Семантика времени в поэтическом тексте: На материале лирики Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат филологических наук Ахапкина, Яна Эмильевна

• Ахапкина, Яна Эмильевна
• кандидат филологических наук
• 2003

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Ахапкина, Яна Эмильевна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. ВАРИАТИВНОСТЬ СЕМАНТИКИ ВРЕМЕНИ В ПОЭЗИИ АННЫ АХМАТОВОЙ И ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА АКМЕИСТИЧЕСКОГО ПЕРИОДА ТВОРЧЕСТВА.

§1.1. Субкатегоризация семантики времени при функционировании индикативных форм в поэзии Ахматовой и Мандельштама.

1.1.1. Литература вопроса о специфике художественного времени (краткий обзор).

1.1.2. Функции временных форм глагола в акмеистических текстах.

1.1.3. Зависимость полноты временной парадигмы от лексических значений глаголов.

§ 1.2. Субкатегоризация временных значений в сфере презенса.

1.2.1. Актуализация грамматических категорий глагола в поэзии Мандельштама.

1.2.2. Ситуации настоящего времени в поэзии Мандельштама.

1.2.3. Ситуации настоящего времени в поэзии Ахматовой.

Выводы.

ГЛАВА 2. ЯЗЫКОВЫЕ СРЕДСТВА ВЫРАЖЕНИЯ СЕМАНТИКИ ВРЕМЕНИ В ПОЭЗИИ АННЫ АХМАТОВОЙ И ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА

АКМЕИСТИЧЕСКОГО ПЕРИОДА ТВОРЧЕСТВА.

§2.1. Аспекты анализа темпоральной организации акмеистических текстов.

2.1.1. Парадигматический аспект анализа времени в поэзии Ахматовой и Мандельштама.

2.1.1.1. Глагольная основа текста.

2.1.1.2. Лексические темпоральные показатели.

2.1.2. Синтагматический аспект анализа времени в поэзии Ахматовой и Мандельштама.

§2.2. Элементы поля темпоральности в поэтических идиостилях.

2.2.1. Дистрибуция элементов поля темгоральносга в текстах Ахматовой и Мандельштама.

2.2.2. Сопоставление с текстами А. С. Пушкина, И. С, Тургенева, А. А. Блока.

Выводы.

ГЛАВА 3. ТЕМПОРАЛЬНЫЕ МОДЕЛИ АКМЕИСТИЧЕСКИХ ТЕКСТОВ АННЫ АХМАТОВОЙ И ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА.

§3.1. Субъективное / объективное представление времени в поэтическом тексте.

3.1.1. Аспекты проспекции и ретроспекции в анализируемых текстах.

3.1.2. Ускорение / ретардация художественного времени.

3.1.3. Временная локализованность / нелокализованность.

§3.2. Распределение компонентов лирического сюжета на временной оси.

§3.3. Модели, основанные на расширении / сужении временного плана.

3.3.1. Расширение временного плана.

3.3.2. Сужение временного плана.

§3.4. Семантика времени и жанровые особенности текста.

§ 3.5. Темпоральная характеристика поэтического фрагмента.

3.5.1. Полисемия в сфере темпоральности (на материале конструкций с глаголами памяти)

3.5.2. Временной дейксис и временной порядок (на материале конструкций с показателями «еще» и «уже»).

3.5.3. Темпоральная организация текста с зачином «Когда.».

3.5.4. Темпоральные особенности глагольных рядов.

Выводы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Семантика времени в поэтическом тексте: На материале лирики Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества»

Диссертация посвящена сопоставительному анализу средств выражения семантики времени в идиостилях Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода творчества и выявлению семантических различий представления идеи времени в акмеистических текстах поэтов.

Предметом исследования является семантика времени и система способов ее репрезентации в лирике Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама акмеистического периода (1912-1921 гг.). Проблема времени была поставлена исследователями поэтики данных авторов как определяющая специфику их видения мира [Виноградов 1976; Топоров 1990; Иванов 2000а; Тарановский 2000; Левин 1998; Terras 1969; Verheul 1971], а ее частные аспекты продолжают активно разрабатываться [Акаткин 1992; Антонов 1999; Бегун, Волощук 1993; Беренштейн 1991; Беркович 1989; Комиссаров, Халина 1997; Кузина 1994, 1995; Леонтьева 1991; Магун 1999; Мишайкина 1997; Насрулаева 1997; Оцуки 1996; Панова 1996, 1998а,б, 2000, 2003; Редькин 1991; Седых 2001; Семчук 1991; Фаустов 1994; Фэвр-Дюпэгр 1991; Ketchian 1986]. Однако, даже при том обостренном внимании к проблеме художественного времени, которое характеризовало филологию 1970-x-l 980-х гг., сравнительное изучение идиостилей с точки зрения темпорального анализа не получило широкого распространения. В частности, на материале творчества Ахматовой и Мандельштама сопоставительный анализ темпоральной организации текстов до сих пор не проводился.

Сравнение темпорального аспекта идиостилей осталось маргинальной областью исследования художественного времени (исключение составляют отдельные работы, в которых, как правило, рассматривается преемственность в конструировании временных моделей авторами, принадлежащими разным эпохам или культурам [Барбачаков 1993; Смирнов 1992; Квасова 1993; Комиссаров, Халина 1997; Мейор 1996; Телетова 2002; Orban 1992], см. также о линейном времени Ш. Бодлера и цикличном времени П. Верлена [Анисимова 1989]). Это объясняется необходимостью предваряющего такое сопоставление детального описания темпорального фрагмента картины мира, репрезентированной в творчестве каждого из авторов. Поскольку время в поэтике Ахматовой и Мандельштама отчасти уже описано, а аппарат анализа художественного времени, в том числе времени в лирике, детально разработан [Казанцева 1991; Петрова 19876; Золотова 1996; Михайлова 1983а,б; Чередниченко 1987 и др.], очевидно, что необходимые предпосылки для осуществления сопоставительного анализа темпорального аспекта идиостилей этих авторов появились.

Цель данного исследования заключается в выявлении и сопоставлении принципов организации художественного времени в поэзии О. Мандельштама и А. Ахматовой акмеистического периода творчества (1912-1921 гг.). Анализ особенностей темпоральной структуры поэтического текста требует учета специфики отбора и сочетания средств выражения идеи времени в художественном произведении. Как отмечал Я. И. Гин, «поэт сам создает грамматико-поэтические фигуры и использует их как детерминанты композиции текстов» [Гин 1996: 213]. Отбор грамматических форм и категорий Я. И. Гин предложил именовать грамматикоупотреблением. Описание специфики поэтического «грамматикоупотребления» в сфере темпоральности и составляет цель данной работы. Очевидно, что оно возможно только на фоне уже разработанных описаний функционально-семантического поля (ФСП) темпоральности в русском языке [ТФГ 1990; Бондарко 1999а].

ФСП, по определению А. В. Бондарко, охватывает «группировку грамматических (морфологических и синтаксических), лексических, а также комбинированных (лексико-грамматических, грамматико-контекстуальных) средств . языка, используемых для выражения различных вариантов данной семантической категории» [ТФГ 1990: 5], в данном случае — категории времени. Анализ, таким образом, базируется на описании взаимодействия грамматических значений глагольного времени и контекстуального окружения — лексически выраженных темпоральных значений. Поставленной целью обусловлены следующие задачи:

1. Выявление образно-поэтических вариантов употребления временных форм (например, в сфере презенса такими вариантами являются настоящее актуальное момента речи, расширенное настоящее, настоящее постоянного действия, настоящее повторяющегося действия, настоящее узуальное, настоящее вневременное, настоящее историческое).

2. Выделение дополнительных оттенков семантики времени, возникающих у данных форм в художественном тексте, в том числе регистрация полисемантических и недифференцированных в плане частного значения времени употреблений.

3. Описание парадигматического (темпоральной основы, темпоральной структуры) и синтагматического (темпоральной перспективы) аспектов темпоральной организации текста и построение на основе этого описания темпоральных моделей текстов.

4. Фиксация распределения элементов функционально-семантического поля темпоральности в идиостилях.

5. Регистрация отличий, обусловленных идиостилем каждого из авторов, на уровне реализуемых в текстах темпоральных моделей.

В результате реконструкции темпоральных композиционных схем акмеистического текста в ходе исследования определяются некоторые жанровые и идиостилевые закономерности, обусловленные поэтикой грамматических категорий1; описываются варианты взаимодействия разных аспектов семантики времени в рамках одного текста и систематизируется многообразие средств выражения этой семантики.

Поэтический текст как материал лингвистического анализа представляет значительную сложность. Как пишет Л. В. Зубова, «особые условия поэтического текста, способствующие реализации языковых потенций, определяются его структурно-семантическими отличиями от текстов обиходного языка: ориентацией не только на коммуникативную, но и на эстетическую функцию языка, смысловой многоплановостью поэтического слова, тенденцией к преодолению автоматизма в порождении и восприятии языковых знаков, ориентацией на нелинейное восприятие поэтического текста, особой эмоцией формы, тенденцией к преобразованию формального в содержательное, тенденцией к деформации языковых знаков в связи с особой позицией языка поэзии по отношению к норме литературного языка» [Зубова 1989: 3]. Эти особенности поэтического языка требуют концентрации внимания на специфических чертах семантики формально идентичных обиходному языку единиц.

Материалом исследования являются тексты авторов, условно объединяемых по принципу принадлежности к одному направлению, что обеспечивает основание для сопоставления — общность некоторых черт поэтики, исходных принципов организации текста. Акмеизм — «неореализм», по определению В. М. Жирмунского, — ориентирован прежде всего на «точную, мало искаженную субъективным душевным и эстетическим опытом передачу раздельных и отчетливых впечатлений преимущественно внешней жизни, а

1 В одной из первых работ, посвященных грамматике времени в поэтическом тексте, В. В. Виноградов отмечал в качестве такой закономерности стиля А.Ахматовой «игру времен» [Виноградов 1976: 432]. Е. В. Падучева переопределяет эту особенность поэтики как смену режимов интерпретации — переход, в частности, от нарративного режима к речевому [Падучева 1996: 372]. также и жизни душевной, воспринимаемой с внешней, наиболее раздельной и отчетливой стороны» [Жирмунский 1977: 131]. Эта «раздельность и отчетливость» представляется чрезвычайно важной при описании семантики времени, поскольку подразумевает четкое осознание поэтом различения временных планов и установку на их сопоставление при раскрытии событий «внешней / внутренней жизни» в их единстве. Сама степень осознанности выбора тех или иных средств для реализации темпоральной (как и любой другой) семантики при этом может быть различной: «Бывает, что текст по своей глубине превосходит намерения автора, когда активизируется не эрудиция, не логика, а интуиция. часто наши языковые игры или ошибки воплощают в себе отголоски неизвестной нам архаики в фонетике, грамматике, лексике. <.> Кроме того, они могут указывать на альтернативные возможности развития слов и форм и становиться сигналами будущих свойств языка» [Зубова 2000: 7].

В данной работе анализируются тексты условно выделяемого акмеистического периода творчества поэтов. Нижней границей акмеистического периода в истории русской поэзии принято считать либо конец 1911 года (если вести отсчет от создания «Цеха поэтов» и вступления в него Ахматовой и Мандельштама) [Баженов 1991: 87], либо 1912 год (если отталкиваться от появления поэтических сборников, выпущенных Цехом; при этом акмеизм, по выражению Ахматовой, был «решен» на одном из собраний Цеха осенью 1912 года [Жирмунский 1973: 33]), хотя манифесты появились позже: статьи Н. С. Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» и С. М. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии» опубликованы в первом номере журнала «Аполлон» за 1913 год. Верхней границей периода условно можно признать год смерти Н. С. Гумилева — 1921 (см., например, историю возникновения акмеизма в работе Б. М. Эйхенбаума [1980]).

В творчестве Ахматовой выделяют три периода [Кихней 1997а, б], из которых в рамки акмеизма укладываются первые два, точнее — вторая половина первого и начало второго (от сборника «Четки» до стихотворений 1921 года из сборника «Подорожник»). Для Мандельштама, осознанно перешедшего на позиции акмеизма в 1912 году [Кихней 19976: 30] (первый период творчества поэта считается символистским), установлены даже поворотные от символизма к акмеизму тексты — традиционно это стихотворение «Нет, не луна, а светлый циферблат» (с точки зрения поэтического видения мира) или, согласно новейшим наблюдениям, «Золотой» и «Царское село» (с точки зрения грамматических инноваций [Панова 19986: 236]). В периодизации творчества поэта, описанной Ю. И. Левиным [1972: 7], из пяти основных периодов (1. 1908-1915 — «Камень», 2. 1916-1920 — «Тпв^а», 3. 1921

1926 — последний раздел книги «Стихотворения», сб. 1928 г.; 4. 1930-1934 — «Новые стихи»; 5. 1935-1937 — «Воронежские тетради») к акмеизму следует отнести часть первого, второй и начало третьего периода. Итак, материал исследования ограничен текстами, датированными 1912-1921 гг. (132 основных текста Мандельштама и 188 основных текстов Ахматовой общим объемом более 3000 строк, см. список текстов в приложении).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Композиция стихотворения определяется его темпоральной организацией, которая, в свою очередь, зависит от последовательности глагольных форм с определенной временной характеристикой и безглагольных синтаксических конструкций с семантикой настоящего или потенциально возможного будущего времени. Эту последовательность можно определить как «темпоральную основу» текста.

