Человекоразмерность и объективность научного знания тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.08, доктор философских наук Романовская, Татьяна Борисовна

• Романовская, Татьяна Борисовна
• доктор философских наук
• 1999

Заключение диссертации по теме «Философия науки и техники», Романовская, Татьяна Борисовна

Заключение.

Человекоразмерность и объективность науки.

Понятие человекоразмерности, или человеческого измерения науки получает свое дальнейшее развитие и может быть расширено непротиворечащим первоначальному определению образом на основе приведенных выше примеров, и их истолкования. В исходную задачу собственно и входило показать, каким образом человеческое входит в научное знание, придавая ему человеческие размерности, и с учетом предложенной изначально введенной общей классификации человекоразмерности обосновать расширение и детализацию этой классификации.

Источники расширения классов понятий, содержащих явно компоненты человеческого измерения, имеют, как сказано выше, часто чисто внутринаучное происхождение. Во времена господства механистической парадигмы рассмотренный в первой главе процесс углубления математизации механики и произошедший переход от механики моделей к механике аналитической, диктовался чисто внутринаучными целями. Эти были прагматические цели, сводившиеся к алгоритмизации решения механических задач. Такой подход изначально должен был бы лишь способствовать укреплению критерия калькулируемое™ как эквивалента рациональности теории, а это должно было находить свое законченное воплощение в аналитической механике, как образце безличной объективной и рационально обоснованной теории.

В итоге же этого процесса имело место новое истолкование и самих математических структур. Математические структуры стали исполнять роль новой физической реальности. Подобная трансформация, как отмечено в первой главе, несет на себе тоже следы именно человеческого упорядочивания в мире. Имеется в виду не привычная конструктивная искусственность математического описания природы, о которой писал Ницше: "Мы хотим внести тонкость и строгость математики во все науки, поскольку это вообще возможно; мы желаем этого не потому, что рассчитываем таким путем познавать вещи, но для того, чтобы установить этим наше человеческое отношение к вещам. Математика есть лишь средство высшего и общего человековедения."1. И чье мнение совсем не было общеобязательным для ученых его времени, рассматривавших математику вслед за Галилеем, как естественный язык природы. Позиция Больцмана коренным образом отличалась от подобных интерпретаций. Как показано в первой главе, Больцман рассматривал математический аппарат и следствия из него как независимые проявления некоего объективно существующего мира идей. Подобная трактовка математизации в случае механики как базовой науки имела своим побочным результатом отделение от непосредственного описания физической реальности. Этим отделением и объясняется и возникновение множественности связей математической структуры с физической реальностью и, как побочный результат такой множественности, переопределение самого понятия реальности. Уже на уровне классической физики в данном конкретном случае реальность теряет свою неотрефлектированную первичность. И теоретическое и математическое

1 Ницше Ф. "Веселая наука"/ Ф. Ницше. Сочинения. М.1990, с.619. описание реальности возникает не за счет привычного индуктивного обобщения собственно эмпирической основы, а за счет введения как первичной новой "математической феноменологии". А реальность строится по аналогии с реальностью математических структур.

Номинально требования к доказательности в новой науке 20 века остаются неизменными по сравнению с предыдущими. Например, сохраняется лапласовский генетический критерий. Но кардинальным образом меняется характер этого генезиса: "возникновение" теперь отождествляют с выводом. Замена модельного характера механической интерпретации математическим моделированием и введение множественности возможных математических интерпретаций, возможное сосуществование нескольких подобных интерпретаций, привело к введению явных ограничений на язык науки. Эти ограничения, сформулированные вне теории, действуют внутри нее, поскольку способности мышления воспринимать и непротиворечиво истолковывать реальность ограничивают круг вопросов, которые, в принципе, могут быть заданы. А значит и круг рассматриваемых задач. Идея генезиса и эволюционного изменения остается основополагающей идеей, но меняется и расширяется ее смысл. Дарвиновская теория теперь может трактоваться еще и как язык перевода с языка математической феноменологии на язык природной реальности, а человек становится индикатором приемлемости тех или иных теорий, сообразно своей возможности их понимания. А именно, отбираются только те теории, которые не ставят бесконечных вопросов. Это формулируется явно не внутри корпуса самой науки, но в сопровождающих научные конструкты текстах. И, таким образом, объективно мир идей все же явно моделируется по человеческим возможностям.

Все сказанное можно свести к следующему утверждению: с именем Л. Больцмана связан переворот в понимании характера требований к теории. Ему принадлежит эксплицитное допущение возможности нескольких теоретических обоснований, не противоречащих нашим законам мышления, рассмотрение эволюции природного объекта как результата эволюционного подхода в эпистемологии. Согласно положениям, рассмотренным ранее, переворот Больцмана может определяться как изменение представлений о соотношении между миром природы и природой науки, как введение человеческой специфики в интерпретационный слой теории. С точки зрения введенных ранее критериев человекоразмерности, в данном случае имеет место особый тип модельной визуализации, как бы визуализирующий математические структуры (переход по множеству дискретных величин к континууму как переход от атомарной дискретной субстанции к сплошной среде). Кроме того, возможности человеческого понимания рассматриваются как условие приемлемости теории.

В диссертации делается вывод, что многие методологические изменения внутри науки могут быть выявлены уже при анализе модификаций механики во второй половине XIX века. Это верно для больцмановского эпистемологического поворота, то же справедливо и в случае идеи виртуальности.

Концепция "виртуальности" как возможности, не воплощенной в реальности, но с ней соотносящейся, возникает внутри аппарата классической механики. Для случая квантовой механики эта концепция приводит к расширению понятия "виртуальный" до идеи множественности виртуальных миров, где критерием отбора мира природного служит, в частности, присутствие в нем человека.

В концепции множественности миров два существующих варианта этой концепции: менталистский и объективистский теряют свое отличие, если использовать подход Больцмана. Его метод определения мира феноменального, исходя из мира теоретического, нашел свое дальнейшее воплощение в интерпретационных построениях современной квантовой теории, когда реальность определяется исходя из решения уравнений, а не наоборот. Концепция множественности миров возникла как реакция на внутренние противоречия теории, но она использует человека как критерий отбора приемлемого мира. Внутритеоретические трудности соединения квантового и релятивистского подхода, интерпретация множественности миров, несмотря на явно выраженное стремление объективизировать науку, сделать ее независимой от субъекта, в попытках своего разрешения в конечном итоге приводят к введению сознания в интерпретационные компоненты теории. Но это есть вынужденная мера, относящаяся вновь к внешнему слою теории. Общий идеал современного научного знания остается классическим.

Современные попытки вернуться к идеалу классического естествознания в рамках модели вИЛУ, искусственным введением некоей макростохастичности приводят к иному результату. Сам выбор окончательных решений поставленных задач в силу многозначности интерпретации остается подверженным в значительной мере произволу. Это значит, он опять зависит от внетеоретического, человеческого выбора. При попытках избавиться от наблюдателя в интерпретации квантовой теории приходят к необходимости обращаться к нему же при отборе решения.

