Коммуникативная стратегия славянофильского журнала "Русская беседа": 1856-1860 тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.10, кандидат филологических наук Цвелева, Наталья Павловна

• Цвелева, Наталья Павловна
• кандидат филологических наук
• 2011

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Цвелева, Наталья Павловна

Введение.

Глава 1. Религиозно-философская и эстетическая концепция журнала « Русская беседа».

Глава 2. Национальная идея России и способы ее реализации в журнале.

§ 1. Идея национальной самоиндентификации русского и славянских народов в публикациях «Русской беседы».

§ 2. Историческая тема и ее роль в журнале.

Глава 3. Синтез публицистики и беллетристики в разделе

Изящная словесность».

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Коммуникативная стратегия славянофильского журнала "Русская беседа": 1856-1860»

Интерес к наследию славянофилов возникает периодически в течение ста пятидесяти лет. Меняются времена, идеологические установки, общественно-политическая ситуация в России, эстетические вкусы, но вновь и вновь исследователи обращаются к философским и богословским трудам А. С. Хомякова и И. В. Киреевского, к художественным произведениям С. Т. Аксакова и его сыновей, к филологическим изысканиям П. В. Киреевского и А. Ф. Гильфердинга, к публицистике Ю. Ф. Самарина и А. И. Кошелева. Мотивация изучения наследия славянофилов, а также выводы и оценки их роли в общественно-культурной жизни России определяются мировоззренческой позицией ученых, доминирующей в литературоведении и историософии, точкой зрения, системой отсчета, которые трансформировались, корректировались в течение XIX и XX веков. Суждения колебались от уважительно-заинтересованных до некорректных и оценочно-негативных. Прежде чем перейти к анализу публикаций и определению коммуникативной стратегии славянофильского журнала «Русская беседа» с современных методологических позиций, необходимо дать краткий обзор существующих оценок взглядов русских религиозных философов и публицистов, которые сложились у исследователей как дореволюционного, так и советского периодов.

Следует отметить, что уже среди современников славянофилов не существовало единомыслия и полного понимания целей и задач, мировоззренческих основ, составлявших суть «московского кружка».

Нет необходимости говорить о возникновении двух течений, западников и славянофилов, в русской общественной жизни 40-60-х годов XIX века. Эта проблематика достаточно полно и подробно представлена в монографии В. И. Кулешова «Славянофилы и русская литература» (Кулешов: 1976), а также в исследовании «История русской журналистики XVIII—XIX вв.» под ред. Е. А. Громовой (2003).

О том, что название «славянофилы» не определяет сущности религиозно-философских и литературно-эстетических воззрений участников этого движения, говорили они сами. «Мы себе никаких имен не давали, никаких характеристик не присваивали, а стремились быть только не обезьянами, не попугаями, а людьми, и притом людьми русскими» (Кошелев: 1991, 102).

Славянофилы самоиндентифицировали себя иначе, чем их противники. К. С. Аксаков предлагал название «русское направление», Ю. Ф. Самарин — «московское направление», А. С. Хомяков — «славяно-христианское направление». «Самобытники» — так определял направление А. И. Кошелев.

Нас всех прозвали славянофилами, но это прозвище вовсе не отражает сущности нашего направления. Правда, мы всегда были расположены к славянам, старались быть с ними в сношениях, изучать их историю, нынешнее их положение, помогали им, чем могли. Но это вовсе не составляет главного, существенного отличия нашего кружка от противоположного кружка западников» (Там же, 115). Кредо всей творческой деятельности и общественного служения московских «самобытников» — «изучение самих себя», отстаивание права России идти своим путем и в области философии, и в области литературы, науки и искусства. Соизмерять все сферы деятельности с теми религиозно-нравственными критериями, которые сложились в течение тысячи лет на Руси. «Родословная моего воззрения на нашей, русской почве, — писал Ю. Ф. Самарин, — восходит до 988 года и обнимает ровно 887 лет» (Самарин: 1877, 444). Здесь указаны и истоки славянофильского учения и путь, который избрал святой равноапостольный князь Владимир тысячу лет назад.

А. И. Кошелев в своих «Записках» отмечает: «Мы находили себя и окружающих нас цивилизованных людей утратившими много свойств русского человека, мы считали долгом изучить его преимущественно в допетровской его истории и в крестьянском быте» (Кошелев: 1991, 115).

Стоит прислушаться к анализу тех внутренних позиций славянофильского кружка, который дает А. И. Кошелев, будущий издатель «Русской беседы». Именно идеи возрождения национального самосознания, призывы к изучению уникальной русской духовной традиции, духовных и нравственных основ русского миропонимания, русского способа бытия в мире объединили участников редакции будущего журнала.

К. С. Аксаков в заметках «О русском воззрении» (РБ 1856, № 1) и «Еще несколько слов о русском воззрении» (РБ 1856 № 2) высказывает мысль о необходимости преодолеть «подражательное» направление, внимательно изучить древнерусский опыт и народное мировоззрение. «Великим вспоможением к освобождению от умственного плена, от подражательности, к очищению нашего самостоятельного воззрения служит древнерусская история до известной подражательной эпохи и современный быт народа». И. С. Аксаков поддерживает своего брата в стремлении изучить народную жизнь во всей ее полноте: «Славянофилы допрошали духа жизни в былом, т. е. в истории, в допетровской старине, в современном быте простого народа. В этом заключается все призвание, весь смысл, вся заслуга славянофильства. Их подвиг — был подвиг народного самосознания» (Аксаков: 1873, 252).

Отношение современников к декларациям славянофилов, как известно, было неоднозначным. Образованное общество, русская интеллигенция, воспитанная на западноевропейской культуре, не понимала и не принимала того пути, по которому предлагали развиваться России А. С. Хомяков и его единомышленники. Известный западник Б. И. Чичерин писал: «Вся проповедь славянофилов представлялась мне чем-то странным и несообразным, она шла наперекор всем понятиям, которые могли развиться в моей юношеской душе. Я пламенно любил Отечество и был искренним сыном Православной церкви, с этой стороны, казалось бы, это учение могло меня подкупить. Но меня хотели уверить, что весь верхний слой русского общества, подчинившийся влиянию петровских преобразований, презирает все русское и слепо поклоняется всему иностранному» (Чичерин: 1991, 21). В этом высказывании современника обнаруживается не столько неприятие лозунгов славянофилов, сколько фундаментальное расхождение во взглядах на прошлое, настоящее и будущее России. Судить объективно, оценивать не поверхностно, а основательно возможно лишь тогда, когда изначальная система координат совпадает. Чичерин преувеличивает радикализм славянофилов. «Меня уверяли, что высший идеал человечества — те крестьяне, среди которых я жил. Мне внушали ненависть ко всему тому, чем я гордился в русской истории, к гению Петра, к великим подвигам Александра. Просветитель России, победитель шведов выдавался за исказителя народных начал. Вместо Пушкина и Лермонтова меня обращали к Кириллу Туровскому и Даниилу Заточнику, которые ничем не могли меня одушевить» (Там же).

