Дело Краузе Я.М.: 1937-1940 гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Кокуев, Сергей Борисович

• Кокуев, Сергей Борисович
• кандидат исторических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Кокуев, Сергей Борисович

Введение.3 —

Глава I. Истоки и обстоятельства формирования «краузевщины» как преступного явления в Ленинграде во второй половине 30-х годов.27

§1. Снабжение населения города и факторы его криминализации.27

§2.Борьба с экономической преступностью чрезвычайными методами.47 —

Глава И. Механизм фабрикации уголовных дел Ленинградским

ОБХСС и его последствия.76

§1. Технология фальсификации уголовных дел и ее результаты.76

§2. Реабилитация жертв «краузевщины» в конце 30-х годов: первый опыт и итоги.103

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Дело Краузе Я.М.: 1937-1940 гг.»

Актуальность темы исследования. Преступления против человечности не имеют сроков давности. И даже когда из жизни уходят их непосредственные вдохновители и исполнители, память любого общества всегда пытается вынести свой непосредственный вердикт по поводу случившегося. Такая оценка необходима, потому, что она свидетельствует о наличии в нем развитого охранительного инстинкта, с одной стороны, и стремления выявить, осмыслить и искоренить причины, генерирующие общественное неблагополучие, насилие, тиранию, с другой.

Очередная попытка вернуться к событиям второй половины 30-х гг. в советской России, и на их фоне детально проанализировать механизм чудовищной компрометации большевистской идеи социальной справедливости при реализации принципов социалистической законности, вновь предпринимается в настоящем исследовании. Автору показалось удобным через одно, весьма знаковое для конца 30-х - нач. 40-х гг. уголовное дело, по обвинению бывшего руководства одного из отделов Управления РКМ УНКВД Ленинградской области в массовых беззакониях и произволе, вскрыть подлинный механизм властвования коммунистического режима, специфику применения уголовно-процессуального инструментария в интересах его поддержания.

При таком подходе представляется возможность, во-первых, подтвердить или опровергнуть устойчивое утверждение о некоей заданности массовых истребительных «чисток» в истории российского общества, а также о якобы извечном дирижизме этими процессами «сверху» и безропотном заклании масс «снизу».

Во-вторых, через историко-правовую экспертизу, современное расследование 12-ти томного уголовного дела по обвинению бывшего начальника ОБХСС УРКМ УНКВД ЛО Краузе Я.М. и его помощников, может быть реконструирована сложная и противоречивая картина хозяйственно-экономического обустройства советского общества 30-х гг. вообще и Ленинграда в частности.

В - третьих, скорее именно это «Дело Краузе Я. М. (1937-1940 гг.)» дает полное представление о лаборатории фабрикации уголовных дел сотрудниками милиции, переквалификации части из них в т.н. «контрреволюционные», антисоветские дела. При этом изучение технологии фальсификации такого рода дел помогает понять всю глубину системного порока НКВД СССР, различных его структур в период сталинизма, а также заметить следы прошлого в повседневной практике современных подразделений российских правоохранительных органов, с целью решительного их пресечения.

Таким образом, предпринятое исследование не ограничивается анатомированием, как принято выражаться сегодня «милицейского беспредела», а в комплексе рассмотреть такое явление как «краузевщина» - разновидность ведомственно-бюрократического властвования на местах, при котором в ход шли самые циничные и бесчеловечные методы разрешения жизиен-новажных проблем населения Ленинграда, неслыханные приемы палачества и фальсификации всей судебно-следственной системы и ее процедуры.

Историография проблемы. Как уже отмечалось выше, «Дело Краузе Я.М.» получило свое развитие во второй половине 30-х гг. и совпало с проведением в стране массовых репрессий. Именно в контексте этих процессов следует искать ответы на то, каким образом произошел отказ органов госбезопасности, милиции, суда и прокуратуры от установленных нормативно-правовых положений в части уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права.

Следует заметить, что практически до конца 50-х гг. в отечественной историографии тема репрессий не звучала вообще, а массовые беззакония органов власти и управления в ходе их проведения не были предметом обсуждений и исследования. Пожалуй впервые признание факта, что политические обвинения и репрессии в конце 30-х гг. были результатом преднамеренной фальсификации, исходящей от высшего руководства страны, произошло в известном докладе Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева XX съезду партии 25 февраля 1956 г. «О культе личности и его последствиях»1.

В докладе осуждению подвергся, главным образом, сам культ И.Сталина и связанные с ним беззакония, а причины этих явлений тщательному анализу подвержены не были. В то же время ценным было то, что материалы доклада давали довольно полное представление об идеологии и принципах фальсификации самого тезиса о якобы «возрастающем классовом сопротивлении» в ходе социалистического строительства и усилении государственного насилия в результате этого. Не мало места в нем занимало описание конкретных сюжетов личного вмешательства И. Сталина в процедуру расследования разного рода дел, прямых указаний по обвинению арестованных и т.п. Одновременно Н. Хрущев возложил ответственность за репрессии исключительно на И. Сталина и сотрудников НКВД. Отсюда фактически замалчивались вопросы, каким образом репрессии приобрели такой масштаб, почему возникали те или иные политические дела, какова была технология их фабрикации и т.д. Не решенными они остались и в последующих исследованиях.

Только в последние годы было опубликовано множество работ, в той или иной степени затрагивающих проблему массовых репрессий 20-40-х гг., их масштабы, причины и последствия . Следует признать, что их авторы проделали огромный труд не только по восстановлению причинно-следственных связей между большевистским социальным экспериментированием и выбором форм государственного принуждения, но и попытались обнаружить истоки непреодолимого стремления правящего режима к всесильному властвованию. Несмотря на огромный фактический материал в них, исследователи в то же время почти повсеместно избежали тщательного анализа «опредмечивания» этого повседневного насилия, в котором различные фабрикации дел играли едва ли не ключевую роль. Другие исследователи (такие как В. Земсков, А. Дугин) предпочитают опираться на опубликованные, ранее секретные документы, стремясь не подменять установленные ими факты различными идеологическими мифами. В силу определенной «социологической» заданное™ этих работ, почти совсем не прозвучали вопросы о «лаборатории» палачества, в том числе и лагерного, «опыт» которого, к сожалению, так легко усваивался и в других структурах НКВД.

Во многих работах особый упор был сделан на анализ таких вопросов, какова мера ответственности за организацию репрессий партийно-советского аппарата, карательных органов и общества в целом. Так Р. Конквест прямо говорит о том, что партийные лидеры в центре и регионах (в частности А. Жданов в Ленинграде) являлись инициаторами террора и постоянно побуждали органы НКВД к его активизации и расширению масштабов4. А. Яковлев в своих сочинениях указывает на ответственность тех или иных деятелей из окружения Сталина (А. Жданова, К. Ворошилова, Н. Хрущева, А. Микояна, Г. Маленкова и др.) за участие в репрессиях, за развязывание и проведение террора5. При этом исследователь, однако, обходит вопрос, насколько действия партийных деятелей (как и работников НКВД) были обусловлены их инициативой, а насколько сложившейся системой, действующей уже по своим законам, часто вопреки воле своих создателей.

Несмотря на различные мнения о природе террора 30-40-х гг., этапы его развития довольно хорошо изучены. В то же время, многие аспекты генерации репрессий остаются малоизученными. Одним из них является вопрос о повседневной жизни в условиях репрессий советского общества, отношении рядовых граждан к репрессивной политике и, вообще, мера ответственности общества в целом за события 30-40-х гг. В историографии традиционной стала точка зрения противопоставления общества и государства в сталинскую эпоху. Начало ей положили труды невозвращенцев и эмигрантов (Ф.Раскольникова, И.Солоневича, М.Розанова и др.)6, в которых ответственность за террор возводилась исключительно на партийно-советские «верхи», действовавшие вопреки воле большинства народа. В крайнем случае, исследователи-эмигранты признавали, что простые обыватели являются «пассивными соучастниками», которые из-за страха, молчанием способствовали преступлениям власти7. Подобная точка зрения оставалась преобладающей и в дальнейшем.

В 90-е гг. появился ряд интересных работ, посвященных сопротивлению общества массовому террору в 30-е гг. Их авторы подчеркивают, что в обществе и государственном аппарате существовали значительные силы, находящиеся в оппозиции сталинской системе, и что именно ощущение наличия этой оппозиционности подтолкнуло Сталина к началу «Большого террора». Как писал В. Серж: «С выстрела Николаева началась эра паники и жестокости»8, власти, уверенные в наличии мощной оппозиции, предприняли необходимые, по их мнению, меры по ее уничтожению, спровоцировав активизацию репрессий. Одни авторы (в частности авторы сборника «Они не молчали»)9, связывали эту оппозиционность с существованием в обществе «витающего в воздухе» недовольства социально-экономической политикой режима, другие (как, например О.Хлевнюк)10 подчеркивали, что наряду со сторонниками «жесткого курса» в партии до 1937 г. существовали довольно влиятельные «умеренные силы», пользующиеся значительной поддержкой в общественных слоях. Однако практически во всех работах, посвященных проблеме общества и террора, обходятся молчанием такие проблемы как «синдром жертвы», «массовое стукачество», одобрение террора социальными низами как средства «наказания зарвавшихся чиновников», роль в причинном комплексе репрессий «нетерпения общества», стремление его разрешить свои проблемы упрощенными, в том числе карательными методами. Так, говоря о тенденциях разоблачительства в обществе 30-х гг., часть исследователей предпочитает отделываться общими фразами о том, что большинство разоблачителей «составляли ущемленные в чем-то подонки общества, мстившие всему миру за свои неудачи, а порой просто психически неполноценные люди»11.

Все эти проблемы не получили должного освещения. Например, еще недостаточно полно изучена проблема того, насколько конкретна доля участия в массовых репрессиях различных подразделений госбезопасности, милиции и прокуратуры. Большинство работ, рассматривающих историю специальных служб советской России (В. Романовская, А. Кокурин. Н. Петров и 12 др.) затрагивают подобные вопросы лишь косвенно, уделяя внимание, главным образом, организационным изменениям в правоохранительной системе СССР в этот период.

В последние годы появились публикации, посвященные, главным образом, деятельности органов госбезопасности в 30-40-е гг. Оценивая их участие в репрессиях, авторы данных исследований делают вывод о вынужденном характере подчинения органов НКВД партийным установкам и заметном изменении их кадрового состава к середине 30-х гг.13 Так, В. Некрасов, затрагивая в своем биографическом исследовании тему репрессий, вообще отказывается от каких-либо авторских оценок о роли руководителей НКВД в развертывании террора. Приводя различные взгляды и документы, он считает, что «определяющими началами для меня при работе над книгой были документы, правда, а не эмоции и домыслы, как это нередко бывает. Пусть выводы читатель делает сам»14.