Человеческое присутствие оказывается решающим и при анализе проблем редукционизма. При переходе от набора физических понятий к химическим, эмержентные свойства последних, в принципе, могут описываться совокупностью первых. Этого не происходит из-за удобства выработанного понятийного химического аппарата, наглядности получаемых моделей, легкости интерпретируемости, т.е. понятности получаемых конструктов. Более того, при применении физических понятий к описанию химических явлений уже на языке физики (и неявным образом), но вводят условия, соответствующие наглядным химическим моделям. Все сказанное выше позволяет констатировать преимущественное использование понимательных стратегий вместо описательных, что следует квалифицировать как доминирование гуманитарного, человеческого подхода к интерпретациям естественных наук.

Даже понятие нового в науке, выраженное через концепцию открытия, получает свою интерпретацию через фактор человеческого действия, через свойство использования. Вновь уже в истории классической механики можно найти примеры преимущественной роли этого критерия в принятии открытий, а также в человекоразмерном критерии этого понятия. При помощи критерия использования, можно решить и парадокс Менона для большой группы проблем.

К человеческим факторам в современной науке относится тот факт, что целеполагание, входит теперь явным образом и в построение обоснований теорий, в случае существования двух взаимонесовместимых теорий, не приводящих, однако к ситуации абсурда. Такой прием используется при обосновании непротиворечивости квантовой электродинамики. Особую роль в связи теоретических построений, понимательных стратегий и эмпирического материала имеют приближенные методы физики, сам выбор которых диктуется гносеологическими соображениями. Именно подобные приближенные методы и могут давать объяснительные механизмы для демаркации границ науки.

Как показывают результаты четвертой главы, имеет место явная близость научной деятельности и основанной на использовании человеческой субъективности творческой активности. Явные следы человеческого присутствия можно обнаружить в конечном результате научной деятельности, как следует из рассмотренного выше, уже на основании анализа понятия национальной науки и типа и характера применяемых в ее языке метафор и аналогий, соотношений эмпирических и теоретических методов и их интерпретаций. На уровне индивидуальных следов человеческого присутствия остается и такой неотрефлектированный до конца компонент как наличие неформализуемой интуиции. Уже в 19 веке, принимаемом за век торжества именно позитивного знания, человеческие компоненты внутри научного знания превосходили по значимости другие соображения, свидетельством чему может служить способ обоснования принципа сохранения энергии. В связи с расширением понятия механистическая интерпретация, получившего еще и чисто математический смысл, сама математическая структура, а с ней и законы мышления получили особый статус внутри теории, например, по ним строились аналогии для мира природного, и эта тенденция усилилась в 20-м веке, когда уменьшились возможности прямого эксперимента. В попытках решить проблемы непротиворечивой интерпретации квантовой механики человек играет роль принципа отбора для мира физической реальности. Возникнув как надежда человечества на счастливое будущее, как идеал объективного и беспристрастного описания реальности, а значит и познания законов ее функционирования и средства управлять этими законами, наука заканчивает второе тысячелетие, оправдываясь в совершенном. Появившиеся в последние десятилетия теории постмодернистских интерпретаций науки объясняли ее неудачи, но они не могли объяснить ее успехи. Очевидно, и мы пытались показать это в данной книге, они явно связаны с человеческой сущностью науки и без учета этой человеческой составляющей научного знания построить обоснование, в принципе, нельзя.

Важной тенденцией в философии науки на протяжении века может рассматриваться постепенное стирание различий между обоснованием и открытием, между дискурсом обоснования и текстом понимания. Если в границах логического позитивизма и его сторонников в аналитической школе это стирание различий проходит по пути формализации понимания и введения его в контекст объяснения, то по другому пути идут представители постмодернистской парадигмы, отстаивающие относительность как объективности научных критериев, так и истинности получаемого научного знания и сводящие объяснение и в естественных науках до уровня понимания. Можно констатировать, что в настоящее время происходит как бы герменевтическая экспансия внутрь научного знания и одновременно объективизация и сциентизация знания гуманитарного. В науке о науке имеет место некая модификация закона сохранения и превращения, который можно сформулировать как закон сохранения степени объективности, когда объективность, в трактовке этих философов, уходя из науки, переходит в их трудах во вненаучные области: искусство, магию, развлечения и тому подобное. Проблема множественности интерпретаций, проблема произвольности и неоднозначности выбора в науке, решаемая с привлечением социальных, человеческихсубъективных критериев - эта проблема особенно остро стоит сегодня, когда степень опосредованности проверки экспериментальных достижений увеличивается во много раз. Скептические и даже нигилистические интерпретации науки, столь характерные для сегодняшнего общества и даже научного сообщества, не могут объяснить конкретные достижения научной мысли, выраженные вновь опосредованно через конкретные технические достижения. Отказ от традиционного классического или фундаменталистского как бы его ни называли, стремления получить обоснование научного знания все же есть свидетельство бессилия, есть позиция вынужденного, а не свободного выбора. Здесь предлагается рассматривать специфические способы все же обоснования знания, носящие как субъективный личностный, так и объективный характер, причем первое и второе оказываются взаимосвязанными. Фактически в данной работе показывается, что внутри самой науки идеал соответствующий научной парадигме остается неизменным со второй половины 19 века, что наиболее близко в философском плане этот естественнонаучный идеал воплощает прагматический подход, который позволяет и включать в рассмотрение и парадоксы, и противоречия, и задачу обоснования.

В настоящее время антисциентистские тенденции, понимаемые как выступления против претензии науки на статус сверхценности во всех областях человеческой деятельности, сменились антинаучными выступлениями, когда под сомнение ставится ценность науки как таковой, как источника объективного знания. В критике подобного рода наука рассматривается как артефакт, как субъективный конструкт, как всего лишь один из видов познания наряду с обыденным, мифологическим или сакральным знанием. Основанием для подобных утверждений служит констатируемая зависимость научного знания от социальных, культурных, цивилизационных факторов, определяемых человеческим участием в создании науки. Однако за общей констатацией человекоразмерности науки не стоит конкретного рассмотрения ее характера. Именно человеческое и должно входить в основу обоснования теоретического научного знания. Другая черта науки связана с ее сложным системным характером и ее самоорганизующими и самоструктурирующими особенностями, которые проявляются через человеческую деятельность, но не являются результатом целенаправленной рациональной человеческой рассудочной активности. Этими особенностями науки и объясняется сложная опосредованная связь науки и с течениями искусства и с религиозными учениями и с общими законами исторического развития. Трансцендентный характер науки не допускает на сегодняшнем уровне рефлексии законченной и непротиворечивой рационализации, однако, в рамках подхода прагматизма сама проблема трансцендентности отчасти теряет смысл (оставаясь проблемой, но уже проблемой реальности) поскольку то, что описывается наукой и соответствует тому, что нам дано, хотя все существующее этим "дано" может и не ограничиваться, однако этой уже вопрос из бессмысленных, вопрос без ответа.

