Звуковой строй английского языка Восточной Азии: концепция регионального фонетического варьирования тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.20, кандидат наук Завьялова, Виктория Львовна

• Завьялова, Виктория Львовна
• кандидат наук
• 2018

Оглавление диссертации кандидат наук Завьялова, Виктория Львовна

Введение................................................................................... 7

Глава 1. Социолингвистические аспекты изучения регионального варьирования английского языка в эпоху 53 глобализации.................................................................................................

1.1. Глобальность национально-англоязычного билингвизма как объект научных концептуализаций...................................................... 53

1.2. Языковая ситуация на Дальнем Востоке АТР............................... 68

1.2.1. Роль английского языка в мультилингвокультуре Дальнего Востока АТР и формирование мультиэтнического регионального варианта английского языка Восточной 68 Азии...........................................................................................

1.2.2. Социально-экономические факторы закрепления статуса английского языка как посредника в межкультурной коммуникации на Дальнем Востоке России........................ 81

1.3. Региональное варьирование английского языка в аспекте контактной вариантологии и фонетической типологии акцента........................ 87

1.4. Негативные аспекты звукового варьирования и поиск способов оптимизации опосредованного взаимодействия 97 коммуникантов.....................................................................

1.5. Феномен фонетической вариативности в свете корпусного подхода... 106

1.6. Актуальность разработки концепции регионального фонетического варьирования английского языка в Восточной Азии...................... 113

Выводы по главе 1........................................................................ 115

Глава 2. Звуковой строй языка в продуктивном и рецептивном аспектах

при позднем билингвизме.................................................................... 124

2.1. Взаимодействие звуковых систем в ситуации языкового контакта..... 124

2.1.1. Феномен фонетической вариативности в контактной

лингвистике: проблематика интерференции и билингвизма.... 124

2.1.2. Многоаспектность изучения феномена интерференции как источника вариативности в различных ситуациях языкового контакта..................................................................... 132

2.1.3. Психолингвистическая концепция усвоения языка: интеръязык, эрратология, межъязыковая 142 девиатология...............................................................

2.1.4. Фонетический акцент и методика обучения фонетике иностранного языка: краткий исторический экскурс............. 149

2.2. Проблема фонетического акцента в речи билингва в когнитивно-психолингвистическом и социолингвистическом ключах................ 156

2.2.1. Философско-семиотические аспекты звукового языка как биологически и социально обусловленного феномена........... 156

2.2.2. Когнитивный подход к изучению звуковых средств языка...... 161

2.2.3. Усвоение фонетических моделей в филогенезе и онтогенезе... 168

2.2.4. Психокогнитивная природа феномена неродной речи и процессы фонологической категоризации при позднем билингвизме............................................................... 173

2.3. Психофизиологические аспекты производства и восприятия звучащей речи как звеньев одного процесса................................. 193

2.3.1. Механизмы производства и восприятия речи...................... 193

2.3.2. Нейрофизиологические, нейролингвистические и когнитивно-психологические аспекты производства и восприятия речи.......................................................... 206

2.3.3. Перцептивная база при моно- и билингвизме: междисциплинарный подход к исследованию..................... 218

2.4. Развитие стратегий восприятия речи с признаками иноязычного

акцента.............................................................................. 227

2.4.1. Значимость и принципиальная возможность развития

адаптивных стратегий восприятия в ситуации контакта на

языке-посреднике......................................................... 227

2.4.2. Проблема акцентной фонетической вариативности в контексте устного перевода английской речи

функциональных носителей языка.................................... 232

Выводы по главе 2........................................................................ 241

Глава 3. Характеристика звукового строя региональных вариантов английского языка Восточной Азии.................................................. 249

3.1. Описание материала и методики исследования............................. 249

3.1.1. Материал................................................................... 249

3.1.2. Методика практического исследования.............................. 254

3.2. Характеристика продуктивного вида речевой деятельности

билингвов - носителей языков Восточной Азии........................... 260

3.2.1. Общая типологическая характеристика фонологических систем английского, китайского, корейского и японского языков....................................................................... 260

3.2.2. Сегментный фонетический уровень.................................. 263

3.2.2.1. Признаки типологического сходства и отличий фонологических систем английского языка и группы языков Восточной Азии............................. 263

3.2.2.2. Признаки переноса характеристик сегментного фонетического уровня........................................ 275

3.2.3. Супрасегментный фонетический уровень........................... 284

3.2.3.1. Признаки типологического сходства и отличий слога английского языка и группы языков Восточной Азии.............................................. 284

3.2.3.2. Признаки переноса характеристик слога................ 292

3.2.3.3. Признаки типологического сходства и отличий акцентно-ритмических характеристик слова и фразы английского языка и группы языков

Восточной Азии.............................................. 299

3.2.3.4. Признаки переноса фонетических характеристик 303 слова............................................................

3.2.3.5. Признаки типологического сходства и отличий просодии фразы английского языка и группы языков Восточной Азии.................................... 305

3.2.3.6. Признаки переноса характеристик просодии фразы.. 306

Выводы по главе 3........................................................................ 324

Глава 4. Описание специфики восприятия звукового строя нормативной английской речи носителями языков Восточной Азии................................. 332

4.1. Материал и методика исследования рецептивного вида речевой деятельности....................................................................... 332

4.2. Сравнительная характеристика восприятия английской речи восточноазиатскими билингвами.............................................. 336

4.3. Анализ фонетической (фонографической) адаптации англоязычных заимствований в языках Восточной Азии как метод исследования феномена интерференции звуковых систем................................. 358

Выводы по главе 4........................................................................ 378

Глава 5. Анализ проблемных аспектов восприятия региональных вариантов английского языка Восточной Азии.................................... 381

5.1. Предварительные замечания и исходные положения..................... 381

5.2. Эксперимент на восприятие английской речи носителей языков Восточной Азии генетическими носителями английского 385 языка.................................................................................

5.3. Исследование специфики восприятия английской речи носителей языков Восточной Азии русскими устными переводчиками............ 400

5.4. Анализ различий в стратегиях восприятия английской речи носителей языков Восточной Азии и рекомендации по подготовке устных переводчиков............................................................ 426

Выводы по главе 5................................................................................................................................................437

Заключение....................................................................................................................................................................441

Список сокращений и условных обозначений............................................................................468

Список литературы............................................................................................................................................470

Приложение А..........................................................................................................................................................559

Приложение Б............................................................................................................................................................560

Приложение В..........................................................................................................................................................568

Приложение Г............................................................................................................................................................576

Приложение Д..........................................................................................................................................................583

«Всё течёт, всё меняется» (др.-греч. ndvrn pei ка\ ovdev pevei, лат. Omnia fluunt, omnia mutantur).

Гераклит

"Language can ... be compared with a sheet of paper: thought is the front and the sound the back; one cannot cut the front without cutting the back at the same time; likewise in language, one can neither divide sound from thought

nor thought from sound." Ferdinand de Saussure

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Звуковой строй английского языка Восточной Азии: концепция регионального фонетического варьирования»

Введение

Диссертационное исследование, выполненное в русле контактной лингвистики и контактной вариантологии английского языка1, посвящено описанию типологии фонетической организации английской речи носителями языков Восточной Азии, и, шире, - комплексному изучению аспектов фонетического варьирования в коммуникации на языке-посреднике между Россией и её ближайшими соседями в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР) -Китаем, Республикой Корея и Японией. Разрабатываемая концепция регионального фонетического варьирования английского языка в Восточной Азии, с одной стороны, связана с глобальным социолингвистическим феноменом национально-англоязычного билингвизма2, с другой - включает в себя психолингвистическую проблематику фонетики иноязычной речи, находящуюся на стыке многих областей знания, в сферу которых входят человек говорящий и его речевая деятельность3 в контексте коллективного межкультурного взаимодействия. Это обстоятельство определило использование междисциплинарного исследовательского подхода, позволившего интегрировать

1 Термин З.Г. Прошиной [Прошина, 2008].

2 Термин В.В. Кабакчи [Кабакчи, 2000].

3 См. коллективную монографию к 80-летию со дня рождения Л.В. Бондарко [Человек говорящий ..., 2012].

полипарадигматическую методологию смежных наук для создания системной и целостной картины описываемых явлений.

В качестве объекта исследования выбран феномен фонетической вариативности в региональных вариантах английского языка Восточной Азии. Предметом исследования послужило следующее:

- признаки региональной фонетической вариативности, актуализирующиеся в английской речи билингвов - носителей китайского, японского и корейского языков - вследствие влияния лингвоконтактологических факторов;

- онтогенетические закономерности возникновения указанных признаков фонетической вариативности при усвоении вторичной языковой системы4 в когнитивном, продуктивном и рецептивном аспектах;

- прагматический эффект восприятия указанных признаков фонетической вариативности как иноязычного фонетического акцента генетическими и функциональными5 носителями английского языка в искусственных (лабораторных) и естественных коммуникативных ситуациях.

В работе принимается широкая трактовка билингвизма6 как многоаспектного междисциплинарного феномена, предполагающего, по определению А.Г. Ширина, «сосуществование, взаимное влияние и взаимодействие двух языков в естественном или искусственном двуязычном континууме, в котором

4 Термин вторичный язык принимается в настоящей работе, вслед за Е.М. Верещагиным [Верещагин, 2014], при характеристике билингвизма в психолингвистическом и методическом ключах; термин трактуется в значении формирования новых языковых категорий при позднем искусственном билингвизме на базе уже имеющихся в сознании билингва. Это позволит избежать, в указанных ракурсах описания, многозначности таких терминов, как иностранный язык, неродной язык, второй язык, дополнительный язык, вспомогательный язык, традиционно используемых в терминологическом поле методики преподавания языков, психологии, контактной лингвистики, межкультурной коммуникации, лингвистики и других областях. Кроме того, термин вторичный язык вписывается в принимаемый нами терминологический аппарат (см. термины вторичный лингвосемиозис, вторичная фонологическая категоризация, вторичная звуковая система, вторичные лингвистические категории и др.).

5 Для социолингвистической дифференциации двух категорий лиц - говорящих на английском языке как родном в повседневном общении и использующих английский язык как иностранный / второй / дополнительный с ограниченной функциональностью - в работе употребляется соответственно терминологическая дихотомия «генетической» и «функциональной» нативности («genetic nativeness» vs «functional nativeness») языка, предложенная Б. Качру [Kachru, B., 1998, p. 92-93]. В основе функциональной нативности лежат такие характеристики как широта сфер функционирования языка («range») и глубина проникновения в различные социальные слои общества («depth»).

6 По некоторым оценкам билингвы составляют 60-75 % процентов мирового населения [Hirschfeld, 2008], что подчеркивает актуальность настоящего исследования, посвящённого проблемам билингвизма. См. обзор публикаций по проблемам двуязычия [Залевская, 2008].

индивиды и социальные группы владеют этими языками в одинаковой или разной степени» [Ширин, 2006, с. 67].

Фонетическая вариативность признаётся ингерентным свойством звуковой подсистемы языка, характерным для языкового узуса и выражающимся в модификации, отклонении от нормы (инварианта) на сегментном и супрасегментном фонетических уровнях под влиянием различных факторов и условий формирования и функционирования языка в языковом коллективе, включая социальную стратификацию, территориальную обособленность, национально- и этнолингвистическую дифференциацию и пр. Особенности региональной фонетической вариативности определяются условиями формирования и функционирования языка в данном регионе, при этом в отношении региональных форм английского языка ключевым фактором становится первичная национальная и этнолингвистическая принадлежность билингвов. Термин фонетическая вариантность нами используется в значении допустимости сосуществования фонетических форм нормообразующих и нормозависимых вариантов английского языка. Фактическое параллельное функционирование фонетических форм нормозависимых вариантов английского языка в определённом регионе интерпретируется как региональное фонетическое варьирование английского языка, основным признаком которого является присутствие «следов» контакта с автохтонными языками большинства населения региона. В исследовании принимается предлагаемое Д. Кристалом определение термина акцент как «кумулятивного слухового эффекта тех особенностей произношения человека, которые определяют его региональное или социальное

п

происхождение» [Crystal, 2008, p. 3] (см. подобную трактовку акцента с точки зрения слушающего [Виноградов, 1976]). Термин иностранный, или иноязычный,

о

акцент понимается в значении разновидность региональных акцентов и

7 Перевод здесь и далее наш - ЗВЛ.

8 Термин региональные акценты может использоваться, в первую очередь, в отношении любых локальных (сельских и городских) языковых сообществ внутри одной страны (например, West Country, Liverpool), а также различных национальных групп, говорящих на одном и том же языке (например, American, Australian) [Crystal, 2008, p. 3]. Данному термину противопоставлен термин социальные акценты, который используется для передачи культурного и образовательного статуса говорящих.

используется в отношении слухового ощущения особенностей, возникающих в неродной для говорящего речи под интерферирующим влиянием других языков. Для характеристики явлений фонетической вариативности, обусловленных интерферирующим влиянием родного языка, с точки зрения самого говорящего на неродном языке, используется термин продуктивный акцент (см. [Климов, 2012]).

Социолингвистические аспекты проблемы межъязыкового и интеркультурного взаимодействия, необходимость достижения взаимопонимания в речевом общении на английском языке как посреднике в активно развивающемся полиэтническом Азиатско-Тихоокеанском регионе, который является средоточием контактов не только языков и культур, но и цивилизаций Востока и Запада, подчёркивают актуальность данного исследования. Формирующееся в результате культурно-языковых контактов мультилингвокультурное пространство9 АТР10 имеет особые структурные и функциональные характеристики, определяющиеся объективной лингвоэтнокультурной гетерогенностью и, в то же время, стремлением к всеобъемлющей интеграции посредством языка-посредника, то есть действием центробежных и центростремительных сил одновременно. Поскольку Дальнему Востоку, согласно Стратегии Правительства РФ по развитию Дальневосточного региона и Забайкалья до 2025 г.11, отводится роль интегративной платформы в процессах глобализации, протекающих в АТР, комплексное изучение специфики ведения партнёрского диалога на английском языке-посреднике в таком

9 Термин мультилингвокультурное пространство введён О.В. Николаевой [Николаева, О. В., 2011, 2012].

10 В современной научной литературе АТР определяется как транснациональное единство, или макрорегион, представляющий собой общность, охватывающую ряд сопредельных государств и территорий, связанных между собой культурными, экономическими, социальными и политическими отношениями. По оценкам специалистов, АТР, в который входит около сорока стран, сегодня представляет собой наиболее динамично развивающийся регион планеты и становится новым центром мировой экономики и политики [Абрамов, Арсентьева, 2005].

11 Стратегия социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 г. утверждена распоряжением Правительства РФ от 28 декабря 2009 г. № 2094-р (см. о роли Приморского края как экспортёра образовательных услуг, о развитии основных тенденций международного сотрудничества вузов Приморского края, в частности об увеличении количества двусторонних соглашений с вузами зарубежных государств, прежде всего стран Азии; реализации совместных образовательных программ; открытии филиалов и представительств вузов за рубежом; об экономической интеграции со странами Азиатско-Тихоокеанского региона; о приграничном сотрудничестве субъектов Российской Федерации с северо-восточными провинциями Китая и экономическом взаимодействии с другими странами Северо-Восточной Азии URL: http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/6632462/#ixzz3gcaLHwSS).

специфическом регионе мира имеет практическую значимость и для развития реального сектора экономики Дальнего Востока России.

Именно практические потребности межкультурного взаимодействия в современном глобальном мире диктуют необходимость поиска новых подходов к изучению проблем взаимодействия языков и культур в ряду новейших сопоставительно-типологических, нейро- , психо- и социолингвистических, лингвокультурологических, лингводидактических и других исследований. При этом описание культурно-языковой специфики Дальневосточного региона с позиций контактной вариантологии английского языка требует особого внимания. Это вызвано тем, что языковая ситуация в АТР, в частности его восточноазиатской части12, отлична от европейской, поскольку характеризуется не только этнокультурологической дистантностью, но и генетической, а также типологической разнородностью, а, следовательно, взаимной непонятностью

13

многочисленных автохтонных языков и диалектов . Более того, если большинство языков Европы получили в лингвистической литературе детальное описание генетических, типологических и ареальных черт, то, например, родственные связи некоторых соседствующих и имеющих достаточно высокие коммуникативные ранги азиатских языков (в частности корейского и японского14), до сих пор окончательно не выявлены или не доказаны15 [Мечковская, 2001, с. 26; Lewis et al., 2016]. В этой связи определение закономерностей контакта английского языка с генетически дистантными

12 Традиционно к восточноазиатской части АТР относят Дальний Восток России, Китай, Тайвань, Японию, Республику Корея и КНДР. Настоящее исследование ограничивается описанием типологии английского языка Китая, Японии и Республики Корея.

13 Несмотря на отсутствие общности генетических корней, языки Восточной Азии имеют сходные черты вследствие исторического взаимодействия. Особое влияние на развитие большинства языков восточноазиатской группы оказал китайский язык, который в первом тысячелетии нашей эры был языком доминирующей в Восточной Азии китайской культуры.

14 Согласно статистическим данным, приведённым Вяч.Вс. Ивановым, по числу говорящих на том или ином языке, употребляемом как первый, на японском языке говорят 125 млн чел. (общее число говорящих - 126 млн чел.), на корейском - 75 млн чел. (общее число говорящих - 78 млн чел.) [Иванов, Вяч. Вс., 2004, с. 91] (см. также сравн. табл. в прил. В).

15 Корейский и японский определяются как генеалогически изолированные языки, условно относящиеся к алтайской языковой семье (корейско-японской группе); имеют общность морфологических и синтаксических признаков: оба языка агглютинативны, модель порядка слов - SOV [Мазур, 1997, 2004; Мечковская, 2001; Солнцев, 1970, 1995; Солнцева, 1985; Lewis et al., 2016]; оба испытывают значительное влияние китайского языка, который был литературно-письменным у корейцев и японцев [Степанов, 1975, с. 188].

разносистемными автохтонными языками Восточной Азии и выявление типологии фонетического варьирования в региональных вариантах английского языка Восточной Азии (с учётом когнитивных процессов освоения звукового строя вторичного языка при позднем билингвизме16 и других факторов), а также описание моделей восприятия восточноазиатского акцента (механизмов перцептивной адаптации к акцентной вариативности) в рамках междисциплинарного подхода вызывают бесспорный исследовательский интерес. Исследование такого рода нацелено, прежде всего, на совершенствование процесса обучения языку международного общения в Дальневосточном регионе с учётом фактора реальной языковой (межъязыковой, интеръязыковой, внутриязыковой) фонетико-фонологической вариативности при подготовке специалистов (переводчиков, регионоведов, международников и др.) для дальневосточного рынка труда, что в свою очередь способствует успешной интеграции Дальнего Востока России в АТР, а также достижению взаимопонимания, взаимодействия и взаимопроникновения национальных культур, в частности русской, европейской и восточноазиатской.

Несмотря на многообразие существующих подходов в современной

17

лингвистике и смежных науках о человеке говорящем (Homo Loquens ), в изучении проблемы языковой вариативности при позднем билингвизме исследователи традиционно обращаются к базовым вопросам взаимодействия контактирующих языков и специфики функционирования языковых единиц в сознании и речи двуязычного индивида, а, следовательно, к выявлению

психокогнитивных корней появления интерференционных

18

(трансференционных ) явлений и их типов на всех языковых уровнях в рамках психолингвистической теории восприятия речи. Глубокое осмысление данные вопросы получили в работах И.А. Бодуэна де Куртенэ, Л.В. Щербы, Е.Д. Поливанова, А.Н. Леонтьева, А.А. Леонтьева, Л.Р. Зиндера, Л.Р. Фрумкиной,

16 Становление билингвальных категорий при раннем билингвизме имеет другие особенности, что потребовало выделения особого направления научных исследований - онтобилингвологии [Чиршева, 2001].

17 См. статью Л.А. Кощей и А.А. Чувакина Homo Loquens как исходная реальность и объект филологии: к постановке проблемы [Кощей, Чувакин, 2006]; а также [Красных, 2012, с. 12].

18 Проблема толкования терминов интерференция и трансференция рассматривается в разд. 2.1.1.

A.А. Реформатского, В.А. Виноградова, Л.В. Бондарко, Н.А. Любимовой,

B.Ю. Розенцвейга, А.И. Рабиновича, В.Б. Касевича, Л.А. Чистович, А.С. Штерн, Г.М. Вишневской, Л.Г. Фомиченко, Н.Б. Вольской, Т.Н. Чугаевой, А.А. Залевской и др. Тем не менее следует признать, что системные механизмы межъязыковой фонетической интерференции, имеющие своим следствием возникновение разнообразных явлений фонетико-фонологической вариативности в речи на вторичном языке, создающих кумулятивный слуховой эффект иноязычного акцента, до сих пор не раскрыты. При этом выводы по вышеуказанным вопросам сделаны в отечественном языкознании, в подавляющем большинстве, на материале контакта языков фонемного строя, какими является основная часть языков индоевропейской семьи. В этой связи очевидна значимость комплексных исследований феномена интерференции, возникающей при взаимодействии генетически дистантных и фонологически разносистемных языков, в частности английского и исследуемой группы языков Восточной Азии (китайского, японского, корейского), объективирующейся в особой фонетической вариативности узуальной формы восточноазиатских вариантов английского языка. Особенности этих вариантов зачастую выходят за пределы допустимого экзонормативного19 фонетического варьирования, как на уровне отдельных звуков и их последовательностей (звуковых цепей), так и на уровне единиц более

высокого порядка: слогов, слов, фраз, что приводит к затруднению восприятия

20

информации собеседником, а иногда и к тотальным коммуникативным сбоям в межкультурной коммуникации на языке-посреднике в АТР. Подчеркнём, что в данной работе констатируется примат устной формы языкового взаимодействия

19 См. вопрос о норме звучащей речи английского языка в контексте международного общения в работе [Гусева, 2000], а также разд. 1.1-1.2 настоящей работы.

20 Хотя, несомненно, ни в коей мере нельзя принижать роль и сегментного уровня языковой системы: М.Я. Блох и Н.Л. Фрейдина, анализируя просодический строй публичной речи, подчёркивают, что «серьезные недостатки дикции могут создавать непреодолимые коммуникативные барьеры и даже приводить к срыву публичного выступления...для оратора, говорящего на английском языке, принципиальное значение имеют следующие факторы: артикуляционная точность, четкость артикуляции согласных, соблюдение норм фоностилистического варьирования на сегментном уровне .одной из особенностей английской артикуляции является особое значение согласных звуков, которые составляют «костяк» (backbone) звучащей речи, поэтому именно с отчётливой артикуляцией согласных связывают ясность и авторитетность речи» [Блох, Фрейдина, 2011, с. 71].

над письменной, а значит, первостепенная значимость смысловой интерпретации звуковой ткани языковых единиц21.

В силу типологических различий фонетико-фонологической и графической

организации английского (фонемного, акцентно-ритмического,

22

неиероглифического22) и исследуемой группы языков Восточной Азии (китайского - слогового, слого-ритмического, иероглифического; японского -

23 24

фонемно-слогового, моросчитающего , иероглифического-слогового ; корейского - фонемного с признаками силлабизма, слого-ритмического,

25

постиероглифического фонемно-слогового25) важной становится задача теоретического осмысления и практического изучения интерференционных явлений в восточноазиатских вариантах английского языка, опосредованных функционально-структурными особенностями и просодическим оформлением базовой речеязыковой единицы - слога. При этом основополагающим в данной

21 «Звуковая речь - ведущее звено системы акустической коммуникации человека» [Механизмы деятельности ... , 1988, с. 609].

22 Данный признак является существенным в определении фонологического типа языка, поскольку письменная форма языка - это «зрительный код акустического по природе звукового языка» [Наумов, 1993, с. 3], которая представляет собой набор правил передачи звучащей речи графическими символами, то есть отражает принципы организации устной речи, причём это отражение в разных языках осуществляется по-разному. В основе фонетико-графической корреляции английского языка лежит фонемный принцип, китайского - морфемный, японского -слоговой, корейского - фонемно-слоговой (см. [В1а^Шк, McBride-Chang, Ьик, 2005]). Кроме того, для китайского и японского языков исследователи отмечают большую значимость письменной формы по сравнению с устной. Так, В.М. Алпатов отмечает: «С давних пор в японской культуре существует особое внимание к письменному варианту своего языка. Из Китая в Японию вместе с иероглифами пришли и большое к ним уважение, и ощущение их эстетической значимости (искусство каллиграфии играет заметную роль в обеих культурах), и представление о культурной важности письменной речи по сравнению с устной» [Алпатов, 2008, с. 163]. Следует отметить также особые отношения орфографических и орфоэпических норм любого языка, в которых письменная норма, являясь осознаваемой членами языкового коллектива, всегда предшествует, как не парадоксально, кодификации нормы устной речи, носящей спонтанный характер [Наумов, 1993, с. 3].

23 Ритм в японском языке основан на длительности моры - фонологической единицы, соответствующей краткому слогу, состоящему либо из согласного и краткого гласного, либо из краткого гласного звука. Долгие гласные в японском языке считаются двухморными. Предлагается классифицировать моры по ряду фонотактических признаков: ядерные (СУ), маргинальные (первая из геминированных согласных - С1 и «вторая половина» удвоенных гласных - V2) и терминальные (>Т, Д), участвующие в образовании поверхностных слогов, содержащих дифтонгоподобные сегменты [Рыбин, 2011].

24 В системе письменности японского языка находит сочетание идеография и слоговая фонография. Наряду с иероглифами китайского происхождения (кандзи) в смешанной системе японской письменности используются две слоговые азбуки - хирагана и катакана - плюс латинское письмо [Алпатов, 2008, с. 167]. Японский язык причисляется к группе языков с действующим законом открытого слога.

25 История корейского письма претерпела значительные изменения: от иероглифического (первая волна заимствований из китайского языка) через слоговое письмо (помсо) до современного письма (хангыль), которое является уникальным в своём роде нелинейным видом фонетического письма с наличием строгого слогоделения -«алфа(витно)-силлабическим»: слог хангыля графически образуется вписыванием всех составляющих его звуков в воображаемый квадрат в направлении сверху вниз и слева направо, вследствие чего получающийся символ приобретает внешнее сходство с китайским иероглифом, хотя реальным аналогом признаётся тибето-монгольское квадратное письмо. По мнению А.А. Бурыкина, «таких правил расположения знаков не знает ни один алфавит» [Бурыкин, 2003, с. 32].

работе является принцип учёта межуровневой корреляции, согласно которому типологически значимые черты фонетико-фонологического уровня неизбежно определяют особенности типологии других речеязыковых уровней.

Под фонетической интерференцией в настоящей работе понимается феномен взаимовлияния фонетических категорий родного и изучаемого языков в сознании билингвов, актуализирующийся в речи на неродном языке в виде разного рода явлений фонетической вариативности, или продуктивного акцента в терминах Н.Д. Климова, при этом типология акцента определяется спецификой субстрата -фонетической системы родного языка. Значимость проведения исследований фонетической интерференции, направленных на совершенствование процессов межкультурной коммуникации на языке-посреднике, объясняется тем фактом, что слоговая и фразовая просодия, куда входят мелодические, динамические и квантитативные признаки, «даёт общающимся (говорящему и слушающему) первую ориентацию в процессе акта речевой коммуникации в понимании смысла высказывания» [Потапова, Потапов, 2006, с. 261]. В качестве исходного в работе принимается положение о том, что системное проявление акцентных явлений в речи взрослых билингвов как результат действия процессов взаимного влияния фонологических систем родного (первичного) и неродного (вторичного) языков приводит к повышению степени звуковой вариативности, «размывающей» чёткость фонетико-фонологических контрастов во вторичном языке, что может служить причиной возникновения коммуникативных сбоев в ситуациях лингвокультурного взаимодействия на языке-посреднике.

