Восточнославянские мифологические рассказы о змеях. Систематика. Исследование. Тексты тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.09, доктор филологических наук Козлова, Наталья Константиновна
- Специальность ВАК РФ10.01.09
- Количество страниц 769
Оглавление диссертации доктор филологических наук Козлова, Наталья Константиновна
Введение.
Глава 1.Проблемы классификации и систематизации народной прозы
1.1. Теоретические аспекты.
1.2. Принципы составления указателя сюжетов.
1.3. Проблема мотива и принципы составления указателя мотивов.
Глава 2. Сюжеты и мотивы восточнославянских быличек и поверий в контексте мифологических представлений о змеях
2.1. Представления о божественных прародителях, близнецах и инцесте в мифологии народов мира.
2.2. Мифическая жена:
Сюжетные формы.
Образ мифической жены.
2.3.Конопля, вши и змей-любовник.
2.4. Свадьба брата и сестры.
Глава 3. Мифологические рассказы и поверья о змеяхрептилиях
3.1. Огромный змей/полоз.
3.2. Пахота на змее.
3.3. Медянка, огневка и прочие змеи. Необычные свойства и функции змей:
Связь змей с водой.
Медяница, медянка, огневка.
Змея-медяница и омела.
Змея-медяница в заговорах.
3.4. Змея, заползающая в рот человеку.
Глава 4. Змеи в народном календаре
4.1. Вводные замечания.
4.2. Обрядовая кукла.
4.3. Мифосемантическое поле созвучия «ку».
4.4. Сретенье. Первые дни февраля.
4.5. Агафья (Агата).
4.6. Волос-Велес - Власий.
4.7. Языческий код иконописного текста.
4.8. «Сидит Яша в ореховом кусте.».
4.9. Крещение и похороны кукушки.
4.10. Змеи на В оздвиженье.
Глава 5 «Змеиный мотив» русских наличников.
Рекомендованный список диссертаций по специальности «Фольклористика», 10.01.09 шифр ВАК
Христианские и мифологические сюжеты в несказочной фольклорной прозе старообрядцев (семейских) Забайкалья: Конец XX - начало XXI веков2004 год, кандидат филологических наук Кушнарева, Людмила Леонидовна
Мифологические традиции в тувинских героических сказаниях: Сюжеты и образы2005 год, кандидат филологических наук Хертек, Лидия Кенденовна
Медвежий культ и отражение его в устной народной прозе русских старожилов Восточной Сибири: семантика, сюжетно-мотивный фонд нарративов, номинации2011 год, доктор филологических наук Медведева, Галина Витальевна
Мифологическая проза табасаранцев: сюжеты и образы2008 год, кандидат филологических наук Муртузалиев, Юнус Муртузалиевич
Семантический контекст фито-антропоморфных образов русской народной вышивки2006 год, кандидат исторических наук Денисова, Ирина Михайловна
Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Восточнославянские мифологические рассказы о змеях. Систематика. Исследование. Тексты»
В архаических мифологических системах многих народов мира одно из важнейших мест принадлежит змею (змее). При этом часто змеи играют роль или тотемных предков, покровителей, или демиургов.
Они почитались как божества во многих языческих религиозных системах. Например, в индуистской мифологии особую роль играют змеи-наги. В тибетских сказках рассказывается о целой стране, населенной нагами - своеобразными полубогами с человеческой головой, змеиными телами и длинными хвостами, покрытыми мелкой чешуей. Древнеиндийский мировой змей (Шеша) представлялся держащим на себе землю. Одним из главных божеств индейцев Центральной Америки считается Кецалькоатль - «пернатый змей» («змей, покрытый зелеными перьями» или перьями кецаля). В религии и мифологии Древнего Египта змеи занимают одно из центральных мест. Так имя змея - Ме-хента - переводится как «окружающий землю». Велико значение змеи в древнегреческой и римской мифологических системах (см. вторую главу диссертации). В скандинавской мифологии известен мировой змей Йормунганд - огромное морское чудовище, простирающееся по дну всех океанов и морей, опоясывающее весь мир своим мощным телом. Подробно о змее в мировых мифологических системах говорится в соответствующей статье энциклопедии «Мифы народов мира» [МНМ 1. С. 468-470].
