Праздничная культура Европейского Северо-востока России в 1918 г.-начале 1930-х гг. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Котылева, Ирина Николаевна

• Котылева, Ирина Николаевна
• кандидат исторических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Котылева, Ирина Николаевна

Введение

Глава I. «Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России

Глава II. Изменения праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России в 1918 г. - начале 1930-х гг.

Глава III. Роль советской праздничной культуры в формировании нового культурного ландшафта Заключение Источники Литература Приложение

Введение.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Праздничная культура Европейского Северо-востока России в 1918 г.-начале 1930-х гг.»

Для российской истории культуры особое значение имеют первые два десятилетия после революционных событий 1917 г. В период формирования нового экономического порядка, новой культурной традиции, новой культурной ментальности праздник стал одной из форм, через которую эти преобразования осуществлялись. Изучение изменений в праздничной культуре в годы становления советской власти может стать основой для анализа мировоззрения и мировосприятия людей того времени.

Праздники являются важной составляющей жизни общества.1 Появление новых праздников свидетельствует о том, что в обществе происходят глубокие, чаще всего революционные изменения. Сам этот факт свидетельствует, что праздник является значимым культурным явлением, которое активно влияет на формирование социокультурной парадигмы общества. Праздник представляет собой модель исторического действия, направленного на самоопределение и самоосуществление общества. Рассмотрение праздничной культуры в переломные эпохи позволяет выявить наиболее значимые тенденции в развитии культуры, выявить особенности мировидения и мировосприятия человека в определенную эпоху.

В переходные эпохи праздничная культура зачастую становится одним из направлений преобразовательной политики.2 Как показывают исторические исследования, особое место в проводимой властями культурной политике всегда отводилось праздникам. Особенно ярко это проявляется при смене культурных парадигм. Так, например, исследователи отмечают роль праздников при внедрении христианства у народа коми в XIY в. и у саамов XYII в.3

Вновь актуализировавшийся интерес историков культуры к советским праздникам, определение исследователями новых ракурсов в исследовании «новых» ритуалов и обрядов и рассмотрение их как части социокультурных процессов в России после 1917 г. определяют научную актуальность данного исследования.

Объектом данного исследования является праздничная культура Европейского Северо-востока в 1918 - в начале 1930-х гг.

Предмет исследования - процессы развития ритуалов и обрядов в контексте постреволюционной российской культуры и влияние новообразованных советских праздников на формирование нового человека и нового культурного пространства.

Хронологические рамки исследования - 1918 г. - начало 1930-х гг. - обусловлены особенностями экономической и социокультурной политикой советского государства в этот период. Изменения в праздничной культуре были частью этой политики. В 1918 г. выходят Декреты о введении нового календаря и постановления о проведении праздников в честь революционных событий. В начале 1930-х происходит ужесточение политики государства в отношении религии, что приводит к массовому закрытию церквей, запрету проведения религиозных ритуалов, в том числе праздников. В августе 1929 г. была введена продолжительная рабочая неделя, что, по сути, упраздняло воскресенье и религиозные праздники. В целом конец 1920-х - начало

1930-х гг. исследователи характеризуют как период окончательного оформления командно-административной системы сталинизма. Изменения, происходившие в экономике и политике, были сопряжены с изменениями, происходящими в культуре, в том числе и праздничной.

Территориальные рамки исследования ограничены Европейским Северо-востоком России. В орбиту исследования включена территория современной Республики Коми, а также прилегающие территории Вологодской, Кировской и Архангельской областей. Акцентирование внимания не на политико-административном, а на региональном образовании данного порядка обусловлено рядом причин. Во-первых, ограничение исследования какими-нибудь административными границами затрудняют постоянные административно-территориальные изменения на данной территории с 1918 по начало 1930-х гг.4 Во-вторых, избранная пространственная структура исследования соответствует принципам территориального деления, которое принято многими исследователями традиционной культуры (в этнографических исследованиях, материалы которых широко используются в диссертации, по отношению к данному региону чаще всего применяется определение Европейский Северо-восток). В-третьих, социокультурные процессы в исследуемый период были относительно однотипичными на территории всей страны, но имелись особенности в проведении культурной политики в разных административных образованиях, относительно разных народов. Рассматривая регион в таком масштабе, можно выявить особенности в проведении культурной политики не только в национальной автономии, но и в других образованиях, что может дать материал для сравнения.

Методологической основой исследования являются общепринятые в исторических исследованиях принципы историзма и объективности, комплексного и критического исследования источников, а также проблемно-хронологический принцип, что позволяет изучить изменения в праздничной культуре на Европейском Северо-востоке в 1920-1930 - е гг. во взаимосвязи с социокультурными процессами в России.

Ключевыми для исследования являются понятия «культура», «традиционная культура», «советская культура», «праздничная культура», что предполагает рассмотрение этих понятий в контексте исторических событий и через сочетание макро - и микроисторичекого анализа.

В исторических исследованиях культура чаще всего рассматривается как нечто целостное, создаваемое главным образом совместной деятельностью основных, взаимодействующих между собой и являющихся объектом культурной политики подсистем: религии, науки, образования, средств массовой информации и художественной культуры. В то же время в последнее десятилетие историки культуры все активнее обращаются к семиотике, феноменологии, синергетике для определения культуры как предмета исторического исследования. Особенно остро необходимость таких поисков ощущается при исследовании развития в переходные эпохи.

Для нашего исследования потенциально значимо определение культуры, представленное в книге В.С.Житкова и К.В.Соколова «Десять веков российской ментальности: картина мира и власть»: « культура - это «ненаследственная память человечества», зафиксированная как на материальных носителях, так и в творческом потенциале людей, а также в обычаях, ритуалах и т.д., структурирующая социальный мир через формирование у людей сходных реакций на факт окружающей действительности, т.е. формирующая у людей определенную картину мира».5

В рамках представляемого исследования необходимо акцентирование внимания на понятии «картина мира». Картина мира, обусловленная социальной и экономической действительностью и культурной традицией, определяет поведение человека, индивидуальное и коллективное. Картина мира — это системное представление человека о конкретной действительности, система образов, наглядных представлений и мире и месте человека в нем, о взаимоотношениях человека с действительностью. Картина мира, как отмечают исследователи, представляет собой сложную структуированную целостность, включающую в себя три главных компонента -мировоззрение, мировосприятие и мироощущение.6

В определение понятия «традиционная культура» ключевым является дефиниция «традиция». Традиция как универсальная форма фиксации, закрепления и избирательного сохранения тех или иных элементов социокультурного опыта, а также как универсальный механизм его передачи, обеспечивающий устойчивую историко-генетическую преемственность в социокультурных процессах присутствует во всех социальных и культурных система. Традиция образует «коллективную память» обществ и социальных групп, обеспечивая их самотождественность и преемственность их развития.7 Главенствующие значение традиция играет в культурах о доиндустриального общества, определяя определенные культурные образцы, институты, нормы, ценности, идеи, обычаи, обряды и т.д.9 В российских этнографических исследованиях термин «традиционная культура» используется в отношении этнических культур XIX — начала XX вв., в том числе и в отношении этнической культуры Европейского Северо-востока России XIX - начала XX вв. Рассматривая традиционную праздничную культуру, исследователи обращают внимание на ее взаимосвязь с «народной религией». В этой связи чрезвычайно важен тезис, выдвинутый А.А.Панченко: «Большинство исследователей, писавших о «русской народной религии», обычно пытались квалифицировать ее в качестве «язычества», «двоеверия», «аграрной обрядности» или «магии», либо, наоборот, как «подлинное» воцерковленное православие. Возможно, настало время отказаться и от той, и от другой крайности и рассматривать «народное православие» как сумму религиозных практик, находящихся в динамическом взаимодействии с религиозными институциями».10 Исследователи традиционной культуры Европейского Северо-востока России XIX -начала XX вв. характеризуют ее как сложное соединение православного и более архаического мировидения.

Период первого десятилетия после 1917 г. в российской культуре исследователи характеризуют как период формирования советской культуры, характеризующиеся активным влиянием коммунистической идеологии на все сферы культуры и устойчивостью мифологемы единства культуры, исключая все культурные элементы и образования, противоречащие этому единству.11 Размышляя о типологических особенностях советской культуры, В.В.Глебкин отметил «Одним из идеологических постулатов советской системы было утверждение о полной детерминированности культуры. Результатом воплощения этого постулата в жизнь стало стремление свести советскую культуру на уровень социальной оболочки и уничтожить все степени свободы, дающие возможность независимого развития. Разумеется, такая установка была утопичной и мало соответствовала действительному положению вещей, но она задавала идеальную норму, определяла самосознание общества, а значит, существенно влияла и на реальные культурные механизмы».12

Изучение праздничного дискурса в постреволюционной России, в том числе и на Европейском Северо-востоке в частности, требует определения понятия «праздничная культура». Праздник как феномен культуры - это день и дни торжества, установленные в честь или память кого или чего-либо. Концепция и схема проведение праздников в соответствии с существующей культурной традицией, особенности самих ритуалов и обрядов, все, что связано с подготовкой и проведением праздников формируют определенную праздничную культуру.

Типология праздников многообразна: религиозные, государственные,

11 профессиональные и др.

Сопоставление праздничных культур, связанных с различной культурной традицией, изначально предполагает рассмотрение ритуалов и обрядов как одной из форм языка культуры, как важной составляющей в формировании, сохранении и развитии семиосферы. Проникновение в культуру через изучение символов стало обычной формой научного исследования, в том числе и исторического. Неслучайно, что в последние десятилетия появился целый ряд исторических исследований, посвященных различным аспектам культуры постреволюционной России, в которых проблемы символики рассматриваются как ключевые, т.к. именно изучение языка культуры позволяет вскрыть суть происходящих преобразований в культуре и те тенденции, которые предопределили развитие советского общества в последующие десятилетия. Поэтому в исследованиях по культуре важно выявление формируемой новой знаковой системы и ее сопоставление с предшествующей семиосферой.

Рассмотрение проблем взаимоотношения и взаимопроникновения разных культурных систем является одним из принципиальных условий в проведении исследований культурных явлений в переходные периоды. В данном исследовании такой анализ будет осуществлен через активное обращение к «универсальным константам», «концептам». В определенной степени выстраивание исследования через обращение к «универсальным константам» обусловлено тем, что именно такой подход уже утвердился для анализа традиционной, культуры. В этнической культуре смысловая константа - это синтез собственно космических и этических смыслов, их сопряженность, проникновение друг в друга. «Концепт — акцентирует внимание Ю.С.Степанов, - это как бы сгусток культуры в сознании человека; то, в виде чего культура входит в ментальный мир человека. И, с другой стороны, концепт - это то, посредством чего человек, обычный человек, не «творец культурных ценностей» - сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на

14 нее».

Необходимость исследования культурных явлений через обращение к определенным «константам», «концептам» отмечается в исторических исследованиях. А.И.Мазаев, один из авторитетных исследователей советских праздников, обратил внимание на то, что для определения исторической сущности праздника важны понятия «пространство» и «время». Среди разнообразных концептов Степанов рассматривает концепты «пространство» и «время» как наиболее значимые при исследовании культурных процессов. В последнее десятилетие понятия «пространство» и «время» стали предметом пристального внимания в исторических исследованиях.15 Для нашего исследования эти концепты также имеют принципиальное значение и во многом определили его структуру.

Исследование будет проводиться через учет исторического контекста и критическое отношение к источнику. Привлечение широкого и разнообразного круга источников позволяет осуществить принцип дополнительности при интерпретации факта. Кроме учета общего контекста и критического отношения к источникам, необходимым является выявление скрытого смысла, «использование всех тех моментов, когда источник «проговаривается». Осуществление комплексного подхода в исследовании праздничной культуры 1918 - начала 1930-х гг., объединяющего исторические, этнографические и семиотические методы исследования, способствует выявлению глубинной сути происходящих процессов в культуре общества.

Историография проблемы. Научная литература, прямо или косвенно, касающаяся проблем праздничной культуры России периода 1918 — начала 1930 -х гг., в том числе и на Европейском Северо-востоке, может быть разделена на несколько групп. Первую из них составляют работы, непосредственно посвященные новообразованным советским праздникам. К этой группе относятся исследования, в которых затрагиваются вопросы изменения праздничной культуры в исследуемый период на Европейском Северо-востоке России. Ко второй группе отнесены научные исследования обобщающего характера о культурных процессах в постреволюционной России в целом и на Европейском северо-востоке в частности. В эту группу входят работы о взаимоотношениях церкви и государства впервые десятилетия советской власти. Третью группу формируют труды, в той или иной степени затрагивающие проблемы традиционной праздничной культуры и рассматривающие особенности народной культуры конца XIX - начала XX вв. Европейского Северо-востока России. К этой группе следует отнести работы обобщающего и теоретического характера, затрагивающие различные аспекты мировосприятия, мировоззрения людей традиционной общества. Российскую историографию целесообразно разделить на два периода: советский и постсоветский.

