Большесемейные и семейно-родственные организации лезгинской группы народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана во второй половине ХIХ - начале ХХ вв. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.07, доктор исторических наук Азизов, Серкер Абдулазизович

• Азизов, Серкер Абдулазизович
• доктор исторических наук
• 0

Оглавление диссертации доктор исторических наук Азизов, Серкер Абдулазизович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. Понятие и типы семейной общины

§ 1. Генезис и понятие семейной общины

§ 2. Типы и состав семейных общин

ГЛАВА II. Экономические и межличностные отношения в семейной общине народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана

§ 1. Внутрисемейное разделение труда

§ 2. Имущественные отношения

§ 3. Межличностные отношения в большой семье

I. Главенствование в семье

II. Обычаи избегания

ГЛАВА III. Сегментация большой семьи и семейнородственные организации

§ 1. Состав и территориальная локализация семейнородственных организаций

§ 2. Остатки хозяйственной общности семейнородственных организаций

ГЛАВА IV. Организационная и идеологическая общность семейнородственных организаций

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Большесемейные и семейно-родственные организации лезгинской группы народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана во второй половине ХIХ - начале ХХ вв.»

В современном интегрированном мире, когда характерной чертой жизни нашего общества стал взрыв интереса к истории и этнологии народов, когда этническое сознание обращается к своему историко-этнологическому прошлому, к своим истокам, каждый этнос старается сохранить и возродить свои традиционные историко-культурные ценности и этничность во всепоглощающем мире унификации и деэтнизации. Отсюда настоятельная потребность во всестороннем исследовании народов-этносов в том числе и в аспекте исторической этнологии.

Наряду с ростом интереса к истории и этнографии в настоящее время наметилась и другая тенденция - падение престижа историко-этнологических исследований в исторической науке в целом. Это связано, прежде всего, с преодолением утвердившейся за многие десятилетия политизацией науки, и в последнее время формирующемся объективном видении исторических источников и самой истории.

В этих условиях становится очевидной необходимость исследований и публикаций историко-этнографических трудов, адекватно отражающих происхождение, этническую историю, хозяйственный, общественный и семейный быт, материальную и духовную культуру народов.

Этим интересам и отвечает представленная вашему вниманию докторская диссертация где делается попытка исследовать такую важную и весьма дискуссионную сторону семейного и отчасти общественного быта как болыпесемейные организации у лезгинской группы народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана во второй половине XIX - начале XX века. 4

Лезгинская группа народов расселена на территории Южного Дагестана и северо-западного Азербайджана. В Дагестане они живут в девяти районах. Из них шесть преимущественно лезгинские: Ахтынский, Докузпаринский, Магарамкентский, Сулейманстальский, часть Хивского района и селение Куруш Хасавюртовского района. Табасаранцы живут в Табасаранском и частично в Хивском районах, а рутульцы и цахуры - в Рутульском районе. На территории Азербайджана лезгинская группа народов размещена в Кубинском и Кусарском районах и частично в Худатском, Хачмасском, Куткашенском и Кунахкентском районах.

По данным С. И. Брука численность лезгинской группы народов выглядит следующим образом: лезгины 383 тыс., табасаранцы 75 тыс., рутулы 15 тыс., цахуры 14 тыс., агулы 12 тыс., удины 6,9 тыс.1 Хиналуги, будуги, крызы одноаульное население с 1959 г. причислены к азербайджанцам и не зафиксированы как отдельные этносы.

В 1926 г. крызов было 2600 чел., будугов 2000 чел., хиналугов - 1540 чел., арчинцев (которые с 1959 г. тоже причислены к аварскому этносу) в 1926 г. было 854 человека.2

По данным В.П. Кобычева удины (в 1886 г. - около 7 тыс. человек, жили на юго-западных склонах Главного Кавказского хребта в двух селениях - Нидж и Варташен. Крызы в количестве 9704 чел. жили еще выше в горах, чем будуги. Крызы расположены на горном плато на высоте 2004,3 м над уровнем моря. В селении насчитывалось около трех десятков дворов, в которых с главным селением насчитывалось в 90-х годах XIX в. 4755 чел., ( в крупных селениях: Крыз, Алик, Ергюч и др.) Хиналуги - самый высокогорный народ Азербайджана (2149,9 м над уровнем моря) жили в одном единственном селении Хиналуг, состоявшем в середине XIX в. из 338 дворов.3 5

По антропологическим данным все вышеперечисленные лезгиноязычные народы относятся к большой европеоидной расе, точнее к ее сложным разновидностям - каспийскому и кавкасионскому типам.4 Территория расселения этих народов по природно-географическим особенностям характеризуется тремя зонами: высокогорная, предгорная и равнинная. Это разнообразие географических и климатических условий наложило определенный отпечаток на хозяйственно-культурную жизнь, на материальную культуру и разумеется на семейный и общественный быт изучаемых нами народов.

При всей своей кажущейся описательности представленная нами тема докторской диссертации в достаточной мере теоретична, так как ее проблематика, отраженная в работе, рассматривалась в отечественной науке неравномерно, неоднозначно, а подчас и противоречиво. Поэтому, говоря об актуальности выбранной темы отметим в начале область некоторых теоретических проблем, существующих в этнологической науке относительно отдельных аспектов данных общественных институтов -семейной общины и патронимии.

Это прежде всего проблема генезиса, процесса возникновения самого института первобытного общества - семейной общины второй по счету общины, существовавший между родовой и соседской общинами и которая тесно перекликается с вопросами архаической брачно-семейной организации.

Не менее дискуссионной и весьма спорной по сей день остается проблема выделения основных форм этой организации (деспотическая, демократическая, отцовская5, братская6и др.), классификация по составу и структуре этой болыпесемейной организации архаического типа, сохранившейся у многих народов, в том числе и Кавказа вплоть до начала 6

XX века. Отсюда, как следствие, вытекает и следующая немаловажная проблема выяснения причин сохранения, перерождения, видоизменения соответственно закономерным процессам общественного развития, а также приспособления к изменявшимся социально-экономическим отношениям.

Следующая проблема, которая также вытекает из предыдущего - это то, что многие современные ученые категорично, не всегда верно утверждают, что в классовом обществе болыпесемейные организации полностью перерождаются, не встречаются в чистом виде и никаких следов традиций свойственных родовому строю они не сохраняют, а меняются и появляются совершенно новые черты и т.п. В то время как семейную общину и общинные отношения необходимо рассматривать в развитии динамики, соотнося их с конкретно историческими этапами и изменяющимися социально-экономическими условиями общества с различными политическими устройствами.

Дискуссионной остается и проблематика, связанная с родственной организацией, возникающей в результате распада большой семьи -патронимией, которая является недостаточно исследованной и спорной. Нет единого мнения понимания сущности патронимии или патрилиниджа не только между зарубежными и нашими отечественными учеными, но и между учеными России.

Далее, весьма спорными остаются проблемы, связанные с возникновением этого института: была ли эта организация реликтовой формой патриархального рода7 или эта организация является новообразованием, которое возникло в условиях предклассового или раннеклассового общества или совмещало в себе черты и того и другого и т.д. Поэтому важной проблемой современной исторической этнологии являются вопросы становления и развития патронимической организации. 7

Является ли этот институт остатком родового строя, входили ли патронимии в состав рода или же являются новообразованиями, возникающими в особых осложненных природных и исторических условиях и т.п.

Особо следует подчеркнуть, что с исследованием проблемы патронимии тесно связаны вопросы об экзогамии и эндогамии (особенно в Дагестане),9 о связи патронимии с соседской общиной так как эти формы одинаково базируются на частной собственности отдельных составляющих их семей и что именно этим объясняется длительное сосуществование патронимической и соседско-общинной организации во многих странах Ближнего и Среднего Востока и на Кавказе. И это только небольшая часть научных взглядов на проблематику семейной общины и патронимии в теоретическом плане. И это уже указывает на необходимость для этнологической науки, дальнейших исследований в области этих общественных институтов и других семейных организаций.

Поэтому главной задачей данной диссертации является исследование и в определенной степени решение вышеуказанных дискуссионных проблем по болынесемейным организациям лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана с помощью и привлечением большого круга источников литературы и особенно полевого материала.

К тому же, вводимый нами в научный оборот ценнейший полевой материал послужит фактической основой в решении многих спорных и дискуссионных проблем исторической этнологии, в том числе и проблем, связанных с институтами семейной общины и патронимии. Эти институты как универсально- исторические явления были свойственны подавляющему большинству народов, прошедших первобытнообщинную стадию общественного развития. Они являются возможно типичными порождениями и в то же время формами существования патриархально 8 родовых отношений. Однако большая семья и патронимия стойко бытовала не только у народов, сохранявших первобытно-общинный уклад, но и у более развитых, живущих соседской общиной.

Отсюда и основная причина выбора автором хронологических рамок диссертации - вторая половина XIX - начало XX века. Этот период для всех народов Кавказа, в том числе и для народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана был еще периодом, когда родственная структура горцев еще в значительной мере сохраняла свои особенности и не была окончательно нивелирована развивающимися капиталистическими отношениями. Вместе с тем этот период непосредственно предшествовал революции (Октябрьской) после которой в жизни горцев и, в частности, в их хозяйстве, материальной и духовной культуре и быте народов Кавказа еще сохранялись архаические формы быта, в том числе и болыпесемейные организации.

В этой связи следует также отметить, что этнографическое исследование народа в указанных хронологических рамках имеет большое значение и для историков кавказоведов, так как имеющиеся архивные материалы и литературные источники не дают возможность с достаточной полнотой и точностью характеризовать все элементы общественно-социальной сферы.

Болыпесемейные организации у лезгинской группы народов сохранялись вплоть до конца XIX века, хотя к этому времени они уже переживали конечную стадию своего распада, а патронимические организации продолжали существовать вплоть до середины XX века. Сохранение болыиесемейных организаций до столь позднего времени объясняется прежде всего спецификой полунатурального скотоводческо-земледельческого, сочетающего с домашними промыслами хозяйства этих народов. Экономически мощные хозяйства, в которых в основном сохранились большие семьи, держались только на труде членов общины. Отсюда вытекают основные задачи нашего исследования. Прежде всего -выяснение процесса возникновения института семейной общины и причины сохранения жизнеспособности силы и мощи болыпесемейных организаций в более поздних формациях в условиях длительного господства горского феодализма и полунатурального хозяйства на Кавказе, в условиях когда элементы капиталистических отношений стали проникать в быт лезгиноязычных народов со второй половины и конца XIX века.

Далее в диссертации ставится задача подробного изучения основных видов семей, в том числе и разновидностей больших семей в их динамическом развитии, относительно того какая семья наиболее древняя, какая - наиболее поздняя (демократическая, отцовская или деспотическая семья, братская семья и т.д.), т.е. исследование основных этапов эволюции семейной общины.

Не менее актуальной задачей данной работы является - разработка таких положений, как и насколько глубокое влияние оказали изменения в социально-экономической структуре исследуемых народов на возникновение того или иного типа поселений, на особенности планировки кварталов, их наименований, название отдельных частей селения и т.п., изучение которых помогает выявить сложную иерархию родовых отношений сохранившуюся внутри сельской общины и наиболее типичные случаи их нарушения.

Далее, важнейшей задачей данной диссертации является также исследование процессов распада семейных общин и становление сельскообщинных отношений в состав которых входили большесемейные организации лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана.

10

Другая немаловажная задача - исследование имущественных и экономических отношений, особенностей разделения труда в большой семье, которые позволяют всесторонне проследить существование в ней сложных экономических взаимоотношений строго регулирующих внутрисемейные отношения в хозяйственной, общественной и идеологической жизни.

Далее, исследование межличностных отношений, такие глобальные вопросы как характер власти главы семьи в болыпесемейных структурах разных типов, иерархия статусов членов семьи с учетом их пола, возраста, а также изучение обычаев избегания у лезгиноязычных народов.

Не менее важной и актуальной задачей данной диссертации также является изучение процессов и причин распада больших семей и образования в результате их сегментации семейнородственных патронимических, патрилиниджных и других образований, которые складывались в условиях предклассового и раннеклассового общества и нередко сохранялись в дальнейшем вплоть до середины XX века, претерпевая те или иные, подчас очень глубокие изменения, которые отразились на их составе, территориальной локализации и особенностях хозяйственной, общественной и идеологической жизни, входящих в семейнородственные организации семей.

В работе ставится и решается ряд других попутных немаловажных задач - это изучение обычаев и форм взаимопомощи и причины их классовой трансформации, обычаев кровной мести, вопросов, связанных с дагестанской тухумной эндогамией и т.д. без исследования которых данная диссертация не была бы завершенной.

Однако, прежде чем приступить к решению поставленных задач в диссертации относительно болыпесемейных организаций нам хотелось бы объяснить следующее. Современная наука как известно пришла к выводу о

11 том, что семья у всех народов во все времена существовала в двух видах -малая простая, образованная только одной супружеской парой и ее не состоящими в браке детьми и вторая большая сложная семья, образованная несколькими супружескими парами с потомством. Большая семья имеет больше разновидностей, чем малая - это полигамная «многобрачная» семья, которая может быть основана на многоженстве - полигамии, либо на многомужестве - полиандрии. Полиандрическая семья уже с древних времен стала большой редкостью, в то время как полигиническая семья сохранилась почти до наших дней у народов Востока, в том числе у лезгиноязычных народов.

Относительно того, какая семья наиболее древняя в науке нет единого мнения, однако большинство ученых, которые занимаются проблемами большесемейных организаций считают, что сперва существовала семейная община, сменившая родовую общину, затем после ее распада в эпоху первобытного общества, по определенным причинам социально-экономического порядка распада возникла малая семья. Однако многие российские ученые, Ю.В. Бромлей и др. считают, что в условиях родовой общины были братские или демократические семейные коллективы, возникновение которых восходит ко времени перехода матриархальной семьи к индивидуальной. Ю.В. Бромлей на основании многочисленных материалов: хорватских актов XI в., статута Дубравника 1272 г., польских источников Х1-ХШ вв., статута польского короля Казимира IV (XIV в.), византийских и других документов впервые в советской этнографии обнаружил следы существования, как он называет «братских семейных общин» в средневековую эпоху у ряда европейских народов.10 Бромлей Ю.В. отмечает и то, что прямые или косвенные свидетельства о братских семейных общинах содержатся и в шумерских источниках III - II тыс.до н.э.,

12 китайских, древнеиндийских III - I вв. до н.э.11 Юлиан Владимирович на основании анализа вышеперечисленных данных определяет порядок ближайших родственников при котором у мужчин на первом месте стоят братья, а лишь на втором - отец и сын (или сыновья), и генетически связывает его с матриархатом, точнее с материнским родом. В подтверждение этого тезиса он приводит многочисленные этнографические примеры (ирокезов, народов Мелонезии, у племен икуду (Конго), аброн

1 л

Берег слоновой Кости), гереро (юго-западная часть Африки и др.) , у которых обычаи наследования титула, имущества свидетельствовали о генетической связи с материнским родом, при котором часть наследуемого имущества переходила от брата к брату, а затем к старшему сыну одной из сестер, или же либо к братьям умершего, либо к старшему брату матери, либо к старшему сыну сестры умершего и т.п. Это свидетельствовало о том, как на основе отмирающего материнского рода происходила трансформация семейных общин, причиной которой Бромлей считал авункулолокальность, при которой жена уже переселялась к мужу, а дети уходили в род матери.

При таких условиях в большой семье мужчины одного поколения являются

1 ^ братьями, а двух поколений дядями и племянниками (сыновей сестер)».

