Должное и сущее как категории культурно-исторического процесса: На материале России тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 24.00.01, кандидат культурол. наук Яковенко, Игорь Григорьевич

• Яковенко, Игорь Григорьевич
• кандидат культурол. наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат культурол. наук Яковенко, Игорь Григорьевич

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОГЛ&ВЛ6НИ6 • « « » » • о « « о • о » « • « « • t « « • » • « « о » » » о о « « о « е в с о о о

Введение

ГЛАВА I. Дробление синкрезиса культуры

(Генезис должного и сущего)

§1. Должное и сущее: общая характеристика категорий..20 §2. Должное и сущее в большой истории

ГЛАВА II. Мир должного/сущего в космосе

традиционной русской ментальности

§ 1. Природа должного

§2. Социальные практики должного

§3. Должное/сущее и идеологические институты

Глава III. Должное/сущее в социальной эмпирии

России XX века

§1. Должное и его носители

§2. Должное и его социокультурные альтернативы

§3. Размывание концепта должное/сущее

Заключение

Список литературы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Должное и сущее как категории культурно-исторического процесса: На материале России»

ВВЕДЕНИЕ

И предложенная тема, и проблемный ракурс её рассмотрения, а также характер материала и методы его интерпретации, как и все иные компоненты научного дискурса в данной работе, относятся к сфере культурологии. Эта молодая, определяющаяся в своих предметных и методологических границах дисциплина, представлена сегодня пугающим разнообразием самых различных концепций, парадигм и самоопределений. Не имея возможности^ пускаться в запутанный и бесплодный в смысле установления категориально-терминологического согласия разговор о том, что такое культура и ^соответственно, культурология, ограничимся кратким определением собственной позиции.

В данной работе культура понимается как структурно и исторически самоорганизующаяся система смыслов человеческого существования. Соответственно, из всех многообразных срезов культурологической мысли в основу работы кладется тот, который можно назвать системной культурологией, т.е. областью знания, которая,в определенной степени принимая эстафету традиционной (классической) философии, стремится объяснить мир как целое, не замыкаясь при этом на "вечных" и проклятых в своей неразрешимости онтологических и гносеологических вопросах.

Актуальность исследования

В современном динамичном и перманентно усложняющемся мире постоянно растет значимость исследований ментальности. В меняющихся незападных обществах устойчивые структуры сознания часто оказываются почти непреодолимым фактором, той слабо осознаваемой, но существенной реальностью, о которую разбиваются планы преобразователей, не склонных к рефлексии глубинных культурных оснований.

Одна из существенных проблем социального познания связана с особым феноменом "забывания" или семантическим барьером между изживаемой и утверждающейся культурной реальностью. Новые люди, отчуждающиеся экзистенциально от прошлого, не в состоянии не только пережить, но и понять природу

уходящего мира. Этот коммуникационный провал задается диалектикой изживания уходящего. Кроме того, он связан с качественной дистанцией между моделями социальности и культуры, которые вырастают из адекватного западноевропейской реальности рационального дискурса и нетождественной ему реальности восточноевропейских и неевропейских обществ.

С особой остротой заявленная проблема встает в обществах восточноевропейских. Если нетождественность чистых форм Запада и Востока носит очевидный характер, то общества Восточной Европы устойчиво воспринимаются как часть Европы, в которой те или иные сущностные черты западноевропейского целого менее выражены, ослаблены в силу особых условий (исторических, географических, геополитических). Во многом эти представления соответствует реальности. Но существуют и весьма значимые различия, не схватываемые в данной системе представлений. Именно здесь лежат коренные причины трудностей, переживаемых нашим обществом в последнее десятилетие.

Отсюда - актуальность задачи познания структуры и механизмов ментальности обществ как устойчиво традиционных, так и динамизирующихся. Особенно важно изучение связей структур ментальности и деятельности, ментальности и культурной реальности. Выявление значимых элементов и механизмов, категоризация выделенных сущностей позволит продвинуться на пути создания методологии анализа исследуемых объектов.

В актуальности настоящего исследования, видятся два аспекта. Первый связан с тем, что исследование цивилизационной специфики - сравнительно молодое и чрезвычайно перспективное научное направление синтетического характера - остро нуждается в развитии философско-культурологической категориальной базы и терминативного аппарата.

Несомненно актуальным представляется и обращение к анализу исторического опыта России. Сегодня, на фоне бурной исторической динамики, крушения не только скоротечных иллюзий, но и многих традиционно устоявшихся стереотипов, туманности перспектив и кризиса культурно-цивилизационной самоидентификации всякая серьезная попытка разобраться в универсальных основаниях российской ментальности не может не быть актуальной .

Причём, в наши дни особо востребован взгляд "без гнева и пристрастия", не сводимый лишь к внешнему объективизму на уровне общих признаков научной рациональности. Здесь от исследователя требуется совершить почти невозможное - экзистенциально отстраниться от фундаментальных и трудноосознаваемых онтологических и ценностных установок, впитываемых на протяжении всей жизни. Необходимо, хотя бы частью своего рефлектирующего сознания "выпасть" из отечественной культурной традиции, заняв по отношении к ней позицию вненаходимости (по Бахтину) и тогда придется мобилизовать все свое мужество, чтобы признать, что критика универсалий ментальности есть критика и своих собственных экзистенциальных корней.

Мало кому это под силу. Большинство авторов, пишущих сегодня о прошлом, настоящем и будущем России, вольно или невольно стоят на идеологизированных позициях. Стрелка амплитуды между традиционными полюсами славянофильства и западничества давно стала зашкаливать в оба конца. Даже если не брать во внимание необозримыйй поток публицистики, то в пределах серьезной или претендующей на серьезность литературы присутствуют все точки зрения от прекраснодушно-либеральной и примыкающей к ней прогрессистско-технократической до рес-таврационно имперской (Дугин). Это не спор агрументов. Это спор убеждений и базовых ценностей.

Наше убеждение состоит в том, что сегодня остро восс-требован зрелый, строго научный подход . Примером такого подхода, основанного не на убеждениях, а на аргументах, может служить капитальный труд A.C. Ахиезера "Россия: критика исторического опыта", историко статистические изыскания Г.А.Гольца и некоторые другие. Несомненно, при всей актуальности вопроса, тема объективной и беспристрастной критики ментальных и культурноисторических оснований российской цивилизации находится в начальной стадии своего развития.