Праздничная культура постреволюционной России неоднократно становилась предметом исследования. Уже в 1920-е г. появляется целый ряд работ обобщающего характера, посвященных революционным праздникам.16 Авторы этих изданий подробно описали первые советские праздники и обратили внимание на роль новых праздников в формировании нового мировоззрения. В этих работах обращалось внимание на то, что традиция широкомасштабных массовых праздников, и посвященных знаменательной дате установления нового порядка, была внесена во время Французской буржуазной революции. Первые летописцы советских торжеств отмечали взаимосвязь символики праздников революционной России и языка аллегорий праздников Французской революции, как с его постоянными ссылками на античную традицию, так и на абстрактные понятия революции: свобода, народ, воля и др.

Изучение первых революционных праздников продолжалось в 19301950-е гг. Новый всплеск интереса к праздничной культуре послереволюционной России обозначился в исследованиях в конце 1960-х гг. В исследованиях 1960-1970-х гг. различные аспекты организации и форм проведения новых праздников получили достаточно полное освящение, в то же время для этих исследований характерна определенная идеологическая заданность. 17

Роль советских праздников в формировании новой культуры I

Европейского Северо-востока рассматривается в работах

1Я

В.А.Латышевой, Ю.В.Гагарина, Я.Н.Безносикова. В данных исследованиях советские праздники 1920 - начала 1930-х гг. рассматриваются по касательной, как часть культурных изменений того времени. Подходы В.А.Латышевой, Ю.В.Гагарина, Я.Н.Безносикова в изучении культуры постреволюционного периода во многом обусловлены особенностями развития исторических исследований в советский период, в тоже время данные авторы были первыми, кто обратился к исследованию праздников на Европейском Северо-востоке России в первые десятилетия советской власти.

Среди российских исследований 1970-х гг. особое место занимает работа А.И.Мазаева «Праздник как социально-художественное явление», в которой автором обращено внимание на взаимосвязь новосозданных советских праздников с праздниками традиционной культуры и, что особо следует отметить, на значение этих праздников в культуре переходного периода.19 Подходы в исследовании постреволюционной праздничной культуры, обозначенные Мазаевым, получили дальнейшее развитие в исследованиях культуры России 1920-х - 1930-х г. как

ЛЛ российских, так и зарубежных ученных.

Рассмотрение советских праздников как значимого направления в формировании новой семиосферы, нового человека, новой картины мира наиболее полно представлено уже в работах конца XX в. — начала XXI в. Это работы Л.А.Пинегиной, В.В.Глебкина, В.И.Коротаева. К.Б.Соколова

У 1 и др. Изучая советские праздники в контексте политических и культурных преобразований, исследователи отмечают, что Октябрьская революция во многом унаследовала символический язык Французской буржуазной революции, в том числе и модель массовых праздников, посвященных сакральным датам революционных годовщин. Закономерно, что именно в этот период в исторических работах подчеркивается, что особенность преобразований российской праздничной культуры в первой четверти XX в. проявилась в том, что внедренные в культуру советские праздники формировались на основе большевистской парадигмы культуры и сами новые праздники активно по влияли на утверждение этой парадигмы. С самого начала советская праздничная культура и сама политика внедрения этих праздников имели свои особенности. В послереволюционный период праздники, являясь «семиотической моделью социокультурных изменений», одновременно, активно влияли на формирование новой парадигмы культуры и общества, новой картины мира, способствовали рождению новой коллективной памяти.

Среди круга работ конца XX в. - начала XXI в. особо следует отметить монографию Ш.Плаггенборга «Революция и культура. Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма». Положения, выдвинутые Плаггенборгом для анализа механизмов и тенденций российской культуры в сложный переходный период 1920-х гг. в формировании нового человека, нового сознания, нового менталитета, позволяют определить новые грани в рассмотрении праздничной культуры.

Изучение праздничной культуры, «праздничного дискурса», обретает новый смысл с конца 1990-х гг. в рамках нового направления изучения советского общества - исследований «советской субъективности». В кругу этих исследований нам особо интересна работа И.Хальфина, рассматривающего «праздничный дискурс» как часть «текстуальной динамической конструкции» и обращающего внимание на соотношение «властного дискурса» и субъективного индивидуального опыта.24

На наш взгляд, более конструктивное определение «праздничного дискурса» дал монографии К.Петроне, обратившего особого внимание на праздничную культуру периода сталинизма. Он определяет, что «праздничный дискурс» включает любые коммуникации в связи с праздниками, отраженные не только в устной или печатной речи, но и в визуальных образах и музыкальных произведениях. Исследование праздников, по его мнению, должно включать как дискурсивные, так и социальные практики праздничной коммуникации.25

Новые ракурсы в рассмотрении советской праздничной культуры и ее роли в формировании советской культуры, советского менталитета представлено в исторических исследованиях С.Ю.Малышевой и И.В.Нарского. Анализируя особенности культуры и, в частности, конструирование мифа о гражданской войне на Урале в 1917 - 1922 гг., И.В.Нарский делает очень важное наблюдение: «Гораздо эффективнее, чем попытки прямого пропагандистского воздействия, была мифологическая символизация с помощью праздников, которая осуществлялась сменявшими друг друга режимами. В стране, где прошлое толковалось как предистория революции, новые правители всех политических направлений были заинтересованы в том, чтобы не просто использовать дезориентацию населения, но и, в конечном счете, преодолеть ее. Без базовых мифов едва ли было возможно восстановить общество, устранить анархию и обеспечить лояльность населения. Нет ничего удивительного в том, что как большевистские, так и антибольшевистские власти пытались использовать любой повод, чтобы мифологизировать прошлое с помощью церемониальной коммуникации. Частота и пышность праздников во время революции и Гражданской войны резко противоречили жалким условиям существования населения и скромным материальным возможностям властей для их проведения».27

Для нашего исследования немаловажны размышления Нарского о взаимосвязи процессов формирования советской праздничной культуры, советской мифологии и нового культурного ландшафта, «мнемоландшафта». Первостепенное значение имеют и его размышления о взаимовлиянии культуры праздника и культуры памяти. На это обратила внимание в своем исследовании и С.Ю.Малышева, анализируя постреволюционную праздничную культуру в Поволжском регионе. Размышляя о влиянии советской праздничной культуры на культуру памяти, С.Ю.Малышева отмечает, что официальный праздничный дискурс, институализация событий «века катастроф» в качестве национальных, государственных праздников и дней поминовения сыграли огромную роль в формировании новой коллективной памяти,

28 конмеморативного нарратива».

Работы Малышевой и Нарского являются редким примером изучения праздничной культуры 1920-1930-х гг. на основе материалов определенных регионов, что определяет особую ценность этих работ для нашего исследования.

Происходящие изменения в праздничной культуре в переходный период 1920-х гг. затрагиваются исследователями по культурной политике и социокультурной ситуации в постреволюционной России, опубликованные в 1990-е - в начале 2000-х гг. Это работы Н.Верта, И.Г.Яковнеко, Т.Ченской, С.С.Ахиезера, А.П.Давыдова и др. Выявляя особенности этого периода в истории России, историки культуры отмечают значение идеологической заданности в формировании новой парадигмы культуры. Среди особенностей культуры первого десятилетия после 1917 г. исследователи отмечают многообразие составляющих его элементов и сложность их взаимодействия, когда наряду с классическими образами элитарной культуры получили равные права культурные маргинальные направления, традиции народной культуры, идеология радикальной российской интеллигенции. В работах конца 1990 - начала 2000-х гг. обращается внимание, что новая власть, несмотря на все свои декларации о первичности материального, на деле стремилась к первенству идеологии в структуре советского общества, что вело к подавлению культурного плюрализма, а государственная идеология была как системообразующей центр новой советской культуры.30

Различные аспекты взаимоотношений церкви и советской власти в 1920-1930-е гг., сосуществования двух культурных парадигм представлены в работах по истории Русской православной церкви в XX в., опубликованных в 1990-е - в начале 2000-х гг.31

Обозначенная проблематика исследования предполагает проведение сравнительного анализа основополагающих концептов традиционной и новационной культуры. Обращение к этнографическим исследованиям, на наш взгляд, позволяет определить принципиальные направления в исследовании изменений праздничной постреволюционной культуры.

В первую очередь это работам обобщающего характера, в которых рассматривается роль ритуалов и обрядов в формировании традиционной семиосферы. Существенным признаком праздника в традиционной культуре выступало его противопоставление будням. Само чередование будней и праздников являлось закономерным противопоставлением профанного и сакрального. Сакральность праздника является его неотъемлимым и существенным признаком. В.Н.Топоров в определении понятия «праздник» выдвигает на первый план именно эту характеристику праздника как феномена культуры: «Праздник, в архаической мифопоэтической и религиозной традиции временной отрезок, обладающий особой связью со сферой сакрального, предполагающий максимальную причастность к этой сфере всех участвующих в празднике и отмечаемый как некое институциализированное (даже если оно носит импровизационный характер) действо».33

На примере различных культур исследователи отмечают, что праздничная программа, включавшая в себя кроме непосредственного проведения праздника предпраздничные и послепраздничные дни, всегда сопряжена с существующей культурной традицией.34 Наиболее полно смысл и функции праздника раскрываются в главном празднике данной традиции, который чаще всего происходит в момент, рассматриваемый как критический, на переходе от старого года к новому. Концептуально-ритуальная схема этого праздника нацелена на творение нового мира, нового времени, нового человеческого коллектива, причащающегося к наиболее сакральным ценностям.35

На протяжении веков православие оказывало влияние на все стороны материальной и духовной жизни значительной части населения России. Религиозное сознание и самосознание было мощным источником патриотизмом народа, не воспринимавшего раздельно понятия «вера» и «отечество».36 Жизнь крестьянского мира, традиции общины и семьи, цикл крестьянской жизни и формирование жизненного пространства, мировосприятие отдельного человека и менталитет народа в целом были неразрывно связаны с православной церковной культурой.37

В России, в том числе и на Европейском Северо-востоке, в конце XIX - начале XX вв. одним из значимых компонентов культуры была православная праздничная культура, которая определялась, прежде всего, православным календарем. Главным праздником для всех православных была Пасха. Великими праздниками православной церкви считались двунадесятые праздники, т.е. двенадцать праздников, прославляющих Иисуса Христа и Богоматерь. Большим праздником являлись и престольные праздники. Праздником считалось и воскресенье. Форма проведения праздника во многом была обусловлена определенным церковным каноном, но в зависимости от особенностей культурной традиции в каждом регионе, в каждой местности были особенности в проведении праздников. Своеобразие праздничного ритуала зависело от сути праздника, его происхождения и значимости для общества. Каждый праздник имел свои особенности в литургии, свои атрибуты, словесные формулы и т.д. Необходимым компонентом многих праздников были молебен и крестный ход, уличное гуляние, катание на лошадях, длительная трапеза с обилием еды и хмельных напитков, игр, посещение ярмарок и т.д. В православной праздничной культуре конце XIX- начале XX вв. проявлялись отголоски и архаических религиозно-мифологических представлений.

Н.И.Дукарт была одним из первых исследователей традиционной

ЛО праздничной культуры Европейского Северо-востока России. Учитывая особенности развития этнографии в советский период, вполне закономерно, что Н.И.Дукарт выстраивала исследования, проведенные в 1970-е гг., ориентируясь в большей степени на природные циклы, а не на праздничный круг православного календаря. Анализ праздничных обрядов на основе Круга Светлых праздников был сделан

Н.Д.Конаковым в 1990-е г.39 Н.Д.Конаков рассматривает праздничную культуру народа коми конце XIX - начале XX вв. как органичное объединение христианского и мифологического мировоззрения. Этот подход характерен для работ В.А.Семенова40, который анализирует семейную обрядность коми как составляющую часть праздничного дискурса.