Автор статьи В.В. Иванов справедливо отмечает: «Если в архаических мифологиях роль змея, соединяющего небо и землю, чаще всего двойственна (он одновременно и благодетелен, и опасен), то в развитых мифологических системах (где змей часто носит черты дракона, внешне отличающегося от обычной змеи) нередко обнаруживается прежде всего его отрицательная роль как воплощения нижнего (водного, подземного или потустороннего) мира.» [МНМ 1. С. 470].
Это отрицательное значение и закрепляется за змеем в разработанной В.В. Ивановым и В.Н. Топоровым концепции «основного мифа». Змей провозглашается чудовищным и враждебным, помещается в «хтонический» мир, и ему отводится лишь роль противника «Громовержца». [Ив-Топ. Исслед.]. «Основной миф» при этом считается центральным и структурообразующим для славянской мифологии. Таким образом, высокий мифологический статус змея в славянской мифологии не признается.
При этом многие исследователи, взявшие на вооружение эту теорию, не принимают во внимание как поздний характер этого самого «мифа» (принадлежащего развитым мифологическим системам), так и более раннее (присущее архаическим мифологическим системам) представление о благом значении змея и о его высоком статусе. Рудименты архаических представлений в этом случае, как правило, перетолковываются в соответствии с поздней ролью змея и в угоду «основному мифу».
Если принять во внимание лишь синхронный срез фольклорно-этнографического материала, то враждебный характер существ змеиного происхождения сомнений не вызывает. Но диахронный и ретроспективный анализ позволяют обнаружить то, что скрывается под слоем позднейших переосмыслений и перекодировок. И становится очевидным, что славянская (в том числе и восточнославянская) традиционная культура не является исключением из общего правила, она сохранила рудименты древнейших мифологических воззрений на змей.
Работ, касающихся анализа мифологического образа змея немного (мы ведем речь лишь о трудах, где этот образ рассматривался в целом, и не касаемся многочисленных статей, затрагивающих частные проблемы, связанные с его семантикой, - к таковым будем обращаться по мере необходимости). В первую очередь нужно назвать соответствующую главу в «Поэтических воззрениях славян на природу» А.Н. Афанасьева, где подробный анализ образа этого мифического существа был произведен с позиций мифологической школы [Афанасьев II]. Автор убедительно доказал универсальность, полисемантичность и древность образа. Несмотря на то что в целом материал рассматривался в статике, а эволюционно поздние представления выдавались за остатки небесных мифов, отдельные эволюционные процессы А.Н. Афанасьевым так или иначе освещались. Например, поздним он считал смешение образов змея и черта [Там же. С. 582-583] . И хоть неверен сам посыл (наличие у змея изначального демонического характера), нужно отдать должное автору в том, что подземный характер змея как «пе-кельного» он считал вторичным. Этим «Поэтические воззрения» выгодно отличаются от работ современных сторонников «хтонической» природы змея. Одна из сквозных линий исследования А.Н. Афанасьева о змее - мотив борьбы с ним Громовника - впоследствии стала осью теории «основного мифа» В.В. Иванова и В.Н. Топорова [Ив-Ton. Ис-след.].
С позиций мифологической школы подходил к этому образу и A.A. Потебня, который в очерке «О мифическом значении некоторых обрядов и поверий» анализировал русские сказки со змееборческим сюжетом [Потебня. О мифическом.].
В рамках концепции отражения в русских сказках архаических обрядов инициаций рассматривал сказочный образ змея В.Я. Пропп [Пропп. Ист. корни].
A.B. Гура в монографии «Символика животных в славянской народной традиции» [Гура], посвятил змееподобным и змеям отдельную главу.