В то же время ряд исследователей, занимавшихся историей органов госбезопасности на региональном уровне, обратились к исследованию того влияния, которое оказывал на деятельность спецслужб образовательный, интеллектуальный и профессиональный уровень их сотрудников. Деятельность Ленинградского УНКВД в этом аспекте рассматривается в трудах Е. Лукина и В. Бережкова15. Эти исследователи одними из первых попытались через биографические данные и служебные характеристики наиболее видных чекистов Ленинграда понять природу массового участия сотрудников госбезопасности в беззакониях 30-40-х гг. и сопротивления части работников системы ВЧК-ОГПУ-НКВД, творимому их коллегами произволу. В результате своего анализа эти исследователи пришли к выводу, что, как отмечает В.Бережков, сотрудники госбезопасности в годы большого террора ощущали себя «винтиками», которые подлежали «замене при любой попытке иметь мнение, отличное от позиции руководства16.

В работах, посвященных функционированию НКВД в период массовых репрессий 30-х гг., фактически не затронуты такие вопросы, как технология фабрикации уголовных дел, комплекс причин идеологического, психологического и бытового характера, повлиявших на активное включение большинства аппаратов НКВД в процесс «изобличения врагов народа», попытки властей «реабилитировать» незаконно пострадавших и организация в рамках самой карательной системы преследования фальсификаторов уголовных дел и т.д. Также не проанализирован вопрос, в какой мере репрессии 1936-1938 гг. были следствием партийных установок И. Сталина; а в какой степени эти репрессии стали логичным продолжением основных принципов работы органов ВЧК-ОГПУ и представлений их сотрудников о целях и задачах своей работы, которые сложились еще в первое послереволюционное десятилетие, о содержании которых обстоятельно изложил в своей монографии историк В. Измозик17.

В этом отношении интерес представляет монография О. Мозохина, посвященная деятельности экономических отделов ОГПУ в 20-30-е гг.18. Автор убедительно показывает, как объединение в одних руках борьбы с контрреволюционными проявлениями и экономической преступностью привели к началу «политизации» криминальных проявлений в области экономики, развертыванию процесса превращения таких нарушений уголовного законодательства, как хищения, контрабанда, взяточничество в дела об экономической контрреволюции. Однако автор доводит свое исследование только до 1934 г., не рассматривая, как развертывалась деятельность экономических подразделений НКВД и созданной на их основе службы БХСС в органах милиции во второй половине 30-х гг.

Гораздо в меньшей степени, чем участие органов госбезопасности в сталинских репрессиях изучена роль в их развертывании других правоохранительных органов: прокуратуры, милиции и суда.

Исследования деятельности этих органов, появившиеся в советский период практически замалчивали вопрос о воздействии сталинской идеологии и террора 30-х гг. на правоохранительную систему страны19. Вообще описание работы этих органов в 30-е гг. давалось исключительно в положительных тонах, без упоминаний о каких-либо недостатках, тем более вызванных идеологическими и политическими причинами.

Следует помнить, что в последние пятнадцать лет положение существенно изменилось. Так, в 90-е гг. появился ряд работ, посвященных анализу положительных и отрицательных сторон в деятельности органов прокуратуры сталинского периода. Например, вопросы ответственности сотрудников прокуратуры за участие в репрессиях затрагивались в сборнике статей по истории прокуратуры, главным образом в работах А. Звягинцева и Ю. Орлова .

В этот период выделяется два подхода к оценке роли прокуратуры в репрессиях 30-х гг. Если одни авторы (В. Кудрявцев, А. Трусов, Ю. Стецевский)21 считали, что прокуратура была активным проводником и участником большого террора, другие (уже упомянутые А. Звягинцев и Ю.Орлов, а также

22

В. Бобренев и В. Рязанцев) исходили из того, что при рассмотрении политических дел в 1936-1938 гг. работники прокуратуры были фактически лишены возможности вести контроль за соблюдением законности органами госбезопасности и подвергались постоянному давлению со стороны органов НКВД и партийного аппарата.

Наиболее взвешенной позиции, на наш взгляд, придерживается автор фундаментального труда о функционировании прокуратуры и суда в сталин

-у л скую эпоху П. Соломон . Он проанализировал на богатом архивном материале кадровый состав органов юстиции, нормативно-правовую базу, взаимоотношения их с органами НКВД и партийными инстанциями в этот период. На основе этого анализа исследователь приходит к обоснованному выводу, что утвердившаяся в 30-е гг. идеологическая концепция об обострении классовой борьбы рассматривала уголовные преступления, как одну из форм этой борьбы. Это делало неизбежным ужесточение правоохранительной политики и превращения борьбы с уголовными проявлениями в одну из линий репрессий против классово-враждебных элементов. Тем самым логика ситуации неизбежно вовлекала прокуратуру и другие правоохранительные органы в репрессивную практику, превращая их в одно из орудий сталинских чисток. В то же время П. Соломон подчеркивает, что действия прокуратуры в 1936-1938 гг. были во многом вынужденными, и ее сотрудники не являлись, в отличие от работников системы НКВД, инициаторами нарушений соцза-конности, хотя нередко и «закрывали глаза» на подобные факты.

Несравненно меньше освещено участие в репрессиях 30-х гг. органов советской милиции. В большинстве работ, опубликованных в 90-е гг., тема репрессий ограничивалась описанием чисток в среде сотрудников милиции, которые значительно ослабили деятельность органов внутренних дел24. Такие аспекты, как участие органов милиции в политическом терроре 30-х гг. в них практически не рассматривались. Исключением стал «Исторический

Л г очерк» , вышедший к 200-летию МВД России. В главе, посвященной деятельности органов внутренних дел в 1921 - 1941 гг. прослеживается как изменения политического режима в 20-30-е гг. влияли на характер деятельности органов милиции, рассматриваются формы участия ее сотрудников в репрессивных акциях. Однако в силу поставленной задачи (осветить деятельность МВД за двести лет) авторы монографии затрагивают данные проблемы лишь эпизодически.

В последние годы появился ряд работ, посвященных исследованию истории органов внутренних дел в сталинскую эпоху на региональном материале. Так, деятельность ленинградской милиции в 30-е гг. исследуются Е. Потемкиной, Н. Крапивиной . Эти авторы изучают такие проблемы, как кадровое и материальное обеспечение органов рабоче-крестьянской милиции Ленинграда, деятельность их информационных и кадровых подразделений, работы по обеспечению общественного порядка и борьбы с преступностью и т.д. В них в самых общих чертах затрагиваются и вопросы участия органов милиции в репрессивных акциях против населения.

Некоторые аспекты влияния сталинского режима на правоохранительную политику в стране в 20-30-е гг. рассматриваются и в работах других историков. Так, М. Гринберг оценивает, какую роль в репрессиях сыграли изменения в уголовном законодательстве 20-30-х гг., В. Попов анализируя судебную практику 30-40-х гг., подробно останавливается на проблеме, как ужесточение сталинского режима отражалось на практике наказаний, как за политические, так и за уголовные преступления27.

Изучению аспектов включения в репрессии различных государственных органов посвящены исследования В. Иванова28. В своих работах В. Иванов создает комплексную картину механизма массовых репрессий на Северо-Западе России, анализирует участие в терроре партийно-советских органов, органов государственной безопасности, милиции, прокуратуры, суда и т.д.

Особое внимание он уделяет исследованию инструментария фабрикации уголовных дел по линии органов государственной безопасности на Северо-Западе РСФСР в упомянутые годы. Четвертая глава его сочинения «Миссия Ордена.» была полностью посвящена этой проблеме. Наблюдения автора позволяют сформировать целостное представление не только о деятельности УГБ УНКВД ЛО в конце 30-х гг. по выполнению указаний центральных и местных властей, но и об участии конкретных сотрудников в фальсификации обвинений, физическом насилии над арестованными, беззаконии и произволе. Затрагиваются в работе и проблемы «бериевской» реабилитации на Северо-Западе РСФСР, показывается ее ведомственный характер. В самых общих чертах упоминается и о «Деле Краузе Я.М.», обращая основное внимание на попытку многих оперативных подразделений ленинградской милиции «идти в ногу с аналогичными структурами госбезопасности». Однако, учитывая значительный объем материала, который исследует автор, проблематика участия в репрессивных акциях оперативных подразделений милиции затрагивается им фрагментально, как один из многих сюжетов.

Таким образом, на сегодняшний день в исторической литературе отсутствуют исследования, посвященные проблеме вовлечения оперативных подразделений милиции (в т.ч. органов БХСС) в развертывание массового террора второй половины 30-х гг., явно недостаточно представлен анализ и оценки данного явления, как на общесоюзном, так и региональном уровне. В частности фактически не изучены причины возникновения и массового распространения в советской милиции 30-х гг. преступной практики фабрикации уголовных дел и придания им чрезвычайного характера (например, перевода уголовных преступлений в разряд контрреволюционных).

Недостаточно изучена, с точки зрения исследователя и другая важная проблема, - какие аспекты общественного развития в 20-30-е годы подтолкнули И. Сталина и его окружение к развертыванию массового террора. Неудачи в формировании «нового человека», сложности в построении социально-экономической основы социалистического общества, хозяйственно-бытовая неустроенность воспринимались властью, на наш взгляд, как следствие сознательного сопротивления и являлись причинами репрессий 30-х гг.

Недостаточно исследованными оказались вопросы повседневной жизни советского общества, и особенно те факторы, которые позволяли простым гражданам выживать в условиях перманентного кризиса и тотального дефицита сталинской эпохи. В советский период объективная картина социального развития и быта в 30-е гг. либо замалчивалась , либо, ответственность за трудности в снабжении, недостатки товаров возлагалась на местную администрацию, а повсеместный дефицит объяснялся «временными сложностями роста»30.

В 90-е гг. ситуация изменилась. Как отечественные, так и западные историки проявляют серьезный интерес к истории советской повседневности 30-40-х гг. За последние десять лет появился целый ряд работ, посвященных как анализу советской повседневности в целом31, так и ее отдельных аспектов: организация снабжения, общественные настроения, девиантные проявления в обществе, сочетание частных и государственных интересов в жизни различных социальных прослоек и т.д.32.

Важную роль в исследовании сталинской повседневности играет изучение возникновения и развития элементов нелегального рыночного снабжения населения - «черного рынка». По существу становление «черного рынка», во многом определило государственную политику 30-х гг. и линию властей на ужесточение уголовно-правовой политики и расширение полномочий карательных органов, что являлось одним из факторов развертывания террора. В советской историографии «черный рынок» как социально-экономический феномен фактически не рассматривался. В этом плане особое место занимает анализ т.н. «черного рынка», который, как замечает диссертант, явился в 30-е годы одним из факторов развертывания террора. «Черный рынок» в 30-40-е гг. оценивался исключительно с уголовно-правовой точки зрения, а его существование сводилось до понятия спекуляции. В свою очередь, в 30-е гг. спекуляция рассматривалась как один из способов подрыва социально-чуждыми элементами основ социалистической экономики33. В более поздний период исследователи, занимавшиеся проблемой спекуляции, вообще избегали анализировать социальные основы данного явления, ограничиваясь лишь его уголовно-правовой характеристикой34.

В эти же годы были опубликованы научные труды, в которых анализировались роль и место «черного рынка» в сталинском обществе. Среди западных исследователей, занимающихся данной проблематикой можно выделить Ш. Фицпатрик, которая, прибегая к изучению в основном открытых источников, пришла к выводу о том, что с начала 30-х гг. в сталинском СССР начинает складываться «вторая» (т.е. теневая - С.К.) экономика35.

