Научные представления в аллегорико-дидактической литературе на новоевропейских языках XIII - первой половины XIV веков: на материале "Книги источника всех наук" и "Романа о Розе" тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.00, кандидат исторических наук Панфилов, Федор Михайлович

• Панфилов, Федор Михайлович
• кандидат исторических наук
• 2012

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Панфилов, Федор Михайлович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ СРЕДНЕВЕКОВОГО ИНТЕЛЛЕКТУАЛА И ЕГО ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ЗНАНИИ И ВЛАСТИ

1. Социокультурная самоидентификация средневекового интеллектуала

1.1. Средневековый интеллектуал как автор дидактического сочинения на народном языке

1.2 Социально-политическая самоидентификация ученого 56 1.3. Самоидентификация ученого как аспект проблемы достоинства и ничтожества человека

2. Представления о власти и знании в аллегорико-дидактическом сочинении

2.1. Диалог государя и мудреца

2.2. Поучение для правителя

2.3. Военное дело и государь на войне

2.4. Власть земная и власть небесная

2.5. Власть Природы

2.6. Власть Смерти

2.7. Власть Фортуны

ГЛАВА И. МЕДИЦИНА И КУЛЬТУРА ТЕЛА

1. Сотворение человека и строение тела

2. Краткая физиогномика в «Книге источника всех наук»

3. Медицина

4. Питание, диетология и гигиена

5. Genitalia, плотские утехи и продолжение рода.

6. Восприятие тела в тексте «Романа о Розе» и его иллюстративной традиции

7. Зачатие, беременность и рождение ребенка

ГЛАВА III. НАУКИ О НЕБЕСАХ, АЛХИМИЯ, ОПТИКА И МАГИЯ В

АЛЛЕГОРИКО-ДИДАКТИЧЕСКИХ СОЧИНЕНИЯХ.

1. Наука о небесах и астрологические представления

1.1. Астрономия и представления о небесных телах в «Романе о Розе»

1.2. Астрология и «колесо астрономии» в «Книге источника всех наук»

2. Алхимия в «Романе о Розе»

3. Оптика

4. Научные представления и запретная магия

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Научные представления в аллегорико-дидактической литературе на новоевропейских языках XIII - первой половины XIV веков: на материале "Книги источника всех наук" и "Романа о Розе"»

Появление научной литературы на новоевропейских языках в Средние века совпало с ростом интереса светских читателей к темам и вопросам, ранее находившимся в области университетской культуры и латиноязычной традиции1. В основе предлагаемой вашему вниманию работы лежит стремление определить вклад аллегорико-дидактических текстов на народных языках в развитие и популяризацию научных представлений в эпоху позднего средневековья. Для решения этой задачи я обращаюсь к нескольким выдающимся сочинениям XIII века. Как мы увидим, ранее они не рассматривались системно в подобном ключе, хотя получили впечатляющее признание и распространение среди средневековых читателей.

Анализируемые мной тексты вышли из под пера образованных людей, 1ШегаИ, но не просто ученых клириков, а тех, кого Ален де Либера во введении к «Средневековому мышлению» называет «интеллектуалами в нестрогом смысле», способствовавшими утверждению новой культуры, по существу своему не монашеской2. То есть тех, кто занимался адаптацией научных знаний своей эпохи для восприятия новой аудитории на новом, подверженном изменениям языке. Поэтому принципиальное значение имеет попытка понять, как мыслят эти авторы, каков их собственный интеллектуальный багаж и что они считают нужным донести до своей разнородной аудитории.

Обращение 1ШегаН к ИШегаН и является главным предметом настоящей работы. Не менее важная, но все же вторичная по отношению к ней проблема — ответная реакция аудитории, восприятие дидактических текстов читателями Х1У-начала XVI веков.

1 См.: Lo scaffale della biblioteca scientifica in volgare (sccoli XIII-XVI). Atti del Convegno (Matera, 14-15 ottobre 2004). A cura di R. Librandi, R. Piro. Fircnze, 2006. Р. 11.

2 Де ЛибераЛ. Средневековое мышление. М., 2004. С. 7-8.

Научные представления» в названии настоящей работы включают в себя и представление о науке, и «представление науки» средневековым читателям в аллегорико-дидактических сочинениях. Насколько употребляемый Жаком Ле Гоффом термин «интеллектуал» анахроничен, но все же применим для медиевиста, как показал де Либера — настолько и понятия «научные представления», «наука», «научное знание» условны, но употребимы в контексте данного исследования. У них также есть своя «средневековая обоснованность». История науки традиционно отправляет средневековые дидактические сочинения на далекую периферию развития научной литературы и научного мышления, утверждая, что аллегорико-дидактическая поэзия «не имеет никакого значения для развития науки и научного способа мышления и выражения»3. Но это верно с позиций сложившихся в прошлом веке концепций развития науки. Впрочем, и уже ставшая классической теория научных революций Томаса Куна говорит о значении «сдвигов восприятия», сопутствующих изменениям парадигмы4. Аллегорико-дидактические сочинения на новоевропейских языках как раз в определенной степени отражают постепенное изменение взгляда на мир.

Собственно средневековая наука — явление, которое плохо вписывается в сложившуюся картину исторического развития науки. Если оценивать ее, используя критерии философии науки и сопоставляя с механистическим пониманием мира в XVII веке, различие представляется разительным. Однако необходимо учитывать теснейшую, взаимопроникающую связь средневековой науки, особенно схоластической, как с богословием, так и с астрологией и магией как способами постижения мира и его законов5. Имеет смысл не употреблять в данном случае критерии «протонаучности» (по аналогии с научными знаниями Древнего Востока)

3 Олыики J1. История научной литературы на новых языках. Литература техники и прикладных наук от Средних веков до эпохи Возрождения. Т.1. Сретенск, 2000. С. 10.

4 Кун Т. Структура научных революций- М., 2003. С. 154-178.

5 Эту связь стремился осветить в своей фундаментальной «Истории магии и экспериментальной науки» Линн Торндайк. Thomdike L. A history of magic and experimental science. Vol. 1-VIII. L., 1923-1941. или «паранаучности» (в случае алхимии и астрологии). Ее можно рассматривать как особый социокультурный пласт, интегрирующий и по-своему переосмысляющий в христианской системе мироздания интеллектуальное наследие поздней античности, измененное и обогащенное научной мыслыо исламского мира. При гаком подходе термин «средневековая наука» служит условным обозначением всего сложного комплекса знания о мире и о Боге, включающего выделяемые в средневековых классификациях «науки» и «искусства»: от алхимии и астрологии до физиогномики и военного дела, понимаемого как «искусство рыцарства». Принимая во внимание богословские коннотации и особенности схоластического знания, научные представления в аллегорико-дидактических текстах все же можно относить к области «особых светских культур»6.

Еще более условны термины «энциклопедия» и «энциклопедизм», разумеется, анахронистичные по отношению к изучаемому периоду. Если мы обращаемся к ним в ходе исследования дидактических сочинений (например, «Книги Сидрака»), то преследуем лишь одну цель — подчеркнуть стремление их авторов включить в свой труд сведения из разных областей современного им знания о мире. П. Мишо-Кантен предложил термин «малые энциклопедии» по отношению к средневековым дидактическим сочинениям, в том числе созданным на новоевропейских языках7. Такой «малой энциклопедией» можно считать и «Книгу Сидрака», один из главных источников нашего исследования.

Аллегорико-дидактические сочинения на народных языках интересны, прежде всего, значением и потенциалом начатой ими популяризации знания. Хотя литература на народных языках возникла гораздо раньше, XIII век во

6 О них, например, говорит Эксле как о «противопоставлявших себя доминирующей (но ни в коем случае не единственной) средневековой церковной культуре и пропагандируемой ею форме общества, одновременно являясь его частью». Эксле О. Г. Действительность и знание: очерки социальной истории Средневековья. М., 2007. С. 310.

7 Michand-Quantin P. Les petites encyclopédies du XIIIe siècle // Cahiers d'Histoire mondiale. T. 3, 1966. P. 580-595. многом стал переломным моментом в сосуществовании двух письменных традиций: сочинения на народных языках заимствовали и перерабатывали материал из латинского корпуса знания, завоевывая свою аудиторию, достаточно обширную для Средних веков. Ее представители, как правило, не имели университетского образования, но при этом зачастую принадлежали к высшим слоям общества8. Речь идет об аудитории светских читателей, то есть, прежде всего, знати и городской верхушки, не знакомых с латынью. При этом некоторые из созданных в XIII веке аллегорико-дидактических произведений приобрели впечатляющую популярность уже в первой половине XIV века, затем сохраняя ее на протяжении столетий, и неоднократно перепечатывались в эпоху раннего Нового времени. Именно такие сочинения стали основой настоящего исследования. Меня интересовало не только отражение современных им научных представлений в аллегорико-дидактических текстах XIII века, но и другой, не менее важный вопрос — влияние их на дальнейшее развитие дидактической традиции и реакция на эти тексты позднесредневековых читателей.

Выбор подобного подхода объясняется использованием в качестве основного материала двух текстов, отобранных из широкого круга аллегорико-дидактических произведений. Это «Сидрак-философ» («Книга Сидрака», «Источник всех наук», «Книга источника всех наук»), анонимная диалогизированная энциклопедия, написанная после 1268 года, и «Роман о Розе» — аллегорико-дидактическое стихотворное произведение, последовательно создававшееся в течение всего XIII века двумя авторами, Гийомом де Лоррисом и Жаном де Меном.

Репрезентативность этих текстов как образцов аллегорико-дидактической литературы определяется прежде всего по такому критерию, как их признание читателями. В обоих случаях присутствуют внушительная

8 De Boiiard M. Réflexions sur l'encyclopédisme médiéval // Actes du Colloque de Caen, 12-16 janvier 1987. Sous ladir. de/1. Becq. P., 1991. P. 288. рукописная традиция (в том числе иллюминованные рукописи), большое количество переводов на другие народные языки и печатных переизданий, а также крайне любопытная критика рассматриваемых сочинений в Х1У-ХУ веках. По этой причине не менее интересные, но гораздо менее популярные в позднее Средневековье сочинения, подобные диалогу «Пласид и Тимео», в настоящем исследовании рассматриваются в качестве источников второго ряда. И «Книга Сидрака», и «Роман о Розе» написаны на старофранцузском языке. Обращение, в первую очередь, к старофранцузским текстам сопряжено не только со значительным развитием аллегорико-дидактической традиции именно на франкофонной почве, но и с культурными и политическими связями Франции этого периода. В определенном смысле Франция являлась культурным «перекрестком» среди других стран Западной Европы, кроме того, имея тесные связи с государствами крестоносцев в Святой земле, где, вероятно, побывал анонимный автор «Книги Сидрака», и с Неаполитанским королевством в Южной Италии, отвоеванным Карлом Анжуйским у Штауфенов. Само французское королевство в эпоху Филиппа Красивого переживает усиление и укрепление власти монарха, покровительствовавшего второму из создателей «Романа о Розе». Очевидно влияние французской традиции на английскую литературу (вплоть до Чосера), ее связь с культурной жизнью Италии (ученые «политические эмигранты» с Аппенинского полуострова длительное время жили и работали во Франции, как Брунетто Латини или Ланфранк Миланский).

При целом наборе общих черт (язык, период, популярность среди средневековой аудитории, аллегорико-дидактический характер) основные источники настоящего исследования не являются однотипными, «зеркальными». «Книга Сидрака» представляет собой диалог, продолжающий давнюю дидактическую традицию беседы государя с мудрецом, огромный перечень прозаических вопросов и ответов. «Роман о Розе», напротив, внешне выглядит аллегорическим куртуазным романом, но в его стихотворную ткань вплетено множество объемистых дидактических поучений и отступлений на научные темы. Это очень необычное произведение, по своему масштабу и значению для развития средневековой французской литературы сопоставимое с «Божественной комедией» Данте. Чтобы анализ двух, пусть даже и весьма выдающихся, источников позволил выявить некие общие черты аллегорико-дидактической литературы этого времени, необходимо сопоставление их с широким кругом источников второго плана. В данном исследовании он включает как аллегорико-дидактические труды XIII века, так и современную им и более раннюю литературу на латыни, а также большое количество произведений на среднефранцузском языке Х1У-ХУ веков. Это не только дидактические сочинения, но и научные трактаты, поэмы, жития, письма и проповеди.

Используемые в данном исследовании источники можно разделить на две основные группы: письменные и фигуративные. К первой относятся: 1) тексты «Романа о Розе» и «Книги Сидрака», 2) ряд произведений, оказавших влияние на эти сочинения (античных писателей, авторов эпохи раннего средневековья, XII и XIII веков) 3) выполненные Жаном де Меном переводы с латыни на старофранцузский («Утешение Философией»), другие сочинения на новоевропейских языках ХШ-ХУ веков (главным образом на среднефранцузском языке), в том числе произведения Данте Алигьери и Джоффри Чосера, переписка участников «Спора о Розе» и проповеди Жана Жерсона конца Х1У-начала XV века. Вторую группу составляют миниатюры пяти манускриптов «Романа о Розе» различного времени (начала Х1У-начала XVI вв.), некоторых рукописей «Книги Сидрака» и ряд других визуальных материалов, относящихся к тому же периоду.

