Западная Грузия в составе Российской империи: трансформация традиционных институтов: первая половина XIX в. тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.03, кандидат исторических наук Рыбаков, Антон Львович

• Рыбаков, Антон Львович
• кандидат исторических наук
• 2009

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Рыбаков, Антон Львович

Введение.

Глава I. Основные этапы генезиса и развития традиционных административно-политических и социальных институтов Грузии.

§ 1. Биоландшафт и организация политического пространства в Грузии. Этапы политической истории и их отражение на историко-географической карте.

§ 2. Политические, социальные и этнопсихологические параметры трансформации политической системы и традиционных институтов Грузии в X—XVII вв.

§ 3. Политическая ситуация в Западной Грузии в конце XVII в. — начале Х1Хв.

Глава II. Динамика и факторы трансформации традиционных административно-политических и правовых институтов Западной Грузии в имперском контексте.

§ 1. Административно-политические институты Западной Грузии в рамках системы косвенного управления.

§ 2. Институты традиционной власти в условиях их жесткого «вписывания» в имперский административно-политический контекст.

§ 3. Трансформация/модернизация традиционных институтов власти: инициатива «снизу» и концепция местной элиты.

§ 4. Победа концепции централизма и генеральная реорганизация политико-административного ландшафта в Западной Грузии.

Глава III. Западногрузинские элиты: смена культурно-политических ориентиров и каналы интеграции в российское имперское пространство. 1. Сефевиды, Османы, Российская империя: парадигмы взаимоотношений с местными элитами и Грузия.

§ 2. Эволюция института владетельской власти и проблема интеграции владетелей в политико-административную структуру империи.

§ 3. Модели отношений имперской администрации и грузинской элиты.

Глава IV. От «присутствия в мире» — в «область кесаря». Грузинская церковь в российском имперском контексте.

§ 1. Особенности развития и характерные черты жизни Грузинской церкви до присоединения Грузии к России.

§ 2. Грузинская церковь и политика российских властей: проблема статуса и структур ы.

§ 3. Трансформация Грузинской церкви как традиционного социального института.

§ 4. Изменение литургических традиций и «освоение» имперской церковью наследия Грузинской церкви.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Западная Грузия в составе Российской империи: трансформация традиционных институтов: первая половина XIX в.»

В последние полтора-два десятилетия Кавказ и его история привлекают все больший интерес отечественных исследователей. Однако нельзя не заметить очевидную закономерность: в большинстве случаев объектом их изучения становятся общества Северного Кавказа, гораздо реже Закавказье и совсем редко Грузия. При этом число в полном смысле специалистов в данной области, давно и профессионально занимающихся кавказской проблематикой, владеющих соответствующими'языками, ограничивается узким кругом имен: В.О: Бобровников, Д.Л. Ватейшвили, В.А. Георгиев, В.В. Дегоев, Н.Ю. Силаев, Л.Т. Соловьева, Г.В. Цулая инекоторые другие.

У такого положения есть свои веские причины. С переносом в советское время кавказоведческих центров.в столицы соответствующих союзных и автономных республик Закавказья и Северного Кавказа, равно как и Средней Азии, изучение истории и культуры-народов этих регионов как востоковедных дисциплин в Москве и Ленинграде фактически прекратилось. Кавказ и Средняя Азия, в отличие от стран так называемого зарубежного Востока, изучались на региональном уровне, и во многих случаях эти штудии не выходили за рамки краеведения, что, безусловно, сказалось на качестве значительной части создававшихся в то г период работ.

К счастью, грузинской школы востоковедения и кавказоведения, уже к началу XX в. имевшей богатые традиции, это не коснулось, и в советский период она переживает настоящий подъем. Однако Московский и Ленинградский университеты, где зарождались эти, традиции и получили известность будущие грузинские мэтры каргвелологии - впрочем, как и российское востоковедение в целом,— в^не-малой степени обеднели после того, как центр картвелологических (и не только) исследований, переместился из российских столиц в Тбилиси. Традиции, изучения не только Грузии, но и других регионов Кавказа, заложенные в середине XIX в. такими известными картвелологами и кавказоведами, как М.Ф. Броссе (1802—1880), Д.И. Чубинашвили (Чубинов) (1814—1891), A.A. Цагарели (1844—1929), Н.Я. Марр (1864—1934), Э.С. Такаишвили (1862—1953 гг.), И.А. Джавахишвили (Джавахов) (1876—1940), Н.Л. Бероев (1799—1872), Л.З. Будагов (1812—1878) и другими1, учившимися, а затем преподававшими на Восточном факультете Санкт-Петербургского университета, к большому сожалению, так и не получили продол

1 Харатиишили Г.С. Грузины - профессора и преподаватели Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета. СПб., 2005. жения в советской, а затем и в современной российской востоковедной науке. Последствия этого испытывает на себе не только пытающееся сегодня возродиться российское кавказоведение, но и другие востоковедные дисциплины - арабистика, иранистика, византинистика, что выражается в недостатке источников по тем или иным периодам истории арабских стран, Ирана и Византии, лакунами, многие из которых могли бы быть заполнены благодаря привлечению грузинских материалов, множества источников, сохранившихся только в грузинских версиях.

Однако для нас важно то, что сама история Грузии, в отсутствие соответствующей научной школы, для российской историографии давно является белым пятном и до сих пор не получила более или менее систематического изложения на русском языке. Поэтому даже такой близкий период, как XIX в. в грузинской истории остается мало изученным отечественными специалистами, что, к сожалению, становится почвой для необъективных и часто поверхностных оценок происходивших в то время в Грузии событий.

Научная актуальность темы диссертации заключается в том, что ее разработка с привлечением значительного корпуса не только российских, но и грузино-язычных источников различных периодов дает возможность в динамике^проследить процесс трансформации «несущих» традиционных институтов грузинского общества, то, как эти изменения воспринимались представителями различных страт социума, не замыкаясь лишь в рамках российского периода.

Изучение проблемы традиционных институтов Грузии на примере одного из ее регионов (Западной Грузии) являет собой актуальную научную задачу еще и потому, что дает возможность понять глубинные причины, характер и сущность процессов, которые происходят в этой стране сегодня и многие из которых имеют вполне конкретные исторические предпосылки. Кроме того, актуальность вынесенной в заголовок диссертации темы в значительной степени обусловлена также тем, что ее раскрытие позволяет по-новому взглянуть на развитие самой Российской империи, ее восточной политики и целый спектр внутриполитических проблем, в том числе на религиозную политику в центре и на национальных окраинах.

Исследование охватывает исторический период в полстолетия. Нижняя хронологическая планка (1801 г.) обусловлена присоединением к Российской империи сначала Картли-Кахетинского царства (1801 г.), а затем Мегрельского княжества (1803 г.), Имеретинского царства (1804 г.), Абхазского (1810 г.) и Гурийского (1804/1811 гг.) княжеств, т.е. Западной Грузии. Местные традиционные институты и составляют главный объект нашего изучения, что обусловлено тем обстоятельством, что большинство из вышеназванных политических единиц Западной Грузии в тот или иной период существовали в рамках так называемой системы косвенного управления, в отличие от Восточной Грузии, где с 1801 г. были учреждены органы имперской администрации. Это имело непосредственное влияние на темпы и результаты процесса трансформации традиционных институтов, определявшегося во многом степенью влияния.имперского контекста. Однако, дабы показать процесс трансформации в динамике, в более широкой исторической ретроспективе, а не изолированно, в рамках только XIX в., мы,посчитали нужным проследить развитие основных политических и социальных институтов* Грузии в предыдущие периоды ее истории, что повлияло на структуру диссертационного исследования.

Мотивов для выбора начала второй половины XIX в. в качестве верхней хронологической планки было несколько. Во-первых, в конце 50-х — начале 60-х гг. XIX в. заканчивается период автономного существования, двух крупных запад-ногрузинских княжеств, пользовавшихся этим статусом, - Мегрельского (фактических 1857 г., формально - 1867 г.) и Абхазского (1864 г.), а значит, сворачивается и система косвенного управления как одна из моделей управления кавказскими владениями Российской'империи. С этого времени, уже все.западногрузинские земли становятся частью российской губернской административной-системы, что, в свою очередь, делает деление Грузии-при рассмотрении протекавших здесь процессов на восточную и западную части еще более условным и с исторической точки зрения неоправданным. Во-вторых, в Грузии именно во второй-половине XIX в. начинают развиваться капиталистические отношения; формируется национальная интеллигенция, активизируется общественная.мысль, традиционные институты утрачивают свое значение — все это требует отдельного осмысления и изучения;

Итак, в центре внимания данной диссертационной работы — совокупность проблем, связанных с развитием традиционных политических, социальных и религиозных институтов Западной Грузии, их трансформацией после присоединения, к России западногрузинских земель и реакцией на этот процесс самого социума.

Комплексный анализ различных аспектов трансформации традиционных институтов Западной Грузии на различных этапах, предпринятый в данной работе, вызвал необходимость постановки и решения^следующих задач:

• определить основные направления и факторы развития политических, социальных и религиозных институтов Грузии, их состояние к концу XVIII - началу XIX в.;

• проследить пути и этапы трансформации такого важного для Западной Грузии политического института, как владетельная власть;

• показать соотношение традиционного и нового, российского в административных институтах, создававшихся имперскими властями на тех территориях Западной Грузии, на которые непосредственно распространялось действие российской администрации (Имерети, затем Гурия);

• проанализировать мотивы разработки проектов реорганизации традиционной политической и социальной систем западногрузинских княжеств, формы их реализации самими представителями традиционной администрации;

• ' определить роль местных элит в процессе трансформации традиционных институтов;

• выявить особенности внешнеполитической ориентации отдельных групп местной элиты с учетом специфики различных регионов Западной Грузии;

• изучить политику имперских властей и способы инкорпорации представителей западногрузинских элит в благородное сословие Российской империи, реакцию самих представителей грузинской аристократии на эту политику;

• рассмотреть планы имперских властей по трансформации местного политического- и социального ландшафта и их связь с процессами, происходившими в самой России;

• исследовать специфику политических и социальных функций Грузинской православной церкви, ее статуса в, Грузии и христианском мире, экономические основы функционирования церкви как института, традиционные модели ее отношений с государством и светской элитой;

• проанализировать, причины и этапы, перехода Грузинской православной церкви от традиционной модели «присутствиям мире» к специфически российской парадигме церкви как части «области кесаря» и вызванные этим изменения ее социальных и политических функций, а также оценить долгосрочные последствия этого в масштабах всего грузинского общества.

Конечно, диссертация не претендует на полный охват всех относящихся к исследуемой проблематике смежных сюжетов и сопредельных тем. Ряд затронутых в работе проблем требует более детальной проработки. Например, в отдельной главе могла бы быть рассмотрена такая, бесспорно, важная тема, как система образования, светского и духовного, з ее традиционном и российском виде, ее влияние на формирование новой генерации местной элиты и национальной интеллигенции.

Известно, к примеру, сколько исторических деятелей вышло из стен Тифлисской духовной семинарии и Горийского духовного училища. Однако рассмотрение данной проблемы потребовало бы, во-первых, выхода за пределы второй половины XIX в. и рассмотрения всего имперского периода истории Грузии вплоть до февральской революции 1917 г. Во-вторых, для решения такого рода задачи необходима обработка значительного корпуса как грузинских, так и российских источников, что никак не удалось бы вместить в рамки и без того объемной работы.

В том, что касается церковного вопроса, совершенно особым сюжетом является миссионерская политика имперских властей в горах Кавказа, проводившаяся, особенно на первом этапе, с помощью грузинского духовенства. Однако эта проблема тоже имеет свою историю, выходящую далеко за пределы первой половины XIX в., и свой богатейший круг источников, который еще только ждет своего внимательного исследователя.

Существует ряд проблем и аспектов, которые также могут быть отчасти отнесены к рассматриваемой теме, но которые тем не менее не нашли полноформатного отражения в настоящей работе. Это военная и дипломатическая история присоединения западногрузинских земель к Российской империи, которая была практически исчерпывающее воспроизведена как в дореволюционной российской, так и в советской историографии (см. ниже историографический обзор). В связи с этим данных вопросов мы, дабы не повторяться, касаемся лишь эпизодически.