Несмотря на достаточно широкое освещение в научной лингвистической литературе, проблема речевого акцента и языковой вариативности при позднем билингвизме по широкому спектру связанных с ней вопросов сохраняет свою актуальность. Как отмечает Г.М. Вишневская, «языковая вариативность, вызванная контактом английского языка со множеством языков мира, заслуживает пристального внимания учёных...» [Вишневская, Г.М., 2002б, с. 1]. Это объясняется целым рядом факторов, включающих в себя социальные, коммуникативные, психологические, лингвистические и другие аспекты данного

явления. Насущными остаются и «исследования перцептивных стратегий26 разных лингвистических уровней, как общих для разных языков, универсальных, так и обусловленных спецификой конкретного языка» [Чугаева, 2009б, с. 5].

Цель данного исследования заключается в разработке в рамках междисциплинарного подхода концепции регионального фонетического варьирования английского языка в Восточной Азии на основе комплексного анализа звукового строя региональных вариантов Китая, Японии и Республики Корея.

В основу исследования положена гипотеза о том, что фонетическая вариативность в региональных вариантах английского языка Восточной Азии типична для произносительного узуса носителей восточноазиатских языков и является неотъемлемым атрибутом коммуникации на английском языке-посреднике между народами Восточной Азии и России; она возникает вследствие неконгруэнтности звуковых систем контактирующих языков и имеет слоговую интерференционную фонетико-когнитивную природу; может быть описана в рамках типологической идиоматичности, носящей объективные черты динамической системности и этнолингвистической гибридности. Определённый спектр явлений фонетической вариативности в региональных вариантах английского языка Восточной Азии выходит за границы экзонормативного варьирования, что может вызывать коммуникативные сбои в ситуациях межкультурного взаимодействия на английском языке-посреднике с участием генетических и функциональных носителей. Формирование у коммуникантов адаптивных стратегий восприятия английской речи с признаками фонетической вариативности, свойственной региональным вариантам английского языка Восточной Азии, является обязательным условием успешной коммуникации на языке-посреднике в Дальневосточном регионе России и АТР в целом.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Завьялова, Виктория Львовна, 2018 год

использования

Соотношение Имедадзе Координирован- Наличие в сознании билингва

языковых систем ный автономных семантических

у билингва рядов и соответственных кодов

« к и (автономное для каждого языка

сосуществовани Совмещённый Единый семантический ряд,

о <и е, имеющий различные варианты

к взаимоналожени кодирования в разных языках

о к е, соподчинение) Субординатив- Отсутствие самостоятельного

и U к ный механизма переработки

к ч о X К о смысловых значений

Время овладения Baetens-Beardsmore Ранний Предполагает формирование менталитета билингва

с вторым языком Поздний Создаёт предпосылки для формирования менталитета билингва

Психологически Верещагин Рецептивный Умение понимать речевые про-

и механизм Haugen изведения вторичной системы

отдельных Репродуктивный Умение воспроизводить

действий (цитировать) прочитанное и

« к и о <и услышанное

Продуктивный Умение порождать речевые

произведения (творческий

Ет1 к характер и осмысленность

о ч о X речи)

Способ связи Беляев Непосредствен- Способность формулировать и

к о речи в каждом Михайлов ный выражать мысль на двух языках

с языке с мышлением Опосредованный Кодирование и декодирование мыслей, выраженных родным языком

Соотнесённость Верещагин Индивидуальный Относится к отдельному

билингва с индивиду

« определённым

— и о <и ET языковым

коллективом Групповой Относится к определённой

U о ч о группе внутри языковой общности

К э Массовый Относится ко всей языковой

о о общности в целом

Используя сведения по проблемам контактной лингвистики, по истории вопроса формального определения билингвизма и его типологии, приведённые в монографиях И.Е. Абрамовой [Абрамова, 2013, с. 28-41], Ж. Багана и Е.В. Хапилиной [Багана, Хапилина, 2010], а также в межвузовском сборнике научных трудов под редакцией Г.М. Вишневской [Билингвизм ..., 2005], можно внести некоторые дополнения в вышеприведённую таблицу и выделить следующие типы (в некоторых случаях, подтипы) билингвизма:

1) по времени овладения вторым языком - от рождения-ранний-поздний типы (психолингвистический подход - А.С. Герд [Приводится по: Багана, Хапилина, 2010]);

2) по степени овладения - координативный-субординативный-смешанный (полное-частичное двуязычие; сбалансированное-несбалансированное

двуязычие);

3) по взаимодействию с реальной речевой средой - контактный-неконтактный (естественный / бытовой-искусственный / учебный);

4) по степени распространённости и частоте употребления -индивидуальный-групповой-массовый, региональный-национальный;

5) по функциональной направленности - внутренний (социализация внутри страны) - внешний (интеграция в мировую систему) (социолингвистический подход - Х.З. Багироков [Багироков, 2004]);

6) по степени интерферирующего влияния родного языка - метаферентное двуязычие (минимальное влияние), полиферентное двуязычие (влияние проявляется на некоторых уровнях); суперферентное двуязычие (сильное влияние на всех уровнях) (лингвоконтактологический подход - В.М. Панькин, А.В. Филиппов [Панькин, Филиппов, 2011]) и так далее.

Приведённая выше типология, которая, безусловно, не является исчерпывающей, свидетельствует о чрезвычайном многообразии направлений, подходов и методов изучения билингвизма. Очевидно существование терминологических дублетов, затрудняющих понимание сущностных свойств данного многостороннего феномена и его типов. Как следствие закономерно

существование и множества определений билингвизма. В настоящей работе наиболее точным для целей исследования мы признаём определение А.Г. Ширина, согласно которому билингвизм понимается как «многоаспектный междисциплинарный феномен, предполагающий сосуществование, взаимное влияние и взаимодействие двух языков в естественном или искусственном двуязычном континууме, в котором индивиды и социальные группы владеют этими языками в одинаковой или разной степени» [Ширин, 2006, с. 67].

На современном этапе активно разрабатывается проблематика овладения вторым языком и его использованием в межкультурном общении и профессиональной деятельности. Особое место в исследованиях такого рода занимают работы, посвящённые формированию вторичной языковой личности [Андреева, 2004; Гальскова, 2000; Пассов, 1989, 2006; Плехов, 2007; Халеева, 1989, 1995, 1999; Шашлова, 2006]. Впервые понятие «вторичная языковая личность» (производный термин от термина «языковая личность» [Богин, 1984; Караулов, 1987]) получает толкование как центральной категории в современной лингводидактике в работах И.И. Халеевой [Халеева, 1989]. В методике обучения иностранным языкам вторичная языковая личность трактуется как «совокупность способностей человека к иноязычному общению на межкультурном уровне, под которым понимается адекватное взаимодействие с представителями других культур» [Гальскова, 2000, с. 46]. Особого внимания заслуживают работы, посвящённые фонетико-фонологическим аспектам формирования вторичной языковой личности, в которых подчёркивается значимость учёта интерферирующего влияния звукового строя родного языка [Гончарова, 2006; Исаев, 2004].

Проблему интерференции звуковых систем рассматривают, как правило, в ситуации позднего билингвизма. Термин поздний билингвизм87 в настоящей работе понимается как «языковая ситуация, при которой индивид овладевает вторым языком, уже будучи взрослым» [Жукова и др., 2013, с. 43]. Учитывая

87 Подробное описание типов билингвизма представлено в докторской диссертации Г.М. Вишневской [Вишневская, Г.М., 1993, с. 34-36].

устойчивость языковой системы родного языка в зрелом возрасте согласно концепции критического периода в освоении иностранного языка (см., напр. [Путь в язык ... , 2011, с. 26]), а также признавая существование ряда «сензитивных периодов» [Там же. С. 41], мы полагаем, что усвоение фонетической системы второго языка в зрелом возрасте проходит сложнее, а иногда остаётся неполным, вызывая широкий спектр явлений акцента в речи на вторичном языке. В классической трактовке типологии билингвизма, согласно В.А. Виноградову, такое соотношение уровней владения родным и иностранным языком характерно для субординативного типа двуязычия [Виноградов, 1973, 1976].

Можно утверждать, что ситуация массового субординативного билингвизма объективно доминирует в современном контексте глобального национально-англоязычного билингвизма. Анализируемый тип билингвизма может характеризоваться как: несовершенный, смешанный, сложный (неадекватный), пассивный, односторонне нормативный (ненормативный), доминантный (субординативный), поздний, продуктивный (репродуктивный), опосредованный, массовый, частичный (несбалансированный),

контактный / неконтактный (естественный / искусственный), национальный, внешний / внутренний, метаферентный / полиферентный / суперферентный.

Отметим ещё раз, что в настоящей работе исходно принимается широкое понимание билингвизма, согласно которому владение вторым языком не всегда может быть сопоставимо с уровнем знания родного (см., напр.: [Мартине, 1963]). В рамках широкого подхода признаётся существование различных уровней

компетентности на втором языке, которые варьируют «от эквилингвизма

88

(equШngualism) до полуязычия (semШngualism) » [Абрамова, 2013, с. 30]. В контактной вариантологии английского языка, в рамках которой выполнена настоящая работа, уровневая динамическая природа иноязычной языковой компетентности индивида и социума трактуется триадой терминов базилект -

88 Полуязычие зачастую определяется как результат некоторой конфликтной ситуации, в которую попадает личность в ситуации освоения второго языка в условиях вынужденной миграции [Фрумкина, 2003].

мезолект - акролект (прим.: с точки зрения интерферирующего влияния родного языка: суперферентный - полиферентный - метаферентный типы двуязычия соответственно).

Анализ научных публикаций позволяет признать, что на фоне отсутствия единого понимания самого феномена билингвизма, до сих пор остаются полностью не раскрытыми глубинные системные механизмы межъязыковой фонетической интерференции (трансференции), возникающей при языковом контактировании в условиях позднего билингвизма и имеющие своим следствием возникновение фонетико-фонологической вариативности (фонетического акцента) в речи на вторичном языке. При этом более важно для понимания значимости настоящего исследования то, что выводы по указанным выше проблемам билингвизма и языкового контактирования сделаны в отечественном языкознании, преимущественно, на материале контакта языков фонемного строя, какими является большинство языков индоевропейской семьи. Как следствие возрастает необходимость проведения комплексных исследований феномена интерференции, возникающей при взаимодействии генетически дистантных и фонологически разносистемных языков, в частности английского и исследуемой группы языков Восточной Азии (китайского, японского, корейского), и объективирующейся в фонетических особенностях устной формы восточноазиатских вариантов английского языка, которые могут выходить за границы экзонормативного89 фонетического варьирования90 и, в крайних формах, приводить к полному непониманию в коммуникации на языке-посреднике в АТР.

Исходные позиции, принятые автором в рамках междисциплинарного подхода к исследованию проблемы фонетической вариативности при билингвизме, сводятся к следующему: в контексте позднего индивидуального

89 См. вопрос о норме звучащей речи английского языка в контексте международного общения в разд. 1.3. настоящей работы и более подробно в работе [Гусева, 2000].

90 Особое значение звуковой составляющей речи исследуется в рамках прагмафонетики. Как отмечает Р.К. Потапова, «внимание к фонетической организации звучащей речи в целях выявления конкретных звуковых средств речевого воздействия уходит своими корнями в искусство риторики» [Потапова, 1990, с. 200]. М.Я. Блох и Н.Л. Фрейдина в монографии, посвященной просодическому строю публичной речи, подчёркивают значимость артикуляторной точности и чёткости сегментных единиц языка (особенно согласных звуков) [Блох, Фрейдина, 2011].

билингвизма действует психо-нейрофизиологический фактор влияния языковых знаний и речевых навыков билингва в области родного языка, на его знания и умения при говорении на другом языке. Изучаемый язык в свою очередь может вызывать изменения в системе родного языка. Уровень интерференции -взаимного влияния контактирующих языков - при этом зависит от уровня владения билингвом этими языками. Индивидуальный билингвизм создаёт условия для формирования социального билингвизма9192, в результате которого интерферируемые элементы становятся фактом языковой системы и могут, в той или иной степени, влиять на особенности развития языка в условиях языкового контакта. Таким образом, фонетическая вариативность, возникающая в системе языка в результате действия феномена интерференции, может характеризоваться как динамическое свойство живой языковой системы, требующее детального научного описания.

2.1.3. Психолингвистическая концепция усвоения языка: интеръязык, эрратология, межъязыковая девиатология

Обращение к индивидуальным особенностям усвоения иностранного языка определяется приведённым выше постулатом о том, что социальный билингвизм складывается на основе индивидуального билингвизма. Считается, что к фонетическим особенностям производства речи на вторичном языке (ошибки / нарушения / отклонения / акцент / вариативность), наряду с

нарушениями на других языковых уровнях, в поисках путей совершенствования обучения иностранному языку исследователи, работающие в области педагогической психологии, обратились во второй половине XX в. (см. [Абрамова, 2012а; Пилипчук, 2006]). Хотя это не совсем так: ещё в начале

91 О языке как психическо-общественном явлении см. [Бодуэн де Куртенэ, 1963б, т. II, с. 174].

92 О различении социального и индивидуального билингвизма см. [Швейцер, 1976, с. 114-115].

прошлого века Е.Д. Поливанов - востоковед, создатель теории языков слогового строя, изложил принципы обучения иностранных студентов (японцев, корейцев, китайцев, французов, англичан) русскому языку на базе сравнительного анализа их родного языка (см. переиздание статьи 1931 г. в работе [Поливанов, 1968]). В данном направлении стали исследоваться различного рода «продукты» промежуточной стадии овладения языком (в иной трактовке - ошибки переходного периода языковой компетенции), а также причины их возникновения и способы преодоления. С 1972 г. ключевым термином в области психолингвистической концепции обучения вторичному языку (second language acquisition - SLA) становится термин интеръязык (interlanguage) - промежуточная языковая система, возникающая при изучении иностранного языка под влиянием родного и характеризующая динамическое состояние (бази-, мезо- и акролектный уровни) изучаемого билингвом иностранного языка [Selinker, 1972]. Актуальность исследований предложенного Л. Селинкером концепта интеръязыкового континуума и его границ сохраняется в настоящее время [Larsen-Freeman, 2014, p. 203]. Синонимично в англоязычной научной литературе используются термины approximative system, transitional competence, learner language, idiosyncratic dialect; в немецкоязычной - Interimsprache, Lernersprache; франкоязычной - interlangue [Гвоздева, 2003; Залевская, 2009б].

Отметим, что в социолингвистике, в качестве объекта исследования которой выступает не говорящий индивидуум, а языковая общность, в это же время (19701980-е гг.) параллельно развивается концепция «местного» диалекта / языка (vernacular language), или территориальной вариативности (см. [Sankoff, 2001, p. 639]; а также концепция мировых разновидностей английского языка (World Englishes - WE), в отечественном языкознании закрепившаяся под названием «контактная вариантологии английского языка» [Прошина, 2010]. Некоторый параллелизм двух концепций - психолингвистической (теория интеръязыка) и

социолингвистическом - привел к появлению социолингвистического, или вариационного (variationist), подхода внутри парадигмы усвоения второго языка (SLA), в основе которого лежит вариационная модель У. Лабова (см. [Bayley, Tarone, 2011; Dickerson, 1975; Labov, 1966; Major, 1998, 2013; Weinreich, Labov, Herzog, 1968]).

Актуальность исследования концепта интеръязыкового континуума и его границ, стратегий преодоления коммуникативных затруднений вследствие переноса навыков родного языка сохраняется в зарубежном языкознании в течение более 40 лет [Ellis, 1997; Juffs, 1990; Kormos, 2006; Larsen-Freeman, 2014; Major, 1998, 2001 (2013); Odlin, 1990; Sato, 1985; Selinker, 1972, 1997]. Данный феномен привлек также внимание отечественных педагогически ориентированных психологов и психолингвистов [Абрамова, 2012а, б; Гальскова, 2004; Гальскова, Гез, 2004; Гвоздева, 2003; Залевская, 2000, 2008, 2009б, в; Залевская, Медведева, 2002; Пилипчук, 2006; Рогозная, 2003]). Благодаря широкому развитию нейролингвистики, проблема промежуточного языка исследуется на современном этапе и в плане изучения особенностей нейрофункциональных компонентов когнитивной системы формирующегося двуязычного индивида [Гальскова, 2004] (см. также разд. 2.2.3, 2.3.2, 2.3.3).

В российской психолингвистике, наряду с аутентичным термином интеръязык, большое распространение получил термин промежуточный язык, предложенный в качестве переводного А.А. Залевской. Исследователь приводит различные определения Л. Селинкера: промежуточный язык - это «отдельная языковая система, которая является продуктом попытки обучаемого целостно представить изучаемый язык», «промежуточная система, составленная из правил, полученных с помощью разных стратегий, в том числе - упрощения (simplification), сверхобобщений (overgeneralization), переноса (transfer)», «находится в развитии и все более приближается к системе, которую используют носители языка» [Залевская, 2000, с. 28-36]. О промежуточной системе косвенно

93 Первые исследования в социолингвистическом ключе («социально ориентированная лингвистика» [Гулида, Бахтин, 2010, с. 106]), во многом основанные на работах И.А. Бодуэна де Куртенэ, в отечественном языкознании появились в 1920-1930 гг. (Б.А. Ларин, Л.П. Якубинский, А.М. Селищев, Е.Д. Поливанов, Б.М. Жирмунский).

говорят Ж. Багана и Е.В. Хапилина в своём определении термина интерференция как совокупности «различных признаков выражения данного смысла в двух сопоставительных системах, образующих третью, в которой действуют законы родного и неродного языков» [Багана, Хапилина, 2010, с. 128]. Некоторые исследователи предлагают использовать в данном случае иной термин -межъязычие, понимаемое как ««третья система» [Дебренн, 2006].

В психолингвистической трактовке интеръязык рассматривается как самостоятельная динамическая система, отличная от систем как родного, так и изучаемого индивидом языков, которая характеризует состояние изучаемого языка и носит стадиальный характер (изменяется по мере совершенствования языковых навыков). Так, например, Р. Эллис отмечает переходный характер интеръязыкового континуума [Ellis, 1997, p. 33]. Идея динамичности, или продвижения по континууму при овладении вторым языком, развивалась и в отечественной науке, например, в трудах Н.В. Имедадзе [Имемадзе, 1979].

Примечательно, что ещё в 1903 г. И.А. Бодуэн де Куртенэ, анализируя влияние языков друг на друга, выделял категорию смешанного языка (или «вновь образовавшейся языковой смеси», отмечая, что «при смешении языков вновь образующийся является сложною равнодействующею, своими составными частями наклоняющуюся в сторону более лёгких особенностей обоих языков» [Бодуэн де Куртенэ, 1963в, с. 93]. По мнению Р. Мейджора, интеръязык включает элементы трёх видов: родного языка, изучаемого языка и некоторые универсальные компоненты (universals) [Major, 2013, p. 81]. Степень вариативности единиц, свойственной интеръязыку, может колебаться по шкале: от значительной (на начальном уровне) до минимальной (на стадии приближения к уровню носителя языка). Возможно также закрепление («фоссилизация») того или иного состояния промежуточной языковой системы в результате действия различных факторов социального и психологического порядка, причём фоссилизация может быть характерна не только для ситуации овладения вторым языком в зрелом возрасте, но и в другие возрастные периоды [Selinker, Lamendella, 1980; Вишневская, Е.М., 2014]. Р. Эллис отмечает, что фоссилизация

может быть характерна только для усвоения второго языка; в родном языке такое явление не наблюдается [Ellis, 1997, p. 34].

Безусловно, не все исследователи, изучающие процессы становления билингвальной личности, разделяют идею формирования интеръязыка. Так, например, Дж. Макнамара, при построении модели репрезентации языкового знания билингва, приходит к выводу о независимости двух образований: родного и приобретённого языков [Macnamara, 1967]. В хомскианской традиции (идея «врождённых знаний»), различающей явления языковой компетенции (competence) и языковой деятельности (performance)94, вербализованные факты интеръязыка трактуются как проявления последней (вторичной по отношению к языковой компетенции) и поэтому не заслуживают пристального внимания лингвистов.

Благодаря практическим потребностям преподавателей иностранных языков, которые не были удовлетворены методиками, основанными исключительно на результатах сопоставительных (контрастивных) лингвистических исследований, в науке появилось новое направление исследований в этой области - эрратология (error analysis) [Путь в язык ... , 2011; Шевнин, 2004]. Одним из условий, обеспечивающих достоверность и надёжность эрратологических исследований, является сбор реального и представительного речевого материала в виде корпусов ошибок и оговорок в речи носителей и неносителей (см. напр.: [Kormos, 2006; Terao, 2006]). Истоки эрратологического метода, безусловно, следует искать ранее, например, в работах Л.В. Щербы, который подчёркивал значимость «отрицательного языкового материала», считая, что исправление окружающими речевых ошибок комментарием «так не говорят» играет «громадную роль» в процессе усвоения родного языка ребёнком или иностранного языка взрослым человеком [Щерба, 1974а]. Считая целесообразным обращение к понятию промежуточного языка при изучении трудностей овладения иностранным языком, А.А. Залевская предлагает рассматривать процедуру анализа ошибок как исследовательский подход, направленный на выявление особенностей овладения

94 Языковая способность и языковая активность по А.А. Леонтьеву.

вторым языком [Залевская, 2009а]. В рамках такого подхода к изучению причин через анализ ошибок, получившего название деятельностного [Абрамова, 2012а, б; Кузнецова, Т.Д., 1983; воШпск ег а1., 2011; ОёНп, 1990; БгетЬе^ег, 1992; Тегао, 2006], должны исследоваться, согласно М. Дебренн, проблемы межъязыковой девиатологии, включая межъязычие, фоссилизацию, девиации речепорождения и понимания и др. [Дебренн, 2006]. В области речепорождения выявление типологии межъязыковых девиаций, характерной для данной пары языков, возможно через исследование «речевых девиатов»; в то время как девиации понимания выявляются посредством анализа переводческих ошибок (на материале письменной речи). В девиатологии ошибка не может трактоваться как отклонение от нормы, поскольку является нормой индивидуальной промежуточной межъязыковой системы [Там же].

Существуют и другие подходы к изучению проблемы становления и функционирования вторичной языковой системы двуязычного индивида. Например, А.А. Залевская выделяет, наряду с деятельностным и когнитивным подходами к анализу ошибок в речи билингва, подход с позиций генеративной психолингвистики в терминах концепции принципов и параметров Н. Хомского и методы моделирования условий и процессов, ведущие к ошибкам, в русле коннекционистского подхода95 [Залевская, 2009б, с. 8].

Учитывая вышесказанное, в настоящей работе становление языковой системы изучаемого языка мы представляем в виде динамического континуума (см. рис. 6).

Рисунок 6 - Становление билингвальной личности как динамический

континуум

См. [вашей, 1980; воШск, 2006; воШск ег а1., 2011].

Вслед за Н.А. Любимовой, мы считаем, что «промежуточная фонетическая система иноязычных» представляет собой одну из подсистем данного языка, наряду с другими социальными подсистемами (территориальными диалектами, просторечием, различными видами жаргонов), и является одним из проявлений вариативности данного национального языка, обусловленным действием межъязыковой интерференции в ситуации формирования двуязычия [Любимова, 1991, 2004]. Мы признаём, наряду с эффективностью классических методов контрастивного анализа языков, действенность методов эрратологического и девиатологического видов анализа для выявления типологии акцентных явлений (акцентной вариативности) в английской речи билингвов - носителей языков Восточной Азии. Мы считаем, что сопоставительный и контрастивный методы эффективны для осуществления прогнозов интерференции и анализа причин её возникновения, а анализ ошибок (девиаций речепорождения и понимания) позволяет выявить и классифицировать «нестандартные» языковые явления в речи - результат интерференции - явления фонетического акцента. Мы разделяем точку зрения Г.М. Вишневской о том, что «результату интерференции в условиях билингвизма - иноязычному акценту - уделяется ... неоправданно мало внимания», несмотря на то что «эффективность речевого общения билингва с носителем изучаемого им языка в значительной степени зависит от степени владения иностранным языком, от степени иноязычного акцента в речи билингва» [Вишневская, Г.М., 1993, с. 8]. Мы солидаризируемся также с мнением автора, что через изучение акцентных явлений возможно не только выявление случаев отрицательного переноса родного языка, но и универсальных особенностей неродной речи, поскольку «акцент в интонации билингва отражает как специфические свойства его родного языка, так и общетипологические свойства речи на неродном языке» [Вишневская, Г.М., 1993, с. 14].

2.1.4. Фонетический акцент и методика обучения фонетике иностранного

языка: краткий исторический экскурс

Данные М. Мунро, Т. Дервинга, К. Сато и других исследователей, работающих над психолингвистическими проблемами усвоения второго (иностранного) языка, подтверждают, что акцент в речи на неродном для говорящего языке признаётся распространённым явлением, в норме появляющемся при овладении вторичной языковой системой в зрелом возрасте [Munro et al., 2006, p. 67] (см. также [Алхазишвили, 1988; Имемадзе, 1979; Derwing, Rossitel, 2003; Flege, 1993, 1995; Flege, Hillenbrand, 1984; Flege, Liu, 2001; Flege, Munro, Skelton, 1992; Moyer, 2013]). Это связано с тем, что выработка способности анализировать и синтезировать речевые звуки по тем постоянным признакам, которые свойственны фонемам изучаемого языка, требует при овладении взрослым человеком вторым языком не только имитационных, но и значительных когнитивных усилий [Chwat, 1994; Dauer, 1992; Gimson, 1975].

Вопросы, касающиеся формирования слухо-произносительных навыков, задач сокращения присутствия иноязычного фонетического акцента, традиционно лежат в основе изучения иностранного языка и являются предметом исследования и практики в лингвистической педагогике [Климов, 2011; Колосов, 1989; Мильруд, 2003, 2004; Соловова, 2000, 2002; Шутова, 2005]. Формирование слухо-произносительного навыка проходит несколько стадий: через слуховое восприятие и сравнительный анализ с имеющимися звуковыми образами к речедвигательной имитации и формированию нейромоторной программы, как для изолированного произнесения, так и произнесения в звуковой цепи.

В истории развития методики обучения произношению можно условно выделить три периода, в течение которых менялось отношение к значимости выработки слухо-произносительных навыков иностранного языка. Аудиолингвалъный метод доминировал в методике обучения фонетике в период с конца 1930-х гг. (в рамках «армейского метода» в США) до конца 1940-х гг.