При рассмотрении памятников средневековой литературы как отвечающих определенным запросам того времени, когда они существовали в рукописной традиции, следует учитывать то, пользовались ли действительно существенным признанием эти сочинения. Разумеется, значительная часть рукописей могла не дойти до нашего времени, но даже сохранившееся соотношение не может не давать некого представления о представительности и, следовательно, сравнительной популярности тех или иных произведений: например, около 300 рукописей «Романа о Розе» и около 50 рукописей «Книги Сидрака» — и единичные рукописи романов Кретьена де Труа и лэ Марии Французской. Фредерик Дюваль справедливо отмечает, что канон популярных средневековых авторов был сформирован после победоносного утверждения романтизма в европейской культуре и инспирированного им интереса к средневековью в XIX веке и требует пересмотра; среди написанных до 1350 года и долго пользовавшихся известностью сочинений на старофранцузском языке, Дюваль выделяет «Книгу Сидрака», «Роман о Розе», «Завещание» Жана де Мена и глоссированную версию старофранцузского перевода «Утешения Философией» Боэция (Livre de Воёсе de Consolation), «Сокровище» (Trésor) Брунетто Латини, «Образ мира» (Image du monde) Госсуэна из Меца, «Семь статей о вере» (Sept articles de la fois) Жана Шапюи, «Тристана в прозе» и «Ланселота в прозе», «Полную историческую Библию», «Паломничество человеческой жизни» (Pèlerinage de la vie humaine) Гийома де Дипольвилля9. Половину этого списка, как можно видеть, составляют дидактические сочинения, к которым нужно добавить и содержащий большое количество дидактических элементов аллегорический «Роман о Розе».

Многочисленность и разнообразие источников «Романа о Розе» отметил уже Эрнест Ланглуа. Прежде всего, автор второй части романа Жан де Мен прекрасно знал и активно использовал произведения античных латинских авторов. В «Романе о Розе» он устами бога любви Амура ставит себя и Гийома де Лорриса в один ряд с Галлом, Катуллом и Овидием (Gallus, Catillus et Ovides; 10526) как знатоками «пауки любви». Однако поэтические метафоры и мифологические сюжеты Жан де Мен заимствовал в основном не из «Науки Любви» Овидия, а из другого произведения римского поэта

9 Duval F. Lectures françaises de la fin du Moyen Age. P., 2007. P. 9, 20-21.

Метаморфоз». Жан неоднократно обращается к «Энеиде», «Георгикам» и «Буколикам» Вергилия. Немалое значение для автора романа имело важнейшее сочинение, соединявшее классическую античность и средние века, — «Утешение Философией» Боэция, которое Жан перевел на старофранцузский. В своих рассуждениях Жан использует научные трактаты аристотелевского корпуса — «Метеорологику» и «О возникновении и уничтожении».

Описывая сотворение мира и устройство вселенной, Жан де Мен во многом опирается на «Тимей» Платона. Очевидно, Жан был знаком и с христианско-неоплатонической традицией XII века, нашедшей яркое выражение в трудах представителей шартрской школы (Гийома Коншского, Теодориха Шартрского). Большое значение для изучения представлений о природе в «Романе о Розе» имеют сочинения Алана Лилльского. Алан Лилльский, по-видимому, учился в Шартре; в любом случае, он испытывал влияние шартрской школы. Сведения о жизни Алана Лилльского крайне скудны, хотя он пользовался большим авторитетом как богослов и проповедник. Скорее всего, между 1160 и 1170 годами Алан Лилльский пишет «Плач Природы» (De planctu Naturae), в 1183 или 1184 году «Антиклавдиан» (Anticlaudianus)\ в этот же период он преподает в Париже и приобретает определенную известность. «Антиклавдиан» считается самым известным сочинением Алана: он посвящен созданию Природой идеального человека и психомахии — аллегорической битве добродетелей и пороков. Но именно «Плач Природы» оказал наибольшее влияние на произведение Жана де Мена. Благодаря нему в «Романе о Розе» появляются священник Природы Гений и мотив «плача Природы», жалобы ее на человека, не желающего повиноваться ее законам. Для творчества Алана Лилльского характерно искусное использование различных тропов и риторических фигур; его язык близок к античному азианству — стилю, склонному к звучным словосочетаниям, подчеркнутым ритмическим эффектам, пышным метафорам и иным изощренным фигурам (в противовес строгому аттицизму).

Некоторые метафоры Алана, как мы увидим, находят отражение и в «Романе о Розе», несмотря на то, что Жан де Мен пишет на народном языке.

В «Романе о Розе» называются ряд арабских ученых (Альбумазар, Авиценна, Альхазен, Разес): Жан де Мен мог читать латинские переводы некоторых их сочинений или приписывавшиеся этим авторам трактаты. При анализе представлений об алхимии в «Романе о Розе» я использую трактат Павла Тарантского (латинского Джебера) Summa de perfectionis, созданный во второй половине XIII века. Возможно, конкретно это сочинение не было известно Жану де Мену, однако оно содержит ряд общих для алхимических трактатов идей, которые соотносятся с рассуждениями Жана.

Книга Сидрака», в свою очередь, обнаруживает немало общего с латинскими трактатами авторов XIII века — например, сочинениями Михаила Скота. С переводными арабскими сочинениями ее сближает наличие полного натального гороскопа. В анонимной энциклопедии также в изобилии используются скрытые цитаты из Библии, в отличие от «Романа о Розе».

При анализе реакции на аллегорико-дидактические произведения XIII века в позднее Средневековье я опирался на переписку времен «Спора о Розе», проповеди Жана Жерсона, сатиры Эсташа Дешана. Также использовался широкий круг произведений XIV-XV веков, чтобы сопоставить сюжеты, определить значение того или иного выражения или этимологию слова в средневековой литературе на народном языке («Книга морализованных любовных шахмат» Эврара де Конти, перевод «Афоризмов Гиппократа», произведения Гийома де Машо, перевод «Поликратика» Иоанна Солсберийского, выполненный Дени Фулыиа, перевод «О несчастиях знаменитых людей» Боккаччо, сделанный Лораном де Премьерфэ, и другие).

В отличие от «Романа о Розе», «Книга Сидрака-философа» или «Книга источника всех наук» — анонимное дидактико-энциклопедическое сочинение. Оно было написано на старофранцузском языке после 1268 года. Существуют краткая (37 рукописей) и пространная (16 рукописей) версии этого сочинения. Большинство сохранившихся рукописей относится ко второй половине XIV-XV веку, некоторые из них содержат миниатюры. Энциклопедия выстроена в форме диалога между вымышленными персонажами: языческим королем Боктусом, правившим задолго до пришествия Христа, и Сидраком — философом, которому Бог открыл будущее торжество христианства и судьбы мира. Краткая версия содержит 613 вопросов, заданных Боктусом мудрецу, тогда как пространная включает более 1200 вопросов. Основной массив текста обрамлен двумя прологами с длинным перечнем вопросов и кратким эпилогом. Первый пролог, предваряющий список вопросов, повествует о происхождении и истории «Книги Сидрака», а также приводит ее краткое описание. Второй, входящий в состав собственно энциклопедии, рассказывает о встрече Сидрака и Боктуса и сотворенном Сидраком чуде (явлении Троицы), благодаря которому Боктус уверовал в Христа.

К настоящему моменту известно более 50 манускриптов «Книги Сидрака» XIV-XV веков, а также 14 фрагментов и отдельных копий раздела, посвященного свойствам камней (лапидария). В эпоху распространения книгопечатания «Книга Сидрака» одиннадцать раз переиздавалась с 1486 по 1533 год. Она также поставила своеобразный рекорд среди средневековых энциклопедий на народном языке по количеству переводов на другие языки — известны варианты на английском, старопровансальском (окситанском), каталанском, итальянском, датском, средненижненемецком и средненидерландском.

На протяжении XX века старофранцузская «Книга Сидрака» несколько раз издавалась в неполном виде10. Полное критическое издание пространной

10 Le Roman de Sydrac. Fontaine de toutes sciences. Fol. 1-56. Ed. S. Treanor. Dissertation, Chapel Hill, 1939; Le Livre de Sydrac. Fontaine de toutes sciences. Fol. 57-112. Ed. W.M. Holler. Dissertation, Chapel Ilill, 1972; Steiner S. M. Un témoignage de la diffusion версии старофранцузского текста было осуществлено только в 2000 году Э.

Руэ". Незадолго до этого издали староанглийскую версию «Книги 12

Сидрака» . Провансальская «Книга Сидрака» до сих пор не опубликована, но в 1982 году В. Минервини издал каталанскую версию13. В последней четверти XX века появилось критическое издание итальянского варианта анонимной энциклопедии14. Можно также упомянуть немногочисленные исследования по неопубликованным германским и нидерландским текстам «Книги Сидрака»15. encyclopédique du XIIIе siècle. Le Livre de Sidrach, édition critique et commentaire d'après les manuscrits de Paris et de Rome (Premier Prologue, Catalogues de Questions, Second Prologue). Thèse, Université de Paris IV-Sorbonne, 1985; Le Livre de Sidrach. Ed. critique d'après les mss de Paris et de Rome, Premier Prologue, Catalogue des Questions, Second Prologue. Ed. S. M. Steiner. Melun, 1994.

11 Sydrac le philosophe: Le livre de la fontaine de toutes sciences, Edition des enzyklopädischen Lehrdialogs aus dem XIII Jahrhundert. Ilr. E. Ruhe. Wiesbaden, 2000 (Wissenliteratur im Mittelalter, 34).

12 Sidrak and Bokkus: A Parallel-Text Edition from Bodleian Library, MS Laud Mise. 559 and British Library, MS Lansdowne 793. Ed. Burton T. 2 Vois. Oxford, 1998-99.

13 Minervini V. II Libro di Sidrac. Vcrsione catalana, Bari, Lerici, 1982. О провансальской версии см.: Marichal R. Les Traductions provençales du Livre de Sidrach, précédées d'un classement des manuscrits français / Positions des thèses, Ecole des chartes. P., 1927. P. 79-82; Idem. La langue de la traduction provençale du «Livre de Sidrac» / Recueil des travaux offert à M. Clovis Brunei,.V. II, 1955. P. 205-222. ы II "Libro di Sidrac" salentino. Ed. P. Sgrilli. Pisa, 1983. Литература: De Bcirtholomaeis V. Un antica versione del 'Libro di Sidrac' in volgare di Terra d'Otranto // A.G.I. (Archivio glottologico italiano). XVI. R., 1902. P. 28-68; Bartoli A. Il libro di Sidrach, testo inedito del secolo XIV. Bologna, 1868; Parlangeli O. Appunti per un'edizione del Libro di Sidrac // Actes du Xe Congrès international de linguistique et philologie romanes (Strasbourg 1962), T. 2, Paris, 1965. P. 553-562; Blanchi De Vecchi P. Problemi inerenti alla tradizione manoscritta del Sidrac // La Filologia Romanza e i codizi. Atti del Convegno Messina-Università degli studi. 19-22. Dicembre 1991, T. 2. Messina, 1993. P. 685-730; Longobardi M. Recupero d'archivio di un frammento del Sidrac // Pluteus, T. 4-5, 1986-1987. P. 231-246; Idem. Ancora tre frammenti del Sidrac di Bologna con un commento al Pater Noster // Pluteus. T. 6-7, 1988-1989. P. 97122.

15 Нидерландская версия: Met boek van Sidrac: een honderdtal vragen uit een middeleeuwse encyclopedie. Vrt. en ingel. door (eindred.) Lie O. S. II. [et al.] // Artesliteratuur in de Nederlanden; 5. Hilversum, 2006;. O. S. H. Lie. Seksualiteit en de middeleeuwse leek. Over de seksuele ethiek in the Boek van Sidrac en haar cultuurhistorische context // Wat is wijsheid? Lekenethiek in de Middeleeuwse letterkunde. Ed. ./. Reynaert et al. Nederlandse Literatuur en Cultuur in de Middelecuwen. T. 9, 1994. P. 116-131, 389-394; Van Toi F. J. Met boek van Sidrac in de Nederlanden. Amsterdam, 1936.

Немецкая версия: Jellinghaus H. F. Das Buch Sidrach; Nach der Kopenhagener Mittelniederdeutschen Handschrift V. J. 1479. Tübingen, 1904; Ehlen Tr. Komplexionenlehre und Diätetik im Buch Sidrach II Licht der Natur. Medizin in Fachliteratur und Dichtung. Hr. J. Domes. Göppingen, 1994. P. 81-100.

Возможные варианты происхождения «Книги Сидрака» достаточно подробно рассмотрел еще Ш.-В. Ланглуа16. Он однозначно датировал время создания «Книги источника всех наук» периодом после 1268 года из-за косвенного упоминания в пророчествах Сидрака о взятии Антиохии мамлюкским султаном Бейбарсом в мае этого года (данная датировка до сих пор является общепринятой). Из-за расхождения установленной им датировки с временем создания первого пролога, указанным в «Книге Сидрака» (1243 г.), Ланглуа отрицал какую-либо историческую значимость содержания первого пролога по причине его полной вымышленное™. Пролог начинается с краткого пересказа событий до всемирного потопа. Преисполненный мудрости Сидрак, разумеется, происходит из рода праведного Иафета. Само имя «Сидрак», как считается, заимствовано из Ветхого Завета, однако там можно обнаружить целых два прототипа древнего «философа». С одной стороны, осуждающий язычество Сидрак напоминает одного из трех отроков иудейских, отказавшихся поклоняться халдейским идолам — Ананию, переименованного в Седраха вавилонянами17. С другой стороны, возникают ассоциации с названием книги премудрости Иисуса сына Сирахова. Эта девтероканоническая (в католической традиции) библейская книга составлена из различных поучительных изречений, в том числе множества нравственных наставлений, и была известна на христианском Западе (первое известное толкование принадлежит Рабану Мавру). Ш.-В. Ланглуа решительно отвергал гипотезу В. Ле Клерка, согласно которой «Книга Сидрака» была написана на юге Франции евреем по аналогии с книгой Иисуса сына Сирахова; спустя век у Дюваля «Сидрак» также однозначно отождествляется с библейским

1 Я

Седрахом . Представляется логичным совместить оба варианта происхождения: этимологически имя «Сидрак» (Sidrac, Siclrach, Sydrac,

16 Langlois Ch.-V. Op.cit. P. 184-200. Далее следуют краткий обзор рукописей и пересказ содержания «Книги Сидрака».

1 7

Ср.: «И переименовал их начальник евнухов — Даниила Валтасаром, Ананию Седрахом, Мисаила Мисахом и Азаршо Авденаго» (Дан., 1.7).