Кроме того, мы сознательно обходим так называемый крестьянский вопрос в Закавказье, хотя он и относится к числу важных аспектов проблемы трансформации традиционных социальных институтов. Причин этому несколько. Во-первых, решение этого вопроса относится уже к середине 60-х — началу 70-х гг. XIX в., когда имперские власти переносят крестьянскую реформу и на грузинскую почву. Во-вторых, в силу особой практической значимости данной проблемы она была детально исследована применительно к отдельным регионам Западной Грузии с учетом местных особенностей рядом дореволюционных российских исследователей в период до, во время и после самой реформы. Стоит назвать лишь два объемных

2 3 труда С.Л. Авалиани и С.А. Егиазарова . В советской историографии проблематика традиционных социальных институтов Абхазии была великолепно разработана известным абхазским историком, членом-корреспондентом АН Грузии Г.А. Дзид

2 Авалиани С.Л. Крестьянский вопрос в Закавказье. Т. 1—3. Одесса, 1912—1914.

3 Егиазаров С.А. Исследования по истории учреждений в Закавказье. Казань, 1889. зария4, а пореформенный период трансформации социальных отношений в Абхазии стал объектом исследования В.Д. Авидзба5 и известного советского кавказоведа A.B. Фадеева6. В этой сфере объектом нашего исследования стал наименее изученный аспект — проблема социально-политического положения западногрузин-ских элит и их инкорпорации в общеимперское правовое и социальное пространство в первой половине XIX в.

Текст диссертации организован в соответствии с проблемно-хронологическим принципом, который позволяет рассмотреть в логическом единстве и динамике развитие традиционных политических, социальных и религиозных институтов Западной Грузии и который предполагает объединение тезисов, констатации, аргументов и иллюстрирующего материала.

Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения; библиографического списка источников и литературы.

Заключение диссертации по теме «Всеобщая история (соответствующего периода)», Рыбаков, Антон Львович

Заключение

Развитие грузинских политических, социальных и религиозных институтов представляло собой такой же продолжительный процесс, как и сама история. Это то, что американский писатель Майкл Каннингем назвал «неторопливой эволюцией», которая продолжается ровно столько, сколько существует само общество. Мы отметили, сколь важную роль в становлении этих институтов играл фактор биоландшафта, который в немалой степени организовывал политическое пространство Грузии. Однако если до XIII—XIV вв. эта эволюция носила отпечаток прогресса - от простых форм к более сложным, и эффективным, то после этого рубежа данный, процесс приобретает явно драматический характер. Фрагментация политической структуры - одна из основных его характеристик в этот период. Под воздействием целого- комплекса внешних и внутренних факторов система власти входит в полосу тяжелейшего кризиса, в результате которого политическое пространство распадается на ряд фрагментов - новых политических единиц, которые сразу же приходят в состояние конфронтации- друг с другом; продойдеюьщеасжбйшв® и^шшхжщщщ. насколько^ серьезно перипетии политической истории могут влиять на общественное сознание, даже формировать его. На какое-то время «многие Грузии» возникают не только на историко-географической карте, но» и в сознании грузин, когда они' ограничивают свое понятие Отечества-мамули» кто чем - собственным хозяйством, сатавадо, самтавро и т.д. Изменение восприятия и отношения к историческому пространству влечет сущностную метонимию практически всех общественно-политических институтов-Грузии; функции и значение которых оказываются ограниченными узкими пределами «одной из Грузий».

Замкнутость в себе - одна из немаловажных причин того, что происходило с данными институтами в период XVI—XVIII вв. Пожалуй, единственным универсализирующим началом для грузинского социума в это время'остается церковь, или точнее, экклесия. Именно она, как показала история, так и не дала административно-политической дезинтеграции окончательно перейти в ментальную и даже этническую и смогла зацементировать эту глубокую трещину. В том, что при благоприятных обстоятельствах «многие Грузии» в XIX в. смогли почти безболезненно объединиться, для.чего только политической воли было бы мало, являлось не в последнюю очередь заслугой Грузинской православной церкви. При этом она тоже переживала один из тяжелейших периодов своей истории, что не лучшим образом сказалось на ней самой, в ряде случаев привело к радикализации ее отношения к некоторым вопросам и «упрощению» церковной жизни.

Необходимо отметить, что не только церковь, но и светская элита пыталась найти выход из создавшегося положения и преодолеть фрагментацию, которая когда-то, возможно, помогла грузинам выжить физически. Во второй половине XVIII в. вопрос стоял достаточно жестко — или, говоря современным языком, превращение в реликтовый этнос, все силы которого тратятся только на физическое выживание1, или попытка преодоления интеллектуальной и культурной изоляции и прорыва во внешний мир. Для мыслящих представителей грузинской элиты того времени, а все-таки именно элита определила пути дальнейшего развития Грузии, изоляция^ являлась очевидным фактом. Иран, с которым грузины не толь ко враждовали, но и из достижений культуры которого в свое время немало черпали, делая эти заимствования органической частью своего собственного наследия, сильно изменился за истекшие столетия. Усиление тюркского элемента в Иране привело к утрате этой страной и культурой многих черт, которые традиционно ценили в Грузии. Османская'империя - государство, созданное тюрками на обломках главного союзника Грузии - Византийской империи, самой грузинской элитой по большому счету не воспринималось как носитель какой-либо культуры, на которую можно было бы ориентироваться, в том числе в политической сфере. Здесь .нелишне сказать об этноменталитете как факторе истории: немалое число народов, оказавшихся в схожих обстоятельствах, выбирали первый'путь, дававший возможность физического выживания: Для-грузин, как представляется, этот вариант «инерционного существования» был все-таки малоприемлем, что и показало дальнейшее развитие событий.

Если отбросить конъюнктуру и современное политизированное звучание этой проблемы, придется*констатировать, что «европейская» ориентация Грузии, в культуре и политике, имеет свою историю. Для этого достаточно вспомнить хотя бы, события распада вероучительного единства между Грузинской- и Армянской церквами, когда выбор в пользу диофизитства означал и выбор в пользу отношений с Византией, которая для Трузии была Западом, а переход в лагерь монофизигов, что, например, сделали армяне, означал попадание в орбиту Сасанидского Ирана. В реалиях XVIII в. Западом в представлении значительной части грузинской элиты была Россия. В данных исторических обстоятельствах этот выбор,* по большому счету, был практически безальтернативным и вполне осознанным.

1 Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера земли. М., 2004. С. 117—122.

По нашему мнению, именно потребность в выходе из исторического тупика, в котором оказалась Грузия к концу XVIII в., преодоления замкнутости внутренней жизни, имевшей прямое воздействие на нравственное состояние общества, а не стремление к физическому выживанию определили ориентацию Грузии на Россию. История, как известно, не знает сослагательного наклонения, но все-таки рискнем предположить, что грузинам удалось бы выжить физически даже в условиях давления со стороны Ирана и Османской империи. Если посмотреть внимательнее на события'XVI—XVIII вв., то жертвами резни они становились чаще всего, когда сами пытались освободиться от диктата Османов или Сефевидов и предпринимали какие-то действия для этого. Кроме того, за столетия был накоплен немалый опыт выживания в самых неблагоприятных условиях. Отказавшись от активной борьбы и лавируя, как прежде, между соседями-гигантами, грузины вполне могли бы «пережить» их, как переживали многих. Тем более, как оказалось, ждать пришлось бы не так долго: Иран при Каджарах вступил в полосу затяжного кризиса, Османская империя; как это показал известный отечественный' османист М.С. Мейер, тоже испытывала трудности структурного характера. Но означало бы тогда физическое выживание еще и сохранение картвелоба - всейсовокупностичерт национального характера и традиций,- в отсутствие которых сохранение этнического имени мало что давало?

Это, однако, не означало, что грузинская элита была солидарна, во мнении о том, что только союз с Россией даст грузинам возможность выйти из тупика. Конкуренция взглядов-- важная черта внутренней-жизни грузинского общества. Поэтому и в данном случае у модели,лавирования.при,сохранении-относительной независимости нашлось немало-сторонников. Об обстановке, в которой делался этот исторический для Грузии выбор, красноречиво свидетельствует, например, поэма классика грузинского романтизма князя Николоза Бараташвили «Судьба Грузии» («ЪесИ кагИ/да»). При этом' необходимо отметить, что попытки найти ответ на вопрос о дальнейшей судьбе Грузии предпринимались в первую очередь элитой Восточной- Грузии, значительная! часть этой интеллектуальной работы совершалась именно здесь, поэтому все, что было сказано об устремлениях местной аристократии, правильнее отнести в первую очередь к Картли-Кахети. Не случайно поэтому, что именно Картли-Кахетинское царство, после того как выбор в пользу России был все-таки сделан, первое вступило на этот путь, что во многом предопределило в дальнейшем пророссийскую ориентацию других грузинских земель. Как видно, За

2 Мейер М.С. Османская империя в XVIII веке. Черты структурного кризиса. М., 1991. падная Грузия оказалась в худшем положении, и ее интеллектуальные ресурсы были более ограничены. По крайней мере, здесь не видно следов такого рода исканий, которые предпринимались представителями элиты восточнее Лихского хребта. Влияние османов здесь, особенно в некоторых регионах, сохранялось достаточно долго.

Полагаем, что процессы трансформации традиционных институтов Грузии в XIX в. целесообразно рассматривать не изолированно, а в качестве завершающего этапа этого многовекового процесса эволюции, который в предельно сжатые сроки привел сначала к серьезному изменению их содержания; а в конце концов к почти полному их демонтажу. При этом нам кажется важным учитывать то видение данного процесса, которое существовало у представителей; местной элиты, с одной стороны, и у российских имперских властей - с другой: Несоответствие этих взглядов способно многое объяснить с точки зрения последствий, которые имели; эти процессы для грузинского общества и самой Россиш

Идя на союз с Российской; империей« и« тем; самым? фактически; создавая; ей плацдарм на Кавказе, используя^ который она смоглаподчинить себе почти весь этот регион; грузинская»элита.в«лице немалого числа ее представителей.и, прежде всего; династии Багратиони по инерции рассчитывала на то, что эти отношения-бу-дут строиться так же или примерно так же, как было в случае с Османской империей- и Ираном. После столь резкош реорганизации« политического ландшафта- Восточной) Грузии; в результате которого значительная; часть местной аристократии наверняка.по-иному взглянула на образ России, в Западной Грузии имперское правительство поначалу приняло традиционные правила игры. Для мест ных правителей такая^ модель отношений-с империей; которую мы назвали косвенным управлением, максимально напоминала привычную им; систему вассалитета, предполагавшую сохранение внутренней самостоятельности при условии» выполнения ряда обязательств- по отношению к сюзерену. На определенном этапе, в первой трети-XIX в., это вполне устраивало и Российскую империю. В «период расширения своих владений в Закавказье за счет североазербайджанских ханств, отвоеванных у Ирана, и западногрузинскйх земель, находившихся; под непосредственным; контролем Порты^ и, самое главное, закрепления; на. черноморском; побережье Кавказа Россия; была, готова ¡довольствоваться; клятвами;в-верности; принесенными; местными, правителями;.а также поддержанием ими стабильности в только-что присоединенных к империи владениях.

Однако уже в этот период представители имперской бюрократии намечают первые общие направления той реорганизации, которой должно было быть подвергнуто местное общество в целом и традиционные властные институты в частности. Уже тогда, с их точки зрения, иррациональности и жестокости местной власти противопоставляется рациональность и гуманизм, зачастую воображаемые, российского имперского проекта. Этот этап своеобразного ментального освоения империей местных реалий чрезвычайно важен с точки зрения будущего традиционных институтов. Именно в первой трети XIX в. создается понятийный аппарат и вокабуляр, с помощью которых представители российского чиновничества, эти «деятельные наблюдатели», пытаются «анатомировать» реалии «туземного» социума. Процесс формирования этого понятийного аппарата нельзя рассматривать, однако, вне времени, так. как понятия, которые в него вошли, во многом были частью тех западных концепций'Востока, которые в,тот период получили широкое распространение в России. Все это выходило далеко за пределы теоретических рассуждений и рано или поздно становилось практикой реорганизации местного общества и социоантропологического ландшафта региона в целом. «Имперская, гносеология» становилась необходимым этапом для* перехода к трансформации, или, если так можно это назвать, к управляемой эволюции, традиционных институтов Западной Грузии. За описанием следовала реорганизация.