Сам автор этих строк признается, что духовная литература утратила свое значение в русском образованном обществе. Ни А. С. Хомяков, ни братья Аксаковы не умаляли значения преобразовательной деятельности Петра Великого, они сокрушались лишь о том, что эти преобразования не учитывали тысячелетнюю духовную традицию. Воспоминания Б. И. Чичерина дают представление о тех противоречиях, о том противостоянии, которые характеризовали идеологическое пространство русского общества в середине XIX века. В них отмечены многие вопросы, направления, по которым на протяжении десятилетий велись идейные споры: о крестьянстве и реформах Петра, об идеале государственного устройства и круге чтения, о роли литературы и отношении к Западной Европе, об образовании, науке и общественной жизни. Насколько непримиримы были позиции разных идеологических партий, явствует из той сатирической оценки, которую дает Чичерин славянофилам: «Славянофильская партия представлялась какой-то странной сектой. Нельзя было не смеяться и не считать их деятельность некоторого рода самодурством потешающих себя русских бар» (Чичерин: 1991, 21).

Таким образом, мы видим, что спор между западниками и славянофилами касался не только злободневных идеологических проблем, но и вечных истин. И он не окончен до сих пор. Каждая эпоха рождает своих славянофилов, убежденных сторонников христианских взглядов и нравственных основ жизни с Богом. Религиозные по своей сути расхождения осознавали и сами сторонники «русского воззрения»: «Между нами и ими были разногласия существенные. Они отводили религии местечко в жизни и понимании только малообразованного человека и допускали ее владычество в России только на время, пока народ не просвещен и малограмотен. Мы же на учении Христовом, хранящемся в нашей православной церкви, основывали весь наш быт, все наше любомудрие и убеждены были, что только на этом основании мы должны и можем развиваться, совершенствоваться и занять подобающее место в мировом ходе человечества. Они же ожидали света только с Запада» (Кошелев: 1991, 68). Характеризуя западничество, А. Ф. Лосев отмечал: «Западничество в противоположность славянофилам не признавало за русской культурой никакой оригинальности и самобытности и призывало к полному культурному воссоединению с Западом в борьбе с традиционными основами русской мысли и русской жизни» (Лосев: 1990,69).

Чтобы изменить отношение к себе, довести до широких кругов общественности свои взгляды, убедить русское общество в самостоятельности и состоятельности их направления, славянофилам требовался печатный орган, в котором они могли бы публично заявить о своих позициях. Борьба за право иметь такую трибуну продолжалась довольно долго, о чем свидетельствуют историки журналистики. Сложности в организации собственного журнала описаны в истории русской журналистики. (История русской журналистики: 1991, 28). Т. Ф. Пирожкова отмечает те препятствия, которые возникли в цензурном комитете (Пирожкова: 2002, 39).

Ареной споров и дискуссий долгое время оставались литературные гостиные и салоны Москвы. В этих живых горячих беседах выкристаллизовывались положения и принципы, которые послужат идеологической основой будущего журнала «Русская беседа», название которого неслучайно. В беседах, разговорах, спорах создавался славянофильский кружок, потому для издателей и авторов журнала так важен читательский отклик, непосредственный обмен мнениями. Создать круг единомышленников — вот задача редакции журнала. От салонного кружка — к публичной проповеди.

Именно в таком ключе комментируют литературную и публицистическую деятельность славянофилов дореволюционные исследователи. В контексте общеполитической ситуации до 1917 г. существование религиозной философии, народной культуры с ее христианскими идеалами и «положительной» литературой, национально-ориентированной журналистики не вызывало негативных оценок. Просветительская деятельность славянофилов находила достойную оценку в трудах историков литературы, журналистики и общественной мысли.

Для читателей православно верующих взгляды славянофильской школы имеют особый интерес: философия ее может быть названа в строгом смысле православно-христианской философиею. По мнению славянофилов, основою истории должна служить религиозная вера» (Панов: 1880, 67). И. Н. Панов справедливо подчеркивает, что в русском обществе сочувствие к взглядам славянофилов высказывали православно верующие читатели, разделяя их убеждение в том, что богооткровенные истины должны применяться к разнообразным сферам человеческой деятельности, иными словами, все сферы человеческой деятельности должны быть подняты до высоты Божественных истин, согласованы с ними. Этот основополагающий принцип концепции славянофилов мог быть понят и принят только единомышленниками, которые, как и И. Н. Панов, соглашались с тем, что «нет такого ума, который не понимал бы своего бессилия и ничтожества и хотя бы смутно не сознавал необходимости для себя высшего озарения, нет такого сухого и ограниченного сердца, которое не ощущало бы потребности в другой любви, выше той, которую внушают ему предметы земные, нет такой совести, которая не сознавала бы невидимого существования высшего нравственного порядка, нет такой слабой воли, которая не могла бы решиться на самопожертвование за высшую любовь своего сердца». В XIX в. можно было рассчитывать на такое единомыслие, ибо большинство русских людей придерживалось духовной традиции. Однако славянофилы предвидели грядущие опасные отклонения от духовного пути и предугадывали трагические последствия богоотступни- • чества.

Понимание этого момента мы находим у религиозного философа В. В. Зеньковского: «Славянофилы были антизападниками, убежденными защитниками русского своеобразия, а сердцевину и творческую основу этого своеобразия они видели в Православии — и этот религиозный момент собственно и отделил их окончательно от западников. Основной пафос славянофильства лежит в чувстве найденной точки опоры, в сочетании национального сознания и правды Православия» (Зеньковский: 1997, 38).

В дореволюционных исследованиях и комментариях мы находим позитивный взгляд на творчество и общественную деятельность славянофилов, так как эти авторы соглашались, что мировоззренческие позиции «московских любомудров» имеют древнее святоотеческое основание. Религиозные философы задумывались о том, в чем сущность, в чем призвание России, что является центром русского самосознания, и соглашались с тем, что «славянофильское учение есть святорусская правда цельного восточно-христианского соборного просвещения» (Траубе, 1905, 195).

Положительные.стороны в деятельности славянофилов отмечает также А. Н. Пыпин: «Уничтожить подчинение Европе — это была мечта славянофилов. Им казалось, что именно они призваны свергнуть европейское иго и выставить знамя русской самостоятельной мысли, найти истинно народные основы нашего общественного умственного бытия и дать им силу» (Пыпин:-1906, 246).