Продолжением этих семей явились патриархальные большие семьи периода распада первобытного общества, которые хронологически расположились между родовой и соседской общиной. Патриархальные большие семьи А.И. Першиц и А.И. Мусукаев назвали промежуточной формой общины между родовой и соседской общинами.14

М.О. Косвеном в семейной общине были намечены два основных этапа ее эволюции - демократический и деспотический и они рассматривались как этапы развития патриархальной семьи.15 А Бромлей Ю.В. как мы указали выше выделил еще одну универсально-историческую форму, братскую

13 семейную общину, как наиболее архаическую, возникшую в допатриархальную эпоху в ряду развития демократической большой семьи.

Ольдорогге Д.А. указав на то, что поскольку демократический и деспотический характер в семье обратимы, предложил принцип классификации семейной общины по степени экономической интеграции: 1) совместное проживание и общая собственность всей семейной общины; 2) совместное проживание и сочетание общей собственности с обособленной собственностью отдельных внутрисемейных очагов; 3) совместное проживание и сочетание обособленной собственности с остатками общей; 4)

раздельное проживание и собственность, связь - преимущественно в общесемейных культах.16

Таким образом, своеобразный взгляд на семейную общину Ольдерогге

Д.А. весьма оригинален и заслуживает внимания, однако не со всеми положениями можно согласиться. К примеру, четвертую форму семьи весьма спорно рассматривать как семейную общину. К тому же, ряд современных ученых переходную форму патриархальной семейной общины, вслед за М.О.

Косвеном, называют отцовской или деспотической, просуществовавшей вплоть до XIX века и сохранившей определенную общность в хозяйственной, общественной и идеологической жизни. Генетически они возникли когда большие семьи уже делились и вновь разрастались, размножались и возникали по разным социально-экономическим причинам в

11 конкретно-исторических условиях. Поэтому большие и малые семьи в течение веков, особенно на Кавказе, соседствовали друг с другом и привлекали внимание как миссионеров, путешественников, так и исследователей побывавших в этом экзотическом крае, хотя научное изучение этого института началось со второй половины XVIII века.

14

М.О. Косвен и его последователи - современные ученые трактуют семейную общину и большую семью в качестве идентичных форм организации семьи. М.О. Косвен, приводя многочисленные термины, относящиеся к родственной группе, которая составляет основную общественную ячейку патриархально родового строя называет наиболее удачными - семейную общину и большую семью.18 Мы также в этой работе в дальнейшем изложении будем пользоваться этими терминами, не различая их. Поскольку они различаются друг от друга лишь двумя историческими формами семьи. Наиболее ранней - демократической, и более поздней -деспотической.

Генетически связанной с семейной общиной, возникшей после ее сегментации социальной структурой является - патронимия - группа близких родственников, давшая начало возникновению соседской общины. Как соотносились между собой генетически, функционально патронимия и соседская община одна из проблем данной работы.

Институт патронимии по сравнению с семейной общиной в российской и кавказоведческой литературе в основном изучен не плохо. Однако, многие вопросы генетического и функционального характера остаются недостаточно исследованными, а вопрос о ее месте в иерархии других архаических общественных структур - спорным. Для того, чтобы получить представление о состоянии изученности коротко остановимся на ее основных аспектах. В этом случае нам необходимо всесторонне охарактеризовать эту организацию и выявить то общее, что роднит патронимию лезгиноязычных народов с патронимией других народов Кавказа и каковы местные, локальные особенности.

Понятие патронимии и сам этот термин были предложены М.О. Косвеном. Как писал М.О. Косвен, патронимия в качестве особой

15 общественной формы впервые была обнаружена им в 1931 г. у удмуртов, а затем в 1932 г. у южных осетин. С тех пор он не раз возвращался к этой теме и выработал свою концепцию патронимии.

В чем же состоит патронимическая теория М.О. Косвена, предложенная им самим и так или иначе отраженная в названных работах? Она не совсем одинаково сформулирована в его книгах «Этнография и история Кавказа», опубликованной в 1961 г. и «Семейная община и патронимия», увидевшей свет в 1963 г. Поэтому мы будем ориентироваться на вторую из этих работ. Под патронимией понимается «историческая общественная форма», свойственная патриархально-родовому строю и представляющая собой группу больших или малых семей, образовавшихся в результате сегментации одной большой семьи.

Благодаря такому своему происхождению эти семьи сохраняют в той или иной мере известное хозяйственное, общественное и идеологическое единство и носят общее эпонимическое наименование по имени главы разделившейся семьи (откуда и сам термин патронимии). Поскольку разрастание больших семей и патронимий представляет собой органический процесс, патронимии сегментируются и образуют определенную структуру, предполагающую наличие патронимий разных порядков или концентрических кругов. Самый широкий из этих кругов он называет фамилией, так как у подавляющего большинства изученных в этой связи народов Кавказа входящие в данный круг семьи, носили одну фамилию. Далее М.О. Косвен ставит ряд вопросов о соотношении патронимии и других архаических общественных форм - рода и соседской общины.

Он отмечает, что первый из этих вопросов представляет большие сложности. Видимо, этим и объясняется известная непоследовательность в намеченном им решении этого вопроса. С одной стороны, он говорит о

16 патронимии (или о патронимической организации, образованной патронимиями разных порядков) как об особой отличной от родовой формы социальной организации, но, с другой стороны, самую широкую из этих родственных групп называет (правда, в довольно осторожной форме говоря скорее теоретически») родом.19

Еще более сложным он считает вопрос о связи патронимии и соседской общины и соответственно в решении его также проявляет некоторую непоследовательность. Она относится к оценке соотношения родственных и соседских связей. С одной стороны, родственная патронимическая организация предшествовала соседско-общинной организации, возникающей только в классовом обществе, с другой же - и для патронимии и для соседской общины характерны дуализм коллективного и

20 частнособственнического начала. А между тем этот вопрос имеет особенно большое значение для понимания как генезиса патронимии, так и ее социально-экономической природы.

М.О. Косвен обратил внимание и на другие сложные и остающиеся недостаточно исследованными вопросы. Таков, в частности, вопрос о сложной патронимической структуре, в которой он лишь условно предложил обозначать меньшие и большие патронимии как патронимии первого и второго порядка. Таков же вопрос о встречающейся у некоторых народов (и в том числе у народов Дагестана) патронимической эндогамии при абсолютном преобладании у других народов патронимической экзогамии.21

Таким образом, хотя концепция патронимии как особой социальной организации, возникшей в эпоху перехода от родового к классовому обществу и сохранившейся там, претерпевая те или иные изменения, у многих народов была для своего времени крупным шагом вперед, многое в ней оставалось еще неясным.

17

Поэтому не случайно, что предложенная М.О. Косвеном концепция патронимической организации подверглась критическому обсуждению уже при его жизни, в особенности со стороны H.A. Кислякова. Будучи полностью согласен с ним в понимании этой организации как продукта распада большой семьи и вообще стадиально позднего явления, он тем не менее настаивал на том, что не только «фамилия», но и вся патронимическая организация - остаток, пережиток, реликт организации родовой и поэтому считал не правильным введение для нее какой-либо особой терминологии. Однако начавшиеся уже тогда споры не привели к единству мнений по поводу сущности патронимической организации.23 Они получили продолжение в специальной дискуссии на страницах журнала «Советская этнография» по статье М.В. Крюкова, а затем в работах А.И. Робакидзе и А.Д. Давыдова.

М.В. Крюков в статье о соотношении родовой и патронимической (или, как он ее назвал иначе, клановой) организации предложил новую трактовку патронимии как такой всегда сосуществовавшей с родом социальной формы, которая обнаруживает внешнее сходство и с родом, и с большой семьей, в то же время существенно от них отличается. Он рассмотрел эти черты сходства и отличия на примере китайской патронимии цзундзу. Как и патриархальный род, она однолинейна и экзогамна, но в то же время отличается от него территориальным и общественным единством, принадлежностью замужней женщины и к своему роду и к патронимии мужа, наименованием по исторически достоверному предку или по месту первоначального поселения. Как и большая семья, она локализована, но отличается от нее сложной внутренней структурой и иерархическим соподчинением входящих в нее ячеек. В статье были рассмотрены и другие оставшиеся недостаточно разработанными М.О. Косвеном вопросы, в

18 частности, показана ошибочность его положения о том, что патронимии образуют в своей совокупности патриархальный род.24 В ходе дискуссии некоторые из поднятых М.В. Крюковым вопросов получили дальнейшее уточнение. В частности, Ю.И. Семенов обратил внимание на то, что патронимия обладает как генеалогическим (все потомки общего памятного предка), так и общинным (коренные члены патронимии вместе с их женами)

ЛС аспектом. Однако большинство выступлений в ходе дискуссии либо касалось соотношения рода и общины, либо имело сравнительно частный характер. Поэтому дискуссия не привела к единому мнению по поводу сущности патронимической организации и ее исторического места.

В числе выступавших в дискуссии на страницах журнала «Советская этнография» был и А.И.Робакидзе, решительно высказавшийся против понимания патронимии как остатков рода. Еще более определенно изложил он свои взгляды в 1973 г. в докладе на IX Международном конгрессе антропологических и исторических наук. Исследование патронимии у народов Кавказа привело его к выводу, что какой-либо преемственности между родом и патронимией не было и что патронимия обладает чертами хозяйственного, общественного и идеологического единства только потому, что возникает в результате сегментации большой семьи. «У всех народов Кавказа, - пишет он, - патронимия во всех последовательных фазах ее существования представляла собой универсальную форму социальной организации, а не подразделение рода, она возникает в результате развития семьи, имеющего характер последовательных многократных разделов, ее исходной ячейкой могла быть лишь семейная община или ее пережиточная форма с семейно-общинной собственностью в основе».26

В принципе аналогичные взгляды высказал афганист А.Д. Давыдов, исследовавший патронимию на афганском, а затем более широком

19 ближневосточном и средневосточном материале. Коротко он сформулировал их в 1969 г., но подробно изложил десятилетие спустя в специальной работе о сельской общине и патронимии. Как и многие исследователи, он рассматривает патронимию в качестве особой формы социальной организации, но в отличие от М.О. Косвена и подобно А.И. Робакидзе относит генезис этой формы к эпохе раннеклассовых обществ. Он решительно возражает против тезиса H.A. Кислякова о пережиточном характере патронимической организации. В то же время он впадает в известное противоречие, допуская, что исторически, генетически патронимия восходит к роду, хотя и не является прямым реликтом родовой организации. Книга А.Д. Давыдова важна еще и потому, что он, соотнеся вслед за Косвеном патронимию с сельской общиной, показал на широком материале, что обе эти формы одинаково базируются на частной собственности отдельных составляющих их семей и что именно этим объясняется длительное сосуществование патронимической и соседско-общинной организации во многих докапиталистических обществах.27

Сходные с этими взгляды на природу патронимической организации развиты в некоторых недавних работах А.И. Першица, обратившего вместе с тем внимание на теоретическую сложность соотношения патронимической и родовой организации. По его мнению, споры о историческом месте патронимии в значительной мере связаны с тем, что внешне эта структура мало чем отличается от соответствующих структур патриархального -родового общества - так называемых патрилиниджей, т.е. внутриродовых групп, ведущих свое происхождение от общего памятного предка. В генеалогическом отношении и патронимии, и патрилиниджи образуют группы родственников по отцовской линии, иерархически соподчиненные от минимальных патронимий или патрилиниджей близких родственников до

20 максимальных аналогичных структур родственников отдаленных. На основе таких генеалогических структур построены также иерархически соподчиненные общины, составляющие части, субобщины в одних случаях соседских, в других - родовых общин. Как патронимии, так и патрилиниджи сходны в экономическом (та или иная общая собственность, материальная взаимопомощь), общественном (самоуправление, взаимозащита) и идеологическом (чаще всего культ предков) отношении. Казалось бы, патронимия в принципе не отличается от патрилиниджа и тем самым является несомненным остатком родовой организации. Однако так обстоит дело только внешне. По сути своей патронимия и патрилинидж коренным образом отличаются. В то время как в патрилинидже господствуют коллективная собственность на основное условие производства и трудовое распределение, в патронимии общая собственность занимает более чем скромное место, а распределение уже является антогонистическим.28 В соответствии с этим в патронимии взаимопомощь может уже вуалировать отношения эксплуатации, взаимозащита из-за различий в социальных статусах ассиметрична, экзогамия может превратиться в свою противоположность - эндогамию, культ предков принять форму культа предков только влиятельных и богатых семей и т.п.

Наконец, специально северокавказская патронимия в числе других традиционных общественных институтов народов Северного Кавказа (без Дагестана) рассматривается в докторской диссертации А.И. Мусукаева. Здесь в данной связи в центре внимания находится функциональное соотношение более или менее узких кругов патронимической организации и того, что М.О. Косвен и многие его последователи рассматривали в качестве ее самого широкого круга, получившего название фамилии. На основе большого историко-этнографического материала А.И. Мусукаев

21 аргументировал то положение, что патронимические и фамильные структуры качественно различались: первым была свойственна более или менее выраженная реальная общность, последние же ею не обладали.29

Не касаясь ряда других точек зрения на сущность и историческое место патронимической организации, отметим, что при сохраняющихся расхождениях во взглядах, по-видимому, еще предстоит привлечь новый фактический материал, сопоставить его в сравнительно-историческом плане и истолковать на монографическом уровне. Наша работа преследует более скромную цель - ввести в научный оборот фактические данные по патронимической организации у лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана и тем самым внести определенный вклад в решение общей весьма сложной в теоретическом отношении задачи. При этом мы в значительной мере опираемся на те положения М.О. Косвена, которые считаем выдержавшими проверку временем, но в то же время стремимся по возможности полнее учесть все то, на что было обращено внимание в последующих работах о патронимии. Исходя из специфики южнодагестанского этнографического материала, мы, в частности, обратим особое внимание на такие остающиеся не исследованными или недостаточно исследованными вопросы, как функции различных кругов патронимической организации, особенности самого широкого из этих кругов у лезгиноязычных народов и характерное для этих народов преобладание патронимической эндогамии.

Источниковедческая база. Все вышепоставленные проблемы в диссертации освещаются через призму имеющихся архивных и литературных источников и базируются в основном на полевых материалах, на которые автор имел возможность опираться в данном исследовании, поскольку жизненный уклад, имевший место в XIX веке, сохранился в общем у лезгинской группы

22 народов Дагестана и Азербайджана вплоть до недавнего времени. Это и открывает возможность для проведения детальных исторических исследований по конкретной теме, через призму разрабатываемых на нынешнем этапе развития этнологической науки теоретических положений настоящего исследования, указанных нами выше.

Поэтому при исследовании большесемейных организаций у лезгиноязычных народов Дагестана и Северного Азербайджана мы опирались в основном на полевой материал, собранный автором в течение последних 15 лет на территории локального расселения лезгин, табасаран, рутульцев, агулов, цахуров, хиналугов, будугов и крызов. При этом несомненно, что успешности наблюдения, фиксации материалов, контактам с информаторами - людьми старших поколений способствовало то обстоятельство, что полевые работы проводились в близкой для меня среде лезгиноязычного населения.

