Дискурсивно-биографический подход в исследованиях репатриации (на примере российских немцев в Германии) тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 22.00.01, кандидат наук Зевелёва Ольга Игоревна

• Зевелёва Ольга Игоревна
• кандидат наук
• 2016

Оглавление диссертации кандидат наук Зевелёва Ольга Игоревна

Введение

Глава 1. Теоретико-методологические подходы к изучению социального феномена репатриации и построение концептуальной модели

1.1. Междисциплинарное поле исследований репатриации и поиск социологического фокуса

1.2. Концептуализация репатриации российских немцев в социологическом фокусе

1.3. Основные выводы и обоснование концептуальной модели исследования

Глава 2. Методологические основания для совмещения биографического подхода и дискурс-анализа в изучении репатриации

2.1. Биографии и дискурсы в исследовании репатриации

2.2. Биографический метод

2.2.1. Биографические интервью: теория, метод, процедура

2.2.2. Биографический анализ: реконструкция кейсов

2.2.3. Критика биографического метода

2.3. Дискурс-анализ

2.3.1 Этапы сбора и анализа данных

2.3.2 Решение проблемы формирования выборки с помощью этнографического наблюдения

2.4. Проблемы и преимущества сочетания биографического метода и дискурс-анализа

2.5. Операционализация концептуальной модели

2.6. Валидность качественных методов

2.7. Основные выводы и дискурсивно-биографический подход к изучению репатриации

Глава 3. Апробация теоретико-методологической модели: репатриация российских немцев в Германию

3.1. Основания для апробации теоретико-методологической модели

3.2. Результаты исследования репатриации российских немцев в Германию

3.2.1. Эмпирическая база

3.2.2. Типология биографий российско-немецких репатриантов

3.2.3. Реконструкция институционального дискурса репатриации в Германию

3.3. Основные выводы о социальном опыте российских немцев в Германии

Заключение

Список литературы

Приложения

ВВЕДЕНИЕ

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Дискурсивно-биографический подход в исследованиях репатриации (на примере российских немцев в Германии)»

Актуальность исследования

Социологический интерес к феномену репатриации продиктован широкими социальными последствиями переселения индивида или группы в страну своего происхождения или в страну происхождения предков1. Репатриацию также называют «возвратной миграцией» . Особенности этого типа миграции заключаются в том, что это стимулируемое государственной политикой переселение индивида или группы3. Всего на данный момент насчитывается порядка 40 стран, которые так или иначе осуществляют программы по репатриации или имеют соответствующие разделы законодательства. В их число входят Россия, Казахстан, Киргизия, Армения, Эстония, Польша, Венгрия, Чехия, Франция, Норвегия, Финляндия, Дания, Болгария, Перу, Турция, Индия, Япония, Китай, Филиппины,4. В России с 2006 года действует государственная программа по оказанию содействия добровольному переселению в Российскую Федерацию соотечественников, проживающих за рубежом.

Распад СССР в 1991 году привел к массовым миграциям населения по постсоветскому пространству, а также по Евразии в целом., Часть этих потоков людей в процессе переселения воспользовались существующими программами репатриации. Так, в начале 1990-х годов многие выходцы из СССР переехали в

1 De Tinguy A. Ethnic Migrations of the 1990s from and to the Successor States of the Former Soviet Union : «Repatriation» or Privileged Migration // Diasporas and Ethnic Migrants : Germany, Israel, and Post-Soviet Successor States in Comparative Perspective / Eds. R. Muenz, R. Ohlinger. -Portland: Frank Cass, 2003. P. 113.

2Термин «возвратная миграция» предпочитает социологи С. В. Рязанцев и А. А. Гребенюк. Рязанцев С. В., Гребенюк А.А. «Наши» за границей. Русские, россияне, русскоговорящие, соотечественники: расселение, интеграция и возвратная миграция в Россию -М: Институт социально-политических исследований РАН, 2014. -- С. 91.

3 De Tinguy A. Ethnic Migrations of the 1990s from and to the Successor States of the Former Soviet Union : «Repatriation» or Privileged Migration // Diasporas and Ethnic Migrants : Germany, Israel, and Post-Soviet Successor States in Comparative Perspective / Eds. R. Muenz, R. Ohlinger. -Portland: Frank Cass, 2003. P. 113.

4 Рязанцев С. В., Гребенюк А.А. «Наши» за границей. Русские, россияне, русскоговорящие, соотечественники: расселение, интеграция и возвратная миграция в Россию - М: Институт социально-политических исследований РАН, 2014. -- С. 91.

Германию, Израиль и Грецию на основании своих исторических этнических связей с этими странами.

Эмпирические исследования, развивающие это направление на протяжении 1990-х и 2000-х годов, рассматривают репатриацию в качестве специфического типа международной миграции, который отличается тем, что он стимулируется государством и осуществляется по специальным государственным программам в рамках миграционной политики5. Эти программы, которые построены вокруг идей о «символических связях» между принимающим государством и репатриантами, также являются одним из инструментов достижения экономических целей в области занятости населения 6 . Большая часть существующей литературы на эту тему посвящена главным образом основам формирования политики репатриации в разных странах . Однако не менее важным аспектом изучения репатриации является восприятие политики репатриации теми, кому она адресована. Их восприятие условий и факторов репатриации сказывается на процессе адаптации в стране принятия. Проблематизация субъективного опыта репатриации актуализирует запрос на методологические подходы к его анализу.

Мы предлагаем рассмотреть репатриацию в качестве отдельного социального феномена, сконструированного государственной политикой, которая основана на идеях о происхождении репатриантов. Теоретико-методологические ресурсы социологических аспектов репатриации достаточно разрозненны, поэтому представляется актуальной задача методологической «пересборки» методологического аппарата, совмещающего как институциональную логику политики репатриации, так и субъективную логику биографических стратегий и тактик репатриантов процессе адаптации. Однако постановка этой задачи требует рефлексии не только по поводу наличных методологических ресурсов

5 Cassarino J. P. Theorising Return Migration : the Conceptual Approach to Return Migrants Revisited // International Journal on Multicultural Societies (IMS). 2004. Vol. 6, No. 2. P. 253.

6 Skrentny J. D., Chan S., Fox J., and Kim D. Defining Nations in Asia and Europe : A Comparative Analysis of Ethnic Return Migration Policy // International Migration Review. 2007. Vol. 41, No. 4. P. 793-825.

7 Hess C. What Can Co-Ethnic Immigrants tell us about Ethnic Visions of the National Self? P. 103-133.

привлекаемого дискурс-анализа и биографических исследований, но также их совмещения как междисциплинарной логики.

Научная разработанность проблемы

Репатриация изучается политологами, историками и социологами в рамках междисциплинарных исследований миграции. Однако на данный момент большинство исследований посвящены анализу политики репатриации разных государств. За последние несколько лет начали появляться и качественные исследования субъективного опыта репатриации. Однако такие исследования, как правило, характеризуются отсутствием внимания к институциональным рамкам формирования субъективного опыта.

На протяжении 1990-х и 2000-х годов отечественные исследователи начали обращаться к теме репатриации в контексте национально-государственного строительства на постсоветском пространстве. В отечественных исследованиях репатриации стоит отметить вклад В. А. Ионцева, Н. М. Лебедевой, М. В. Назарова, а также А. В. Окоркова. Их книга «Эмиграция и репатриация в России», опубликованная в 2011 году, стала первым масштабным трудом, в котором была предпринята попытка рассмотреть тему репатриации в России в ее философском, социальном, экономическом, и демографическом аспектах . Социологи С. В. Рязанцев и А. А. Гребенюк обратились к теме исследований соотечественников спустя восемь лет после утверждения программы по оказанию содействия их добровольному переселению в Российскую Федерацию. Это позволило авторам систематизировать накопленный в России опыт в книге «'Наши' за границей: Русские, россияне, русскоговорящие, соотечественники: расселение, интеграция и возвратная миграция в Россию» (2014), а также предложить типологию репатриации на стимулируемую и не стимулируемую принимающим государством. В диссертационном исследовании мы обращаемся именно к стимулируемой

8Ионцев В.А., Лебедева Н.М., Назаров М.В., Окороков А.В. Эмиграция и репатриация в России. М., 2001.

репатриации, которая отличается «наличием определенных государственных

9

программ по увеличению данного миграционного потока» .

В 2005 году вышла знаковая книга В.И.Мукомеля «Миграционная политика России. Постсоветские контексты», в которой репатриация соотечественников рассматривается в контексте других миграционных потоков в Россию10. Эта книга важна и тем, что в ней систематически анализируются дискурсы о мигрантах и миграционной политике в России на разных уровнях (от масс-медиа до дискурсов публичных политиков и государственной службы). В зарубежных исследованиях репатриации также уделялось внимание ее постсоветскому контексту. Т. Хелениак описывает Советский Союз в качестве «сложной системы этнических родин», вследствие чего постсоветская миграция в основном строилась по модели «возвращения домой» - как внутри бывшего СССР, так и в другие государства11. М. Флинн, которая занимается изучением возвратной миграции в Россию, утверждает, что потоки постсоветской миграции, и в особенности потоки репатриантов, пришли в движение не только под влиянием экономических факторов и семейных связей, но и миграционных правил, которые были сформулированы в новых независимых государствах после распада СССР. Х. Пилкингтон отмечает в своей книге «Миграция, перемещение и идентичность в постсоветской России», что анализ процесса создания миграционного законодательства в момент распада СССР в разных государствах (в том числе и в Германии) позволяет понять, как структурированы потоки репатриантов в рамках международной миграции12.

9Рязанцев С. В., Гребенюк А. А. «Наши» за границей. Русские, россияне, русскоговорящие, соотечественники: расселение, интеграция и возвратная миграция в Россию -М: Институт социально-политических исследований РАН, 2014. -- С. 91.

loio Мукомель, В. И. Миграционная политика России: Постсоветские контексты / Институт социологии РАН. - М.: Диполь-Т., 2005. - 351 С.

11Heleniak T. An Overview of Migration in the Post-Soviet Space // Migration, Homeland, and Belonging in Eurasia / Eds. C. J. Buckley, B. A. Ruble, E. T. Hofmann. Washington, District of Columbia; Baltimore, Maryland : Woodrow Wilson Center Press and Johns Hopkins University Press, 2008.P. 31.

12Pilkington H. Migration, Displacement andldentity in Post-Soviet Russia.London:Routledge, 1998. P. 186.

За последние годы было предпринято несколько попыток провести сравнительный анализ репатриации в разных странах. Среди них выделяется

13

масштабное исследование Дж. Скрентни и его соавторов 2007 года . В этой работе на основе сравнительных исследований политики репатриации выделяются два разных типа репатриации: «западный» тип (на примере европейских государств) и «восточной» (на примере азиатских государств). Авторы приходят к выводу, что европейские государства активно используют риторику «символических связей» с репатриантами, в то время как азиатские государства используют репатриацию как инструмент достижения экономических целей.

В фокусе данного диссертационного исследования - «европейский» тип репатриации, который основан на принципах исторических связей между разными группами населения и на идеях об общем прошлом у репатриантов и принимающего государства. Нас интересует взаимосвязь между дискурсивными основами государственных программам и самовосприятием репатриантов. С этой целью мы обращаемся к исследованиям адаптации репатриантов и их методологическим основаниям, представленным в соответсвующей научной литературе.

П. Кассарино в своей статье 2004 года «Теоретизирование возвратной миграции»14 утверждал, что в рамках исследований репатриации необходимо развернуться в сторону объяснения последствий репатриации на индивидуальном уровне для самих репатриантов. Он предложил рассмотреть индивидуальные траектории адаптации среди репатриантов и на их основе построить объяснительную модель различий в результате адаптационных процессов среди репатриантов15. П. Кассарино отметил почти полное отсутствие подходов и

13Skrentny J. D., ChanS., FoxJ., and KimD.Defining Nations in Asia and Europe: A Comparative Analysis of Ethnic Return Migration Policy// International Migration Review.2007. Vol. 41, No. 4. P.793-825.

14Cassarino J. P. Theorising Return Migration: the Conceptual Approach to Return Migrants Revisited. //International Journal on Multicultural Societies (IJMS). 2004. Vol. 6, No.2. P. 253-279.

15Cassarino J. P. Op.cit. P. 254.

исследований, которые позволили бы изучить репатриацию не только на институциональном уровне формирования политики в данной области, но и с точки зрения того, как формируется субъективный опыт репатриации.

Индивидуальные траектории адаптации можно изучить при помощи биографического подхода. Так, в 2012 г. вышла знаковая книга немецких социологов Г. Розенталь, В. Стефан и Н. Раденбаха «Хрупкие принадлежности: как российско-немецкие семьи рассказывают свои истории», которая рассматривает репатриацию в Германии с помощью биографического метода. Наше диссертационное исследование развивает модель анализа Г. Розенталь, В. Стефан и Н. Раденбаха и дополняет биографический подход элементами дискурс-анализа. Мы также развиваем и адаптируем построенный В. И. Мукомелем подход к изучению миграции и репатриации, в том числе, и через призму дискурс-анализа.

Объект и предмет исследования

Объект исследования - концептуальные и методологические основы исследования социального феномена репатриации.

Предмет исследования - реконфигурация концептуальных и методологических подходов к анализу социального феномена репатриации, позволяющая совместить институциональную логику политики репатриации и субъективную логику биографических стратегий и тактик репатриантов в процессе адаптации.

Цель и задачи исследования

Цель исследования - осуществить пересмотр (реконфигурацию) и обосновать режимы совмещения дискурсивных и биографических методологий для сбора и анализа эмпирических данных о репатриации.

Задачи:

1. Концептуализировать социальный феномен репатриации как тип международной миграции в контексте междисциплинарных подходов.

2. Систематизировать существующие отечественные и зарубежные направления теоретической мысли и эмпирических исследований в области изучения репатриации.

3. Развить социологический подход к изучению репатриации на основе существующих качественных методов и разработать технику, которая позволила бы совместить существующие методы.

4. Проанализировать преимущества и ограничения сочетания различных качественных методов для изучения репатриации.

5. Провести апробацию предлагаемого методологического подхода при помощи эмпирического исследования российско-немецких репатриантов в Германии.

Теоретические и методологические основы исследования

Диссертация носит теоретико-методологический характер с последующей апробацией построенной модели на эмпирическом материале. В основу данного исследования положен анализ методологических разработок в области исследования репатриации, что повлекло за собой принятие серии аналитических принципов. Мы опирались на работы междисциплинарного характера, уделяя особое внимание восприятию и биографическим последствиям репатриации. Концептуальные основания репатриации в свете демографических подходов, а также сугубо политологические концепции нами в рассмотрение не включались. Эмпирическая апробация выстраиваемой модели совмещения дискурсивного и биографических подходов проводилась на материале Германии. Опыт других стран в этой области нами не рассматривался. Наконец, мы ограничились современными концептуальными подходами к проблеме репатриации, полагая, что новые вызовы в эпоху глобализации и интенсификации процессов миграции порождают запрос на адекватные методологические инструменты анализа.

В силу методологической направленности диссертационной работы основным методом исследования является критический анализ современных теоретико-методологических подходов к исследованию репатриации и изучение

существующих приемов, техник сбора и анализа данных. В рамках диссертационной работы мы также проводим апробацию предложенного нами нового методологического конструкта на примере репатриации российских немцев в Германию. В данном разделе мы опишем релевантные для нашей работы теоретические и методологические ресурсы и резюмируем апробацию дискурсивно- биографического метода.

В диссертационном исследовании мы привлекаем концепцию «адаптация» из исследований миграции (Дж. Берри), обращаемся к концепции «стандартов» Л. Тевено, применяем концепцию «жизненная кривая» из биографических исследований (Ф.Шютце, У. Апитч, Е. Ю. Рождественская).

В нашем исследовании мы развиваем модель адаптации мигрантов, предложенную канадским психологом Дж. Берри в режиме социологических допущений. Согласно Дж. Берри, мигранты демонстрируют четыре стратегии адаптации на новом месте жительства:

1. двойная стратегия адаптации (принятие мигрантами культуры доминирующего сообщества при сохранении элементов собственной культуры),

2. ассимиляция (полное принятие мигрантами культуры принимающего сообщества, сопровождающееся утратой собственной культуры),

3. сегрегация (непринятие мигрантом культуры принимающего сообщества на новом месте и сохранение собственной культуры),

4. маргинализация (непринятие культуры принимающего сообщества при одновременном отказе от сохранения собственной культуры16.