Рассмотрение обрядов жизненного цикла в сопряжении с православным миропонимание стало отличительной особенностью этнографических исследований региона, начиная с 1980-х годов. Это исследования А.И.Терюкова, В.Э.Шарапова, Т.И.Дроновой, А.А.Чувьюрова и др. 41 Роль православного календаря в формировании праздничной культуры в конце XIX - в начале XX вв. представлена в исследованиях 1990 - начала 2000-х гг. Д.А.Несанелиса, В.Э.Шарапова,

A.А.Чувьюрова и др.42 Особо следует отметить, что в статьях

B.Э.Шарапова, А.А.Чувьюрова, П.Ф.Лимерова обращается внимание на взаимообусловленность местных особенностей праздничных обрядов и культурного ландшафта.43

Учитывая, что праздничная культура на Европейском Северо-востоке России до 1917 г. была взаимосвязана с литургическим кругом православного календаря и пониманием храма как системообразующего центра культурного пространства, то особую ценность представляют работы, посвященные различным аспектам православной культуры данного региона в к. XIX - н.ХХ вв. Это работы А.В.Камкина, М.Б.Рогачева, М.А.Мацука и др.44

Дискуссия о традиции как специфическом способе социального наследования и роль взаимосвязей традиций и новаций в диалоге культур, проходившая на страницах журнала «Советская этнография» в 1981г. имела для представляемого исследования потенциальное значение. Среди опубликованных материалов хотелось бы выделить статьи

Л.В.Данилова, И.И.Крупника, Е.Т.Бородина, Э.В.Соколова, Г.А.Праздникова.45 Ряд концептуальных положений, высказанных Э.С.Маркаряном в статье, подводящей итоги дискуссии, повлияли на формирование концепции представления исследования. 46

Традиция во многом определяет сохранение и развитие религиозной культуры. А.Н.Зелинский в работе «Литургический круг христианского календаря»47 обосновал роль литургического календаря, литургической традиции в формировании религиозного сознания. В формировании религиозного мировоззрения особую роль играет храм. Ш.М.Шукуров,48 стремясь раскрыть значимость храма в традиционном обществе как эпистемы духовной и художественной культуры авраамического круга религий, вводит специальный термин «храмовое сознание». «Храмовое сознание, - пишет Шукуров, - это то, что имманентно сохраняет в незыблемости саму логику топологического развертывания, принципы топологического сопряжения форм и смыслов и создает предпосылки мышления в границах этой логики».49

Положения, выдвинутые А.Н.Зеленским и Ш.М.Шукуровым, чрезвычайно важны для изучения традиций и новаций в культуре, в том числе и праздничной. Механизм взаимодействия традиций и новаций в культуре является предметом специального исследования в работах, рассматривающим различные аспекты знаковой коммуникации50

Начиная с 1970-х гг. в исторических исследованиях все более активно используется междисциплинарный подход. А.Я.Гуревич, А.К.Соколов, И.Г.Яковенко, А.Л.Ястребцева, А.Е.Шикло и ряда других историков культуры51 отдают приоритет в междисциплинарных исследованиях культурологическому подходу; определяя его суть как включение историографического знания в контексте сложившегося культурного типа эпохи во всех его проявлениях: умонастроение общества, стиль мышления, язык, литература. Расширению возможностей историко-сравнительного метода способствует качественный анализа источников.52

Различные аспекты праздничной культуры постреволюционной России в последние пять лет стали предметом обсуждения на целом ряде международных и всероссийских научных конференциях, например: «Историческое знание и интеллектуальная культура» ( Москва, 2001 г.), «Межкультурный диалог в историческом контексте» (Москва, 2003 г.), «Осмысление картины мира» (Тарту, 2003 г.), «История России сквозь призму борьбы за власть» (Санкт-Петербург, 2004 г.), «Век памяти, память века: опыт обращения с прошлым в XX веке» (Челябинск, 2004 г.) и др.

Подводя итоги историографического обзора, следует отметить, что исследования, посвященные советским праздникам, достаточно полны по широте обхвата источников и разнообразны по методике исследований, однако проблема сосуществования традиционной и революционной праздничных культур в российском культурном пространстве в переходный период, закончившийся в 1929 г. окончательным переходом к административно-репрессивной системе управления, не получила должного рассмотрения, хотя сама проблематика обозначена в работах ряда исследователей национальных культур конца XIX - начала XX вв.53 В целом историки пока не в полной мере используют междисциплинарные подходы для изучения проблем культуры. В то же время перспективность именного такого подхода доказывают обсуждения целого ряда конференций, посвященных различным аспектам истории культуры.

Источниковой основой для исследования стали различные виды взаимодополняющих документов. Проблематика исследования обусловила использование архивных материалов, материалов периодики и специализированных изданий исследуемого периода, памятников личного происхождения, а также материалы опросов населения региона по специально разработанным анкетам.

В диссертации использованы материалы следующих фондов и архивов: Государственное учреждение Республики Коми «Национальный Архив Республики Коми» (ГУ РК «НА РК»), хранилище № 1 и хранилище № 2 (бывший Коми Республиканский государственный Архив общественно-политических движений и формирований); Филиал государственного архива Вологодской области, г. Великий Устюг (ФГАВО ВУ); Научный Архив Национального музея Республики Коми (НА НМРК); Фонды Национального Музея Республики Коми (НМРК). Так же были использованы опубликованные материалы деятельности антирелигиозной комиссии ЦП РКП(б).

Все использованные источники по характеру содержащейся в них информации можно классифицировать по нескольким группам.

К первой группе относятся нормативные акты государственного и местного значения. Ряд Декретов и постановлений, принятых в период с 1918 г. по начало 1930-х гг. относительно принятия «нового стиля» и «нового календаря» (1918 г.), отделения церкви от государства (1918 г.), обязательной регистрации любых «обществ, союзов и объединений» (включая религиозные общины) в Народном комиссариате Внутренних Дел и его местных органах (1922) и другие постановления партии и правительства позволяют проследить законодательное оформление новой праздничной культуры в контексте социокультурных изменений в целом.

Следующую группу источников составляют делопроизводственная документация партийно-советских органов.

Протоколы заседаний Антирелигиозной комиссии ЦК РКП(б)54 позволяют выявить особенности политики советского государства в отношении религии, в том числе и к религиозным праздникам и проследить методы внедрения «нового стиля» и «нового календаря» в постреволюционной России.

Методы проведения антирелигиозной политики, в том числе и в отношении установления новой праздничной культуры, прослеживаются через инструкции Агитпропотдела ЦК РКП(б)/ВКП(б) и Антирелигиозной комиссии при ЦК РКП(б)/ВКП(б). Сами инструкции и ход их реализации представлены в документах и делопроизводственной документации партийных организаций и государственных учреждений, в том числе и в материалах отделов укомов Коми области 1923-1931 гг., ставших основой для нашего исследования. В ходе исследования были проанализированы информационные отчеты и протоколы заседаний Усть-Вымского, Усть-Куломского, Сысольского, Усть-Сысольского и Ижмо-Печорского уездных комитетов РКп(б)/ВКП(б) за 1922-1929 гг.55 В период 1920-х гг. отчеты по работе волостных и уездных организаций ВКП(б) предоставляют достаточно полную и незаформализованную характеристику происходящих событий и явлений. Начиная с 1929 г. доклады все больше обретают черты отчетов «об успехах и достижениях».

К этой же группе источников относятся материалы Северодвинского губернского отдела народного образования,56 отдела внутреннего управления Северо-Двинского губисполкома,57 Северного Краевого Исполнительного Комитета Совета рабочих, крестьянских и со красноармейских депутатов, заседаний президиума горсовета г. Усть-Сысольск,59 которые значительно дополнили исследовательскую базу исследования. Данные материалы позволили проанализировать формы внедрения праздников красного календаря, взаимообусловленность изменений в праздничной культуре и в изменениях культурного ландшафта.

Третью группу источников составляют протоколы заседаний приходских религиозных советов и церковных советов. Архивы приходских советом могли значительно обогатить исследования по культуре региона 1920-1930 — гг., но таких архивов сохранилось очень мало. Используемые в исследовании протоколы Ибского Церковноприходского Совета60 и материалы о деятельности Кирульской религиозной общины61, позволяет проследить целый ряд аспектов внедрения «нового» календаря, политику властей по отношению к традиционным православным праздникам и отношение верующих к происходящим изменениям. Много ценной информации для анализа хода внедрения нового стиля и изменений в календаре представлено в Протоколах заседаний Съезда духовенства и мирян в Устюжской

VJ

Епархии 1923 г., материалы о деятельности Благочинного 3-го округа Печорского уезда.63

К четвертой группе источников относится периодическая печать и специализированные издания 1920 - 1930-х гг. Периодическая печать, особенно советская, является уникальным источником. Периодическая печать включает в себя информацию, разнообразную по жанру, происхождению и характеру: официальные сообщения и документы, законодательные акты, публицистику, письма, хронику, репортажи, заметки-отчеты, объявления, - что позволяет судить о малейших изменениях в политическом курсе руководителей страны и местных властей как прямо, так и косвенно.

В ходе исследования детально были изучены региональные газеты «Югыд туй», «Зырянская жизнь», «Коти сикт» и журналы «Коми му», «Ордым». Среди этих изданий особо хотелось бы обратить внимание на газеты «Югыд туй» и «Коми сикт». Газета «Югыд туй» («Светлый путь») начала выходить с 1921 г. на русском языке, но в 1923 и 1924 г. один номер в раз неделю выходил на коми языке. В 1930 г. на базе этой газеты была создана газета «Ворлэдзысь» («Лесоруб»). С апреля 1925 г. начала издаваться еженедельная коми газета под названием «Коми сикт» («Коми деревня»), с 1930 г. эта газета начала выходить под названием «Коми колхозник».

Обе газеты были органом Обисполкома и Обкома Российской коммунистической партии Коми Автономной области, что во многом определяло структуру и содержание этих газет. Данные издания имели широкое распространением в Коми области. Я.Н.Безносиков в своей работе пишет: «По отдельным, далеко не полным, данным в начале 1925 года в адрес государственных и общественных организаций поступило 1300 экземпляров областной газеты «Югыд туй», а в адрес индивидуальных подписчиков - 1700 экземпляров».64 Периодические издания представляли официальную политику и были нацелены в первую очередь на формирование социалистического мировоззрения. Я.Н.Безносиков отметил, что «содержание газет, книг и журналов было подчинено задачам социалистического строительства, коммунистическому воспитанию советских людей, повышению их политической активности. .».65

Представление в газетах и журналах информации о новых советских праздниках, их истории происхождения, планов празднования, лозунгов, под которыми должны проходить праздничные мероприятия, и «разоблачительных» материалов о праздниках религиозных, было частью официально проводимой культурной политики. Немаловажно, что данная информация всегда располагалась на первых страницах, зачастую эта были перепечатки из центральных изданий. При этом, информация была представлена как на русском, так и на коми языках.

Ценным источником для исследования стали специальные разделы газет «Югыд туй» и «Коми сикт», представляющие рассказы местных корреспондентов о праздновании советских праздников на местах.

Одновременно, в газетах, в разделе «Местная жизнь», публиковались заметки селькоров об «отголосках старой жизни», о проведении религиозных праздников, венчаниях, крестинах и т.д., что позволяет проследить особенности существования традиционной праздничной культуры в этот период.

Особый интерес для исследования представляет журнал «Ордым». В журнале «Ордым» («Тропа»), который начал выходить в 1926 г. и изначально по своей заданности определялся как художественно-литературный и общественно-политический журнал, «разоблачению истинной сути православных праздников», т.е. раскрытию их «языческого происхождения», а также представлению советских праздников и «репортажей» о проведении «новых» праздников в деревнях и селах Коми области отводилось особое место. Материалы, представленные в журнале значительно обогатили наши представления об особенностях введения советских праздников на местах.

Для выявления общей заданности и контекста постреволюционной советской праздничной культуры потенциально значимым источником являются центральные газеты и журналы «Правда», «Красная деревня», «Безбожник», «Революция и культура», «Живая театрализованная газета». Данные источники дают основу для анализа механизма внедрения властью новой праздничной культуры. Обращение именно к этим печатным изданиям обусловлено представленным в них многообразным материалом по исследуемой проблеме и тем, что данные средства массовой информации рекомендовалось использовать в просветительской работе. В данных изданиях постоянно публиковались пьесы, частушки, стихи агитационного характера. Характер этих произведений, их ориентированность на фольклор способствовали, чтобы они выступали одним из системообразующих элементов мировоззрения.66

В ходе исследования были изучены издания 1920-х гг., посвященные истории появления и утверждения советских праздников в первое лП десятилетие советской власти, которые явились важным источником для воссоздания контекста российской послереволюционной культуры и обозначения масштабности преобразовательной политики по замене старых ритуалов на новые.

Пятую группу образуют источники, чрезвычайно важные по теме нашего исследования, но пока мало еще используемым в исследованиях по истории культуры, - это календари периода 1918-1930 - х гг. «Настольный календарь крестьянина», «Календарь коммуниста» и др. календари68 позволили исследовать целый круг проблем, связанных с трансформацией праздничной культуры и утверждением новой символики и идеологем.

