Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: Пути формирования и тенденции развития тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 23.00.02, доктор социологических наук Попков, Вячеслав Дмитриевич

• Попков, Вячеслав Дмитриевич
• доктор социологических наук
• 2003

Оглавление диссертации доктор социологических наук Попков, Вячеслав Дмитриевич

Введение

Глава 1[

К вопросу о дефиниции термина: «классические» и современные» диаспоры

1.1. К понятию «классических» диаспор

1.2. К понятию «современных» диаспор

1.3. Некоторые основания типологии диаспорных общин

Глава

Поиски теоретических направлений в понимании диаспорного феномена

2.1 .Диаспора как составная часть транснациональных пространств

2.2. Диаспора как следствие перемещения: миграционная перспектива

2.3. Этническая идентичность в диаспоре: специфика подходов

Глава

Определение концептуальной схемы исследования диаспоры. Диаспорная модель

3.1. К понятию диаспоры. Исходные положения

3.2. К вопросу о структуре диаспоры

3.3. К вопросу о диаспорной идентичности

3.4. Община диаспоры

Глава

Миграция: история перемещения и миграционные намерения

4.1. Особенности миграции армян и азербайджанцев в Калугу

4.2. Особенности миграции афганцев в Москву

Глава

Функции и этносоциальные процессы в диаспорных общинах

5.1. Проблема идентичности в диаспорных общинах

5.2. Организационные структуры диаспорных общин

5.3.Внутренняя представительская функция диаспорных общин. Внутренние сети связей

5.4. Внешняя представительская функция диаспорных общин. Имидж

5.5. Интеграционно-корпоративная функция диаспорных общин. Внешние сети связей

Глава

Проблемы взаимодействия диаспорных общин с внешней средой

6.1. Позиция диаспорных общин

6.2. Позиция принимающего населения. Перспективы интеграции Заключение

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Диаспорные общины в межкультурном взаимодействии: Пути формирования и тенденции развития»

Актуальность темы исследования

Актуальность темы исследования обусловлена возросшей значимостью этнических проблем в современном мире. Одна из них связана с усилением миграционных потоков, расширением этнических диаспор и взаимодействиями их членов с принимающим обществом.

Некоторые специалисты считают, что диаспоры нередко проявляют «двойную лояльность», и это делает их членов «чужими» в глазах как властей региона исхода, так и региона поселения. Более того, вопрос о том, как совместить потенциальную возможность диаспор лоббировать интересы страны исхода с одновременным стремлением к участию в процессах управления в регионах поселения, часто вызывает беспокойство в принимающем обществе и требует специального йзучения.

Значительная часть мигрантов может долгое время проживать в принимающей стране, сохраняя семью, жилье, связи, профессиональные и личные контакты как в стране исхода, так и в стране поселения. Интенсивность таких контактов благодаря современным средствам передвижения и массовой коммуникации для части диаспоры находится на очень высоком уровне. По сути, это делает возможным проживание сразу в двух культурах, способствует глобализации таких этнических анклавов, которые в специальной литературе получили название транснациональных (также трансгосударственных) пространств или сообществ. Интенсивность и характер их коммуникаций важны для мирового сообщества в целом и требуют значимых интерпретаций.

Постоянные контакты со страной исхода не препятствуют адаптации вновь прибывших мигрантов в принимающих странах. Чаще всего, эти отношения связывают страны иммиграции и эмиграции и могут являться существенным стимулом для дальнейшего укрепления транснациональных социальных пространств, которые простираются от отдельных иммигрантских семей до обширных сообществ мигрантов, объединяющих различные слои.

В этой связи, изучение феномена диаспор приобретает особую актуальность. Возникает ряд вопросов, требующих четкого прояснения роли, функций, возможностей, путей развития ди-аспорных образований. Являются ли диаспоры частью транснациональных социальных пространств или это все-таки совершенно иной феномен? Какую роль играет диаспора, общины диаспоры в адаптации ее членов? Каковы особенности идентичности членов диаспорных общин в сравнении с другими миграционными сообществами? Какие выгоды или опасности влечет за собой развитие диаспорных общин для регионов исхода и поселения? Не приведет ли усиление диаспорных общин к вытеснению местного населения из определенных экономических ниш и снижению социального статуса? Необходим ли новый подход к гражданству? Все это придает явлению диаспорных образований новую значимость и новое звучание, порождая делое проблемное поле для ученых и политиков. Таким образом, возникает потребность в разработке концептуальной схемы, необходимой 0 для эмпирических исследований диаспоры, разработки инструмента для исследования отдельных единиц диаспоры - диаспорных общин, с помощью которого можно попытаться анализировать данный феномен в его конкретных проявлениях, а также выработке наиболее рациональных подходов к взаимодействию органов государственной власти, общества и этнических образований.

Степень разработанности темы. Проблема изучения феномена этнических диаспор стала привлекать пристальное внимание исследователей в сравнительно' недавнее время. Самые ранние публикации относят к концу 70-х - началу 80-х годов, если не считать немногочисленные попытки анализа еврейского рассеяния, которые предпринимались еще в конце 19-го -начале 20-го века {напр: Dubnow S., Fromm Е., Schechter S., Weber M. и другие).

Всплеск интереса ученых к данной проблеме был вызван, в основном, усилением миграционных кризисов, за которыми следовали распад или восстановление транснациональных сообществ, что тесно связывалось с формированием и развитием этнических диаспор. Первоначальные теоретические разработки в области исследований диаспор связывались с именами зарубежных ученых (напр.: Armstrong D., Appadurai A., Ashkenasi А., Bade К., Bhabha Н., Boyarin D., Boyarin J., Brah A., Brubaker W., Clifford J., Cohen R., Conner W., Dabag M., Dusenbery V,Esman M.,

Faist Th., Gilroy P., Hall S., Hettlage R., Kokot W., Kotkin J., Marienstras R., Piatt K., Roth K., Rouse R., Safran W., Shain Y., Sheffer G., Skinner E., Tololyan Kh., Van Hear N., Vertovec S., Weiner M., Young С. и другие). В российской науке проблема диаспоры также неоднократно становилась предметом специального рассмотрения многих ученых, представляющих различные направления (см. напр. работы, Аствацатуровой М., Воронкова В., Гриценко В., Дятлова В., Космарской Н., Лебедевой Н, Лурье С., Милитарева А., Мукомеля В., Полосковой. Т., Шапиро В., Саво-скула С., Чеботаревой В. и др.). Кроме того, существуют многочисленные исследования историков, социологов, этнологов, политологов, равно как и представителей других дисциплин, поднимающих различные темы, так или иначе связанные с явлением диаспоры и транснациональных пространств. К ним можно отнести исследования различного спектра проблем адаптации мигрантов, процессов этнической миграции, трансформации этнической идентичности, исследования этнополитиче-ских процессов, и т.д. (см. напр. работы Абдулатипова Р., Арутюнова С., Арутюняна Ю., Бромлея Ю.,' Витковской Г., Вят-кина А., Губогло М., Гумилева А., Драгунского Д., Дробижевой Л., Дятлова В., Зайончковской Ж., Козловского В., Коротеевой В., Паина Э., Панарина С., Празаускаса А., Сикевич 3., Соколовского С., Солдатовой Г., Старовойтовой Г., Стефаненко Т., Субботиной И., Сусоколова А., Татунц С., Тишкова В., Тощенко Ж., Чап-тыковой Т., Чебоксарова Н., Червякова В., Членова М., и многих других).

В ходе исследований, вокруг самого понятия «диаспора» ведутся оживленные дискуссии, как в России, так и за рубежом. Это понятие до сих пор не имеет согласованного и четко очерченного определения и может включать общие и всеохватывающие толкования. Его трактовка представителями различных научных дисциплин и направлений предполагает многообразие подходов к пониманию данного феномена, что обусловлено его многоуровневым характером. Обращение к трудам современных российских и зарубежных исследователей диаспоры, убедили автора диссертации в необходимости обобщить результаты аналитической деятельности ученых разных стран, применяя новейшие подходы к разработке проблемы и на их основе попытаться очертить концептуальное поле, необходимое для исследования этнических диаспор.

Научная новизна работы заключается в следующем:

1. Разработан новый теоретический подход к пониманию фено0 мена диаспоры, который состоит в том, что диаспорная община рассматривается как основной элемент коммуникативной сети диаспорных взаимодействий и один из важных способов групповой адаптации этнических мигрантов к условиям новой среды.

2. На основе данного подхода предлагается теоретическая модель диаспорной общины, представляющая собой исследовательский инструмент, служащий для изучения диаспорных образований.

3. Проведена типология диаспор, позволяющая классифицировать диаспорные общины в соответствии с реальной ситуацией в изучаемых российских регионах.

4. Выделены и проанализированы функции диаспорных общин, расширяющие научное понимание процессов этнокультурной адаптации диаспорных групп в условиях принимающей среды.

5. Данная диссертация является одной из первых работ, анализирующей и систематизирующей российские и зарубежные подходы к проблеме этнических диаспор с учетом мирового опыта.

Теоретико-методологическая значимость диссертации состоит в том, что:

1. Был выработан отличный от уже существующих разработок российских и зарубежных ученых подход к пониманию и анализу этнических диаспорных образований, в рамках которого диаспора исследуется как самовоспроизводящаяся коммуникационная система, основной единицей которой является диас-порная община.

2. На основе существующих теоретических подходов российских и зарубежных ученых был проведен обобщающий анализ основных теоретических положений, применимых к анализу этнических диаспор.

3. Предложено новое понимание групповой адаптации этнических мигрантов как членов диаспорных общин. 0

4. Сформулированы возможные сценарии развития диаспорных общин в российских регионах и обозначены основные тенденции их взаимодействия с принимающим населением.

Практическая, значимость диссертации заключается в том, что:

1. Предложенная модель диаспорной общины является практическим инструментом, который может быть применен для эмпирических исследований этнических рассеяний.

2. Сделанные на основе эмпирических исследований выводы являются базой для научных прогнозов развития ситуации межэтнического взаимодействия, и при соответствующем востребовании органами власти способны найти применение в разработке практической мультикультурной политики.

3. Результаты исследования конкретных этнических рассеяний позволили выявить характерные особенности и принципы формирования диаспорных общин этими группами, что позволило предоставить научно выверенную информацию, рекомендации и прогнозы специалистам российских и международных организаций (УВКБ ООН и администрации Калужской области) для построения эффективного взаимодействия с данными диаспор-ными общинами.

4. Основные результаты и выводы проведенных исследований легли в основу главы учебного пособия для студентов вузов по 0 курсу «Конфликтология межэтнических отношений», разработанного автором при поддержке Московского общественного научного фонда и Фонда Дж. и К. МакАртуров, а также при поддержке Института «Открытое Общество» (Фонд Сороса) в 2000 - 2002 гг. Анализ проблем межкультурного взаимодействия, проведенный в диссертационной работе, нашел также свое отражение в учебнике «Основы межкультурной коммуникации», написанном в соавторстве по результатам проекта, поддержанного Фондом «Фольксваген» и рекомендованным Министерством общего и профессионального образования. РФ в качестве учебника для вузов.

На защиту выносятся следующие положения

1. Диаспорная община является формой групповой адаптации мигрантов. Это означает, что люди привыкают к новой среде, удовлетворяют свои потребности, занимаются какой-либо деятельностью не только сами по себе (как индивиды), но и как 4 члены общины. Таким образом, речь идет не о совокупности «одинаковых» людей, следующих той или иной стратегии адаптации, а о целостном социальном феномене - диаспорной обр щине.

2. Исследуемые этнические рассеяния стремятся к построению диаспорных общин, используя для этого схожие способы, и вовлекают своих членов в коммуникационную сеть диаспорных взаимодействий.

3. Диаспорные общины формируют особую идентичность рассеяния среди своих членов, которая имеет «привязку» к месту нового проживания и отличается от идентичностей членов других общин той же диаспоры, находящихся в других регионах.

4. Диаспорные общины являются частями общей коммуникационной сети диаспоры и создают сетевую организацию с множеством ячеек. Сети связей выстраиваются под давлением внешней среды, а также с целью достижения максимально быстрой и легкой адаптации вновь прибывших индивидов к новым социокультурным условиям.

5. Характерной особенностью диаспорной общины является стремление к привлечению новых членов и удерживанию старых. В ее основе лежит конструкт этнической идентичности. Это делает каждого представителя данной этнической группы лишь потенциальным членом общины. Таким образом, община не включает автоматически всех лиц, являющихся носителями данной этнической идентичности. Границы общины находятся в постоянном движении.

6. Наиболее интенсивные потоки коммуникации между диас-порными общинами протекают в пределах определенного географического пространства и образуют коммуникационный «узел» диаспоры, представляющий собой образование нескольких диаспорных общин одного региона, связанных между собой более плотной сетью коммуникаций, чем с остальными общинами диаспоры и имеющих специфическую культурную идентичность, отражающую особенности региона.

Апробация, работы. Результаты исследований автора по анализируемой проблеме излагались и обсуждались на научных съездах и конференциях в России и за рубежом: на семинаре «Этнические конфликты в городах России» (Калуга, 1995); на серии семинаров Центра исследований антисемитизма Берлинского технического университета по проблемам межэтнической толерантности (Берлин, 1997-1998); Всероссийском конгрессе этнологов (Москва, 1999); международной конференции «Внутренние периферии на Востоке и Западе" ("Innere Peripherien in Ost und West") (Калуга, 1999); международной конференции "Interkulturelle Kommunikation in der Diaspora" (Мюнхен, 2001); междисциплинарном семинаре "Moderne Diaspora" (Гамбург, 2001); семинаре Института «Открытое Общество» (Будапешт, 2001); методологическом семинаре «Проблемы мультикулыур-ного общества» (Москва, 2002); всероссийской конференции «Психологическая помощь беженцам и вынужденным переселенцам (Москва, 2003); круглом столе «Проблемы адаптации выходцев с северного Кавказа и Закавказья в малых и средних городах России (Москва, 2003).

Структура диссертации. Диссертационное исследование выполнено в объеме 22,5 а.л. и состоит из шести глав, введения, заключения, приложений и библиографии.

Во введении содержится общая постановка проблемы, обосновывается необходимость исследования темы, ее научное значение, новизна и анализируется степень изученности темы.

В первой главе изложены основные направления дискуссий ведущих российских и зарубежных специалистов о сущности данного феномена. Глава состоит из трех параграфов, в которых раскрывается многообразие понятий исследуемого явления и рассматриваются главные дискуссионные проблемы. Анализируются основные теоретические разработки, лежащие в основе понимания возникновения, формирования и сущности этнических рассеяний. Делается попытка исследовать аналитическую ценность некоторых подходов к пониманию феномена диаспоры и предложить типологию диаспор.

Вторая глава ставит своей задачей анализ основных теоретических подходов, затрагивающих проблемы формирования и функционирования диаспор. Глава содержит в себе три параграфа; особое внимание уделяется вопросам миграции, адаптации этнических мигрантов в условиях новой среды, формированию транснациональных сообществ мигрантов, а также проблемам сохранения и трансформации этнической идентичности.