В современной отечественной историографии развитие «черного рынка» и в целом нелегальных экономических институтов в предвоенные годы стало предметом исследования Е. Осокиной36. Анализируя систему снабжения в 30-е гг., меры, к которым прибегало население, чтобы «добрать» недодаваемое государственными органами снабжения, она приходит к выводу, что формирование «черного рынка» в сталинскую эпоху стало закономерным итогом утверждения государственно-плановой экономики и ее непременным спутником. Работы Е. Осокиной носят общесоюзный характер и не затрагивают региональных особенностей в тех или иных районах Советской России, в т.ч. и в Ленинграде.

На сегодняшний день единственное исследование, рассматривающее различные аспекты развития «черного рынка» в Ленинграде, принадлежит перу И. Говорова, но автор изучает развитие этого процесса лишь в послевоенный период, фактически не рассматривая ситуацию 30-х гг.37.

Таким образом, анализ историографии проблемы позволяет сделать вывод о том, что избранная для исследования диссертантом тема разработана недостаточно. По существу вопросы участия органов милиции в «большом терроре 30-х гг.» и социальных причин, способствовавших этому, фактически не изучены. Особенно не разработанными оказались эти проблемы на региональном уровне. В имеющихся публикациях по ним, содержится скорее постановка проблемы или раскрываются частные вопросы. Целостно проблема не изучалась, а потому нуждается в дальнейшей научной разработке.

Объектом исследования является деятельность Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляцией Управления Рабоче-Крестьянской милиции (ОБХСС УРКМ) УНКВД по Ленинградской области, возглавляемого Краузе Я.М., по выполнению заданий органов государственной безопасности и осуществлению политики массовых репрессий в предвоенные годы.

Предметом исследования автор избрал технологию фабрикации уголовных дел во второй половине 30-х гг., механизм использования органов милиции для развертывания массового террора, его направленность и последствия в Ленинграде и области.

Цель и задачи исследования. Опираясь на широкий круг источников и работы предшественников, автор поставил перед собой цель: на примере функционирования Ленинградского ОБХСС раскрыть характер и особенности вовлечения в массовый террор органов милиции, а также изменения в их деятельности в период развертывания и ослабления массового террора во второй половине 30-х гг.

В соответствии с целью исследования определены следующие задачи:

- проследить процесс организации снабжения населения Ленинграда всем необходимым для повседневной жизни, после отмены карточной системы, его сильные и слабые стороны;

- рассмотреть динамику развития спекуляции, хозяйственной преступности в целом в Ленинграде во второй половине 30-х гг., тенденции складывания в городе «черного рынка», роль, которую он играл в снабжении горожан;

- исследовать комплекс мер, предпринимаемых правоохранительными органами по борьбе с криминализацией хозяйственно-экономической жизни в городе;

- выявить изменения во взглядах руководства страны на проблему преступности и методы ее подавления в обстановке начавшихся массовых политических репрессий конца 30-х гг.;

- проанализировать причины формирования и особенности функционирования органов ОБХСС в 1937-1938 гг., причины превращения их из органов борьбы с экономической преступностью в одну из вспомогательных структур подразделений государственной безопасности, специализировавшихся на политических репрессиях;

- раскрыть методику фальсификации уголовных дел оперативными сотрудниками ОБХСС и превращения их в политические, а также технологию, применяемую ими для фабрикации доказательств;

- реконструировать общую картину поведения жертв массовых репрессий в их взаимоотношениях с карательной системой.

- проанализировать причины и характер изменения репрессивной политики государства в конце 1938- начале 1939 гг., особенности, масштаб и границы, так называемой «бериевской» реабилитации, теоретическое обоснование и практическое воплощение линии на борьбу с нарушениями социалистической законности и чистки органов НКВД в этот период.

Учитывая сложность и неразработанность избранной диссертантом темы, географические рамки исследования ограничиваются Ленинградом, крупным мегаполисом, в котором действовали закономерности социально-экономического и политического развития, характерные, на наш взгляд, для предвоенной Советской России в целом.

Хронологические рамки исследования. Хотя деятельность первого руководства Ленинградского ОБХСС, ставшая основой для так называемого «Дела Краузе Я.М.» пришлась на 1937 - 1938 гг., диссертант посчитал необходимым несколько расширить хронологические рамки работы, главным образом, для понимания специфики самого уголовного дела, истоки которого закладывались чуть раньше. Так, нижнюю хронологическую рамку автор определил с конца 1934 г., когда после отмены карточной системы сложились, по его мнению, условия, которые привели к созданию аппаратов ОБХСС и обусловили специфику их деятельности в 1937-1938 гг. Верхняя граница исследования определена 1940 г., так как именно в этом году завершилось расследование деятельности Я. Краузе и его помощников и состоялся судебный процесс над ними.

Методология данного диссертационного исследования основана на принципах научной объективности и историзма. При написании работы использовались общенаучный, проблемно-исторический, историографический, статистический и другие методы.

Источники. Основную источниковую базу исследования составили материалы и документы, находящиеся главным образом в фондах местных архивов: Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (ЦГА СПб) и Центрального государственного архива историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД Санкт-Петербурга), Ленинградского областного государственного архива в г. Выборге (ЛОГАВ), Отдела специальных фондов Информационного центра ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО), Службы регистрации и архивных фондов Управления ФСБ РФ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (СРАФ УФСБ по СПб и области).

Из фондов, хранящихся в ЦГА СПб автором использованы архивные данные государственной торговой и рабоче-крестьянской инспекции, документы Исполкома городского совета рабочих и крестьянских депутатов. Они позволили диссертанту осветить ситуацию со снабжением и обслуживанием населения во второй половине 30-х гг., его положительные и отрицательные стороны, усилия региональных органов по улучшению удовлетворения потребностей населения, развитие неподконтрольных государству элементов «черного рынка», проникновение их в государственные торговые органы и т.д.

В работе также использованы документы Ленинградского городского комитета ВКП(б): сводки, отчеты различных структур партийно-государственного аппарата, посвященные условиям жизни различных слоев населения в городе, масштабы хищений, спекуляции и других преступлений хозяйственного характера в предвоенные годы, а также направленность репрессий политического и уголовного характера в регионе.

Участие органов прокуратуры в противодействии экономической преступности, контроле за соблюдением норм социалистической законности, а также взаимоотношения органов НКВД и прокуратуры в предвоенном Ленинграде исследованы по документам городской прокуратуры, хранящейся в ЛОГАВ. Материалы, хранящиеся в данном архиве, позволяют оценить, насколько успешно государству удалось с помощью карательных методов противодействовать таким негативным явлениям экономики как невыплата зарплаты, порча товаров, плохие условия их хранения, а также проследить за процессом превращения подобных фактов халатности, непрофессионализма в политические дела о вредительстве.

Большую ценность для исследования представляют материалы, хранящиеся в фондах приказов и личных дел СРАФ УФСБ по СПб и области: приказы и циркуляры НКВД СССР и Управления НКВД по Ленинградской области, стенограммы совещаний аппарата УНКВД, данные о личностях крупных работников государственной безопасности. Анализ этих сведений позволил диссертанту проследить повседневную деятельность экономических подразделений НКВД, динамику и характер политических и уголовных репрессий в Ленинграде во второй половине 30-х гг., оценить приоритеты деятельности органов НКВД в период разгара террора в 1937-1938 гг. и его затухания в 1938-1939 гг.

Значительную роль в работе сыграл комплекс материалов, хранящихся в ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО: документы приказных фондов, фондов личных и следственных дел. В них представлена переписка по вопросам выполнения органами милиции инструкций и циркуляров партийно-советских инстанций и НКВД СССР по участию в репрессивных акциях, материалы по практической деятельности ОБХСС в 1937-1938 гг., результаты расследования его противоправной деятельности, меры по восстановлению норм социалистической законности, предпринятые в 1938-1939 гг.

Особую ценность для исследования представляют материалы, хранящиеся в фонде СО (архивные следственные дела) архивное дело СО-8917 (12-ти томное следственное дело по обвинению бывшего начальника ОБХСС УРКМ УНКВД ЛО Я. Краузе и его подчиненных), позволившее диссертанту проследить механизм и технологию фальсификации политических дел в системе НКВД. Кроме этого не менее ценной оказалась информация, хранящаяся в протоколах Особой Тройки НКВД, которая дает возможность в полной мере оценить репрессивную политику местных органов НКВД во второй половине 30-х гг.

Исследование показало, что часть архивных материалов нуждается в тщательной проверке их достоверности происходящим событиям и отдельным фактам. Анализ архивных источников позволил диссертанту утверждать, что содержание некоторых документов партийно-советских инстанций, органов госбезопасности, милиции, прокуратуры по одним и тем же проблемам не совпадают, а по некоторым фактам и противоречат друг другу. Достоверность исследования была достигнута за счет критического анализа имеющихся в распоряжении автора материалов, сопоставления данных из различных источников и т.д. Значительная часть архивных материалов введена в научный оборот впервые.

Наряду с архивными источниками важную роль при подготовке диссертации сыграли опубликованные источники. Самостоятельную группу источников составили сборники документов. Это, прежде всего документы советских учреждений, наркоматов и ведомств, уголовного законодательства, позволяющие оценить, какие меры советское государство предпринимало для наведения порядка в торговле, снабжении, борьбы с экономической преступностью38.

Ценным источником являются появившиеся в 90-е гг. сборники и публикации рассекреченных архивных документов, посвященных репрессиям 30-х гг. Они дают возможность оценить цели и основные направления репрессивной политики советского государства в 30-е гг., систему взаимоотношений, сложившихся между партийной номенклатурой и органами государственной безопасности39.

Особо необходимо ответить вышедший в 2004 году сборник документов «Лубянка.». В нем впервые опубликованы многие, до недавних пор засекреченные документы, которые позволяют по новому увидеть, какие цели и задачи ставило руководство страны перед органами госбезопасности в ходе чистки 1936-1937 гг., порядок осуществления партийного контроля над деятельностью спецслужб, пределы карательной инициативы, которые устанавливались высшими властями страны перед НКВД и меры по надзору за их соблюдением и т.д. Также автор использовал труды видных советских государственных деятелей, в частности И. Сталина, В. Молотова40. Их анализ дает возможность рассмотреть, как руководители страны оценивали хозяйственно-экономическую и социальную ситуацию в стране, характер негативных тенденций в жизни советского общества (преступность, дефицит), какую роль эти причины сыграли в развязывании массового террора.