18 Langlois Ch -V. Op. Cit. Р. 181; Duval F. Op. Cit. P. 219.

Sydrach) ближе к «Седраху» (Sidrach), но сама дидактическая природа «Книги Сидрака» явно указывает на книгу Иисуса, сына Сираха. Следует также принять во внимание упоминание «дивного Сираха», от которого перенял мудрость Соломон, в ранневизантийских апокрифах, известных и в латинских вариантах {Liber Solomonisf9.

Первый пролог «Книги Сидрака» выказывает не совсем обычную для старофранцузского дидактического сочинения конца XIII века лояльность к сицилийскому королю и императору Священной Римской империи Фридриху II Штауфену. Автор современной «Книге Сидрака» основной части «Романа о Розе» Жан де Мен, напротив, описывал гибель наследника Фридриха II в битве при Беневенто 26 февраля 1266 года, восхваляя устами дамы Разум Карла Анжуйского, захватившего королевство Манфреда; против Фридриха и Манфреда был настроен и Брунетто Латини, который лишь после битвы при Беневенто смог вернуться в Италию из изгнания" . Наряду с откровенно вымышленными и условно отождествляемыми персонажами (Наамой, «святым Василием» и др.) в первом прологе «Книги Сидрака» присутствует целый ряд исторических лиц. Это собственно император, его придворный философ Феодор Антиохийский, латинский патриарх Антиохийский Обер — гибеллин Альберт де Реццато. Наконец, не случайно появление в прологе клирика «Жана Пьера из Лиона»: его можно соотнести с пребыванием имперского города Лиона вне зоны влияния французских королей в XIII века, что отметил и Ланглуа. В прологе «Книги Сидрака» не находится места Людовику IX Святому: ключевые точки его мира - Сицилия, Кастилия, Северная Африка и Сирия.

То, что создатель (или создатели) этой энциклопедии был связан с государствами крестоносцев и провел там некоторое время, практически не

19 Многоценная жемчужина. Пер. С. С. Лвершщева. К., 2003. С. 186-187.

20 См.: Guillaume de Lorris et Jean de Meurt. Le Roman de la Rose (6631-6772) / Guillaume de Lorris et Jean de Meun. Le Roman de la Rose. Éd. A. Strubel. P., 1992. P. 370-377. См. тж.: Brunetto Latini. Tresor. L. I, 93.2. P. 124-127. Здесь и далее цит. по изданию: Brunetio Laiini. Tresor. A cura di P. G. Beltrami et al. Torino, 2007. вызывает сомнений21. Анонимность сочинения здесь не имеет никакого значения — для Средних веков было типично бытование анонимных или приписываемых чужому авторству текстов22. Фигуры древнего «философа» Сидрака, по мнению автора, было достаточно для легитимации сочинения в глазах читателей. Характерно то, что и деятельность переводчика «Тайной Тайных» Филиппа из Триполи имела место в Святой Земле~ . Возможно, автору «Книги Сидрака» удалось пережить падение Антиохии в 1268 году, находясь в Триполи вместе с герцогом Антиохийским Боэмундом VI. В любом случае, некий франкоязычный «гибеллин», написавший или дорабатывавший в конце XIII века «Книгу Сидрака», обозначая время создания пролога 1243 годом, мог сознательно ограничивать конструируемое временное пространство первой половиной XIII века — периодом правления Фридриха II.

Роман о Розе» содержит около 22 тысяч строк и написан на старофранцузском языке 4-5 сложным силлабическим стихом со смежной рифмовкой. Это аллегорический роман, описывающий сновидение главного героя, посвященное символическому завоеванию Розы. Роман считается произведением двух авторов. Первая часть, написанная Гийомом де Лоррисом, составляет всего около 4 тысяч строк, тогда как вторая, принадлежащая перу Жана де Мена, — более 17 тысяч строк соответственно. Основной материал для изучения научных представлений содержится во второй части «Романа о Розе». Часть Гийома де Лорриса гораздо менее информативна, и будет использоваться в данном исследовании лишь в отдельных случаях.

21 В ряде рукописей встречаются словоформы, типичные для языка латинян Востока. См.: Langlois Ch.-V. Op.cit. P. 188.

22 См.: Badel P.-Y. Introduction à la vie littéraire du Moyen Age. P., 1984.

23 Правда, по мнению некоторых исследователей, условия жизни в государствах крестоносцев XIII века не слишком способствовали литературной и переводческой деятельности. См.: Renaissance and Renewal in the Twelfth Century. Eds. R. L. Benson, G. Constable, C. D. Lanham. Oxford, 1982. P. 438-439.

О первом авторе «Романа о Розе» практически ничего не известно, не считая свидетельства Жана де Мена, которое содержится в самом произведении (10530-1066). Согласно «Роману о Розе», творчество Гийома де Лорриса прервала его смерть. После этого «Роман о Розе» был продолжен Жаном де Меном, «сорок с лишним лет спустя» (10591-10594). Предполагается, что Гийом де Лоррис завершил свою часть романа в период с 1225 по 1230 год а Жан де Мен — в период между 1268 и 1279 годами. Как правило, в историографии два автора «Романа о Розе» противопоставлялись друг другу, что аргументировалось, прежде всего, стилистическими различиями двух частей романа. Однако, по мнению М. Зэнка, существующие различия не имеют принципиального значения2'1.

О личности Жана (Клопинеля) де Мена мы знаем гораздо больше. Он родился между 1235 и 1240 годами и умер в 1305 году. Прозвище Клопинель (Clopinel), возможно, означало «Хромой». В противовес мнению Эрнеста Ланглуа, видевшего в Жане человека незнатного происхождения, Рене Луи с считал Жана рыцарем" . Однако, каким бы не являлось происхождение Жана де Мена, он был весьма образованной личностью. Во многих рукописях «Романа о Розе», а также в позднейших сочинениях Жан именуется «магистром», maistre26 .

Жан де Мен перевел ряд латинских сочинений на старофранцузский язык. Он перечисляет их в прологе своего перевода «Утешения Философией» Боэция, посвященного Филиппу IV Красивому. «Твоему королевскому величеству, благороднейшему правителю, Божией милостью королю Франции Филиппу Четвертому, я, Жан де Мен, что когда-то в «Романе о Розе», после того, как Ревность заключила в темницу Радушный Прием,

24 Zink M Nature et poésie au Moyen Age. P., 2006. P. 206-207.

25 Он ссылается на упоминание о иском архидиаконе — сыне «6jiai ородиого мужа, Жана де Мена, рыцаря» (nobilis vir Johannes de Magduno, miles). Louis R Le roman de la Rose. Essai d'interpretation d'allegorisme erotique. P., 1974. P. 88-90.

26 Напр.: «maistre Jehan de Mehun docteur en théologie et grant philosophe» / Bouchel Jean. Les Annales dacquitane faicts et gestes en sommaires des Roys de Prance et Dangleterre Et des pays de Naples et de Milan. P., 1524. F. 8 v°. научил тому, как взять замок и сорвать розу, и перевел с латыни на французский книгу Вегеция «О Рыцарстве» и книгу «О Чудесах Ирландии», и «Жизнь» и письма Пьера Абеляра и жены его Элоизы, и книгу Альфреда «О Духовной Дружбе», посылаю ныне «Об Утешении» Боэция, которое я перевел с латыни на французский» . Под книгой «О рыцарском искусстве» подразумевается De re militari Вегеция — этот перевод был посвящен Жану де Бриенну (1284 г.) и, наравне с переводом «Утешения Философией», также

-jo используется в данном исследовании" . Сделанный Жаном перевод посланий Абеляра является первым их изложением на французском языке. Переводы «О чудесах Ирландии» (De mirabilibus Hiberniae) Геральда Камбрийского и «О духовной дружбе» (De spiritnali amiticia) Альфреда из Рьево не сохранились.

Жану также приписывались «Завещание» (Testament maistre Jehan de Meuri) и «Добавление к завещанию» (Codicile maistre Jehan de Meuri). Он долгое время считался автором нескольких алхимических текстов. Таким образом, круг интересов Жана был достаточно широк — от «Утешения Философией» Боэция и античного трактата о военном искусстве до писем Абеляра, современника Жана де Мена. Однако на первом месте в приведенном Жаном списке стоит «Роман о Розе».

27 «A ta royal majesté, très noble prince, par la grace de Dieu roy des Français, Phelippe le Quart, je Jehan de Meun qui jadis ou Rommant de la Rose, puis que Jalousie ot mis en prison Bel Acueil, ensaignai la maniéré du chastel prendre et de la rose cueillir et translatay de latin en François le livre de Vegece de Chevalerie et le livre des Merveilles de Hyrlande et la Vie et les epistres Pierres Abaelart et Ileloys sa fame et le livre Aered de Esperetuelle Amitié, envoie ore Boece De Consolation que j'ai translaté de latin en françois». Boethius'De Consolatione by Jean de Meun. Ed. Dédeck-Iiéry V.-L. H Mediaeval Studies XIV (1952). P. 168.

28 H3A3hhh: L'art de chevalerie, traduction du "De re militari" de Vegece par Jean de Meun. Ed. U. Robert. P., 1897; Li abregemenz noble honme Vegesce Flave Rene des establissemenz apartenanz a chevalerie, traduction par Jean de Meun de Flavii Vegeti Renati Viri Illustris Epitoma Institutorum Rei Militaris. Ed. L. Lofstedt. Helsinki, 1977.

Роман о Розе» получил большое распространение в последующие века29. Первой попыткой создать новую версию романа можно назвать переработку, remaniement, Ги де Мори. Этот клирик из Пикардии в 1290 году подверг переработке «Роман о Розе» Гийома де Лорриса и некое анонимное продолжение, но затем, узнав о существовании произведения Жана де Мена, переработал и его, включив в свою версию романа30. Гийом де Дегельвилль в «Паломничестве людской жизни» (1331 г.) ссылается на «Роман о Розе» как

31 сочинение, послужившее для него примером . Гийом де Машо (1300-1337 гг.), поэт и композитор XIV века, в своих произведениях испытывал значительное влияние «Романа о Розе»32. Роман о Розе» переводился Джеффри Чосером (см. пролог к Легенде о Доброй Женщине в «Кентерберийских рассказах»). При жизни Жана де Мена появилась фламандская версия романа, созданная Эйном ван Акеном {Die Rose; ок. 1300 г.). «Цветок» {Il Fiore) Данте Алигьери, поэма из 232 сонетов, как считается, основан на «Романе о Розе»; много параллелей прослеживается между романом и «Божественной Комедией».

В начале XV века «Роман о Розе» подвергается критике со стороны Кристины де Пизан (1363-ок. 1434 гг.) и Жана Жерсона (1363-1429 гг.) во время «Спора о Розе» — Робертсон характеризует это событие как «признак изменения вкусов, которое имеет место в течение нескольких четвертей века после смерти Чосера»; линию Кристины позже продолжил Мартин Ле Франк (1410-1461 гг.) в «Защитнике дам» {Le Champion des dames), посвященном

29 См.: Fleming J. V. The Moral Reputation of the Roman de la Rose before 1400 // RP, XIX (1965). P. 430-435; Badel P-Y. Le Roman de la Rose au XIVe siècle. Etude de la reception de l'oeuvre.

30 Iluot S. The Romance of the Rose and its medieval readers. P. 85-129. Langlois E. Gui de Mori et le Roman de la Rose // BEC., T. LXVIII (1907). P. 249-271 ; Jung M.-R Gui de Mori et Guillaume de Lorris // VR, T. XXVII (1968). P. 106-137; Huit D. Gui de Mori, lecteur médiéval // Incidences, T. V (1981). P. 53-70.

31 Guillaume de Deguilleville. Le Pelerinage de l'ame de Guillaume de Deguileville. Ed. Slurzinger J. J. L., 1895. P. 423. См.: Huot S. The Romance of the Rose and its medieval readers. P. 207-238; Fleming J. V. The Moral Reputation of the Roman de la Rose before 1400 // RP, XIX (1965). P. 431-434.

32 Huot S. The Romance of the Rose and its medieval readers. P. 239-272. герцогу бургундскому Филиппу Доброму . В XVI веке роман все еще сохранял популярность, однако его аллегоризм уже был сложен для понимания читателей. В 1503 году Жан Молинэ (1435-1507 гг.) создал прозаическую переработку «Романа о Розе», где изменил аллегорический смысл романа, значительно упростив его. Клеман Маро (1496-1544 гг.), французский поэт, принадлежавший к кружку Маргариты Наваррской, издал в 1526 году свою версию романа и рассуждения о смысле основных аллегорий, трактуемых им как исключительно христианские по духу.

В конце XV-XVI веке появляются печатные издания «Романа о Розе», однако, как правило, речь идет о его прозаических переложениях34. В XVIII веке «Роман о Розе» издавался дважды: в 1735 году (в трех томах) и в 1798 году (в пяти томах). В 1814 году было осуществлено новое издание, подготовленное Домиником-Мартином Меоном после работы с

35 пятьюдесятью списками романа . Спустя век появилось более полное пятитомное критическое издание Ланглуа, ставшее основой для последующих изданий «Романа о

Розе»36. В 1878 году Марго издал «Роман о

17

Розе» с параллельным переводом на французский язык . В течение XX века «Роман о Розе» издавался неоднократно; наибольшим авторитетом т у пользуются критические издания Ф. Лекуа и Д. Пуарьона .