Состояние и степень разработанности проблемы.

Разрабатываемая в диссертации методология лежит в русле рассмотрения бинарных оппозиций сознания. При этом объектом исследования избрана оппозиция должное/сущее.

Сразу оговоримся: заявленная в работе оппозиция не имеет содержательного или терминологического родства с известной в философии парой "сущность - существование", что делает излишним специальный разговор об их соотнесении. Можно сказать, что "сущее" как категория философского дискурса, взятая в парном соотнесении типа "сущее - действительное" (Гегель) или вне такового, так или иначе воспроизводит если не прямые, то во всяком случае, коннотативные значения налично существующего, бытийствующего, ставшего, явленного и т.п., т.е. связанного с актуальным эмпирическим опытом или его составляющими. Этот пучок значений связывает наше понимание категории "сущее" с общефилософской традицией. Однако его основное и специфическое содержание раскрывается в соотнесении с парной категорией "должного", не имеющей прямых и непосредственных аналогов среди философских терминов.

Говоря об истории вопроса, следует указать, что он распадается на два аспекта: историю проблемы и историю метода.

История проблемы - это история исследования законов и механизмов изменения ментальности и, соответственно, картины мира у той или иной этно- или социо-культурной субъектной группы. В широком смысле сфера этой проблематики, помимо классических философских систем, охватывает и всю историософскую традицию, и историю ментальностей, и цивилизационный анализ, не говоря уже об этнографии и культурной антропологии и целом ряде более частных дисциплин (типа предметного искусствознания, политической истории, фольклористики и др.)

Расшифруем применительно к нашему контексту еще одно значимое понятие: под пентальностыо понимается совокупность психологических механизмов, определяющих семантико-аксиоло-гическое оформление экзистенциальных ориентаций, устойчиво воспроизводящихся в той или иной культуре или, проще говоря, совокупность устойчивых интенций смыслообразования.

История проблемы, таким образом, принимает вид истории соотношения ментальности и культурной реальности, или конституируемой картины мира с реально бытийствующим эмпирическим континуумом культуры. Ментальный образ картины мира, будучи всегда лишь фрагментарно репрезентирующей частью обще-

культурного целого, в глазах субъекта культуры притязает на целостную нормативную модель этого самого целого- Отсюда проистекают разнообразные диспараллельные их взаимоотношения . В этом смысле философские и историософские модели от Гегеля до Тойнби и от Маркса до Шпенглера и Данилевского представляют интерес не только и подчас даже не столько как источник авторских идей по поводу исторических процессов, сколько как пример диспараллельных отношений между конституированной нормой, данной в ряду методологических или онтологических установок, и самой культурно-исторической реальностью, в которой эти идеи разворачивались.

Иными словами, если философия и классическая историческая наука задает вопрос: каковы законы истории и как протекают исторические процессы, то культурология, отодвигая вопрос об истинности этих воззрений, ставит его иначе: какие процессы в ментальности позволили прийти именно к таким представлениям об исторических законах и процессах. Разумеется, такой подход мог возникнуть только в недавнее время, на фоне нарастающей релятивности всех норм и ценностей, "растворения" онтологии в гносеологии и т.д. Здесь важное значение приобретает обращение к изысканиям М.Фуко, которые, впрочем, не являются строгим методологическим ориентиром.

В этом ракурсе, вся классическая историософская традиция может служить лишь косвенным источником, т.е. не столько опытом разработки проблемы, сколько материалом к проблеме. В то же время, те или иные грани, корреспондирующие с тематическим аспектом диссертации, содержатся в культуроведческих и культурно-антропологических исследованиях таких авторов, как Б.Малиновский, Ф.Боас, М.Вебер, Г.Зиммель, Д.Бидни, А.Л.Крёбер, Р.Л.Билз и ряд других. Из отечественных авторов в той или иной форме затрагивавших проблему универсальных оппозиций в культуре вслед за М.М.Бахтиным, Вяч.Вс. Ивановым, Ю.М.Лотманом, В.Н.Топоровым и др., следует назвать ученых, обращающихся к исследованию отечественной культурной традиции. Это С.С.Аверинцев, A.C. Ахиезер, А.И.Клибанов, И.В. Кондаков, С.В.Лурье. Существенное значение для формирование концепции имели работы Г.Д. Гачева, А.Л.Доброхотова, Б.С. Ерасова, Л.Г.Ионина, Э.А. Орловой, В.В.Орлова, Е.Б.Раш-

ковского, А.Я. Флиера, В.Г.Хороса; публикации Ю.С.Пивоварова и А.И.Фурсова. Нельзя не упомянуть в высшей степени продуктивные в сопоставительном отношении исследования латиноаме-риканистов - В.Б.Земскова, Я.Г.Шемякина; работы Л.С.Васильева, Г.Г.Дилигенского, В.Б. Пастухова, В.Л. Шейниса и других. Список авторову продуктивно работающих в обозначенных у-областях знания разумеется не исчерпан. Надо заметить, что ' подобного рода перечисления никогда не бывают исчерпывающими, а потому оставляют у автора чувство неудовлетворенности.

Что же касается метода, то история эпистемологического использования бинарных оппозиций пронизывает собой всю историю науки. Впрочем, бинарный код описания мира значительно старше всякой науки. Бинарная структурность, по убеждению автора, выступает универсальным и неустранимым метакодом структурирования смыслов, пронизывающим все аспекты мышления и культурной практики человека, начиная с языка.

Здесь следовало бы оговорить лишь некоторые моменты. Современная постклассическая наука подвергает разносторонней критике ставшие уже традиционными в ХХв. "бинаристские" гносеологические системы: постструктуралисты критикуют Ле-ви-Стросса, неоюнгианцы - К.Г.Юнга и т.д. Эту критику во многих случаях нельзя не признать справедливой. Действительно, и классический структурализм, и традиционная аналитическая психология зачастую грешат схематизмом и статичностью, не улавливая текучести и обратимости смысловых отношений и значений внутри описываемых феноменов.