Рассмотрев в определенной системе славянские народные воззрения, связанные и с обыкновенными рептилиями, и со змеями мифическими, автор делает справедливый вывод о том, что «змея - один из центральных и ключевых персонажей в системе народных представлений о животном мире» и отличается «особенным богатством и многообразием символики». A.B. Гура отметил высокую степень мифоло-гичности этого персонажа. Соглашаясь с общепринятой точкой зрения о «хтонической природе» змеи, Гура в то же время признает, что «хто-низм змеи достигает космических масштабов, вплоть до глобального противопоставления Земли и Солнца». Автор монографии выделяет «покровительственные функции» змеи. Особо отмечена им амбивалентность ее характеристик, проявляющаяся в тендерном смысле (наличие одновременно мужской и женской семантики), в водной и одновременно огненной символике, в положительных и отрицательных свойствах (ср. с т. зрения А.Н. Афанасьева о многослойности мифов). «Появление противопоставленных друг другу змеиных персонажей -мужского, воплощающего в себе положительное начало, и женского, отрицательного» - A.B. Гура считает «тенденцией к преодолению семантической двойственности образа змеи». [Гура. С. 357-358].
Народные воззрения на змей представлены и в различного рода мифологических словарях. Это издания 1995 года - «Демонологический словарь» Т.А. Новичковой и «Новая АБЕВЕГА русских суеверий» М.Н. Власовой, вышедшие в Санкт-Петербурге. Их цель - представить русские верования, связанные с низшей мифологией. Мифический змей рассматривается в них как персонаж «низшей мифологии». Т.А. Но-вичкова передает русские верования в статике: так, как они были зафиксированы этнографами и собирателями фольклора в живой народной традиции XIX- начала XX вв. [Новичкова]. М.Н. Власова внимательна к вариативности: представляя то или иное поверье, она приводит известные ей версии с обязательным указанием мест записи [Власова]. Оба издания ценны тем, что суммируют и собирают воедино сведения о верованиях, рассредоточенные по разным, часто труднодоступным русским фольклорно-этнографическим изданиям XIX-XX вв.
Отметим, что в вышедшей в 2005 году энциклопедии «Русская мифология» (название которой говорит само за себя) (составитель Е. Мадлевская) места змею не нашлось вообще (даже в разделе о животных) [РМ].
Для исследователя, обращающегося к мифологическим представлениям, более ценны издания, показывающие русские верования в славянском контексте. В первую очередь нужно назвать продолжающееся издание - этнолингвистический словарь под редакцией Н.И. Толстого «Славянские древности» [СД I, II, III]. В диссертационном исследовании мы неоднократно будем обращаться к самым различным его словарным статьям. Статья о змеях написана A.B. Гурой. Автор еще трех словарных статей - Е.Е. Левкиевская. Ею отдельно рассматриваются «змей летающий», который назван «атмосферным демоном», «змей огненный» как разновидность «летающего» змея и ипостась «ходячего покойника» (с последним согласиться сложно) и «змея домашняя» [СД II. С. 330-341].
В 2001 году в Москве вышла в свет книга Л.М. Алексеевой «Полярные сияния в мифологии славян. Тема змея и змееборца». Книга прекрасно издана, снабжена красочными цветными иллюстрациями, схемами и диаграммами. В аннотации она охарактеризована как «первое систематическое исследование северных корней русской культуры». Автор пытается показать, что полосы полярного сияния послужили основой создания образа змея, а суббуря (неустойчивое состояние магнитосферы Земли) - основой для возникновения сказаний о змееборце. «Север и северные верования, - пишет Л.М. Алексеева, - не ушли из жизни наших предков, потому что не ушел из нее суровый зимний сезон. Даже став земледельцами, люди обращались к морозу с просьбами сохранить всходы, а значит, урожай. Вместе с образом мороза, знакомого по временам оледенения [! - Н.К.], остался в памяти и слитый с ним образ полярных сияний. <. .> Известная нам климатическая история материка в принципе позволяет провести на ее основе некую хронологизацию мифов, пришедших к нам от его аборигенов. И мы (на уровне схематического наброска) установим здесь последовательность мифологических напластований на исходный образ полярных сияний» [Алексеева. С. 8] [т. е. нужно понимать, - на образ змея. Курсив наш - Н.К.]. Автор субъективна в своих построениях, вольно обращается с фольклорно-этнографическим материалом, подгоняя его под свою концепцию.
