Высшая бюрократия России в годы Первой мировой войны, июль 1914 - февраль 1917 гг тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Куликов, Сергей Викторович

• Куликов, Сергей Викторович
• кандидат исторических наук
• 1999

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Куликов, Сергей Викторович

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА 1. БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА И САМОДЕРЖАВНЫЙ

МОНАРХ В ГОДЫ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

1Л. Религиозность Николая II как политический фактор

1.2. Политическое миросозерцание Николая II

1.3. Николай II как «высший чиновник»

1.4. Роль Николая II при назначениях и отставках министров

ГЛАВА 2. ВЫСШАЯ ЦАРСКАЯ БЮРОКРАТИЯ И ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОР НАКАНУНЕ ПАДЕНИЯ ИМПЕРИИ

2.1. Придворная иерархия и практика ее формирования накануне и в

годы Первой мировой войны

2.2. Придворный штат его величества накануне Февральской революции: историко-социол огический анализ

2.3. Политическая самоидентификация придворных в годы Первой мировой войны

ГЛАВА 3. БЮРОКРАТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА И НАРОДНОЕ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВО

3.1. «Священное единение»: замысел и реальность

3.2. Представители правительственного либерализма. Парламентаристы

3.3. Представители правительственного либерализма. Дуалисты

3.4. Парламентаристы и дуалисты в Совете министров

3.5. Парламентаристы и дуалисты в Государственном совете

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЕ

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Высшая бюрократия России в годы Первой мировой войны, июль 1914 - февраль 1917 гг»

ВВЕДЕНИЕ.

В центре внимания настоящей работы - высшая царская бюрократия периода Первой мировой войны. В качестве эквивалента понятию «высшая бюрократия» в ней используется, также, понятие «бюрократическая элита». Оправданность употребления последнего понятия требует некоторого обоснования.

Дело в том, что с формальной точки зрения в социальную прослойку высшей бюрократии входили все сановники, занимавшие должности не ниже 4 класса, право замещения которых принадлежало исключительно монарху.

Однако, наряду с должностными лицами, имевшими действительно реальное значение в деятельности высших и центральных звеньев государственного аппарата (министры, члены Государственного совета по назначению, сенаторы, товарищи министров, директора департаментов и начальники главных управлений), упомянутая социальная прослойка включала в себя, также, и тех должностных лиц, которые какого-либо стабильного влияния на ход управления, как правило, не оказывали.

Среди них мы видим и членов консультативных ведомственных органов (советов при министрах), и чиновников особых поручений 4 класса, и, наконец, таких экзотических должностных лиц, как, например, начальник Придворной певческой капеллы, который, по своему посту, хотя и числился в 4 классе, к высшей бюрократии может быть отнесен только с очень большой долей условности.

Представляется, поэтому, целесообразным изучая заявленную тему, отойти от чисто формального принципа и понимать под высшей бюрократией, согласно функциональному принципу, некое коллективное целое, состоящее из перечисленных выше должностных лиц первого типа, т.е. лиц, чье влияние на ход управления было достаточно заметным и стабильным. Однако, подобная трактовка термина «высшая бюрократия» вполне адекватна понятию «бюрократическая элита», которое также делает акценты, во-первых, на целостности подразумеваемого им феномена, а, во-вторых, на функциональной значимости индивидуумов, этот феномен составляющих.

Давать излишне подробное обоснование непреходящей важности изучения состояния именно высшей царской бюрократии не приходится.

Наблюдавшееся вплоть до Февральской революции очевидное доминирование самодержавия над остальными факторами исторического процесса, с другой стороны - жесткая иерархизация государственной власти, характерная для дореволюционной России, приводили к тому, что бюрократическая элита, в большей степени, чем какая-либо иная социальная прослойка, оказывала решающее влияние не только внутри сферы своей компетенции, но и далеко за ее пределами.

Эта черта бюрократической элиты делала ее, поистине, квинтэссенцией самодержавного режима. Данное обстоятельство обусловило, также, то, что без обращения самого пристального внимания прежде всего на состояние высшей царской бюрократии адекватное постижение не только политического, но, практически, всех остальных аспектов российской истории, подчас находившихся от указанного аспекта достаточно далеко, попросту невозможно.

Особое значение имеет изучение состояния бюрократической элиты применительно к периоду Первой мировой войны. И дело здесь не только в том, что данный период являлся заключительным в истории рассматриваемого феномена. Именно в годы войны на судьбе высшей царской бюрократии наиболее ярко отразились не только специфические обстоятельства экстремальной ситуации военного времени, но и все те закономерности, которые, будучи характерными для бюрократической элиты задолго до войны, в мирное время пребывали либо в не-выявленном, либо в едва актуализированном состоянии.

Следовательно, освещение заключительного периода истории высшей царской бюрократии в равной мере важно для понимания как причин ее ухода с исторической арены, так и особенностей ее функционирования в периоды, когда ведущая роль интересующего нас исторического явления под сомнение не ставилась.

Изучение состояния бюрократической элиты имеет, по меньшей мере, два аспекта - историко-социологический, в рамках которого исследуемый феномен анализируется изнутри, и историко-политологический, подразумевающий анализ

исследуемого феномена извне, т.е. с точки зрения его отношений с выше-, равно- или нижестоящими факторами.

Наиболее важные результаты сделанного нами внутреннего анализа высшей бюрократии предреволюционного периода уже опубликованы в серии статей1, в силу чего главное внимание в настоящей работе уделяется внешнему анализу, обращение же к итогам внутреннего анализа в дальнейшем делается лишь постольку, поскольку это удовлетворяет освещению историко-политологического аспекта заявленной темы.

Таким образом, с учетом указанного обстоятельства, цель настоящего исследования сводится к изучению ближайших результатов влияния, оказанного экстремальной ситуацией Первой мировой войны и вызванного ею внутриполитического кризиса на местоположение высшей царской бюрократии в политической системе «старого порядка».

Соответственно стратегической цели исследования оно распадается на решение ряда частных задач, подразумевающих изучение сложившихся в годы войны отношений бюрократической элиты с ключевыми элементами политической системы «старого порядка», а именно: а) самодержавным монархом, б) Императорским двором и в) народным представительством.

Анализ этих отношений отталкивается от тезиса, согласно которому степень бюрократизации государственной власти в Царской России к началу Первой мировой войны была такова, что в обеспечении эффективного функционирования политической системы «старого порядка» главную роль из всех перечисленных системных элементов, т.е. роль интегрирующего фактора, играла именно бюрократическая элита.

Как представляется, залог успешного решения поставленных задач заключается в комбинировании элементов тех методологических подходов, которые применяются тремя, наиболее влиятельными, течениями современного гумани-

1 Куликов C.B. 1) Социальный облик высшей бюрократии России накануне Февральской революции. // Из глубины времен. Вып. 5. СПб., 1995; 2) Высшая царская бюрократия как элемент социальной структуры предреволюционного Петрограда. // Петербургские чтения - 96. Материалы Энциклопедической библиотеки «Санкт-Петербург - 2003». СПб., 1996. Дубенцов Б.Б., Куликов C.B. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во вт. пол. XIX - нач. XX в. (Итоги и перспективы изучения). // Проблемы социально-экономической и политической истории России. XIX - XX вв. Сб. ст. памяти Валентина Семеновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьева. СПб., 1999.

тарного знания: теорией бюрократии, разработанной Максом Вебером, теорией элит и исторической антропологией.

Решение поставленных задач актуально не только в силу особой значимости объекта исследования, но и вследствие ситуации, сложившейся в историографии, причем не только отечественной, но и зарубежной. Действительно, специальных работ, посвященных состоянию высшей царской бюрократии периода Первой мировой войны на сегодняшний день не существует.

Вместе с тем, это отнюдь не означает, что работы, посвященные освещению тех или иных аспектов темы настоящего исследования, в научной историографии отсутствуют вовсе. Наоборот, число этих работ уже таково, что дает возможность подвергнуть их известной классификации.

Одну группу упомянутых работ составляют исследования, в которых отдельные аспекты истории бюрократической элиты предреволюционного периода рассматриваются в связи с изучением противоречий, пролегавших в это время между властью и обществом.

Первые опыты подобного рода исследований были сделаны в зарубежной историографии, поскольку долгое время, приблизительно - до середины 1950-х гг., советская историография концентрировала почти все свое внимание преимущественно на изучении противоречий, пролегавших не между властью и обществом, а внутри общества (т.н. «классовых противоречий»).

Наиболее ярким образчиком иноязычного исследования, косвенно затрагивающего, в связи с анализом отношений власти и общества в годы войны, отдельные аспекты темы настоящего исследования, является работа Бернарда Пэйрса2. Данная работа, выдержавшая несколько изданий, почти сразу по выходе в свет была признана классической.

Характеризуя ее, следует отметить, что, при всей своей значимости, книга Б. Пэйрса не лишена некоторых существенных недостатков, главный из которых заключается в чрезмерном утрировании деградации правящего слоя предреволюционной России. В этом случае проявилась несомненная зависимость автора от стереотипов, характерных для мышления деятелей либеральной оппозиции, с

2 Pares B. The Fall of the Russian Monarchy. London, 1939.

которыми (и прежде всего - с А.И. Гучковым) Б. Пэйрс находился в самом тесном общении задолго до Февральской революции.

Указанный недочет сразу обратил на себя внимание беспристрастных рецензентов. Так, бывший лидер правого крыла кадетской партии В.А. Маклаков, явно оспаривая Б. Пэйрса, подчеркивал, что накануне Февральской революции «крепкими и здоровыми» были не только общественные круги, но и «государственный аппарат и правящий класс»3.