(период становления Международного фонетического общества, основателями которого были Х. Суит, Х. Пальмер, Д. Джоунз, и разработки Международного фонетического алфавита) и активно использовался до 1970-х гг. В этот период произношение ставится в основу языкового обучения: благодаря развитию аудиотехники и на основании теоретических положений структурализма и бихевиоризма, формирование произносительных навыков строится на многократном прослушивании и точном воспроизведении (имитации) языковых структур изучаемого языка, представленных в виде аутентичных образцов речи носителя, при этом принимается одноязычный формат занятия. С 1950-х гг. до 1970-х гг. активно разрабатывался зародившийся во Франции аудиовизуальный метод, также предполагающий формирование автоматизированных произносительных навыков (речевых автоматизмов) на основе постулируемого бихевиоризмом взаимоотношения стимул - реакция, посредством интенсивной тренировки через многократное повторение и заучивание с опорой на визуальный ряд с целью семантизации (как и аудиоматериал, картинка выступает в качестве стимула и служит «подкреплением»). Особое внимание уделяется созданию целостного звукового образа (звуки, ударение, ритм, интонация). В отличие от аудиолингвальных методов в фокусе обучения находится речевое поведение, позволяющее использовать языковые структуры в конкретной ситуации, что несколько сближает аудиовизуальный метод с коммуникативным, причём опора на родной язык обучающихся, по-прежнему, практически отсутствует [Крестинский, 2007; Howatt, 2000]. Следует отметить, что наработки аудиолингвального и аудиовизуального методов обучения фонетике иностранного языка не утратили своей актуальности и в настоящее время, поскольку являются «модификациями» прямого метода, приближённого к усвоению иностранного языка в естественных условиях, т. е. через устную форму. Освещение аудиолингвальных и аудиовизуальных методов обучения иностранному языку как индуктивных - от примера к правилу - и их критика приводится в работе А.Н. Баранова [Баранов, 2013, с. 198-200]. В период с 1970-х гг. до настоящего времени прослеживается тенденция к смещению фокуса в

методике обучения иностранному языку: основной целью становится отработка навыков и умений, направленных на достижение средствами языка коммуникативной цели. Несмотря на сильные стороны коммуникативного подхода, а именно - воссоздание ситуации реального общения (ролевые игры и т. д.) через соотношение: речевое намерение - коммуникативная ситуация + компонента языковых / речевых средств [Пассов, 1989], следует отметить в нём слабую мотивированность обучающегося совершенствовать звуковую форму изучаемого языка. Заметим, что период минимизации усилий по развитию произносительных навыков связан также с разработкой в это время гипотезы критического периода [Bongaerts, 1999], согласно которой добиться уровня произношения аналогичного носителю языка было «недостижимой целью», особенно в зрелом возрасте [Ligbtboun, Spada, 2006, p. 104]. Как следствие в фокусе языкового обучения оказалась отработка таких аспектов языка, которые усваиваются легче, например, грамматика. Именно коммуникативный подход лежит в основе методических разработок сторонников идеи сохранения фонологического ядра в глобальном языке-посреднике при обучении людей, для которых этот язык не является родным, критикуемой многими методистами-экспертами [Grzega, 2005; Jenkins, 2000, 2003] (см. разд. 1.1).

Несмотря на изменение общеметодических концепций совершенствование методики обучения фонетике иностранного языка никогда не прекращалось и продолжается до настоящего времени. Значительное влияние в этом плане оказали результаты контрастивных лингвистических исследований, в которых использовался девиантный метод в рамках сравнительного и сопоставительного анализа контактирующих в сознании билингва языков. Полученные данные позволили достигнуть существенного прогресса в понимании феномена фонетической интерференции при языковом контакте и его следствия -фонетического акцента в речи [Аракин, 1979; Веренинова, 1994, 1996; Реформатский, 1962; Brown, C., 1998; Chwat, 1994; Dauer, 1992; Derwing, Munro, 2005; Kulikov, 2011]. При этом некоторые авторы рекомендуют различать продуктивный и перцептивный типы акцента, возникающие при формировании

навыков иноязычной речи, в зависимости от соответствующего (продуктивного и перцептивного) вида речи [Климов, 2012, с. 47]. По мнению Н.Д. Климова, уровни продуктивного и перцептивного акцентов в иноязычной речи учащихся могут быть асимметричными: «степень продуктивного акцента определяется величиной отклонения акустической реализации фонетической единицы в речи учащегося от нормативной акустической реализации этой единицы», а степень перцептивного акцента «определяется степенью отклонения слухового образа единицы, хранящегося в памяти учащегося, от слухового образа той же единицы, хранящегося в памяти носителя языка» [Там же. С. 48]. Н.Д. Климов полагает, что любой тип расхождения - «как акустических эффектов, так и слуховых образов нарушает оптимальность коммуникации, в первом случае - при понимании акцентной речи иностранцем, во втором - при понимании иноязычной речи учащимся» [Там же], а, следовательно, требует внимания при обучении фонетике иностранного языка.

Вышеуказанные научные изыскания способствовали нарастанию интереса и внимания к произношению в теории и практике обучения иностранным языкам, к разработке методик опоры на фонетическую систему родного языка (см. разд. 2.1.3), формированию аналитико-имитативного подхода. При этом специалисты в области методики пришли к выводу, что деконтекстуализованное обучение произношению не даёт должных результатов без применения комплексной методики, включающей не только рекомендации с учётом межъязыковых различий, но и погружение (exposure), практику (experience) и мотивацию (motivation). В этот период, по-прежнему, признаётся невозможным для большинства лиц, изучающих второй язык, достигнуть произносительных навыков, характерных для носителей языка, и даже аппроксимированного произношения [Ligbtboun, Spada, 2006, p. 104]. Вместе с тем, общеметодический коммуникативно ориентированный подход предполагает «большую активность обучающихся и загрузку максимального количества каналов приёма информации как предпосылку успешного запоминания и дальнейшего использования языковой информации» [Ibid. P. 202].

Коммуникативная доминанта в обучении иностранному языку способствовала активному развитию компетентностного96 подхода, пришедшего на смену знаниецентричному (см., напр. [Артемьева и др., 2005; Вятютнев, 1984; Гальскова, Гез, 2004; Зеер, Сыманюк, 2005; Зимняя, 1989, 2003, 2005б; Кавнатская, Сафонова, В.В., 1998; Орехова, 2004; Трофимова, 2000; Фролов, Махотин, 2004; 81апоуюЬ, 1986]). Так, в интегративном подходе, объединяющем предыдущие методические наработки и получившем признание в методике обучения иностранным языкам в настоящее время, результатом деятельностного обучения «является формирование лингвистической, дискурсивной и социокультурной компетенций в их единстве» [Крестинский, 2007, с. 9].

В компетентностном ключе выделяется компетенция фонетическая (или фонетико-фонологическая), представляющая собой комплекс навыков активного звукового кодирования и декодирования речи на основании применения иноязычного звукового кода при речепорождении и речевосприятии [Вишневская, Е.М., 2014; Зимняя, 2003, 2005а; Лаврова, 2007, 2010; Самосенкова, 2008, с. 352; Федотова, 2004]. Фонетическая компетенция содержит, по мнению А.А. Хомутовой, такие компоненты, как «когнитивный, прагматический, социокультурный и рефлексивный» и трактуется как составная часть иноязычной коммуникативной компетенции, которая предполагает развитие умений и навыков реального иноязычного общения [Хомутова, А.А., 2013, с. 70]. Исследователи подчёркивают значимость формирования фонетико-фонологических слухо-произносительных навыков, поскольку они помогают не только соотнести услышанные звуки с правильным значением (семантическим, синтаксическим, стилистическим, прагматическим) в изучаемом языке, иногда компенсируя нехватку лексико-грамматического контекста, но и продуцировать звуковую последовательность, соответствующую значениям данного языка и

96 Базовым в компетентностном подходе является понятие коммуникативной компетенции [НушеБ, 1972, р. 269293], которая определяется как сочетание грамматической, социолингвистической, дискурсивной (способность построения целостных высказываний) и стратегической (компенсационной) компетенций [Верещагин, Костомаров, 1982; Трофимова, 2000]. Основными в коммуникативной компетенции являются динамические (способность к совершенствованию), имплицитные (внутренняя взаимосвязь между когнитивными и некогнитивными, т. е. мотивационными и др. компонентами коммуникации) и комплексные (сочетание лингвистических, психологических и социологических компонентов) признаки [НушеБ, 1972].

выбранному коммуникативному намерению. Знакомство со звуковой материей языка как первоэлементом речи и эффективное формирование фонетико-фонологических навыков, рассматривается как залог успешного овладения устной речью, поскольку владение языком включает в себя формирование навыков во всех видах речевой деятельности, их взаимосвязь и взаимозависимость [Гончарова, 2006].

В настоящее время в фокусе внимания фонетистов, как теоретиков, так и практиков, находится задача отработки навыков супрасегментного фонетического уровня (ударение, ритм и интонация), поскольку именно эти сферы могут с наибольшей степенью вероятности сказываться на эффективности коммуникации [Кодзасов, 1996; Мирианашвили, 1994; Celce-Murcia, Brinton, Goodwin, 1996; Celce-Murcia, Hawkins, 1985; Nihalani, 1999] и развитию перцептивной компетенции как совокупности знаний и умений рецептивной стороны общения на иностранном языке [Агапова, 2004; Brown, G., 1984; Ellis, 1985]. Так, например, согласно Л.Р. Зиндеру и Л.В. Бондарко, «общая ритмическая структура слова, которая определяется числом слогов и местом ударения, может быть охарактеризована как интегральный признак, обеспечивающий его идентификацию» [ОТРД, 1974, с. 149]. Особую важность усвоения ритмической структуры слова как самого лёгкого для опознания слова признака подчёркивают и другие исследователи [Златоустова и др., 1997; Кодзасов, Кривнова, 2001; Уфимцева, 2011, с. 54]. Первостепенная значимость широкого спектра супрасегментных фонологических средств для передачи смыслового содержания сообщения и его правильного восприятия слушающим отмечается многими авторами (Т.М. Николаева, Л.П. Блохина, Р.К. Потапова, С.В. Кодзасов, Д. Кристалл, Д. Бэзил). Современные учёные-фонетисты, как отечественные, так и зарубежные, на материале экспериментальных исследований аргументировано доказали, что наиболее надёжным просодическим средством, обеспечивающим адекватное восприятие информации, является просодическое выделение [Блох, Фрейдина, 2011, с. 180]. Разделяя понимание чрезвычайной значимости совершенствования навыков просодической организации речи на

неродном языке, тем не менее, мы считаем, вслед за Н.И. Гусевой [Гусева, 2000, с. 81], что игнорирование сегментной составляющей при обучении фонетике английского языка как языка международного общения недопустимо, поскольку лежит в основе восходящей стратегии восприятия, активно используемой при взаимодействии между неносителями.

В заключение отметим, что настоящая работа призвана привести обоснование необходимости развития артикуляторной и перцептивной составляющих фонетической компетенции в разных объёмах при обучении фонетике английского языка как языка международного общения. Мы полагаем, что в плане постановки артикуляции, традиционно ориентированной на экзонорму (вариантов английского языка внутреннего круга), недостаток навыков звуковой организации (сегментного и супрасегментного фонетических уровней) и фонетической культуры речи на неродном языке, вызываемый феноменом их «фоссилизации» на промежуточном этапе (закреплением в стадии «плато» по С.Л. Рубинштейну), преодолим даже при позднем билингвизме. Поскольку установлено, что между процессами овладения родным и иностранным языками больше сходства, чем различий и что механизмы речевой деятельности на родном и иностранном языках одни и те же (т. е. обучаемые проходят аналогичные стадии речевого развития, допускают сходные типы ошибок [Зимняя, 1989, с. 167]), мы считаем, что совершенствование артикуляторной фонетической компетенции во вторичном языке принципиально возможно до акролектного уровня, максимально приближенного к уровню владения родным языком (форма координативного билингвизма). В то же время особую важность приобретает совершенствование методики обучения фонетике английского языка в плане выработки у обучающихся навыков восприятия не только эндонормативной английской речи, но и речи, характеризующейся признаками региональной фонетической вариативности, вызванной интерференционным влиянием первичных языковых систем коммуникантов и воспринимаемой в комплексе как иноязычный акцент. Представляется, что интерференционные явления, связанные с изменением сегментной и просодической (в частности слого-ритмической)

структуры слова и интонационного оформления фразы в речи на неродном для говорящего языке, могут приводить к снижению эффективности речевого взаимодействия, а значит - требуют обязательного учёта в языковом обучении.

2.2. Проблема фонетического акцента в речи билингва в когнитивно-психолингвистическом и социолингвистическом ключах

2.2.1. Философско-семиотические аспекты звукового языка как биологически и социально обусловленного феномена

Философско-семиотические аспекты звукового языка издавна волнуют умы философов, филологов, лингвистов, психологов, социологов, культурологов и специалистов в других областях знания, связанных с человеком и его речеязыковой деятельностью. Лингвисты и философы языка от Платона до У. Эко исследуют природу звукового языка и его сущностные свойства [Платон, 1990; Эко, 2007]. Данная проблематика поднимается в трудах Аристотеля, В. фон Гумбольдта, И.А. Бодуэна де Куртенэ, Ф. де Соссюра, А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, А.Г. Волкова, И.А. Вартанян, М.А. Зайченко, А.В. Кравченко, В.П. Кульбикова, В.И. Постоваловой, А.Б. Соломоника, Ю.С. Степанова, Н.В. Уфимцевой и др. В. Гумбольдт, отмечая значимость языкового звука, называл его «отражением жизни» [Гумбольдт, 1984а]. А.В. Кравченко, разделяя концепцию У. Матураны, приходит к выводу, что язык, будучи антропоцентричным и антропоморфным по своей природе, является «не замкнутым автономным образованием, а интегрированной частью среды, в которой живёт и действует человек» [Кравченко, 2001, с. 30-31]. Рассуждая о естественнонаучных аспектах лингвосемиозиса и отталкиваясь от знаковой природы языка, исследователь характеризует его функцию по представлению

структур знания как функцию биологической системы, служащей адаптации человека к окружающей среде [Там же]. А.Г. Волков трактует язык как «естественный объект по онтологической природе своих элементов», подчеркивая при этом, что по специфике структуры языка и его единственной коммуникативной функции он выступает как объект социальный [Волков, 1966, с. 12]. Проводя параллель между индивидуальностью знания языка и жизненного опыта человека, Б.М. Гаспаров замечает: « ... подобно жизненному опыту, языковой опыт личности пересекается с опытом других людей», что в свою очередь «обеспечивает более или менее успешное взаимодействие на основе этого опыта» [Гаспаров, 1966, с. 99]. Следовательно, механизмы языковой категоризации, непосредственно связанные с процессами взаимодействия человека с окружающей средой (объективация опыта в языковом знаке) и формированием знаний о мире (категоризация опыта использования языковых знаков), осуществляются только при условии и посредством разделения языкового опыта между другими членами языкового коллектива.

Согласно принципу различения природы и сущности языка Ф. де Соссюра, принято говорить о его онтологической двойственности: тотальной внешней обусловленности (биологической, психологической, социальной, коммуникативной), с одной стороны, и относительной внутренней автономности как знаковой системы, с другой [Иванов, Вяч. Вс., 2004]. Тем не менее, нельзя не учитывать и существование взаимной зависимости природно-сущностных свойств языка. В семиотической модели естественного языка традиционно выделяют план выражения (лексика, фонология, синтаксис) и план содержания (комплекс понятий, могущих быть выраженными) [Эко, 2007, с. 29]. Несмотря на единодушное признание единства звучания и значения в языковом знаке, в зависимости от научно-лингвистической традиции, говорят либо о произвольности, либо о мотивированности звуковой стороны языка и её связи с

07

содержательной [Зубкова, 2010].

97 В диссертации не ставится задача разведения терминологического ряда информация - значение - смысл, т. к. в фокусе находятся звуковые аспекты лингвосемиозиса, принципиально противопоставленные содержательным.

Материей языкового знака служит звук - колебательное движение воздуха или другой среды, который может быть графически (вторично) репрезентирован в виде письма. Предметом теоретического рассмотрения в данной работе выбран звуковой аспект семиозиса в звуковом языке. Мы разделяем точку зрения Ч.С. Тулеевой, согласно которой «именно фонетика как материальная экспликация языковой системы обеспечивает принадлежность человеческого языка к высшей форме семиотической системы, причём системы открытого характера, поддающейся влиянию, воздействию и детерминации со стороны других семиотических систем» [Тулеева, 2010, с. 3]. Понимая язык, вслед за А.В. Кравченко, как особую среду, являющуюся частью естественной среды, где проходит жизнедеятельность человека, мы считаем звуковую материю естественной субстанцией языкового знака, обладающей признаками универсальности в окружающем нас мире.

Для осмысления звуковой субстанции языка как части внешнего и

98

внутреннего звукового пространства («звуковой среды» по И.А. Вартанян), в котором существует Homo loquens, мы признаём целесообразным обратиться к термину фоносфера, введённому в терминологический аппарат лингвистики С.С. Шляховой по аналогии с терминами биосфера и ноосфера В.И. Вернадского и семиосфера Ю.М. Лотмана [Шляхова, 2006а]. В представлении исследователя, фоносфера - это некий «звуковой континуум, репрезентированный как на материально-пространственном, так и на абстрактном уровнях, заполненный разнотипными биологическими (часто неосознаваемыми), техническими и культурно-семиотическими звуковыми системами» [Шляхова, 2006б, с. 14]. Семиотизация звука в знаковых системах разных уровней рассматривается (по типологии Ю.С. Степанова [Степанов, 1985, 2001]) в рамках антропо- и зоосемиотики как один из кодовых механизмов информационной связи, как составляющая социо- и биосферы, и важнейшая составляющая семиосферы. «Эти

98 Категория пространства вводится как некоторая моделируемая сущность, с помощью которой воссоздаются мыслительные процессы, процессы восприятия и понимания, хранения информации в мозгу человека и так далее, которые не даны человеку в реальном ощущении (см., напр.: [Коваленко, 2005; Николаева, 2011]).

звуковые механизмы информационной связи, обеспечивающие коммуникацию как в био- и в семиосфере, так и между этими системами, можно определить как фоносферу ... . Фоносфера, возникая на уровне биосферы, через ноосферу становится частью семиосферы, образуя многочисленные звуковые коды (музыкальный, языковой, биоакустический и др.)» [Шляхова, 2006б, с. 14]. Областью экспликации языкового звукового кода является лингвофоносфера. Лингвофоносфера, таким образом, представляет собой маргинальную семиотическую структуру, обеспечивающую переход из зоны био- и социофоносферы в семиофоносферу, т. е. выполняющую функцию преобразования биологического звукового пространства и искусственно создаваемого в культуре звукового пространства (музыка, технические шумы) в семиотические звуковые системы [Там же]. Следовательно, можно онтологически рассматривать звуковую материю языкового знака как часть природной (звуковой) среды, используемую человеком в лингвосемиозисе для целей установления связи с окружающим миром и другими индивидами.

Понимая звуковую материю как естественную биоантропогенную субстанцию, которая используется человеком в процессе информационного обмена, мы признаём, что звук, прошедший фазу семиотизации, обеспечивает переход смысла из сферы идеального через значение языкового знака в сферу материального и обратно в процессе речеязыковой деятельности. Иными словами, через языковой знак, телом которого является слово в звуковой форме, человек способен осуществить переход от внутренней смысловой структуры мысли к внешней структуре формального языка, обеспечивая тем самым саму «возможность взаимопонимания с другими носителями данной культуры» [Уфимцева, 2010, с. 15].

Исходя из философского понимания речи как «озвучивания действительности», вслед за М.А. Зайченко, мы полагаем, что «в самой акустической природе звука, в нашем восприятии его уже заложено представление о наличии значимости» [Зайченко, 2010, с. 125]. Речеязыковой звук трактуется нами как звук, осмысленный человеком в результате личного

чувственно-психического опыта взаимодействия с окружающей средой и обмена языковым опытом в данном культурно-языковом сообществе. Признавая, вслед за Ф. де Соссюром, что идеальный языковой знак инкорпорирует значение в звуковом образе [Соссюр, 1933], и, разделяя положение А.Ф. Лосева о том, что смысл воплощен в звуковом теле слова [Лосев, 1999], мы считаем возможным говорить о диалектике озвученного смысла и осмысленного звука в языковом знаке. Признание существования такой связи предполагает, что любое изменение звукового тела слова влечёт за собой изменение передаваемого словом значения и наоборот.

Солидаризуясь с Н.И. Жинкиным в понимании звука как проводника информации [Жинкин, 1982], мы считаем, что в сознании индивида идеальный звук и значение слова находятся в отношениях взаимной детерминации: значение определяет звуковой образ слова, а звуковой образ детерминирует значение. При этом психо-физическая «спаянность» звука и значения, отражённых в языковом знаке как «кирпичике» языкового сознания индивида, обеспечивает возможность «извлечения» и передачи значения, «сублимированного» в звуке, другому индивиду в данном культурно-языковом сообществе посредством реально-акустической звуковой субстанции. Уникальное свойство семиотизированного звука - способность существовать в материальном и быть отражённым в идеальном (в языковом сознании человека) - позволяет считать его нагруженным полифункционально: как идеального носителя значения в языковом знаке и медиатора, или передаточной субстанции языкового знака (знаконосителя, в терминах А.В. Кравченко) в реальном акте речевой деятельности. «Перекодировка ментальной репрезентации ... в речевую (дискурсивную) и наоборот... происходит посредством синхронизации акустического образа языкового знака и реального артикуляторно-акустического речевого сигнала, способных активировать семиотически связанные с ними смыслы в сознании говорящего и слушающего» [Завьялова, В.Л., 2014, с. 136].

Ключевым в осознании выбора человеком звуковой субстанции для «означивания» действительности, как указывалось ранее, является понимание

необходимости передачи значений языкового знака от одного индивида другому с целью их распределения и закрепления в данной культурно-языковой общности. В этой связи интересна трактовка процессов звукового лингвосемиозиса и звуковой интеграции людей в социуме в процессе эволюции В.П. Кульбикова [Кульбиков, 1999]. Звук, по мнению автора, можно представить как пространственно-временной континуум, в котором происходила звуковая интеграция первобытного человека с окружающим миром и себе подобными человеческими существами. В процессе такого взаимодействия формировались важные понятия, абстрактные представления о внешних предметах - через звук и звуковую интеграцию между первобытными людьми происходило развитие и формирование способностей человека к объективации [Там же. С. 10].

Подобная трактовка речеязыкового звука позволяет объяснить не только закономерность выбора звуковой формы языка как обусловленной естественным влиянием звуковой природы, частью которой является человек, но и её исключительную значимость для языковой объективации и социализации человека. При этом следует отметить, что звуковое восприятие окружающего мира, его языковое отражение и регистрация отличны у разных народов мира, что позволят говорить, как отмечает С.Г. Тер-Минасова, наряду с уникальной картиной мира, о явной и отчётливой национально-специфической «симфонии мира» [Тер-Минасова, 2007, с. 66].

2.2.2. Когнитивный подход к изучению звуковых средств языка

Современный этап развития науки о языке характеризуется обязательным обращением к лингвокогнитивным механизмам «получения, хранения, переработки и передачи языковых образов в процессе речепроизводства и

речевосприятия вербальной информации»99 [Потапова, 2007, с. 11] при анализе различных аспектов речевой деятельности. Тем не менее, лингвокогнитивный подход, предполагающий учёт взаимосвязи ментальных структур человеческого разума и средств их вербальной репрезентации, не получил широкого применения в отечественной фонологии. Если в таких областях, как когнитивная семасиология и лингвоконцептология в течение нескольких десятилетий отмечается неснижающийся интерес к лингвокультурологическому, логическому, семантико-когнитивному и философско-семиотическому направлениям когнитивной лингвистики (см., напр.: [Баранов, 2013; Болдырев, 2001, 2010; Величковский, 2006а, б; Демьянков, 1994; Залевская, 1998; Лебедько, 2002; Никитин, 2003; Попова, Стернин, 2007; Стернин, 2001; Фрумкина, 1999]), то труды отечественных исследователей-фонологов в этом ключе до сих пор единичны и фрагментарны (см., напр.: [Абдуазизов, 2007; Кобозева, Захаров, 2007; Черкасов, 2012; Шевченко, 2011]). По мнению Н.Н. Болдырева и В.Г. Куликова, «если семантическая природа лексических и грамматических единиц языка не подвергается сомнению, то сама возможность репрезентации концептуальных структур средствами фонологических единиц часто оспаривается и поэтому требует специальной аргументации» [Болдырев, Куликов, 2006а, с. 43; Болдырев, Куликов, 2006б].

Необходимость выделения самостоятельного направления

лингвокогнитивных исследований, предметом которого является роль фонологических средств в процессе символизирования результатов концептуализации мира100, подчёркивается А.А. Абдуазизовым [Абдуазизов, 2007] (см. также [Шевченко, 2011, с. 6]). Тем не менее, авторы, как правило ограничиваются осторожными формулировками - когнитивный подход в фонологии, когнитивные аспекты фонологии, когнитивно-ориентированные исследования в области фонологии. Между тем, согласно зарубежным

99 Когнитивные исследования процессов речепорождения и речевосприятия в отечественной науке первоначально выполнялсь в русле психолингвистики, что способствовало выделению в 70-х гг. ХХ в. отдельного направления -когнитивной психолингвистики [Глухов, 2008].

100См. определение термина когнитивная грамматика (cognitive grammar) по [Crystal, 2008, p. 84].

исследователям, именно когнитивная фонология дала толчок развитию когнитивной лингвистики в целом [Berent, 2013; Burton-Roberts, 2011; Cognitive Phonology, 2006; Eliasson, 1993; Hale, Reiss, 2000; Hulst, 2003; Lakoff, 1993; Langacker, 1987; Nathan, 1986; etc]101. Возникновение когнитивной фонологии

связывают с критическим осмыслением (отрицанием) положений генеративной

102

грамматики (фонологии) Н. Хомского [Lakoff, 1993]. Теоретические положения когнитивной фонологии сводятся к следующему: нейронные процессы протекают в режиме реального времени, в то время как фонологические деривации - в режиме некоего абстрактного «времени». Поскольку производство акустического сигнала говорящим происходит линейно (что делает невозможным текущую фонологическую обработку формируемых сложных распространённых предложений), процесс обработки фонологических единиц может осуществляться только благодаря действию механизма параллельных кроссмерных корреляций (cross-dimensional correlations). Если рассматривать когнитивную фонологию как часть когнитивной грамматики, тогда следует признать, что в основе работы фонологической системы, как и других ярусов языка, лежат общие когнитивные механизмы, в частности - кроссмерные межуровневые корреляции. Минимальный набор параметров фонологической структуры включает ограничения трёх уровней: морфемного (М), фонетического (P) и промежуточного фонематического уровня, где реализуются правила на уровне фонологии слова (W). Новым в когнитивном фонологическом интерпретационном подходе является замена порождающих правил генеративной грамматики структурами (конструкциями), функция которых сводится к определению правильности соблюдения ограничений - одновременно в пределах отдельных уровней и в контексте кроссуровневых взаимоотношений. Если все критерии соблюдаются, то имеет место опознание языковых единиц, при этом сцепление

101 Фонологические исследования исторически предшествовали развитию других направлений языкознания (напр., структурализма [Трубецкой, 1960] или генеративной лингвистики [Chomsky, Halle, 1968]).