Действительно, о чем бы ни писали представители «русского направления»: о государственном устройстве России, о развитии литературы, философии, образования, науки, языка или быта, — они стремились восстановить русское своеобразие, самобытность, требовали соизмерять европейские новшества и открытия с опытом русской жизни. Эту принципиальную особенность воззрения славянофильского кружка отмечает и П. А. Милюков в статье «Славянофилы»: «Это направление общественной мысли сложилось из нескольких элементов: национального протеста против заимствований с Запада и философско-исторической теории национальной самобытности» (Милюков: 1900, 307).

Мы видим, что в дореволюционных изданиях, посвященных славянофилам, есть глубокие и серьезные суждения, но, тем не менее, полноты картины не создается. Этих комментариев явно недостаточно для того, чтобы всесторонне и объективно оценить вклад русских религиозных философов, писателей, публицистов в русскую культуру, понять их место и роль в общественной жизни России и в истории русской журналистики. Эта задача стояла перед исследователями будущего. Однако после событий 1917 г. говорить о Православии и его ведущей роли в государственной и культурной жизни Руси стало невозможно. В Советском Союзе на долгие десятилетия имена славянофилов были преданы забвению. Как справедливо отмечает В. И. Кулешов, «их стихотворения не читаются артистами публично, в хрестоматии их почти не включают, даже на филологических факультетах славянофилов-писателей не изучают» (Кулешов: 1996, 14).

Исследователи обращались к творчеству славянофилов лишь с единственной целью: показать реакционный характер их идеологии, подчеркнуть принадлежность к консервативно-помещичьему классу. В советское время одна из дискуссий, посвященная творчеству славянофилов, развернулась в 1941 г. на страницах журнала «Историк-марксист». Историки обсуждали доклад С. И. Дмитриева «Славянофилы и славянофильство (из истории русской общественной мысли середины XIX века)», прочитанный на заседании сектора истории СССР. Собственно, это была не дискуссия, а констатация тезиса о том, что «освобождающемуся человеческому разуму славянофилы противопоставили в качестве основной исторической силы веру, патриархальную феодальную общину, непрерывному движению вперед, прогрессу и развитию — теорию сохранности самобытных «исконных» начал» (Дмитриев: 1941, 14). По мнению автора, конечно, славянофилы стояли на реакционных позициях, их идеи были враждебны революции. Однако стоит отдать должное смелому исследователю, напечатавшему свой доклад в самом начале 1941 г., и признававшему, что «славянофильство— направление очень сложное и во многом противоречивое» (Там же, 94). Другой заслугой С. И. Дмитриева является то, что он наметил периодизацию славянофильского движения: «1 этап— 1839—1857. Становление и расцвет. 2 этап— 1858— 1864. Это годы совершения царской Россией первого шага по пути превращения из монархии феодальной в монархию буржуазную. 3 этап— 18651880. Центральная идея реакционного панславизма» (Там же, 95). Можно спорить о содержательной стороне каждого из периодов, но с тем, что славянофильское направление возникло в первой трети XIX в., согласны все исследователи. Исходным положением для С. И. Дмитриева стал традиционный социологический взгляд. Симпатии его явно на стороне западников. «Западничество тяготело к передовому европейскому порядку, оно шло за передовой научно-философской мыслью Европы к материализму, атеизму, к просветительству. Ведь не славянофилы были властителями дум русской молодежи 40-х годов, а западники Белинский, Герцен, Грановский» (Там же, 97). Это убеждение оставалось неоспоримым на протяжении всего периода господства классового подхода в изучении общественных явлений.

В 1952 г. материалы журнала «Русская беседа» были исследованы историком Е. А. Дудзинской. Само название диссертационного исследования («История журнала как отражение «кризиса верхов» в условиях назревания революционной ситуации») говорит о том, что методологической установкой автора является оценка классовой сущности славянофильского учения. Общественно-политическая ситуация требовала цитирования классиков марксизма-ленинизма, постановлений ЦК ВКП(б), трудов Сталина, в частности, работы «Марксизм и вопросы языкознания». Е. А. Дудзинская ставит вопрос о политической проблематике философских воззрений славянофилов и всех публикаций журнала «Русская беседа»: «В программе журнала нашли отражение взгляды помещиков, вступивших на путь буржуазного развития. Славянофилы имели в виду сохранить феодальные пережитки, задержать появление пролетариата, трепетали перед революцией. Воинствующий поповский идеализм характерен для их философских взглядов. Пропаганда религии — вот цель сотрудников журнала» (Дудзинская: 1952, 10).

Столь безапелляционные оценки и категоричные выводы свидетельствуют о революционной непримиримости последователей вульгарно-социологического метода. Такой подход, конечно, обеднял и искажал мировоззренческую проблематику славянофильского учения, но свидетельствовал о непреложности вывода: каждый исследователь видит свою истину, в исследовательской работе важны не только факты, события, лица и отношения, но еще и их восприятие, интерпретация. А они зависят от той методологической базы, на которой строится работа того или иного исследователя. Пока мировоззренческой позицией служил материализм и атеизм, не могло быть речи о признании объективных заслуг славянофильских авторов. Марксистская традиция считалась непоколебимым основанием исследований, и это обрекало авторов на искаженное понимание русской общественной мысли XIX века, а также журналистики славянофильского направления. Огромную роль в изучении славянофильства играет духовная и политическая ориентация исследователя. Если для православных кругов славянофилы — это православные выдающиеся русские мыслители, то для либералов-западников это далеко не так. Между ученым-материалистом и славянофилом находится, по свидетельству А. И. Герцена, «церковная стена» (Герцен: 1972, 458). Это суждение есть честное признание в практической принципиальной невозможности всестороннего объективного постижения славянофильства людьми с подобным типом мировоззрения. Истинное понимание славянофильского наследия плодотворно лишь в традициях православного мировосприятия. Советская наука оказалась неспособной понять взгляды славянофилов на историю развития России, ее культуры и общественно-политического устройства, ибо пыталась толковать их с позиций материализма и атеизма.

В журнале «Вопросы литературы» в 1962 г. продолжилось обсуждение славянофильского направления. Статья С. А. Машинского, опубликованная в 12, содержит те же оценки и выводы, что и у представителей «классового подхода». «Сопоставляя славянофилов и революционных демократов, мы отдаем себе отчет в том, что имеем дело не с равноценными величинами. Мы не можем забывать, какое движение сыграло выдающуюся роль в освободительном движении нашей родины. Мы помним, что нашими идейными предшественниками были не Хомяков, Самарин, не братья Аксаковы и братья Киреевские, а Белинский, Герцен, Чернышевский, Добролюбов, жизнь и деятельность которых были одухотворены мучительными и героическими поисками правильной революционной теории, той теории, которая взрыхляла почву для усвоения марксизма в России и подготавливала условия для будущей великой революции» (Машинский: 1962, 73).

