Антропология нищенства: этологические аспекты тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 03.00.14, кандидат исторических наук Дьяконов, Иван Юрьевич

• Дьяконов, Иван Юрьевич
• кандидат исторических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Дьяконов, Иван Юрьевич

Введение

Глава 1." Поведенческий репертуар и общая характеристика нищих в России XIX веке

Раздел 1. Численность нищих в дореволюционной России 20 Раздел 2. Структура сообщества нищих в дореволюционной России 23 Раздел 3. Нищенство как поведенческая специализация в дореволюционной России: феномен нищенских гнезд

Раздел 4. Поведенческие стратегии нищих в России XIX века

Глава 2. Современные нищие в России: стратегии поведения и психологический статус 41,

Раздел 1. Анализ надписей на табличках

Раздел 2. Этологическбе исследование поведения нищих 50 Раздел 3. Кросскультурное сравнение автобиографической информации о людях, просящих милостыню: Россия, Румыния, Чехия 75 Раздел 4. Психологические особенности людей, просящих милостыню

Раздел 5. Перспективы реабилитации нищих

Глава 3. Социальные установки к нищим и мотивационные механизмы подаяния милостыни 124 Раздел 1. Дифференцированность восприятия различных категорий нищих в России и Чехии 134 Раздел 2. Основные показатели, характеризующие образ нищего в России и Чехии

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Антропология нищенства: этологические аспекты»

В данной диссертационной работе представлен комплексный анализ феномена нищенства. В работе совмещается исторический анализ нищенства и изучение данного явления в современных условиях, что позволило выделить инвариантные стратегии прошения милостыни и вскрыть этологическиё, психологические и культурные механизмы, обеспечивающие положительный отклик на просьбы нищих о помощи со стороны представителей «большого» общества.

Явление нищенства зафиксировано. в самых разнообразных культурах, вне зависимости от уровня экономического развития стран (Cavalli-Sforza et al., 1994; Allahbadia, Shah, 1992; Bamisaiye, 1974; Bremner, 1996; Burns, 1991; Goldberg, 1995; Fabrega, 1971; Heilman, 1975; Iglinobia, 1991; Meri-Drivi, Raz, 1995; Schak, 1988; Shichor, Ellis, 1981) и данный универсализм позволяет выдвинуть гипотезу об эволюционных корнях альтруистического поведения по отношению к нищему.

Данное исследование нищенства проведено на стыке гуманитарных и биологических наук о человеке. Такой объект исследования, как социальная группа, может изучаться ■ как внутри социально-антропологических дисциплин, так и в рамках эволюционной антропологии. Мы рассматриваем данную работу именно как часть корпуса эволюционных наук, в более общем смысле - как одно из направлений физической антропологии. На наш взгляд, проведенная работа может быть отнесена к физической антропологии по двум причинам:

1. В настоящей работе предметом исследования является альтруизм как часть общего адаптационного поведения человека, выработавшегося в ходе эволюционного процесса. В работах ряда физических антропологов было показано, что ряд поведенческих паттернов человека является таким же результатом эволюционного отбора, как и его морфологические признаки (Brown, 1991). В этом смысле изучение закрепленных в генетике поведенческих паттернов, наравне с изучением морфологии, является предметом физической антропологии (Boyd, Richerson, 1985).

2. Исследование проводилось исключительно количественными методами, в частности, методом фокального этологического наблюдения. Использование количественных методов, процедур валидизации данных и применение статистического анализа позволяет считать результаты исследования соответствующими требованиям физической антропологии (Eibl-Eibesfeldt, 1989). ■

Термины и понятия. В связи с тем, что настоящая работа носит междисциплинарный "характер, в ней используется ряд терминов, характерных для эволюционной антропологии, социологии и социальной психологии. Для того, чтобы придать однозначность описанию проведенных исследований, мы кратко охарактеризуем основные термины и понятия, используемые в работе.

Нищенство — систематическое активное прошение материальной помощи у незнакомых людей, которое является для просящего основным средством дохода. . •

Следует отличать нищенство от бродяжничества. Существование без постоянного места жительства в некоторых случаях может сочетаться с нищенством, однако, по нашим данным, в России нищие крайне редко являются БОМЖами. Наши исследования показали, что только 15% нищих в Москве не имеют постоянного места жительства. Исключение составляют только среднеазиатские цыгане (люди), которые зачастую живут в палатках в лесу. В то же время, социологи, которые исследовали поведение БОМЖей, зафиксировали, что только 1% представителей данной группы живет попрошайничеством (Соловьева, 2001). Поэтому в данной работе бродяжничество и отношение к нему общества не будет предметом отдельного исследования.

Кроме того, мы исключаем, из понятия нищенства уличные профессиональные художественные представления, так как в данном случае имеет место оплата профессионального труда артистов. На наш взгляд, в этой ситуаци необходимо говорить о товарно-денежном обмене (в виде товара выступает труд профессионального артиста), а не о добровольной материальной помощи.

Подаяние милостыни — добровольная индивидуальная материальная помощь, непосредственно оказываемая незнакомому человеку в ответ на активную просьбу.

Следует отличать подаяние милостыни от других форм альтруизма: подаяние денег профессиональным артистам и пожертвование денег через благотворительные фонды (в этом случае помощь оказывается опосредованно).

Релнзер — элементы внешности или поведения человека, которые провоцируют ту или иную реакцию у окружающих людей (Eibl-Eibesfeldt, 1989; Salter, 1998). Детская схема - один из основных релизеров альтруизма, представляющий собой детскую или педоморфную внешность, а также подчиненное (субдоминантное) поведение (Eibl-Eibesfeldt, 1989). Совокупная приспособленность - приспособленность, связанная с относительным представительством генов некоторой особи в генофонде следующего поколения. В связи с тем, что особь и ее близкие родственники имеют общее происхождение, у них есть общие гены. Размножение не только самой особи, но и ее близких родичей ведет к большему, чем случайное, представительству генов данной особи в следующем поколении. Таким образом, можно повысить и собственную приспособленность, увеличив приспособленность близких родственников (Дьюсбери, 1981, с.338 - 339).

Кин-отбор (или отбор родичей) - термин введен Мэйнардом Смитом (Maynard Smith, 1964), определяеся как отбор, направленный, на сохранение признаков, благоприятствующих выживанию близких родичей данной особи. Такими родичами могут быть либо потомки данной особи, либо её сибсы и другие родичи. Теория отбора родичей подчеркивает важную роль совокупной приспособленности в проявлениях биологического альтруизма. Мэйнард Смит и более поздние исследователи считают кин-отбор процессом, близким к социально-групповому отбору, и, возможно, промежуточным между индивидуальным и групповым отбором Рсципрокный альтруизм представляет собой поведение не связанных родством индивидов в соответствии со следующим правилом: индивид (донор), которому при определенных обстоятельствах была оказана помощь другим индивидом (реципиентом), ответит взаимностью и окажет тому помощь, когда в ней возникнет необходимость. Акт альтруизма влечет за собой непосредственные затраты, но взаимность должна принести долгосрочную выгоду, которая перевесит краткосрочные расходы, поскольку расходы и выгоды всегда оцениваются с точки зрения совокупной приспособленности (Trivers, 1971).