2. Темпоральная основа является важнейшим элементом темпоральной структуры текста, создаваемой также контекстуальными лексическими показателями. Взаимовлияние лексики и грамматики является причиной модификации исходных морфологических значений временных форм глагола и обеспечивает отличие темпоральной структуры текста от его темпоральной основы.

3. Если темпоральная структура текста характеризует парадигматический аспект его строения, то темпоральная перспектива— синтагматический аспект его построения. Понятие темпоральной перспективы текста, с одной стороны, отражает абсолютную направленность художественного времени — проспективную, ретроспективную или включающую множественные переключения временного плана. С другой стороны, темпоральная перспектива поэтического текста строится также по модели «относительного» взаиморасположения компонентов лирического сюжета (в том числе в рамках одного временного плана): описание может быть последовательным (по принципу «раньше — позже») или непоследовательным, и тогда возможны комбинаторные варианты («раньше — позже — раньше», «позже — раньше — позже», «позже — раньше — раньше», «позже — позже — раньше»).

4. Отбор элементов функционально-семантического поля темпоральности в идиостиле формирует индивидуально-авторскую иерархию средств выражения семантики времени. Идиостили Ахматовой и Мандельштама различаются с точки зрения представления в текстах темпорального фрагмента картины мира: соотношением обстоятельств временного дейксиса и временного порядка, значимостью глагольного повтора, временными характеристиками глагольных рядов, преобладающими темпоральными моделями, собственно количественным распределением элементов поля темпоральности. При этом для Ахматовой поэтические инновации характерны в меньшей степени.

5. Характеристика стиля Мандельштама как «именного» нуждается в уточнении, поскольку сравнение с «нейтральным» стилем Ахматовой в ряде случаев показывает, что «именной» стиль Мандельштама оказывается по своим характеристикам ближе к глагольному, чем «нейтральный» стиль Ахматовой.

Актуальность исследования. Изучение языка поэзии имеет многолетнюю традицию, однако приоритетное внимание уделяется обычно лексической семантике, фонетике и синтаксису, тогда как поэтика грамматических категорий остается наименее исследованной областью. Несмотря на то, что в классических и современных работах о грамматических категориях лица, рода, определенности, времени и вида в поэтическом тексте содержатся интересные частные наблюдения и глубокие выводы (это работы Р. О. Якобсона [1975, 1983, 1985, 1987], Г. О. Винокура [1990], В. В. Виноградова [1936, 1963, 1976], Т. В. Цивьян [1979, 2001], Я. И. Гина [1996], И. И. Ковтуновой [1986а,б], Л. В. Зубовой [1989, 1999, 2000, 2001], О. Г. Ревзиной [1988, 1990, 1998] и др.), грамматика поэтического текста остается изученной неполно и неравномерно. В частности, редки компаративные исследования, проведенные на материале нескольких идиостилей и направленные на описание общих черт и существенных различий в лексико-грамматической репрезентации определенной семантической области. Одной из таких областей остается семантика времени, поскольку большинство работ о темпоральности в лирике носят литературоведческий характер, см., например, [Грехнев 1973, 1994а, б, в; Григорьева 2000; Егоров 1974; Николаев 1996, 1999; Никольская 1977, 1983, 1988; Павловский 1986; Паперный 2000; Поборчая 1993; Полукарова 2000; Попов 1987; Редькин 1988, 1991; Топоров 1993; Федоров 1988; Фрейдин 1997, 2000 и др.], а среди собственно лингвистических работ преобладают лексикологические исследования [Анацкая, Золина 1998; Воронинская 2000; Григорьев 1997; Капленко 1992; Павлов 1995; Петров 1974; Соломыкина 2002; Стальмахова 1998; Фатеева 1997; Щепин 1974; Юдина 1999; Юрков 1988; Яшуничкина 1999 и др.]. Поэтическая грамматика времени изучается преимущественно на примере конкретных текстов [Анисимова 1988; Арват 1992; Золотова 1990; Черняков 2002; Barth 1991], реже— на материале корпуса текстов одного автора [Абрамис 1947, 1963; Анисова 1995; Ветрова 1982; Воробьева 1994; Жиляков 1967, 1973; Конькова 1998; Поспелов 1960, 1990; Слащева 1967]. Минимально затрагиваются грамматические проблемы в исследованиях темпоральности в текстах представителей одного литературного направления

Михайлов 1970; Панченко 1979] или в произведениях одного жанра [Бахтина 1997; Малыхина 1989; Матхаузерова 1972; Неклюдов 1972]. Последовательное сравнительное изучение темпоральной организации корпуса поэтических текстов двух авторов с позиций функциональной грамматики до сих пор не проводилось, а между тем в современной лингвистике не получили еще всестороннего освещения механизмы преломления семантики времени в языковой ткани поэтического текста и такое описание может быть предпринято именно с опорой на методы функциональной грамматики, позволяющей показать континуальность переходов от специализированных общеязыковых средств выражения времени через периферию ФСП к авторским инновациям.

Категория времени (наряду с категориями лица и наклонения) признается играющей особенно важную роль в структуре поэтического текста (в частности, об этом неоднократно писал Я. И. Гин, см., например, [1996]), оппозиция времен считается одной из ведущих семантических оппозиций лирики «серебряного века» (на что указывала Т. В. Цивьян, см., например, [1979]), и значимость категории времени для изучения поэтической картины мира не вызывает сомнений. Реконструкция картины мира (и, в частности, темпорального ее фрагмента), отраженной в языке русской поэзии XX века, ставшая магистральным направлением исследований в области лингвопоэтики в последнее время, позволяет понять, как меняется восприятие времени при переходе от оперирования диктуемыми разговорной речевой средой формулами к поэтическому текстопорождению, как вырабатываются индивидуальные способы представления идеи времени — ключевой для философии XX века. В последние годы проблема картины мира, репрезентируемой художественным текстом, интенсивно изучается с разных позиций филологами многих направлений. Данное исследование лежит в русле когнитивного подхода к интерпретации текста и продолжает традицию соединения инвариантного (системноязыкового) и прототипического подходов, развиваемую петербургской школой функциональной грамматики. Такой методологический синкретизм также закономерен для современной филологии, которой свойствен интегративный подход к художественному тексту.

Научная новизна исследования. Сравнение двух временных систем, представленных в текстах поэтов близких творческих установок — Ахматовой и Мандельштама (с 1911/1912 по 1921 год оба автора принадлежали к акмеистическому течению), — еще не проводилось. Это сопоставление позволяет установить как общий для творчества данных авторов темпоральный фон, так и специфические для каждого черты поэтики, связанные с отражением идеи времени. Сопоставительный комплексный анализ индивидуальноавторских функционально-семантических полей темпоральности на материале двух идиостилей, принадлежащих одной культуре и даже одному литературному течению в рамках одного хронологического периода, на русском материале осуществляется впервые.

Интерпретации с точки зрения выявления темпоральной семантики подвергается полный корпус текстов определенного периода творчества, классифицируются все единицы, участвующие в репрезентации идеи времени (определяются темпоральные функции всех форм индикатива, модальных конструкций, лексических, в том числе необстоятельственных, показателей).

Все изучаемые тексты анализируются с точки зрения воплощенных в них темпоральных моделей трех типов (при выделении моделей использованы классификации Е. М. Михайловой [19836], В. И. Чередниченко [1986], Г. А. Золотовой [1996]).

Выбор авторов для такого анализа не случаен. Эпоха, к которой принадлежат поэты, отличается повышенным интересом к философии времени, что неизбежно выразилось в поэтической практике изучаемых авторов. Выбор материала обусловлен, кроме того, отчетливой языковой рефлексией данных поэтов, нашедшей отражение в их теоретических высказываниях. Сопоставление темпоральных особенностей ранней лирики Ахматовой и Мандельштама позволяет реконструировать акмеистическое видение категории времени.

Методологическая основа исследования. В основе подхода к языку поэзии, представленного в диссертации, лежат модели анализа, разработанные в трудах Р.О.Якобсона [1975, 1983, 1985, 1987], В.В.Виноградова [1936, 1963, 1976], Я. И. Гина [1996]. Грамматический уровень художественного текста анализируется указанными исследователями как эстетически нагруженный, обладающий собственным семантическим потенциалом, который раскрывается в смысловом поле текста как одна из составляющих этого поля. В рамках такого подхода к анализу языка поэзии постулируется существование особого уровня грамматической образности в поэтическом тексте, который интерпретируется как глубинная семантическая организация этого текста. При анализе поэтического текста описание грамматики дает возможность установить систему соответствий между формально-грамматическим и содержательным уровнем: как отмечают исследователи (см., например, Т. В. Цивьян [1979]), естественно, что соответствия такого рода выходят за рамки частностей и лежащих на поверхности схождений. «Грамматика поэзии» как подход к анализу текста является доминирующим ракурсом рассмотрения материала.

Категориальный аппарат, применяемый в ходе анализа материала, разработан в рамках функциональной грамматики (в трудах В. Г. Адмони [1964], Ю. С. Мае лова [1984],

A. В. Бондарко [1971а,б, 1996, 1999а,б, 2001, 2002]). Это направление развивается в настоящее время сотрудниками отдела теории грамматики ИЛИ РАН. В работе выделяются инвариантные признаки и рассматривается диапазон варьирования переменных черт в значении и употреблении временных показателей — как собственно грамматических, так и контекстуальных. Методологические основания интерпретации языкового материала заложены также в работах о языке поэзии В. Г. Григорьева (ИРЯ РАН) и его школы (например, в серии «Очерки истории языка русской поэзии начала XX века»).

Грамматика поэзии» как раздел лингвистической поэтики. Соположение терминов «грамматика» и «поэзия» впервые возникло в работах Г. Г. Шпета: «Поэтика в широком смысле есть грамматика поэтического языка и грамматика поэтической мысли» [Шпет 1922, 2: 67; Шапир 1987: 222]. Традиция изучения грамматики лирического текста опирается на представление о наличии «особого уровня грамматической образности в поэтическом тексте» [Цивьян 1979: 348], который понимается как глубинная семантическая организация этого текста. Данный подход к изучению языка поэзии восходит к работе

B.В.Виноградова 1925 года о языке поэзии Анны Ахматовой [1976: 369-459] и статьям Р. О. Якобсона о «грамматике поэзии» [1975, 1983, 1985, 1987].

Р. О. Якобсон в 30-х гг. XX века сформулировал тезис о том, что в поэзии грамматические средства выполняют эстетическую функцию и их специфически поэтическая семантическая нагруженность может быть не меньшей, чем у лексических единиц [1983: 462; 1987: 215]. Отстаивая право грамматики поэзии на существование, он ссылается на работы Дж. М. Гопкинса, который ввел термин «грамматическая фигура» и обосновал необходимость изучения соположения грамматических фигур в поэтическом тексте, см. [Гин 1996: 223]. Вопросам грамматики поэзии посвящен третий том «Избранных трудов» Р. О. Якобсона и специальная монография «Poetry of Grammar and Grammar of Poetry» 1961 r. Сходные проблемы интересовали в 1930-х гг. JI. В. Щербу [1936], ср. также [Davie 1955; Berry 1958; Поспелов 1960]. Развитие эти идеи получили во второй половине XX века.

Интерес к грамматической составляющей семантического плана художественного текста как одному из способов передачи индивидуальной авторской манеры письма проявляли В. В. Виноградов, Б. А. Ларин, Г. О. Винокур (о различиях между трактовками «поэтической грамматики» Г. О. Винокура и «грамматики поэзии» в работах Р. О. Якобсона см. [Шапир 1987; Винокур 1990: 333-334, 337]). Как писал В.В.Виноградов, «язык драматурга, язык лирика, язык новеллиста или романиста различны по своим конструктивным задачам, по своему художественному грамматико-семантическому и ритмико-синтаксическому строю» [Виноградов 1963: 175]. Изучением особенностей этого строя, по мнению В. В. Виноградова, и должны заниматься поэтика и стилистика в первую очередь.