Как непосредственный итог и вывод этих наблюдений, который, среди прочего, заключался в том, что местную власть, поставленную на службу империи, не стоит оставлять наедине саму с собой/и подданными, в западногрузинских владениях появляется фигура чиновника от короны — сначала, командированного сюда представителя главноуправляющего в Грузии, а затем, с 1810 г. — управляющего Имеретией. На него возлагался не только ряд конкретных задач по контролю за соблюдением интересов империи, но и не менее значимые цивилизаторские функции. Он должен был являться проводником влияния империи на данной территории.

Стоит пояснить, почему, предоставив в начале века западногрузинским княжествам автономию, что предполагало некое сохранение статус-кво на неопределенное время (срок действия «Просительных пунктов» не был ограничен), российские власти тем не менее видели свою задачу в создании-здесь.новой реальности, т.е. трансформации, хотя и с большими оговорками, а не в консервации старого. Полагаем, что причина во многом крылась в отличие Российской империи от тех же ее соперников в регионе — Османской империи и Ирана. Последние, по уже утвердившейся классификации, относились к империям позднесредневекового типа, в то время как Россия стала в полном смысле империей в начале XVIII в. и представляла собой имперское государство новой формации. Вектор ее внутреннего развития, как представляется, был направлен на активное преодоление средневековых порядков и институтов и приближение по уровню своего развития к передовым европейским державам. Движение в этом направлении, импульс которому был задан Петром I, во многом и сделал Россию империей.

Здесь уместно остановиться на таком важном понятии, как «имперская логика». У каждой империи она своя. Она заложена в самой природе данного государства и ее носителем являются все без исключения его правители, и в то же время никто в отдельности. Именно имперской логикой, а не злонамеренностью или добродетелью тех или иных императоров в немалой степени определяются повороты внутренней и внешней политики, в том числе на национальных окраинах. Перипетии грузинской истории XIX в. и в грузинской, и в российской историографии подаются иногда слишком эмоционально, однако если отбросить эти эмоции, появляется возможность по-иному посмотреть на эти события.

Имперская логика России в отношении расширения ее пределов и включения в состав империи большого массива полиэтнического и поликонфессионального населения заключалась в том, что территории, на которых проживало это население, не были заморскими колониями России, а составляли общее с ней географическое пространство. Уже по одной этой причине они не могли существовать параллельно в политическом и культурном отношениях. Таким образом, тенденция к централизации была заложена в российском имперском проекте практически изначально, хотя долгое время значительную конкуренцию ей продолжала составлять концепция регионализма как более гибкая и приспособленная к ряду местных условий. Эта логика предполагала существование лишь одной монархии в центре империи и, как выяснилось, не подразумевала наличия самостоятельного престола православного патриарха на одной из окраин в то время, как в самой-имперской церкви этот институт был упразднен. В Сефевидском или Османском государстве сосуществование монархических престолов как в центре, так и на периферии было вполне возможным при соблюдении определенной процедуры, отнюдь не исключалась и религиозная автономия иноконфессиопальных и иноэтнических субъектов.

В данном контексте более понятной становится судьба монархии в Грузии, как в Картли-Кахетинском, так и Имеретинском царствах, хотя у упразднения царских престолов в этих землях и был целый ряд совершенно конкретных причин и обстоятельств. Та же логика вела имперские власти и к постепенному свертыванию автономии западногрузинских княжеств, хотя для этого должен был быть пройден немалый путь, в результате чего местные институты приблизились бы к той модели, которая бела создана имперскими чиновниками еще в период только военного покорения Кавказа. Имперская логика часто заменяла собой конкретный план управления новыми владениями, которого, действительно, в большинстве случаев у российской администрации просто не было. Грузинская элита наверняка не понимала имперскую логику России по одной причине: понять ее можно было только эмпирическим путем, прочувствовав на себе, сделать это априори-было невозможно. Поэтому вполне понятно, почему грузинские цари и представители аристократии подходили к вопросу союза с Россией исходя из накопленного ими самими опыта взаимоотношений в системе «свой-чужой», который, однако, мало чем мог им помочь в данном случае, так как их контрагентом в этих отношениях были государства иного типа, сформировавшиеся в другую эпоху и в других исторических обстоятельствах.

В соответствии.со своей задачей - максимально кооптировать местное общество в имперское не только административно-политическое, но-и культурное пространство, Россия практически с первых годов,XIX в. предпринимает попытки сначала «корректировки» местных институтов! власти, а затем их плавного демонтажа и поиска для- их представителей из числа местной элиты, места в социально-политической структуре империи.

В течение всего рассматриваемого периода эти предприятия в значительной степени ограничиваются имевшимися в распоряжении России ресурсами. Демонтировав институт царской власти в Имерети и явно не имея желания его восстановить, имперское правительство долгое время пыталось произвести своего рода синтез традиционных и российских институтов власти в рамках одной системы, «вживив» в нее российского чиновника - управляющего Имеретией, и попытавшись заменить им носителя царской власти. Такое «царство без царя», предполагавшее поначалу участие представителей местной элиты в управлении Имеретинской областью, среди прочего, являлось средством компенсировать острый кадровый голод, который испытывала имперская;.администрация на окраинах. Формирование местных кадров, получивших российское образование и прошедших российскую бюрократическую школу, заняло в западногрузинских владениях еще больше времени, чем в Восточной Грузии, и потребовало долгого и трудоемкого процесса юридического оформления инкорпорации местной элиты в благородное сословие России. Милитаризацию российских административных институтов на Кавказе тоже можно считать следствием дефицита квалифицированных управленцев.

За исключением Имерети, судопроизводство, как гражданское, так и уголовное, в Западной Грузии продолжало оставаться одной из наиболее консервативных сфер. В этом - одно из принципиальных отличий от восгочногрузинского опыта. Как это хорошо видно на примере Гурийского княжества, местные судебные институты. по меньшей мере до начала 30-х гг. XIX в. функционировали автономно даже тогда, когда владетелей здесь тоже заменил российский чиновник. Не произошло и рецепции правовых норм из российского законодательства. Имперские судебные инстанции в Мегрелии и Абхазии появляются только в начале второй половины. XIX в. после лишениях этих княжеств автономного статуса. Еще больше времени понадобилось, для того, чтобы местное общество смогло воспринимать российский судебный процесс всерьез и- доверять ему, что, как видно, тоже не далось России без труда.

Важно отметить, что местная1 власть не была только объектом воздействия извне, в данном случае со стороны,Российской империи. В некоторых случаях ее представители, правда, вследствие того же российского влияния; брали инициативу на себя и сами'предпринимали вполне осознанные попытки реорганизации местных политических институтов, стараясь придать этому процессу характер модернизации. Конечно, трудно спорить с теми исследователями; которые в качестве мотивов реформ Давида Дадиани называют желание продлить автономное существование собственного владения, обеспечить, будущее своей семьи на случай упразднения этой автономии и т.д. Однако для нас не менее важен синтез старого и нового, который попытался осуществить владетель Мегрельского княжества, его попытка ухода от архаики и своеобразной вестернизации, пусть зачастую и только внешней. Это можно было бы посчитать лишь отдельным эпизодом, своего рода I уловкой «туземного» правителя, если бы эти преобразования не имели бы своей истории и даже идеологической базы, которая была заложена другим членом владетельного дома - Нико Дадиани» в его «Дастурлама». Здесь нелишне провести смысловую параллель между текстами имперских чиновников и сочинениями представителей местной элиты, в которых говорилось, по сути, об одном и том же.

Полагаем, все, что делал Давид Дадиани и о чем за несколько десятилетий до того писал его родственник, не было слепой подражательностью, а скорее внутренней потребностью немалой части грузинской элиты. Ведь Давид Дадиани являлся одним из первых представителей закавказских правителей новой генерации, к появлению которых имперские власти приложили немало усилий.

Однако, как видно, трансформация системы социальных отношений оказалась делом гораздо более трудным, чем заведение европейских порядков при дворе владетеля и реорганизация, по сути, по российскому образцу системы административно-территориального деления: Возможно далее, Давид Дадиани и не сгавил перед собой такой задачи и стремился именно в этой сфере сохранить статус-кво. Представители местной элиты чем дальше, тем меньше довольствовались отношениями вассалитета с Дадиани, для которых он по-прежнему оставался верховным сюзереном. В сохранении этих отношений они видели для себя* существенное препятствие, преграждавшее им пути реализации за пределами княжества и фактически заставлявшее их замыкаться в узких пределах его административной и социальной системы. Со своей стороны, имперская1 администрация все менее была готова продолжать довольствоваться вассальной^по своей сути зависимостью владетелей Мегрелии от России, возведением ими внутренних рубежей, видя в этом препятствие для экономического и культурно-политического освоениярегиона. В начале второй половины XIX в. такая форма отношений центра и периферии; относительно приемлемая в начале века, воспринималась в, кругах имперской* политической элиты уже как явный анахронизм, который должен был быть устранен.

Как нетрудно заметить, в XIX в. пути развития традиционных институтов грузинского общества, равно как и в предшествовавшие периоды, определялось далеко не только их собственной внутренней логикой, который онитоже, конечно, обладали, но и тем, что мы назвали имперским контекстом, включенным в который оказался весь социум. Однако степень интегрированности тех или иных страт, а также реакция местной элиты на это была различной и определялась несколькими обстоятельствами.

ВV противоположность бывшему Картли-Кахетинскому царству, общество и элита которого фактически одним росчерком пера оказались в совершенно новых обстоятельствах, в западногрузинских владениях это происходило значительно медленнее. Одна из причин — модели управления, которые применялись Россией на востоке и на западе и которые были основаны на двух противоположных концепциях - централизма и регионализма. Немаловажное значение имела также степень влияния извне - Ирана и Османской империи соответственно. В западногрузинских княжествах первыми «вписанными» в имперский контекст оказались сами владетели и узкий круг наиболее влиятельных представителей элиты. Как оказалось впоследствии, они явились своего рода буфером между империей и местным обществом. В какой-то мере в первую очередь на них концентрировался поток влиянии новой имперской политической и социальной культуры, в слабой степени доходя до других страт обществ. Так что вне этого влияния долгое время продолжала оставаться и значительная часть представителей самой местной аристййрягани.те важные для империи функции, которые выполняли для нее в регионе, например, владетели западногрузинеких княжеств, перевешивали значение указанного обстоятельства, негативного, с точки зрения российских чиновников, которые начинают фиксировать наличие такого рода проблемы уже, по меньшей мере, с конца 20-х гг. XIX в. Дело в том, что в течение долгого времени это компенсировалось за счет ресурсов, имевшихся в распоряжении местных правителей и элиты. Традиционная администрация в Западной Грузии, по существу, заменяла целый административный аппарат, использовавшийся для тех же целей российскими властями в других закавказских владениях, в той же Восточной Грузии. Владетели Мегрелии, Абхазии и Гурии не только обеспечивали управление своими владениями и были при этом легитимными источниками.власти в глазах местного населения, но имели в своем распоряжении не менее важный в то время для России ресурс — весьма немалые военные силы. Эти отряды, использовавшиеся как для обороны от нападения-неприятеля> извне, так и в качестве иррегулярной жандармерии, давали империи возможность отвлекать минимальные силы для защиты запад-ногрузинских владений и от османов, йог вторжения с Северо-Западного Кавказа.

По уже с середины 20-х гг. XIX в. имперские власти начинают предъявлять все более жесткие требования к традиционной власти в лице владетелей. К этому времени представителями имперской бюрократической мысли уже вполне сформирован образ идеального «туземного» правителя, просвещенного, гуманного, отца для подданных и слуги императора; и они предпринимают попытки примерить его на конкретную личность, в частности на Левана Дадиани, и гораздо более удачно -на Давида Дадиани. Хотя ни тот, ни другой, по мнению представителей кавказской администрации, так и не смогли полностью изжить образ мыслей, доставшийся им от предков-мтаваров. Сами такого рода попытки России культивировать новый тип «азиатского» правителя примечательны, поскольку еще раз подчеркивают, что империя не была готова играть роль только получателя доставшегося ей по воле судьбы наследства, но стремилась освоить его и сделать по-настоящему своим.

В этот период уже не только военного освоения Кавказа, и особенно после восстания в крупнейшей национальной автономии России - Царстве Польском в 1830 г., консервация социально-политических устоев в таких автономных владениях, как Мегрелия и Абхазия, их закрытость от российского влияния имперской администрацией рассматривается как серьезная проблема, особенно на фоне Имерети и Гурии, где со временем и немалыми усилиями удается переломить поначалу значительную резистентность местной элиты.