На основании проведенного анализа, в третьей главе, состоящей из четырех параграфов, выстраиваются концептуальные рамки для анализа диаспорных образований, и предлагается модель диаспорной общины, при помощи которой в последующем исследуются части армянского, азербайджанского и афганского рассеяний.

Четвертая глава посвящена анализу миграционных историй исследуемых групп. Глава содержит два параграфа, в которых рассматриваются основные мотивы миграции, обознаются наиболее типичные пути и способы переезда в Россию и оцениваются перспективы дальнейшей миграции.

В рамках пятой главы делается попытка анализа этносоциальных процессов, происходящих в исследуемых группах, и выявления основных параметров формирования диаспорных общин. Пять параграфов данной главы ориентированы на исследование проблем идентичности, структуры и функций диаспорных общин. Здесь же рассматривается спектр внутренних и внешних связей общин и анализируется влияние диаспорных общин на индивида.

В шестой главе поднимаются вопросы взаимодействия диаспорных общин с принимающим обществом. Глава состоит из двух параграфов, в которых основное внимание уделяется восприятию основных проблем взаимодействия как со стороны членов диаспорных общин, так и со стороны представителей титульного большинства; оцениваются перспективы интеграции членов диаспорных общин в принимающее общество.

В заключении подводятся общие итоги диссертационной работы, делаются некоторые выводы относительно предложенной модели диаспорных общин и приводятся возможные сценарии развития ситуации с диаспорными общинами в российских регионах. В конце работы приведены приложения, в которых даются основополагающие принципы и методы проведенных исследований, а также библиография, включающая в себя более 400 источников.

Заключение диссертации по теме «Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии», Попков, Вячеслав Дмитриевич

Заключение

После приведенного выше анализа-можно сделать некоторые выводы относительно предложенной модели общин этнических диаспор и попытаться объяснить процессы, происходящие как в диаспорных общинах, так и с диаспорными общинами в принимающем обществе.

Последующие рассуждения опираются на некоторые элементы теории иммигрантских общин (Immigrant-Community), пришедшей на смену парадигмам ассимиляции и аккультурации в средине 80-х начале 90-х годов (258, 232, 363, 315, 224). При этом мной не ставилась цель еще раз воспроизвести уже известные постулаты данного подхода, а попытаться исследовать фактическую ценность модели общин этнических диаспор. В рамках данной задачи было предусмотрено разграничение теоретической модели диаспорных общин и реальной ситуации в исследуемых этнических группах, а также оценка возможных сценариев развития межэтнического взаимодействия в принимающем обществе с учетом модели диаспорных общин.

Из предложенной модели диаспорных общин следует, что любую общину можно всегда назвать этнической группой, в то время как далеко не каждая этническая группа может образовывать общины диаспоры. Лишь при соблюдении определенных условий, часть этнической группы можно рассматривать как общину диаспоры. В этой связи, имеет смысл суммировать результаты анализа и рассмотреть общие признаки диаспорных общин, на основании которых можно утверждать, что речь идет не просто об этнической группе, но о единице диаспоры.

В качестве одного из определяющих признаков диаспорной общины называлась выраженная культурная идентификация членов этнической группы. Речь здесь идет о наличии процессов поиска и конструирования общей идентичности рассеяния в исследуемых этнических группах, базирующихся на основе уже имеющихся идентичностей.

Как видно, все исследуемые этнические группы содержат в себе несколько отличных друг от друга фракций с различной идентичностью, общим моментом которых являются интеграционные стремления и желание создания «общего поля» идентичности. Идеи консолидации находят свое выражение в поисках всеми фракциями общей идентичности, которая способна объединить в единое целое всех представителей этнической группы -выходцев из разных регионов.

Армяне наиболее успешны в этом отношении. Идея «глобального армянства» пронизывает различные фракции данной этнической группы, способствуя созданию чувства единого целого. Афганцы также достаточно сильно устремлены к поиску общей идентичности, объединяющей разные этнические группы и, кажется, достигли заметных успехов, организуясь в афганское сообщество. Несколько сложнее обстоит дело у азербайджанцев, поскольку различные установки относительно оседлости или челночной миграции, а также существенное социальное расслоение затрудняют построение поля единой идентичности. В то же время, потребность консолидации настолько сильно выражена во всех азербайджанских фракциях, что позволяет предположить успешное преодоление этой проблемы.

Таким образом, во всех исследуемых этнических группах наблюдаются тенденции к конструированию идентичностей рассеивания, особо выраженные среди армян и афганцев. Причем, в случае с армянами заметно формирование идентичности, связанной с новым местом проживания.

Инициативы поиска новой идентичности рассеяния формируются, в основном, под влиянием мигрантов последних волн, когда все потенциальные члены общины «примеряют» на себя совершенно новый конструкт общинной идентичности, заметно отличающейся как от идентичности земляков, оставшихся в стране исхода, так и от идентичности, существующей до переезда на новое место. Примечательно, что даже хорошо интегрированные в принимающую среду мигранты или рожденные и прошедшие социализацию в новой культуре индивиды также постепенно меняют свои представления о собственной идентичности. Эти процессы происходят сейчас во всех группах, с тенденцией к созданию достаточно широкой и универсальной общинной идентичности, позволяющей включать в число потенциальных членов всех представителей своей этнической группы.

Все вышеизложенное не оставляет сомнений относительно выраженности процессов конструирования общинной идентичности, проходящей во всех исследуемых группах. Вопрос лишь в том, как долго будут идти эти процессы? Действительно, существование фракций с разными идентичностями предполагает достаточно длительный период времени, необходимый для формирования новых единых признаков, характерных для всех членов этнической группы. Это достаточно сложный процесс, длительность которого зависит от многих факторов, например, от притока новых представителей данной этнической группы или «смены состава» группы. Речь здесь идет о стабильности группы. Например, именно в силу нестабильности группы азербайджанцев им труднее всего найти объединяющие признаки. Это приводит к тому, что одна фракция, по сути, избегает другую. В таких условиях процесс конструирования общинной идентичности будет проходить медленнее, чем, например, у афганцев или армян. Тем не менее, наличие процессов конструирования общей идентичности и очевидное желание консолидации различных этнических фракций присуще всем исследуемым группам, что следует рассматривать как: один из признаков диаспорной общины.

Следующим важным признаком, позволяющим говорить об исследуемых этнических группах как: о единицах диаспоры, является наличие групп влияния, вокруг которых происходит консолидация различных фракций и выстраиваются сети связей.

Опираясь на данные проведенных исследований, можно констатировать, что лишь армяне и афганцы обладают значимыми группами влияния, способными привлечь значительное количество членов этнической группы. Причем, наиболее «классическим» случаем, идеально подходящим под предложенную теоретическую модель диаспорной общины, являются как раз армяне. Именно в случае с армянскими фракциями наблюдаются четко очерченные группы влияния с ярким доминированием одной из них. Также вполне очевидны усилия по консолидации армян города и созданию собственных институтов, предпринимаемые данной группой влияния. Сюда можно отнести уже осуществленные инициативы, например, такие, как создание Армянского Центра «Культурное наследие» или идеи по открытию армянской школы и церкви, которые еще обсуждаются. Существенный экономический потенциал, которым обладает лидирующая группа, также не ставится под сомнение. Это только укрепляет ее позиции и заставляет членов других фракций косвенно обозначить свое отношение, как к самой группе влияния, так и к ее инициативам. Таким образом, члены других фракций поневоле оказываются «втянутыми» в различного рода дискуссии или даже в более конкретные виды деятельности, в ходе которых вырабатываются схожие подходы к решению различных проблем.

В случае с афганцами соответствие теоретической модели кажется, на первый взгляд, менее очевидным, чем с армянами. Однако здесь следует принимать во внимание как более сложную структуру афганского.сообщества, так и значительно большую численность афганцев, проживающих в условиях большого города. Афганское сообщество, неоднородное по своему этническому и социальному составу, содержит множество конкурирующих между собой групп влияния. Иногда это имеет политический подтекст, хотя политическое расслоение явно уступает делению по основанию принадлежности к той или иной этнической группе. Примечательно, что мощные тенденции интеграции внутри афганского сообщества существенным образом затрагивают группы влияния, существующие внутри каждой этнической группы афганцев. Это проявляется в достаточно многочисленных встречах фракций афганских лидеров, инициированных как самими афганцами в лице различных организаций и фондов, так и международными организациями.

В целом, можно констатировать наличие уже сформированных групп влияния в афганской среде, которые, несмотря на жесткую конкуренцию между собой, осознают необходимость интеграции и выработки единой позиции, позволяющей говорить о едином афганском сообществе. Несмотря на отчетливые этнические границы, в афганском сообществе присутствует стремление к интеграции и созданию «общего целого», объединяющего все афганские этнические группы. Данная тенденция несколько ослабла после событий 11 сентября и заявления правительства России о поддержке сил Северного Альянса, поскольку привело к обострению существующих противоречий между группами влияния, замедлив процессы сближения.

Что касается азербайджанцев, то здесь можно наблюдать несколько групп, каждая из которых содержит множество слабых в организационном и экономическом смысле фракций. По-видимому, ни одна из существующих сегодня групп не в состоянии претендовать на роль центра влияния. Слабые импульсы исходят лишь от некоторых фракций, однако, пока еще слишком рано говорить о формировании серьезных групп влияния. В настоящее время азербайджанцы слабо вписываются в теоретическую модель диаспорной общины именно в силу того, что в их среде отсутствуют значимые группы влияния. Справедливости ради, стоит отметить высокий организационный потенциал азербайджанцев, который, однако, может быть реализован только при существовании сильной группы влияния.

Наличие связей этнической группы с другими единищши диаспоры и страной исхода рассматривается как еще один важный признак, позволяющий судить о том, насколько этнические группы соответствуют предложенной модели диаспорной общины. Постоянные контакты со странами исхода характерны для всех исследуемых групп. Более того, связи со страной исхода являются едва ли не самой стабильной частью сети взаимодействий. Что же касается связей с другими единицами диаспоры, то здесь перед нами открывается довольно пестрая картина.

Если посмотреть на афганское сообщество, то можно увидеть явное предпочтение взаимодействий с зарубежными единицами диаспоры перед связями с общинами российских городов. Сюда относятся контакты в Иране и Пакистане, а также связи в Европе и Канаде. Коммуникации с общинами европейских городов считаются настолько важными, что даже перекрывают по значимости связи со страной исхода, не говоря уже о контактах с подобными афганскими сообществами на территории России.

У азербайджанцев наиболее интенсивная сфера коммуникаций приходится на европейскую часть территории России. Причем, доминируют связи с теми городами, где азербайджанцы представлены не только численно, но и организационно-экономическими структурами. Сильная ориентация наблюдается на московский регион, с которым поддерживаются наиболее плотные контакты. Коммуникации с зарубежными общинами, в отличие от афганцев проявляются не так явно. Из стран ближнего зарубежья представлены связи с общинами городов Украины. Значимыми считаются контакты с турецкими земляками, однако они часто «заморожены» или поддерживаются заочно.

Армяне активны как в поддержании контактов с общинами российских городов, так и в направлении сохранения связей с земляками в других странах. Наиболее плотная сеть связей существует с общинами близлежащих регионов. Из стран дальнего зарубежья наиболее представлены связи с армянами городов США и Франции.

Можно убедиться, что во всех этнических группах отчетливо прослеживается существование сети связей с другими регионами. Следует особо отметить, что личные контакты являются определяющими при установлении и поддержании взаимодействий. Это могут быть соседи, друзья, родственники, просто знакомые или даже знакомые знакомых. Особенно ярко это проявляется в коммуникациях с зарубежными общинами. Если на территории России, особенно внутри узла диаспоры, где связи наиболее интенсивны, общей этнической принадлежности может оказаться «достаточно», чтобы рассчитывать на поддерэкку земляков, то в случае зарубежных контактов уже необходимы рекомендации конкретных людей.

Наличие сетей коммуникаций внутри этнической группы рассматривается как последний признак диаспорной общины. Без сомнения, все исследуемые этнические группы образуют сеть связей внутри себя. С другой стороны, можно заметить, что плотность коммуникации, как и «качество» данной сети, совсем не одинаковы в разных этнических группах.

Армяне создают довольно плотные сети коммуникаций. Несмотря на то, что внутри армянской среды существует деление по региону исхода, все фракции достаточно интенсивно взаимодействуют между собой. Хотя для индивидов наиболее значимыми остаются контакты в узко родственных группах, возможность связей с армянами других фракций присутствует практически всегда. Такие контакты не являются редкостью и обуславливаются не только интересами бизнеса, но и идеями культурного объединения. Значимость деления по региону исхода и влияние узких родственно-клановых групп не способствует равномерной плотности коммуникативной сети. Тем не менее, в сеть связей оказываются потенциально втянуты все фракции группы, в том числе и индивиды, давно интегрированные в принимающую культуру, поэтому прерывистости внутренней коммуникативной сети не наблюдается.

Для азербайджанцев, наоборот, характерна высокая дискретность коммуникативных полей, что обуславливается достаточно большим количеством разрозненных групп, которые конкурируют между собой. Контакты между ними выражены слабо или же могут вообще отсутствовать. Следует подчеркнуть, что низкая плотность контактов между группами азербайджанцев не означает отсутствия коммуникативной сети, однако ее «качество» не позволяет говорить о едином коммуникативно-информационном поле общины. Налицо достаточно автономные коммуникативные пространства, весьма слабо связанные между собой.

Афганцы выглядят похоже. Здесь также можно говорить о нескольких больших коммуникационных пространствах, разделенных этническими границами. Внутри них наблюдаются более плотные связи, чем между ними. Однако, несмотря на существование этнических границ в афганском сообществе, его коммуникативная сеть выглядит гораздо менее «рваной», чем у азербайджанцев. Контакты между пространствами также достаточно устойчивы, хотя выражены явно слабее, чем внутри пространств. Принадлежность к единому пространству рассматривается как ценность и жизненно важный фактор, поскольку информация поступает исключительно через данную сеть связей. По этой причине существует постоянное стремление к налаживанию новых и поддержанию старых контактов внутри всего афганского сообщества, несмотря на предпочтение узко родственных и клановых связей.

Следует подчеркнуть, что основные контакты, в особенности по прибытию, происходят в первичных группах. Это узкие родственно-клановые группы, члены которых связаны с другими такими же группами горизонтальной сетью связей. В последствии мигрант всегда имеет потенциальную возможность выйти на более широкие «орбиты общения», что, в свою очередь, уже зависит от «качества» коммуникативной сети. Важными становятся процессы «включения - исключения», определяющие границы общины. То, что такая сеть существует внутри каждой исследуемой этнической группы, не вызывает сомнений, что само по себе уже есть признак диаспорной общины.