Истинный альтруизм —. помощь по отношению к человеку, который в прошлом не вел себя альтруистично по оношению к донору и вероятность такого поведения в будущем крайне низка (Buss, 1996). Социальная группа - совокупность людей, каждый из которых приписывает себе ряд признаков, объединяющих его с другими членами группы и отличающих от членов других групп (Tajfel, Turner, 1986). Группа членства — группа, ключевые признаки которой приписывает себе человек (Tajfel, 1981).

Литературный обзор. Эволюция альтруизма и кооперации продолжает оставаться объектом интенсивного изучения для гуманитариев и биологов. По версии одних авторов альтруистическая мотивация провоцируется эмпатическими чувствами (гипотеза связи эмпатия — альтруизм) (Batson et al., 1997). В русле теории кин-отбора -взаимопомощь и кооперация родственников не лишены эгоистического подтекста (Hamilton, 1964). Поскольку, оказывая помощь, индивид способствует распространению общих с родственниками генов в последующем поколении (суть явления описывается понятием включенная», или «совокупная» приспособленность). С позиций реципрокного альтруизма — помощь оказывается тем, кто в перспективе будет вести себя альтруистично в отношении сегодняшнего донора (Trivers,' 1971). Ряд специалистов предлагают рассматривать вопрос о происхождении кооперации с позиций культурного группового отбора (Boyd, Richardson, 1985). Гинтис с соавторами (Gintis et al., 2003) полагают, что альтруизм и кооперация могли формироваться под действием генно-культурной ко-эволюции.- В русле этой теории исследователи вновь обращаются к модели группового отбора, и доказывают, что групповые характеристики (размеры группы, ограниченные размеры миграции, частые межгрупповые конфликты), усиливающие давление группового отбора могут ко-эволюционировать с кооперативным поведением. Кооперация, частично основана на развитой способности человека к институционализации социального пространства," характеризующегося низким уровнем внутригрупповой конфликтности и низким фенотипическим разнообразием. Подавление внутригрупповой конкуренции и • кооперация в пределах группы, по-видимому, поддерживались отбором на ранних этапах эволюции человека современного вида (Boehum, 1999). Результатом такого рода эволюционных процессов являются . механизмы уравнивания, функционирующие в обществах охотников-собирателей, в частности моногамия и дёлеж пищей. Хотя на индивидуальном уровне подобные институты были энергозатратны и давали мало личной выгоды, данная практика обеспечивала явные выгоды на межгрупповом уровне. Хотя в литературе альтруизм традиционно рассматривался в контексте взаимопомощи и ' сотрудничества, наказание тоже может являться проявлением альтруизма. Теоретические модели, предложенные Бойдом и Ричардсоном (Boyd, Richardson, 1992) и развитые в работах других исследователей (Gintis, 2000; Boyd et al., 2003), свидетельствуют о том, что наказание в альтруистических целях может способствовать распространению таких вариантов альтруистического поведения, которые были бы невозможны без угрозы наказания. Вместе с тем, альтруизм, поддерживаемый с помощью наказания не приводит к полному * искоренению обманщиков. В реальности, в каждом обществе наблюдается определенный поведенческий диморфизм: альтруисты и добытчики . сосуществуют с потребителями-обманщиками, а каратели сосуществуют с тем, кто предпочитает держаться в стороне от всякого рода разборок. ' Явление альтруистического наказания частично формирует подоснову моральных норм в человеческом обществе и базируется на комплексе врожденных психологических установок, сформировавшихся под действием естественного отбора (O'Gorman et al., 2005).

Для объяснения феномена кооперации в качестве концептуального инструмента часто используют теорию игр (применяются как аналитические так и симуляционные модели) (Axelrod, Hamilton, 1981; . Nowak, May, 1992; Nowak et al., 2004). Такие модели предоставляют простые и четкие для понимания результаты. Однако оборотной стороной ' такой простоты является, к сожалению, и схематичность представлений о плате (затратности актов альтруизма), а также ограниченный набор возможных поведенческих реакций в ситуации социальных взаимодействий. Ограничения подобного рода устранены в модели предложенной недавно М.Бурцевым и П.Турчиным (Burtsev, Turchin, 2006). Их модель не только позволяет оценить условия, при которых одна поведенческая стратегия вытесняет в процессе эволюции другую, но и ■ воспроизвести сам процесс, благодаря которому новые стратегии формируются на базе широкого спектра имеющихся в наличии возможностей. Очевидным достоинством модели является отсутствие исходной детерминированности поведенческих параметров, взаимодействующих друг с другом агентов (индивидов). В рамках этой интересной модели эволюционный процесс создает и воссоздает заново оптимальные модели на базе исходных элементарных поведенческих актов. При отсутствии способности к распознанию фенотипических маркеров (индивидуального опознавания), в процессе моделирования формируются три дискретные стратегии поведения, соответствующие широко известным стратегиям «ястреба», «голубя» и «буржуа». В условиях группового образа жизни,, при одном лишь условии, что индивиды способны распознавать окружающих по внешним признакам, передающихся наследственным путем наряду с уже отмеченными стратегиями возникает еще одна новая - стратегия «скворца». Кооперативные «голуби» избегают конкуренции с членами своей группы, тогда как кооперативные «ястребы» избегают нападать на фенотипически сходных с ними индивидов. Кооперативные же «скворцы» живут группами и защищают совместно территорию от захватчиков.

Интеракция с нищим является актом альтруизма в чистом виде, поэтому анализ поведения , в диаде «нищий-подающий» является очень ценным материалом для анализа роли взаимопомощи в традиционном и современном обществе. Сам по себе акт попрошайничества исключительно древний. Он известен столько же времени, сколько существует само человечество, а возможно, и гораздо дольше — во всяком случае, выпрашивание мяса — распространено у шимпанзе, нашим ближайших родственников (Бутовская, Файнберг, 1993; Бутовская, Сухова, Кузнецова, 1998).

Если говорить об .обществах охотников-собирателей, то в них существует практика помощи слабейшим членам группы, широко описанная в антропологической литературе (Axelrod, Hamilton, 1981; Boyd, Richardson, 1987; Gintis, 2000; Wiessner, 2005). На основе наблюдений за дележом среди охотников-собирателей был построен ряд эволюцирнно-антропологических концепций альтруизма, на которые мы будем опираться при анализе подаяния милостыни. В то же время, нельзя-сказать, что • среди .охотников-собирателей существовало собственно нищенство. Согласно нашему определению, одним из главных признаков подаяния милостыни является его спонтанность, отсутствие внешнего жесткого принуждения, а дележ среди охотников-собирателей был жестко регламентирован (Axelrod, Hamilton, 1981). Скорее можно говорить о практиках дележа, которые, так же как и подаяние милостыни, базируются свойствах социального поведения человека, выработанных в ходе естественного отбора.

Если же говорить' о генезе добровольной помощи нищим в человеческой культуре, то появление этой практики, по-видимому, было связано с возникновением первых шумерских городов. В условиях городов существенно ослабевали традиционные семейные связи, появилась прослойка людей, не вписанных в традиционную семейную структуру. Если таким людям была необходима помощь, им приходилось обращаться к незнакомым людям, рассчитывая на их добросердечие. Таким образом, условия для появления нищенства возникают при разрушении традиционной общественной структуры и, в этом смысле, нищенство является признаком определенного уровня развития культуры.