Еще более жесткой критике, доходящей порой до некорректного третирования, подвергаются "бинаристкие" системы прежних времен, связанные, прежде всего, с диалектической традицией классической философии. При этом, характерно что, возражения против конкретных изъянов той или иной бинарист-ской системы приобретает вид отрицания самого принципа бина-ризма как такового. Часто это бывает связано с тем, что принцип бинарности вообще тесно соотносится с конституирова-нием жестко антиномичного типа дуальных отношений, за который обычно и критикуется тот или иной автор. Вместе с тем, желая того или нет, критики бинарного метода, отвергая те или иные его частные применения, сами воспроизводят те же

бинарные смысловые структуры на каждом шагу. Так, Ж.Деррида изощренно опровергая гносеологический смысл оппозиции центр/периферия, сам, в своем же собственном дискурсе воспроизводит целый "куст" бинарных расчленений оппозитарного характера, где отношения цетр/периферия прекрасно "работают" по крайней мере, в области языковых и семантических конструкций. А его же пара речь/письмо вообще без труда обнаруживает связь с вполне традиционной гносеологией.

Бинарная структурность, по убеждению автора, выступает универсальным и неустранимым метакодом структурирования смыслов, пронизывающим все аспекты мышления и культурной практики человека, начиная с языка. Поэтому, любые критические суждения могут быть справедливы в отношении конкретных форм и способов эпистемологического оперирования бинарными структурами, но не в плане ниспровержения самого принципа вообще.

Подход, основанный на бинарных расчленениях, не будучи изобретением ни структурализма, ни классической диалектики, ни какой либо иной частной традиции, генетически содержится в любых эпистемологических построениях и всякая объяснительная модель может быть, при необходимости, к нему редуцирована .

Сформулировав наши позиции относительно принципа бинар-ности, перейдем к вопросу о разработанности проблемы соотношения должного/сущего. Данная категориальная пара не относится к понятийным структурам, устойчиво находившимся в поле внимания философской мысли. Тем не менее существует некоторая традиция ее осмысления в рамках философского дискурса. Проблематика должного/сущего прежде всего рассматривается в философии морали и философии права. Причем, исследуемые сущности описываются, как правило, в других понятиях.

К проблемам соотношения должного и сущего обращались философы Просвещения; о должном и сущем размышляли Д.Юм, И.Кант и неокантианцы (В.Вильденбанд, Г.Риккерт).

Обратимся к работам Девида Юма. Когда философ утверждает, что требования морального совершенствования не должны заходить слишком далеко: это было бы нереалистично и немилосердно по отношению к человеку, ибо силы и возможности чело-

века во всех направлениях его деятельности ограничены - он явственно рассматривает проблему соотношения должного/сущего .

Проблематика должного/сущего в поле напряженного внимания И.Канта. Осмысливая всеобщий характер моральных требований^ философ сталкивается со сложно разрешимой проблемой } вытекающей из того обстоятельства, что общечеловеческие нравственные нормы никогда не выполняются всеми. Стало быть, все-общесть моральных требований имеет не непосредственно-эмпирический, а совершенно иной характер. Кант исходит из того, что моральные законы - это "законы по которым все должно происходить", хотя "часто не происходит" или даже "хотя бы никогда не происходило".(1) Онтологизируя мораль, философ рассматривает должное внеисторично. Должное для него принципиально не выводимо из сущего.

Обращение к проблематике должного/сущего можно обнаружить в работах Вильгельма Виндельбандта. Для неокантианца Виндельбандта философия - теория ценностей. Отсюда его интерес к проблематике должного. Отметим, что и современные теоретики права работающие в кантовской традиции (например Г.Кельзен) также исходят из того, что бытие права принадлежит сфере должного, но не сущего. Должное же, согласно кан-товского постулата не выводится из сущего.

В XX веке эта проблематика разрабатывалась в рамках философии экзистенциализма. Здесь можно назвать М.Хайдеггера. Среди русских философов, работавших с проблематикой должного и сущего, прежде всего следует упомянуть В.С.Соловьёва, С.Н.Булгакова и Н.А.Бердяева.

Обращение к проблемам должного и сущего можно обнаружить и в отечественной юридической литературе. Так, представитель "психологической школы права" Л.И. Петражицкий исходил из того, что переживание должного как самоопределение личности ведет к ее нравственому поведению. Право исходит от индивида и рождается в глубинах человеческой психологии.(2)

По мере конституирования культурологии складывается собственно культурологическая традиция работы с названными категориями. Прямое обращение к категориям должное/сущее встречается уже в поздних работах М.Вебера. О должном и су-

щем развернуто пишет А.Ахиезер, хотя и не использует предложенную категориальную пару. Ограничивая себя российским материалом, философ склонен конструировать особые понятия, выражающие российскую цивилизационную специфику. Говоря о синкретической народной Правде, Ахиезер имеет в виду именно должное. Сущее в работах Ахиезера соотносимо с понятием Кривды.

Сегодня категории должное/сущее используются рядом исследователей (в частности, В.Б.Земсковым, Я.Г.Шемякиным). Эти примеры указывают на потребность осмысления социокультурной реальности (особенно реальности традиционалистских, пограничных обществ) в заявленных категориях, на их научную продуктивность. В то же время, общим недостатком выявленных контекстов словоупотребления является минимальная теоретическая разработанность привлекаемых понятий. Должное и сущее предстают как самоочевидные понятия, заимствованные из близких контекстов.

Цели и задачи исследования

Целью настоящего исследования является раскрытие природы соотношения ментальности и культурной реальности. Применительно к исследуемым обществам эта диспозиция предстает как соотношение конституируемой картины мира (должного) с эмпирической фактичностью культуры (сущим).