В рамках данной модели избранная стратегия зависит от важности для мигранта поддерживать взаимоотношения с обществом в целом, с одной стороны, и значимости сохранения собственных характеристик и идентичности, с другой.

В диссертационном исследовании предложенное Дж.Берри понятие «стратегий» (как дифференцированных модусов социального действия

16 Berry J. W. Immigration, Acculturation, and Adaptation // Applied Psychology. - 1997. Vol. 46, No. 1. - P. 8.

репатрианта на новом месте жительства) будет проанализировано не как итог адаптации, а процессуально. Этот шаг призван реконструировать адаптивную активность репатриантов, а также предпринимаемые ими действия в совокупности с конструктами их оправдания и наделения смыслом.

В рамках диссертационного исследования мы также используем концепцию «стандартов» из теории конвенций Л. Тевено. Он определяет «стандарты» как конструирование общих признаков для гарантии того, что у различных явлений

17

одного типа обязательно будут в наличии эти признаки . Согласно концепции Л.

Тевено, необходимо контролировать неизвестность через формы конвенций

18

(через стандарты) для того, чтобы поддерживать связанность внутри сообществ . Так, мы опираемся на понятие «стандарта» при обосновании нашей концепции «нормированного нарратива», понимаемого как совокупность дискурсов о репатриантах и репатриации, представленных в официальных документах и в широко распространяемых текстах (например, в журналах или газетах землячеств). В этих текстах предложены определенные трактовки истории репатриации, качеств репатриантов, отражен идеологический настрой авторов. С помощью этой концепции мы исследуем соотношение личного нарратива респондента и нормированного нарратива как продукта стандартизации (нормирования) дискурса.

В развитие методологии социологического анализа субъективного опыта репатриации мы берем традицию биографических исследований, которая базируется на проведении и анализе нарративно-биографических интервью и применяется такими социологами, как Ф. Щютце, Г. Розенталь, У. Апитч, М. Кеттиг, М. Коли, Г. Лутц в Германии; Д. Берто, К. Делькроа во Франции; К. Кажмирска и Т. Ференч в Польше; Р. Брекнер в Австрии; Е.Ю. Рождественская и В.В. Семенова в России и другие. Из биографических исследований мы

17Thevenot L. Governing Life by Standards: A View from Engagements // Social Studies of Science. 2009. Vol. 39, No. 5. P. 802.

18Thevenot L. Governing Life by Standards: A View from Engagements // Social Studies of Science. 2009. Vol. 39, No. 5. P. 797.

заимствуем термин «жизненная кривая» для описания последовательности процессуальных структур жизненного пути, совмещенных с их истолкованием респондентами19.

Для привлечения в концептуальную модель институционального и политического контекстов репатриации, мы обращаемся к качественному критическому дискурс-анализу, разработанному З. Йегер и Ф. Майер на основе подходов М. Фуко. Выбор этого направления дискурс-анализа продиктован необходимостью критической позиции по отношению к идеологически нагруженному процессу переформатирования личных нарративов институциональной логикой государственных институтов, контролирующих процесс репатриации.

Научная новизна работы

Научная новизна диссертационной работы отражена в следующих положениях:

1. В диссертации предложен новый дискурсивно-биографический подход к социологическому анализу социального феномена репатриации, построенный на пересечении институциональной и индивидуально-групповой оптики анализа.

19«Жизненная кривая» - это устоявшийся в русском языке перевод немецкого термина «Verlaufskurve» (Рождественская Е. Ю. Биографический метод в социологии. М. : Издательский дом ГУ ВШЭ, 2012.С. 125). Автором концепции «жизненная кривая» является немецкий социолог Ф. Щютце, который заимствовал ее у Б. Глейзера и А. Страусса19. У Глейзера и Страусса этот термин фигурировал как социальная «траектория» (англ. «trajectory») и обозначал тяжелые фазы болезни, во время которых больной уже не может действовать самостоятельно или интенционально, и развитие событий определяется не волей пациента, а институциональными рамками больницы.

В нашем исследовании мы характеризуем жизненную кривую каждого респондента как период утраты контроля над жизнью (период трудностей), или, напротив, как период интенциональности и контроля над событиями (период отсутствия или преодоления трудностей). Характеристика жизненной кривой вырабатывается на основе анализа биографических событий с одной стороны, и оценки биографических событий самим респондентом с другой стороны.

Ар^БсШ., Siouti I. Biographical Analysis as an Interdisciplinary Research Perspective in the Field of Migration Studies. P. 13.

2. В диссертационном исследовании выведено новое понятие, формирующее концептуальную основу для социологических исследований репатриации -«нормированный нарратив». «Нормированный нарратив» - это продукт институциональной обработки личного нарратива, представляющий собой образец для нарратива идентичности репатриантов.

3. В диссертационном исследовании предложена новая техника совмещения биографического метода и дискурс-анализа, основанная на проведении этнографических наблюдений в местах («локусах»), где репатриантам предоставляются дискурсивные ресурсы.

4. В работе предложена новая техника совмещения биографического метода и дискурс-анализа, основанная на формировании выборки текстов для дискурс-анализа в ходе этнографического наблюдения.

5. В результате апробации дискурсивно-биографического подхода показаны качественные тенденции в процессе адаптации российско-немецких репатриантов в Германии, которые ранее не были освещены социологами. Апробация позволила выделить идеологические конструкты, на которые опирается миграционная и интеграционная политика Германии, и показать их институциональное влияние на идентичность и биографии репатриантов в Германии.

Положения, выносимые на защиту

1. Предложенный социологический подход к анализу процесса адаптации в ходе репатриации обогащает изучение социального феномена репатриации за счет двойной оптики анализа: субъективное изложение и осмысление опыта репатриации совмещено с анализом нормированных нарративов, которые являются результатом институционального влияния государственных учреждений.

2. Новая техника проведения этнографического наблюдения в местах («локусах») производства и распространения дискурсов о репатриации позволяет нам совместить биографический метод и дискурс-анализ, а также

решить проблему формирования выборки текстов для дискурс-анализа. Методика основана, во-первых, на выявлении через биографические интервью важных учреждений, в которых репатрианты проводят много времени, и, во-вторых, на последующем проведении в этих учреждениях этнографических наблюдений, в ходе которых собираются тексты для дискурс-анализа.

3. Новое понятие «нормированный нарратив» выведено для определения совокупности дискурсов, которые описывают репатриантов в официальных документах (законах, правилах) и в широко распространяемых текстах (в журналах землячеств, в текстах с выставок о репатриантах и т.п.). Эти тексты содержат определенные трактовки истории репатриантов, приписывают им конкретные качества и отражают определенный идеологический настрой авторов текстов.

4. Предлагаемый дискурсивно-биографический подход продемонстрировал свою применимость в эмпирическом исследовании российских немцев в Германии. Во время апробации установлено, что российско-немецкие репатрианты избирают двойную стратегию адаптации при менее трудных внешних обстоятельствах. Репатрианты, столкнувшиеся с большими трудностями, ориентируются на сообщество российских немцев для социальных контактов, поиска работы и нарративного оформления своей идентичности. Установлено, что нормированный нарратив конструируется государством и «лидерами» сообщества репатриантов в ходе их работы в официальных учреждениях или организациях репатриантов.

Апробация результатов

Результаты данного диссертационного исследования были апробированы на следующих научных мероприятиях: на конференции «Why Discourse Matters? Theoretical and Methodological Practices of Discourse Approaches» во Франкфурте-на-Майне в 2014 г. (доклад: «Transit Camps as Discourse: a Stage for German Migration Policies»); на конференции «Metropolis 2014 Conference on Migration» в

Милане в 2014 г. (доклад: «The Transit Camp as a Feature of German Migration Policy: Inclusion, Exclusion and the Nation-State»); на конференции «XIV Апрельская международная научная конференция по проблемам развития экономики и общества НИУ ВШЭ» в Москве в 2013 г. (доклад: «Репатриация в сравнительной перспективе: Германия, Россия, Казахстан»); на конференции «18th Annual ASN World Convention» в Нью-Йорке в 2013 г. (доклад: «Political Aspects of Repatriation: A Comparative Analysis of Germany, Russia and Kazakhstan»); на конференции «International Sociological Association - ISA RC 38 Biography and Society Conference» в городе Лодзь в Польше в 2013 г. (доклад: «Implications of Qualitative Data Analysis Software for Biographical Research: Interview Analysis in Atlas.ti»); и на конференции «The 45th ASEEES Annual Convention» в Бостоне в 2013 г. (доклад: «Repatriation and National Identity: The Russian and German Experiences»).

Основные результаты исследования отражены в ряде публикаций автора в российских и международных рецензируемых изданиях. Результаты исследования также были использованы при выполнении исследовательских проектов Лаборатории политических исследований НИУ ВШЭ на темы «Мигранты в принимающем сообществе: проблемы успешной адаптации» (2013) и «Синдром 'политической ностальгии' в современной России» (2014).

Теоретическая и практическая значимость работы

Предложенный в диссертации дискурсивно-биографический подход к исследованию репатриации может быть использован для проведения научных исследований индивидуальными исследователями или коллективами. Предложенный нами инструментарий анализа данных может быть применен для анализа различных программ репатриации и изучения адаптации репатриантов в разных странах. Дискурсивно-биографический подход может послужить основой как для исследования отдельных кейсов репатриации, так и для сравнительных исследований.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Зевелёва Ольга Игоревна, 2016 год

ИСТОЧНИКИ

Название источника Происхождение источника Релевантность для исследования

Charmaz K. Constructing Grounded Theory : a Practical Guide Through Qualitative Analysis. London; Thousand Oaks; New Delhi : SAGE Publications, 2006. 208 p.

(категории источников) (по месту происхождения)

Журнал землячества российских немцев Volk auf dem Weg Лагерь «Фридланд» и интеграционные дома в Берлине и Гамбурге Самый тиражируемый журнал в Германии, целевой аудиторией которого являются российские немцы. Журнал распространяется в интеграционных домах, в лагере для переселенцев, а также по почте. Для только что приехавших в Германию российских немцев дается скидка на подписку, которую легко приобрести в лагере или интеграционном доме. Журнал издается землячеством российских немцев в Германии, которое имеет представителей по всей стране и лидеры которого политически активны на местном и федеральном уровнях

Эссе победительницы конкурса организации Deutsche Gesellschaft e.V. на тему «Сколько родины нужно человеку?» Организация Deutsche Gesellschaft e.V. Текст, победивший на конкурсе эссе на тему «Сколько родины нужно человеку?», отвечает доминирующим в организации Deutsche Gesellschaft e.V. представлениям о том, что такое родина. Проведение данного конкурса указывает на приоритетность государственных органов, которые финансировали конкурс, вбросить в дискурсивное пространство Германии обсуждение того, что такое родина. Наличие побудителя указывает на то, что одно из поданных на конкурс эссе наиболее интересным образом актуализирует данную тему, и такая актуализация поощряется государством и организацией Deutsche Gesellschaft e.V.

Плакаты и тексты с плакатов выставки истории российских немцев в Берлине Выставка истории российских немцев в Берлине Данная выставка была профинансирована берлинским интеграционном домом «Лира», главой городского района Марцана, и партией «Die Linke» (Левая партия Германии). Финансирование выставки отражает приоритетность работы с историей российских немцев для политических организаций, которые участвовали в финансировании. На выставку водят школьников и пенсионеров на экскурсии, туда группами приглашают вновь прибывших российских немцев, и в выставочном пространстве проходят культурные мероприятия для российских немцев (концерты, стихотворные чтения, встречи литературного кружка). Следовательно, пространство выставки

и представленные в нем фотографии и тексты регулярно на виду у различных групп посетителей, в том числе российских немцев

Сайт интеграционного дома «Лира» Берлине Интеграционный дом «Лира» в Берлине В интеграционный дом «Лира» приходят российские немцы и русскоязычные мигранты на консультации по вопросам интеграции, трудоустройства, поиска жилья, юридических вопросов и вопросов перевода и сопровождения в немецкие государственные органы. Сайт предоставляет информацию об этих услугах интеграционного дома и о мероприятиях для российских немцев в Берлине

Плакаты из интеграционного дома «Лира» в Берлине Интеграционный дом «Лира» в Берлине В интеграционный дом приходят российские немцы и русскоязычные мигранты на консультации. Следовательно, пространство интеграционного дома и представленные в нем фотографии и тексты регулярно на виду у вновь прибывших или нуждающихся в услугах интеграционного дома российских немцев

Сайт интеграционного дома в Гамбурге Интеграционный дом в Гамбурге В интеграционный дом приходят российские немцы и русскоязычные мигранты на консультации по вопросам интеграции, трудоустройства, поиска жилья, юридических вопросов и вопросов перевода и сопровождения в немецкие государственные органы. Сайт предоставляет информацию об этих услугах интеграционного дома и о мероприятиях для российских немцев в Гамбурге

Брошюры из интеграционного дома в Гамбурге Интеграционный дом в Гамбурге Брошюры являются источником информации для российских немцев о событиях, выставках, услугах в городе. Тот факт, что данные брошюры распространяются в интеграционном доме, означает, что они были отобраны ответственными лицами для распостранения среди российских немцев. Это также означает, что у российских немцев, которые приходят в интеграционный дом, есть простой доступ к данным брошюрам.

Журналы из интеграционного дома в Гамбурге Интеграционный дом в Гамбурге Приходящие на консультации или на культурные мероприятия российские немцы могут бесплатно брать журналы на русском языке, которые регулярно привозят стопками в интеграционный дом. Журналы отражают спрос на определенные дискурсы, а также формируют дискурсы среди читателей. Респонденты в Гамбурге говорили о том, что они и их родственники часто читают эти журналы

Плакаты из интеграционного дома в Гамбурге Интеграционный дом в Гамбурге В интеграционный дом приходят российские немцы и русскоязычные мигранты на консультации. Следовательно, пространство интеграционного дома и представленные в нем фотографии и тексты регулярно на виду у вновь прибывших или нуждающихся в услугах интеграционного дома российских немцев

Журналы из пограничного лагеря «Фридланд» для переселенцев Пограничный лагерь «Фридланд» Журналы лежат в залах ожидания для оформления документов в лагере и раздаются только что прибывшим в Германию российским немцам. Этнографическое наблюдение в лагере показало, что приехавшие читают или листают данные журналы, подолгу ожидая в очереди приема оформления своих документов. Тем самым приехавшие российские немцы могут из журналов получить информацию о Германии, о российско-немецком сообществе и сформировать на основе этого некоторые первые впечатления о стране и об общине

Официальный сайт пограничного лагеря «Фридланд» для переселенцев Пограничный лагерь «Фридланд» На официальном сайте лагеря размещена историческая справка о лагере, информация о том, кто в нем размещен и какие организации там работают. Сайт отражает усредненную текущую политическую позицию властей ФРГ по вопросам, связанным с миграцией и размещением мигрантов в лагере

Экскурсия из пограничного лагеря «Фридланд» Пограничный лагерь «Фридланд» Экскурсия по лагерю, проведенная сотрудником лагеря, велась по официальным заметкам, которые хранятся в лагере специально для экскурсий. На экскурсии

приезжают рабочие коллективы на корпоративы, школьники, пенсионеры, научные исследователи, а также люди, которые ранее проживали в лагере при переезде в Германию. Экскурсия затрагивает темы использования пространства, позиции ФРГ по отношению к мигрантам, истории миграции и переезда через лагерь; описывается распорядок дня и быт в лагере, деятельность организаций, представленных на территории лагеря, а также символика памятников в лагере. Экскурсовод показал и музей истории лагеря, а также рассказал о планах обустройства нового музея в будущем. Экскурсия важна, потому что она отражает официальную позицию представителей лагеря относительно функций и работы лагеря, но при этом содержит в себе элементы личного субъективного рассказа экскурсовода, который там работает. Экскурсия помогает зафиксировать элементы обустройства лагеря и отражает то, как сотрудники и власти (госслужащие) хотят позиционировать лагерь для внешних гостей. Позиционирование лагеря вписано в некоторые официальные дискурсы об иммиграции и российских немцах в Германии

Выставочные материалы (фото, тексты) из музея «Фридланд» Пограничный лагерь «Фридланд» Музеефикация действующего лагеря отражает конструирование места лагеря в исторической перспективе и место лагеря по отношению к различным группам мигрантов. Музей показывает, каким образом лагерь вписан в историю Германии, а мигранты — в национальную идентичность ФРГ

Памятники на территории пограничного лагеря «Фридланд» и рассказ о них из экскурсии Пограничный лагерь «Фридланд» Памятники на территории лагеря наделены символикой, связанной с миграцией в Германию. Они занимают много пространства в центральной части лагеря

Аудиозапись, транскрипт и наблюдения (ведение заметки «Русский дом» при посольстве РФ в Берлине Данная встреча показывает, как российские немцы общаются с депутатом бундестага и какая повестка дня существует у партии Христианско-демократического союза

в дневнике) встречи российских немцев с депутатом бундестага от христианско-демократического союза (партия CDU) Германии по отношению к российским немцам

Аудиозапись и транскрипт встречи российско-немецких общественных деятелей с грантодателями для планирования фестиваля DeutschRussische Festtage («Немецко-российские праздничные дни») Интеграционный дом «Лира» в Берлине Данная встреча показывает, как аргументируют важность проведения мероприятия подающие на грант общественные деятели и какие требования к ним и мероприятию выдвигает грантодатель в виде представителя государственной организации

Сайт Федерального ведомства по делам миграции и беженцев Федеральное ведомство по делам миграции и беженцев На сайте размещена юридическая информация для российских немцев. Там самым сайт отражает политику ФРГ по отношению к переселенцам через юридические нормы

В качестве примера типичного фрагмента дискурса можно привести номер журнала Volk auf dem Weg («Народ в пути»), который раздается в лагере для переселенцев и интеграционном доме в Берлине, за январь 2014 года. В данном случае «лагерь» — это «локус» производства дискурса о российских немцах, так как о немецких лагерях для переселения говорили почти все респонденты во время интервью. Журнал является источником, который мы нашли в «локусе» производства дискурсивных ресурсов. Тексты из журнала относятся к дискурсивной нити «российские немцы в Германии». Ниже представлена выдержка из типичного текста и продемонстрирован сокращенный вариант первого этапа дискурс-анализа (развернутый вариант анализа предложен в главе

Таблица 8

Пример типичного фрагмента дискурса дискурсивной нити «российские немцы в Германии»

Статья «"Круг замкнулся": Роберт Губер воссоздал хронику 250 лет семейной истории».