102В рамках генеративной лингвистики грамматика рассматривается как устройство манипулирования символами, причём такие устройства всегда начинают работу с какого-либо символа и последовательно переходят к другому, а, значит, не могут предполагать долговременное планирование; когнитивная же грамматика не имеет таких ограничений.

фонологических структур осуществляется на принципе суперпозиции - условии, предписывающем, наряду с собственными ограничениями внутри каждой конструкции, ряда ограничений одновременной реализации (синхронизации) нескольких конструкций. Исходя из вышеприведённых рассуждений, можно утверждать, что когнитивная фонология понимается как направление

103

автосегментной фонологии, построенной на положениях PDP103 коннекционизма104 ^механизма параллельной распределенной

обработки / системы одновременного удовлетворения

ограничений /распределённой репрезентации в когнитивной системе) [Ibid.].

Фонологические структуры, по мнению С. Элиассона, напрямую взаимодействуют с когнитивными схемами внеязыковой системы ментальной компетенции, что подтверждается использованием универсального механизма когнитивного вычисления при восприятии (восстановлении) слушающим изменённого речевого сигнала сигнала (cognitively-aided recovery) [Eliasson, 1993, p. 57]. Расширение схем и правил обработки фонетической информации обусловлено постоянным присутствием в реальной речи разнообразных аллофонических процессов. При этом ментальные вычисления лингвистических форм действуют по аналогии с процедурами универсального когнитивного исчисления [Ibid.]. Следует отметить, что развитие идей когнитивной фонологии за рубежом связано с решением задач компьютерного моделирования процессов ментального вычисления, лежащих в основе речеязыковой способности человека, которые являются основополагающими для зарубежной когнитивной лингвистики в целом.

Некоторые исследователи считают, что и в зарубежной когнитивной лингвистике на современном этапе доминирует направление, связанное с изучением концептуальных структур, а фонологии уделяется неоправданно мало

103 Parallel Distributed Processing - параллельная распределенная обработка (или система одновременного удовлетворения ограничений, распределённая репрезентация).

104 Согласно коннекционистскому подходу, описание ментальных явлений возможно в терминах сетей (все сети состоят из взаимосвязанных элементов, однако различаются по форме связей и элементов). В качестве аналога используется модель нейронной сети, где элементы - нейроны, а связи - синапсы. При этом признаётся, что репрезентация когнитивной информации в мозге не имеет чёткой локализации (в отдельных нейронах или нейронных узлах), поскольку распределена по всей когнитивной системе (см. разд. 2.3.2).

внимания [Taylor, 2006, p. 195]. Актуальность когнитивного осмысления фонологических процессов определяется тем фактом, что произносительные характеристики слова, равно как и значение, получают ментальную репрезентацию [Cognitive Phonology, 2006]. По мнению И. Берент, именно фонология даёт ключ к языковой семантике, поскольку представляет собой знание звуковой структуры языка - инвентаря звуков и правил звуковой синтактики, на основании которых в языковом сознании формируются осмысленные языковые единицы [Berent, 2013, p. 5].

Нам представляется, что когнитивная сущность звуковых средств языка обнаруживается в философско-семиотической трактовке языкового знака, подчёркивающей существование ингерентной связи между звуковым телом как идеальной сущности и заключенным в нём смыслом [Алефиренко, 2008; Кравченко, 2001; Кузнецова, Н.В., 2005; Лосев, 1999; Серебренников, 1970; Фефилов, 2004; Berent, 2013; Burton-Roberts, 2011; Hale, Reiss, 2000; Hulst, 2003] (см. подробнее разд. 2.1.1). Кроме того, мы считаем, что в силу двунаправленности речевой коммуникации (реализации психоартикуляторной программы говорящим и нейропсихофизиологической интерпретации сообщения слушающим), звуковое тело знака в языковом сознании человека идеализируется как многомерная и многоуровневая нейрокогнитивная фонологическая структура, включающая признаки артикулемы (моторной схемы - образа произнесения того или иного звука / звукокомплекса), акустемы (образа звуковой оболочки слова, т. е. образа реальной звуковой материи) и лингвемы105 (образа слова или его составляющих: фонемы, силлабемы, акцентемы, интонемы и т. д.) как отдельных фонологических подмодулей. Каждый такой подмодуль характеризуется комплексом внутренних ограничений и синхронизируется с другими подмодулями, удовлетворяя правилу кроссмодульной координации. Признавая вывод Н.Ф. Алефиренко о существовании когнитивно-дискурсивной дихотомии двусторонних знаков языка и речи [Алефиренко, 2008, с. 12], мы полагаем, что звуку как речеязыковому феномену можно приписать роль медиатора между

105 О базовых понятиях когитологии см. [Фефилов, 2004].

языковыми и речевыми знаками, планом выражения которых, в одном случае, выступает акустический образ, а во втором, непосредственно акустический сигнал. Перекодировка ментальной репрезентации сообщения в речевую (дискурсивную) и наоборот, в таком случае, происходит посредством синхронизации акустического образа языкового знака и реального акустического речевого сигнала, способных активировать семиотически связанные с ними смыслы в сознании говорящего и слушающего.

Классические трактовки и наши собственные рассуждения о нейрокогнитивной природе и когнитивно-семиотической сущности звуковых средств языка позволяют сделать вывод о нецелесообразности их изучения вне когнитивного подхода. Следовательно, можно утверждать, что отечественные фонетисты (Л.В. Щерба, В.А. Артёмов, Л.Р. Зиндер, Л.В. Бондарко, Л.А. Вербицкая, Н.Д. Светозарова, Л.В. Златоустова, Р.К. Потапова, Л.П. Блохина и многие др.), работающие в русле психолингвистики106 и признающие действенность применения её подходов в собственно лингвистических

107

описаниях , самостоятельно подошли к осмыслению роли звуковой стороны языка как элемента общекогнитивной семиотической системы, лежащей в основе функционирования человеческой психики, и как психофизиологической основы речеязыковой деятельности в целом. Изложение принципов антропологического и когнитивного подходов в фонетике и фонологии, без обращения к современному терминологическому аппарату когнитивной лингвистики, обнаруживается в работе Л.В. Бондарко «Фонетическое описание языка и фонологическое описание речи» [Бондарко, 1981]. Когнитивно-фонетическим можно признать подход,

используемый С.В. Кодзасовым и О.Ф. Кривновой при описании способов

108

представления звуковой информации в словаре знаков [Кодзасов, Кривнова,

106Ещё в 1974 г. Л.В. Бондарко и Л.Р. Зиндер, говоря о направлениях исследований в фонетике, отмечают, что «[...] фонетика во всех её аспектах, включая и фонологический, обратилась к исследованию речевого поведения носителя языка. Это и сблизило современную фонетику с психолингвистической проблематикой» [ОТРД, 1974, с. 160].

107 См., напр., о критике психологизма Л.В. Щербы со стороны И.С. Трубецкого [Бондарко, 1981, с. 11-16].

108 Способы представления звуковой и иной информации в словаре знаков (ментальный лексикон / перцептивный словарь) активно изучаются сегодня в ряду общих проблем восприятия речи в рамках психолингвистики (А.А. Залевская и др.) и перцептивной лингвистики (А.В. Венцов и др.) (см. разд. 2.3.2).

2001]. По мнению авторов, «звуковые средства языка можно рассматривать как смыслоориентированную систему звуковой транскрипции, которая вырабатывается в мозге человека в процессе обучения языку и используется далее в звуковой коммуникации» [Там же. С. 25], при этом оперирование человеком двумя речеязыковыми кодами: символьным (языковым) и субстанциальным (двух разновидностей - двигательной и слуховой) говорит о существовании правил «переходов из символьного описания звучания в артикуляционное и из слухового описания снова в символьное» [Там же. С. 26]. Обозначенные С.В. Кодзасовым и О.Ф. Кривновой правила межкодовых переходов, по сути, являются когнитивными операциями, непрерывно осуществляемыми человеком в процессе речевой (звуковой) коммуникации, а значит, составляют предмет изучения когнитивной фонологии. Участие звуковых средств языка в обеспечени формирования и функционирования языка как деятельностной структуры109 делает их и предметом изучения когнитивной психолингвистики.

Таким образом, поскольку проблемы формирования и функционирования звуковых средств как базового элемента языковой и общекогнитивной систем человеческого сознания, с одной стороны, и как основы звуковой коммуникации между членами одного языкового сообщества, с другой, - являются центральными не только для фонетики и фонологии, но и таких направлений научного знания, как психолингвистика, перцептивная лингвистика, нейролингвистика, психоакустика и многих других, когнитивные исследования в фонологии должны осуществляться с учётом достижений смежных наук в области изучения звуковых средств языка, то есть следовать принципу междисциплинарности. Когнитивные исследования в фонологии позволяют выйти на новый уровень изучения звуковых средств языка - уровень моделирования процессов межкодового звукового перехода в процессе звуковой коммуникации между людьми. С позиций когнитивной фонологии звуковая

109 Определение языка как деятельностной структуры, состоящей из двух языков: «внутреннего концептуального, на котором осуществляется работа интеллекта, не имеющего отношения ни к какому конкретному этническому языку, и внешнего, формального, предназначенного для общения с другими носителями той же культуры», -присуще психолингвистическому подходу в лингвистике [Уфимцева, 2013, с. 122-123].

система языка открывает доступ к семантике: поскольку в языковом сознании индивида идеальный звук и смысл находятся в отношениях взаимоопределения, любое значимое изменение звукового тела языкового знака неминуемо влечёт за собой изменение семантическое. Когнитивный подход применим при моделировании способов организации, хранения и извлечения языковой информации в процессе речевой коммуникации110. Исходя из представления о том, что осознанное использование человеком реальной звуковой информации для активизации языковых смыслов строится на общей нейрокогнитивной способности к различению акустических противопоставлений, есть основания утверждать, что речеязыковой обмен информационными сообщениями на том или ином языке возможен при условии наличия в мозговых структурах говорящего и слушающего фонетико-фонологического подмодуля этого языка. Сформированный фонетико-фонологический подмодуль языка обеспечивает возможность автоматизированного использования человеком знаний о системе координации артикуляторно-акустических и фонологических контрастов на различных уровнях (отдельных фонем, слогов, слов, акцентно-ритмических схем, просодических и интонационных моделей), а также правил внутри- и межуровневой корреляции при построении и восприятии (интерпретации) речевого сообщения.

2.2.3. Усвоение фонетических моделей в филогенезе и онтогенезе

В настоящее время общепризнано, что способность человека к обработке слуховой информации посредством функционирования психоакустического модуля восприятия является генетически обусловленной [Венцов, Касевич, 2003, с. 54; СиНег, 2012, р. 269]. Несмотря на то что к филогенетическим истокам этого

110 См. о понимании речи как проводника информации [Жинкин, 1982].

феномена обращались многие исследователи, наиболее последовательно, как нам представляется, данный вопрос исследовался В.П. Кульбиковым [Кульбиков, 1999]. Рассматривая звуковую интеграцию как процесс эволюционного развития функциональной системы111 психической деятельности человека, В.П. Кульбиков приходит к выводу, что «звуковую информацию можно представить как продукт сознания, воспроизведенный на уровне нейрофизиологических структур -моделей звуковых образов головного мозга» [Кульбиков, 1999, с. 9]. Представляется, таким образом, что с позиций когнитивной лингвистики модели звуковых образов могут быть представлены в мозге схемами, сценариями, фреймами, гештальтами и другими когнитивными образованиями (см. разд. 2.2.3).

Идеи В.П. Кульбикова позволяют говорить о формировании звукового образа психической деятельности человека [Кульбиков, 1999, с. 11]. Для головного мозга человека, согласно учению И.П. Павлова о сигнальных системах, звук является сигналом, который стимулирует сложные химические процессы в нервных клетках. Звук активирует речевые центры мозга человека, вызывая реакцию мыслительных центров. Понятие сигнала (по Павлову) означает, что «данный внешний агент сам ничего общефизиологического не совершает в организме, но стимулирует целый комплекс физиологических процессов, которые являются только подготовкой организма к тому, что ещё когда-то последует» [Анохин, 1968, с. 195]. «При формировании второй сигнальной системы происходит отбрасывание случайных, несущественных, вариативных компонентов и объективный мир отражается в его обобщенной форме с учётом существующих связей и отношений» [Спивак, 1986]. Продолжая мысль о развитии звуковой сигнальной системы в живых организмах, В.П. Кульбиков заключает, что способность живых существ объективировать звуковое поле следует отнести к «развившейся способности нервной системы трансформировать энергетические импульсы космоса в психоэнергетические, и, посредством отдельных мышечных тканей организма, в собственные звуки, и наоборот: вызываемые импульсы колебательной энергии звуковой волны (в рецепторах) трансформировать в

111 Теория функциональных систем разработана нейрофизиологом П.К. Анохиным [Анохин, 1968, 1978].

психоэнергетические импульсы» [Кульбиков, 1999, с. 17]. Как следствие у человека постепенно развивается звукообразующая (голосообразующая) система. «С развитием звукообразующей системы у древнего человека головной мозг приобретает способность трансформации не только психической энергии в звуковые сигналы (посредством мышечных тканей организма), но и воспринимаемые звуковые сигналы в психическую энергию. Вызванные звуковой волной колебания в органе слуха, трансформируются в электрические импульсы» [Там же. С. 19]. Ссылаясь на мнение американского нейрофизиолога Д. Хьюбела о том, что «задача нервной клетки состоит в том, чтобы принимать информацию от клеток, которые её передают, суммировать и интегрировать эту информацию и доставлять её другим клеткам» [Хьюбел, 1990, с. 14], В.П. Кульбиков утверждает, что звук является результатом и инструментом психической деятельности человека [Кульбиков, 1999, с. 66]. При этом «человек в системе социальной функциональной системы психической деятельности людей представляет собой индивидуальную структуру, организация которой строится по принципу функциональной системы, интеграционно взаимодействующей с другими себе подобными системами в процессе звукоинформационного обмена» [Там же]. Данное утверждение подтверждает положение об интерпсихичности звукового языка, т. е. его распределённости в сознании носителей языка.

В концепции В.П. Кульбикова, «любой знак, составляющий звуковую информацию, воспринимается головным мозгом как отдельный звуковой сигнал и затем, вероятно, объективируется в конкретный акустический образ, который состоит из определённого спектра частот (напр., характерных для гласных и согласных звуков). Следовательно, звуковую информацию можно представить как отдельные звенья звуковых образов, объективация которых позволяет декодировать информацию духовной деятельности человека. Звуковые комплексы слов, представляя собой звучащие в определённой последовательности различные по качеству звуки, на основе которых осуществляется объективация смысла, заложенного в воспринятой нами звуковой информации» [Там же. С. 72].

Вероятно, для того, чтобы «механизм» объективации мог обрабатывать воспринимаемую информацию и объективировать её, он должен изначально обладать сформированными на уровне головного мозга нейрофизиологическими структурами моделей звуковых образов, из которых складываются языковые структуры. Подобные идеи о предшествовании формирования психоакустических структур нашли своё отражение и в работах авторов, работающих в области восприятия речи: например, концепция существования перцептивных эталонов [Джапаридзе, 1985], хранения «спектральных эталонов» в долговременной памяти [К1ай, 1979, 1980, 1989]. Такая трактовка не противоречит и данным современной теории информации, с точки зрения которой можно предположить, что формирование перцептивных эталонов снижает энтропию (неопределённость) входящего акустического сигнала (см. также [Соколов, 1960]).

Вслед за А.В. Венцовым и В.Б. Касевичем, в работе признаётся, что

112

универсальный психоакустический (доперцепционный) модуль , генетически предназначенный для обработки слуховой информации и не обладающий специфичностью по отношению к языку, формируется в филогенезе, обеспечивая преднастройку частного фонетико-фонологического модуля конкретного языка, который складывается в раннем онтогенезе. Механизмы преднастройки такого модуля «осуществляют в пространстве наличного сенсорного материала активный поиск информации, которая может быть перекодирована в некоторое символьное представление, отвечающее системе данного языка» [Венцов, Касевич, 2003, с. 55]. Фонетико-фонологические единицы в филогенезе и онтогенезе рассматриваются В.Б. Касевичем в ракурсе существования примитивов как врождённых когнитивных категорий [Касевич, 2013]. Согласно утверждению учёного, «применительно к фонологии тоже имеет смысл говорить о врожденных примитивах, прообразах дифференциальных признаков (в филогенезе); между тем конфигурации дифференциальных признаков,

112 Психоакустический модуль задействуется рядом когнитивных систем человека, включая перцептивную систему речи и в частности её фонетико-фонологический подмодуль, функция которого - распознавание звукового сигнала как частноречевого [Венцов, Касевич, 2003, с. 55].

сопоставленные фонемам конкретных языков, уже не универсальны» [Там же. С. 167-168]. Способность к категориальной дифференциации звуков речи, основанная на активации определённых нейроанатомических структур, признаётся врождённой и Г.А. Куликовым [Куликов, Г.А., 1998, с. 13-14]. Исследователь приводит экспериментальные данные, свидетельствующие о том, что японские младенцы, в отличие от взрослых, не испытывают трудностей при дифференциации звуков [г] и [1]. Врожденной, по-видимому, является и независящая от национально-языковой принадлежности способность к генерации звуков на базе сформированных в филогенезе психо-акустического и слухо-произносительного модулей. Например, установлено, что арабские и американские младенцы производят согласные звуки, общие для двух языков [Там же. С. 14]. В онтогенезе, как отмечает В.Б. Касевич, несмотря на исходную врожденность, содержание дифференциального признака меняется в зависимости от контекста конкретных внутренних наборов дифференциальных признаков фонем данного языка [Касевич, 2013]. Иначе говоря, влияние языковой среды в онтогенезе приводит к устранению отличий в восприятии между речевыми звуками, которые не относятся к родному языку, и к увеличению контраста в звуках, которые для него специфичны [Венцов, Касевич, 2003, с. 55; Куликов, Г.А., 1998; Лепская, 1997; СиНег, 2012]. При этом задача когнитивного расчленения постоянно меняющегося акустического образа слова на дискретные составляющие с возможностью их последующего группирования и рекомбинации в другие акустические образы решается в возрасте 4-5 лет [Лепская, 1997].

Согласно В. фон Гумбольдту, «усвоение языка» есть овладение «внутренней языковой формой», «единым способом образования языка» [Гумбольдт, 1984а, с. 73]. В этой связи примечательно, что грамматические формы слов и словосочетаний, фонетическая реализация которых основана на единообразии звуковых оболочек (на фонетических созвучиях), усваиваются в раннем возрасте легче, чем фонетически несхожие формы. Так, в русском языке дети раньше начинают употреблять те из окончаний прилагательных, которые фонетически созвучны окончаниям существительных, т. е. «тавтологические» (больш-ой ног-

ой) и «редуплицирующие» (болъш-ую рук-у), контрастные окончания (больш-ой рук-е) обнаруживаются в речи русских детей позже [Воейкова, 2004].

В.Б. Касевич уделяет особое внимание и проблеме формирования фонетико-акустических признаков слога как единицы восприятия, отмечая, что «на определённом этапе развития языка в онтогенезе именно слоги выступают как оперативные единицы, одновременно семантизованные и неделимые в плане выражения. Слог, по-видимому, занимает промежуточное положение между фонемой и более крупными единицами - словами и т. д. - в том отношении, что восприятие в терминах слогов, с одной стороны, повышает быстродействие воспринимающей системы, а с другой - лишь незначительно снижает точность восприятия» [Касевич, 1983, с. 212]. Развитие помехоустойчивости восприятия речевых сигналов в онтогенезе происходит благодаря формированию специфических (обработка речи как акустических и лингвистических сигналов) и неспецифических механизмов (внимание, память, когнитивные процессы), повышению согласованности в работе параллельно действующих механизмов обработки сигналов (сегментного и целостного, снизу-вверх» и «сверху-вниз»), которые реализуются на корковом уровне [Королева, 2002].

2.2.4. Психокогнитивная природа феномена неродной речи и процессы фонологической категоризации при позднем билингвизме

Несмотря на многообразие существующих подходов в современной

113

лингвистике и смежных науках о человеке говорящем (Homo Loquens113), при изучении проблем интерференции в условиях позднего билингвизма, в частности вопроса о языковой вариативности в речи на вторичном языке, исследователи неизбежно обращаются не только к фундаментальным вопросам взаимодействия

113 См. статью Л.А. Кощей и А.А. Чувакина Homo Loquens как исходная реальность и объект филологии: к постановке проблемы [Кощей, Чувакин, 2006].

контактирующих языков, но и специфике категоризации и функционирования вторичных языковых единиц в сознании и речи двуязычного индивида, а, следовательно, к выявлению психокогнитивных корней появления интерференционных явлений и их типов на всех языковых уровнях. Такая позиция характерна для Щербовской фонологической школы, в которой признаётся, что интерференция может рассматриваться с трёх точек зрения: как результат контактирования языковых систем, как процесс такого взаимодействия и как его предпосылки [Интерференция ... , 1987].

Существование психолингвистических причин возникновения акцента подчёркивает большинство известных исследователей проблем билингвизма [Бернштейн, 1975; Вишневская, Г.М., 1992; Любимова, 1985; Поливанов, 1968; Трубецкой, 1960; Щерба, 1963; Б1а1ув1:ок, 1999; Огов]еап, Ы, 2013; ^ЫпгеюЬ, 1963]. Так, В.А. Виноградов объясняет акцент субъективной идентификацией говорящим звуков второго языка с фонологическими эталонами родного языка, что ведёт к звуковой субституции в речи [Виноградов, 1973, с. 253]. Отношения между смешиваемыми звуками (субститутами) родного и неродного языков билингва называются диафоническими, а «сами звуки родного языка, подменяющие звуки второго, - диафонами» (термин Д. Джоунза, переосмысленный Э.И. Хаугеном) [БЭС, 1998, с. 197]. Несмотря на тот факт, что подобные выводы традиционно делаются при описании сегментного уровня звуковой системы, их правомерность распространяется и на более сложные единицы, такие как слог, ударение, тон, интонация, поскольку все единицы языка взаимосвязаны и представляют собой систему. При этом исследователи отмечают усиление интерференционных явлений при увеличении линейной протяженности сегментов речевой последовательности [Вишневская, Г.М., 1993, с. 14; Интерференция звуковых систем, 1987, с. 265-267]. Следовательно, важен учёт системного характера феномена акцентной вариативности, поскольку он существует в виде комплекса отклонений от норм изучаемого языка [Абрамова, 2013, с. 61; Бондарко, Вербицкая, Гордина, 2000, с. 125].

Нейролингвистический аспект билингвизма, предполагающий исследование «организации двух языков в мозге человека, процессов, происходящих в коре головного мозга при изучении языков, модификаций модели церебральной организации в ситуации билингвизма» [Вишневская, Г.М., 1993, с. 29] (см. также [Вигель, 2014; Paradis, M., 2007, 200S; Romaine, 1995]), привносит в теорию билингвизма данные исследований, проводимых с использованием объективных методов нейровизуализации и картирования мозга. На сегодняшний день доказано, что формирование речеязыкового модуля второго языка нейроанатомически базируется на использовании тех же нейронных полей и структур мозга, что и первоначальное развитие речи [Díaz et al., 2011; Kim et al., 1997; Perani, Abutalebi, 2005; Perani et al., 199S], хотя их функционирование отлично от работы аналогичных структур в мозге одноязычного человека [Спивак, 1986; Stemmer, Whitaker, 200S]. Отличительные особенности функционирования нейронных сетей в мозгу билингва определяются и другими факторами: возрастом, в котором осуществлялось усвоение иностранного языка, периодом изучения и пользования вторым языком и так далее. На сегодняшний день также установлено, что у билингвов, усвоение иностранного языка которых проходило в раннем возрасте, при речевой деятельности на иностранном языке активируются одни и те же зоны головного мозга, что и при производстве и восприятии речи на родном языке, в то время как билингвы, изучающие второй язык во взрослом состоянии, демонстрируют приоритетную активацию правого (образного) полушария [Котик, 1992]. При этом не вызывает сомнения, что становление языкового сознания билингва проходит несколько когнитивных уровней [Там же], соответствующих субординативному, координативному и смешанному типу билингвизма (см. разд. 2.1.1). Все эти факторы, по-видимому, могут объяснять появление иностранного акцента при говорении на вторичном языке (особенно в отношении грамматики и фонологии).

С учётом существующих данных психо- и нейролингвистики, а также когнитивных исследования фонетико-фонологических средств языка, мы признаём возможным рассмотрение вопроса о вторичной фонологической

категоризации114 в ментальном пространстве билингва, приводящей к образованию динамической билингвальной фонологической системы, а также о лингвокогнитивных основах модификации звуковых образов второго языка под влиянием звуковой системы родного языка на этапе становления билингвальной личности при позднем билингвизме.

Следует отметить ещё раз, что становление билингвальной личности в детском возрасте при билингвизме от рождения (детское симультанное двуязычие) или при билингвизме раннего типа (см. разд. 2.1.1) происходит иначе. При рассмотрении феномена фонологической категоризации мы исходим из «контейнерной» трактовки понятия категория, в которой последняя рассматривается как некий контейнер, содержание или внутренние элементы которого отличны от внешних элементов, при этом среди внутренних элементов можно выделить определённые прототипы (эталоны), сходство свойств которых максимально. Наиболее полное описание подобного толкования понятий категория и прототип представлено в работах Э. Рош и Дж. Лакоффа (см. напр.: [Lakoff, 1993, 2007; Ten lectures ..., 2007; Rosch, 1978]). Под фонологической категоризацией в работе понимается когнитивное упорядочивание ряда акустических образцов как членов одной категории (напр., фонемная категоризация, слоговая категоризация, категоризация акцентно-ритмических структур, тоновая категоризация, интонационная категоризация и т. д.) (см., напр. [Hirst, 1983]). Ментальное пространство при этом трактуется как среда концептуализации и мышления. Исходным является положение о том, что процессы языковой категоризации в ментальном пространстве моно- и билингвов отличны в силу различий в структуре формируемого языкового пространства -континуума языковых знаков. Следует отметить эффективность моделирования языковой среды в терминах пространства. Так, например, Г.Р. Пиотровский использует модель многомерного фонематического пространства для

114 Под категоризацией понимается когнитивный процесс осмысления объектов и явлений действительности, а также их свойств, в рамках классов (категорий), результатом которого становится формирование когнитивных классификационных и дифференциальных признаков, которые выявляются в отдельных концептах и упорядочивают концепты в единую концептосферу.

фонематического истолкования фонетических систем [Пиотровский, 1966, с. 4142]. Одним из относительно новых направлений в области систематизации субстанциональной сферы языка является исследование структуры так называемого просодемного пространства, под которым понимается языковое единство, включающее в себя такие минимальные элементы, как просодемы [Гроцкая, 2010; Дудина, 2009; Коваленко, 2002, 2006; Стехина, 2010]. Просодемное пространство характеризуется такими свойствами, как протяженность во времени, внутреннее взаимодействие элементов-просодем, а также связь с внешней средой - с фонемным и сверхпросодемным пространствами [Коваленко, 2002, 2006]. Методика моделирования структуры просодемного пространства позволяет исследовать просодические свойства его ядерных и периферических единиц в пределах одной языковой системы, а также проводить сравнительный анализ структурной организации просодемного пространства в разных языках.