Грамматический подход к интерпретации феномена лирического произведения развивался в работах Я. И. Гина [1996], И. И. Ковтуновой [1986а, б], И. А. Ионовой [1988], Вяч. Вс. Иванова [1974, 1981, 1987, 2000а,б], Т. В. Цивьян [1979, 2001], И.П.Смирнова [1977], эта традиция продолжается также О. Г. Ревзиной [1988, 1990, 1998], Л.В.Зубовой [1989, 1999, 2000, 2001], Н. Г. Бабенко [1989], М. Л. Гаспаровым [2000], В. П. Григорьевым и его учениками (серия «Очерки истории языка русской поэзии начала XX века»). Я. И. Гин сформулировал очередную задачу изучения «грамматики поэзии» (у него - «поэтики грамматических категорий», со ссылкой на В. П. Григорьева) как рассмотрение морфологического уровня поэтического текста «в парадигматике» [Гин 1996: 76], а также применил принцип поля к описанию грамматики поэтического текста. Полевой подход при рассмотрении категорий авторского художественного текста активно разрабатывался З.Я. Тураевой [Тураева 1985], впервые описавшей категории текста в терминах поля, и ее учениками (в частности, Е. М. Михайловой [Михайлова 1983а,б]).

Получил распространение пришедший в широкую лингвистическую поэтику из стиховедения тезис «поэтика - точная наука», с опорой на который строятся статистические исследования грамматической структуры поэтического текста, например, в последних работах М. Л. Гаспарова [2000]. Этот подход восходит к традиции статистических исследований в поэтике (в 1970-е гг. такие исследования проводили, в частности, ученики Б. Н. Головина, см., например, [Хакимова 1974]). Изучение текстов Анны Ахматовой и Осипа Мандельштама с точки зрения статистических сопоставлений в некоторой степени упрощается в связи с наличием конкордансов (A Concordance to the Poems of Osip Mandelstam. Ed. by D. J. Koubourlis with a Foreword by C. Brown. Ithaca; London, 1974; A Concordance to the Poetry of Anna Akhmatova. Ed. by Tatiana Patera with a Foreword by V. Chernykh (конкорданс подготовлен к изданию и существует в машинописи с 1994 года)), хотя текстологические исследования последних десятилетий и продолжающееся уточнение состава корпуса текстов обоих поэтов не всегда позволяют относиться к данным этих частотных словарей с полным доверием.

Отдельную проблему в последние годы (отчасти это связано с ростом интереса к исследованию языковой картины мира) в связи с анализом грамматической составляющей поэтического текста представляет собой соотношение языкового и мыслительного содержания, выражаемое в уровневой организации текстового содержания, — так называемая стратификация семантики (идея стратификация семантики восходит к работам В. Гумбольдта и А. А. Потебни). В фокусе внимания при рассмотрении этого аспекта семантической организации текста оказываются соотношение значения (элемента языковой системы) и смысла (явления речи, имеющего ситуативную обусловленность), смысловой основы и интерпретационного компонента значения (в тексте первичным может быть как денотативно-референциальный компонент, так и интерпретационный, ср. жанры детектива и поэмы), интенциональность и ее аспекты (коммуникативный и информативный) и степени (от импликации до эксплицитного выражения), смысловая актуализация грамматических значений в эстетических целях (в художественном тексте). Значение характеризует план содержания языковых знаков, смысл объединяет то общее, что сохраняется в содержательном аспекте высказывания при синонимической замене элемента или межъязыковом переводе. Применительно к тексту план содержания трактуется как взаимодействие речевых реализаций языковых (лексических и грамматических) значений, а речевой смысл текста -как та информация, которая передается адресантом адресату и воспринимается последним на основе выражаемого языковыми средствами содержания, взаимодействующего с контекстом и речевой ситуацией, с элементами опыта и знаний участников коммуникации. Различают два аспекта понятия «смысл»: системно-категориальный и речевой. «В сферу речевого смысла входят разного рода импликации и пресуппозиции. Возможны расхождения в интерпретации . компонентов речевого смысла, связанные с соотношением точек зрения говорящего и слушающего» [Бондарко 2002: 103]. (Ср. рассуждения С. Т. Золяна о семантическом уровне как ракурсе рассмотрения языковой единицы [Золян 1991: 12-15].) Таким образом, развитие «грамматики поэзии» идет как по линии усложнения формального подхода к тексту и внедрения точных методов анализа (направление Б. Н. Головина-М. Л. Гаспарова), так и по линии уточнения семантики грамматических категорий лирики (Я. И. Гин, В. П. Григорьев, Л. В. Зубова, О. Г. Ревзина и др.). Данная работа развивает второе направление.

Теоретическая значимость исследования. Проблема времени привлекает внимание филологов своей многоаспектностью. Данные, накопленные на материале сопоставительного изучения языков разных систем и подсистем одного языка (диалектных, профессиональных, арготических), позволяют реконструировать темпоральную картину мира носителя того или иного языка, в том числе носителя, использующего нестандартные регистры. В связи с появлением такого рода интерпретаций во второй половине XX века обострился интерес лингвистов к отражению идеи времени в художественном тексте. Поэтический текст представляет собой в этом ракурсе поле повышенного напряжения, поскольку именно в лирике возможно конструирование собственных языковых миров со своей особой системой темпоральной репрезентации. Исследование проблемы времени в поэтическом тексте требует освещения двух аспектов вопроса: каково содержательное наполнение этой категории для изучаемого автора и какими средствами представлено время в его текстах. Идиолект поэта строится на основе отбора общеязыковых средств, и сам принцип отбора показателен с точки зрения реконструкции темпоральных моделей видения мира. Кроме того, необходимо учесть и языковое творчество поэта, т. е. изобретение им собственных, отличных от нормативных средств выражения временных смыслов. Изучение поэтической грамматики времени, таким образом, целесообразно начать с описания функционально-семантического поля времени, представленного в лирике автора. Для этого следует выделить основные типы частных временных значений в рамках плана прошедшего, настоящего и будущего времени; рассмотреть средства их репрезентации; сравнить полученный результат с общеязыковыми моделями. Интерпретация идеи времени, построенная на основе такого описания, будет отражать реальное видение мира поэтом. Сочетание лингвистического анализа, базирующегося на идеях функциональной грамматики, теории инвариантов и на прототипическом подходе к описанию объекта, с интерпретацией полученных данных в свете особенностей поэтики изучаемых авторов позволяет всесторонне описать темпоральный фрагмент картины мира, представленный в поэтическом тексте.

В частности, в диссертации обоснованы следующие положения.

Доминирующий временной план в лирике Ахматовой — прошедшее время. Этот тезис подтверждается как на уровне морфологии (12,2% форм глаголов СВ прошедшего времени и 8,8% форм глаголов НСВ прошедшего времени составляют суммарно 21% элементов ФСП темпоральности, что является статистической доминантой), так и на уровне семантики: в ее лирике доминирует значение аориста (22,5%). В лирике Мандельштама преобладает настоящее время: глаголы в настоящем времени составляют 29,9% элементов ФСП темпоральности, что является статистическим максимумом, а на семантическом уровне превалирует значение настоящего абстрактного (27%). Тем не менее некоторые закономерности характерны для лирики как рода литературы: так, закономерно преобладание морфологического презенса в обоих идиостилях при дифференцированном подсчете видовых форм — отдельно СВ и НСВ прошедшего времени (такое видовое разделение приводит к следующим результатам: у Ахматовой 20,2% от всех элементов поля темпоральности составляют формы презенса, что является максимумом, как и у Мандельштама (29,9%)). Таким образом, поэтическая природа текста накладывает ограничения на употребление ряда общеязыковых элементов поля времени, а особенности идиостиля корректируют интерпретацию времени в лирике как роде литературы: если для классического лирического текста типичным доминантным темпоральным значением является значение условно-поэтического настоящего актуального, то для ахматовского текста это аористическое значение, а для текста Мандельштама — значение настоящего абстрактного.

Как отмечалось выше, в исследованном корпусе текстов при раздельном подсчете видовых форм (СВ и НСВ) прошедшего и будущего времени доминируют формы презенса и синтаксические конструкции с семантикой настоящего времени, третье место в ряду частотности средств выражения темпоральной семантики занимают формы СВ прошедшего времени с аористическим или перфектным значением. При этом у Ахматовой перфектные формы характеризуют движение лирического сюжета (обозначают возникновение новой ситуации), а у Мандельштама появляются в стихотворном зачине и вписывают изображаемую ситуацию в более общий временной контекст, а движению лирического сюжета не способствуют.

Поэзия допускает языковые инновации — в частности, употребление в темпоральной функции нетемпоральных лексических единиц. Это обусловлено эффектом «тесноты стихового ряда» — семный состав слова меняется под влиянием контекста, одни семы актуализируются и попадают из периферии значения в его ядро, другие под влиянием контекста инкорпорируются в значение, хотя в словарном толковании слова отсутствуют. Как показывает проведенное исследование, Мандельштам пользуется этим свойством поэтического текста активнее, чем Ахматова.

Поэтический язык предполагает возможность нарушения общеязыковых норм и формирования собственных лингвопоэтических норм, в частности на уровне идиостиля. Одним из проявлений этой тенденции становится использование в поэтичесой речи аграмматизмов. В идиолекте Мандельштама нарушение норм грамматики приобретает системный характер (например, характерным становится употребление самостоятельного деепричастного оборота, придаточных компонентов сложного предложения при отсутствии в синтаксическом целом опорного главного компонента; кроме того, Мандельштам восстанавливает «ущербные» парадигмы: одновидовые глаголы приобретают видовую пару {свечереть), возникает окказиональный переходный глагол при нормативном непереходном ((очумитъ), в идиостиле появляются не фиксируемые словарями грамматические формы — например, деепричастные {лопатясъ, коричневея, болъшевея), причастные (переогромлен), личные (грамотеет), сочетаемость с субъектом-подлежащим получают безличные глаголы {березы вечерели)).

В диссертации описан темпоральный фрагмент картины мира поэтов-акмеистов; выявлены особенности идиостилей Ахматовой и Мандельштама, связанные с категорией художественного времени; поставлен вопрос о специфике индивидуально-авторского варианта поля темпоральности; разграничены понятия темпоральной основы, темпоральной структуры и темпоральной перспективы текста; обоснована применимость описаний темпоральных моделей текста, разработанных для нарратива и классической лирики, к акмеистическим стихотворным текстам.

Практическая значимость исследования заключается в том, что полученные результаты можно использовать при подготовке специальных курсов по лингвистической поэтике, включающих описание языковой картины мира и анализ поэтического текста, по истории литературы начала XX века, при подготовке комментариев к изданию поэтических текстов.

Работа прошла апробацию на заседаниях семинара «Функциональная грамматика» при Петербургском лингвистическом обществе, на Всероссийской конференции «Теоретические проблемы функциональной грамматики» ИЛИ РАН в 2001 году, Межвузовских научно-методических конференциях аспирантов, преподавателей и студентов в СПбГУ (1999, 2000 и 2001 гг.), Международных конференциях историков, филологов и философов в Петрозаводске (1999 и 2001 гг.), в рамках Летней школы молодого филолога в Калининграде (2000 и 2001 гг.), на Международном семинаре молодых филологов в Таллинне в 2000 году.

Структура работы. Работа состоит из введения, в котором охарактеризован материал исследования, описаны применяемые методы анализа, определены цели и задачи работы, ее актуальность, теоретическая и практическая значимость; трех глав и заключения, в котором указаны основные результаты и обобщены выводы исследования. Список литературы насчитывает свыше 200 наименований. По теме диссертации опубликовано 8 работ:

Заключение диссертации по теме «Русский язык», Ахапкина, Яна Эмильевна

Выводы

1. Типичной для Мандельштама является интегрированная темпоральная модель текста, репрезентирующая конкретное проспективно изображенное событие (регулярный вариант — конкретное проспективно и замедленно изображенное событие; частотный вариант — точечное событие, выведенное на уровень вневременного обобщения; с высокой частотой возникает вневременное описание явления, частотны изображенный с переключением временного плана отрезок замедленного или ускоренного времени или изображение повторяющегося события, в том числе замедленное). Совмещение в одном тексте моделей Б1+Б4 — характерная черта поэтики Мандельштама. Вневременность, характерная для поэта, исповедующего принцип возвращения к памяти культуры, существует в ранней лирике Мандельштама не как абсолютная доминанта, а наряду с конкретным точечным актуальным событием, доля изображения которого весьма высока.

2. Типичной для Ахматовой является модель А1+Б1/Б2+(В0). Это коррелирует с устоявшейся характеристикой ее лирики как насыщенной психологической деталью, конкретной и предметной. Однако вариант совмещения Б1+Б4 в ее лирике, в отличие от Мандельштама, крайне редок. Зато появляется нехарактерный для Мандельштама вариант Б1+БЗ. У Ахматовой, в отличие от Мандельштама, изображение отрезка времени так же регулярно, как описание точечного события, а число ускорений / замедлений средней скорости протекания событий приблизительно одинаково (у Мандельштама ретардаций почти вдвое больше, чем ускорений).

3. В текстах Мандельштама вневременного изображения насчитывается 39 случаев (включая статичное изображение ситуации) — столько же, сколько вариантов с сильной последовательностью, у Ахматовой — 31. У Мандельштама доминирует сильная последовательность, вторую по частотности позицию занимает вариант позже-раньше-позже, третью — слабая последовательность. Исходная гипотеза о преобладании вневременности, точечности и проспекции в его лирике подтверждается, однако переключение планов ПРП оказывается достаточно регулярным, чтобы скорректировать априорную картину. В стихотворениях Ахматовой также доминирует сильная последовательность, второе место тоже занимает модель ПРП, а третья позиция отличается: это модель позже-раньше, как и предполагалось, поскольку в ее творчестве выше доля ретроспективных текстов (их примерно столько же, сколько текстов с вневременной или точечной характеристикой). Четвертое место занимает слабая последовательность.