Автор: Нина Паульсен

Журнал Volk auf dem Weg («Народ в пути», январь 201 года, с. 37213

Текст Кодирование Примечания

Любимое занятие Роберта Губера История семьи

в свободное время — это изучение

генеалогии.

С эмиграции Людовика Губера около История семьи Начало истории

250 лет назад началась семейная история, Другие российские в статье трактуется

которую разделяют многие колонисты. немцы как отъезд

Роберт Губер, потомок в восьмом из Германии,

поколении, перевез семью обратно «Обратно» а заключение

в Германию. Это десять поколений в Германию истории —

Губеров. возвращение

в Германию.

Генерализация

истории одной семьи.

«Круг замкнулся. Я переехал обратно в то «Обратно» Фраза «обратно

место, где началась моя семейная история в Германию в Германию»

с приглашения Екатерины,» — сказал всплывает много раз

Роберт Губер во время интервью Землячество в статье: в ней

на мероприятии, проведенном совместно Община содержатся идеи

гамбургским отделением землячества российских немцев о связи поколений

и гамбургским Обществом немцев и о том, что

из России в Музее этнографии Гамбурга пребывание

в ноябре 2013 года. нескольких

поколений одной

семьи на Волге и

в республиках СССР

— это лишь

временный период,

который закончился

логическим

образом —

213 Перевод О. И. Зевелевой.

Благодаря стараниям Роберта Губера землячество немцев из России славится очень хорошей репутацией и в земле Шлезвиг-Гольштейн. Особенно

продуктивно прошли последние пять лет: было активно поддержано и проведено множество мероприятий.

Роберт Губер родился в 1937 году в Бальзере в бывшей республике поволжских немцев. В 1941 году он и его родители были депортированы в Казахстан. Так как его родители были мобилизованы для работы в трудовой армии, Губер был помещен в детский дом на шесть лет. Он вырос в Целинограде и там учился в школе. Он получил высшее образование, основал семью и был главой

электроэнергетического в Атбасаре.

предприятия

Землячество

Активное землячество

Община

российских немцев

История семьи

Поволжская

республика

Депортация

Жертвы

Образование

Карьера

Семья

возвращением. Интерес Губера к собственной истории семьи помещен в контекст деятельности и репутации землячества и другой российско-немецкой организации. Слова «активно

поддержано» могут подразумевать грант.

Так критический дискурс-анализ дает нам необходимые инструменты для того, чтобы проанализировать смыслы, которые производятся в значимых для репатриантов и немецкого государства «локусах», и в нашем использовании данного метода мы стремимся минимизировать его недостатки с помощью использования дополнительных инструментов из биографических и этнографических методов. Тем не менее сохраняются некоторые существенные различия между критическим дискурс-анализом и биографическим методом, которые мы опишем в следующем параграфе. Мы рассмотрим концептуальные расхождения между критическим дискурс-анализом и биографическим методом и далее предложим решения этих проблем.

2.4. ПРОБЛЕМЫ И ПРЕИМУЩЕСТВА СОЧЕТАНИЯ БИОГРАФИЧЕСКОГО МЕТОДА И ДИСКУРС-АНАЛИЗА

Ввиду обозначенных выше проблем ориентации биографического метода на индивидуальный опыт и ориентации критического дискурс-анализа на институциональные контексты мы обозначим проблемы сочетания этих двух подходов в одном исследовании, а далее предложим решения этих проблем и обозначим преимущества сочетания двух методов. Различия необходимо выделить для понимания того, почему эти методы редко сочетаются в существующих исследованиях, а также для того, чтобы определить, какие типы данных подходят для применения каждого из методов. Далее мы покажем, как применение биографического метода помогает устранить некоторые недостатки критического дискурс-анализа.

Рассмотрение проблем сочетания данных подходов отчасти может объяснить, почему до сих пор существует мало эмпирических исследований, которые совмещают биографический метод и критический дискурс-анализ. Рефлексия на тему противоречий между подходами необходима и для того, чтобы исследователь мог вдумчиво отбирать материал, к которому каждый метод применим. Несмотря на то что обе традиции работают с текстовыми данными и с анализом языка и контекста, исследователи биографической социологии и критического дискурс-анализа редко пересекаются между собой. Это связано с множеством факторов: разные траектории развития школ в разных социологических сообществах, различающиеся основные источники исследований (эмпирический материал), разный взгляды на агентность

в обществе, а также различающееся понимание соотношения общего и частного, или генерализируемого и специфичного.

Главная причина, по которой представители данных школ не совмещают эти методологические подходы при анализе и сборе данных, заключается в их институциональном разделении. Школы развивались в разных контекстах не пересекающимися между собой группами исследователей. Формализация рассмотренного в данной главе биографического подхода происходила в 1980-е и 1990-е годы в Германии. Критический дискурс-анализ был разработан и формализован как отдельный подход впервые в 1970-е годы в Ланкастерском университете при школе лингвистики, его создатели опирались на теории М. Фуко. Исследовательский комитет «Биография и общество» (исследовательский комитет № 38) был создан в рамках Международной социологической ассоциации в 1984 году, и с тех пор данный комитет остается главной платформой для обмена опытом и разработками среди социологов, работающих в данном ключе. Основой институционализации школы критического дискурс-анализа стал симпозиум, созданный в Амстердаме в 1991 году, который продолжает существовать в качестве рабочей группы по сей день. В 1990 году также был создан журнал «Дискурс и общество» (Discourse and Society), который до сих пор является ядром разработки и эволюции критического дискурс-аналитического метода и его разновидностей. Так, биографические исследователи с 1980-х годов общаются между собой в отдельных от представителей школы дискурс-анализа панелях, секциях конференций и рабочих группах. Редко встречается и цитирование одной школы в работах представителей другой школы. Несмотря на то что обе школы работают с текстами, дискурсами и похожими исследовательскими проблемами (к примеру, расизм, национализм, миграция, социальные движения), диалог между представителями двух школ практически отсутствует.

Есть различия и в аналитических конструкциях, которыми оперируют представители школ. Одно из ключевых разногласий заключается в том, какие источники используются в исследованиях. Сторонники критического дискурс-

анализа настаивают на том, что объектом исследования должны быть публичные

214

и общественные дискурсы . Следовательно, источники, которые произведены с участием самого исследователя (например, частные исследовательские интервью), не могут рассматриваться в качестве текстов, отражающих публичный или общественный дискурс, так как исследователь на них оказал влияние и они доступны только исследователю. Биографический метод по Г. Розенталь, напротив, основан преимущественно на материале, который производит сам исследователь в процессе взаимодействия с респондентом. Критический дискурс-анализ может быть применен, к примеру, к речи представителя государственных органов или к опубликованному интервью с активистом, и в таком методологическом контексте авторы текстов рассматривались бы как представители своего института или своей группы, и их слова анализировались бы тоже в институциональном контексте. Таким образом, помимо разницы в самих эмпирических источниках для биографических исследований и для критического дискурс-анализа различается и понимание производства источников: в случае биографического метода делается акцент на взаимодействии исследователя и респондента, а в случае критического дискурс-анализа внимание уделяется институциональным рамкам текста, который производится определенной невидимой социальной и политической средой.

По этой причине в биографических исследованиях и в критическом дискурс-анализе по-разному проходит рефлексия на тему роли исследователя и нормативной позиции исследователя. При применении биографического метода по Г. Розенталь роль исследователя особенно важна на этапе проведения интервью, так как степень доверия и властные отношения между интервьюером и респондентом влияют на то, как респондент расскажет историю, которая потом ложится в основу анализа. Опыт исследователя также играет роль на этапе реконструкции биографии. Поэтому исследователи биографий часто стараются работать в группах, в которых несколько человек коллективно или

214 Van Dijk T. A. Principles of Critical Discourse Analysis. P. 249-283.

по отдельности работают над реконструкцией кейса, а потом сличают свои варианты реконструкций. В рамках критического дискурс-анализа по схеме Йегера исследователь обязан обозначить свою нормативную позицию по отношению к предмету исследования с самого начала, при выборе темы

215

исследования . Это необходимый шаг, так как критический дискурс-анализ нацелен на раскрытие идеологических и нормативных позиций в обществе или в рамках институтов, и исследователю необходимо сперва понять и обозначить собственное место в матрице властных отношений и иерархий, связанных с темой.

Из вышеперечисленных различий следует, что в рамках биографического подхода и критического дискурс-анализа по-разному поставлен вопрос агентности индивида. В то время как в биографических исследованиях индивид (респондент) является главным агентом в своей биографии и в обществе в целом, в рамках критического дискурс-анализа агентами являются институты. Согласно последнему подходу структуры в обществе формируют общественный порядок и дискурсы, а дискурсы в свою очередь — общественный порядок и структуры.

Данные школы также по-разному трактуют соотношения специфического и общего. Исследователи биографий работают с особенностями отдельно взятого кейса и находят элементы общего в каждой специфической истории жизни. Критический дискурс-анализ же применяется к текстам, которые прошли отбор по отражению «общей» точки зрения института или группы. Для выявления «общей» позиции проводится анализ типичных фрагментов дискурса. Критический дискурс-анализ нацелен на понимание доминирующих в обществе, в группе, определенной среде или институте идеологий и нормативных позиций.

Наконец, биографический метод и критический дискурс-анализ подразумевают разные исследовательские вопросы. Исследовательские вопросы в традиции биографической социологии, как правило, носят открытый характер

215 Jäger S., Maier F. Theoretical and Methodological Aspects of Foucauldian Critical Discourse Analysis and Dispositive Analysis. P. 36.

и могут быть уточнены во время сбора и анализа эмпирического материала. Чаще всего эти вопросы связаны с индивидом как агентом в обществе. Методология критического дискурс-анализа позволяет ответить на вопросы о том, какие структуры и стратегии в текстах и в коммуникации играют роль в воспроизводстве иерархий.

Тем не менее, мы считаем, что проблемы сочетания методов можно преодолеть и выстроить план исследования репатриации таким образом, что критический дискурс-анализ дополнит биографический метод. Мы обратимся к работам, в которых предложено обоснование изучения институциональных и дискурсивных контекстов в рамках биографических исследований. Далее мы покажем, как применение биографического метода помогает устранить некоторые недостатки критического дискурс-анализа.

В интерпретации Е. Ю. Рождественской биография имеет «двойную структуру»: она, с одной стороны, обусловлена социально и является следствием институциональных практик, с другой стороны, сконструирована с помощью Я-концепции ее носителя216. Перефразируя Хабермаса, Рождественская пишет:

217

«Биография открывается как символически предструктурированный объект» . Метод Г. Розенталь не позволяет нам понять характеристики этой символической структуры и институциональных практик. Ее метод реконструкции кейсов ставит акцент именно на кейсе в себе как на иллюстрации одного из возможных биографических путей. Реконструкция позволяет понять, какие события в биографии привели к тому, что человек говорит о своем опыте определенным образом, но этот метод не рассчитан на отдельное рассмотрение тех институтов и структур, которые привели к этим событиям или сформировали именно такой рассказ. Чтобы ответить на вопрос о том, как и какими институтами формируется нарратив, необходимо обратиться к дискурсам в обществе и к тем структурам,

216 Рождественская Е. Ю. Биографический метод в социологии. C. 74.

217 гр

в Там же.

которые эти дискурсы производят. Для этого требуется дополнительный методологический инструментарий.

Некоторые исследователи, изучающие биографии и идентичности, уже обратились к дискурсам, при этом не используя метод критического дискурс-анализа. Так, социолог культуры Стюарт Холл определил понятие «идентичность» как «временную привязанность к субъектным позициям, которые

218 гр

конструируют для нас дискурсивные практики» . Тем самым в понимании Холла идентичность является «швом» между позицией субъекта и репрезентациями, структурами значения в обществ219 — иными словами, между биографией и дискурсами. Из этого следует, что некоторые исследователи биографий и общества пришли к тому, что существующих схем в рамках биографических исследований недостаточно для понимания нарративов и их конструирования. Это означает, что для того, чтобы ответить на исследовательские вопросы биографических социологов, нужен инструментарий, который выходил бы за рамки изучения самих биографий и был бы настолько же структурированным, как метод изучения биографий. В таком контексте разумно обратиться к анализу социального контекста, институциональной или медийной среды через критический дискурс-анализ, так как такой подход позволяет биографическим исследователям продолжить интерпретативную работу с текстами и языком, при этом выходя за рамки нарративных интервью и прослеживая те же приемы и дискурсы в других источниках. Методы критического дискурс-анализа позволяют получить более полную картину о языке и о структурах значений и иерархий в релевантных для изучаемых биографий контекстах. Обращение к критическому дискурс-анализу дает возможность исследователю биографий выйти за пределы вопросов о пережитом и рассказанном, расширяя оптику до вопросов о том, как и какими

218 Hall S. Introduction : Who Needs «Identity»? // Questions of Cultural Identity / Eds. S. Hall, P. du Gay. London : SAGE Publications, 1996. P. 5.

219 Ibid.

институциональными инстанциями формируется рассказанное и что структурирует пережитое.

Критический дискурс-анализ может также стать дополнительным инструментом, с помощью которого в частных биографиях исследователь сможет вычленить общие социальные тенденции. В большинстве современных биографических исследований общее вычленяется из специфического с помощью построения типов биографий, но обращение к дискурсам в обществе может послужить дополнительным ресурсом для понимания «общего» и как оно влияет на специфическое.

Нарративное интервьюирование, в свою очередь, может стать дополнительным инструментом, с помощью которого при изучении дискурсов исследователь может составить выборку источников для критического дискурс-анализа. Если в исследовании идет речь об определенной изучаемой группе людей, то в ходе нарративных интервью можно выявить, какие именно дискурсы и мнения воспроизводятся респондентами, а также узнать, из каких источников респонденты узнают о воспроизводимых ими дискурсах.

В методе критического дискурс-анализа существует проблема выборки, и в данном исследовательском дизайне мы решаем эту проблему с помощью нарративных интервью и этнографического наблюдения. Как отмечалось в параграфе 2.4, мы используем данные, полученные из нарративных интервью, в качестве инструмента для составления списка источников для критического дискурс-анализа. В ходе интервьюирования и последующего анализа мы выявляем, какие общественные или культурные места являются важными для наших респондентов. Мы составляем список мест, о которых говорят респонденты в интервью, с которыми связаны яркие воспоминания, в которых респонденты проводили много времени или которые ассоциируются респондентами с переломными моментами в жизни, и при этом обращаем внимание на то, могут ли эти места быть источниками дискурсивных ресурсов. Такие места мы называем «локусами» производства и распространения дискурсивных ресурсов. Понятие «локус» относится к конкретным местам

формирования опыта респондентов, в которых респондент сталкивается с дискурсивными ресурсами в виде готовых конструкций, описывающих их идентичность. Такие места могут включать в себя праздники, интеграционные дома, клубы, переселенческие лагеря, выставки, музеи, где производятся и воспроизводятся дискурсы, которые в свою очередь формируют институциональные рамки биографических нарративов. Тем самым через нарративы респондентов мы узнаем о «локусах» дискурсивного давления, где формируются институциональные рамки нарративной идентичности220.