Таким образом, практически все процессы, которые тем или иным образом влияли на изменение функций и статуса местных элит в Закавказье и в Западной Грузии в частности как по отношению к имперским властям, так и внутри социума, зависели от аналогичных процессов на других национальных окраинах России, а также от того, на каком этапе развития находился сам российский имперский проект. Чем дальше, тем ощутимее становилось влияние этого фактора.

В начале второй половины XIX в. Российская империя начинает движение по пути социально-экономической модернизации, завершается почти полувековая война на Северном Кавказе. В совокупности это становится причиной того, что многие функции элиты в Западной Грузии и, прежде всего, владетелей в системе косвенного управления утрачивают свою значимость для имперской администрации и постепенно выносятся за скобки, что приводит к серьезной трансформации статуса и самой природы власти западногрузинских мтаваров. Вполне понятно, почему, лишенные прежних функций, для российских чиновников они все больше становятся похожими на обычных российских помещиков, которые, однако, пользуются особыми привилегиями и владения которых обладают статусом отнюдь не поместий, а автономных политических единиц. Архаичность - вот доминирующая категория, которая используется представителями российских правительственных кругов для характеристики местных традиций власти и социально-политической структуры, а время сохранения архаики, подчеркивают они, прошло, тем более ее консервации. Империя сама пытается избавиться от феодальных институтов (другой вопрос - насколько ей это удается), и у нее нет желания сохранять их даже на своих восточных окраинах.

Полагаем, что это не было только некой ментальной конструкцией, существовавшей в воображении российских чиновников' и вербализованной в их текстах.

Представители имперской бюрократии не всегда создавали воображаемую реальность, часто они лишь «достраивали» ее в соответствии со своими представлениями о правильности/неправильности. Западногрузинский мтавари хотя и не без помощи России, но сам прошел за 50 лет путь от самостоятельного правителя до помещика, и начало этого процесса, видимо, следует искать в том времени,' когда он поставил свою подпись под «Просительными пунктами», делегировав часть своих полномочий имперским властям.

Важно, однако, подчеркнуть, что элита в Западной Грузии в этот период часто не довольствовалась ролью лишь пассивного объекта воздействия, действовавшего и говорившего устами своих главных представителей - владетелей. Напротив, грузинская аристократия, и на востоке, и на западе, обладала своей волей и довольно чутко реагировала на политические и социальные мероприятия России.

При этом степень и мера этой реакции не везде были одинаковыми и зависели, как нам кажется, от того, что применительно к империи Габсбургов названо «местным патриотизмом» (ЬапёезрШгюиятиз). Формирование этого явления, отнюдь не уникального для мировой истории (в качестве примера можно взять ту же Германию), в Грузии связано в том числе с сущностной метонимией, которую испытали местные общественно-политические институты* в период XVI—XVIII вв. и которая^была связана^с изменением; восприятия, и отношения грузин к историческому пространству. Местный патриотизм — понятие социально-политическое и, возможно, этнопсихологическое. В отсутствие централизующего политического начала это восприятие пространства, для одних ограниченное собственным мамули или селом, сельским обществом — теми, для других — самтавро и сатавадо (в первую очередь для элиты), определяло различную интенсивность трансграничных связей с соседями - прежде всего с владениями Османов и Сефевидов, степень «укорененности» и взаимоувязанности политических институтов. Активные трансграничные контакты с Османской империей в течение длительного периода времени способствовали тому, что для-элит Гурии и Абхазии османский имперский проект был если и не более привлекательным, чем* российский, то, по крайней мере, вполне сопоставимым с ним, что оказывало непосредственное влияние на отношения представителей этих элит с российскими властями и наоборот. Действие данного фактора в Гурии сказывалось почти всю первую половину XIX в., а в Абхазии ослабло лишь в 60-х - 70-х гг., когда практически вся местная мусульманская элита оказалась вытесненной российскими властями за пределы Абхазии и осела в османских владениях. В Имерети идея восстановления царской власти еще долго сплачивала большую часть местной элиты и, соответственно, формировала ее отношение к российским властям. Им понадобилось немало времени и усилий, чтобы сделать российский имперский проект более привлекательным для местной аристократии, чем ее собственный проект реставрации в этой области монархии во главе с Багратионами. Сила традиции и относительная историческая «укорененность» в Имерети этого института, несмотря на то, что его формирование, по сути, явилось следствием.как раз упомянутой метонимии и фрагментации политического пространства, не в последнюю очередь способствовали устойчивости сначала самого института монархии, а затем: и идеи его восстановления.

Реакция грузинскошэлиты;(или элит) на развертывание в регионе российского имперского проекта могла иметь и ярко выраженную форму протеста, свидетельство чему - череда восстаний; и; заговоров; в. первой- половине XIX в: прокатившихся по всем без исключения: грузинским землям - от Кахсти до Абхазии. В большинстве случаев одну из ключевых ролей в их организации и руководстве играли представители элиты. Дворянский заговор 1832 г. можно было бы. назвать,выступлением недовольной и обиженной верхушки, общества; если: бы не идея автономии-: Грузии: и возрождения: грузинской ■ государственности, которая, наверное, впервые таю четко была выражена большинством;заговорщиков (что в данном случае равнялось аристократии); Впоследствии, она стала, лейтмотивом« деятельности лидеров грузинского национального движения второй половины XIX в., большинство которых придерживалось совсем не монархических, а республиканских взглядов;

Другой показательный пример реакции местной элиты на слишком,активное внедрение имперских порядков,и разочаррвание отходом России'от привычной для нее системы взаимоотношений; - восстание в Имерети 1819-—1820 гг. в связи с церковной^реформой. В^этом случае были затронуты не только экономические интересы большинства представителей аристократии бывшего Имеретинского царства, но и сакральные основы ее отношений с церковью, что, помимо прочего, в данном: контексте означало угрозу потеритрадиционного статуса и церковью; и самой местной элитой;

Тут нет противоречия; как может показаться на первый1 взгляд, в том; что аристократия? Мегрельского княжества; стремилась стать частью благородного сословия империи; а элита Картли-Кахети, наиболее интегрированная, напротив, организовала заговор против российского правительства. Причина во многом крылась в различие того статуса, в котором эти две части Грузии вошли в состав Российской империи. У тавадов и азиауров Восточной Грузии было больше времени и возможностей увидеть все стороны российского имперского проекта, оценить его плюсы и минусы, в то время как элита Мегрелии была склонна ориентироваться больше на преимущества имперской службы, тем более в сравнении со службой у Дадиани.

Имперская администрация сознательно пошла на длительную и трудную процедуру кооптирования грузинской аристократии в благородное сословие России. Это должно было дополнительно обозначить органичность включения в имперское пространство кавказских обществ, которые становились не колониями, а неотъемлемой частью самой империи и, следовательно, должны были жить-с ней одной жизнью. Кроме того, существовала и более прагматическая цель - сформировать опору российских властей, которая бы.помогла им в реорганизации всего местного социо-антропологического ландшафта в ходе предстоящих реформ 60-х гг. XIX в. На материале Мегрелии показано, что уравнение социального статуса тавадов и мелкопоместных и бедных азнауров стало достаточно эффективным инструментом для этого.

Политика Российской империи, лишь в начале осуществлявшаяся теми же вполне восточными методами, предопределила гораздо более глубокие сдвиги на всех уровнях структуры грузинского общества. И сохранение, консервация,' постепенная эволюция или демонтаж традиционных административных и политических институтов являлись одним из решающих факторов этого процесса, в одних частях Грузии носившего характер ломки, в других - более плавной трансформации.

В ходе трансформации традиционных административно-политических институтов многие страты грузинского социума меняли или вовсе теряли свою роль, которую они традиционно в нем играли. Так, например, с уничтожением целого ряда придворных должностей бывшего Имеретинского царства утрачивало свои не только политические, но и социальные функции значительное число представителей наиболее родовитых и ранее влиятельных тавадских фамилий. Однако еще большие последствия имело упразднение должностей моуравов — гораздо более массового института, служившего главным источником доходов и сферой социальной реализации для среднего и мелкого дворянства (азнауров), в Грузии особенно многочисленного относительно общего числа населения.

Эти события стали началом не только процесса трансформации местных административных институтов, но и всего общества, местных элит, вынужденных, с утратой своих традиционных функций, или стать реликтовой частью общества, или вполне органично влиться в аналогичное сословие империи, для чего им также были предоставлены значительные возможности. Процесс кооптирования местных элит в имперское пространство протекал параллельно с эволюцией традиционных властных институтов. У многих представителей грузинского высшего сословия это с успехом получилось, но у значительного числа нет. Собирательный портрет тех из слабеющего грузинского дворянства, кто не сумел найти себя в новых условиях, ярко отразился в образе безвольного и не способного к действию картлийского князя Теймураза - героя романа «Козни Джако» (грузинское название «Джакос хизнеби») грузинского писателя Михаила Джавахишвили (1880—1937).

Однако работа над темой диссертации привела нас к выводу, что наиболее существенному воздействию со стороны» России в рассматриваемый период подверглись не столько административно-политические и социальные, сколько религиозные институты, а именно церковь. Если в таких сферах, как экономика, образование, социальные отношения, образование влияние империи было в целом благоприятным и помогло существенно улучшить жизнь людей, не говоря уже о возвращении исторических территорий (Самцхе-Джавахети, а затем Аджария), то преобразования в церковной области носили ярко выраженный драматический характер. Причем последствия«этих преобразований.стали различимы,только ближе ко второй половине XIX в.

Сама отмена автокефалии Грузинской православной церкви для^ грузинского общества была событием беспрецедентным и по сути своей трагическим, потому что таким образом было положено начало перерождению этого исключительно важного для Грузии религиозного, социально-политического и экономического»института, сделавшего чрезвычайно много для обретения Грузией собственного лица в окружающем мире, по сути, сделавшего Грузию Грузией. Упразднение института патриаршества, последовавшее практически вслед за упразднением монархии, лишило грузинское общество двух его наиболее серьезных опор, несмотря на недостатки, порой» существенные, обоих институтов, особенно царской власти. На долгие годы это еще больше усугубило царивший в обществе нравственный кризис, от которого оно надеялось избавиться с присоединением к России, и заглушило развитие общественной жизни. Чтобы оправиться от этих потрясений, грузинам понадобилось несколько десятилетий.

Уже отмечалось, что одним из наиболее существенных факторов, определивших действия имперской администрации в отношении Грузинской церкви, был сформировавшийся у ее представителей образ «другого», «другой церкви». Эстетика и ее особенности, традиции восприятия храмового действа, даже представления о возвышенном и о красоте — все это становилось частью политики. Российским чиновникам действительно было трудно устоять перед потоком новых ощущений и не отнести их к разряду «азиатской» экзотики, которой не место в православной церкви. Здесь их невозможно обвинить в злом умысле, так как такого рода восприятие не является делом одного человека и формируется помимо его воли, тем более что церковная сфера — одна из наиболее консервативных, здесь у многих есть соблазн считать свою веру и церковные традиции самыми правильными. Но факт остается фактом.

Однако у грузин и, в первую очередь, у представителей грузинской элиты еще в XVIII в. сформировался свой образ России - «образ единоверца», которого они по понятным причинам» наделили* теми чертами, которыми они. хотели, чтобы, он, этот единоверец, обладал. Как мы полагаем, при конструировании этого образа не последнюю роль сыграл опыт отношений Грузии с Византией, который частично был перенесен на единственную оставшуюся в то время православную империю. Тем более что Россия сама не возражала против-такого рода параллелей. Как бы то ни было, налицо был недостаток знаний друг о друге, который, во многом предопределил дальнейшее развитие событий.

Парадокс, но грузинский «образ единоверца» оказался наиболее отличным от оригинала именно в церковной сфере. Трансформация, связанная с форсированной и недобровольной сменой парадигм развития церкви — от традиционного «присутствия в мире» в «область кесаря», привела к кардинальной реорганизации практических всех сторон церковной жизни. Была изменена пространственная организа-цияТрузинской церкви. Механическое сокращение числа епархий, их искусственное вписывание в административные, а иногда в этнические и субэтнические границы, сокращение числа приходов и приходского духовенства имели своим следствием, наверное, главное — отдаление пастыря от паствы, сначала физическое, а потом духовное, что было чревато самыми серьезными последствиями. Соборность как один из краеугольных принципов организации сакральной жизни церкви, делающий ее по-настоящему живым организмом, тоже ушел в.прошлое.