4. У Мандельштама преобладает индуктивная модель (соотношение индукция:дедукция составляет 56:33, т. е. индекс индуктивности равен 1,7). В лирике Ахматовой также доминирует индукция, но ее преобладание значительно весомее (соотношение индукция:дедукция составляет 101:29, т. е. индекс индуктивности равен 3,48).

5. Во втором компоненте «двойчатки» меняется фокус изображения, масштаб ситуации, степень ее детализации или обобщенности.

6. Полисемия темпоральной трактовки поэтического выказывания в каждом конкретном случае нуждается в доказательстве и дополнительной проверке (например, экспериментальным путем). Априорное предположение о допустимости различных трактовок не всегда оказывается правомерным. Наличие разноплановых трактовок в тех случаях, когда эти трактовки не оказываются исследовательской фикцией, не ограничено рамками ВЛ или ВНЛ — одно и то же высказывание может восприниматься разными читателями и как настоящее актуальное, и как настоящее абстрактное.

7. Антонимия показателей еще и уже несопоставимо чаще проявляется в поэтических контекстах у обоих авторов, чем синонимия. Этому преобладанию сопутствует численное равноправие ситуаций с акцентированным значением временного дейксиса и временного порядка в обоих идиостилях.

8. В сфере специфицированных показателей у Мандельштама преобладает временной порядок, у Ахматовой — временной дейксис. Но характер этого преобладания таков, что при переходе к акмеизму у Мандельштама нарастает число обстоятельств временного дейксиса, у Ахматовой — временного порядка. В сфере омонимичных бифункциональных показателей у обоих поэтов как в акмеистический, так и в доакмеистический период преобладает временной дейксис. При смене периода у обоих поэтов дейктичность снижается.

9. Семантика временного дейксиса и временного порядка представляет собой не оппозицию, а континуальный ряд, в котором по мере нарастания у элементов значения временного порядка дейктическое значение постепенно отходит на второй план. В обоих идиостилях можно выделить на этом основании три группы контекстов: с актуализированным значением временного порядка, переходный тип и тип с актуализированным значением временного дейксиса.

10. В обоих идиостилях выделяются аналогичные группы примеров со значением временного дейксиса — действие / состояние, начавшееся в некоторый момент в прошлом, и действие / состояние, начавшееся в настоящем или в непосредственного предшествовавший настоящему момент, которое через точку отсчета в настоящем продолжается в неограниченное будущее. При этом у Ахматовой представлена только разновидность линейного развития событий, тогда как у Мандельштама даны две разновидности — линейная и спиралевидная, с идеей неизбежного повтора сходной ситуации.

11. Для идиостиля Мандельштама, в отличие от идиостиля Ахматовой, в акмеистический период характерно стремление к более тонким нюансам выражения аспектуально-темпоральной семантики. Так, у него появляются две группы примеров, отсутствующие у Ахматовой: контекстуально заданный повтор ситуации и сопоставление состояний субъектов, переживающих разные стадии одного процесса. У Ахматовой в свою очередь, в отличие от Мандельштама, строже выдержана система противопоставления ситуаций: появляется особая группа обстоятельств временного порядка со значением недавней смены ситуации, антонимичная второй группе обстоятельств временного дейксиса. В текстах Мандельштама показателей еще в два раза больше, чем уже, а у Ахматовой их приблизительно поровну. Это дает основание говорить о динамичности лирики Ахматовой по сравнению с более статичной лирикой Мандельштама.

12. Как видно из сопоставления стихотворений с зачином «Когда.», грамматически тексты Ахматовой нейтральны, тексты Мандельштама маркированы окказиональными отступлениями от норм.

13. Для Ахматовой типичны двухкомпонентные контактные глагольные ряды и поликомпонентные дистантные, у Мандельштама встречаются трех- и четырехкомпонентные конструкции обоих типов.

Заключение

В рамках грамматики поэзии помимо рассмотрения системы собственно временных форм индикатива для выявления темпоральной композиционной схемы акмеистического текста в диссертации анализируется и среда их употребления — не только словарно зафиксированные лексические показатели времени, но и весь контекст. При таком подходе единицей изучения оказывается уже не столько словоформа или ее ограниченный лексический контекст, сколько весь стихотворный текст в целом.

Помимо абсолютного распределения временных планов лирического текста для адекватной реконструкции темпоральной модели текста в проведенном исследовании учитывается их относительное взаиморасположение, основанное на шкалировании по принципу «раньше—позже». Насыщенность модернистского текста метафорическими словоупотреблениями, вопреки распространенному мнению, не делает такой анализ невозможным. Интенсификация метафорики не препятствует возможности описания темпоральной модели текста, а только приводит в некоторых случаях к возможности сосуществования равновероятных интерпретаций (возникновению своего рода темпоральной полисемии).

Костяк временной структуры поэтического текста образуется индикативными глагольными формами, облигаторно обладающими определенной темпоральной семантикой, и безглагольными конструкциями с семантикой настоящего или потенциального будущего времени. Этот костяк представляет собой грамматическую основу темпоральной организации текста — темпоральную основу стихотворения. При описании временной модели, реализованной в стихотворении, опорой является темпоральная основа текста: последовательность морфологических глагольных форм времени.

Глагольная основа модифицируется под влиянием лексического контекста, образуя темпоральную структуру стихотворения. Семантическая трансформация происходит за счет относительного употребления времен, транспозиции и корректировки временных значений глагольных форм лексическими темпоральными показателями, в предельном случае приводящей к ситуации конфликта лексики и грамматики (семантического несоответствия глагольной формы времени лексическому темпоральному конкретизатору).

Механизмы взаимодействия лексического темпорального конкретизатора и грамматической формы, обладающей временной характеристикой, не однотипны. Одним из вариантов является совмещение в одном контексте противоположных значений (статальности и акциональности, дискретности и континуальности, актуальности и узуальности). Другой вариант взаимодействия лексического и грамматического значений времени — возникновение дополнительной темпоральной семы в контексте или акцентирование уже имеющейся периферийной семы с сопутствующим превращением ее в ядерную.

Синтагматический аспект временной организации текста отражен в его темпоральной перспективе. Темпоральная перспектива текста — это взаиморасположение в тексте глагольных форм, охарактеризованных с точки зрения частного значения времени под влиянием лексического контекста, и лексических показателей времени. Понятие темпоральной перспективы текста отражает направленность художественного времени — проспективную, ретроспективную или включающую множественные переключения временного плана. Темпоральная перспектива поэтического текста строится по модели «относительного» взаиморасположения элементов лирического сюжета (в том числе в рамках одного временного плана): описание может быть последовательным (по принципу «раньше — позже») или непоследовательным, и тогда возможны комбинаторные варианты (например, «раньше — позже — раньше», «позже — раньше — позже», «позже — раньше — раньше», «позже — позже — раньше»).

Прототипическим вариантом образно-поэтического настоящего актуального в акмеистической лирике следует считать ситуацию, маркированную дейктемами «я-здесь-сейчас». Ближайшее окружение прототипа составляют варианты замены или пропуска персонального и/или локального дейктического маркера при сохранении темпорального. Прием сближения форм глаголов НСВ со значением актуального настоящего и форм СВ с перфектной семантикой характерен для поэтики Мандельштама и может быть признан особенностью его идиостиля. Среди непрототипических вариантов образно-поэтического настоящего в лирике акмеистов в первую очередь выделяется изобразительно-поэтический аналог настоящего расширенного, охватывающего, помимо условного момента речи, временной интервал, предшествовавший точке временной локализации события (условному здесь и сейчас) и/или следующий за ним. Эта семантика может быть как факультативной, дополнительной, так и основной, доминирующей. Третью ступень субкатегоризации (или второй шаг на пути удаления от прототипа) после настоящего актуального и настоящего расширенного представляет собой поэтический аналог настоящего постоянного (действие или состояние длится «всегда», подобная характеристика относится в первую очередь к описаниям постоянных закономерностей, пейзажным или портретным зарисовкам). По мере удаления от прототипа удельный вес семантики вневременности постепенно приближается к настоящему неактуальному, утрачивающему локализацию во времени. На смену континуальному процессу, длящемуся «сейчас и всегда», в этом случае приходит дискретность, повторяемость действия. Настоящее неактуальное является третьим шагом удаления от прототипического ядра образно-поэтического настоящего (или четвертой ступенью субкатегоризации).

Доминирующая семантика форм прошедшего времени представлена перфектным и аористическим значениями (формы прошедшего времени глаголов НСВ с семантикой единичного конкретного или повторяющегося, обычного действий менее частотны). В отличие от наблюдений над поэмой Пушкина, которые приводит Н. Н. Арват [1992], считая полученные данные универсальными для лирики с выраженным нарративным компонентом, в рассмотренном материале нет преобладания перфектного значения над аористическим. Семантика форм будущего времени в акмеистической лирике преимущественно осложнена модальными оттенками значения. В ряде случаев футуральная семантика сосуществует с презенсным значением потенциального действия или наглядно-примерным значением СВ/неограниченно-кратным НСВ.

Основным способом выражения ключевого временного плана лирики Мандельштама акмеистического периода — настоящего — является употребление форм настоящего времени глаголов НСВ изъявительного наклонения. Второе место по частотности занимают безглагольные конструкции нескольких типов. Существенно, что актуализация настоящего регулярно осуществляется при помощи соположения перфектного и презенсного употреблений (его можно трактовать двояко: 1) как контраст темпоральных вариантов прошедшего и настоящего или 2) как фазовое разложение презенсной ситуации на подготовительный перфектный и основной актуальный фрагменты).

Несмотря на то, что формально тексты Мандельштама принадлежат именному стилю, а для имени категория времени нерелевантна, семантика времени оказывается определяющей в поэтике Мандельштама и формирует комплекс средств выражения, часть из которых репрезентирована глаголами, в том числе окказиональными образованиями и глагольными рядами общесловарных форм, порождающими особый грамматический пласт смысла.

В текстах Мандельштама преобладают формы презенса (в лирике Ахматовой презенса меньше; суммарно преобладают формы прошедшего времени СВ и НСВ). Это обстоятельство корректирует традиционное представление об именном стиле поэзии Мандельштама сравнительно с нейтральным стилем Ахматовой. Однако если в текстах Мандельштама доминирует презенсный временной план, то у Ахматовой темпоральная картина богаче — при сопоставлении с Мандельштамом у нее оказывается больше конструкций, репрезентирующих план будущего и прошедшего времени (что корректирует представление об ослабленной глагольности ее текстов).

Если подсчитывать формы прошедшего СВ и НСВ отдельно, в обоих идиостилях доминируют личные глагольные формы настоящего времени. Вторую позицию занимают безглагольные конструкции. Третья по частотности позиция принадлежит формам прошедшего времени СВ, ключевая, хотя и не доминирующая численно, функция которых — выражение перфектного прошедшего (у Ахматовой на 121 перфект СВ приходится 179 аористов; у Мандельштама на 96 перфектов приходится 111 аористов). Перфект зачастую выполняет подготовительную, экспозиционную функцию по отношению к появлению в тексте презенсных форм, и эта композиционная роль объясняет обилие форм СВ с перфектным значением. Аорист способствует движению лирического сюжета, особенно это важно для нарративной по своей природе лирики Ахматовой.

Формы прошедшего времени глаголов СВ в процентном соотношении преобладают у Ахматовой по сравнению с Мандельштамом. Дальнейшее распределение форм у Ахматовой и Мандельштама не совпадает, что дает основания говорить о качественной специфике идиостиля.

Таким образом, центром поля темпоральное™ у обоих авторов оказываются формы презенса и безглагольные конструкции с семантикой настоящего времени, ближнюю периферию формируют формы глаголов СВ и НСВ прошедшего времени, модальные конструкции с футуральной импликацией, лексические обстоятельственные показатели. Остальные элементы (исключая отсутствующие у акмеистов в данном корпусе текстов формы со значением давнего обыкновения) формируют дальнюю периферию. Это перераспределение языковых ресурсов обнаруживает довольно значительный сдвиг относительно общеязыкового поля времени.

Типичной для Мандельштама является интегрированная темпоральная модель текста, репрезентирующая конкретное проспективно изображенное событие (регулярный вариант — конкретное проспективно и замедленно изображенное событие; частотный вариант — точечное событие, выведенное на уровень вневременного обобщения); кроме того, с высокой частотой возникает вневременное описание явления, частотны также изображенный с переключением временного плана отрезок замедленного или ускоренного времени и изображение повторяющегося события, в том числе замедленное. Совмещение в одном тексте моделей Б1+Б4 — характерная черта поэтики Мандельштама. В невременность, характерная для поэта, исповедующего принцип возвращения к памяти культуры, как показывают наблюдения, существует в ранней лирике Мандельштама не как абсолютная доминанта, а наряду с конкретным точечным актуальным событием, доля изображения которого весьма высока (в частности, даже выше доли собственно вневременности).