Анализ структурирования ментального языкового пространства билингва с точки зрения последовательности и процедуры формирования когнитивных фонологических моделей родного и изучаемого языков, позволяет осуществить моделирование закономерностей динамического функционального взаимодействия двух языков на фонетико-фонологическом уровне. В спектр исследовательских задач при этом входят также вопросы о принципиальной возможности достижения достаточного уровня владения вторым языком с точки зрения лингвокогнитивных способностей человека, механизмы формирования фонологических категорий второго языка, процессы интерференции языковых (включая звуковые) и ментальных структур, а также причины возникновения фонетического акцента в речи на вторичном языке. Исследования такого рода имеют прикладной характер, поскольку направлены на поиск способов совершенствования методик обучения иностранному языку, с одной стороны, и на выработку коммуникативных стратегий при восприятии акцентной речи, с другой.

Человеческая когниция понимается в работе как взаимодействие систем восприятия, репрезентации и продуцирования информации. Исходя из понимания языка как одного из модусов когниции, можно предположить, что устойчивость лингвокогнитивных связей, формирующихся в результате взаимодействия ментального пространства и пространства родного языка, становится достаточно мощным барьером при изучении второго языка в зрелом возрасте. В этой связи закономерен вопрос о возможности полного овладения вторым языком с точки зрения лингвокогнитивных способностей взрослого человека, поскольку, согласно широко распространённой гипотезе критического периода, овладение в зрелом возрасте иностранным языком на уровне носителя или близком к носителю языка невозможно в большинстве случаев [Путь в язык ... , 2011, с. 26]. Тем не менее, существует и другая точка зрения.

Ещё в начале прошлого столетия (1929-1934 гг.) Л.С. Выготский, на основании многолетних исследований, выдвинул положение о том, что мышление и речь представляют собой функционально взаимосвязанные, но генетически самостоятельные системы [Выготский, 1956]. В когнитивных исследованиях его последователей признаётся, что мышление действительно осуществляется без обязательного обращения к языку: инструментом мышления выступает универсальный предметный код - нейрофизиологический субстрат мышления, некоторая психическая система, имеющая общую структуру для обработки информации о действительности, поступающей через разные органы чувств [Жинкин, 1982, с. 80]. Примечательно, что эта идея прослеживается ещё в трудах Аристотеля: «То, что в звукосочетаниях, - это знаки представлений в душе, а письмена - знаки того, что в звукосочетаниях. Подобно тому как письмена не одни и те же у всех [людей], так и звукосочетания не одни и те же. Однако представления в душе, непосредственные знаки которых суть то, что в звукосочетаниях, у всех [людей] одни и те же, точно так же одни и те же и предметы, подобия которых суть представления» [Аристотель, 1978, с. 91].

Независимость общей когнитивной (концептуальной) системы от языка обосновывает М. Парадиз, приводя данные об идентичной работе разнообразных

компонентов нейрофункциональной системы вербальной коммуникации у монолингвов (унилингвов) и билингвов [Paradis, M., 2007]. По мнению учёного, механизмы понимания и продуцирования речи одинаковы, различия имеются только в содержании перерабатываемого (языковые различия не качественные, а количественные, поэтому могут быть измерены в терминах частоты, длительности и амплитуды (для звуков) и в терминах количества значимых признаков для концептов) [Ibid.].

При помощи универсального предметного кода, утверждает Н.И. Жинкин, принимающий речь преобразует её в модель отрезка действительности, о котором сообщается, и «возникает денотат, учёт которого соответствует акту понимания» [Жинкин, 1982, с. 80]. Такой предметный код рассматривается как «универсальный язык, с которого возможны переводы на все другие языки» [Жинкин, 1998, с. 36]. Этот «универсальный язык» содержит структуры глубинного семантического уровня (глобальные универсальные семантические единицы, универсальную грамматику) [Chomsky, 1975], единицы долингвистического концептуального уровня [Котик, 1992], и представляет собой «язык мысли» [Fodor, 1975], или «внутренний код интеллекта» [Лебединский, 2008]. В терминах нейрофизиологии, науки занимающейся изучением мозга и функций высшей нервной системы человека методами точных наук, таким кодом, или, скорее, его материальным субстратом, является «нейронный ансамбль стереотипности», в который объединены нейроны, несущие информацию о событии [Hebb, 1949]; в терминологическом аппарате современной нейропсихолингвистики - это «ансамбль нейронных сетей», связанный с определённым отрезком действительности, т. е. с означаемым [Овчинникова, 2006]. При этом активация (firing) определённых ансамблей нейронных сетей происходит при поступлении стимула любой модальности (зрительного, слухового, тактильного и др.) [Lakoff, 2007]. Если представить изучение второго языка как процесс формирования альтернативного языкового подмодуса когниции, то можно говорить о допустимости подключения через него к «универсальному предметному коду», т. е. о принципиальной возможности

активации одних и те же ансамблей нейронных сетей, на довербальном ментальном уровне в мозгу билингва с последующей (при производстве речи) или предшествующей (при восприятии речи) «материализацией» мыслей, эмоций, чувств и других ментальных сущностей через образовавшийся в сознании в результате овладения вторым языком комплексный биполярный языковой модус. Более того, рассматривая речевую деятельность, вслед за Л.С. Выготским, как процесс материализации мысли115, облечения её в форму слова [Выготский, 1956], следует признать возможность формирования у билингва параллельного (равноправного) экспликативного речевого канала. Выбор языкового кода и речевого канала при сбалансированном (координативном) типе билингвизма в каждом конкретном случае определяется коммуникативной ситуацией и факторами, обеспечивающими коммуникативную установку, главными из которых являются языковой код получателя сообщения и обстановка общения. В некоторых коммуникативных контекстах, безусловно, возможно также переключение и смешение кодов в речи билингва [Сычева, 2005; МиуБкеп, 2000].

Следует отметить, однако, что потенциальная возможность полного овладения системой второго языка не означает, что процесс формирования альтернативного языкового подмодуса будет проходить беспрепятственно. Этот процесс - продолжительный и динамический, осложняющийся фактором интерференции как языковых (включая звуковые), так и ментальных структур в результате их взаимодействия на различных стадиях становления билингвальной личности116. Именно этим фактором объясняется возникновение фонетического акцента, а также ошибок в выборе лексических средств вербализации, особенно, культурно-маркированной лексики, синтаксических конструкций в речи на

115 См. также трактовку И.П. Сусовым процесса вербализации как перекодирования результатов работы мышления средствами конкретного этнического звукового языка [Сусов, 2006].

116 Л.С. Выготский ещё в 1928 г. подчеркивал, что « ... всю проблему двуязычия следует брать не статически, а динамически ... » [Выготский, 1983, с. 395]. В исследовании Б.С. Котик показано также, что характер межполушарного взаимодействия в переработке слухо-речевых стимулов на втором языке изменяется в соответствии со стадиями развития двуязычия [Котик-Фридгутет, 1998; Койк, 1984]. Условно различают три стадии (уровня) в процессе овладения иностранным языком: базилект - начальный уровень, мезолект - средний уровень, акролект - продвинутый уровень.

неродном языке, зачастую приводящих к досадным коммуникативным неудачам [Завьялова, В.Л., 2012].

Фонетическая интерференция и акцент в речи на начальном уровне изучения второго языка при позднем билингвизме являются следствием определённого акустико-артикуляторного сходства единиц звуковых систем двух языков, межъязыковой фонетико-фонологической лакунарности (отсутствия тех или иных фонем, типов слоговых структур, просодических явлений разного рода), а также несоответствия правил синтагматической организации фонетико-фонологических единиц в изучаемом и родном языках. Большинство звуков в языках мира характеризуется некоторым сходством в силу относительной универсальности устройства слухо-произносительного аппарата человека. Тем не менее, в разных языках система звуковых оппозиций выстраивается по-разному, в зависимости от выделения тех или иных акустических признаков звуков в качестве дифференциальных. Условная акустико-артикуляторная близость фонетических единиц родного и изучаемого языков является наиболее серьёзной причиной отрицательного языкового переноса (недодифференциации или субституции) (см. разд. 2.1.1). В работе принимается интеръязыковой (или межъязыковой) подход к выделению фонологических лакун, которые понимаются как пустоты в соответствующих нишах фонологического пространства сопоставляемого языка, являющиеся следствием неконгруэнтности двух звуковых систем и проявляющиеся в отсутствии фонетико-фонологической единицы в одной из них. Проблема лакунарности, возникающей при функционировании двух знаковых систем в сознании двуязычного индивида, является предметом исследования С.Н. Хут [Хут, 2008]. Лакунарности как проблеме межъязыковой безэквивалентности посвящены работы Ю.А. Сорокина, И.Ю. Марковиной, А.Н. Крюкова и др. [Сорокин Ю.А., 2003; Сорокин, Ю.А. и др., 1988]. Следует отметить, что существует и интразвуковая трактовка лакунарности, когда говорят о фонологических лакунах только в пределах системы одного языка [Савицкая, 2015].

Согласно проведённому в ходе настоящего исследования анализу, существуют многочисленные примеры межъязыковой фонемной лакунарности, расхождений в принципах фонотактики и вариативности использования акустических контрастов. Например, в английском и русском языках имеются достаточно похожие по акустико-артикуляторным признакам твердый и мягкий звуки /l/ и /l'/, однако только в русском языке контраст между данной парой является фонологически релевантным, так как может использоваться для различения так называемых минимальных пар слов, типа мел-мель, ел-ель, сел-сель и так далее; в английском языке два этих звука находятся только в отношении дополнительной дистрибуции (являются комбинаторными вариантами, или аллофонами, одной фонемы [l]): lap-lip, load-lead, etc). Поэтому для носителя английского языка, изучающего русский язык, акустико-артикуляторное сходство звуков /l/ и /l'/ не позволяет сформировать отношения фонологического контраста до того момента, пока указанные звуки не будут противопоставлены друг другу как автономные фонологические категории, способные участвовать в репрезентации разных смыслов русского языка (см. о дистинктивных признаках фонем и их акустических коррелятах [Jakobson, Fant, Halle, 1963]).

Переднеязычные апикально-межзубные шумные щелевые согласные звуки /0/ и /ö/, представленные в таких языках, как английский и испанский (напр., английский язык (АЯ): thing - вещь, thus - таким образом, испанский язык: cine -кино, cena - ужин), не задействованы в системах фонем русского, французского, китайского, корейского и многих других языков мира; аспирация смычных взрывных /p/, /t/, /k/ является дополнительным недистинктивным фонетическим признаком в английском и китайском языках, а в тайском языке выступает в качестве релевантного дистинктивного признака фонем /ph/, /th/, /kh/, отличающего их от неаспирированных фонем /p/, /t/, /k/ (напр.: /pha/ - брать, /pa/ - бросать; /ko kai/ - курица, /kho khai/ - яйцо); в корейском отсутствует оппозиция пар смычных взрывных согласных /p/-/b/, /t/-/d/ и /k/-/g/, фонематически значимая для большой группы европейских языков (напр., традиционное блюдо корейской кухни может

звучать и передаваться графически в латинизированном корейском алфавите в четырёх вариантах: корейский язык (КорЯ): pulgogi-bulgogi-pulgoki-bulgoki); консонантные сочетания /tl/, /dl/, которые запрещены звуковыми правилами языков Восточной Азии, допускаются системами русского и английского языков (русский язык (РЯ): длина, тлеть, АЯ: middle, little), однако фонотактика последнего не допускает их использование в начальной позиции слова; фонетические системы тональных языков (китайский, вьетнамский, бирманский и др.) используют высотные характеристики звуков для смыслоразличения на уровне слова, в то время как в других языках высотные модификации задействованы в интонационном оформлении синтагмы и фразы (напр., китайский язык (КитЯ): shu - черный блестящий, shú - почему, shü - жара, shü -книга; АЯ: ЛYes. - Да. (утверждение), 'Yes? - Да?(вопрос), "Yes! - Да! (интонация заинтересованности), ~Yes... - Да... (интонация неопределённости, неуверенности)) (см. подробнее разд. 3.2).

Подобная идиоматичность звуковых систем языков мира и устойчивость ранее сформированного фонетико-фонологического модуля родного языка неизбежно представляет трудности при их освоении взрослым человеком. Так, носитель русского языка, находящийся на базилектном уровне владения английским языком, при производстве и восприятии речи на изучаемом языке не дифференцирует такие пары слов, как thin - sin, think - sink, bathe - base, both -boss; в свою очередь многие носители восточноазиатских языков подменяют звук /0/ звуком /t/, а /0/ - звуком /d/: think - tink, three - tree, nothing - noting, there -dare, that - dat, etc. Отсутствие губно-зубных щелевых фрикативных согласных звуков /f/ и /v/ в корейском языке приводит к появлению в английской речи корейцев фонетических дублетов, типа соffee - copy, fork - pork, cough - mp, etc. Запрет на использование консонантных кластеров в языках Восточной Азии может проявляться в базилектной (и мезолектной) английской речи китайцев, японцев, корейцев в явлениях плюс- или минус-сегментации (добавлении гласного звука между согласными или опущении одного или нескольких согласных звуков, соответственно). Например, АЯ: disco - китайский английский

(КитА): [disike], АЯ: street - японский английский (ЯпА): [suturitu], АЯ: precisely -корейский английский (КорА): [pisaili], etc. (см. разд. 3.1 об источнике материала - Корпусе RACE). Следует отметить, что описанные фонетические трансформации звукового облика английских слов в речи неносителей ведут к их семантико-фонетическому расщеплению (термин С.В. Кодзасова).

По мере продвижения в изучении второго языка происходит постепенная фонологическая категоризация звуковых единиц, отсутствующих в родном языке или отличающихся от эквивалентных единиц по ряду признаков. На акролектном уровне владения вторым языком сознание билингва не только начинает чётко дифференцировать чувственную звуковую материю изучаемого языка и соотносить звуковые последовательности с определёнными универсальными смыслами (универсальным предметным кодом), репрезентируемыми единицами этого языка, но и претерпевает некоторые динамические изменения, вызванные образованием новых ансамблей нейронных сетей (при лингвокультурной лакунарности) или разветвлением уже имеющихся сетей за счет формирования дополнительных ментальных признаков объектов, культурно-обусловленных концептов и категорий117.

Продолжая развитие идеи комплексности формируемой лингво-когнитивной системы двуязычного индивида, представляется целесообразным обратиться к прагматической трактовке билингвизма как адекватного использования и интерпретации «двух семиотических систем, принятых в двух этнических сообществах» [Хут, 2008, с. 647]. В понимании С.Н. Хут, «два языка, параллельно осваиваемые индивидом, формируют концептуальную систему, имеющую усложненную структуру. Концепты дополняются не только характеристиками, свойственными одной культуре, но и дополнительными свойствами, поставляемыми культурой второго языка. Ядро концептосферы билингва составляют универсальные знания, в приядерной зоне число лексических

117 Примечательно, что способность билингва к вербализации приобретенных смыслов на акролектном уровне владения вторым языком не ограничивается средствами изучаемого языка: могут также актуализироваться новые концепты и категории, зачастую интерпретационно, единицами первичной языковой системы. Примером фонетической интерпретации особенностей звуковой системы другого языка может служить намеренная имитация иноязычного акцента средствами родного языка.

репрезентаций возрастает за счет второго языка, и наконец - периферийная зона с богатым набором индивидуальных ассоциативно-образных представлений» [Там же. С. 648]. Билингв, таким образом, представляет собой уникальную и специфическую лингвистическую «конфигурацию» [Там же], поскольку «сосуществование и постоянное воздействие двух языков у билингва производит отличную, но целостную лингвистическую сущность» [Grosjean, 1989, p. 6; Grosjean, Li, 2013].

Основываясь на вышеприведённых рассуждениях, проведём параллель в отношении становления фонетико-фонологической системы при билингвизме: параллельно осваиваемые индивидом фонетические системы родного и второго изучаемого языков формируют концептуальную фонетико-фонологическую систему, имеющую усложненную структуру. Как следствие возможно моделирование фонетико-фонологического модуля лингво-когнитивной системы двуязычного индивида в виде комплексного пространства категорий (матриц, фреймов, схем и так далее). Отметим, что для понимания феномена вторичной фонологической категоризации наиболее близка теория фонетических экземпляров (phonetic exemplar theory) [Pierrehumbert, 2001, 2002, 2003], истоки которой восходят к исследованиям моделей восприятия и категоризации в психологии, впоследствии перенесённым на изучение речевых звуков [Johnson, 1997]. Суть теории сводится к следующему: в памяти каждая категория представлена «облаком» экземпляров (exemplars), или символов (tokens); запомненные символы (memories), представляющие широкий спектр вариаций физических (фонетических) реализаций, организованы в когнитивную карту, при этом в зависимости от степени сходства формируются зоны различной фонологической плотности: насыщенные ядерные зоны и разреженные периферийные зоны. Вся фонологическая система представляет собой когнитивное картирование между точками в пространстве фонетических параметров и метками (маркерами - labels) категориальной системы, при этом запомненные экземпляры (символы) могут относиться к более, чем одной категории. Перцептивные экземпляры (члены категории) имеют тенденцию к

гранулированию, в случае их многократного повторения, в то время как неявные вариации восприятием игнорируются. Когда восприятие обнаруживает фонетический экземпляр (символ), начинается процедура его соотнесения с имеющимися членами категории в терминах удаленности / близости к прототипу, при этом в памяти наиболее чётко фиксируются последние по времени соотнесения экземпляры.

При описании процессов вторичной категоризации мы считаем целесообразным использование вышеописанного понятия фонологической плотности (phonological heighborhood density) фонологического пространства и фонологических категорий, т. е. распределения признаков в ядерных и периферических зонах [Pierrehumbert, 2001, 2002, 2003]. Фонологическая плотность пространства звуковых единиц языка определяется дистрибуцией их параметрических характеристик. В частности степень фонологической плотности того или иного гласного (vowel space) устанавливается на основании всех возможных комбинаций параметров F1 и F2, образующих «облако экземпляров» (exemplar cloud), или поле членов категории, данного гласного в фонетико-когнитивном пространстве индивида (см. [Pierrehumbert, 2003, p. 119]). Когнитивные фонологические категории (фреймы / матрицы), получающие репрезентацию в звуковой системе языка, реализуются в речи в виде соответствующих аллофонов. Аллофоническая вариативность речевой реализации в свою очередь вновь воздействует на структуру полей когнитивных фонологических категорий (фреймов / матриц), путём дополнения и расширения множества их членов (экземпляров). Вслед за Дж. Пиеррехумберт, в настоящей работе используется принятое в экспериментальной фонетике и социолингвистике определение фонетической категории как ментального конструкта, который связывает два уровня репрезентации - дискретный (фонемы, слоги, тоны и метрические стопы) и параметрический (зоны ментального фонетического пространства, включающего как акустические, так и артикуляторные параметры дискретных единиц). «В частности категория определяет плотность дистрибуции в пределах параметрического уровня, а

система категорий определяет набор таких дистрибуций» [Pierrehumbert, 2003, p. 119] (перевод наш - ЗВЛ). Узнавание, идентификация и дифференциация входящих речевых сигналов осуществляется на основе использования статистических правил выбора параметров распределения плотности в пределах категорий в категориальной системе» [Ibid.]. Таким образом, динамика фонологической концептуальной системы двуязычного индивида заключается в том, что имеющиеся фонологические категории родного языка непрерывно дополняются вариативными признаками, свойственными узуальному употреблению звуковых единиц, а также дополнительными дискретными и параметрическими признаками, «поставляемыми» звуковым строем второго языка. Представляется, что ядро комплексного фонологического пространства билингва составляют универсальные фонетические знания, в приядерной зоне число фонетических репрезентаций родного языка возрастает за счет категорий (или их отдельных признаков) второго языка, и, наконец, периферийная зона характеризуется богатым набором индивидуальных ассоциативно-фонетических представлений. Таким образом, при билингвизме формируется сложная матрица когнитивного фонологического пространства, вследствие расширения его приядерной зоны и добавления периферических элементов за счёт отсутствующих в родном языке соответствующих звуковых альтераций. Можно утверждать, что на базе создания некоторого комплексного пула фонологических признаков (см. разд. 2.1.2 о понятии пул характерных признаков языка по С. Муфвене), способных «схватываться» знаками первого (родного) и второго языков и реализовываться в соответствующей речевой акустико-фонетической последовательности, формируется лингвофоносфера двуязычного индивида. При этом объём резервуара комплексного пула фонологических признаков естественным образом определяется индивидуальным аудитивным (перцептивным) опытом билингва.

Рассмотрим подробнее предполагаемую нами модель формирования новых языковых, и в частности фонетико-фонологических категорий, в сознании человека при изучении вторичного языка. Следует отметить значимость и

приоритетность построения системы звуковых оппозиций изучаемого языка, поскольку фонология как система звуковых образов играет роль символической репрезентации синтактико-семантических смыслов, а, значит - занимает центральное место в языковом способе доступа к мысли [Burton-Roberts, 2011; Hale, Reiss, 2000; Hulst, 2003; Lakoff, 1993]. Вследствие того, что у взрослого человека родной язык представляет собой хотя и продуктивное динамическое, но устойчивое образование, формирование вторичной языковой и в частности фонетической, системы в принципе не может осуществляться «с чистого листа». «При усвоении нового языка неизбежно вовлечение уже сформированных систем первого языка» [Котик-Фридгутет, 1998, с. 234]. Известно, что фундаментальным свойством лингвокогнитивной системы человека, как и любой другой системы, является устойчивость, т. е. способность противостоять внешним воздействиям, могущим привести к разрушению или модификации. Поэтому формирование билингвальных фонологических категорий осуществляется на базе уже сформированных устойчивых соизмеримых первичных категорий родного языка, что приводит к построению многомерных лингвокогнитивных фонологических моделей.

В любом языке категоризация звуковых единиц, участвующих в формировании оболочек значимых единиц и в смыслоразличении, осуществляется по трём принципам: контрастивному, признаковому (параметрическому) и аллофоническому. Свойства фонетического контраста позволяют отличить одну фонологическую единицу от другой, признаковые (параметрические) - охарактеризовать материальную акустико-артикуляторную структуру единицы, в то время как аллофонические признаки дают возможность определить спектр звуковых единиц, находящихся между собой в отношениях дополнительной дистрибуции в системе данного языка. Представляется, что фонетическая система вторичного (изучаемого) языка выстраивается в сознании билингва на аналогичных принципах, причём формирование базовых звуковых прототипов единиц всех языковых уровней происходит по принципу сходства-отличия с уже сформированными эталонами родного языка. В случае абсолютной

лакунарности фонетико-фонологической категории формируется новая категория, характеризующаяся свойствами акустико-артикуляторного контраста как по отношению к имеющимся эталонам родного языка, так и по отношению к звуковым единицам новой языковой системы. Например, как нам представляется, фонемная категоризация вышеописанных фонем английского языка /0/ и /б/ в языковом пространстве носителя русского языка на мезолектном уровне выстраивается сначала в оппозицию к звукам родного языка: /0/ Ф /с/, /б/ Ф /з/, а впоследствии - к звукам изучаемого языка: /0/ Ф /s/, /б/ Ф /z/. Аналогичным образом происходит формирование фонологического признака палатальности при изучении русского языка (напр., в парах русск. яз. мел - мель, вол - вёл) англоязычными студентами, в родном языке которых фонологический контраст по палатальности / непалатальности не используется [Куликов, В.Г., 2008; Kulikov, 2011].

Однако в силу относительной универсальности слухопроизносительного аппарата человека, большинство звуков в языках мира имеют определённое сходство акустических и кинестетических (речедвигательных) признаков. Во многих языках используются фонологические контрасты по высоте, громкости, длительности, шумности / сонорности, звонкости / глухости,

смычности / щелевости, открытости / закрытости (для гласных фонем) и т. д. Вследствие этого, значительная часть вторичных фонологических категорий на начальном этапе формируется по аллофоническому принципу, а, как указывалось ранее, аллофонические категории в звуковой модели языка находятся в оппозиции к базовым и могут быть описаны в терминах ядерных и периферийных классификационных признаков категории. В пользу такой трактовки процессов вторичной категоризации говорят доводы П. Кул и П. Иверсон [Kuhl, Iverson, 1995], приводимые для описания «эффекта перцептивного магнита» (perceptual magnet effect): данный эффект заключается в том, что, на основании перцептивно фиксируемой близости параметрических признаков, перцептивное расстояние между данным звуковым прототипом (the prototype) (т. е. «лучшим экземпляром категории») и схожими по звучанию экземплярами (its neighbors) сокращается, то

есть сходные звуки первичного и вторичного языков становятся членами одной фонологической категории, формируя ядерные или периферийные зоны поля данной категории.

Можно утверждать, что базилектные билингвальные фонологические концепты строятся на основе аллофонических категорий, сформированных базовыми акустико-артикуляторными характеристиками звуковых единиц родного языка, составляющих ядро концепта, и периферийными - соотносимыми категориями изучаемого языка. Аналогом такого процесса может служить формирование диалектных категорий и концептов, описанных Н.Н. Болдыревым и В.Г. Куликовым [Болдырев, Куликов, 2006а, 20066]. Исследователи предлагают использовать когнитивно-матричный метод анализа процессов формирования диалектных концептов, в основе которых лежит базовый когнитивный механизм сравнения (курсив наш - ЗВЛ), служащий «пусковым механизмом» категоризации, при этом устанавливается сходство / отличие новой единицы (языковой единицы изучаемого языка) и сравнимой единицы родного языка, имеющейся в информационном тезаурусе человека [Там же]. Отметим, что сходство единиц двух языков выступает в качестве основания для соотнесения, в то время как отличительные признаки маркируются как специфические для данного языкового сообщества, как территориальные, т. е. как диалектные.