Российские церковные власти также предпринимали ряд шагов по введению в Грузии церковных институтов, не характерных для Грузинской церкви. Одним из них является институт благочинных, заменивший собой хорепископов. Цель его учреждения очевидна - придать церкви надзорно-контрольные функции. С одной стороны, на хорепископа были возложены отчасти аналогичные обязанности, однако была и большая разница - он осуществлял эти функции в интересах церкви, а не государства, так как в Грузии до XIX в. эти понятия были все-таки разведены. Кроме того, нарушение тайны исповеди для духовенства считалось страшным грехом, который не мог быть оправдан даже государственными интересами. В отличие от благочинного, хорепископ был не только надзирателем, но еще и учителем веры в той части епархии, куда его отправлял епархиальный архиерей.

Установление контроля над церковной собственностью, которое проводилась в различных регионах Грузии в течение, по меньшей мере, всей первой половины XIX в., и ее последующая секуляризация привели к существенному изменению социальных и экономических функций Грузинской православной церкви. После этого нуждающиеся члены паствы уже не могли рассчитывать, как раньше, на материальную помощь из благотворительных фондов; которые находились в распоряжении церкви. Имперские власти последовательно шли к переводу церкви в Грузии на финансирование из имперской казны, чем еще больше ставили ее в зависимость от Синода. Как уже отмечалось, церковь в качестве благотворительного института часто брала на себя функции, которые по объективным и субъективным причинам не могло выполнить государство, зачастую спасая людей, попавших в самое отчаянное положение. Кроме того, изъятие церковного имущества имело для грузинского общества и большое символическое значение, так как оно не являлось чьей-либо частной собственностью, а рассматривалось как общественное достояние, как пожертвованное Богу на благие дела, наследие, которое собиралось из дарений, сделанных многими поколениями предков.

Отмечая все это, тем не менее считаем важным подчеркнуть, что судьбы Грузинской православной церкви в XIX в. определялись вовсе не тем, что она была грузинской, иноэтнической, а все той же имперской логикой развития России. Насколько можно судить, через все это в свое время прошла и Русская церковь, оказавшаяся подчиненной сильной государственной власти и монаршей воле. Просто описанные преобразование в церковной сфере, предпринятые в таком ограниченном пространстве, как Грузия и Грузинская церковь, дали более ощутимые и даже болезненные для самого этого общества результаты. Хотя, повторим, процессы были во многом аналогичны. Принимая тезис о существовании того, что мы назвали имперской логикой, мы должны признать, что с точки зрения имперских властей и действовавшего тогда в России законодательства, все преобразования в церковной сфере Грузии были легитимны, что, однако, в большем масштабе не отменяет универсальных норм церковного права. Вполне понятны мотивы Петра I, упразднившего институт патриаршества в России - церковь, безусловно, является сверхконсервативным институтом. Его, по-видимому, первый император считал препятствием для реализации своих преобразовательных планов. Однако результат остается результатом.

Таким результатом подчинения алтаря трону в Грузии XIX в. была, по сути, беспрецедентная для этой страны секуляризация общественной жизни. Для этого времени обычным делом было, когда многие выдающиеся общественные деятели, писатели, поэты, публицисты и вообще люди, много сделавшие для Грузии, такие как Илья Чавчавадзе, Акакий Церетели, Важа Пшавела, Нико Николадзе и многие другие, будучи искренне верующими людьми, что, видно из самого их творчества, не посещали церковь. Они не чувствовали ее своей. Это*можно было бы списать на дух времени, на общее падение роли церкви в обществе, характерное для XIX в., но тогда все равно трудно будет объяснить другой факт: из Тифлисской духовной семинарии и Горийского духовного училища, дававших глубокое богословское образование, вышел целый ряд известных в будущем революционеров.

Разорванное историческое пространство воссоединил знаменитый, писатель, поэт, великий общественный деятель своего времени Илья Чавчавадзе (1837—1907) уже во второй половине XIX в. Сформулированная им триада столпов грузинского самосознания - «язык, отечество, вера» (епа, татиН, загстипоеЬа), была воспринята, всем грузинским обществом и.до сих пор-остается девизом нации. В данном случае мамули было возвращено его прежнее значение - Отчества, Отчизны, противопоставлявшееся I «местному патриотизму». Такое ментальное воссоединение исторического пространства стало возможным после того, как значительная часть исторических земель Грузии была собрана Россией в своих пределах. Однако в то же время эта задача для грузинской интеллигенции во второй половине XIX в. значительно осложнялось тем, что церковь вследствие того, что с ней произошло, в данный период не могла в полной мере участвовать в этом исключительно важном для общества процессе, так как она говорила уже на другом языке, чем ее паства.

В первой половине XIX в. Россия, стремясь интегрировать грузинское общество в свою социальную и политическую систему, «переконвертировала» местные традиционные институты в общеимперские, а затем, в эпоху александровских реформ, попыталась их демонтировать. Таким образом были созданы условия для последующей трансформации грузинского общества, в том числе формирования, пусть и на старом аристократическом субстрате, новой генерации национальной элиты. Достаточно в короткие сроки традиционные модели социальных отношений либо были, вовсе устранены, либо заменены на новые, что способствовало кардинальной трансформации структуры грузинского социума, формированию новых социальных отношений; уже более соответствовавших требованиям времени. Империя также устранила существовавшие в течение нескольких столетий внутренние рубежи, разделявшие грузинские земли, объединив их в единое, экономическое пространство. Немаловажно, что были созданы, и юридические основы для развития новых социально-экономических процессов.

Формально Грузия ко второй половине XIX в. превратилась в,одну из восточных окраин абсолютистского европейского государства. Однако само это общество вовсе не ощущало себяокраинным. Многие его представители благодаря самой России и своим качествам-оказались вовлеченными во все основные процессы, происходившие в империи, и были востребованы ею. Со своей стороны, они активно пользовались теми ресурсами, в первую очередь интеллектуальными, которые были, доступны подданным императора. В сочетании с собственным богатым культурным наследием, политическими традициями и человеческим ресурсом это создало условия для развития грузинской интеллигенции, которая-взяла на себя ряд значимых функций национального государства на период его отсутствия.

Церковь, напротив, оказалась лишена этой возможности. Решительность и радикализм действий российских властей в религиозной сфере, как ни в какой другой, в значительной- степени определили отношение грузинского общества - к вопросу о последствиях вхождения Грузии в состав России. Постановка этого вопроса имена в таком свете сыграет свою роль уже в последний период существования Российской империи.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Рыбаков, Антон Львович, 2009 год

1. Архив внешней политики Российской империи (ABПРИ), г. Москва.

2. Фонд № 110 «Сношения России с Грузией» (1700—1842 гг.).

3. Фонд № 161 «Санкт-Петербургский Главный архив» (1800—1905 гг.).

4. Фонд № 161/3 «Политический отдел Санкт-Петербургского Главного архива» (1806—1885 гг.).

5. Отдел письменных источников' Государственного Исторического музея ЮПИ ГИМ). г. Москва.

6. Фонд № 6 «Барон Розен Г.В.».

7. Российский государственный военно-исторический, архив (РГВИА). г.Москва.

8. Фонд № 846 «Военно-ученый архив».

9. Фонд № 482 «Кавказские войны».

10. Фонд № 414 «Статистические, экономические, этнографические и военно-топографические сведения о Российской империи».

11. Центральный государственный исторический архив Грузии (ЦГИАГ). г.Тбилиси.4.1'. Фонд № 2 «Канцелярия главноуправляющего Закавказским краем».

12. Фонд № 416 «Кавказская археографическая комиссия».

13. Фонд № 1448 «Коллекция древнегрузинских документов».

14. Фонд № 1449 «Коллекция копий древнегрузинских грамот и гуджаров».

15. Кутаисский центральный государственный архив (КЦГА). г.Кутаиси.

16. Фонд № 8 «Кутаисское губернское правление».

17. Фонд № 16 «Мингрельский правленческий совет» (1857—1867 гг.).

18. Фонд № 21 «Имеретинская епархиальная канцелярия».

19. Фонд № 26 «Имеретинское отделение Синодальной конторы» (1826— 1873 гг.).

20. Фонд № 86 «Мингрельское уездное училище».

21. Фонд № 172 «Временное управление Мингрелией на время малолетства владетеля» (1857—1867 гг.).

22. Фонд № 173 «Владетель Мингрелии».

23. Фонд № 184 «Временная комиссия для разбора прав высшего сословия Мингрелии, Сванети и Самурзакани» (1866—1873 гг.).

24. Фонд № 185 «Кутаисская комиссия для приведения в известность лиц, составляющих княжеские и дворянские фамилии Гурии и Имеретии».

25. Фонд № 186 «Канцелярия кутаисского военного губернатора по военно-народному управлению» (1883—1903 гг.).

26. Зугдидский историко-архитектурный музей (рукописный фонд). г.Зугдиди.

27. Документы из личного архива владетельного дома Дадиани (разбивки по фондам нет).

28. Опубликованные архивные материалы на русском и грузинском языках

29. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией.

30. T. III. Кавказ и Закавказье за время управления ген.-фельдм. гр. И.В. Гудовича (1806—1809 гг.). Тифлис, 1869.

31. T. IV. Кавказ и Закавказье за время управления ген.-от-кав. А.П. Тормасова (1809—1811 гг.). Тифлис, 1870.

32. T. VII. Кавказ и Закавказье за время-управления ген.-фельдм. гр. И.Ф. Паске-вича-Эриванского (1827—1831 гг.). Тифлис, 1878.

33. T. VIII. Кавказ и Закавказье за время управления ген.-от-инф. бар. Розена I (1831—1837 гг.). Тифлис, 1881.

34. T. IX. Кавказ и Закавказье за время управления ген.-от-инф. Е.А. Головина (1837—1842 гг.) и ген.-от-инф. А.И. Нейгарда (1842—1844 гг.). Тифлис, 1884.

35. T. X. Кавказ и Закавказье за1 время-управления ген.-от-инф. кн. М.С. Воронцова (1844—1856 гг.). Тифлис, 1885.

36. T. XI. Кавказ и Закавказье за время управления ген.-ад. ген.-от-инф. Н.Н. Муравьева (1854—1856 гг.). Тифлис, 1888.

37. Георгиевский трактат: Договор 1783 года о вступлении Восточной Грузии под покровительство России / Текст подгот. к изд:, введ. и примеч. снабд. Г.Г. Пай-чадзе. Тбилиси, 1983. (на груз, и рус. яз.).

38. Грузинские документы IX—XV вв. в собрании ленинградского отделения Института Востоковедения АН СССР / Пер. С.С. Какабадзе. М., 1982.

39. Грузинский церковный вопрос: Доклад епископа Сухумского Кириона на заседании второго отделения Особого присутствия при Святейшем Синоде 23 мая 1906 г. // Священномученик Кирион и Абхазия. Тбилиси, 2006 (на рус. и груз. яз.).

40. Договоры России с Востоком1. Политические и торговые / Собрал и издал Т. Юзефович. М., 2005.

41. Документы по истории церковного пения в Имерети (1821—1920 гг.) / Сост. и к издан, подгот. М. Кезевадзе. Кутаиси, 2006 (на груз, и рус. яз.).

42. Гозалишвили Г.К. Заговор 1832 года. T. I, II, III. Тбилиси, 1935 (на груз. яз.).

43. Какабадзе С. Упразднение Имеретинского царства (документы) // Исторический вестник. № 9. Тбилиси, 1956 (на груз, и рус. яз.).

44. Колониальная политика российского царизма в Азербайджане в 20—60-х гг. XIX в. / Иод ред. И.П. Петрушевского. M.-JL, 1936.

45. Махарадзе Н. Восстание в Имеретии 1819—1820 гг. // Материалы-по истории Грузии и Кавказа. Вып. III. Тбилиси, 1942.

46. Национальная политика в; императорской России: Цивилизованные окраины / Сост. Ю.И. Семенов. М., 1997.

47. Пиргрсалаишвили А. Г. Имеретияи Гурия.в период 1804—1840тг. // Материалы по истории Грузии и Кавказа. Вып: 1. Тбилиси, 1942.