Полевой этнографический материал, который послужил основной источниковедческой базой диссертации, был собран нами в 1986-1998 годах у всех лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана - лезгин, рутулов, цахуров, табасаран, агулов, будугов, крызов, хиналугов и др. Обследованы около 100 селений и опрошены более 100 информаторов (список прилагается) старшего поколения. Мы в течение 1986 - 1998 гг. побывали в селениях всех лезгиноязычных народов. Назовем лишь некоторые селения: Магарамкент, Касумкент, Ахты, Куйсун, Гильяр, Мугерган, Куруш, Кирка, Тарах, Мискинджа, Кара-Кюре, Микрах, Зухул, Кусары, Худат, Юхари-Тахирджал Кымил, Куснет, Хнов, Мака, Тагир-Казмаляр, Чахчах-Казмаляр, Капир-Казмаляр, Гапцах, Хив, Чувек, Хоредж, Ляхля, Ярак, Мюжгюль, Хучни, Ничраз, Марага, Тинит, Хуриг, Чираг, Рича, Буршаг, Тураг, Хустил, Тпиг, Бидюк, Буркихан, Худис, Мисси, Арсуг, Кураг,

23

Хнов, Рутул, Шиназ, Мюхрек, Ихрек, Мишлеш, Гельмец, Калял, Дженых, Хиналуг, Крыз, Алик, Ергюч и многие, многие другие селения, казмаляры, оба и т.д. Основными методами сбора материала были опрос лиц старших возрастов по специально разработанному для этой цели вопроснику, индивидуальные беседы, групповые опросы и т.п. Учитывая специфику нашей темы, мы стремились получить от наших информаторов сведения не только о том, что застали они сами, но и о том, что помнят из рассказов отцов и дедов. Разумеется эти последние сведения потребовали особенно тщательной проверки. Полевая информация позволила составить множество генеалогических таблиц семейных общин и патронимий, а также дала представление о болыпесемейных структурах и топонимике поселений.

Солидным источником сведений послужили архивные данные, собранные в архивах: Центральный Государственный архив Республики Дагестан, Рукописный фонд Института истории, археологии и этнографии ДНЦ, Архив Института этнологии и антропологии РАН, где нами был просмотрен и использован целый ряд архивных документов.

Учитывая скупость сведений архивных сведений по изучаемым вопросам, автор старался по возможности шире использовать архивные источники, опубликованные М.О. Косвеном и Х.О. Хашаевым30, а также архивные материалы, отраженные Х.О. Хашаевым в работе «Феодальные отношения в Дагестане XIX - начало XX в.»31, где имеются важные материалы, заслуживающие пристального внимания, положения и идеи способствующие объективному исследованию, пониманию генезиса архаических родственных организаций лезгинской группы народов.

Наибольший интерес для нас представляли не опубликованные, к сожалению, труды Е.М. Шиллинга («Народы Андо-цезской группы», «Рутулы») и Л.Б.Панек («Лаки», «Табасаранцы», «Рутульцы», «Материалы

24 по этнографии рутульцев», «Общественный строй в прошлом у рутульцев», «Ахты, как экономический, политический и культурный центр лезгин «Самурской долины»). Эти работы содержат ценный историко-этнографический материал, который мы постарались использовать.

Наряду с полевыми и архивными материалами в работе использованы все наличные литературные сведения, к числу которых относятся как сообщения дореволюционных путешественников, так и данные прежних и современных исследователей.

Литература о большесемейных организациях лезгиноязычных народов Дагестана и Северного Азербайджана хотя не очень значительна, но для нас представляет большой интерес и литература, касающаяся темы нашей диссертации по другим народам Дагестана и всего Кавказа. Так у всех народов этого региона большесемейные организации обладают многими общими чертами, равным образом и в литературе у всех у них многие термины, характеризующие болыпесемейную организацию, либо имеют общий корень, либо, к примеру, как патронимия обозначается одним и тем же иранским термином «тухум» (семя), который в регионах края, испытавших иранское влияние (может быть опосредованное) часто применялся для наименования родственной группы. Применительно к народам Дагестана этот термин долгое время оставался неопределенным и многозначным, ниже в работе мы попытаемся внести большую ясность в то понятие, которое сопряжено с этим термином и со многими другими терминами, обозначавшими большесемейные организации лезгиноязычных народов. Общие черты сходства у народов Кавказа в сфере социальной организации, в частности, в семейной структуре народов Кавказа объясняется тем, что Кавказ представляет собой единую историко-этнографическую область с исторически сложившейся высокоразвитой

25 самобытной культурно-исторической общностью, так как формированию этой общности способствовали систематические взаимоотношения, взаимовлияния развивавшиеся на протяжении тысячелетий в сходных естественно-географических условиях.

А теперь мы остановимся на истории изучения болыиесемейных организаций лезгиноязычных народов Дагестана и Северного Азербайджана Наряду с полевыми и архивными материалами в диссертации использованы все наличные литературные сведения, к числу которых относятся как сообщения дореволюционных путешественников и наблюдателей, так и данные старых и современных исследователей.

Поскольку, как мы уже отмечали выше, литература о большесемейных организациях лезгинской группы народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана очень незначительна, то для нас представляют интерес и исследования в данной области по другим народам Дагестана и всего Кавказа, а также труды российских и зарубежных ученых, где содержатся основополагающие, теоретические разработки по выбранной нами теме, которые наряду с использованием метода историзма и исторического детерменизма послужили методологической основой написания данной работы. Это труды таких корифеев научной мысли, как Л.Г. Морган32, К. Маркс33, Ф. Энгельс34, М.М. Ковалевский35, М.О. Косвен36, А.И. Першиц37, Ю.В. Бромлей38, А.И. Робакидзе 39, Л.И. Лавров40, Ю.И. Семенов41, Д.А. Ольдерогге42 и многие, многие другие.

Автор постарался использовать в максимальной степени всю имеющуюся специальную литературу по данной теме. Большинство работ в которых встречаются сведения об особенностях общественного быта и социального строя народов лезгинской группы носят фрагментарный описательный характер. Поэтому, несмотря на обилие в дореволюционной

26 литературе различного рода кавказоведческих работ, такие работы, которые давали бы полную и систематическую характеристику большесемейным организациям Дагестана и Азербайджана среди них отсутствуют.

Учитывая такое состояние историографии по интересующей нас тематике, мы постарались по возможности шире привлечь литературу, не ограничивающуюся хронологическими рамками - вторая половина XIX -начале XX века. А в ряде случаев эти материалы были необходимы для полного и правильного выяснения генезиса, процессов развития исследуемых нами семейных структур, имевших место в XIX и начале XX века. В этом плане весьма ценным, среди многочисленных кавказоведческих работ М.О. Косвена для нас явились «Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке»43, в которых впервые даются почти исчерпывающие сведения о всех авторах, писавших о Кавказе в XVIII , XIX и начале XX века. Мы, кавказоведы, безгранично благодарны за тот вклад, который внес М.О. Косвен в этнологическую историографию Кавказа, благодаря которому во многом облегчилось и продвинулось современное этнографическое изучение народов Кавказа.

Другим не менее важным источником, откуда мы черпаем необходимые сведения - это такие широко известные и пользующиеся заслуживающим авторитетом сборники: «Сборник сведений о кавказских горцах», «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» и газеты «Кавказ», «Каспий», «Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края» и др., в которых аккумулирован огромный по объему и ценнейший по существу этнографический материал. Авторами этих изданий были люди самых разных профессий, правительственные чиновники, командированные из

27

Петербурга на Кавказе, ученые, журналисты, путешественники, офицеры, крупные чиновники, педагоги, инженеры, общественные деятели, да и многие уроженцы, представители кавказских народов, такие как Александр Давыдович Ерицов (служил в Тифлисской казенной палате, работал в Кавказской археологической комиссии), Степан Павлович Зелинский (работал учителем в Закаталах, затем в Эриванской гимназии, в 70-х годах постоянный корреспондент газет «Тифлисский вестник» и «Кавказ»), Дмитрий Андреевич Кистенев (уроженец Баку, работал в газетах «Кавказ», «Кавказский вестник», «Тифлисский листок»), П.Н. Ягодинский, В.П. Котляровский и многие другие.

Для них и многих других, которые писали в XIX веке о народах Кавказа, в том числе и о лезгиноязычных народах были присущи высокогуманистические принципы по отношению к изучаемым народам, местным нравам, обычаям и традициям.

Непосредственно о дагестанском тухуме стали писать, начиная с 40-х годов XIX века.

В XIX веке литература о кавказских горцах количественно значительно увеличивается по сравнению с XVIII веком, расширяется его тематика, появляются специальные работы, ценные обобщающие труды, посвященные горским народам Кавказа, в которых содержатся ценные сообщения о тухумах народов Дагестана. В числе таких работ следует прежде всего назвать широко известные сочинения С.М. Броневского и Н.Ф. Дубровина.44 М.О. Косвен отмечал, что С.М. Броневский был первым, кто дал развернутую характеристику общественного строя горских народов Кавказа, в том числе и Дагестана. Он свел формы правления народов Кавказа к двум основным видам: феодальному и демократическому. При этом, относя к демократическому виду правления менее развитые народности и

28 группировки Кавказа. Броиевский называет одни из них «вольными обществами», другие - «республиками», третьи - «федеративными республиками». С тех пор, с 20-х годов XIX в. в последующей кавказоведческой литературе распространяются различные варианты формулировки и определения общественного строя разных народов Кавказа.45 Работы Броневского С.М. и Дубровина Н.Ф., где исчерпывающе для своего времени использованы соответствующие первоисточники, являются универсальными описаниями народов Кавказа. Более того, в своих трудах они уделяют довольно широкое внимание тем аспектам, которые являются для нас интересными. Изучая общественный быт горцев, они именуют всех дагестанцев лезгинами, как и большинство авторов XIX века, считавших лезгинами всех жителей Дагестана. Несмотря на то, что на протяжении первой половины XIX века социально-экономические, культурные связи Кавказа с Россией систематически усиливались и расширялись, общественный быт, материальная культура сохраняли свои традиционные черты все еще в нетронутом виде до середины XIX в. И это отчетливо прослеживается в работах Броневского и Дубровина.

Самое раннее упоминание о дагестанском тухуме (1840) принадлежит О.И. Константинову, который употребил этот термин синонимично с термином «фамилия». Он писал, применительно к аварцам, что их общества делятся на тухумы или фамилии, которые включают в себя не только близких и дальних родственников, но и присоединившихся к ним выходцев из других мест, поселившихся на земле данного тухума и принявших его название.46

Говоря об источниках 40-х годов XIX века нельзя не упомянуть работу Василия Ивановича Голинищева-Кутузова «Описание гражданского быта чеченцев с объяснением адатного их права и нового управления, введенного

29

Шамилем», которую он составил будучи на службе по Генеральному штабу на Кавказе с 1836 по 1846 годы. Эта работа, хотя в большей степени относится к чеченцам, особенностям их общинных отношений, однако характеристика тухума, его управление, выборность старейшин в тухуме и т.д. вполне можно отнести и к дагестанскому тухуму. М.О. Косвен писал, что «эта распространенная форма среди горских народов Кавказа обозначалась на востоке Кавказа преимущественно иранским термином тохум, на западе - термином фамилия и представляла собой группу, которую мы назвали патронимией.»47

Со второй половины XIX в. объем кавказоведческой литературы по сравнению с первой половиной XIX в. увеличивается и появляется ряд специализированных изданий: «Сборник сведений о кавказских горцах» (ССКГ), «Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа» (СМОМПК), «Записки Кавказского отдела Русского географического общества» (ЗКОРГО), газета «Кавказ» и др., где появляются статьи, касающиеся как исторической этнологии народов Кавказа в общем, так и тухума в частности. В 1860-х гг. в работах И.М. Бахматова, А.Ф. Пасербского, A.B. Комарова и П.С. Петухова уделено большое внимание данной проблеме. Бахматов, говоря об одном из аварских селений, сообщает о шести населяющих его и вышедших из разных мест тухумах причем он также, как и Константинов, пользуется этим термином как синонимом

JQ фамилии. Пасербский - первый, у кого мы находим сообщение непосредственно о южнодагестанском (лезгинском) тухуме. По его сведениям, тухумы состоят не только из родственников, но и посторонних, связанных с ними общими интересами людей, имеют общие пахотные, лесные и другие земельные участки и обладают известным судебным самоуправлением. До присоединения к России они управлялись своими

30 казнями, которые «хотя и руководствовались шариатом и местным адатом, пользовались неограниченной властью и злоупотребляли ею в пользу тех тохумов, из среды которых были сами».49 Непосредственно о южнодагестанском тухуме (по материалам Кайтаго-Табасаранского округа) пишет и П.С.Петухов. Именуя тухумы «родами», он обращает внимание на силу «родовой» солидарности. «Каждый род составляет как бы отдельное общество, он связан своими интересами и взаимной защитой.»50.

Наконец, А.В.Комаров, характеризуя обычно-правовое судопроизводство в Дагестане, пишет о тухумах как о родственных союзах со своим названием или фамилией и отмечает, что некоторые из них в соответствии со своей численностью или богатством обладают особым влиянием.51

Таким образом, уже ранние сообщения о дагестанских болыиесемейных организациях и тухуме характеризуют их как родственные или родовые группы, обладавшие такими признаками, которые позволяют говорить об их распадном состоянии.

1870-е годы отмечены крупными сдвигами в понимании родового строя, связанными с выходом труда Л.Г. Моргана «Древнее общество». В этнографическом кавказоведении это обстоятельство, особенно в 1880-х годах, нашло отражение в работах М.М. Ковалевского, который сделал заметный вклад в исследование общественного строя горских народов Кавказа и в том числе и лезгиноязычных народов.52 Дагестану он посвятил

53 значительный ряд своих работ. При этом он наряду с собственными наблюдениями и другими разнообразными источниками широко использовал архивные материалы окружных судов Дагестана.

В «Законе и обычае на Кавказе» он не только детально остановился на самом термине «тухум» и функциях этой социальной структуры (например,

31 описал права и обязанности главы тухума как выборного лица и т.п.), но и поставил вопрос о ее генезисе, подчеркивая мысль о том, что не все дагестанские тухумы ведут происхождение от общего родоначальника и что тухумы, носящие генетические наименования, составляли меньшинство, а остальные либо носили какие-нибудь прозвища, либо названия, связанные с местом возникновения и т.п.54

Правда, обращаясь к тухуму, М.М. Ковалевский отождествлял его с родом, якобы существовавшим в то время на Кавказе. Так, сравнивая дагестанский тухум с ирокезским родом, он писал: «Если мы сопоставим теперь с родом ирокезцев отдельные черты того устройства какое представляют собой дагестанские «тухумы» или роды, то, за исключением материнского родства, место которого занимает родство по отцу, мы встречаемся с более или менее точным воспроизведением всех и каждой из отмеченных нами особенностей. Дагестанский род представляет нечто целое в отношениях с чужеродцами. Он совместно выплачивает выкупы за насилие, причиненные членам другого рода одним из собственных родовичей».55 Впоследствии было показано, что Кавказ и, в частности, Дагестан отнюдь уже не были областью существования родового строя, и трактовка Ковалевским тех социальных структур, которые он принимал за род, оказалась ошибочной. В связи с этим М.О. Косвен писал, что если «констатация рода и описание различных его проявлений народов Кавказа составляет несомненную заслугу Ковалевского, то в трактовке этой темы он сделал все же ряд серьезных ошибок».56 К тому же М.М. Ковалевский совершенно не заметил распадного состояния, пережиточности родовых форм и отношений, классовой окрашенности тухума. «М.М. Ковалевский, -отметил Б.А. Калоев, - как представитель своего класса, не видел в дагестанском тухуме социального расслоения, существования богатых и

32 бедных. Он не учитывал также влияния на развитие тухумов феодальных отношений».57

Как и многие другие дореволюционные исследователи, М.М. Ковалевский ошибочно принимал пережитки древнейших форм социальных отношений за живое их бытование. Тем не менее очень важно то, что он привлек внимание к этим формам, а тем самым и к дагестанскому тухуму.