Именно человеческое лежит в основе обоснования науки, разработанной ранее для понятия культуры М.М. Бахтиным, а теперь продолжающейся рассматриваться современной группой философов семинара B.C. Библера.

Проблемы обоснования научного знания как такового рассматривается как логическое обоснование научного знания, прежде всего в работах этих философов. Прежде чем обратиться к нашей интерпретации и использованию здесь концепции, разработанной в этом семинаре, констатируем уже признанную ограниченность неопозитивистских и позитивистских методов обоснования естественнонаучного знания, что предельно четко было показано еще в 1966г., например, B.C. Швыревым.2 Под этим обоснованием имелась в виду демонстрация непротиворечивости и полноты эмпирического обоснования естественнонаучного знания, выраженного, например, в терминах "физического языка" Р. Карнапа. Швырев привел обстоятельную критику неполноты и противоречивости подобной интерпретации науки, отметив перспективность использования деятельностной интерпретации.

Специальный интерес вызывает, в частности, близость в общем виде деятельностной интерпретации науки пирсовскому варианту прагматической ее интерпретации, но для нас важно отметить, что деятельностная интерпретация не снимает вопрос о необходимости теоретического обоснования научного знания. Сошлемся на мнение Швырева, что при всей успешности применения деятельностного подхода, например, к анализу структуры науки полностью успешным его назвать нельзя и при всех успехах деятельностного подхода в том, что "касается его теоретических и методологических предпосылок и оснований" трудности построения "теории научно-познавательной деятельности" еще не преодолены.3 При этом Швырев обращается к примерам построения логики научного познания как одному из наиболее перспективных и строгих методов обоснования науки, как теории, ссылаясь при этом на работы B.C. Библера. Собственно именно на необходимость построения логического обоснования естественнонаучной теории и обращает внимание Библер в своей книге.4

В ходе рассуждения Библера становится, с другой точки зрения, очевидной ограниченность постпозитивстского подхода, равно как и необходимость построения именно логического основания теоретического знания, когда автор рассуждает о невозможности взять на веру основания логического процесса, или аксиоматизировать их, или остаться логичным за счет безупречности дедуктивного вывода: "Дескать, если основание окажется истинным, скажем эмпирически истинным, то железная логика умозаключений, или исчисления высказываний, обеспечит истинность вывода. но ведь тогда должно быть логически обоснованно само движение умозаключений, тогда логичность доказательство должна сама покоиться на каком-то умозаключении, обоснованном логически? И так до бесконечности".5 Таким образом, на повестку дня ставится основная задача - обоснование научного знания, причем даже не в той его части, которая относится к связи индуктивного вывода с дедуктивным доказательством, не в ссылках на эмпирику и спасении явлений, а в святая святых научности и научного мышления - в логике математического вывода и обоснования, логике открытия и подтверждения.

2 Швырев B.C. Неопозитивзм и проблемы эмпирического обоснования науки. М. 1966.

3 Швырев B.C. Анализ научного познания: основные направления, формы, проблемы. М. 1988, с.93.

4 Библер B.C. От наукоучения - к логике науки. М. 1991.

5 Там же, с.26.

В плане интересующей нас тематики, значение концепции Библера было подробно и четко отражено, с нашей точки зрения С.С. Неретиной, например, когда она в своей книге "История: миф, время, загадка" рассматривает идею концепта и анализирует введение Библером диалога в логику. Сошлемся на ее замечание о том, что "Наше время, как подчеркивает и определяет B.C. Библер, и есть время переориентации разума с идеи понимания мира как предмета (идея Нового времени) на идею взаимопонимания, которая может быть действенной лишь при условии самоуглубления индивида, полностью преобразующего все его бытие, его логику, его этику".6 Эта идея взаимопонимания, так или иначе, но встречается в современных рассуждениях ученых - будь это мир, или саморазвивающиеся и самоструктурированные системы. Обратимся еще раз к системе обоснований, в том числе и естественнонаучного познания, рассмотренной Библером, в основе которой лежит развитие кантовских идей о значении способности суждения в медиации между рассудком и разумом. Важно сделать следующее замечание, обоснование Библера является само по себе одновременно и отрицанием неопозитивистского подхода, поскольку оно придает статус законного и обоснованного чистому, теоретическому знанию. Идеи Кэртрайт, хотя ее утверждения более контекстуально зависимы, тоже находятся в оппозиции к подходу Библера, поскольку в этом случае ее частные феноменологические теории превращаются не в законные и полноправные носители знания, а всего лишь в упрощенные варианты теории, т.е. являются лишь нижней ступенью возможного знания. Вместе с тем, как это отмечено выше Библером, необходимо именно теоретическое обоснование естественнонаучного знания, которое нельзя заменить ни констатацией успехов технических артефактов, ни апелляцией к эмпирической проверке.

Как представляется, основная идея логического основания у Библера состоит в идее диалогичности человеческого разума, который именно в этом внутреннем диалоге находит обоснование и связь между индуктивными чувственными выводами и дедуктивным внутренним дискурсом. По мнению Библера, ум "превращает логику субъекта в логику бесконечного объектного движения. Ум соотносит рассудок с идеями разума и доказательство получает внутренний критерий своей истинности"7. В свете именно этой внутренней логики и внутренней обоснованности науки возникает особая точка "точка начала размышления", "прироста знания", "точка достаточности вывода" и, по замечанию Библера: "В Новое время в точке достаточности вывода логической санкцией выступает идея взаимной обоснованности порядка вещей и порядка идей".8 Тут важно выделить следующий ряд особенностей: самообоснование хода рассуждения внутренним интеллектуальным усилием разума, но не путем принятия априорных установлений (они тоже есть, но в конституции законодательства, области зависимости разума от внутренних доводов и внешних впечатлений), не путем введения некоего высшего трансцендентного критерия, приобщением к которому и достигается непререкаемость результатов, не путем статичного соотношения ряда

6 Неретина С.С. Слово и текст в средневековой культуре. История: миф, время, загадка. МЛ 994, с.45.

7 Библер B.C. От наукоучения к логике науки.с.76.