В советской филологической науке сложился устойчивый стереотип о славянофилах как представителях консервативно-буржуазного течения общественной мысли, безнадежных староверах, явлении архаичном, бесперспективном, далеком от прогресса и современных форм бытия и сознания.

A. Г. Дементьев в своих «Очерках по истории русской журналистики» описал и исследовал славянофильскую журналистику, в том числе и «Русскую беседу», но определил славянофильство как «разновидность реакционно-национального романтизма». (Дементьев: 1951, 19). Вплоть до 80-90-х годов XX в. исследователи были единодушны во мнении, что наши современники, «которые не уклоняются от окончательных классовых определений славянофильства, всегда придут к Белинскому и признают его суждения о них и о проблемах, которые они обсуждали тогда в полемике, единственно последовательными и образцово правильными» (Кулешов: 1996, 250).

B. В. Кантор в работе «Русская эстетика второй половины XIX века и общественная борьба» (Кантор: 1982, 48) в оценке деятельности русских религиозных философов придерживается этой же позиции. Н. И. Цимбаев — большой знаток славянофильства — пишет: «Славянофилам приписывали то высокий патриотизм, то национальную кичливость, то широту души, то ксе-нофибию, то ретроградное стремление сохранить все отжившее, то желание полностью преобразовать Россию, в них усматривали и поборников просвещения, и его гонителей. Как восторженные, так и уничижительные оценки не имели отношения к тому течению русской мысли середины XIX века, что связано с именами А. С. Хомякова, Киреевских, Аксаковых, Ю.Ф. Самарина, Ф. Н. Чижова, к истинному славянофильству. И ныне, спустя сто лет, о славянофилах толкуют вразнобой и охотно, кто с почтением, кто с негодованием» (Цимбаев: 1986, 74).

Это высказывание известного ученого, занимающегося на протяжении многих лет изучением славянофильства, весьма показательно для изменившейся общестенно-политической ситуации конца XX века. Н. И. Цимбаев подвел итог дискуссиям и противостоянию оценочных позиций, справедливо отметив сложность, диалектичность идеологических построений. Он подчеркивает современное звучание тех идей, которые принято называть консервативными, охранительными. «Иногда возникает странное впечатление, что славянофильство-живое общественное явление России конца XX века, и идеи Хомякова и его единомышленников по-прежнему привлекательны для одних и страшны для других» (Цимбаев: 1986, 74).

Е. А. Дудзинская спустя десятилетия также признает актуальность звучания славянофильской проблематики: «Славянофильство принадлежит к темам, которые были и продолжают оставаться предметом оживленных научных споров. Современный интерес менее всего следует объяснять тем, что, длительное время оставаясь в тени, эта тема приобрела обаяние новизны, неизведанности, желанием раскрыть загадку славянофильства». Однако идеологические стереотипы все еще живы, и нам вновь предлагается оценивать роль славянофилов «с позиций идейной борьбы, противостоянием материализма и идеализма, столкновением реформистских и революционных идей» (Дудзинская: 1983, 3).

Автор констатирует, что история этого движения изучена недостаточно и дальнейшая разработка ее является настоятельной потребностью науки. В связи с этим Е. А. Дудзинская намечает новый исследовательский путь в контексте современных мировоззренческих проблем, по которому следует идти исследователю, чтобы глубже понять деятельность русских религиозных философов, тем более что идейно-политические и религиозно-философские искания конца XX — начала XXI века чрезвычайно актуализируют взгляды славянофилов на развитие России.

Крушение коммунистического мировоззрения, состояние идеологического вакуума, переживаемого в настоящее время, как считают исследователи, заставляет нас вспомнить о собственном культурном наследии, об опыте славянофильства. «Эксперимент по созданию «царства свободы людей труда», основанный на полном отрицании собственного исторического опыта и слепом уповании на умозрительные доктрины западноевропейской философской мысли, закончился провалом» (Егоров: 1994, 3).

Еще более трагичны выводы Ю. С. Пивоварова о современном моменте в истории России. В качестве эпиграфа он использовал в своей статье слова гр. А. X. Бенкендорфа: «Прошедшее России было удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается ее будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение». И пишет далее: «Закат России. Все надежды, планы, утопии разрушены. Все реформы провалились. Вместе с ними — революционеры и реакционеры, либералы и космополиты. Экономика и экология, управление и здравоохранение, образование и оборона, труд и капитал, государство и право, церковь и наука и пр. и пр. находятся в положении предсмертном. Но в истории нет места для госпиталя. Да, век удался на славу. Наше влияние в мире приближается к нулю. Таков результат XX века для русских. Готовы ли мы сегодня к ответу на вопрос: почему?» (Пивоваров: 2001, 5). Трагический ход русской истории подтвердил «духовно-выверенный соборный диагноз» (Каплин: 2008, 433) крупнейших представителей русской мысли XIX в., которые много лет назад предсказывали последствия отступления от духовной традиции русского народа. Их также волновала судьба русского народа и других славянских народов, проблемы государственности, взаимоотношения народа и власти, устранение духовного раскола нации.

Возрождение религиозного сознания, восстановление исторической памяти в новой общественно-политической ситуации начала XXI в. позволяет исследователям взглянуть с новых методологических позиций на творчество славянофилов и на всю их деятельность. Страницы современных публицистических изданий и научных трудов предоставляются православным богословам и историкам церкви. «Если выразить одним словом существо и специфику воззрений славянофилов, то этим словом явилась бы церковность. Стремление любую истину веры выразить на основании Священного Предания Церкви и ее Соборного Разума. Критерий церковности — вот тот глубоко осознанный, главный и единственный критерий, которого придерживались славянофилы во всей своей литературной и практической деятельности» (Осипов: 1994, 16).