Критический дискурс-анализ предлагает инструментарий, который мог бы позволить понять, откуда берутся и как производятся дискурсивные практики, пронизывающие биографический нарратив. Также элементы биографического метода могут решить проблему выборки источников для критического дискурс-анализа. Сочетание столь разных методов позволило бы социологам работать с разнообразными эмпирическими данными, дополняющими друг друга, и рассматривать общество с двух с сторон — с точки зрения индивида и его опыта, а также с точки зрения институтов и властных отношений, формирующих язык, с помощью которого индивиды описывают свой опыт.

В данном параграфе мы предложили решение проблем сочетания двух разных подходов. Напоминаем, что проблемы сочетания критического дискурс-анализа и биографического метода видятся следующим образом: 1) различающаяся эмпирическая база; 2) разные взгляды на агентность в обществе; 3) разное понимание соотношения общего и частного. Мы предлагаем решить эти проблемы при сочетании методов: 1) использовать две основные

220 Концепция «локус» производства и распространения дискурсивных ресурсов тесно связана с методами мобильной этнографии, такими как «идти вместе» с объектом исследования (Myers M. Walking again lively : Towards an Ambulant and Conversive Methodology of Performance and Research // Mobilities Journal. 2011. Vol. 6. No. 2. P. 183-202), «ехать вместе» с объектом исследования (Laurier E. Being there / Seeing there // Mobile Methodologies / Eds. B. Fincham, M. McGuinness, L. Murray. Oxford : Palgrave, 2010. P. 103-117) и «быть мобильным вместе» с объектом исследования (Bissell D. Moving with others : the Sociality of the Railway Journey // The Cultures of Alternative Mobilities : the Routes Less Travelled / Ed. P. Vannini. Farnham and Burlington, Vermont : Ashgate, 2009. P. 55-70).

эмпирические базы: биографические интервью и текстовые источники, — собранные в учреждениях для российских немцев, при этом учреждения отбираются на основе интервью; 2) агентность индивида (респондента) в биографическом подходе возмещает отсутствие внимания к индивиду в критическом дискурс-анализе, и при этом эмпирическая база источников, собранных в учреждениях, сохраняет отчасти и безличную текстовую базу для критического дискурс-анализа; 3) с помощью критического дискурс-анализа мы обращаемся к общим дискурсам на национальном уровне в Германии, которые при этом взаимодействуют с каждым опрошенным индивидом локально, тем самым объединяя в рамках диссертационного исследования общее и частное. В следующем разделе мы предлагаем операционализацию нашей концептуальной модели, которая тесно связана с описанным в этой главе методом и предложенными в первой главе теоретико-методологическими основами.

2.5. ОПЕРАЦИОНАЛИЗАЦИЯ КОНЦЕПТУАЛЬНОЙ МОДЕЛИ И ВАЛИДНОСТЬ КАЧЕСТВЕННЫХ МЕТОДОВ

В данном разделе мы предлагаем операционализацию ряда ключевых понятий, основанных на нашем подходе к исследованию социального феномена репатриации. В первой главе мы описали концептуализацию адаптации репатриантов на новом месте жительства и показали, как концепции из биографических исследований и дискурс-анализа можно применить к исследованию репатриации. Теперь мы проведем операционализацию основных понятий. Мы покажем, как теоретические конструкты, предложенные в первой главе, сводятся с индикаторами и методами измерения.

Мы определим центральные для исследования концепции: «нарративная ориентация», «жизненная кривая», «стратегия социальной адаптации». Вычленение этих концепций помогает структурировать проведение и анализ интервью. Также мы уточним определение понятия «нормированный нарратив».

Таблица 9

Операционализация основных концепций

Концепция Компонент Операционализация

Индикаторы Метод измерения

Жизненная кривая — Кондициональность или интенциональност ь — Сложность опыта переезда — Пассивные или активные конструкции в нарративе — Негативный или позитивный опыт в нарративе — Реконструкция кейса при анализе биографического интервью

Стратегия адаптации — Социальная ориентация репатрианта — Социальные связи — Рынок труда — Нарративная идентичность — Вопросы в интервью об общении и о работе — Детальный анализ отдельных типичных отрывков текста из интервью

Нарративная ориентация — Ключевые социальные связи репатрианта — Соотнесение себя с группой или чертами группы со стороны репатрианта; отсылки к «общему» опыту или «общей» истории — Соотнесение себя с принимающим сообществом — Контекст употребления Я — Контекст употребления «мы» — Описание семьи — Описание принимающего сообщества — Анализ нарративных блоков в биографических интервью

Нормирован- — Дискурсы описания — Трактовка — Поездки в «локусы»

ный нарратив репатриантов истории российских производства и

в официальных немцев распространения

документах и широко дискурсивных ресурсов

распространяемых — Основные

текстах

категории — Критический

и термины описания дискурс-анализ

российских немцев собранных материалов

— Риторические

приемы в текстах

Ниже представлена детализация метода измерения в вопросах интервью. Как мы показали в предыдущем параграфе, основной частью интервью является первый нарративный блок, вводный вопрос для которого представлен в первой категории в таблице. Остальные вопросы задаются интервьюером в качестве дополнительных во время второй части интервью («нарративное расспрашивание»), если ответы не возникали в нарративном блоке. Если ответы в нарративном блоке были неполными или данные темы могли быть более подробно рассказаны, вопросы задаются во время второй части интервью.

Таблица 10

Метод измерения основных концепций в вопросах интервью

Концепция Темы для интервью Вопросы в интервью

Нарративная ориентация — Самые важные события в жизни — Ключевые социальные связи — Расскажите, пожалуйста, всю историю Вашей жизни. Можете начать с Ваших предков, если хотите

Жизненная кривая — Кондициональность (зависимость от внешних обстоятельств) или интенциональность (контроль над обстоятельствами, активная позиция) — Расскажите о процессе переезда. Как Вы к нему готовились? — Расскажите о том, как Вы впервые приехали в Германию в качестве

— Сложность опыта переселенцев

переезда — Расскажите о своих

первых впечатлениях

от Германии

— Как Вы привыкали

к новой жизни?

— Как Вы находили работу

в Германии?

— Как переезд повлиял

на Вашего мужа/жену

(родителей)? Как Ваша

семья приспособилась

к новой жизни?

— (Расскажите об опыте

Ваших детей при

поступлении в школу

в Германии)

— С кем Вы общались,

когда переехали?

Стратегия адаптации — Социальная ориентация — Расскажите о своей

мигранта жизни в Германии сейчас.

Где Вы работаете?

— С кем вы дружите?

— Как живут ваши дети

(родители)?

— Расскажите о том, как,

с кем и где Вы отмечаете

праздники

— Вы являетесь членом

каких-нибудь организаций?

Партий?

— Вы голосуете?

Отдельного внимания в данном разделе требует понятие «нормированный нарратив». Данная концепция основана на концепции «стандартов» из теории конвенций Л. Тевено и состоит из совокупности дискурсов, которые описывают

российских немцев в официальных документах (законах, правилах) и широко распространяемых текстах. Эти тексты содержат определенные трактовки истории российских немцев, описывают российских немцев с помощью конкретных категорий, терминов и риторических приемов и отражают определенный идеологический настрой авторов текстов. Мы исследуем соотношение нарративной ориентации респондента и нормированного нарратива, определяя, совпадают ли они и если совпадают, то полностью или частично. Мы считаем, что избранная стратегия адаптации влияет на избранную нарративную ориентацию.

Так, мы исследуем соотношение между нарративной ориентацией и нормированным нарративом, обращая внимание на то, насколько они совпадают. Также мы исследуем стратегию адаптации, обращая внимание на социальные связи и положение респондента на рынке труда в зависимости от «нарративной идентичности» респондента. Далее мы анализируем то, какие жизненные кривые встречаются при определенных избраннвх стратегиях адаптации и каким образом избранная стратегия адаптации влияет на конструирование биографического нарратива. Таким образом, мы применяем сочетание различных качественных методов для построения дискурсивно-биографического метода исследования репатриации.

2.6. ВАЛИДНОСТЬ КАЧЕСТВЕННЫХ МЕТОДОВ

В данном параграфе мы опишем стратегии, с помощью которых мы удостоверились в валидности наших данных. Проблема валидности в качественных исследованиях заключается в разнообразии данных и трудной

воспроизводимости одних и тех же данных в разных ситуациях. Мы опишем проблемы валидности данных, которые исследователь получает при применении дискурсивно-биографического метода к исследованиям репатриации, и предложим решение этих проблем через прозрачное представление методики сбора, прозрачное представление эмпирических источников, сравнение результатов с другими исследованиями и источниками и проведение экспертных интервью.

Качество измерения в социологических исследованиях, как правило, оценивается на основе надежности и валидности. Надежность — это воспроизводимость результатов. Валидность бывает внешней и внутренней: внешняя валидность позволяет генерализацию на основе полученных в ходе исследования результатов; внутренняя валидность основана на соответствии инструментов измерения теории и данным. В то же время данные критерия

качества трудно применить к качественным исследованиям, так как качественные

221

исследования основаны на «эмерджентной природе получаемого знания» , сложностях в повторении исследования, параллельном сборе и интерпретации данных и том, что полный консенсус в интерпретации данных вряд ли возможен. Также важен аспект большого разнообразия качественных данных от разного формата интервью до этнографических наблюдений и текстов из печатных изданий, например. Соответственно, социологи, занимающиеся качественными

исследованиями, ориентируются на частичный консенсус относительно

222

интерпретации качественных данных .

В своей книге о биографическом методе Е. Ю. Рождественская говорит о трех направлениях дискуссии о валидности и надежности в качественных исследованиях, ссылаясь на Кирка и Миллера.

221 Рождественская Е. Ю. Биографический метод в социологии. С. 166.

222 Там же.

1. «Генезис данных должен быть прояснен таким образом, чтобы было понятно, где граница между замеренной картиной мира респондента и началом интерпретации исследователем».

2. «Процедуры в поле или в процессе интервью имеет смысл проверить на сравнимость поведения различных интервьюеров или наблюдателей».

3. «Процесс исследования должен быть подробно задокументирован

223

и максимально детализирован» .

В ходе апробации предложенного нами метода мы постарались решить проблемы валидности и надежности по трем вышеперечисленным направлениям.

1. «Граница между замеренной картиной мира респондента и началом интерпретации»: в качественных исследованиях сбор и анализ данных — это взаимосвязанные процессы, так как отбор респондентов и поиск «локусов» производства и распространения дискурсивных ресурсов уже делаются на основе анализа предварительных сведений о поле. Также биографическое интервьюирование является процессом одновременно и сбора информации, и обработки информации, так как на основе первой, нарративной части интервью интервьюер должен сформулировать вопросы для второй части интервью, в ходе которой проводится расспрос респондента о том, что он или она сказали в нарративном блоке. Тем не менее во время апробации метода мы постарались обеспечить максимальную прозрачность того, как мы «замерили картину мира респондента» путем предоставления транскриптов интервью и таких материалов, как фотографии, сделанные во время наблюдений. В некоторых случая мы предоставили примеры таблиц, которые в текстовой форме детализируют этапы критического дискурс-анализа и этапы анализа интервью. Также при описании эмпирических результатов исследования мы предоставили длинные цитаты из интервью и продемонстрировали процесс интерпретации приведенных фрагментов, чтобы показать эмерджентный характер анализа.

223 Там же. С. 169.

2. «Процедуры в поле или в процессе интервью проверить» на сравнимость с другими исследованиями: в данном исследовании мы проведи сравнение по двум направлениям — во-первых, во время апробации метода по результатам сбора данных мы сравнили наше исследование с другим биографическим исследованием российских немцев; во-вторых, мы сравнили нашу интерпретацию четырех из ключевых наших интервью с интерпретациями других социологов в ходе групповой работы. Наше исследование частично воспроизводит элементы метода исследования Г. Розенталь российско-немецких семей в 2012 году, но отличается тем, что у нас проводились интервью в основном на русском языке (у Розенталь в основном на немецком), с индивидами (у Розенталь проводились семейные интервью) и у нас иначе была построена выборка. Тем не менее наши результаты относительно доминирующих нарративов среди российских немцев в Германии оказались сравнимыми. Помимо проведения сравнения публикаций мы с Г. Розенталь и с ее соавтором Н. Раденбахом обсудили наши результаты во время встреч и экспертных интервью и сравнили данные между собой. Также в интерпретации интервью и текстов поучаствовали социологи на коллоквиуме биографических исследователей во Франкфурте в Университете им. Гете (во главе с Л. Иновлоки и У. Апитч) и во время заседаний рабочей группы по биографическим исследованиям в Москве в НИУ ВШЭ (во главе с Р. Мровчинским). В ходе индивидуального чтения транскриптов и последующего обсуждения четырех ключевых кейсов мы пришли к консенсусу относительно интерпретаций материала. В дополнение к вышеописанным процедурам валидность полученных во время интервью исторических данных была проверена в ходе реконструкции кейсов, при работе с историческими трудами о периодах, описанных респондентами, а также при работе с законодательными актами, которые обусловили депортации, переезды, комендатуру, эмиграцию, иммиграцию и прочие важные биографические события из интервью.

3. «Детализация процесса исследования»: мы задокументировали процесс исследования с помощью записи на диктофон, фотографирования,

ведения дневников, и эти материалы мы смогли представить в приложении к исследованию. Также мы в деталях описали методы сбора данных, методику ведения записей, методику транскрибирования и обосновали все этапы исследования в письменном виде. Во время формулировки плана исследования мы получали обратную связь от социологов биографий и критического дискурс-анализа.

Так, в ходе апробации нашего метода мы постарались обеспечить надежность и валидность данных — в первую очередь с помощью детализации этапов исследования, представления наших эмпирических первоисточников в приложениях к диссертации для максимальной прозрачности, проверки исторических фактов и законов, о которых шла речь в интервью, и, наконец, сравнения полученных результатов с похожими биографическими исследованиями репатриантов. Если применять эти стратегии в дискурсивно-биографических исследованиях репатриации, мы считаем, что полученные качественные данные могут быть восприняты как валидные.

2.7. ОСНОВНЫЕ ВЫВОДЫ И ДИСКУРСИВНО-БИОГРАФИЧЕСКИЙ ПОДХОД

К ИЗУЧЕНИЮ РЕПАТРИАЦИИ

В поисках методологического инструментария для изучения репатриации мы предложили объединить биографический метод и дискурс-анализ, совмещая их с помощью предлагаемого нами понятия «локус» производства и распространения дискурсивных ресурсов. «Локусом» мы называем конкретные учреждения или места, где формируется опыт репатрианта в новом обществе, где репатрианту предлагаются дискурсивные ресурсы для описания собственной идентичности или собственного места в новом обществе.

Мы полагаем, что рассмотрение индивидуальных биографий позволит проанализировать нарративы адаптации среди репатриантов и выявить следы институционального влияния на эти нарративы. Сочетание внимания к индивидуальной истории адаптации и дискурсивному давлению со стороны коллектива или институтов в принимающем государстве особенно важно для изучения репатриации, так как репатриация, как правило, обусловлена специальными государственными программами, институциональными рамками и политической программой.

Мы считаем, что изучение нормированных нарративов необходимо для понимания того, как репатрианты описывают себя и свое место в обществе. Мы исходим из того, что взаимодействие репатриантов друг с другом и государственными структурами в определенных «локусах», где репатрианты проводят время и получают информацию, может повлиять на избранную ими стратегию адаптации. Предложенный нами подход позволяет рассмотреть, как уровень индивидуальной истории контрастирует с институциональными нарративами или дополняется ими и как соотношение этих нарративов сочетается с избранной репатриантами стратегией адаптации.