Однако следует отметить, что среди многочисленных работ дореволюционных авторов, посвященных общественному и семейному быту горских народов Кавказа и, в частности и по народам изучаемых нами наибольшее значение имеют труды М,М. Ковалевского. Этот выдающийся русский ученый, не только ввел в научный оборот ценный материал, характеризующий различные стороны общественного и семейного быта кавказских народов, но и дал свою историческую интерпретацию этого материала. Поэтому его труды являются настольными книгами для историков кавказоведов, имеют большое значение в историографическом плане и отражают важный этап в развитии русского кавказоведения.

В советское время о болыпесемейных организациях народов Дагестана писали как дагестанские ученые, так и московские и ленинградские этнографы.

В этом деле большую роль сыграл научно-исследовательский институт открытый в г. Махачкале в 1924 г. В 20-30-е годы Дагестан посетило несколько этнографических экспедиций, в которых принимали участие известные ученые кавказоведы, такие как Е.М. Шиллинг, A.B. Миллер, A.C. Башкиров, Г.Ф. Чурсин и др. В 40-50-х годах Дагестан посещали Л.Б. Панек, Л.И. Лавров, Б.А. Калоев, З.А Никольская и многие другие известные кавказоведы которые планомерно, систематически и всесторонне исследовали разнообразные аспекты быта народов Дагестана. Не оставляя

33 без внимания бесценный вклад, сделанный этими учеными в области этнологического изучения народов Дагестана, проанализируем ниже лишь те их разработки, которые касаются изучения семейного и общественного быта, исследуемых нами народов.

Обширный этнографический материал собранный ими в 20-3 Ое годы XX в. в экспедициях по Дагестану частично опубликован, но не меньшая его часть хранится в рукописном фонде Института ИИАЭ Дагестанского научного центра РАН, до сих пор оставаясь не востребованной.

Главным результатом исследовательской работы экспедиций явился сборник статей «Народы Дагестана»58, где на высоком уровне, хотя и кратко была освещена этнология всех народов Дагестана, в том числе весьма интересные данные по семейному и общественному быту народов Южного Дагестана, имевших место в работах Панек Лидии Борисовны, Лаврова Леонида Ивановича и Никольской Зои Алексеевны.59 Немало материала нами почерпнуто из фундаментальных изданий «Народы Кавказа» (в двух томах. М., 1960. - Т.1.; М., 1962. - Т.2), «Кавказский этнографический сборник» (первый выпуск вышел в 1955 г., а к 1991 г. опубликовано уже 9 выпусков), которые составили важный этап в развитии советского кавказоведения. В подготовке и издании этих масштабных изданий большую роль сыграл М.О. Косвен, один из корифеев кавказоведческой науки и крупный историк первобытности. Говоря о положительном вкладе советских ученых в этнографическую науку народов Дагестана нельзя не выделить особо труды Марка Осиповича Косвена, патриарха кавказоведения, хотя о нем мы попутно говорили выше, останавливаясь на методологической основе диссертации.

Еще раз хочу повториться, что среди многочисленных работ по Кавказу пожалуй самым важным для этнологического изучения Дагестана и

34

Кавказа является его масштабный труд «Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке»60, в которых впервые даются почти исчерпывающиеся сведения о всех авторах писавших в дореволюционное время о Дагестане, благодаря чему этнография Дагестана XVIII, XIX и начала XX века получила свою оценку и помогла современным исследователям в изучении народов Кавказа. Эта работа имеет не только узкокавказоведческие интересы, а составляет, как он сам заметил, один из крупных и значительных разделов из истории русской общественной науки. По обилию задействованного материала, по систематизации и осмыслению полученной информации этот труд - научный подвиг исследователя. Другой, не менее фундаментальный труд М.О. Косвена «Этнография и история Кавказа»61, где весьма важные и спорные вопросы болыиесемейных организаций лезгиноязычных народов нашли глубокое и всестороннее освещение. А теоретическое осмысление конкретного этнографического материала по отдельным народам Кавказа нашло отражение в исследовании «Семейная община и патронимия».62 К тому же следует упомянуть, что большинство участников Дагестанской экспедиции ИЭАН СССР, были его аспирантами и под его руководством проводилась этнографическая работа в Дагестане и подготовка высококвалифицированных этнографов, которые впоследствии продолжали разработку проблем по вопросам семейного и общественного быта народов Дагестана. Это М.М. .Ихилов, С.Ш. Гаджиева, А.И. Алиев, Х.О. Хашаев, С.С. Агаширинова и др., защитившие под его руководством кандидатские диссертации, а затем ставшие докторами наук, видными исследователями истории и этнографии Дагестана.

Большую помощь, особенно при исследовании семейно-общественных отношений, поселений и жилища народов Южного Дагестана оказали нам

35 Л труды С. О. Хан-Магомедова и Г. Н. Любимовой, в которых принципы застройки поселений и развития жилища рассматриваются через призму постоянно меняющихся социально-экономических условий жизни населения.

В 50-60-х годах, еще не было специальных работ посвященных вопросам семейной общины и патронимии народов Дагестана, однако во многих публикациях, где эта проблема так или иначе затрагивалась, делалась попытка научной трактовки положений, касающихся дагестанского тухума.

Одним из первых дагестанских исследователей проблемы тухума был Р. М. Магомедов. В 1949 г. на второй научной сессии Дагестанской научно-исследовательской базы АН СССР он выступил с докладом «К вопросу о семейной общине в Дагестане». Он обратил внимание на то, что М. М. Ковалевский неверно утверждал будто тухум - это род и «общественный строй горцев Дагестана в целом как для периода царского завоевания, так и для последующего периода является родовым».64 Однако сам он рассматривал тухум как семейную общину и сопоставлял его с юго-славянской задругой.

Иную трактовку тухуму дал X. О. Хашаев. Он также подверг критике идею Ковалевского о том, что дагестанский тухум является классическим родом и подчеркнул, что тухум не был ни хозяйственной, ни политической единицей, что в Дагестане в это время господствовал территориальный принцип расселения, а хозяйственно-политической единицей была сельская община. Однако он, в отличие от P.M. Магомедова отметил, что ко времени присоединения Дагестана к России большая семья также не сохранилась, уступив место малой, индивидуальной семье. Поэтому «дагестанский тухум в XIX в. не был ни родовой, ни семейной общиной. Дагестанский тухум - это пережиточная форма ранее существовавших кровнородственных связей.

36

Тухум не имел обычного для настоящего рода тотемного названия, не имел тухумного культа, название происходило или по имени какого-нибудь видного предка, или же по характеру прежней деятельности лиц, которые объединились в тухум, а также от названия их прежнего места жительства».65 Основными чертами тухумной организации в XIX в. Х.О. Хашаев считает защиту членов тухума не всем тухумом, а только ближайшими родственниками, наличие особого названия тухума, являющегося не всегда генетическим, отсутствие экономического и политического равенства внутри тухума и решение дел тухума не тухумной организацией, а сельским управлением и наличие в тухуме эндогамии.66

Х.О. Хашаев не пользуется термином «патронимия» и не прибегает к самому этому понятию, хотя он несомненно был уже знаком с ранними выступлениями и публикациями М.О. Косвена на эту тему, в которых упоминался и дагестанский тухум.67 Но в это время концепция патронимии еще находилась на стадии становления, и соответственно изучение дагестанской патронимии под этим углом зрения еще только начиналось. Это нашло отражение в ряде работ коллег и главным образом учеников М. О. Косвена.

Сведения о тухумно-патронимической организации имеются у Л. И. Лаврова, писавшего, например, о рутульцах: «для обозначения широкого круга родственников рутульцы употребляют распространенный в Дагестане термин «тухум». Иногда им обозначают весь род, а иногда патронимию, т.е. го

часть рода». Он же довольно подробно охарактеризовал тухумно-патронимическую организацию у лакцев. У них тухум состоял иногда из одной «фамилии», иногда из нескольких, фамилия в свою очередь делилась на патронимии, обозначавшиеся термином «усурсу». Последние объединяли только тех ближайших родственников, которые находились в тесном

37 общении друг с другом. Патронимия была группой малых семей, каждая из которых имела самостоятельное хозяйство, семей, состоявших в родстве пятого колена. Тухум приходил на помощь только в важных случаях, обычную же, повседневную помощь оказывал не тухум, а усурсу.69

Приблизительно тогда же 3. А. Никольская описала у аварцев аналогичный лакскому усурсу родственный коллектив - «цо рукъалъул г1адамал». Это была группа близкородственных малых семей, сохранявших остатки коллективного землевладения и объединенных тесной взаимопомощью. Несколько таких групп составляло более обширную общественную ячейку - «къибил», несколько къибилов - «poco». Poco в одних случаях включали в свой состав только родственные, в других - также и неродственные къибилы.70

Б.А. Калоев писал об агулах, что у них «распад больших семей способствовал образованию сначала патронимии, а затем более крупной родственной организации - тухума, занимавшего большей частью отдельный квартал («мехле»). В состав каждого тухума входило обычно несколько

П1 патронимий». Прекрасную работу по хыналыгам в 1980г. опубликовала Н.Г. Волкова ,72 в которой имеются содержательные разделы о семейной общине и патронимии шагдагских народов Северного Азербайджана.

Непосредственно тухума у народов Южного Дагестана коснулся М.М. Р1хилов. По его словам, «во второй половине XIX века тухума как патриархального рода у народностей лезгинской группы уже не существовало. Он сохранился в пережиточном виде как большая семья». Далее М.М. Ихилов писал, что сихил (к этому термину мы вернемся позже) «напоминает одну из форм патронимии, возникшей в результате распада тухума, отпочкования от него отдельных «отцовских» и «братских» семей».73

38

Таким образом этот автор, также как и Р. М. Магомедов неверно считал тухум большой семьей.

Различные сведения о патронимии - тухуме приводят в своих работах 1960-х и 1970-х годов и другие дагестанские этнографы - М. О. Османов, М. А. Агларов, А. И. Исламмагомедов, А. Г. Булатова, С. А. Лугуев, С. С. Агаширинова.74 Сведения последней относятся к южнодагестанскому (лезгинскому) тухуму. В частности, она обратила внимание на разнообразие видовых наименований патронимий: тухум, сихил, миресар, умах, экъреб, куък, par и др. Думается что эти видовые наименования лезгинской патронимии и свидетельствуют скорее о различных кругах патронимической иерархии, нежели о различных типах патронимий. Так, автор упоминает, что термины «раг», «арха», «умах» употребляются для обозначения наиболее широкого круга родственников.75

В числе последних работ, касающихся дагестанского тухума, следует особо отметить работу М. А. Агларова о характере эндогамии в Дагестане. В ней впервые ставится под сомнение эндогамия тухума и выдвигается положение, что эндогамными были не тухумы, а сельские общины.76

Далее обратимся к некоторым вопросам терминологии. Следует с самого начала привести некоторые общие сведения о терминологии, связанной с патронимической организацией у народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана, так как в противном случае в дальнейшем изложении могут встретиться неясности.

Как уже говорилось раньше, в кавказоведении патронимия у лезгиноязычных народов обычно называется «тухумом». Но это не совсем точно, так как у разных народов Дагестана, в частности Южного Дагестана, в ходу были все же неодинаковые термины для патронимий различных порядков, или иерархических уровней. Это указывает, с одной стороны, на

39 распространенность патронимических организаций у народов Южного Дагестана, а с другой - на ее сложность, так как некоторые из относящихся к ней терминов несут свою особую смысловую нагрузку. Однако большинство существующих терминов подчеркивает единство происхождения членов этой организации - «от одного корня», «от одного предка», «от одного семени» и т.д. Соответственно наиболее употребительными терминами для обозначения тех или иных кругов патронимической организации у народов Южного Дагестана являются «тухум» (иранск. семя) и «сихил», или «сехил» (приблизительное значение - «родственники», «колено»). При этом у лезгин, говоривших на ахтынском и докузпаринском диалектах, а также у рутульцев, цахуров, табасаранов и агулов превуалировал термин «тухум», а у лезгин, говоривших на кюринском диалекте, чаще употреблялся термин «сихил».

Рассматриваемая организация у народов Южного Дагестана, как правило, имела в своей концентрической структуре четыре круга (уровня, порядка и т. п.). Именовались они (начиная от самого узкого и кончая самым широким кругом) в исследованных нами селениях, а также по данным других этнографов чаще всего следующим образом;

Лезгины

Тахлук миресар («подопечные родственники») Мукъвал миресар («близкие родственники»)

Тухум («семя»), сихил, эсил («основа»), къильди мукъвабур («отдельно стоящие родственники»)

Сихил, умах («основатель», par («скала»), арха (арабск. «хребет»), мукъвабур («свои»), яргьал миресар («дальние родственники»)

Табасараны Тахлук мирасар («подопечные родственники») Багахлу мирасар («близкие родственники»)

40

Тухум, мирасар («родственники») Сихил, ярхула мирасар («дальние родственники) Агулы

Тахлук мирасар («подопечные родственники») Муку мирасар («близкие родственники») Тухум, мисарар («родственники») Сихил, варха мисарар («дальние родственники») Рутульцы

Хыдылар («ближайшие родственники»)

Сихил, теликъды хыдиймар («касающиеся родственники»)

Тухум, са тум («одно семя»), халада («род»), къабиль (арабск. «род», племя»), хыдиймар («родственники»), бейдыбар («близкие»)

77

Уймаху («основатель»), ил хъу кибыр («имеющие запах родства») Цахуры

Хизанар («семьи»), хэбна хизан («большая семья»).

Ахал («место», «тухумное кладбище»), уба («квартал»), хысма («квартал», «родственное поселение») Тухум, ахал

Гохарба («пять поколений»), арха (арабск. «хребет»)

Территориальная локализация, хозяйственные, организационные и идеологические связи, характерные для различных кругов этой организации, насколько позволил нам полученный полевой материал и другие использованные источники, будут охарактеризованы дальше, в основных главах работы. Пока же отметим только, что чем уже был круг данной организации, тем реальнее были черты ее общности, а чем он был шире, тем эта общность была менее реальной. Не случайно А.И. Мусукаев, как уже говорилось, даже предложил называть «патронимией» лишь первый круг

РОССИЙСКАЯ

41 ГОСУДАРСТВЕННАЯ

БИБЛИОТЕКА патронимической организации, а ее последний круг как бы вынести за рамки этой организации и называть только «фамилией». Впрочем, и до этого другие исследователи часто называли эту организацию не «патронимической», а «фамильно-патронимической».

Что касается Южного Дагестана, то полученные нами данные позволяют в определенной мере обосновать взгляд, по которому применительно к данному региону можно говорить о трех кругах

78 родственной патронимической организации , к которой обычно и прилагался термин «тухум», и четвертом надпатронимическом круге социальной организации, который не был даже фамилией, так как его члены не были однофамильцами. Этим четвертым кругом была соседская община -аул, или джамаат, члены которой могли быть как родственниками, так и не родственниками, но все же считались родственниками в результате проекции отношений родства на соседско-общинные отношения. Таким образом, мы будем говорить о патронимии, или тухуме, имея в виду только первые три круга рассматриваемой организации, и о соседско-патронимической, или аульно-тухумной, организации, имея в виду эту организацию в целом.