Полные переводы «Романа о Розе» на русский язык появились только в начале XXI века. Первый, изданный в 2001 году, был сделан Н.В. Забабуровой по подстрочнику Д. Н. Вальяно, второй, появившийся в 2007

33 Robertson D. A Preface to Chaucer. P. 364.

3'' Guillaume de Lorris, Jean de Meung. Le roman de la Rose. Lyon, 1485; Le rommant de la Rose nouvellement reveu et corrigé outtre les précédentes impressions. P., 1529; и др.

35 Meon M. Le Roman de la Rose par Guillóme de Lorris et Jean de Meung. 4 Vol. P., 1814. Другое, двухтомное, издание было осуществлено в 1864 году Франсиском Мишелем.

36 Langlois Е. Le Roman de la Rose par Guillóme de Lorris et Jean de Meun. 5 Vol. P., 1914— 1924.

37 Le Roman de la Rose par Guillaume de Lorris et Jean de Meung. Edition accompagnée d'une traduction en vers. Ed. Marteau.,/. P., 1878.

38 Lecoy F. Guillaume de Lorris et Jean de Meun, «Le Roman de la Rose». 3 Vol. P., 1965-1970. (переизд. 1982-1983); Guillaume de Lorris et Jean de Meun. Le Roman de la Rose. Chronologie, preface et établissement du text par Poirion D. P., 1974. году, — И. Б. Смирновой . Оба перевода были выполнены по изданию Пуарьона. Их авторы столкнулись с существенными проблемами при выборе формы перевода. Дело в том, что, если следовать метрике «Романа о Розе», то достаточно трудно совместить с четырех-пятисложным силлабическим стихом русские слова, особенно в случае с именами персонажей романа. Перевод Забабуровой сделан верлибром; в тексте не сохранена нумерация строк романа, что крайне затрудняет соотнесение перевода с оригинальным текстом. Возможно, это объясняется тем, что переводчица работала с подстрочником. Перевод сопровождается небольшим комментарием и предисловием, содержащим ряд фактических ошибок'10. Перевод Смирновой же сохраняет стихотворный размер «Романа о Розе», соответствует ему по количеству строк, снабжен более подробным и качественным комментарием. Однако не уместившееся полностью в русский перевод содержание строк оригинала дается в квадратных скобках без нумерации; в тексте перевода встречаются неологизмы, несколько мешающие его восприятию.

Публикации первых русских переводов «Роман о Розе», несомненно, являются значительным событием. Но в целом, оба перевода все же мало удовлетворяют требованиям публикации источника для использования его в научной работе (в особенности это касается комментариев)41. Они в большей степени подходят для знакомства широкой читательской аудитории с «Романом о Розе» (хотя перевод Забабуровой был издан тиражом в 200 экземпляров и уже является библиографической редкостью). По этой

39 Гильом дс Лоррис, Жан дс Мен. Роман о Розе. Пер. Забабуровой II. В., Вальяио Д. II. Росгов-на-Дону, 2001; Гийом де Лоррис, Жан де Мён. Роман о Розе. Пер. и комм. Смирновой И. Б. М., 2007.

10 Например, говорится, что Жан был «глубоко знаком с Гомером», хотя Жан де Мен не знал греческого языка и мог в XIII веке узнать о Гомере только из произведений латинских авторов или «Романа о Трое»; Жан якобы предпочитает Платона Аристотелю, хотя «открытие Европой Платона состоится гораздо позже» — при этом абсолютно не учитывается неоплатоническая традиция шартрской школы XII века. См.: Гильом де Лоррис, Жан де Мен. Роман о Розе. Пер. Забабуровой II. В., Вальяио Д. II. С. 4.

11 См. подробнее в рецензии: Панфилов Ф. М. Гильом де Лоррис, Жан де Мен. Роман о Розе / Пер. II.В. Забабуровой, Д.Н. Вальяио. Ростов-на-Дону, 2001. 288 С. Гийом де Лоррис, Жан де Мён. Роман о Розе / Пер. И коммент. И.Б. Смирновой. М.: ГИС, 2007. 671 С. // СВ. Вып. 72. № 1-2. 2011. С. 430^34. причине я счел возможным приводить цитаты из романа в собственном стихотворном переводе. Возможно, он не представляет значительной художественной ценности, однако по смыслу и содержанию в необходимой степени близок к оригиналу. Нумерация и содержание строк, как правило, точно соответствуют аналогичным строкам «Романа о Розе».

Ланглуа внес в свой каталог более 200 манускриптов «Романа о Розе» Лекуа добавил к этому списку еще 32 рукописи. На настоящий момент известно около 300 рукописей романа, что является одним из свидетельств его популярности у средневековых читателей. Из них более ста иллюстрированы. Иллюстрированные манускрипты «Романа о Розе» появляются уже в конце XIII века, в основном на северо-востоке Франции. Затем их число неуклонно возрастает, достигая небывалой величины во второй трети XIV века. Главным центром создания иллюстрированных рукописей в это время является Париж. Иллюстративные циклы в рукописях даже невысокого художественного достоинства состоят из 40-60 миниатюр43. В настоящей работе использован иллюстративный материал шести рукописей «Романа о Розе», самая ранняя из которых датируется второй четвертью XIV века, а наиболее поздняя — началом XVI века.

Манускрипт 143 из собрания Художественной Галереи Уолтере (Walters 143) был создан в XIV веке, между 1325 и 1350 годами; очевидно, в Париже, под влиянием северофранцузской традиции'''1. Манускрипт содержит одну большую миниатюру на фронтисписе и 41 миниатюру среднего художественного достоинства, выполненную несколькими мастерами. О его заказчиках и создателях ничего не известно; впоследствии, в XIX-XX веках манускрипт, возможно, принадлежал парижскому переплетчику и книготорговцу Леону Грюэлю. В текст рукописи включена поздняя

42 Langlois Е. Origines et sources du Roman de la Rose. P. 2.

43 Kuhn A. Die Illustration des Rosenromans. // Jahrbuch der Kunsthistorischcn Sammlungen das Allerhöchsten Kaiserhauses. N 31 [1913-14]. S. 60.

144 Библиографическое описание рукописи см.: Randall L. M. С. Medieval and Renaissance Manuscripts in the Walters Art Gallery. Vol. I, P. 173-176. интерполяция из двадцати четырех строк, завершающая роман'15. Текст написан на пергамене среднего качества; разметка страницы следующая: текст занимает область 215 х 152 мм, состоит из двух колонок по 40 строк высотой 5,5 мм, выполнен коричневыми чернилами. Рубрики выделены красными чернилами. Шрифт — готическая textura, высотой 3 мм.; пунктуация отсутствует.

Иллюстрации выполнены несколькими художниками; лучшие миниатюры содержатся во второй части рукописи. Из сорока одной миниатюры двадцать пять иллюстрируют текст, принадлежащий Гийому де Лоррису, остальные — текст Жана де Мена. Фигуры на миниатюрах статичны, их жесты схожи. Фон миниатюр может быть золотым (ff. 1,2 col. В, 3v col. A, 5v, 20, 20v, 21 22, 23, 24v, 25v, 29, 62v, 81v, lOlv, 128, 136v, 139), состоять из больших спиралей на розовато-лиловом или оранжево-красном фоне (ff. 3, 4v, 8, 21v, 23v, llOv, 136v, 139), или из золотой или черной «решетки» на золотом, розовато-лиловом или синем фоне, с геометрическими мотивами (на остальных листах). Миниатюры разделяют текст, после них обычно следуют рубрики и иллюминированные инициалы. Изобразительная программа манускрипта характерна для рукописей, выполненных в Париже в этот период. Титульный лист, например, содержит типичную четырехчатную миниатюру с изображением Опасности у ног спящего Влюбленного''6. Медальоны в орнаменте на первом листе также распространены в аналогичных рукописях середины XIV века47.

Манускрипт Селден Супра 57 (Selden Supra 57) из Бодлеанской

48 библиотеки относится ко второй четверти XIV века . Текст написан на пергамене, разделен на две колонки по 38 строк. Рукопись содержит

45 В незначительной части рассмогренных Ланглуа манускриптов (в основном сер. XIV в.) эта «апокрифическая» часть не включается в текст, а добавляется к нему как приложение. См. Les manuscripts du roman de la rose, description et classment. P. 10, 17, 71, 88, 195.

46 Группа I, по Куну. См. KtihnA. Die Illustration des Rosenromans. P. 41.

47 Ibid. P. 42, 44-45.

48 Библиографическое описание рукописи: Pacht О., Alexander J. J. G. Illuminated Manuscripts in the Bodleian Library Oxford. Oxford, 1966. Vol. 1. P. 46. миниатюры довольного высокого качества, растительные орнаменты и богато украшенные инициалы49. Фигуры обычно изображены на золотом фоне. В XVII веке манускрипт принадлежал Джону Беттсу и Томасу Говарду, графу Арунделу. Рукопись упоминается Ланглуа50.

Еще один манускрипт из Бодлеанской библиотеки, Douce 195, датируется XV веком51. Миниатюры многочисленны и достойного качества52. Манускрипт принадлежал Луизе Савойской, жене Карла Орлеанского, графа Ангулемского, и матери Франциска I. Он упомянут Ланглуа.53 Известно имя мастера — это Робине Тестар {Robinet Testard). Робине Тестар был талантливым и опытным художником, работавшим в основном при дворе графа Ангулемского. Рукопись «Романа о Розе» из Бодлеанской библиотеки относится к среднему периоду его творчества, который характеризируегся тщательной проработкой композиции миниатюр54.

Другой манускрипт XV века, Douce 332, тоже находится в Бодлеанской библиотеке55. В XVIII веке принадлежал Ж. Ж. Ланге де Жерси, архиепископу Санскому, упоминается Ланглуа56. Миниатюры в манускрипте выполнены в технике гризайль, рукопись содержит растительные орнаменты и декоративные инициалы.

49 Относится к группе VI Куна. См. Kuhn A. Die Illustration des Rosenromans. P. 46.

50 E. Langlois. Les Manuscrits du Roman de la Rose. P., 1910. P. 158

51 Библиографическое описание рукописи: Pacht ОAlexander J J. G. Illuminated Manuscripts in the Bodleian Library Oxford. Vol. 1. P. 61.

52 Относится к группе VI Купа. См.: Kuhn A. Die Illustration des Rosenromans. P. 50. c->

E. Langlois. Les Manuscrits du Roman de la Rose. P. 155. я Среди работ Тестара: миниатюра в Миссале из Пуатье (Paris, BNF, MS. lat. 873, fol. 21), Часослов Ларошфуко (Brussels, Bib. Royale Albert 1er, MS. 15077), два других часослова (Luxembourg, Bib. N. MS. III: 600; New York, Pierpont Morgan Lib., MS. M. 1001), и часослов (Paris, BNF, MS. lat. 1773), скорее всего, выполненный в Коньяке для Карла Валуа, графа Ангулемского (1459-1496). Тестар также иллюстрировал «Книгу о простейших лекарственных средствах» Матфея Пла1еария (СПб, Р11Б, манускрипт Французский VI, 1) и «Тайн естественной истории, включая чудеса и достопамятные вещи в мире» (Paris, BNF, MS. fr. 22971).

55 Библиографическое описание рукописи: Pacht О., Alexander J. J. G. Illuminated Manuscripts in the Bodleian Library Oxford. Vol. 1. P. 48.

56 E. Langlois. Les Manuscrits du Roman de la Rose. P. 155.

Третья иллюстрированная рукопись, Ludwig XV 7, находится в

СП собрании музея Пола Гетти . Манускрипт принадлежит к числу самых красивых из приблизительно 300 существующих рукописей. Более того, рукопись является одной из наиболее роскошно иллюстрированных копий «Романа о Розе», поскольку содержит 101 миниатюру. Рукопись создана в Париже в 1405 году. Она сделана из пергамена; текст занимает на листе 260 х 169 мм и разделен на две колонки по 44 строки каждая. Текст выполнен шрифтом «текстура», коричневыми чернилами. Инициалы в начале параграфов и глав сочетают золотой, синий, лиловый цвета, с белым филигранным орнаментом. На миниатюрах фигуры и некоторые элементы обстановки выполнены в технике гризайль; палитра пейзажей более широка, с преобладанием желтой охры и синего цвета. Манускрипт принадлежал Жану дю Рей (1474-1537), Луи-Жану Гэнья (1697-1768), Шарлю-Адриану Пикару, Филиппу л'Эн, Клоду-Жозефу Кло (1812), возможно, графу МакКарти-Ригу (1744-1811), Уильяму Бэкфорду, Александру, десятому герцогу Гамильтон (1767-1852), и другим владельцам.

Последний манускрипт, Morgan 948 из Pierpont Morgan Library, был со создан около 1520 года для французского короля Франциска (1494-1547) . Текст был написан Жираром Акарс, использовавшим готический шрифт. Рукопись выполнена на тонком пергамене. Текст разделен на две колонки по 33 строки (180 х 125 мм.). Рукопись содержит две миниатюры на полный лист и 67 миниатюр с архитектурным обрамлением, включающим в себя текст, 38 малых миниатюр с простым золотым обрамлением, множество золотых инициалов. Миниатюры выполнены, по меньшей мере двумя разными художниками. Текст присутствует в практически полном виде, за исключением нескольких листов. Рукопись принадлежала Франциску I; она неоднократно меняла владельцев в XIX-XX веках, пока не была подарена

57 Библиографическое описание рукописи: Die Handschriften der Sammlung Ludwig. Anton von Euw und Joachim M. Plotzek. Köln, 1979-1985. Bd. 4. P. 228-239.

58 Библиографическое описание рукописи: Seventeenth Report to the Fellows of the Pierpont Morgan Library, 1972-1974. N.Y., 1976. P. 30-33. музею Беатрисой Бишоп Берле. В 2007 году было издано факсимиле этой рукописи59.