Также в качестве источников диссертант использовал мемуарную литературу и материалы периодической печати. Так, мемуары позволили показать, как расценивали репрессии 30-х гг. партийно-государственные деятели (А. Микоян41), сотрудники госбезопасности (А. Орлов42) и рядовые жертвы террора43. Если А. Микоян затрагивает тему репрессий в своих мемуарах весьма осторожно, всячески дистанцируясь от них и подчеркивая исключительную вину в чистках И. Сталина и руководителей НКВД, то в воспоминаниях А. Орлова тема террора 30-х гг. занимает центральное место. Бывший высокопоставленный сотрудник советских спецслужб прекрасно знавший многих ключевых фигур центрального аппарата НКВД, А. Орлов сосредоточился на анализе процесса превращения органов госбезопасности из карательного органа партии в орудие личной власти И. Сталина. Автор описывает последовательность репрессивных акций и методы, которые работники спецслужб применяли при подготовке т.н. «Московских процессов». Труд А. Орлова позволяет вычленить внутренние закономерности функционирования аппарата НКВД, аппарата, по своему понимающего цели и задачи репрессий (в отличие от ВКП(б), суда, прокуратуры и самого общества), и в связи с этим к середине 1938 г. начавшего представлять серьезную опасность для власти и общества (чем А. Орлов и объяснял чистки НКВД в 1938-1939 гг.).

М. Шрейдер - работник органов безопасности среднего звена, а позже начальник одного из областных Управлений рабоче-крестьянской милиции, описывает в своих воспоминаниях такие сюжеты, как причины и ход «перерождения органов ОГПУ - НКВД», борьба различных группировок в спецслужбах, тенденции, способствовавшие к разрастанию фальсификаций в деятельности экономических подразделений госбезопасности, стремление руководства территориальных органов НКВД в 1937-1938 гг. вовлечь в репрессии подразделения милиции и сопротивление этому части их сотрудников.

Сборник А. Сандлера и М. Этлиса посвящен размышлениям о природе сталинского режима и общества в 30-40-е гг. Он позволяет взглянуть глазами людей, прошедших через «жернова» системы, как террор влиял на психологию, быт людей, их моральные ценности. Он помогает понять, как и почему ломались» люди в «застенках» НКВД, а также обстоятельства, при которых вчерашние жертвы сами превращались в помощников палачей и т.д.

Аппеляция к данным периодической печати («Красной газеты», журналов «Советская юстиция», «Социалистическая законность») позволили автору проследить, как идеологически оформлялось изменение отношения власти к экономической преступности, как на практике воплощался в деятельности правоохранительных органов тезис об уголовной преступности как форме классовой борьбы и приравнивания хозяйственных преступлений к контрреволюционным, как внедрялась в общество идея, что социально-экономические трудности являлись следствием вредительства и т.д. Все вышеперечисленные опубликованные материалы явились ценным дополнением к архивным источникам.

Научная новизна данного исследования состоит в том, что в нем впервые на региональном уровне на материалах «Дела Краузе Я. М.» реконструировано участие созданного в Ленинграде в мае 1937 г. Отдела БХСС УРКМ УНКВД ЛО в массовом терроре, вскрыт механизм фабрикации его сотрудниками следственных дел и последствия такой фальсификации.

В диссертации наиболее полно прослежены такие проблемы, как функционирование в Ленинграде 30-х гг. системы снабжения населения, сочетание в них плановых и рыночных элементов, вытесненных в нелегальную сферу, процесс «политизации» уголовных правонарушений в хозяйственной сфере и использование их для оправдания репрессивной политики.

На материалах местных архивов рассматриваются такие, почти не затронутые в других работах вопросы, как методы действия оперативных служб милиции по «переводу» уголовных дел в разряд «политических», факторы, повлиявшие на масштабное нарушение законности в органах Ленинградской милиции в 1937-1938 гг., оценка психологической мотивации поведения как сотрудников репрессивных органов, так их жертв; действия властей в 1938-1939 гг. по ограничению карательной инициативы органов НКВД и вызванные ими изменения в работе этих органов, в т.ч. милиции.

В научный оборот впервые введено значительное количество источников, ранее не доступных для широкого круга исследователей.

На основе последовательного анализа источников сделаны новые выводы и обобщения, дающие возможность для более глубокого понимания социальной и политической ситуации в советской России 30-х гг., характера сталинского политического режима и массовых репрессий 20-40-х гг.

Теоретическая и практическая значимость диссертационной работы заключается в постановке новых теоретико-методологических проблем изучения репрессий и жизни общества в сталинскую эпоху, которые могут быть использованы в последующих работах. Полученные результаты также могут быть применены при подготовке обобщающих трудов по истории Отечества, Санкт-Петербурга и органов внутренних дел. Содержащийся в диссертации материал может быть использован для разработки учебных пособий и курсов по истории правоохранительных органов и повседневной жизни общества.

Кроме того, как негативный, так и положительный опыт деятельности советских спецслужб может быть учтен и сегодня, в таких вопросах, как недопущение нарушений законности в органах внутренних дел, обеспечение объективного расследования уголовных дел, отбора кадров в оперативные подразделения милиции и организации взаимодействия в работе между различными элементами правоохранительной системы и др.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников и литературы, 13 приложений и 5 таблиц в тексте.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Кокуев, Сергей Борисович

Заключение

Изучение деятельности Отдела по борьбе с хищениями социалистической собственности и спекуляции Ленинградского Управления рабоче-крестьянской милиции в период массовых репрессий 1937-1938 гг. полностью подтвердило актуальность и научную новизну избранной темы диссертации. В ходе работы над исследованием был изучен значительный объем литературы и архивных источников.

Анализ историографии по рассматриваемой проблеме позволяет автору сделать вывод, что данная тема освещена недостаточно. В современной исторической литературе поставлены лишь самые общие проблемы. Практически не изучены такие вопросы, как участие органов милиции в репрессивной политике 30-х гг., организация взаимодействия органов государственной безопасности с другими правоохранительными органами в осуществлении этой политики, непосредственная технология фабрикации уголовных дел и фальсификации доказательств в эпоху сталинского террора, характер изменений в функционировании карательных органов в 1938-1939 гг. и т.д. Большинство публикаций ограничиваются постановкой проблемы или рассматривают лишь частные вопросы темы. Особенно не разработанными оказались проблемы участия подразделений милиции в репрессивных акциях 30-40-х гг. и на региональном уровне. Данная диссертация посвящена исследованию именно этих вопросов.

В ходе работы над диссертацией исследователь использовал материалы тринадцати фондов пяти архивов Санкт-Петербурга и Ленинградской области, в которых сосредоточены сведения о деятельности партийно-советских властей и карательных органов по развитию репрессивной политики в Ленинграде 30-х гг. Часть документов впервые введена в научный оборот. Они позволяют по новому раскрыть такие вопросы, как степень влияния на повседневную жизнь ленинградцев 30-х гг. «черного рынка» и экономической преступности в целом, влияние криминализации различных аспектов социально-хозяйственной жизни страны на развертывание и масштабы «чисток» 30-х гг., основные закономерности функционирования подразделений НКВД по борьбе с экономической преступностью в условиях репрессий второй половины 30-х гг., механизмы «политизации» уголовных дел и их фабрикации органами НКВД, характер поведения лиц, оказавшихся жертвами террора и осуществлявших репрессии и т.д.

На основе анализа использованных в диссертации научных работ и источников, автор пришел к следующим выводам:

Выполнение основных задач коллективизации и индустриализации позволили руководству СССР предпринять ряд мер по улучшению положения населения страны в социально-бытовой сфере. Одним из самых значительных шагов в этом направлении стала отмена в 1934 г. карточной системы. Переход к безкарточной торговле ставил перед собой следующие цели: снятие дефицита снабжения населения товарами первой необходимости, значительное повышение объемов товарооборота и вовлечение в него денежных накоплений граждан (которые они не могли реализовать в условиях карточного распределения — С.К.) и ликвидацию экономической базы спекуляции. Как показали результаты функционирования системы снабжения в Ленинграде, вышеуказанные цели так и не были полностью достигнуты.

Партийно-советские власти Ленинграда предприняли в 30-е гг. ряд активных мер по улучшению обеспечения жителей города продовольственными и промтоварными товарами. Этому способствовала и особое военно-политическое и социально-хозяйственное положение Ленинграда. По инициативе руководства страны и города значительно возросло число предприятий пищевой, легкой и местной промышленности, торговых точек и заведений общественного питания, выросла инфраструктура городского снабжения в целом. Регулярно снижались цены на основной ассортимент товаров широкого потребления. Эти меры дали значительный положительный эффект. Только за два года городской товарооборот составил свыше 15 млрд. рублей.

Однако, как показывают архивные источники, полностью удовлетворить потребности населения государственно-кооперативная торговля так и не смогла. Это, на наш взгляд, было вызвано следующими причинами: во-первых - общий низкий уровень развития легкой и пищевой промышленности в стране, во-вторых - пороки, изначально присущие распределительным механизмам плановой экономики. Результатом их проявления стали: недостаточный ассортимент товаров, их плохое качество, дефицит, высокие цены на высококачественную продукцию, плохие условия хранения и неравномерность накопления товарных фондов.

В таких условиях неизбежным стало то, что значительную долю в снабжении ленинградцев по-прежнему составляло не государственное распределение, а частная инициатива. В ситуации 30-х гг., когда государство постоянно сужало границы легальных рыночных отношений, основную долю потребностей населения удовлетворял «черный рынок».

Вопреки надеждам хозяйственно-политического руководства страны отмена карточной системы не привела к сокращению масштабов «черного рынка». Он по-прежнему оставался значительным фактором социального быта советских граждан. Основными фигурами, обеспечивавшими его функционирование, были спекулянты - перекупщики. Основными источниками товаров для них, во-первых, были: подпольные частные предприниматели-кустари со своей продукцией, во-вторых: государственные распределительные органы, откуда незаконным путем уходили «налево» товары, предназначенные для широкой торговли. Этому способствовала и ситуация в самой государственной торговле. Как подтверждают архивные данные, государственно-кооперативные органы торговли к середине 30-х гг. были в массовом порядке поражены такими видами преступлений, как хищения, растраты, взяточничество, нарушения правил торговли и т.д. Каждый второй раскрытый случай хищения и растраты приходился в предвоенном Ленинграде на торгово-снабженческие организации. В каждом пятом торговом заведении города и в каждом третьем заведении общепита были зафиксированы случаи обсчета, обвеса, завышения цен, утаивания товаров и прочие нарушения правил торговли.

Основную долю спекулятивных сделок, по данным милиции и прокуратуры, в 30-е гг. составляли мелкие сделки по скупке-перепродаже, в которых участвовали представители малообеспеченных слоев: рабочие, женщины, инвалиды, таким образом улучшавшие свое материальное положение. В то же время в Ленинграде, как и во всей стране, происходил процесс профессионализации спекуляции и экономической преступности в целом. Для каждого пятого, из привлеченных за спекуляцию в Ленинграде во второй половине 30-х гг., нелегальная коммерческая деятельность являлась основным средством существования. Регулярно ликвидировались организованные преступные группы, действовавшие в системе торговли, рынка и снабжения.

Сталинский политический режим воспринимал «черный рынок», как серьезную угрозу развитию социалистического общества. Спекуляция, хищения и другие виды экономических преступлений стали каналом перекачки средств из государственного сектора в частный, из легальной сферы в нелегальную. К тому же, существование частной, нелегальной инициативы подрывало, по мнению властей, их усилия по формированию «нового человека». Безусловно, сталинское руководство не желало мириться с подобными явлениями.