При исследовании вышеперечисленных болыиесемейных организаций и патронимий мы также пользовались и трудами историков-кавказоведов,

70 прежде всего их обобщающими работами по истории Дагестана

80 81 Азербайджана , Северного Кавказа , тематическими сборниками,

Я7 касающихся проблем феодализма на Кавказе, в том числе и в Дагестане и т.п. В сравнительном плане нами привлечен очень большой и весьма ценный историко-этнологический материал по общественному и семейному быту народов других регионов Кавказа, Средней Азии и России , где нашли отражение семейнобытовые отношения по отдельным этносам, этническим

42 группам и общетеоретические вопросы по проблемам семейной общины, патронимии, соседской общины и т.п.

Разумеется, мы не смогли охватить и дать соответствующую оценку всем работам прямо или косвенно затронутым в нашем исследовании, но далее, положениям, изложенным в них будет уделено должное внимание и высказано наше отношение к ним.

Однако, даже этот беглый взгляд на историографию разрабатываемой нами проблемы свидетельствует о том, что пока нет специальных работ посвященных выбранной нами теме диссертации. Поэтому наша основная задача - восполнить этот пробел.

Таким образом, заключая данный раздел можно сказать, что перечень и анализ ряда этнографических трудов посвященных архаическим общественным организациям лезгиноязычных народов Дагестана и Азербайджана и других народов Кавказа позволяет сделать вывод о том, что проблема изучения пережитков древнейших традиционных социальных институтов народов Кавказа в XIX - начала XX в. все еще является весьма актуальной и перспективной, требующей дальнейшего целенаправленного, углубленного исследования.

Это тем более важно, потому что информаторов старшего поколения, что-либо помнящих об общественных структурах XIX - начала XX века с каждым годом становится все меньше и меньше, а нам становится работать все труднее и труднее. Даже те, ценные полевые материалы, что собирали наши предшественники в 50-60-х годах, сейчас уже невозможно восстановить. Наше поколение ученых, только может выразить им огромную благодарность за то, что они оставили для науки ценнейший полевой и фактический материал, который мы в своей работе постарались использовать по возможности полно.

43

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Брук С.И. Население мира. М., 1981. - С.868-880.

2 Ихилов М.М. Народности лезгинской группы. Махачкала, 1967. - С.24-25. Кобычев В.П. Крестьянские жилища народов Азербайджана в Х1Хв.//КЭС,

Вып.Ш. М.-Л., 1962. - С.59, 60.

4 Народы Кавказа. Т.1. Из серии «Народы мира». М., 1960.- С.26-28.

5 Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963.

6 Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М., 1981. - С.202 и сл.

7 Косвен М.О. Из истории родового строя в Юго-Осетии//СЭ. 1936. - № 2.-С.3-20; Он же. Этнография и история Кавказа. Тбилиси, 1952; он же. Пережитки матриархата у народов Кавказа//СЭ, 1936. - № 4-5. - С.215-218 о

Робакидзе А.И. Некоторые черты горского феодализма на Кавказе//Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа . Махачкала, 1988. - С.6-20.

9 Лавров Л.И. О причинах многоязычия в Дагестане.//СЭ, 1951. - № 2; Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII - начале XIX в. М, 1988

10 Бромлей Ю.В. Современные проблемы этнографии. М., 1981. - С.203-204

11 Там же. - С.205

12 Там же. - С.207

13 Там же. - С.208

14 Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1992. - С. 12

15 Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963

44

16 Ольдерогге Д.А. Иерархия родовых структур и типы болыпесемейных домашних общин// Социальная организация народов Азии и Африки. М., 1975.-С.15исл.

17 О чем у нас пойдет речь ниже в специальных разделах данной диссертации 1 8

Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., - С.6 19 Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963. - С.119 лл

Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963. - С. 120-121 21 Там же. - С. 104-202

Кисляков H.A. О сущности понятия «патронимии»//Страны и народы Африки. Вып. XVIII, - М., 1967. - С.271 и сл.

23 Подробнее см.: Гарданов В.К., Першиц А.И. М.О.Косвен - историк первобытного общества и кавказовед//История и историки. М.,1979; Шаманов И.М., Мусукаев А.И. К вопросу о генезисе патронимической организации у народов Северного Кавказа (состояние проблемы)//Вопросы археологии и традиционной этнографии Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1987

24 См.: Крюков М.В. О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации (к постановке вопроса)//СЭ. 1967. - № 6

Семенов Ю.И. О некоторых теоретических проблемах истории первобытности//СЭ. 1968. - № 4

26 Робакидзе А.И. Патронимия у народов Кавказа. IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук/Чикаго, сентябрь 1973//. Доклады советской делегации. М., 1973. - С.11; см. также: Окруашвили-Бахиа С.И. Абхазская «абипара» - патронимия (грузино-абхазские этнографические параллели). Тбилиси, 1986

45

Давыдов А.Д. Афганская деревня (сельская община и расслоение крестьянства). М. 1969; он же. Сельская община и патронимия в странах Ближнего и Среднего Востока. М., 1979

28 Першиц А.И. Динамика традиций и возможности их источниковедческого истолкования//Народы Азии и Африки. 1981. - № 5. - С.90-91; он же. Остатки первобытности в классовых обществах//История первобытного общества. Эпоха классообразования. М., 1988. - С.510

Мусукаев А.И. Традиционные общественные институты народов Северного Кавказа в конце XIX - начале XX в. Авт. докт. дис. М., 1983. -С.19 лл

История география и этнография Дагестана ХУШ-Х1Х вв. Архивные материалы. Под ред. М.О. Косвена и Х.О. Хашаева. М., 1959 (В дальнейшем в ссылках - ИГЭД)

31 Феодальные отношения в Дагестане. XIX — начало XX в. Архивные материалы. М., 1969

32 Морган Л.Г. Древнее общество. Л., 1934

Маркс К. Конспект книги Л.Г. Моргана «Древнее общество»// Архив Маркса и Энгельса. Т.1Х

34 Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.21

35 Ковалевский М.М. Родовое устройство Дагестана//Юридический вестник. 1883. - № 2; Он же. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. М., 1886; он же. Закон и обычай на Кавказе. ТТ.1 - II. М., 1890 и др.

36 Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М., 1961; он же. Семейная община и патронимия. М., 1963

46 л «ч

Першиц А.И. Проблема типологизации общины в дореволюционной русской и советской историографии/Ючерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1978. - Вып. 8; Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1992 о о

Бромлей Ю.В. Энгельс и проблемы архаической семейной общины//Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследия Ф. Энгельса. М., 1972; он же. Современные проблемы этнографии. М., 1981

39 Робакидзе А.И. Патронимия у народов Кавказа //Материалы к IX Международному конгрессу антропологических и исторических наук. Чикаго, сентябрь 1973; он же. Некоторые черты горского феодализма на Кавказе//Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988

40 Лавров Л.И. Этнография Кавказа. Л., 1982.; он же. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978

41 Семенов Ю.И. Происхождение брака и семьи. М., 1977

42 Ольдерогге Д.А. Иерархия родовых структур и типы болыпесемейных домашних общин//Социальная организация народов Азии и Африки. М., 1975

43 Все три части этого труда М.О.Косвена опубликованы в I - III выпусках «Кавказского этнографического сборника» (М., 1955, 1958, 1962)

44 Броневский С. М. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе, ч. 1-2. М., 1823; Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т.1., Спб, 1871

45 Косвен М.О. Материалы по истории и этнографии Кавказа в русской науке//Кавказский этнографический сборник. Вып.З. - С. 190-191

46 Константинов О.И. Джаро-белоканы до XIX столетия/АСавказ. 1846.

47

2-3

47 Косвен М.О. Материалы по истории и этнографии Кавказа в русской науке. - С. 191

48 Бахматов И.М. Чирка или аул Чиркей//Кавказ. 1863. - № 29, 30

49 Пасербский А.Ф. Закатальский округ//Кавказ. 1864. - № 48

50 Петухов П.С. Очерк Кайтаго-Табасаранского округа (в Южном Дагестане)//Кавказ. 1867. - № 12

51 Комаров A.B. Адаты и судопроизводство по ним.//ССКГ. Вып.1. - 1868. -С.79

52 Подробнее см.: Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. - С.223; Калоев Б.А. М.М.Ковалевский и его исследования горских народов Кавказа. М., 1979

53 Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т.1, 11. - М., 1890; он же. Родовое устройство Дагестана//Юридический вестник. 1888. - № 12; он же. Дагестанская «Народная правда»//Этнографическое обозрение. 1886. - № 4; он же. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом. Опыт в области сравнительной этнографии и истории права//Вып.2. - Спб. -1905, март

54 Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т.2. - С. 146-149

55 Ковалевский М.М. Родовой быт. Вып.2. - С. 170

56 Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. - С.236

57 Калоев Б.А. М.М.Ковалевский и его исследования горских народов Кавказа. М., 1979.-С. 128

58 Народы Дагестана. М., 1955

59 О них и об их трудах конкретная речь пойдет ниже, в соответствующих главах диссертаций.

48

60 Косвен М.О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке//Кавказский этнографический сборник. Вып.1- III. М., 1955, 1958, 1962

61 Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М., 1961

62 Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963

63 Хан-Магомедов С. О., Любимова Г. Н. Народная архитектура Южного Дагестана. М., 1956;Хан-Магомедов С. О. Лезгинское народное зодчество. М., 1969; он же. Архитектура цахуров//Архитектурное наследство. М., 1961, :№ 13; он же. Рутульская архитектура. М., 1998.

64 Магомедов Р. М. К вопросу о семейной общине в Дагестане // Труды Второй научной сессии Дагестанской базы АН ССССР. Махачкала, 1949. -С.81,85.

65 Хашаев Х.О. Общественный строй Дагестана в XIX в. М., 1961. - С.220-221

66 Хашаев Х.О. Общественный строй Дагестана в XIX в. М., 1961. - С.221

67 Библиографию см.: Косвен М.О. Этнография и история Кавказа.

68 Лавров Л. И. Этнография Кавказа. Л., 1982. .Упоминание Л. И. Лаврова о рутульском тухуме относится к 1950-м годам.

69 Лавров Л. И. Лакцы. // Народы Дагестана. М., 1955.

70 Никольская 3. А. Пережитки патриархально-родового строя у аварцев в XIX и в начале XX века //Родовое общество. Материалы и исследования. М.,1951. - С.230.

71 Калоев Б.А. Агулы//Кавказский этнографический сборник. Вып.З. - М.-Л., 1962. - С.98

72 Волкова Н.Г. Хыналыг//КЭС. - Вып.VII. М., 1980. - С.32

73 Ихилов М. М. Народности лезгинской группы. Махачкала. 1963.-С.170,175.

49

74 Османов М. О. Жилище цудахарцев в XIX-XX вв. // Уч. Записки ИИЯЛ. Махачкала. 1961.T.IX; он же. Поселения даргинцев в XIX-XX вв. // Уч. Записки ИИЯЛ. Т.Х. Махачкала. 1962; он же . Поселения. Жилище// Материальная культура даргинцев. Махачкала. 1967; Агларов М. А. Поселения и жилища андийской группы народов в XIX в начале XX в. // Уч. Записки ИИЯЛ. Серия общественных наук.Т.ХУ1. Махачкала, 1966; Исламмагомедов А. И. Поселения. Жилища // Материальная культура аварцев. Махачкала, 1967; Булатова А. Г. Лакцы. Махачкала, 1971; Лугуев С. А. О кровной мести у лакцев во второй половине XIX- в начале XX в. Семейный быт народов Дагестана. Махачкала, 1980; Агаширинова С. С. Материальная культура лезгин в XIX- начале XX в. М., 1978

75 Агаширинова С. С. Материальная культура лезгин. С. 153-154

76 Агларов М. А. Сельская община как эндогамный круг в Дагестане // Брак и свадебный обычай у народов Дагестана в XIX - начале XX в. Махачкала, 1986; он же. Сельская община в Нагорном Дагестане XVII -начале XIX в. М., 1988.

77 Сергеева Г. А. Этнографические наблюдения в Хнове (Дагестан) // Полевые исследования Института этнографии. 1980-1981. М., 1984.- С.91.

78 Применительно к аварцам это положение в общем виде уже было сформулировано Е.М.Шиллингом (см. ниже)

1Q

Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р. Очерки истории Южного Дагестана. Махачкала, 1964

80 История Азербайджана. Баку, 1958

81 История народов Северного Кавказа. Конец XVIII в. - 1917 г. М., 1988; Дагестанская область. Свод статистических данных, извлеченных из посемейных списков населения Закавказья. Тифлис, 1890. и др.

50

82 Развитие феодальных отношений народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988; Свод материалов по изучению экономического быта государственных крестьян Закавказского края. T.III. - Тифлис, 1888; Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе. М., 1978 и др. от

Семейный быт народов СССР. М., 1990; Смирнова Я.С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа. М., 1983; Волкова Н.Г., Джавахишвили Г.Н. Бытовая культура Грузии XIX-XX вв.: Традиции и инновации. М., 1982; Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик , 1992; Мусукаев А.И. Об обычаях и законах горцев. Нальчик, 1986; Мусукаев А.И. Традиционное гостеприимство кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1990; Харадзе P.M. Грузинская семейная община. Тбилиси, 1961; Бахиа С.И. Абхазская «Абапира» - патронимия. Тбилиси, 1986; Текеев K.M. Карачаевцы и балкарцы. М., 1989; Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов. М., 1967; Меретуков М.А. Семья и семейный быт адыгов в прошлом и настоящем//Культура и быт адыгов. Вып.1. Майкоп, 1976; Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991; Магометов А.Х. Общественный строй и быт Осетии (XVII-XIX вв.). Орджоникидзе, 1974; Кисляков H.A. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1969 и т.д.

51

Заключение диссертации по теме «Этнография, этнология и антропология», Азизов, Серкер Абдулазизович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Большая семья у народов Кавказа хотя изучена в основных ее компонентах в достаточной степени, однако по мере углубления исследований истории социальной структуры народов Кавказа, по мере выявления природы, характера большой семьи, этот институт общественного быта привлекает все более пристальное внимание исследователей. Поэтому, появление новых исследований по семейной общине народов Кавказа дает возможность и реальные перспективы решения проблемы социальной сущности дагестанского «тухума», «сихила», «джинса», азербайджанского «кулфэт еви», грузинского «сахли», абхазской «абапиры», чеченского «тайпа», осетинского «фыда фырта», ингушского «цханбаха», балкарского «уллу юй», кабардинского «унэзэшзахэс» и т.д., а также их сравнительного изучения.

Семейные общины бытовавшие у лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана (лезгин, табасаран, агулов, цахуров, рутулов, хиналугов, будугов и крызов) на протяжении веков, начиная с первобытнообщинного строя вплоть до XX века, в XIX веке представляли собой переходную форму патриархальной семейной общины к малой патриархальной семье отцовского или деспотического типа, которые в течении столетий много раз разрастались, размножались, затем делились и соответственно менялись под влиянием определенных конкретно-исторических условий и которые впоследствии соседствовали с малыми семьями в составе сельской общины.

С достаточной долей уверенности можно утверждать, что во второй половине XIX - начале XX века у лезгиноязычных народов большие и малые семьи соседствовали друг с другом. Именно такое положение вещей затрудняет определение времени когда хронологически происходила смена

288 одной формы семьи другой формой. Поэтому к решению этой проблемы мы подошли не столько по стадиальному, сколько по хронологическому принципу так как в определенные исторические эпохи разные народы находились на различных ступенях общественного развития, в зависимости от степени развития, землевладения, скотоводства, промыслов и ремесла, товарных отношений, географических особенностей расселения народов. Такой подход позволяет нам констатировать ниже следующее.