В этой связи автор диссертации стремится решить следующие задачи:

1) выявить механизмы формирования модели самоописания культуры или конституируемой картины мира (то есть должного) описать генезис данных структур;

2) выделить противостоящее этой картине поле эмпирической реальности (сущее): раскрыть генезис структур сознания, описывающих сущее;

3) рассмотреть взаимоотношение конституируемой картины мира (или должного) и эмпирической реальности (или сущего) в их онтологическом несовпадении;

4) определить место и роль конструкта, возникающего в сознании носителей культуры в результате соотнесения самоо-

писания культуры с миром эмпирической реальности - должное/сущее; заявить его в качестве одного из фундаментальных механизмов переживания, познания и оценки реальности в традиционных постосевых обществах;

5) рассмотреть структуру и функции этого конструкта; раскрыть его место и роль в социокультурном целом; рассмотреть соотношение концепта должное/сущее с другими механизмами и феноменами социокультурного целого;

6) исследовать фазисы бытия исследуемого конструкта: генезис, историческое разворачивание и снятие; показать его историческую конечность; указать на альтернативные структуры сознания, идущие ему на смену;

7) рассмотреть заявленный конструкт применительно к российскому материалу: выявить локальную цивилизационную специфику этого конструкта; особенности его бытования в российском социокультурном целом;

8) опираясь на результаты теоретического исследования, предложить методологию изучения конкретных культур; сформировать категориальный инструментарий для анализа цивилизаци-онных структур (по преимуществу восточноевропейских, прежде всего - православных по своему генезису обществ).

Из всего этого вытекает и прагматическая задача, ориентированная на то, чтобы подвести, хотя бы в некоторых аспектах, культурологическую базу под различного рода социально-экономические, политические и идеологические проекты. Прежде всего необходимо обозначить ту сферу, которая авторами таких проектов, как правило, не учитывается, что приводит к ситуации: "Хотели, как лучше, а получилось, как всегда". Автор рассчитывает на продвижение заявленных идей и полагает что их учет были бы продуктивен при формировании социальной, культурной (в узком смысле) и информационно-идеологической политики России.

Объект и предмет исследования

Объектом исследования является соотношение ментальности и культурной реальности.

Предметом исследования выступает исторически конкретная устойчивая система представлений, выражающая соотношение

конституируемой картины мира и культурной реальности, описываемая в виде конструкта должное/сущее.

Методологические основы диссертации

Поскольку исследование носит синтетический и междисциплинарный характер, его метод располагается на стыке различных традиций. Общим для всего дискурса является следование методам диалектической логики, применяемой к новому термина-тивному и предметному материалу. Переосмысливая в этом ракурсе формулы классического идеализма, можно сказать, что связка онтологических оснований с методом их диалектического разворачивания принимает вид структурно-эйдетического детерминизма. Этот принцип, связывающий воедино онтологию и методологию в своих последних основаниях является не выводимым, а постулативным, как, впрочем, и всякие исходные посылки той или иной системы теоретических представлений. Осознавая всю уязвимость любых детерминистских концепций, автор, принадлежа к рационалистической научной традиции, сознательно идет навстречу возможной критике, во имя сохранения установки на отношение к историко-культурному процессу как к явлению закономерному, познаваемому и предсказуемому. При любых инде-терминистских подходах эта установка размывается и теряет смысл. Автор исходит из того, что мир существует как целое, рационален и познаваем.

Принцип структурно-эйдетического детерминизма, постули-руясь в качестве одного из важнейших пунктов всего культурно-генетического процесса, проецируется в пространство мировой истории, определяя уже не только онтологию, но и методологический инструментарий интерпретации социокультурных процессов, образуя тем самым сквозной методологический стержень работы.

Вокруг этого стержня группируются и вспомогательные методологические подсистемы. Прежде всего, опыт широко понимаемого структурализма, который не исчерпал свои гносеологические потенции. При этом, разумеется, необходимы коррективы, учитывающие современную постструктуралистскую критику. Кроме того, необходимо переосмысление первоначального соот-

несения структурного метода с научной и философской методологией позитивизма в контексте заявленных исходных посылок.

С опытом структурного метода тесно сопрягается опыт современной герменевтики, который также понимается весьма широко. Как применение структурного анализа никоим образом не сводится к следованию классикам, будь то К. Леви-Стросс или Ж.Лакан, так и герменевтические процедуры, актуализующие проблему понимания закладываемых культурой и бессознательно воспроизводимых субъектом кодов и смыслов, не укладываются полностью в подчас несовместимые между собой методы признан. ных авторов этого направления: М.Хайдеггера, X.Г.Гадамера, Ю.Хабермаса, П.Рикёра и др. В рамках западной философии культуры сформировался сложный и прихотливый дискурс. Здесь можно упомянуть Ж. Деррида, Р.Барта, Ж.Делеза, Ж.-Ф. Лиота-ра, стиль мышления и методологический поиск которых необходимо учитывать.

В данном дискурсе содержание герменевтических процедур связано, прежде всего, с экспликацией и формализацией пер-восмыслов, онтошений и интенций, лежащих в глубинных слоях культурно-бессознательного опыта коллективной ментальности. Такая герменевтика с необходимостью предполагает абстрагирование от разветвленного и многослойного семантико-аксиологического опосредования этих первосмыслов и выявление последних как чистых ментальных потенций, экзистенциальных направ-ленностей, "обрастающих" в процессе культурогенеза системой дискретных опосредующих структур, каждая из которых есть знак-указатель конкретной историко-культурной ситуации. Специфический тип сочетания структурных и герменевтических методов в рамках единой гносеологической парадигмы составляет методологическое своеобразие работы.

В ряду методологических оснований диссертации существенное место занимает системный подход к исследованию социокультурного универсума. Принадлежа к названной традиции видения социальной и культурной реальности, автор рассматривает исследуемые сущности в их системной взаимосвязи.

Разумеется, в работе также были учтены современные, динамично развивающиеся методы цивилизационного анализа (особенно при обращении к конкретному российскому материалу во 2-ой и 3-ей главах исследования).

Научная новизна

Научная новизна диссертации заключается:

1. В раскрытии механизма, природы и содержательной сущности динамики соотношения ментальности и культурной реальности в их сквозном взаимодействии.

2. В обосновании и построении специальной познавательной конструкции, раскрывающей характер и природу этого соотношения .

С точки зрения новизны, в результатах проделанной работы выделяются как содержательная, так и методологическая стороны.

В методологической аспекте:

- Одним из важнейших итогов является предложение аналитического инструментария для выявления онтологической и эпистемологической дистанции (диспараллелизма) между самоконституируемым образом культуры и её историко-эмпирической реальностью. Будучи развернут на материале России, этот инструментарий, в принципе, может быть применен и к опыту других обществ (локальных цивилизаций), а сформированная для этих целей методология способна пополнить арсенал аналитических средств цивилизационного анализа как самостоятельного научного направления.