История изучения таких дидактических сочинений, как «Роман о Розе» и «Книга Сидрака», начинается еще в позднее Средневековье. «Роман о Розе» в XV веке стал объектом ожесточенной полемики между видными представителями парижских интеллектуальных кругов. Известный богослов и проповедник, канцлер Парижского университета Жан Жерсон и писательница Кристина де Пизан критиковали роман как непристойный и грубый, тогда как гуманисты, королевские секретари Гонтье и Пьер Коль, Жан де Монтрей защищали его как моралистическое христианское произведение. Эти дебаты, получившие название «Спор о Розе» (Querelle de la Rose) стоят у истоков французской литературной критики60. Акценты, расставленные участниками «Спора из-за Розы», в какой-то степени повлияли на дальнейшее изучение «Романа о Розе», и даже нашли продолжение в работах ученых XX века. В свою очередь, в конце XIV— начале XV века. «Книга Сидрака» подверглась суровому осуждению — прежде всего, из-за роли, уделявшейся в ней астрологии, науке о влиянии небесных тел на подлунный мир. Ее опять же обличал Жан Жерсон61. Французский поэт Эсташ Дешан в одной из своих сатирических баллад и вовсе проклинал «Книгу Сидрака» вместе с ее «автором» и читателями62. Эта

59 Der Rosenroman für François I. Ms M.948 der Pierpont Morgan Library, New York. Komm. Friesen M. Graz, Akademische Druck und Verlagsanstalt (Glanzlichter der Buchkunst, 16), 2007.

60 Переписка участников «Ссоры из-за Розы» дошла до нашего времени, и опубликована: Ward С. F. The Epistles on the Romance of the Rose and Other Documents in the Debate. Chicago, 1911; Christine de Pisan, Jean Gerson, Gontier et Pierre Col. Le Débat sur «Le Roman de la Rose». Ed. Hicks E. P., 1977. О самих дебатах и их участниках см.: Combes А. Jean de Montreuil et le Chancelier Gerson. P., 1942; Fuir G. C. The Quarrel of the Roman de la Rose and Fourteenth Century Humanism. Unpublished Ph.D. dissertation. Princeton University, 1979.

61 Jean Gerson. Contra superstitionem sculpturae leonis / Jean Gerson. Oeuvres complètes. Éd. P. Glorieux. P., 1973. T. X. P. 133.

62 Eustache Deschamps. Ballade MCLXXXV / Oeuvres complètes. P., 1878-1904. T. VI. P. 140. критика не столько указывает на снижение популярности «Книги Сидрака» в XIV-XV веках (напротив, к этому времени относится большинство известных рукописей), сколько свидетельствует о раздражении, которую подобная популярность вызывала у ряда представителей новых поколений средневековых интеллектуалов.

Пиама Гайденко отмечает, что средневековые богословы и ученые христианской Европы уже в XIII-XIV веках подготовили тот пересмотр принципов античной пауки, который был осуществлен в Новое время63. Ги Божуан в свое время назвал XIII век «вершиной Средневековья» и важнейшим периодом в развитии средневековой науки — точка зрения, которой впоследствии придерживались и другие исследователи, например, Жак Ле Гофф64.

В силу необходимости сконцентрироваться на литературе, посвященной непосредственно рассматриваемым источникам, я воздержусь от подробного обзора всех выдающихся исследователей средневековой науки, многие из которых в дальнейшем будут упоминаться и цитироваться на страницах моего исследования (Д. Жакар, Ч. Бернетт, Л. М. Циммерман, Й. Агрими, М. Перейра и другие). И все же ряд имен я нахожу необходимым упомянуть уже во вступительной части. Так, развитие научных представлений в интересующий нас период во многом подготовила деятельность переводческих центров XII века в Испании, Италии и Сирии, значение которых определил один из первых американских медиевистов, Чарльз Хаскинс65.

Большой вклад в изучение средневекой науки внес современник Хаскинса Линн Торндайк, автор восьмитомной «Истории магии и

63Гайденко П. П. Научная рациональность и философский разум. М., 2003. С. 139-148.

MBeciujouan G. La science dans l'occident médiéval chrétien // Histoire générale des sciences. T. 1. P., 1957. P. 518; Le GoffJ. Pourquoi le XIII1 siècle a-t-il été plus particulièrement un siècle d'encyclopédisme? // L'enciclopedismo medievale. Ed. M. Picone. Ravenna, 1994. P. 21.

65 Haskins Ch. II Studies in the History of Mediaeval Science. Cambridge, 1924. экспериментальной науки» и переводчик «Трактата о сфере» (йе йркаега типсИ) Иоанна Сакробоско. Торндайк отмечал, что к концу XIII века в области познания природы и науки о звездах постепенно снижается роль интеллектуалов-представителей усилившихся в этом столетии монашеских орденов. Им на смену приходят миряне, философы и астрологи, такие как Гвидо Бонатти, Арнальд де Вилланова, Петр Абанский, Чекко д'Асколи. По замечанию Торндайка, уже папа римский Иоанн XXI (1276-1277) оказывал больше расположения ученым мирянам, чем клирикам66. Однако многие аллегорико-дидактические сочинения на народных языках, подобные «Роману о Розе» или «Книге Сидрака», остались за пределами труда Торндайка.

Вопросам взаимодействия средневековой науки и церкви, развития в Средние века оптики, теории переспективы и воприятия света посвящен целый ряд работ Дэвида Линдберга67. К средневековой науке и развитию научных представлений в контексте истории ментальностей проявляли интерес историки школы «Анналов», особенно представители ее третьего поколения Жорж Дюби и Жак Ле Гофф. Поскольку изучение научных представлений в Средние века неразрывно связано с социальной историей этого периода, в этом смысле отношение к теме моего исследования имеют работы о роли средневекового интеллектуала, его самоидентификации в социуме — Жака Ле Гоффа, Алена де Либера, Юрия Львовича Бессмертного, Арона Яковлевича Гуревича, Павла Юрьевича Уварова68.

66 Thomdike L. A history of magic and experimental science. Vol. II. P. 305-306.

67 Можно упомянуть: Lindberg D, C. Theories of Vision from al-Kindi to Kepler. Chicago, 1976; Idem. Science in the Middle Ages. Chicago, 1978; Idem. Studies in the history of medieval optics. L., 1983; Idem. The Beginnings of Western Science, 600 B.C. to A.D. 1450. Chicago, L., 1992.

68 Например: Бессмертный IO. Л. Жизнь и смерть в средние века. Очерки демографической истории Франции. М., 1991; Гуревич А. Я. Культура и общество средневековой Европы глазами современников. Exempla, XIII в. М., 1989; Индивид и социум на средневековом Западе. М., 2005. Уваров Г1. 10. История интеллектуалов и интеллектуального труда в средневековой Европе (спецкурс). М., 2000.

Среди отечественных исследователей XX века, занимавшихся старофранцузской литературой Высокого и Позднего Средневековья, можно отметить историков литературы Андрея Дмитриевича Михайлова и Александра Александровича Смирнова. Их работы дают общее представление о тенденциях развития французской словесности в этот период, но не рассматривают интересующие пас произведения в ключе истории науки.

Конец ХХ-начало XXI века отмечены существенным ростом исследовательского интереса к истории дидактических сочинений и «энциклопедий» на новоевропейских языках. Однако иногда это выражается в формулировании общих выводов и создании упрощенных характеристик. В 1994 году появился сборник актов коллоквиума, посвященного средневековому энциклопедизму, в том числе содержавший раздел по сочинениям на романским языках. Тексты, представленные в этом сборнике, куда вошли статьи Ж. Ле Гоффа, П. Черки, П. Г. Бельтрами, Д. Руэ, посвящены типологически широкому кругу источников (от Рабана Мавра до Данте), не давая некого однозначного ответа на вопрос, какие сочинения

69 следует относить к рассматриваемому жанру .

В начале XX века «Книга Сидрака» удостоилась от LLI.-B. Ланглуа крайне нелицеприятной характеристики: «Ее стиль — из самых убогих; . это путаница и отвратительная болтовня человека, лишенного чутья и литературной или какой-либо иной культуры, который поучает простецов»70. Разумеется, подобная оценка выглядит слишком эмоциональной. И все же закономерное недоумение, как правило, вызывает тот факт, что

69 L'enciclopedismo médiévale. Ed. M. Picône. Ravenna, 1994.

70 Тж.: «Кем бы ни был автор или дорабатывавший текст, которому вздумалось наполовину спрятаться за маской мудреца Сидрака, одно не вызывает сомнений: это был дурак. Пи одна средневековая энциклопедия не превосходит эту — я не говорю, в бессвязности. — но в ребяческой глупости. Псевдо-Сидрах (он или его прототипы) был слепым консерватором, сторонником сильной власти, пацифистом, эпикурейцем, эгоистом, непристойным грубияном». Langlois Ch.-V. La connaissance de la nature et du monde au Moyen Age d'après les écrits français à l'usage des laïcs. P., 1911. P. 198-199. дидактическое сочинение, созданное в эпоху расцвета схоластики, когда авторы составляли подробные планы своих трактатов, а миниатюристы покрывали листы пергамена сложными схемами аллегорических «древ» -то такое сочинение лишено сколько-либо внятной структуры при довольно внушительном объеме текста. Иногда этот факт просто стараются обойти вниманием. Например, С. М. Штайнер дает такое описание содержания «Книги Сидрака»: «Таким образом, последовательно рассматриваются общество, материальная жизнь, военное искусство, женщина, воспитание детей, способности души и чувств, интеллектуальные способности, искусства и ремесла, естественная история (животные, геология, антропология, лапидарий), знание о вселенной (космогония, астрономия, астрология, метеорология), медицина (воспроизводство людей, лечение некоторых болезней, травник), религия (библейская и евангельская история, человек,

71 ангелы, таинства, догматы, добро и зло)» . В целом справедливая, эта характеристика неверна в попытке представить «Книгу Сидрака» как некое последовательно выстроенное сочинение — его структура достаточно противоречива и близкие по тематике вопросы могут быть разбросаны по всей анонимной энциклопедии. При этом «Книга Сидрака» не хаотична, в ней действительно можно найти ряд смысловых блоков — лапидарий, травник, вопросы астрологической тематики, эсхатологические вопросы. Но эти блоки не выделены четко и разделены между собой самым пестрым набором вопросов, лишенных тематической организации.

За два последних столетия можно насчитать более 50 статей и монографий, посвященных «Книге Сидрака» или содержащих достаточно" подробное упоминание этого сочинения. Подавляющее большинство существующих научных работ принадлежат перу историков литературы или лингвистов, многие посвящены переводным версиям «Книги Сидрака», другие носят сугубо ознакомительный характер. Возрождение интереса к

71 Steiner S. M. Un témoignage de la diffusion encyclopédique au XIIIe siècle. Le Livre de

Sidrach. Melun, 1994. P. 4. исходному старофранцузскому варианту произошло сравнительно недавно, в конце XX века. Важным событием для истории изучения «Книги Сидрака» стало полное критическое издание пространной версии старофранцузского текста в 2000 году, которое впервые ввело этот источник в широкий научный оборот72. Тем не менее, за последнее десятилетие появилась лишь одна монография, в которой значительное место отводилось «Книге Сидрака» — посвященная средневековым пророчествам работа Р. Тракслера . Учитывая специфику выбранной автором темы, в содержании «Книги Сидрака» его интересовали мистические и апокалиптические идеи и рассматриваемые в этой связи астрология и представление о ее влиянии на судьбы мира и человека. Ранее эсхатологии, астрологии и отчасти астрономии в «Книге Сидрака» уделялось внимание в статьях Д. Руэ, позднее подготовившей упомянутое выше критическое издание энциклопедии . В начале XX века известный историк-позитивист Ш.-В. Ланглуа провел достаточно подробный анализ «Книги Сидрака» в «Знании о природе и мире в Средние века по

7С французским сочинениям для мирян» . Исследователи вновь обратились к теме научных представлений в «Книге Сидрака» во второй половине XX века, рассматривая отдельные ее аспекты. Кроме упомянутых работ Д. Руэ и Р. Тракслера и нескольких статей, относящихся к переводным версиям «Книги Сидрака», можно назвать посвященные выделенному из текста энциклопедии лапидарию статьи В. Холлера и Ф. Фери-Ю, работы Ж. Дюко Sydrac le philosophe: Le livre de la fontaine de toutes sciences, Edition des enzyklopädischen Lehrdialogs aus dem XIII Jahrhundert. Hr. E. Ruhe. Wiesbaden, 2000 (Wissenliteratur im Mittelalter, 34).

Trachsler R. (dir.) avec la collaboration de Abed J. et Expert D. Moult obscures paroles: Études sur la prophétie médiévale. Paris (Université Paris-Sorbonne (Paris IV), 2007.

74 Ruhe D. Eschatologie und Astrologie. Zeitkonzeptionen im Livre de Sidrac // Zeitkonzeptionen. Zeiterfahrung. Zeitmessung. Stationen ihres Wandels vom Mittelalter bis zur Moderne. Ilr. T. Ehlen. Paderborn, 1997. P. 203-222; Idem. La Roe D'Astronomie. Le Livre de Sidrac et les encyclopédies françaises du Moyen Âge II L'enciclopedismo medievale. P. 293310; Idem. L'ymage du monde qui commence a Dieu et a Dieu prent fin. Zur Rolle der Theologie in französischen Enzyklopädien des späten Mittelalters // Geistliche Aspekte mittelalterlicher Naturlehre, Symposion 30 November-2 Dezember 1990. Wiesbaden, 1993. P. 69-85.

