингис-хане и Аксак-Темире (пер. В.А.Панова). M.-JL, 1934. С.7-45.

64. Позднеева, 1959 Позднеева А.Д. Ораторское искусство и памятники древнего Китая // ВДИ. 1959, №3. С.22-43.

65. Потапов, 1991 Потапов Л.П. Алтайский шаманизм. Л., 1991. Пропп, 1998 - Пропп В.Я. Поэтика фольклора. М., 1998.

66. Пропп, 1976 Пропп В.Я. Фольклор и действительность. Избранные статьи. М., 1976.

67. Путилов, 1988 Путилов Б.Н. Героический эпос и действительность. М., 1988. Пухов, 1973 - Пухов И.В. Алтайский народный героический эпос // Маадай-Кара. Алтайский героический эпос. М., 1973. С. 5-34.

68. Радлов-Мелиоранский, 1897 Радлов В.В., Мелиоранский П.М. Древнетюркские памятники в Кошо-Цайдаме // СТОЭ. IV. СПб., 1897. С.1-13. Рамстедт, 1912 - Рамстедт Г. Перевод надписи Селенгинского камня // ТТКО, ИРГО, t.XV, 1912, вып.1. С.40-49.

69. Рахманов, 1983 Рахманов Н.А. Поэтика памятника Кюль-тегину. Автореферат канд. дисс. Ташкент, 1983.

70. Решетникова, 1993 Решетникова А.П. Музыка якутских олонхо // Якутский героический эпос "Кыыс Дэбилийэ" (Памятники фольклора народов Сибири и Дальнего Востока). Н., 1993. С. 26-71.

71. Савинов, 1984 Савинов ДГ. Народы Южной Сибири в древнетюркскую эпоху. Л., 1984.

72. Скрынникова, 1997 Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингис-хана. М., 1997.

73. Словарь, 1974 Словарь литературоведческих терминов (ред. Л.И.Тимофеев, С.В.Тураев). М., 1974.

74. Ставиский, 1959 Ставиский Б.Я. Исторические сведения о верхней части Зеравшанской долины // История материальной культуры Узбекистана. Вып.1. Ташкент, 1959. С. 79-93.

75. Стеблева, 1984 Стеблева И. В. Древняя тюркоязычная литература // История всемирной литературы. Т.2. М., 1984. С. 195-203.

76. Стеблева, 1969 Стеблева И.В. Еще раз об орхоно-енисейских текстах как произведениях поэзии // НАА. 1969, №2. С. 122-130.

77. Стеблева, 1993 Стеблева И.В. Поэзия древних тюрков VI-XII вв. М., 1993. Стеблева, 1965 - Стеблева И.В. Поэзия тюрков VI-VIII вв. М., 1965.

78. Стеблева, 1976 Стеблева И.В. Поэтика древнетюркской литературы и ее трансформация в раннеклассический период. М., 1976.

79. Стеблин-Каменский, 1984 Стеблин-Каменский М.И. Мир саги. Становление литературы. JL, 1984.

80. Тенишев, 1976 Тенишев Э.Р. О наддиалектном характере языка тюркских рунических памятников // Turcologica. К 70-летию акад. А.Н.Кононова. Л., 1976. С.164-172.

81. Толстое, 1947 Толстое СП. Города гузов // СЭ, 1947. № 3. С.55-102. Трояков, 1963 - Трояков П.А. Аналогии героическому эпосу тюркоязычных народов в орхоно-енисейских памятниках // Фольклор и историческая этнография. М., 1963. С.74-88.

82. Тугушева, 1978 Тугушева Л.Ю. Орхоно-тюркский и древнеуйгурский языки, их сходство и различие//ТС 1974. М., 1978. С.115-129.

83. Тугушева, 2001 Тугушева Л.Ю. Раннесредневековый тюркский литературный язык (словесно-стилевые структуры). СПб., 2001.

84. Уколова, 1989 Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V - середина VII вв.) М., 1989.

85. Унгвицкая, 1971 Унгвицкая М.А. Памятники письменности и песенный фольклор хакасов // СТ. 1971, №5. С.61-72.

86. Феофилакт Симокатта, 1957 Феофшакт Сгшокатта История (пер. С.П.Кондратьева). М., 1957.

87. Шкловский, 1983 Шкловский В.Б. О теории прозы. М., 1983.

88. Щербак, 1970 Щербак A.M. Енисейские рунические надписи // ТС 1970. М.,1970. С. 111-123.

89. Щербак, 1961 Щербак A.M. Соотношение аллитерации и рифмы в тюркском стихосложении // НАА. 1961, №2. С. 142-157.