Шестую группу источников образуют памятники личного происхождения. Среди этих источников особо следует выделить «Дневниковые записки Ивана Степановича Рассыхаева» и «Дневник А.А.Цембера»,69 позволяющие не только дополнить сведения официальных источников по интересующим нас проблемам, но, что особенно важно, проанализировать отношение населения региона к нововведениям и преобразованиям. Ценность дневников как исторических источников заключается в том, что это памятники личного происхождения, представляющие не опосредованную информацию, а живую реакцию на происходящие события. Немаловажно, что рассматриваемые дневники позволяют проследить изменения в оценке происходящих событий конкретным человеком на протяжении значительно периода. Оба дневника велись почти на протяжении полувека: дневник А.А.Цембера охватывает период с 1904 по 1956 г., И.С.Рассыхаев вел свои записи с 1902 г. по 1953 г. Для исследования значима и принадлежность авторов к разным социальным группам.

Андрей Адреевич Цембер (1874-1957 гг.) родился в семье потомка сосланного в Коми край польского гвардейца, в 1893 г. окончил Тотемскую учительскую семинарию, получил должность учителя Керчомского начального училища, но вскоре перевелся в Усть-Сысольск, где, кроме преподавания, стал активно заниматься научной и общественной работой. Он был инициатором создания в г.Усть-Сысольске публичной библиотеки (1899 г.), Усть-Сысольского отделения Архангельского общества изучения Русского Севера, краеведческого музея (1911 г.), был первым заведующим областным архивом. Первоначально поддерживал все преобразования большевиков, но к началу 1930-х.гг. более настороженно относился к происходящим экономическим и культурным изменениям. Иван Степанович Рассыхаев (1878 - 1956 гг.), происходил из семьи усть-куломских крестьян, закончил 4 класса в Усть-Куломском начальном училище, занимался переводом на коми язык произведений русской и зарубежной литературы, произведений древнерусской литературы, главным образом агиографии и поучительной литературы. «Дневниковые записи» написаны Иваном Степановичем, в основном, на русском языке, начиная с 1933 г. записи велись им полностью на коми языке. Одна запись, относящаяся ко времени вступления Рассыхаева в колхоз (весна 1933 г.) сделана им тайнописью.70

Седьмую группу источников представляют материалы опросов населения по специально разработанным анкетам (См. Приложение), проведенных в 2001-2004 гг. автором исследования при участии студентов пединститута. В ходе исследования были записаны воспоминания-интервью жителей Ижемского, Удорского,

Княжпогостского, Сыктывдинского, Усть-Куломского, Усть-Цилемского, Корткеросского, Прилузского районов Республики Коми, а также ряда

71 деревень Кировской, Вологодской и Архангельской областей.

Разнохарактерность использованных источников является важной составляющей в методике исследования и позволяет осуществить принцип дополнительности при интерпретации фактов. Такой поход позволяет сопрягать в исследовании микро - и макроподходы, что дает возможность высветить в канве исторического познания «другой социальной истории», в центре которой находились бы не абстрактные понятия (экономика, цивилизация), а социальная практика отдельных людей в конкретных ситуациях».72

Следует отметить, что время создания анализируемых документов характеризуется исследователями как время «языковой реформы», «складывания бюрократического новояза». К тому же степень грамотности делопроизводителей была неодинаковой. Сохранение без изменений языковых характеристик исследуемых документов представляется важным для нашего исследования. Все особенности написания слов, в том числе написание слова с заглавной или строчной буквы, передаются нами без исправлений, т.к. это позволяет дополнить картину культурных преобразований тех лет и, что особенно важно для данного исследования, еще раз обозначить проблему неоднозначных взаимоотношений традиций и новаций в культуре постреволюционой России и, в частности, на Европейском Северо-востоке.

Цель работы - изучить праздничную культуру на Европейском Северо-востоке в контексте истории культуры постреволюционной России. Предполагается на примере данного материала выявить роль праздничной культуры в формировании, сохранении и развитии структурообразующих элементов определенной культурной традиции.

Задачи исследования:

- изучить проблему вытеснения в российской культуре православного календаря «новым» советским;

- исследовать роль идеологии в трансформации праздничной культуры Европейского Северо-востока России в 1918 г. - начале 1930-х гг.;

- выявить особенности форм и методов проведения новых ритуалов и обрядов и их значение в утверждении революционной символики и идеологем на Европейском Северо-востоке России;

- проанализировать отношение населения Европейского Северо-востока России к утверждению новой праздничной культуры;

- выявить изменения в семейной обрядности на Европейском Северо-востоке России в контексте формирования советского праздничного дискурса;

- охарактеризовать роль советской праздничной культуры в формировании и утверждении советского культурного пространства Европейского Северо-востока России;

- обозначить роль новых ритуалов и праздников в формировании советского менталитета.

Научная новизна работы. Зачастую в исторических исследованиях, посвященных праздничной культуре постреволюционной России рассматриваются только новообразованные советские праздники. В то же время в этнографических исследованиях по культуре начала XX в. предметом изучения продолжает оставаться традиционная праздничная культура. Однако если мы в полной мере осознаем, что одним из значимых признаков культуры является «формирование и сохранение ненаследственной памяти коллектива», то неизбежно, обращаясь к культуре периода революционных преобразований и стремясь выявить особенности этой культуры и механизм ее развития, мы должны идти через сопоставление того, что было до начала преобразований, с тем, что стало после. Поэтому, на наш взгляд, понимание сути происходящих изменений в праздничной культуре в постреволюционной России, и в частности на Европейском Северо-востоке, возможно именно через сравнительный анализ традиционной праздничной культуры и новационной советской. При всем многообразии работ, посвященных праздничной культуре переходного периода 1920-х г., проблема сосуществования традиционной и революционной праздничных культур в российском культурном пространстве не получила должного рассмотрения, что определяет новизну и актуальность данного исследования.

В представляемом исследовании впервые исторический процесс внедрения новых советских праздников в систему традиционной культуры Европейского Северо-востока России в 1918 — начале 1930-х гг. рассматривается как относительно целостный и последовательный. В данном исследовании выделяются основные этапы этого процесса, характерные черты, обозначается роль центральной, областной и местной власти, рассматриваются итоги и последствия этого процесса.

Новизной отличается и рассмотрение проблем сосуществования в культуре постреволюционного периода православного календаря и «нового» советского календаря. Впервые делается попытка выявления отношения населения исследуемого региона к происходящим изменениям в праздничной культуре.

Для проведения исследования праздничной культуры Европейского Северо-востока России с 1918 по начало 1930-х гг. задействован широкий круг источников, впервые как исторические источники рассмотрены календари, изданные в исследованный период, и итоги анкетирования населения, проведенного в 2001-2004 гг. по специально разработанным анкетам.

Структура диссертации. Диссертация построена по проблемно-историческому принципу. Работа состоит из Введения и трех глав: «Новый» календарь в контексте культуры постреволюционной России»;

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Котылева, Ирина Николаевна

Выводы.

Изменения в праздничной культуре на Европейском Северо-востоке России начали происходить с 1918 г. В ходе рассмотрения широкого круга источников было выявлено, что в утверждении новой праздничной культуры на Европейском Северо-востоке России решающую роль сыграли агитационные комитеты областных, уездных и волостных комитетах ВКП(б), работа которых осуществлялась в соответствии с директивами и специально разработанными программами. Участие в организации и проведении советских праздников изначально были обязательны для местных органов советской власти, профсоюзных и комсомольских организаций. К концу 1920-х гг. к этой работе подключаются женсоветы и пионерские организации. Следует также признать значительную роль центральных и местных изданий в проведении государственной политики в отношении праздничной культуры.

Тотальное утверждение советских праздников началось уже по завершению гражданской войны. Протоколы заседаний агитколлегий обкома и укомов, материалы периодической печати показывают, что планомерное проведение праздников «красного календаря» начиналось в Коми области с 1921 года, при этом сразу же с использованием тех основных структурных элементов и системы символики, которые были предложены идеологами для празднеств в Москве и Петербурге, пропагандировались в центральной прессе.

Рассмотренные источники доказывают, что советские праздники к середине 1920-х гг. стали частью праздничной культуры исследуемого региона. При формировании новой праздничной культуры властями наибольшее внимание уделялось следующим дням, «посвященным воспоминаниям об исторических и общественных событиях»: 22 января - день 9 января 1905 г.; 12 марта - низвержение самодержавия; 18 марта - день Парижской Коммуны; 1 мая — день Интернационала; 7 ноября — день Пролетарской революции. Проведение революционных праздников изначально рассматривалось идеологами большевизма как возможность воздействия на сознание широких масс, утверждение основополагающих концептов «нового мира», поэтому неслучайно, что среди всех вводимых праздников особая роль отводилась праздникам 1 мая и 7 ноября.

Планы и отчеты уездных и волостных комитетов ВКП(б) позволяют констатировать, что власти настойчиво рекомендовали «организовывать праздники на местах», что выявляет универсальность проводимых мероприятий по утверждению новой праздничной культуры для всей страны.

Особо следует отметить, что обязательной частью новообразованных праздников 1920-х гг. были театральные постановки. На Европейском Северо-востоке России эта особенность политики по утверждению советского праздничного дискурса проявилась достаточно масштабно. Можно также отметить, что в сопоставлении с другими регионами в Коми области было более активное использование спектаклей в дни советских праздников. Исследование отчетов агитколлегий и контент-анализ самих пьес показали, что агитационные пьесы целенаправленно использовались властью для вовлечения «народных масс» в советский политический дискурс. Немаловажен тот факт, что агитационные спектакли шли на родном языке людей, проживающих в данной местности.

Театрализованность новых праздников, идеологический уклон спектаклей и использование во время мероприятий национального языка, в том числе и с учетом местных диалектов, позволяли активно вводить в язык и культуру новую лексику, новые символы. Соединение революционных понятий и национального языка придавало национальной культуре новое значение, приобщало ее к революционным преобразованиям во всей стране.

Параллельно с утверждением новой праздничной культуры властями проводилась политика вытеснения из общего праздничного дискурса традиционных праздников. Особенно активно такая политика стала проводиться с середины 1920-х гг. Прежде всего, антирелигиозная пропаганда и мероприятия были направлены против главных праздников православного календаря, в первую очередь — Рождества и Пасхи. Как показывают источники, и в дни местных храмовых праздников рекомендовалось проводить различного рода антирелигиозные мероприятия. Ужесточение политики по отношению к православным праздникам произошло в конце 1920-х - начале 1930-х гг.

Преобразовать традиционную праздничную культуру в «новую» советской власти не удалось. Даже репрессии по отношению к священнослужителям, закрытие и разрушение храмов не повлекли за собой полный отказ населения от «старых» праздников. В то же время исчезновение из православного празднования литургии неизбежно влияло на всю обрядовую культуру. Неизбежно происходила трансформация храмового сознания.

В постреволюционной России семейные обряды и ритуалы были так же вовлечены в орбиту культурных преобразований. На

Европейском Северо-востоке вживление «новых», «красных крестин», «комсомольских свадеб» и «революционных похорон» рекомендовалось проводить в тех же формах, что и в центре в соответствии с рекомендациями агитколлегии ЦК ВКП (б). В традиционной культуре исследуемого региона обряды жизненного цикла, свадебные, родильные и похоронные обряды, были важной составляющей праздничной культуры, так же как и календарные обряды. Стремление властей сформировать новую семейную обрядность неизбежно было сопряжено с утверждением новой праздничной культуры.

Изучение и сопоставление различного рода источников доказывает, что большая часть населения стремилась сохранить важные, с позиции традиционного мировоззрения, составляющие части семейных обрядов, такие как крещение, венчание, отпевание. Постепенно, по мере ужесточения власти по отношению к религиозной обрядности, это приводило к определенным изменениям в проведении ритуалов. Прежде всего, это было связанно с тем, что обряды проводились тайно, что в свою очередь вело к разрушению традиционных взаимосвязей человек - род — социум. Учитывая, что в традиционной культуре календарная и семейная обрядность имеют как синтаксическую, так и глубинную семантическую взаимосвязь, то политика вытеснения из семейной обрядности всего, что связано с храмом была сопряжена с разрушением традиционной праздничной культуры в целом.

Рассмотрение отношения населения к революционным преобразованиям праздничной культуры, которое было неоднозначным и в определенной степени зависело от вовлеченности конкретного человека в новые политические и властные институты, продемонстрировало, что вводимая новая праздничная культура была одним из факторов, повлиявших на изменение ментальности культуры. Классовый подход, ставший основой культурной политики, способствовал разрушению традиционной структуры общества. Актуализация традиционных социополовых и возрастных (старший, младший) схем, противопоставление поколений, механическое уравнивание мужчин и женщин способствовали формированию новой праздничной культуры и разрушению старой.

Утверждение новой праздничной культуры, новых календарных и семейных обрядов выявляет одну из ключевых проблем культуры переходного периода, когда две разные культурные традиции, сосуществуя рядом, неизбежно вступали и в борьбу, и в диалог. Акцентирование внимания на человеке, на его оценках происходящих преобразований, выявляет роль праздничной культуры в становлении диалога между культурами с разными идеологиями, между людьми с различными представлениями и установками о принципах существования праздника, одновременно позволяя исследовать значение традиции в развитии общества.