В.А. Маклаков поставил под сомнение и мнение Б. Пэйрса, впоследствии завоевавшее всеобщее признание не только в зарубежной, но и в отечественной историографии. Согласно этому мнению кадеты являлись истинными либералами. Чтобы быть ими, полагал В.А. Маклаков, кадетам «не хватало духа лояльного компромисса». Именно поэтому оказанию поддержки исторической власти кадеты, желая «сразу ввести полную демократическую систему», предпочли, в конечном итоге, заключение союза «с революционными элементами»4.

Последующие работы зарубежных исследователей, косвенно затрагивавших отдельные аспекты темы настоящей диссертации, в общем и целом не выходили за рамки тех сюжетов и тех трактовок, которые были даны в книге Б. Пэйрса. Характерны, в этой связи, труды Г. Сетона-Уотсона, Э. Тейлора, К. Вильсона, Р. Голдстона, Э. Холлидея, Э. Крэнкшоу и др5.

Впоследствии, однако, взгляды видных западных исследователей тематики, близкой по своему содержанию к сюжетам настоящего исследования, претерпели известную эволюцию в направлении от концепции Б. Пэйрса к концепции, выработанной В.А. Максаковым.

Следы влияния этой концепции, - подчас подспудного и неосознанного, -можно встретить в трудах таких разных историков, как Ричард Пайпс6 и Доминик Ливен7.

3 Maklakov V. On the Fall of Tsardom. // Slavonic and East European Review. 1939. Vol. 18. № 52. P. 80.

4 Op. cit. P. 92.

5 Seton-Watson H. The Decline of Imperial Russia. London, 1952; Taylor E. The Fall of the Dynasties. Garden City, 1963; Wilson C. Rasputin and the Fall of the Romanovs. New-York, 1964; Goldston R. The Russian Revolution. London, 1967; Holliday E. Russia in Revolution. New-York, 1967; Crankshaw E. The Shadow of the Winter Palace: The Drife to Revolution, 1825 - 1917. London, 1975.

6 Пайпс P. Русская революция. В 2-х частях. М., 1994.

7 Lieven D. Russia Rulers under the Old Regim. New Haven-London, 1989.

Последняя из указанных работ хотя и основана на анализе назначений в Государственный совет, состоявшихся за период с 1894 по 1914 г., тем не менее, содержит особую главу («Самодержавие, бюрократия, катастрофа»), имеющую некоторое отношение к теме настоящего исследования и содержащую интересные наблюдения о природе бюрократического либерализма и о том, как его особенности повлияли на судьбы «старого порядка».

Первым советским исследователем, обратившимся к доскональному изучению противоречий, пролегавших между властью и обществом именно в годы мировой войны, стал B.C. Дякин, выпустивший в 1967 г. соответствующую монографию8.

В этой монографии, посвященной анализу отношений «буржуазии и царизма» периода войны, впервые в отечественной историографии была предпринята попытка комплексного освещения данной темы, основанного на широком использовании и сопоставлении самых разнообразных источников, в т.ч. и тех, которые, к моменту выхода книги B.C. Дякина в свет, являлись, подчас, не только неопубликованными, но и невостребованными исследователями.

В рассматриваемой работе, максимально свободной, насколько это было возможно в 1960-е гг., от излишней заидеологизированности, B.C. Дякин дал классическую трактовку целого ряда ключевых, для периода войны, сюжетов, надолго задав тон последующим исследованиям соответствующей темы. В частности, он первым, среди не только отечественных, но и зарубежных историков, представил масштабную реконструкцию такого судьбоносного события, как политический кризис лета 1915 г.

Особое значение, с точки зрения настоящего исследования, имеет и вывод B.C. Дякина о том, что в рассмотренный им период политика царского правительства по отношению к общественности и, прежде всего, Думе, была вполне осознанной и последовательной, что отрицали, в свое время, представители оппозиционной, а затем - и эмигрантской историографии.

8 Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914 - 1917). Л., 1967.

Следующей работой, которая находится в том же историографическом ряду, что и книга B.C. Дякина, стала монография Е.Д. Черменского о взаимоотношениях 4 Государственной думы с самодержавием9.

Данная работа базируется на широком круге источников, востребованных ее автором намного раньше, в пору написания им докторской диссертации. По-видимому, именно поэтому книга Е.Д. Черменского не лишена некоторых недостатков, основным из которых является чрезвычайное преувеличивание реакционности политики царского правительства по отношению к Государственной думе. Это обстоятельство привело к недооценке автором рассматриваемой работы политического значения либеральных сановников, а тем самым - и увидеть за внешней монолитностью правительственного лагеря существование различных, не только реакционных, течений.

Вместе с тем, Е.Д. Черменскому принадлежит важный вывод о том, что накануне Февральской революции власть и оппозиционная общественность «бились в постоянных противоречиях и, взаимно отталкиваясь, не могли обходиться друг без друга». Именно этим Е.Д. Черменский объяснял отсутствие у правящих кругов, накануне Февральской революции, решимости «разогнать Думу и изменить ее статус»10.

Еще одной работой, посвященной, помимо прочего, рассмотрению взаимоотношений 4-й Думы и самодержавия, явилась монография В.И. Старцева11, который в этой своей книге попытался, и, в общем, довольно удачно, осветить указанную тему сквозь призму проблемы дарования «ответственного министерства» и «министерства общественного доверия», причем эта проблема рассматривается в достаточно длительной временной перспективе, что позволило автору данной монографии выявить черты известной преемственности в политике царского правительства по отношению к Думе на протяжении более чем десяти лет, т.е. на протяжении функционирования первых четырех Дум.

9 Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

10 Там же. С. 260.

11 Старцев В.И. Русская буржуазия и самодержавие в 1-905 - 1917 гг. (Борьба вокруг «ответственного министерства» и «правительства доверия»). Л., 1977.

Во второй половине 1970-х гг. внимание исследователей, занимавшихся историей России начала XX в., оказалось переключенным с изучения противоречий между властью и обществом на изучение противоречий внутри самой власти.

Символом этого стала вышедшая в 1984 г. коллективная монография, освещающая состояние самодержавия в царствование Николая II12. Она, как и остальные исследования, созданные в новом ключе, составляют вторую группу историографических явлений, имеющих косвенное касательство к сюжетам настоящего исследования.

Как и в 1960-е гг., при начале детального изучения наблюдавшихся в годы мировой войны противоречий между властью и обществом, в 1980-е гг. пионером изучения актуальных именно для периода войны противоречий, пролегавших теперь уже внутри самой власти, явился B.C. Дякин. В соответствующем разделе упомянутой коллективной монографии он, опять-таки, впервые в научной историографии, дал блистательный анализ политической борьбы, имевшей место в июле 1914 - феврале 1917 г. на самой вершине государственного управления. Аналогичная задача применительно к довоенному периоду была поставлена и решена тем же исследователем совместно с Б.Б. Дубенцовым.

Из изложения главы, посвященной периоду войны, со всей очевидностью следует, что в это время правящая верхушка Российской империи, и прежде всего - высшая царская бюрократия, в политическом отношении отнюдь не была столь монолитно-реакционной, как это обыкновенно изображалось оппозиционными мемуаристами, а впоследствии - подпавшими под их влияние исследователями.

Благодаря скрупулезному анализу целого ряда ценнейших новонайденных документов (один из них - список коалиционного кабинета, составленный A.B. Кривошеиным и графом В.В. Мусиным-Пушкиным), B.C. Дякину удалось не только вычленить либеральное течение внутри высшей бюрократии изучавшегося им периода, но и показать, что представители этого течения оказывали во

12 Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш., Дубенцов Б.Б., Дякин B.C., Потолов С.И. Кризис самодержавия в России. 1895- 1917. Л., 1984.

время войны подчас решающее влияние на процесс принятие общеполитических решений.

Параллельно с B.C. Дякиным ту же самую проблематику, но только применительно к периоду Первой русской революции, проанализировал Р.Ш. Гане-лин, увидевший в реформаторских начинаниях как этого, так и последующего периода не случайные последствия столь же случайной реакции самодержавия на вызовы времени, а проявления того, что можно назвать правительственным либерализмом, имевшим за собой, по меньшей мере, вековую традицию.

По наблюдениям Р.Ш. Ганелина, линии на проведение реформ либеральные сановники держались не только сознательно, но и последовательно, проявляя, при этом, несомненную принципиальность и, в то же время, ловкость, которая была необходима для отстаивания реформаторского курса перед императором. И сам Николай II, по мнению того же автора, переживая свое расставание с самодержавной властью как глубокую личную драму, тем не менее, был способен воспринимать аргументы как реакционеров, так и либералов, впрочем, лишь тогда, когда ими являлись лишенные каких-либо амбиций патриархи сановного Олимпа.

Концепция бюрократического реформаторства, выдвинутая Р.Ш. Ганели-ным, получила свое обоснование не только в уже упоминавшейся коллективной монографии, но и в авторской монографии этого исследователя13. Поскольку данная концепция является весомым вкладом в научную историографию последних десятилетий, ее значение распространяется не только на период Первой русской революции, но и на последующие периоды, вплоть до Февральской революции.

Вскоре после появления перечисленных работ вышла в свет монография М.Ф. Флоринского, посвященная ключевым аспектам относящейся ко времени мировой войны деятельности Совета министров14.

Автор этой работы, действуя в том же направлении, что и его старшие коллеги, впервые в научной историографии не просто досконально исследовал,

13 Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 г. Реформы и революция. СПб., 1991.

14 Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России в годы Первой мировой войны (Совет министров в 1914-1917 гг.). JL, 1998.

применительно к периоду войны, механизм функционирования органа высшей исполнительной власти, но и, кроме того, осуществил этот анализ, отталкиваясь от целого ряда проблем, не только им намеченных, но и освещенных.