Обобщая вышеприведенные рассуждения, можно констатировать, что все исследуемые диаспорные общины представляют собой сетевую структуру. В противовес традиционным (иерархическим) структурам, которые в идеальном варианте характеризуются «ступенчатостью» институтов с четким вертикальным построением, потоком решений «сверху-вниз» и наличием выраженной позиции лидера (лидеров), диаспорные общины создают сетевую линейную организацию с множеством ячеек (звеньев), в которых лидирующая позиция выражена не явно. Первичными ячейками (звеньями) сетевой организации являются группы ближайших родственников, кланы. Они, в свою очередь, объединены более общим принципом в этнические группы, как в случае с афганцами, или в землячества, как в случае с армяшши и азербайджанцами. Вероятнее всего, уровень доверительности отношений и уровень взаимопомощи уменьшается по мере расширения сети организации. Это обусловлено тем, что в основе такой организации лежит принцип личного доверия и личных связей. Естественно предположить, что в большинстве случаев наиболее высокий уровень доверия будет наблюдаться в малых родственных группах (звеньях), а наиболее низкий - между представителями различных этнических фракций.

Возможность построения новых связей и отношений присутствует в диаспорной общине всегда. Действительно, многие респонденты считают, что они могут найти любого земляка, если, конечно, известно кого, и если он находится в городе. Через знакомых, а также знакомых других знакомых и т.д. можно разыскать практически любого человека. Данная система особенно развита у афганцев. Например, по аналогичному принципу работает система перевода денежных средств. Чтобы переслать деньги в другой регион России или даже за границу, совершенно необязательно их брать с собой и везти в «чулке». На основе личного доверия (причем, человека можно знать только по рекомендациям) можно передать необходимую сумму посреднику, который, используя современные средства коммуникации и личные связи в интересующем регионе, договаривается с другими посредниками, выплачивающими нужную сумму получателю в другом регионе или стране. Таким образом, в организациях сетевого типа прочность личных связей и уровень взаимопомощи будет заметно выше, чем в традиционных, иерархических системах.

Означает ли линейно-сетевой принцип отсутствие иерархии в системе? Я думаю, что нет. Просто иерархия в данном случае имеет более «мелкую» структуру и стремится к максимальной «плоскости» построения отношений. Наиболее яркое выражение это находит в малых ячейках (звеньях) диаспорной общины, которые самодостаточны и имеют собственных лидеров - старших по возрасту и/или успешных бизнесменов. Эти звенья являются основными элементами функционирования диаспорных общин. Такие ячейки предельно подвижны и значительная часть из них географически «разбита». Многие их члены находятся в разных городах (странах), сохраняя при этом тесные связи между собой. Эти звенья, по-видимому,- являются основными добытчиками, носителями и передатчиками информации.

Наряду с этим, диаспорными общинами предпринимаются попытки построения традиционной, иерархической структуры. Это особенно заметно у армян в Калуге и афганцев в Москве.

Примерами этого могут служить попытки создания различных фондов, культурных центров, торговых фирм и т.д. У азербайджанцев указанная тенденция выражена заметно слабее и ограничивается в основном созданием торговых предприятий, которые пока что не имеют реального влияния на процессы общинного строения. Эти два типа построения отношений существуют в диаспорных общинах параллельно, не взаимоисключая друг друга. Усиление иерархического компонента делает диаспорные общины более управляемыми, но одновременно более уязвимыми для внешнего воздействия. Однако его влияние в данный момент не имеет определяющего значения.

Подводя итог нашим рассуждениям, можно утверждать, что армяне и афганцы в целом соответствуют предложенной теоретической модели диаспорной общины. О них можно говорить как о единицах диаспоры, а не как о рассеяных этнических группах. Следует отметить, что азербайджанцы в несколько меньшей степени, чем остальные группы подходят под предложенную модель, однако несоответствие по единственному критерию (наличие групп влияния), не позволяет обозначить их в качестве диаспорной общины. При этом представляется важным отметить, что данное условие может быть легко восполнено и, судя по настоящим тенденциям, это случится в ближайшем будущем. Скорее всего, перефразируя выражение Н. Космар-ской, сейчас мы имеем дело с протообщиной диаспоры, что означает наличие всех предпосылок для формирования общины (85).

Афганцы, соответствуя теоретической модели, все-таки образуют особый случай, поскольку речь идет о сообществе общин. Это более широкая единица диаспоры. По всей видимости, это не такой редкий случай, как может показаться на первый взгляд. Примером тому могут служить «русские» в городах Германии, включающие «русских евреев», «русских немцев» и собственно этнических русских (411); «русскоязычные» в республиках бывшего СССР, включающие в себя несколько этнических групп (86, 116); китайцы, также объединяющие несколько групп (56, 91), не говоря уже о так называемой «черной диаспоре» (282). Становится ясно, что в этом ряду афганцы будут находиться более в «своей тарелке», чем по соседству с армянами и азербайджанцами.

Несмотря на многие различия между исследуемыми этническими группами, их объединяет то, что все они демонстрируют весьма схожие стратегии поведения в условиях чужой культуры. А именно, все исследуемые этнические рассеяния пытаются создавать диаспорные общины с собственными социальными институтами, выполняющими весьма похожие функции, но с разным успехом.

Как видно, диаспорные общины преследуют как минимум две основные задачи: во-первых, это приспособление к условиям новой культуры; и, во-вторых, это создание успешно функционирующих сетей связей как внутри, так и вне общины. При этом, очевидно, что вторая задача подчинена первой. Сети связей выстраиваются с целью достижения максимально быстрой и легкой адаптации индивидов к новым социокультурным условиям. Таким образом, конструирование членами этнической группы диаспорной общины является, по сути, вариантом групповой адаптации.

Здесь мы подходим к ответу на вопрос о том, зачем нужна теоретическая модель диаспорной общины? Представленный выше анализ приводит нас к выводу, что существующие взгляды на адаптацию этнических мигрантов анализируют главным образом поведение индивидов, оставляя за кадром значимость их групповой принадлежности, равно как и значимость, более широкой структуры, частью которой может быть сама группа. В самом деле, если посмотреть на многие адаптационные модели, то можно увидеть, что акцент исследователей ставится на индивидуальных стратегиях. Если вспомнить, например, концепцию «культурного шока» А. Фарнхема и С.Бочнера (276), модель U-образной кривой адаптации, обсуждаемой многими исследователями (263), или теорию аккультурации Дж. Берри (219), то можно заметить, что основное внимание уделено адаптации индивидов, как представителей тех или иных этнических групп. Исключение составляет подход Н. Лебедевой, которая предпочитает говорить о групповой адаптации (93). При этом следует учитывать, что термин «этническая группа» понимается автором предельно широко. В этом его сила и слабость. В том случае, когда мы говорим, что та или иная этническая группа следует, например, стратегии интеграции или сегрегации, следует понимать, что речь, вероятнее всего, идет лишь об определенной части названной группы. Ведь, в самом деле, анализируя способы адаптации исследуемых групп, можно видеть, что индивиды различных фракций могут преследовать разные индивидуальные стратегии адаптации, оставаясь при этом членами диаспорной общины. Получается, что адаптация к новому культурному окружению проходит при помощи общины и институтов общины. Достаточно вспомнить о так называемой «психологической», «моральной», или «информационной» поддержке, о которой говорят респонденты всех исследуемых групп. Например, это афганские организации, которые оказывают первичные консультации вновь прибывшим мигрантам, или же армяне, проводящие культурный «ликбез» в первичных группах сразу после приезда своих знакомьтх из страны исхода. Существование многочисленных транснациональных сообществ мигрантов лишь подтверждает то, что индивиды гораздо легче адаптируются с помощью группы, во многих случаях совмещая индивидуальные и групповые стратегии адаптации. Данные рассуждения увязываются с позицией Г. Шеффера (387), полагающего, что большинство диаспор выбирают стратегию общины как наиболее предпочтительную. В контексте нашего анализа это означает, что люди привыкают к новой среде, удовлетворяют свои потребности, занимаются какой-либо деятельностью не сами по себе (как индивиды), но как члены общины. И статус отдельных индивидов определяется, в том числе, и статусом общины как таковой. Таким образом, речь следует вести не о совокупности «одинаковых» людей, следующих той или иной стратегии адаптации, а о целостном социальном феномене - ди-аспорной общине.

Именно модель диаспорной общины фигурирует в качестве реальной групповой стратегии адаптации, которой сегодня предпочитают следовать большинство мигрантов. Учитывая модель диаспорных общин, попробуем обозначить возможные сценарии развития ситуации с этническими группами.

Прежде чем коснуться данной темы, следует еще раз подчеркнуть, что такие известные стратегии, как интеграция, сегрегация, ассимиляция, маргинализация, рассматриваемые во многих подходах к адаптации мигрантов, несмотря на изложенную критику, отражают реальное развитие ситуации и также будут иметь место. Однако они относятся к рассеянным группам мигрантов, подразумевая индивидуальные стратегии адаптации. В данном контексте рассуждений это не представляется актуальным, поэтому акцент делается на диаспорных общинах и, соответственно, на возможных сценариях с участием диаспорных общин.

В указанной ситуации наибольшая проблема будет, по-видимому, наблюдаться по линии «государство - диаспора» или, говоря более конкретно, «региональные власти - диаспорная община». Следует отметить, что данная постановка вопроса совсем не нова; к особому подчеркиванию данного аспекта склоняются многие исследователи (410, 351, 216, 398, 385). В частности, Е. Шаин (385), а также С. Дави и Т. Сведенбург (327) подчеркивают вовлеченность многих диаспор в политику стран проживания и происхождения, что влияет на развитие отношений меэкду странами. Разделяя данную позицию, остается лишь отметить, что политическая и общественная активность диаспорных общин, тесно связанная с направлением общинных стратегий поведения в условиях другой культуры, будет оказывать влияние на характер межэтнической ситуации внутри региона и на развитие и стабильность региона в целом. Отталкиваясь от этой позиции, можно предложить следующие возможные сценарии развития ситуации с диаспорными общинами в российских городах. При этом следует еще раз подчеркнуть, что в данных сценариях речь идет о целостных общинах, которые рассматриваются как единицы диаспоры, а не как рассеянные этические группы.

Сценарий 1. «Растворение» в принимающем обществе

Предполагает допущение, что диаспоры и диаспорные общины постепенно исчезнут в связи с аккультурацией и ассимиляцией. Из этого следует постепенное поглощение общин диаспор принимающим обществом и стремление к сохранению этнически гомогенной структуры населения. Общины диаспоры рассматриваются в этом случае как временное явление, обусловленное фактором непрекращающейся миграции. В развитии данного сценария возможны две перспективы. Первая перспектива связана с вариантом насильственной ассимиляции и хорошо известна на примере этнонациональной политики бывшего Советского Союза. Тогда многие члены диаспорных общин выбирали стратегию ассимиляции как наиболее предпочтительную, что вело, в свою очередь, к фактическому «забыванию» идентичности страны исхода и одновременному отказу от диаспорной идентичности. Впрочем, другого выхода и не могло быть, поскольку политика русификации, проводимая со стороны государственных структур, не оставляла другого выбора. Следует отметить, что данный подход был довольно успешен. Многие члены диаспорных общин, чтобы не чувствовать себя людьми второго сорта, стремились «добровольно» слиться с коренным населением.

Актуализация второго направления предусматривает добровольную ассимиляцию членов диаспорных общин как отдельных индивидов. Данный подход широко известен в социологии миграций. Идеи добровольной ассимиляции или «плавильного котла» долгое время были популярны в США и странах западной Европы. В ряде случаев разрабатывалась серия законодательных инициатив, направленных, с одной стороны, на существенное сокращение притока новых членов в регион и, соответственно, в общину; с другой стороны, на максимальное стимулирование принятия новых культурных ценностей и «растворение» диаспорной общины в принимающем обществе. Однако когда стало ясно, что данный подход не отражает реального развития ситуации, он претерпел существенные изменения, хотя от него не отказались совсем.

Очевидно, что развитие первой перспективы означает, по сути, возврат к тоталитарной системе, когда какие-либо этнические группы «объявляются» титульными и имеют в связи с этим целый ряд привилегий и обязанностей. Поэтому в условиях демократического государства речь может идти только о второй перспективе развития данного сценария. Однако, как показывает практика, диаспорные общины могут существовать достаточно успешно в плюралистических обществах, не выбирая перспективу ассимиляции. Это особенно актуально для мультикуль-турньгх регионов, когда не совсем ясно, кого считать принимающим большинством, на каком основании, и кто, собственно, должен «растворяться». Тем не менее, в относительно гомогенных в этническом смысле регионах, да и не только в них, данный сценарий по-прежнему остается привлекательным. Следует подчеркнуть, что его осуществление в ряде случаев действительно может какое-то время создавать иллюзию успеха, но не способно кардинально изменить ситуацию, особенно в случае усиления миграционных потоков.

Сценарий 2. Сегрегация диаспорных общин

Развитие данного сценария предусматривает создание жесткого барьера между диаспорной обгциной и принимающим обществом. В этом случае формируется четкая межгрупповая граница, когда проницаемость обгцины слишком мала для того чтобы обеспечить глубокие контакты с принимающим населением. Как следствие, значительно ухудшается качество межэтнических связей, сокращается число смешанных браков или же вовсе действует запрет на них.

Сценарий сегрегации для членов диаспорной общины означает высокую зависимость от внутренних сетей связей. Индивид воспринимается только как член первичной группы, клана или землячества. Удовлетворение основных жизненных потребностей, повышение социального статуса и успех в принимающем обществе становится возможен только через диаспорную общину и посредством обгцины, внутри которой действуют определенные этические императивы, определяющие модели поведения индивидов. Отказ от данных принципов поведения равносилен исключению из информационной сети общины, что означает социальную смерть для индивида. Однако такой вариант является скорее исключением, поскольку основные этапы социализации проходят в общине, под пЬлным контролем ее институтов и, впоследствии община уже «не отпускает» индивида. Собственно говоря, и сам индивид уже не в состоянии заметно ослабить свою зависимость от общины, не рискуя при этом потерять значимые для него связи.

Наиболее характерным примером осуществления данного сценария являются афганцы. Фактическая закрытость афганской среды для чужаков существенно затрудняет получение какой-либо информации об общине. Кроме того, именно у афганцев можно наблюдать высокий уровень зависимости индивида от узких родственно-клановых групп и от афганского сообщества.

Следует подчеркнуть, что развитие данного сценария предусматривает достаточно высокий уровень толерантности в принимающем обществе, члены которого «согласны» соседствовать с представителями чужой и непонятной культуры. Напряженность в отношениях между принимающим населением и членами сегрегированной общины чувствуется практически всегда, что является основанием для возникновения конфликтов. При значительном снижении уровня толерантности возможно дальнейшее сокращение контактов, «закупоривание» диаспорных общин и заметное усиление сегрегации, как, например, это случилось с афганским сообществом после событий 11 сентября.