Типичной для Ахматовой является модель А1+Б1/Б2+(В0). Это коррелирует с устоявшейся характеристикой ее лирики как насыщенной психологической деталью, конкретной и предметной. Вариант совмещения Б1+Б4 в ее лирике, в отличие от Мандельштама, крайне редок, зато в текстах Ахматовой появляется нехарактерный для Мандельштама вариант Б1+БЗ. У Ахматовой, в отличие от Мандельштама, изображение отрезка времени так же регулярно, как описание точечного события, а число ускорений / замедлений средней скорости протекания событий приблизительно одинаково (при этом у Мандельштама ретардаций почти вдвое больше, чем ускорений).

В текстах Мандельштама случаев вневременного изображения насчитывается 39 (включая статичное изображение ситуации) — столько же, сколько вариантов с сильной последовательностью, у Ахматовой — 31. У Мандельштама доминирует сильная последовательность, вторую по частотности позицию занимает вариант позже-раньше-позже, третью — слабая последовательность. Исходная гипотеза о преобладании вневременности, точечное™ и проспекции в его лирике подтверждается, однако переключение планов позже-раньше-позже оказывается достаточно регулярным, чтобы скорректировать априорную картину. В стихотворениях Ахматовой также доминирует сильная последовательность, второе место тоже занимает модель позже-раньше-позже, а третья позиция отличается: это модель позже-раньше, как и предполагалось гипотетически, поскольку в ее творчестве выше доля ретроспективных текстов (их примерно столько же, сколько текстов с вневременной или точечной характеристикой). Четвертое место занимает слабая последовательность. Можно предположить, что композиционные модели позже-раньше-позже и позже-раньше интуитивно воспринимались Ахматовой как варианты одного ретроспективного инвариантного типа композиционной структуры текста.

У Мандельштама преобладает индуктивная модель организации текста (соотношение индукция:дедукция составляет 56:33, т. е. индекс индуктивности равен 1,7). В лирике Ахматовой также доминирует индукция, но ее преобладанее значительно весомее (соотношение индукция:дедукция составляет 101:29, т. е. индекс индуктивности равен 3,48).

Основной временной план лирики Мандельштама акмеистического периода — настоящее как переживаемая длительность и план вечного возвращения. Регулярные средства выражения этой семантики — глаголы НСВ в изъявительном наклонении в форме настоящего времени (632 употребления на 132 текста) и безглагольные конструкции, парадигматически соотносимые с вариантами с бытийной связкой в прошедшем или будущем (был/буду) (448 употреблений на 132 текста). Соположение в тексте форм СВ со значением перфекта и презенсных форм регулярно (207 глаголов СВ в форме прошедшего времени в том же корпусе текстов). Эта картина отражена в сонетах акмеистического периода — предпочтения в выборе доминирующего типа темпоральной семантики и репрезентирующих этот тип средств сохраняются.

При создании текстов-двойчаток Мандельштам варьирует темпоральную структуру стихотворения. Во втором компоненте «двойчатки» по сравнению с первым меняется фокус изображения, масштаб ситуации, степень ее детализации или обобщенности.

Исходная темпоральная модель акмеистического текста со сменой перфектного временного плана настоящим актуальным у Мандельштама может выступать в трех основных вариантах: ПР[рез]>НАСТ[акт]; ПР[рез]>НАСТ[неакт]; ПР[нерез]>НАСТ[акт]. Прототипическим является вариант ПР[рез]>НАСТ[акг] при отсутствии отношений обусловленности между частями и кореферентности субъектов действия. Ближайшее окружение составляют его подтипы (при наличии отношений обусловленности и некореферентности субъектов действия). Ближняя периферия формируется третьим и четвертым вариантами первой модели, лексическое наполнение которых позволяет предположить процессную семантику первого компонента или расширение плана настоящего в импликации (при формальном соблюдении грамматики исходной модели), дальняя периферия — второй и третьей моделями, представляющими собой трансформацию первой: ПР [рез]>НАСТ[неакт]; ПР[нерез]>НАСТ[акт].

Перцептивность лирики Мандельштама, в отличие от классической поэзии, неконкретна, размыта; персональная, темпоральная и локативная характеристики ситуации условны и поддаются разным интерпретациям, что усложняет манифестируемую акмеистами идею возвращения поэзии от символа к конкретной вещи: конкретность акмеизма иного уровня, нежели классическая конкретность лирики XIX века, это конкретность, учитывающая поэзию символистов.

Статистически (если учитывать безглагольные конструкции и подсчитывать формы СВ и НСВ прошедшего (а также будущего) времени отдельно, дифференцируя видовую принадлежность глагола) в лирике Ахматовой также доминирует презенсный план. Однако доля текстов с темпоральной структурой, отражающей временные планы прошедшего и будущего, у нее выше, чем у Мандельштама, причем футуральных структур меньше, чем текстов-воспоминаний, обращенных в прошлое. Среди глаголов в текстах Ахматовой, в отличие от Мандельштама, преобладают формы прошедшего времени (у Ахматовой форм прошедшего времени СВ+НСВ больше, чем настоящего; у Мандельштама наоборот).

В лирике Ахматовой доминирует прошедшее аористическое, вторую позицию занимают настоящее расширенное и настоящее абстрактное, третью — настоящее актуальное. Репертуар временных значений в лирике Ахматовой богаче, использование темпоральных форм в несобственном значении встречается чаще, чем у Мандельштама. В стихотворных текстах Мандельштама преобладает настоящее абстрактное, вторую позицию по частотности занимает настоящее актуальное, третью — прошедшее аористическое. В отличие от поэзии Ахматовой, в творчестве Мандельштама преобладают неоднозначные трактовки темпоральной семантики, допускающие в ряде случаев одновременное существование двух и даже трех интерпретаций. При анализе репертуара глагольных форм, представленных в текстах Ахматовой, выясняется, что преобладают глаголы, употребленные в форме прошедшего времени, наименьшим количеством представлены футуральные употребления.

Для Ахматовой ВНС (возникновение новой ситуации) оказывается двигателем лирического сюжета, что типично для нарратива, а не для собственно лирической поэзии. В ее лирике меньше непредельных глаголов, разнообразнее представлены футуральный план и план прошедшего времени, функционально богаче репертуар ситуаций с показателем динамики изменения положения дел «стать», больше лексем с полной темпоральной парадигмой. Для Мандельштама длительность ситуации важнее смены событий, его лирика богаче глаголами (и по ассортименту лексем, и по числу употреблений), но доминирует презенс, непредельных глаголов больше, чем у Ахматовой, мало полных парадигм. Если для Ахматовой грамматическая составляющая глагольной сферы весьма существенна, то для Мандельштама превалирующей оказывается лексическая, хотя грамматические инновации в большей мере свойственны именно Мандельштаму.

Варианты организации темпоральной перспективы ахматовского текста раннего периода творчества (примеры охватывают акмеистический период и более ранний сборник «Вечер») основаны на едином принципе акцентирования плана прошедшего времени при ослаблении семантики настоящего. Образно-поэтическое настоящее актуальное в собственном смысле играет у Ахматовой вспомогательную роль, тогда как основное внимание уделяется прошедшему.

Читатель акмеистического текста стремится увидеть временное значение у лексических показателей, содержащих хотя бы периферийные семы темпоральности, при этом восприятие темпорального значения у неполнознаменательных и реляционных — местоименных и дейктических, в том числе выступающих в анафорической функции — показателей, напротив, ослаблено. Следует отметить, что метафорические обозначения времени фокусируют на себе читательское внимание — обороты вроде «до утренних румяных роз» (= до зари) опознаются читателем безошибочно и не пропускаются.

Полисемия темпоральной трактовки поэтического выказывания в каждом конкретном случае нуждается в доказательстве и дополнительной проверке (например, экспериментальным путем). Априорное предположение о допустимости различных трактовок не всегда оказывается правомерным. Наличие разноплановых трактовок в тех случаях, когда эти трактовки не оказываются исследовательской фикцией, не ограничено рамками ВЛ или ВНЛ — одно и то же высказывание может восприниматься разными читателями и как настоящее актуальное, и как настоящее абстрактное.

Антонимия показателей еще и уже несопоставимо чаще проявляется в поэтических контекстах у обоих авторов, чем синонимия. Этому преобладанию сопутствует численное равноправие ситуаций с акцентированным значением временного дейксиса и временного порядка в обоих идиостилях.

В сфере специфицированных обстоятельственных показателей у Мандельштама преобладает временной порядок, у Ахматовой — временной дейксис. Но характер этого преобладания таков, что при переходе к акмеизму в лирике Мандельштама нарастает число обстоятельств временного дейксиса, в лирике Ахматовой — временного порядка. В сфере омонимичных бифункциональных показателей у обоих поэтов как в акмеистический, так и в доакмеистический период преобладает временной дейксис. При смене периода у обоих поэтов дейктичность снижается.

Семантика временного дейксиса и временного порядка представляет собой не оппозицию, а континуальный ряд, в котором по мере нарастания у элементов значения временного порядка дейктическое значение постепенно отходит на второй план. В обоих идиостилях можно выделить на этом основании три группы контекстов: с актуализированным значением собственно временного порядка, переходный тип и тип с актуализированным значением собственно временного дейксиса. В обоих идиостилях выделяются аналогичные группы примеров со значением временного дейксиса — действие / состояние, начавшееся в некоторый момент в прошлом (группа 1), и действие / состояние, начавшееся в настоящем или в непосредственного предшествовавший настоящему момент (группа 2), через точку отсчета в настоящем продолжающееся в неограниченное будущее. Разница в данном случае количественная. При этом в текстах Ахматовой представлена только разновидность линейного развития событий, тогда как в текстах Мандельштама даны две разновидности — линейная и спиралевидная, с идеей неизбежного повтора сходной ситуации.

Для идиостиля Мандельштама, в отличие от идиостиля Ахматовой, в акмеистический период характерно стремление к более тонким нюансам выражения аспектуально-темпоральной семантики. Так, у него появляются две группы примеров, отсутствующие у Ахматовой: контекстуально заданный повтор ситуации и сопоставление состояний субъектов, переживающих разные стадии одного процесса. У Ахматовой в свою очередь, в отличие от Мандельштама, строже выдержана система противопоставления ситуаций: появляется особая группа обстоятельств временного порядка со значением недавней смены ситуации, антонимичная второй группе обстоятельств временного дейксиса. Любопытно при этом, что у Мандельштама показателей еще в два раза больше, чем уже, а у Ахматовой их приблизительно поровну. Это дает основание говорить о динамичности лирики Ахматовой по сравнению с более статичной лирикой Мандельштама.

В текстах с зачином «Когда.» выделены две основные разновидности узуальных моделей (в сфере настоящего и будущего) и три модели конкретного действия.

Из всех возможных вариантов темпоральных значений Мандельштамом выбираются отвечающие авторской установке — многократному действию отдается предпочтение перед единичным в сфере настоящего и будущего, в сфере прошедшего представлена конкретность, но примеров меньше и все они репрезентируют разные модели, стабильности временного плана отдается предпочтение перед переключением. Сфера будущего представлена наиболее бедно, сфера настоящего — наиболее богато. Нарушение грамматических норм неединично, оно происходит как в случае отсутствия главного компонента при придаточном, так и в тех примерах, где переключение временных планов требует определенного, у Мандельштама отсутствующего, контекста.

Как видно из сопоставления стихотворений с зачином «Когда.», грамматически тексты Ахматовой нейтральны, тексты Мандельштама маркированы окказиональными отступлениями от норм.

Для Ахматовой типичны двухкомпонентные контактные глагольные ряды и поликомпонентные дистантные, у Мандельштама встречаются трех- и четырехкомпонентные конструкции обоих типов. Темпоральное распределение таково: в стихотворениях Ахматовой в поликомпонентных (дистантных) рядах 6 презенсных конструкций, 2 «презенс+перфект», 4 футуральных, 4 с формами прошедшего времени; 19 примеров двухкомпонентных контактных презенсных глагольных рядов, 5 императивных с семантикой желаемого/нежелаемого будущего, 3 футуральных и 12 прошедшего времени - всего 27 презенсных (47,4%), 18 прошедшего времени (31,6%), 12 футуральных (21%); в стихотворениях Мандельштама среди поликомпонентных рядов 14 презенсных цепей и 4 ряда с формами прошедшего времени; среди двухкомпонентных 16 презенсных, 2 императивных, 7 футуральных, 16 с формами прошедшего времени - всего 30 презенсных (50,8%), 20 прошедшего времени (33,9%), 9 футуральных (15,3%).