Серьезным научным исследованием южнославянского фольклора о змее является монография М. Беновской-Събковой «Змеят в български фолклор» [Бен. ЗБФ]. Восточнославянский же материал о змее систематическому анализу не подвергался.
Такое комплексное систематическое исследование совокупности представлений о змеях на восточнославянском материале, в первую очередь, - фольклорном мы и предпринимаем. В этом, а также в разработке принципов систематизации материала заключается актуальность работы.
Совокупность восточнославянских представлений о змеях до сих пор в системе не рассматривалась. Она стала объектом исследования в представленной диссертации.
Предметом исследования являются сюжеты и мотивы восточнославянской несказочной прозы о змее и змеях (с учетом их эволюционных преемников). Предлагаемая работа - продолжение труда, начатого нами в монографии «Восточнославянские былички о змее и змеях. Мифический любовник. Указатель сюжетов и тексты» [Козлова. Указатель].
Из-за тематического (а также жанрового) разнообразия материала, связанного с образом змея (змеи), его, с одной стороны, обилия, а, с другой - рассредоточенности в разных источниках, анализ всех «змеиных» тем в совокупности их сюжетов и мотивов, а также представлений, в них отраженных, в объеме диссертации не представляется возможным. Поэтому исследование ограничено темами «Мифическая жена», «Огромные змеи. Полоз», «Змея внутри человека», «Медянка, медяница, огневка и прочие змеи. Необычные свойства и функции змей», частично «Змеи в народном календаре». Ряд змеиных тем пришлось исключить в связи или с их поздним характером (например «Мифический помощник»), или прозрачностью семантики (например «Домовая змея»). Для отдельных тем лишь намечены пути анализа («Змеи в народной метеорологии», «Змеиные травы и растения», «Укус змеи» и т.д.).
Материалом исследования стали тексты несказочной прозы, извлеченные из печатных источников XVIII -XX вв., а также записанные автором работы и студентами Омского государственного педагогического университета в экспедиционных поездках по деревням и селам Омской области. Работа велась по специально разработанной программе-вопроснику [Козлова. Вопросник.]. Учтены также некоторые современные региональные публикации и архивные материалы. Прииртышские записи представляют не только региональную, сибирскую специфику бытования фольклорных форм и представлений, но и современный уровень этого бытования.
Финская исследовательница Г. Язон в практических рекомендациях по составлению указателей называет два основных требования к корпусу текстов, который должен быть положен в их основу - это количество и доступность. Корпус текстов, по ее мнению, должен представлять значимую для анализа единицу с тем, чтобы на его основе можно было делать какие-то выводы. Материалы частных архивов Язон считает бесполезными в силу их недоступности: работа не может быть повторена или проверена. Она отмечает, что для того, чтобы составить указатель, необходим некоторый минимальный набор текстов, на основании которого уже можно делать выводы о культурном репертуаре данного социума, о каких-то литературных закономерностях исследуемых произведений и т.п.» [РГГУ: Рафаева; Jason].
Количество источников, вошедших в наши указатели, может являть собой «значимую для анализа единицу». Представление о печатных - дает библиографический список. С прииртышскими записями можно ознакомиться в текстовом приложении (Приложение 2). В Приложение вошли не все включенные в отсылки указателей источники. При его составлении мы руководствовались стремлением показать труднодоступный материал, а также продемонстрировать типичность форм и степень их распространенности.
Качество привлекаемых текстов - разное: от подлинных записей, расшифровок с маг-ленты до пересказов, стилизаций и литературно подработанных редакций. Не принимались во внимание лишь явные фальсификации. Систематизация материала всегда помогает отличить подлинное, традиционное от мнимого.