Заключение

В данной работе были исследованы изменения, произошедшие в сфере праздничной культуры в 1918 - начале 1930-х гг. на Европейском Северо-востоке России. На основе широкого круга источников выявлено как на протяжении исследованного периода власти проводили политику по утверждению новых советских праздников и вытеснению традиционной праздничной культуры. Этот процесс проходил неравномерно, «кампаниями», затягиваясь на годы, в результате чего возникали сложные сочетания старых и новых культурных форм.

Проведенное исследование позволяет выделить три основных периода в развитии праздничной культуры. Первый начался в 1918 г. с выходом Декрета о введении нового календаря и постановлений о проведении праздников в честь революционных событий. В формировании новой праздничной культуры решающую роль сыграло введение «нового календаря». Переход со «старого стиля» на «новый» предуготовил разрушение традиционной праздничной культуры. Законодательное установление новых «красных дней» календаря, связанных с революционными праздниками, стало также одним из факторов изменения системы праздников в постреволюционной России. Первому периоду присущ декларативный характер, когда действия власти сводились в основном к заявлениям в печати и изданию постановлений. Первоначально новые праздники были немногочисленны, праздничные мероприятия проводились в основном в городе. В этот период в тесной взаимосвязи с введением новых праздников начинается формирование нового культурного пространства. Установление памятников революционным героям и уничтожение старых памятников, переименование улиц, площадей и т.д., т.е. новое имяопределение пространства, также были связаны с проведением «красных революционных дней», что предопределило особенности формирования нового культурного пространства, нового мнемоландшафта.

На Европейском Северо-востоке России по завершению гражданской войны активизируется деятельность властей по вводу новых советских праздников. В укоренение новой праздничной культуры особая роль была отведена официально издаваемым календарям. С начала 1920-х годов в российском календаре происходили значительные изменения, направленные на переключение культурного кода. Постепенно в годовом круге увеличивается количество установленных советских праздников. Во второй период в годовом круге советские праздники сосуществуют с православными, образовав с ними единый календарный цикл. В то же время осуществляется попытка дискредитации религиозных праздников, в том числе через игровые формы обращения к архаическим, языческим обрядам. В этот период проведение советских праздников отличает демократичная форма их организации и проведения.

С начала 1920-х гг. советские праздники начинают внедрять в сельскую культуру. В формировании новой праздничной культуры решающую роль сыграли областные, уездные и волостные комитеты ВКП(б). Планы и отчеты уездных и волостных комитетов ВКП(б) свидетельствуют, что особая роль отводилась «организации праздников на местах», в деревнях и селах, что позволяет рассматривать советский послереволюционный праздничный дискурс не только как явление «урбанистической культуры», что выявляет масштабность революционных преобразований.

Участие местных органов советской власти, профсоюзных и комсомольских организаций в подготовке и проведении советских праздников изначально было обязательным. Постепенно в организации революционных праздников стали участвовать женотделы, собрания делегаток и пионерские организации. При этом для детей и для взрослых принципы и формы проведения «красных революционных праздников» были однотипными. Симптоматично, что при организации советских праздников особое внимание уделялось участию'женщин, что во многом было обусловлено стремлением «устроителей нового мира» разрушить старые традиции и устои. Рассмотрение тендерного аспекта проблемы вовлеченности населения в насаждаемую новую праздничную культуру продемонстрировало, что новая советская праздничная культура выстраивалась в противовес традиционной и, что, новый календарный ритуал способствовал разрушению традиционной семиосферы и формирование новой, но через актуализацию традиционных социополовых и возрастных (старший, младший) схем.

Само формирование нового праздничного дискурса было связано с изменениями в различных областях культуры и сопряжено с трансформацией структурообразующих элементов предшествующей культурной традиции, с упрочнением новой символики и идеологем. Осуществление программ по проведению советских праздников способствовало появлению новых семантических локусов в общей структуре культурного ландшафта. На первых этапах сознательно или бессознательно традиционная структура культурного ландшафта использовалась строителями нового мира при проведении новых праздников и для утверждения новых сакральных центров. Особенно уделялось внимание обыгрыванию новых сакральных локусов в дни «больших советских праздников», прежде всего во время демонстраций. Митинг и демонстрация составляли семантическое ядро нового праздника. Прослеживается влияние православной традиции праздничных шествий на организацию демонстраций, а иногда и прямое воспроизведение маршрута и основной структуры крестных ходов, поэтому закономерно, что демонстрации воспринимались большинством населения, особенно в 1920-е г., как крестный ход.

Специфической особенностью новообразованных праздников были театральные постановки. Особо следует отметить, что в Коми области в сопоставлении с другими регионами постановка спектаклей в дни советских праздников обрела особенно активные формы. Симптоматично, что одним из требований при организации советских праздников было использование родного языка людей, проживающих в данной местности. Проведение праздничных мероприятий на национальном языке позволяло вводить в язык новую политическую лексику. Соединение во время празднеств новых символов, идеологем и революционных понятий на национальном языке обеспечивало сопричастность национальной культуры к революционным преобразованиям во всей стране.

В проведении государственной политики в отношении праздничной культуры значительную роль сыграли центральные и местные издания. В 1920-е гг. в газетах и журналах представление «новых» советских праздников являлись обязательной составляющей в программе изданий, особенно при подготовке к «новым красным дня», когда рассказу об истории праздников, праздничным лозунгам, под которыми должно было проходить празднование, разного рода агитационным материалам отводились первые страницы. Планы и отчеты по проведению праздников на местах были представлены в специальных разделах. Материалы против «старых» религиозных праздников также регулярно появлялись на страницах центральных и местных периодических изданий. К началу 1930-х гг. материалы о «старых праздниках» почти уже не появляются, тем самым декларировалось, что религиозные праздники не существуют.

Изученные отчеты областных, уездных и волостных агитколлегий ВКП(б), периодические издания, дневники тех лет доказывают, что советские праздники к середине 1920-х гг. стали частью праздничной культуры исследуемого региона. При формировании новой праздничной культуры властями наибольшее внимание уделялось следующим революционным праздникам: 22 января - день 9 января 1905 г.; 12 марта - низвержение самодержавия; 18 марта - день Парижской Коммуны; 1 мая - день Интернационала; 7 ноября - день Пролетарской революции. Особая роль отводилась праздникам 1 мая и 7 ноября. Именно в эти праздники проводились наиболее масштабные праздничные мероприятия, особенно активно представлялись новая символика, иделогемы, концепты.

Семейные обряды и ритуалы были так же вовлечены в орбиту культурных преобразований. На Европейском Северо-востоке России введение «новых», «красных крестин», «комсомольских свадеб» и «революционных похорон» проходило в соответствии с рекомендациями агитколлегии ЦК ВКП (б). В традиционной культуре исследуемого региона обряды жизненного цикла, свадебные, родильные и похоронные обряды, были важной составляющей праздничной культуры, так же как и календарные обряды. Стремление властей сформировать новую семейную обрядность неизбежно было сопряжено с созданием новой праздничной культуры. Обращает на себя внимание тот факт, что в революционных преобразованиях семейной обрядности первоочередное внимание уделялось утверждении октябрин, имевшие цель заменить церковный обряд крещения, что чрезвычайно симптоматично в контексте идеологии формирование нового человека. Знаково, что новый обряд, кроме того, что отрывался от храма, литургии, предполагал и утверждение новый системы «имяопределения», имя, в идеальном варианте, должно было даваться не по святцам, а в честь революционных деятелей или событий.

Третий этап начинается в середине 1920-х годов и характеризуется более агрессивной политикой в отношении религиозных праздников, которые первоначально искусственно вытеснялись советскими праздниками и мероприятиями. В этот период советские праздники отличаются нарастающей формализацией, «красные дни» требовалось проводить по универсальным схемам, которые создавались Центральной агитколлегией для всей страны. В конце 1920-х г. религиозные праздники исчезли из официально издаваемых календарей, все активнее проявлялась политика запрещения проведения православных обрядов и ритуалов.

В этот период параллельно с формированием нового культурного пространства начался процесс разрушения религиозных сакральных локусов. Лидирующую роль в этом процессе сыграли запреты крестных ходов во время праздников, запрещение колокольного звона. Начиная с 1929 г. власти целенаправленно стали «бороться» с колокольным звоном, при этом первые приказы появились именно в связи с пасхальными праздниками. Видится взаимообусловненность в синхронном ужесточении политики в отношении религиозных праздников в конце 1920-начале 1930-х гг. и активизации борьбы в этот же период за закрытие храмов и других религиозных центров. Решающим фактором в подготовке к формированию советского культурного ландшафта явилось разрушение храмов, часовен, монастырей. Первоначальная ориентированность новой власти не на разрушение храма, а на изменение оценки, восприятия верующими храма как центра мира во многом были обусловлены особенностями традиционного мировоззрения. В начале 1930-х происходит ужесточение политики государства в отношении религии, что приводит к массовому закрытию церквей, запрету проведения религиозных ритуалов, в том числе праздников.

В августе 1929 г. была введена продолжительная рабочая неделя, что, по сути, упраздняло воскресенье и религиозные праздники. С начала 1930-х гг. в официальной культуре религиозные праздники находятся под фактическим запретом.

С середины 1920-х гг. усиливается идеологическое влияние советской власти на семейную обрядность. Вытеснение из семейной обрядности всего, что связано с храмом привело к тому, что обряды крещения, отпевания, свадебные ритуалы проводились тайно, что в свою очередь вело к разрушению традиционных взаимосвязей человек — род — социум и было сопряжено с разрушением традиционной праздничной культуры в целом. Обращает на себя внимание тот факт, что в революционных преобразованиях семейной обрядности первоочередное внимание уделялось утверждении октябрин, имевшие цель заменить церковный обряд крещения, что чрезвычайно симптоматично в контексте идеологии формирование нового человека

Несмотря на все запреты, население продолжало проводить традиционные праздничные обряды и ритуалы. При закрытии храмов дом становился центром обрядов, но исчезновение из православного празднования литургии нарушало «вертикальный план» всех обрядов, что неизбежно вело к трансформации храмового сознания и традиционного хронотопа.

Отношение населения к революционным преобразованиям праздничной культуры было неоднозначным и в определенной степени зависело от вовлеченности конкретного человека в новые политические и властные институты. Анализ широкого круга источников продемонстрировал, что не столько появление новых обрядов и ритуалов, сколько разрушение традиционной праздничной культуры вызывало настороженность и недовольство верующих.

Неоднозначность оценок большей частью населения происходящих изменений в праздничной культуре, подтверждает, что адаптация традиции в новых культурных условиях процесс длительный и многослойный и сама адаптация традиций является одним из факторов в установлении диалога между культурами с различными парадигмами. Акцентирование внимания на человеке, на его оценках происходящих преобразований позволяет еще раз обратить внимание на роль праздничной культуры на установление диалога между культурами с разными идеологиями, между различными семиосферами и, одновременно, на традиции как специфическом способе, социального наследования. Рассмотрение отношения населения к изменениям в праздничной культуре продемонстрировало, что вводимая новая праздничная культура была одним из факторов, повлиявших на изменение ментальности культуры.

Формирование и сохранение ненаследственной памяти коллектива взаимосвязано с существующей праздничной традицией. Изменения в праздничной культуре были связаны с созданием нового культурного пространства, нового мнемоландшафта. Утверждение «нового» календаря, советской праздничной культуры, советской мифологии и нового культурного ландшафта были взаимообусловлены и в совокупности активно влияли на изменения в менталитете. Официальный праздничный дискурс, институализация революционных событий «века катастроф» в качестве национальных, государственных праздников сыграли огромную роль в формировании новой коллективной памяти.

Источники

I. Архивы, материалы которых использованы в работе.

Национальный Архив Республики Коми, хранилище № 1. Ф. 1396. On. 1. Д. 6; Ф. 1396. On. 1. Д. 4; Ф. 328. On. 1. Д.З; Ф. 8. Оп.1. Д.71; Ф. 1326. On. 1. Д.1; Ф.2. On. 1. Д .80; Ф. 12. On. 1. Д. 46; Ф.12. Оп.1. Д. 80; Ф. 8. On. 1. Д. 344; Ф. 949. On. 1. Д. 7;. Ф. 949. Оп. Д. 3. Национальный Архив Республики Коми, хранилище № 2. (бывший Коми Республиканский государственный Архив общественно-политических движений и формирований).