Бытование семейной общины у лезгиноязычных народов, как и у других народов Кавказа наблюдалось на протяжении длительного времени -от первобытнообщинного строя до эпохи капитализма. Судя по археологическим, этнографическим, топонимическим памятникам и полевым данным на территории Южного Дагестана и Северного Азербайджана в VIII - VII вв. до н. э. происходило разложение первобытно-общинных отношений и формирование социальной организации нового типа как военная демократия, приведшая нас к началу распада родовых и возникновению у лезгиноязычных народов предпосылок к появлению территориальных поселений соседского типа и которая ускорила процесс перехода от родовой общины к соседской и, следовательно, к возникновению родственных организаций типа семейных общин и патронимий.

Возможно, этап становления такой социальной организации как военная демократия предопределил период скифских походов в Переднюю Азию через Дербентский проход, который хронологически также пришелся на VIII - VII века до н.э.

Письменные источники древних обществ Востока, Ассирии и Ирана, а это территории, соседствующие с Кавказом, в том числе и с лезгиноязычными народами, и этносы которых благодаря Дербентскому проходу имели самые тесные взаимоотношения, свидетельствуют о распаде

289 больших патриархальных семей и вытеснении их малыми семьями к середине I тысячелетия н.э.

Судя по многочисленным исследованиям этнографов-кавказоведов, а также по нашим данным можно с достаточной уверенностью сказать, что на Кавказе, в том числе и у лезгиноязычных народов наиболее широкое бытование большой патриархальной семьи приходится на вторую половину I тысячелетия до н.э. и на первую половину I тысячелетия н.э., а в VII - XII вв. происходит интенсивный процесс распада семейных общин в связи с переходом от родовых поселений к соседским. Однако в высокогорной части расселения лезгиноязычных народов Дагестана и Азербайджана большая и малая семья еще долго сосуществовали благодаря натуральному характеру хозяйства и особым формам горского феодализма на Кавказе. В XIX веке с разложением натурального хозяйства и в связи с проникновением элементов капиталистических отношений, развитием товарно-денежных отношений и крестьянскими реформами происходит окончательный распад больших семей.

Во второй половине XIX - начале XX века на территории расселения лезгиноязычных народов Дагестана и Азербайджана большие семьи у лезгин «ч1ехи хизан», у табасаранцев «ахю хизан», «абъыр хизан», у агулов «axa хизан», «къихды хизан», у рутульцев «кьухды хщан», у хиналугов «тсой», у будугов «кале ханэ» и т.д., сохранялись почти до коллективизации сельского хозяйства и численность их доходила от 20-40 до 60-100 человек, о чем свидетельствуют многочисленные конкретные материалы, приведенные в данной работе.

О сохранении больших семей у исследуемых нами народов во второй половине XIX - начале XX века свидетельствуют как многочисленные полевые материалы, собранные на территории расселения лезгиноязычных народов, так и данные таких исследователей как Хан-Магомедов С.О.,

290

Калоев Б.А., Кобычев В.П., Исламмагомедов А., Агаширинова С.С., Гейбуллаев Г.А. и многих других. Отметим также, что ими были зафиксированы и жилища для больших семей со специфическими архитектурными формами. Такие большие дома для семейных общин сохранились также в самых разных регионах Кавказа и Средней Азии с аналогичными естественно-географическими условиями. Это свидетельствует о единстве исторически выработанных традиций связанных с бытованием больших патриархальных семей.

Вторая половина XIX - начало XX века являются и периодом окончательного распада больших семей и периодом господства двухпоколенной патриархальной семьи из 6-12 человек в среднем, о котором свидетельствуют полевые материалы, собранные с территории расселения лезгиноязычных народов, а также литературные и архивные данные. На процесс распада больших семей повлиял ряд условий, которые ускорили их раздел - это прежде всего нехватка земли в горах и освоение новых земель, следствием которого было образование различных типов отселков: «казмаляры», «оба», «кышлаки» и т.п. Другим существенным условием распада больших семей было проникновение капиталистических товарно-денежных отношений, фабрично-заводской продукции в среду лезгиноязычных народов, а также развитие отходничества, развитие форм собственности, т.е. переход от общинно-родовой к частной, тесно связанное с развитием хозяйства от натурального к товарно-денежному.

Во второй половине XIX - начале XX века с процессом окончательного распада семейных общин тесно связана проблема сохранения сельской общины и сельскообщинных, отношений, составными элементами которых были и семейная община и патронимия. Сельская община, возникшая еще в древности, во второй половине XIX века у лезгиноязычных народов Дагестана и Азербайджана представляла собой территориальное

291 образование больших и малых семей, семейно-родственных организаций типа патронимии разных порядков и отражала более поздний, сложный социально-экономический уровень и обладала специфическими признаками переплетающимися с патриархально-феодальными чертами.

Экономические отношения в семейной общине лезгиноязычных народов строились по двум направлениям - внутрисемейное разделение труда и имущественные отношения.

Внутрисемейное разделение труда в больших семьях подразумевало распределение сельскохозяйственных функций между мужчинами и женщинами, т.е. мужчина, как правило, был занят в производственной, а женщина в потребительской сфере хозяйства.

Коллективная собственность семейной общины требовала коллективного потребления продуктов производства и коллективный труд определяется участием всех трудоспособных членов семьи в ведении хозяйства.

Во внутрисемейном разделении труда в соответствии с нормами обычного права строго придерживались принципа половозрастного разделения труда. Главными распорядителями в семье были главы больших семей, мужчина - глава семьи и «старшая» женщина, которые пользовались авторитетом и неограниченной властью. Мужчина - глава семьи прежде всего занимался распределением деятельности мужского труда, затем старшие братья и сыновья, на долю которых выпадали сложные участки хозяйственной деятельности в большой семье: пахота, сев, уборка урожая, сенокос, скирдование, заготовка дров, уход за скотом, лошадьми, отходничество, ремесла и т.д.

Старшая» женщина, обладая определенными правами в общественной жизни большой семьи, занималась организацией труда женской части семьи и строго распределяла обязанности каждой из женщин семейной общины,

292 которые доили коров, носили воду, пекли хлеб, готовили обед, занимались стиркой, уборкой, шили одежду, обрабатывали шерсть, ткали ковры и ковровые изделия и т.д.

Старшая» женщина также занималась воспитанием подрастающего поколения в духе соблюдения национальных традиций, обычаев, придерживаясь нравственных норм идеологического единства большой семьи.

У всех народов Кавказа, в том числе и у лезгиноязычных, строго соблюдались особые правила и обычаи, предусмотренные нормами адатов по отношению соблюдения особого статуса «старшей» женщины в большой семье, особенно в женской части семьи, хотя ее общественный статус никогда не поднимался до уровня статуса главы семьи мужчины, ибо во второй половине XIX - начале XX века сохранившиеся большие семьи были «отцовскими» - патриархальными и находились на стадии распада, а особое положение «старшей» женщины в семье было отголоском, реликтом древних общественных структур эпохи материнского рода.

Все имущество большой семьи движимое и недвижимое находилось в общем владении собственности, которое основывалось на кровном родстве и коллективном труде всех взрослых ее членов и переходило от отцов и дедов по наследству из поколения в поколение. Несмотря на то, что в конце XIX -начале XX века большие семьи сохранялись в основном в экономическом отношении мощных хозяйствах, в них все же отсутствовала эксплуатация наемного труда, а характер имущественных отношений, разделы собственности при сегментации семейной общины и т.п. происходили соответственно нормам шариата и обычного права.

Межличностные отношения в больших семьях лезгиноязычных народов в значительной степени определялись экономическими отношениями и к тому же, поскольку в своей основе они были «отцовскими»

293 семьями деспотического типа, то и межличностные отношения постоянно приобретали классовые черты и в них превалировало начало частной собственности.

С развитием товарно-денежных отношений, расслоением крестьянства, ростом отходничества, при разделе имущества отцовских больших семей стали наблюдаться нарушения норм обычного права и усиления тенденции к обособлению имущества отдельных супружеских ячеек, старавшихся поскорее выделиться в самостоятельные малые семьи. В это время у лезгиноязычных народов, так же как и у многих народов Кавказа в семейных разделах стало наблюдаться влияние имперского законодательства, наряду с сохранением традиционно-правовых норм, которые способствовали дальнейшему сохранению у них болынесемейных организаций. Такой затяжной процесс распада семейных общин у народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана предопределил сохранение в трансформированном виде некоторых форм имущественных отношений, бытовавших по сей день в современной семье.

Во второй половине XIX - начале XX века обычаи избегания были одним из функциональных элементов патриархального быта и патриархально-феодального строя лезгиноязычных народов Дагестана и Азербайджана. Обычаи избегания у них, как у многих народов Кавказа имели определенную закономерность - запреты и избегания были тем сильнее, чем ближе были по степени родства и старше по возрасту объекты избегания по отношению к соблюдающему избегание, а чем старше был соблюдающий избегание, тем слабее были условности избегания по отношению к родственникам и посторонним.

На основе анализа многочисленных теорий генезиса избегания ученых-этнологов XIX - начала XX века и фактических данных лезгиноязычных народов по этой проблеме, автор пришел к выводу о том, что запреты и

294 избегания бытовавшие в большесемейных организациях исследуемых нами народов были связаны с различными сторонами архаических отношений полов и формами брака и генетически относились к переходному периоду от матриархата к патриархату, когда превалировали патриархальные поселения. Со временем запреты и избегания изменялись и сохранились вплоть до распада большесемейных организаций благодаря патриархально-феодальному укладу и нормам шариатского права лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана в конце XIX - начале XX века.

У исследуемых нами народов во второй половине XIX - начале XX века наряду с вышеописанными большими семьями сохранились семейно-родственные (патриархальные, патрилиниджные) организации, исторически возникшие в результате сегментации семейной общины, которые мы вслед за М.О. Косвеном и другими учеными кавказоведами называем патронимиями разных порядков и уровней. В состав семейно-родственных объединений входили и большие и меньшие патронимии (сихил, тухум, экьреб, миресар, близкие, дальние родственники и т.п.), ибо они были иерархическими структурами, сохранившими известную хозяйственную, общественную и идеологическую общность.

У всех народов Кавказа, у которых выявлена патронимическая организация, последняя, как это показано в ряде кавказоведческих работ (патронимию выявили, помимо М.О. Косвена и отчасти изучили такие ученые, как А. Авдал у курдов, С.С. Агаширинова у лезгин, В.В. Бардавлидзе у хевсур, М.М. Ихилов у горских евреев Дагестана, Г.А. Гулиев у азербайджанцев, Ш.Д. Инал-ипа у абхазов, С.И. Бахиа также у абхазов, В.А. Калоев у осетин, Э.Т. Карапетян у армян, Э.Л. Коджесау у адыгов, Р.Л. Харадзе у грузин, А.И. Мусукаев у ряда народов Северного Кавказа и др.)1, представляла собой группу больших и малых семей, образовавшихся в

295 результате сегментации одной большой семьи. Благодаря такому своему происхождению эти семьи в той или иной мере сохраняли известную хозяйственную, общественную (организационную) и идеологическую общность и носили эпонимическое наименование (откуда и сам термин «патронимия»). При этом поскольку разрастание семей и патронимий всегда было органическим процессом, патронимическая организация представляла собой определенную концентрическую структуру, предполагающую наличие патронимий разных порядков или уровней.

У тех народов Кавказа, у которых выявлены патронимии разных порядков или уровней, эти структуры неизменно имели кровнородственный характер. Так же обстояло дело и у лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана, однако лишь в отношении патронимий первого, второго и третьего порядков. Что касается следующего, четвертого круга общности, которым было сельское общество (джамаат), то он также рассматривался как круг родства, но в отличие от первых трех был кругом родства в одних случаях кровного, в других - искусственного, фиктивного. Перед нами широко известное в этнографии и генетически свойственное времени перехода от родовых отношений к соседским, явление, которое может быть названо вторичной гентилизацией соседских связей. В общеэтнографическом плане специфика этого периода характеризуется следующим образом: «для стадии формирования соседской общины характерна замена связей, основанных на родстве, соседско-территориальными, которые на первых порах причудливо с ними переплетаются или даже облекаются в кровнородственную оболочку. В качестве примера можно привести сохранение за соседской общиной тотемного названия древней родовой общины, распространение терминов кровного родства на односельчан, особенно свойственно использование родовых святилищ для обрядов общинного значения и т.д. у чейенов, кроу,

296 тлинкитов, ирокезов, хопи, команчей и других племен североамериканских индейцев, или институт дока у народов Нижнего Амура (распространение экзогамных запретов на группу неродственных родов, связанных соседскими отношениями)». Нам думается, что сочетание кровного родства в трех первых кругах патронимической организации с либо кровным, либо искусственным родством в надпатронимической соседской общине, которая тем самым также как бы отчасти становится самым широким, четвертым кругом патронимической организации, является существенной специфической чертой патронимической структуры у лезгиноязычных народов Южного Дагестана и Северного Азербайджана.

Хотя концентрическая структура патронимической организации установлена и акцентирована уже М.О. Косвеном, ни им, ни его учениками или последователями не были исследованы специфические особенности патронимий разных порядков или уровней. И в силу того, что такая специфика далеко не всегда выступала достаточно определенно, и в силу того, что многое в патронимической организации вообще давно ушло из быта, подобного рода исследование представляется очень нелегким. Тем не менее, мы попытались применительно к лезгиноязычным народам Дагестана и Азербайджана сделать в этом отношении то, что оказалось возможным.

Прежде всего остановимся на объединениях подопечных родственников (тахлук мирасар, хыдылар, хизанар) или патронимиях первого порядка.

Говоря о территориальной локализации и хозяйственной общности объединений подопечных родственников можно отметить, что они обязательно старались селиться рядом и часто некоторые семьи из таких объединений проживали в одном доме или имели общий двор. В патронимических объединениях низшего порядка нередко имелась такая патронимическая собственность, как пахотные орудия, молотильные доски,

297 специальные помещения, где готовили хлеб, скотоводческие помещения на зимних и летних пастбищах, мерки для сыпучих продуктов, большие котлы и даже мельницы. Хозяйственная взаимопомощь в пределах таких патронимий выражалась не только во время каких-либо событий, но и в повседневной жизни и деятельности входящих в них семей.

При организации какой-либо семьей серьезного мероприятия считался необходимым совет с родственниками из той же первичной патронимии. При этом решающее значение могло иметь мнение таких родственников, как дед или бабка, родные или двоюродные брат или сестра, дядя или тетка по отцу и т.п. Л.Б. Панек писала о родне именно этой категории: «прежде чем решить вопрос о браке сына или дочери, родители того и другого приглашают к себе ближайших родственников (мирас хеди) и советуются с ними; если не советуются, то те обижаются и не приходят на свадьбу. Только при общем согласии ближайших родственников считают возможным заключить брак. С мнением старшего брата и старшей сестры очень считаются, и брак может расстроиться, если кто-нибудь из них протестует».

Несколько (чаще всего две) патронимий первого порядка составляли близкородственное объединение (мукъвал миресар, багахлу мирасар, муку мирасар, теликъды хыдиймар, уба ахал) или патронимию второго порядка. И хотя во второй половине XIX в. в Южном Дагестане и Северном Азербайджане между близкородственными объединениями и объединениями подопечных родственников существенных различий не существовало, некоторые различия могут быть выявлены. Так, например, если патронимия первого порядка чаще всего включала в себя человек 50, то патронимия второго порядка обычно включала в себя до 100 и более родственников по отцовской линии. К середине XIX в. патронимии второго порядка еще довольно стойко, но менее стойко, чем патронимии первого порядка, сохраняли территориальную целостность.