Биографический метод и дискурс-анализ сами по себе не предоставляют нам инструментарий, с помощью которого можно было бы изучить репатриацию. Но эти методы дополняют друг друга. Мы показали, что поиск «локусов» производства и распространения дискурсивных ресурсов с помощью биографического интервьюирования решает проблему формирования выборки для проведения дискурс-анализа. Критический дискурс-анализ, в свою очередь, позволяет выйти за рамки индивидуальных биографий и обратить внимание на внешние влияния, который формируют индивидуальные нарративы.

Надежность и валидность получаемых с помощью нашего метода данных обеспечиваются следующим образом: путем детализации этапов исследования, с помощью представления эмпирических первоисточников для максимальной прозрачности, посредством проверки исторических фактов и законов, о которых

шла речь в интервью, и, наконец, путем сравнения полученных результатов с похожими биографическими исследованиями репатриантов.

Так, диссертационное исследование основано на изучении нарратива как ключа к пониманию стратегии социальной адаптации репатриантов. С одной стороны, мы изучаем индивидуальную нарративную ориентацию через биографическое интервью; с другой стороны, мы изучаем влияния на нарративы и адаптационные стратегии учреждений, которые производят и распространяют нормированные нарративы.

ГЛАВА 3. АПРОБАЦИЯ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ МОДЕЛИ: РЕПАТРИАЦИЯ РОССИЙСКИХ НЕМЦЕВ В ГЕРМАНИЮ

В третьей главе мы апробируем предложенный нами во второй главе дискурсивно-биографический метод и применяем описанную в первой главе концептуальную модель. Мы описываем основания для апробации нашей модели и представляем результаты эмпирического исследования репатриации российских немцев в Германию. Мы описываем специфику поля и выборки, представляем результаты анализа биографических данных и критического дискурс-анализа. Мы также предлагаем типологию нарративной ориентации репатриантов и показываем, какие адаптационные стратегии выбирают представители каждого типа. Таким образом, в данной главе мы показываем, как специфические немецкие институциональные влияния формируют биографические нарративы российско-немецких репатриантов в Германии.

3.1. ОСНОВАНИЯ ДЛЯ АПРОБАЦИИ ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЙ

МОДЕЛИ

В процессе разработки дискурсивно-биографического метода исследования репатриации была проведена апробация аналитической модели. Мы обратились к кейсу репатриации российских немцев в Германию. В результате проведенной апробации мы признали дискурсивно-биографический метод плодотворным для социологического изучения репатриации. В данном разделе мы опишем основания для апробации нашей теоретико-методологической модели.

Апробация метода исследования используется в социологии для сбора данных по предложенной исследователями процедуре, чтобы выявить

затруднения в процедуре, уточнить элементы процедуры и внести изменения

224

в формулировки вопросов в интервью или в анкетах . Мы собрали эмпирический материал для проверки всех элементов предложенного нами дискурсивно-биографического метода.

Предложенный нами метод является «линейным подходом к дизайну» исследования, то есть нами разработан систематический гайд для проведения

225

исследования репатриации . Нами предложена аналитическая рамка, структура исследования репатриации, метод, методика и процедуры. При этом качественные методы в социологии отличаются тем, что их можно адаптировать к самым разным эмпирическим ситуациям, корректируя поведение исследователя во время интервью, входа в поле, подбирая «локусы» производства и распространения дискурсивных ресурсов. и т. д. Особенности биографического подхода и дискурс анализа позволяют применять их в самых разнообразных ситуациях. Тем самым наш подход был апробирован на конкретном кейсе репатриации, и это показало, что он может быть полезным и для исследования других кейсов репатриации.

Собранный нами материал для апробации метода не является пилотажным, сокращенным вариантом основного поля. Напротив, наши эмпирические данные представляют законченное исследование российско-немецких репатриантов в Германии. Сначала были проведены биографические интервью с репатриантами в Германию, далее были проведены этнографические наблюдения в «локусах» производства и распространения дискурсивных ресурсов, а также в этих местах был осуществлен сбор материала для критического дискурс-анализа. Материал для критического дискурс анализа был собран в виде текстов о российских немцах и для российских немцев. Анализ всех данных позволил сделать ряд заключений относительно формирования идентичности российско-немецких репатриантов в Германии.

224 Замбржицкая A. К. Эмпирическая апробация вопросника в маркетинговом исследовании // Социс. 1999. № 11. 11.99. С. 116.

225 Maxwell J. A. Qualitative Research Design: An Interactive Approach. Thousand Oaks, California. Sage, 2005. 304 p.

Таким образом, апробация всех предложенных нами приемов и процедур на основе законченного исследования одного кейса позволила нам прийти к выводу, что разработанный нами метод является плодотворным для выявления социальных особенностей репатриантов и понимания социализации репатриантов на новом месте жительства.

Апробация была проведена во время двух наших стажировок в Германии. Для апробации метода по нескольким причинам был выбран кейс российских немцев в Германии. Во-первых, наши языковые знания немецкого и русского языков позволили нам работать со всеми материалами в поле без переводчиков (собранный нами материал был на немецком и русском). Во-вторых, кейс российских немцев в Германии представляет особенный интерес для отечественной социологии, так как российские немцы являются выходцами из России и бывших советских республик. В-третьих, несмотря на исторические связи российских немцев с СССР и Россией, в отечественных социологических и исторических науках не хватает изучения того, как сложились биографии российских немцев в Германии после их отъезда из России или из СССР. Тем самым наше исследование дополняет существующие знания в отечественной науке о том, как сложились идентичность и социализация выходцев из СССР и из России на новом месте жительства.

3.2. РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ РЕПАТРИАЦИИ РОССИЙСКИХ

НЕМЦЕВ В ГЕРМАНИЮ

В данном разделе мы представим результаты нашей апробации дискурсивно-биографического метода. Апробация была проведена на основе кейса репатриации российских немцев в Германию. В Германии действует одна

из наиболее известных в мире программ репатриации. Эта программа детально разработана и нацелена на переселение в Германию выходцев из СССР. В Германии существует ряд инициатив в каждом регионе по интеграции российских немцев в принимающее сообщество, что дало нам возможность обратиться к различным дискурсам о репатриации на региональном и федеральном уровнях и тем самым в полной мере протестировать метод дискурс-анализа. Мы также успешно протестировали биографическую составляющую нашего метода благодаря нашему знанию языков, которые были необходимы для проведения глубинных интервью с российскими немцами (немецкого и русского). В данном разделе сначала описаны поле и выборка, приведена типология биографий российско-немецких репатриантов на основе избранных ими стратегий адаптации, проанализированы институциональные дискурсы репатриации и приведены основные выводы о социальном опыте российско-немецких репатриантов в Германии.

3.2.1. Эмпирическая база

Исследование посвящено преимущественно российским немцам, проживающим в Германии. В данном разделе мы описываем наше поле и выборку для апробации дискурсивно-биографического метода.

В Германии 3,5 млн российских немцев и членов их семей. Они проживают в крупных городах и деревнях в зависимости от того, куда их распределило правительство Германии226. Исследование основано на трех группах источников: 47 интервью, восемь наблюдений и 27 текстов для критического дискурс-анализа.

Из собранных 47 интервью 33 являются биографическими интервью с российскими немцами (три пилотных интервью с российскими немцами

226 Социальные льготы для российских немцев привязаны к региону распределения. Если они покидают регион, куда их распределили, они теряют льготы (пособие по безработице, право на бесплатные курсы немецкого языка и курсы по переквалификации).

в России и 30 интервью с российско-немецкими репатриантами в Германии). В среднем одно биографическое интервью длилось 2 ч 14 мин.

В дополнение к этому было собрано десять интервью в пограничном лагере для репатриантов в Германии, из них: четыре групповых интервью с российско-немецкими семьями; два интервью с беженцами, проживающими в лагере; два интервью с местными жителями населенного пункта, в котором расположен лагерь; одно интервью с сотрудником лагеря; одно интервью с официальным представителем лагеря. Также было собрано три экспертных интервью.

Было проведено восемь наблюдений в учреждениях для российских немцев и местах встреч российских немцев (подробное описание в Приложении 3). В сумме это составило 32 ч 15 мин наблюдений, девять из которых были проведены в пограничном лагере для репатриантов в Германии. Во время наблюдений было собрано 27 текстов для критического дискурс-анализа, 17 из которых были проанализированы углубленно (они представлены в Приложении 5).

Экспертные интервью были проведены со специалистами Геттингенского университета им. Георга-Августа по российским немцам в Германии и Украине (Н. Раденбах и Г. Розенталь) и со специалистом по идентичности российских немцев, кандидатом социологических наук Владиславом Курске.

Исследование также включает в себя материалы серии этнографических наблюдений в официальных, культурных и семейных местах встреч российских немцев в Германии. Наблюдения велись в двух домах российско-немецких семей, что дополнило понимание контекста биографических интервью с членами этих семей. Также наблюдения велись в пограничном лагере «Фридланд», «интеграционных домах» для российских немцев в Гамбурге и Берлине, выставочном пространстве ратуши берлинского района Марцан, где размещается постоянная выставка истории российских немцев, и в Российском доме культуры при обсуждении планов проведения фестиваля «Российско-немецкие дни» в 2014 году.

Наблюдения проводились и в домах двух российско-немецких семей в Берлине и маленьком городе-курорте Бад-Наухайме. В Берлине встреча проходила в русское Рождество, когда собиралась часть семьи дома у представителей старшего поколения. Наблюдение в Бад-Наухайме проводилось во время обеда дома у российско-немецкого пенсионера и его русской жены. Мы вместе смотрели новости на немецком, русском и казахском языках и обсуждали общественно-политические проблемы.

На протяжении одного дня велось наблюдение за работой пограничного лагеря «Фридланд», где на момент полевого исследования жило пять семей (30 человек) только что переехавших в Германию российских немцев, а также беженцы и нелегальные мигранты. Материалы из лагеря «Фридланд» включают в себя интервью с российско-немецкими семьями, интервью с представителями лагеря, интервью с местными жителями деревни, где находится лагерь, наблюдение за обеденным перерывом мигрантов, наблюдение за тем, какие документы оформляют российские немцы во время пребывания в лагере, осмотр всего пространства лагеря, включая музей истории лагеря и четыре исторических памятника, и данные из официальной экскурсии по лагерю.

По одному рабочему дню также велось этнографическое наблюдение в интеграционных домах для российских немцев в Гамбурге и Берлине. Эти организации финансируются биржей труда и оказывают консультативные услуги российским немцам по вопросам обустройства жизни в Германии. Также при этих интеграционных домах бывают клубы, которые организовывают культурно-общественные мероприятия для российских немцев (хоры, праздники). Проводились интервью с сотрудниками этих интеграционных домов.

Велось также этнографическое наблюдение и в выставочном пространстве ратуши берлинского района Марцан, где размещается постоянная выставка истории российских немцев. Наблюдение включает в себя осмотр экспозиции и разговоры с организатором выставки и посетителем выставки, а также наблюдение за интеракцией между ними.

Основой для анализа биографий стали интервью с 30 российскими немцами, проживающими в Германии (15 женщин, 15 мужчин), собранных на основе выборки по принципу «максимальных вариаций». Выборка была сформирована исходя из представлений о том, что в разных городах и поселениях могут быть различные условия для адаптации и социализации российских немцев. Выборка подразумевала значительный географический разброс: набор респондентов был проведен в больших городах, маленьких городах и деревнях разных земель Германии, так как в разных землях могли быть различающиеся между собой целевые программы для адаптации и интеграции российских немцев, разные условия рынка труда, а также разный доступ к общественным организациям, которые занимаются российскими немцами. Выборка также представляла собой набор кейсов максимальной вариации, то есть представляющих все распространенные модели изучаемого явления (по месту проживания в Германии, месту проживания в бывшем СССР, уровню образования, политическим предпочтениям, религиозной принадлежности, роду занятости в Германии). Далее, выборка для более глубокой реконструкции кейсов была сделана по принципу целевой выборки227. Целевая выборка представляет собой три кейса вариации по принципу политической ангажированности респондента.

Респонденты в Германии представляют собой гетерогенную группу выходцев из СССР, России, Казахстана, Узбекистана, Киргизстана; проживающих в деревнях и крупных городах; имеющих высшее образование и не имеющих его; работающих в разнообразных отраслях экономики и безработных; представителей разных поколений в возрасте от 26 до 85 лет; переехавших между 1991-м и 2014-м годами на разных стадиях жизни, от 11 лет до пенсионного возраста. Десять из 30 респондентов были найдены через российско-немецкие социальные и общественно-политические организации, еще десять были найдены через неформальные каналы (знакомства или случайный поиск в городах и деревнях,

227 Mason J. Qualitative Researching. London: SAGE Publications, 2002. P. 227; Девятко И. Ф. Методы социологического исследования. 2-е изд. М.: Университет, 2002. С. 120.

где проживает большое количество российских немцев). Еще десять из 30 респондентов были найдены методом снежного кома, то есть они были знакомыми или родственниками респондентов из первых двух категорий.

Во время стажировки в Германии были проведены биографические интервью с пятью респондентами во Франкфурте, двумя респондентами в Гамбурге, одним респондентом в небольшом городе Кассель, а также восемью респондентами, живущими в деревнях, расположенных по всей Германии (два респондента в Остероде-ам-Гарц, один в Мельзунгене, один в Бад-Наухайме, два во Фридберге, два в Рюссельзхайме). Также были проведены биографические интервью через «Скайп» с семью респондентами (двое из небольшого города Эссен, пятеро из Берлина, один из Мюнхена).

Три интервью с российскими немцами в России представляют собой пилотные интервью. Эти интервью были собраны для предварительной проверки репертуара нарративных ориентаций российских немцев, которые не переехали в Германию. Интервью показали, что их нарративные ориентации отличаются от репертуара нарративных ориентаций российских немцев в Германии. Респонденты, опрошенные в России, являются представителями трех поколений образованных российских немцев, приехавших в Москву из Сибири и из Казахстана. Один респондент из этой группы является реиммигрантом, то есть вернувшимся в Россию после проживания в Германии. Эти респонденты были найдены также через формальные и неформальные каналы: двое — через российско-немецкие организации, один — через неформальные каналы общения. Для заключений диссертационного исследования эти три интервью не стали ключевыми, но в будущем планируется расширить данную выборку и использовать ее в качестве контрольной группы.

Метод критического дискурс-анализа был применен к материалам, собранным в «локусах» производства и распространения дискурсивных ресурсов, то есть в значимых для российских немцев в Германии общественных местах. При посещении каждого места были собраны все доступные текстуальные и визуальные документы для последующего критического дискурс-анализа (такие

документы включали в себя транскрипты рассказов экскурсоводов, брошюры, журналы, вывески и т. д.). Также в каждом месте было проведено этнографическое наблюдение.

3.2.2. Типология биографий российско-немецких репатриантов

В данном разделе мы представим результаты анализа биографических данных. Кроме этого, будут представлены результаты наблюдений и критического дискурс-анализа. Мы выявили три типа нарративной ориентации респондентов: 1) тип совпадения биографического нарратива и нормированного нарратива; 2) тип частичного совпадения биографического нарратива и нормированного нарратива; 3) тип расхождения биографического нарратива и нормированного нарратива. Представители первого типа респондентов выбирают «адаптацию внутри группы» в качестве стратегии адаптации; представители второго типа выбирают «двойную стратегию адаптации», а представители третьего типа делятся на тех, кто избирает «адаптацию внутри группы» и «двойную стратегию адаптации».

Сначала мы приведем результаты анализа всех биографических интервью («глобальный анализ» по Г. Розенталь) и покажем, какие адаптационные стратегии были избраны респондентами. Далее мы опишем выявленную типологию респондентов по типу представленных в интервью нарративов и свяжем типы нарративов с избранной адаптационной стратегией.

Исследование показало, что респонденты с жизненной кривой, которая характеризируется особенно сложными жизненными обстоятельствами в период после переезда, часто избирают стратегию адаптации сохранения связей только в собственной группе (то, что Дж. Берри назвал «сегрегацией»). При этом респонденты с менее проблемной жизненной кривой предпочитают двойную стратегию адаптации (ориентация как на собственную группу, так и на

принимающее сообщество). Также удалось выявить, что респонденты, которые избрали стратегию адаптации через сохранение («сегрегацию»), чаще конструируют свои нарративы так, чтобы они полностью совпадали с нормированными нарративами. У респондентов, практикующих двойную стратегию адаптации, нарративы только частично совпадают с нормированными нарративами.