Образ жизни человека в индустриальную эпоху стремительно меняется, происходит быстрая смена • средств производства, технологических возможностей на рабочем месте и в домашних условиях. Человек в современном постиндустриальном обществе автономизируется, наблюдается разрыв семейных связей, резкое ограничение контактов даже с близкими родственниками (родители — дети, браться — сестры). Однако, активный отклик на просьбы нуждающихся в помощи не ослабевают. Вероятно, альтруизм следует рассматривать как одну из базовых сущностей человека, имеющую солидные врожденные предпосылки. Потребности в кооперации и взаимопомощи столь велики, ' что современный человек готов оказывать благотворительность в направлении незнакомых людей, жертвовать анонимно тем, кого он сам никогда лично не встретит, а если и встретит, то не узнает в лицо.

Распространенность' альтруистического поведения в постиндустриальном обществе укладывается в эволюционную теорию альтруизма. Современные антропологи и этологи рассматривают альтруизм как фундаментальную характеристику человека (Артемова, 1992; Бутовская, Файнберг, 1992, 1993; Бутовская и др., 1995; Эфраимсон, 1971; Axelrod, Hamilton, 1981; Boyd, Richardson, 1987, 1988; Gintis, 2000; Zahavi, 1995; Wiessner, 2005). Однако механизмы альтруизма и кооперации в человеческом обществе — постоянный предмет интенсивных дискуссий.

Многочисленные модели эволюции альтруизма, предложенные в последние десятилетия' специалистами по эволюции поведения, дифференцируют разные варианты этого явления и предлагают в качестве объяснения использовать представления об индивидуальном и групповом отборе (Axelrod, Hamilton, 1981; Bateson et al.,-1987; Boyd et al., 2003; Gintis 2000; O'Gorman et al., 2005; Wiessner, 2005).

Существующие работы, посвященные нищенству, можно разделить на три группы:

1. Этнографические наблюдения. Регистрация поведения нищих (Ильясов, Плотникова, 1993; Allahbadia, Shah, 1992; Bamisaiye, 1974; Fabrega, 1971; Heilman, 1975; Iglinobia, 1991; Meri-Drivi, Raz, 1995; Schak, 1988; Shichor, Ellis, 1981). Основной задачей таких исследований является подробное описание поведенческих стратегий нищих.

Материал, собранный в ходе таких наблюдений имеет очень большое значение для выявления кросскультурных универсалий в поведении нищих. В то же время, анализ культурно-специфических особенностей нищих позволяет сделать выводы о связи между практиками прошения милостыни и доминирующей в культуре религией. В частности, исследователи нищенства- в Израиле отмечают, что нищий является сакральной фигурой в иудейской традиции, поэтому каждый правоверный прихожанин синагоги обязан подать ему милостыню. Милостыню просят представители определенных династий, и сама практика нищенства вызывает уважение в религиозных общинах (Meri-Drivi, Raz, 1995). Нищенство тесно спаяно в религиозной традицией и в Индии, где паломники к Гангу на всем пути ведут, по сути, нищенский образ жизни (Allahbadia,. Shah, 1992). Нельзя не отметить, что сакрализация фигуры нищего характерна и для христианской традиции. В данной работе мы обратим особое внимание на использование религиозных символов в поведении нищих в России.

Несмотря на большую научную ценность эмпирического материала, собранного этнографами, нужно отметить, что поведение нищих в данных исследованиях анализировалось вне взаимодействия в диаде «нищий-подающий», что, на наш взгляд, существенно затруднило интерпретацию поведенческих стратегий нищих.

• 2. Качественные исследования с использованием методов включенного наблюдения (Кудрявцева, 2001; Dhont, Vanderwiele, 1984). Данные работы, как правило, основываются на теории социальных игр Э. Гоффмана (Гоффман, 2000). В рамках данной теоретической схемы, все интеракции между людьми построены на разыгрывании типовых «сценариев». Например, поведение в магазине, на рабочем месте и даже за семейным обедом строится на основе схем поведения, закрепленных в обществе. Изучение нищих ставило целью выделение подобных типовых сценариев в диаде «нищий-подающий». В частности были выделены следующие сценарии: «родитель-ребенок» (нищий является ребенком или демонстрирует подчиняющееся поведение), «родитель-ребенок» (нищий является пожилым человеком) и «сослуживцы» (нищий и подающий — мужчины, нищий часто инвалид или одет в' военную одежду). Методом исследования является включенное наблюдение, то есть исследователь включается в группу нищих и начинает сам просит милостыню. Работы, выполненные в данном русле, успешно описывают диадическую природу взаимодействия с нищим. В них описывается не только поведенческий репертуар нищих, но и специфика поведения подающих. В то же время, все выводы исследований носят описательный характер, так как число наблюдаемых нищих является очень незначительным. Выводы таких исследований не обладают свойствами валидности и надежности. В настоящей работе мы предпринимаем попытку исследовать взаимодействие в паре «нищий подающий» количественными методами, что повышает научную ценность результатов.

3. Анализ установок к нищим в отрыве от анализа поведения нищих . (Burns, 1991; Goldberg, 1995). Исследование Голдберга является уникальным в том смысле, что. он впервые исследовал поведение по отношению к нищим с позиций эволюционной теории альтруизма. В частности, в исследованиях Голдберга было показано, что одинокие . мужчины предпочитали подавать женщинам. Автор интерпретирует это как проявление подсознательной эмпатии в отношении потенциальной партнерши. Хотя нищенки, конечно же, вряд ли могли казаться привлекательными для обеспеченных мужчин, альтруистическая реакция последних, может интерпретироваться в русле общеэволюционной • психологической предрасположенности к положительному отклику при виде незнакомой женщины. Тот же автор отмечает, что женщины, двигающиеся по улице в одиночку, напротив, подавали нищенкам много реже, чем ожидалось. Этот факт также интерпретируется в русле . эволюционных построений как адаптивная реакция на потенциальную конкурентку. Мужчины, идущие с женщинами чаще подавали в период, когда они только начинали ухаживать за своими спутницами, нежели когда со спутницей уже существовали сложившиеся сексуальные отношения. Эволюционный подход, на наш взгляд, предоставляет большие • возможности для целостной интерпретации взаимодействия «нищий-подающий», однако в работах Голдберга и других эволюционистов в анализ включались только демографические характеристики нищих, а их поведение не становилось объектом специального этологического • исследования.

В данной работе мы постарались совместить изучение поведения нищих и установок к нищим и, таким образом, провести комплексный анализ поведения в диаде "нищий-подающий" на основе эволюционной теории альтруизма. Интеракционистский подход, предложенный этологией и эволюционной психологией, позволяет оценить поведение нищих и подающих в универсалистской перспективе и понять базовые факторы, делающие такую стратегию возможной и успешной. В рамках данного подхода анализируются и интерпретируются наши собственные полевые материалы. Учитывая. то обстоятельство, что поведение человека формировалось под действием эволюционных факторов и является продуктом взаимодействия между эволюционировавшими психологическими механизмами и средой (Buss, 1996; Dunbar, 1999; Eibl-Eibesfeldt, 1989; Tooby, Cosmides, 1992), мы уделили особое внимание анализу процессов взаимодействия нищий — подающий, и оценили эти действия с учетом индивидуальных и групповых преимуществ, затрат со стороны подающих и выгод, полученных нищими. Феномен нищенства рассмотрен в этой работе с учетом ведущих механизмов человеческой психики, управляющих социальным поведением (модулей в терминах эволюционной психологии или врожденных разрешающих механизмов в терминологии этологов (Зорина, Полетаева, Резникова, 1999; Buss, 1999).