298

Хозяйственная взаимопомощь в пределах близкородственной группы была обязательной, но все же не повседневной. Члены близкородственного объединения оказывали обязательную материальную поддержку нуждающимся семьям, а также помощь друг другу во время постройки дома, уборки урожая, стрижки овец, свадьбы, похорон, т.е. лишь тогда, когда эта помощь была крайне необходима.

У всех лезгиноязычных народов во главе кровнородственных объединений стояли главы патронимий (келте, сакъкъа, агъсакъал, баба, келемерд и т.д.), которые были самыми уважаемыми, умудренными опытом и обладающими организаторскими способностями членами семейно-родственных организаций, от которых во многом зависела прочная связь между входящими в патронимию семьями в их хозяйственной, общественной и идеологической жизни.

В каждой патронимии существовали патронимические сходы, советы, куда помимо глав патронимий входили старейшие и почетнейшие представители больших и малых семей, где решались общие важнейшие вопросы сельскохозяйственной деятельности, об оказании материальной помощи пострадавшим от несчастных случаев, о кровомщении, выплате компенсаций, примирении кровников, об изгнании или исключении из состава тухума провинившихся лиц или же принятии их обратно в состав тухума и т.д.

Большим авторитетом среди женщин патронимии лезгиноязычных народов пользовались и «старшие» женщины, обычно жены аксакалов или умудренные опытом, справедливые и терпеливые пожилые женщины, которые были организаторами, руководителями и наставниками женской части семейно-родственных групп Южного Дагестана и Северного Азербайджана.

299

Единство и солидарность между семьями всех уровней семейно-родственных организаций регламентировались традициями взаимопонимания, взаимопомощи, соблюдения уважения к старшим, нравственной и материальной поддержки, взаимозащиты и т.п., которые особенно проявлялись при разного рода несчастных случаях, при похоронах, при потере кормильца, пожарах, падеже скота, при рождении ребенка, во время свадьбы, при кровомщении и т.д.

Взаимозащита членов патронимии получила четкое выражение в институте кровной мести, который был присущ не только лезгиноязычным, но и всем народам Кавказа с древнейших времен и сохранился в исследуемое нами время в трансформированном виде. Она возникала из-за убийства, оскорбления словом и делом, осквернения домашнего очага, нарушения согласия о браке и т.д. Кровомщение прежде всего принадлежало членам семьи, а затем распространялось на всю патронимию второго порядка. К тому же круг мстителей и ответчиков по разному определялся адатом и шариатом, так же как и примирение кровников.

Патронимическая общность выражалась еще и в том, что тухум (как самый большой круг родства) был эндогамным. Проблема в том, что у всех народов Кавказа издавна существовала строжайшая патронимическая экзогамия и нормы обычного права строго запрещали заключать браки внутри фамилий, а тем более внутри фамильных родственных объединений. У некоторых народов Кавказа, к примеру, у адыгских народов, браки запрещались даже между жителями села. Исключение из этого правила -лишь азербайджанцы и народы Дагестана, у которых в тухумах с древних времен господствовали эндогамные традиции.

Тухумная эндогамия в Дагестане привлекла к себе большое внимание исследователей. Прежде всего встал вопрос о ее древности, хотя нет нужды доказывать, что данный институт не изначален (ведь ни один народ мира не

300 миновал в своем историческом развитии экзогамии, как не миновал он родовой организации), поэтому интерес представляют специфические доказательства вторичности тухумной эндогамии в Дагестане. Автор на основании многочисленных полевых, фольклорных, литературных, архивных источников и памятников обычного права пришел к выводу о том, что у лезгиноязычных народов в ХУП-Х1Х вв., наряду с предпочтительной тухумной эндогамией, существовала и предпочтительная аульная эндогамия. Традиции однотухумных браков больше придерживались состоятельные и влиятельные тухумы. Или же богатые тухумы отдавали своих девушек за представителей богатых тухумов, юноши же из бедных тухумов женились на девушках из бедных тухумов. Таким образом, при заключении браков важную роль играли экономические, сословные и психологические факторы.

Это было связано прежде всего с тем, что в XIX - начале XX в. классовая дифференциация сельских обществ Южного Дагестана и Северного Азербайджана достаточно усилилась и происходило быстрое обособление социальной верхушки, в связи с процессами перехода общинных земель в частные руки и проникновения товарно-денежных отношений, усилением концентрации поголовья овец в руках общинной верхушки и т.д.

Тухумная и общинная эндогамия у лезгиноязычных народов продолжала существовать вплоть до начала XX в. В дальнейшем происходил процесс уменьшения тухумной эндогамии за счет усиления эндогамии общин.

Идеологическая общность патронимии лезгиноязычных народов выражалась прежде всего в хранимом всеми ее членами сознании своего происхождения от общего предка. В большинстве случаев основатель тухума (патронимии третьего порядка) был лицом, исторически реальным. Патронимия раздроблялась, делилась (тухумы на близкородственные

301 объединения, а последние в свою очередь на группы ближайших родственников) и вновь возникавшие родственные структуры вели свое происхождение от нового предка. Впоследствии эти же патронимии превращались в более обширные родственные группы.

Идеологическое единство патронимии выражалось также и в наличии культовой общности (квартальные пиры, а впоследствии мечети, специальные общественные дома, тухумные кладбища и т.д.), которая существовала у лезгиноязычных народов задолго до проникновения в их среду ислама.

Кроме того, описанные нами обряды и обычаи, связанные с рождением ребенка, сватовством, свадьбой, поминками и т.п., возникшие и развившиеся в определенных социально-экономических условиях, представляли собой естественное отражение общественного строя ранних этапов человеческой истории и выражали идеологическую общность членов патронимических организаций.

Самой широкой структурной ячейкой у лезгиноязычных народов во второй половине XIX - начале XX в. было надпатронимическое объединение или сельская община (джамаат), которое в одних случаях состояло из кровных родственников (хотя и очень отдаленных) типа сихила, para, гохарбу или умайху, в других - из родственников, объединенных отношениями искусственного родства. Тем самым и на сельскую общину в любом случае проецировались черты патронимической общности, укреплявшей отношения общности соседской.

Рассмотрение этой последней и дифференциация в ней связей соседских и связей родственных или кровнородственных, является особой, достаточно самостоятельной задачей, выходящей за рамки нашего исследования.

302

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Азизов, Серкер Абдулазизович, 0 год

1. Авдал A.M. Быт курдов Закавказья. Ереван, 1957.

2. Агаширинова С.С. Лезгинский сельскохозяйственный календарь// Проблемы социально-экономического и политического развития Дагестана. Махачкала, 1961.

3. Агаширинова С.С. Материальная культура лезгин. XIX-начало XX в. М., 1978.

4. Агаширинова С.С. Свадебные обряды лезгин XIX-начала XX в.// Уч. записки ИИЯЛ, 1964. T.XII.

5. Агишев Н.М., Бушен В.Д. Материалы по образованию горских народных судов Кавказского края. СИБ, 1912.

6. Агларов М.А. Поселения и жилища андийской группы народов в XIX в. -начале XX в. // Уч. записки ИИЯЛ. Серия общественных наук. Махачкала, 1966. T.XVI.

7. Агларов М.А. Террасное земледелие в зоне доместикации растений// Хозяйство народов Дагестана в XIX-XX вв. Махачкала, 1979.

8. Агларов М.А. Сельская община в Нагорном Дагестане в XVII -начале IX вв. М., 1988.

9. Агларов М.А. Сельская община как эндогамный круг в Дагестане// Брак и свадебные обычаи у народов Дагестана в XIX-нач. XX вв. Махачкала, 1986.

10. Агларов М.А. Формы заключения брака и некоторые особенности свадебной обрядности андийцев в XIX веке // СЭ, 1964. №6.304

11. Адаты южно-дагестанских обществ Кайтаго-Табасаранского округа// Сб. свед. о кавказских горцах. Вып.VIII. Тифлис, 1875.

12. Азизов С.А. К вопросу о дагестанской тухумной эндогамии. // СЭ. 1988. №6.

13. Азизов С.А. Некоторые обряды аграрного цикла у народов Южного Дагестана в XIX начале XX в. //Календарь и календарные обряды народов Дагестана. Махачкала, 1987.

14. Азизов С.А. Некоторые проблемы древней общественной структуры народов Кавказа. Махачкала, 1998.

15. Азизов С.А. Некоторые традиции и обычаи тухумной культовой общности народов Южного Дагестана //Тезисы докладов II международного конгресса «Мир на Северном Кавказе через языки, образование, культуру». Пятигорск, 1998.

16. Азизов С.А. Состав и экономическая организация южнодагестанской патронимии в середине XIX начале XX в. //Наука и социальный прогресс Дагестана. Махачкала, 1997. T.I.

17. Азизов С.А. Территориальная локализация и экономическая организация южно-дагестанского тухума в середине XIX начале XX века. //Материальная культура народов Дагестана. Махачкала, 1988.

18. Азизов С.А. Южно-дагестанская патронимия (тухум) второй половины XIX начала XX в. Махачкала, 1997.

19. Алиев Б., Ахмедов Ш., Умаханов М-С. Из истории средневекового Дагестана. Махачкала, 1970.

20. Алимова Б.М. Табасаранцы XIX начала XX вв. Махачкала, 1992.

21. Амирханов Х.А. Начало земледелия в Дагестане// Природа, 1982. №2.

22. Арутюнов С.А.Народы и культуры. Развитие и взаимодействие. М., 1989.

23. Ахмедов Ш.М., Булатова А.Г., Исламмагомедов А.И. Агулы// Сб. статей по истории, хозяйству и материальной культуре. Махачкала, 1975.305

24. Бабаев Д. Селение Ахты Самурского округа Дагестанской области//СМОМПК, 1983. Вып.ХУШ.

25. Бахиа С.И. Абхазская «Абанира» патронимия. Тбилиси, 1989.

26. Бахтамов И.М. Чирка или аул Чиркей// Кавказ, 1863. № 29,30.

27. Берже А.П. Краткий обзор горских племен на Кавказе//КК на 1858 г., Тифлис, 1857.

28. Бромлей Ю.В. Энгельс и проблемы архаической семейной общины. //Проблемы этнографии и антропологии в свете научного наследия Ф.Энгельса. М., 1972.

29. Броневский P.M. Новейшие географические и исторические известия о Кавказе. 4.I-II. М., 1823.

30. Брук С.И. Население мира. М., 1981.

31. Булатова А.Г. Лакцы. Махачкала, 1971.

32. Булатова А.Г. Традиционные праздники и обряды народов Дагестана в XIX начале XX в. Л., 1988.

33. Бутков П.Г. Выдержки из «Проекта отчета о персидской экспедиции в виде писем». 1796 г. //ИГЭД.

34. Бутков П.Г. Сведения о Кубинском и Дербентском владениях 1798 г. ИТЭД, М., 1958.

35. Волкова Н.Г. Материалы экономических обследований Кавказа 1880-х годов, как исторический источник // Кавказский экологический сборник. М., 1984. T.VIII.

36. Волкова Н.Г., Джавахишвили Г.Н. Бытовая культура грузин XIX-XX вв. Традиции и инновации. М., 1982.

37. Всесоюзная перепись населения. T.V. М., 1928.

38. Гаджиев М.А. Народные традиционные навыки по уходу и содержанию крупного и мелкого рогатого скота в Южном Дагестане во второй половине Х1Х-нач.ХХ вв. Махачкала, 1979.306

39. Гаджиев М.А. Скотоводство народов Южного Дагестана в прошлом и настоящем. (Историко-этнографический очерк)//Автореф.канд.дисс. JL, 1979.

40. Гаджиев М.Г. Из истории культуры Дагестана в эпоху бронзы (могильник Гинчи). Махачкала, 1969.

41. Гаджиев М.Г. Погребальные обряды раннеземледельческих племен Дагестана/Юбряды и культы древнего и средневекового населения Дагестана. Махачкала, 1966.

42. Гаджиев М.С. Погребальные памятники Южного Дагестана поздне-албанского и раннесредневекового времени (I-VII вв.)// Обряды и культы древнего и средневекового населения Дагестана. Махачкала, 1966.

43. Гаджиева С.Ш. К вопросу о тухуме и большой семье у каякентских кумыков //Краткие сообщения института этнографии. Вып. 14.

44. Гаджиева С.Ш. Кумыки. М., 1961.

45. Гаджиева С.Ш. Семья и брак у народов Дагестана в XIX-начале XX в. М., 1985.

46. Гаджиева С.Ш., Османов М.О., Пашаева А.Г. Материальная культура даргинцев. Махачкала, 1967.

47. Гакстгаузен Н. Закавказский край. СПб., 1857.

48. Гарданов В.К. Общественный строй адыгских народов (XVIII-первая половина XIX в.). М., 1961.

49. Гарданов В.К., Першиц А.И. М.О. Косвен историк первобытного общества и кавказовед // История и историки. М., 1979.

50. Гейбуллаев Г.А. О пережитках большой семьи в Азербайджане. //Азербайджанский этнографический сборник. Баку, 1965.

51. Геродот. История. T.I. М., 1985.

52. Гулиев Г.А. Шагдагская группа народов Кавказа. Т.П. М., 1962.

53. Давудов О.М. Материальная культура Дагестана Албанского времени. Махачкала, 1996.307

54. Давыдов А.Д. Афганская деревня (сельская община и расслоение крестьянства). М., 1969.

55. Давыдов А.Д. Сельская община и патронимия в странах Ближнего и Среднего Востока. М., 1979.

56. Давыдович С.Ф. Восхождение на Эльбрус. //ИВ, 1887. T.XXVIII. №5. Дагестанская область. Свод статистических данных, извлеченных из посемейных списков населения Закавказья. Тифлис, 1890.

57. Десимон А.Ф. Исторические сведения о Самурском округе. 1839 г. //ИГЭД.

58. Дренякин И.Г. Описание Ширвана 1796 г. ИГЭД М., 1958. Дубровин Н.Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. T.I., СПб, 1871.

59. Дьяконов М.М. Очерк истории древнего Ирана. М., 1961. Загурский Л.П. Поездки Г.Беккера по Южному Дагестану//ССКГ. 1876. ВыпЛХ.

60. Зиссерман А. Двадцать пять лет на Кавказе. T.I. СПб, 1879. Инал-Ипа М.И. Очерки по истории брака и семьи у абхазов. Сухуми, 1954. Исламмагомедов А.И. Поселения. Жилища// Материальная культура аварцев. Махачкала, 1967.

61. История Азербайджана. Баку, 1958.

62. История Дагестана. Гаджиев М.Г., Даудов О.М., Шихсаидов А.Р. Махачкала, 1996.

63. История народов Северного Кавказа. Конец XVIII в. 1917 г. М., 1988. История, география и этнография Дагестана XVIII - XIX вв. Архивные материалы. Под ред. Косвена М.О. и Хашаева Х.О. М., 1959.

64. Ихилов М.М. Большая семья и патронимия у горских евреев// СЭ, 1950. №1.

65. Ихилов М.М. Народности лезгинской группы. Махачкала, 1963.308

66. Калоев Б.А. Агулы// Кавказский этнографический сборник. Вып.Ш. М.; Л.; 1962.

67. Калоев Б.А. М. М. Ковалевский и его исследования горских народов Кавказа. М., 1979.

68. Калоев Б.А. Осетины. (Историко-этнографическое исследование). М., 1967.

69. Кандауров А.Н. Патриархальная домашняя община и общинные дома у ягнобцев. М.-Л., 1940.

70. Карапетян Э.Т. Армянская семейная община. Ереван, 1958.