Подтверждение мысли о том, что носителем нравственных идеалов всегда выступало православие, находим в работах современных деятелей русской церкви. «На протяжении семи веков — с момента Крещения Руси и до Петровских реформ — гармоничное развитие русской культуры обеспечивалось прочным соборным единством русского общества, единством наонально-государственного мировоззрения» (Тихон, архиеп.; 1996, 170). 1 исследованиях и публикациях настоящего времени словно слышатся отголоски тех мыслей

ШШШШ положении, которые сто пятьдесят лет назад высказывали представители «русского воззрения». Появление множества православных Периодических изданий («Русский дом», «Русь православная», «Дух христианина», «Русь державная» и других) свидетельствует об актуальности славянофильских идей. Возрождение и развитие учения славянофилов, ка: сающихся различных сторон русской жизни, представляется актуальной задачей не только для историков, но и для геополитиков. По-иному, с позиций самобытных национальных начал, оценивается и деятельность революционеров-демократов. «Идея мировой революции может считаться одним из аспектов Восточного вопроса — борьбы против Православия и его материальной силы-православного русского царства. Весь пафос революции, выросший на

Западе, был прямо нацелен на Россию» (Нарочницкая: 1999, 23).

Последователи революционно-демократической идеологии как безус -'• V - ' • •■ .' • • - •• •■ к Г' *-.• * ловно прогрессивной могут только удивляться, что в наше время есть иссле-^ дователи, разделяющие и развивающие славянофильскую идеологию и счи-; .у-г г».* ^ . тающие, что Европа «должна научиться у русской христианской традиции» , , . ,ч . ,, ' - ■ ■ ■ щ да •

Зернов: 1995, 11). Сама христианская традиция, консервативная идея станг вятся предметом изучения, возрастает интерес к творческому наследию ела .,. . .,. . вянофилов. По-новому оценивается и сама духовно— национальна-* опиравшаяся на тысячелетнюю традицию. «В последнее время произош невиданный всплеск интереса к русской религиозной ( шлософии. В Совет* ском Союзе религиозные мыслители считались откровенными врагами, у во-, дящими людей от построения современного общества в дебри метафизики:

После стольких лет запрета, с крушением прежних, десятилетиями прогнивавших идеологических доктрин, утративших поддержку, возникла потребность в поиске преемственных связей с дореволюционными традициями. На^ стало время объективно представить хотя оы постановку проблем, cor™ ляющих сущность русской религиозной философии. Восстановление связи/

I — шшшяшвшвшвшяшшшш■имнппмяпнн ченных стремлением понять значимость идеи и неотвратимость

АС rV. v^ ■■■■■■■■ ямнмпввннввянмннпнмнвпшвянннившнпшшвпнянптаннвн (омякова и И. В. Киреевского, К. С. Аксакова и И. С. Аксакова для с< временной России тт .„ - , .---.--.'.г т

Нельзя не согласиться, например, с С. В. Фатеевым, подчеркивающим непреходящее значение тех истин, на которых базировалось славянофилу ское учение. «В самые трудные времена русские люди неизменно обращались за помощью к своему духовному наследию, черпали веру в

МММ силы из лучших творении прошлого, обращались к вечным ценностям отече-ственной мысли. Одной из таких незыблемых первооснов русской культуры было и до сих пор является славянофильское наследие» (Фатеев: 2007, 7).

Духовная литература в целом остается недооцененной в современной науке, хотя литературоведение религиозного направления в последние годы предоставляет читателю свои первые опыты. Задачу литературоведения нового времени М. М. Дунаев сформулировал так: «Мы находимся лишь у истоков долгого процесса обновленного исторического познания русской литературы. Становится ясной важнейшая задача такого познания: переход от социального или чисто эстетического анализа литературы к религиозному» (Дунаев: 2001, 8). Современная филологическая наука призвана к разработке новой концепции и русской журналистики, которая учитывает именно православную традицию.

Данная диссертация, посвященная анализу тематического и жанрового своеобразия славянофильского журнала с новых мировоззренческих позиций, вносит свой вклад в развитие этого направления в филологической науке. Свидетельством возрастающего интереса к наследию православной культуры являются также конференции, посвященные деятельности славянофилов, публикации материалов этих международных форумов. Переиздание произведений славянофилов также является фактом развития данной тенденции.

Однако исследователи констатируют, что «определение места славянофильства в общественном движении прошлого века представляется делом будущего: наследие освоено лишь частично. Важность обстоятельного изучения проблем славянофильства диктуется не только его наименьшей изученностью по сравнению с современными ему течениями русской общественной мысли, но и односторонностью бытовавших прежде представлений о нем, умалением вклада, внесенного славянофилами в общественно-политическое движение России» (Пирожкова: 2002, 3). Новые подходы, новое мировоззрение, освобожденное от идеологических догм, позволяет использовать адекватную методологию и уяснить действительное положение славянофильского направления, его значимость и актуальность, понять предупреждения религиозных мыслителей об опасности антирелигиозности, беспочвенности, антигосударственности, о последствиях отрицания «проясненных славянофилами начал русского народного духа» (Гусев: 1997, 25).

Даже краткий обзор научной литературы свидетельствует о том, что проблематика учения славянофилов, их журналистская, литературная деятельность нуждаются в дальнейшем исследовании, поисках новых подходов, обеспечивающих подлинно научное, всестороннее осмысление данной темы.

Учитывая опыт объективного исследования славянофильства в работах Т. Ф. Пирожковой, Н. Н. Зернова, В. В. Гусева и других, намеченные ими пути дальнейшей разработки тем, связанных с религиозно-философскими и литературно-эстетическими воззрениями участников этого движения, мы ставим целью своей работы анализ коммуникативной стратегии журнала, проблематики и жанрового своеобразия публикаций «Русской беседы». Печатный орган славянофилов издавался с 1856 по 1860 год в Москве под редакцией А. И. Кошелева и его единомышленников.

Актуальность темы, как было показано выше, обусловлена ее недостаточной разработанностью в современной науке. Современная филологическая наука призвана к разработке новой концепции русской журналистики и литературы, которая учитывает именно православную традицию. Настоящая диссертация, посвященная изучению своеобразия художественного мира произведений, опубликованных в журнале «Русская беседа», предполагает продолжение такого рода исследований, обладает научной значимостью в плане углубления и развития темы православия и художественного творчества, вносит свой вклад в развитие религиозного литературоведения (Тарасов: 2008, www.zpu-journal.ru).

Журналисты славянофильского направления, объединившись в редакции «Русской беседы», создали особое направление, основанное на концепции духовного быта и бытия человека, определение роли и значения которого в общекультурном процессе эпохи является насущной необходимостью.

Диссертация является исследованием целостного культурно-исторического явления, которым был славянофильский журнал «Русская беседа».