Мы не задавались целью представить восточнославянский материал во всей его полноте. Широта темы, ограничение объема диссертации не дают возможности с максимальной полнотой привлечь накопленный в различных архивных хранилищах материал (это было бы идеально). Тем не менее, данная в работе совокупность текстов позволяет создать целостную систему сюжетов и мотивов «змеиных» тем и одновременно является достаточной для того, чтобы делать научно значимые выводы по семантике и эволюции фольклорных форм и представлений, в них отраженных. Ключом к анализу этой семантики являются составленные указатели.
Цель исследования - показать, что восточнославянский фольк-лорно-этнографический материал сохранил до настоящего времени в рудиментарном виде архаические мифологические представления о змеях.
Задачи исследования заключаются в том, чтобы
- представить накопленный по названным «змеиным» темам материал в виде системы сюжетов и мотивов;
- провести анализ семантики выделенных форм;
- выявить «эпический подтекст» двух стержневых для всего исследования быличковых сюжетов о мифическом любовнике: «Конопля и вши» и «Свадьба брата и сестры»;
- показать восточнославянские представления о змеях на фоне аналогичных в мифологических системах других народов мира;
- рассмотреть восточнославянские представления о змеях в инославянском и иноэтническом контексте;
- показать историческую жизнь (эволюцию) архаических представлений, связанных со «змеиными темами»;
- обратиться к этнографическим фактам и явлениям (описаниям календарных и окказиональных обрядов, содержанию и семантике народных праздников, узорам оконных наличников и т.п.).
Новизна исследовательского подхода к анализу семантики «змеиных тем» заключается в высказанной гипотезе: на определенном этапе жизни мифологических представлений, существовал не один амбивалентный образ змея, а его женская и мужская ипостась: Змей и змеиха (змеица) - брат и сестра - близнецы. A.B. Гура вслед за М. Бе-новской-Събковой приводит македонское представление, согласно которому змей и ламя - брат и сестра [Гура. С. 279]. «Поляки Западных Бескид рассматривают змей и ведьм как братьев и сестер» [Там же. С. 315]. Змеи имели высокий (божественный) статус и являлись предками-покровителями человеческого рода.
На защиту также выносятся следующие положения:
- За каждым членом близнечной пары предков-покровителей был закреплен свой набор функций и атрибутов. В этом «наборе» они проявляли себя не только как антагонисты, но и как близнецы: брат и сестра. Так, змей был связан с огнем, земным и небесным (молнией), змеиха - с водой в тех же проявлениях (вспомним народные представления об огне и воде как о брате и сестре). Поэтому в календаре огненные ритуалы могли апеллировать к змею, связанные с водой (например, вызывание дождя) - к змеихе. С последней связаны и такие метеорологические явления как снег и град. Радуга - отражение их близнечной сущности. В грозовых явлениях, соответственно, можно усмотреть проявление и мужской, и женской змеиных ипостасей. Змей был связан с солнцем, змеиха - с луной (см. разделы «Св. Агата» и «Св. Власий»). Как покровители и змей, и змеица были связаны с плодородием растений и сельскохозяйственных культур. Здесь также могли быть распределены «сферы влияния». Пока определенно можно сказать, что виноград был предметом заботы змея, а конопля - змеихи. Что касается других растений, то дуб, омела - это растения змея, лещина, «зоря» (или «кукушкины слезки»), донник, растения семейства гвоздичных и некоторые другие принадлежат змеице.
И змей, и змеица так или иначе влияли на здоровье и плодовитость скота, а также и на человеческое здоровье. Змеица покровительствовала женщинам. Если ранее она помогала при родах, оберегала роженицу и младенца, то на поздних эволюционных ступенях жизни мифологических представлений она превратилась в их угрозу. Ей же принадлежало все, что связано с ткачеством и прядением. От мифических покровителей зависела и сама человеческая судьба, жизнь и смерть человека.
