Традиционная культура коренных народов Восточной Сибири (1920 - конец 80-х гг.): опыт сохранения и развития тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Цыренова, Зинаида Егоровна

• Цыренова, Зинаида Егоровна
• доктор исторических наук
• 2007

Оглавление диссертации доктор исторических наук Цыренова, Зинаида Егоровна

Введение.

Глава I. Теоретико-методологические основы исследования, историография и источниковедение.

1.1. Теоретико-методологические основы исследования.

1.2. Историография исследования.

1.3. Источниковедение исследования.

Глава II. Национальная политика советской власти,. роль и место традиционной культуры Восточной Сибири (1920-1940 гг.).

2.1. Трансформация традиционной культуры и хозяйствования коренных народов Бурятии.

2.2. Верования и религия коренных народов: история и идеология.

2.3. Язык и культурное пространство.

2.4. Искусство: становление от народных истоков к профессиональному.

Глава III. Культурно-национальные преобразования в военный и послевоенный период (1941-1965 гг.).

3.1 Национальная политика в сфере языка, образования и подготовке кадров.

3.2. Развитие национальной литературы (1941-1965 гг.).

3.3. Театральное и музыкальное искусство в военное и послевоенное время (1941-1965 гг.).

3.4. Изобразительное искусство (1941-1965 гг.).

Глава IV. Социокультурные изменения у этносов Восточной Сибири (середина 60-х - конец 80-х годов).

4.1. Изменения в хозяйственной и социальной структуре коренных народов.

4.2. Проблемы национального языка и образования коренных народов.

4.3. Литература и искусство народов Восточной Сибири (1965-конец

80-х гг.).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Традиционная культура коренных народов Восточной Сибири (1920 - конец 80-х гг.): опыт сохранения и развития»

Актуальность темы. В последние десятилетия мировое сообщество переживает бум этнического возрождения. Подобные процессы являются своеобразной реакцией этносов против унифицирования ценностей западной цивилизацией независимо от их адаптационных способностей и возможностей. В том числе, это нашло отражение в законодательном признании прав коренных народов на исконные территории, на их возобновляемые и невозобновляемые ресурсы в Декларации Международной организации труда (МОТ) 1989 г. «О коренных народах и народах, ведущих племенной образ жизни в независимых странах».1 Хотя декларация ратифицирована не всеми государствами, в ее положениях отмечаются качественные изменения норм международного права по отношению к коренным народам. Если ранее нормы содержали явную ориентацию на ассимиляцию этих народов в доминирующее общество, то теперь признаются их права на контроль над собственными институтами и образом жизни.

Кроме того, в рамках Международного десятилетия коренных народов мира (1995-2004 гг.), объявленного ООН, для мирового сообщества более зримо выявляется проблема ориентации на традиционные этнокультурные институты и механизмы при оценке социальной действительности. Отсюда -необходимость исторического изучения традиционной культуры, ее развития и сохранения в полиэтническом государстве.

Современное человечество представляет собой огромное множество различных исторически сложившихся общностей. Среди них особое место занимают образования, которые в науке принято именовать этническими: нации, народности, племена, этнические группы и т.д. Общностей такого рода сегодня в мире насчитывается несколько тысяч. Неоднородность протекания социально-экономических, этнических и демографических процессов привела к огромным различиям между этими общностями в уровнях развития, условиях жизни и их численности. В связи с этим возникают межэтнические столкновения, войны, напряженность, и так на протяжении более века. В связи с чем также возникает необходимость исторического анализа проблем, корни которых лежат в Х1Х-ХХ столетиях.

Вступив на путь реформ, наше общество переживает на протяжении последних лет драматические по своему характеру процессы. Сами реформы, изменившие за короткие сроки всю обстановку в обществе, породили сложные проблемы во всех сферах жизни, серьезно повлияли на характер межнациональных отношений, обнажив при этом огромный межэтнический потенциал, часто конфликтный. В этой социокультурной ситуации очень важно понять, в каком обществе сегодня живут люди и каковы их возможности в изменении существующего положения. Эту проблему необходимо решать с помощью новых знаний, идей, теорий, учебных дисциплин, которые могли бы научно объяснить исторический процесс, осмыслить общественную ситуацию, сформировать новое адекватное реальности мировоззрение. В связи с чем возникает задача ретроспективного анализа истории национальных социокультурных традиций этносов России, СССР.