Автор вводит принципиально новый познавательный конструкт, в виде оппозиции должное/сущее (в ее особом культурологическом осмыслении), обеспечивающий широкие возможности анализа и оценки культурных процессов. Оппозиция должное/сущее выступает главным звеном в сложно организованной объяснительной конструкции, сформированной автором на основе анализа культурно-исторического процесса, и предлагается далее в качестве инструмента этого анализа.

В ходе разработки мало проблематизованной в культурологическом ракурсе темы соотношения мироустроительного проекта и соответствующей (или противостоящей) ему реальности вводится ряд новых терминов и понятий. Прежде всего, это сами базовые категории - должное как суммативное обозначение кон-

нотативного поля, связанного с идеей глобального мироустрои-тельного проекта, и сущее как номинация континуума эмпирической действительности, данной субъекту в ряду дискретных и фрагментированных состояний и ситуаций.

- Помимо категориальной пары должное/сущее составными компонентами предлагаемого познавательного пространства выступают нововводимые понятия - автомодель, агрегат и некоторые другие.

В содержательном аспекте:

Диссертанту удалось выстроить парадигматическую схему движения и изменения цивилизационных и конкретно-исторических связей в культурогенетических процессах.

Автор исследовал бытование оппозиции должное/сущее в русской культуре, раскрыв ее на конкретном материале отечественной реальности XX в., что позволило выявить локальную цивилизационную специфику конструкта и особенности его развертывания в российском социокультурном целом.

Применение предлагаемого познавательного аппарата к рассматриваемому материалу позволило выявить важные связи универсалий российской цивилизации с общемировым культурно-генетическим процессом. В рамках указанного подхода находится объяснение широкому кругу явлений, которые либо вовсе не рефлектировались и не проблематизировались отечественной научной мыслью, либо не находили удовлетворительного объяснения в пределах традиционных концепций.

В результате культурно-исторический процесс раскрывается как диалектика должного и сущего. А конструкт должное/сущее предстает как один из ключевых механизмов саморазворачивания культуры в целом.

Теоретическая и практическая значимость

В общем смысле теоретическая значимость работы состоит в разработке новых методологических подходов к познанию культуры. В диссертации:

предлагаются новые методологические подходы к исследованию диалектики соотношения ментальности и культурной реальности, разрабатывается соответствующий понятийно-терминологический аппарат;

обогащается арсенал цивилизационного анализа;

намечаются пути и принципы развития связей между исследованиями ментальности и конкретно историческими исследованиями ;

представляется возможность по-новому раскрыть историософский дискурс.

Практическая значимость работы

Диссертация позволяет по-новому рассмотреть целый ряд тем, а также ввести новые темы в курсах мировой и отечественной истории, истории мировой культуры и культурологии.

Результаты работы могут быть учтены в курсах социальной психологии и политологии.

Результаты данной работы имеют значимость и с точки зрения практики экономической, культурной и информационно-идеологической политики. Люди, видящие мир через призму должного/сущего, составляют достаточно значительный сегмент нашего общества. Учет специфики мировосприятия, присущего этой категории граждан, позволил бы повысить эффективность информационно-идеологической политики. Кроме того, человек, принадлежащий миру должного/сущего, определенным образом реагирует на изменения социокультурной реальности. Учет этих факторов позволил бы повысить эффективность экономических и политических решений.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Между самоконституируемым образом культуры и ее ис-торико-эмпирической реальностью существует онтологическая и эпистемологическая дистанция.

2. Диспараллелизм самоконституируемого образа культуры и ее эмпирической реальности фиксируется сознанием культурного субъекта. Возникающие в результате этого культурные смыслы и положенности складываются в специфический конструкт сознания - должное/сущее.

3. Как структура, задающая и оформляющая переживание, познание и оценку социокультурной реальности, конструкт должное/сущее выступает в качестве одного из узловых элементов культуры.

4. Оппозитарное отношение должного и сущего задает сложную диалектику этих категорий. В результате культурно-исторический процесс раскрывается как диалектика должного и сущего.

5. Оппозиция должное/сущее ограничена в историческом времени и пространстве. Ее пространственная локализация связана с регионами монотеистических религий.

Временная локализация доминирования оппозиции должное/сущее задается рамками, с одной стороны, осевого времени, формирущего идею универсального космического Должного и теоцентристскую картину мира. С другой стороны, границы оппозиции должное/сущее детерминированы широким комплексом процессов, ведущих в распаду теоцентристского (идеоцентрист-ского) космоса. Секуляризация сознания упраздняет идею универсального Должного, что разрушает заявленную оппозицию.

Апробация работы

Научные результаты работы нашли свое отражение в:

1. Монографии - "Культура как система", созданной автором совместно с А.Пелипенко.

2. В статьях и публикациях философского, культурологического, социологического и политологического плана.

3. В выступлениях на научных конференциях (российских и международных) и "круглых столах".

Среди них можно назвать:

Международную конференцию ИВИ РАН "Проблемы исторического познания" Москва 5-7 марта 1996 г.;

Международный семинар. Институт социологии РАН "Балтийское соседство культур: глобализация, историческое сознание и новые идентификации в социальном соседстве." СПб., 7-11 апреля 1996 г.

4. В выступлениях в рамках научных советов и теоретических семинаров:

а) независимого теоретического семинара "Социокультурная методология анализа российского общества" (материалы семинара публикуются в журналах "Рубежи" и "ОНС"); б) семинара

"Либерализм: идеи, опыт, современность" (материалы семинара публикуются в журнале "Открытая политика"); в) в рамках работы Научного совета РАН по комплексной проблеме "История мировой культуры".

5. В практической лекционной работе (Московский институт повышения квалификации работников образования. С 1997 г. до настоящего времени)

6. Работа обсуждалась и была одобрена на заседании Кафедры истории и теории культуры РГГУ.

Структура работы.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и списка используемой литературы. Примечания и ссылки даны в конце соответствующих глав.

1. Кант И. Сочиния в шести томах. М.1963-1966. т.4, ч.1, С. 222; 267.

2. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. Т.II СПб, 1909. С. 480.