8 Там же, с.70 чувственного ряду дедуктивному (макро и микрокосмосы), а путем непрекращающегося "самоедского" диалога интеллекта с самой собой, постоянный источник тем которого обеспечивается посредством возникающих ощущений внешнего мира. Библер констатирует, что сама возможность понимания, воображаемого понимания между людьми различных веков тоже возникает не путем установления некоего фиксированного общего языка (межкультурного эсперанто), на который можно было бы переводить с языка каждой культуры, а путем общения, путем установления любого и в любой форме, но диалога. Библер рассматривает специфику естественнонаучного мышления классической науки (которая, как мы пытались показать в историко-научном плане никогда в полном смысле этого слова и не было) в том, что оно работает только внутри замкнутой теоретической системы, внутри системы законополагания. Для выхода за рамки аксиоматической по своей сути науки необходимо, как это определяет Библер понять "субъект теоретизирования Нового Времени" - галилеевского теоретика не только ".как "форму полагания" теоретических структур, но и в отношении к бытию предмета, в отношении к самому себе, в логике выхода за собственные пределы. Соответственно всеобщий теоретический разум должен быть понят как одно из определений реального индивидуального человека, реального общества".9

Позиция Библера становится еще более прозрачной при анализе проблемы просвещенного вкуса как стержня "Салонов" Д. Дидро.10 Причем автором ставится все та же проблема обозначения и оправдания теоретического мышления, объяснения его истоков и характера его саморазвития. Библер и здесь рассматривает внутреннюю парадоксальность вкуса ограниченного, а значит, именно выходящую за свои границы способность суждения, характерную для эпохи Просвещения".11 Этот парадокс состоит прежде всего, в противопоставлении, диктуемом вкусом, "самодостаточности" художественного произведения "свободе воображения, разрушающего" эту самодостаточность тем, что оно разрушает художественную целостность. Но именно в их противостоянии в "игре на вытеснение" и заключена возможность суждения просвещенного вкуса.12 "Замкнутый микрокосм художественного произведения соприкасается - в суждении вкуса - с безграничным и неоформленным миром человеческой индивидуальности. Именно в точке соприкосновения двух миров вспыхивает вольтова дуга собственно эстетического суждения "." Считая, что именно возникновение как особого типа культуры человека со вкусом в качестве наиболее важного создания века Просвещения Библер выделяет в этом просвещенном вкусе постоянно присутствующий момент его превращения в некоторую форму общения человека с самим собой, общения, являющегося источником новых оценок и эстетических суждений.

Библер обращает внимание на то, что в кантовской "Критике способности суждения" присутствует эта же парадоксальность. Антиномичность рассудка и практического разума, науки и нравственности, области понятия

9 Там же, с.220

10 Библер B.C. Век Просвещения и критика способности суждения. Дидро и Кант. М. 1997.

11 Там же, с.6

12 Там же, с.14-15 ь Там же, с.16 природы и области понятия свободы, приводит к тому, что между ними нет связи, хотя второй мир свободы должен влиять на первый: понятие свободы "должно осуществлять в чувственно воспринимаемом мире ту цель, которую ставят его законы, природу, следовательно, надо мыслить так, чтобы закономерность ее формы соответствовала по меньшей мере возможности целей, осуществляемых в ней по законам природы".14 Посредник между миром природы и миром свободы, по Канту, - это способность суждения, "способность судить об естественных предметах природы как о предметах искусства, как если бы они были созданы ". " Библер называет способность суждения "Хароном в мышлении Нового времени", посредником между разумом теоретическим и практическим, воображением и рассудком, желанием и познанием и т.д., связывая их культурой, но одновременно оставаясь индивидуальным воплощением личного начала. Путем поступка, опорой на самого себя, свободным действием получает человек возможность реализовать эту способность суждения. Констатируя, что по Канту способность суждения, не имея своей формы применения, имеет свою форму априорности - чувство удовольствия, Библер определяет логический статус этой способности как операция подведения понятия в возможность понятия, в формирующееся понятие. В возникновении понятия в возможности, в его преображении особую роль играет воображение, в котором и происходит данное превращение. В словаре логики "объективность" определяется как "независимость от человеческого сознания, от воли и желаний людей,." как то, ".чем обладает внешний по отношению к сознанию мир"16, каким образом этот диалог с самим собой дает представление о мире внешнем. Попытка логического обоснования науки была сделана B.C. Библером не только через понятие логического субъекта научной деятельности, то есть предмет научной деятельности, но главное, через анализ видоизменения субъекта логики. Библер полагает, что в точке "начала логического движения", в точке перехода от одного утверждения к другому обычно существуют эксплицитно выявляемые логические директивы, логические императивы принятой системы обоснования, чему в Новое Время соответствует идея взаимной обоснованности "порядка вещей" и "порядка идей". Библер же пытается сформулировать движитель, побудительную силу, источник изменения исходных логических понятий, понять как вообще возможно подобное изменение исходных логических начал. Для этого он и выходит за пределы собственно определенных логических категорий и утверждает, что подобное возможно только при отсутствии возможности приведения к общей единой, оптимальной и т.д. логике, при отсутствии какой бы то ни было логической редукции, что возможно, если происходит постоянный спор логик, соответствующих и различным категориальным системам, определяющий в каждый момент заново логические начала. Подобный подход означает изменение понятия идеализированного объекта, становящегося самопричиной, и это необходимость введения нового субъекта логической деятельности, его логического воспроизводства в субъект-субъектных понятиях, поскольку через свои характерные признаки предмет уже не выражается. "Но это означает. - что реализация идеи "causa sui" связана с формированием

14 Цит. по так же, с.22.

15 Там же, с.24.

16 Ивин А.А., Никифоров АЛ. Словарь по логике. М. 1997, с.238. нового субъекта теоретической деятельности, радикально отличного от "теоретика-классика". Деятельность (диалог с самим собой) такого субъекта также должна осуществляться в форме "causa sui" поскольку эта деятельность должна быть причиной собственного изменения, причиной формирования радикально иной логики, иного разума".17 Таким образом, реализацией самопричины и становится идеализированный объект, у которого любое движение есть самодвижение и самодеятельность. Библер обращает внимание на то, что этот процесс самодействия можно понять как тождественность абсолютной неподвижности, неизменности и абсолютной подвижности, изменчивости. "В определение "элементарного" неделимого идеализированного предмета, понимаемого как "causa вшя, должно войти определение мира (целого, бесконечного). Только если признать (и логически осмыслить), что мир как целое замыкается на себя (обосновывается!) в точке данного предмета, идея "causa sui" может быть рационально развита."18 Но мир, где идеализированный объект обладает свойствами "самопричины", получает совершенно другой статус реального бытия и связанного с ним понятия объективного описания, при том, что никакие внешние или "через признаки" или, иначе говоря, фиксированные свойства, предметов в этом мире не выражают, как не выражается подобным образом и сам мир, который эти предметы составляют. Чтобы быть причиной самое себя прошлое должно быть, как причина, (логически) включено в настоящее бытие, равно как и будущее должно быть в него включено, поскольку предмет уже обладает этим будущим, заключая в самом себе свою причину. "Больше того, именно виртуальные состояния предмета (спектр его возможных превращений в другое) и дают-логически-образ мира как целого, замыкающегося на себя в точке этого предмета".19 В результате формируется новый "идеализированный объект", имеющий не эмпирический, а логический статус. Точно также диалог теоретического субъекта с самим собой ведется в горизонте одновременно всех существовавших и существующих культур, охватывая и содержа в себе весь мир как таковой.