Материал исследования — славянофильский журнал «Русская беседа» в единстве художественно-публицистических текстов с их жанровыми и стилевыми особенностями как феномен религиозного типа художественного сознания в русской журналистике. Поэтические и прозаические произведения, литературно-критические статьи, рецензии, очерки, воспоминания и биографии воплощают характерные христианские темы и мотивы, раскрывают оригинальность образного запечатления действительности, свойственного православному мироощущению. В творчестве славянофилов получили свое развитие жанры этнографического очерка, мемуарной прозы, духовной поэзии, рецензии-эссе. Позиция автора, человека православной культуры, влияла на выбор героя повествования, на отношение автора к явлениям и событиям. Доминирующим нравственным принципом любви к Богу и человеку определялись художественные особенности литературных произведений и в целом вся поэтика журнала.

Актуальность исследования заключается в комплексном подходе и концептуальном осмыслении славянофильского направления как особого явления в общественной жизни середины XIX в., воплотившегося во всей полноте и многообразии в журнале «Русская беседа». Новизна исследования заключается также в обращении к творчеству малоизвестных писателей, близких по мировоззрению и способам художественного изображения, что и позволяет говорить об определенном славянофильском направлении в русской журналистике середины XIX века.

Цели исследования:. рассмотреть тематику и жанровое своеобразие публикаций «Русской беседы» и выявить признаки, характеризующие журнал как целостную нравственно-эстетическую систему.

В соответствии с целями исследования в диссертации поставлены следующие задачи: проанализировать проблематику и жанровую специфику публикаций журнала «Русская беседа», подчеркнув приоритеты жанровых установок; выявить особенности поэтики этнографического очерка, мемуарной прозы, духовной поэзии, литературной критики и публицистики славянофилов, определяемые православным мировоззрением; показать значимость создания народного характера в публицистике славянофилов, определив его специфику, определяющуюся не только социальными, но, прежде всего, духовно-этическими критериями; рассмотреть в историко-литературном контексте произведения малоизвестных авторов, подчеркнув их значение в формировании славянофильского направления «положительной» литературы, и выявить их типологическую общность; исследовать характерные для славянофильского направления христианские темы и мотивы, образы, авторскую позицию; обосновать роль славянофильского духовно-религиозного направления в развитии русской журналистики, имеющего равноправное значение наряду с революционно-демократическим в историко-культурном процессе середины XIX в.; сформировать научно-репрезентативное представление о творчестве славянофилов в журнале «Русская беседа» как практическом воплощении их философско-религиозной, нравственно-этической и литературно-эстетической концепции.

Комментарий и анализ материалов журнала будет носить не хронологический (из года в год, от номера к номеру), а жанрово-тематический характер. Этот подход представляется в научном плане более продуктивным, так как приоритет тех или иных тем и жанров особенно наглядно отражает позицию журнала и коммуникативную стратегию в целом. Мы оставляем за пределами своего исследования те материалы «Русской беседы», которые уже опубликованы и проанализированы исследователями журналистики XIX века. В центре нашего внимания — менее изученные произведения, менее известные авторы, ибо нет сомнения в том, что коммуникативный процесс — это не только вершинные классические и хрестоматийные произведения. Культурную среду создают и второстепенные, и третьестепенные авторы. Их голос столь же важен для уяснения целостной картины того времени. Литературная эпоха, как убедительно доказал В. Н. Турбин, требует комплексного изучения. «История литературы не может превращаться в историю гениев, и, выделяя из множества лишь классика, мы обрекаем его на индивидуализм: есть «действительность», является гений и «отражает» ее. А остальные, его современники? Они были «второстепенными», «десятистепенными», и их удел — забвение?» (Турбин: 1978, 12). Изучение общественно-культурной ситуации во всей ее полноте и полифонии, наиболее ярко представленной в журналистике, поможет воссоздать сложное и противоречивое время середины XIX века.

Методология диссертации продиктована спецификой предмета изучения. Она соединяет три подхода: философско-религиозный, текстуально-коммуникативный и историко-функциональный. Для издателей и авторов славянофильского журнала ключевым положением являлось православие, поэтому теоретической базой данной работы послужили труды святых отцов Русской православной церкви: св. Иоанна Дамаскина, свт. Игнатия (Брянча-нинова), свт. Филарета Московского, св. прав. Иоанна Кронштадтского, а также исследования христианских философов В. В. Зеньковского, И. А. Ильина, А. Ф. Лосева, Н. А. Лосского, В. В. Розанова, Л. А. Тихомирова, митрополита Иоанна (Снычева).

В области теории, истории журналистики и транстекстуальной коммуникации мы опираемся на работы М. М. Бахтина, сформулировавшего концепцию «двуголосого» слова и диалогизма культурных явлений. А также Д. Н. Овсянико-Куликовского, М. М. Сухомлинова, А. И. Пыпина, В. Н. Турбина, В. Н. Катасонова, В. В. Кожинова, и труды ученых, осмысляющих искусство слова в православном аспекте, Е. А. Анненковой, В. Г. Воропаева,

М. М. Дунаева, И. А. Есаулова, Т. А. Ильиной, Т. Ф. Пирожковой, А. М. Панченко.

Теоретическая значимость представленной диссертации заключается в уточнении дифференциации коммуникативного процесса середины XIX в., обосновании славянофильского направления как специфического явления в русской журналистике, определении значения творчества славянофильских авторов в развитии публицистических жанров этнографического очерка, мемуарной прозы, духовной поэзии.

Практическая значимость исследования состоит в том, что полученные результаты, выводы, положения позволяют углубить и расширить представление о многообразии коммуникативного процесса середины XIX века. Основные положения диссертации могут быть использованы в учебном процессе в курсе истории русской журналистики XIX в., при разработке спецкурсов по творчеству славянофилов.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Значение славянофильского направления в русской журналистике и общественной жизни возможно глубже понять и по достоинству оценить только с позиций христианского мировоззрения.

2. Религиозно-философские и литературно-эстетические взгляды издателей- редакторов и авторов «Русской беседы» всесторонне и полно отразились в публикациях журнала, который был уникальным явлением русской журналистики середины XIX в. и своеобразной энциклопедией славянофильства.

3. Комплексное концептуальное осмысление разножанровых произведений, опубликованных в «Русской беседе», позволяет говорить об особом литературно-публицистическом направлении в коммуникативном процессе середины XIX в., объединявшем славянофильских журналистов и писателей в поисках «положительных» сторон русской жизни, религиозных основ русского национального характера, в отображении православного мира и православного менталитета.

4. Феномен религиозного типа художественного сознания является неотъемлемой частью историко-культурного процесса в России середины XIX века наряду с революционно-демократическим и социально-обличительным.

5. Изучение религиозно-нравственных аспектов творчества русских журналистов, выявление многообразных связей публицистических произведений с православной традицией, преодоление доминирования атеистически-гуманистического подхода к социально-культурной реальности является настоятельной необходимостью современной филологической науки. Данное исследование вносит свой вклад в развитие этого направления.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографического списка и приложения.