48. Сборник законоположений, и распоряжений по духовной цензуре с 1720 по 1870 гг. СПб., 1870.

49. Тугуши А. Документы по-истории Грузинской'церкви (XVI—XVIII, начало XIX в.). Зугдиди, 2003".

50. ЦагарелиА. А. Грамоты и другие документы XVIII столетия, относящиеся к Грузии. В 2-х т. Т. I. СПб., 1891; Т. II. Выш I. СПб., 1898.

51. Нарративные и другие источники на русском языке (в т.ч. переводы с грузинского, греческогоу армянского, персидского, арабского и др. языков)

52. Аграрный строй Османской империи XV—XVII вв.: Документы и-материалы / Сост., пер. и коммент. A.C. Тверитиновой. М., 1963.

53. Алеппский Павел. Путешествие Антиохийского патриарха'Макария в Россию в половине XVII в., описанное его сыном архимандритом Павлом Алеппским / Пер. с араб: Г. Муркоса. Вып. I—IV. М., 1896—1900. Репринтное изд.: М., 2004.

54. Анонимный грузинский- «Хронограф» XIV века / Пер. со старогруз. Г.В. Цулая / Отв. ред. JT.O. Башелеишвили. Вып. I. Текст. М., 2005.

55. Антелава И., Дзидзария Г. Материалы к истории Абхазского княжества // Исторический вестник. № 7. Тбилиси, 1953 (рус. и груз. яз.).

56. Бакрадзе Д. Археологическое путешествие по Гурии и Адчаре (с атласом). СПб., 1878.

57. Бакрадзе Д. Кавказ в древних памятниках христианства // ЛКАК. Т. V.

58. Барсов Н. Из неизданных памятников древней русской литературы. Послание патриарха Иова к грузинскому митрополиту Николаю // Христианские чтения. 1869. Ч. 2.

59. Беллюстин И.С. Описание сельского духовенства // Федоров В.А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700—1917. М., 2003.

60. Берже А.П. Отрывок из путешествия по Мингрелии // Кавказ. 1868. № 25.

61. Боденштедт Ф. По Большой и Малой Абхазии. О Черкесии / Пер. с нем. М. Кривенко. Ред., предисл., коммент, послесл. Д. Чачхалиа. М., 2002.

62. Бороздин К.А. Закавказские воспоминания: Мингрелия и Сванетия в 1854—1861 гг. СПб., 1885.

63. Бороздин К.А. Упразднение двух автономий (Отрывок из воспоминаний о Закавказье) // Исторический вестник. 1885. № Г.

64. Вахушти Багратиони. История царства Грузинского / Пер., снабд. пре-дис., словар. и указат. Н.Т. Накашидзе. Тбилиси, 1976.

65. Гандзакеци Киракос. Краткая история периода, прошедшего со времени святого Григора до последних дней, изложенная вардапетом Киракосом в прославленной обители Гетик // Киракос Гандзакеци. История Армении / Пер. с арм. JT.A. Ханларян. М.,1976.

66. Горгиджанидзе П. История Грузии / Пер. Р.К. Кикнадзе и B.C. Путуридзе. Тбилиси, 1990.

67. Гош Мхитар. Албанская хроника / Пер. З.М. Буниятова. Баку, 1960.

68. Грузинские народные предания и легенды / Сост., перев., предисл. и прим. Е.Б. Вирсаладзе. М., 1973.

69. Давид Багратиони. История Грузии / Пер. А.А. Рогава. Тбилиси, 1971.

70. Ъ1. Дадиани Н. История картвелов // СМОМПК. 1902. Вып. XXXI.

71. Деяния апостола Андрея / Изд. A.IO. Виноградов. М., 2004.

72. Деяния Вселенских Соборов. Т. III. СПб., 1996.

73. Джавахишвили М. Каналья, или Похождения авантюриста Квачи Квачан-тирадзе / Пер. с груз. А. Эбаноидзе. М., 1999.

74. Джуатиер Джуаншериани. Жизнь Вахтанга Горгасала / Пер. с груз. Г.В. Цулая. Тбилиси, 1986.

75. Евецкий О. Статистическое описание Закавказского края, с присовокуплением статьи: Политическое состояние Закавказского края в исходе XVIII в. и сравнение оного с нынешним. СПб., 1835.

76. Жизнь царицы цариц Тамар / Пер. В.Д. Дондуа. Тбилиси, 1985.

77. Житие Петра Ивера, подвижника и епископа Майюмского V века / Пер. с коммент. Н.Я. Марра // Православный палестинский сборник. Вып. 47. СПб., 1896.

78. Житие св. аввы Иосеба Алавердели // Сабинин М. Рай Грузии. СПб., 1882.

79. Законы Вахтанга VI. Тбилиси, 1980.

80. Записки А.П. Ермолова. 1798—1826 гг. / Сост., подгот. текста, вступ. ст., коммент. В.А. Федорова. М., 1991.

81. Историк Евагрий. Церковная'история 1. II. С. 8 // Migne. t. 86. pars poster., I.II. с V= рус. пер. СПб., 1853.

82. История и восхваление венценосцев / Пер. К.С. Кекелидзе. Тбилиси, 1954.

83. Кекелидзе К. Иерусалимский канонарь VII в. Грузинская версия. Тифлис, 1912.51 .Латышев В.В. Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе. Т. I. СПб., 1893.

84. Ламберти Арканджело. Описание Колхиды, или Мингрелии о. Ламберти, миссионера Конгрегации для распространения христианской веры // Записки Одесского общества истории и древностей. Т. 10. Одесса, 1877.

85. Ластивертци Аристакэс. Повествование вардапета Аристакэса Ласти-верци о бедствиях, принесенных нам иноверными племенами / Пер. с арм. К.Н. Юзбашяна // Повествование Аристакэса Ластиверци. М., 1968.

86. Летопись Картли / Пер. Г.В. Цулая. Тбилиси, 1982.

87. Литургия св. апостола Якова, брата Господа нашего, первого архиепископа Иерусалима / Текст изд. и коммент. сост. К. Кекелидзе // Древнегрузинский ар-хиерактикон. Тбилиси, 1912.

88. Лопухин А. Библейская история Ветхого и Нового Заветов. Полное издание в одном томе. М., 2008.

89. Марр Н.Я. Агиографические материалы. Ч. I. СПб., 1900.

90. Мерчулэ Гиорги. Житие св. Григола Хандзтели // Древнегрузинская литература (V—XVIII вв.). Тбилиси, 1982.

91. Мецопский Фома. История Тимур-Ланка и его преемников / Пер. Т. Тер-Григорян, А. Баграмян. Баку, 1957.

92. Мученичество св. Эвстати Мцхетели // Из раннесредневековой грузинской агиографии. «Страсти св. Евстафия Мцхетского» (Этнокультурный аспект) / Пер. Г.В. Цулая // Древнейшие государства на территории СССР. 1990 год. М., 1991.

93. Ногмов Ш.Б. История адыхейского народа, составленная по преданиям кабардинцев. Нальчик, 1994.

94. Описание святых мест безымянного гонца XIV века / Изд. А.И. Пападо-пуло-Керамевского // ППС. Т. IX. Вып. II. СПб., 1890.

95. Опись памятников древности в некоторых храмах и монастырях Грузии, составленная по императорскому повелению Н. Кондаковым и Д. Бакрадзе. СПб., 1890.

96. Памятник эриставов / Пер. С.С. Какабадзе. Тбилиси, 1979.

97. Панарет Михаил. Трапезунтская хроника / Пер. А. Хаханова // Карпов С.П. Итальянские морские республики и Средиземноморье в XIII—XV вв. Проблемы торговли. М., 1990.

98. Парижская хроника / Пер. с груз. Г.Г. Аласаниа. Тбилиси, 1991.

99. Пачулиа В. П. Падение Анакопии (Легенды Кавказского Причерноморья) / Отв. ред. и авт. послесл. акад. Ю.В. Бромлей. М., 1986.

100. Прокопий Кесарийский. Война с готами; О постройках / Пер. С.П. Кондратьева. М., 1996.

101. Прокопий Кесарийский. Война с персами; Война с вандалами; Тайная история / Пер., ст., коммент. А.А.Чекаловой. М., 1993.

102. Сабинин М. Рай Грузии. СПб., 1882.

103. Соч. Цхумели Епископ Сухумский Кирион. Абхазия // Священномученик Кирион и Абхазия. Тбилиси, 2006 (на рус. яз. и груз.).

104. Страбон. География: В 17 кн. / Пер., стат., коммент. Г.А. Стратановского. Под общ. ред. проф. С.Л. Утченко. Ред. пер. проф. О.О. Крюгер. Л., 1964.

105. Сумбат Давитис-дзе. История и повествование о Багратионах, царях наших грузинских / Пер. М.Д. Лордкипанидзе // Сумбат Давитис-дзе. Тбилиси, 1979.

106. Тихомиров Е. Жизнь Пресвятой Богородицы и сказание о всех чудотворных иконах Ея, прославленных в Православной Церкви. M., 1884.

107. Фадеев P.A. Записка об управлении азиатскими окраинами // Фадеев P.A. Кавказская война. М., 2003.

108. Хождение Игнатия Смолянина (1389—1405) // ППС. T. IV. Вып. III. СПб.,1887.

109. Цагарели A.A. Памятники грузинской старины в Святой земле и на Синае // ППС. T. IV. Вып. I. СПб., 1888.

110. Челеби Эвлия. Книга путешествия (Извлечения из сочинения турецкого путешественника XVII века). Перевод и комментарии. Выпуск 3. Земли Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и Ирана. М., 1983.

111. Шарден Жан. Путешествие Шардена по Закавказью в 1672—1673 гг. / Пер. Е.В. Бахутовой и Д.П. Носовича (Из журнала «Кавказский вестник» за 1900 и 1901 гг.). Тифлис, 1902.

112. Шашикадзе 3. Два важных документа по истории Юго-Западной Грузии XVI в. // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 2008. № 1.

113. Шихаб ад-дин ан-Насави. Сират ас-султан Джалал ад-Дин Манкбурны / Пер. З.М. Буниятова. М., 1996.

114. Нарративные и другие источники на грузинском языке

115. Давид Строитель. Покаянные песнопения // Наша сокровищница: Грузинская словесность: В 20 тт. Т. 1. Древняя словесность. Тбилиси, 1960.

116. Вахушти Батонишвили. География Грузия. Кн. 1. Самцхе / Изд. М. Джа-нашвили. Тбилиси, 1892.

117. Вахушти Багратиони. Описания царства Грузинского / Картлис цховреба. T. IV. Тбилиси, 1973.

118. Гамба Жак Франсуа. Путешествие в Закавказье: Путешествие в Южнуюt

119. Россию, в частности в закавказские провинции, совершенное в 1820—1824 гг. королевским консулом в Тифлисе кавалером Гамба / Пер. с франц. и коммент. М. Мгалоблишвили. Тбилиси; 1984.

120. Георгика. T. IV. Ч. 2. Тбилиси, 1959 (на груз, и древнегреч. яз.).

121. Греческие писатели о Грузии / Изд. Т. Каухчишвили. T. IV. Тбилиси, 1967. ЪЪ.ДадианиНиколоз. Дастурлама. Тбилиси, 1897.

122. Житие и подвижничество равноапостольной блаженной Нино // Наша сокровищница: Грузинская словесность: В 20 тт. Тбилиси, 1960. Т. 1.

123. Зосгшэ Иоанэ. Хвала и слава грузинскому языку // Наша сокровищница: Грузинская словесность: В 20 тт. Т. I. Древняя словесность. Тбилиси, 1960.

124. Кипшидзе И. Грамматика мингрельского (иверского) языка с хрестоматиен) и словарем. СПб., 1914.

125. Литургическая справка по вопросу об автокефалии Грузинской церкви. Протрептикон патриарха Антиохийского Феофилакта // Кекелидзе К. Этюды по истории древнегрузинской литературы. Т. VII. Тбилиси, 1961.

126. Мерчулэ Гиорги. Житие св. Григола Хандзтели'// Наша сокровищница: Грузинская словесность: В 20 тг. Т. 1. Древняя словесность. Тбилиси, 1960.

127. Меунаргиа И. Последний период Мегрельского княжества и Давид Да-диани / Материалы и документы под ред. Сол. Цаишвили. Тбилиси, 1939.