- В ходе эволюции могло произойти постепенное стирание и размывание женского змеиного образа. В более цельном и определенном виде он удержался у южных славян (ламя, хала, ала, змеица). У восточных славян образ змеицы очень быстро утратился. А змеиные черты получили разные, сформировавшиеся позднее мифологические персонажи. Это «летавица», «перелестница», «дикая баба», «богиня» карпатских украинцев, народная культура которых испытала сильное влияние балканской традиции. Это лихорадка, имеющая ярко выраженную змеиную сущность; образы моровых болезней, в том числе «коровья смерть»; загадочная «Дъна» древнерусских амулетов-змеевиков, изображавшаяся со змеями вместо волос; и даже хорошо знакомые всем русалка и ведьма.
- В южнославянском фольклоре змеиха чаще всего выступает со знаком «-» Носителем положительных качеств в основном оказывается змей. Но такое закрепление положительных и отрицательных качеств могло произойти на более поздних эволюционных ступенях. Даже восточнославянский фольклор сохранил мотивы и сюжеты, удерживающие положительные свойства змеихи. Они проявляются в поверьях и быличках о домовой змее, в сказочном сюжете "Жена-змея" [СУС: 409*], в представлениях и заговорах о царе и царице змей, в сюжетах о зимовке человека со змеями, в славянских календарных обрядах и проч.
- Змей и змеица не вступают в любовные отношения между собой. Более того, такие отношения расцениваются как инцест. При этом змей старается его избежать, змеица - всячески к нему стремится.
- Названные архаические представления в рудиментарном (и часто в измененном и перекодированном) виде дошли до настоящего времени. Их отражение мы находим в первую очередь в народной мифологической прозе. А также в текстах различных жанров фольклора (былины, баллады, сказки, загадки, приметы, поговорки, обрядовая поэзия, заговоры, хороводно-игровые песни и т.д.).
- Культ предков-покровителей (змеиного характера) является стержневым для восточнославянского народного календаря. Его следы рассеяны по всему календарному циклу, отраженны в семантике большинства праздников, обрядовых комплексов и ритуалов.
- В народном изобразительном искусстве существует узор, который обычно называют «барочным», «8-образным», «волютами». В нашем исследовании он трактуется как «змеиный». Его чрезвычайная распространенность (в частности на русских наличниках) может свидетельствовать о том, что змеи играли одну из важнейших ролей в славянской мифологии.
Методологической особенностью диссертации является комплексный подход к изучению верований как важных элементов архаического мировоззрения народа. Для прояснения их смысла необходимо привлечение широкого круга фольклорных жанров. В свое время А.Н. Афанасьев писал: «Особенною силою и свежестью дышит язык эпических сказаний и других памятников устной словесности. Памятники эти крепкими узами связаны с умственными и нравственными интересами народа, в них запечатлены результаты его духовного развития и заблуждений, а потому, вместе с живущими в народе преданиями, поверьями и обрядами, они составляют самый обильный материал для мифологических исследований» [Афанасьев I. С. 22]. Мы обращаемся к загадкам, приметам, пословицам и поговоркам, обрядовым текстам, заговорам, былинам, сказкам, преданиям, легендам, песням и др., рассматривая рассеянные в них крупицы былых мифологических воззрений, учитывая при этом время возникновения и специфику того или иного жанра.
В традиционной культуре нет четкого разделения на сакральную и профанную сферы бытия, здесь все взаимосвязано и взаимопро-никаемо. Все значимые элементы народной культуры опираются на общую содержательную базу, отражающую представления человека о мире. Это диктует необходимость обращения не только к вербальным фольклорным текстам, но и к данным этнографии, археологии, космологии, народной медицины, к календарным, бытовым, окказиональным обрядам и ритуалам, материальной культуре и проч. Комплексный подход позволяет прояснить мифологический смысл, общую семантику анализируемых явлений.
Высказанная гипотеза - не умозрительная «концепция», а результат анализа живого фольклорно-этнографического материала. К выводам подвел сам исследуемый материал - былички и поверья об огненном змее-любовнике. В определенной степени исследование представляет собой выяснение «эпического подтекста» двух быличковых сюжетов: «Конопля и вши», «Сборы на свадьбу брата и сестры» [Козлова. Указатель: Б П.4; Б.У.1].