Заключение диссертации по теме «Журналистика», Цвелева, Наталья Павловна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ коммуникативной стратегии журнала «Русская беседа», издававшего славянофилами с 1856 по 1860 годы, исследование тематической разноплановости и жанрового многообразия публикаций позволяют сделать вывод о том, что данное издание занимало уникальное место в русской журналистике XIX в. и являлось значимым событием в общественной и культурной жизни России тех лет. Историки и философы, филологи и исследователи славянской культуры, литературоведы и политики найдут достойные внимания материалы по всем вопросам общественной, интеллектуальной, художественной мысли славянофилов, которые не утратили своей актуальности и в наше время.

Первый печатный орган «русского направления» позволил высказать свои суждения по всем животрепещущим вопросам русской жизни: о национальной идее России, национальной самобытности и народном русском характере, о принципах хозяйственного и политико-экономического устройства, о просвещении и образовании, о взаимоотношениях с единоверными братскими славянскими народами, о развитии литературы, о новых началах русской философии. Обширнейший круг тем, затронутых и развитых в материалах журнала, позволяет говорить об энциклопедичности как ведущем принципе журналистской деятельности славянофилов. О чем бы ни писали авторы статей, заметок, рецензий, очерков, с какими бы мыслями ни обращались к читателю, фундаментальной основой их размышлений была православная вера, христианская нравственность.

А. С. Хомяков в статье «О Греко-болгарской распре» писал: «С самого основания своего «Русская беседа» поставила себе прямою и первою обязанностью, по мере сил, трудиться не только в пользу просвещения вообще, но по преимуществу в смысле просвещения истинного, истекающего из начал верховной истины, Богом откровенной, то есть веры православной» (Хомяков: 1900, т. 3, 454).

Все участники редакции и многочисленные авторы высказывали обеспокоенность той ситуацией, которую они наблюдали в общественной жизни своей страны в послепетровскую эпоху: утрата цельности национального самосознания, которая выражалось в размежевании мировоззренческих установок русского народа, хранившего православную традицию, и образованного общества, дворянства, интеллигенции. Публицистика славянофильского журнала привлекала внимание широких слоев читателей к постижению нравственных основ жизни русского народа, призывала к самобытному, исторически выверенному пути развития России как особой уникальной цивилизации. Проповедническая цель славянофильского журнала определяла выбор тем и жанров публикаций. «Русская беседа» являлась серьезным средством коммуникации. Диалогическая направленность, стремление включить в обсуждение важнейших вопросов широкий круг читателей позволяет сделать вывод о значительном вкладе славянофильского издания в развитии общественного сознания и русской культуры.

Подводя итог своей журналистской деятельности, участники редакции обратились к читателям с заключительным словом. «Полезно ли, плодотворно ли было наше дело, пусть решит сам беспристрастный читатель. Но кажется нам, что труды наши были ненапрасны, журнал наш был и полезен, и нужен». Главная цель публицистического издания, по мнению славянофилов, — разбудить общественную мысль, направить общественное сознание в русло тех идей и взглядов, которые высказывали славянофилы. Редакция отмечает, что «многие мысли, за которые так горячо ратовали сотрудники «Беседы», сделались общим достоянием. Кажется, мы не ошибемся, если скажем, что ныне оставляем за собой след уважения и даже сочувствия если не лично к нашему журналу, то к нашему литературному знамени» (РБ 1859, № 6). Организаторы славянофильского издания убеждены в действенной силе своего проповеднического слова, которое имело результат, как и все просветительское служение участников «московского» направления. Благодаря «Русской беседе», русские читатели имели возможность познакомиться с историческими обзорами и документами, касающимися жизни, уклада, характера Древней Руси.

Коренным вопросом, который обсуждался накануне крестьянской реформы, был вопрос о крестьянской общине. Этой теме корреспонденты уделили особое внимание, рассказывая о традициях не только русских, но и общеславянских. В «Заключительном слове» отмечается: «Беседа» и «Сельское благоустройства» неутомимо трудились над разъяснением сущности этого явления из русской и всеславянской истории. Явления, имеющего громадную будущность». Вопрос о народности в науке, о самобытности и неподражательности в развитии образования и просвещения также постоянно обсуждался на страницах «Русской беседы». Этот вопрос, — считает Редакция, — возвращает нас из духовного плена к независимости мысли, он избавляет нас от подобострастного поклонения авторитетам Западной науки, делает нас не подражателями, но народом самостоятельным. Делает из нас иногда противников Запада, иногда друзей Запада, но никогда — рабов».

Идея своеобразия российского пути, уникальности собственной духовной традиции и государственного устройства пронизывает все публикации. Боязнь утраты своего собственного, тысячелетиями сложившегося уклада связана в сознании славянофилов с отказом от религиозного опыта предков. «Только корнем держится дерево», — гласит эпиграф к журналу, а корнем является православная вера. В рецензиях на книги европейских и русских авторов, заметках о фламандской живописи, комментариях к старинным рукописям и документам, стихотворениях современных авторов или переводах с чешского, польского, сербского, болгарского языков — жанровообразующей доминантой была идея верности традиции, заветам предков, духовным основам бытия.

В философских исканиях, политических убеждениях, литературно-эстетических воззрениях издатели журнала и авторы-единомышленники исходили из религиозно-нравственных представлений православия. В художественной литературе, прозе и поэзии, славянофилы искали те же идеалы любви, добра, гармонии, порядка, справедливости. В эстетической концепции «Русской беседы» доминировала идея духовной значимости слова, христианский взгляд на явления мира Божьего и мира человеческого. Этому взгляду чужды отрицание, осуждение, разрушение. В разделе «Изящная словесность» преобладает религиозная поэзия и прозаические жанры хроник, воспоминаний, записок, в которых автор останавливается на описании светлых сторон жизни и характеров, где любовь, искренность, сострадание, жертвенность, бескорыстие, искание правды Божьей составляют суть наблюдений. Этот факт является доказательством возрождения славянофилами традиции древнерусской литературы, ведущими жанрами которой были летописи, жития святых, нравственные поучения.