Путем анализа интервью и критического дискурс-анализа официальных текстов и материалов организаций удалось выделить некоторые тенденции в рассказах респондентов и позиции государственных организаций и институтов по вопросам миграции и истории российских немцев. Во-первых, анализ биографических интервью уехавших в Германию российских немцев указал на присутствие четкого доминирующего нарратива в их рассказах о себе. Во-вторых, анализ институциональной среды российских немцев в Германии свидетельствует о существовании механизмов производства и распространения данных нарративов со стороны государственных структур.

В таблице представлена характеристика каждого респондента, сформулированная на основе анализа его интервью и нарративной идентичности (более подробная таблица с характеристиками представлена в приложении).

Таблица 11

Характеристика респондентов

Респондент Ориентирована ли нарративная идентичность респондента на другие группы в принимающем обществе (за пределами своей группы)? Ориентирована ли нарративная идентичность респондента на собственную группу происхождения? Жизненная кривая

1 Валентина Браун (53 года) Нет Да (через церковь Да Кондициональность

и семью)

2 Людмила Д°рф (63 года) Нет Да (глава российско-немецкой школы) Интенциональность Лидер в сообществе Социальное предпринимательство

3 Виктор Шварц (31 год) Нет Да (занимается социальным предпринимательством, работает заместителем главы интеграционного дома) Да Интенциональность в начале рассказа Кондициональность Стал лидером в сообществе

4 Елена Цоль (57 лет) Нет Да (работает на втором рынке труда в интеграционном доме) Да Кондициональность Очень тяжелые внешние обстоятельства

5 Лара Ражнитцки (72 года) Нет Да (на пенсии, но активна в сообществе российских немцев благодаря публикации своих мемуаров) Да Кондициоанальность и интенциональность Очень тяжелые внешние обстоятельства

6 Лора Ида Штайн (66 лет) Нет Да (на пенсии; раньше работала в интеграционных центрах для детей мигрантов) Да Интенциональность Очень тяжелые внешние обстоятельства

7 Ирина Хайм (49 лет) Нет Да (работает главой двуязычного русско-немецкого детского сада) Интенциональность Очень активная в сообществе

8 Людмила Шварц (50 лет) Нет (некоторые связи с церковью) Да (работает учительницей музыки и главой двух русско-немецких хоров для детей) Да Кондициональность Тяжелые внешние обстоятельства

9 Владислав Нет Да Да

Гельдт (85 лет) (на пенсии) Кондициональность Тяжелый период привыкания к Германии

10 Валентина Хардт (43 года) Да Да (работает в интеграционном доме) Да Кондициональность Очень тяжелые внешние обстоятельства

11 Виктор Кляйн (40 лет) Нет Да (общение — в основном семья и другие российские немцы) Да Кондициональность Сложное привыкание

12 Константин Веттер Да (через работу) Да (член российско-немецкой молодежной организации) Да Сложности у родителей; тяжелое привыкание к школе в старших классах

13 Елена Курц (29 лет) Да (певица в опере) Да (активный член молодежных российско-немецких организаций) Да Кондициональность родителей Интенциональность респондентки

14 Катерина Браун (27 лет) Да (через учебу) Да Нет Переехала сама в 27 лет, в основном ради образования

15 Владислав Гольдт (36 лет) Да (работа, друзья, в прошлом учеба) Да Нет «Оторвались от диаспоры — сумели вырваться»

16 Александр Шварц (27 лет) Да (общение с другими мигрантами) Да (иногда — молодежное общение среди российско-немецких семей из близлежащих деревень) Нет Переехал в девять лет. Скучал, но мало что помнит из жизни в Казахстане. Знает, что скучали мама и брат

17 Алина Буркхардт (28 лет) Да (связи Да (в российско-немецкой Нет Чувствует себя

и контакты через университет и учебу) молодежной организации) полностью частью немецкого общества

18 Артем Гросс (28 лет) Да Да Нет Переехал в возрасте семи лет «Узнал об истории только немного и только от бабушек и дедушек. Каждый раз от них новые детали. Я еще не все понял, кто и куда когда ездил, кто жил в Германии, многое замалчивается» «Родители переехали ради лучшего образования для детей»

19 Людмила Фишер (57 лет) Нет Да (в основном общение в семье) Да Сложный период адаптации

20 Артур Пеннер (76 лет) Да (друзья-немцы) Да (через друзей, семью, и знакомых его детей) Нет Переехал почти сразу на пенсию в Германию

21 Владислав Штайн (40 лет) Да (работа — свой бизнес) Да Нет Практичный настрой

22 Петер Кнехт (83 года) Да Да (на пенсии. Пишет книгу о семье, дочь — депутат) Нет

23 Андрей Штауб (80 лет) Нет Да (работает на втором рынке труда в интеграционном доме) Нет

24 Виктор Мюллер (61 год) Да (работает владельцем бара) Да Нет Переехали в 1979-м, до того как появились программы для интеграции российских немцев

25 Светлана Мюллер (60 лет) Да (через коллег) Да Нет Переехали в 1979-м, до того как появились программы для интеграции российских немцев

26 Валентина Крамер (26 лет) Да (через учебу) Да Да Сложный период адаптации в школе

27 Лидия Шваб (60 лет) Нет Да (работа на втором рынке труда в интеграционном доме; нет общения за пределами семьи) Да «Живем как живем» «Раз мы сюда приехали, надо жить»

28 Лилия Шарп (60 лет) Нет Да (работа на втором рынке труда в интеграционном доме; нет общения за пределами семьи) Да Переехала и долго не могла найти работу

29 Андреас Буш (61) Нет Да Да Развелся в Германии Сейчас работы нет

30 Станислав Бауер (32 года) Нет Да Да Интервью было проведено спустя два месяца после переезда в Германию

На следующем шаге анализа, комментируя таблицу, мы видим, что особенно тяжелые жизненные обстоятельства в период адаптации чаще всего сопровождаются стратегией адаптации «через сохранение», то есть адаптация этой группы направлена на других российских немцев и российско-немецкие организации. Респонденты, которые столкнулись с меньшим количеством трудностей, выбирали двойную стратегию адаптации, то есть сохраняли ориентацию на собственную группу, но ориентировались также и на принимающее общество и другие группы.

Таблица 12

Таблица показвает, что в ходе эмпирического исследования мы выявили две стратегии адаптации среди российско-немецких репатриантов в Германии: 1) двойная стратегия адаптации и 2) адаптация через сохранение связей в свой группе. Из данных стало ясно, что респонденты с жизненной кривой, которая характеризируется особенно сложными жизненными обстоятельствами в период после переезда, часто избирают стратегию адаптации сохранения связей только в собственной группе, и это влечет за собой присваивание себе нормированных

нарративов. При этом респонденты с менее проблемной жизненной кривой предпочитают двойную стратегию адаптации (ориентация как на собственную группу, так и на принимающее сообщество), и их нарративы характеризуются меньшим соответствием нормированному нарративу.

Не было респондентов в категории «ассимиляция как стратегия адаптации». Данная стратегия подразумевает отсутствие ориентации нарративной идентичности респондента на собственную группу происхождения, а у всех респондентов в данном исследовании наблюдалась эта ориентация. Это можно объяснить тем, что все респонденты по происхождению являются российскими немцами, и вводный вопрос, а также расспросы про миграционный опыт наталкивали респондента на рассуждения об этом происхождении. Часто это выражается в нарративной ориентации на родителей. Также ориентацию на собственную группу можно объяснить тем, что именно происхождение членов группы привело к факту миграции в Германию, что в свою очередь является темой исследования и поводом для интервью. Таким образом, отказ от ориентации на собственную группу происхождения не был найден в данной выборке, и «ассимиляция» не являлась избранной стратегией адаптации.

Двойная стратегия интеграции и стратегия сохранения ориентации на группу оказались важными для респондентов. По результатам анализа мы видим, что большинство респондентов, которые избрали двойную стратегию, не говорили в своих интервью о больших трудностях при адаптации или травмах переезда. Это были в основном более молодые респонденты.

Респонденты, которые избрали стратегию ориентации на собственную группу, отличались двумя характеристиками: они старше и являются активными членами или сотрудниками российско-немецких организаций (двуязычных школ и детских садов, интеграционных домов). Также отличительная черта этой группы заключается в том, что они ищут работу или получают ее благодаря российско-немецким организациям. Также в этой группе есть те, кто работает на вторичном рынке труда, то есть на должностях, на которые их определяет социальная контора по занятости их района по месту жительства, если они

на данный момент без работы. Чтобы продолжать получать социальные льготы, они обязаны работать на этих прекарных и, как правило, низкооплачиваемых должностях. Респонденты из данного исследования, которые работали на вторичном рынке труда, делали это в российско-немецких организациях, которые оказывают консультативные услуги другим российским немцам.

Также в исследовании было выявлено, что существует доминирующий коллективный нарратив среди российских немцев в Германии. Это нарратив о семейной истории, который часто встречается в нарративных блоках интервью, но который не соответствует биографическим фактам (и опровергается частично или полностью во время расспросов). Доминирующий нарратив заключается в следующем дискурсе:

«Нас пригласила Екатерина II в Поволжье, где мы жили и трудились до репрессий при Сталине. Нас депортировали в Сибирь и Среднюю Азию, где наши предки работали в трудовой армии. После окончания войны мы подвергались дискриминации в СССР. Потом нас пригласил Гельмут Коль в Германию, и мы уехали из-за националистических настроений конца 1980-х и 1990-х».

Данный нарратив мы назвали «нормированным нарративом» (его исследование будет обсуждаться ниже). Такой или похожий нарратив фигурировал в первой части интервью (в нарративном блоке) 22 респондентов. Во время второго этапа интервью (расспросов) исходная конструкция разбивалась, и рассказ принимал совсем иные формы. За исключением двух респондентов все интервьюируемые при расспросе рассказывали противоречащие исходному нарративу детали семейной истории. Противоречия между исходным нарративом, который у большинства респондентов оказался общим, и последующим рассказом были установлены во время расспросов в ходе интервью и далее исследованы путем реконструкции биографических данных по методу Г. Розенталь. Как правило, эти противоречащие детали включали в себя обстоятельства переездов предков и родственников и их действия во время Второй мировой войны. Систематически не вписывались в исходный нарратив

следующие моменты: многие семьи не жили в Поволжской республике российских немцев; предки некоторых воевали на стороне Германии во время Первой мировой войны; многие семьи прошли через раскулачивание; предки многих респондентов воевали на стороне фашистской Германии во время Второй мировой войны; у некоторых из них родственники переехали в Германию и там остались во время Второй мировой войны; многие уехали в Сибирь или Казахстан из европейской части Российской империи или СССР сами, а не во время депортаций; некоторые семьи не были депортированы; некоторые российские немцы занимали высокие посты в СССР и состояли в коммунистической партии. Тем самым была установлена тенденция среди интервьюируемых российских немцев представлять доминирующий нарратив семейной истории и при этом систематически замалчивать или сглаживать определенные детали своих семейных историй. Этот этап анализа натолкнул на вопрос о том, кем и как формулируется доминирующий и замкнутый нарратив российско-немецкой истории в Германии.

Мы выявили, что есть три типа соотнесения биографического нарратива с нормированным нарративом (которые будут раскрыты подробнее ниже):

1) совпадения;

2) частичного совпадения;

3) расхождения.

Три типа нарративной ориентации респондентов выявились в ходе детального анализа отдельных отрывков текста из интервью (этап в методике Г. Розенталь). Соотношение биографического нарратива и нормированного нарратива также было выявлено во время секвенциональной реконструкции кейса.

Анализ показал, что тип совпадения биографического нарратива и нормированного нарратива (первый тип) сопровождает наиболее сложную жизненную кривую и усиливается при тесной работе респондента с российско-

немецкими некоммерческими организациями, государством. Ниже описаны все три типа.

которые финансируются

1. Тип совпадения биографического нарратива с нормированным нарративом

Тринадцать респондентов воспроизводили доминирующий нормированный нарратив. С данным типом ассоциируются ориентация на группу, такие высказывания, как «моя история — это история всего народа» (Лора Ида Штайн). У представителей этого типа в биографической истории фигурирует сложная жизненная кривая с множеством трудностей в период адаптации в Германии после переезда.

Представители этого типа делятся на две группы: это либо пассивные люди («кондициональное» состояние социального действия по Шютце), либо активные («интенциональное» состояние социального действия по Шютце) социальные предприниматели в рамках российско-немецкого сообщества в Германии. Чаще всего социальные предприниматели возглавляют проекты, которые финансируются государством. Проекты включают в себя интеграционные программы для российских немцев, кружки для российских немцев, издание книг про российских немцев, проведение мероприятий или выставок для российских немцев. Деньги выделяются подразделением Министерства внутренних дел Германии, и заявители проектов конкурируют между собой за финансирование. Тема самым представители данного типа являются лидерами в российско-немецком сообществе.

Респондент Лора Ида Штайн является примером социального предпринимателя из данного типа респондентов. Так, после переезда в Германию в 1995 году Лора Ида Штайн работала в основном в общественных организациях, которые финансируются государством:

«Я работала в основном в ферайнах, я работала с молодежью, и проработала я пять лет. (0,5) А (0,5) последний год я работала в ферайне «Урбантконсальт», через которую проходил проект (0,5) «Aussiedler» AOA. У меня дома стоит картотека, там у меня весь этот проект выведен от А до Я. Я прошла курсы написания проектов. (0,5) Я написала проект организации (0.5) такого ферайна, (0.5) где могли бы сами оказывать помощь». [Интервью с Лорой Идой Штайн, 882-290].

Лора Ида Штайн объясняет, что деятельность в рамках общественных организаций заключается в разработке и реализации проектов общественного значения, которые могут быть профинансированы государством по итогам конкурса между различными заявителями:

«Насколько я знаю, было организовано по принципу, э (0,5), вот как в Англии существовали кусты, которые снабжались от (0,5) от (0,5) городского там парламента или еще что-то. (0,5) Так у нас. В таких районах, где больше бедноты, так будем говорить, вот этот наш Марцан, э — там существовала, э, существовала такая организация «Квартирс агентур», а потом «Квартирс менеджмент» назывался. (0,5) И вот этот «квартирс агентур» (0,5), ему выделяли деньги (0,5) от сената (0,5), и они были призваны помогать вот таким идеям. (1,0) Как (0,5). Каждый год они организовывали конкурс на лучшую работу (0,5), на лучший проект. Я однажды подала на три проекта: два утвердили, один был памятник — сказали, «на свои средства делайте этот памятник». Хоть и было очень неприятно, но была благодарна, вот, э (0,5), книгу мне оплатили и (0,5) работу с молодежью оплатили. Вот так (0,5), я пишу проект, комиссия заседает, рассматривает все проекты (0,5), которые находят жизнедеятельными (0,5), они оплачиваются потом от «Квартирс агентур». И я являюсь лейтером, я продолжаю там же работать, мне деньги под этот ферайн идут, а я работаю с молодежью. (0,5) Мы можем купить себе

инструменты, э, музыкальные, там, все, что необходимо». [Интервью с Лорой Идой Штайн, 1032-1056].

Лора Ида Штайн подавала на подобное финансирование своих художественных произведений и автобиографических книг на тему российско-немецкой истории, на программы для российско-немецкой молодежи (организацию клуба, танцев, хора), а также на возведение памятника российским немцам в виде скульптуры работника трудовой армии. Она получила финансирование на часть своих проектов, в частности на публикацию художественных произведений, основанных на ее автобиографии. Таким образом, презентация автобиографического нарратива в книгах Лоры Иды — это проект, который сначала выиграл финансирование со стороны государства, а затем был распространен среди российско-немецкого сообщества в Берлине. Этнографические наблюдения в интеграционном дома «Лира» показали, что Лора Ида Штайн проводит в интеграционном доме «Лира» чтения своих произведений, а также распространяет экземпляры своих книг среди российских немцев. Тем самым российские немцы имеют возможность ознакомиться с нарративами, произведенными Лорой Идой, которые основаны на ее биографии. Таким образом, ее книги и ее позиционирование собственной семейной истории важны для понимания сообщества в целом.

Из интервью мы увидели, что биографический нарратив Лоры Иды Штайн отражает основные черты нормированного нарратива российско-немецкой истории. В нарративном блоке появляются темы депортации, трудовой армии, комендатуры, дискриминации по отношению к российским немцам в послевоенное время в СССР.