75 Langlois Ch.-V. La connaissance de la nature et du monde au Moyen Age. P. 180-264. по метеорологии, ряд статей и опубликованных докладов Ш. Конноши-Бурнь о космологических представлениях, метеорологии и отражении теории элементов в средневековых энциклопедиях76. Таким образом, в этой области уже намечены некоторые исследовательские вехи. Однако значительная доля предоставляемого «Книгой источника всех наук» материала по средневековому восприятию мира и научным представлениям по-прежнему находится вне поля исследований современной медиевистики. К примеру, в посвященной астрологии и астрономии в «Книге Сидрака» статье Д. Руэ говорится не столько о тексте собственно анонимной энциклопедии, сколько

77 о связанных с этой темой общих сюжетах .

Число исследований, посвященных «Роману о Розе», еще более велико, чем в случае «Книги Сидрака». При этом некоторые работы просто содержат общие сведения относительно содержания, темы, истории написания романа,

78 и полезны лишь для первоначального ознакомления с источником . Человеком, создавшим основу для всех современных исследований «Романа о Розе», несомненно, был Эрнест Ланглуа. Ему принадлежит авторство двух

76 Connochie-Bourgne Ch. Images de la terre dans les livres de clergie du XIIIe siècle: Image du monde, Livre du Trésor, Livre de Sydrach, Placides et Timeo // Perspectives médiévales. Suppl. au T. 24, 1998. P. 67-79; Idem. Le temps qu'il fait. expliqué par les premières encyclopédies en langue française (XIIIe siècle) // Le temps qu'il fait au Moyen Âge. Phénomènes atmosphériques dans la littérature, la pensée scientifique et religieuse. Ed. ■/. Ducos, Cl. Thomcisset. P., 1998. P. 31-44; Ducos J. Le clerc et les météores: constitution et évolution d'une culture encyclopédique II Le clerc au Moyen Âge. T. 37, 1995. P. 151-164; Ducos J. La météorologie en français au Moyen Âge (XIIIe-XIV° siècles). P., 1998; Féry-Hue F. Sidrac et les pierres précieuses II Revue d'histoire des textes. T. 28, 1998. P. 93-181; Féry-Hue F. Sidrac et les pierres précieuses: complément II Revue d'histoire des textes. T. 30, 2000. P. 315-321; Iloller W.M. The Lapidary of Sidrac: New Evidence on the Origin of the Lapidaire chrétien // Manuscripta. T. 30, 1986. P. 181-190; Steiner S.M. Les quatre éléments dans Le Livre de Sidrac (Ms. B.N. fr. 1160)// Perspectives médiévales. T. 16, 1990. P. 89-102. См. тж. публикации докладов Ш. Коннопш-Буриь: Connochie-Bourgne Ch. Comment li élément sont assis: l'image de l'œuf cosmique dans quelques encyclopédies en langue vulgaire du XIIIe siècle // Les quatre éléments dans la culture médiévale. Actes du Colloque des 25, 26 et 27 mars 1982 de l'Université de Picardie. Ed. D. Buschinger, A. Crépin Amiens, 1983. P. 37—48; Idem. Le corps et l'âme de l'eau dans les «livres de clergie» du XIIIe siècle II Sources et fontaines du Moyen Âge à l'Âge baroque. Actes du Colloque tenu à l'Université Paul-Valéry, les 28, 29 et 30 novembre 1996. P., 1998. P. 97-127.

77 Iiuhe D. La Roe D'Astronomie. Le Livre de Sidrac et les encyclopédies françaises du Moyen Âge / L'enciclopedismo médiévale. P. 293-310.

78 Напр.: Strubel A. Le Roman de la Rose. P., 1984. источниковедческих работ: «Происхождение и источники «Романа о Розе» и «Рукописи «Романа о Розе. Описание и классификация»79. В первом труде Ланглуа дает достаточно полное представление об источниках «Романа о Розе», не упоминая, правда, о «Космографии» (или «О всеобщности мира», А? типсИ итуегБИШе) Бернарда Сильвестра. Второй содержит обзор и краткую характеристику известных Ланглуа манускриптов «Романа о Розе», разделенных на группы по содержанию80. Несмотря на то, что за прошедший век оба исследования несколько устарели, никому пока не удалось проделать работу такого же масштаба.

Ланглуа считает главным источником происхождения первой части «Романа о Розе» любовную лирику провансальских трубадуров, которая «пересекла Луару и оживила поэзию Северной Франции» — «именно из нее, быть может, в большей степени, чем из воображения поэта, вышел Роман о

О 1

Розе». При этом Ланглуа весьма нелестно отзывается о Жане де Мене, авторе второй части романа. В сущности, Ланглуа обвиняет Жана в том, что тот «испортил» куртуазную поэму своего предшественника, наводнив ее пространными и не связанными между собой энциклопедическими экскурсами. Жан де Мен в интерпретации Ланглуа превращается в яростного противника знати и монашества, тогда как Гийом де Лоррис предстает воплощением аристократии с ее куртуазными идеалами. Соответственно, написанная Жаном часть романа отнесена Ланглуа к «сатирической

79 Lcmglois Е. Origines et sources du Roman de la Rose. P., 1891; Idem. Les manuscripts du

Roman de la Rose. Description et clasement. Lille, P., 1910.

80

Ланглуа придерживался мнения, что первая часть романа, написанная I ииомом де Лоррис, имела свою рукописную традицию, так же как и вторая часть, созданная спустя сорок лет Жаном де Меном. В конце XIII и начале XIV вв. вторая часть, по мнению Ланглуа, присоединялась к копии первой части. Тем не менее, известен лишь один манускрипт (Paris, BNF Ms. fr. 12786), содержащий только часть Гийома де Лорриса. В то же время, только один манускрипт (Paris, BNF Ms. fr. 1573) позволяет говорить об очевидном наличии двух частей, написанных разными авторами. Феликс Лекуа выступил против концепции Ланглуа, однако сам не смог разрешить проблемы, связанные уже с его идей общей рукописной традиции текстов еще в ранний период.

81 Lcmglois Е. Origines et sources du Roman de la Rose. P. 4-5.

О"") буржуазной литературе» Ланглуа отмечает эрудицию Жана де Мена, знакомого с произведениями большинства известных в его эпоху античных латинских авторов. Тем не менее, он постоянно обвиняет Жана в плагиате, поскольку тот, по его мнению, цитирует многих античных и средневековых авторов, не упоминая их имен, или ссылается на авторов, которых читать не мог (например, Гомера)83.

Восприятие Жана де Мена как борца против «старого», исповедующего новые идеи, получило своеобразное развитие у других исследователей, оценивавших его как с отрицательной, так и с положительной точки зрения. Так, Эдмон Фараль, анализируя «Роман о Розе», сделал Жана де Мена служителем своеобразного культа Природы, призывающим людей к

84 служению ей . «Во имя Природы, именно на все общество, на всю

85 куртуазную цивилизацию, нападает Жан де Мен» . Клайв Стейплз Лыоис, напротив, не слишком отличается от Ланглуа в своих основных выводах.86 Он также видит истоки традиции, продолженной Гийомом де Лоррисом, в лирике провансальских трубадуров. Лыоис придает большое значение в истории мировой культуры концепции «куртуазной любви», оказавшей, по его мнению, влияние на всё последующее развитие европейской литературы. Смягчив по сравнению с Ланглуа критику Жана де Мена, Лыоис все же по

Вторая часть Романа о Розе в меньшей степени является Искусством Любви, чем сборником философских, богословских, научных рассуждений, сатир против женщин, религиозных орденов, королей и знати, историй, заимствованных у античных авторов или современников, все это, хорошо или плохо, скорее плохо, чем хорошо, сгруппировано вокруг центральной идеи: овладения розой. Сколь бы странной не была подобная композиция, идея соединить её с изящной и мистической поэмой Гильома де Лорриса еще менее рациональна». Ibid. Р. 93.

83 Ibid. Р. 101, 104-106.

84 Faral Е. Le Roman de la Rose et la pensée française au XlIIe siècle // Revue de deux mondes, XXXV (1926). P. 443.

85 Ibid. P. 452.

86 Lewis C. S. The Allegory of Love. N. Y., Oxford, 1958 (' 1936). K.C. Лыоис (1898-1963), ученый, богослов и писатель, с 1925 по 1954 год преподавал в Оксфорде, а в 1954 году стал первым профессором литературы Средних веков и Возрождения (Professor of Medieval and Renaissance Literature) в Кембридже. Лыоис одним из первых оценил и открыл для науки «Космографию» Бернарда Сильвестра, даже создав на фантастическую трилогию по ее мотивам . прежнему считает его произведение бесформенным и перенасыщенным разнородными вставками, а главное, опять же лишенным идеи «куртуазной любви»87.

Эрнст Курциус в своем труде по средневековой европейской литературе однозначно критикует Жана де Мена и созданный им образ Природы. Он полагает, что последний связан с испытывавшими влияние аверроизма учениями XIII века. Природа в «Романе о Розе», по его мнению, «становится служанкой мерзкой распущенности, её руководство любовью превращено в непристойность»88. Близкой точки зрения придерживается Жерар Парэ, считая Природу аморальной в её стремлении к воспроизводству и отрицании целомудрия. Подобное изменение учения Природы по сравнению с позицией Природы в произведениях Алана Лилльского, опять же объясняется Парэ воздействием аверроизма89.

Алан Ганн, в противовес осуждению Жана де Мена и второй части «Романа о Розе», рассматривает произведение Жана де Мена как аллегорическое изображение перехода от юности к зрелости, сопряженного с различными, противостоящими друг другу, пониманиями любви. Финал поэмы (овладение розой) Ганн воспринимает как акт соития, однако видит в нем не непристойность, а прекрасное торжество плотской любви. Он также считает, что Природа выражает мнение самого автора поэмы, Жана де Мена, хотя ставит под сомнение связь содержащихся в романе представлений с аверроизмом, видя их истоки в платонической идее платонической идее «р1епИис1оу>, «ркгота», полноты бытия, плодородия и цепи воспроизводства, воспринятой через труды Алана Лилльского и Бернарда Сильвестра90.

87 Ibid. P. 144-148.

88 Curtins E. R. Europäische Literatur und lateinisches Mittelalter. Bern, 1948. S. 135.

89 Paré G. Les idées et les lettres au XlIIe siècle. Le Roman de la Rose. Montréal, 1947. P. 283285, 322-325.

90 Gunn A. The Mirror of Love: A Reinterpretation of Romance of the Rose. Texas, 1952. P. 141-198, 396-405, 435-436, 498-505.

Во второй половине XX века возник принципиально новый подход к пониманию «Романа о Розе». Это произошло в Принстоновском университете, издательство которого в 1960-е годы опубликовало целый ряд близких по духу и общей концепции научных работ. Первой из них была книга Д. В. Робертсона «Пролог к Чосеру»91. Робергсон пришел к выводу, что Природа в «Романе о Розе» просто используется Венерой и Амуром для достижения их собственных целей, то есть ради удовлетворения сладострастного влечения героя. Позицию Жана де Мена, по Робертсону, излагает Разум, тогда как все происходящее в романе показывает, что происходит с человеком, пренебрегающим велениями Разума Идеи Робертсона были развиты Розамунд Тыов и Джоном Флемингом93.

Рассматривая средневековую аллегорическую образность, Тыов уделяет много внимания «Роману о Розе». По ее мнению, Жан де Мен, используя аллегорию и сатиру тонко, но порой весьма рискованным образом, обличает охваченного страстями человека. Природа является центральным образом в его произведении. Природа фактически забывает, зачем Творец поручил ей следить за всем живым на земле, и слепо стремится к воспроизводству ради воспроизводства. «Она стала Богиней, и постоянный кузнечный труд [т.е. воспроизводство] является способом поклонения ей». Тыов также сопоставляет с «Романом о Розе» его позднейшее переложение, сделанное Жаном Молинэ, и приходит к выводу, что Молинэ попытался прямолинейно и плоско истолковать изощренные аллегории Жана де Мена94.

Джон Флеминг, придерживаясь в целом подобных же взглядов, использовал иллюстрированные рукописи как источник при изучении «Романа о Розе» — в этом новаторство и оригинальность его работы. В предшествующий период из исследований, посвященных миниатюрам

91 Robertson D. A Preface to Chaucer. Princeton, 1962.

92 Robertson D. A Preface to Chaucer. P. 199-202.

93 Tuve R. Allegorical Imagery: Some mediaeval books and their posterity. Princeton, 1966; Fleming J. V. The Roman de la Rose. A study in allegory and iconography. Princeton, 1969.

94 Tuve R. Allegorical Imagery. P. 270. См. тж.: Ibid. P. 245-259, 262-276, 322-326.

Романа о Розе», можно отметить только работу историка искусства Альфреда Куна, написанную на полвека раньше95.

Кун попытался сгруппировать иллюстрированные манускрипты романа в соответствии с тематикой заглавной иллюстрации. Ему принадлежит ряд важных выводов: в частности, он видит определенное постоянство в выборе заглавных миниатюр, отмечая притом разнообразие вариаций и редких сцен в миниатюрах романа. Он также говорит о непонимании иллюстраторами текста или присутствии изобразительных мотивов, вовсе не имеющих связи с текстом. Автор стремится выявить влияние других изобразительных циклов и сюжетов на иконографию «Романа о Розе». Он сопоставляет спящего Влюблённого с изображением Марии в сценах Рождества ХШ-Х1У веков, Опасность — с образом Иосифа, розовый куст — с древом Иессеевым, и т.п. Заслуга Купа как первого серьёзного исследователя иллюстраций «Романа о Розе», несомненно, велика, однако Кун придавал мало значения связи между текстом и иллюстрацией, сосредоточившись только на анализе иконографии.