128. Мцирэ Гиорги. Жизнь и подвижничество святого и блаженного отца нашего Гиорги Мтацминдели // Наша сокровищница: Грузинская словесность: В 20 тт. Т. 1. Древняя словесность. Тбилиси, 1960.

129. Мцирэ Эфрем. Сообщение обстоятельств обращения Картли, где и в каких книгах оно изложено / Изд. Т.Брегадзе. Тбилиси, 1959.

130. Такаишвили Э. Из археологического путешествия в Самегрело // Древняя Грузия. Т. III. Тбилиси, 1913—1914.

131. Такаишвили Э. Грузинские древности. Т. I. Тбилиси, 1920.

132. Тамарашвили М. История католичества среди грузин. Тбилиси, 1902.

133. Бердзенишвши Н. Вопросы истории Грузии: Материалы по исторической географии Грузии. / Под ред. Д. Бердзенишвили. Изд. 2-е. Тбилиси, 1990.

134. Жордания Т. Хроники. Т. I. Тбилиси, 2004. Репринт изд.: Жордания Т. Хроники и другие материалы по истории Грузии. Т. I. Тбилиси, 1892.

135. Ингороква П. Исторические памятники Сванетии. Вып. 2. Тексты. Тбилиси, 1941.

136. Какабадзе С. Большая книга католикосских крестьян Абхазии. Тбилиси, 1914.

137. Какабадзе С. Закон католикоса и время его составления. Тбилиси, 1913.

138. Какабадзе С. Обряд коронации, составленный в начале XIII в. Тбилиси, 1913.

139. Какабадзе С. О церковных реформах при Соломоне I. Тбилиси, 1913.

140. Какабадзе С. Приходно-расходная книга Хонского храма (около 1600 года). Тбилиси, 1913.

141. Какабадзе С.С. Религиозная заповедь. Текст. Тбилиси, 1913.

142. Какабадзе С. Сацагерская податная ведомость. Тбилиси, 1914.

143. Какабадзе С. Сацаишский податной список. Тбилиси, 1913.111 .Какабадзе С. Церковные документы Западной Грузии. T. I. Тбилиси, 1925.

144. Картлис цховреба / Изд. С. Каухчишвили. T. I. Тбилиси, 1955.

145. Каухчишвили С. Георгика: Сведения византийских писателей о Грузии. T. II. Тбилиси, 1934 (на груз, и греч. яз.).

146. Каухчишвили С. Сведения» византийских писателей о Грузии. Т. III. Тбилиси, 1936 (на груз, и греч. яз.).

147. Книга посланий / Пер. с древнеармянского и ком. 3. Алексидзе. Тбилиси, 1968.

148. Мачарадзе В.Г. Материалы по истории русско-грузинских отношений второй половины XVIII в. Часть III. Выпуск II. Русско-турецкая война 1768—1774 годов и Грузия. Тбилиси, 1997 (на груз, и русск. яз.).

149. Обращение Картли II Жордания Т. Хроники.

150. Орбелиани Сулхан-Саба. Сочинения. T. IV. Тбилиси, 1966.

151. Перадзе Г. Сведения иностранных пилигримов о грузинских монахах и монастырях в Палестине / Предис. и коммент. Г. Джапаридзе. Тбилиси, 1955.

152. Пространный реестр Гюрджистанского вилайета. Т. III. Тбилиси, 1958.

153. Сабанисдзе Иоанэ. Мученичество св. Або Тбилели // Наша сокровищница. Т. 1. Тбилиси, 1959.

154. Сведения колофонов (хиштакаранов) армянских рукописей XIV—XV вв. о Грузии / Пер. с древнеарм., предислов. и коммент. А. Абдаладзе. Тбилиси, 1978.

155. Типик Ваханского монастыря (XIII в.) / Изд. J1. Мусхелишвили. Тбилиси, 1939.

156. Тугуши А., Шенгелаиа М. Мсаджултухуцеси Нико Дадиани и его дневники текст источника с предисловием. Зугдиди, 2003.

157. Чавчавадзе А. Краткий исторический очерк Грузии и ее положения с 1801 по 1830 год // Его же. Собрание сочинений / Под ред., с предисл., примеч. и слов. И. Гришашвили. Тбилиси, 1940.

158. Эвагрий Эпифаний. Церковная история // Жордания Т. Хроники. Т. I. Тбилиси, 2004. Репринт изд.: Жордания Т. Хроники и другие материалы по истории Грузии. Т. I, Тбилиси, 1892.

159. Литература на русском языке

160. Абаев В.И. Историко-этимологический словарь осетинского языка. В 4-х т. Т. I. Репринт, изд.: М.-Л., 1958. М., 1996.

161. Абхазы / Отв. ред. Ю.Д. Анчабадзе, Ю.Г. Аргун. М., 2007.

162. Авалиани СЛ. Крестьянский вопрос в Закавказье. Т. 1—3. Одесса,Л912—1914.

163. Авидзба В.Д. Проведение в жизнь крестьянской реформы в Абхазии / Ред. Г.А. Дзидзария. Сухуми, 1985.

164. Азнабаев Б.А. Интеграция Башкирии в административную структуру Российского государства (вторая половина XVI первая треть XVIII вв.). Автореф. дис. . док. ист. наук. М., 2006.

165. Аладашвили Н.А. Монументальная скульптура Грузии: фигурные рельефы V—XI вв. М., 1977.

166. Алаев Л.Б. История Востока. М., 2007.

167. Алаев Л.Б. История традиционного Востока с древнейших времен до начала XX века. М., 2004.

168. Алаев Л.Б. Средневековая Индия. СПб., 2003.

169. Ананьич Б., Правшова Е. Имперский фактор в экономическом развитии России, 1700—1914 // Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей. М., 2004.

170. Андерсон Б. Воображаемые сообщества: Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. В.Г. Николаева. М., 2001.

171. Антонова К.А., Бонгард-Левин Г.М., Котовский Г.Г. История Индии. М., 1973.

172. Анчабадзе З.В. История и культура Древней Абхазии. М., 1964.

173. Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии (VI—XVII вв.). Сухуми, 1959.

174. Анчабадзе З.В. Очерк этнической истории абхазского народа / Под ред. Ш.Д. Инал-ипа. Сухуми, 1976.

175. БашелеишвшиЛ.О. Введение в грузинскую филологию. М., 2007.

176. Башелеишвши Л.О. Грузинский агиографический памятник VIII в. («Мученичество св. Або Тбилели» Иоанэ Сабанисдзе) // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 2006. № 4.

177. Бердзенишвили Н. Очерк из истории развития феодальных отношений в Грузии (XIII—XVI вв.). Тбилиси, 1938.

178. Бердников И. Государственное положение религии в Римско-византийской империи. Т. 1. Казань, 1881.

179. Благовещенский М. Книга плача: Опыт исследования анагогико-экзегетического. М., 1889.

180. Бобровников В. О. Мусульмане Северного Кавказа: обычай, право, насилие: Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М., 2002.

181. Броделъ Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа И: В 3 ч. Ч. 1. Роль среды / Пер. с фр. М.А. Юсима. М., 2002.

182. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722-1803 г. / Под ред. М. Броссе. СПб., 1869.

183. Ватейшвили Д.Л. Грузия и европейские страны. Т. III. Грузия и Россия. XVIII—XIX века. Кн. 1. М., 2006.

184. Вачнадзе М., Гурули В., Бахтадзе М. История Грузии. Тбилиси, 2000.

185. Величко В.Л. Кавказ. Русское дело и междуплеменные вопросы. М., 2001. Репринт, воспроизвел, изд. М.Д: Муретовой. СПб., 1904.

186. Восточный вопрос во внешней политике России. Конец XVIII начало XX в. М., 1978.

187. Гасвиани Г.А. Социально-экономическая структура Сванети в XI— XVIII вв. Тбилиси, 1980.

188. Голубцов А.П. Соборные чиновники и особенности службы по ним. М., 1907.

189. Голубцов А.П. Чиновники Московского Успенского собора и выходы Патриарха Никона. М., 1908.

190. Горгадзе С. Автокефальность Грузинской церкви // Духовный Вестник Грузинского Экзархата. № 21—22. Тифлис, 1905.

191. ГулияД.И. История Абхазии. Сухум, 1925.

192. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 2004.

193. Дзидзарш Г.А. Народное хозяйство и социальные отношения в Абхазии в XIX веке (до крестьянской реформы 1870 г.). Сухуми, 1958.

194. Дзидзарш Г.А. Труды. Кн. I. Присоединение Абхазии к России. Народное хозяйство и социальный строй, дореформенной Абхазии. Сухуми, 1988; Кн. III. Из неопубликованного наследия. Сухум, 2006.

195. Дмитриев В.А. Концептуальное, пространство традиционной культуры и пространственное поведение народов Северного Кавказа // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. СПб., 2004.

196. Дмитриевский A.A. Устройство храмов в Константинополе и их украшение / Руководство для сельских пастырей. 1887. №11.

197. Дубровин Н.Ф. Закавказье от 1803—1806 года. СПб., 1866.

198. Дубровин Н. Ф. История войны и владычества русских на Кавказе. Т. 1—6. СПб., 1871—1888.

199. АЪ.Егиазаров С.А. Исследования по истории учреждений в Закавказье. Казань, 1889.

200. Е.К. Епископ Кирион. Состояние христианства в Абхазии в первой четверти XIX столетия и попытка организации в ней миссионерского дела в 1831—1834 годах // Священномученик Кирион и Абхазия. Тбилиси, 2006 (на рус. яз. и груз.).

201. Епископ Кирион. Культурная роль Иверии в истории Руси. Тифлис, 1910.46t Еремеев Д.Е., Мейер М.С. История Турции в средние века и новое*время.1. М:, 1992.

202. Жордания Т. Абхазские католикосы. Краткий очерк из истории Абхазской церкви: Ставрополь, 1892.

203. Жуков Е.М., Барг М.А:., Черняк Е.Б., Павлов В.И. Теоретические проблемы всемирно-исторического процесса. М., 1979.

204. Зеленев Е.И. Эволюция османского провинциального управления в Сирии в XIX начале XX в. // Восток в новое время. Экономика, государственный строй. М., 1991.

205. Иваненко В.Н. Гражданское управление Закавказьем от присоединения Грузии до наместничества Великого князя-Михаила Николаевича: Исторический очерк// Утверждение русского владычества на Кавказе. Т. XII. Тифлис, 1901.

206. Каменский А.Б. Российская империя в XVIII веке: традиции и модернизация. М., 1999.

207. Каменский А. Элиты Российской империи и механизмы административного управления // Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей. М., 2004.

208. Капеллер А. Россия многонациональная империя: Возникновение. История. Распад. М., 2000:

209. Каппелер А. Формирование Российской империи в XV начале XVIII века: наследство Руси, Византии и Орды // Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей. М., 2004.

210. Карпов С.П. История'Трапезундской империи. СПб., 2007.

211. Карпов Ю.Ю. Личность и традиционные социальные институты: принципы взаимодействия- // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. СПб., 2004.

212. Карпов Ю.Ю. Горско-кавказский социум в структурированной модели мира // Северный Кавказ: человек в системе социокультурных связей. СПб., 2004.

213. Карташов A.B. Воссоздание Святой-Руси. М., 1991.

214. Кйняпина Н.С., Блиев М.М., Дегоев В.В. Кавказ и Средняя Азия во внешней политике России. М:, 1984.

215. Кирион. Краткий очерк Грузинской церкви и экзархата в XIX столетии // Священномученик Кирион и Абхазия. Тбилиси, 2006 (на рус. яз. и груз.).

216. Ключевский В.О. Русская история: Полный курс лекций: в 3 т. Минск, 2003.

217. Кобищанов Ю.М. Полюдье: явление отечественной и всемирной истории цивилизаций. М., 1995.

218. Ковальченко ИД. Методы исторического исследования. М., 1987.

219. Ковельман А.Б. Эллинизм и еврейская культура. М., 2007.

220. Коротаев A.B. Долгосрочная политико-демографическая динамика Египта: Циклы и тенденции. М., 2006.

221. Краевич П.Д.. Очерк устройства общественно-политического быта Абхазии и Самурзакани. (Извлечение из трудов Сухумской сословно-поземельной комиссии, представленных в 1869 году). // Сборник сведений о кавказских горцах. 1870. Вып. III.