«Во время войны (1,0) с наступлением немецких войск, э (0,5), всех начали депортировать, особенно немцев. (0,5) А часть молодежи собрали и кинули на рытье противотанковых окопов (0,5), на — вокруг — вокруг Запорожья, для защиты города Запорожья. И, когда подходили немцы, солдаты ушли, бросили

эту линию фронта, и бросили, естественно, в окопах молодежь. А она, услышав немецкую речь, притаившись, они потом лесами по ночам выдвигались и пришли домой. Пришли домой, ушли от немцев на несколько километров вперед — и там уже к отправке были готовы семьи. Их тоже всех и (0,5) в восточный Казахстан, вот из Донецка тетю Эрну, мамину сестру старшую в Казахстан — это северный Казахстан. Это был 1941 год. А потом в 1942 году — то был 1941 год — выходит указ, вот тут все написано, я вам сделала специально. «Каскад памяти» (Р указывает на стопку книг). (И: о, спасибо большое.) Вам будет очень легко все найти потом. Тут описывается день памяти в Германии. И, э (2,0), в 1942 году указ о трудармии (1,0), и тогда все немецкое население помчалось назад по всем этим городам и весям. Моя мама попала в Сызрань Куйбышевской области, и там десять лет она провела. (2,0) Э, вот. Там моя мама нашла человека (1,0), который ее полюбил, и она его полюбила. Это был мой папа. Он был русский. Но, э (1,0), им сочетаться браком никак не разрешали: немка, фашистка, да еще и в трудлагере [...].

И вот таким образом, э, спустя, э (1,0), в 1948 году закрыли лагеря. Но отпустили мою маму только в 1952 году. И всех женщин использовали как дармовую рабочую силу. (1,0) И отправили нас на Урал, в Свердловскую область [...].

Потом у нас я жила — мы жили, станция Новая Ляля, все это под комендатурой было, я тоже под комендатурой была — ребенок. Мама со мной ходила отмечаться до 1956 года. А потом мы переехали в город Волчанск, такой светлый для меня город. И, прожив там два года, мы уехали в Казахстан. И, э (3,0), прожив там два года, мы уехали в Казахстан (0,5), тогда уже разрешили перемещаться за пределы Уральского хребта. А назад домой никому не разрешалось возвращаться немцам: на, э, на Волгу там — немцам Поволжья, на Украину — украинским немцам. Запрещено было. И так мы все и осели разбросанные кто где. Вот. [...]

Но поступить в мединститут мне было не дано, потому что я была девочка, и еще и немка к всему. (1,0) Немцам тяжело было поступать

в институт. Потом я пошла и за один год поступила в пединститут, филологический факультет. И даже, может быть, это и хорошо». [Интервью с Лорой Идой Штайн]

В нарративе Лора Ида Штайн часто использует слова «мы», «нас» и «все», тем самым указывая на то, что «все вот это вот то, что было со всеми». Конструкция генерализации опыта до всей группы встречается в описаниях депортаций («всех начали депортировать, особенно немцев»; «Их тоже всех и (0,5) в восточный Казахстан»), трудармии («И, э (2,0), в 1942 году указ о трудармии (1,0) и тогда все немецкое население помчалось назад по всем этим городам и весям»; «И всех женщин использовали как дармовую рабочую силу»), а также дискриминации в СССР («Немцам тяжело было поступать в институт»). Тема трудармии играет важную роль в нарративе, и в ходе интервью, рассказывая о трудармии, Лора Ида Штайн предлагает свое произведение на эту тему под названием «Каскад памяти» («Я вам сделала специально. «Каскад памяти» (Р указывает на стопку книг)»). Данное произведение было издано в рамках проекта, на который Лора Ида Штайн выиграла финансирование. Тем самым Лора Ида Штайн настаивает на том, что представленный ею нарратив применим ко всей группе, и этот нарратив распространяется через ее опубликованные работы.

При этом анализ второй части интервью (расспроса) показал, что Лора Ида Штайн знает о своей семейной истории в основном не от своих родственников и предков, а из прессы и других публичных источников:

И: И кто вам в основном рассказал про российско-немецкую часть Вашей истории?

Р: Ну, э, во-первых, э, я сама ее прожила, всю свою — свою жизнь, да? И, э, в школе, э, ну нельзя сказать что — ну не так зверски все же времена уже было — но все еще да мы могли услышать слово «фашистка» (0,5) от школьников. Да.

(0,5) «Ух ты фашистка». (0,5) Я была очень боевая (0,5), я могла догнать обидчика (0,5) и ДАТЬ хорошо ему. (Р смеется) (1,0) Учительница меня не может оторвать и кричит: «Лорида, откуда в тебе это зверство?» Я говорю: «От фашистов». (Р смеется) (0,5) А что я должна была ответить, если я «фашистка»? И видимо, это, э, характер, так сказать, закаляло. Конечно (1,0), никакие мы не фашисты, мы нормальные человеколюбивые люди. Но так повелось. (1,0) В России два врага есть: татарин-супостат и немец-иноземец. (Р смеется) Издревле. (2,0) Что мы можем сделать? (Р смеется) (2,0) А историей я увлекалась, что же, приходилось уже больше читать, больше слушать. Я когда работала в обществе «Знание», уже тогда пошел подъем «Возрождения» организации. (0,5) Я, э, меня пригласили работать в вот (2,0) вот в отдел культуры, приезжали к нам люди. И очень многие вещи всплывали. Последнее время даже не таясь печаталось в таких газетах, как «Аргументы и факты». (0,5) В «Комсомольской правде» я прочитала, допустим, э, статью большую на всю полосу о том, как депортировали российских немцев — на баржах их топили! (1,0) Из топили просто! (0,5) И, э, теперь берега отдают эти кости. (1,0) Вот. (1,0) Потому что обнаружили кости, стала вода вымывать их, и тогда уже сказали, что это кости российских немцев. Потом, я сама очень много любила читать. (1,0) Я как-то прочитала в газете о Полтавской мануфактуре, управляющим которой был Кристиан Берляйн. Я вздрогнула. Не тот ли Кристиан Берляйн, который приехал девятилетним мальчиком в Россию? (1,0) Но я больше о нем ничего не нашла. И вот сказали, Кристиан пропал. Потом я читала про — ну вообще я вообще отношу себя к роду моей мамы. (1,0) Потому что меня мама воспитывала, я больше знала с этой стороны. (1,0) Вот. А ношу я мамину фамилию Штайн. Она была замужем. (1,0) И вот я читаю как-то в «Культуре и жизнь» о Святославе Штайне. Он из тех мест, откуда все наши Штайны. (1,0) Тоже было очень волнительно узнать такое. (1,0) Вот. (1,0) Я по крупицам собирала обо всем. (2,0) Сопоставляла. (2,0)

Таким образом, мы видим , что в ответ на вопрос о том, откуда у Лоры Иды Штайн сведения об ее истории, она начинает говорить на немного отвлеченные темы: о своем характере («Я была очень боевая (0,5), я могла догнать обидчика (0,5) и ДАТЬ хорошо ему») и о своем восприятии общественно-политических дел в России («В России два врага есть: татарин-супостат и немец-иноземец») .Далее выясняется, что Лора Ида в основном формировала свое восприятие истории собственной семьи через отношение к ней со стороны других людей (одноклассников, которые ее обзывали «фашисткой»), через сообщества российских немцев в Казахстане, а также через газеты. Тем самым она узнавала коллективную историю группы, применяла эти сведения к собственному опыту («А ношу я мамину фамилию Штайн. Она была замужем. (1,0) И вот я читаю как-то в «Культуре и жизнь» о Святославе Штайне. Он из тех мест, откуда все наши Штайны. (1,0) Тоже было очень волнительно узнать такое. (1,0) Вот. (1,0) Я по крупицам собирала обо всем. (2,0) Сопоставляла»).

Далее благодаря своей позиции грантополучателя Лора Ида распространяла свой обобщенный опыт в российско-немецком сообществе. Кейс Лоры Иды указывает на двойное структурирование биографического и нормированного нарративов: с одной стороны, нормированный нарратив (из газет и учреждений, например) структурирует нарратив биографический, и далее носитель биографии может свой нарратив распространить и дальше, включая его в нормированную структуру (например, распространяя свои автобиографические труды в интеграционных домах).

У Лоры Иды, как у других представителей данного типа респондентов, сложная жизненная кривая с множеством трудностей в период адаптации в Германии после переезда. Лора Ида получила приглашение на репатриацию только со второго раза, так как первый раз ее семье отказали, сославшись на то, что ее муж и она занимают высокие позиции в обществе («Первым делом мы получили отказ. Потому что мой муж ДОЦЕНТ, я не ПРИТЕСНЯЕМАЯ. Как бы так, и все» — 554-555). После отказа Лора Ида написала письмо «на десяти страницах» [556] канцлеру Германии Гельмуту Колю, в котором «и написала 20

раз, почему я тут немка, а теперь вы не можете сказать, что я немка» [556558]. Она подала на репатриацию второй раз, и семья получила приглашения. На данной странице биографии Лоры Иды мы видим, как ее семейная история, представленная в заявке на репатриацию, сначала воспринимается властями как не соответствующая критериям для переселения в Германию, а потом Лора Ида оспаривает данное решение с помощью написания нарратива на десять страниц. В этом нарративе Лора Ида доказывает, что история ее семьи действительно подпадает под критерии Германии, так как члены ее семьи являются этническими немцами, репрессированными в СССР. Со второго раза Лора Ида успешно получила приглашение, и можно полагать, что ее письмо повлияло на это решение (письмо было найдено позже в ее деле у немецких властей). Написание такого письма — это и есть процесс подчинения собственного нарратива под ожидаемый властями Германии нормированный нарратив, и это подчинение было вознаграждено разрешением на переселение.

После получения приглашения Лора Ида и дети уехали первыми, а ее муж остался продавать квартиру, что закончилось проблемами с мафией:

«Его обобрали. Он продал квартиру. Пришли с пистолетами, все отобрали. Как его самого оставили в живых (0,5). В три часа ночи (0,5) он уже квартиру продал, спал на тюфяках. Уже все-все, мы все, вот только он уезжает, и люди вселяются. (0,5) Ну, я думаю, эти рэкетиры были сами казахи, они у нас купили этот дом, там приходил ТАКОЙ в длинном пальто, красный шарф. Мафиози, одним словом! Я думаю, что это их работа. Или здесь, в, э, мы — он не мог продать, потому что мы не знали и моего согласия не было на продажу квартиры. И я отсюда должна была послать, э, разрешение. И это надо было делать через посольство. Посольство знало, что он там продаст квартиру, и, видимо, они этим таким образом держали руку на пульсе. Вот. И все деньги отобрали. Приехал он черный, худой. Он ничего не ел. Его на самолет милиция посадила, отправила, и все. И я его тут встретила. БОЖЕ МОЙ! Ужас какой-то. Поэтому у меня мало приятных воспоминаний первое время было» [677-695].

Тяжелые воспоминания связаны и с лагерем Дранзе, в который приехала Лора Ида с детьми прямо после своего переезда. Лагерь ей показался чистым и комфортным, но она там вступила в конфликт с сотрудницей, которая определила для семьи место жительства в Восточной Германии: «Нас хотели отправить в Sachsen-Anhalt, вот сюда поедете. Я говорю, нет! И ткнула на Чехословакию ткнула. Да что вы! Я из этой системы приехала, и я не хочу назад» [699-702]. В ходе конфликта Лора Ида настаивала на распределение семьи в западные земли Германии и пошла на эскалацию:

«В общем, она надо мной решила поиздеваться. (1,0) Я так на нее посмотрела. Толстую папку выбрала и КА-А-А-А-АК кину ее на стол. Вот вам все мои документы, берите, что вам нравится. А я пошла! (Р смеется) К двери подхожу, а она мне в спину говорит: «Но есть еще Берлин». О Gott! А я думаю, сейчас она увидит, что я обрадовалась (Р смеется), и переиграет все! А я так сердито посмотрела, говорю: «Мы еще подумаем». И пошла. (Р смеется) Прихожу: визг поднялся, дети счастливые, довольные — в Берлин! Вот! Ну. И таким образом мы попали в Берлин» [721-742].

Важный аспект жизненной кривой в данной биографической истории заключается в том, что Лоре Иде поставили диагноз «рак». Она вылечилась после длительного периода химиотерапии, но в ходе интервью о раке и лечении было сказано очень мало, даже в ответ на вопрос на эту тему («А это никак не повлияло. Это, скорее всего, повлияло на мой характер. Вот химиотерапия. Она же это — ой (0,5) да. (1,0) Я написала рассказ «Доктор Мирош». Вот он у меня выйдет весной! И тогда почитаете! (Р смеется.) Ну, химия. Ну что химия? Наши люди очень часто заболевают раковыми опухолями» — 1332-1337). Лора Ида больше внимания уделила культурным аспектам привыкания к новой жизни:

«Я когда сюда приехала, мне показалось при всей этой красоте — МИР! ПОМЕРК! И стал ПУСТЫМ! Потому что ни одного знакомого лица. (1,0) Там актеров я знала от А до Я, певцов — всех. И людей искусства. А здесь никого. Пусто. Да! А это была моя жизнь! Я любила песню народную. А потом я начала записывать имена. Вдруг у меня появился Лева Лещенко — это Роланд Кайзер (1,0), вдруг у меня появился Йося Кобзон — это Хартунг со своим голосом и в очках, и я все восстановила здесь! (Р улыбается.) И вот жизнь продолжается. (0,5) Я окунулась сразу в общественную деятельность» [750764].

Тут Лора Ида описывает свои ощущения того, что «мир померк и стал пустым», когда она переехала, и переходит сразу к тому, что она окунулась в общественную деятельность. Это указывает на то, что общественная деятельность, которую она осуществляла в рамках российско-немецких организаций и на гранты от государства, являлась частью стратегии адаптации в Германии и поиска своего места в новом обществе. Примечательно и то, что проекты, на которые направила свои силы Лора Ида, включали в себя написание автобиографических произведений (а также их чтение в рамках литературного кружка и распространение в интеграционном доме), и в этих произведениях осуществлялось проговаривание семейной истории, совпадающей с нормированным нарративом. Таким образом, российско-немецкие организации, государственные гранты и проекты для российско-немецкого сообщества помогли Лоре Иде адаптироваться к новой жизни, используя и продвигая при этом нормированный нарратив, полностью примененный к собственному опыту.

Таким образом, Лора Ида Штайн справляется с трудностями путем включения в российско-немецкую общественную деятельность, используя нормированный нарратив в качестве ресурса для адаптации. Лора Ида становится активной в сообществе и тем самым уже продвигает нормированный нарратив среди российских немцев, проживающих в Германии. Она ощущает себя и ведет себя как носитель истории российских немцев, что подкрепляется грантами

государства, которые позволяют ей продвигать эту повестку дня. Для Лоры Иды Штайн история ее семьи, которая полностью совпадает с нормированным нарративом, становится определяющей для ее собственной нарративной идентичности, а следовательно, и для ее общественной деятельности:

«У меня такое ощущение, что я живу с того времени, когда я обнаружила своего прадеда. (0,5) Зная их уклад жизни, многое уже поняв и увидев, изучив все, что было до меня и уже при мне. (0,5) И теперь немного предвидя, что будет вперед, действительно получается вот такой длительный срок, у меня такое ощущение, что я все это время прожила! (Р смеется.) Вот. Да. (3,0)» [13491360].

2. Тип частичного совпадения биографического нарратива с нормированным нарративом

Девять респондентов воспроизводили доминирующий нарратив как основу рассказа, но не полностью применяли его к себе. Характерной чертой рассказа из данной группы была ориентация на нормированный нарратив, но при этом подчеркивались уникальные черты собственной семейной истории.

Представители данного типа — это наиболее интегрированные в немецкое сообщество люди, у которых есть ориентация на принимающее обществе по работе и по социальным кругам. В данной группе оказались более молодые (большинство от 27 до 40 лет) и более образованные люди. Молодые представители данного типа часто ориентируются на свои профессиональные или на студенческие круги для общения и самоидентификации. Также представлены пожилые люди (два пенсионера), но с высоким уровнем образования. Примечательно, что для представителей данной группы (как для молодых, так и для пожилых) российско-немецкие организации не являются источником сведений о работе и ресурсом для проведения свободного времени.

Представители данного типа из более молодого поколения часто переезжали в Германию вместе со своими родителями, то есть они сами не принимали решение о переезде. Для них характерно использование нормированного нарратива в качестве ресурса, чтобы осознать свое место в немецком обществе.