При относительной приемлемости данной модели, сегрегация является весьма серьезной проблемой для принимающего общества и государства, построенного на принципах демократии, поскольку получение информации о внутренних процессах сегрегированных общин и вовлечение ее членов в жизнь принимающего общества становится крайне затруднительным делом. В этом случае общиной в полном объеме создаются социальные институты, существующие параллельно принимающему обществу; как следствие, возникает «конкуренция культур» с постоянной тенденцией к обострению и напряжению отношений.

Развитие данного сценария в «чистом виде» представляется вряд ли возможным в современном обществе в силу его сильной урбанизации и анонимности. Особенно это касается больших городов, в которых отношения между людьми базируются на формальных связях. В их основу положены принципы универсализации, упрощения и сокращения времени контактов. Это дает дополнительные степени свободы для членов сегрегированных общин, что возможно только в условиях большого города. В таких условиях принадлежность к общине становится «личным делом» каждого (371). Следует, правда, отметить, что случай с афганцами является как раз исключением, поскольку даже в условиях мегаполиса зависимость индивида от общины очень сильна. Во многом это объясняется тем, что большинство афганцев не имеет регистрации и находится в России нелегально. Вне всякого сомнения, это лишь способствует непроницаемости афганского сообщества, увеличивает и без того сильную зависимость индивида от общины и накладывает существенный отпечаток на выбор стратегии общины в принимающей среде.

Сценарий 3. Культурная мозаика

Развитие такого сценария предполагает формирование новых правовых и культурных норм, устанавливающих статус членов общества на более универсальных основаниях, нежели принадлежность к диаспорной общине или принимающему населению. «Просто» высокого уровня толерантности становится недостаточно при осуществлении данного сценария. Диаспорные общины, как и принимающее население, представляют собой динамическую, открытую систему культурных автономий, члены которой обладают множественной идентичностью. Данный сценарий подразумевает возникновение новых практик повседневного межкультурного общения. Речь идет о межкультурной компетенции, включающей навыки и умения обхождения с новой культурной информацией, не расценивая это как вызов со стороны представителей других культур. Основой для существования подобной системы должно являться наличие отлаженной и действующей без сбоев правовой базы, когда все члены диаспорных общин и принимающего населения могут апеллировать к нормам либерально-демократического государства.

Данный сценарий имеет много общего с так называемым «культурным плюрализмом» или «культурным многообразием», о котором часто пишут сторонники интеграционных моделей (303). Однако в рассматриваемом сценарии акцент в большей степени ставится на политической и организационной составляющей взаимодействия диаспорных общин и государственных структур, что подразумевает, в первую очередь, политическую лояльность диаспорных общин по отношению к властям региона проживания, а также привлечение финансовых потоков в регион, используя транснациональные сети связей диаспорной общины.

Данный сценарий может быть также рассмотрен и в более широком контексте, как следствие глобальных процессов, проходящих в обществе. В этом случае во внимание должно приниматься состояние мировой системы в целом. Например, сюда относится возможность признания государственными структурами двойного или даже тройного гражданства, а с другой стороны, максимальное добровольное «открытие» диаспорных общин как доказательство лояльности принимающим государствам и государству страны исхода.

Однако, как не без основания полагают многие исследователи, глобализация развивается весьма неравномерно, и является частичной и неполной (405). Поэтому расширенный вариант данного сценария кажется трудно осуществимым, хотя бы потому, что подразумевает значительное увеличение числа государств, признающих двойное гражданство.

Гораздо более вероятным представляется развитие такого сценария в рамках полиэтнических государств или союзов государств. Тогда многие вопросы упрощаются или же вообще снимаются с повестки дня. Например, вопрос единого правового поля, создание которого достигается гораздо быстрее в рамках одного государства или союза государств, в которых находятся диаспорные общины.

Сценарий 4. Этнический компромисс

Диаспорная община постоянно касается не только культурных, но и экономических, социальных, политических проблем региона проживания, поэтому ее деятельность затрагивает региональные власти. Для того чтобы избежать нежелательных конфликтов с нормами и законами, уже существующими в принимающем обществе, властями устанавливаются определенные «правила игры», которые регулируют те или иньге функции диаспорной обгцины. При осуществлении данного сценария речь идет о культивировании интеграционно-корпоративной функции с акцентом на поддержку адаптационных институтов обгцины. Предполагается, что диаспорные общины должны различными способами стимулироваться к тому, чтобы в первую очередь обеспечивать удачную адаптацию вновь прибывающих мигрантов в принимающее общество, а также способствовать развитию экономических связей с другими регионами. По сути, это означает попытку максимального привлечения сетей коммуникаций общины для развития региона. Особое внимание придается внешним сетям коммуникаций общин, экономическому и организационному потенциалу, а также политической активности общины.

Основная цель данного сценария - избежать чрезмерного усиления диаспорных общин и, соответственно, их влияния на проводимую в регионе политику и темпы «культурной экспансии» в регионе. Это сочетается с постепенным ослаблением влияния общины на индивида и поддержкой индивидуальных стратегий интеграции. Акцептирование других культурных норм будет явно ограничено и в ряде случаев приведено в «соответствие» с нормами, ценностями и законами принимающего региона. По сути, речь идет о количестве степеней свободы, ставших доступными общинам диаспор для продвижения и защиты своих интересов в результате переговоров с региональной властью.

Следует понимать, что развитие данного сценария приведет к частичному контролю властей за деятельностью общины. Здесь напрашивается вопрос не только о «степени контроля», но и о возможности самого контроля за деятельностью общин. Как известно, попытки контроля диаспор со стороны национальных государств не привели к каким-либо заметным результатам (387). Заметим, однако, что в данном случае речь не идет о всей диаспоре, а то, что было невозможно осуществить в принудительном порядке, может стать реальностью в результате нормального политического торга. Это значит, что «взамен» лояльности община получает четко установленные и устраивающие ее правила взаимодействия, регулирующие ее контакты с властью и обеспечивающие ей определенный статус в принимающем обществе.

Сценарий 5. Экспансия диаспорных общин

Развитие данного сценария становится возможным при нерегулируемой миграции и/или в случае долговременного демографического спада среди коренного населения в принимающем регионе. Вследствие заметного изменения этнического баланса населения региона и численного усиления диаспорных общин (соответственно, сокращения титульного населения) становится возможным оказание культурного давления со стороны одной или нескольких диаспорных общин на титульное население. В данном случае усиливается противопоставление собственной культуры культуре титульного населения, равно как и культурам других диаспорных общин, представленных в данном регионе. Происходит постепенное расширение области применения культурных норм диаспорной общины с тенденцией к вытеснению принимающего населения. Существенно возрастает статус диаспорной общины и роль ее членов в экономической и политической жизни региона.

Очевидно, что данный сценарий содержит значительный конфликтный потенциал и может впоследствии являться предпосылкой для выбора стратегии сепаратизма диаспорной общиной. Это существенно осложнит отношения диаспорной общины не только с властями региона и общинами других диаспор, но и с правительством принимающего государства. Если согласиться с мнением некоторых исследователей (386, 322) о том, что диаспоры будут продолжать увеличиваться в количестве, уровне организации и объемах численности, то можно предположить, что политическая и культурная активность общин диаспор в принимающих регионах только усилится. Из этого следует усиление конкуренции культур», в которую потенциально оказываются втянуты все представленные в регионе диаспорные общины, включая титульное население. Следует подчеркнуть, что взаимодействие каждой общины с титульным населением будет находиться под влиянием других диаспорных общин, темпы развития которых будут вносить существенные коррективы в ситуацию.

Осуществление данного сценария возможно лишь в случае неконтролируемого роста численности диаспорных общин в регионе, отсутствия четкой этнонациональной политики и маломальского регулирования межэтнических отношений со стороны властей региона. Кроме того, это предполагает высокий организационный, экономический и политический потенциал диаспорных общин, который может быть использован для получения влияния в регионе. Сочетание всех факторов кажется маловероятным, что делает данный сценарий трудноосуществимым. Однако вряд ли стоит недооценивать этот вариант, поскольку, как было показано ранее, в арсенале диаспорных общин присутствует значительное количество различных комбинаций, позволяющих эффективно действовать как внутри принимающего региона, так и на межгосударственном уровне.

Без сомнения, приведенные сценарии являются достаточно упрощенными и показывают лишь спектр направлений, по которым возможно формирование взаимодействий диаспорных общин с принимающим обществом. Развитие реальной ситуации относится к разряду сложных вопросов, определяемых не столько способностью или же, наоборот, неспособностью принимающего населения и диаспорных общин следовать тому или иному сценарию, сколько политической волей региональных властей и федерального правительства, определяющих направляющий вектор построения политики взаимодействия с общинами диаспор. Также вполне понятно, что каждая диаспорная община уникальна, обладает разными характеристиками, что предполагает возможность развития разных сценариев для разных общин в одном и том же регионе. С другой стороны, каждый регион обладает различной привлекательностью для мигрантов и имеет свои особенности, согласуясь с которыми и должна формироваться политика в отношении диаспорных общин как часть этнополитики региона. Поэтому, логично предположить, что характер взаимодействия властей, региона с диас-порными общинами должен строится, согласуясь с генеральной линией этнонациональной политики и исходя из ее приоритетных направлений.

Означает ли это, что регионы, в которых отсутствует выработанная мультикультурная политика никак не подходят под вышеописанные сценарии? Совсем нет. Было бы слишком наивным полагать, что однажды обозначенная мультикультурная политика способна решить все этнополитические проблемы региона. Даже наличие этнонациональной политики вовсе не означает, что развитие того или иного сценария происходит вполне осознанно для участников взаимодействия. Гораздо чаще отношения складываются стихийно, по принципу «стимул - реакция», что впоследствии приводит к тому, что акторы становятся заложниками развивающегося сценария. Примером тому может служить случай с афганцами в Москве, когда фактически патовая ситуация с регистрацией заведомо толкала афганцев и принимающее общество к развитию «сегрегационного» сценария. Следует правда отметить, что уже делаются попытки изменить ситуацию, которой, однако, можно было вообще избежать.

Ситуация с азербайджанцами в Калуге, кажется, развивается в похожем направлении. Это пока не привело к жестким формам сегрегации, как в случае с афганцами, однако уже сейчас можно видеть явные сегрегационные образования в азербайджанской общине.

Армянская община более организована и активна. По сути дела, армяне уже «дозрели» до того, чтобы строить стратегию общины, согласуясь с четкими принципами этнонациональной политики региона. Отсутствие последней вынуждает общину ориентироваться лишь на «общие настроения» во власти. Это действительно снимает многие вопросы в плоскости, взаимодействия «диаспорная община - власти региона», но оставляет за кадром проблемы взаимодействия с титульным населением. Это хорошо видно по время от времени то возрастающему, то затухающему стремлению армян развить сценарий «культурной мозаики», который не находит понимания в среде принимающего населения и поэтому не имеет успеха.

В связи с этим, армянская община вынуждена, по сути, играть в поддавки с властью, повсеместно'доказывая ей свою лояльность. Благо, что это сделать нетрудно, поскольку пророссий-ская направленность большинства армян очевидна. Кажется, армяне сами толкают власть к развитию сценария «этнического компромисса», считая такую ситуацию наименьшим злом, поскольку его развитие позволит получить четкие ориентиры относительно возможностей развития общины в регионе и, пользуясь безынициативностью региональной власти, самой решить, что именно будет «контролировать» власть региона.

Следует согласиться, что ситуация носит сейчас достаточно специфический характер, поскольку инициатива исходит от диаспорной общины. Но, скорее всего, это будет продолжаться недолго. Власть скоро «спохватится» и попытается соблюсти свои интересы, что и приведет к полномасштабному развертыванию сценария «этнического компромисса».

Все предыдущие рассуждения, в сущности, сводились к тому, чтобы с помощью предложенной модели диаспорной общины попытаться объяснить процессы, связанные с явлением диаспоры, когда транснациональные сообщества мигрантов становятся нормой в сегодняшнем глобальном контексте, а межэтнические взаимодействия стали уже необходимостью, исходящими из факта проживания различных этнических групп на одной территории. Удивительно, что к настоящему времени было сделано очень немного попыток, дать теоретическое видение диаспорных общин, хотя их роль в современном обществе становится все более заметной. Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что предложенная модель является, отчасти, идеализированной. Этого было довольно нелегко избежать, поскольку различия между теоретическими диаспорными построениями и реальной диаспорной практикой всегда будут иметь место.

Диаспорные общины играют все большую роль жизни принимающих обществ, приглашая исследователей к дискуссиям, призванным дать теоретические объяснения данного явления. Результаты проведенных исследований, теоретические размышления и модель диаспорной общины, которую я пытался здесь разработать, могут явиться еще одним шагом к осмыслению феномена диаспор, что, в свою очередь, поможет пролить свет на некоторые проблемы, касающиеся полиэтнических государств и регионов.

Список литературы диссертационного исследования доктор социологических наук Попков, Вячеслав Дмитриевич, 2003 год

1. Абашидзе А. Национальные меньшинства и право на самоопределение.// Этнографическое обозрение N 2, с.149-158,1995.

2. Абдулатипов Р. Нация и национализм: добро и зло в национальном вопросе. М., Славянский диалог, 1999.

3. Абдулатипов Р. Национальный вопрос и государственное устройство России. М., Славянский диалог, 2000.

4. Абрамян А. Армения и диаспора: расхождение и встреча. // Диаспоры, № 1-2, с. 52-76, 2000.

5. Авксентьев В. Этническая конфликтология: в поисках научной парадигмы. Ставрополь, СГУ, 2001.

6. АнанянЖ., Хачатурян В. Армянские общины в России. Ереван, 1993.

7. Андонян А. Куда идет армянская община Франции? // Горцарар №8, с. 3-5, 2002.

8. Арутюнов С. Народы и культура: развитие и взаимодействие. Москва, 1989.

9. Арутюнов С.,Чебоксаров Н. Передача информации как механизм существования этносоциальных и биологических групп человечества. Расы и народы. М., Наука, 1972, вып. 2.

10. Арутюнян Ю.(ред.) Русские. Этносоциологические очерки М.: Наука, 1992.

11. Арутюнян Ю. Русские в бывших союзных республиках. В: Межнациональные отношения в России и СНГ. М., «АИРО-ХХ», 1995.

12. Арутюнян Ю. О трансформации социальной структуры постсоветских наций // Социс, №4, 1998.

13. Арутюнян Ю. Постсоветские нации. «Этносоциология в цифрах». Институт этнологии и антропологии РАН, М, 1999.

14. Арутюнян Ю., Дробижева А., Сусоколов А. Этносоциология. Аспект Пресс, Москва, 1999.

15. Арутюнян Ю. Армяне в Москве (по результатам сравнительного исследования) // Социологические исследования № 11, с. 13-21, 2001.

16. Арутюнян А. Новые тенденции миграции в Армении // Миграционная ситуация в странах СНГ. Москва, Комплекс-Прогресс, 1999.