Однако, попытки подавить спекуляцию с помощью ужесточения законодательства и ординарных «адресных» мер уголовно-карательного и административно-правового характера, успеха не имели. Материалы исследования позволяют сделать вывод о том, что, несмотря на активные усилия прокуратуры и милиции снизить масштабы деятельности «черного рынка» так и не удалось. Объяснялось это целым комплексом причин. Во-первых, сама реальность советской повседневной жизни и социально-экономического развития 30-х гг. делала неизбежным постоянное возрождение элементов нелегальной частной инициативы. Во-вторых, расследование уголовных дел по спекуляции, хищениям, взяткам и другим преступлениям экономического характера требовало значительной доказательной базы и сопровождалось рядом специфических уголовно-процессуальных особенностей, которые в условиях недостаточно высокой квалификации большой части прокурорско-следственных и оперативных работников создавали часто непреодолимые трудности при изобличении и наказании нелегальных дельцов. В - третьих, органы юстиции оказались поставлены в условия, когда были вынуждены выполнять, по сути дела, противоречившие друг другу циркуляры руководящих инстанций. С одной стороны, убеждение И. Сталина и его окружения, что большинство преступлений в экономике является следствием деятельности классово-враждебных элементов, вело к требованиям «классового характера» правосудия по делам по спекуляции (т.е. максимальных наказаний для «классово чуждых» и минимальных для «классово близких» крестьян - колхозников и рабочих). С другой стороны, постоянно появлялись требования ужесточить судебную практику против спекулянтов. В условиях, когда вопреки взглядам руководства страны, большинство фигурантов, проходивших в уголовных делах и административному производству по спекуляции, являлись представителями пролетариата и колхозного крестьянства, судебные органы оказывались зачастую дезориентированными т.к. выполнение одних указаний руководящих органов противоречило другим.

В данной ситуации руководство страны пришло к заключению о возможности справиться с «черным рынком» только путем формирования специализированных карательных органов и замены «адресной» борьбы против нелегальных дельцов массовыми карательными акциями.

Идеологическую основу для применения массовых репрессий составила концепция, выдвинутая И. Сталиным, М. Калининым и другими руководителями страны в 20-30-е гг. Ее суть заключалась в том, что спекулянты, расхитители, взяточники, подрывающие экономическую основу развития страны, объективно совершают контрреволюционные деяния. Правовую основу применения репрессий давала ст.58 УК РСФСР, вводившая понятие экономической контрреволюции (т.е. подрыва хозяйственных завоеваний социалистической революции - С.К.). На практике изменения карательной политики в области экономической (и в общем уголовной) преступности выразилось в следующем: применение к лицам, проходящим по хозяйственным делам по аналогии ст.58 УК, расширение использования для борьбы с преступностью внесудебных карательных органов (Особого совещания, троек), массовые чистки крупнейших городов (в том числе Ленинграда) не только от «бывших людей», но и от маргинальных элементов. Применение подобных методов объективно сформировало почву для широчайших нарушений социалистической законности в деятельности подразделений НКВД, отвечающих за борьбу с экономической преступностью.

Недовольство руководством страны, низкой результативностью деятельности правоохранительных органов по уничтожению «черного рынка», подтолкнуло его (это руководство) к идее формирования специальных органов, которые бы сосредоточили в своих руках основную оперативно-следственную работу по противодействию экономической преступности. Им стала созданная в 1937 г. в рамках рабоче-крестьянской милиции служба по борьбе с хищениями социалистической собственности и со спекуляцией (БХСС). Формирование органов БХСС было вызвано, на наш взгляд, следующими причинами: во-первых, усилившийся профессионализм и организованность «черного рынка»; во-вторых, как уже говорилось выше, недовольство властями низкими результатами борьбы с экономической преступностью; в-третьих, и это, по мнению диссертанта, стало главным основанием для создания БХСС именно в период «большого террора» - в 1937, а не в 1932 г. (когда СССР пережил «вспышку» хозяйственных» преступлений) - стремление «политизировать» борьбу с экономической преступностью, превратить ее в одну из линий политического террора. Этот тезис подтверждает, по нашему мнению, принцип комплектования органов БХСС. Основу их кадрового состава составили не сотрудники специальных служб милиции, таких как подразделения по борьбе с валютчиками, фальшивомонетчиками, спекулянтами, существовавших тогда в структуре уголовного розыска, а выходцы из экономических отделов органов государственной безопасности. Они привнесли на новое место службы приемы и методы, характерные для своей бывшей работы. Так, в первом составе ленинградского ОБХСС бывшие работники госбезопасности составили более половины личного состава этого отдела и заняли в нем практически все ключевые должности.

Характерным примером основных принципов деятельности новых подразделений и их воплощением на практике стало функционирование в 1937

1938 гг. Отдела БХСС Управления рабоче-крестьянской милиции г. Ленинграда. В период «большого террора» ОБХСС превратился из органа по признанию его руководства в «филиал органов государственной безопасности». Более половины уголовных дел, расследованных личным составом отдела в 1937-1938 гг. возбуждалось не по признакам хозяйственных преступлений (хищения, растраты, взяточничество, спекуляция, фальшивомонетничество, частное предпринимательство, валютные операции) а по политическим обвинениям. По существу ОБХСС стал не органом по подавлению различных видов экономических преступлений, а подразделением, специализировавшимся на создании «дутых» политических дел. Притом руководство ОБХСС не просто выполняло задания органов госбезопасности, но и соревновалось с ними, выступая в качестве соперника, в выполнении «социального заказа» властей.

То, что именно Отдел БХСС превратился в основной элемент участия органов Ленинградской милиции в политическом терроре 1937-1938 гг., было вызвано, на наш взгляд, кроме вышеперечисленных причин рядом факторов. Во-первых, биографии руководителей Отдела и лично Я. Краузе были хотя и характерными для эпохи социальных потрясений, но и небезупречными для членов партии и работников карательных органов. Практически все они имели такие «пятна» в своем прошлом, как: служба в белой армии, осужденные родственники, взыскания за аморальный образ жизни, служебные проступки, а также за такое экзотическое преступление, как служба «провокатором охранки» в царское время. Поэтому опасения за личную судьбу заставляли этих работников демонстрировать «революционную беспощадность к врагам народа». Во-вторых, в своей деятельности в силу личного опыта, сотрудники ОБХСС руководствовались не практикой работы по уголовным делам, существовавшей в милиции, а наработками органов госбезопасности по рассмотрению дел о «вредительстве», «антисоветских организациях» и т.д.

В период 1937-1938 гг. Ленинградским ОБХСС был сфабрикован целый ряд дел о контрреволюционных группах. Самыми крупными из них являлись: «дело глухонемых», дела Ленинградской конторы Главторга, «Ленгоснарпита», «Консервсбыта», завода «Вулкан», «Ленплодовощторга». При фабрикации этих и других уголовных дел широко применялись различные методы нарушения социалистической законности, такие как: проведение арестов с нарушением существовавших процессуальных норм, без достаточных на то оснований, по «спискам»; получение признания от подследственных незаконными методами (угроза оружием, физическое насилие, лишение сна, «стойки», «конвейерная» система допросов; фальсификация протоколов допроса обвиняемых и свидетелей, фабрикация вещественных доказательств; безосновательная переквалификация уголовных дел на политические статьи УК, направление дел, отклоненных судом и прокуратурой на рассмотрение внесудебных карательных органов НКВД и т.д.

Диссертантом были проанализированы архивные уголовные дела, возбужденные Ленинградским ОБХСС в рассматриваемый период. Собранный материал позволил ему сделать ряд выводов о поведении лиц, проходивших по этим делам. Исследование подтвердило, что лишь небольшая часть подследственных до конца отвергала предъявленные им ложные обвинения. Большинство жертв, так или иначе, шли на «сотрудничество со следствием». На наш взгляд, на это их толкали следующие причины. Часть из арестованных сами спровоцировали уголовные дела своими обращениями в партийно-советские и правоохранительные органы, сообщая о различных хозяйственных нарушениях в тех или иных ведомствах, и уже под следствием продолжали доказывать, что являются не соучастниками, а «разоблачителями вредителей». Другие из арестованных давали обвинительные показания на знакомых им лиц, руководствуясь личными неприязненными отношениями, желания отомстить за донос на себя и т.д. У третьих признательные показания стали следствием «тихого» помешательства, вызванными методами их допросов, у четвертых - желания обезопасить от преследования членов семьи, у пятых - абсурдными признаниями доказать необоснованность предъявленных им обвинений и разоблачить их в суде и т.д. Независимо от мотивов эти действия вели к единому результату: расширению и углублению репрессий.

Как показало исследование, «особые методы работы» Отдела оказывали негативное воздействие не только на подследственных, но и на сотрудников Отдела, приводя к алкоголизму и психологическим срывам.

Я. Краузе и его помощники, использовали линию на «разоблачение врагов Советской власти» для того, чтобы присвоить своему подразделению особый статус в рамках Управления милиции. Ленинградский ОБХСС фактически напрямую подчинялся руководству УНКВД ЛО, действовал, в отличие от других оперативных подразделений милиции, вне рамок прокурорского надзора, практически не подвергаясь контролю со стороны руководства УРКМ и партийной организации УНКВД ЛО.

Изменилась эта ситуация вследствие перемен в карательной политике государства и практики работы НКВД, получившей в ряде публикаций название «бериевской оттепели». Проанализировав взгляды различных исследователей на причину этих перемен, диссертант пришел к выводу, что смягчение репрессий было вызвано, в первую очередь тем, что «большой террор» выполнил свои задачи. Дальнейшее продолжение репрессий в тех же объемах создавало угрозу парализовать всю работу хозяйственно-государственного аппарата. На рубеже 1938-1939 гг. перед органами НКВД были определены задачи их работы в новых условиях, которые предусматривали отказ от массовых «чисток» и переход органов государственной безопасности к политическому контролю за обществом и «адресным» репрессиям по заказу Кремля и в русле провозглашенных политических кампаний. Однако, изменение задач, стоящих перед НКВД, требовало изменений функционирования его аппарата, но инструментами этих изменений лишь стал пересмотр части сфальсифицированных сотрудниками НКВД уголовных дел и наказание наиболее скомпрометировавших себя работников наркомата.