Соотнесенность одновременно со всеми возможными культурами уже снимает, как искусственную, выделенность и одной культуры и заключенность внутри одной выделенной субъектной особенности. Меняется собственно и понятие объективности, поскольку понимать объективность в традиционном смысле как независимость от субъекта уже нельзя, поскольку, как замечает Библер "современная революция в естествознании (физике и математике в первую голову) еще не сформировала нового предмета (и соответственно субъекта) теоретического исследования, но только поставила под вопрос всеобщность практического предмета (и субъекта), точки действия "на другое".20

Понятие самодействия, причины самое себя, равно как и связанная с ними идея межкультурной диалогики, может быть транслирована как идея объективирующего (в нововременном и классическом смысле слова) свойства коммуникации, которая позволяет провести аналогию с решением сходной проблемы в комментариях Ж. Дерриды к Э. Гуссерлю, где в качестве исходной рассматривается проблема достижения "идеальной

17 Там же, с.136.

18 Библер.с. 133.

19 Там же.

20 Библер.с.131. объективности" тех "идеальных предметностей", что возникают как "из своего изначального внутриличностного истока" "в пространстве сознания души первого изобретателя": "Ответ Гуссерля прям и прост. Только "посредством языка, в котором она обретает, так сказать, свою языковую плоть" достигает идеальность объективности".21 На примере геометрии Гуссерль, как показывает Деррида, обращаясь к возможностям языка, т.е. коммуникационным его возможностям, демонстрирует, что только возможность информации в языке делает возможным конституирование объективности истины. Как замечает Деррида, слово не просто выражает то, что и до него было объектом, оно конституирует объект, и помещает его в некое безличное рассмотрение, под "чистый взгляд". Слово ". есть конкретное юридическое условие истины".22 Только помещение внутрь языка позволяет освободить смысл от его заключенности в психологическую субъективность, от заключения в "голове изобретателя", от эмпирической нагруженности.

Тут важна мысль Гуссерля, интерпретированная Дерридой, что язык, "языковая идеальность "есть среда, в которой идеальный объект помещается, уже лишенным своего собственника. Язык хранит смысл, который, будучи помещенным в язык и лишенным адреса своего первоначального источника, может возрастать и накапливаться. И процесс накопления делает возможным идею уже бесконечной задачи, как бесконечного увеличения смысла. Деррида полагает, что трансцендентальная интерсубъективность есть условие объективности, если язык действительно не только выражает абсолютную объективность, но и конституирует ее. В таком рассмотрении и мир и сообщество - это, прежде всего, бесконечно возможная целостность возможных опытов, когда именно "Сознание сообщества в одном и том же мире дает возможность универсального языка".23 Можно предположить, что конституирующая способность языка связана как раз со свойством его коммуникативности, позволяющем кумулировать, а значит, и менять помещенный в язык смысл, универсализируя его. Взаимная полилогичность в непрекращаюмся диалоге внутри культур создает ту же ситуацию универсальности. Причем универсальность не означает униформизированность, что легко пояснить на примере близкой ситуации отсутствия единого метанарратива и замены его диалогом наррративов, которую рассматривает Ф. Лиотар. Но если, в общем случае, изменение научного знания может быть выражено через специфику межкультурного внутреннего диалога, или через общие свойства языка, в который помещают идеальный объект и где он теряет свою индивидуальную субъектность, то остается вопрос о том, как определить и как строить логически перетекающее в свои собственные обоснования научное знание о мире природы. Как надо искать научное знание о мире, приниципиально лишенном жестких признаков и критериев, в том числе и критериев истинности. Ответом может служить прагматическая теория науки, где узаконивается именно сомнение, а задачи науки определяются в функции ее использования. Представляется, что на многие вопросы отвечает интерпретация науки, предложенная Ч. Пирсом. Пирс определяет науку как "живой процесс", " живое и растущее тело истины. Мы даже можем утверждать, что знание не необходимо для

21 Гуссерль/ Деррида. Начало геометрии. М. 1996, с.89.

22 Там же, с.91.

23 Там же, с.95. науки".24 Здесь имеется в виду постоянно отмечаемая Пирсом именно процессуальность науки, ее принципиальное отличие от технических артефактов, от собрания уже сделанных открытий, уже систематизированного (каталогизированного) знания. Такое систематизированное знание берется только для удобства использования, только как техника, как прикладная наука, чтобы быть наукой, а в качестве таковой Пирс, сам отличный экспериментатор, признает прежде всего теоретические рассуждения, оно должно, по мнению Пирса, пройти очищение и превращение. Именно в силу своего процессуального характера, наука определяется как метод, который обладает способностью самоорганизации, но при этом научный метод и есть научный результат, по замечанию Пирса. Пирс не проясняет свою мысль до конца, но, как и более полувека спустя Библер, он говорит о важности поступка в делании науки, важности наличия научного духа, вопрошающего и ищущего истину. В определенном смысле только поступок и есть научное деяние и научный результат. И именно желание найти истину оказывается достаточным, как бы ни были ошибочны первоначальные методы и предположения. Если исходить из отмеченных выше особенностей философии Пирса, то очевидны точки соприкосновения с позицией диалогики. Среди четырех оснований эпистемологии Пирса, которые Г. Дельбрюк25 определил как тезисы фаллибилизма, социального импульса знания, "объективного идеализма" и прагматический тезис все соответствуют ее положениям. Первый утверждает, что не существует первопринципов, второй отвергает существование абсолютно внешней реальности, постулируя, что ссылка за пределы познаваемого ошибочна, третий тезис может быть сформулирован как социальное стремление к знанию, и утверждает наличие самокоррегирующей способности знания. Четвертый тезис прагматисизма гласит, что осмысленность любого нетавтологического утверждения связана с его способностью быть проверенным. Принципы пирсовского подхода дают вариант науки, где понятие объективности науки также ясно связано с ее субъектным характером.

При любых попытках дать обоснование общим положениям современной науки обращение к ее человеческой природе становится неизбежным. И происходит это уже в самом научном знании. Сошлемся на попытку Д. Дейша рассмотреть проблему "последнего" фундаментального описания природы.26 Признавая, что для получения подобного описания, необходимо обращение к некоему синтетическому априорному принципу Дейш обращает внимание на то, что рассмотрение конституирующих эти принципы положений, как это делал Кант, является непродуктивным ввиду ограниченности любого подобного рассмотрения, превращающегося в постулирование. Вместо этого он предлагает опять сделать акцент на вопросе, почему, исходя из каких соображений, именно данные принципы рассмотрены как синтетические. При этом выдвигается принцип, который остается неизменным и который состоит в том, что "физический процесс, состоящий в том, что теория может быть познана и выражена, не запрещен теорией".27 Но тут возникает опять, как в антропном принципе, и на это

24 Peirce Ch.S. Essays in the Philosophy of Science. NY 1957, pp. 189,192

25 Living Doubt. Dodrecht 1994, p.5.

26 D.Deutsch. On Wheeler's Notion of "Law without Law" in Physics./ Between Quantum and Cosmos. 1988,p.583-590.

27 Там же, с.588 ссылается сам Дейш, человек, тот, кто познает теорию, поскольку в окончательном выводе любого закона необходима апелляция к его познаваемости человеком, чтобы он был сформулирован как закон. Дейш полагает, что одна из характерных особенностей современной науки, это ее попытка вывести физические следствия из постулатов, лежащих вне физики, из эпистемологических предположений.