Концепция «эпического подтекста» была выдвинута Б.Н.Путиловым [Путилов. Подтекст]. Ее основные положения позже развил Г.А.Левинтон [Левинтон. Подтекст]. Термин «эпический подтекст» предполагает «проявление в засвидетельствованном эпическом тексте (или в текстах, т.е. в континиуме зафиксированных вариантов) его скрытой глубинной семантики, т.е. некой семантической предыстории текста. Речь идет о ситуации, когда те или иные элементы сюжета (или других уровней текста) остаются внешне немотивированными или получают явную вторичную мотивировку, часто противоречащую контексту, на самом же деле они мотивированы именно глубинной семантикой сюжета или, говоря диахронически, его прошлым состоянием, прошлой семантикой» [Левинтон. Подтекст. С. 162] [Курсив наш - Н.К.]
Подтекст может включать в себя материал, далеко выходящий за рамки не только конкретного повествования и жанра, но и этнической традиции. При этом он тесным образом связан с диахронией, т.е. диктует необходимость рассматривать явления в их эволюции.
Здесь важно замечание С.Ю.Неклюдова о том, что «для глубинной семантики сюжет всегда «прокрустово ложе»: она «не умещается» в нем, а степень его деформирующего и адаптирующего влияния в известном смысле определяет «поверхностную» семантику». «Чем древнее элемент мотивного фонда, тем более широким семантическим слоем и тем большим богатством потенциальных семантических связей он обладает» [Неклюдов. Мотивы. С. 227].
Необходимо также учитывать то, что семантику отдаленных по глубине времени элементов или явлений невозможно разгадать (вернее, приблизиться к ней), апеллируя только к традиционной культуре одного этноса или группе близко родственных. Поэтому в «эпический подтекст» восточнославянских сюжетов и мотивов могут входить не только инославянские и индоевропейские, но и другие иноэтнические константы, в том числе - этносов, проживающих в тесном контакте с восточными славянами (финно-угорские, тюркские, монголо-язычные и проч.), а также этносов, сохранивших архаический уровень мифологических представлений. В то же время мы не задавались целью представить весь иноэтнический ряд той или иной константы, мотива или сюжета.
В качестве опорной теоретической категории исследования используется понятие «этнопоэтической константы», предложенное В.М. Гацаком. «Этнопоэтические константы суть традиционные стилевые и сюжетно-повествовательные координаты изображаемого фольклорного мира в непосредственно текстовом - притом наследуемом - воплощении: вербальном. музыкальном. акциональном. предметном.» [Гацак. Пространства. С. 109; Гацак. Северные. С. 7-10]. Говоря о «сходных константах в многоэтническом пространстве», В.М. Гацак отмечает, что «они обладают многоаспектной, т.е. не только собственно фольклористической значимостью «детектора» древних связей и общностей» [Гацак. Пространства. С. 111]. Категорию этнопоэтических констант в определенной степени отражают составленные нами указатели сюжетов, а особенно мотивов «змеиных» тем, рассматриваемых в работе.
Сюжет или мотив, входящий в одну из «змеиных» тем, так или иначе будет связан с формами других тематических групп и может быть объяснен через них. В то же время, каждая из заявленных выше тем выступает в диссертации как самостоятельный очерк. Нужно сказать, что мы далеки от намерения представить реконструируемые воззрения в виде стройной и законченной системы (в системе представлены только сюжеты и мотивы темы).
Применение современных методологических подходов к системному анализу, сравнительного, историко-поэтического, ретроспективного методов и аналитических процедур, рассмотрение материала в эволюции создает достаточно надежную базу для реконструкции мифологических смыслов.
Структура работы: диссертация состоит из введения, пяти глав, заключения, трех приложений и библиографического списка. Общий объем диссертации (с приложениями) - 769 страниц.