Одна из них, важная именно для июля 1914 — февраля 1917 гг. - проблема координирования в годы войны действий высших военных и гражданских властей. Другая, имеющая особое значение для темы настоящего исследования, -проблема обеспечения политического единства правительственной деятельности.

Анализируя последнюю из перечисленных проблем, М.Ф. Флоринский пришел к заключению о том, что во время войны на функционировании органа высшей исполнительной власти сказывалось наличие в нем влиятельной либеральной группы. Данное обстоятельство М.Ф. Флоринский трактовал как неоднозначное.

С одной стороны, отсутствие единомыслия в Совете министров, несомненно, уменьшало эффективность его деятельности. С другой - пребывание в кабинете лиц, воззрения которых были, подчас, абсолютно противоположны, оставляло монарху, формировавшему правительство, больше возможностей для политического маневра, а следовательно, в конечном итоге - давало «старому порядку» лишний шанс на спасение.

Благодаря изысканиям М.Ф. Флоринского было получено еще одно веское доказательство в пользу того, что такая важная категория бюрократической элиты, как личный состав кабинета, не только не отличалась политической однородностью, но и, так сказать, в известном смысле не была запрограммирован на это.

Вслед за работой М.Ф. Флоринского вышла монография А.Я. Авреха15, завершившая целую серию вышедших из под его пера книг по русской политической истории начала XX в.

В этой работе даровитого московского исследователя сказались, пожалуй, наиболее ярко как сильные, так и слабые стороны его творческой манеры. Смелость исследовательского воображения соединяется в ней с холодной расчетли-

15 Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989.

востью научного анализа, результаты которого, базирующиеся не только на тонких, а подчас - и прямо парадоксальных, умозаключениях автора, но и на привлечении значительного числа новых источников, изложены мастерски и стильно.

Однако, тем контрастнее на фоне перечисленных достоинств выделяются аффектированная приверженность А .Я. Авреха к марксистско-ленинским догмам и, очевидно, обусловленный именно ею, крайний схематизм исторической реконструкции, заставляющий его, подчас, делать выводы, никак не вытекающие из приведенного им же материала.

Тем не менее, в работе А .Я. Авреха содержатся выводы, которые не только не потеряют имеющееся за ними бесспорное значение, по крайней мере - в обозримом будущем, но и представляются чрезвычайно важными с точки зрения темы настоящего исследования.

Один из данных выводов - тезис о том, что именно в годы войны, на фоне событий августа - сентября 1915 г. произошло катастрофическое рассогласование связей, соединявших императора и его министров. Результатами этого стали, по мнению А.Я. Авреха, «потеря веры в дееспособность власти со стороны бюрократии и чиновничества, т.е. среди агентов власти», «вызревание в их среде настроения обреченности и пораженчества перед лицом надвигающейся революции» и «внутренняя готовность перейти на службу к новому хозяину - буржуазной власти, т.е. полная изоляция режима»16.

Важные наблюдения по поводу типологии процессов, наблюдавшихся внутри высшей власти в годы Первой русской и накануне Февральской революций, содержатся в совместном докладе Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина17, представленном на международном коллоквиуме «Реформы или революция?» и опубликованном в сборнике его материалов.

16 Аврех А.Я. Ук. соч. С. 175.

17 Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Кризис власти в России. Реформы и революционный процесс. 1905 и 1917. // Реформы или революция? Россия 1861 - 1917. Материалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992.

Содержание другого доклада18, сделанного A.B. Островским на конференции, посвященной элите российского общества XIX - начала XX в., также перекликается с темой настоящего исследования. Крайне интересным представляется предположение A.B. Островского о характерной для периода Первой мировой войны обусловленности деятельности либеральной оппозиции состоянием «верхов», т.е., прежде всего, бюрократической элиты.

Оценивая перспективы, имевшиеся у «старого порядка» накануне Февральской революции, A.B. Островский, в частности, подчеркивал: «накал революционной борьбы к началу 1917 г. не достиг такой остроты, которая давала бы основание думать, что дни существующего режима сочтены. Складывается впечатление, которое, правда, нуждается в проверке, что в своем развитии «кризис верхов» опережал развитие открытого либерально-оппозиционного движения, а оно опережало развитие революционного движения»19.

Итоги деятельности историков, занимавшихся изучением противоречий, пролегавших не только между властью и обществом, но, прежде всего, внутри самой власти, подведены в коллективной монографии «Власть и реформы»20. В предисловии к этой монографии, написанном Б.В. Ананьичем и имеющим известное значение и для настоящего исследования, дан краткий типологический анализ тому, как в различные периоды истории России проблема кардинального реформирования режима властью ставилась и разрешалась.

Глава, посвященная интересующему нас периоду, была написана B.C. Дя-> киным и стала как бы его завещанием. В этой главе он не только максимально обобщил наработки, сделанные им в его предыдущих работах, но и выдвинул целый ряд новых наблюдений, наиболее важным из которых, с точки зрения цели настоящего исследования, является вывод о том, что в годы войны обострение внутриполитической ситуации толкнуло на блок с либералами и правую часть общества, в результате чего высшая власть оказалась полностью изолированной даже от своих вчерашних сторонников.

18 Островский A.B. Элита российского общества XIX - XX вв.: некоторые проблемы истории и историографии. //Из глубины времен. Вып. 3. СПб., 1994.

19 Там же. С. 17.

20 Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996.

В последнее время изучением противоречий, имевших место внутри власти в годы Первой мировой войны, успешно занимаются Р.Ш. Ганелин и М.Ф. Флоринский. Благодаря привлечению целого ряда новых источников, и прежде всего - корпуса документов из коллекции предпоследнего помощника управляющего делами царского Совета министров А.Н. Яхонтова, упомянутые исследователи в серии статей21, написанных ими совместно, проблемы, ставшие уже традиционными, рассматривают, однако, в совершенно новом ключе, который подразумевает анализ не только политического смысла указанных проблем, но и их функциональных аспектов.

Одновременное концентрирование исследовательского внимания на том и на другом, будучи, в качестве методического приема, чрезвычайно продуктивным, открыло возможности для придания реконструкции прошлого как большей объемности, так и большего соответствия конкретным историческим реалиям. Охарактеризованный методологический прием имеет особую актуальность и для решения задач настоящего исследования.

Последняя, по времени своего выхода, работа, которая является ярким образчиком второго из двух указанных выше историографических направлений, -статья Р.Ш. Ганелина о состоянии высшей власти в конце 1916 — начале 1917 гг22. В ней, на широком политическом фоне и применительно к указанному периоду, дается анализ особенностей функционирования частей государственной машины, отвечавших за проведение карательной политики.

Подводя итоги краткого историографического обзора работ, затрагивающих некоторые аспекты настоящего исследования косвенным образом, нельзя не подчеркнуть, что наметившаяся во второй половине 1970-х гг. переориентация интереса исследователей, занимавшихся политической истории России начала XX в., с изучения противоречий между властью и обществом на изучение проти-

21 Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. 1) А.Н. Яхонтов и его «Тяжелые дни». История текста и издания. // Средневековая и новая Россия. СПб., 1996; 2) Российская государственность и Первая мировая война. // 1917 г. в судьбах России и мира. Февральская революция. От новых источников к новому осмыслению. М., 1997; 3) На пути к летнему политическому кризису 1915 г. // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX - XX вв. Сб. ст. памяти Валентина Семеновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьева. СПб., 1999.

22 Ганелин Р.Ш. После Распутина. // Историк и революция. Сб. ст. к 70-летию со дня рождения Олега Николаевича Знаменского. СПб., 1999.

воречий внутри самой власти имеет поистине эпохальное значение, поскольку именно эта переориентация создала предпосылки для освобождения сознания исследователей от стереотипов и тематики, довлевших над ним в течение предыдущих 80-ти лет, если истоки историографического направления, нацеленного на анализ антиномии «власть - общество», относить к работам оппозиционных деятелей начала XX в.

При всей важности изучения горизонтальных противоречий (т.е. противоречий между властью и обществом), оно ни в коей мере не могло заменить собой изучения противоречий вертикальных (т.е. внутри власти), что и выявилось со всей наглядностью в абсурдной, по своей сути, историографической ситуации, когда правительственный лагерь начала XX в. (в отличие от его аналогов более раннего времени) рассматривался как нечто монолитно-реакционное, вследствие чего протекавшая в нем борьба самых разных политических направлений в лучшем случае - преуменьшалась, а в худшем - игнорировалась вовсе.

Конечно, изучение горизонтальных противоречий не потеряло своей актуальности до сих пор. Однако теперь оно становится исчерпывающим только тогда, когда оно не подменяет собой и изучения вертикальных противоречий. С учетом этой корректировки, историографическое направление, связанное с изучением последних, нельзя не признать весьма многообещающим и чрезвычайно перспективным.

Обращаясь к краткой характеристике источников, положенных в основу настоящего исследования, можно, прежде всего, отметить, что проблемы, возникающие при их обработке, связаны не с тем, что их слишком мало, а с тем, что их чрезмерно много. Таким образом, использование указанных источников сразу же ставит перед исследователем проблему их отбора, при решении которой употребление какого-то одного критерия попросту невозможно.

Казалось бы, к примеру, что в случае с мемуарами необходимо отдавать бесспорное предпочтение лишь мемуарам, вышедшим из под пера сановников. Однако, и в мемуарах общественных деятелей, находившихся, в пространственном отношении, довольно далеко от власти, имеются сведения о состоянии выс-

шей бюрократии, столь же ценные, как и сведения, содержащиеся в мемуарах бывших представителей власти.