В рамках данной работы будет показано, что подаяние милостыни в большинстве случаев может быть объяснено с помощью эволюционных моделей альтруизма. При этом нужно отметить, что нищие не формируют единого сообщества маргиналов, различается и отношение к ним подающих. Благотворительность в направлении разных категорий нищих имеет принципиально различные мотивы (зачастую, комплекс мотивов) и нуждается в различной- интерпретации. Современные теории альтруизма будут использованы в этой работе для объяснения различных стратегий попрошайничества и избирательность в оказании помощи со стороны разных категорий граждан (мужчин и женщин, студентов, лиц активного трудового возраста и пенсионеров, военных и гражданских, местных и приезжих).

Актуальность исследования. В последние 15 лет нищенство стало привычным явлением в России и других странах бывшего СССР, равно как и во всей Восточной и Центральной Европе. Сами нищие образовали социальную группу с собственной экономической стратегией и специфической формой занятости, собственными правилами поведения и традициями. Группу, возродившуюся в результате кардинальной трансформации рынка труда в условиях постсоциалистической действительности. Не смотря на то, что данная группа существует в современной России уже около 20 лет, до сих пор не проводилось комплексных исследований данного явления с позиций антропологии. Между тем, существует ряд вопросов, ответы на которые еще предстоит дать отечественной гуманитарной науке. Обозначим лишь некоторые из таких «белых пятен».

• Какова природа данной социальной группы? Новые нищие - это сообщества исключенных, стигматизированных людей, вынужденных отказаться от привычных повседневных практик, или профессиональная группа, члены которой сделали сознательный выбор в пользу практики попрошайничества?

Возможно ли видеть в явлении современного нищенства возрождение массовой социальной практики, купированной после 1917 года? Как ни парадоксально, анализ современного нищенства в России показывает, что «новые нищие» в основных чертах воспроизводят данную практику в том виде, в котором она существовала в дореволюционном российском обществе. При этом остается неясным, каковы механизмы подобной преемственности: сознательное индивидуальное копирование успешных практик попрошайничества из прошлой истории или хорошо спланированное групповое обучение навыкам нищенского ремесла. Еще одним вопросом является отношение к нищим в контексте межэтнических отношений. Крупные европейские мегаполисы становятся все более многонациональными, в связи с чем все большую актуальность приобретают вопросы межэтнического взаимодействия. Анализ отношений в межнациональной диаде «нищий-подающий» позволяет определить, характерен ли для данной ситуации этнический непотизм.

Цель диссертационной работы - изучить явление нового российского нищенства с антропологических позиций, выявив универсальные и культурно-специфические стратегии прошения милостыни.

Направления исследований.

1. Анализ истории нищенства в России и других странах Европы на материале исторических работ 1870-191.7 гг.

2. Этологическое исследование поведенческих практик нищих в Москве

3. Изучение жизненного пути современных нищих. На материале • опроса людей, просящих милостыню в Москве и Праге

4. Изучение последствий прошения милостыни для эмоциональной сферы нищих. На материале опроса людей, просящих милостыню в Москве

5. Выявление поведенческих релизеров конкретных мотивов подаяния милостыни. На материале опроса жителей Москвы и Праги.

Методы исследования, достоверность и обоснованность результатов. В работе использованы эмпирические и теоретические методы исследования. Решения задач базируются на данных этологических, социологических и психологических методов, а также на теоретических положениях эволюционной антропологии. Достоверность полученных выводов подтверждается соответствием полученных результатов основным положениям эволюционной антропологии и их сопоставимостью с результатами исследований других авторов. Все данные количественных исследований носят статистический характер, и их достоверность проверялась с помощью соответствующих математических процедур.

На всех этапах исследования полевые материалы по России собирались непосредственно автором работы, а также M.JI. Бутовской, А. М. Маурером и А. Смирновым. Автор выражает признательность участникам данных работ за неоценимую помощь в сборе полевого материала.

На защиту выносятся

1. Выводы об исторической преемственности дореволюционного и ■современного нищенства, сделанные на основе анализа исторических работ 1870-1917 гг.

2. Результаты этологического исследования поведенческих практик нищих в Москве

3. Данные об установках жителей Москвы и Праги к людям, просящим милостыню

4. -Результаты опроса людей, просящих милостыню в Москве и Праге, ' посвященного их жизненному пути

5. Данные, касающиеся последствий прошения милостыни для ■эмоциональной сферы нищих

Научная новизна результатов исследования

Впервые проведен комплексный анализ современного российского нищенства с позиций эволюционной антропологии' и доказано, что в поведенческом репертуаре российских нищих представлены не только универсальные стратегии, которые делают эффективным прошение милостыни во всех культурах, но и ряд специфических для российской культуры стратегий.

Данное исследование позволило провести теоретическое обоснование альтруизма по отношению к незнакомым людям. Человек в современном постиндустриальном обществе автономизируется, наблюдается разрыв семейных связей, резкое ограничение контактов даже с близкими' родственниками (родители — дети, братья - сестры). Однако активные просьбы нищих о помощи стимулируют многих людей к альтруистическому поведению. Вероятно, альтруизм следует рассматривать как одну из базовых сущностей человека, имеющую врожденные предпосылки. Потребности в кооперации и взаимопомощи столь велики, что современный человек готов оказывать благотворительность по отношению к незнакомым людям, жертвовать анонимно тем, кого он сам никогда лично не встретит, а если и встретит, то не узнает в лицо. . . '

В рамках данной диссертационной работы будет показано,- что нищие не всегда формируют единое сообщество маргиналов, различается и отношение к ним подающих. Благотворительность по отношению к разным категориям нищих имеет принципиально различные мотивы (зачастую, комплекс мотивов) и нуждается в различной интерпретации. Современные теории альтруизма будут использованы для объяснения различных стратегий попрошайничества и избирательности в оказании помощи со стороны разных категорий граждан.

Автором впервые предложена методика, совмещающая одновременное этологическое наблюдение (за нищим) и личный опрос (подающих милостыню), и позволяющая выявить драйверы конкретных эмоциональных реакций на нищего.

Практическая полезность работы. Выводы, сделанные в данной работе крайне важны для организации реабилитационной работы с данной социальной группой. Во-первых, результаты исследования эмоциональной сферы позволяют выделить основные проблемы в психическом статусе нищих, без учета которых невозможно организовать эффективную психологическую помощь нищим в ходе реабилитации.

Кроме того, данное исследование может быть использовано для оптимизации работы правоохранительных и миграционных служб. Данные службы активно занимаются снижением числа нелегальных мигрантов из Средней Азии, практикующих, в частности, прошение милостыни. В настоящее время эта деятельность является низко эффективной в связи с тем, что соответствующие органы не учитывают особенности социальных связей в данных этнических группах. Выводы исследования о социальной организации среднеазиатских цыган (люли), в частности, об их семейных отношениях, могут существенно помочь в организации более эффективной работы миграционных служб.

Реализация результатов.