17. Архипов Ю. В поисках убежища в России // Миграция, №2, с. 9-11, 1997.

18. Аапвацатурова М., Тэпс Д. Чеченская диаспора в России. // Социологические исследования, № 2, с. 60-62, 1999.

19. Аапвацатурова М. Северокавказские этнические сообщества Ставрополья: движение к диаспоре? // Диаспоры, № 1, с. 60-76, 2001.

20. Аапвацатурова М. Диаспоры в Российской Федерации. Формирование и управление. Ростов-на-Дону Пятигорск, СКАГС, 2003.

21. Ачкасов В., Бабаев С. «Мобилизованная этничность»: этническое измерение политической культуры современной России. СПб., 2000.

22. Баграмов Э. Нация, национальная идея и национальная политика, М., 1997.

23. Барт Ф. Личный взгляд на культурные задачи и приоритеты культурной и социальной антропологии. // Этнографическое обозрение, № 3, 1995.

24. Бредникова О., Паченков О. Азербайджанские торговцы в Петербурге: Между «воображаемыми сообществами и первичными группами» // Диаспоры №1, с. 131-147, 2001.

25. Бромлей Ю. Очерки теории этноса. Москва, 1983.

26. Брубейкер Р. «Диаспоры катаклизма» в Центральной и Восточной Европе и их отношения с родинами. // Диаспоры № 3, с. 6-32, 2000.

27. Брукнер Г. Проблемы национальных меньшинств и межэтнические конфликты в восточной Европе. В: Конфликты в условиях системных изменений в странах восточной Европы. М., РАН, ИНИОН, с. 136-159, 1994.

28. Валлерстайн И. Анализ мировых систем. СПб., Университетская книга, 2001.

29. Валитов В. Социальные сети беженцев и лиц, ищущих убежище из Афганистана и Ирака. В: Психология беженцев и вынужденных переселенцев: опыт исследований и практической работы. Под ред. Г. Солдатовой, М.: «Смысл», с. 175-191, 2001.

30. Винер Б. Возвращение к вере предков. Конструирование современной этноконфессиональной идентичности. // Диаспоры, Nq4, с. 200-220, 2002.

31. Витковская Г., Кочарян А. Вынужденная миграция как социальная проблема. В: Миграция населения, Институт социально-экономических проблем населения РАН, (ред.) Ж.Зайончковская, М., с. 61-82, 1992.

32. Витковская Г. Миграционное поведение нетитульного населения в странах Центральной Азии. В: Миграция русскоязычного населения из Центральной Азии: причины, последствия, перспективы. М., 1996.

33. Витковская Г. Российские диаспоры в центральной Азии: миграционный потенциал. //Социологические исследования, №2, с. 45-53, 1999.

34. Витковская Г.(ред). Иммиграционная политика западных стран: альтернативы для России. М., "Гендальф", 2002.

35. Вишневский А. Распад СССР: этнические миграции и проблема диаспор. // ОНС, № 3, с. 115-130, 2000.

36. Вовк М. Этнические стереотипы как один из ре1улирующих факторов развития этнических диаспор. / Социально-экономические вопросы становления рыночных отношений, СПб, с. 106-109, 1997.

37. Волкогонова О., Татаренко И. Этническая идентификация русских, или искушение национализмом. // Мир России, №2, с. 149-166, 2001.

38. Воронков В., Освальд И. (ред.) Конструирование этничности. Этнические общины Санкт-Петербурга. СПб., 1998.

39. Вяткин А., Космарская Н., Панарин С. (ред.) В движении добровольном и вынужденном. Постсоветские миграции в Евразии. Москва, «Наталис», 1999.

40. Гайнер М., Ашкинази Л. Численная мультистатусная демографическая модель диаспоры. // Диаспоры, Nq 2-3, с. 34-39, 1999.

41. Гедвило Г. Культурные организации азербайджанцев в Иркутске. // Диаспоры, №1, с. 148-160, 2001.

42. Геллнер Э. Нации и национализм. Москва, 1991.

43. Гителъман Ц., Червяков В., Шапиро В. Национальное самосознание российских евреев. Материалы социологического исследования 19971998гг. //Диаспоры, № 3, с. 52-86, 2000.

44. Гителъман Ц., Червяков В., Шапиро В. Национальное самосознание российских евреев. Материалы социологического исследования 19971998гг. (статья вторая) // Диаспоры, Nq 1, с. 210-244, 2001.

45. Гителъман Д., Червяков В., Шапиро В. Национальное самосознание российских евреев. Материалы социологического исследования 19971998гг. (статья третья) // Диаспоры, № 2-3, с. 224-262, 2001.

46. Градировский С., Тупицын А. Диаспоры в меняющемся мире / / Содружество НГ (Ежемесячное приложение к «Независимой газете») №7, 1998.

47. Градировский С. Россия и постсоветские государства: искушение диаспоральной политикой.// Диаспоры №2-3, с. 40-58, 1999.

48. Гриценко В. Русские среди русских: проблемы адаптации вынужденных мигрантов и беженцев из стран ближнего зарубежья в России. М., 1999.

49. Губогло М. Развитие этнодемографических наций. М., Наука, 1986.

50. Губогло М. Защита и самозащита национальностей // Этнополис, № 4, с. 45-59, 1995.

51. Губогло М. Языки этнической мобилизации, М., Школа. Языки русской культуры, 1998.

52. Губогло М. Религиозность, этничность, государственность / / Этно-панорама, № 3, с. 2-11, 2000.

53. Гумилев А. Этногенез и биосфера Земли. Д.: Гидрометеоиздат, 1990.

54. Давыдова Н., Тихонова Н. Русский этнос: региональные особенности менталитета //Куда идет Россия?. Социальная трансформация постсоветского пространства. Вып.З. М.: Аспект Пресс, 1996.

55. Дацышен В. Формирование китайской общины (вторая половина XIX в.) // Диаспоры № 2-3, стр. 36-53, 2001.

56. Денисова Г., Радовелъ М. Этносоциология. Ростов-на-Дону, ЦВВР, 2000.

57. Джунусов М. Методическое введение к изучению социально-политических и межнациональных конфликтов, М., 1996:

58. Драгунский Д. Навязанная этничность. / / Политические исследования № 5, с. 24-30, 1993.

59. Дробижева, А. Национализм, этническое самосознание и конфликты в трансформирующемся обществе. В: Национальное самосознание и национализм в Российской Федерации начала 1990-х гг. С. 16-47. Москва, 1994.

60. Дробижева Л.(ред.) Социальная и культурная дистанции. Опыт многонациональной России. Москва, 1998.

61. Дробижева Л. Этничность в современном обществе. Этнополитика и современные практики в Российской Федерации. // Мир России № 2, с. 167-180, 2001.

62. Дробижева Л. Федеративные и межнациональные отношения в Российской Федерации. В: Социальные конфликты: экспертиза, прогнозирование, технологии разрешения, (18), этническая и региональная конфликтология, с. 194-199, Москва-Ставрополь, 2002.

63. Дробижева Л.(ред.) Социальное неравенство этнических групп: представления и реальность. М., 2002.

64. Дробижева Л. Социальные проблемы межнациональных отношений в постсоветской России. М., ИС РАН, 2003.

65. Дробижева Л., Аклаев А., Коротеева В., Солдатова Г. Демократизация и образы национализма в российских республиках в 90-е годы. Москва, 1996.

66. Дробижева Л., Паин Э. Политический экстремизм и терроризм: социальные корни проблемы //Век толерантности №5,с. 26-39, 2003.

67. Дятлов В. Диаспора: Попытка определиться в понятиях. // Диаспоры №1, с. 8-23, 1999.

68. Дятлов В. Политический активизм армянской диаспоры на Ближнем Востоке. //Диаспоры, No 1-2, с. 174-195, 2000.

69. Зайончковская Ж. Прогноз миграции населения. // Социологический журнал, № 3, с. 22-27, 1995.

70. Зайончковская Ж. СНГ через призму миграций. // Миграционная ситуация в странах СНГ, Москва, 1999.

71. Здравомыслов А., Матвеева С. Межнациональные конфликты в России и постсоветском пространстве. (Аналитический доклад)// Исследования по прикладной и неотложной этнологии. Вып. 85.- М.: Инт этнологии и антропологии РАН, 1995.

72. Здравомыслов А. Динамика национального самосознания россиян и этнополитические конфликты// Обновление России: трудный поиск решений. Вып. 4. М.: РНИСиНП, 1996.

73. Здравомыслов А. Релятивистская теория наций и рефлексивная политика. // ОНС № 4, с. 115-121, 1997.

74. Зейну М. Самоопределение народов в контексте обострения межнациональных отношений. // Социально-политический журнал, №9, с. 89-96, 1992.

75. Злоказов И. Беженцы. // Социологические исследования. №6, с. 79-82, 1991.

76. Иконникова Н. Механизм межкультурного восприятия. // Социологические исследования, Ns 4, с. 26-34, 1995.

77. Илларионова Т. Этническая группа: генезис и проблемы самоидентификации (теория диаспоры). М., Нойес лебен, 1994.

78. Ильин В. Социальная стратификация. Сыктывкар, 1991.

79. Козлов В. Проблематика «этничности». // Этнографическое обозрение №4, с.39-55, 1995.

80. Колсто П. Укореняющиеся диаспоры: русские в бывших советских республиках. // Диаспоры № 1, с.6-38, 2001.

81. Колпаков Е. «Этнос и этничность». // Этнографическое обозрение, № 5, с. 13-24, 1995.

82. Коппитерс Б., Ремаклъ Э., Зверев А. Этнические и региональные конфликты в Евразии. Книга 3. Международный опыт разрешения этнических конфликтов. М., «Весь мир», 1997.

83. Коротеева В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. РГГУ, Москва, 1999.

84. Космарская Н. «Я никуда не хочу уезжать». Жизнь в постсоветской Киргизии глазами русских. // Вестник Евразии. М., № 1-2. С. 76-101, 1998.

85. Космарская Н. Чем мы были друг для друга? История межкультурных контактов глазами жителей современной Киргизии. // Диаспоры No 2-3, стр. 210-256, 1999.

86. Космарская Н. «Русские диаспоры»: политические мифологии и реалии массового сознания. // Диаспоры, Na 2, с. 110-156, 2002.

87. Коткин Д. Диаспора: главное действующее лицо на мировой экономической сцене. // Новое время №5, 1993.

88. Красинец Е., Кубишин £., Тюрюканова Е. Нелегальная миграция в Россию. М., Академия, 2000.'

89. Лаллукка С. Диаспора. Теоретический и прикладной аспекты. // Социологические исследования № 7, с. 91-98, 2000.

90. Ларин В. Посланцы Поднебесной на Дальнем Востоке: ответ алармистам. // Диаспоры Na 2-3, стр. 76-112, 2001.

91. Лебедева Н. Социальная психология этнических миграций М., РАН, 1993.

92. Лебедева Н. Социальная психология аккультурации этнических групп. Дисс. д.псих.н. Москва, РАГС при Президенте РФ, 1997.

93. Лебедева Н. Новая русская диаспора: Социально-психологический анализ. Институт этнологии и антропологии РАН, Москва, 1997.

94. Лебедева Н. Введение в этническую и кросс-культурную психологию, М., Ключ, 1999.

95. Лурье С. Историческая этнология, М., 1997.

96. Лурье С. Восприятие народом осваиваемой территории. // ОНС, №5, с. 61-74, 1998.

97. Лурье С. Национализм, этничность, культура. Категории науки и историческая практика. // ОНС, № 4, с. 101-111, 1999.

98. Лурье С. Армянская община в Санкт-Петербурге (1989-1993). Этническая самоидентификация в условиях кризиса «материнского этноса». http/svlourie.narod.ru/armenian-myth/diaspora. html, 2000.

99. Лысенко Ю. Этнические мосты: Диаспоры как фактор международных отношений. // Ex libris НГ (Приложение к «Независимой газете»), 15 октября, 1998.

100. Льюис Р. Деловые культуры в международном бизнесе: от столкновения к взаимопониманию. М.: «Дело», 1999.

101. Макарова Л. Россия и новое зарубежье: миграционный обмен. // Социологические исследования, Ns 3, с. 95-100, 1995.

102. Малькова В., Тиигков В. Этничность и толерантность в средствах массовой информации. М., 2002.

103. Маркарян Э. Проблема целостного исследования культуры в антропологии США. // Этнология в США и Канаде, Москва, 1989.

104. Материалы для географии и статистики России собранные офицерами генерального штаба. Калужская губерния. Часть I. Составил: подполковник В.Попроцкий. Санкт-Петербург, 1864.

105. Материалы для географии и статистики России собранные офицерами генерального штаба. Калужская губерния. Часть II. Составил: подполковник В.Попроцкий. Санкт-Петербург, 1864.

106. Медведев Н. (ред.) Толерантность как. основа социальной безопасности. Илекса, Ставрополь, 2002.

107. Мелконян Э. Диаспора в системе этнических меньшинств (на примере армянского рассеяния) // Диаспоры № 1-2, с. 6-28, 2000.

108. Милитарев А. О содержании термина «диаспора» (к разработке дефиниции) // Диаспоры №1, с. 24-33, 1999.

109. Милитарев А. К проблеме уникальности еврейского исторического феномена. // Диаспоры, No 3, с. 33-50, 2000.

110. Милитарев А. Идентичность и судьбы еврейской диаспоры в России. //Диаспоры № 4, с. 138-152, 2002.

111. Мнацаканян М. Нации: психология, самосознание, национализм (интегральная теория), МГИМО, М.,1999.

112. Мнацаканян М. Интегрализм и национальная общность. Новая эт-носоциологическая теория. М.: «Анкил», 2001.

113. Морозова Г. Прогулки по старой Калуге. Калуга, Золотая аллея, 1993.

114. Мукомелъ В. Федеральное и региональное законодательство о правах вынужденных мигрантов. / Вынужденные мигранты и государство, с. 138-153, М., 1998.

115. Мукомелъ В., Паин Э. (ред.) Новые диаспоры. Государственная политика по отношению к соотечественникам и национальным меньшинствам. «Диполь-Т», М., 2002.

116. Надъярных Н. Пространство диаспоры. // Нация. Личность. Литература. Выпуск 1, с. 33-44, Москва, 1996.120. *Новая этничность» в России (1990-е годы). Проблемно-тематический сборник, (ред.) Игрицкий Ю., М., РАН, ИНИОН, 1999.

117. Новые данные в дополнение к справочному документу о беженцах и ищущих убежище лицах из Афганистана. УВКБ ООН, Центр документации и исследований, Женева, 1999.

118. Носенко Е. Факторы формирования еврейской идентичности у потомков смешанных браков. // Диаспоры Nq 3, с. 87-114, 2000.

119. Павленко В., Солдатова Г. Некоторые особенности самосознания этнического меньшинства. В: Свобода и воля (к проблеме национального определения и самоопределения), Кишинев, с. 76-92, 1994.