В непосредственной связи с обрисованной проблемой находится и проблема, вытекающая из невозможности проведения в максимально возможной мере, при изучении состояния бюрократической элиты периода войны, принципа полноты источниковой базы.

Колоссальный объем имеющихся по данной теме источников заставляет ограничиваться, при руководствовании указанным принципом, использованием наиболее значимых из них, причем определение степени значимости, зависящей единственно от конкретной специфики конкретного сюжета, и в данном случае нельзя подвести под какой-то единообразный критерий.

Наличие указанных проблем не означает, однако, что источники по заявленной теме не поддаются традиционному классифицированию, в соответствии с которым их можно разделить на официально-документальные и частные.

К числу первых относятся неопубликованные материалы, сохранившиеся в фондах Совета министров, а также Канцелярий министра внутренних дел, земледелия, Министерства Императорского двора и Собственной его величества канцелярии. Выбор материалов, отложившихся в фондах именно этих учреждений, объясняется той исключительной ролью, которую большинство из них играло в том числе и в годы Первой мировой войны.

Если присутствие в приведенном перечне таких органов исполнительной власти, как Совет министров, Министерства внутренних дел и Императорского двора, вполне понятно, то наличие в нем Министерства земледелия нуждается в дополнительном объяснении.

Дело в том, что в период войны, вплоть до октября 1915 г., глава данного министерства, называвшегося до указанного срока Главным управлением землеустройства и земледелия, A.B. Кривошеин, являлся, по степени своего влияния на процесс выработки общеполитического курса, «фактическим премьером», вследствие чего в его Канцелярии и отложились материалы, имеющие непосредственное отношение не только к делам этого Ведомства, но и к общеполитическим вопросам.

В частности, именно в фонде Канцелярии министра земледелия удалось обнаружить такие ключевые, для темы данного исследования, источники, как две аналитические записки, принадлежащие перу одного из высокопоставленных единомышленников A.B. Кривошеина - директора Канцелярии министра путей сообщения Н.И. Туган-Барановского.

Особое место внутри корпуса официально-делопроизводственных источников, использованных при написании настоящей работы, занимает такой из них, как материалы Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (допросы, показания, коллекции вещественных доказательств и т.д.)23.

На сегодняшний день не только опубликованные, но и, в еще большей мере, неопубликованные материалы Следственной комиссии востребованы исследователями истории России начала XX в. совсем не в той степени, в какой они этого заслуживают. И это несмотря на то, что вся совокупность указанных материалов является как бы грандиозным срезом с состояния правящей верхушки Царской России как периода Первой мировой войны, так и периодов предшествующих.

Исключительная ценность документов, накопившихся в результате деятельности Следственной комиссии, обусловливается не только тем, что политическую историю периода Мировой войны они отражают буквально по горячим следам, но еще и тем, что многие высокопоставленные сановники, занимавшие ключевые государственные посты именно в годы войны, только благодаря Следственной комиссии получили возможность предаться воспоминаниям и, тем самым, раскрыть движущие пружины многих событий указанного периода, причины которых в ином случае остались бы необъясненными, поскольку многие из этих сановников были расстреляны почти сразу после прихода к власти большевиков.

Вместе с тем, некоторые материалы Следственной комиссии не лишены существенных недостатков, которые обусловливаются, прежде всего, особенностями их составления. Это можно сказать, прежде всего, о стенографических отчетах (протоколах) допросов.

Так, имея в виду именно данный источник, бывший главноуправляющий государственным здравоохранением Т.Е. Рейн указывал, что «стенографические записи не предъявлялись допрашиваемым и ими не подписывались». Подразумевая протокол своего допроса, Г.Е. Рейн вспоминал: «запись моего допроса не была мне показана и подписи моей на ней нет».

Передавая собственные впечатления от публикации протокола этого допроса, сделанной в пятом томе материалов Следственной комиссии, Т.Е. Рейн писал: «должен сказать, что он требует значительных поправок. Я обнаружил в нем ряд неточностей, неправильных передач мысли, различных недомолвок и умолчаний. Видимо и редакторский карандаш не отличался подобающим беспристрастием»24.

Как представляется, недостатки протоколов допросов, указанные Г.Е. Рейном, обусловливались наличием в деятельности Следственной комиссии известной тенденции, связанной с тем, что ее члены, в т.ч. и редактор протоколов допросов A.A. Блок, были склонны к тому, чтобы, подчас совершенно неосознанно, просто в силу резкого распространения после Февральской революции антимонархических настроений, преувеличивать виновность бывших царских сановников.

В то же время, несомненно, что протоколы допросов имеют в себе и недостатки иного рода, появившиеся в них из-за желания допрашивавшихся сановников если не обелить себя в глазах новой власти полностью, то, по крайней мере, максимально преуменьшить собственную роль в тех политических начинаниях, которые эта власть могла вменить им в вину.

Впрочем, иногда находившиеся под следствием сановники, пребывая в состоянии психологического надлома, вели себя совершенно иначе, начиная заниматься саморазоблачительством и самобичеванием (как это было в случае с С.П. Белецким), которые, так же, как и открещивание от собственных вин, раскрытию истины, очевидно, способствовать не могли.

23 Подробнее о ее деятельности см.: Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение. // Исторические записки. Т. 118. М., 1990.

24 Рейн Г.Е. Из пережитого. 1907 - 1918. В 2-х тт. Берлин, б.г. Т. 2. С. 292.

Наоборот, собранные Следственной комиссией показания общественных деятелей подчас отмечены стремлением лиц, их давших, к непомерному самопревознесению и саморекламе. Крайне показательны, в этой связи, показания М.В. Родзянко.

Несмотря на отмеченные недостатки, материалы Следственной комиссии, в т.ч. и протоколы допросов и показаний, по-прежнему можно трактовать как первоклассный исторический источник, детальное источниковедческое изучение которого и более широкое вовлечение в научный оборот содержащихся в нем сведений представляются насущно необходимыми. Все указанные недостатки протоколов допросов довольно легко преодолимы путем их сопоставлении как друг с другом, так и с другими источниками, и прежде всего - с мемуарами.

При написании настоящей работы этот вид материалов частного характера, наряду с документами Следственной комиссии, использовался особенно активно, причем, естественно, в первую очередь учитывались воспоминания, принадлежащие либо высокопоставленным сановникам, либо лицам, которые, в силу своего официального положения, были вхожи в высшие сферы.

Раскрывая трудности, неизбежно возникающие в процессе использования сведений, содержащихся в указанных мемуарах, для освещения состояния высшей бюрократии периода войны, необходимо подчеркнуть, что специфика всяких мемуаров вообще заключается, прежде всего, в том, что из всех исторических источников этот источник является, быть может, одним из наименее объективных.

Отмеченная черта воспоминаний усугубляется, в случае с мемуаристами, занимавшими, подобно представителям бюрократической элиты, важные политические посты, тем, что при написании своих мемуаров они, как правило, руководствовались, не только сознательно, но и бессознательно, желанием оправдаться как перед современниками, так и перед потомками. Отсюда - тенденциозность всяких вообще воспоминаний государственных деятелей, даже тех из указанных воспоминаний, авторы которых пытаются, насколько это возможно, придерживаться беспристрастия или пристрастия не к другим, а к самому себе.

Вместе с тем, по сравнению с мемуарами чиновников, занимавшихся политикой по своей должности, мемуары, вышедшие из под пера чиновников, политических постов не занимавших, отличаются большей взвешенностью, вследствие самой нейтральности положения, которое эти чиновники занимали.

Следующий органический недостаток мемуаров, использованных при написании настоящей работы, связан с тем, что их авторы, - в случае, если ими оказывались должностные лица, - будучи хорошо осведомленными только в узкой сфере компетенции, закрепленной за занимавшейся ими должностью, при написании воспоминаний пытались освещать не только то, что имело касательство к этой сфере, но и то, что по их служебному положению было им доступно не непосредственно, а в лучшем случае - лишь по слухам, чаще всего либо далеким от истины, либо откровенно нелепым.

Тем не менее, не оговаривая данного обстоятельства особо, некоторые мемуаристы брались рассуждать о выходивших за их компетенцию проблемах с той категоричностью, на которую, на самом деле, имели моральное право единственно сановники, разрешавшие указанные проблемы самолично. Характерны, в этой связи, мемуары чиновника Министерства иностранных дел Г.Н. Михайловского, весьма достоверные в части, касающейся вопросов, находившихся в его ведении, но отнюдь не бесспорные тогда, когда их автор, предаваясь воспоминаниям, из круга этих вопросов пытался выходить.

Еще один органический недостаток мемуаров, написанных представителями высшей бюрократии, вытекает из того, что оценка ими деятельности их коллег или самого царя напрямую обусловливалась не только и даже не столько личными отношениями, существовавшими между мемуаристом и лицом, которое он оценивал, сколько отношениями служебными, зависевшими от целого ряда чисто специфических обстоятельств, в числе которых можно назвать: характерные для функционирования любой государственной машины частые ведомственные трения, служебную конкуренция между чиновниками, степень внимания, уделявшегося им со стороны вышестоящего начальства и т.д.

В качестве классического примера того, как перечисленные факторы, крайне усугубленные личными качествами мемуариста, влияют на оценку им

своих современников, начиная с Николая II, нельзя не указать на мемуары графа С.Ю. Витге.

Перечисленные органические недостатки мемуаров, использованных при написании данной работы, преодолевались путем учета целого ряда условий.

Прежде всего, предпочтение отдавалось тем из них, авторы которых являлись непосредственными участниками описывавшихся ими событий и находились в непосредственных и длительных отношениях с характеризовавшимися ими лицами, причем в последнем случае во внимание принималось то, насколько ровными были данные отношения.