Результаты исследования используются в учебном курсе по Этологии человека в Российском Государственном Гуманитарном Университете.

Заключение диссертации по теме «Антропология», Дьяконов, Иван Юрьевич

Заключение

• В заключение данной работы мы хотели бы провести анализ полученных результатов в рамках эволюционно-антропологического подхода. Как мы уже отмечали, эволюционный подход рассматривает благотворительность как многофункциональное явление. Ее сущность не сводится исключительно только к проявлениям «чистого» (истинного, бескорыстного) альтруизма. Такое поведение может быть вариантом: родственного альтруизма, отсроченного реципрокного альтруизма, и одновременно с этим служить некоторым эгоистическим (корыстным) целям: повышению социального престижа и статуса, обеспечению социального партнерства, привлечению потенциальных половых партнеров и пр. Попытаемся интерпретировать взаимоотношения нищий-подающий последовательно в рамках представлений о родственном (Hamilton, 1964), реципрокном альтруизме (Trivers, 1971), гипотезы «демонстрации» (Hawkes, 1990), и теории репродуктивного успеха (Trivers, 1972; Buss, Schmitt, 1993; Goldberg, 1995). Как мы уже отмечали, ряд антропологических концепций альтруизма • был построен на основе изучения взаимопомощи в обществах охотников-собирателей. На наш взгляд, практика принудительного дележа в группе охотников-собирателей имеет ту же эволюционно выработанную альтруистическую основу, что и практика добровольной помощи нищим, поэтому модели альтруизма, применяемые для интерпретации дележа, могут успешно работать и при интерпретации подаяния милостыни.

В обществах охотников-собирателей и мотыжных земледельцев широко распространен дележ мясом - охотничьей добычей. Такие акты альтруизма многими авторами интерпретируются как проявление реципрокного альтруизма. Между тем, некоторые специалисты по охотникам-собирателям, обращают внимание на то обстоятельство, что дележ ограниченными ценными ресурсами (в частности мясом) часто напоминает демонстрацию и по многим признакам более сходен с попыткой удачливого охотника проиллюстрировать свои мужские качества (гипотеза демонстрации) (Hawkes, 1990). Такая демонстрация позволяет охотнику повысить свой статус в обществе и улучшить свои репродуктивные возможности: вопреки расхожим представлениям, о том, что мужчины охотятся, чтобы обеспечить пропитанием семью, они скорее делают это, чтобы делиться с другими (не-членами семьи) и за этим в значительной степени стоят сексуальные мотивы (Hawkes, 1990; 1991). Эта гипотеза подтверждается наблюдениями за хадза Танзании, бушменов Кунг, аче Парагвая, хиви (Hiwi) Венесуэлы, охотниками за морскими черепахами Торресова Пролива (Bliege-Bird, Bird, 1997; Blurton Jones, 1997; Gurven et al., 2000; Kaplan et al., 2000). Как правило, мужчины специализируются на охоте за конкретным видом дичи и со временем становятся непревзойденными знатоками повадок, местонахождения данного вида животных и способов их отлова. Успешные охотники привлекают всеобщее внимание и одобрение, что обеспечивает им более широкий круг потенциальных половых партнеров и союзник среди мужской части коллектива (Hawkes, 1993). Демонстрации, связанные с добычей и дележом мяса типично - мужское поведение. По мнению Хоукс, побудительными мотивами такого рода социальных действий служат очевидные выгоды (доступ к половым партнерам, повышение собственного статуса в группе и пр.), которые «альтруисты» из него извлекают. Если эта гипотеза верна, то получается что дележ (в нашем конкретном случае благотворительность) отражает не только альтруистические мотивы, но несет в себе определенный эгоистический компонент.

Может возникнуть законный вопрос: какое это все имеет отношение к подаче милостыни в условиях большого города? Нам представляется, что гипотеза демонстративного поведения вполне применима к современным условиям: разумеется, подающие производят свои действия в значительной мере подсознательно. Справедливо также предположить, что вероятность, того, что за ними будут, наблюдать знакомые достаточно мала. Тем не менее, сам акт милосердия поднимает подающего в собственных глазах и позволяет чувствовать себя увереннее, а в случае постоянной практики подачи милостыни это поведение, рано или поздно, будет отмечено окружающими (в том числе и знакомыми) и будет способствовать формированию более благоприятного социального имиджа такой личности.

Наши данные по взаимосвязи статуса подающего и суммы подаяния подтверждают гипотезу демонстрации. Как мы обнаружили, лица с доходом, выше среднего подавали милостыню достоверно чаще, чем люди с невысоким доходом. Даже в анонимном обществе у человека остается потребность в демонстрации своего социального статуса. Чаще всего социальный статус демонстрируется с помощью потребительского поведения. По мнению ряда социологов, порядка 20% покупок на рынках одежды, обуви, автомобилей, бытовой техники и др. совершаются именно с желанием продемонстрировать окружающим свой социальный статус. С)днако, по-видимому, и публичный акт альтруизма зачастую выполняет подобную демонстративную функцию.

Другой механизм .альтруизма чаще всего начинает работать в периоды тяжелой экономической ситуации, войн, природных катастроф (засухи, извержения вулканов, цунами и пр.), пандемий (чума в средневековой Европе) количество нищих нарастает, когда возможности социальной помощи ограничиваются. В этой ситуации благотворительные структуры начинают практиковать принцип избирательной помощи. Как и следует ожидать исходя из эволюционной теории, первый фактор, определяющий достойных вспомоществования - группойая принадлежность (здесь срабатывают законы реципрокного и родственного альтруизма). Как отмечалось выше, в средневековой Европе (в Германии) делались четкие различия между «своими» нищими (представителями городской бедноты) и «чужими» нищими (чужестранцами, бродягами, циркачами, лудильщиками, крестьянами из соседних деревень). Тот же принцип действовал в Чехословакии (в частности, в Праге) в 20-тые - 30-тые гг. 20 в. и дореволюционной России (благотворители предпочитали оказывать помощь конкретным знакомым беднякам, а церковнослужители также старались раздавать милостыню своим прихожанам, а не пришлым бродягам). Фактор «свои» и «чужие» продолжает оставаться решающим в наши дни: по данным нашего исследования и в Москве, и в Праге горожане предпочитают подавать милостыню тем, кто похож на них своим физическим обликом (антропологически) и одет в соответствии с конкретными культурными традициями (Butovskaya et al., 2000а; Butovskaya, Diakonov, Salter, 2002; Butovskaya et al., 2004).

Как мы обнаружили, фактор этнической дистанции очень сильно влияет на вероятность альтруистического поведения по отношению к нищему. Вероятность подаяния милостыни молдавским нищим, при прочих равных, ниже, чем русским, а цыганским - ниже, чем молдавским. Таким образом, даже в условиях мультикультурного мегаполиса этничность незнакомого человека влияет на отношение к нему. В то же время, нужно подчеркнуть, что дистанция к представителям другой этничности может быть уменьшена различными способами. В частности, как мы обнаружили, детская схема (внешность) является настолько мощным релизером альтруизма, что ее использование позволяет цыганским нищим достаточно успешно просить милостыню у жителей Москвы.