На наш взгляд, в отличие от диалектных категорий и концептов, по мере совершенствования слухопроизносительных навыков второго языка и завершения процесса вторичной фонологической категоризации на акролектном уровне звуковые системы двух языков становятся относительно автономными ментальными образованиями, образуя подмодули комплексного биполярного языкового модуса. Подтверждением могут служить данные нейрофизиологических исследований, выполненных с применением методик магнитно-ядерного резонанса и констатирующих, что при внутреннем проговаривании на разных языках у поздних билингвов (средний возраст к началу овладения вторым языком 11,5 лет) центры максимальной активности в области

Брока118 расположены на определённом расстоянии [Приводится по: Котик-Фридгутет, 1998, с. 232]. Можно предположить, что на акролектном уровне овладения иностранным языком при позднем билингвизме нейронные ансамбли звуковых категорий формируют более крепкие внутренние нейронные связи, соответствующие каждому отдельному языку. По завершении процессов вторичной фонологической категоризации, когда звуковые категории второго языка выстраиваются уже не в оппозиции к звуковым категориям родного языка (по аллофоническому принципу), а друг к другу в пределах изучаемого языка (по контрастивному принципу), формируется единое семантическое пространство119 двух языков, которое вкупе с автономными фонологическими категориями родного и приобретённого языков создаёт особое лингвокогнитивное пространство в сознании билингва. Именно в этом случае можно говорить о формировании двух относительно самостоятельных языковых, и в частности фонологических подмодулей и экспликативных речевых каналов, которые могут свидетельствовать об относительно равноправном владении билингвом двумя языками, с помощью которых возможна репрезентация общих ментальных структур глубинного уровня. Следует отметить, что фонологическая категоризация не ограничивается созданием в сознании билингва чёткой системы оппозиций сегментных единиц, но включает также ассимилятивные и супрасегментные звуковые процессы, которым подчиняются схемы более крупных единиц: слогов, морфем, слов и словосочетаний, фраз и целых текстов. На завершающей стадии вторичной фонологической категоризации происходит, по-видимому, формирование интонационных категорий, поскольку интонация представляет собой наиболее устойчивый признак просодической системы языка. Овладение интонацией второго языка означает совершенное знание языка, поскольку позволяет передавать экстралингвистическую информацию (эмоции, подтекст, намерения, позицию говорящего и т. д.). Например, английская фраза Welcome back!, произнесенная с разным интонационным оформлением, может

118 Область Брока - моторный центр речи, зона мозга, ответственная за воспроизведение речи (см. разд. 2.3.1).

119 Семантическое пространство языка - то же, что и языковая картина мира.

означать и искреннюю радость возвращения собеседника, и недовольство, и глубокий сарказм.

Таким образом, вторичная фонологическая категоризация, как и

выстраивание категорий второго языка в целом - процесс динамический и, соответственно, уровень владения или стадия формирования двуязычия являются важными факторами, которые необходимо учитывать в исследованиях. В этой связи наиболее продуктивным при изучении фонологических проблем позднего билингвизма можно признать системно-динамический подход [Лурия, 1975, 1979] (см. также [Котик-Фридгутет, 1998]). Следует говорить, по-видимому, о поэтапном образовании комплексной структуры языкового модуса когниции и формировании параллельных экспликативных речевых каналов двуязычной личности, в ментальном пространстве которой в результате формирования новых лингвокогнитивных связей, привносимых вторым языком, выстраиваются новые и усложняются по структуре и содержанию уже имеющиеся концепты и категории.

В качестве дополнительного замечания в данном разделе следует отметить значительное влияние графического образа иноязычного слова на формирование вторичных фонологических категорий при позднем билингвизме. «Буквенные» навыки произношения или орфографические ассоциации (по М.В. Панову [Панов,

1968, с. 16]) неизбежно развиваются при освоении фонетической системы

120

неродного языка в зрелом возрасте , особенно в ситуации искусственного билингвизма. Следовательно, графическая интерференция выступает как один из факторов усвоения новой звуковой системы, в потенции приводящий к положительному или отрицательному переносу (см. разд. 3.2).

В заключение отметим, что на промежуточных этапах формирования фонологических категорий вторичной языковой системы в ментальном пространстве билингва, закономерно возникновение трудностей в процессе

120 См., напр., результаты исследования произносительных особенностей заимствованных слов в реализации русскоговорящими жителями метрополии и эмигрантами М.С. Полинской, согласно которым в речи эмигрантов отражается «фонетический облик заимствования», в то время как в языке метрополии действуют законы адаптации слова к фонетической системе русского языка согласно фонографической форме заимствования [Полинская, 2004, с. 38].

общения, вследствие недостаточной чёткости фонологических контрастов, необходимых для передачи закреплённых за ними в данном языке значений. Следует подчеркнуть, что опора на артикуляторную и акустическую точность речевого сигнала лежит в основе слуховой перцептивной обработки (см. auditory-perceptual processing [Moyer, 2013]). Размытость фонологических контрастов во вторичном языке определяется близостью ранее сформированных (первичных) и формируемых (вторичных) когнитивно-языковых образований и автоматизацией обращения человека к первичной языковой системе, что имеет своим результатом снижение степени точности и скорости передачи смыслового сообщения, а значит - его восприятия и понимания слушающим.

2.3. Психофизиологические аспекты производства и восприятия звучащей

речи как звеньев одного процесса

2.3.1. Механизмы производства и восприятия речи

В данном разделе рассматриваются психофизиологические аспекты речевой деятельности на родном и неродном языках. Звучащая речь понимается в этом ключе как психофизиологический коммуникативный инструмент, который люди используют для обмена мыслями, эмоциями, сообщениями, командами, переживаниями и так далее. Т.Н. Ушакова предлагает следующую модель речеязыкового механизма [Ушакова, 2005] (рис. 7):

Рисунок 7 - Схема обобщённой модели речеязыкового механизма

[Ушакова, 2005]

Данная схема отражает сложнейшее взаимодействие процессов производства и восприятия речи, их опору на языковой, когнитивный, мотивационный и личностно-интеллектуальный блоки. С точки зрения структуры в комплексном психофизиологическом механизме речи выделяют три основных звена: производство, восприятие и «внутреннюю речь» [Леонтьев, А.А., 1970; Петухов, 1987] (прим.: языком внутренней речи выступает, по Н.И. Жинкину, «предметно-схемный» / «предметно-изобразительный» / «универсальный предметный код» [Жинкин, 1998, с. 158-159]). Подобная многозвенность объясняется вовлечённостью в процесс речевой деятельности различных анализаторов: слухового, зрительного, тактильного и двигательного, обеспечивающих опознание речевых сигналов в мозге человека и их порождение.

Способность человека к анализу и синтезу звуков речи предполагает развитие фонематического слуха, то есть слуха, обеспечивающего восприятие и понимание минимальных звуковых единиц данного языка. «В основе фонематического восприятия лежит совместная аналитико-синтетическая деятельность слухового и речедвигательного анализаторов речи» [Седов, 2007, с. 144]. При восприятии речи взаимодействуют два фундаментальных процесса, а

именно: регистрация слуховыми анализаторами акустического вербального потока (слуховое восприятие) и интерпретация смысла (понимание). Несмотря на очевидные различия этих двух сторон речевой коммуникации, в реальном процессе восприятия отделить чувственную ткань (звуки) и смысл речи практически невозможно. О значимости исследования процессов понимания, наряду с процессами говорения, в совокупности составляющими психофизиологическую речевую организацию индивида (или речевую

деятельность), убедительно говорит Л.В. Щерба в своей знаковой работе «О

121

трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании» [Щерба, 1974а]. Языковой материал вне процессов понимания мёртв, при этом возможность понимания обеспечивается его определённой организацией, то есть языковой системой [Там же]. Иначе говоря, доступ к языковой системе в сознании индивида неизбежно включает фазу психофизиологического восприятия структурированного сообразно этой системе языкового материала. По справедливому утверждению Д.К. Куликова, «...звучащая речь, в отличие от невербальных звуков, несет в себе не только информацию о своём источнике, но и интегрированный в слово смысл. Главная особенность вербального стимула - его потенциальная доступность пониманию» [Куликов, Д.К., 2012, с. 144-145]. Трактуемая как один из когнитивных процессов, речь занимает среди прочих особое место, поскольку, включаясь в разнообразные познавательные акты (мышление, восприятие, ощущение), она способствует «оречевлению» информации, получаемой человеком, и её передаче другим членам языкового сообщества. Как справедливо отмечает Н.И. Жинкин, «мысль «транспортируется» в речи средствами языка» [Жинкин, 1998, с. 150].

121 Первый аспект языковых явлений - процессы говорения и понимания (или речевая деятельность); второй -словарь и грамматика (или языковая система); третий - языковой материал (или тексты), выводимый из процессов говорения и понимания, поскольку «языковые величины, с которыми мы оперируем в словаре и грамматике, будучи концептами, в непосредственном опыте (ни в психологическом, ни в физиологическом) нам не даны» [Щерба, 1974а, с. 24-26]. Подобное разграничение условно, т. к. языковой материал и языковая система являются лишь разными аспектами «единственно данной в опыте речевой деятельности» [Там же]. Л.В. Щерба отмечает близость трактовки данного комплекса языковых явлений в работах Ф. де Соссюра, хотя полного соответствия соссюровского понятия parole и разрабатываемого им понятия речевой деятельности нет; иначе истолковывается швейцарским учёным и язык (langue) - помещается «в качестве психологических величин в мозгу» [Там же. С. 39].

Способы передачи мысли в речи языковыми средствами составляют предмет изучения и моделирования в лингвистических, психологических, генеративных, деятельностных, уровнево-синтаксических, сценарных и других теориях речепорождения (речепроизводства). Одна из распространённых моделей -стохастическая, или вероятностная теория порождения речи на основе трансформационной грамматики (Дж. Миллер, Н. Хомский), согласно которой каждый последующий элемент высказывания определяется предыдущим (одна из разновидностей - «марковские» модели, в которых элементами признаются цепочки слов). Вероятностный характер речепорождения подтверждается А.А. Леонтьевым, Р.М. Фрумкиной и другими исследователями [Леонтьев, А.А., 1970; Фрумкина, 2003]. Ч. Осгуд отмечает одновременность и системную многоуровневость процессов порождения речи, при этом на каждом уровне действуют собственные внутренние правила и ограничения [Глухов, 2008]. Подобные характеристики отмечаются и в когнитивном фонологическом интерпретационном подходе [Lakoff, 1993], в котором порождающие правила генеративной грамматики заменяются на структуры (конструкции), определяющие правильность ограничений в пределах отдельных уровней и в контексте кроссуровневых корреляций. Комбинация фонологических структур осуществляется на базе принципа суперпозиции: при условии, что каждая конструкция налагает ряд собственных внутренних ограничений, ограничения нескольких конструкций реализуются при порождении речи одновременно, т. е. синхронизируются [Ibid.].

Акустическая теория речеобразования (Г. Гельмгольц, Г. Фант, Дж. Фланаган, М.А. Сапожков), занимающая центральное место среди теорий порождения речи, которые объясняют непосредственно механизмы звукообразования при речепорождения, постулирует образование звуков речи вследствие воздействия одного или нескольких источников звука (голосовой, турбулентный и импульсный) на систему резонаторов, образуемых воздушными полостями речевого тракта в результате изменения положения артикулирующих органов [Гельмгольц, 2013 (1913); Сапожков, 1963; Фант, 1964; Фланаган, 1968]

(см. также [Кодзасов, Кривнова, 2001, с. 100-143; Потапова, Потапов, 2012, с. 1928]). Моторная теория порождения речи и теория внутренней модели активно разрабатывается в отечественном языкознании В.Н. Сорокиным [Сорокин, В.Н., 1985, 2007, 2008]. Внутренняя модель, по мнению В.Н. Сорокина, «является частично врожденным свойством»; «она настраивается в период детского лепета, и устанавливает зависимость между нейромоторными командами, сигналами обратной связи от мышечных веретен и проприоцепторов, а также акустическими параметрами сгенерированной речи. В процессе речеобразования, сигналы от рецепторов отображаются в пространство управлений, замыкая таким образом обратную связь. Это отображение выполняется посредством решения так называемой обратной задачи. Результаты исследования свойств речевых обратных задач дают объяснение явлениям компенсации речевой патологии или искусственного возмущения артикуляции или восприятия. Предполагаемая способность отображения пространства акустических параметров, вычисляемых системой слухового анализа, в пространство управлений может быть распространена на восприятие речи других дикторов, в частности и на обучение новому языку. Таким образом, гипотеза о моторной компоненте восприятия речи получает поддержку от свойств процессов речеобразования» [Сорокин В.Н., 2008, с. 21].

Многообразие теорий порождения речи и описаний механизмов этого процесса объясняется его чрезвычайной сложностью, поскольку, как точно отмечают Р.К. Потапова и В.В. Потапов в него «вовлечены все без исключения «регистры» организма и интеллекта человека: физические, биологические, физиологические, нейрофизиологические, психические, психомоторные, когнитивно-интеллектуальные и др.» [Потапова, Потапов, 2012, с. 14]. Такая многоаспектность звучащей речи является также причиной, по которой до сих пор не решены проблемы понимания, моделирования и описания механизмов её восприятия. При восприятии речи происходит процесс регистрации сенсорных (слуховых) стимулов в качестве лингвистически значимого опыта. Существует два традиционных подхода к исследованию процессов восприятия:

структуралистский, в центре внимания которого составные элементы восприятия), и холистский (термин гештальт-психологии), подчёркивающий значимость восприятия целостного слухового образа [Соколов, 2003].

Несмотря на большое количество фундаментальных работ в этой области, выполненных с позиций разных подходов [Абрамов, В.Е., 2004а; Анохин, 1978; Ахутина, 1975; Богословская, 2011, Бондарко, 1981; Галунов, Родионов, 1988; Гордина, Штерн, Мамунбаева, 1988; Джапаридзе, 1985; Жинкин, 1982; Залевская, 2000; Залевская, Медведева, 2002; Зимняя, 1976; Зиндер, 1979; Златоустова и др., 1997; Касевич, 1983; Кодзасов, Кривнова, 2001; Кравченко, 1996; Кукольщикова, 1987; Леонтьев, А.А., 1997; Леонтьев, А.Н., 2005; Лурия, 1975, 1979; Мазлумян, 2000; ОТРД, 1974; Речь ..., 1965; Румянцев, 1972; Румянцева, 2007; Сапожков, 1963; Светозарова, 1982; Солсо, 2002; Физиология речи ..., 1976; Чистович и др., 1962; Чугаева, 2009a; Штерн, 1992; Якобсон, 1985; Best, 1995; Bronstein, 1960; Chernigovskaya, 1996; Cleary, Pisoni, 2005; Cutler, 2012; Fant, 1966; Flanagan et al., 2008; Fledge, 1993; Fry, 1958; Greenberg, Ainsworth, 2004; Jakobson, 1968; Kurath, 1964; Ladefoged, Maddieson, 1996; Withaar, 2002], многие вопросы остаются открытыми, поскольку единства взглядов на механизмы и закономерности восприятия речи не существует. По мнению Т.Н. Чугаевой, диссертационное исследование которой посвящено обоснованию системного представления о перцептивной базе языка (включая единицы, уровни, принципы организации и функционирования), «разработка единой, обладающей исчерпывающей объяснительной силой теории восприятия остаётся делом будущего» [Чугаева, 2009б, с. 4].

При исследовании механизмов производства и восприятия речи привлекаются данные, полученные в разных областях знания. Анализ проблем понимания устного и письменного текста требует, прежде всего, обращения к нейро-психо-физиологическим процессам.

Можно выделить объективные и субъективные факторы, влияющие на процесс восприятия звучащей речи. Объективными считаются факторы, связанные с акустическими свойствами звука и формируемой в филогенезе

способностью к их восприятию слуховым аппаратом человека [Вартанян, 1981; Куликов, Г.А., 1998; Потапова, Михайлов, 2012]. Общепризнано, что при передаче речевого сообщения первичная обработка и частотно-временной анализ звукового сигнала осуществляется в периферической слуховой системе, после чего полученная информация передаётся в высшие отделы мозга («центральный слуховой анализатор»), группируется и соотносится с осмысленным образом (осмысливается согласно звуко-смысловым соответствиям данного языка) [Вартанян, 1981, с. 6-7; Fitch, Miller, Tallal, 1997; Greenberg, Ainsworth, 2004]. В исследованиях по психофизиологии слуха установлено, что восприятие звука ограничено функциональными возможностями слухового аппарата человека. Ниже схематично представлена плоскость слышимости, на которой отражен порог слышимости, диапазон речевых и музыкальных звуков, а также болевой порог для слуха здорового человека [Цвикер, Зельдкеллер, 1971, с. 12].

Рисунок 8 - Плоскость слышимости: сплошная линия - порог слышимости;

штриховая линия - болевой предел; вертикальная штриховка - область музыкальных звуков; горизонтальная штриховка - область речевых звуков

С некоторыми расхождениями, исследователи проблем восприятия речи сходятся во мнении, что частотно-динамический диапазон речи составляет условно 70-7000 Гц и 25-45 дБ [Златоустова и др., 1997, с. 56-57] (ср. 125-8000 Гц [Алдошина, 2000, с. 139], 35-45 дБ - [Алдошина, 2000, с. 125] и занимает часть общей плоскости слышимости, которая простирается в условных границах 16 (20/30)-20000 Гц и 0-(120)130 дБ [Алдошина, 2000, с. 13, с. 38; Вартанян, 1981, с. 80; Цвикер, Зельдкеллер, 1971, с. 13; ОгеепЬег§, Ашб^^гШ, 2004, р. 23]. Нет особых разногласий во мнениях относительно пространственно- временных

параметров звука и способности человека улавливать его источник (локализация звука основана на бинауральном эффекте слуха), а также темпоральные, высотные и динамические изменения (см., напр.: [Александров, 1997, с. 74-75; Кодзасов, Кривнова, 2001; Потапова, Михайлов, 2012; Рубинштейн, 2002]).

Напротив, в трактовках и моделировании скрытого механизма речевосприятия как психического процесса, требующего одновременного и последовательного выполнения различных лингвокогнитивных и ментальных операций, наблюдается определённое разнообразие. В фундаментальных работах Н.И. Жинкина, Л.А. Чистович, В.А. Кожевникова, И.А. Зимней, В.Е. Абрамова, Е.В. Ягуновой, Т.Н. Чугаевой и других учёных приводится детальный обзор существующих теорий и моделей восприятия [Абрамов, В.Е., 2004а; Жинкин, 1958; Зимняя, 2005а; Речь ..., 1965; Чугаева, 2009а; Ягунова, 2008]. В результате анализа психолингвистических механизмов восприятия звучащей речи было выработано нескольких концепций: теория вероятностного прогнозирования как проявление механизма опережающего отражения в рецепции [Соколов, 1960]; теория анализа через синтез [МШег, 1956] как спонтанный процесс «выдвижения гипотез (синтез) относительно вербального стимула и их верификацию (анализ») [Куликов, Д.К., 2012, с. 146] - в иной интерпретации - метод «вычеркивания» [Речь ..., 1965], или «механизм подтверждения и отклонения» / «априорно-апостериорный план обработки входного сигнала» / «континуально-дискретный» (с точки зрения характера и накопления информации), и «текуще-отсроченный» (с точки зрения принятия решения) механизм [Зимняя, 2005а] и др. При разработке функциональной психологической схемы речевого восприятия И.А. Зимняя предлагает учитывать четыре направления обработки речевого сигнала, считая, что этот процесс «может быть представлен как априорно-апостериорный, параллельно-последовательный, континуально-дискретный и текуще-отсроченный» [Зимняя, 2005а, с. 325]. При этом двойственность характеристик обработки речевого сигнала объясняется, по мнению учёного, его внутренней двуплановостью, включающей план содержания (смысловой) и план выражения (акустический).

Несмотря на многообразие предлагаемых терминов и их формулировок, как считает В.Е. Абрамов, исследователи единодушно признают, что механизм речевого восприятия, в целом, можно описать следующим образом: «априорная гипотеза, сличаясь с реально действующим сигналом, находится в стадии апостериорной обработки, причём механизм отклонения и подтверждения гипотез работает постоянно» в текуще-отсроченном режиме [Абрамов, В.Е., 2004а, с. 127]. Развивая концепцию И.А. Зимней, исследователь предлагает рассматривать анализ входного речевого сигнала как многомерную функцию, которая, предполагая бинарный характер каждого плана обработки, может рассматриваться под четырьмя углами зрения в координатах восьми параметров [Там же. С. 127-128].

В рамках концепции Е.И. Бойко, восприятие трактуется как активный психофизиологический процесс формирования динамических временных связей, образующихся в результате активации одних элементов взаимодействующих функциональных структур (суммирования возбуждения в общих нейронных комплексах), и подавления несовпадающих нейронных структур, участвующих в реакции [Бойко, 1976]. Как следствие в зависимости от предметно-коммуникативной ситуации и перцептивного опыта индивида, происходит перегруппировка элементов и видоизменение структур действующих связей, что приводит к появлению в сознании человека новых психических продуктов и порождению информации.

Сложность и многоаспектность процессов восприятия речи требуют дальнейшей проработки вопроса о выборе слушающим перцептивных стратегий разных лингвистических уровней, как общих (универсальных) для разных языков, так и обусловленных спецификой конкретного языка. По мнению ряда авторов, в этом отношении следует говорить об адаптивности процесса восприятия речи [Flanagan et al., 2008, p. 218]. Слушающий прибегает к различным стратегиям обнаружения и идентификации сигнала: непосредственно лингвистическим, при условии, если акустический сигнал чётко ассоциируется с соответствующим перцептивным образом данного языка; если же узнавания сразу не происходит, то

слушающий в первую очередь определяет соответствие поступающего звукового сигнала сформированному ранее акустическому эталону. В этом контексте речь определяется учёными как «мультимодальный сигнал, который вызывает лингвистические ассоциации» [Ibid. P. 195].

Хотя отношения между восприятием и продуцированием звуков речи признаются как сложные [Altenberg, 2005], широко распространено мнение, что производство и восприятие речи являются двумя сторонами одного и того же процесса, двумя звеньями в известной «речевой цепи» по П. Динзу и Е. Пинсону [Denes, Pinson, 1963] (аналогия с физическими процессами - электричеством и магнетизмом) [Casserly, Pisoni, 2010, p. 640]. К идее относительного изоморфизма процессов производства и восприятия речи обращались В. фон Гумбольдт, Л.В. Щерба, Н.И. Жинкин, Л.А. Чистович, В.А. Кожевников, И.А. Зимняя, З.Н. Джапаридзе, Н.А. Любимова, Л.В. Златоустова, Р.К. Потапова, В.Н. Трунин-Донской, С.Д. Кацнельсон, В.Б. Касевич и многие другие исследователи. Как справедливо отмечает Н.А. Любимова, «процессы производства и восприятия речи характеризуются направленностью говорящего и слушающего прежде всего на её смысловую сторону» [Любимова, 1985, с. 4]. Именно в этом, по мнению В.Б. Касевича, проявляется изостадиальность, изостратифицированность процессов речепроизводства, речевосприятия и усвоения языка [Касевич, 1983, с. 260]. Идея изоморфизма прослеживается и в теории информации, в которой постулируется критерий сигнального паритета (signal parity), который должен удовлетворять ситуации успешной коммуникации, независимо от того, какие сигналы производства соотносятся с сигналами восприятия. По мнению Р. Якобсона, для эффективности речевого события требуется, чтобы его участники (говорящий и слушающий) использовали общий код [Якобсон, 1990].

Принимая во внимание всё вышесказанное, можно утверждать, что эффективность коммуникации не может рассматриваться только через процессы производства или процессы восприятия речи в отдельности: необходим системный подход к анализу процессов понимания через их взаимодействие, то есть через признание паритетности, соотносимости, единой кодификации двух

процессов. Это подтверждается положениями моторной теории восприятия речи, согласно которой человек способен распознавать и понимать речь, вследствие того, что сам умеет её порождать (акустическим единицам соответствуют единицы артикуляционные). Экспериментальные данные позволяют А. Либерману (основателю моторной теории восприятия речи) утверждать, что «восприятие всегда идёт вместе с артикуляцией» («The perception always goes with articulation») [Liberman, A.M., 1957, p. 121]. Установлено, что идентификация звуков слушающим осуществляется «с достаточно большой скоростью (10-12 звуков в секунду)» [ОТРД, 1974, с. 153]. Доказано также, что «при различных способах отключения артикуляторного аппарата (включая управляющие центры) восприятие речи становится затрудненным или вовсе невозможным. Такая способность заставляет учёных делать предположение о существовании у слушающего специфического способа описания и классификации речевых сигналов, основанного «на связи поступающих звуковых стимулов с нервной активностью, обусловливающей соответствующие артикуляторные движения» [Там же]. При этом в моторной теории восприятия понимание речи объясняется не внешне выраженными двигательными эффектами артикуляции и не внутренним проговариванием воспринимаемого отрезка, а координативным действием мозговых центров, регулирующих соответствующие движения (моторными командами, служащими своеобразным кодом при восприятии речи или «интендированными фонетическими жестами (intended phonetic gestures)») [ОТРД, 1974, с. 153; Сорокин, В.Н., 2008; Cleary, Pisoni, 2005, p. 518; Conway, Loebach, Pisoni, 2010, p. 922; Liberman, A.M., 1957]. В настоящее время положения моторной теории находят свое подтверждение в нейрофизиологии, в частности в результатах изучения системы «зеркальных нейронов» в мозгу человека. Основной особенностью этих нейрональных центров является совмещённая функция, благодаря которой они одновременно регулируют наблюдение действий и совершение таких же действий [Косоногов, 2009; Черниговская, 2006].

Принцип относительной изоморфности указанных процессов подтверждается также с позиций акустической теории речеообразования (Г. Гельмгольц, Г. Фант,

Дж. Фланаган, М.А. Сапожков) и психоакустической теории речевосприятия

(В.П. Кульбиков, А.В. Венцов, В.Б. Касевич). Наиболее убедительными в этом

122

отношении, на наш взгляд, являются положения резонансной теории речеобразования и слуха Г. Гельмгольца, основанной на анатомических данных и акустическом законе Ома, гласящем, что ухо способно разложить сложный звук на составляющие его простые (синусоидальные) тоны [Гельмгольц, 2013 (1913)]. Биоакустик, автор теории резонансного пения В.П. Морозов утверждает, что по Гельмгольцу, процесс речеобразования можно рассматривать как процесс управления говорящим резонансными свойствами речеобразующего аппарата, при этом резонансные свойства ротоглоточного резонатора регулируются положением артикуляторных органов и отражаются в формантной структуре спектра речевых звуков, по которым опознаются на слух гласные звуки. Хотя процесс речеобразования часто описывается в терминах работы артикуляционных органов, это не противоречит резонансной теории речеобразования, так как именно артикуляционные движения являются средством управления говорящим резонансными свойствами ротоглоточного резонатора [Морозов, 2008, 2011]. Согласно резонансной теории слуха, по описанию И.А. Вартанян [Вартанян, 1981, с. 76-79] и С.Л. Рубинштейна [Рубинштейн, 2002, с. 252], акустический резонанс в периферическом отделе слуха преобразуется в электрический резонанс в речевых центрах мозга в центральном анализаторе (через кортиев орган -рецепторный орган, разные участки которого резонируют на звуки разной высоты, в ответ на вибрацию основной мембраны генерируются нервные импульсы и происходит передача электрических импульсов по нервным волокнам).

Можно предположить, что на следующем этапе имеет место некий «квантовый информационный резонанс», основанный на законе превращения энергии, обеспечивающий доступ через лингвистические когнитивные структуры,

122 Резонансные методы, как наиболее информативные и точные, широко используются в таких научных областях, как физика, химия, биология, медицина и др. [Черепанов, 1997, с. 90]. В нейролингвистике активно разрабатывается адаптивная теория резонанса С. Гроссберга (1976), объясняющая процессы обработки когнитивной информации человеком [СагреШег, ОгоББЬе^, 2003].