90. Щербак, 2001 Щербак A.M. Тюркская руника (Происхождение древнейшей письменности тюрок, границы ее распространения и особенности использования). СПб., 2001.

91. Эргис, 1960 Эргис Г.У. Исторические предания и рассказы якутов // Исторические предания и рассказы якутов (ред. А.А.Попов). 4.1. М.-Л., 1960. С.9-52.1. На иностранных языках

92. Aalto, 1991 Aalto P. The Name and the Emblem of the Turk Dynasty // Altaica Osloensia. Proceedings from the 32-nd Meeting of the PIAC. Oslo, June 12-16, 1989 (ed. by Bernt Brendemoen). Oslo, 1991. P.4-7.

93. Bang, 18966 Bang W. Zu den Kok-Tiirk-Inschriften der Mongolei // TP, VII, 1896. S.325-355.

94. Bausinger, 1968 Bausinger H. Formen der "Volkspoesie". В., 1968. Bazin, 1990 - Bazin L. L'inscription kirghize de Sxiji (essai d'une nouvelle lecture) // Documents et archives provenent de l'Asie Centrale (ed. A.Haneda), Kyoto, 1990. P.135-145.

95. Bazin, 1964 Bazin L. La litterature epigraphique turque ancienne // Philologiae Turcicae Fundamenta. B.II. Wiesbaden, 1964. P.192-211.

96. Black, 1962 Black M. Models and Metaphor // Studies in Language and Philosophy. Ithaca-London, 1962. P.153-172.

97. Burke, 1973 Burke K. The Philosophy of Literary Form. Berkeley, 1973. Cambridge History of China, 1979 - The Cambridge History of China. Vol. 3. Sui and T'ang China 589-906. Part 1 (ed. D.C.Twitchett, J.K.Fairbank). L.-N.Y.-Melbourn-Taipei, 1979.

98. Cannata, 1981 Cannata P. Profilo Storico del Г Imperio Turco (meta VI - meta VII secolo). Roma, 1981.

99. Chavannes, 1903 Chavannes E. Documents sur les Tou-kiue (Turks) occidentaux // СТОЭ. Bbin.VI, 1903. P.1-378.

100. Clauson, 1972 Clauson G. An Etymological Dictionary of Pre-Thirteenth-Century Turkish. Oxford, 1972.

101. Clauson-Tryjarski, 1971 Clauson G., Tryjarski E. The Inscription of Ikhe-Khushotu //RO. T.XXXIV, Z.l. 1971. P. 1-31.

102. Chadwicks, 1986 Chadwick H.M., ChadwickN.K. The Growth of Literature. Vol.III, part 1 (The Oral Literature of the Tatars). Cambridge, 1986.

103. Сое, 1987 Сое R. An Apology for Form: or, Who took the Form out of Process? // College English 49 (1987). P. 15-28.

104. Dankoff, 1981 Dankoff R. Inner Asian Wisdom Tradition in the Pre-Mongol Period // JAOS. Vol.101, №1 (1981). P.87-94.

105. Divit?ioglu, 1987 Divitgioglu S. Kok Turkler (Kut, Ku? ve Uliig). Istanbul, 1987. Davidson, 1980 - Davidson D. Essays on Actions and Events. N.Y., 1980. Davidson, 1978 - Davidson D. What Metaphors Mean? // Critical Inquiry. №5 (1978). P. 20-53.

106. Dobrovits, 2001 Dobrovits M. Ongin yazitini tahlile bir deneme // TDAYB. Ankara, 2001. S. 147-150.

107. Dobrovits, 2005 Dobrovits M. The Tolis and the Tardus // The Black Master. Essays on Central Eurasia in Honor of Gyorgy Kara on His 70th Birthday (ed. by Stephane Grivelet, Ruth I.Meserve, Agnes Birtalan, Giovanni Stary). Wiesbaden, 2005. P. 3342.

108. Doerfer, 1996 Doerfer G. Formen der Alteren Tiirkischen Lyric // SUA 37. Szeged, 1996.

109. Esin, 1982 Esin E. Bengti-Ta§ (The Rock of Immortality) // Studia Turcologica

110. Memoriae Alexii Bombaci Dicata. Napoli, 1982. P. 142-160.

111. Folklore, 2004 Folklore II Encyclopaedia Britannica 2004 Deluxe Edition CD.

112. Gabain, 1941 GabainA. von Altturkische Grammatik. Leipzig, 1941.

113. Gabain, 1954 Gabain A. von Buddhistische Tiirkenmission // Asiatica. Festschrift

114. Friedrich Weller. Leipzig, 1954. S.162-171.

115. Gabain, 1979 GabainA. von Einfiihrung in die Zentralasienkunde. Darmstadt, 1979. Gabain, 1970 - Gabain A. von Historisches aus den Turfan-Handschriften // Acta Orientalia Danica. XXXII. 1970. S. 102-118.