Подведем итог сказанному, внутри научной деятельности, внутри научных результатов всегда можно отыскать некие включения, не укладывающиеся во внутринаучные представления, имеющие своей основой и источником человеческую субъективность. Эти включения не представляют собой искажения внутри научного знания, поскольку сама объективность и развитие этого знания обосновываются только диалогичностью человеческого мышления и открытостью мира этому диалогу. Позиции современных философов отличаются и в методах обоснования и в интенциях, но для анализируемой темы важно именно то общее, что их объединяет: наука как объективная деятельность, превосходящая человека и человеческую уникальность, обосновывается и в своей объективности через человека и человеческие способности к диалогичности и целеоплаганию. То есть последовательное объективное обоснование науки происходит именно через ее человекоразмерность.

Список литературы диссертационного исследования доктор философских наук Романовская, Татьяна Борисовна, 1999 год

1. Акчурин И. А .Концептуальные основания новой-топологической физики/ Философия физики элементарных частиц. М. 1995, с.5-23. Алексеев И.С.,Овчинников Н.Ф.,Печенкин A.A. Методология обоснования квантвой теории. М.1984.

2. Анисов A.M. Концепция научной философии ВА.Смирнова.//Философия науки. Вып.2.М. 1996.с5-27/

3. Арнольд В.И. Математические методы классической механики. М. 1989 Ахутин A.B. Понятие "природа" в Античности и в Новое время. М.1988. Ахутин A.B. Тяжба о бытии. М. 1995.

4. Бибихин В.В.Язык философии.М.1989.

5. Библер B.C. Век Просвещения и критика способности суждения. Дидро и Кант. М. 1997.

6. Библер B.C. Кант-Галилей- Кант. М.1991. Библер В.С.От наукоучения к логике культуры. М. 1991. Больцман Л. Избранные труды. М. 1984. Больцман Л.Статьи и речи. М. 1970.

7. Герц Г. Принципы механики, изложенные в новой связи. М.1959

8. Григорьян А.Т., Фрадлин Б.Н., Сотников B.C. Аксиоматика классическоймеханики/ Исследования по истории физики и механики М. 1986, с. 2-35.

9. Гуссерль/ Деррида. Начало геометрии. М. 1996.

10. Джеммер М. Эволюция понятий квантовой механики. М.1985 .

11. Дирак П.А.М. Лекции по квантовой механике. М. 1968.

12. Поль Дирак и физика XX века. М.1990.

13. Дмитриев И.С. Молекулы без химической связей. Л. 1980.

14. Дмитириев И.С.,Семенов С.К. Квантовая химия ее прошлое и настоящее.1. М.1980.

15. Дынин Б.С. Логика развитей представлений о науке у физиков XIX века ( 1800-1870)./ Проблемы развития науки в трудах естествоиспытателей XIX века. М. 1973, с.29-49.

16. Иммануила Канта Пролегоменоны ко всякой метафизике.М. 1990.

17. Карнап Р.Философские основания физики. М. 1971.

18. Кезин A.B. Научность: эталоны, идеалы, критерии. М.1985.

19. Клейн Ф. Лекции о развитии математики в XIX столетии. М.-Л. 1937.

20. Койре А. Очерки истории философской мысли.М. 1985

21. Коллинз Дж. Перенормировка. М.1988.

22. Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки нового времени. М.1989. Коулсон Ч. Валентность. М.1965/

23. Краг X. Поль Дирак и космологическая теория./ Поль Дирак и физика XX вка. М. 1990.C.78-92

24. Крымский С.Б. Научное знание и принципы его трансформации. Киев, 1974. Лекторский В.А. Субъект, объект, познание. М.1980.

25. Линде А.Д. Физика элементарных частиц и инфляционная космология. М. 1990.

26. Майнцер К. Симметрия и нарушение симметрии: о единстве имногообразии в современном естествознании.// Общественные науки зарубежом. М.1990.Сер 3 ,№3, с.31-33.

27. Максвелл Дж.К. Трактат об электричестве. М. 1989.

28. Максвелл Дж.К. Статьи и речи. М.1968.

29. Мамардашвили М.К. Классический и неклассический идеалырациональности. Тбилиси 1986.

30. Мамардашвили М.К. Наука и культура/ Как я понимаю философию. М.1992

31. Мамардашвили М.К. Кантианские вариации. М.1997. Мамчур Е.А. Проблема выбора теории. М.1975

32. Мамчур Е.А. Проблемы социо-культурной детерминации научного знания. М.1987.

33. Мандельштам О.Э.Слово и культура. М.1987.

34. Математика XIX века. Под ред Колмогорова А.Н., Юшкевича А.П. М.1978.

35. Мах Э. Механика. СПг. 1909.

36. Мах Э. Этюды по естествознанию. М.1901.

37. Менский М.Б. Квантовая модель мышления и наука./ Самоорганихзация инаука. Опыт философского осмысления. М.1994.

38. Милль Дж.Ст. Система логики силлогистской и индуктивной. М.1914

39. Неретина С.С.Слово и текст в средневековой культуре. История:миф,время, загадка. М.1994.

40. Никитин Е.П. Объяснение- функция науки. М. 1970. Ф.Ницше. Сочинения в двух томах. М.1990.

41. Нугаев Р. Реконструкция процесса смены фундаментальных научных теорий. Казань. 1989.

42. Овчинников Н.Ф. Принципы теоретизации знания. М. 1996 Овчинников A.A., Болдырев А.И. Компьютерная химия // УХН, 1986, т. 55, с.124-132.

43. Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М.1988.

44. Окунь JI.Б. Физика элементарных частиц. М.1988.

45. Панченко А.И.Логико-гносеологические проблемы квантовой физики. М. 1981.

46. Панченко А.И. Философия, физика, микромир. М. 1988

47. Петров М.К. Язык, знак, культуры. М. 1991, с.

48. Петров М.К. Искусство и наука. Пираты Эгейского моря. М.1995.

49. Печенкин A.A. Математическое обоснование в развитии физики. М. 1984

50. Планк М. Принцип сохранения энергии. М. Л-д.1938.

51. Погребысский И.Б. О механике Лагранжа и его "Аналитическоймеханике"/ Труды к XI11 конгрессу историков науки. М.1971.

52. Поппер К. Логика и рост научного знания. М.1983.

53. Порус В.Н.Принципы и характеристики рациональной критики./ Идеал, утопияи критическая рефлексия. М.1997, с.243-281.

54. Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции./ / Вотросыфилософии. 1997, №2, с.93-111

55. Пригожин И.Стенгерс И. Порядок из хаоса. М.1986. Пуанкаре А. О науке. М. 1990.

56. Разумовский О.С.Проблемы взаимосвязи ньютоновской аксиоматики с экстремальными принципамиУ Ньютон и философские проблемы физики XX века. М. 1991, с. 35-52.

57. Рильке Р.М.Ворпеведе.Огюст Роден.Письма.Стихи. М.1971. Розенберг Ф. История физики, часть третья, выпуск 1,2. М.-Л. 1935. Романовская Т.Б.История квантовомеханической интерпретации периодичности .М. 1986.