120. Панарин С. Русскоязычные у внешних границ России: вызовы и ответы (на примере Казахстана). // Диаспоры Nq 2-3, стр. 136-168, 1999.

121. Паносян Р. Непростое прошлое, трудное настоящее, туманное будущее. // Диаспоры, No 1-2, с. 30-51, 2000.

122. Паин Э. Основные разновидности и динамика численности национальных меньшинств в Российской Федерации. В: Новые диаспоры. Государственная политика по отношению к соотечественникам и национальным меньшинствам. «Диполь-Т», М., с. 145-157, 2002.

123. Первая всеобщая перепись населения Российской империи 1897 год. Тетрадь 2 (последняя). Под ред. Тройницкого, стр.74-75, 1903.

124. Пилкингтон X., Флинн М. Чужие на родине? Исследование «диас-поральной идентичности» русских вынужденных переселенцев. // Диаспоры, N2 2-3, с.8-34, 2001.

125. Пименов В., Филиппов В. Массовые этнологические исследования. Методы и техника. М., 1995.

126. Пистрякова С. Национальные отношения в Москве: Опыт и проблемы политико-правового регулирования. Дисс. канд. полит, н., М., 2001.

127. Поздняков Э. Нация, национализм, политика. / Национализм: теория и практика, (ред.) Э. Поздняков. Институт мировой экономики и международных отношений РАН, с. 5-85, 1994.

128. Полоскова Т. Диаспоры в системе международных связей, М., Научная книга, 1998.

129. Полоскова Т. Современные диаспоры (внутриполитические и международные аспекты), М., Научная книга, 1999.

130. Полоскова Т. Новые диаспоры в России (внутри- и внешнеполитические аспекты) // Россия и ее соседи: проблемы этнических меньшинств/ Проблемно-тематический сборник. М. РАН ИНИОН, 2000.

131. Полоскова Т. Армянская диаспора в России http://www.armenia.rLi/ community. php3?page =poloskova, 2002.

132. Попков В. Особенности адаптации русских эмигрантов в Берлине. // Журнал социологии и социальной антропологии. №3, т.З, СПб., с. 158-167, 2000.

133. Попков В. Как живется кавказцам в российской провинции // Диаспоры № 1, М., с. 92-106, 2001.

134. Попков В. «Классические» диаспоры: к вопросу о дефиниции термина. // Диаспоры Nq 1, М., с. 5-22, 2002.

135. Попков В. Афганские беженцы в Москве. Социологический обзор. Отчет УВКБ ООН. УВКБ ООН, М., 2002.

136. Правовое регулирование миграционных процессов в Российской Федерации. Международная Организация по Миграции, М., 2002.

137. Празаускас А. Национализм, многонациональное государство и процессы глобализации. // Политические исследования № 2, с. 95105, 1997.

138. Пугачев В., Языкова А. Русские за пределами России. // Вестник научной информации. Институт международных экономических и политических исследований РАН, №2, с. 71-90, 1993.

139. Пушкарева Н. Пути формирования русской диаспоры после 1945г. // ЭО Nq6, с. 18-30, 1992.

140. Пушкарева Н. Возникновение и формирование российской диаспоры за рубежом. // Отечественная история, Nq 1, с. 53-69, М., 1996.

141. Радаев В. Этническое предпринимательство: мировой опыт и Россия // Политические исследования №5 с. 189-204, 1993.

142. Рековская И. Волны миграции в Содружестве независимых государств (аналитический обзор). В: Социологические исследования в России, выпуск 2, 1991-1992 гг. Реферативный сборник, М., РАН, ИНИОН, с. 139-169, 1993.

143. Сикевич 3. Социология и психология национальных отношений. СПб., Издательство Михайлова В.А., 1999.

144. Снисаренко А. Этническое предпринимательство в большом городе современной России (на примере исследования азербайджанской общины в Петербурге). В: Неформальная экономика. Россия и мир. Ред. Т. Шанин. Москва, С. 138-155, 1999.

145. Соколовский С. Парадигмы этнологического знания. // Этнографическое обозрение, Nq 2, с. 3-17, 1994.

146. Соколовский С. О неуюте автаркии, национализме и постсоветской идентичности. // Этнометодология. М., с. 87-114, 1995.

147. Соколовский С. Меньшинства в российских регионах: отечественная этнография и политическая практика. М., 1997.

148. Соколовский С. Самоопределение и проблемы меньшинства (международно-правовые аспекты). М., 1999.

149. Солдатова Г. Психология межэтнической напряженности. Москва, 1998.

150. Солдатова Г. (ред.) Психологическая помощь мигрантам. Травма, смена культуры, кризис идентичности. «Смысл», Москва, 2002.

151. Солдатова Г., Шайгерова А., Шлягина Е. Нарушения этнической идентификации у русских мигрантов. // Социологический журнал, №3, с. 144-150, 1995.

152. Солдатова Г., Шайгерова А. Социально-психологическая адаптация вынужденных мигрантов. В: Психология беженцев и вынужденных переселенцев: опыт исследований и практической работы. Под ред. Г. Солдатовой, М., «Смысл», с. 66-101, 2001.

153. Сорокина Т. Китайские кварталы дальневосточных городов. // Диаспоры, №2-3, с. 54-74, 2001.

154. Старовойтова Г. Этническая группа в современном советском городе. Ленинград, 1987.

155. Старовойтова Г. «Этнический парадокс» и стереотип мышления. // Родина, №7, с. 8-11, 1989.

156. Стефаненко Т., Шлягина Е., Еникополов С. Методы этнопсихологического исследования. М., МГУ, 1993.

157. Стефаненко Т. Этнопсихология'. Институт психологии РАН, Москва, 1999.

158. Субботина И. Миграции русских в иноэтнических средах. // Расы и народы, №22, с. 76-98, М., 1992.

159. Субботина И. Демографические перспективы русской диаспоры. // Диаспоры, № 2-3, с. 116-134, 1999.

160. Сусоколов А. Русский этнос в XX веке: этапы кризиса экстенсивной культуры. // Мир России, т.З, №2, с.5-44, 1994.

161. Татунц С. Этносоциология: Учебное пособие. М., 1999.

162. Татунц С. Уроки М.М. Ковалевского и Российский Кавказ // Вестник МГУ, сер. 18. Социология и политология, №2. 2001.

163. Тихонова Н. Об основных типах • русского национального самосознания //Релятивистская теория нации. М.: РНИСиНП, 1998.

164. Тишков В. (ред.) Миграции и новые диаспоры в постсоветских государствах. М., 1996.

165. Тишков В. Идентичность и культурные границы. // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах. М., с. 15-44, 1997.

166. Тишков В. Забыть о нации (постнационалистическое понимание национализма). // Этнографическое обозрение № 5, с. 3-25, 1998.

167. Тишков В. Исторический феномен, диаспоры. // Этнографическое обозрение №2, с.43-63, 2000.

168. Тишков В. Культурная мозаика и.этническая политика в России. В: Известия академии педагогических и социальных наук. Вып. 7, с. 927, 2003.

169. Топилин А. Влияние миграции на этнонациональную структуру. // Социологические исследования, № 7, с. 31-43, 1992.

170. Тот Ю. Диаспора в правовом законодательстве: 1989 1999. В: Новые диаспоры. Государственная политика по отношению к соотечественникам и национальным меньшинствам. «Диполь-Т», М., с. 4287, 2002.

171. Тощенко Ж. Национальные диаспоры новый фактор социально-экономического и духовного развития. // Центральная Россия на рубеже XXI века, с. 182-186, Орел, 1995.

172. Тощенко Ж., Чаптыкова Т. Диаспора как объект социологического исследования. // Социологические исследования № 12, с. 33-42, 1996.

173. Федоров Н. Проблема этносоциальной интеграции иммигрантов из бывшего СССР в германское общество. М., Социоэкономика, 1998.

174. Халмухамедов А. Армянская диаспора как социокультурный и политический феномен. // Социологические исследования, №2, с. 54-59, 1999.

175. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций // Полис, № 1, с. 33-57, 1994.

176. Хесле В. Кризис индивидуальной и коллективной идентичности. // Вопросы философии № 10, с. 112-123, 1994.

177. Хотинец В. Этническое самосознание. «Алетейя», СПб., 2000.

178. Хруслов Г. Права меньшинств в образовании: школа этнической диаспоры. Москва, 1996.

179. Хюбнер К. Нация: от забвения к возрождению. М., Канон, 2001.

180. Чеботарева В. Государственная национальная политика в Республике немцев Поволжья. 1918-1941 гг. М., 1999.

181. Четко С. Человек и этничность. // Этнографическое обозрение, № б, с. 35-48, 1994.

182. Чикадзе Е. Армяне Петербурга от общественного движения к общинным институтам. // Диаспоры, № 1-2, с. 196-214, 2000.

183. Членов М. Еврейство в системе цивилизаций (постановка вопроса) //Диаспоры Nal, с. 34-56, 1999.

184. Членов М. К вопросу о социолингвистической характеристике еврейской диаспоры. // Диаспоры №3, с. 166-184, 2002.

185. Шварц Т. Параметры и режимы миграций. В: Движении добровольном и вынужденном. А. Вяткин, Н. Космарская, С. Панарин, (ред.) М., «Наталис», с. 14-29, 1999.

186. Шеффер Г. Диаспоры в мировой политике // Диаспоры №1, 2003, с. 162-184.

187. Шинрелъман В. Мифы диаспоры. // Диаспоры Nq 2-3, с. 6-33, 1999.

188. Юнусов А. Азербайджанцы в России смена имиджа и социальных ролей. // Диаспоры № 1, с. 108-130, 2001.

189. Юхнева Н. Между традиционализмом и ассимиляцией (о феномене русского еврейства). // Диаспоры, № 1, с. 160-178, 1999.

190. Языкова А. Исправление ошибок: Проблемы российской диаспоры в странах нового зарубежья. / Русская культура вне границ, вып. 4, с. 38-41, Москва, 1996.

191. Abella М. (ed.) Turning points in labour migration. Special issue. Asian and Pacific Migration Journal 3(1), 1994.

192. Adelman H. The Palestinian diaspora. In: The Cambridge Survey of World Migration. R. Cohen (ed.), Cambridge University Press, 1995.

193. Adler M. Ethnopsychoanalyse. Das Unbewusste in Wissenschaft und Kultur. Stuttgart-New York, 1993.

194. Alba R. Ethnic Identity: The Transformation of White America. New Haven: Yale University Press, 1990.

195. Akenson D. The Historiography of English-speaking Canada and the Concept of Diaspora: A Skeptical Appreciation. Canadian Historical Review 76, pp. 377-409, 1995.

196. Anderson B. Imagined Communities. London-New York, Verso, 1998.

197. Armstrong D. Mobilized and Proletarian Diasporas. In: The American Political Science Review, Vol. 70, no. 2, p. 393-403, 1976.

198. Aronson E. Vorurteile. In: Aronson Elliot: Sozialpsychologie. Menschli-ches Verhalten und gesellschaftlicher EinfluS. Heidelberg u.a. 6. Auflage. S.295-347, 1994.

199. Appadurai A. "Disjuncture and Difference in the Global Cultural Economy". In: Public Culture 2(2), p.1-24, 1990.

200. Appadurai A. "Global Ethnoscapes: Notes and Queries for a Transnational Anthropology". In: R.Fox (ed.) Recapturing Anthropology: Working in the Present. Chapter 10, Santa Fe: School of American Research Press, p. 191-210, 1991.

201. Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis, MN: University of Minnesota Press, 1996.

202. Ashkenasi A. Identitatsbewahrung* Akkulturation und die Entta-uschung in der Diaspora. In: M.Dabag und K.Piatt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 106-116, 1993.

203. Assman A. Zum Problem der Identitat aus kulturwissenschaftlicher Sicht. In: R.Lindner (Hg.), Die Widerkehr des Regionalen, S. 13-35, Frankfurt/New York, Campus Verlag, 1994.

204. Aufderbeck H. Diaspora Ghetto oder Mission? Notizen zur Theorie der Diaspora. In: B.Kresing (Hg.): Fur Vielen. Zur Theorie der Diaspora, S. 23-41, Paderborn, 1984.

205. Axtmann R. "Kulturelle Globalisierung, kollektive Identitat und demok-ratischer Nationalstaat". Leviathan 23, S. 87-101, 1995.

206. Bade K. Neue Heimat im Westen. Vertriebene, Fluchtlinge, Aussiedler. MOnster, 1990.

207. Barth F. Introduction // Ethnic Groups and Boundaries: the Social Organization of Culture Difference. / Ed. by F.Barth. Bergen-Oslo, London. Universitets Forlaget. P.9-38, 1969.

208. Basch L., Glick Schiller N., Scanton Blanc C. Nations Unbound. Transnational Projects, Postcolonial Predicaments and Deterritorialized Nation-States, Langhorne: Gordon and Breach, 1994.

209. Baubock R. Transnational Citizenship. Membership and Rights in International Migration, Aldershot: Edward Elgar, 1994.

210. Bell J. The Transcendental Irish Republic: The Dream of Diaspora. In: Shain, Y.(ed.). Governments-in-Exile in Contemporary World Politics. New York: Routledge, 1991.

211. Bergler R., Six B. Stereotype und Vorurteile. In: Handbuch der Sozialp-sychologie (2. Halbband). Hrsg. von C.F. Graumann. Gottingen, S.1371-1432, 1972.

212. Bemhard G.(Hg.) Nationale und kulturelle Identitat, Studien zur Entwicklung des kollektiven BewuStseins in der Neuzeit, Suhrkamp Taschenbuch Wissenschaft; 940, 2.Auflage Frankfurt am Main, 1991.

213. Berry J. Acculturation and Psychological Adaptation. Migration-Etli-nizitat-Konflikt: Systemfragen und Fallstudien. 1. Aufl. (Hg.) von Klaus J.Bade. S.171-186. Universitatsverlag Osnabrtick, 1996.

214. BhabhaH. Nation and Narration. London: Routledge, 1990.

215. Bhabha H. The Location of Culture. London, 1994.

216. Bhabha H. "Die Frage der Identitat". In: E.Bronfen, B.Marius, Th.Steffen (Hg.), Hybride Kulturen. Beitrage zur anglo-amerika-nischen Multikulturalismusdebatte, TCibingen: Stauffenburg. S.97-122, 1997.

217. Birks J, Sinclair C. Migration and Development: The Changing Per-spektive of the Poor Arab Countries. Journal of International Affairs 33, no. 2: 258-309, 1979.

218. Boulding E. "Foreword". In: Jackie Smith/Charles Chatfield/Ron Pag-nucco (ed.), Transnational Social Movements and Global Politics. Solidarity Beyond the State, Syracuse: Syracuse University Press, p. ix-xi, 1997.

219. Bourdieu P. Okonomisches Kapital, kulturelles Kapital, soziales Kapi-tal. In: Reinhard Kreckel (Hg.): Soziale Ungleichheiten (Soziale Welt; S011-derband 2). Gottingen, S. 183-198, 1983.