116. Gabain, 1949 Gabain A. von Steppe und Stadt im Leben der altesten Turken // Der Islam. Bd. 29. 1949. H.l-2.

117. Gabain, 1963a Gabain A. von Vorislamisce altturkische Literatur // Handbuch der Orientalistik. Abt.l. Bd.5.Leiden-K6ln, 1963. S. 216-229.

118. Gabain, 1963b GabainA. von Zentralasiatische turkische Literaturen // Handbuch der Orientalistik. Abt.l. Bd.5. Leiden-Koln, 1963. S. 201-214.

119. GandjeY, 1958 Gandjei T. Uberblick uber den vor- und friihislamischen tiirkischen

120. Versbau // Der Islam. Bd 33. H. 1-2. 1957. S.142-156.

121. Gelb, 1963 Gelb I.J. A Study of writing. Chicago, 1963.

122. Gibb, 1923 Gibb H.A.R. The Arab conquests in Central Asia. L., 1923.

123. Giraud, 1961 Giraud R. L'Inscription de Bain Tsokto. Edition critique. P., 1961.

124. Golden, 1982 Golden P.B. Imperial Ideology and the Sources of Political Unityamongst the pre-Cinggisid Nomads of Western Eurasia // Archivum Eurasiae Medii

125. Aevi. Offprint. II. 1982. Wiesbaden. P.37-76.

126. Gotoff, 1993 GotoffH. Oratory: The Art of Illusion // HSCP. Vol.95 (1993). P.288-340.

127. Habermas, 1989 Habermas J. The Theory of Communicative Acts. N.Y., 1989. Hadson, 1923 - Hadson H.H. The Field of Rhetoric // Quarterly Journal of Speech Education IX (1923). P.160-179.

128. Hamilton, 1990 Hamilton J. L'inscription trilingue de Qara Balgasun d'appes les estampages de Bouillane de Lacoste // Documents et archives provenant de l'Asie Centrale (ed. by A.Haneda). Kyoto, 1990. P. 125-133.

129. Hansen, 1930 Hansen O. Zur sogdischen Inschrift auf dem dreisprahigen Denkmal von Karabalgasun // JSFOu, vol. XLIV, 1930. S.3-39.

130. Hovdhaugen, 1974 Hovdhaugen E. The Relationship between the two Orkhon Inscriptions // Acta Orientalia (Societates orientales Danica Norvegica Svecica). K0benhavn. XXXVI. 1974. P. 55-82.

131. Hrebicek, 1967 Hrebicek L. Are the Old-Turkic Inscriptions Written in Verses? // AO (Praha). 35 (1967). P.477-482.1.hida, 1973 Ishida M. Studies in Cultural History of Eastern Asia. Tokyo, 1973 // TBP. Series A. № 54.

132. Kiyose, 1978 Kiyose G. A Study of the Jurchen Language and Script. Reconstruction and Decipherment. Kyoto, 1978.

133. Kljastornyj-Livsic Kljastornyj S.G., Livsic V.A. The Sogdian Inscription of Bugut

134. Revised // AOH. T.XXVI, fasc.l. Bud., 1972. P.69-102.

135. Kocatiirk, 1983 -Kocatiirk V.M. Turk edebiyati tarihi. Ankara, 1983.

136. Kotwicz-Samoi'lovitch Kotwicz W., Samoilovitch A. Le monument turc d'lkhekhuchotu en Mongolie centrale // RO. T.IV. Lwow, 1928. P.60-107.

137. Kowalski, 1921 Kowalski T. Ze studjow nad forma poezji ludow tureckich. Krakow,1921.

138. Koprulu, 1965 Kopriilii M.F. Aruz // islam Ansiklopedisi. Cilt 3. Istanbul, 1965. S.639-652.

139. Krueger, 1962 Krueger J.R. The Earliest Turkic Poem // JAOS. Vol.82. №4 (1962). P.552-558.

140. Macartney, 1944 Macartney C.A. On the Greek sources for the history of the Turksin the sixth century // BSOS. Vol. XI, № 2. 1944. P.266-275.

141. Marquart, 1898a Marquart J. Die Chronologie der alttiirkischen Inschriften. Leipzig, 1898.

142. Marquart, 18986 Marquart J. Historische Glossen zu dem alttiirkischen Inschriften // WZKM, Bd. XII, 1898. S. 157-200.