Ф. 1. Оп. 2. Д. 301; Ф. 221. On. 1. Д. 144; Ф. 221. On. 1. Д. 26; Ф. 221. On. 1. Д. 63; Ф. 221. On. 1. Д. 269; Ф. 221. On. 1. Д. 181; Ф. 221. Оп.1. Д. 219; Ф. 221. On. 1. Д. 275; Ф. 221. On. 1. Д. 144; Ф. 221. On. 1. Д. 2; Ф. 221. On. 1. Д. 219; Ф. 221. On. 1. Д. 270; Ф. 221. On. 1. Д. 258; Ф. 221. On. 1. Д. 334; Ф.182. On. 1. Д. 46; Ф. 353. On. 1. Д. 2; Ф. 353. On. 1. Д. 46; Ф. 353. On. 1. Д. 95. Ф. 353. On. 1. Д. 30; Ф. 182. On. 1. Д. 182; Ф. 182. On. 1. Д. 67; Ф. 446. On. 1. Д. 125; Ф. 274. Оп .1. Д. 25; Ф. 274. On. 1. Д. 36; Ф. 274. On. 1. Д. 35; Ф. 274. On. 1. Д. 56; Ф. 618. On. 1. Д. 162; Ф. 618. On. 1. Д.43; Ф. 618. On. 1. Д. 69; Ф. 353. On. 1. Д. 31; Ф. 353. On. 1. Д. 46; Ф. 353. On. 1. Д. 95; Ф. 328. On. 1. Д. 104.

Филиал государственного архива Вологодской области, г. Великий Устюг. Ф. 44. On. 1. Д. 470; Ф.436. On. 1. Д. 5; Ф. 205. On. 1. Д. 148; Ф. 310. Оп.1. Д. 77; Ф. 968. Оп.1. Д. 371; Ф. 968. On. 1. Д. 33; Ф. 310. On. 1. Д. 77; Ф. 44. Оп. 1.Д. 47.

Научный Архив Национального музея Республики Коми, Д.2261

On. 1. Д.3060 -3110.

Фонды Национального Музея Республики Коми КП 7392/3

II. Опубликованные источники

1. Документальные публикации

Архивы Кремля. В 2-х кн./ Кн.1. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. М. -Новосибирск: Сибирский хронограф, Российская политическая энциклопедия. 1997, 597 с.

Архивы Кремля. В 2-х кн./ Кн.2. Политбюро и церковь. 1922-1925 гг. М. -Новосибирск: Сибирский хронограф, Российская политическая энциклопедия. 1997, 647 с. Декреты Советской власти. М., 1968.

Цензура в Советском союзе. 1917-1991. Документы / Сост. А.В.Блюм. М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. - XXII, 576 с. - ( Серия: Культура и власть от Сталина до Горбачева. Документы).

2. Периодика газеты: «Зырянская жизнь» (1918-1921); «Коти сикт» (1925 -1929); «Правда» (1918-929); «Югыд туй» (1921-1929). журналы: «Безбожник» (1924 -1927); «Живая театрализованная газета» (1926-1930); «Жизнь» (1924); «Красная деревня» (1924 -1929); «Коми му» («Коми край». 1924 - 1928), «Культурная революция» (1926 -1929); «Ордым» (1926-1930); «Революция и культура» (1925-1929).

3. Издания 1920-х г.

Г. Вересаев В.В. Об обрядах старых и новых. М.: Новая Москва, 1926. 31 с.

2. Всеобщий календарь на 1923. Петроград, 1923. 430 с. 3. Деловой календарь на 1923 г. М., 1923. 65 с.

3. Деяния II -го Всероссийского Пометного Собора Православной Церкви. - М., Изд. Высшего Совета Российской Православной Церкви. 1923.25с.

4. Массовые празднества. Сборник Комитета социологического исследований искусств. JL: Academia, 1926. 207 с.

5. Календарь новаго стиля на 1918 год. Петроград. Изд. Ф.Ф.Лиге. 1918. 129 с.

6. Календарь-справочник по Вологодской губернии на 1922 год. Вологда, 1922.

7. Календарь-справочник и дневник волостного статистика и корреспондента Северо-Двинской губернии на 1923 год. В.-Устюг, 1922.

8. Календарь-дневник справочник волостного статистика и корреспондента Автономной области Коми на 1924 год. Устьсысольск, 1924.

9. Крестьянский календарь. 1929. Свердловск, Уралоблисполком. 1929. 54 с.

10. Крестьянский календарь. М.: Правда, 1931. 64 с.

11. Календарь коммуниста на 1926 год. Общая редакция С.С.Диканского. М.-Л., Московский рабочий. 1925. 395 с.

12. Календарь коммуниста на 1930 год. М., Московский рабочий. 1930. 463 с.

13. Крестьянский сельскохозяйственный настольный календарь. 1930 г. Маяк, 1930. 80 с.

14. Настольная справочная книга крестьянина и календарь на 1926 год. Л.: Прибой. 1926. 111 с.

15. Настольный крестьянский календарь на 1927 год, М.: Крестьянская газета.'1927. 104 с.

16. Настольный крестьянский календарь на 1928 год, М.: Крестьянская газета. 1928. 81 с.

17. Настольно-крестьянский календарь на 1929 год. М.: Крестьянская газета. 1929. 112с.

18. Настольная справочная книга крестьянина и календарь на 1926 год. Л.: Прибой. 1926. 90 с.

19. Новый календарь на 1923 г. ( с июля месяца) по Григорианскому счислению, принятому 2-м Поместным собором. Вологда: Центральная типография им. Томского, 1923. 25 с.

20. Организация массовых народных празднеств. М., 1921.90 с.

21. Первое мая. Сб. материалов для клубов. Л.: ГИЗ. 1925. 154 с.

22. Первый Народный календарь союза Коммун северной области на 1919 г. Петроград: издательство Петроградского Совета Рабочих и Красноармейских депутатов. 1919. 45 с.

23. Пятилетка. Календарь пятидневка на 1931 год. М.: Московский рабочий. 1930. 158 с.

24. Революция в деревне. Сб. под ред. В.Г.Тана-Богораза. M.-JL, 1924. Кн.1. 144 с.

25. Революционные праздники в школе первой ступени. М.: Новая Москва, 1926. 92 с.

26. Рюмин Е. Массово празднество. JL: ГИЗ. 1927. 78 с.

27. Советский календарь на 1919 г. М.: Изд. Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета советов Р.С.К. и К. Депутатов. 1918. 67 с.

28. Старый и новый быт. JL: Государственное издательство. 1924. 144 с.

29. Шляпин В.П. Из истории города Великого Устюга // Записки Северодвинского Общества Изучения Местного края. Вып. II. Вел.Устюг. 1926. С. 32-42.

30. Цембер А.А. Дневник / Подготовка текста, вступ. статья и комментарии JI. П. Рощевской. Сыктывкар, 1997.

31. Цехновицер О. Демонстрация и карнавал. К десятой годовщине Октябрьской революции. М., 1927. 93 с.

32. Яновский М. За нового человека (О борьбе моделей за культуру). JL, 1928.126 с.

33. Ярославский Е. На антирелигиозном фронте. Сб. статей, докладов, лекций и циркуляров за шесть лет. 1919 - 1925. м.: Государственное издательство. 1925. 288 с.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Котылева, Ирина Николаевна, 2005 год

1. Абрамян JI.A., Шагоян Г.А. Динамика праздника: структура, гиперструктура, антиструктура // Этнографическое обозрение. 2002. № 2. С. 37-47.

2. Авдеев Д.Ф. Октябрь 1924 года // Массовые празднества. Л., 1926.

3. Антипова A.M. Этнос как наследие // Этнокогнитология. Вып.2. Этносознание. М.: Российский НИИ культурологии и природного наследия, 1996. 174с.

4. Аргунова В.Н. Менталитет как проявление социальной памяти // Историческое знание и интеллектуальная культура. 4.2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001 г. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 254-286.

5. Архивы в XXI веке: проблемы и перспективы. Научно-практическая конференция 23-24 октября 2002 г. Сыктывкар: Госкомстат Республики Коми. 2002. 160 с.

6. Ахиезер А.С., Давыдов А.П., Шуровский М.А., Яковенко И.Г., Ярова Е.Н. Социокультурные основания и смысл большевизма. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2002. 610с.

7. Балина Н.Н., Багин А.Л., Багина С.В. Властелины путей // Символ в системе культуры: проблемы интерпретации текста. Сыктывкар: Коми пединститут, 2003. С. 14-25.

8. Байбурин А.К. Календарь и трудовая деятельность человека (Русский народный традиционный календарь). Л.: Наука, 1989.

9. Байбурин А.К. Ритуал в системе знаковых средств культуры // Этнознаковые функции культуры. М.: Наука, 1991. С. 23-43.

10. Ю.Байбурин А. К. Ритуал в традиционной культуре. СПб.: Наука, 1993.

11. Байбурин А.К. Семиотические аспекты функционирования вещей. // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука, 1989. С. 94-110.

12. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. 543с.

13. Безносиков Я.Н. Культурная революция в Коми АССР. М.: Наука, 1968. 294 с.

14. Безносиков Я.Н. Рассвет над коми. Очерк истории культурного строительства в Коми АССР. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1986. 136 с.

15. Бернштам Т.А. Будни и праздники: поведение взрослых в русской крестьянской среде // Этнические стереотипы поведения. Л.: Наука, 1985. С. 83-112.

16. Бернштам Т.А. Локальные группы Двинско-Важского ареала: Духовные факторы в этно и социокультурных процессах // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб.: МАЭ РАН, 1995. С. 208-299.

17. Библер B.C. Диалог. Сознание. Культура // Одиссей. 1989. С. 21-60.

18. Библер B.C. Культура XX века и диалог культур // Диалог культур. Материалы научной конференции «Випперовские чтения XXY». М., 1994. С. 12-24.

19. Бондаренко И. А. Средневековая Русь. Художественное единство древнерусского города // Художественные модели мироздания. М.: Пассим, 1997. С. 175-197.

20. Бородин Е.Т. Традиции средства развития способностей людей к простому воспроизводству общественной жизни // Советская этнография. 1981. № 3. С. 53-54.

21. Булыгина Т.А. Проблемы взаимодействия исторических культур в переломную эпоху (советская историография 20-х гг.) // Межкультурный диалог в историческом контексте. Материалы научной конференции. М.: ИВИ РАН, 2003. С. 156-159.

22. Бредихина Н.В. Праздник как семитическая модель социокультурных изменений общества // Историческая психология, социальная психология: общее и различие. СПб.: Нестор, 2004. С. 146-148.

23. Верт Н. История Российского государства 1900-1991. М., Прогресс: Прогресс-Академия, 1992. 480 с.

24. Вовина О.П. Чувашская киреметь: традиции и символы в освоении сакрального пространства // Этнографическое обозрение. 2002. № 4. С. 39-65.

25. Волкова Т.Ф. Усть-Кул омский просвятитель // Родники пармы. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1993. С. 168-173.

26. Восточнохристианский храм. Литургия и искусство. СПб.: Наука, 1994. 328 с.

27. Гагарин Ю. В. История религии и атеизма народа коми. М.: Наука, 1978. 326 с.

28. Гагарин Ю.В., Дукарт Н.И. Семейные праздники и обряды сельского населения Коми АССР// Этнография и фольклор. Сыктывкар. 1976. (Тр. ИЯЛИ КФАН СССР. Вып. 17.). С. 75-90.

29. Генкин Д.М. Массовые праздники. М.: Просвещение, 1975. 190 с.

30. Гирц К. Влияние концепции культуры на концепцию человека // Антропологические исследования культуры. Т. 1. Интерпритация культуры. СПБ: Университетская книга, 1997. С.115 141.

31. Глебкин В.В. Ритуал в советской культуре. М.: Янус-К, 1998. 168 с.

32. Голомшток И.Е.Тоталитарное искусство. М.: Галарт, 1994. 296 с.

33. Громыко М.М. Отношение к храму и священнику // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований. М.: Наука, 2001. С. 88-103.

34. Гуревич А.Я. М. Блок и антропология. / Блок М. Апология истории или ремесло историка. М.: Наука, 1986. С. 213-233.

35. Гуревич А.Я. Время как проблема истории культуры // Вопросы философии. 1963. № 3. С.105-116.

36. Гуревич А.Я. Культура и история (ответы д.и.н. проф. А.Я.Гуревича на вопросы редакции журнала) // Новая и новейшая история. 1991. № 1. С.5 10.

37. Дамаскин (Орловский). Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период // Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М.: Церковно-научный центр Русской Православной Церкви«Православная Энциклопедия», 2000. С. 179 -185.

38. Данилов JI.B. Традиции как специфический способ социального наследия // Советская этнография. 1981. № 3. С. 48-50.

39. Дронова Т.Н. Кто там крещенный? // Арт. 2000. № 4. С.118-126.

40. Дукарт Н.И. Весенне-летние праздники и обряды в северной деревне конца XIX начале XX вв. // Вопросы истории Коми АССР. Сыктывкар, 1975. (Тр. ИЯЛИКФАН СССР. Вып.). С. 141-152.