хранящиеся в ментальном лексиконе, к универсальному предметному коду; при этом фазы процесса производства речи в значительной степени идентичны, но выстраиваются в иной последовательности. Р.К. Потапова и В.Г. Михайлов говорят о расширенной интерпретации в научных кругах существования однозначного (изоморфного) соотношения «акустических параметров звуков речи и порождающего их речевого тракта» [Потапова, Михайлов, 2012, с. 7]. Поскольку усвоение языка, как утверждает Н.И. Жинкин, предполагает выработку однозначного соотношения нормативных для данного языка слуховых эталонов и двигательных, артикуляционных стереотипов под контролем «центрального управления» [Жинкин, 1998, с. 326], мы считаем исключительно важным для понимания общих механизмов речевой деятельности на родном и неродном языках положение об относительной изоморфности процессов производства и

123

восприятия речи, а также усвоения иностранного языка . Мы признаём наиболее продуктивной теорию внутренней модели В.Н. Сорокина, которую мы понимаем как формируемую в раннем онтогенезе способность отображения пространства акустических признаков речи, вычисляемых системой слухового анализа, и пространства артикуляторных параметров (сигналов, полученных от рецепторов в процессе речеобразования), в пространство управлений. Структура данной модели, действующей на основании сведений о механике, аэродинамике и акустике речеобразования, а также о фонетической системе данного языка, позволяет объединить процессы производства и восприятия речи, и может быть «распространена на восприятие речи других дикторов, в частности и на обучение новому языку» [Сорокин, В.Н., 2007, с. 1]. Общность процессов производства и восприятия речи (а также усвоения языка) видится нами в следующем: фундаментом, на котором строится принципиальная возможность информационного обмена через процессы производства (говорящим) и восприятия (слушающим) звучащей речи на том или ином языке, а также

123 «...при продвижении как от смысла к тексту, так и в обратном направлении - от текста к смыслу - происходит развертывание структур, которыми оперирует носитель языка, от более обобщенных к более конкретизированным, наполненным внутренней метрикой; таково же развитие осваиваемых структур при овладении языком» [Касевич, 1983, с. 447].

усвоения родного и неродного языка в онтогенезе, выступает феномен акустико-артикуляторной синхронизации, заключающийся в формировании в сознании индивида языкового модуля, механизм работы которого основан на акустико-артикуляторном отклике фонетико-фонологического подмодуля данного языка на внешние звуковые (речевые) воздействия и последующей активации, посредством передачи нервных импульсов, соответствующих участков нейронной сети, ответственных за внутренние (словесно-мыслительные) и когнитивные операции; в фазе речепроизводства фонетико-фонологический подмодуль языка, используя тот же акустико-артикуляторный код языка, обеспечивает активацию необходимых речедвигательных отделов мозга.

2.3.2. Нейрофизиологические, нейролингвистические и когнитивно-психологические аспекты производства и восприятия речи

Данный раздел диссертации посвящён рассмотрению нейрофизиологических и нейролингвистических проблем производства и восприятия устного языкового материала - звучащей речи. Осмысление данных проблем необходимо для понимания механизмов речевой деятельности на родном и неродном языках, а также для описания особенностей восприятия нормативной английской речи восточноазиатскими билингвами и для проведения экспериментов английской речи с признаками иноязычного акцента носителями английского языка и русскими переводчиками в исследовательской части данной работы (главы 4-5).

Исследования механизмов речепроизводства и речевосприятия в области нейрофизиологии, фундаментальной медицины, нейробиологии и когнитивной нейрофизиологии характеризуются наибольшей степенью объективности. Прибегая к клиническим исследованиям при различных поражениях мозга человека, а также в лабораторных исследованиях здоровых людей неинвазивными методами, учёные устанавливают зависимость речемыслительных процессов от

особенностей устройства отделов мозга, от их расположения у правшей и левшей, от активации зон мозга при производстве и восприятии речи у людей разных психологических типов (интровертов и экстравертов), различной гендерной и национальной принадлежности, а также влияние указанных и иных факторов на понимание речевого сообщения, на определение специфики восприятия речи моно- и билингвами и другие аспекты. В основе подобных исследований лежит знание о функциональной асимметрии головного мозга, которая заключается в том, что левое и правое полушария головного мозга ответственны за разные функции: левое полушарие - за речевую и аналитическую деятельность, правое полушарие - за пространственно-синтетическое восприятие [Балонов и др., 1985; Брагина, Доброхотова, 1988; Вартанян, 2004; Chernigovskaya, 1996]. Вопросы функциональной асимметрии мозга остаются актуальными в современной нейрофизиологии, нейропсихологии, нейролингвистике, когнитивной психологии, когнитивной лингвистике и других областях. Учёные исследуют зависимость речемыслительных процессов от особенностей устройства отделов мозга, их расположения у правшей и левшей, их активации при производстве и восприятии речи у людей разных психологических типов (интровертов и экстравертов) и гендерной принадлежности, изучают влияние указанных и иных факторов на понимание устного и письменного текста [Ахутина, 1975; Балонов и др., 1985; Богословская, 2011; Вартанян, 1981, 2004; Величковский, 2006б; Завьялова, М.В., 2001; Зимняя, 1961; Механизмы деятельности ... , 1988; Речь ..., 1965; Седов, 2007; Солсо, 2002; Baddeley, 1986, 2001; Baddeley, Gathercole, Papagno, 1998; Baddeley, Hitch, 1974; Kimppa et al., 2015].

Несмотря на наличие двух указанных зон, отвечающих за производство и восприятие речи соответственно, данные экспериментов и наблюдения в области неврологии и нейрохирургии, по мнению И.А. Вартанян, позволяют считать, что «речевая функция широко распределена в мозгу, а речевые структуры в значительной мере полифункциональны в отношении выполнения различных сторон этой в целом высокоспециализированной функции человеческого мозга. При этом критически важным для осуществления тех или иных сторон речевой

функции является не интактность какой-либо одной зоны, а сохранение возможности взаимодействия множества речевых зон, в котором участие одной из

124

них является необходимым звеном » [Механизмы деятельности ... , 1988, с. 624] (см. также [Вартанян, 1981]).

Зона Брока, расположенная в заднем отделе нижней (третьей) лобной извилины, управляет устной речью человека, артикуляционными процессами, в то время как зона Вернике, расположенная в первой височной извилине, управляет пониманием устной речи человека [Stemmer, Whitaker, 2008, p. 33-44]. Воспринимаемая на слух информация может автоматически кодироваться и удерживаться независимо от процессов артикуляции в некотором пассивном фонологическом хранилище, специфически связанном с восприятием устной речи. Б.М. Величковский, ссылаясь на данные мозгового картирования, указывает, что «этот подблок вербальной части рабочей памяти локализован в нижних теменных отделах левого полушария, в непосредственной близости к задней части верхней височной борозды, или речевой зоны Вернике» [Величковский, 2006б, с. 4, с. 383].

Данные нейрофизиологии и смежных наук свидетельствуют о том, что существует реальная зависимость между ментальными способностями и физическими нейронными процессами, происходящими в определённых отделах человеческого мозга, между процессами восприятия и раздражения. Механизмы зависимости такого рода являются универсальными, присущими носителям всех языков мира. Так, например, признано, что способности к категориальной дифференциации звуков речи, основанные на активации сформированных в филогенезе нейроанатомических структур, не зависят от национально-языковой принадлежности человека [Касевич, 2013; Куликов, Г.А., 1998, с. 13-14].

При овладении человеком вторым языком, согласно данным клинических исследований, описанных в фундаментальном труде, обобщающем достижения современной нейролингвистики [Stemmer, Whitaker, 2008], каждый из языков

124 Н.П. Бехтерева различает жёсткие (корковые отделы левого полушария) и гибкие виды звеньев обеспечения деятельности мозга [Механизмы деятельности ... , 1988, с. 624].

формирует свою подсистему более крупной языковой нейрофункциональной системы, работе которой содействуют определённые нейронные сети, которые переплетаются в пределах одних и тех же крупных анатомических зон мозга, и в которой используются одни и те же механизмы обработки

[Paradis, M., 2008, p. 347; Ullman, 2008]. Вследствие специфичности выполняемых в процедурной памяти заданий, фонология образует функциональный модуль, относительно независимый от синтаксического модуля (имеющего иную базовую структуру и оперирующего образованиями другого типа). Фонологические системы каждого языка, которыми владеет билингв, являются элементами (подсистемами) более крупной системы, работающей на вычислительных принципах фонологии (в отличии, например, от синтаксиса). С другой стороны, совокупность фонологического, морфологического, синтаксического и других элементов одного из языковых подмодулей языковой нейрофункциональной системы могут быть противопоставлены как класс когнитивных функций другому классу, например, математики или музыки [Paradis, M., 2008].

Несмотря на то что для описания процедуры нейронной обработки акустико-фонетической информации в процессе кодирования и декодирования звучащей речи на родном и неродном языке используются высокотехнологичные методы создания нейронных карт125, нейронаука не даёт ответы на все вопросы, касающиеся механизмов понимания воспринимаемой на слух информации, внимания, памяти, сознания. Анализ взаимосвязи высших когнитивных процессов требует привлечения данных другой науки - психологии и, в частности когнитивной психологии, которая активно применяет методы моделирования психических процессов при изучении таких ключевых процессов восприятия речи, как механизмы размещения и хранения информационного сигнала в памяти человека, объём и структура памяти, роль модулей памяти в процедурах производства / восприятия речи и др. В когнитивной психологии разработана теория двойственности памяти, которая основывается на предположении о

125 Метод нейронных карт - запись нейронной активности мозга в соотнесении с выполняемой психологической операцией, в иной терминологии выявление нейронного кода или паттернов психических процессов.

существовании двух её подсистем - долговременной и кратковременной. По определению Р. Солсо, кратковременная память - это гипотетическая структура, которая находится между рецепторами, реагирующими на поступающие стимулы, и хранилищем информации и знаний, которое называется долговременной памятью [Солсо, 2002]. Реальность долговременной памяти подтверждается способностью человека актуализировать (извлекать) речевые, языковые и социальные эталоны (напр., эталоны нормативного звукового образа отдельных слов и словосочетаний, грамматические эталоны словоформ, речедвигательные эталоны и т. д.) [Глухов, 2008]. В рамках данной теории признаётся, что объём кратковременной памяти человека равен 7 ± 2 структурным единицам запоминаемого материала (см. [Венцов, Касевич, 2003, с. 217; Чернов, 2013, с. 70]). В современных работах кратковременная память человека рассматривается с точки зрения её функции - как рабочая, или оперативная память, а в качестве более реалистичной оценки её объёма, с учётом множественных факторов, приводятся числа в диапазоне до четырёх [Cowan, 2001]. Б.М. Величковский отмечает, что запоминаемые в кратковременной памяти единицы очень подвижны - в их качестве могут выступить как отдельные фонемы, так и целые фразы, поэтому, например, объём удерживаемых в кратковременной памяти слов меняется от 2 до 26 [Величковский, 2006б]. Экспериментальные данные А.С. Штерн позволяют сделать вывод, что «в разных условиях приёма слушающие оперируют разным количеством оперативных единиц, их наборами и порядком по значимости» [Штерн, 1992, с. 187].

Несмотря на небольшой объём, кратковременная память играет важную роль в восприятии и понимании, так как больше, чем какая-либо структура памяти занята в первичной обработке поступающих из окружения стимулов [Peterson, Peterson, 1959]. В последние десятилетия значительно возросло число публикаций, посвящённых исследованию рабочей памяти, проблемам её организации, обеспечивающих её мозговых структур, особенностей рабочей памяти у детей и взрослых. Ниже предлагается описание модели рабочей памяти А. Бэддели [Baddeley, 1986, 2001], признанной в широких кругах зарубежных и

отечественных исследователей психолингвистов и нейропсихологов, но до сих пор не получившей должного внимания в лингвистических (в частности фонетических) исследованиях (рис. 9).

/ Центральный \

\ исполнитель )

f Фонологическая петля f Эпизодический буфер г -N Визуально-пространственная матрица

1 1 1

Язык Кратко-срочная i эпизодическая ■ память 1 Визуальная > семантика J

Рисунок 9 - Модель рабочей памяти по А. Бэддели [Baddeley, 1986]

Согласно рисунку 9, данная модель состоит из четырёх систем: фонологической петли, визуально-пространственной матрицы, эпизодического буфера и центрального исполнителя (или процессора). Визуально-пространственная матрица служит для интеграции пространственной, визуальной и кинестетической информации, имеет пространственную (информация о форме стимулов) и зрительную (информация об их локализации в пространстве) подсистемы. В эпизодическом буфере производится синтез информации из фонологической петли и визуально-пространственной матрицы. Центральный исполнитель - система с ограниченной ёмкостью, осуществляющая контроль за тремя буферами и обработку поступившей в них информации. Для понимания процессов восприятия звучащей речи наибольшую ценность представляет такой элемент рабочей памяти, как фонологическая петля, которая подразделяется на фонологическое хранилище - подсистему, осуществляющую хранение в течение нескольких секунд (не более 1,5-2 сек) следов акустических сигналов, и артикуляторную петлю - подсистему, которая отвечает за субвокальное повторение. Ниже представлена модель фонологической петли А. Бэддели [Ibid.].

Субвокальное повторение

Неречевые

входящие

сигналы

Речевые входящие сигналы

Рисунок 10 - Фонологическая петля с фонологическим хранилищем и артикуляторной петлёй по А. Бэддели [Baddeley, 1986]

Фонологическая петля препятствует угасанию следа в памяти, то есть удерживает информацию, полученную в фонологической форме, до того момента, когда будут сформированы устойчивые репрезентации данного слова в памяти; иными словами, фонологическая петля находится в постоянном взаимодействии с долговременной (или когнитивной) памятью [Groot de, Hell van, 2005, p. 20]. Фонологическое хранилище ответственно за эффект фонологического сходства; в свою очередь артикуляторная петля является контролирующим механизмом, ответственным за удержание порядка расположения материала. Следует отметить, что некоторые исследователи, опираясь на данные нейровизуализации процессов речевосприятия, иначе формулируют принципы организации рабочей памяти, утверждая, что она скорее «представляет собой не столько независимое хранилище с некоторым запасом ресурсов внимательной обработки, сколько просто активированное подмножество структур долговременных репрезентаций» [Величковский, 20066, с. 388]. Независимо от трактовок «устройства» и принципов действия рабочей памяти, исследователи констатируют наличие блока фонетико-фонологической интерпретации, который обеспечивает переход от акустического речевого сигнала через последовательность языковых элементов разных уровней к ментальному лексикону человека, что является решающим

фактором в процессе понимания речевого сообщения. В этой связи, отмечается значимость фонологической (включая артикуляторную) петли для усвоения родного и иностранного языка, поскольку именно этот компонент рабочей памяти человека отвечает за удержание фонологической информации до формирования репрезентации слова в когнитивных структурах. Так, И.Г. Овчинникова приходит к заключению о приоритете фонологической сети и сравнительной прочности связей фонологической сети с узлами сети семантической в речемыслительных процессах билингва, отмечая, что «узлы семантической сети активируются за счет более прочных связей с фонетической сетью родного языка» [Овчинникова, 2009, с. 48]. Подобные выводы получены группой финских, датских и российских учёных, исследующих работу автоматизированного механизма усвоения речи в неокортексе с помощью электроэнцефалографических методов [Kimmpa et б!., 2015]. Для исследований восприятия речи применительно к процессу обучения примечателен вывод А. Бэддели о том, что фонологическая петля как компонент кратковременной памяти, возможно, развилась именно для целей усвоения языка [Ваёёе1еу et а1., 1998]. Подобное предположение выдвигает и Г. Фэнк-Оцлон, полагая, что фонологическая петля активированной памяти играет важную роль при заучивании необычных фонологических форм новых для данного индивида слов [Фэнк-Оцлон, 2002, с. 4]. Похожие наблюдения (без использования термина фонологическая петля) можно найти и у Н.И. Жинкина: «любое слово вводится в память при помощи проговаривания (вначале - вслух, потом - про себя)» - аналог артикуляторной петли [Жинкин, 1998, с. 330]. Исследователь делает предположение, что «основная долговременная память на слова (активный словарь - прим. наше - ЗВЛ) формируется в речедвигательном анализаторе, а в слуховом (аналог фонологического хранилища - прим. наше - ЗВЛ) и зрительном анализаторах формируется память на узнавание слов в звуковом и буквенном кодах - это пассивный словарь» [Там же].

Следовательно, на основании данных нейропсихофизиологии, нейролингвистики и когнитивной психологии можно признать ключевую значимость фонетико-фонологического блока для восприятия и адекватного

смыслового декодирования сообщения в процессе речевого взаимодействия, а также при усвоении родного и иностранного языков. Связь слова с его звуковой формой и конкретным значением, закреплёнными в данном культурно-языковом коллективе, является необходимым условием доступа к языковому сознанию -ментальному лексикону126 и языковой семантике - при восприятии речи на любом языке. «Ментальный лексикон - это система, отражающая в языковой способности знания о словах и эквивалентных им единицах и выполняющая сложные функции, связанные как со словами, так и со стоящими за ними структурами репрезентации знаний» [Краткий словарь ... , 1997, с. 97]. Основным признаком ментального лексикона является динамизм, поскольку «это динамическая функциональная система, самоорганизующаяся вследствие постоянного взаимодействия между процессом переработки и упорядочения речевого опыта и его продуктами» [Залевская, 2000, с. 154]. В настоящее время исследователи пытаются построить функциональную модель восприятия через анализ принципов устройства фонологического компонента ментального лексикона. В этой связи примечательна модель лексического доступа через спектральные эталоны Д. Клатта [К1аИ, 1979, 1980, 1989], подробно описанная в работе Е.В. Ягуновой [Ягунова, 2008а]. Данная модель предполагает сравнение словарного эталона, хранящегося в долговременной памяти, с исходными фонетическими переходами и учёт фонетической вариативности гласных и согласных в декодирующей сети, в которой учтены спектральные характеристики всех возможных сочетаний данного языка. В представлении Д. Клатта словарная сеть строится в три этапа: «построение фонологических деревьев (которые могут включать общие части поддеревья при совпадении инициальных частей слова)»; «превращение фонемного дерева в фонетическую сеть, где узлами выступают уже фонетические корреляты фонем»; «сопоставление этих узлов с последовательностью спектральных эталонов» [Цит по: Ягунова, 2008а, с. 24]. Критика модели Д. Клатта сводится к

126 Термин mental lexicon введён Э. Трисман в 1961 г. [Stemmer, Whitaker, 2008,. p. 151].

полаганию только на фонетическую словоформу, хотя известно, что восприятие предполагает стратегии не только элементаристского, но и, в первую очередь, холистского плана [Венцов, Касевич, 2003, с. 28].

В русскоязычной психолингвистической литературе широко используется предложенный А.В. Венцовым термин перцептивный словарь, принимаемый для обозначения той части ментального лексикона, которая соответствует подуровню звуковых словоформ (примеч. в англоязычных источниках называется фонологическим или фонетико-фонологическим уровнем). Результаты экспериментов свидетельствуют о том, что формальная группировка слов в перцептивном словаре осуществляется, прежде всего, по принципу алфавитно-ритмической структуризации [Венцов, 2007]. Лексическое же «представление» слова, согласно нейролингвистическим исследованиям, «распределено» в различных областях коры головного мозга в виде нейронной сети: очевидно, именно нейронные связи обеспечивают семантическую взаимосвязь между речеязыковой формой слова и передаваемым им действием, объектом или явлением [Stemmer, Whitaker, 2008].

Многие нейрофизиологические исследования последнего времени направлены на изучение проблемы организации нейронных сетей, их альтернативной активации (языкового контроля) при билингвизме [Bartolotti, Marian, 2012; Bialystok, 1999; Emmorey et al., 2008; Weber-Fox, Neville, 1996]. Учёные приходят к выводу, что внешний звуковой (или графический) стимул приводит к одновременной активации семантических узлов двух языков, а выбор одного и подавление второго языка осуществляется дополнительными операциями центрального исполнителя в зависимости от коммуникативного контекста. Исследователи отмечают также большую значимость фонологических ключей для активации семантических сетей в мозге билингва и соответствующего языкового переключения [Dijkstra, Grainger, Van Heuven, 1999; Krizman et al., 2012]. Так, например, И.Г. Овчинникова говорит о приоритете и сравнительной прочности связей фонологической сети с узлами сети семантической в

речемыслительных процессах билингва, отмечая, что «узлы семантической сети активируются за счет более прочных связей с фонетической сетью родного языка» [Овчинникова, 2009, с. 48].

Особое место в нейрофизиологических и нейролингвистических исследованиях занимает изучение афазии - речевых нарушений, возникающих при физическом повреждении определённых участков головного мозга человека, приводящем к распаду фонологической системы (сенсорная афазия, афферентная моторная афазия) [Ахутина, 1975; Котик-Фридгутет, 1998; Леонтьев, А.А., 1970; Лурия, 1975, 1979; Якобсон, 1990]. Данные подобных исследований применимы к изучению проблемы речевых нарушений, возникающих при освоении второго языка. Дифференциация языков условно на лево- и правополушарные, основанная на делении языков на иероглифические, пост-иероглифические и неиероглифические (фонемные), характерна для ранних нейрофизиологических исследований. Одной из выдвигаемых гипотез было признание правополушарного доминирования для носителей иероглифических языков - китайского (в чистом виде) и японского (смешанный тип фонографического и идеографического письма); с некоторой оговоркой - южного варианта корейского языка (прим. северный вариант корейского языка, как и вьетнамский язык, относят к постиероглифическим языкам; не-иероглифическими признаются все остальные живые языки мира). Несмотря на то что, согласно последним исследованиям в области нейрофизиологии, признаётся факт задействования одновременно обоих полушарий в процессах речеязыковой деятельности носителей всех языков мира, за левым полушарием по-прежнему, закрепляется приоритет логических операций, а за правым - образность и эмоциональность. С точки зрения речеязыковых процессов утверждается, что фонографическое письмо фонемных языков регистрирует звуковой образ слова, а идеограмма иероглифических языков позволяет понять значение слова без поэлементного «озвучивания». Как следствие существуют основания утверждать, что в речемыслительной деятельности носителей иероглифических языков более активно задействуются оба полушария. В этой связи выдвигаются гипотезы о различии в организации

когнитивных процессов (включая процессы восприятия) носителей иероглифических и фонемных языков образования, что может оказывать влияние на изучение иностранного языка, а именно способствовать возникновению феномена межъязыковой интерференции на уровне когнитивно-языковых процессов и, следовательно, должно учитываться в преподавании. При этом следует отметить, что опора на адресацию к обоим полушариям и двум модальностям (визуальной и акустической) как способ повышения эффективности усвоения и запоминания языкового материала лежит в основе аудио-визуального метода обучения любому иностранному языку (см. разд. 2.1.4).

Отдельным направлением в исследованиях латеральной спецификации мозга в речевой деятельности является выявление зависимости работы полушарий мозга и восприятия изменённого речевого сигнала (включая, акцентную речь). Известно, что в случае сильно искаженных сигналов человеку требуется значительное время для перехода от последовательности фонетических элементов к решению о смысле сообщения [Пашковская, 2009; Физиология речи ... , 1976]. Результаты диссертационного исследования И.В. Королевой по проблемам помехоустойчивости слухового восприятия свидетельствуют о доминирующем влиянии правого полушария у взрослых людей при восприятии искаженных речевых сигналов [Королева, 2002].

В заключение заметим, что в нейрофизиологических и когнитивно-психологических работах последних лет всё чаще прослеживается идея о множественности систем и подсистем памяти (напр., процедурная (имплицитная) - память на действия, существующая в виде «алгоритмов»; декларативная (эксплицитная) - память на объекты (семантическое знание), на произошедшие с человеком события - индивидуальный опыт (эпизодические знания) и так далее, существующая в виде «базы данных») [Александров, 1997, с. 134-135; Солсо, 2002, с. 203-204; Ц11тап, 2008, р. 189-198]. Выделение подобных систем основывается на том, что они требуют выполнения различных операций, их активация происходит в разных мозговых структурах (при возможном

взаимодействии этих структур), с их помощью приобретаются знания разного рода и так далее. Процедурная и декларативная виды памяти активно задействуются в процессах производства и восприятия речи при усвоении / использовании родного и иностранного языков: декларативная память используется при запоминании и последующем извлечении слов (лексическая память); процедурная, ответственная за «развитие и использование перцептивно-моторных и когнитивных навыков и привычек», - при освоении и использовании фонологических, морфологических и синтаксических правил (ментальная грамматика) [Шшап, 2008, р. 189].

2.3.3. Перцептивная база при моно- и билингвизме: междисциплинарный

подход к исследованию

В данном разделе освещаются вопросы, связанные с изучением механизмов восприятия звучащей речи моно- и билингвами с точки зрения полипарадигматического подхода, с привлечением данных нейрофизиологии, когнитивной психологии, перцептивной фонетики и межъязыковой девиатологии. Одними из ключевых проблем в этой области являются описание структуры перцептивной базы языка и её единиц (включая проблему слога и слова как базовых перцептивных эталонов), определение этапов формирования и способов функционирования, а также изучение феномена перцептивной интерференции при билингвизме.

Поскольку восприятие можно трактовать как процесс анализа мозгом нового психического опыта, полученного по тому или иному сенсорному каналу, в сопоставлении с полученным ранее (апперцепция) [Вартанян, 1981], можно утверждать, что передаваемые звуковым сигналом ощущения определяют возможность сопоставления текущего звукового события с большим или меньшим числом эталонов в памяти, объём которых определяется перцептивным

опытом слушающего. Иначе говоря, декодирование мозгом поступающих от речевого сигнала звуковых ощущений представляет собой их сравнение с приобретенными ранее внутренними акустико-артикуляторными фонетическими эталонами, выступающими в качестве «камертонов», а также последующую / одновременную перекодировку в процесс смыслового восприятия [Зимняя, 1976; Речь ..., 1965; Фант, 1964]. Согласно моторной теории восприятия, формирование перцептивного эталона основывается как на акустических, так и на артикуляторных признаках той или иной языковой единицы. И.А. Бодуэн де Куртенэ ещё в 1910 г. подчёркивал неразрывную связь акустического и артикуляторного аспектов при формировании психического образа фонемы. По мнению лингвиста, фонему составляет именно сочетание кинем (представлений простейших произносительных элементов) и акусм (представления акустических впечатлений) в единое целое, отсюда и метафорическое сравнение фонемы не с отдельной нотой, а с «аккордом», составленным из нескольких элементов [Бодуэн де Куртенэ, 1963б, с. 203].

В современном языкознании признано положение о том, что «каждый носитель языка обладает некоторой внутренней перцептивной системой, которая позволяет ему воспринимать тексты на данном языке» [Порческу, Чугаева, 2009, с. 124] (см. также [Зенкевич, 2003]). По справедливому утверждению Е.Д. Поливанова, представитель каждого данного языка производит привычный для него апперцепционный анализ слышимой им фразы на свои элементарные фонологические представления (фонемы, акцентуационные представления и др., способные дифференцировать слова в данном языке) [Поливанов, 1968, с. 236]. Ключевым в перцептивной фонетике, методологический аппарат которой активно задействует методы моделирования, признаётся понятие перцептивной базы языка. Перцептивная база не поддается реальному наблюдению, она проявляется в речевых актах и признаётся важнейшей структурой в сознании человека, отвечающей за понимание акустико-фонетического сообщения и играющей решающую роль в процессе усвоения языка. Исследователи указывают на опережающее развитие перцептивной базы по сравнению с артикуляционной у

моно- и билингвов. Т.Н. Чугаева отмечает, что преподаватели иностранных языков приходят к аналогичному заключению эмпирическим путём - в практике обучения билингвов, однако «глубокое теоретическое осмысление этого вопроса позволяет многое объяснить в процессе освоения звуковой стороны языка, и, по-видимому, утверждать онтологическую первичность ПБ (перцептивной базы -ЗВЛ) в сравнении с артикуляционной.» [Чугаева, 2009а, с. 133].