Заключение диссертации по теме «Теория и история культуры», Яковенко, Игорь Григорьевич

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Данное исследование, развернутое в специфическом междисциплинарном ракурсе не может быть отнесено, в строгом смысле, ни к историческому, ни к философскому жанру. Как предмет, так и метод диссертации, не имеющие под собой разработанной научной традиции отсылают к складывающемуся в настоящее время культурологическому дискурсу, где в центре внимания оказывается многоплановая взаимосвязь ментальных и социокультурных процессов. В рамках такового и рассматриваются структурные универсалии цивилизационной системы в их исторической динамике.

Стремясь придать размытому облаку культурологических идей вид по возможности строгой системы научных представлений, автор стремился к максимальной конкрентности и определенности терминов и понятий, некоторые из которых, по необходимости, вводятся впервые. К таковым относятся, прежде всего, сама категориальная пара "должное - сущее", ранее использовавшиеся в культурологической литературе скорее в виде нестрогого образа. Здесь же эти понятия обретают статус категорий, определенных, как в структурно содержательном, так и в историческом и феноменологических аспектах.

Не менее важным нововводимым термином является "автомодель культуры". Это понятие обретает если не статус категории, то по меньшей мере, чрезвычайно значимого гносеологического конструкта. Впервые найдена формула четкого разделения авторефлективных представлений культурной системы о себе самой в сопоставлении с ее объективированным извне образом.

Установление факта универсального несовпадения этих образов, само по себе, открывает тему герменевтических коррективов к любым самоописаниям, приходящим изнутри той или иной культурной традиции, а также ставит проблему заблокирования определенных пластов реальности для фиксации и осмысления их субъектом этой традиции. Отсюда вытекает и набросок методологии исследования цивилизационных паттернов в аспекте их структурной конфигурации и компаративного сопоставления: лишь сравнивая между собой эти цивилизационные паттерны, мы можем установить, какие пласты реальности способен осмыслить и освоить каждый из них.

Анализ исторического момента складывания автомодели культуры, как завершенного и устойчивого механизма ментальности, связан с заявлением и содержательным разворачиванием другого важнейшего понятия - манихейской революции. С этим понятием, впервые представленном в книге "Культура как система" (написанной автором совместно с A.A. Пелипенко) связан целый блок принципиально важных теоретических концепций. Обращаясь сквозь многообразную историческую фактологию к глубинному уровню самоорганизации культурных систем, автор пытался проследить общие параметры формирования нового исторического субъекта в их взаимосвязи с образованием соответствующей цивилизационной парадигмы. В этом же блоке концепций лежит и специфический взгляд на монотеизм, как на внутренний момент развития дуалистической системы мироощущения; а именно, того ее этапа, когда оформившееся полярное разведение глобализованных оппозитарных сущностей, грозя расколоть и дезинтегрировать переживающее сознание, стало требовать имманентного снятия в синтезе.

Парадигма манихейской революции позволяет проследить изменения картины мира как следствие переструктурировки мак-рокультурных паттернов, а не как результат воздействия неких внешних, эмпирических факторов историко-событийного, социально-экономического, узкорелигиозного или этно-демографи-ческого характера, что в известном смысле ставит теоретический подход к осмыслению глобальных цивилизационных процессов с головы на ноги. Т.е. действующая в рамках цивилизационной целостности универсальная причинность выводится и объясняется здесь из себя самой, а не из суммы ее частных эмпирических следствий.

Далее, исследование традиционной российской ментальности и соответствующего ей круга культурных явлений, развернутое во второй и третьей главах диссертации, не есть просто иллюстрация, прилагаемая к теоретической концепции. Эта тема имеет вполне самостоятельное значение. Дело не только в том, что Россия, в силу целого ряда исторических обстоятельств, являет собой один из ярчайших примеров пронизанности всех пор культуры космологической доктриной должного/сущего, эксплицируемой в эпоху ее (доктрины) системного кризиса. Обращение к познанию корневых оснований российской цивилизации проблематизуется сегодня, едва ли не в первую очередь, в прагматическом аспекте. В ситуации, когда общество безнадежно расколото на два (как минимум) антагонистических лагеря, при отсутствии ясной и приемлемой для всех стратегии развития, прорыв мысли сквозь туман идеологических завес и внутренних точек зрения, становится актуальнейшей задачей.

Подводя итоги можно сказать что: в онтологическом аспекте выявлен пласт ментальных установок и соответствующих им блоков культурной реальности, совокупно маркируемых категориями должного и сущего. Система сквозных исторических связей, объединяющая этот конгломерат идей и явлений, соотносимых обычно с разнесенными эмпирическими сферами культуры, вскрывает новый онтологический пласт в цивилизационном целом. в эпистемологическом аспекте найдены понятийные и терминологические формы описания невербализуемых ранее (или вербализуемых в несобственном, замещенном виде) форм ментальных установок, обозначен круг их соотнесения с феноменологическим полем культуры. в гносеологическом аспекте заявлена теоретическая концепция, открывающая новый ракурс в цивилизационном анализе и располагающая адекватным понятийно-терминологическим и методологическим инструментарием для дальнейших исследований в заявленном ракурсе. в методологическом аспекте предложенная теоретическая модель может быть спроецирована в область цивилизационного анализа целого разряда обществ, прошедших или проходящих стадию изживания доминанты традиционной ментальности. Кроме того методологический инструментарий, группирующийся вокруг базовых категорий должного и сущего, применим и к частным, локальным срезам культурно-цивилизационного целого - к экономике, к социально-политическим и идеологическим процессам, к этнографии субкультурных сообществ, к искусству, к процессам, протекающим в религиозном и обыденном сознании и т.д. в понятийно-терминологическом аспекте введен ряд важных новых определений: должное/сущее, автомодель культуры, мани-хейская революция, паллиат, социальный абсолют, агрегат и некоторые другие.

Второй блок научных итогов диссертации связан собственно с опытом исследования российской цивилизации. Подчеркивая, что концепция должного/сущего никоим образом не покрывает все феноменологическое поле российской цивилизации, автор, убежден: аналитическое вскрытие этого аспекта позволяет ухватить один из ее ключевых пластов, ускользавших ранее от адекватной рефлексии. Это, в свою очередь, позволяет говорить о том, что категориальная пара должное/сущее может быть продуктивно использована для анализа отечественной реальности и как сущность, онтологически присутствующая в ней самой, и как гносеологический и эпистемологический инструмент исследования и описания.