Проанализировав характер и масштабы пересмотра уголовных дел в 1938-1939 гг., автор не может согласиться с историками, назвавших этот процесс первой реабилитацией. Как показало исследование, основные положения предпринятого пересмотра дел, нормативной основой которого было Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года, не отвечали требованиям, предъявляемым понятию «реабилитация». Так, не были отменены нормативные акты, послужившие правовой базой для развертывания террора. Несмотря на то, что массовые репрессии получили распространение уже в начале 30-х гг., пересмотру подлежали только дела 1937-1938 гг., лишь в случае обращения осужденных или их родственников. Единственным виновником перегибов было объявлено старое руководство НКВД СССР (Н. Ежов и его окружение). Поэтому и пересмотр уголовных дел был объявлен внутренним делом НКВД. Причем пересмотр фальсифицированных дел поручался тем самым подразделениям, сотрудниками которых эти дела были в свое время сфабрикованы. Пересмотру подлежали лишь дела, рассмотренные тройками УНКВД, которые были ликвидированы Постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. Уголовные дела, которые прошли через спецколлегии судов, военные трибуналы и особые совещания при наркоме внутренних дел СССР, пересмотру не подлежали. Кроме того, процесс пересмотра затрагивал лишь уголовные дела, возникшие вследствие инициативы региональных подразделений, а не в результате указаний центра. Подобные ограничения привели к тому, что масштабы «бериевской реабилитации» на фоне предыдущих массовых репрессий оказались ограниченны. Так, в Ленинграде пересмотру подверглись дела лишь на чуть более 3,5 тыс. человек, хотя были репрессированы сотни тысяч. Кроме того, освобождение из мест заключения по реабилитирующим основаниям не сопровождалось автоматическим восстановлением гражданских и политических прав. Добиваться гражданской реабилитации освобожденным приходилось в индивидуальном порядке, и отнюдь не всегда с положительным результатом. Тем не менее, даже подобный ограниченный пересмотр дел благотворно отразился на общественной атмосфере в стране.

Еще одним из аспектов изменения карательной политики стало наказание наиболее скомпрометировавших себя работников спецслужб. Если при репрессировании Н. Ежова и его выдвиженцев, против них в первую очередь выдвигались обвинения в контрреволюционных действиях (нарушения соц. законности трактовались как стремление дискредитировать советскую власть), то «чистка» рядовых сотрудников и руководителей среднего звена осуществлялась под лозунгом «освобождение НКВД от фальсификаторов». Только в Ленинградском УНКВД было привлечено к уголовной ответственности за создание «липовых» дел более ста сотрудников различных оперативных служб. Одной из важнейших форм данной «чистки» стало проведение публичных (для сотрудников УНКВД) процессов, имеющих кроме уголовно-правовых и политико-воспитательные задачи. Одним из таких «открытых» процессов в Ленинграде стало дело руководителей и сотрудников ОБХСС — «Дело Я. М. Краузе 19371940 гг.». Этот процесс должен был продемонстрировать оперативным сотрудникам милиции, какие их действия руководством правоохранительных органов будут впредь считаться недопустимыми. Им объявлялось, что от подразделений милиции требуется не создание политических дел, а выполнение своих непосредственных обязанностей по поддержанию правопорядка и борьбе с уголовной преступностью. Сотрудникам НКВД указывалось на недопустимость «карательной инициативы», выходящей за пределы требований партийно-советских органов. По сути, «Дело Я.М. Краузе» было использовано руководством УНКВД ЛО в агитационных целях, а введенный в обращение в период партийно-служебного, а затем и уголовного разбирательства деятельности ОБХСС, термин «краузевщина» на долгие годы превратился в ленинградских правоохранительных органах в синоним беспрецедентных нарушений соц. законности.

Таким образом, данные широкого круга источников позволили диссертанту заключить, что ситуация, сложившаяся в ленинградском ОБХСС в 19371938 гг. являлась отражением общего положения в карательной системе страны второй половины 30-х годов. Развернутая партийным руководством страны, кампания террора не могла не отразиться негативным образом на всей структуре правоохранительных органов. Сотрудники оперативных служб органов госбезопасности и органов внутренних дел, а также работники прокуратуры убеждались в том, что фабрикация политических дел вела к гораздо большим карьерным успехам, чем исполнение своих непосредственных и часто рутинных обязанностей. Следствием стало втягивание в участие в массовых репрессиях сотрудников практически всей правоохранительной системы. Конец этому процессу положило смягчение карательной политики государства на рубеже 19381939 гг. Предпринятые в данный период меры, позволили уменьшить репрессивную составляющую деятельности советской правоохранительной системы, переориентировали милицию с осуществления репрессивного насилия на соблюдение принципов социалистической законности в своей деятельности. Однако, эти перемены не затронули (да и не ставили такой цели) репрессивных принципов деятельности сталинской карательной системы вообще.

Изучение материалов о характере деятельности органов внутренних дел в условиях сталинского террора имеет важное научное, воспитательное и практическое значение.

С научной точки зрения необходимо отметить, что рассмотрение вопросов, связанных с историей массовых репрессий, участия в них органов милиции позволит российским ученым более всесторонне и полно изучить характер сталинского режима и состояние общества в 30-50-е гг., особенности развития советской правоохранительной системы и взаимодействие правоохранительных органов с различными слоями общества в условиях тоталитарного политического режима и т.д.

На взгляд автора, дальнейшего изучения требуют следующие вопросы:

- возникновение и развитие в России «черного рынка», его влияние на общество и политическую ситуацию в стране на различных этапах истории;

- тенденции развития уголовной и экономической преступности в советском обществе 30-х гг. и ее влияние на развертывание массовых репрессий в стране;

- влияние, оказываемое массовыми репрессиями на практику функционирования различных элементов государственной системы в стране и повседневную жизнь советского общества;

- участие в репрессивных акциях представителей различных правоохранительных служб;

- изменения подходов российского государства к преступлениям политического, уголовного и экономического характера на различных этапах истории;

- идеологические основы изменений карательной политики сталинского режима в 20-50-е гг.;

- внутренние закономерности функционирования различных подразделений органов государственной безопасности, внутренних дел и их кадрового обеспечения;

- причины и механизмы фабрикации крупных политических дел в 30-40-е гг.;

- повседневная жизнь сотрудников советских спецслужб в 30-50-е гг., какое влияние оказывали на их профессиональную деятельность, личную жизнь и психическое состояние, сталинские репрессии;

- влияние на морально-психологический климат в обществе «бериевской оттепели»;

- отношение государственной системы и общества к лицам, вернувшимся в конце 30-х гг. из сталинских лагерей, место, которое они смогли занять в общественной системе.

Результатом исследования этих проблем должно стать создание полной картины развития общества и государственного аппарата в условиях сталинского режима и влияния, которое оказывали на него массовые репрессии.

Важное значение имеет также воспитательный аспект. Массовые репрессии 30-50-х гг. одна из самых трагичных страниц советской истории. Новые поколения, вступающие в самостоятельную жизнь должны помнить о процессах, сломавших судьбы миллионов советских граждан. Изучение истории репрессий 30-х гг. позволит им понять суть режима, созданного И. Сталиным и оценить предпринимаемые определенными политическими силами сегодня усилия по его политической и исторической реабилитации. Для достижения этой цели целесообразно:

- в ходе преподавания в ВУЗах МВД России, на юридических и исторических факультетах других высших учебных заведений подготовить и провести спецкурсы по темам: «Органы милиции при сталинском режиме: особенности функционирования.» и «Краузевщина - репрессивная практика в органах НКВД Ленинграда»;

- провести полное рассекречивание документов, отражающих характер, динамику и механизмы репрессий 30-40-х гг., хранящихся в архивах Санкт-Петербурга;

- на базе данных центральных и местных архивов подготовить к публикации сборники документов: «Повседневный Ленинград 20-40-х гг.», «Репрессии: карательная практика сталинизма в 30-50-е гг.»;

- используя материалы данного исследования на базе кафедры истории Санкт-Петербургского университета МВД России подготовить к выпуску монографию «Повседневность террора: люди и методы работы ленинградского УНКВД в 1935-1940 гг.».

Кроме того, рассмотрение проблем деятельности ленинградского ОБХСС в условиях 30-х гг. позволяет дать некоторые практические рекомендации для органов государственного управления и внутренних дел в современных условиях.

1. В целях осуществления контроля за работой различных подразделений криминальной милиции и милиции общественной безопасности в центре и на местах установить широкую гласность принимаемых документов, касающихся их вмешательства в предпринимательскую и хозяйственно-экономическую деятельность различных юридических лиц и организаций, в силу которой предоставить им право на ознакомление с ними и получения соответствующих копий.

Признать, что свобода информации может быть ограничена лишь в интересах общественной безопасности, неприкосновенности личности и частной жизни. Отказ в получении такой информации должен быть достаточно аргументированным и в письменной форме доведен до заявителя.

2. Через имеющиеся в структуре МВД России подразделения подготовки, повышения квалификации и усовершенствования кадров органов внутренних дел заметно поднять уровень их экономической подготовки как в области хозяйственного права, теории рыночных отношений, финансового и предпринимательского права, управления социально-экономическими процессами, так и организовать специальные курсы по проблематике современной экономической преступности и специфике противодействия ей.

3. Внести предложение в адрес основного фондообразователя — ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области о поэтапном комиссионном рассекречивании всех материалов прекращенных уголовных дел, содержащих признаки ст. 107 УК РСФСР (ред. 1926 г.) - спекуляция за период с 1932 по 1962 гг., и определить порядок допуска к ним различных лиц, в т.ч. исследователей.

Все вышесказанное доказывает, что проблема массовых репрессий занимает важное место в истории советского общества. Она остается актуальной и на сегодняшний день. Сегодня, когда в части общества возрождается культ Сталина, как символа «сильной руки», способной навести порядок в стране, -изучение истории массовых репрессий и их последствий представляет особый интерес. Анализ деятельности правоохранительных органов в современных условиях позволяет говорить о том, что в их деятельности сохранился ряд негативных факторов, наследованных от правоохранительной системы сталинского периода. При определенных политических условиях они вновь могут спровоцировать массовые нарушения законности. Недопущение подобного развития событий требует усилий всего общества и его политической элиты.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Кокуев, Сергей Борисович, 2005 год

1. Архивные фонды

2. Ленинградский областной государственный архив в г. Выборге1. ЛОГАВ)

3. Фонд Р-3824. Отдел юстиции, областная прокуратура. Фонд Р-3552. Отдел торговли г. Ленинграда.

4. Фонд Р-3668. Управление продторгами и промторгами Ленинграда и области.

5. Отдел специальных фондов Информационного центра при ГУВД Санкт-Петербурга и Ленинградской области (ОСФ ИЦ ГУВД СПб и ЛО)

6. Фонд 1. Приказы, директивы, циркуляры и распоряжения Управления НКВД-МВД по Ленинграду и области. Фонд 2.- Приказы, директивы, циркуляры и распоряжения НКВД-МВД СССР.

7. АСД №104855. «Дело глухонемых»1. АСД №64044. «Дело ОБХСС»

8. ФПУД. Фонд прекращенных уголовных дел

9. Фонд 60. Коллекция протоколов заседаний Тройки УНКВД СССР по Ленинградской области.

10. Служба регистрации архивных фондов УФСБ по СПб и области (СРАФ УФСБ по СПб и области)

11. Архивная папка № 59, т.1 стат. данные о работе ПП ОГПУ в ЛВО за 1932 г.

12. Архивная папка №97 итоги деятельности оперативных подразделений ПП ОГП ЛВО за первое полугодие 1934 г.

13. Архивная папка №106 протоколы Особой Тройки УНКВД ЛО за I -XII. 1935 г.

14. Фонд 8. приказы, циркуляры, директивы и распоряжения ОГПУ-НКВД-НКГБ СССР.