143. Mori, 1981 Mori M. The Concept of Sovereign among the ancient Turks // AA (41). Tokyo, 1981. P.47-73.

144. Melikli, 2001 Melikli T.D. Edebiyat amtlan olarak eski Turk yazitlari // TDAYB. Ankara, 2001. S.263-265.

145. Miller, 1984 Miller C. Genre and Social Action // Quarterly Journal of Speech. 70 (1984). P.144-159.

146. Moriyasu, 2003 — Moriyasu T. World History Reconsidered through the Silk Road. Osaka, 2003.

147. Mtiller, 1909 Muller F. W.K. Ein iranisches Sprachdenkmal aus der nordlichen Mongolei // SPAW, 1909. S.726-730.

148. Onogawa, 1950 Onogawa H.A. Translation into Japanese of the Ongin Inscription. With an Introduction, Annotation and Vocabulary 11 Asiatic Studies. In Honour of Torn Haneda. Kyoto, 1950. P.431-451.

149. Orkun, 1938-1941 Orkun H.N. Eski tiirk yazitlan. C.I-IV. Istanbul, 1938-1941. Palsson, 2004 - Palsson H. Saga // Encyclopaedia Britannica 2004 Deluxe Edition CD.

150. Parker, 1896 Parker E.H. L'inscription chinoise du monument I // MSFOu, vol.V, 1896. P.212-216.

151. Parry, 1930 Parry M. Studies in the Epic Technique of Oral Verse. I // HSCP. Vol.41 (1930). P.80-105.

152. Pelliot, 1929 Pelliot P. Neuf notes sur des questions d'Asie Centrale // TP. Vol.26. 1929. P.202-265.

153. Perelman, 2004 Perelman C. Rhetorics // Encyclopaedia Britannica 2004 Deluxe Edition CD.

154. Реуге, 2004 Peyre Н. Nonfictional prose // Encyclopaedia Britannica 2004 Deluxe Edition CD.

155. Puhvel, 2004 Puhvel J. Epigraphy // Encyclopaedia Britannica 2004 Deluxe Edition CD.

156. Radloff, 1897 RadloffW. Die Alttiirkischen Inschriften der Mongolei. Neue Folge. SPb., 1897.

157. Roux, 1982 Roux J.-P. Les inscriptions de Bugut et de Tariyat sur la region des Turcs // Studia Turcologica Memoriae Alexii Bombaci Dicata. Napoli, 1982. P.452-457.

158. Roux, 1963 Roux J.-P. La mort chez les peuples altai'ques anciens et medievaux. Paris, 1963.

159. Roux, 1962 Roux J.-P. La Religion des turcs de l'Orkhon des Vile et VHIe s. // RHR. 1962. T.161.N2. P. 14-42.

160. Roux, 1970 Roux J.P. Les Traditions des Nomads de la Turque Meridionale. P., 1970.

161. Rybatzki, 1999 Rybatzki V. Punctuation rules in the Tonuquq inscription? // Writing in the Altaic World. SO 87 (ed. by J.Janhunen, V.Rybatzki). Helsinki, 1999. p.207-222.

162. Rybatzki, 2000 Rybatzki V. Titles of Turk and Uigur Rulers in the Old Turkic Inscriptions // CAJ. № 44/2, 2000. P.208-276.

163. Tekin, 1968 Tekin T. A Grammar of Orkhon Turkic. Indiana University

164. Publications, Bloomington, 1968.

165. Tekin, 1988 Tekin T. Orhon Yazitlari. Ankara, 1988.

166. Thomsen, 1924-1925 Thomsen V. Alttiirkische Inschriften aus der Mongolei // ZDMG. Bd.78. 1924-1925. S.121-175.

167. Thomsen, 1893 Thomsen V. Dechiffrement des inscriptions de Г Orkhon et de l'Jenissei. Notice preliminaire // Bulleten de l'Academie des sciences et des lettres de Danemark. 1893. P.285-299.

168. Thomsen, 1896 Thomsen V. Inscriptions de l'Orkhon // MSFOu, V. Helsingfors, 1896.

169. Thomsen, 1922 Thomsen V. Inscriptions runiques turques de Mongolie et de Siberie // Samlede Afhandlinger. K0benhavn. Bd.III, 1922. P.92-198.

170. Thomsen, 1916 Thomsen V. Turcica. Etudes concernant Г interpretation des inscription turques de la Mongolie et de la Siberie // MSFOu. Vol. XXXVII. Helsingfors, 1916. P.l-96.