Итак, отбор элементов функционально-семантического поля темпоральности в идиостиле формирует индивидуально-авторскую иерархию средств выражения семантики времени. Идиостили Ахматовой и Мандельштама различаются с точки зрения представления в текстах темпорального фрагмента картины мира: соотношением обстоятельств временного дейксиса и временного порядка, значимостью глагольного повтора, временными характеристиками глагольных рядов, преобладающими темпоральными моделями, собственно строением периферии поля темпоральности. При этом для Ахматовой поэтические инновации характерны в меньшей степени. Как показывает проведенное исследование, характеристика стиля Мандельштама как «именного» нуждается в уточнении, поскольку сравнение с «нейтральным» стилем Ахматовой в ряде случаев показывает, что «именной» стиль Мандельштама оказывается по своим характеристикам ближе к глагольному, чем «нейтральный» стиль Ахматовой.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Ахапкина, Яна Эмильевна, 2003 год

1. Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в четырех томах. М., 1991.1. Словари

2. Александрова 3. Е. Словарь синонимов русского языка. М., 1986. Львов М. Р. Словарь антонимов русского языка. М., 1996. ЛЭ Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.

3. MAC <Малый академический словарь> Словарь русского языка. В 4-х тт. / Под ред.

4. А. П. Евгеньевой. М., 1985-1988.

5. Ожегов С. И. Словарь русского языка. М., 1986.

6. Толковый словарь русских глаголов: Идеографическое описание. Английские эквиваленты. Синонимы. Антонимы / Под ред. проф. Л. Г. Бабенко. М., 1999. Ушаков Д. Н. Толковый словарь русского языка. М., 1935-1938.1. Научная литература

7. Абрамис Б. Д. Система глагольных форм вида, времени, наклонения, инфинитива и их функции в языке басен И. А. Крылова. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Л., 1947.

8. Абрамис Б. Д. О некоторых формах выражения прошедшего времени в баснях И. А. Крылова // УЗ ЛГУ. № 322. Сер. филол. наук. 1963. Вып.68. С.112-120.

9. Аверин Б. В. Романы В. В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии. Дисс. . докт. филол. наук. СПб., 1999. Рукопись.

10. Агранович С. 3., Рассовская Л. П. Отражение архаических пространственно-временных и социально-этических представлений в трагедии А. С. Пушкина «Каменный гость» // Поэтика реализма. Куйбышев, 1985. С.24-47.

11. Адмони В. Г. Основы теории грамматики. М.;Л., 1964.

12. Акаткин В. М. «Мне на плечи кидается век-волкодав.» (Поэт и время в лирике Мандельштама) // Воронежский край и зарубежье: Платонов, Бунин, Замятин, Мандельштам в культуре XX века. Воронеж, 1992. С.78-81.

13. Анацкая Л. Г., Золина Н. Н. Окказиональные словосочетания как средство выражения художественного времени // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. Омск, 1998. С.12-20.

14. Андреев М. Л. Проблема времени в "Божественной комедии" Данте. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1977.

15. Анисимова Р. В. Время как тема и элемент внутренней структуры элегии А. Ламартина «Озеро» // Сборник научных трудов Московского пед. ин-та ин. яз. М., 1988. Вып.307. С.121-133.

16. Анисимова Р. В. Отражение категории времени как одного из элементов картины мира // Сборник научных трудов Московского пед. ин-та ин. яз. М., 1989. Вып.341. С.66-71.

17. Анисова А. Н. Постоянство и изменчивость основных принципов циклизации лирики Б. Л. Пастернака (Особенности художественного времени) // Проблемы эволюции русской литературы XX века. М., 1995. Вып.2. С.5-6.

18. Антонов И. К. Поэтика названия и временные мотивы книги Мандельштама «Шум времени» // Инновационные проблемы филологической науки и образования. Уфа, 1999. С.83-84.

19. Апресян Ю. Д. Избранные труды. Лексическая семантика. М., 1995. Т.1.

20. Арват Н. Н. Художественное пространство и время в поэме А. С. Пушкина «Цыганы» // Исследования по семиотике. Уфа, 1992. С.97-107.

21. Бабенко Н. Г. Исторические условия функционирования глагольных форм и пути их авторской модификации в поэтическом языке // Вопросы исторической семантики русского языка. Калининград, 1989. С.130-135.

22. Баженов М. Н. Анна Ахматова Осип Мандельштам. Биобиблиография // Советская библиография. 1991. №2. С.86-100.

23. Барбачаков А. С. Потенциальная парадигма В. А. Жуковского и идейно-образный мир "Стихов о Прекрасной Даме" А. Блока. // Проблемы метода и жанра. Воронеж, 1993. С.56-66.

24. Бахтин М. М. Время и пространство в произведениях В. Гете // Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С.204-236.

25. Бахтин М. М. Эпос и роман. СПб., 2000.

26. Бахтина В. А. Хронотоп русского духовного стиха // Славянская традиционная культура и современный мир. М., 1997. Вып.1. С.75-81.

27. Бегун Б. Я., Волощук Е. В. Образ времени в стихотворении О.Мандельштама «Сестры тяжесть и нежность.» // Начало. М., 1993. Вып.2. С.148-156.

28. Беренштейн Е. П. Человек и время в художественном миропонимании О.Э.Мандельштама // Человек и культурно-историческая традиция. Тверь, 1991. С. 96-110.

29. Беркович М. Система временных отношений в лирике О. Мандельштама // Гуманитарные науки. Ташкент, 1989. С.55-61.

30. Бехер И. Философия сонета // Любовь моя, поэзия. М., 1965. С.436-462.

31. Бондарко А. В. Вид и время русского глагола. М., 1971а.

32. Бондарко А. В. Грамматическая категория и контекст. Л., 19716.

33. Бондарко А. В. Проблемы грамматической семантики и русской аспектологии. СПб., 1996.

34. Бондарко А. В. Основы функциональной грамматики. Языковая интерпретация идеи времени. СПб., 1999а.

35. Бондарко А. В. Временной дейксис и перцептивность // Система языка и структура высказывания. Материалы чтений, посвященных 90-летию со дня рождения В. Г. Адмони. СПб., 19996. С.10-12.

36. Бондарко А. В. Инварианты и прототипы в сфере грамматической семантики (на материале текстов А. С. Пушкина) // А. S. Puskin und die kulturelle Identität Rußlands. Trir, 2001. C. 145-166.

37. Бондарко А. В. Теория значения в системе функциональной грамматики: На материале русского языка. М., 2002.

38. Ваншенкина Е. Острие: Пространство и время в лирике И. Бродского // Литературное обозрение. М.,1996. № 3. С.35-41.

39. Ветрова Е. И. Категории времени в творчестве У. Уитмена (У истоков американскогоч верлибра) // Филологические науки. 1982. №5. С.74-77.

40. Виноградов В. В. Стиль «Пиковой дамы» // Пушкин. Временник Пушкинской комиссии. М.;Л., 1936. Т.2. С.74-147.

41. Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика. М., 1963.

42. Виноградов В. В. Избранные труды. Поэтика русской литературы. М., 1976.

43. Винокур Г. О. Филологические исследования. Лингвистика и поэтика. М., 1990.

44. Волкова Е. А. О роли наречий schon и noch в формировании аспектуальных и темпоральных значений // Норма реализации. Варьирование языковых средств. Горький, 1977. Вып.З. С.181-189.

45. Воробьева А. Н. Поэтика времени и пространства в поэзии И. Бродского // Возвращенные имена русской литературы. Самара, 1994. С. 185-197.

46. Воронинская Н. Б. Лексическая реализация категории времени в стихотворении И. Бродского «Дидона и Эней» // Текст: варианты и интерпретации. Бийск, 2000. Вып.5. С.26-30.

47. Воронова O.E. Человек и время в философской лирике A.A. Фета // Метод, мировоззрение и стиль в русской литературе XIX века. М., 1988. С.82-91.

48. Всеволодова М. В. Способы выражения временных отношений в современном русском языке. М., 1975.

49. Гаспаров М. JI. Русские стихи 1890-1925 гг. в комментариях. М., 1993.

50. Гаспаров М. JI. «Соломинка» Мандельштама (поэтика черновика) // Гаспаров М. JI. Избранные статьи. М., 1995. С.185-197.

51. Гаспаров М. JI. Тропы в стихе: попытка измерения // Онтология стиха. Памяти Вл. Е. Холшевникова. СПб., 2000. С.13-25.

52. Гей Н. К. Время входит в образ (О некоторых чертах поэтики литературного произведения) // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1965. Т.24. Вып.5. С.386-395.

53. Гей Н. К. Время и пространство в структуре произведения // Контекст-1974. М., 1975а. С. 213-228.

54. Гей Н. К. Поэтическое время и пространство // Гей Н. К. Художественность литературы. Поэтика. Стиль. М., 19756. С.252-282.

55. Гин Я. И. Проблемы поэтики грамматических категорий. СПб., 1996.

56. Гинзбург JI. Я. Поэтика ассоциаций // Гинзбург JI. Я. О лирике. М., 1997. С. 331-379.

57. Гребнева М. П. Пространственно-временная характеристика образов ангела и демона в элегиях и балладах В. А. Жуковского // Текст: структура и функционирование. Барнаул, 1994. С. 147-148.

58. Грехнев В. А. Время в композиции стихотворений Тютчева // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1973. Т. 32. №6. С.481-493.

59. Грехнев В. А. Время, Дом и Мир в посланиях А. С. Пушкина // Грехнев В. А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994а. С.45-57.

60. Грехнев В. А. Время в элегии // Грехнев В. А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 19946. С. 139-160.

61. Грехнев В. А. Мгновение и вечность // Грехнев В. А. Мир пушкинской лирики. Нижний Новгород, 1994в. С. 101-108.

62. Григорьев В. П. «Где время цветет, как черемуха.» // Логический анализ языка. М., 1997. С.297-301.

63. Григорьева Е. Н. К проблеме временной организации текста в лирике Пушкина // Онтология стиха. Памяти В. Е. Холшевникова. СПб., 2000. С. 196-209.

64. Гроссман Л. П. Поэтика русского сонета // Гроссман Л. П. Цех пера. М., 2000. С. 308-324.

65. Гуревич А. Я. Представления о времени в средневековой Европе // История и психология. М., 1971. С. 159-198.

66. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1972.

67. Гусаков В. Пространство и время в поэзии В. В. Набокова // Сб. студенческих работ: Материалы научной студенческой конференции 1999 года. Воронеж, 2000. Вып.2. С.49-56.

68. Душечкина Е. В. Предикатив наличия в поэзии Ф. И. Тютчева и поэтика начала // Материалы Второй конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». Тверь, 1998. С.56-59.

69. Егоров Б. Ф. Категория времени в русской поэзии XIX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974. С. 160-172.

70. Жиляков А. Ф. Глагол как изобразительное средство в поэзии А. В. Кольцова // УЗ Дагестанского гос. пед. ин-та. Филология и педагогика. Махачкала, 1967. Т.6. С. 167-182.

71. Жиляков А. Ф. О роли глагола и некоторых вопросах синтаксиса в произведениях А. Кольцова// Филологические очерки. Ростов-на-Дону, 1973. С. 27-36.

72. Жирмунский В. М. Творчество Анны Ахматовой. Л., 1973.

73. Жирмунский В. М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика. Л., 1977.

74. Зарецкий В. А. Об авторском сознании и проблеме времени в лирике А. Блока // Проблема автора в русской литературе. Ижевск, 1978. С.175-183.

75. Захаров А. Н. Образный мир С. А. Есенина // Русский язык за рубежом. М., 1997. №3/4. С.4-16.

76. Золотова Г. А. Грамматика акциональности в поэтическом тексте // Revue des études slaves (Paris). 1990. №LXII. C. 1-2.

77. Золотова Г. A. Композиция и грамматика // Язык как творчество. М., 1996. С.284-296.

78. Золян С. Т. О принципах композиционной организации поэтического текста // Проблемы структурной лингвистики 1983. М., 1986. С.60-73.

79. Золян С. Т. Семантика и структура поэтического текста. Ереван, 1991.

80. Зубова J1. В. Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989.

81. Зубова Л. В. Язык поэзии Марины Цветаевой. СПб., 1999.

82. Зубова Л. В. Современная русская поэзия в контексте истории языка. М., 2000.

83. Зубова Л. В. Поэтический эксперимент в поле темпоральности // Теоретические проблемы функциональной грамматики. СПб., 2001. С. 95-104.

84. Иванов Вяч. Вс. Категория времени и искусство конца XX века // Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Л., 1974. С. 39-66.

85. Иванов Вяч. Вс. Проблема именного стиля в русской поэзии XX века // Slavica Hierosolymitana. 1981. V.5/6. С. 277-287.

86. Иванов Вяч. Вс. О поэтическом синтаксисе // Исследования по структуре текста. М., 1987. С.238-241.

87. Иванов Вяч. Вс. А. Ахматова и категория времени // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. M., 2000а. Т.2. С.246-248.