15. Фонд 12. приказы, директивы, циркуляры, почто-телеграммы ПП ОГПУ в ЛВО - УНКВД ЛО - УНКГБ ЛО.

16. Центральный государственный архив историко-политических документов Санкт-Петербурга (ЦГАИПД СПб)• Фонд 24. Ленинградский областной и городской комитет ВКП(б) (ОК и ГК ВКП(б)):- опись 2а, 26, 2в «особые папки» ОК и ГК ВКП(б).1.. Опубликованные документы

17. Бюллетень о выполнении Ленинградским советом рабочих и крестьянских депутатов XIV созыва наказа избирателей и дополнений к наказу. №7. Л.: Изд-во Леноблисполкома и Ленсовета. 1936. 40 с.

18. Ленинград в цифрах. Л.: Изд-во Ленингр. Совета. 1935.- 198 с.

19. Ленинградская область в цифрах от IV к V чрезвычайному съезду. Л.: Изд-во Ленингр. Обл. Совета. 1936. 173 с.

20. Лубянка. Сталин и Главное управление госбезопасности НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти 1937-1938. М.: МФД. 2004.- 736 с.

21. Молотов В.М. Об отмене карточной системы по хлебу. Доклад на пленуме ЦК ВКП(б) 23 ноября 1934 г. М.: Партиздат ЦК ВКП(б). 1934.-30 с.

22. О борьбе с растратами. Сборник постановлений, приказов и инструкций, действующих на 15 сентября 1942 г. М.: Юрид. изд-во НКЮ СССР. 1942.- 95 с.

23. О судебной практике народных судов и областного суда Ленинградской области за IV кв. 1936 г. и I кв. 1937 г. по делам о спекуляции// Советская юстиция. 1937. №14. С. 55.

24. Письмо Н.И. Ежова в Политбюро ЦК ВКП(б) И.В. Сталину .//Исторический архив. 1992. №1. С. 129-130.

25. Протокол заседания президиума Ленинградского совета рабочих и крестьянских депутатов XIV созыва 26 октября 1936 г. №43. Л.:Изд-во Ленингр. Совета. 1936. — 30 с.

26. Протокол заседания президиума Ленинградского совета PK и КД XIV созыва №44 от 31 октября 1936 г. Л.: Изд-во Ленингр. Совета. 1936.- 18 с.

27. Реабилитация: политические процессы 30-50-х годов. М.: Политиздат. 1991.-461 с.

28. Сталин И.В. О хозяйственном положении Советского Союза. М.: Госполитиздат. 1937. 52 с.

29. Уголовное право. Особенная часть. М. 1943. -480 с.

30. H.Хрущев Н.С. Доклад «О культе личности и его последствиях» на XX съезде КПСС//Известия ЦК КПСС. 1989. №3.1.I. Мемуары и воспоминания

31. Микоян А.И. Так было. Размышления о минувшем. М. 1999.- 394 с.

32. Орлов А. Тайная история сталинских преступлений. М.: «Автор» 1991.-352 с.

33. Серж Виктор (Кибальчич В.В.). От революции к тоталитаризму: Воспоминания революционера. М.: НПЦ «Праксис»; Оренбург: «Оренбургская книга». 2000. 696 с.

34. Сандлер A.C., Этлис М.М. Современники ГУЛАГа: Кн. воспоминаний и размышлений. Магадан. Кн. изд-во. 1991. 557 с.

35. Шрейдер М.П. НКВД изнутри: записки чекиста. М.: «Возвращение» 1995.- 255 с.1.. Диссертации и авторефераты.

36. Говоров И.В. Государство и преступность в Советской России 1945-1953 гг.(на материалах Ленинграда и Ленинградской области). Дисс.д-ра. ист. наук. СПб.2004.

37. Иванов В.А. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-х-40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). Дисс. д-ра. ист. наук. СПб, 1998.

38. Кузнецов И.Н. Массовые репрессии на территории Западной Сибири в 30-е годы и реабилитация жертв террора. Дисс. . канд. ист. наук. Томск, 1992.

39. Потемкина Е.В. Роль информационной службы милиции Петрограда-Ленинграда в борьбе с преступностью. 1918-1941. Автореферат дисс. к.и.н. СПб. 2001.

40. Самарин В.А. Борьба с бандитизмом в Ленинграде во второй половине 40-х гг.: исторический аспект. Дисс. . канд. ист. наук. СПб., 2001.

41. V. Монографии, книги, брошюры, статьи.

42. Андреевский Г.В. Повседневная жизнь Москвы в сталинскую эпоху (20-30-е годы). М.: Молодая Гвардия. 2003. 456 с.

43. Ахмадеев Ф.Х. и другие. Становление и развитие органов советской милиции и ИТУ. Уфа: ЮИ МВД РФ. 1993. 215 с.

44. Барнз Р. Общественная психология в США и СССР 20-30-х годов в свете теории потребления.//Вопросы истории. 1995. №2

45. Бережков В.И. Питерские прокураторы. Руководители ВЧК-МГБ (1918-1954) СПб.: Библиополис. 1998.-279 с.

46. Березнев А.Т. История органов внутренних дел России. Уч. пособие. В 2 ч. Ч. 2. Воронеж: ВВШ МВД РФ. 1998. 160 с.

47. Берия С. Мой отец Лаврентий Берия. М.: Современник. 2002,429 с.

48. Бессарабов В.Г. Советская прокуратура ( 1922-1991)//Журнал российского права.2002. №12. С. 120-13 8.

49. Биленко C.B., Максименко Н.В. Этапы развития советской милиции. М.: МВД СССР. 1972.- 55 с.

50. Бобренев В.А., Рязанцев В.Б. Палачи и жертвы. М.: Воениздат. 1993.-379 с.

51. Гранин Д. Страх. СПб.: Изд-во «Блиц», 1997. 244 с.

52. З.Гринберг М.С. Уголовное право и массовые репрессии 20-х и последующих годов.//Государство и право. 1993. №1.

53. М.Девис Р.У., Хлевнюк О.В. Отмена карточной системы в СССР 1934-1935 годы./Ютечественная история. 1999. №3.

54. Дихтяр Г.А. Советская торговля в период построения социализма. М.: Изд-во Академии наук СССР. 1961.- 472 с.

55. Дугин А. Сталинизм: легенды и факты. Из тайников ГУЛАГА // Слово. 1990. №7.17.3а Россию./ Сб.статей под ред. С.П. Мельгунова.Париж.1948. 64 с.

56. Звягинцев А.П., Орлов Ю. Г. Неизвестная Фемида. Документы, события, люди. М.: ОЛМА-ПРЕСС. 2003,- 575 с.

57. Звягинцев А.П., Орлов Ю. Г. От первого прокурора России до последнего прокурора России. М.: ОЛМА-ПРЕСС. 2001. 383 с.20.3емсков В.Н. ГУЛАГ (Историко-социологический аспект)//Социологические исследования. 1991. №6-7.

58. Иванов В.А. Женский мир ГУЛАГа: опыт выживания.//Государство и право. 1996. №1.

59. Иванов В.А. Миссия Ордена. Механизм массовых репрессий в Советской России в конце 20-40-х гг. (на материалах Северо-Запада РСФСР). СПб.: Изд-во «ЛИСС». 1997. 462 с.

60. Иванов В.А Органы государственной безопасности и массовые репрессии на Северо-Западе в 30-50-е гг. (историко-правовой обзор репрессивной документалистики). СПб.: Санкт-Петербургский юридический институт МВД России. 1996.- 65 с.

61. Иванов В.А. Преступность в Ленинграде после снятия блокады (январь-декабрь 1944 г.): состояние и проблемы борьбы с ней

62. Вторая мировая война; взгляд через 50 лет. 4.2. СПб.: Аничков лицей. 1997. С. 61-68.

63. Иванов В.А Реабилитация. Работы хватит надолго.//Жизнь и безопасность. 1996. №4.

64. Иванов В.А. Хозяйственно-экономическая ситуация на Северо-Западе России во II пол. 20-х гг.: проблемы борьбы с контрабандой/Ученые записки Санкт-Петербургского им. В.Б.Бобкова филиала РТА. СПб., 1996. С.61-69.

65. Иванов В.А., Егоров A.M. Псковские пограничные районы в 192030-е годы: исторические уроки развития //Ученые записки Санкт-Петербургского им В.Б.Бобкова филиала Российской таможенной академии. СПб., 1998.№5. С.31-49.

66. Иванов В., Кокуев С. Репрессивная рецептура НКВД: Дело Краузе //Санкт-Петербургский криминальный вестник. 1996. №46. С.6.

67. Измозик B.C. Глаза и уши режима (государственный политический контроль за населением Советской России в 1918 — 1928 годах). СПб.: Изд-во СПб УЭФ, 1995. 164 с.

68. История советской милиции. В двух томах. Т.2. Советская милиция в период социализма (1936-1977 гг.). М.: Академия МВД СССР. 1977.

69. Карпов В. Генералиссимус. В. 2т. М. 2004.

70. Кокурин А., Петров Н. ВЧК-ОГПУ-НКВД.//Свободная мысль. 1997. №1-7

71. Конквест Р. Большой террор. В 2 т. Рига: Изд-во Растниекс. 1991. Т.1-413 е.; Т.2- 428 с.

72. Костин В.И. Охрана социалистической собственности и борьба со спекуляцией в годы Великой Отечественной войны. Лекция. Горький.: Горьковская высшая школа МВД СССР. 1984.- 55 с.

73. Kotkin Stephen/Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization Berkeley 1995.

74. Крапивина Н.С. Деятельность милиции Ленинграда по обеспечению общественного порядка и безопасности. 1930 -1941. Исторический аспект. СПб. 1997.

75. Кудрявцев В.Н., Трусов А.Н. Политическая юстиция в СССР. М.: Наука. 2000. 356 с.

76. Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии 1920-1930 годы. СПб.: Журнал «Нева»: Издательско-торговый дом «Летний сад». 1999. — 320 с.

77. Lesley Rimmel. Another Kind of Fear: The Kirov Murder and the End f Bread Rationing in Leningrad // Slavic Review/ 1997. Vol.56. N 3.

78. Лукин E. На палачах крови нет. СПб.: Библиополис. 1996.- 96 с.

79. Львов Е. Борьба со спекуляцией важнейшая задача суда и прокуратуры//Социалистическая законность. 1936. №3.

80. Министерство внутренних дел России: 1802-2002. Исторический очерк в 2 т. СПб.: Фонд «Университет». 2002.

81. Митричев С. Отмена карточной системы и борьба со спекуляцией//Социалистическая законность. 1935. №1.

82. Мозохин О. ВЧК-ОГПУ: карающий меч диктатуры пролетариата. М.: Изд-во Яуза, Изд-во ЭКСМО. 2004.- 448 с.

83. Наумов Л. Борьба в руководстве НКВД в 1936-1938 гг. М. 2003.

84. Недонесение о хищении общественной собственности //Социалистическая законность. 1937. №1. С.82.

85. Некрасов В.Ф. Тринадцать «железных наркомов». М.: Версты, Гос. Фирма Полиграфресурсы. 1995. 416 с.