41. Дукарт Н.И. Святочная обрядность коми деревне конца XIX начале XX вв. // Традиционная культура и быт народа коми. Сыктывкар, 1978. (Тр. ИЯЛИ КФАН СССР. Вып.). С. 91 -103.

42. Жеребцов И.Л. Город «Владимир-Ленин» // Родники Пармы: Научно-популярный сборник. Вып. IY. Сыктывкар: Коми книжное издательство. 1996. С.275-277.

43. Жигульский К. Праздник и культура. Праздники старые и новые. Размышления социолога. М.: Прогресс, 1985. 336 с.

44. Жидков B.C., Соколов К.Б. Десять веков российской ментальности: картина мира и власть. СПб.: Алетейя, 2001. 640 с.

45. Журавский А.В. Приход в Русской православной церкви. XX век. // Православная энциклопедия. Русская Православная Церковь. М.: Церковно-научный центр Русской Православной Церкви «Православная Энциклопедия», 2000. 276-295.

46. Зверев В.В. Новые подходы к художественной литературе как историческому источнику// Вопросы истории. 2003. №. 4. С. 68-73.

47. Иванов В.В. Культурная антропология и история культуры // Одиссей. 1989. С. 11-17.

48. Ильин В. Эстетический и богословско-литургический смысл колокольного звона//Музыка колоколов. СПб. 1999. с. 158-166.

49. Историк в поиске. Микро и макроподходы к изучению прошлого. М.: Институт всеобщей истории РАН. 1999. 310 с.

50. История Коми с древнейших времен до конца XX века. Т.2. Сыктывкар, Коми книжное издательство, 2004. 704 с.

51. Источниковедение новейшей истории России: Теория, методология и практика / Ю.П. Бочкарев и др.; под ред. А. К. Соколова. М.: РОССПЭН, 2004. 744с.

52. Кабаков В.В. Источниковедение истории советского общества: Курс Лекций. М.: Издательский центр Российского государственного гуманитарного университета, 1997. 388 с.

53. Каган М.С. Время как философская проблема // Вопросы философии, 1982. № Ю. С. 93-124.

54. Каиров В.М. Традиция и исторический процесс. М.: Наука, 1994.212 с.

55. Каменский А.А. Романтический монтаж. М.: Советский художник, 1989. 334 с.

56. Каргин А.С., Хренов Н.А. Фольклор и кризис общества. М.: Знание, 1993. 192 с.

57. Каменцева Е.И. Декрет о введении в Советской России нового календаря // Вспомогательные исторические дисциплины. М., 1969. ч.2.

58. Камкин А.В. Православная церковь на Севере России: Очерки истории до 1917 года. Вологда, 1992. 164 с.

59. Каганский В. Культурный ландшафт и советское обитаемое пространство. М.: Новое литературное обозрение, 2001. 574 с.

60. Калуцкий В.Н., Иванов А.А., Давыдов Ю.А., Фадеева Л.В., Родионов Е.А. Культурный ландшафт русского Севера. М., 1998.356 с.

61. Клеберг Л. Язык символов революций // Лотмановский сборник. М., 1997. №2. С. 140-154.

62. Клевцова К.М. О состоянии современной садово-парковой культуры Петербурга // Жизненный мир поликультурного Петербурга. Материалы международной конференции. СПб.: Астерион, 2003 . С. 37-40.

63. Климишин И.А. Календарь и хронология. М.: Наука, 1990. 306 с.

64. Климов А.Г. Мифологизированное сознание в период социального реформаторства // Социальная философия в конце XX в. М.: Изд-во МГУ, 1991.С. 92-94.

65. Кознова И.Е.Исследование памяти крестьянства как способ познания феномена исторической памяти // Историческое знание и интеллектуальная культура. 4.2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001 г. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 100 104.

66. Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: к изучению политической культуры Российской революции 1917 года. СПб.: Изд.-во «Дмитрий Булавин», 2001.350с.

67. Конаков Н.Д. От святок до сочельника. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1993. 128с.

68. Конаков Н.Д. Промысловый календарь в мировоззрении древних коми// Мировоззрение финно-угорских народов. Новосибирск: Наука, 1990. С.103-121.

69. Конаков Н.Д. Традиционное мировоззрение народов коми: Окружающий мир. Пространство и Время. Сыктывкар. 1996. 131 с.

70. Коротаев В.И. Русский Север в конце XIX первой трети XX века. Проблемы модернизации и социальной экологии: монография.-Архангельск: Поморский государственный университет им. М.В.Ломоносова, 1998. 192с.

71. Коротаев В.И. Судьба «русской идеи» в советском менталитете (20 30-е годы). Архангельск: Издательство Поморского международного педагогического университета им. М.В.Ломоносова. 1993. 109с.

72. Котылев А.Ю. Архетипные образы и мотивы в сознании "нового человека" (Россия 1917-1933) // II Jornadas Andaluzas de Eslavistica. -Granada. 1996. P. 231

73. Котылев А.Ю. Образ сакрального пространства в сознании "нового человека" (Россия 1917-1933) // Слово, образ, текст. Вып. 4. Сыктывкар: КГПИ, 1998. С. 54-59.

74. Краснянский Г. О значении крестных ходов в освящении воды. СПб., 1897. 135с.

75. Кругликов В. А. Пространство и время "человека культуры" // Культура, человек и картина мира М.: Наука, 1987. С. 321-345.

76. Крупник И.И. Традиция и «управление» динамикой культуры // Советская этнография. 1981. № 3. С. 51- 52.

77. Культурология. XX век. Словарь. СПб.: Университетская книга, 1997. 640с.

78. Кунгин В.П. Рассказы о старом городе (Усть-Сысольск в конце XIX-начале XX века) // Арт. 1998. № 3. С. 182-198.

79. Лапшин В.П. Художественная жизнь Москвы и Петрограда в 1917 г. М.: Советский художник, 1983. 495с.

80. Ласточкин Н.А. Массовые празднества Ленинграда 1924-1925 гг. 88 с.

81. Латышева В.А. Зарождение драматургии и театра народа коми. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1968. 143с.

82. Левинсон А.Г. Попытка реставрации балаганных гуляний в нэповской России (к социологии культурных форм) // Одиссей. 1991. С. 273-291.

83. Лотман Ю.М. Культура и взрыв. М.: Прогресс, 1992. 272с.

84. Лотман Ю.М. О семиотическом механизме культуры// Труды по знаковым системам. Т.5. Тарту, 1971. С. 46-68.

85. Лотман. Ю.М., Успенский Б.А. Миф имя- культура //Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. Таллин. 1992.

86. Лимеров П.Ф. Народные праздники на Вашке // Родники Пармы. Сыктывкар, 1993. С. 38-45.

87. Лихачев Д.С. Поэзия садов. К семантике садово-парковых стилей. Сад как текст. СПб.: Наука. 1991. 234с.

88. Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М.: Наука, 1978. 392с.

89. Малиновский Б. Научные принципы и методы исследования культурного изменения // Антропологические исследования культуры. Т.1. Интерпритация культуры. СПБ: Университетская книга, 1997. С. 371 -385.

90. Малышева С.Ю. Историческая мифология советских «революционных празднеств» 1917-1920-х годов // Историческое знание и интеллектуальная культура. 4.2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001 г. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 10-13.

91. Малышева С.Ю. Национально-региональные проявления коллективной памяти в «век катастроф» (по материалам Поволжья) // Век памяти,• память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб. статей.

92. Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2004. С. 359-381.

93. Малышева С.Ю., Сальникова А. А. «Старая» и «новая» культура в пространстве университетской повседневности 1920-х гг. // Межкультурный диалог в историческом аспекте. Материалы научной конференции. М., 2003. С. 196-198.

94. Маркарян Э.С. Узловые проблемы теории культурной традиции // Советская этнография. 1981. № 2. С. 59-72.

95. Мацук М.А. Религиозная ситуация в Коми республике в 1918 1938 годах ( на примере Свято-Вознесенского г.Усть-Сысольск) // Социально-культурные и этнодемографические вопросы истории коми. Сыктывкар, 1997. С. 54-70.

96. Материалы к словарю терминов тартурско-московской семиотической школы. Тарту, 1999. 408с.

97. Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Толковый словарь совдепии. СПб.: Алтей, 1998. 198с.

98. Моль А. Социодинамика культуры. М.: Прогресс, 1973.406 с.

99. Мыльников А.С. Язык культуры и вопросы изучения этнической специфики средств знаковой коммуникации // Этнографическое изучение знаковых средств культуры. Л.: Наука. 1989. С. 7-38.

100. Нагирняк Е., Петрова В., Розен М. Новые обряды и праздники. М., 1965.

101. Налимов В.П.Загробный мир по верованиям коми // Христианство и язычество народа коми. Сыктывкар: Коми книжное издательство. 2001. С. 169-186.

102. Народы Поволжья и Приуралья. Коми зыряне. Коми - пермяки. Марийцы. Мордва. Удмурты. М.: Наука, 2000. 579с.

103. Нарский И.В. Конструирование мифа о гражданской войне и особенности коллективного забывания на Урале в 1917 1922 гг. // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб. статей. Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2004. С. 431-454.

104. Наши праздники. М.: Политиздат, 1977. 168с.

105. Ю.Несанелис Д.А. Раскачаем мы ходкую качель: Традиционные формы досуга Коми края (Вторая половина XIX нач. XX в.). Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1994. 165 с.

106. Панченко А.А. Религиозные практики: к изучению «народной религии» // Мифология и повседневность. Материалы научной конференции. 2426 февраля 1999 г. СПб., 1999. С. 198-218.

107. Павлова И.В. Понимание сталинской эпохи и позиция историка // Вопросы истории. 2002. № 10. С.3-19.

108. ПЗ.Пинегина JI.A. Организация пролетарской культуры 1920-х годов: Культурное наследие // Вопросы истории. 1981. № 7. С. 84-94.

109. Пиотровский А.И. Хроника ленинградских празднеств 1919 1922 гг. // Массовые празднества. JL, 1929.

110. Плаггенборг Ш. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб.: Журнал «Нева», 2000. 416 с.

111. Пб.Полищук Н.С. У истоков советских праздников // Советская этнография. 1987. № 6. С.47-63.

112. Поппер К. Нищета историзма // Вопросы истории. 1992. № 8. С.9-21.

113. Попов К. А. Зыряне и зырянский край // Труды этнографического отдела общества любителей естествознания, антропологии и этнографии. -М.,1874. т.ХШ, кн. III.

114. Попов А.А., Нестерова Н.А. Национальный вопрос в Республике Коми в конце XX века. Сыктывкар, 2001.

115. Попов А. А., Сметанин А.Ф., Напалков А. Д., Бараксанов Г.Г. Национальное строительство в Коми АССР (история и современность). Сыктывкар, 1991.

116. Поршнев Б.Ф. Социальная психология и история. М.: Наука, 1979. 212 с.

117. Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М.: Алтей, 1995.256 с.

118. Праздников Г.А. Традиция как диалог культур // Советская этнография. 1981. №3. С. 54-56.

119. Пронштейн А.П., Данилевский И.Н. Вопросы теории и методики исторического исследования. М.: Высшая школа, 1986. 208 с.

120. Репина Л.П. Время, история, память (ключевые проблемы историографии на XIX Конгрессе МКИН) // Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Под ред. Л.П.Репиной и В.И.Укодовой. Вып.З., М.: Эдиториал УРСС. 2000. С. 3-8.

121. Репина Л.П. «Новая историческая наука» и социальная история. М., 1998.

122. Рогачев М.Б. Печальная летопись Стефановского собора // Родники Пармы. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1989. С. 146-160.

123. Рогачев М.Б. «Церковь в каждой деревне возвышалась над всеми другими строениями» (храмы Коми края в XIY — XX вв.) // Христианство и язычество народа коми. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2001. С.64-83.

124. Розов А.Н. Святочные колядования и рождественские христославие // Мифология и повседневность. Материалы научной конференции. 24-26 февраля 1999 г. СПб.: Akademy, 1999. С. 219-234.

125. Рокитлянский В.Р. Мир традиций// Этнометодология: проблемы, подходы, концепции. Вып. 5. Сб. статей. М., 1998. С. 85-127.

126. Руднев В. П. Словарь культуры XX в. Ключевые понятия и тексты. М.: АЛЕФ, 1997.357 с.

127. Рюмин Е. Массовые празднества. М.-Л., 1927. 89 с.

128. Русский праздник: Праздники и обряды народного земледельческого календаря. Иллюстрированная энциклопедия/ авт.: О. Г. Баранова, Т. А. Зимина, и др. СПб: Искусство СПб., 2001. 672с.