Так, Владислав Гольдт, которому 36 лет и который проживает в Мюнхене, переехав в Германию в 19 лет, причисляет себя к группе российских немцев, которых «не волнует» их идентичность. Владислав Гольдт противопоставляет себя тем, кто переехал в Германию из деревень, и тем, у кого нет высшего образования. Нарративный блок в интервью с Владиславом начинается так:

«Чисто по крови у меня приблизительно одна четверть. Это по отцовской линии, за счет чего собственно и фамилия сохранилась, и какое-то осознание этой идентичности. (2,0) Я буду говорить именно о немецкой части семьи, об этой линии. Относились мы к русским немцам, эм (2,0), эм, которые жили там, в волжской республике, сначала просто, эм, потом в немецкой республике. (1,0) До Второй мировой войны. Тогда это было со всеми российскими немцами — всех сослали в Сибирь. Эм ссылка эта была очень тяжелая, у прадеда тогда из восьми детей умерло пять, сами они чудом выжили. (1,0) Вот так или иначе все это обернулось не так, как это могло бы обернуться, и, эм, вот, э, и после окончания войны прадеду как человеку образованному, удалось, это, так выйти из ссылки и переехать в крупный город, что, может, даже нетипично для большинства русских немцев. (1,0) Ну и так или иначе, э, эм, ну, так или иначе наши родственники, э, достаточно рано оторвались от вот именно, э (1,0), эм, какой-то такой вот русско-немецкой диаспоры, там, эм, насколько я знаю, большинство людей оставались в каких-то своих поселениях там, колониях в Казахстане, в Сибири в Средней Азии, эм (1,0), наши родственники там не были — начиная с 50-х годов они сумели вырваться оттуда и жили в принципе в больших городах. Уже мой дед, эм, немец смог получить высшее образование — тоже какими-то правдами или неправдами (1,0), потому что официально это,

конечно, не разрешалось — тем не менее ему это удалось — с помощью своей работы — дополнительного образования, э, он как-то да, смог — вырваться — в люди — да. Э (вздох). (2,0) ВОТ (1,0) и (1,0). Э, таким образом вся наша семья, и мне вот, скажем, как и мои родители и родители двоюродной сестры, они выросли вместе не в Казахстане (2,0), они выросли в европейской части Советского Союза, в больших городах (1,0), все получили высшее образование и жили — правда, разбросанно по Советскому Союзу, но в больших поселениях, а не в, э, деревнях в Казахстане (1,0), что может быть дело в какой-то степени нетипичным, э (4,0), не знаю (2,0), типом» [интервью с Владиславом Гольдтом].

В данном блоке видно, что Владислав постоянно сравнивает свою семейную историю с обобщенной историей «большинства» российских немцев, и в его рассказе нормированный нарратив является точкой отсчета, по отношению к которой описываются особенности семьи Гольдтов. Это свидетельствует о том, что у Владислава есть представление о доминирующем нарративе, и он говорит об этом нарративе именно потому, что он тоже причисляет себя к российским немцам. При этом он доказывает, что его история отличается от доминирующего нарратива.

Отличительные черты истории Гольдтов в рассказе Владислава — это жизнь в больших городах европейской части СССР и высокий уровень образования. По его словам, именно эти обстоятельства помогли его семье «вырваться оттуда», то есть из «типичного» хода жизни других российских немцев в СССР. Примечательно и то, что постоянно повторяющееся слово «вырваться» используется Владиславом и по отношению к опыту его семьи после переезда в Германию: о последствиях репатриации он говорит, что «тут сначала

г 228

был даунгрейд, потом вырвались из хайма » и «оторвались от диаспоры, сумели вырваться». Он описывает процесс адаптации на новом месте как сложный для своих родителей, но не очень сложный для него самого:

228 Общежитие для репатриантов в Германии.

«Нас определили в Саксонию. (1,0) Нас определили в маленький городок под названием Вурцен. (3,0) Вот (2,0), и поскольку у нас — мы там совершенно никого не знали, и поскольку это был ма-а-а-а-аленький городишко, э (2,0), там совершенно нечего делать. (2,0) Это произвело, конечно, удручающее впечатление на моих родителей. И здесь мы опять же отличаемся от большинства, эм, эмиграции. (1,0) То есть если ты приезжаешь из казахской деревни, то это, конечно, цивилизация. Были люди, которые даже радовались горячей воде из крана. (1,0) А мы приехали из большого города, и для нас это все было шоком. (1,0) Оказалось, что в ГДР было хуже, чем в СССР, и нечем было топить, и половина Лейпцига — там в квартирах стояли ПЕЧКИ. (2,0) Я приехал в Германию — я научился топить ПЕЧКУ — нам нужно было в квартире, чтобы топить, сначала такую печь раскочегарить. (2,0) Нам пришлось привыкать (1,0), то есть это был даунгрейд (1,0), для молодого человека это еще черт с ним — приключение. (1,0) А для зрелых людей вот, наших родителей, это был очень серьезный даунгрейд (1,0), то есть и качество жизни в краткосрочной перспективе — в первые несколько месяцев оно вот реально упало (2,0), и они пытались как можно быстрее, так скажем, смыться. (2,0) То есть как только мы получили немецкие документы, э, мы научились худо-бедно ломано объясняться с людьми, и мы поняли, что к чему (2,0), и при первой возможности смылись из этого хайма. Сняли квартиру сначала похуже вот, с печкой (1,0), потом получше. (1,0) И через полгода мои родители организовали себе курсы повышения квалификации и, э, съехали с моим младшим братом в Лейпциг. Работа, учеба, какой-то доход».

Данный нарратив отличается от первого типа (совпадения) тем, что жизнь в Германии описана как менее удобная и обустроенная, чем жизнь в СССР в некоторых ее аспектах. В данном нарративном отрывке появляется сравнение того, как адаптировалось «большинство» репатриантов и как адаптировалась семья Владислава: подчеркивается, что семья не хотела жить в плохих условиях

с другими российскими немцами, что они хотели «смыться». Тут возникает параллель с тем, как прадедушка и дедушка Владислава «оторвались» от других российских немцев в СССР в прошлом. Подчеркивается и важность повышения квалификации для дальнейшего обустройства жизни родителей на новом месте.

Притом что в данном пассаже описаны трудности адаптации, они в основном относятся к поколению родителей Владислава, а не к самому Владиславу: «Для молодого человека это еще черт с ним — приключение». У самого Владислава присутствует нарративное описание жизненной кривой как легкий и веселый период перехода на новую учебу в Германии:

«Эм, я почему сюда приехал — это потому, что я узнал, что я могу учиться в университете. (1,0) Э, поскольку нам достаточно быстро дали гражданство, мне не нужно было сдавать языковой экзамен, потому что у меня был немецкий паспорт, несмотря на то что по-немецки я не говорил. (2,0) Эм, вот. (1,0) Единственное что — мне пришлось подождать год, потому что на ту специальность, на которую я хотел, можно было записаться только с 1 сентября, и поэтому мне пришлось год пропустить. (1,0) И, эм, э (2,0), мне удалось в этот год попасть на четырехмесячные интенсивные курсы немецкого языка, которые финансировались «Отто Бенеке Штифтунг», и, эм (2,0), то есть это было с толком потраченное время. (1,0) Конечно, чудес от таких курсов ожидать не надо, там большинство было такие, как я, и я в основном занимался тем, что приставал к соседкам по парте. (1,0) Но что-то это, безусловно, дало (1,0), и через год я поступил в университет».

В данном отрывке подчеркивается еще раз, насколько важную роль в жизни членов семьи Гольдта играет образование. Обучение и образование являются не только важными целями в семейном нарративе, но и стратегиями адаптации: дедушка Владислава после войны на новом месте получил высшее образование; родители Владислава поступили на курсы повышения квалификации после переезда в Германию; сам Владислав говорит, что приехал в Германию

интенционально, именно с целью учиться в университете. Притом что высокое образование в нарративе постоянно описывается как отличительная черта семьи Гольдтов, которая делает их, по мнению Владислава, «нетипичными», в данном пассаже нарратив отличия сменяется фразой о том, что на курсах немецкого были «такие, как я». Это означает, что Владислав идентифицирует себя с группой молодых российских немцев и подчеркивает, что его история все же частично связана с коллективным опытом этой группы.

Владислав — это пример молодого человека, который переехал с родителями в Германию и получил там образование, а далее получил работу, которая ему нравится, в немецкой компании. Он свободно владеет и немецким, и русским языком и идентифицирует себя на данный момент прежде всего со своими коллегами и профессиональным кругом. В его нарративе истории семьи он принимает во внимание нормированный нарратив, но подчеркивает особенности своего пути как отдельного от воображаемого им «большинства» российских немцев. Он никогда не был включен в деятельность российско-немецких общественных организаций. Он использует нормированный нарратив в качестве ресурса, чтобы осознать свое отдельное и особенное место в немецком обществе, которое связано с другими российскими немцами, но и отличается от «их» места в обществе.

3. Тип расхождения биографического нарратива с нормированным нарративом

Восемь респондентов представляют «тип расхождения» биографического нарратива с нормированным. То есть нарративы восьмерых из интервью не пересекаются с нормированным нарративом, представляя свою индивидуальную трактовку собственной истории без ориентации на коллективную историю.

Этот тип делится на две группы: три человека с сильным индивидуальным нарративом семейной истории без ориентации на конвенции нормированного

нарратива и пять человек, которые не знают семейной истории и не интересуются ею, то есть не используют семейную историю в качестве ресурса для нарративной идентичности.

Те пять человек, у которых не представлена семейная история в качестве нарративного ресурса, — это, как правило, люди с низким уровнем образования, ориентированные на членов своей семьи в качестве основной значимой для жизни социальной группы. Один из этих респондентов только что переехал в Германию, за несколько недель до проведения интервью, и у него еще не успела сформироваться память и нарративное оформление опыта миграции.

Те три человека, у которых есть сильный собственный нарратив, разбиваются в свою очередь на две группы: двое из них переехали в 1979 году, один из них с большим недоверием относился к исследованию, и его нарратив можно охарактеризовать как набор удивительных фактов, которыми он хотел поразить интервьюера и выстроить необычную историю. Те респонденты, которые переехали в 1979 году (муж и жена), ориентированы на общение в рамках семьи и с представителями принимающего общества или различных групп в обществе, но не очень ориентированы на других российских немцев. Они переехали «до основного потока» (из интервью со Светланой Мюллер), в период, когда «приезжали единицы» (из интервью с Виктором Мюллером). Во-первых, не было большой группы других российских немцев, с которыми можно было бы в этот период общаться и на которых можно было бы ориентироваться. Но анализ других интервью указывает на то, что еще более значительную роль играют следующие два фактора: не было групп российских немцев, которые вели бы социально-политическую и экономическую деятельность, в которую они бы приглашали других российских немцев (то есть не существовало «российско-немецких работ»); и не было специального финансирования от государства, нацеленного на осуществление российско-немецких проектов или проведение мероприятий для российских немцев. Таким образом, не существовали такие места, в которых распространялись бы дискурсивные ресурсы, и не было каналов передачи нормированного нарратива.

Виктор Мюллер, переехавший в 1979 году во взрослом возрасте со своей женой, является примером респондента, который представил нарратив, не совпадающий с нормированным нарративом. В его нарративном блоке не фигурировала Поволжская республика как главное в СССР для российских немцев место, он не говорил о трудовой армии и, в отличие от других респондентов с подобной семейной историей, открыто говорил о том, что во время Второй мировой войны оба его родителя переехали в Германию из СССР:

«Мы не особенно знаем, то есть я. Но вообще это интересно, то есть кто-то их наших родственников этим занимался далеких. То есть я не знаю, насколько это верно, даже есть фотографии, откуда родом, — они швабы по происхождению, мы из Эльзаса. То есть сегодня это Франция. Ну, как нам рассказывали, показывали даже снимок, часть там замка какого-то, то есть отчасти там дворяне. Эта графиня вышла замуж за недворянского происхождения мужчину, и ее за это лишили наследства, то есть это было как бы толчком того, что они переехали в Россию. Вот сколько известно. И, как я сказал, это 1809-й. Со стороны матери. Со стороны отца — ну я не знаю, где-то, наверное, то же время, в начале 19-го века, в этих же рамках. Ну как крестьяне — мы не знаем точно, но они жили в своих поселках на юге Украины, вот теперь я трудно мне сказать, то ест Запорожская область и Николаевская область, трудно откуда кто сказать, я не знаю. Либо это запорожская мать, отец николаевский, либо наоборот. Ну, они там получили землю, в общем-то, и занимались этим, жили довольно богато, до 29-го. А там раскулачивание. А вот там интересно. В каком плане. В 29-м в связи с коллективизацией, поскольку у отца — со стороны отца теперь — его — то есть мой дед — отец отца — был четвертым ребенком в семье. И на нем земли не числилось, то есть он не был самостоятельным крестьянином. А за остальными числилась. То есть отец и двое старших сыновей — все попали под коллективизацию и попали в Казахстан, они исчезли со следами вообще, только мой дед остался, потому

что, э, ну на нем ничего не числилось официально. Вот так вот мы уцелели. А мои остались до войны, попали под немецкую оккупацию, были потом то есть — немцы как бы вывезли в Германию, как бы как немецкое происхождение. Не совсем добровольно, то есть нужно было. Там не особо спрашивали, хочешь, не хочешь. Когда немцы воевали с Советским Союзом, все, кто немецкого происхождения, вынуждены были. То есть заставляли. Вначале в Польшу, потом в Германию. Пешочком, телеги. (5,0) Пешком на телегах. Сначала в Польшу, около года были в Польше в 1944-м, потом в, э, в 45-м уже на территории Германии. Ну а после войны, там, историю, наверное, знаешь — там, у четырех стран-победительниц, — все, у кого до войны было советское гражданство, — всех — там под какой зоной оккупации — всех возвращали назад в Советский Союз. Американцы, французы, англичане — всех выдавали. И вышло так, что мать была у меня под американской оккупацией, она вернулась раньше, ее вернули раньше, чем отец, который как раз был под советской оккупацией. Как вернулся? Вначале говорили, что их вернут назад на своих землях, там, свои — ну, туда, домой, как они говорят. Ну и прямиком, конечно, в товарные вагоны и в Сибирь в ссылку, в вечную ссылку. И вот я родился в Сибири. То есть они не были женаты, они познакомились там, в Томске. В Сибири. Вот так вот это. В уже позже, где-то в 68-м году, у нас были родственники в Киргизии — ну, родители съездили посмотрели, там климат, потому что я мой брат и мы болели постоянно — там климат, — и мы переехали в Киргизию» [интервью с Виктором Мюллером].

История переселения российских немцев из СССР в Германию не уникальна для Виктора. Респондентка Людмила Шварц (из категории «тип совпадения» биографического нарратива и нормированного) тоже рассказала, что ее родственники оказались в Германии во время Второй мировой войны, но этот факт выяснился только после многих часов расспросов во второй части интервью, в то время как в ее нарративном блоке эти факты не были раскрыты. Также эти

факты умалчивались, когда Людмила проходила собеседования в Германии на статус репатрианта:

Р: Когда мы начали уже собираться в Германию, тогда я начала задумываться, а как это? Откуда немцы появились здесь? До этого я историю российских немцев не знала. И тогда я начала смотреть документы. Так как моей мамы уже не было и бабушка тоже умерла, я только могла у своей тети и дяди (на тот у меня с ним был несильный контакт), а с тетей у меня всегда был контакт, и еще другая — двоюродная сестра моей мамы, она тоже на эту тему начала. Она рассказала, что они где-то в Кировске жили после войны. Они один год жили в Польше во время войны в 1944 году, потом в 1945-м они были в Германии один год, и не знаю как, но дедушка мой был в немецкой армии. То есть была история, что, когда война началась, те, кто по-немецки понимал, их могли в армию взять. И он где-то здесь [в Германии] пропал. [...] И бабушка единственная, которая осталась без мужа с пятью детьми. Моей тете было самой годик, когда она тут [в Германии] родилась, в 1945-м. Они переехали, в 1946-м их депортировали назад. И она это не знает. А дядя постарше моей тети, он чуть-чуть это помнит. Но говорит, что сам момент, что в войну происходило конкретно, он тоже не знает, чуть-чуть рассказывал.

И: Получается, ваша тетя и ваша мама родились...

Р: Моя мама родилась в Поволжье. А тетя самая последняя — самая младшая — родилась здесь, в Германии.

229

И: И вы эту историю рассказывали «бехердам »?

Р: Нет, про тетю я не рассказывала. Я только рассказывала про свою маму, что мама немка была, и я слышала немецкую речь. Их только это интересовало и что папа меня удочерил. А все остальное... я больше ничего не рассказывала [интервью с Людмилой Шварц].

229 Behörde, нем. —