86. Нормы и ценности повседневной жизни. Становление социалистического образа жизни в России в 1920-1930-е годы. СПб.: Журнал «Нева». 2000.- 480 с.

87. Они не молчали. (Сост. A.B. Афанасьев.) М.: Политиздат. 1991.441 с.

88. Очерки истории Ленинграда. Т.4. Период Великой Октябрьской социалистической революции и построения социализма в СССР 1917-1941 гг. Л. 1964. 736 с.

89. Папчинский A.A., Тумшис М.А. Щит расколотый мечом. НКВД против ВЧК. М.: Современник. 2001.- 367 с.

90. Полиция и милиция России: страницы истории. М.: Наука. 1995.415 с.

91. Попов В.П. Государственный террор в Советской России 19231953 (источники и интерпретация)//Отечественные архивы. 1992. №2. С.20-31.

92. Раскольников Ф.Ф. Открытое письмо Сталину//Есть у Отечества пророки: документы, очерки, воспоминания, дневники, письма. Петрозаводск: Карелия. 1989. С.106-116.

93. Роговин В.З. Тенденции социального расслоения (факты и свидетельства)//Некоторые вопросы социальной истории СССР. М.: Ин-т социологии АН СССР. 1999. С. 7-47.

94. Розанов М.Завоеватели белых пятен. Лимбург. Посев. 1951.-286 с.

95. Романовская В.Б. Репрессивные органы в России XX века. Н. Новгород. Изд-во «Арника». 1996. 278 с.

96. Советская прокуратура. М.: Юр. лит. 1982. -352 с.

97. Советская прокуратура. Очерки истории. М.: НИИ пробл. укрепления законности и правопорядка. 1993.- 134 с.

98. Соколов А.К. Курс советской истории 1917-1940. Учебное пособие для вузов. М.Высшая школа. 1999. 272 с.

99. Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М.: РОССПЭН. 1998.-464 с.

100. Солоневич И. Россия в концлагере. София. 1936.

101. Стар ков Б. А. Дела и люди сталинского времени. СПб.: Издательство СПбУЭФ. 1995.- 143 с.

102. Стецевский Ю.И. История советских репрессий. В 2 т. М.: Общественный фонд «Гласность». 1997.

103. Суд в СССР. Сб. статей. М.: Юр. Лит. 1977. 384 с.

104. Усилить борьбу с расхитителями социалистической собственности, спекулянтами, хулиганами и иными преступниками, подрывающими социалистический правопорядок//Советская юстиция. 1940. №13.

105. Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М.: РОССПЭН. 2001 336 с.

106. Hessler Yulie/ A Postnar Perestroika? Toward a History of Private Enterprise in the USSR//Slavic Review Vol.57,N3: Fall 1998.

107. Хлевнюк O.B. 1937 год: противостояние. М.: Знание. 1991.-64 с.

108. Хрисанфов В.И., Аграшенков A.B. История государства и права России 1917-1990 гг. Учебное пособие для студентов юридич. ф-тов университетов. СПб.: СПб филиал РТА. 1996.- 157 с .

109. Черная книга коммунизма. М.: Изд-во «Три века истории». 1999.768 с.

110. Чхиквадзе В.М. Борьба со спекуляцией. М.: Юр.изд-во НКЮ

111. СССР. 1939.- 28 с. 81 .Яковлев А.Н. Горькая чаша: Большевизм и Реформация России.

112. Ярославль. Верхнее-Волжское книжн. изд-во. 1994.- 464 с. 82.Яковлев А. Крестосев. М.: Изд-во «Вагриус». 2000.- 271 с.1. VI. Периодическая печать.

113. Красная газета. 1936-1939 гг.

114. Советская юстиция 1934-1940 гг.

115. Социалистическая законность 1932-1940 гг.

116. ПРЕДЕЛЬНЫЕ НОРМЫ отпуска продовольственных товаров в одни руки по всей розничной торговой сети в 1936- 1940 гг. (в кг.)1годы 1936-1939 апрель 1940 октябрь 19401. Хлеб печеный 2 2 11. Крупа 2 1 11. Мясо 2 1 0,5

117. Источник: Осокина Е.А. Кризис и война./Отечественная история. М. 1995. №3. С. 18секретно

118. ПОСТА НОВЛЕНИЕ № 1549-286с1от 22.08.1936 года Москва, Кремль

119. Об увеличении в 3 квартале 1936 года фонда шерстяных тканей и кожаной обуви для Москвы, Ленинграда, Киева и Минска и изменение цен на резиновую, фетро-фильцевую, спортивную и кожаную обувь на резиновой подошве.

120. Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет:

121. Увеличить в 3 квартале 1936 года отпуск шерстяных тканей для реализации в Москве на 5 млн. Рублей (в единых отпускных ценах промышленности) за счет сокращения фонда этих тканей по другим городам Союза ССР на 2,5 млн. руб. и по селу на 2,5 млн. руб.

122. Поручить Наркому Внутренней торговли произвести указанное выше сокращение фонда шерстяных тканей и обуви по отдельным республикам, краям и областям.

123. Разрешить НКВнуторгу СССР открыть дополнительно в г. Киеве 2 магазина и г. Минске 1 магазина по торговле текстильными товарами.

124. Поручить Наркому Внутренней Торговли Союза ССР применительно к этим ценам утвердить развернутый прейскурант розничных цен на все остальные виды легкой резиновой обуви для Москвы, Ленинграда, Киева и Минска.

125. Заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР1. В.Чубарь

126. Управляющий делами Совета Народных Комиссаров Союза ССР1. И.Мирошников

127. ВЫБОРОЧНЫЕ СВЕДЕНИЯ о содержании наказов жителей Ленинграда по вопросам улучшения общественного питания в 1934- 1936 гг.1

128. Расширить сеть открытых столовых для неработающего населения и сеть рабочих столовых по ценам нарпита, чтобы дать возможность рабочим и работницам пользоваться обедами в дни отдыха, установить в них однообразные цены.

129. Увеличить в городе количество дежурных столовых, улучшить их обслуживание. Увеличить число буфетов с горячим чаем и холодными закусками. Организовать в рабочих районах продажу холодных завтраков с лотка.

130. Расширить сеть столовых и продлить часы их работы с целью охвата вечерних и ночных смен питанием по удешевленным ценам.

131. Охватить общественным питанием детей, прикрепив их к столовым, матери которых работают на производстве.

132. Предоставить трудящимся возможность получать в столовых не только обеды, но и ужины по удешевленным ценам; улучшить и удешевить общественное питание.

133. Улучшить качество продуктов в столовых, вести борьбу с отпуском в столовые ^и магазины недоброкачественных продуктов, установить браковку их при перевозке.

134. Улучшить снабжение продуктами жактовских столовых наравне со столовыми нарпита.

135. Уничтожить разнобой в ценах на обеды в столовых, имеющих одинаковое качество.

136. Начало торговли в столовых в рабочих районах установить с 7 часов утра, с таким расчетом, чтобы рабочие могли получить горячий завтрак до работы и др.

137. Классовое положение 1934 г. (в процентах)п/п осужденных I полугодие II полугодие

138. Кулацко-зажиточные 8,3 9,4

139. Середняки-единоличники 20,9 22,0

140. Бедняки-единоличники 6,3 6,84 Колхозники 11,4 12,65 Рабочие 17,1 15,96 Служащие 6,5 6,47 Деклассированные 10,8 8,78 Прочие 19,7 17,0

141. Источник: Митричев С. Отмена карточной системы и борьба со спекуляцией//Социалистическая законность. 1935. №11. С. 10.1. СТРУКТУРА

142. Отдела УРКМ УНКВД по Ленинградской области по борьбе схищениямисоцсобственности и спекуляцией (на 1.09.1937 г.)1

143. Составлена автором. Источник: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. Ф.2. Оп.1. Д.25. Лл.348,349.

144. АВТОБИОГРАФИЯ К Р А У 3 Е Яна Мартыновича1 По происхождению я потомственный пролетарий, родился я в гор.

145. Калининск) . С февраля 1918 г. отец в Н-Сибирске б/работным, а впоследующее время до сентября мес. этого года на лесоразработках на ст.

146. Озерки, Алтайской жел. дор. С сентября 1918 г в г. Барнауле надеревообделочном заводе по август мес. 1921 г.

147. Отец и мать с 1921 г. находятся в Латвии (вернулись по эвакуации).

148. Последние сведения о них имел 4-5 лет тому назад. Отец работал рабочимна частном деревообделочном заводе. Что с ним в данное время не знаю.

149. Источник: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. СО-8917. Т.8. Лл. 221-224.

150. По полит, окраске б-н являлся националистическим, нигде в боях против Красной армии не участвовал и таких задач не имел, а следовал в г. Владивосток для посадки на пароходы и отправки в Латвию.

151. В данной своей автобиографии я остановился очень коротко в описании своей жизни, но все это дает возможность полностью проследить мой жизненный путь.

152. Значительно подробнее все изложено в моей автобиографии, имеющейся в НКВД СССР.1. Подпись Краузе Я.М.)1. СПРАВКА

153. Выписка из списка от июня м. 1938 г, на работн.ОБХС, переданных из У.Г.Б. УНКВД JI.O. на работу в органы Р.К. Милиции1.

154. На КРАУЗЕ Ивана Мартыновича б. Нач. Отдела БХС, Капитана Госбезопасности, чл. ВКП(б) с 1921 г. работавшего в Орг. ВЧК-ОГПУ-НКВД с 10/III- 21 г. по 1/IV- 37 г., в РКМ с 1/IV-37 г.2

155. КРАУЗЕ Я.М. рожден. 1901 г. урож. Г. Рига, по национальности латыш, родители его в 1921 г. вернулись из СССР в гор. Ригу (Латвия), там и проживают. По данным личного дела связи с ними не имеет с 1930 года.

156. КРАУЗЕ с сентября 1918 г. по сентябрь 1919 г. работал на деревообделочном заводе в г. Барнаул, с его слов, проводил там некоторую агитационную работу среди рабочих против колчаковщины.

157. В автобиографии 1935 г. пишет, что служил в белой армии 3 месяца, а в автобиографии 1922 г. — 8 месяцев.

158. Жена КРАУЗЕ девичья фамилия - СИГИЗМУНД, пишет русская, 1903 г. рожден, урожен. гор. Тифлиса, из дворян, отец ее подполковник старой армии убит в импер. войну в 1915 году.

159. Первая жена ШЕИБЕР Ирма Ивановна - латышка, в разводе с 1923 г. проживает в г. Хабаровске, сведений о ней якобы не имеет с момента развода.

160. НАЧАЛЬНИК КОМ. ОТ ДЕЛ А УРКМ Л.О.

161. ЛЕЙТЕНАНТ МИЛИЦИИ: /ВОРОБЬЕВ/ (подписал зам. Лебедев 20.10.39 г. С.К.)

162. Источник: ОСФ ИЦ ГУВД СПб и области. СО-8917. Т.8. Л.327.

163. Орфография и пунктуация сохранена как в оригинале.