Другой взгляд на миниатюры «Романа о Розе» принадлежит Флемингу. Его яркая и интересная книга вызывала и продолжает вызывать немало критики, однако, несмотря на все свои недостатки, остается, пожалуй, основной работой, посвященной связи между текстом и иллюстративным рядом в рукописях «Романа о Розе». Флеминг настаивает на особой, тесной связи текста и иллюстраций. Новые сюжеты, возникающие в миниатюрах и маргиналиях, по Флемингу, вовсе не обязательно порождены непониманием текста, как полагал Кун. Они могут представлять собой некую «глоссу» к тексту, по-своему интерпретировать содержание романа, передавая в изобразительной форме его скрытый смысл. Следует отметить, что и в работе Розамунд Тыов присутствует анализ миниатюр отдельных рукописей, однако в источниковой базе Флеминга насчитывается около ста манускриптов.

95 Kuhn A. Die Illustration des Rosenromans // Jahrbuch der Kunsthistorischen Sammlungen des Allerhöchsten Kaiserhauses XXXI, Heft 1, 1913-1914. S. 1-66.

Флеминг достаточно резко критикует своих предшественников, в частности Алана Ганна, за неисторичное восприятие источника и модернистскую трактовку Жана как утверждающего новое, жизнерадостное мировоззрение, противопоставленное средневековому католицизму. В отношении так называемого «Спора о Розе», произошедшей в начале XV века, Флеминг принимает сторону защитников «Романа о Розе» и призывает не рассматривать всерьез аргументы Кристины де Пизан96.

Флеминг считает главным источником «природной теории» Жана де Мена Послания апостола Павла. Природа в «Романе о Розе» — уже не «рига natura», «чистая природа», а «natura post peccatum Ade», «природа после грехопадения Адама»97. Вслед за Розамунд Тыов, Флеминг видит в «Романе о Розе» огромную моралистическую аллегорию, исполненную сатиры, граничащей с кощунством. «В Романе о Розе любовь является религией.

98

Подобным образом установленная религия явно пародирует христианство» . Однако, по мнению Флеминга, эта пародия не направлена против христианства, а обличает греховную и несовершенную природу человека.

Несколькими годами позже появилось исследование филолога Джорджа Эконому «Богиня Природа в средневековой литературе»99. Его монография может быть отнесена и к изучению «истории идей», поскольку рассматривает изменения в философских и отчасти в научных представлениях о Природе. Эконому, уделив внимание античным «философским истокам» средневековых представлений о Природе (прежде всего у Аристотеля и Платона) и раннему средневековью, подробно останавливается на произведениях латинских богословов и поэтов XII века, Бернарда Сильвестра и Алана Лилльского. Он выделяет основные типы персонификации Природы (natura plangens и natura procreatix) и

96 Fleming J. V. The Roman de la Rose. P. 17, 47^18.

97 Ibid. P. 195. Флеминг посвящает Природе главу «Natural and Unnatural Nature». Ibid. P. 186-249.

98 Ibid. P. 205.

99 Economou G. D. The goddess Natura in medieval literature. Cambridge, 1972. прослеживает то, как используется Жаном де Меном предшествующая традиция. В своей работе Эконому придерживается более осторожной позиции, чем большинство вышеперечисленных исследователей «Романа о Розе», смягчая проблему трактовки роли Природы, но и в какой-то степени уходя от её разрешения. Природа, согласно его точке зрения, действительно «обманута» Венерой и богом Любви, но «морально нейтральна в поэме Жана. Её может использовать Венера, поскольку инстинкт воспроизводства лежит в основе могущества Венеры. Разум у Жана, в отличие от Разума у Гильома де Лорриса, не осуждает любовь как глупую и бессмысленную»100. При этом Эконому не использует материал рукописной традиции, в том числе изобразительные источники, и, что гораздо важнее, мало учитывает исторический контекст возникновения «Романа о Розе» и историю его последующего восприятия современниками. Кроме того, он отказывается рассматривать концепцию Флеминга, что не мешает ему ссылаться на статью последнего в подтверждение некоторых своих тезисов101.

В конце прошлого века исследователи, продолжая искать новые подходы к изучению «Романа о Розе», стали уделять значительное внимание теме распространения «Романа о Розе» и его восприятия в Средние века. В сборнике статей «Переосмысляя Роман о Розе: Текст, Образ, Распространение» рассматриваются самые различные аспекты восприятия, в том числе и через иллюстративную традицию102. Пьер-Ив Бадель изучает судьбу «Романа о Розе» в XIV-начале XV века, упоминания о романе у различных авторов и влияние романа на другие произведения, показывает, что «Роман о Розе» пользовался популярностью во всех образованных кругах (у части горожан, представителей духовенства, дворянства, и даже

1П^ королевской семьи) . Бадель рассматривает «Ссору из-за Розы»,

100 Econumou G. D. Op.cit. Р. 124.

101 Ibid. Р. 197, 199.

102 Rethinking the Romance of the Rose. Text, Image, Reception. Philadelphia, 1992.

103 Backl P-Y. Le Roman de la Rose au XIVe siècle. Etude de la reception de l'oeuvre. Geneve, 1980. характеризируя её как «диалог глухих», «un dialoque de sourds», из-за нежелания и неспособности спорящих понять друг друга.10'1 Сильвия Хыоот дополняет исследование Баделя, посвятив монографию «Роман о Розе и его средневековые читатели» анализу рукописной традиции, тексту поэмы и его вариантам, маргинальным вставкам, позднейшим переложениям «Романа» Ги де Мори и Гийома де Машо105. Она также рассматривает иконографию и «визуальную глоссу» на примере одного конкретного манускрипта (BNF, Ms. Fr. 25526). Хыоот полагает, что «детальное исследование отдельных кодексов предоставляет различного рода свидетельства того, что Розу читали в разных слоях общества и адаптировали к вкусам и интеллектуальным изыскам различных кругов»106. Хыоот признает значение исследования Флеминга по иконографии «Роман о Розе». Однако она считает его оценку восприятия романа как моралистического слишком категоричной, тогда как

107 средневековые читатели могли воспринимать роман по-разному . В то же время некоторые исследователи продолжают полемику в русле

108 традиционных проблем. Так, Пер Никрог защищает точку зрения Ганна . Он критикует последователей Робертсона, «Robertsonians» (Флеминга и Тыов)109.

Отечественных исследований, посвященных «Роману о Розе», относительно немного, если учесть значение этого произведения для истории культуры. Помимо упоминаний и кратких описаний в пособиях по истории европейской литературы110, следует упомянуть ряд специальных статей111.

104 Badal P-Y. Le Roman de la Rose au XlVe siècle. P. 414

105 Huot S. The Romance of the Rose and its medieval readers: interpretation, reception, manuscript transmission. Cambridge, 1993.

106 Ibid. P. 11.

107 Ibid. P. 11-12, 14-15.

1 ПХ

Nykrog P. Obscene or not obscene: Lady Reason, Jean de Meun, and the fisherman from Pont-sur-Seine // Obsccnity: Social Control and Artistic Creation in the European Middle Ages. Ed. Jan Ziolkowski. Brill, 1998. P. 319-331.

109 Ibid. P. 322. В числе прочего, Никрог видит в розе аллегорию женских половых органов (Р. 321).

110 Смирнов А. А. Городская литература с конца XII в. до Столетней войны // История французской литературы. Т. 1. M.-J1. 1946. С. 150-154; Самарин Р. М., Михайлов А. Д.

И. Ф. Рязанова считает взгляды Жана де Мена новаторскими и

1 1 ^ сформировавшимися, главным образом, под влиянием аверроизма Статья М. К. Поповой «Идеи схоластической натурфилософии шартрской школы и образ природы в «Романе о Розе» фактически посвящена сопоставлению образа природы у Бернарда Сильвестра и у Алана Лилльского, как представителей шартрской неоплатонической школы XII века, тогда как анализу образа природы в «Романе о Розе» уделено очень мало места. Это объясняется тем, что, как пишет Попова, «вся часть поэмы, связанная с этим аллегорическим персонажем [Природой] не была самостоятельной. Жан де Мен пересказывает здесь латинский «Плач Природы» Алана Лилльского»113. Подобный подход представляется достаточно спорным в свете рассмотренных выше исследований. По мнению Поповой, «Жан де Мен синтезирует в «Романе» аристотелевскую и платоновскую линии философии XIII века»11'. Она утверждает, что «в духе городской литературы «Роман» реабилитирует плоть, земную природу человека. Жан де Мен противопоставляет возвышенной куртуазной любви земную, заложенную в человеке природой и служащую прежде всего для продолжения рода»115. Интересно, что статья Поповой содержит ссылку на Флеминга, но по

Животный" эпос и дидактико-аллегорическая поэма // История всемирной литературы. Т. 2. М. 1984. С. 580-583.

111 Попова М. К. «Идеи схоластической натурфилософии шартрской школы и образ природы в «Романе о Розе» // СВ. № 51(1988). С. 115-132; Рязанова И. Ф. Мораль и политика в «Романе о Розе» // Жанр романа в классической и современной литературе. Махачкала, 1983. С. 91-99; Она же. «Роман о Розе» как отражение религиозной борьбы в Парижском университете в 70-е гг. XIII в. // Актуальные проблемы критики религии и формирования атеистического мировоззрения. Махачкала, 1982. С. 56-66; Полякова С. В. К вопросу о византино-французских литературных связях («Повесть об Исмине и Исминии» Евмахия Макремволиста и «Роман о Розе» Гийома де Лоррис) // ВВ. 1976. 'Г. 37. С. 114-122.

112 Рязанова И. Ф. «Роман о Розе» как отражение. С. 59.

1 1 Ч

Попова М. К. Идеи схоластической натурфилософии . С. 120.

114 Там же. С. 119.

115 Там же. С. 116. совершенно незначительному поводу, никак не упоминая о выработанной этим исследователем трактовке образа Природы116.

Данный историографический обзор не претендует на всеобъемлющую полноту, но достаточно четко показывает, что в историографии существуют различные оценки «Романа о Розе» и «Книги Сидрака», и что тема научных представлений в этих аллегорико-дидактических сочинениях не изучена в достаточной мере. Как правило, связанные с этой темой сюжеты рассматривается только в отдельных главах монографий или статьях, полноценных работ, посвященных ей, не существует до сих пор. Это отмечал Б. Рибемон, в предисловии к сборнику статей по средневековому энциклопедизму выразивший желание «увидеть, как развивается изучение

117 этих текстов, столь часто пребывающих в забвении» .

Роман о Розе» и «Книга Сидрака» давно привлекают внимание исследователей из разных областей гуманитарного знания, и отдельные аспекты настоящего исследования в ряде случаев затрагивались в статьях или главах монографий. Однако представленные в этих сочинениях научные представления в целом, проблема их значения и рецепции до сих пор не становились предметом научной работы, посвященной непосредственно этим вопросам. Таким образом, основными задачами данного исследования являются как характеристика научных представлений в аллегорико-дидактической литературе на народных языках (на примере «Романа о Розе» и «Книги Сидрака»), так и прослеживание реакции на них в позднейший период. Эти задачи подразумевают рассмотрение целого ряда проблем и смежных вопросов, что определяет структуру данной работы.

116 Там же. С. 119. Попова ссылается на Флеминга, как на одного из исследователей, отмстивших «высокие художественные достоинства», которыми отличается «последняя глава «Романа о Розе».

117 Ribémoní В. De Natura Rerum. Études sur les encyclopédies médiévales. Orléans, 1995. P. 5.

В первой главе речь пойдет о восприятии знания как такового в аллегорико-дидактической литературе на народных языках — его ценности, духовной и/или материальной пользы, его доступности или сокрытости от неофитов. Также необходимо определить причины выбора народного языка вместо латыни в качестве средства передачи знания новой аудитории. Эти сюжеты будут рассматриваться параллельно с темой самоидентификации средневекового интеллектуала — автора аллегорико-дидактического сочинения. Эта тема включает такие аспекты, как проблема авторства и изменения роли автора в преимущественно анонимной литературной традиции; социально-политические взгляды автора; этические представления и восприятие себя в качестве носителя знания. Затем от «мудреца» мы перейдем ко второму участнику классического дидактического диалога — государю. В этой связи будут затронуты вопросы значимости наук для правителя и его отношения к знаниям, происхождения и роли жанра беседы с «вопрошающим государем», яркий пример которой представляет «Книга Сидрака». После власти земной в центре нашего внимания окажутся иные формы власти: власть Творца над миром и небесная иерархия; власть Природы, назначенной Богом следить за воспроизводством всего живого; власть противостоящей ей Смерти; и, наконец, власть Фортуны, которая распоряжается судьбами людей. Все эти виды власти будут рассматриваться в связи с темой знания, чтобы показать, как в представлении средневекового автора знание может быть бессильным против сверхъестественного или, напротив, способно помочь человеку выстроить свой жизненный путь.

Вторая глава посвящена медицине, гигиене и представлениям о человеческом теле. Прежде всего, мы будем говорить о присутствии в аллегорико-дидактических сочинениях элементов медицинских знаний, травников и рецептов, правил гигиены и заботы о теле. Также будут подробно рассмотрены аспекты этического и эстетического восприятия тела, которые неизбежно влияли на изучение строения и функционирования человеческого тела. Большой пласт тем связан с проблемой воспроизводства, беременности и продолжения рода, которой уделяется много места в изучаемых текстах.

В третьей главе основной акцент будет сделан на тех научных представлениях в аллегорико-дидактической литературе, которые так или иначе связаны с идеей постижения тайн мироздания и управления им. Поскольку ключом к постижению сокрытого считалась астрология, то прежде всего речь пойдет об астрологических и астрономических представлениях, их статусе и репрезентативности в аллегорико-дидактических сочинениях. Затем — об алхимии, обещавшей человеку равные возможности с Природой. Оптика также присутствует здесь в качестве науки, позволяющей постигать механизм и тонкости визуального восприятия. И, наконец, магия — не как научное или квазинаучное явление, но как сопутствующий ему феномен.