88. Иванов Вяч. Вс. Два примера анаграмматических построений в стихах позднего О. Мандельштама // Иванов Вяч. Вс. Избранные труды по семиотике и истории культуры. М., 20006. Т.2. С.435-441.

89. Ионова И. А. Морфология поэтической речи. Кишинев, 1988.

90. Исупов К. Поэтика хронотопа // Даугава. Рига, 1988. №2. С.123-125.

91. Казанцева Л. В. Категория хронотопа в структуре художественного произведения. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1991.

92. Капленко В. Н. Функции пространственной и временной лексики в организации художественного мира стихотворения // Функциональная семантика слов. Свердловск, 1992. С.85-94.

93. Категория времени в художественной литературе. М., 1987.

94. Кац Л. В. О семантической структуре временной модели поэтических текстов Высоцкого // Мир Высоцкого: Исследования и материалы. М., 1999. Вып.З. Т.2. С.88-95.

95. Качаева JI. А. Глагол как изобразительное средство // Русская речь. 1975. №15. С.101-104.

96. Квасова JI. В. Художественное время в разноязычных текстах (на материале лирики Ф. Тютчева и П. Шелли) // Речевое мышление и текст. Воронеж, 1993. С.56-66.

97. Ким Т. А. Семантика союза «когда» и требования к оформлению предложения // Семантические и коммуникативные категории текста (Типология и функционирование). Ереван, 1990. С.76-77.

98. Кихней JI. Г. Поэзия Анны Ахматовой. Тайны ремесла. М., 1997а.

99. Кихней JI. Г. Философско-эстетические принципы акмеизма и художественная практика Ахматовой и Мандельштама. Автореф. дисс. . докт. филол. наук. М., 19976.

100. Клименко О. К. Морфологические особенности организации структуры поэтического текста // Проблемы лингвистической поэтики. М., 1982. С.122-132.

101. Князев Ю. П. Акциональность и статальность: Их соотношение в русских конструкциях с причастиями на -н/-т. München, 1989.

102. Ковтунова И. И. Асимметричный дуализм языкового знака в поэтической речи // Проблемы структурной лингвистики 1983. М., 1986а. С.87-107.

103. Ковтунова И. И. Поэтический синтаксис. М., 19866.

104. Колобаева JI. А. Ахматова и Мандельштам (Самосознание личности в лирике) // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. 1993. №2. С.3-11.

105. Комиссаров JI. М., Халина Н. В. Время как индивидуализирующий принцип. Его лингвистическое описание (Данте, Мандельштам, Шукшин) // Творчество В. М. Шукшина. Метод, поэтика, стиль. Барнаул, 1997. С.209-221.

106. Комышкова Т. П. Пространство и время в лирике JI. Мартынова // Проблема традиций в русской литературе. Н. Новгород, 1998. С.211-219.

107. Конькова О. С. Поэтические функции грамматических форм русского глагола (на материале лирики Н. Гумилева). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Тамбов, 1998.

108. Краснобаева С. Т. Мифологическое и художественное время в немецкой романтической лирике // Проблемы метода и поэтики в зарубежной литературе XIX-XX вв. Пермь, 1993. С.11-18.

109. Кузина Н. В. Осип Мандельштам: от образа времени к историософии // Русская филология. УЗ Смоленского гос. ун-та. Смоленск, 1994. Т.1. С.312-323.

110. Кузина Н. Имя собственное и поэтический мир (Мандельштам и Пастернак) // Русская филология-6. Тарту, 1995. С.135-138.

111. Кузьмина Ю. А. К вопросу о стилистическом использовании категории времени // Теоретические и методические проблемы грамматики и стилистики русского языка. Барнаул, 1974. С. 196-205.

112. Левин Ю. И. О некоторых чертах плана содержания в поэтических текстах // Структурная типология языков. М., 1966. С. 199-215.

113. Левин Ю. И. О частотном словаре языка поэзии (Имя существительное у Мандельштама) // Russian Literature. 1972. №2. С.5-36.

114. Левин Ю. И. О. Мандельштам. Разбор шести стихотворений // Левин Ю. И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М., 1998. С.9-155.

115. Левченко М. Н. Роль категории времени в организации смысловой структуры художественного текста // Лексическая семантика и синтагматика. М., 1987. С.53-62.

116. Леонтьева А. Ю. Пространство и время в «Египетской марке» О. Мандельштама // О Мандельштаме. Даугавпилс, 1991. С.41-43.

117. Лихачев Д. С. Время в произведениях русского фольклора // Русская литература. 1962. №4. С.32-47.

118. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1979.

119. Лотман Ю. М. Анализ поэтического текста. Л., 1972.

120. Лотман М. Ю. Мандельштам и Пастернак (попытка контрастивной поэтики). Таллин, 1996.

121. Магун А. Сдвиг. Революционная темпоральность в поэтике О. Мандельштама // Вестник филологического факультета ИИЯ в СПб.1999. Вып.2/3. С.159-165.

122. Малыхина Т. М. Обстоятельства времени в тексте русской народной лирической песни и их роль в формировании его художественно структуры. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Воронеж, 1989.

123. Маркова Е. И. Художественное время в «Песнослове» Н. Клюева // Проблемы литератур Карелии и Финляндии. Петрозаводск, 1991. С.50-68.

124. Марова Н. Д. Грамматическое время как средство выражения временной перспективы повествования // Вопросы филологии и методики преподавания иностранных языков. УЗ Свердловского (Уральского) педагогического института. 1974. Вып. 193. С. 15-26.

125. Маслов Ю. С. Очерки по аспектологии. JI., 1984.

126. Матхаузерова С. Функция времени в древнерусских жанрах // Труды отдела древнерусской литературы. JL, 1972. Т.27. С.227-235.

127. Медриш Д. Н. Структура художественного времени // Некоторые вопросы русской литературы. УЗ Волгоградского гос. пед. института им. А. С. Серафимовича. Волгоград, 1967. Вып.21. С.80-114.

128. Мейор А. Г. Пространство и время: Г. Р. Державин и А. С. Пушкин // XVIII век. СПб., 1996. Вып.20. С.79-86.

129. Михайлов А. В. Время и безвременье в поэзии немецкого барокко // Рембрандт. Художественная культура Западной Европы XVII века. М., 1970. С.195-220.

130. Михайлова Е. М. Художественное время как категория текста. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. JL, 1983а.

131. Михайлова Е. М. Художественное время как категория текста. Дисс. . канд. филол. наук. JI., 19836. Рукопись.

132. Михеев Ю. Э. Проблема времени в литературно-теоретическом и художественном истолковании Е. А. Баратынского // Культура русской провинции. Тамбов, 1999. Вып.З. С.23-29.

133. Мишайкина М. Н. Специфика хронотопа в лирическом цикле А. Ахматовой «Венок мертвым» // Художественная индивидуальность писателя и литературный процесс XX века. Омск, 1997. С.34-35.

134. Моисеев А. И. Частицы уже и еще в современном русском языке // Slavia orientalis. 1978. R.27. №3. С.357-360.

135. Москальская О. И. Грамматика текста. М., 1981.

136. Мугдуева М. К. Симметрия как пространственно-временная организация стихотворного текста // Сб. научных трудов Моск. гос. пед. ин-та ин. яз. М., 1988. Вып. 307. С.67-81.

137. Мурьянов М. Ф. Время (понятие и слово) // Вопросы языкознания. 1978. №2. С.52-66.

138. Мучник Г. Пространственно-временные отношения в художественном тексте и порядковый анализ // Творческая индивидуальность писателя и взаимодействие литератур. Алма-Ата, 1988. С.63-68.

139. Насрулаева С. Ф. Хронотоп в ранней лирике Анны Ахматовой: (Книги стихов «Вечер» и «Четки»), Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1997.

140. Неклюдов С. Ю. Время и пространство в былине // Славянский фольклор. М., 1972. С.18-45.

141. Нефедова Т. И. О структуре предложения в лирике и ее связи с употреблением временных форм // Вопросы лексикологии, стилистики и грамматики в аспекте общего языкознания. Калинин, 1977. С. 130-134.

142. Николаев А. И. Время в раннем творчестве М. Цветаевой // К. Бальмонт, М. Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1996. Цып. 2. С.99-106.

143. Николаев А. И. Мотив мгновения и вечности в русской поэзии к.Х1Х-н.ХХ вв. // Творчество писателя и литературный процесс. Иваново, 1999. С.15-26.

144. Николаева Т. М. Функции частиц в высказывании. М., 1985.

145. Николаева Т. М. От звука к тексту. М., 2000.

146. Николина Н. А. Пространство и время в стихотворении Твардовского «Полночь в мое городское окно.» // Русский язык в школе. М., 2000. №3. С.63-67.

147. Никольская Л. Пространство и время в поэме В. Маяковского "Про это" // Целостность художественного произведения и проблемы его анализа в школьном и вузовском изучении литературы. Донецк, 1977. С. 253-255.

148. Никольская Л. Н. Человек и время в художественной концепции В. Маяковского. Львов, 1983.

149. Никольская Л. Н. Человек и время в художественной концепции В. Маяковского. Автореф. дисс. . докт. филол. наук. Киев, 1988.

150. Оцуки А. О стихотворении «Возьми на радость из моих ладоней.»: время и любовь // Japanese Slavic and East european studies. Kyoto, 1996. Vol.17. C.31-39.

151. Павлов M. В. Семантическая поэтика и комплексный анализ текста // Третьи Мандельштамовские чтения. Воронеж, 1995. С. 122-132.

152. Павлович Н. В. Образование поэтических парадигм // Проблемы структурной лингвистики 1983. М., 1986. С.74-88.

153. Павловский А. И. Время и родина в поэзии Н. Рубцова // Русская литература. 1986. №1. С.67-80.

154. Падучева E.B. Семантические исследования. (Семантика времени и вида в русском языке; Семантика нарратива). М., 1996.

155. Падучева Е. В. К семантике слова "время": метафора, метонимия, метафизика // Поэтика. История литературы. Лингвистика. Сб. в честь 70-летия Вяч. Вс. Иванова. М., 1999. С. 761-776.

156. Панова Л. Г. Пространство и время в поэтическом языке О. Мандельштама // Изв. АН . Сер. лит. и яз. 1996. Т.55. №4. С.29-41.

157. Панова Л. Г. Пространство и время в поэтическом языке О. Мандельштама. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1998а.

158. Панова Л. Г. Пространство и время в поэтическом языке О. Мандельштама. Дисс. канд. филол. наук. М., 19986. Рукопись.

159. Панова Л. Г. Поэтическая грамматика времени // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 2000. Т. 59. №4. С.27-35.

160. Панова Л. Г. «Мир», «пространство», «время» в поэзии Осипа Мандельштама. М., 2003.

161. Панченко А. М. История и вечность в системе русского барокко // Труды отдела древнерусской литературы. Л., 1979. Т.34. С.189-199.

162. Паперный 3. С. Бой за время // Мир В. Хлебникова: Статьи. Исследования. 1911-1998. М., 2000. С.719-722.

163. Петров В. П. Лексико-семантическое моделирование реального времени в поэзии // Научные труды. Омск, 1974. Вып. 89. С.52-59.

164. Петрова H.H. О лингвистическом выражении категорий пространства и времени в художественном поэтическом тексте // Проблемы перевода текстов разных типов. М., 1986. С.79-89.

165. Петрова H.H. Опыт анализа структуры художественного хронотопа в поэтическом тексте. Л., 1987а.

166. Петрова H. Н. Структура художественного хронотопа в поэтическом тексте (на материале англоязычной поэзии XX века). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Л., 19876.

167. Петрова H.H. О прагматическом аспекте структуры художественного хронотопа в поэтическом тексте // Семантика и прагматика единиц языка в тексте. Л., 1988. С.119-126.

168. Петрова Н. Н. О двух уровнях анализа художественного хронотопа в поэтическом тексте // Текстовый и сентенциональный уровень стилистического анализа. Л., 1989а. С.83-92.

169. Петрова Н. Н. Роль синтаксической структуры предложения в организации художественного хронотопа поэтического текста // Структурные и функциональные особенности предложения и текста. Свердловск, 19896. С.69-77.

170. Петрова H.H. О лингвистических средствах организации хронотопных отношений в поэтическом тексте // Текстообразующие потенции языковых единиц и категорий. Барнаул, 1990. С.108-115.

171. Поборчая И. Пространственно-временная организация поэтического мира М. Волошина // Studia rossica posnaniensia. 1993. Z.24. S.99-107.

172. Полукарова Л. В. Художественное пространство и время в лирике М. Ю. Лермонтова // Тарханский вестник. Тарханы, 2000. Вып.11. С.62-67.

173. Поморска К. Маяковский и время (К хронотопическому мифу русского авангарда) // Slavica Hierosolymitana. 1981. V.5/6. С.341-354.

174. Попов К. Г. Художественное время в поэзии Льва Озерова // Речевое мышление и текст. Воронеж, 1993. С.67-77.

175. Попов П. В. В. Хлебников мыслитель и поэт: Время и пространство как мифологемы творчества // Влияние науки и философии на литературу. Ростов, 1987. С.124-137.