Памятуя о выраженном предпочтении в направлении «своих», такая избирательность может интерпретироваться так же в рамках теории отстроченной реципрокности (старые люди, в бытность молодыми трудились, воевали на общее благо группы и теперь заслуживают ответной заботы). Показательно, что в современной Москве пожилые мужчины, порой просят, нарядившись в военный китель, при орденах и медалях, молодые мужчины-инвалиды также во всю эксплуатируют образ героя-афганца или участника чеченских компаний (Butovskaya et al., 2004).

Обращает на себя внимание общая для всех культур закономерность: в качестве ведущего фактора стимулирующего подачу милостыни выступает состояние просящего. Во всех культурах калеки, больные, слабоумные, немощные старики/старухи вызывают жалость и сострадание. Это обстоятельство отмечали наши респонденты-подающие во всех странах (России, Чехии, Италии, Румынии, Танзании, Индонезии, Египте). Правда, в условиях крайней скудности экологических ресурсов или их резкого сокращения (в случае неурожая или длительного периода неудачной охоты на промыслового зверя, рыбу) старики становятся «первой жертвой»: у традиционных народов Крайнего Севера пожилые люди часто добровольно уходят из жизни, жители Японских островов также ранее практиковали обычай, по которому престарелых родителей (и других родственников) относили зимой в горы и оставляли там умирать. Во' всех без исключения странах (хотя это и активно пресекается государственными службами) нищие стараются эксплуатировать образ ребенка (будь-то младенца на руках у матери, малыша или детей старшего возраста) часто на паперти появляются дети-калеки или слабоумные. Здесь мы так же сталкивается с эффективным применением нищими на практике «детской схемы» (этологи показали, что образ ребенка вызывает у взрослых подсознательное чувство теплоты и симпатии, желание помочь) (Бутовская, 2004а; Eibl-Eibesfeldt, 1989). Там, где просящих детей не встретишь на улицах города, нищие начинают активно демонстрировать нуждающихся в заботе домашних питомцев (щенков, котят, взрослых собак и кошек, попугаев или обезьянок), являющихся суррогатом «детской схемы» (современная Россия, Чешская Республика, Италия, Германия, США, Канада и др. развитые страны).

Прямые долгосрочные наблюдения за динамикой прошения милостыни показывают, что индивидуальные стратегии попрошайничества претерпевают последующую эволюцию, становясь более эффективными вследствие собственного опыта нищего, равно, как и обмена опытом с коллегами-попрошайками (передача традиций в рамках субкультуры) или советов со стороны сочувствующей публики (подающих, посторонних наблюдателей). Так, во время одного из своих наблюдений за взаимодействиями между нищими и подающими, мы наблюдали как случайная • прохожая, пожилая женщина, остановившись рядом с подростком, собирающим милостыню, стала давать ему советы-как себя вести:" протягивать к прохожим не ладонь, а целлофановый мешочек или пластиковый стаканчик, персонально обращаться к тем прохожим, которые поднимают глаза на лодростка. Обмен ценной информацией является примером реципрокного альтруизма в среде самих нищих. Как было показано некоторыми авторами, обмен ценной информацией, повышающей индивидуальный успех в поиске ценных ресурсов, является одним из проявлений реципрокного альтруизма в человеческих коллективах (Palmer, 1991). Кооперация между нищими проявляется и в других действиях: распределении времени «работы» на доходном месте; дележом «атрибутов» нищего — знакомые нищие могут просить, используя одну и ту же собаку (такие случаи мы наблюдали в России, Чехии и Италии), или одного и того же ребенка ( в основном, такую практику использовали европейские и азиатские цыгане). Как следует, к примеру, из интервью с некоторыми женщинами-люли, выходя на улицу для сбора милостыни женщины могут брать с собой своих собственных детей, а могут одалживать их у сестры или другой близкой родственницы. Наконец, многие нищие образуют своеобразные коммуны: живут совместно, проводят вместе досуг, что и очень важно, делятся доходами. Более успешные «добытчики» угощают других едой и выпивкой (такие примеры мы сами многократно наблюдали в Праге и Флоренции). В этом случае, воспроизводится модель дележа пищей в сообществах охотников-собирателей и мотыжные земледельцы со всеми вытекающими последствиями (Hames, 1990). Те, кто чаще делятся, получают более высокий статус в рамках данной субкультуры и, как следствие, зачастую и различные выгоды (в виде оказания услуг или более благосклонного отношения со стороны женщин в группе). Последнее обстоятельство может быть актуальным, так как по нашим наблюдениям просящих мужчин в большинстве наблюдаемых нами городов (Праге, Бухаресте и Флоренции) было больше.

Помимо универсальных психологических механизмов, функционирующих в рамках модульного мозга, положительный отклик на поведение нищих связан также с культурно-специфическими моделями поведения. Для Праги таким эффективным, культурно-специфичным способом оказалась оригинальная поза просящего (стоя на коленях с упором на локти и опущенной вниз головой: демонстрация крайне подчиненного положения). Для Москвы - широкое распространение картонных табличек с информацией о причинах бедственного положения, сдобренных эмоционально насыщенными эпитетами, стимулирующими эмпатию у прохожих. В Бухаресте - попрошайничество всей семьей, с детьми (обнищавшие донельзя выходцы из сельских районов). Во Флоренции (Италия страна с выраженными традициями чадолюбия) — образ вечно беременной многодетной матери (активно используется местными цыганами) и пожилого человека, часто обремененного различными заболеваниями.

Материалы, полученные нами по Праге (по 15 подачам каждому нищему) не подтверждают выводов Голдберга и Малкаи о том, что мужчины в целом подают чаще, чем женщины (Goldberg, 1995; Mulcahy, 1999). По нашим данным, мужчинам-нищим в равной мере подавали и женщины и мужчин (в целом, поодиночке и группами) та же тенденция сохранялась и для одиноких прохожих. Женщинам-нищим несколько чаще подавали женщины, чем мужчины (в целом, поодиночке и группами) Для одиноких пешеходов перевес женщин-подающих милостыню женщинам над мужчинами был достоверно значим. Кроме того, из интервью с нищими, и подающими следует, что в целом ряде случаев мужчины подавали милостыню женщинам, потому что те им напоминали кого-то из кровных родственников: мать, тетю или бабушку (что никак не укладывается в схему теории сексуальных стратегий). Наши данные, наряду с данными Голдберга, не подтверждают теории демонстраций: мужчины, идущие по улице с обществе женщин своего возраста подавали нисколько не чаще других мужчин-пешеходов.

Итак, многие нищие в современных городах образуют своеобразные коммуны. Однако устройство подобных сообществ может принципиально разниться. Одни устроены по родственно-племенному признаку (европейские и азиатские цыгане). В такие объединения входят большие семьи, а также односельчане, ранее проживавшие у себя на родине по соседству и знакомые друг с другом с детства. Социальный статус в этих объединениях определяется принадлежностью к определенному • роду и мало меняется в условиях миграции в большие города (Москву, Петербург, Новосибирск, Прагу, Бухарест, Флоренцию). Уклад жизни, традиционные культурные установки и социальные связи членов такого сообщества мало изменяется. Поэтому, говорить о маргинализации (социальной деградации, требующей реабилитации) этой группы при переходе к нищенству нет никаких оснований. Другой вариант подобных сообществ формируется из лиц, ранее занятых в различных производящих (обслуживающих) сферах «большого» общества, а также инвалидов, ранее получавших приемлемые для жизни пособия по нетрудоспособности. В этом случае, лица, входящие в подобные объединения зарабатывают себе новый социальный статус. Существенным фактором, для получения высокого статуса, оказывается личная предприимчивость, сообразительность, умение координировать действия других и щедрость (дележ полученными за день средствами с членами сообщества). В ряде случаев удачливые нищие могут делиться и с малознакомыми менее удачливыми собратьями. Так во время одного из наших невключенных наблюдений мы стали свидетелями поразительной картины: семья побирающихся в метро молдаван (женщина и двое детей-подростков), переодевшись в «приличную» одежду, направилась после дневных трудов на выход в город. По пути в переходе подростки увидали пожилую старушку-нищенку и незамедлительно подали ей милостыню. Их действия не вызвали ни малейших протестов со. стороны матери, по-видимому та расценила их как естественные и привычные.