71. Карапетян Э.Т. Родственная группа «азг» у армян. Ереван, 1966.

72. Карпов Ю.Ю. Джигит и волк. Санкт-Петербург, 1996.

73. Кисляков H.A. О сущности понятия «патронимия»//Страны и народы Африки. Вып.ХУШ. М., 1967.

74. Кисляков H.A. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней Азии и Казахстана. Л., 1969.

75. Кисляков H.A. Семья и брак у таджиков. М., 1959.

76. Кобычев В.П. Крестьянские жилища народов Азербайджана в XIX в. //КЭС. Вып. III, М.-Л., 1962.

77. Ковалевский М.М. Дагестанская «Народная правда»// Этнографическое обозрение, 1896. №4.

78. Ковалевский М.М. Закон и обычай на Кавказе. Т. II. М.,1890.

79. Ковалевский М.М. Родовое устройство Дагестана// Юридический вестник, 1888. №12.

80. Ковалевский М.М. Родовой быт в настоящем, недавнем и отдаленном прошлом. Опыт в области сравнительной этнографии и истории права// Вып. 2. Спб., 1905.

81. Ковалевский М.М. Современный обычай и древний закон. Обычное право осетин в историко-сравнительном освещении. М., 1886.309

82. Коджесау Э.Л. Патронимия у адыгов//СЭ, 1962. №2.

83. Комаров A.B. Адаты и судопроизводство по ним//ССКГ. Вып. 1. Тифлис, 1863.

84. Константинов О.И. Джаро-белоканцы до XIX столетия//Кавказ, 1846.2.3.

85. Косвен М.О. Из истории родового строя в Юго-Осетии. //СЭ, 1936. №2.

86. Косвен М.О. Семейная община и патронимия. М., 1963.

87. Косвен М.О. Этнография и история Кавказа. М., 1961.

88. Косвен М.О. Пережитки матриархата у народов Кавказа//СЭ, 1936.4.5.

89. Косвен М.О. Материалы по истории этнографического изучения Кавказа в русской науке//Кавказский этнографический сборник. TT.I, II, III. М., 1955, 1958, 1962.

90. Котляровский П.В. Экономический быт государственных крестьян северной части Кубинского уезда Бакинской губернии. //Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края. Тифлис, 1886. T.II. 4.II.

91. Котович В.Г. Проблемы культурно-исторического и хозяйственного развития древнего Дагестана. М., 1982.

92. Крюков М.В. О соотношении родовой и патронимической (клановой) организации (к постановке вопроса)// СЭ, 1967. №6.

93. Культура и быт адыгов. Майкоп, 1991.

94. Лавров Л.И. Историко-этнографические очерки Кавказа. Л., 1978.

95. Лавров Л.И. Лакцы// Народы Дагестана. М., 1955

96. Лавров Л.И. Лезгины//Народы Дагестана. М., 1955.

97. Лавров Л.И. Рутульцы в прошлом и настоящем//КЭС, 1962. Вып.З.

98. Лавров Л.И. О причинах многоязычия в Дагестане. СЭ, 1951, №2.310

99. Лавров Л.И. Эпиграфические памятники Северного Кавказа X-XVII вв. 4.1. М., 1966.

100. Лавров Л.И. Этнография Кавказа. Л., 1982.

101. Легкобытов В. Кубинская провинция/Юбозрение Российских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношениях. СПб, 1836. 4.IV.

102. Ленин В.И. Развитие капитализма в России. ПСС. Т.З.

103. Леонтович Ф.И. Адаты кавказских горцев. T.I-II. Одесса, 1883.

104. Лисициан С.Д. Очерки этнографии дореволюционной Армении//КЭС, 1955. T.I.

105. Лугуев С.А. О кровной мести у лакцев во второй половине Х1Х-начале XX вв.// Семейный быт народов Дагестана. Махачкала, 1980.

106. Магомедов P.M. Дагестан. Исторические этюды. Махачкала, 1975.

107. Магомедов P.M. К вопросу о семейной общине в Дагестане//Труды Второй научной сессии Дагестанской базы АН СССР. Махачкала, 1949.

108. Магомедов P.M. Общественно-экономический и политический строй Дагестана в XVIII-начале XIX в. Махачкала, 1957.

109. Магометов А.Х. Культура и быт осетинского народа. Историко-этнографическое исследование. Орджоникидзе, 1968.

110. Магометов А.Х. Общественный строй и быт осетин (XVII-XIX вв.). Орджоникидзе, 1974.

111. Макалатия С. История и этнография Мегрелии. Тбилиси, 1941.

112. Максимов А.Н. Ограничение отношений между одним из супругов и родственниками другого //ЭО 1908. №1,2.

113. Марковин В.И., Мунчаев P.M. Неолитическая стоянка близ г. Буйнакска (Дагестан)// Краткие сообщения Института истории материальной культуры. №67. 1967.1. Маркс К. Капитал. T.I.311

114. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. ТТ. 16,19.

115. Маршаев Р.Г. К вопросу о социальном строе Ахтыпаринского «вольного» общества в ХУШ-начале XIX вв.// Уч. записки ИИЯЛ, 1957. Вып. 3.

116. Материалы для изучения экономического быта государственных крестьян Закавказского края. Тифлис, 1886.

117. Меретуков М.И. Семья и семейный быт адыгов в прошлом и настоящем. //Культура и быт адыгов. Вып.1. Майкоп, 1976.

118. Мовчан Г.Я. Социологическая характеристика старого аварского жилища// Кавказский этнографичесий сборник. Вып. V. М., 1972.

119. Морган Л.Г. Древнее общество. Л., 1934.

120. Мусаев Г.М. Рутульцы. Махачкала, 1997.

121. Мусукаев А.И. Об обычаях и законах горцев. Нальчик, 1986.

122. Мусукаев А.И. Традиционное гостеприимство кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1990.

123. Мусукаев А.И. Традиционные общественные институты народов Северного Кавказа в конце ХГХ-начале XX вв. Автореф. докт. дис. М., 1988.

124. Мусукаев А.И., Першиц А.И. Народные традиции кабардинцев и балкарцев. Нальчик, 1992.

125. Народы Кавказа. М., 1960, 1962.

126. Никольская З.А. История семейно-брачных отношений аварцев XIX века //Краткие сообщения Института этнографии. 1949. Вып. 8.

127. Никольская З.А. Пережитки патриархально-родового строя у аварцев в XIX и в начале XX века// Родовое общество. Материалы и исследования. М., 1951.

128. Никольская З.А. Свадебные и родильные обряды у аварцев Кахибского района//СЭ, 1946. №2.312

129. Обсуждение статьи М.В.Крюкова О соотношении родовой патронимической (клановой) организации (к постановке вопроса) в журнале «Советская этнография» за 1968-1970 гг.

130. Община в Африке. Проблемы типологии. М., 1978.

131. Окруашвили-Бахия С.И. Абхазская «апибара» патронимия (грузино-абхазские этнографические параллели). Тбилиси, 1986.

132. Ольдерогге Д.А. Иерархии родовых структур и типы болынесемейных домашних общин//Социальная организация народов Азии и Африки. М., 1975.

133. Ольдерогге Д.А. Система нобола и различные формы кузенного брака. Из истории семьи и брака в Южной Африке// СЭ, 1947. №1.

134. Османов М.О. Аграрные традиции дагестанцев// Материальная культура народов России. Омск, 1995.

135. Османов М.О. Жилище цудахарцев в Х1Х-ХХ вв.// Уч. записки ИИЯЛ. Махачкала, 1961. Т.1Х.

136. Османов М.О. Поселения даргинцев в Х1Х-ХХ вв.// Уч. записки ИИЯЛ. Махачкала, 1962. Т.Х.

137. Османов М.О. Поселения. Жилище// Материальная культура даргинцев. Махачкала, 1967.

138. Османов М.О. Формы традиционного скотоводства народов Дагестана в XIX начале XX в. М., 1990.

139. Очерки истории Дагестана. Под ред. Косвена М.О. Махачкала, 1957.

140. Памятники обычного права Дагестана ХУН-Х1Х вв. (под редакцией Хашаева Х.О.) М., 1965.

141. Панек Л.Б. Ахты, как экономический, политический и культурный центр лезгин Самурской долины// Рукописный фонд ИИЯЛ. Ф.З. Оп.З. Д.2.

142. Панек Л.Б. Лаки // Рукописный фонд ИИЯЛ. Ф.5. Оп.1. Д.106.313

143. Панек Л.Б. Общественный строй в прошлом у рутульцев// Рукописный фонд ИИЯЛ. Ф.З. Оп.З. Д.2.

144. Панек Л.Б. Рутульцы. Материалы по этнографии рутульцев// Рукописный фонд ИИЯЛ. Ф.З. Оп. 3. Д.2.

145. Панек Л.Б. Табасаранцы// Рукописный фонд ИИЯЛ. Ф.5. Оп.1. Д. 106.

146. Пасербский А.Ф. Закатальский округ// Кавказ, 1864. №48.

147. Першиц А.И. Динамика традиций и возможности их источниковедческого истолкования // Народы Азии и Африки, 1981. №5.

148. Першиц А.И. Из истории патриархальных форм брака (Нахва-ортокузенный брак у арабов)// Краткие сообщения Института Этнографии. 1955. Вып. 24.

149. Першиц А.И. Остатки первобытности в классовых обществах //История первобытного общества. Эпоха классообразованияя. М., 1988.

150. Першиц А.И. Проблема типологизации общин в дореволюционной русской и советской этнографии/Ючерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. М., 1978. Вып. 8.

151. Першиц А.И., Смирнова Я.С. Геронтология почитание старших. //Природа, 1986. №5.

152. Петухов П.С. Очерки Кайтаго-Табасаранского округа (в Южном Дагестане)//Кавказ, 1867. №12.

153. Поручик Сотников. Сведения о Табасарани // Памятники обычного права Дагестана ХУИ-Х1Х вв. М., 1965. С.47.

154. Рагимова Б.Р. Общинное регулирование брачных норм у самурских лезгин // Брак и свадебные обычаи у народов Дагестана в XIX начале XX вв. Махачкала, 1986.

155. Районы Азербайджана. Баку, 1934.

156. Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988.314

157. Рамазанов Х.Х, Шихсаидов А.Р. Очерки истории Южного Дагестана. Махачкала, 1964.

158. Робакидзе А.И. Некоторые черты горского феодализма на Кавказе. //Развитие феодальных отношений у народов Северного Кавказа. Махачкала, 1988.

159. Робакидзе А.И. Патронимия у народов Кавказа. IX Международный конгресс антропологических и этнографических наук (Чикаго, сентябрь 1973). Доклады советской делегации. М., 1973.

160. Робакидзе А.И. Поселения как источник изучения общественного быта. VIIМКАЭН. М., 1964.

161. Свод материалов по изучению экономического быта государственных крестьян Закавказского края. ТЛИ. Тифлис, 1888.

162. Свод статистических данных, извлеченных из посемейных списков населения Закавказья. Тифлис, 1890.

163. Семейный быт народов СССР. М., 1990.

164. Семенов Ю.И. О некоторых теоретических проблемах истории первобытности//СЭ, 1968. №4.

165. Семенов Ю.И. Происхождение брака и семьи. М., 1977.

166. Сергеева Г.А. Этнографические наблюдения в Хнове (Дагестан) //Полевые исследования Института этнографии. 1980-1981. М., 1984.

167. Смирнова Я.С. Избегание и процесс его отмирания у народов Северного Кавказа. //Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе. М., 1978.

168. Смирнова Я.С. Обычаи избегания у адыгейцев и их выживание в советскую эпоху//СЭ, 1961, №2.

169. Смирнова Я.С. Положение «старшей» женщины у народов Кавказа и его историческое истолкование//Кавказский этнографический сборник. Вып. VII. М., 1984.315

170. Смирнова Я.С. Свадебный дарообмен у народов Северного Кавказа и его современная модификация//СЭ, 1980. №1.

171. Смирнова Я.С. Семья и семейный быт у народов Северного Кавказа. XIX -первая половина XX в. М., 1983.

172. Стоянов А.И. Путешествие по Сванетии //ЗКОРГО, 1876.

173. Студенецкая Е.П. О большой семье у кабардинцев в XIX В.//СЭ, 1950. №2.

174. Текеев K.M. Карачаевцы и балкарцы. М., 1989.

175. Тер-Саркисянц А.Е. Современная семья у армян. М., 1972.

176. Токарев С.А. Этнография народов СССР. М., 1958.

177. Толстов С.П. Древний Хорезм. М., 1948.

178. Урочище Кусары. К, 1870. № 34.

179. Феодальные отношения в Дагестане XIX в начале XX в. Архивные материалы. М., 1969.

180. Хазанов A.M. Разложение первобытного строя и возникновение классового общества//Первобытное общество. Основные проблемы развития. М., 1975.

181. Ханмагомедов С.О. Лезгинское народное зодчество. М., 1969.

182. Ханмагомедов С.О. Рутульская архитектура. М., 1998.

183. Харадзе Р.Г. Грузинская семейная община. Т. 1-2. Тбилиси, 1960-1961.

184. Хашаев Х.О. К вопросу о тухумах, сельских общинах и вольных обществах в Дагестане в XIX в. УЗ ИИЯЛ T.I. Махачкала, 1956.

185. Хашаев Х.О. Общественный строй Дагестана в XIX в. М., 1961.

186. Цветков А. Кюринские округ (Бывшее Кюринское ханство)//Памятники обычного права Дагестана XVII XIX вв. М., 1965.

187. Чибиров Л.Н. Осетинское народное жилище. Цхинвали, 1970.

188. Чурсин Г.Ф. Материалы по этнографии Абхазии. Сухуми, 1957.

189. Шаманов И.М., Мусукаев А.И. К вопросу о генезисе патронимической организации у народов Северного Кавказа (состояние проблемы)//Вопросы316археологии и традиционной этнографии Карачаево-Черкесии. Черкесск, 1987.

190. Шихсаидов А.Р. Надписи рассказывают. Махачкала, 1969. Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. //Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.21.

191. Этнические и культурно-бытовые процессы на Кавказе. М., 1978. Ягодинский П.М. Экономический быт государственных крестьян Южной части Кубинского уезда. МИ ЭБГ КЗК Т.П. 4.1.

192. Ямпольский З.И. Древняя Албания Ш-1 вв. до н.э. Баку, 1963. Ямпольский З.И., Кобычев В.П. Удины//Народы Кавказа. М., 1962. Т.П.

193. Рукописи, хранящиеся в архивах

194. Панек Л.Б. Рутульцы. Материалы по этнографии рутульцев. //Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.З. Оп.З. Д.2.

195. Панек Л.Б. Лаки //Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.5. Оп.1. Д.106.

196. Панек Л.Б. Табасаранцы//Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.5. Оп.1. Д.106.

197. Панек Л.Б. Общественный строй в прошлом у рутульцев//Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.З. Оп.З. Д.2.

198. Панек Л.Б. Ахты, как экономический, политический и культурный центр лезгин Самурской долины//Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.З. Оп.З. Д.2.

199. Чурсин Г.Ф. Этнографический очерк. Авары. 1982 г. Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН Ф.5. Оп.1. Д.63.

200. Шиллинг Е.М. Народы андо-цезской группы. //Рукописный фонд ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.5. Оп.1. Д.106.317

201. Шиллинг Е.М. Рутулы//Рукописный фонд ДНЦ РАН Ф.5. Оп.1. Д. 106 Архивы

202. Архив Института этнологии и антропологии Российской Академии наук. Центральный Государственный архив Республики Дагестан.1. СПИСОК ИНФОРМАТОВ