Список литературы диссертационного исследования кандидат культурол. наук Яковенко, Игорь Григорьевич, 1999 год

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Аверинцев С.С. Византия и Русь: два типа духовности.// новый мир. 1988. No 8 С. 46-68; No 9 С.61-83.

2. Аристотель. Сочинения в 4 т. (под ред. В.Ф. Асмуса, З.Н. Микеладзе, И.Д. Рожанского, А.И. Доватура, Ф.Х. Кессиди) М., 1975-1982.

3. Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта. Том1. От прошлого к будущему. Новосибирск, 1997. 804 с.

4. Бердяев H.A. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. 599 с.

5. Бердяев Н. Душа России. М., 1915.

6. Бороноев А.О. Смирнов П.И. Россия и русские. Характер народа и судьбы страны. СПб.,1992. 143 с.

7. Булдаков Владимир. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997. 373 с.

8. Петр Вайль, Александр Генис. 60-е. Мир советского человека. М. , 1996 . 367 с.

9. Введение в русскую философию. М., Интерпакс, 1995. 304с.

10. Вебер М. Избранные произведения. М.,1990. 793 с.

11. Макс Вебер. Избранное. Образ общества. Пер. с нем. - М., Юрист. 1994. 437 с.

12. Гачев Г.Д. Русская идея и ее творцы. М., 1995. 367 с.

13. Гачев Г Д. Национальные образы мира. М., 1998. 429 с.

14. Гоголь Н.В. Выбранные места из переписки с друзь-ями//Собр. соч. в 8 т. Т. 7. С. 206-318.

15. Гончарова Т.В., Стеценко А.К., Шемякин Я.Г. Универсальные ценности и цивилизационная специфика Латинской Америки. В 2-х томах. ИЛА РАН. М.1995.

16. М.Геллер, А.Некрич. Утопия у власти. История Советского Союза с 1917 года до наших дней. Oversis Publication. London. 1986. 926 с.

17. Гуревич А.Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. М., 1989. 366 с.

18. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984. 301 с.

19. Дробницкий О.Г. Понятие морали. М.,Наука, 1974. 387 с.

20. Замалеев А.Ф. Курс истории русской философии. М., Наука. 1995. 190 с.

21. Зарубина H.H. Социально-культурные основы предпринимательства. М., 1998. 357 с.

22. Зиновьев A.A. Запад. Феномен западнизма. М.,1995. 398 с.

23. А.Б.Зубов. История религии. Книга первая:Доисторические и внеисторические религии. Курс лекций. - М., Планета детей, 1997. 343 с.

24. Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994. 235 с.

25. История ментальностей. Историческая антропология. М., 1996. 254 с.

26. Евгений Ивахненко. Средневековое двоеверие и русская литературно-философская мысль нового времени. Язычество и русское язычество: к особенностям христианизации Руси.// Рубежи 1997 No 1 С. 64-74.

27. Евгений Ивахненко. Средневековье: духовный аспект русского двоеверия.//Рубежи. 1997 No7. С.47-57.

28. Кавелин К.Д. Наш умственный строй: Статьи по философии русской истории и культуры. М., Правда, 1989. 419 с.

29. Кант И. Сочиния в шести томах. М., 1963-1966.

30. К.Касьянова. О русском национальном характере. М.,1994. 367 с.

31. Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России. Период феодализма. М., 1977. 463 с.

32. А.И.Клибанов. Духовная культура средневековой Руси. М., 1994 . 367 с.

33. Клягин Н.В. Происхождение цивилизации. (Социальнофило-софский аспект) М., 1996. 251 с.

34. Кнабе Г.С. Материалы к лекциям по общей теории культуры и культуре античного мира. М., Индрик, 1993. 527 с.

35. Коваль Т.Б. Тяжкое благо. Хриситанская этика труда. М., 1994. 281 с.

36. Козлова H.H. Горизонты повседневности советской эпохи. Голоса из хора. М., ИФ РАН. 1996. 219 с.

37. Н.Н.Козлова, И.И.Сандоиирская. Я так хочу назвать ки-

-но.—"Наивное письмо" :—опыт лингво-социологического чтения. М., 1996. 256 с.

38. Кондаков И.В. Введение в историю русской культуры. М., Наука. 1994. 376 с.

39. Королев С. А. Донос в России. Социально-философские очерки. M., 1996. 238 с.

40. Кочаровский К. Народное право. М., 1906.

41. Культура Византии. Вторая половина VII-XII вв. М.,

1989. 497 с.

42. Кэмпбелл Джозеф. Герой с тысячью лицами. София 1997. 335 с.

43. Леонтьев К. Избранное. М., 1993. 414 с.

44. Лихачев Д.С. Земля родная. M., 1983. 374 с.

45. Лихачев Д.С. О национальном характере русских.// ВФ.

1990. No 4. С.46-62.

46. Лосев А.Ф. Природа. // Человек, 1994, No 3. С. 56-69.

47. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. M., 1992. 354 с.

48. Лурье C.B. Метаморфозы традиционного сознания. Опыт разработки теоретических основ этнопсихологии и их применения к анализу исторического и этнографического материала. СПб., 1994. 287 с.

49. Лурье C.B. Историческая этнология. М., 1997. 445 с.

50. Морозов Ю.А. Пути России (модернизация неевропейских культур). В 3 т. М., 1991-1992.

51. О РОССИИ и русской философской культуре. Философы русского послеолктябрьского зарубежья. М., Наука. 1990.

528 с.

52. Осаченко Ю.С., Дмитриева Л.В. Ведение в философию мифа. М., ИНТЕРПРАКС. 1994. 173 с.

53. Ричард Пайпс. Россия при старом режиме. М.,1993. 421 с.

54. Петражицкий Л.И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. T.II СПб, 1909.

55. Платон. Соч. в 3 т.(Под редакцией В.Ф.Асмуса и А.Ф.Лосева) М., 1968-71.

56. Поляков Л.В. Логика "русской идеи"//0НС 1992 No3 С.84-97; No4 С. 67-88; No5 С.123-133.

57. Померанц Г.С. Выход из транса. М., Юрист. 1995. 575 с.

58. Померанцева Н.А. Эстетические основы искусства Древнего Египта. М., 1985. 314 с.

59. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. 2-ое изд. М., 1979. 473 с.

60. Россия и Европа: опыт соборного анализа. М.,1992. 572 с.

61. Русская идея. В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья; В 2 т. М., 1994.

62. Русская идея. Составитель. М.А.Маслин. М., Республика, 1992. 495 с.

63. Русская культура на межконфессиональных перекестках. Тезисы докладов и выступлений на междуниродной конференции. М. , 1995. 127 с.

64. Россия между Европой и Азией: Евразийский соблазн. Антология. М., 1993. 367 с.

65. Русская литературная утопия. М., 1986. 581 с.

66. Сабиров В.Ш. Русская идея спасения. Жизнь и смерть в русской философии. СПб.,1995. 484 с.

67. Самопознание. Сборник статей. Нью-Йорк, 1976. 320 с.

68. Сармьенто Д.Ф. Избранные произведения. М., 1995. 466 с.

69. Солженицын А.И. Публицистика: В 3 т. Ярославль 1995-1996 .

70. Секс и эротика в русской традиционной культуре. Составитель А.Л.Топорков. М., Ладомир. 1996. 535 с.

71. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций . М., 1994. 598 с.

72. Сикевич З.В. Национальное самосознание русских. (Социологический очерк). М., 1996. 204 с.

73. Борис Славный. Россия, конец века: почему не ладится у нас с демократией?//Рубежи. 1996.No4. С.5-26

74. Советский простой человек: Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М., 1993. 472 с.

75. Солоневич И.Л. Народная монархия. М., Феникс, 1991. 512 с.

76. Столыпин П.А. Нам нужна великая Россия. М., 1991. 369 с.

77. Павел Судоплатов. Разведка и кремль. М., 1996. 507 с.

78. Тойнби А. Постижение истории. М., 1991. 784 с.

79. М.К.Трофимова. Историко-философские вопросы гностицизма. М . , 1979 . 283 с.

80. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья. М., 1989. 321 с.

81. Успенский Г.И. Письма из деревни. Очерки о крестьянстве в России второй половины XIX века. М., 1987. 324 с.

82. Уткин A.M. Вызов Запада и ответ России. М., 1997. 390 с.

83. Федотов Г. П. Судьба и грехи России. Избранные статьи по философии русской истории и культуры. В 2-х т. СПб: София, 1992.

84. Федотов Г. П. Стихи духовные. Русская народная вера по духовным стихам. М.,1991. 316 с.

85. Федотов Г.П. Россия и свобода. Нью-Йорк, 1981. 391 с.

86. Георгий Федотов. Святые древней Руси. М., 1990. 269 с.

87. Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.,

1990. 517 с.

88. Филист Г.М. История "преступлений" Святополка Окаянного. Минск, "Беларусь".1990. 155 с.

89. Фихте И.Г.Факты сознания. СПб., 1914.

90. Флиер А. Цивилизация и субцивилизация России//Общест-венные науки и современность, 1993, No6. С.71-82.

91. Флоровский Г. Пути русского богословия. Париж, 1937. 599 с.

92. Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М., 1978. 428 с.

93. Фуко М. Слова и вещи. Археология гуманитарных наук. М., 1977 . 371 с.

94. Фуко М. Археология Знания. Киев, 1996. 207 с.

95. Хлопин Александр. Самостояние человека: власть и свобода гражданина//Рубежи 1996. No6 С.83-122.

96. Хок Л.С. Крепостное право и социальный контроль в России: Петровское, село Тамбовской губернии. М., 1993. 406 с.

97. Цивилизации: теория, история и современность. ИФАН М., 1989. 177 с.

98. Черняк Е.Б. Вековые конфликты. М., 1988. 399 с.

99. Шкуратов В.А. Историческая психология. М., Смысл. 1997. 505 с.

100.Энгельгарт A.M. Из деревни. М., 1987. 496 с.

101.Юм Д. Сочинения: в 2т. М., 1965.

102.А.Янов. Русская идея и 2000-й год. NEW YORK, 1988. 399 с.

103.Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., Политиздат,

1991. 468 с.

104.Bagby Ph. Culture and History. Prolegomena to the Comparative Study of Civilizations. Westport, 1976.

105.Begby Ph. Culture and History. Prolegomena to the Comparative Study of Civilizations. Westport, 1976.

106.Besancon A. The Soviet Sindrome. N.Y., 1978.

107.Berlin I. Russian Thinkers. N.Y., 1978.

108.Billington J. The Axe and the Icon. N.Y., 1980.

109.Eisenstadt S.N. European Civilization in a Comparative perspective. A Stadi in the Relation Between Culture and Social Structur. Oslo, 1978.

110.Eisenstadt S.N. The Axial Ege Breakthroughs - the Characteristics and Origins//The Ferst Axial Age Confe-rens. The Origins and Diversiti of Axial Age Civilizations. Albani, 1986.

111.Europaische Mentaliatsgeschichte. Hauptthemmen in Einzeldarstellungen. Hrsg. von P.Dinzelbacher. Stuttgart, 1993 .

112.Frank M. Was ist Neostructuralismus. Frankfurt a M., 1984 .

113.Germani G. Modernization and urbanization//The New Encyclopedia Britanica. 1988. V. 24. P.255-261

114.John Givens. Siberia as Volia: Vasilei Sukshin'Search for Freedom// Between heaven and Hell. The Myth of Siberia in Russian Culture. N.Y., 1993.

115.Kelsen H. Reine Rechtslehre. 2 Aufl. Wien, 1960.

116.Lacan J. Ecrits., P., 1966.

1П.Menne 11 Stephen. Norbert Elias. Civilization and the Human Seif-Image. Oxford - New-Vork, 1989.

118.Michaud G., Mark E. Ver une sciense des civilisations? Bruxelles, 1981.

119.Jaynes J. The origin of consciosness in the breakdown of the bicameral mind. Boston, 1976.

120.Schmitt J.-С. La raison des gestes dans l'Ossident me-dival. P., 1990.

121.Toynbee J. Study of History. L., 1988.

122.Thomas W. Primitive behavior. N.Y., 1937.

123.Hantington S. The Clash of Civilisation and Remaking the World Order. N.Y., 1996.

124.Укра1нська душа. К., "Феникс", 1992.