Похожие диссертационные работы по специальности «Фольклористика», 10.01.09 шифр ВАК
Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл2002 год, доктор филологических наук Агапкина, Татьяна Алексеевна
Мифологические теории в русской филологической науке XIX века1997 год, доктор филологических наук Топорков, Андрей Львович
Женские образы в народных верованиях восточных славян Сибири2001 год, кандидат исторических наук Голубкова, Ольга Владимировна
Формирование и развитие традиционных религиозных представлений русского населения Верхнего Поволжья в XIX-XX вв.2003 год, кандидат исторических наук Киселев, Алексей Валерьевич
Сюжет о сватовстве в мифической стране Хийтола в контексте карельской эпической традиции2011 год, кандидат филологических наук Миронова, Валентина Петровна
Заключение диссертации по теме «Фольклористика», Козлова, Наталья Константиновна
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Предпринятый в работе анализ мифологических рассказов и поверий о змеях показал, что в пределах таких «змеиных» тем, как «Огромная змея. Полоз», «Змея внутри человека», «Огневка, медянка, необычные свойства змей», «Мифическая жена», «Змеи на Воздвиженье», они имеют определенный круг сюжетов и мотивов. Их система представлена соответствующими указателями (УС и УМ), каждый из которых является своеобразным «ключом» к анализу семантики представлений о змее и змеях, особенностей фольклорных форм, на них основанных, и эволюции (исторической жизни) этих форм и представлений.
Указатели демонстрируют разнообразие сюжетов и мотивов, связанных со «змеиными» темами, их устойчивость и изменчивость. Включение в них прииртышского материала дает представление о современном уровне бытования мифологических рассказов, а также отражает местную, сибирскую традицию, являющуюся частью восточнославянской. Частичное введение в представленные системы инославянского, западноевропейского материала, а также сведений из фольклора и этнографии тюркских, финно-угорских, монголоязычных и других народов дают возможность показать сюжеты и мотивы восточнославянских мифологических рассказов и поверий в широком контексте, что, в свою очередь, создает основу для анализа их генезиса.
Несмотря на то что каждой теме был посвящен отдельный, самостоятельный очерк (раздел), в совокупности очерки эти показывают, насколько сложными и многослойными являются мифологические представления о змеях.
Отправной точкой анализа стали сюжеты о мифическом любовнике «Конопля и вши» и «Сборы на свадьбу брата и сестры». Исследование показало, что анализ семантики этих мифологических сюжетов и даже отдельных их частей (например отгонного средства) потребовало привлечения широкого «эпического подтекста». «Эпический подтекст», разрастаясь и вширь, и вглубь, диктовал необходимость включения не только разножанрового фольклорного, но и этнографического материала в его разноэтнических проявлениях.
Дошедший до нас фольклорно-этнографический материал содержит разные в эволюционном отношении пласты, и потому необходимо было рассматривать его в диахронии, выстраивая ретроспективу. Это позволило увидеть за позднейшими напластованиями, переосмыслениями и перекодировками сохранившиеся в восточнославянской (а шире - в славянской) традиционной культуре рудименты существовавших некогда архаических воззрений на змей как на предков-покровителей, имевших высокий божественный статус (что характерно для мифологических систем многих народов мира). При этом было показано существование не одного «амбивалентного» образа змея, а змея и змеицы -близнецов брата и сестры.
Существование женского змеиного образа, имеющего статус покровительницы, доказывает система сюжетов «Мифическая жена», в ряду которых жена-змея занимает полноправное место; связь конопли с женским мифическим существом, а также многие календарные обряды и ритуалы, о чем шла речь в разделах «Агафья (Агата)», «Волос-Велес - Власий», «Крещение и похороны кукушки».
Как предки-покровители, змей и змеица проявляют себя не только в связи с плодородием растений, скота, с жизнью и судьбой человека, но и в том, что они оказываются связанными с мифологическими представлениями о творении мира (раздел «Огромные змеи», «Пахота на змее»), с народной космологией и метеорологией.
Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.