176. Поспелов Н. С. Синтаксический строй стихотворных произведений Пушкина. М., 1960.

177. Поспелов Н. С. Синтаксис Пушкина // Поспелов Н. С. Мысли о русской грамматике. М., 1990. С. 160-173.

178. Потебня А. А. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905.

179. Проблемы ритма, художественного времени и пространства в литературе и искусстве. М., 1970.

180. Пространственно-временная и ритмическая организация текста. Труды МГПИИЯ им. М. Тореза. Вып.265. М., 1986.

181. Пространство и время в искусстве. Л., 1988.

182. Пространство и время в литературе и искусстве: к. XIX-XX вв. Даугавпилс, 1978.

183. Пространство и время в литературе и искусстве: Теоретические проблемы. Классическая литература. Даугавпилс, 1987.

184. Пчелинцева К. Ф. Хронотоп ритуального действия в пространственно-временных образах «Городских столбцов» Заболоцкого // Филологический поиск. Волгоград, 1996. Вып.2. С.33-38.

185. Ревзина О. Г. Категория числа в поэтическом языке // Актуальные проблемы русской морфологии. М., 1988.

186. Ревзина О. Г. От стихотворной речи к поэтическому идиолекту // Очерки истории языка русской поэзии XX века. Поэтический язык и идиостиль. М., 1990.

187. Ревзина О. Г. Системно-функциональный подход в лингвистической поэтике и проблемы описания идиолекта. Автореф. дисс. . докт. филол. наук. М., 1998.

188. Редькин В. А. Время и пространство в поэмах Н. Рыленкова // Художественный опыт советской литературы: творческие связи, жанрово-стилевое своеобразие. Свердловск, 1988. С.98-106.

189. Редькин В. А. Поиски форм организации времени и пространства в поэмах А. Ахматовой // Ахматовские чтения. Тверь, 1991. С.95-107.

190. Ржевская Н. Ф. Изучение проблемы художественного времени в зарубежном литературоведении // Вестник МГУ. Сер.9. Филология. 1969. №5. С.42-54.

191. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. Д., 1974.

192. Ронен О. Два сонета Мандельштама и две интерпретации // Поэтика Осипа Мандельштама. СПб., 2002. С. 184-202.

193. Русская грамматика. Т.1. М., 1980.

194. Седых О. М. Философия времени в творчестве Мандельштама // Вопросы философии. 2001. №5. С.103-131.

195. Семчук Ю. О. Пространство и время в поэзии О. Мандельштама (1915-1921 гг.) // О Мандельштаме. Даугавпилс, 1991. С.31-32.

196. Сильман Т. И. Заметки о лирике. Д., 1977.

197. Симченко О. Тема памяти в творчестве Анны Ахматовой // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1985. №6. С.506-517.

198. Слащева JI. Е. Категория времени в художественном содержании (на материале лирики М. Ю. Лермонтова) // Филологический сборник. Вып.6./7. Алма-Ата, 1967. С.328-335.

199. Смирнов А. А. О двух романтических концепциях времени (А. С. Пушкин и А. А. Фет) // Проблемы исторической поэтики. Петрозаводск, 1992. Вып. 2. С.94-101.

200. Смирнов И. Н. Типы временной нелокализованности действия в русском языке (на материале высказываний с формами настоящего и простого будущего времени). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Д., 1987.

201. Смирнов И. П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. М., 1977.

202. Солнцев В. М. Вариантность // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С. 80-81.

203. Соломыкина Е. В. Текстообразующие и стилеобразующие значения и формы именных темпорем в языке русской литературы XVIII века (на материале поэтических текстов Н. М. Карамзина). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Калининград, 2002.

204. Стальмахова Е. А. Философская категория "время" в языке русской поэзии (семантико-стилистический аспект). Автореф. дисс. канд. филол. наук. Орел, 1998.

205. Степанов А. Г. О возможностях хронотопа в лирике // Метод и результат: новые подходы к изучению текста. М., 1995. С.35-36.

206. Степанов А. Г. О хронотопе в лирике // Актуальные проблемы филологии в вузе и школе. Тверь, 1996. С.210-211.

207. Тарановский К. Пчелы и осы (Очерки о поэзии О. Мандельштама) // Тарановский К. О поэзии и поэтике. М., 2000. С. 123-164.

208. Телетова Н. К. Категория времени в трагедиях Шекспира и Пушкина Ч Символизм и русская литература XIX века. Пушкин и Шекспир. СПб., 2002. С.225-236.

209. Теория функциональной грамматики. Темпоральность, модальность. Л., 1990.

210. Теория функциональной грамматики. Локативность. Бытийность. Посессивность. Обусловленность. СПб., 1996.

211. Тименчик Р. Д. Текст в тексте у акмеистов // УЗ Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1981. Вып. 567. С.65-75.

212. Топоров В. Н. Об историзме А. Ахматовой // Russian Literature. 1990. Vol. 28. №3. P. 277-418.

213. Топоров В. Н. Об историзме А. Ахматовой (Две главы из книги) // Anna Akhmatova: 1889-1989. Berkeley, 1993. P. 194-237.

214. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М., 1995.

215. Топорова В. М. Пространство и время в образном мире A.C. Пушкина // Материалы по русско-славянскому языкознанию. Воронеж, 1999. Вып.24. С.38-53.

216. Тростников М. В. Пространственно-временные параметры в искусстве раннего авангарда: Кузмин, Заболоцкий, Хармс, Введенский, Мессиан // Вопросы философии. М., 1997. №9. С.66-81.

217. Туманова С. Р. Проблема художественного времени в лирике А. Твардовского. Автореф. дисс. канд. филол. наук. М., 1990.

218. Тураева 3. Я. Категория времени. Время грамматическое и время художественное. М., 1979.

219. Тураева 3. Я. Полевая структура категорий художественного текста // Вестник Киевского университета. Романо-германская филология. Киев, 1985. Вып.19. С.62-65.

220. Успенский Б. А. Поэтика композиции // Успенский Б. А. Семиотика искусства. М., 1995. С. 9-218.

221. Фарыно Е. «Я помню (чудное мгновенье.)» и «Я (слово) позабыл.» // Wiener Slawistischer Almanach. 1985. В. 16. С.29-36.

222. Фатеева H.A. Интертекстуальная организация времени // Логический анализ языка: Язык и время. М., 1997. С.321-328.

223. Фаустов A.A. Этюд о художественной реальности О. Мандельштама: Время, фактура бытия и автогенез "пчелиного" текста // Филологические записки. Воронеж, 1994. Вып.2. С.71-83.

224. Федоров Ф. П. Романтический художественный мир: пространство и время. Даугавпилс, 1988.

225. Фрейдин Ю. Л. Заметки о хронотопе московских текстов О. Мандельштама // Лотмановский сборник. М., 1997. №2. С.703-728.

226. Фрейдин Ю. Л. Долгая память столиц и провинций (заметки о "локальных циклах" и хронотопе О. Мандельштама) // Русская провинция: миф-текст-реальность. М.;СПб, 2000. С.257-260.

227. Фэвр-Дюпэгр А. Бергсоновское чувство времени у раннего Мандельштама // О.Мандельштам. К 100-летию со дня рождения. Поэтика и текстология. М., 1991. С. 27-31.

228. Хазан В. И. Хронотоп «смерти» в поэзии Мандельштама // О Мандельштаме. Даугавпилс, 1991. С. 33-36.

229. Хакимова 3. JI. Опыт сопоставительного изучения речевых структур А. Блока и

230. B. Маяковского. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. Горький, 1974.

231. Холшевников В. Е. Основы стиховедения. Русское стихосложение. JL, 1972.

232. Хохулина А. Н. Пространство и время как категории философские (на материале лирики И. Анненского) // Вестник СПбГУ. Серия 2. История, языкознание, литературоведение. СПб., 1995. Вып.З. С.112-116.

233. Художественное пространство и время. Даугавпилс, 1987.

234. Цивьян Т. В. Наблюдения над категорией определенности-неопределенности в поэтическом тексте // Категория определенности / неопределенности в славянских и балканских языках. М., 1979. С.348-363.

235. Цивьян Т. В. Мандельштам и Ахматова: к теме диалога // Семиотические путешествия. СПб., 2001. С. 196-205.

236. Чередниченко В. И. Типология временных отношений в лирике. Тбилиси, 1986.

237. Чередниченко В. И. Типология временных отношений в лирике. Автореф. дисс. . докт. филол. наук. Тбилиси, 1987.

238. Чернейко JT. О. Способы представления пространства и времени в художественном тексте // Филологические науки. 1994. №2. С.58-70.

239. Чернейко Л. О. Субъективное время и способы его выражения в художественном тексте // Вопросы русского языкознания. Вып.8: Функциональные и семантические характеристики текста, высказывания, слова. М., 2000. С.57-68.

240. Черняков А. Н. «Поэзия грамматики» и проблема качественной оценки рок-текста // Русская рок-поэзия: Текст и контекст. Тверь, 2002. Вып.6. С.88-96.

241. Чичерин А. В. Образ времени в поэзии Тютчева // Изв. АН СССр. Сер. лит. и яз. 1969. Т.28. №5. С.403-408.

242. Шапир М. И. «Грамматика поэзии» и ее создатели (Теория «поэтического языка» у Г. О. Винокура и Р. О. Якобсона) // Изв. АН. Сер. лит. и яз. 1987. Т. 46. №3.1. C.221-236.

243. Шапир М. И. «Versus» vs «proza»: Пространство-время поэтического текста // Philologica. Moscow; London, 1995. Т.2. №3/4.С.7-47.

244. Шапир М. И. Стих и проза: пространство-время поэтического текста: (Основные положения) // Славянский стих: стиховедение, лингвистика и поэтика. М., 1996. С.41-49.

245. Шелякин М. А. Категория вида и способы действия русского глагола. Таллин, 1983.

246. Шибкова Т. В. Организация пространства-времени в художественном произведении: П. Флоренский, М. Цветаева // Гуманитарное знание. Серия «Преемственность». Омск, 1998. Вып.2. Кн.2. С.78-84.

247. Шпет Г. Г. Эстетические фрагменты. М., 1922. Т.2.

248. Щепин А. Г. Лексико-грамматическое поле времени в современном русском языке (Время в поэтической речи). Иркутск, 1974.

249. Щерба Л. В. Опыты лингвистического толкования стихотворений. II. «Сосна» Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом // Советское языкознание. Л., 1936. Т.2. С.129-142.

250. Эйхенбаум Б. Анна Ахматова. Опыт анализа. Париж, 1980.

251. Юрков Е. Е. Лексико-семантические средства выражения художественного времени в цикле "Родина" А. Блока // Вестник ЛГУ. Серия 2. История, языкознание, литературоведение. Л., 1988. Вып.2. С.91-94.

252. Якобсон Р. О. Лингвистика и поэтика // Структурализм: «за» и «против». М., 1975. С.193-230.

253. Якобсон Р. О. Поэзия грамматики и грамматика поэзии // Семиотика. М., 1983. С.462-482.

254. Якобсон Р. О. Избранные работы. М., 1985.

255. Якобсон Р. О. Работы по поэтике. М., 1987.

256. Ямпольский М. Беспамятство как исток. М., 1998.

257. Яшуничкина М. И. Экспрессивно-деятельностная функция слова в поэтике О. Мандельштама. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. М., 1999.

258. Barth J. R. The temporal imagination in Wordsworth's "Prelude": Time and the timeless // Thought. 1991. V. 66. №261. P. 139-150.

259. Berry F. Poet's Grammar. London, 1958.

260. Davie D. Articulate Energy. An Inquiry into the Syntax of English Poetry. London, 1955.

261. Ermatinger E. Das dichterische Kunstwerk. Leipzig;Berlin, 1923.

262. Ketchian S. The poetiy of A. Akhmatova: A conquest of time and space. München, 1986.

263. Meyerhoff H. Time in literature. Los-Angeles, 1955.

264. Orban C. Words, images and simultaneity in "Zang tumb tumb" and "Prose du Transsiberien" //Romance notes. 1992. V.33. №1. P. 97-105.

265. Spitzer L. Über zeitliche Perspektive in der neueren französischen Lyrik // Stilstudien. München, 1928. Bd.2. Stilsprachen. S.50-84.

266. Staiger E. Die Zeit als Einbildungskraft des Dichters. Zürich; Leipzig, 1939.

267. Storz G. Sprache und Dichtung. München, 1957.

268. Terras V. The Time Philosophy of Osip MandePstam // Slavonic and East European Review. 1969. XLIII. P. 344-354.

269. Tucker H. F. Of monuments and moments: spacetime in nineteenth-century poetry // Modern language quarterly. 1997. V.58. №3. P. 269-297.

270. Verheul K. The Theme of Time in the Poetry of Anna Axmatova. The Hague; Paris, 1971.

271. Walzel O. Zeitform im lirischen Gedicht // Das Wortkunstwerk. Leipzig, 1926. S. 277-296.