Если, к примеру, как это, подчас, имело место при служебных отношениях царя с мемуаристом, он попадал либо в фавор, либо, наоборот, в неожиданную опалу, то, выбирая, - при необходимом для анализа отношений монарха и бюрократической элиты рассмотрении личности Николая II, - между свидетельствами этого мемуариста (A.A. Поливанов) и мемуариста, чьи служебные отношения с императором отличались относительной ровностью (П.Л. Барка), предпочтение отдавалось, естественно, свидетельствам второго из них.

При обработке мемуаров, использованных в ходе написания настоящей работы, учитывались, также, цель и время их создания. Здесь предпочтение отдавалось свидетельствам, содержащимся в мемуарах, не предназначавшихся к печати, по крайней мере - в момент их написания, и созданных тогда, когда события, описанные в них, не отстояли от их автора слишком далеко.

Наконец, все, использованные в настоящей работе мемуарные свидетельства, были подвергнуты систематическому сопоставлению друг с другом на предмет как выявления непримиримых противоречий, так и построения целостной картины прошлого.

Характеризуя источники частного характера, положенные в основу настоящего исследования, нельзя не указать, также, на материалы, отложившиеся в результате деятельности помощника управляющего делами Совета министров А.Н. Яхонтова. Первое место среди них занимают, несомненно, ведшиеся им в течение июля 1914 - сентября 1916 г. иногда краткие, иногда - более чем пространные записи заседаний Совета министров.

Уникальность этого источника, в связи с изучением состояния бюрократической элиты периода мировой войны, объясняется не только тем, что он является единственным в своем роде (поскольку регулярных записей заседаний кабинета официально никогда и никем не велось), но еще и тем, что, подчас, только из него можно получить исчерпывающую информацию о механизме принятия важнейших общеполитических решений указанного периода, о мотивации, стоявшей за ними, наконец, о политической борьбе, проходившей в это время в самой сердцевине власти, но оставшейся незримой для подавляющего большинства современников.

Помимо сделанных А.Н. Яхонтовым записей заседаний Совета министров особый интерес имеет и эмигрантская переписка бывших царских министров как с ним, так и друг с другом, содержащая ряд наблюдений, ценность которых обусловливается по меньшей мере двумя обстоятельствами: тем, что они принадлежат видным представителям высшей бюрократии и тем, что наблюдения эти не имеют ярко выраженной политической ангажированности, поскольку вынесение их на суд широкой публики, а тем самым - и использование в «идеологической борьбе» того периода, не предусматривалось изначально.

Помимо переписки, сохранившейся в корпусе материалов А.Н. Яхонтова, при написании настоящей работы использовались и письма видных государственных и общественных деятелей периода войны, отложившиеся в личных фондах высокопоставленных царских сановников (М.В. Алексеева, князя Б.А. Ва-сильчикова, A.B. Кривошеина, князя Алексея Д. Оболенского, князя В.Н. Орлова и др.).

Большинство этих писем никогда не публиковались, между тем, лишь они одни могут, подчас, передать не только аромат атмосферы той эпохи, в которую они писались, но и такие подробности об изучаемых событиях, которые из других источников узнать уже невозможно.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Куликов, Сергей Викторович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

Подводя итоги проделанного исследования, попытаемся дать ответ на вопрос о том, как Первая мировая война, вернее, вызванный ею беспрецедентный, по своим масштабам и длительности, внутриполитический кризис повлиял на местоположение высшей царской бюрократии в политической системе «старого порядка».

Влияние войны привело к кардинальной перегруппировке, затронувшей, помимо бюрократической элиты, и остальные главные элементы указанной системы - самодержавного монарха, Императорский двор и народное представительство. Суть этой кардинальной перегруппировки, если иметь в виду отношения высшей бюрократии с перечисленными элементами, может быть охарактеризована следующим образом.

Во-первых, именно в рассмотренный период обозначился резкий конфликт между самодержавным монархом и политически активной частью высшей бюрократии. Причины этого конфликта коренились как в довоенной практике отношений между носителем верховной власти и представителями бюрократической элиты, так и обстоятельствами, возникшими непосредственно в ходе войны.

Что касается причин первого порядка, то все они связаны с особенностями стиля властвования Николая II и той ситуацией, в которую эти особенности ставили самого царя и его ближайших сотрудников по управлению государством. К числу этих причин относились: а) религиозность Николая, выражавшаяся, применительно к области верховного управления, в манере руководствоваться, при принятии даже важных политических решений, не только рациональной, но и мистической мотивацией; б) политическое миросозерцание царя, отличавшееся крайней противоречивостью, вследствие наличия в нем наряду с компонентами однозначно традиционалистскими (и прежде всего - культа самодержавия) и компонентов, относящихся к системе ценностей классического либерализма; в) место царя, занимавшееся им в бюрократической иерархии и присваивавшее ему функции, с одной стороны - носителя верховной власти, а с другой - источника всякой власти вообще; г) роль Николая при формировании Совета министров, которое более, чем какой-либо другой аспект функционирования высшего звена государственной машины, зависело от личных пристрастий царя, т.е., по существу, от обстоятельств метабюрократических по своей природе.

В условиях довоенного периода отмеченные черты стиля властвования Николая стабильного и глубокого влияния на его отношения с бюрократической элитой не оказывали, поскольку в это время личное участие царя в решении государственных дел чаще всего не выходило за рамки рутинной процедуры. Однако, в годы войны ситуация кардинальным образом изменилась.

Находясь под впечатлением наблюдавшегося весной - летом 1915 г. резкого обострения ситуации как на фронте, так и в тылу, Николай пришел к выводу о необходимости, с целью создания условий для преодоления кризиса, резкого усиления своего личного участия в высшем военном управлении. Непосредственным итогом этого царского решения стало взятие на себя Николаем, в августе 1915 г., верховного главнокомандования.

Однако, в удалении великого князя Николая Николаевича представители политически активной части бюрократической элиты увидели роковую ошибку. Они полагали, противореча, в данном случае, царю, что условие для преодоления обрушившихся на Россию трудностей заключается не в усилении личного участия Николая в высшем военном управлении, а, наоборот, в еще большем согласовании царем своей политики не только с бюрократической элитой, но и с народным представительством.

Неприятие монархом этой позиции положило начало конфликту между ним и политически активной частью высшей бюрократии. Поскольку, однако, смена верховного главнокомандования означала, также, переход императора к «персональной политике», которая как раз и подразумевала резкое усиление его личного участия в управлении, влияние четырех факторов, перечисленных выше, на отношения Николая с высшей бюрократией также резко усилилось и стало стабильным. Это влияние, в свою очередь, не только привело к углублению конфликта между царем и бюрократической элитой, но и придало ему, в конце 1916г., необратимый характер.

Особую печать на течение данного конфликта, в смысле его дальнейшей эскалации, накладывало обстоятельство, связанное с тем, что в своем противостоянии высшей бюрократии Николай не мог опереться на Императорский двор, поскольку накануне Февральской революции личный состав наиболее значимого подразделения Двора, Придворного штата его величества, по сути дела являлся частью бюрократии и, следовательно, был проникнут оппозиционными настроениями, характерными для ее высшего слоя.

Растворение личного состава Придворного штата в бюрократии совершилось не за один момент и задолго до периода войны. Оно стало следствием процесса, обратного тому, который имел место в течение XVI - XVII в. и заключался в постепенном выкристаллизовывании из личного состава Государева двора прослойки профессиональных чиновников. Породив из себя бюрократию, Двор, после реформ императора Петра I, находился в таких отношениях с ней, которые напоминали состояние динамического равновесия, а затем, после реформ графа М.М. Сперанского, оказался полностью поглощенным собственным детищем. Результатом этого явилась бюрократизация Императорского двора, выразившаяся в доминировании над ним высшей бюрократии и фактическом низведении придворного отличия до уровня очередной служебной награды, имеющей чисто номинальное значение, а всех этапов формирования Придворного штата - до элементов максимально стандартизированной процедуры. Бюрократизация Императорского двора проявилась, также, в том, что решающее влияние на пополнение, к примеру, того же Придворного штата в XIX в. оказывали уже не монархи, а начальники ведомств.

Тем не менее, долгое время бюрократизация Двора была чужда тотальности. Даже в самом начале XX в. значение придворных отличий не было номинальным всецело, доказательством чего можно рассматривать, хотя бы, то, что в годы Первой русской революции довольно большое распространение, особенно по сравнению с предыдущим периодом, получила практика снятия придворных отличий с лиц, оказавшихся, по мнению царя, недостаточно лояльными. Таким образом, даже тогда придворное отличие все еще сохраняло остатки своего былого реального значения, сопряженного не с нахождением носителя этого отличия в бюрократической иерархии, а с той символической связью, которая соединяла придворного с монархом сама по себе.

Примечательно, однако, что уже в годы Первой мировой войны, когда проблема соответствия между принадлежностью сановника к Придворному штату и его оппозиционной деятельностью не только еще более обострилась, но и захватила, помимо придворных кавалеров, и чинов Двора (чего не было в 1905 -1907 г.), случаев снятия придворного отличия за нелояльное поведение по отношению к монарху не наблюдалось, поскольку описанный в соответствующем месте настоящей работы эпизод с гофмейстером графом К.К. Паленом считать за такой случай нельзя.

В годы войны наложение опалы на сановника, близкого ко Двору, было связано с устранением его не из Придворного штата, а из бюрократической иерархии. Николай, тем самым, молчаливо признавал, что придворное отличие не имеет никакого реального значения по сравнению с высокой должностью в аппарате государственной власти. Следовательно, в это время статус придворного отличия девальвировался окончательно, процесс же бюрократизации Императорского двора, таким образом, завершился полностью.