171. Tucci, 1950 Tucci G. The Tombs of the Tibetan Kings // Serie Orientale Roma. Vol.1. 1950.

172. Twitchett, 1962 Twitchett D.C. Chinese Biographical Writing // Historians of China and Japan (ed. by W.G.Beasley & E.G.Pulleyblank). L., 1962. P.95-110.

173. Vambery, 1898 Vambery H. Noten zu den Altturkischen Inschriften der Mongoleiund Sibiriens // MSFOu. Vol. XII. Helsingfors, 1898.

174. Wait, 1974 -Wait H.V. Metahistory. B.-L., 1974.

175. Watson, 1962 Watson B. Early Chinese Literature. N.Y.-L., 1962.

176. Watt, 1957 Watt I. Rise of the Novel. Berkeley, 1957.

177. Wichelns, 1958 Wichelns H.A. The Literary Criticism of Oratory // The Rhetorical Idiom. Essays on Rhetoric, Oratory, Language and Drama (ed. by D.C.Bryant). N.Y., 1958. P.3-42.

178. Winner, 1958 Winner T.G. Oral Art and Literature of the Kazakhs. Durham, 1958. Yarshater, 1983 - Yarshater E. Iranian National History // The Cambridge History of Iran. Vol.3 (I). Cambridge, 1983. P.359-477.

179. Zamrazilova-Jakmyr, 1999 Zamrazilova-Jakmyr J. Script, Language and Narration in Old Turkic Texts // Writing in the Altaic World. SO 87 (ed. by J.Janhunen, V.Rybatzki). Helsinki, 1999. P.312-320.1. Сиглы памятников

180. БКб памятник в честь Бильге-кагана (большая надпись) (= X, Ха) БКм - памятник в честь Бильге-кагана (малая надпись) (= ХЬ) КБ - Карабалгасунская надпись

181. КТб памятник в честь Кюль-тегина (большая надпись) КТм - памятник в честь Кюль-тегина (малая надпись) КЧ - памятник в честь Кули-чора

182. МЧ памятник в честь Моюн-чора ("Селенгинский камень"; стела из Могойн1. Шине-Усу)1. Онг Онгинская стела1. Тон памятник Тоньюкука

183. К боковая сторона памятника в честь Кюль-тегина X - боковая сторона памятника в честь Бильге-кагана Хс - надпись на щите памятника в честь Бильге-кагана Bl, В2, ВЗ - стороны Бугутской стелы

184. Список условных сокращений

185. ВДИ Вестник древней истории

186. ЖМНП Журнал Министерства народного просвещения

187. ЗВОРАО Записки Восточного отделения Русского археологического общества1. НАА Народы Азии и Африки1. РА Российская археология

188. СВ Советское востоковедение1. СТ Советская тюркология

189. СТОЭ Сборник трудов Орхонской экспедиции1. СЭ Советская этнография

190. ТС Тюркологический сборник

191. ТТКО ИРГО Труды Троицко-Кяхтинского отделения императорского Русского Географического общества

192. А А Acta Asiatica (Bulletin of the Institute of Eastern Culture)1. AO Archiv Orientalni

193. AOH Acta Orientalia Hungarica

194. BSOS Bulletin of the School of Oriental Studies

195. CAJ Central Asiatic Journal

196. FUF Finnisch-Ugrische Forschungen

197. HSCP Harvard Studies in Classical Philology

198. JAOS Journal of American Oriental Society

199. JRAS Journal of the Royal Asiatic Society

200. JSFOu Journal de la Societe Finno-Ougrienne

201. MSFOu — Memoires de la Societe Finno-Ougrienne

202. PhTF Phililogiae Turcicae Fundamenta

203. RHR Revue de l'histoire des religions

204. RO Rocnik Orientalisticzny1. SO Studia Orientalia

205. SPAW Sitzungsberichte der Preussischen Akademie der Wissenschafiten, Phil.-hist.1. Kl., Berlin.1. ST Studia Turcica1. SUA Studia Uralo-Altaica

206. TBP The Toyo Bunko Publications

207. TDA Turk Dilleri Ara§tirmalan

208. TDAYB Turk dili ara§tirmalari yilligi, Belleten1. TP T'oung Pao (Leiden)

209. TDED Turk Dili ve Edebiyati dergisi

210. UAJ Ural-Altaische Jahrbticher

211. WZKM Wiener Zeitschrift fur die Kunde des Morgenlandes ZDMG - Zeitschrift der Deutschen Morgenlandischen Gesellschaft