222. Крылов А.Б. Постсоветская Абхазия (Традиции. Религии. Люди). М., 1999.

223. Мааи О.В. Абжуа. Историко-этнологические очерки Очамчирского района Абхазии. Сухум, 2006.

224. Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в XVIII в. М., 1966.

225. Марр Н. Исторические очерки Грузинской церкви // Церковные ведомости. 1907. №3.

226. ПЪ.Мейендорф И., прот. Византийское наследие в Православной Церкви / Пер. с англ. под общ. ред. Ю.А. Вестеля. Киев, 2007.

227. Мейендорф И. История церкви и восточно-христианская мистика. М., 2000.

228. Мейер М.С. Османская империя в XVIII веке: Черты структурного кризиса. М, 1991.

229. Метревели Р.В. Некоторые вопросы внешней политики Грузии в средние века (XII век). Тбилиси, 1995.

230. Милое JI.B. и др. Количественные методы в исторических исследованиях. М, 1984.

231. Милое Л.В., Цимбаев Н.И. История России XVIII—XIX веков / Под ред. Л.В. Милова. М, 2006.

232. Муравьев A.B. Где проповедовал Симеон Дивногорец? // Вестник Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного университета. Филология. № 1 (7). М., 2007.

233. Национальные окраины Российской империи: становление и развитие системы управления. М., 1997.81 .Натрошвили Т.Г. От Машрика до Магриба / Отв. ред. Л.И. Надирадзе. М., 1978.

234. Никодим, епископ. Православное церковное право. СПб., 1897.

235. Никольский Н.М. История русской церкви. М., 2004.

236. Новосельцев А.П. Генезис феодализма в странах Закавказья. М., 1980.

237. Нуцубидзе Ш. История грузинской философии. Тбилиси, 1960.

238. Оме X. Новое издание актов V—VI собора для серии «Acta Conciliorum Oecumenicorum» // XV Ежегодная богословская конференция Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Т. I. М., 2005.

239. Очерки истории Грузии. В 8 тг.: Т. III. Грузия в XI—XV вв. Тбилиси, 2002; Т. V. Тбилиси, 1990.

240. Петрушевский И.П. Ислам в Иране в VII—XV веках: Курс лекций / Под ред. В.И. Беляева. 2-е изд. СПб., 2007.

241. Пирцхалаишвши А.Г. Города Закавказья. Изд. 2-е. Тбилиси, 2002.

242. Полиевктов М. А. Кавказская археографическая комиссия и ее наследие в Центрархиве ССР Грузии // Исторический вестник. 1925, № 2.

243. Рибер А. Сравнивая континентальные империи // Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей. М., 2004.

244. Сайд Э.В. Ориентализм: Западные концепции Востока / Пер. с англ. A.B. Говорунова. СПб., 2006.

245. Симонова-Гудзенко Е.К. Япония VII—IX веков. Формы описания пространства и их историческая интерпретация. М., 2005.

246. Скабланович H.A. Византийское государство и церковь в XI в. T. I, II. M., 2004.

247. Скурат П. История Поместных Православных Церквей. T. I. М., 1994.

248. Смирнов H.A. Политика России на Кавказе в XVI—XIX вв. М., 1958.

249. Сомель Селчук Акшин. Османская империя: местные элиты и механизмы их интеграции, 1699—1914 // Российская империя в сравнительной перспективе: Сборник статей. М., 2004.

250. Сопленков C.B. Российская общественная мысль первой половины XIX в. о Востоке. Автореф. дис. . канд. ист. наук. М., 1998.

251. Тер-Саркисянц А.Е. История и культура армянского народа с древнейших времен до начала XIX в. М., 2005.

252. Успенский Б.А. Крест и круг. Из истории христианской символики. М., 2006.

253. Фадеев А. В. Кавказ в системе международных отношений 20-50-х гг. XIX в. М., 1956.

254. Фадеев A.B. К вопросу о феодализме в Абхазии (по материалам научной экспедиции 1930 года). Сухум, 1931.

255. Фадеев A.B. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960.

256. Фадеев A.B. Русский царизм и крестьянская реформа в Абхазии. Сухум, 1932.

257. Федоров В.А. Русская православная церковь и государство. Синодальный период. 1700—1917. М., 2003.

258. Харатишвили Г.С. Грузины профессора и преподаватели Восточного факультета Санкт-Петербургского государственного университета. СПб., 2005.

259. ЦуциевА. Атлас этнополитической истории Кавказа (1774—2004). М., 2006.

260. Чачхалиа Д. Хроника абхазских царей; Статьи. Заметки; Дополнение / Науч. ред. Ю. Анчабадзе. М., 1999.

261. Черепов А.П, Краткие заметки о сословиях и взаимных отношениях жителей Бзыпского округа Абхазии 1866 г. // Исторический архив. 1950. V.

262. Шиффман Л. От текста к традиции. История иудаизма в эпоху Второго Храма и период Мишны и Талмуда / Пер. с англ. А. Сиверцева. Mi, 2000.

263. Эсадзе С.С. Историческая записка об управлении Кавказом. Т. 1. Тифлис, 1907.

264. Литература на грузинском языке

265. Антелава И. Центральное и местное управление Грузии в XI—XII вв. Тбилиси, 1983.

266. ИЗ. Гозалишвили Г.К. Заговор 1832 года и либеральное движение России // Его же. Заговор 1832 г. Т. III. Тбилиси, 1970.

267. Башелеишвили JT.O. Принципы монастырской жизни в грузинской агиографии. Тбилиси, 2001.

268. Берадзе Т. Из политической географии Одиши // Сборник по исторической географии Грузии. Т. III: Тбилиси, 1967.

269. Бердзенишвши Д. Следы апостола Андрея в Грузии // 20 веков христианства в Грузии. Тбилиси, 2004.

270. Бердзенишвши Н. Вопросы истории Грузии. Кн. I. Тбилиси, 1964; Кн. V. Тбилиси, 1971.118 .Бердзенишвши Н: Вазират в феодальной Грузии. Чкондидели-мцигнобартухуцеси // Он же. Вопросы истории Грузии. Т. III. Тбилиси, 1966.

271. Вачридзе Г. Имеретинское временное правление (1810—1840 гг.). Кутаиси, 1999.

272. Гелашвши А. Кахетинское восстание 1812 года. Тбилиси, 2003. У1\.Глонти A.A. Картвельские собственные имена. Словарь антропонимов.1. Тбилиси, 1986.

273. Грузинские цари / Под ред. М.Лордкипанидзе и Р.Метревели. Тбилиси, 2000.

274. Джавахишвши И. История грузинского народа. Т. IV. Тбилиси, 1949.

275. Джавахишвши И. История грузинского права. Кн. II. Ч. I. Тбилиси, 1929; Кн. IV. Тбилиси, 1948.

276. Джавахишвили И. Сочинения: В 12 тт. Т. VII. Тбилиси, 1990.

277. Джапаридзе Г.И. Ад-Думаниси: редкая арабская нисба // Юбилейный сборник, посвященный 80-летию Константина Церетели. Тбилиси, 2002.

278. Джапаридзе Г. Дипломатические контакты между Грузией и Египтом в XIV—XVI вв. по обнаруженным в Иерусалиме арабским документам // Грузинская дипломатия. Ежегодник. Т. I. Тбилиси, 1994 (на груз, и англ. яз.).

279. Думбадзе М. Западная Грузия в первой половине XIX в. (присоединение к России и социальное развитие. Тбилиси, 1957.

280. Думбадзе М. Эволюция политического строя Мегрельского княжества в XIX в. // Мимомхилвели (Обозреватель). Т. I. Тбилиси, 1940.

281. Жанен Р. Грузины в Иерусалиме / Религия. 1992. № 10.

282. Кадариа Т. Мегрельское княжество в первой половине XIX в. Тбилиси, 2003.

283. Каландиа Г. Одишские епархии (Цаиши, Бедиа, Мокви, Хоби). Тбилиси, 2004.

284. Кекелидзе К. История древпегрузинской литературы. Т. I—II. Тбилиси,1980.

285. Кекелия В. История иерусалимской грузинской колонии XIII—XVII вв. (по армянским источникам) // Месхети. Исторический сборник. VI—VII. Тбилиси-Ахалцихе, 2005.

286. Ломинадзе Б.Р. Взаимоотношения государства и>церкви в Грузии VIII— XII вв. // Грузия в эпоху Руставели. Тбилиси, 1966.

287. Макалатиа С. История и этнография Самегрело. Тбилиси, 1941; 2-е изд. Тбилиси, 2006.

288. Сабинин М. История Грузинской церкви до конца VI в. СПб., 1877.

289. Сванидзе М. Из истории грузино-турецких отношений в XVI—XVII вв. Тбилиси, 1971.

290. Сирадзе Р. Грузинская агиография. Тбилиси, 1987.

291. Сихарулидзе И. Шавшет-Имерхеви. Батуми, 1988.

292. Соселия О. Очерки из социально-политической истории Западной Грузии феодального периода (Сеньории). Кн. I. Тбилиси, 1973; Кн. II. Тбилиси, 1981; Кн. III. Тбилиси, 1990.

293. Степанадзе М. Положение грузин на Святой земле в Иерусалиме в VII—XVII вв. по международным актам // Грузинская дипломатия. Ежегодник. Т. 5. Тбилиси, 1995. С. 446 (на груз, и англ. яз.)

294. Тамарашвши M. Грузинская церковь от основания по сей день / Под ред. 3. Алексидзе и Дж. Одишели. Тбилиси, 1995.

295. Топчишвши Р. Этническая история картвелов и историко-этнографические области Грузии. Тбилиси, 2002.

296. Учанеишвили Д. Материал для истории Самегрело XIX века // Труды Кутаисского государственного педагогического института. T. II. Кутаиси, 1941.

297. Хорава Б. Взаимоотношения Одиши и Апхазети в XV—XVIII вв. Тбилиси, 1996.

298. Хорава Б. Новая династия княжеского дома Дадиани. Тбилиси, 2001.

299. Чхатараишвши К. Очерки по истории военного дела в феодальной Грузии («лашкар-надироба» и ее социальная суть). Тбилиси, 1979.

300. Чхатараишвши К. Присоединение Гурийского княжества к России. Тбилиси, 1985.

301. Шенгелия Н. Должность сахлтухуцеси в Имеретинском царстве // Труды Кутаисского государственного педагогического института. T. II. Кутаиси, 1941.

302. Литература на западноевропейских языках

303. Kamenskii Alexander В. The Russian Empire in the Eighteenth Century. Searching for a Place in the World. Translated and edited by D. Griffiths. Armonk (NY); London, 1997.

304. Lang DM. The Last Years of the Georgian Monarchy. 1658—1832. New York, 1957.

305. Lang DM. A Modern History of Soviet Georgia. New York, 1962.

306. Lemm Oscar von. Ibérica Mémoires de l'Academie des sciences de St.-Petersbourg. Vll-e série, classe hist-philolog. Vol. VII. 1906. № 6.

307. Maeda Hirotake. On the Ethno-Social Background of Four Gholâm Families from Georgia in Safavid Iran // Studia Iranica. Tome 32 2003 - fasc. 2.

308. Nasrallah Jh Mgr. Chronologie des patriarches melchites d'Antioche de 1250 a . 1500. Jerusalem, 1968.

309. Peradse Gr. Dr. Die probleme der georgischen Evangelienubersetzung // Zeitsehrift fur die neuettestamentliche Wissenschaft. 1930. 29 Band. Heft

310. Rezvani Babak. The Islamization and Ethnogenesis of the Fereydani Georgians //Nationalities Papers. Vol. 36. No 4. September 2008.

311. SaidE. W. Orientalism. London, 2003.

312. Suny R.G. The Making of the Georgian Nation. Second edition. Bloomington-Indianapolis, 1994.

313. Tarchnishvili M. Das neuaufgefundene Kloster der Georgier in Bethelem // Bedi Karthlisa. 1954. № 16.

314. Walbiner C.-M. Accounts on Georgia in the Works of Makäriyüs Ibn Al-Zalm // Parole de l'Orient. 1996. № 21.

315. Walbiner C.-M. Die Beziehungen zwischen dem Griechisch-Orthodoxen Patriarchat von Antiochia und der Kirche von Georgien vom 14. bis zum 18. Jahrhundert // Le Muséon. Revue d'études orientales. Tome 114 Fase. 3-4. Louvain-la-neuve, 2001.