58. Сахаров А.Д. Многолистные модели Вселенной.// ЖЭТФ. 1982, т.83, с.1233-1240.

59. Сачков Ю.В. Введение в вероятностный мир. Вопросы методологии. М. 1971.

60. Смирнов В .А. Логические методы анализа научного знания. М.1987. Смирнова Е.Д. Логика и философия. М.1996 Сноу Ч. Две культуры. М.1975.

61. Степин B.C. Философская антропология и философия науки. М.1993. Степин B.C. Становление научной теории. Минск.1976. Степин В.С.,Кузнецова Л.Ф. Научная картина мира в культуре техногенной цивилизации. М. 1994.

62. Степин B.C., Горохов В.Г., Розов М.А. Философия науки и техники. М.1995.

63. Трифонов Д.Н., Дмитриев И.С. О количественной интерпретации периодической системы/ Учение о периодичностию История и современность.М.1981, с.221-253.

64. Турнер Д. Максвелл о логике динамического объяснения./ Дж.К. Максвелл. Статьи и речи. М. 1968, с 252-253.

65. Уайтхед А.Н. Избранные работы по философии. М.1990. Фейнберг Е.Л. Две культуры. Интуиция в науке и искусстве. М.1992 Фейнман Р.,Лейтон Р., Сэндс М. Фейнмановские лекции по физике. М. 1965.Т.2.

66. Флоренский П.А. Анализ пространственности и времени в художественноизобразительных произведениях. М. 1993.

67. Фок В.А.Принципиальное значение приближенных методов втеоретической физике// УФН, 1936, т.16, с.1060-1083.

68. Фок В.А. Квантовая механика и строение материи. JI. 1965.

69. Фон Вригт Г.Х. Логико-философские исследования. М.1986.

70. Фреге Г.Избранные работы. М.1997.

71. Хайдеггер М. Наука и осмысление/ Мартин Хадеггер. Время и бытие. М.1993, с.238-253

72. Хоружий С.С. Род или недород ? Заметки к онтологии виртуальности.//

73. Вопросы философии, 1997, т.6, с.53-68.

74. Чью Дж. Аналитическая теория S- матрицы. М. 1972.

75. Швебер С. Введение в нерелятивистскую квантовую теорию поля. М.1963.

76. Швырев B.C. Неопозитивизм и проблемы эмпирического обоснованиянауки. М.1966.

77. Швырев B.C. Знание и мироотношение/ Идеал, утопия и критическая рефлексия. М. 1997, с. 12

78. Швырев B.C. Анализ научного познания: основные направления, формы, проблемы. М. 1988.

79. Шестов Л.И.Сочинения в 2-х томах.М.1993, т.2.

80. Шопенгауэр А. Мир как воля и как представление. Собрание сочинений т. 1 М. 1992

81. Эйнштейн А. Собрание научных трудов, т.4, М.1967/

82. Якимович А.К. Магические игры на горизонтальной плоскости. Картинамира в конце XX века./ Мировое дерево. М.1993, с.121-136.

83. Якобсон Р.Избранные работы.М. 1985.

84. Accardi L. Can Mathematics Help Solving the Interpretational Problems of Quantum Theory.//II Nuovo Cimento, 1995, v.110 B, p.685-721. Appolinaire G. Les peintres cubists. Paris. 1965.

85. Ayer A.J. The Origin of Pragmatism. Studies in the philosophy of Charles Sanders Peirce and William James. L.1968.

86. Bader R.F.W, Nguen-Danj T.T. Quantum theory of atoms in molecules.-Dalton revisited.//Adv. Quant. Chem. 1981,vol 14, p.65-124. Barnes B. T.S.Kuhn and Social Sciencs. NY 1983

87. Between Quantum and Cosmos: studies and essays in honor of John Archibald Wheeler. Eds. Zurek W.H., van der Merwee A, Miller W.A. Princeton. 1988.

88. Bohm D. Wholeness and the Implicate Order. L.1980.

89. Bohme G. Is Goethe's theory of colour science?/ Goethe and the Sciences: a Reappraisal. Dodrecht, 1987, p.147-173.

90. Boltzmann L. Theoretical physics and philosophical problems. Dodrecht. 1974

91. Bridging the Gap: Philosophy, Mathematics, and Physics. Eds. G.Corsi,

92. M.L.Delia Chiara, G.C.Ghirardi. Dodrecht, 1993.

93. De Broglie L. Recherches sur la théorie des quanta. Paris, 1925.

94. Brush St. The Temperature of History. NY 1978.

95. Cartwright N. How the Laws of Physics Lie. NY. 1986.

96. Cayley A. On the mathematical theory of isomers.//Phil. Mag. 1874. Vol. 47, p.444-449.

97. Chappie J. A. Science and Literature in the Nineteenth Century. L.1989. Crease R. P., Mann Ch. С. The second creation. N. Y., 1986. The Creation of Ideas in Physics. Ed. Leplin J. Dodrecht.1995.

98. Crum Brown A. On an application of mathematics to chemistry.// Trans. Roy. Soc. Edinb/1867.Vol 24, p.l 11+691-699.

99. CushingJ.K. What measurement problem?/Perspectives on quantum reality. Dodrecht.1996, p.167

100. Determinism in Physics. Eds. Bitsakis E., Tambakis N. Athens. 1985. Duhem P. La théorie physique, son objet et sa structure. Paris, 1906 Duhem P. La science allemande. Paris, 1916.

101. Elkana Y. Boltzman scientific research program./ The Interaction between

102. Science and Philosophy. NY. 1974.

103. Fishbein E. Intuition in science and mathematics. NY. 1988.

104. Forman P., Raman A. Why it was Schredinger who created the wave mechanics? //Historical Studies in the Physical Sciences 1975, v. 5,

105. Forman P. Weimar Culture, Causality and Quantum Theory, 1918-1927" //

106. Historical Studies in Physical Sciences, 1971, v.3, p.1-115.

107. Foundations of Quantum Mechanics in the Light of New Technologies.

108. Proceedings of the 3rd International Symposium.Tokio.1989.

109. Gavroglu K. Is the development of science a necessarily rational enterprise?

110. Historical types of rationality. Athens, 1992, pp. 41-52.

111. G.C.Ghirardi. The Quantum Worldview: its Difficulties and an Attempt to

112. Overcome them./ Bridging the Gap: Philosophy, Mathematics and Physics .

113. Dodrecht. 1993 .p. 175-195.

114. Ghirardi G.C.,Rimini A., and Weber T. Unified dynamics for microscopic and macroscopic systems.//Phys.Rev., 1986, D34, p.470-491. Goethe and the Sciences: A Reappraisal. Dodrecht. 1987.

115. Goldstein S. Quantum theory without observers.// Physics Today. April 1998, p.38-42.

116. Greenberger D.M. Preface./ Fundamental Problems of Quantum Theory. NY, 1995, p.XIII-XIV

117. Gregory F. Theologians, science, and theories of truth in nineteen -century Germany./ M.J.Nye et al. (eds.), The Invention of Physical Science, Dodrecht, 1992, p.81-96.