Анализ дидактических сочинений, реинтерпетирующих научное знание в новой форме, обусловленной созданием литературы на народном языке, также в определенной степени подразумевает обращение к семиотике и, в ее рамках — к прагматике, поскольку речь идет как раз об интерпертации знаков, символов и понятий, усвоении и восприятии их интерпретатором.

Оба избранных мной источника имеют богатую рукописную традицию, и поэтому особого внимания заслуживают иллюминированные манускрипты, которые, через анализ иконографии иллюстраций, их связи с текстом, предоставляют дополнительные возможности для изучения истории восприятия аллегорико-дидактического сочинения в Средние века. Очевидно тесное взаимодействие текста и иллюстраций. В иллюстрированных рукописях «Роман о Розе» или «Книга Сидрака» принимали такую форму, какая была угодна их читателю, переписчику, художнику. Читатель отмечал привлекшие его внимание строки комментариями и рисунками на полях, писец удалял неудачные, на его взгляд, места из текста и добавлял новые, иллюстратор выбирал те сюжеты, которые интересовали его или заказчика рукописи. Таким образом, полноценное историческое исследование аллегорико-дидактического произведения на народном языке ХШ-первой половине XIV века и его позднейшей рецепции возможно лишь при использовании инструментария как истории литературы, так и истории искусства. Хотя объем исследования и масштаб поставленных задач не позволяет целиком анализировать отдельно взятые иллюминированные рукописи, во всех главах значительное место будет отводиться именно иллюстративному материалу.

Как можно видеть, существуют все условия для дальнейшего изучения научных представлений в аллегорико-дидактических сочинениях на народных языках на материале столь значимых представителей этого жанра, как старофранцузские «Роман о Розе» и «Книга Сидрака», причем именно с помощью междисциплинарного подхода, обращения к истории искусства и филологии.

Заключение диссертации по теме «Исторические науки», Панфилов, Федор Михайлович

Заключение

Появление аллегорико-дидактических сочинений на новоевропейских языках неизбежно влекло за собой выработку нового литературного и научного дискурса, который позволил бы без существенного урона перелагать заимствования из латинского корпуса знаний, а в перспективе — и создавать научные трактаты. В ХШ-начале XIV века автор дидактического сочинения, как правило, выступал в качестве переводчика и компилятора. Пример Жана де Мена хорошо показывает, какую роль играла переводческая деятельность в жизни автора этого периода и какое значение могли иметь сделанные им переводы в позднейший период. Наблюдается определенный отход от предшествующей средневековой традиции: стандартное принижение автором собственной роли ради смирения превращается в своего рода кокетство, когда Жан де Мен вставляет иронические упоминания о себе в текст романа или когда Брунетто Латини подчеркивает свою скромную роль компилятора. Анонимность же, как в случае «Книги Сидрака», может использоваться скорее для того, чтобы приписать авторство текста древнему мудрецу и тем самым повысить статус своего сочинения.

Возросшее внимание к интеллектуальному труду соотносится и с особым позиционированием в обществе ученого человека, с обостренным вниманием к теме врожденного и приобретенного благородства человека. Разумеется, путь религиозного откровения, благодати в любом случае ставится неизмеримо выше мирского знания, равно как и власть земная уступает власти небесной. Однако достоинство, приобретенное личными качествами, трудами и учением, оказывается выше благородства, передаваемого по праву рождения и это противопоставление также имеет определенный социальный подтекст. Ученость и знание предстают в аллегорико-дидактических сочинениях необходимым атрибутом идеальной земной власти. Достойный государь, если сам не может предаться наукам изза лежащих на его плечах тягот правления, все же должен быть с ними знаком или, по крайней мере, прибегать к советам мудреца. В эту схему встраивается и архетип диалога государя и мудреца, ярко выраженный в «Тайная Тайных», и реалии XIII-XIV веков, когда короли окружают себя образованными людьми, заказывая им переводы и новые сочинения. В то же время, для читателя, не располагавшего личным астрологом или придворным философом, сочинения, подобные «Книге Сидрака», предлагали иллюзию самостоятельного взаимодействия с тайным знанием — через составление гороскопов, знание упрощенных основ физиогномики или рецептов снадобий. Конечно, путаница и малопригодность подобных инструкций ставит под вопрос их «эффективность». Однако сама доступность советов некого мудреца, изложенных не на латыни, а на хорошо понятном читателю языке, уже являлась большим преимуществом, и это подтверждается популярностью «Книги Сидрака».

Сама власть воспринимается в «Книге Сидрака» как «наука», наряду с «наукой войны» и «искусством рыцарского служения», l'art de chevalerie. Создавая образ идеального государя, автор анонимной энциклопедии уделяет много места роли правителя на поле брани, тем познаниям в военном деле, которыми должен обладать государь. Продолжая и развивая традиции XII века, авторы сочинений на новоевропейских языках проявляют интерес, помимо власти земной, и к власти небесной, уделяя место небесной иерархии, аллегорическим образам Природы как наместницы Бога на земле, власти Смерти и Фортуны. Эти образы находят отражение в иллюстративной традиции XIV-начала XVI века, подчеркивающей те или иные их аспекты — царственную сущность Природы, интерпретацию Бога как «Зерцала» всего сущего и «вселенского императора», всевластие Смерти над бренной частью человека, изменчивость и непредсказуемость Фортуны. Фортуна оказывается связана и с возможностью проникнуть в тайны своей судьбы, используя астрологию. Именно «колесом фортуны» (или «колесом астрономии») назван в «Книге Сидрака» астрологический инструмент, используемый для составления гороскопа.

Книга Сидрака» служит примером того, как дидактическая «энциклопедия» на народном языке вбирает в себя множество тем, актуальных в контексте научных, этических и эстетических представлений о теле в рассматриваемый период. Эти темы зачастую освещаются с изрядными упрощениями и искажениями, но их присутствие в сочинении на народном языке показывает, что анонимный автор стремился донести доступные ему знания до новой аудитории. Несмотря на популярный характер своего сочинения, автор пытается сохранить за передаваемым знанием тот высокий статус, который придавался ему в оригинальных источниках, как это можно наблюдать в случае с физиогномикой. «Книга Сидрака» не содержит термина «физиогномика», однако необходимое королям учение о признаках, определяющих природу человека, очевидно является кратким вариантом этой античной теории, принятой средневековыми учеными. Создаваемый же в «Книге Сидрака» образ идеального человека соответствует важнейшему для эстетики XIII века принципу соразмерности пропорций. Практическое значение изложенных в энциклопедии сведений подчеркивают обширные списки рецептов и лечебных трав, описания болезней и способов лечения — не слишком умелые, но все же малые копии настоящих медицинских трактатов и травников. Большое количество вопросов посвящено темам cura corporis — гигиене, диетологии и режиму сна. Хотя «Сидрак» не предлагает некой связной концепции астрологической медицины, это не мешает ему признавать влияние небесных тел на рождение человека, хотя и с определенными нюансами.

Проблематика тела в «Книге Сидрака» практически всегда связана с балансом духовного и телесного. Зачастую две эти стороны не вступают в противоречие или даже демонстрируют полное взаимопроникновение (душа, обитающая в крови и поддерживающая жизнь в теле, но вынужденная покинуть тело, когда то утрачивает всю кровь). Но иногда, как в вопросах сексуальной тематики, это зыбкое равновесие переходит в очевидный конфликт: если для тела мужчины якобы полезно возлежать с женщинами разного темперамента в разные времена года, то для души полезно хранить верность законной супруге. В таких случаях анонимный автор не делает никаких выводов, предоставляя читателям самостоятельно расставлять акценты и делать выбор. «Роман о Розе», не содержащий медицинских сведений, позволяет глубже рассмотреть проблему этического и эстетического восприятия человеческого тела, наготы и сексуальной жизни. Анализ реакции на текст и иллюстративной традиции рукописей в Х1У-ХУ веках позволяют сделать вывод, что многие этические противоречия и «непристойности» не казались таковыми в ХШ-первой половине XIV века, но приобрели негативный характер в позднейший период в связи с кардинальным изменением во вкусах образованной элиты и в религиозной морали.

В целом, позднейшая критика, как правило, наглядно демонстрирует, что изменения в структуре языка, появление новых литературных стилей постепенно ухудшали отношение к средневековым сочинениям. При всей их недавней популярности, тексты ХШ-начала XIV века казались грубыми, полными ошибок, устаревшими и просто тяжелыми для восприятия. Иллюстрацией этого может служить пренебрежительный отзыв Буало в «Поэтическом искусстве», где поэт сперва пишет о «Вийоне, что первым сумел в те грубые века / Размотать перепутанное искусство старинных наших романистов», а потом добавляет в примечании: «Большинство старинных наших романов написаны смешанным и беспорядочным стихом, подобно роману о Розе и многим другим»552. В результате, аллегорико-дидактические

552 «Villon sut le premier, dans ces siècles grossiers, / Débrouille l'art confus de nos vieux romanciers»; «La plupart de nos anciens romans françois sont en vers confus et sans ordre, сочинения подвергались не слишком удачным переработкам и уходили в забвение.

Присутствующие в аллегорико-дидактических сочинениях представления, связанные с астрологией, алхимией, оптикой, отражают актуальные для научной мысли XIII века, темы, которые зачастую рассматриваются в духе схоластической традиции. Так, Жан де Мен в «Романе о Розе» придерживается аристотелевской теории элементов. При рассмотрении вопросов оптики, названной им «учением о зрении», он обращается к авторитету Аристотеля и арабского ученого Альхазена. В рассуждении об алхимии Жан показывает себя сторонником ртутпо-серной теории и преобразования металлов. Но, главное, алхимия становится в «Романе о Розе» единственной наукой, способной сравниться с созидающей силой природы. Таким образом, Жан отстаивает высокий статус этой науки. Это объясняет, почему в последующие столетия Жан де Мен считался алхимиком и автором ряда алхимических сочинений. При этом Жан де Мен придерживается характерного для его времени представления о том, что науки открыты лишь узкому кругу избранных. В «Книге Сидрака» схожее представление несколько нивелируется самим фактом подробного или краткого изложения «простецам» подобных знаний. Читателям опять же дается возможность почувствовать себя приобщенными к тайным и сокровенным наукам, вернее, к тому, что преподносится им под видом подобных сведений.

В соответствии с аристотелево-птолемеевской геоцентрической системой, Жан де Мен описывает вращение восьмого неба по «великому кругу Зодиака» и планет — по эпициклам. Подробно рассматривается вопрос о лунных пятнах, истолковываемый в соответствии с теорией Аверроэса о различной плотности луны. В романе присутствует ряд астрологических comme le roman de la Rose, et plusieurs autres». Oeuvres complètes de Boileau Despréaux. P., 1820. P. 316, 323. сюжетов; но Жан де Мен не упоминает астрологию и не говорит о ней как науке. Однако он высоко оценивает астрономию, знание которой позволяет предсказать действия небесных светил. Противопоставляя друг другу свободную волю и воздействие на человека небесных тел, выступающих орудием предопределения, Жан де Мен приходит к компромиссному выводу: предопределение существует, но при желании человек в силах его изменить.

Книга Сидрака», напротив, придает астрологии колоссальное значение. Если в «Романе о Розе» астрологические сюжеты играют второстепенную роль, то наличие катальных гороскопов для всех сочетаний знаков Зодиака и планет, подробные описания небесных тел, планет и знаков, инструкции по составлению гороскопов и гаданию явно в значительной степени обусловили дальнейшую популярность «Книги Сидрака» среди средневековых читателей. Однако определенная «всеядность» автора анонимной энциклопедии приводит к смешению астрологии с запрещенными магическими практиками. С другой стороны, в «Романе о Розе» магия и народные поверья подвергаются осуждению и воспринимаются как проявление невежества. В этом отношении авторы «Книги Сидрака» и «Романа о Розе» во многом придерживаются полярных взглядов.

Научные представления находят разнообразное отражение в изобразительном ряде различных рукописей Х1У-ХУ1 веков. В рукописях «Романа о Розе» рука художника помещает в текст изображение автора или вовсе «впускает» автора в пространство одной из сюжетных сцен, делая его героем повествования. Некоторые циклы отличаются большим иконографическим разнообразием, как, например, изображения Фортуны и ее колеса. Изображения могут крайне емко выражать суть целого раздела, объединяя различные его аспекты. Так, явление Троицы в сосуде с водой в поздней рукописи «Книги Сидрака» одновременно демонстрирует оптический опыт и явленное свыше чудо. Поздние иллюстраторы по-своему воспринимают аллегорическое содержание текстов XIII века. Реалистическая передача перспективы, новый подход к изображению человека в значительной мере изменили художественное восприятие текста романа. Не случайно активное обсуждение и критика романа имеет место в начале XV века, спустя столетие после его написания; к этому времени относится осуждение Жерсоном иллюстраторов «Романа о Розе». Поздние манускрипты действительно содержат довольно яркие сюжеты: в богато иллюстрированной рукописи Douce 195 присутствуют крайне откровенные аллегорические миниатюры («Источник жизни») и астрологический образ Девы с Младенцем.

Аллегорико-дидактические сочинения на новоевропейских языках становятся в XIII-XIV веках своеобразными сателлитами университетской, латиноязычной науки, донося до светских illitterati элементы актуального для данного периода знания вкупе с осколками устаревших представлений и фантазиями своих авторов. Однако, каким бы ни было качество предоставляемых сведений, они излагались доступным языком и неизбежно привлекали внимание читателей. При этом перевод не всегда предполагал упрощение оригинала, и зачастую язык новых сочинений отличался богатством символов и аллегорий, как показывает случай «Романа о Розе». Так аллегорико-дидактическая литература заставляла круг своих читателей задуматься о возможности познания мироустройства и в значительной степени способствовала секуляризации общества и популяризации знания, тем самым подготавливая почву для коренных изменений в науке и обществе позднего Средневековья и раннего Нового времени.