Разработка понятия перцептивной базы языка как языковой системы средств восприятия звучания речи и единства «хранящихся в памяти человека эталонов фонетических единиц и правил сравнения с ними» принадлежит З.Н. Джапаридзе [Джапаридзе, 1985, с. 13]. Концепция перцептивных эталонов, определение их инвентаря и правил соотнесения в актах восприятия речи развивается многими исследователями (см. подробное описание в работе [Венцов, Касевич, 2003]). Тем не менее, в научных лингвистических кругах до сих пор нет единого мнения относительно набора и иерархии единиц перцептивной базы языка. В пользу формирования перцептивного эталона фонемы говорят доводы В.И. Галунова, который считает, что фонема (или её контекстуальный вариант) «имеет в восприятии отчётливый психологический эквивалент как единица предлингвистической перекодировки или субъективно-полезного описания исходного речевого сигнала» [Галунов, 1967, с. 13]. Согласно 3.Н. Джапаридзе, следует различать перцептивные эталоны сегментного и супрасегментного уровней звукового строя языка, причём в этом ряду особое место занимает специфический эталон - слог, принадлежащий обоим уровням [Джапаридзе, 1985, с. 37]. На сегментном уровне слогу может соответствовать одна или несколько фонем, а в супрасегментном ряду слог можно определить, с точки зрения перцептивного критерия, как «кратчайшую единицу, которую можно выделить с точки зрения ритма» [Там же. С. 37]. Слог занимает особое положение в перцептивной и артикуляторной системах языка по ряду объективных факторов: значимость слога для восприятия просодических характеристик речи (изменений частоты основного тона и интенсивности) определяется скоростью психических реакций в интервале, равном приблизительно 50 мс (35-60 мс [Алдошина, 2000,

с. 45]); на акустическом уровне за это же время происходит слияние характеристик последовательных звуковых сегментов, что приводит к появлению акустических сегментов размером примерно в слог [Блохина, Потапова, 1977, с. 16]. Это установлено данными экспериментальных исследований В.А. Кожевникова и Л.А. Чистович, направленных на установление размерности перцептивных эталонов [Речь ... , 1965], и подтверждается в ряде других фундаментальных работ [Жинкин, 1958; Касевич, 1983; Потапова, 1997]. В.Е. Абрамов, анализируя специфику восприятия звучащей иностранной речи, исходит из того, что «постоянная логическая память представляет иерархию систем эталонов - звуков, звукосочетаний - и что на уровне смыслового восприятия в качестве эталона для принятия решения о минимальной значимой лингвистической единице выступает слог» [Абрамов, В.Е., 2004б, с. 12]. Следовательно, абсолютно правомерным является признание слога в качестве основного эталона перцептивной (и артикуляторной) базы языка.

В то же время существует мнение, что базовым перцептивным эталоном, обеспечивающим смысловое восприятие, следует считать слово. Так, И.А. Зимняя обоснованно утверждает, что «постоянная словесно-логическая память представляет иерархию систем эталонов - звуков, звукосочетаний и слов, а на уровне смыслового восприятия «в качестве эталона для принятия решения о минимальной значимой лингвистической единице выступает слово» [Зимняя, 1976, с. 25]. Экспериментальные данные Е.В. Ягуновой подтверждают, что основной «оперативной единицей восприятия» является фонетическая словоформа [Ягунова, 2008, с. 159]. При идентификации словоформы большую роль играет частотность и ритмическая структура, поэтому в составе такой словоформы следует различать знаменательную словоформу - ударный слог и клитики - безударные слоги, предшествующие, либо следующих за ударным [Там

127

же. С. 47] . При этом констатируется наличие «фонетической внутриязыковой

127 Е.В. Ягунова в свою очередь реинтерпретирует положение С.А. Крылова [Крылов, 2006] о необходимости выделения особой категории просодических единиц - клитикоидов, которые могут, в одних контекстах, служить субстратом фонологического словесного ударения, в других - быть безударными [Ягунова, 2008а, с. 149].

омонимии словоформ, говорящей о неоднородности множества фонетических словоформ» [Там же. С. 52].

Т.Н. Чугаева полагает, что при восприятии общего фонетического облика крупных языковых единиц «актуализируются «надфонемные коды» (Л.Р. Зиндер), что проявляется в опоре на обобщенные лингвистические признаки целостной единицы. Комплекс перцептивно значимых признаков слова является основанием фонетической классификации слов и предложений» [Чугаева, 2009б, с. 7].

Представляется, что выделение слоговых и словесных (эталонов словоформы) эталонов в качестве базовых в перцептивной базе языка оправдано их тесной взаимозависимостью и взаимообусловленностью в языковой системе и речевой деятельности. Для понимания такой зависимости уместно, используя положение об изохронности процессов речепроизводства и речевосприятия, обратиться к следующим рассуждениям о механизмах речи Н.И. Жинкина: в процессе речи импульс задается целому слову, однако, «ткань» слова расчленена на слоги и упорядочена по определённой схеме. «Динамическая конструкция» слова основывается на соотношении сильных и слабых слоговых позиций. Следовательно, перед произнесением слова необходимо осознать всю его «акцентно-выделительную структуру». Каждый произнесенный элемент представляет собой ингерентную часть слова, а процесс перехода от одной произносительной единицы к другой осуществляется благодаря механизму слогоделения [Жинкин, 1958, с. 240-257]. Аналогичную позицию занимает Э.Э. Мамедов, который, основываясь на данных экспериментального анализа, приходит к выводу, что «слово любого языка ... выступает как речевая единица, ограниченная ... рамками некоей просодической схемы. Эта схема обусловлена действием суперсегментных просодий слога и слова конкретного языка, которые и являются истинным регулятором просодической организации речевых единиц» [Мамедов, 1986, с. 15]. Как утверждает С.В. Дечева, «лексическая артикуляция речи должна рассматриваться наряду с силлабической артикуляцией»; «разница между двумя артикуляциями чисто количественная, а не качественная» [Дечева, 1998, с. 25]. Таким образом, с учётом вышесказанного, исходя из признания

общей функционально-лингвистической основы процессов производства и восприятия речи и с позиций теории внутренней модели В.Н. Сорокина, можно трактовать слог и слово (словоформу) как базовые единицы перцептивной и продуктивной речи, находящиеся в отношениях взаимного определения.

Принимая слог и слово (словоформу) в качестве базовых перцептивных единиц, мы признаём критически важным учитывать множественность и иерархичность эталонов, хранящихся в перцептивной базе языка, сложность их структурной организации и операций соотнесения. Солидаризуемся с мнением Т.Н. Чугаевой о возможности применения вероятностных критериев к описанию перцептивной базы языка (и его звукового строя): а именно выделение ядерных (частотных) и периферийных (нетипичных, редких) характеристик, определяющих «типологическую детерминанту» языка [Чугаева, 2009а]. Вслед за

А.С. Штерн, Т.Н. Чугаевой, Г.В. Порческу и другими исследователями,

128

перцептивная база языка трактуется в настоящей работе расширительно : представляется, что она включает перцептивные единицы (фонемы, слоги, ядерные фонетические типы морфем, слов / словоформ и предложений, эталоны высокочастотных слов, структур предложений и текстов и др.) и алгоритмы их активации. В целом, перцептивная база языка понимается как «иерархическая, вероятностно организованная структура многомерных матриц языковых единиц разных уровней, пронизанных множественными перекрещивающимися перцептивно значимыми лингвистическими признаками» [Чугаева, 2009б, с. 7]. Мы разделяем точку зрения З.Н. Джапаридзе, И.А. Зимней, Г. Фанта, Л.А. Чистович и других исследователей об обобщённом характере и зонной природе перцептивных эталонов [Джапаридзе, 1985; Зимняя, 1961; Речь ..., 1965; Фант, 1964]. Мы принимаем во внимание и факт субъективности восприятия сообщения, которая определяется индивидуальным языковым и когнитивным опытом человека [Вартанян, 1981; Щерба, 1974в].

128 «Следовало бы говорить о наборе эталонов не только на фонетическом (звуки, слоги), но и на других лингвистических уровнях, что связано с проблемой целостности/поэлементности восприятия речи» [Штерн, 1992, с. 207].

Одним из ключевых вопросов, решаемых в перцептивной фонетике, является описание самого процесса формирования перцептивных эталонов родного и неродного языков. В настоящей работе, согласно теории внутренней модели В.Н. Сорокина (см. разд. 2.3.1), принимается следующая стадиальность этого процесса для родного языка: при многократной обработке однотипного звукового сигнала слуховой системой в мозгу слушающего / говорящего формируется его акустический эталон, при этом из сложного звукового пространства мозг выделяет отдельные звуки и группирует их по определённым признакам: по высоте, громкости, длительности, по месту, периодичности повторений и т.п. Формируемый по законам фонетики конкретного языка акустический образ, при условии установления «обратной связи» через выработку механизмов нейромоторной регуляции соответствующих артикуляторных движений (артикуляторных программ), прочно ассоциируется в языковом ментальном пространстве человека с закреплёнными в этом языке значениями и смыслами. Способность кратковременной памяти оперировать одновременно 7 ± 2 единицами (см. разд. 2.3.2) обеспечивает возможность объединения (группировки) нескольких звуковых составляющих в одном акустико-фонетическом образе, что в свою очередь гарантирует высокую скорость и надёжность принятия лингвистических решений мозгом человека. Таким образом, мы считаем, что дискретизация и группирование акустических параметров в речевом сигнале - это два ключевых процесса слуховой обработки акустико-фонетической информации при формировании перцептивных эталонов языка и их активации в процессе восприятия речи. После того, как акустико-фонетический эталон сформирован, слуховая интерпретация поступающего звукового сигнала происходит в зависимости от его соответствия или несоответствия существующему банку перцептивных эталонов. Не имеющие перцептивного аналога звуковые сигналы могут либо отбрасываться как нерелевантные, либо ассоциироваться по принципу подобия (сходства / смежности) с имеющимися эталонами, либо, при условии их повторяемости, группироваться в новые перцептивные акустические эталоны

родного или неродного языков. Множественность и разнородность акустических и артикуляторных признаков, объединяемых нейрослуховой и нейромоторной системами в одну группу, по-видимому, позволяют формировать объёмный перцептивный эталон (акустико-фонетический образ и нейромоторный код) языковых единиц данного языка. Этим может объясняться и скорость обработки речевой информации мозгом человека: если многомерный перцептивный эталон твёрдо зафиксирован в перцептивной базе языка, т. е. установлена комбинаторика его признаков, как на отдельном лингвистическом уровне, так и в уровневой иерархии (фонема-слог-морфема-слово-словосочетание-синтагма-фраза-текст), его опознание может осуществляться по какому-либо одному признаку (акустическому - параметрах длительности / частоты / интенсивности / спектра; нейромоторному -

артикуляторной программе) или даже по отдельному элементу этого признака.

На основании вышеизложенных рассуждений и учитывая тот факт, что речеязыковую деятельность обеспечивают базовые когнитивные и мыслительные механизмы [Голованова, 2011; Краткий словарь ... , 1997; Кубрякова, 2006], можно сделать вывод о том, что при формировании эталонов перцептивной базы языка задействуются общие мыслительные операции сравнения, анализа и синтеза (разъединения и группировки признаков), обобщения и конкретизации, а оперативный доступ к перцептивной базе языка при восприятии звучащей речи обеспечивают общекогнитивные механизмы метонимии и метафоризации (в частности акустико-фонетической метонимии и метафоризации).

Проблема формирования и функционирования перцептивной базы вторичного языка занимает в перцептивной фонетике особое место. На основании сделанных нами выше предположений относительно общекогнитивных механизмов, обеспечивающих становление перцептивной базы родного языка и оперативный доступ к ней при восприятии звучащей речи, мы считаем, что формирование и функционирование перцептивной базы иностранного языка основано на таких когнитивных операциях соотнесения с уже имеющейся базой родного языка, как сравнение и аналогия, анализ и синтез, обобщение и

конкретизация, метафора и метонимия. Представляется, что формируемые у билингвов перцептивные базы родного и иностранного языков значительно объёмнее заданных пределами фонологически значимой вариативности в пределах одного языка, поскольку объединены многочисленными нейролингвистическими связями.

Особенность функционирования перцептивной базы вторичного языка определяется несоответствием структурно-фонетических и функциональных признаков базовых перцептивных эталонов слога и слова (его просодической схемы) в контактных языках, что может приводить к возникновению феномена перцептивной интерференции. Перцептивная интерференция объективируется в искажении восприятия звуковой организации иностранного языка билингвом вследствие расхождения базовых перцептивных эталонов в родном и неродном языках. Изучение случаев неверного соотнесения базовых перцептивных эталонов билингвами представляет собой самостоятельный метод изучения процессов восприятия звукового кода иноязычной речи и является одним из действенных методов межъязыковой девиатологии (см. разд. 2.1.3). Так, например, В.Е. Абрамов, исследуя стратегии восприятия речи монолингвами и билингвами, приходит к заключению, что билингвы воспринимают речевое звучание фонемы, подвергая его бинарному, компаративному анализу, сравнению с нормативными перцептивными эталонами изучаемого иностранного и родного языков [Абрамов, В.Е., 2004а, с. 128-129]. Т.Н. Чугаева уделяет также особое внимание проблеме существования вариантов перцептивной базы языка носителя и неносителя, динамике их развития, определению количественных и качественных критериев для их соотнесения и разграничения [Чугаева, 2007]. Тем не менее, следует говорить о наличии «общих» зон восприятия речи носителями и неносителями языка, основанных на относительном сходстве акустико-фонетических характеристик перцептивных эталонов языка [Абрамов, В.Е., 2004а, с. 126].

2.4. Развитие стратегий восприятия речи с признаками иноязычного

акцента

2.4.1. Значимость и принципиальная возможность развития адаптивных стратегий восприятия в ситуации контакта на языке-посреднике

Поскольку иноязычная акцентная вариативность становится атрибутом межкультурного общения в современных условиях речевого взаимодействия на неродном для коммуникантов языке, исследователи отмечают повышение значимости фонетического аспекта речи для коммуникации [Мипго е1 а1., 2006, р. 68]. Несмотря на простоту и очевидность данного суждения, его интерпретация может кардинально варьировать и иметь различные последствия для выработки методических концепций и практики обучения иностранному языку. С одной стороны, вышеуказанный тезис истолковывается консервативно как призыв к сохранению ориентации на идеальную произносительную норму при отработке навыков производства и восприятия речи, с другой - трактуется как игнорирование необходимости совершенного овладения фонетической формой языка и сведение цели обучения к выработке базовых фонетических черт, необходимых и достаточных для эффективной коммуникации (см. разд. 1.1.1. о концепции «фонологического ядра»). Оба подхода, на наш взгляд, требуют тщательного пересмотра, поскольку не могут считаться действенными в сложившихся условиях повсеместного использования английского языка как посредника в межкультурной коммуникации. Вследствие подачи знаний о системе неродного языка «на фоне только одной нормы» (дидактической нормы изучаемого языка) в условиях учебного билингвизма [Багана, Хапилина, 2010, с. 128], оказавшись в реальной иноязычной языковой среде, билингв неизбежно попадает в ситуацию, требующую адаптивных стратегий восприятия, формирование которых не входило в рамки языковой подготовки. В случае же

опоры на методику обучения фонетике иностранного языка в парадигме «английский как лингва франка» обедняются фонетические средства языка, а значит - ограничивается спектр передачи информации не только на уровне языковой семантики, но и на уровне модальных и эмоциональных значений.

В этой связи представляется целесообразным совершенствовать существующие методики подготовки специалистов-коммуникантов, которые могли бы способствовать полноценному формированию вторичной языковой личности, развивать продуктивную и перцептивную языковые компетенции. Безусловно, нормы в области развития продуктивных навыков должны быть ориентированы на нормоустанавливающие варианты английского языка внутреннего круга. Изменения, на наш взгляд, должны затрагивать область развития рецептивных навыков английского языка. В частности необходим учёт факторов, связанных с изменением возможных форматов коммуникативных ситуаций в современном мире, а именно функционированием 1) нормативных вариантов английского языка в коммуникативных ситуациях с участием генетических носителей и 2) региональных (территориальных) вариантов английского языка в коммуникативных ситуациях с участием его функциональных носителей. В частности, если в отношении обучения восприятию на слух нормативной иноязычной речи приемлема традиционно формулируемая лингводидактическая цель - облегчение процесса «перехода от относительной «глухоты» к адекватному слуховому восприятию языка» [Хорошилова, 2009, с. 5], то одной из ключевых задач обучения восприятию иноязычной речи неносителей становится расширение перцептивной базы языка и развитие гибких стратегий перцептивной фонологической адаптации через выработку механизма «подстройки» (в терминах Е.В. Ягуновой [Ягуновой,

129

2008а]), или, в нашей формулировке, «акустико-фонетической синхронизации» .

Развитие перцептивной базы заключается в формировании новых перцептивных эталонов лексических (передача реалий родного языка средствами

129 Согласно теории информации синхронизация имеет место при взаимодействии параллельно протекающих процессов, при этом стадии этих процессов совершаются либо в определённом порядке, либо одновременно.

иностранного, фразеологизмов и т. д.) и грамматических единиц, характерных для речеязыкового употребления билингвов - носителей других языков (осознанных и неосознанных признаков их национальной идентичности), и правил сличения с ними. При развитии навыков непосредственного восприятия звучащей речи, на наш взгляд, следует разграничивать два уровня синхронизации как когнитивного механизма, обеспечивающего процесс обработки акустико-фонетической информации: 1) подстройку фонетико-акустических сигналов говорящего и слушающего, т. е. приведение их в соответствие через операцию соотнесения; 2) синхронизацию фонетико-акустического образа и понятия (на более высоком уровне - концепта). В специфических условиях восприятия акцентно-модифицированной речи, обладающей существенными признаками вариативности, на первом уровне синхронизации для выполнения операции соотнесения дополнительно подключается когнитивный механизм фокусировки (или «точной настройки»); второй этап при этом остаётся неизменным. Несформированность когнитивного механизма фокусировки может приводить к затруднению адекватного понимания речевого сообщения, выражающемуся в задержке обработки или частичной потере воспринимаемой информации, а, в своей крайней форме, проявляться в тотальных коммуникативных сбоях.

В этой связи возникает вопрос о принципиальной возможности развития гибких стратегий восприятия речи неносителей, характеризующейся признаками значительной фонетической вариативности. Мы полагаем, что теоретически такая возможность может быть обоснована с точки зрения формирования некоторого общего фонетического кода и единого фонетического пространства (лингвофоносферы) в сознании генетических и функциональных носителей данного языка. Оперируя категориями семиотического пространства и его составляющей - звукового пространства языка (см. разд. 2.2.1 относительно трактовки понятий «семиосфера» Ю.М. Лотмана и «лингвофоносфера» С.С. Шляховой), можно предположить, что семиотическое пространство языка и в частности его фонокомпонент представляют собой условие

существования его вариантов и разновидностей и, в определённом отношении, не только предшествует их формированию, но и постоянно взаимодействует с ними.

Положительное влияние общности фонокомпонента семиотического пространства языка на эффективность коммуникации между различными категориями его носителей дополняется также внутренними свойствами этого пространства. Признавая, вслед за Ю.М. Лотманом, что «язык есть функция, сгусток семиотического пространства, и границы между ними, столь четкие в грамматическом самоописании языка, в семиотической реальности представляются размытыми и полными переходных форм» [Лотман, 2000, с. 250], мы выделяем многоканальность семиотического пространства, то есть функциональное взаимодействие совокупности различных семиотических кодов, в качестве его ключевого свойства. Поскольку «вне семиосферы нет ни коммуникации, ни языка» [Там же. С. 250], многоканальность можно интерпретировать также как свойство коммуникации, трактуемое как интермодальность или мультимодальность коммуникации [Mittelberg, 2006]. В отношении восприятия речи феномен мультимодальности, в частности описан как

1 ^П

эффект Мак-Гурка [McGurk, MacDonald, 1976]. Установлено, что восприятие речи вовлекает передачу информацию сразу из нескольких органов чувств (слуха и зрения), причём человек может переключаться с одного канала на другой или задействовать их одновременно. Примечательно, что при одновременном предъявлении в эксперименте противоречащих друг другу слуховых и зрительных стимулов допустимо устойчивое восприятие звуковых последовательностей, отсутствующих в исходных стимулах разной модальности [Ibid.]. Существует также возможность моделирования одной модальности через другую: например, через передачу тактильных ощущений (вибрация разной степени по спине) можно передать форму объекта, что основано на целостности воспринимаемых образов (или их гештальтности) (см. о целостности воспринимаемых образов [Петухов,

130 Явление аудиовизуальной интеграции существует на уровне слогов, а не на уровне речи в целом [Куликов, Д.К., 2012, с. 146].

1987]). В этой связи, представляется, что многоканальность восприятия в речевой коммуникации, допустимость переключения каналов разной модальности, а также опора на признаки целостности воспринимаемых акустико-фонетических образов являются дополнительными факторами, которые обеспечивают принципиальную возможность перцептивной адаптации131 к акцентным акустико-фонетическим модификациям в речи и способствуют расширению перцептивной базы языка.

Таким образом, можно заключить, что существующая de facto узуальная вариативность (см. разд. 1.3) в способах акустико-фонетической (включая просодическую) реализации смыслового сообщения в английской речи поздних билингвов - носителей восточноазиатских языков - требует лингводидактического осмысления в плане выработки действенных методик, направленных на развитие гибких стратегий восприятия через расширение спектра перцептивных фонетико-фонологических моделей в перцептивной базе специалистов-коммуникантов и выработку правил доступа к ним, иначе говоря -через совершенствование фонетико-фонологической (в частности перцептивной) компетенции (см. разд. 2.1.4). Базовым в работе мы принимаем следующее положение: формирование относительно устойчивых фонетико-фонологических эталонов (схем, фреймов, сценариев) восприятия позволяет включить узнаваемую информацию в адаптивную систему коммуникантов, которая складывается в результате выработки комплекса когнитивных механизмов (специфических и универсальных операций когнитивного вычисления) и их сопряжения с блоком обработки акустико-фонетической информации. Развитая адаптивная фонетико-перцептивная система повышает степень автоматизма обработки принимаемого сообщения слушающим на начальной стадии восприятия речи - фазе фонетико-фонологической интерпретации, что способствует увеличению скорости понимания смысла, даже в условиях восприятия искаженного речевого сигнала.

131 См. об общих адаптивных механизмах [Механизмы деятельности

1988, с. 465].

2.4.2. Проблема акцентной фонетической вариативности в контексте устного перевода английской речи функциональных носителей языка

Описанный ранее формат контекстов англоязычной коммуникации в современном мире, в которых преимущественно участвуют люди, не являющиеся генетическими носителями английского языка, требует особого рассмотрения в отношении ситуаций устного перевода. В данном разделе исследуется проблема восприятия речи с признаками иноязычного акцента, подчёркивается значимость использования новых адаптивных стратегий в условиях устного перевода.

Поскольку цель перевода заключается в максимально точной передаче смыслового и прагматического содержания первичного текста средствами второго языка, профессиональный перевод должен осуществляться носителями языка или людьми, которые владеют языком в степени близкой к уровню носителя и которые могут различить тончайшие культурные и языковые оттенки значений и общего смысла сообщения. Тем не менее, практика перевода показывает, что достижение полной эквивалентности исходного и переводного текстов невозможно. Переводоведы традиционно признавали неизбежность частичных модификаций во вторичном тексте, вызываемых «различиями между двумя языками, между двумя культурами и двумя коммуникативными ситуациями» [Швейцер, 1988, с. 75]. Особая ситуация возникает при переводе сообщения на слух, где степень отклонения от текста оригинала определяется, кроме вышеуказанных факторов, такими когнитивными психолингвистическими параметрами, как точность и скорость слухового восприятия речи, а также степень адекватности извлечения акустической информации из речевого сигнала переводчиком для последующего кодирования смысла исходного сообщения фонетико-фонологическими средствами второго языка.

Сама способность переводчика преобразовывать слышимую звучащую речь в соответствующую осмысленную звуковую форму другого языка считается одним

из наиболее сложных видов когнитивной деятельности. Особенность протекания когнитивных процессов в условиях устного последовательного конференц-перевода и, особенно, синхронного перевода определяется жестким ограничением по времени принятия переводческого решения. Г.В. Чернов отмечает, что процессы слушания и говорения в условиях синхронного перевода осуществляются с некоторым сдвигом, который может варьировать «от нескольких сотен миллисекунд до 4-5 сек» [Чернов, 2013, с. 38], при этом возможность абсолютной синхронности перевода исключается в силу особенностей строения и функционирования головного мозга, физиологических процессов, протекающих в сенсорной и центральной нервной системе, с учётом времени, необходимого для прохождения импульса по нейрону, а также для реакций, идущих в мембранных структурах нейронных окончаний [Там же]. В такой переводческой ситуации невозможно промежуточное обращение к специальной справочной литературе, поэтому оперативное извлечение информации из речевого сообщения оратора происходит исключительно с опорой на прецедентный опыт слухового квантования переводчика, на приобретенные им ранее языковые и переводческие навыки, а также фоновые знания [Виссон, 2007; Чернов, 1978, 1987, 2013; McAllister, 2000; Pochhacker, 2015]. Психолингвистические аспекты синхронного перевода, включая фазы обработки акустико-фонетической информации, рассматриваются в работах [Зимняя, 1978; Чернов, 1978, 2013; Ширяев, 1979; Chernov, 2004; Gerver, 1975; Gile, 1995; Pochhacker, 2015; Setton, 1999]. Г.В. Чернов, ссылаясь на мнение Д. Гервера, отмечает, что качество входящего акустико-фонетического сигнала, равно как и степень контекстной сложности исходного сообщения, могут отрицательно сказываться на результате перевода, поскольку внимание переводчика может, в значительной степени, фокусироваться на декодировании и кодировании [Чернов, 1978, с. 22].

Б. Мозер предлагает многоуровневую когнитивную вероятностно-прогностическую модель механизма синхронного перевода, которую можно представить следующим образом [Moser, 1978, p. 353-368] (рис. 11).

НАЧАЛО

ИЯ-ВХОД

АКУСТИЧЕСКИМ

СИГНАЛ

СЛУХОВАЯ РЕЦЕПТОРНАЯ СИСТЕМА 4 ОБНАРУЖЕНИЕ ОСОБЕННОСТИ

_(обработка информации) 4_

КРАТКОВРЕМЕННАЯ БУФЕРНАЯ ПАМЯТЬ 4

ФОНОЛОГИЧЕСКИЕ ПРАВИЛА

4

ОЖИДАНИЕ

СЛЕДУЮЩЕЙ

ЕДИНИЦЫ