Конфликт императора с высшей бюрократией, усугубленный участием в нем бюрократизированного Императорского двора, не имел бы того рокового влияния на судьбы «старого порядка», которое он, в конце концов, оказал, если бы перегруппировка, затронувшая, в годы войны, ключевые элементы этого порядка не выразилась бы, также, в неформальном союзе высшей бюрократии с Государственной думой, который явился следствием коллективной переориентации лояльности высокопоставленных сановников с особы монарха на народное представительство.

Сложившиеся в годы войны отношения бюрократической элиты с Думой определялись не только фактом заключения, в путях осуществления курса на «священное единение», неформального союза между ними, но и наличием в среде высшей бюрократии многочисленных представителей двух влиятельных течений правительственного либерализма - парламентаристов и дуалистов, которые отличались друг от друга не только базовыми установками своих идеологий, но и взглядами на конкретные способы проведения упомянутого курса.

Если парламентаристы (возглавляемые A.B. Кривошеиным), будучи сторонниками ограничения власти конституционного монарха в области как законодательства, так и управления, находили необходимым пойти, с целью выхода из обозначившегося с весны 1915 г. внутриполитического кризиса, на введение мягкой формы парламентаризма (в виде «министерства общественного доверия»), то дуалисты, идеал которых заключался в ограничении власти самодержца только в области законодательства, главное условие преодоления этого кризиса видели в посильном сохранении конституционно-дуалистической системы, существовавшей в Империи после принятия в 1906 г. новых Основных государственных законов.

В августе - сентябре 1915 г., вследствие политической поляризации, захватившей бюрократическую элиту, а также по причине перехода сановных пар-ламентаристов к активным действиям, между ними и их оппонентами завязалась борьба, отличавшаяся особой остротой в Совете министров и в Государственном совете. Однако, поскольку как парламентаристы, так и дуалисты были представителями двух течений внутри одного и того же феномена, правительственного либерализма, их противостояние не могло оказаться и, в конце концов, не стало необратимым.

Более того, в течение второй половины 1915 - 1916 г. дуалисты, политическая тактика которых всегда отличалась исключительным прагматизмом, при воплощении курса на «священное единение» все более и более подпадали под влияние парламентаристской трактовки данного курса, приобретшей в годы войны самое широкое распространение в том числе и в высших сферах.

К концу 1916 г. гораздо большую актуальность, по сравнению с поляризацией внутри бюрократической элиты в целом, приобрела поляризация внутри правого крыла правительственного либерализма, выразившаяся в солидаризировании большинства видных сановных дуалистов с Прогрессивным блоком по вопросу о необходимости выхода в отставку министра внутренних дел А.Д. Протопопова.

Вопрос этот отнюдь не был проходным, поскольку от того или иного его решения напрямую зависела не только, и даже не столько, судьба самого А.Д. Протопопова, сколько судьба фактического превращения российской монархии из конституционно-дуалистической в парламентарную. Присоединение наиболее видных дуалистов (во главе с А.Ф. Треповым) к противникам А.Д. Протопопова означало, что решительная эволюция монархии в данном направлении делалась вероятной более, чем когда бы то ни было.

Предпосылкой этой эволюции стало наметившееся именно в годы войны возрастание удельного веса народного представительства в политической системе «старого порядка», причем само изменение статуса указанного элемента данной системы, в свою очередь, явилось непосредственным результатом неформального союза, заключенного между ним и высшей бюрократией.

Таким образом, накануне Февральской революции, вследствие кардинальной перегруппировки, затронувшей ключевые элементы системы «старого порядка» и, прежде всего, самый главный из этих элементов, бюрократическую элиту, она, будучи на протяжении предыдущих столетий плоть от плоти самодержавной монархии, выступила, тем не менее, в роли фактора, нанесшего «старому порядка» удар едва ли не более роковой, чем разразившаяся вскоре революция.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Куликов, Сергей Викторович, 1999 год

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ.

Неопубликованные источники: Архив Санкт-Петербургского филиала Института российской истории Российской академии наук (АСПбФИРИ РАН): ф. 297 (С.Н. Валка). Государственный архив российской федерации (ГАРФ, г. Москва): ф. 1001 (A.A. Мосолова);

ф. 1467 (Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства).

Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ, г. Москва):

ф. 1208 (Л.М. Клячко (Львова)). Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА, г. Москва):

ф. 55 (М.В. Алексеева); ф. 276 (князя В.Н. Орлова). Российский государственный исторический архив (РГИА, Санкт-Петербург):

ф. 381 (Канцелярии министра земледелия);

ф. 472 (Канцелярии Министерства Императорского двора);

ф. 516 (Камер-фурьерских журналов);

ф. 651 (князей Васильчиковых);

ф. 892 (Балашевых);

ф. 899 (графов Бобринских);

ф. 919 (графов Воронцовых-Дашковых);

ф. 920 (барона H.A. Врангеля);

ф. 954 (П.М. фон Кауфмана-Туркестанского);

ф. 1044 (П.А. Сабурова);

ф. 1088 (графов Шереметевых);

ф. 1099 (A.A. Клопова);

ф. 1148 (Общего собрания Государственного совета); ф. 1162 (Государственной канцелярии); ф. 1276 (Совета министров); ф. 1282 (Канцелярии министра внутренних дел); ф. 1343 (Департамента герольдии Правительствующего сената); ф. 1409 (Собственной его императорского величества канцелярии); ф. 1571 (A.B. Кривошеина); ф. 1617 (князя М.М. Андроникова); ф. 1626 (И.Я. Гурлянда); ф. 1629 (И.Л. Горемыкина); ф. 1650 (князей Оболенских). Рукописный отдел Российской национальной библиотеки (РО РНБ, Санкт-Петербург):

ф. 1000 (отдельных поступлений). Санкт-Петербургский филиал Архива Российской академии наук (СпбФА

РАН):

разряд IV.

Опубликованные источники: Выписка из данных наружного наблюдения за Григорием Распутиным за время с 1-го января 1915 г. по 8-е февраля 1916 г. // Святой черт. Тайна Григория Распутина. Воспоминания. Документы. Материалы Следственной комиссии. Предисловие, составление A.B. Кочетова. М., 1990.

Высочайше утвержденное 20 августа 1908 г. Положение о выходах при Высочайшем дворе, о входе за кавалергардов, о представлении их императорским величествам, о приглашении на балы и другие при Дворе собрания и о старшинстве придворных чинов и званий. // Придворный календарь на 1917 г. Пг., б.г.

За кулисами царизма. Архив тибетского врача Бадмаева. Редакция и вступительная статья В.П. Семенникова. Л., 1925.

Записка, составленная в кружке Римского-Корсакова и переданная Николаю II князем Голицыным в ноябре 1916 г. // Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1922.

Из архива Щегловитова (сообщил Ив[ан] Тоболин). // Красный архив. Т. 15.М.-Л., 1926.

Из истории борьбы в верхах накануне Февральской революции: новые документы. Вводная статья, подготовка текста и комментарии C.B. Куликова. // Русское прошлое. Кн. 6. СПб., 1996.

Из переписки царских сановников накануне войны и революции. // Красный архив. Т. 61. М., 1933.

A.B. Кривошеин и общественные деятели в годы Первой мировой войны. Письма А.И. Гучкова, А.Д. Протопопова, П.Б. Струве. Вводная статья, подготовка текста и комментарии C.B. Куликова. // Русское прошлое. Кн. 5. СПб., 1994.

«Момент, когда нельзя допускать оплошностей». Письма великого князя Николая Михайловича вдовствующей императрице Марии Федоровне [Публикация Д. Исмаил-Заде]. // Источник. Документы русской истории. № 4. М., 1998.

Монархия перед крушением. 1914 - 1917. Бумаги Николая II и другие документы. Статьи В.П. Семенникова. М.-Л., 1927.

«Не понимают величия русской государственной идеи». Переписка К.Н. Пасхалова 1914 - 1917 гг [Публикация Ю.И. Кирьянова]. // Источник. Документы русской истории. №.6. М., 1995.

Новые материалы к истории создания Основных государственных законов 1906 г. Вступительная статья, подготовка текста и комментарии C.B. Куликова. // Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998.

Падение царского режима. Стенографические отчеты допросов и показаний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. Т. 1 - 7. М.-Л., 1924 - 1927.

Переписка правых и другие материалы об их деятельности в 1914 - 1917 гг [Публикация Ю.И. Кирьянова]. // Вопросы истории. № 1 - 4, 8. М., 1996.

Письма П.Б. Струве С.Д. Сазонову в 1915 г. // Красный архив. Т. 59. М.,

Правые в 1915 - феврале 1917. По перлюстрированным Департаментом полиции письмам. Публикация Ю.И. Кирьянова. // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 14. М.-СП6., 1993.

Правые партии. Документы и материалы. Составитель, автор введения и комментариев Ю.И. Кирьянов. В 2-х тт. М., 1998.

Пребывание Николая II в Пскове 1 и 2 марта 1917 г. (беседа с генералом С.Н. Вильчковским). // Отречение.

Прогрессивный блок в 1915 - 1917 гг. // Красный архив. Т. 56. М., 1933. Русско-польские отношения в период мировой войны. M.-JL, 1926. Сборник секретных документов из Архива бывшего Министерства иностранных дел. №1. Пг., 1917.

Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. Бумаги А.Н. Яхонтова (записи заседаний и переписка). Публикация Р.Ш. Ганелина, C.B. Куликова, В.В. Лапина, М.Ф. Флоринского при участии Н. Хеймсон и Р. Уортмена. СПб., 1999.