Наши данные по взаимодействиям между нищими и подающими, анализ психологического состоянии новоявленных попрошаек и интервью с подающими позволяют говорить о том, что демографическая ситуация с нищими в Москве и Праге изменчива во времени. Вначале 1990-тых наблюдается бурных рост числа, нищих, наплыв беженцев из бывших; союзных республик и эксплуатация образа «погорельцев», жертв наводнений и военных действий. Реакция граждан на данное явление -доверчивость к мифологическим повествованиям побирушек и откровенное сочувствие. Нищие еще рассматриваются как члены единого общества, «одни из нас». Активный отклик на просьбы о вспомоществовании - отражает глубоко усвоенные «социалистические» стереотипы всеобщей уравниловки. Многие опрошенные чувствуют себя неловко при виде бедно одетых людей, просящих на хлеб и их подаяния — неосознанная попытка приостановить внутригрупповое расслоение общества по уровню жизни и внешнему виду. Однако, по мере роста числа нищих, эксплуатирующих, к примеру, стратегии «погорельцев», «ограбленных», «беженцев с территорий военных действий», «ветеранов и инвалидов» афганской и чеченской компаний» сочувствие граждан к ним падало. Этот феномен, как нельзя лучше объясним с позиций теории выявления обманщиков, эксплуатирующих альтруистические мотивации окружающих. При достижении критической численности обманщиков, дележ ресурсами с ними прекращается, срабатывает групповой механизм отторжения.

Анализ современного нищенства в России показывает, что «новые нищие» в основных чертах воспроизводят данную практику в том виде, в котором она существовала в дореволюционном российском обществе (Ануфриев, 1911; Голосенко, 1996; Левенстим, 1900; Прыжов, 1997; Butovskaya, Diakonov, Smirnov, Salter, 2000). Наличие устойчивых стратегий и практик нищенства во времени и преемственность архетипов попрошайничества - подтверждается и на наших материалах по Чехии, Румынии, Италии, а так же данным других исследователей по Польше (Butovskaya et al., 2004 a,b; Rheinheimer, 2003;Vancatova et al., 2003). Аналитический обзор данных по истории нищенств в Китае так же указывает на культурную преемственность базовых нищенских стратегий и общественного отношения к попрошайкам (Матиньен, 1914; Lu, 1999).

Подобный факт не вызывает удивления: наряду с универсальными сигналами (невербальными и невербальными) о помощи, в каждой культуре действует сложная система культурных кодов, с детства понятная ее членам, Такие коды глубоко фиксированы в сознании каждого человека и составляют часть его личности, они тесно переплетаются в сознании с жизненными устремлениями индивида и во многом определяют его взаимоотношения с окружающими. Выше уже неоднократно говорилось о том, что нищий и подающий действуют в тесной связи друг с другом, поэтому' и стратегии, задействованные нищими, выбираются с учетом настроений и особенностей восприятия потенциальны доноров. К примеру, нищие, просящие в вагонах метро, в обычные дни апеллируют к чувству собственного достоинства пассажиров (небольшая сумма, выданная нищему не разорит подающего, но может повысить его самооценку и дать ощущение собственного благополучия по контрасту с остро нуждающимся), в канун дня Защитника Отечества или Дня Победы - к патриотизму (появляется много нищих-калек, одетых в- военную форму, выдающих себя' за ветеранов разных военных компаний), перед Рождеством — активные позиции занимают пожилые женщины, молодухи с детьми и инвалиды (их обращения к пассажирам являются комбинацией благопожеланий и просьбы о помощи своим менее удачливым братьям и сестрам). Нищие у храмов и на кладбищах следуют также правилам специфического в этих обстоятельствах дресс-кода, их поведение и речь свидетельствуют о набожности и стремлении к святости. У подающего создается впечатление, что проявление милосердия к этим несчастным угодно Богу, и действительно, раздав подаяния, он ощущает облегчение, прилив сил и надежд на будущее. Как правило, опытные нищие специализируются на конкретной категории прохожих. Так, московские и питерские попрошайки с "собачками и кошечками, предпочитают обращаться к женщинам среднего и старшего возраста или матерям с детьми. В Праге нищим с животными подают как женщины, так и мужчины, а в Бухаресте никому из нищих даже в голову не придет попрошайничать • со своими питомцами, поскольку Румыния буквально наводнена стаями бродячих собак, нередко нападающих на человека. Таким образом, нищих строит свою стратегию, сочетая специфические для своей культуры стратегии и «базисные» релизеры альтруизма.

При всем разнообразии поведенческих, стратегий нищих в России, можно выделить три глобальные мотивации альтруизма, каждая из которых запускается определенным типом поведенческих релизеров. Кроме того, каждая из мотиваций имеет под собой разные эволюционные основания.

1. Модель помощи более слабому. Альтруизм возникает в ответ на детс.кую' схему / ее заменители (присутствие животного) либо на демонстрацию физического увечья. Стратегия поведения нищего направлена на демонстрацию своей ущербности и недееспособности. Стратегия используется детьми, инвалидами, представителями неславянских этносов. В роли подающих милостыню чаще выступают женщины. Альтруизм субъективно переживается как чувство непосредственной жалости.

2. Модель помощи члену группы. Альтруизм возникает в ответ на признаки групповой принадлежности (к этнической группе, вооруженным силам). Стратегия поведения нищего направлена на демонстрацию сохранения принадлежности к прежней группе членства. Стратегию чаще используют мужчины, практически всегда - славянского этноса. В роли подающих милостыню чаще выступают мужчины. Альтруизм субъективно переживается как чувство социальной справедливости.

3. Модель помощи как морального (религиозного) долга. В России альтруизм возникает в ответ на пожилую внешность, чистую одежду и депрессивную мимику. Визуальный образ старушки вызывает в России устойчивую ассоциацию с религиозным поведением. Стратегия поведения нищего направлена на демонстрацию смирения и подавленного состояния. Стратегию чаще используют люди пожилого возраста, практически всегда - славянского этноса. В роли подающих милостыню чаще выступают женщины и люди пожилого возраста. Альтруизм субъективно переживается как чувство выполнения религиозного долга, как «спасение души».

• Три описанные модели можно интерпретировать как три вида альтруистического поведения, каждый из которых был выработан для социальной адаптации в ходе естественного отбора. На наш взгляд, сама природа данных альтруистических мотиваций является универсальной для всех человеческих культур, при этом релизеры, которые запускают данные мотивации, могут иметь ряд культурно-специфических особенностей.