118. Hacking J. Representing and Intervening. 1975.Oxford. Hanson N.R. Patterns of Discovery. Cambridge. 1958. Heilbron J. The Dilemma of an Upright Man. L. 1986.

119. Heilbron J.L. Lectures on the history of atomic physics 1900-1922./ History of

120. Twentieth Century Physics. NY. 1977.

121. Hesse M. Models and Analogies in Sciences. L. 1963.

122. Jaki S.L. Uneasy Genius, the Life and Work of Pierre Duhem. Boston 1984.

123. Jameson F. Postmodernism. NY 1990.

124. Jammer M. The concept of force. NY. 1965

125. Jammer M.The Philosophy of Quantum Mechanics. NY 1974.

126. Knight D. The Age of Science. Ox. 1986.

127. Margolis J. Texts without References. Reconstructing Science and Narratives. Basil Blackwell.1989.

128. Miller A.I. Imagery in scientific thought. Boston, 1984.

129. Miller A.I. Imagery and metaphor, the cognitive science connection. / From a metaphoric point of view. A multidisciplinary approach to the cognitive content of metaphor. Ed.Z.Radman. Berlin 1995, p.199-224.

130. Moravcsik M.Y. The limits of science and the scientific method.//Current Contents. 1990, v.30, N3, pp.7-12 .

131. Nersessian N. Faraday to Einstein. Constructing meaning in scientific theories. Dodrecht. 1984.

132. New Directions in Physics. Ed/Kerr D.H., Rota G.C. Boston.1987.

133. Nye Mary Jo. Physics and chemistry: commensurate or incommensuratesciences?/ The Invention of Physical Science. Dodrecht. 1992, p.205-224.

134. Olson R. Scottish philosophy and British physics 1750-1880. Princeton, 1975.

135. Pais A. Inward Bound. N Y. 1986

136. Pickering A. Constructing Quarks. Edinburgh. 1984.

137. Priest G., Routley R. On Paraconsistency. Research Series on Logic and

138. Metaphysics. Univ. of Western Australia. 1984

139. Prigogine I. Physique, temps et devenir. Paris. 1980.

140. Primas H. Chemistry, Quantum Mechanics and Reductionism. NY. 1983

141. Quantum Implications. Essays in Honor of D.Bohm. NY 1987.

142. Quantum Mechanics versus Local Realism. Ed. Selleri F. NY 1988.

143. Quantum Theory and Pictures of Reality. Ed. Schommer W. Berlin 1989.

144. Read H. A Concise History of Modern Painting. L. 1991.

145. Abbat Reuer. La gnose de Prinston. Paris.1977

146. Rews M. The Darwinian paradygm. NY. 1986

147. Richards J.L. God, truth, and mathematics in nineteenth century England./ The Invention of Physical Science. Dodrecht. 1992, p.51-78. Salam A. Ideals and realities. Singapoure, 1984

148. Saunders S. Relativism./Perspectives on Quantum Reality. Dodrecht. 1996, p.125-142.

149. Scherer I. The Crisis of Judgement in Kant's Three "Critiques". NY ,1995. Schweber S.S. Shelter Island, Pocono, and Oldstone: The Emergence of American Quantum Electrodynamics after World War II.// Osiris. 1986. Second Series. V.2, p.265-302.

150. Scoville A.E. First Order, Dark Matter, and the Effectiveness of Mathematics inthe Natural Sciences.//Fundamental Problems in Quantum Theory. A

151. Conference Held in Honour of Prof J.A.Wheeler. Ann.of N Y Ac.of Sc.1995,v.775 ,pp.896-897

152. Serres M. Eclaircissments. Paris. 1992.

153. Science and Religion, ed. Barbour I.G. L.1968

154. Список работ Романовской Т.Б. по теме диссертации.

155. История квантовомеханической интерпретации периодичности. М.1986. 10,5.п.л.

156. Наука XIX—XX веков в контексте истории кулмуры. М. 1995. 9 п.л.

157. Louis de Broglie (с соавтором). /У УФН, Москва, 1988, т. 156, 4, 0,8 п.л.

158. Philosophy of N. Bohr. И Annals of science. London, 1989, v. 46, 0,7 п.л

159. Quantum revolution in chemistry, (с соавтором) // Acta Historia Renim Naturalium. Prague, 1989, v. 20, In. л.

160. E. Раппеовский. Научное знание, научные институты и интеллигенция в странах Востока. /У Вопросы философии, 1991, N6, 0,5 п.л.

161. Научные традиции н традиционное знание в современной Индии Традиции и революции в истории науки. М., 1991, 1,5 п.л.

162. Понятие фундаментальной теории и его интерпретации Наука в зеркале философии XX века. М., 1992, р. 0,25 п.л.

163. Some notes on rational and irrational trends in physics Historical types of rationality. Athens, 1992, 1 п.л.

164. Interdisciplinary research and the new type of science // The problems of science in the works of Russian philosophers. Moscow, 1993, 0,2 п.л.

165. Две культуры Н Вопросы философии. M., 1994, N1, 0,7 п.л.

166. Рациональное обоснование вненаучного // Вопросы философии. М., 1994, N9, 1,5 п.л.

167. Авангард и наука /У Русский авангард в кругу европейской культуры. М. 1994. 2 п.л.

168. Изменение идеалов научной теории в XIX и XX веках // Логика, методология и философия неуки. Москва-Обнинск, 1995, v. VII, 0,2 п.л.

169. Современная наука, современное искусство-параллели стиля /У Физика в системе культуры. М.,1996, 0,8п.л.

170. Изменения в механистической картине мира как изменения принципов рациональности в физике XIX века // Исторические типы рациональности. М.,1996, т.2, 2,2 п.л.

171. Взаимосвязь между естествознанием и идеологией в России XIX века (к постановке проблемы) /У Аксиология и историческое знание. Коломна, 1996, 0,5 п.л.

172. Интуиция и наука ¡/Мир психологии. М., 1996, № 4, 0,8 п.л.

173. Наука и город-диалог теней /У Культурный диалог города в пространстве и времени исторического развития. М., 1996. 0,2 п.л.20. "Дух Просвещения" в научной культуре XIX века /У Знание-сила. М.,1996, №2, 0,7 п.л.

174. Инженерная этика: проблемы и псевдопроблемы ¡¡Материалыроссийско-американского симпозиума "Инженерная этика в России и США . Социально-культурные и исторические аспекты. " М., 1997. 0,2 п.л.

175. Квантовая механика (1900-1925) ( с соавтором) // ФизикаXIX-XX вв. в общенаучном и социокультурном контексте. Физика XX века и ее связь с другими разделами естествознания. М., 1997. 1 п.л.

176. Физика, химия, математика — этапы взаимодействия и проблемы редукционизма /У Исследования по истории физики и механики 1993-1994. М., 1997. 0,8 п.л.