Союз русского народа. По материалам Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства 1917 г. Составитель А.И. Черновский. Редакция и вступительная статья В.П. Викторова. М.-Л., 1929.

Тяжелые дни (Секретные заседания Совета министров 16 июля - 2 сентября 1915 г.). Составлено А.Н. Яхонтовым, б[ывшим] помощником управляющего делами Совета министров, на основании его записей в заседаниях по секретным вопросам. // Архив русской революции. Т. 18. Берлин, 1926.

«Успокоения нечего ожидать». Письма князя М.М. Андроникова Николаю II, Александре Федоровне, A.A. Вырубовой и В.Н. Воейкову [Публикация C.B. Куликова]. // Источник. Документы русской истории. № 1. М., 1999.

Периодические издания: Биржевые ведомости. Пг., 1914-1917 гг. Российский гражданин. Пг., 1914 - 1917 гг.

Руль. Берлин, 1921 г.

Русские ведомости. Пг., 1914 - 1917 гг.

Сенатские ведомости. Пг., 1914 - 1917 гг.

Дневники и воспоминания: Александр Михайлович, великий князь Книга воспоминаний. М., 1991. Барк П.Л. Глава из воспоминаний [О Николае И]. // Возрождение. Тетр. 43. Париж, 1955.

Барк П.Л. Воспоминания. // Возрождение. Кн. 167 - 168. Париж, 1965; Кн. 169 - 170, 172 - 173, 175 - 180. Париж, 1966; Кн. 182. Париж, 1967.

Беннигсен Э.П., граф Первые дни революции 1917 г. // Возрождение. Тетр. 33. Париж, 1954.

Богданович A.B. Три последних самодержца. М., 1990. Бубнов А.Д. В Царской ставке. СПб., 1995.

Буксгевден С.К., баронесса Император Николай II, каким я его знала. Отрывки воспоминаний. // Возрождение. Тетр. 67. Париж, 1957. Бурышкин П.А. Москва купеческая. М., 1991. Бьюкенен Д.У. Мемуары дипломата. М., 1991.

[Бьюкенен М.] Мемуары М. Бьюкенен. // Алексеева И.В. Мириэль Бьюкенен. Свидетельница великих потрясений. СПб., 1998.

[Васильчикова Л.Л., княгиня] Исчезнувшая Россия. Воспоминания княгини Лидии Леонидовны Васильчиковой. 1886- 1919. СПб., 1995. Винберг Ф.В. Крестный путь. Ч. 1. Корни зла. Мюнхен, 1922. Витте С.Ю., граф Воспоминания. В 3-х тт. М., 1960.

[Воейков В.Н.] С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта государя императора Николая II В.Н. Воейкова. М., 1994. Волков A.A. Около царской семьи. М., 1993. Волконский С.М., князь Мои воспоминания. В 2-х тт. М., 1992. Вонлярлярский В.М. Мои воспоминания. 1852 - 1939. Берлин, б.г. Врангель П.Н., барон Записки. Ноябрь 1916 - ноябрь 1920 г. В 2-х частях. М., 1995.

Встреча в Ставке. Николай II и А.Д. Самарин. Июнь 1915 г [Публикация М.И. Чернова]. // Исторический архив. 1996. № 2.

Вырубова A.A. Неопубликованные воспоминания. // Николай II: Воспоминания. Дневники. Вступительная статья, составление, примечания и подготовка текста Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина. СПб., 1994 (Далее -«Николай II»).

[Вырубова A.A.] Фрейлина ее величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой. М., 1990.

Головин Ф.А. Николай II. // Николай II.

Гурко В.И. Царь и царица. Киров, 1991.

Данилов Ю.Н. Мои воспоминания об императоре Николае II и великом князе Михаиле Александровиче. // Николай II.

Джунковский В.Ф. Воспоминания. В 2-х тт. М., 1997.

Дневник б[ывшего] великого князя Андрея Владимировича. 1915 г. Редакция и предисловие В.П. Семенникова. JI.-M., 1925.

Дневник генерала Сухомлинова (сообщил Ив[ан] Блинов). // Дела и дни. Кн. 1. Пг., 1920; Кн. 3. Пг., 1922.

Дневник A.A. Половцова. // Красный архив. Т. 4. Пг., 1923.

Дневник JI.A. Тихомирова. // Красный архив. Т. 39. М., 1930.

Дневник JI.A. Тихомирова. // Красный архив. Т. 74. М., 1936.

Дневники императора Николая II. М., 1991.

Друцкой-Соколинский В.А., князь На службе Отечеству. Записки русского губернатора (1914 - 1918 гг.). Орел, 1994.

Дубенский Д.Н. Как произошел переворот в России. // Отречение Николая II. Воспоминания очевидцев, документы. Редакция П.Е. Щеголева. Л., 1927 (Далее - «Отречение»).

[Жевахов Н.Д., князь] Воспоминания товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова. В 2-х тт. М., 1993.

[Жильяр П.] Император Николай II и его семья (Петергоф, сентябрь 1905 - Екатеринбург, май 1918 г.). По личным воспоминаниям П. Жильяра, бывшего наставника наследника цесаревича Алексея Николаевича. Вена, 1921.

Завадский C.B. На великом изломе (Отчет гражданина о пережитом в 1916 -1917 гг.). // Архив русской революции. Т. 8. Берлин, 1923.

Завадский C.B. На великом изломе (Отчет гражданина о пережитом в 1916 -1917 гг.). Под знаком Временного правительства. // Архив русской революции. Т. П.Берлин, 1923.

Игнатьев A.A., граф Пятьдесят лет в строю. В 2-х тт. М., 1989. Игнатьев П.Н., граф Совет министров в 1915 -1916 гг (Из воспоминаний). // Новый журнал. Кн. 8-9. Нью-Йорк, 1944.

Из дневника A.A. Половцова (1895 - 1900). // Красный архив. Т. 3. М.-Пг.,

1923.

Из дневника Андрея Владимировича Романова за 1916 - 1917 гг. // Красный архив. Т. 26. М., 1928.

Из дневника J1.A. Тихомирова. // Красный архив. Т. 61. М., 1933. Извольский А.П. Воспоминания. М., 1989.

Карабчевский Н.П. Что глаза мои видели. // Страна гибнет сегодня. Воспоминания о Февральской революции 1917 г. Составление, послесловие, примечания С.М. Исхакова. М., 1991 (Далее - «Страна»),

Кирилл Владимирович, великий князь Моя жизнь на службе России. СПб.,

1996.

Клейнмихель М.Э., графиня Из потонувшего мира. Пг., 1923. Клячко (Львов) Л.М. Звездная палата. // Минувшие дни. № 3. Л., 1928. Коковцов В.Н., граф Из моего прошлого. Воспоминания 1903 - 1919 гг. В 2-х тт. М., 1992.

Кони А.Ф. Из недавнего прошлого (Иван Яковлевич Голубев). // Прошлое и настоящее. Вып. 1. Л., 1924.

Кони А.Ф. Николай II. // Николай II.

Кони А.Ф. Сергей Юльевич Витте. // Собр. соч. в 8-ми тт. М., 1968-1969. Т. 5. М., 1968.

[Крыжановский С.Е.] Воспоминания. Из бумаг С.Е. Крыжановского, последнего государственного секретаря Российской империи. Петрополис, б.г.

Крыжановский С.Е. Заметки русского консерватора. // Вопросы истории. №2-3. М., 1997.

Курлов П.Г. Гибель Императорской России. М., 1991. Кшесинская М.Ф. Воспоминания. М., 1992.

Лемке М.К. 250 дней в Царской ставке (25 сентября 1915-2 июля 1916). Пб., 1920.

Лопухин В.Б. Люди и политика (кон. XIX - нач. XX в.). // Вопросы истории. № 10. М., 1966; № 1. М„ 1967. Луи Ж. Записки посла. М., 1925.

Мамантов В.И. На государевой службе. Воспоминания. Таллин, 1926. Марков Н.Е. Войны темных сил. М., 1993.

Мельник-Боткина Т.Е. Воспоминания о царской семье и ее жизни до и после революции. М., 1993.

Милюков П.Н. Воспоминания. В 2-х тт. М., 1989.

Михайловский Г.Н. Записки. Из истории российского Внешнеполитического ведомства. 1914 - 1920. В 2-х книгах. М., 1993.

Мордвинов A.A. Отрывки из воспоминаний. // Русская летопись. Кн. 5. Париж, 1923.

Мордвинов A.A. Последние дни императора. // Отречение. Мосолов A.A. При Дворе последнего императора. Записки начальника Канцелярии министра Двора. СПб., 1992.

Наумов А.Н. Из уцелевших воспоминаний. 1868 - 1917. В 2-х тт. Нью-Йорк, 1954-1955.

[Николай Михайлович, великий князь] Записки Н.М. Романова. // Красный архив. Т. 49. М., 1931.

Оболенский A.B., князь Мои воспоминания. // Возрождение. Тетр. 48. Париж, 1955.

Палей О.В., княгиня Мои воспоминания о русской революции. // Страна. Палеолог Ж.М. Царская Россия во время мировой войны. М., 1991. Палеолог Ж.М. Царская Россия накануне революции. М., 1991. Палеолог С.Н. Около власти. Очерки пережитого. Белград, б.г.

Петрункевич И.И. Из записок общественного деятеля. Воспоминания. Под редакцией A.A. Кизеветтера. // Архив русской революции. Т. 21. Берлин, 1934.

Поливанов A.A. Из дневников и воспоминаний по должности военного министра и его помощника. Т. 1. М., 1924.

Поливанов A.A. Девять месяцев во главе Военного министерства (13 июня 1915 - 15 марта 1916 г.) [Публикация В.В. Поликарпова]. // Вопросы истории. № 2-3,7, 9-11.М., 1994.