Наконец, славянский вопрос в его геополитическом, общекультурном и религиозно-философском осмыслении представлен в разнообразных публикациях «Русской беседы». Осознание своей ответственности и причастности к судьбе единоплеменных и единоверных народов побуждает участников редакции совершать поездки в небезопасные славянские земли и регулярно знакомить русских читателей с историей, характером, бытом, обычаями, литературой братских славянских стран. Значение просветительской деятельности отмечает в своем «Заключительном слове» редакция: «Давно ли славянский вопрос считался вопросом мертвым? Но обстоятельства изменились, и к счастью наших угнетенных братьев, они могут теперь встретить выражение сочувствия не в одном только нашем журнале». В этнографических очерках авторы не только выражали сочувствие, но широко и активно пропагандировали славянскую культуру, предоставляли страницы своего журнала славянским писателям, поэтам, ученым. «Думаем, никто не станет отрицать то важное общественное значение, которое имело для славян существование «Русской беседы» и о котором громко свидетельствуют и Белград, и Загреб, и Тернов, и Прага. Нам удалось возвести славянство из области археологического интереса в область живого, деятельного сочувствия, оживить умственное движение в кругу наших славянских литературных собратий». Такой итог международному сотрудничеству подводит редакция «Русской беседы». Завершая свою активную творческую деятельность, авторы, участники редакции выражают уверенность, что их дело будет продолжено. Будет решаться главная просветительная задача журнала — убедить русское общество в необходимости следования самобытному пути, не воскрешая Древнюю Русь, а на основе укрепления духовных традиций строить будущее.

Мы уверены, что остающиеся на журнальной арене деятели будут продолжать разработку тех мыслей и положений, которые внесены «Русской беседой» в умственную жизнь русского общества». Мыслей и положений, как мы видим, внесено было много. Жанровое разнообразие и тематическая многогранность позволяет говорить о журнале «Русская беседа» как об энциклопедии славянофильства.

Славянофилы внесли огромный вклад в область филологии, истории, явились собирателями уникальных коллекций русского и славянского фольклора, явились основателями нового направления в отечественной философии и литературе. Они были мыслителями, оставаясь истинно церковными людьми.

В «Слове при погребении Ю.Ф. Самарина» его духовник протоиерей А. Ключарев подчеркнул, что «это не был человек школы, системы или известной партии, это был раб Божий, служивший всеми силами своими славе Божьей и благу человечества. Это был истинный сын своей церкви и своего народа» (Ключарев: 1876, 689). Эти слова можно отнести в жизни и деятельности А. С. Хомякова, П. В. и И. В. Киреевских, К. С. и И. С. Аксаковых, Д. А. Валуева и других участников славянофильского кружка.

В начале XX в. эти же мысли о нравственных, духовных, православных истоках и основах русской культуры высказывал русский религиозный философ И. А. Ильин: «Вся современная культура потрясена в своих основаниях. Ей грозит разложение и гибель. Это объясняется тем, что она создавалась и по-прежнему строится с отстраненным и заглохшим омертвевшим сердцем. Ее поразил акт неверного душевного строения, и это вело и ныне ведет к самым тягостным, извращенным трагическим последствиям. Современное человечество должно понять и убедиться, что это есть ложный и обреченный путь, что культура без сердца есть не культура, а дурная цивилизация». С этими положениями были бы солидарны все славянофилы, об этом они писали сто пятьдесят лет назад,'об этом предупреждали: без корня дерево упадет. В программной статье «О сельской общине» А. С. Хомяков отмечал: «Одно дело советовать, чтобы корней не отрубать от дерева и чтобы залечить неосторожно сделанные нарубы, а другое дело советовать оставить только корни и, так сказать, снова вколотить дерево в землю» (Хомяков: 1994, т. 1, 62).

Данная диссертация вносит свой вклад в развитие того направления в филологической науке, которое наряду с социально-историческим контекстом и эстетической значимостью произведения учитывает религиозное мировоззрение автора. Произведения славянофильских журналистов рассматриваются с позиций православного мировоззрения. Современные исследователи констатируют, что художественное освоение русской литературой православного образа мира в настоящее время пока еще находится на самой предварительной стадии своего научного осмысления. Весьма часто система ценностей исследователя находится в кардинальном противоречии с аксиологией предмета изучения. Наше диссертационное исследование свидетельствует о единстве мировоззренческих основ славянофильских писателей и журналистов и автора данной работы. Тем самым задается новый взгляд на творчество религиозных деятелей славянофильского направления, осуществляется попытка адекватного рассмотрения значимости в историко-культурном пространстве России XIX века славянофильского журнала «Русская беседа»,

В заключение необходимо отметить, что наше исследование вводит в литературный и научный обиход имена малоизвестных авторов, принадлежащих славянофильскому направлению, Н.И. Бицына, М.М. Бибикова, А.Ф. Гильфердинга, Н.П. Гилярова, В.А. Кокорева, А.И. Кошелева, М.А. Максимовича, В.В. Селиванова, Ф.В. Чижова, П.И. Якушкина.

Новизна диссертационного исследования заключается также в том, что в нем дается расширенное и углубленное представление о традиционных литературных жанрах мемуарной литературы и этнографического очерка, эпистолярного жанра, которые представляют собой синтез публицистики и беллетристики. Подчеркивается общекультурное значение тех произведений, которые были опубликованы на страницах «Русской беседы». Славянофильский журнал дает полное и всесторонне представление о развитии русской мысли середины XIX в., русской литературы, о русском человеке, его облике, характере и мировоззрении, о русском народе, его быте и бытии, является неоценимым историческим документом, достойным занять особое место в истории русской общественной жизни и культуры. По мнению современного историка O.A. Платонова, все, что было создано славянофилами, до сих пор продолжает оставаться важным фактором русской национальной жизни и мысли. «Славянофилы обоснованно и твердо объявили об особом пути России, утвердились в мысли о спасительной роли Православия как единственно истинного христианского вероучения, отметили неповторимые формы общественного развития русского народа в виде общины и артели» (Платонов: 2001,445).

Перспективной темой дальнейшего исследования, как нам представляется, может стать более глубокое изучение святоотеческой литературной традиции и религиозно-философских и историософских произведений славянофилов, взаимоотношение и связь произведений церковных писателей и светских православных мыслителей, которые размышляли об одних и тех же проблемах русской жизни и истории. Значение славянофилов и их идей заключалось в том, что это был голос светских людей, понимавших истинное предназначение России как Святой Руси и пытавшихся достучатся до ума и сердец своих современников. Представители Русской православной церкви размышляли над теми же проблемами, их проповедь была призывом к сохранению православия. Поэтому исследование взаимоотношения творчества славянофилов и отцов Церкви является актуальной задачей современной науки.

Заслуживает внимания также подробный и тщательный филологический анализ произведений «положительной» литературы, изучение своеобразия этнографического направления, созданного славянофилами в контексте коммуникативной ситуации того времени. Несомненно, значимой и актуальной является тема преемственности славянофильской традиции в русской журналистике, продолжение и развитие славянофильских идей в православных периодических изданиях, таких как «Русский дом», «Православная беседа», «Виноград», «Нескучный сад» и других.