• Разумеется, в процессе наших исследований мы не смогли поставить все точки над «i» и дать ответы на все интересующие нас вопросы. Затронута лишь' верхушка айсберга, но, мы надеемся, что в ходе дальнейшей исследовательской работы будут выявлены новые факторы взаимодействия субкультуры нищих с «большим» обществом», неучтенные в данной работе.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Дьяконов, Иван Юрьевич, 2009 год

1. Агеев B.C. Межгрупповое взаимодействие: социально-■ психологические проблемы. М.: МГУ, 1990

2. Ануфриев К.И. Нищенство и борьба с ним. СПб., 1911.

3. Баранников А. П. Цыгане СССР, М., 1931.6. ' Бахрушин С.В. Малолетние нищие и бродяги в Москве. М., 1913

4. Бахтияров А.А. Брюхо Петербурга: очерки столичной жизни СПб. , 1994

5. Безменова И.К. Социальная среда' развития подростков и формирование у них ценностных представлений // Труды Института Психологии им. JI.C. Выготского РГГУ. Вып. 1. Под. ред. Е.Е. Кравцовой, В.Ф. Спиридонова. М., 2001. С. 115-121

6. Блиновский П.Я. Призрение бедных. Доклад томскому городскому голове. Томск, 1904.10. ' Бродяжничество и попрошайничество • // Юридическийэнциклопедический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1984.

7. Брушлинский А.В. Проблемы психологии субъекта. М.: ИП РАН, 1994

8. Бурлакова Е.В. Бедность в современной России: социологический анализ. Автореф. соиск. степ. канд. социол. наук. Саратов, 1999.

9. Бутовская M.JI. Язык тела: природа и культура. М.: Научный мир, 2004а.

10. Бутовская M.JI. Тайны пола: мужчина и женщина в зеркале ' эволюции. Фрязино: Век-2, 20046.

11. Бутовская М.Л., Сухова Л.Л., Кузнецова Т.Г. Попрошайничество и дележ у подростков шимпанзе // Физиологический журнал, 1995, Том 81, N: 2, с. 89—94.

12. Бутовская М.Л., Файнберг Л.А. Проблема зарождения человеческого общества: новые подходы, гипотезы // Исследования по первобытной истории / А.И.Першиц ред. М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 1992. с.4-25.

13. Бутовская М.Л., Файнберг Л.А. У истоков первобытного общества. М.: Наука, 1993.

14. Бутовская М.Л., Дьяконов И.Ю., Смирнов А.А., Сальтер Ф. Городские нищие в России: итоги этологических полевых исследований // Язык, культура, общество. М., 2001, с.73 98.

15. Вилькинс А.И. Среднеазиатская богема // Антропологическая выставка 1879 года, Т. 3. 4.1. М., 1879. С. 434-461.

16. Волчкова В.Т. Минина В.Н. Стратегии социологического исследования бедности // Социологические исследования. 1999. №1. С. 27-39

17. Голосенко И.А. Нищенство как социальная проблема (из истории дореволюционной социологии бедности) // Социологические исследования. N 7. 1996 с. 27-35

18. Гофф'ман Э. Представление себя другим в повседневной жизни. М.: Лимбус, 2000.

19. Гребенкин А.Д. Мелкие народности Заревшанского округа // Русский Туркестан. Вып. 2. М. 1872. С. 116-117.

20. Докинз Р. Эгоистичный ген. М.: Мир. 1993. 316 с.

21. Дриль Д.Е. Бродяжничество и нищенство и меры борьбы с ними. СПб., 1899.

22. Зорина З.А., Полетаева И.И., Резникова Ж.И. Основы этологии и генетики поведения. М. МГУ. 1999.

23. Иванова Н. «Христова братия» и нищелюбие // Православный Санкт-Петербург. №8 (138). 2003 с. 24-27.

24. Ильясов Ф.Н., Плотникова О.А. Нищие в Москве летом 1993 года // Социологический журнал, 1994, N 1.

25. Калачев Э.В., Клинков Т.Я. Организация борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством на объектах железнодорожного транспорта. М., 1979.

26. Карнович Б.Г. Историческая записка о нищенстве. Воронеж., 1889.

27. Касьянова К. О русском национальном характере. М.: Институт национальной модели экономики, 1994.

28. Киселев С.Н. Страх и стигма: социально-психологический анализ стигматизации//Психологический журнал. 1998. №4. С. 46-57.

29. Кисляков Н. А. Очерки по истории семьи и брака у народов Средней • Азии и Казахстана. JL, 1969.

30. Ключевский В.О. Добрые люди на Руси // Исторические портреты. М., 1995.

31. Кудрявцев А.Н. Нищенство как предмет попечения церкви, общества и государства. Одесса, 1885.

32. Кудрявцева М.О. Драматургия попрошайничества: социологическое описание повседневной практики // Журнал социологии и социальной антропологии. 2001. №3. С. 73-90.

33. Кузнецов А.В. Социальные изолянты как объект социологического анализа. Автореф. соиск. степ. канд. социол. наук. СПб, 1997.

34. Левенстим А. Профессиональное нищенство. Его причины и формы. СПб., 1900

35. Линев Д.А. Причины русского нищенства и необходимые против них меры. СПб., 1891.

36. Лоренц К. Агрессия. СПб.: Амфора, 2001.

37. Максимов Е.Д. Общественная помощь нуждающимся в историческом развитии ее в России. СПб.,1906

38. Матиньон Ж.-Ж. Пекинские нищие. Харбин. 1914.

39. Мещанинов Д. Записка о презрении нищих. М. 1901.

40. Миллер Б.В. Персидско-русский словарь. М., 1960, С.442.

41. Москвина Н.Р. Особенности социальной работы в области профилактики и борьбы -с нищенством// Налоги. Инвестиции. Капитал. 2002. №1-2, с. 41-49.

42. Мосс М. 1996. Общества. Обмен. Личность. Труды по социальной антропологии. М.47. . Назаров Х.Х. Современное этническое развитие среднеазиатскихцыган (люли) // Этнические процессы у национальных' групп Средней Азии и Казахстана. М., 1980.

43. Нищенство// Энциклопедический словарь. Т. 21 С-Пб. Издательство А.А. Брокгауз и И.А. Ефрон. 1897 с. 208-211.

44. Оранский И.М. Таджикоязычные этнографические группы Гиссарской долины ■ (Средняя Азия). Этнолингвистическое исследование. М., 1983.

45. Очерки по истории хозяйства народов Средней Азии и Казахстана. . М., 1973.

46. Основы психодиагностики. Под. ред. А.Г. Шмелева. Ростов-на-Дону.: Феникс. 1996."

47. Прыжов И.Г. История нищих и юродивых в России. М.: Терра, 1997.

48. Семья и семейные обряды у народов Средней Азии и Казахстана. М., 1978.

49. Снесарев Т.П., Троицкая А.Л. Среднеазиатские цыгане // Народы Средней Азии и Казахстана. Т.2. М., 1963. С. 597-609.

50. Собкин B.C. Сравнительный анализ особенностей ценностных . ориентаций русских и еврейских подростков// Ценностнонормативные ориентации старшеклассника. Труды по социологии образования. Том Ш; Выпуск 1У. М.: ЦСО РАО, 1995. С. 6-63'56.