Протопопов А.Д. Предсмертная записка (С предисловием П.Я. Рысса). // Голос минувшего на чужой стороне. № 2. Париж, 1926.

Пуришкевич В.М. Дневник «Как я убил Распутина». Рига, 1924.

Рейн Г.Е. Из пережитого. 1907 - 1918. В 2-х тт. Берлин, б.г.

Родзянко М.В. Государственная дума и Февральская 1917 г. революция. // Архив русской революции. Т. 6. Берлин, 1922.

Родзянко М.В. Крушение империи. Харьков, 1990.

СавичН.В. Воспоминания. СПб.-Дюссельдорф, 1993.

Сазонов С.Д. Воспоминания. М., 1991.

Сазонов С.Д. Предисловие. // [Жильяр П.] Император Николай II и его семья (Петергоф, сентябрь 1905 - Екатеринбург, май 1918 г.). По личным воспоминаниям П. Жильяра, бывшего наставника наследника цесаревича Алексея Николаевича. Вена, 1921.

Симанович A.C. Распутин и евреи. Воспоминания личного секретаря Григория Распутина. М., 1991.

Соловьев Ю.Я. Воспоминания дипломата. М., 1959.

Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. 1914- 1917 гг. В 3-х тт. Нью-Йорк, 1960 - 1962.

Сухомлинов В.А. Воспоминания. Берлин, 1924.

Татищев Б.А. Крушение. 1916 - 1917 гг. // Возрождение. Тетр. 4. Париж,

Теляковский В.А. Воспоминания. 1898- 1917. Пб., 1924.

Тимашев С.И. Кабинет Столыпина: Из «Записок министра торговли и промышленности. Вводная статья, подготовка текста и комментарии J1.E. Шепелева. // Русское прошлое. Кн. 6. СПб., 1996.

Толстой И.И., граф Дневник. 1906- 1916. СПб., 1997.

Тхоржевский И.И. Последний Петербург. Из воспоминаний камергера. // Нева. №4, 8. Л., 1991.

[Хвостов А.Н.] Из воспоминаний А.Н. Хвостова. // Голос минувшего. № 2. Пг„ 1923.

Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. В 2-х тт. М., 1996.

Шаховской В.Н., князь Sic transit gloria mundi. 1893 - 1917 гг. // Русское возрождение. Кн. 62-63. Нью-Йорк - Москва - Париж, 1995; Кн. 64-65. Нью-Йорк - Москва - Париж, 1995-1996.

Шереметев Д.С., граф Государь на фронте (Из воспоминаний о государе императоре Николае II во время войны). // Возрождение. Тетр. 67. Париж, 1957.

Шульгин В.В. Дни. // Шульгин В.В. Дни. 1920. М„ 1989.

Юсупов, князь, Сумароков-Эльстон, граф Ф.Ф. Мемуары в 2-х книгах. До изгнания. 1887 - 1919. В изгнании. М., 1998.

Яхонтов А.Н. Первый год войны (июль 1914 - июль 1915 г.). Записи, заметки, материалы и воспоминания бывшего помощника управляющего делами Совета министров. Вводная статья и комментарии Р.Ш. Ганелина и М.Ф. Флоринского. //Русское прошлое. Кн. 7. СПб., 1996.

Hanbury-Williams J. The Emperer Nicholas II. As I knew him. London, 1922.

Waters W. Potsdam and Doom. London, 1935.

Исследования:

Аврех А.Я. Распад третьеиюньской системы. М., 1985.

Аврех А.Я. Царизм накануне свержения. М., 1989.

Аврех А.Я. Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства: замысел и исполнение. // Исторические записки. Т. 118. М., 1990.

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш. Кризис власти в России. Реформы и революционный процесс. 1905 и 1917. // Реформы или революция? Россия 1861 — 1917. Материалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992.

[Ананьич Б.В., Ганелин' Р.Ш.] От составителей. // Николай II: Воспоминания. Дневники. Вступительная статья, составление, примечания и подготовка текста Б.В. Ананьича и Р.Ш. Ганелина. СПб., 1994.

Ананьич Б.В., Ганелин Р.Ш., Дубенцов Б.Б., Дякин B.C., Потолов С.И. Кризис самодержавия в России. 1895 - 1917. Л., 1984.

Блок A.A. Последние дни императорской власти. // Блок A.A. Собрание сочинений в 8-ми тт. Т. 6. М.-Л., 1962.

Бурышкин П.А. Филипп - предшественник Распутина. // Новый журнал. Кн. 11. Нью-Йорк, 1955.

Вильтон Р. Последние дни Романовых. // Последние дни Романовых. М.,

1991.

Власть и реформы. От самодержавной к советской России. СПб., 1996. Волков Н.Е. Двор русских императоров в его прошлом и настоящем. СПб., 1900.

Ганелин Р.Ш. После Распутина. // Историк и революция. Сб. ст. к 70-летию со дня рождения Олега Николаевича Знаменского. СПб., 1999.

Ганелин Р.Ш. Российское самодержавие в 1905 г. Реформы и революция. СПб., 1991.

Ганелин Р.Ш. Сторонники сепаратного мира с Германией в Царской России. // Проблемы истории международных отношений. Сб. ст. памяти академика Е.В. Тарле. Л., 1972.

Ганелин Р.Ш, Флоринский М.Ф. А.Н. Яхонтов и его «Тяжелые дни». История текста и издания. // Средневековая и новая Россия. СПб., 1996.

Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. Российская государственность и Первая мировая война. // 1917 г. в судьбах России и мира. Февральская революция. От новых источников к новому осмыслению. М., 1997.

Ганелин Р.Ш., Флоринский М.Ф. На пути к летнему политическому кризису 1915 г. // Проблемы социально-экономической и политической истории

России XIX - XX вв. Сб. ст. памяти Валентина Семеновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьева. СПб., 1999.

Дубенцов Б.Б., Куликов C.B. Социальная эволюция высшей царской бюрократии во вт. пол. XIX - нач. XX в. (Итоги и перспективы изучения). // Проблемы социально-экономической и политической истории России. XIX - XX вв. Сб. ст. памяти Валентина Семеновича Дякина и Юрия Борисовича Соловьева. СПб., 1999.

Дякин B.C. Русская буржуазия и царизм в годы Первой мировой войны (1914-1917). Л., 1967.

Дякин B.C. Буржуазия, дворянство и царизм в 1911 - 1914 гг. Разложение третьеиюньской системы. Л., 1988.

Карпович М.М. Памяти графа П.Н. Игнатьева. // Новый журнал. Кн. 11. Нью-Йорк, 1945.

Кривошеин К.А. A.B. Кривошеин (1857 - 1921). Его значение в истории России нач. XX в. Париж, 1973.

Леонтович В.В. История либерализма в России. 1762 - 1914. М., 1995. Милюков П.Н. История второй русской революции. Т. 1. Вып. 1. Противоречия революции. София, 1921.

Нольде Б.Э., барон Из истории русской катастрофы. // Современные записки. Кн. 30. Париж, 1927.

Ону A.M. Загадки русского сфинкса. М., 1995.

Островский A.B. Элита российского общества XIX - XX вв.: некоторые проблемы истории и историографии. // Из глубины времен. Вып. 3. СПб., 1994. Пайпс Р. Русская революция. В 2-х частях. М., 1994.

Платонов O.A. Терновый венец России. Николай II в секретной переписке. М., 1996.

Романов А.Ф. Император Николай II и его правительство (По данным Чрезвычайной следственной комиссии). // Русская летопись. Кн. 2. Париж, 1922. Соколов H.A. Убийство царской семьи. // Последние дни Романовых. М.,

Старцев В.И. Русская буржуазия и самодержавие в 1905 - 1917 гг. (Борьба вокруг «ответственного министерства» и «правительства доверия»), Л., 1977.

Стремоухов П.П. Императрица Александра Федоровна в ее письмах. // Русская летопись. Кн. 6. Париж, 1924.

Стремоухов П.П. Император Николай II и русское общество в конце его царствования в освещении иностранцев. // Русская летопись. Кн. 7. Париж, 1925.

Ульянова Г.Н. Боткины. // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 г. Энциклопедия. Т. 1. А-Д. М., 1994.

Уортмен Р. Николай II и образ самодержавия. // Реформы или революция? Россия 1861 - 1917. Материалы международного коллоквиума историков. СПб., 1992.

Флоринский М.Ф. К истории Совета министров России в годы Первой мировой войны. // Вопросы истории России XIX - нач. XX в. Л., 1983.

Флоринский М.Ф. Кризис государственного управления в России в годы Первой мировой войны (Совет министров в 1914 - 1917 гг.). Л., 1988.

Черменский Е.Д. IV Государственная дума и свержение царизма в России. М., 1976.

Шепелев Л.Е. Придворные чины и звания в дореволюционной России в связи с их значением для исторических исследований. // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 8. Л., 1976.

Crankshaw Е. The Shadow of the Winter Palace: The Drife to Revolution, 1825 - 1917. London, 1975.

Goldston R. The Russian Revolution. London, 1967.

Holliday E. Russia in Revolution. New-York, 1967.

Lieven D. Russia Rulers under the Old Regim. New Haven-London, 1989.

Maklakov V. On the Fall of Tsardom. // Slavonic and East European Review. 1939. Vol. 18. №52.

Pares B. The Fall of the Russian Monarchy. London, 1939.

Seton-Watson H. The Decline of Imperial Russia. London, 1952.

Taylor E. The Fall of the Dynasties. Garden City, 1963.

Wilson C. Rasputin and the Fall of the Romanovs. New-York, 1964.