129. Савельева И.М., Полетаев А.В. История как знание о социальной реальности // Историческое знание и интеллектуальная культура. Ч. 2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 7-11.

130. Сальникова А.А. Специфика воспоминаний и других «детских» текстов с революционной семантикой// Историческое знание и интеллектуальная культура. 4.2. Материалы научной конференции. Москва, 4-6 декабря 2001 г. М.: ИВИ РАН, 2001. С. 18-21.

131. Селищев A.M. Язык революционной эпохи. М., 1928. 110 с.

132. Семенов В.А. Обряды переходного цикла как механизм культуры // Семиозис и культура. Сб. научных статей. Сыктывкар: Коми государственный педагогический институт, 2005. С. 247 -250.

133. Семенов В.А. Традиционная духовная культура коми-зырян: Ритуал и символ. Сыктывкар: Сыктывкарский университет, 1991. 80с.

134. Семенов В.А. Традиционная семейная обрядность народов Европейского Севера: К реконструкции мифопоэтических представлений у коми (зырян). СПб.: Издательство С.-Петербургского университета, 1992. 152с.

135. Сидоров А.С. Знахарство, колдовство и порча у народа коми. СПб.: Алетейя, 1997. 270с.

136. Смирнова О.Н., Чувьюров А.А. «Святые» и «святые места» в традиционной культуре верхневычегодских коми // // Музеи и краеведение. Труды Национального музея Республики Коми. Вып. 4. Сыктывкар, 2003. С. 149-164.

137. Смолина А.Н. Преемственность и разрыв как основная модель истории// Преемственность и разрывы в интеллектуальной истории. Материалы научной конференции. М., 2000. С. 30-32.

138. Соколов А.К. Социальная история России новейшего времени: проблемы методологии и источниковедения // Социальная история. Ежегодник. 1998/1999.

139. Соколов А.К. Социальная история: проблемы методологии и источниковедения // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти И.Д. Ковальченко. М.: Российская политическая энциклопедия, 2000. С. 75-89.

140. Соколов К.Б. Картина мира и искусство в периоды социальных перемен// Искусство в ситуации смены циклов. Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. М.: 2002. С. 56-82.

141. Соколов Э.В. Традиция и культурная преемственность // Советская этнография. 1981. № 3. С. 56-58.

142. Соколовский С.В. Стигматы архаизации: анализ праздника и анализ текста // Этнографическое обозрение. 2002. № 2. С. 47- 56.

143. Соловьев В.В. Брачно-семейные отношения коми крестьян в конце XIX начале XX века (по материалам метрических книг)// Вопросы этнографии народа коми. Сыктывкар, 1985. (Труды Института языка, литературы и истории. Вып.32.) С. 140 - 158.

144. Сорокин П. Долгий путь. Автобиографический роман. Сыктывкар: МП «Шыпас», 1991. 304 с.

145. Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997. 351 с.

146. Сон семиотическое кино. XXYI -е Випперовские чтения. М., 1993. 147 с.

147. Степанов Ю.С. В трехмерном пространстве языка: семиотические проблемы лингвистики, философии, искусства. М.: Наука, 1985. 335 с.

148. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. 990 с.

149. Телия В.Н. Фактор культуры и воспроизводимость фразеологизмов -знаков-микротекстов // Сокровенные смыслы: Слово. Текст. Культура: Сб. статей в честь Н. Д. Арутиновой / отв. Ред. Ю.Д. Апресян. М.: Языки славянской культуры, 2004. С.674 - 685.

150. Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера (Религиозно-мифологическое пространство севернорусской культуры). Архангельск: Изд-во Поморского педуниверситета, 1993. 223 с.

151. Теребихин Н.М., Семенов В.А. Семантика традиционной деревенской среды у народов коми // Традиции и современность в культуре сельского населения Коми АССР. Сыктывкар. 1986. С. 79-92.

152. Терюков А.И. Погребальный обряд вымских и вишерских коми // Традиции и новации в народной культуре коми. Тр. ИЯЛИ КФАН СССР. Вып. 28. Сыктывкар. 1983. С. 23-31.

153. Тэрнер В. Символ и ритуал. М.: Наука, 1983. 289 с.

154. Тишков В.А. Восприятие времени // Этнографическое обозрение. 2002. № 3. С. 14-25.

155. Тол стой В.П. У истоков советского монументального искусства. 19171923. М.: Искусство, 1983.254 с.

156. Топоров В.Н. Об одном архаическом индоевропейском элементе в древнерусской духовной культуре svet // Языки культуры и проблемы переводимости. Сб. статей. М.: Наука, 1987. С. 184 -252.

157. Топоров В.Н. Праздник // Мифы народов мира. Т.2. М.: Советская энциклопедия, 1982. С. 329-331.

158. Тульцева JI.A. Из истории борьбы за социальное и духовное раскрепощение женщин средней Азии (Празднование 8 марта, 1920-1927 гг.) // Советская этнография. 1984. № 5. С.45-56.

159. Тульцева JI.A. Престольные праздники в картине мира (мироколице) православного крестьянства // Православная жизнь русских крестьян XIX-XX веков: Итоги этнографических исследований. М.: Наука, 2001. С. 124-168.

160. Успенский Б.А. Этюды о русской истории. СПб.: Азбука, 2002.480 с.

161. Федотов В.В. Пропаганда поведенческих установок для революционных преобразований накануне и в годы Гражданской войны // История России сквозь призму борьбы за власть. СПб.: Нестор, 2004. С. 140-150.

162. Фишман О.М. Историческая память как категория народной культуры // Финно-угры и соседи: проблемы этнокультурного взаимодействия в Балтийском и Баренцевом регионах. СПб.: APT-ЛЮКС, 2002. С.9-33.

163. Флоренский П. А. Время и пространство // Социологические исследования. 1988. № 1. С. 101 111.

164. Хвостова К. В. Контент-анализ в исследованиях по истории культуры // Одиссей. 1989. С. 136-144.

165. Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1-3. М.: Большая Российская энциклопедия, 1993-1995.

166. Хубова Д. Память для забвения, забвение для памяти?. // Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб. статей. Челябинск: Изд-во «Каменный пояс», 2004. С. 66-85.

167. Художественное оформление праздника // Массовые празднества. Д., 1926. 87 с.

168. Цыпин В. История Русской Церкви, 1917-1937. М.: Азбука, 1997. 270с.

169. Чагин Г.Н. Мировоззрение и традиционная обрядность русскихкрестьян Среднего Урала в середине XIX начале XX века. Пермь: Пермский университет, 1993. 183 с.

170. Ченская Т.В. Идеологическая работа как один из аспектов государственной культурной политики (1926-1932 гг.) // История России сквозь призму борьбы за власть. СПб.: Нестор, 2004. С. 182-186.

171. Чистов В.К. Народная традиция и фольклор. JI.: Наука. 1986. 304 с.

172. Чувьюров А. А. Заветные памятники коми-зырян // Музеи и краеведение. Труды Национального музея Республики Коми. Вып. 3. Сыктывкар, 2001. С. 183-190.

173. Чувьюров А.А. Культура и быт коми старообрядцев-беспоповцев: традиции и современность // Финно-угры и соседи: проблемы этнокультурного взаимодействия в Балтийском и Баренцевом регионах. СПб.: АРТ-ЛЮКС, 2002. С. 132-151.

174. Чувьюров А.А. Конфессиональные особенности «бытового поведения» коми старообрядцев Средней и Верхней Печоры // Мифология и повседневность. Материалы научной конференции 18-20 февраля 1998 г. СПб.: Akademy, 1998. С.158-167.

175. Шангина И.И. Понедельник // Время и календарь в традиционной культуре: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. СПб., 1999. С. 106-111.

176. Шангина И.И. Русский народ: Будни и праздники: Энциклопедия. СПб. Азбука-классика, 2003. 560с.

177. Шарапов В.Э. Живая традиция: заветные и храмовые праздники современных коми // Христианство и язычество народа коми. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 2001. С. 148-169.

178. Шарапов В.Э. Перна наперсный крест // Арт. 1998. № 3. С. 134 - 142.

179. Шарапов В. Сон и сновидения в фольклоре Коми (о природе сна в традиционных представлениях) // Арт. 1998. № 1. С. 222-230.

180. Шикло А.Е. Современные проблемы изучения истории исторической науки // Проблемы источниковедения и историографии. Материалы II Научных чтений памяти И.Д. Ковальченко. М.: Российская политическая энциклопедия, 2000. С. 285-296.

181. Ширяева П.Г. Из истории становления революционных пролетарских традиций // Советская этнография, 1970. № 3. С.38-48.

182. Ширяева П.Г. Из истории развития некоторых революционных традиций // Советская этнография. 1975. № 6. С. 33-51.

183. Шляпин В.П. Из истории города Великого Устюга // Записки Северодвинского Общества Изучения Местного края. Вып. И. Вел.Устюг. 1926.

184. Шукуров Ш.М. Образ храма. М.: Прогресс-Традиция, 2002. 496 с.

185. Штейнер Е. Авангард и построение нового человека. Искусство советской детской книги 1920-х годов. М.: Новое литературное обозрение, 2002. 256 с.

186. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект Пресс, 1996. 414 с.

187. Щепанская Т.Б. Кризисная сеть (традиция духовного освоения пространства) // Русский Север. К проблеме локальных групп. СПб.: МАЭ РАН, 1995. С. 110-117.

188. Яковенко И.Г. Переходные эпохи и эсхатологические аспекты традиционной ментальности // Искусство в ситуации смены циклов. Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. М.: Наука, 2002. С. 136-149.

189. Ястребцева A.JI. Историография и история культуры // Одиссей. 1992. М., 1993. С. 84-103.

190. Halfin I. From Darkness to Light. Class, Consciousness, and Salvation in Revolutionary Russia. Pittsburgh, 2000.

191. Hobsbawn Eric. Inventing Traditions // The Invention of Tradition. Cambridge: Cambridge University Press. 1983. pp. 2-16.

192. Rydving H. The End of drum-time. Religious change among the Lule Saami, 1670s-1740s. Stockholm. 1993. 211 p.

193. Read Christopher. Culture and Power in Revolutionary Russia. The Intelligentsia and the transition from Tsarism to Communism. London: Maxmillan Press LDT. 266 p.

194. Stites Richard. Revolutionary Dreams. Utopian Vision and Experimental life in Russian Revolution. Oxford: Oxford University Press. 1989. 307 p.

195. Tucker Pobert C. Culture, Political Culture and Communist Society// Political Science Guartely. Vol. 88. 1973. New York. Academy of Political Science, pp. 173-190.

196. Fitzpatrick Sheila. The Russian Revolution. Oxford: University press. 1982. 182 p.

197. Анкета для проведения ретроспективного опроса по проблемам развития праздничной культуры в 1920-1930-е гг.

198. Фамилия, имя, отчество респондента.1. Место проживания.

199. Место и год рождения, национальность.3. Образование.

200. Фамилия, имя, отчество родителей респондента.

201. Была ли церковь/часовня в селе/деревне?

202. Какие православные праздники отмечали?

203. Что делали в праздники? Посещали ли службы в храме?

204. Были ли крестные ходы в эти праздники? Маршрут крестного хода (от начала до конца, где, в каких местах были остановки).

205. Какой был местный /престольный праздник? Как его отмечали?

206. По какому стилю, старому или новому отмечали православные праздники в 1920-1930-е гг.?11 .Что размещалось в церкви/часовне после ее закрытия?

207. Была ли разрушена церковь / часовня в 1930-1940-е годы? Участвовали ли в этом местные жители? Что говорили по этому поводу старые люди?

208. Что стало с теми, кто участвовал в закрытии или разрушении храма?

209. Какие советские праздники отмечали?15.Как они проходили?

210. На каком языке проходили советские праздничные мероприятия?

211. Как относились к новым праздникам?

212. Были ли спектакли в такие праздники?

213. Проводили ли комсомольцы (партийные или советские работники, пионеры) спектакли или другие мероприятия в православные праздники (Рождество, Пасху, Троицу и др.)

214. Какой был маршрут демонстраций хода (от начала до конца, где, в каких местах были остановки)? Совпадал ли они с ходом крестного хода?

215. Совершали ли обряды крещения, венчания, отпевания в 1920-1940-е гг.?

216. Где и кто совершал обряды крещения, венчания, отпевания после закрытия храма?

217. Отмечали ли дома православные праздники после закрытия храмов? Какие были обряды? Проводили ли праздничную литургию дома, если да, то кто?

218. Проводили ли октябрины, крещение по-советски, в 1920-1930-е гг.? Если да, то как проходили октябрины?

219. Меняли ли взрослые родственники свои имена на новые?

220. Как относились к октябринам и к тем, кому давали «советские» имена?

221. Проводили ли комсомольские свадьбы? Как относились к таким свадьбам?