220. Boyarin D., Boyarin J. Diaspora: Generational Ground of Jewish Identity. Critical Inquiry 19(4): 693-725, 1993.

221. Boyd M. Family and personal networks in international migration: recent developments and new agendas, in: International Migration Review. Special Silver Anniversary Issue, 23/3, P. 638-670, 1989.

222. Brah A. Difference, Diversity and Differentiation. In: 'Race', Culture and Difference. J.Donald and A.Rattansi (eds.), pp. 126-145, London: Sage, 1992.

223. Brah A. Cartographies of Diaspora: Contesting identities. London and New York, 1996.

224. Brass P. Ethnicity and Nationalism: Theory and Comparison. New Delhi, 1991.

225. Breton R. The governance of ethnic communities: political structures and processes in Canada. New York/West Port/ London, 1991.

226. Brubaker W. "Citizenship and Naturalization: Policies and Politics". In: W.Brubaker (ed.) Immigration and the Politics of Citizenship in Europe and North America, pp. 99-128. Lanham, Maryland: University Press of America, 1989.

227. Brubaker W. Political Dimensions of Migration From and Among Soviet Successor States. In: International Migration and Security, (ed.) by M. Weiner, pp. 39-64. Boulder, San Francisko, Oxford, 1993.

228. Chambers I. Migration, Kultur, Identitat. Stauffenburg Verlag, TObin-gen, 1996.

229. Chapin W. The Turkish Diaspora in Germany. Diaspora no.5, pp. 275301, 1996.

230. Chapman M. "Social and biological aspects of ethnicity. Oxford: University Press of the Biosocial Society, 1993.

231. Chow R. Writing Diaspora: The Tactics of Intervention in Contemporary Cultural Studies. Bloomington. In: Indiana University Press, 1993.

232. Clifford J. The Predicament of Culture. Cambridge: Harvard University Press, 1988.

233. Clifford J. Traveling Cultures. In: Cultural Studies. L.Grossberg, C.Nelson and P.Treichler (eds.) P. 96-116. New York: Routledge, 1992.

234. Clifford J. Diasporas. In: Cultural Anthropology 9(3): American Anthropological Association. P. 302-338, 1994.

235. Cohen A. The symbolic construction of community, London: Tavistock, 1985.

236. Cohen R. Diasporas and the nation-state: from victrums to challengers. In: International Affairs 72(3), p. 507-520, 1996.

237. Cohen R. Rethinking "Babylon": Iconoclastic Conceptions of the Dias-poric Experience // New Community. Abingdon, Vol. 21. Nq 1. P. 6, 1995.

238. Cohen R. Global Diasporas: An Introduction. London: University College of London (UCL) Press, 1997.

239. Conner W. The Impact of Homelands upon Diasporas. In: G.Sheffer (ed.), Modern Diasporas in International Politics, pp. 16-45, New York, St.Martin's Press, 1986.

240. Conner W. Ethnonationalism: The Quest for Understanding. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1994.

241. Constas D., Platias A. The Greek Diaspora in a Comparative Perspective. London: Macmillan, 1992.

242. Croucher Sh., Haney P. Marketing the Diasporic Creed. Diaspora 8(3), pp. 309-331, 1999.

243. Dabag M., Piatt К. Diasporas und kollektive Gedachtnis. Zur Kon-struktion kollektiver Identitaten in der Diaspora. In: M.Dabag und K.Piatt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. 117-145, 1993.

244. Der-Karabetian A. Vielfaltige soziale Identitat als Reflektion der Mod-erne. In: Identitat in der Fremde. (Hg.) von Mihran Dabag und Kristin Piatt. Bochum, 1993.

245. Drake St. Diaspora Studies and Pan-Africanism. In: Global Dimensions of the African Diaspora. J.Harris (ed.), pp. 341-404. Washington, DC: Howard University Press, 1982.

246. Dubnow S. Die neueste Geschichte des jiidischen Volkes. Band II: Das Zeitalter der ersten Reaktion. Das Zeitalter der zweiten Emanzipation. Berlin, Jiidischer Verlag, 1929.

247. Dusenbery V. A Sikh Diaspora? Contested Identities and Constructed Realities. In Nation and Migration, ed. by Peter van der Veer, 1995.

248. Eisenstadt Sh. The Absorption of Immigrants. London, 1954.

249. Edwards D. Afghanistan, Ethnography, and the New World Order. Cultural Anthropology 9(3), pp. 345-360, 1994.

250. Elasar D. The Jewish People as the Classic Diaspora: A Political Analysis. In: G.Sheffer (ed.), Modern Diasporas in International Politics, pp. 212-257, New York, St.Martin's Press, 1986.

251. Elwert G. Die Angst vor dem Getto. Binnenintegration als erster Schritt zur Integration. In: Bayanz, Ahmet/Damolin, Mario/Ernst, Heiko (Hg.), Integration. Anpassung an die Deutschen? Weinheim, S.51-74, 1984.

252. Eriksen Th. Ethnicity, Race, Class and Nation. In: Ethnicity (ed.) by J.Hutchinson and A.Smith. Oxford University Press, p.28-35, 1996.

253. Eriksen Th. Ethnicity and nationalism: antropological perspectives. London: Pluto Press, 1993.

254. Esman M. The Chinese Diaspora in South East Asia. In: G.Sheffer (ed.), Modern Diasporas in International Politics, pp. 130-163, New York, St.Martin's Press, 1986.

255. Esman M. The Political Fallout of International Migration. Diaspora, no. 2, pp. 3-42, 1992.

256. Esser H. Aspekte der Wanderungssoziologie: Assimilation und Integration von Wanderern, ethnischen Gruppen und Minderheiten. Eine Hand-lungstheoretische Analyse. Darmstadt, Neuwied: Luchterhand, 1980.

257. Esser H. Der Doppelpass als soziales System. Zeitschrift fur Soziologie 20, S. 153-166, 1991.

258. Esser H. Die Mobilisierung ethnischer Konflikte. Migration-Ethnizitat-Konflikt: Systemfragen und Fallstudien Herausgegeben von Klaus J.Bade. S.63-87. Universitatsverlag Osnabmck, 1996.

259. Estel B. Moderne Nationverstandnisse: Nation als Gemeinschaft. In: R.Hettlage, P.Deger, S.Wagner (Hg.), Kollektive Identitat in Krisen. Opladen, Westdeutscher Verlag, S. 73-85, 1997.

260. Estel B. Nation und nationale Identitat. Westdeutscher Verlag, Wiesbaden, 2002.

261. Faist Th The Volume and Dynamics of International Migration and Transnational Social Spaces. Clarendon Press, Oxford, 2000.

262. Faist Th Grenzen uberschreiten. Das Konzept Transstaatliche Raume und seine Anwendungen. In: Transstaatliche Raume. Politik, Wirtschaft und Kultur in und zwischen Deutschland und Tiirkei. von Thomas Faist (Hg.), S. 9-56. Bielefeld, 2000.

263. Fawcett J. Networks, linkages and migration systems. In: International Migration Review. Special Silver Anniversary Issue, 23/3, Р.671-680, 1989.

264. Featherstone M. "Global Culture. An Introduction". In: M.Feather-stone (ed.): Global Culture. Nationalism, Globalization and Moder-nity. London, Newbury Park & Neu-Delhi, Sage, 1990.

265. Fijalkowski J. Ethnische Heterogenitat und soziale Absonderung in deutschen Stadten. Zu Wissenstand und Forschungsbedarf. Druck R.Walter, Gottingen, 1998.

266. Fijalkowski J., Gillmeister H. Potentiale ethnisch-kulturellen Konflikts und die Funktion der Eigenorganisationen transnationaler Zuwanderer. FU Berlin, 1996.

267. Freitag S. Collective Action and Community. Berkeley: University of California Press, 1989.

268. Fromm E. Das judische Gesetz. Zur Soziologie des Diaspora-Juden-tums. Basel, Beltz, 1989 (1922).

269. Furnham A., Bochner S. Culture Shock: Psychological reactions to unfamiliar environments. L.& N.Y., 1986.

270. Fuchs L. The American Kaleidoscope. Middletown CT: Wesleyan University Press, 1990.

271. Ganguly K. Migrant Identities: Personal Memory and the Construction of Selfhood. Cultural Studies 6(1), pp. 27-50, 1992.

272. Ganzer B. Zur Bestimmung des Begriffs der ethnischen Gruppe. In: Sociologus, 40, S.3-18, 1990.

273. Gilroy P. It Ain't Where You're From, It's Where You're At.: The Dialictics of Diasporic Identification'. In: Third Text, 13, Winter, p. 3-16, 1991.

274. Gilroy P. The Black Atlantic: Modernity and Double Consciousness. L., Verso, 1993.

275. Giordano Ch. Ethnizitat: Prozesse und Diskurse im interkulturellen Vergleich. In: R.Hettlage, P.Deger, S.Wagner (Hg.), Kollektive Identitat in Krisen. Opladen, Westdeutscher Verlag, S. 56-72, 1997.

276. Ghosh A. The Diaspora in Indian Culture. Public Culture 2(1), pp. 7378, 1989.

277. Goldberg D. Racist Culture: Philosophy and the Politics of Meaning. Oxford: Basil Blackwell, 1993.

278. Goldberg D., Raynor J. The Jewish People: Their History and the Religion. Harmondsworth: Penguin, 1989.

279. Gombrich E. Jiidische Identitat und judische Schicksal. Passagen Ver-lag, Wien, 1997.

280. Gordon M. Assimilation in American Life. The Role of Race, Religion and National Origins. New York, 1964.

281. Gupta A. "The Song of the Nonaligned World: Transnational Identities and the Reinscription of Space in Late Capitalism". In: Cultural Anthropology, 7(1), February, p. 63-79, 1992.

282. Gupta A. Ferguson J. "Beyond 'Culture*: Space, Identity, and the Politics of Difference". In: Cultural Anthropology 7(1), 1992.

283. Gurr T. Minorities at risk. A global risk of ethnopolitical conflicts. Washington, DC: US Institute of Peace Press, 1993.

284. Hall E. The Silent Language. New York, London, 1990.

285. Hall S. Cultural Identity and Diaspora. In: Identity: Community, Culture, Difference. J.Rutherford (ed.) P. 222-237. London: Lawrence and Wishart, 1990.

286. Hall S. "The Local and the Global: Globalization and Ethnicity" and "Old and New Identities, Old and New Ethnicities". In: A.D.King (ed.) Culture, Globalization and the World System, pp. 19-68. New York: SUNY Press, 1991.

287. Hall S. "Cultural Studies and Its Theoretical Legacies". In: L.Grossberg, C.Nelson, and P.Treichler (eds.), Cultural Studies, p.227-94. New York: Routledge, 1992.

288. Hammar T. "State, Nation, and Dual Citizenship". In: W.Brubaker (ed.) Immigration and the Politics of Citizenship in Europe and North America, pp. 81-96. Lanham, Maryland: University Press of America, 1989.

289. Hann A. Identitat und Nation in Europa. In: Berliner Journal fur Soziologie, H.2, S. 193-203, 1993.

290. Hannerz U. The world as a milticultural socirty. In: Goldmann, Kjell/Englund, Agnes (Hg.), Research on International Issues. S. 36-40, 1988.

291. Hannerz U. Transnational Connections: Culture, People, Places. New York: Routledge, 1996.

292. Harbison S. Family structure and family strategy in migration decision making. In: De Jong, G.F./Gardner, R.W. (ed.). Migration decision making. Multidisciplinary approaches to microlevel studies in developed and developing countries. New York, 1981.

293. Harik I. Palestinians in the Diaspora. In: G.Sheffer (ed.), Modern Diasporas in International Politics, pp. 315-332, New York, St.Martin's Press, 1986.

294. Harrington M. "Loyalities: Dual and Divided", in: M. Walzer et al., eds. The Politics of Ethnicity. Cambridge, 1982.

295. Harvey D. The Condition of Postmodernity: An Inquiry into the Origins of Cultural Change. Oxford: Blackwell, 1989.

296. Heckmann F. Ethnos, Demos und Nation, oder: Wocher stammt die Intoleranz des Nationalstaats gegenuber ethnischen Minderheiten? In: Bielefeld, Uli (ed.): Das Eigene und das Fremde. Neuer Rassismus in der Alten Welt? Hamburg: Junius, 51-78, 1991.

297. Heckmann F. Ethnische Minderheiten, Volk und Nation. Soziologie in-terethnischen Beziehungen. Stuttgart: Enke, 1992.

298. Heckmann F. Ethnos eine imaginierte oder reale Gruppe? Ober Eth-nizitat als soziologische Kategorie. In: R.Hettlage, P.Deger, S.Wagner (Hg.), Kollektive Identitat in Krisen. Opladen, West-deutscher Verlag, S. 46-56, 1997.

299. Hettlage R. Diaspora: Umrisse zu einer soziologischen '.Theorie. In: M.Dabag und K.Piatt (Hg.): Identitat in der Fremde, S. 75-105. Universi-tatsverlag, Bochum, 1993.

300. Hoffmann-Nowothy H.-J. Soziologie des Fremdarbeiterproblems, Stuttgart, 1973.

301. Horowitz D. Ethnic Groups in Conflict. Berkeley, California: University of California Press, 1985.

302. Horowitz D. "Diasporas and Communal Conflicts in Divided Societies". In: Modern Diasporas and International Politics. G.Sheffer (ed.) New York: St.Martin's, 1986.

303. Ipsen D. Oberlegungen zum politischen Charakter einer psycho-sozialen Raumkategorie. In: R.Lindner (Hg.), Die Widerkehr des Regiona-len, S. 232-254, Frankfurt/New York, Campus Verlag, 1994.

304. Jacobson M. Special sorrows: the diasporic imagination of Irish, Polish and Jewish immigrants in the United States. Cambridge/ Massachusetts/London, 1995.

305. Kallen H. Democracy versus the Melting-Pot: A Study of American Nationality. In: Werner Sollors (Hg.), Theories of Ethnicity. A Classical Reader, Houndmills Basingstoke: Macmillan, S. 67-92, 1996.

306. Kearney M. "Borders and Boundaries of State and Self at the End of Empire". In: Journal of Historical Sociology, 4(1), March, p. 52-74.

307. Kirschenblatt-Gimblett В. 1994: "Spaces of Dispersal". Cultural Anthropology, 9(3), 1991.

308. Keyes Ch. The Dialectics of Ethnic Change. In: Ethnic Change, (ed.) by Ch.F. Keyes. Seattle, London, 1981.

309. Kohl K.-H. Ethnologie die Wissenschaft vom kulturell Fremden. Eine EinfOhrung. C.H. Beck Verlag, Munchen, 1993.

310. Kokot W. Diaspora Ethnologische Forschungsansatze. In: A. Moos-mOller (Hg.) Interkulturelle Kommunikation in der Diaspora. Die kul-turelle Gestaltung von Lebens- und Arbeitswelten in der Fremde. S. 2940, Miinster, Munchen, New York, Berlin, 2002.

311. Kotkin J. Tribes: How Race, Religion and Identity Determine Succes in the New Global Economy. New York: Random, 1993.

312. Kotkin J. Stamme der Macht. Der Erfolg weltweiter Clans in Wirt-schaft und Politik. Reinbek. Hamburg, 1996.

313. Kriesberg L. Coexistence and the Reconciliation of Communal Conflicts. In: E. Weiner (ed.): The Handbook of Interethnic Coexistence. New York: Continuum, 182-198, 1998.

314. Lamnek S. Qualitative Sozialforschung. Weinheim, 1995.

315. Landau J. Diaspora and Language. In: Modern Diasporas in Inter-national Politics, (ed.) by Gabriel Sheffer. New York. P.75-102, 1986.

316. Lavie S., Swedenburg T. Introduction: Displacement, Diaspora, and Geographies of Identity. In: Displacement, Diaspora, and Geographies of Identity, (ed.) by L. Smadar & T. Swedenburg, Duke University Press, Durham & London, 1996.

317. Libaridian G. Entwicklung und Struktur der armenischen Diaspora. In: M.Dabag und K.Piatt (Hg.): Identitat in der Fremde, S. 160-170, Univer-sitatsverlag, Bochum, 1993.

318. Lindner R. (Hg.) Die Widerkehr des Regionalen. Ober neue Formen kultureller Identitat. Frankfurt/New York, Campus Verlag, 1994.

319. Lowe L. "Heterogenity, Hybridity, Multiplicity: Marking Asian American Differences". In: Diaspora 1(1), p. 24-43, 1991.

320. Luhmann N. Soziale Systeme. Grundriss einer allgemeinen Theorie. Frankfurt/M., 1984.

321. Luhmann N. Okologische Kommunikation. Kann die moderne Gesell-schaft sich auf okologische Gefahrdungen einstehen?, Opladen, 1986.

322. Luhmann N. Organisation. In: Кйррег, Willi/Ortmann, Gunter (Hrsg.): Mikropolitik, Rationalitat, Macht und Spiele in Organisationen. Opladen. S. 165-185, 1988.

323. Lyotard J. The Differend: Phrases in Dispute. Minneapolis: University of Minnesota Press, 1988.

324. Lytle P.F. "Loyalty and Recognition under Challenge: The Yugoslav Case". In: Y. Shain (ed.), Governments-in-Exile in Contemporary World Politics. New York: Routledge, 1991.

325. Magnarella P. "Justice in a Culturally Pluralistic Society: The Cultural Defense on Trial". In: Journal of Ethnic Studies 19(3), p. 65-84, 1991.

326. Malkki L. "National Geographic: The Rooting of People and the Territo-rialization of National Identity Among Scholars and Refudgees". In: Cultural Anthropology 7(1), p. 24-44, 1992.

327. Martinello M. Ethnic leadership, ethnic communities political power-lessness and the state in Belgium, in: Ethnic an Racial Studies, 16/2, pp. 236-255, 1993.

328. Massey D., Alarcon R., Durand J., Gonzales, H. Return to Aztlan: The social process of international migration from Western Mexico. Berkeley, 1987.

329. Marienstras R. On the Notion of Diaspora / / Minority Peoples in the Age of Nation-States. Ed. by G. Chaliand. L., Pluto Press, 1989.

330. Mecheril P. Zugehorigkeitserfahrungen von Anderen Deutschen. Eine empirische Modellierung. In: Preis, L. (Hg.): Transnationale Migration. Baden Baden. S. 293-314, 1998.

331. Mercer K. "Diaspora Culture and the Dialogic Imagination". In: M.Cham and C.Andrade-Watkins (eds.), Blackframes: Critical Perspectives on Black Independent Cinema, p. 40-61. Cambridge, 1988.

332. Meyer В., Geschiere P. Globalization and Identity: Dialictics of Flow and Closure. Introduction. In: B.Meyer and P.Geschiere (eds.) Globalization and Identity: Dialictics of Flow and Closure. Pp. 1-17, Oxford, 1999.

333. Mishra V. The Diasporic Imaginary: Theorizing the Indian Diaspora. Forthcoming in Textual Practice (10), 1996.

334. Morokvasic M. "Pendeln statt auswandern. Das Beispiel der Polen. In: M.Morokvasic (Hg.), Wanderungsraum Europa. Menschen und Grenzen in Bewegung, Berlin, Sigma, S. 166-187, 1994.

335. Nederveen P. Globalisation as Hybridisation. International Sociology 9, pp. 161-184, 1994.

336. Orywal E. Die ethnische Gruppen Afghanistans. Fallstudien zu Grup-penidentitat und Intergruppenbeziehungen. Beihefte zum Tiibinger Atlas des Vorderen Orients, Reihe B, Nr. 70, Wiesbaden, 1986.

337. Panagakos A. Citizens of the Trans-Nation: Political Mobilization, Mul-ticulturalism, and Nationalism in the Greek Diaspora. In: Diaspora 7(1), pp.53-73, 1998:.

338. Penninx R., Schoorl J., van Praag C. The impact of international migration on receving countries: the case of the Netherlands. The Hague.

339. Portes A., Rumbaut R. 1990: Immigrant America: A Portrait. Berkerley: University of California Press, 1994.

340. Popkov V. Gemeinsame Charakteristik des soziokulturellen Anpas-sungsprozesses der Gruppen der armenischen, aserbaidschanischen und tschetschenischen Migranten in Kaluga. In: ISB Jahrbuch, S. 98-102, Berlin, 1997.

341. Popkov V. Ethnische Minderheiten in Berlin und Kaluga Aussichten auf die Integration. In: ISB Jahrbuch, S. 232-236, Berlin, 1998.

342. Popkov V. Anpassung ethnischer Migranten in Kaluga und in beiden Teilen Berlins. Ein Vergleich. Diss. TU Berlin. Tectum Verlag Marburg, 1998.

343. Pries L. Transnationale soziale Raume. Theoretisch-empirische Skizze am Beispiel der Arbeitswanderungen Mexiko-USA". Zeitschrift fur Soziologie 25: 6, S. 456-472, 1996.

344. Pries L. Neue Migration im transnationalen Raum. In: Transnationale Migration. Baden Baden. S. Pries, L. (Hg.), S. 15-44, 1998.

345. Ravenstein E. The laws of migration. Papers 1 and 2. (Reprint of the title originally in 2 parts. Journal of the Royal Statistical Society). New York, 1976 (1885 & 1889).

346. Redfield R., Linton R., Herskovits M. Memorandum on the study of acculturation. American Anthropologist, Na 38, 149-152, 1936.

347. Reuter J. Die Albanen in Jugoslawien. Oldenburg. Siidost-Institut, 1982.

348. Reuter L., Dodenhoft M. Arbeitsmigration und gesellschaftliche Entwicklung. (Neue Politische Literatur, Beihefte 5). Stuttgart, Franz Steiner, 1988.

349. Rex J. Ethnic mobilisation and ethnic associations in Britain. A paper contributed to a four nation project on forms of solidarity in Europe. Coventry, 1991.

350. Rogers A., Vertoveс S. The urban context. Ethnicity, social networks and situational analysis. Oxford, 1995.

351. Rosaldo R. „Ideology, Place, and People Without Culture". Cultural Anthropology 3(1), p.77-87, 1988.

352. Rosen L. „The Integrity of Cultures".' American Behavioral Scientist 34(5), p. 594-617, 1991.

353. Royce A. Ethnic Identity: Strategies of Diversity. Bloomington, Indiana: Indiana University Press, 1982.

354. Rosch H. Migrationsliteratur im interkulturellen Kontext. Verlag f. In-terkulturelle Kommunikation. Frankfurt/M., 1992.

355. Roth K. Toward "Politics of Interethnic Coexistence". Can Europe Learn from the Multiethnic Empires? In: Ethnologia Europaea 29: 2. P. 37-52, 1999.

356. Rouse R. Mexican Migration and the Social Space of Postmodernism // Diaspora. A Journal of Transnational Studies. University of Toronto Press, Vol. 1. № 1: P. 8, 1991.

357. Rutherford J. "A Place Called Home: Identity and the Cultural Politics of Difference". In: J. Rutherford (ed.), Identity, Community, Culture, Difference". London: Lawrence and Wishart, 1990.

358. Safran W. Diasporas in Modern Societies: Myths of Homeland and Return. Diaspora V.l, Nsl, p. 83-99, 1991.

359. Safran W. Comparing Diasporas: A Review Essay. Diaspora 8(3), pp. 255-291, 1999.

360. Schechter S. Die Chassidim. Eine Studie Ober jtidische Mystik. Aus dem Englischen Cibersetzt von O. Tausig-Leipzig. Berlin, Judischer Verlag, 1904.

361. Schlesinger A. The Disuniting of America: Reflections a Multicultural Society. New York: W.W.Norton, 1992.

362. Schnapper D. From the Nation-State to the Transnational World: On the Meaning and Usefulness of Diaspora as a Concept. In: Diaspora 8(3), pp. 225-255, 1999.

363. Schutz A. Die sinnhafte Aufbau der sozialen Welt. Eine Einleitung in die verstehende Soziologie. Frankfurt/M.; 1981.

364. Schweizer Th. (Hg.) Netzwerkanalyse. Ethnologische Perspektiven. Dietrich Reimer Verlag. Berlin, 1988.

365. Serloth B. Der Mythos der nationalstaatiichen Homogenitat. In: R.Hettlage, P.Deger, S.Wagner (Hg.), Kollektive Identitat in Krisen. Opladen, Westdeutscher Verlag, S. 86-97, 1997.

366. Shain Y. The frontier of loyality. Political exiles in the age of the nation-state. Middletown, 1989.

367. Shain Y. (ed.) Governments-in-exile in contemporary world politics. New York/London, 1991.

368. Shain Y. Democrats and Secessionists: US Diasporas as Regime De-stabilizers. In: International Migration and Security. (Ed.) by Miron Weiner. P. 287-322. Boulder, San Francisko, Oxford, 1993.

369. Sheffer G. A new Field of Study: Modern Diasporas in international politics. In: Modern Diasporas in international politics, (ed.) by Gabriel Sheffer. P. 1-15. New York, 1986.

370. Sheffer G. Ethnic Diasporas: A Threat to Their Hosts? In: Inter-national Migration and Security. (Ed.) by Miron Weiner. P. 263-286. Boulder, San Francisko, Oxford, 1993.

371. Skinner E. The Dialectic Between Diasporas and Homelands // Global Dimensions of the African Diaspora. Ed. by J. Harris. Washington, Howard University Press, 1982.

372. Smart N. "The Importance of Diasporas". In: S.Shaked, D.Shulman and G.Stroumsa (eds.), Gilgut: Essays on Transformation, Revolution and Permanence in the History of Religions, Leiden: E.J.Brill, 1987.

373. Sollors W. Beyond Ethnicity: Consent and Descent in American Culture. New York: Oxford University Press, 1986.

374. Smith A. The Ethnic Origins of Nations. New York: Blackwell, 1986.

375. Stark J. "Volker, Ethnien, Minderheiten. Bemerkungen zur Erkenntnis-theorie und Terminologie der Minderheitenforschung". In: Jahrbuch fur Ost-deutsche Volkskunde, (31), S. 1-55, 1988.

376. Sutter V. The Indochinese Refugee Dilemma. Baton Rouge: Louisiana University Press, 1990.

377. Taft R. The Shared Frame of Reference Concept Applied to Assimilation of Immigrants. In: Human Relations, 6, p. 45-55, 1953.

378. Tajfel H. Human groups and social categorization. Cambridge: University Press, 1981.

379. Talai V. Armenians in London. The management of social boundaries. Manchester, New York, 1989.

380. Tololyan Kh. Exile Governments in Armenian Polity. In: Shain, Yossi (ed.). Governments-in-Exile in Contemporary World Politics. New York: Routledge, 1991.

381. Tololyan Kh. The Nation-State and Its Others: In Lieu of a Preface. Diaspora 1, Spring, 1991.

382. Tololyan Kh. Traditionelle Identitat und politischer Radikalismus in der armenischen Diaspora. In: M.Dabag und K.Piatt (Hg.): Identitat in der Fremde. Bochum. S. 192-219, 1993.

383. Tololyan К. Rethinking Diaspora(s): Stateless Power in the Trans-national Moment. Diaspora 5: 1, p.3-35, 1996.

384. Treibe A. Migration in modernen Gesellschaften. Soziale Folgen von Einwanderung und Gastarbeit. (Grundlagentexte Soziologie). Weinheim, 1990.

385. Tucker R. "Immigration and Forein Policy: General Considerations". In: Tucker R., Ch. Keely and L. Wrigley, eds., Immigration and US Foreign Policy. Boulder CO: Westview Press, 1990.

386. Van den Berghe P. The ethnic phenomenon. New York. Elsevier Press, 1981.

387. Van der Veer P. Introduction: The Diasporic Imagnation. In: P. van der Veer (ed.), Nation and Migration, pp. 1-16, Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 1995.

388. Van Hear N. New diasporas. The mass exodus, dispersal and regrouping of migrant communities. London, 1998.

389. Vertovec S. Hindus in Trinidad and Britain: Ethnic Religion, Reifica-tion, and the Politics of Publics Space. In: P. van der Veer (ed.), Nation and Migration, pp. 132-156, Philadelphia, University of Pennsylvania Press, 1995.

390. VesterH-G. Kollektive Identitaten und Mentaiitaten. Frankfurt, 1996.

391. Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie. Band I. Tubingen, 1920/1921.

392. Weiner M. The Macedonian Syndrome: An Historical Model of International Relation and Political Development. World Politics 23, no. 4, 1971.

393. Weiner M. Peoples and States in a New Ethnic Order? Third World Quarterly, Vol. 13, no.2, 1992.

394. Welsch W. Transkulturalitat. Lebensformen nach der Auflosung der Kulturen. In: Informationen Philosophic 19. Jg., H.2, 1991.

395. WerbnerP. The Migration Process. Oxford: Berg, 1990.

396. WierlacherA. (Hg.) Kulturthema Fremdheit. MOnchen, iudicium, 1993.

397. Wilpert Z. Religion and Ethnicity: Orientations, Perceptions and Strategies among Turkish Alevi and Sunni Migrants in Berlin. In: T.Gerholm, G.Yngve (eds.): The New Islamic Presence in Western Europe. London, p. 88-106, 1998.

398. Winland D. We are Now an Actual Nation: The Impact of National Independence on the Croation Diaspora in Canada. Diaspora 4, pp. 3-30, 1995.

399. Wolff J. On the Road Again: Metaphors of Travel in Cultural Criticism. Cultural Studies 7(2), pp. 224-239, 1993.

400. Young C. Nationalism, Ethnicity and Class in Africa: A Retrospective. In: Cahiers d'Etudes Afraicaines, 103, xxxvi-3. 1986.