Многие проблемы России, в том числе этнические конфликты во многом являются следствием массового социального невежества. Собственный жизненный опыт, а не глубокие знания, зачастую служит как для руководителей, так и для подчиненных главным критерием в профессиональной деятельности и в повседневных поступках, хотя современный человек, даже не являющийся профессиональным руководителем, не может сегодня успешно адаптироваться к сложной и динамичной социокультурной обстановке без знания хотя бы основных традиций и обычаев других этносов, особенностей межнациональных отношений и конфликтогенных факторов. И пока будет сохраняться и доминировать такой приоритет «практики» над «теорией», многие проблемы общества будут оставаться неразрешенными, то есть, научно-практические знания в сфере культурно-национальных отношений стали социально востребованными в современных условиях. Таким образом, актуальность темы проявляется еще более выпукло.

Советский сверхидеологизированный строй сформировал определенный тип историка, научившегося воспринимать партийное руководство как нечто естественное и само собой разумеющееся. В русле национальной политики, сложившейся с 1917 года двадцатого столетия, каждая республика, регион имели свою собственную официальную историю, которая составлялась по одному общему образцу. Получалось так, что народы каждой будущей республики, края проходили одни и те же этапы единого исторического развития и именно Москва определяла ритм и темп этого развития. Такой подход вел к искажению подлинной истории не оставалось места для определения национальной идеи, проявлявшейся в скрытых или «замещенных» формах. В связи с чем актуальность проблемы национального развития через призму культурной, этнической, духовной сфер, еще более очевидна.

Культура, языковое пространство, религия, искусство обоснованно признаются средоточением и яркими формами воплощения национального своеобразия. В период советского строительства в многонациональной России была сделана попытка сохранения и развития традиционной культуры этносов нашей страны, в том числе аборигенов Восточной Сибири. В указанный период произошла трансформация традиционного хозяйствования народов региона, колоссальные изменения в их культурной, духовной сферах. Изучению данных сложнейших противоречивых и драматических проблем посвящено исследование, где анализируются этнокультурные процессы через призму национальной политики партийных и государственных структур в советский период.

Более того, даже поверхностный анализ основных исторических событий XX в. позволяет сделать вывод о возрастании роли этнического фактора в культурно-историческом процессе. Этнические процессы являются основой национальных движений, и прошлый век по праву считается веком национальных идеологий, национальных движений, веком национализма. Постоянно убыстряющиеся темпы культурно-исторического развития народов стимулируют межэтнические взаимодействия и национальные движения. Таким образом, всплеск этничности требует от специалистов ответа на многие важные вопросы повседневной жизни, причем актуальность этнологических исследований определяется не академическими интересами ученых, а требованиями реальной политики.

Со второй половины XX в. стала очевидной прагматическая ценность этнологических знаний. Рекомендации и знания этнологов, историков по разным сферам общественной жизни необходимы для решения политических, социальных и культурологических проблем, они используются в массовых коммуникациях, дипломатии, международной торговле, туризме и т.д.

Объект изучения. В качестве основного объекта и одновременно субъекта «традиционной культуры» в диссертации рассматриваются коренные народы Восточной Сибири (буряты, хакасы, тувинцы), находившиеся к началу XX в. примерно на одинаковой стадии социально-экономического и культурного развития, и главной жизнеобеспечивающей отраслью их хозяйства было скотоводство. Эти народы к октябрю 1917 г. составляли большинство коренного населения Восточной Сибири и вошли в состав Российского государства в XVII в., кроме тувинцев. Над Тувой протекторат России был объявлен в 1914 г. Среди коренного населения наиболее многочисленной народностью были буряты. По переписи 1897 г. их насчитывалось 288,4 тыс. человек, или 35% общей численности аборигенного населения Сибирского региона. За бурятами по численности у следовали якуты - 225,4 тыс. (27%), хакасов было 41 (5%)."

Особое место среди автохтонов Восточной Сибири занимают малочисленные народы (эвенки, тофы и др.). Они обитали в районах сплошного промыслового хозяйства, сочетавшегося с оленеводством. При изучении данных народов, исследователи, как правило, исходят из того, что эти общности к началу прошлого века находились на разных стадиях первобытно-общинного строя. Известно, что капитализм не может существовать без постоянного расширения сферы своего господства. В России данный процесс шел неравномерно, и у разных народов степень распространения капитализма к началу революционных событий была неодинаковой.

В Сибири развитие капиталистических отношений, а следовательно постепенное разрушение традиционного образа жизни отражалось более всего на тех народах, которые жили ближе к основным торговым путям и местным экономическим центрам (например, буряты, хакасы, якуты), а менее - на обитателях дальних окраин - малочисленных народах.

Предмет исследования. «Традиционная культура», «образ жизни», «жизненный уклад» являются предметом исследования многих наук: этнологии, философии, социальной психологии, культурологи и до. Такой широкий спектр анализа рассматриваемого общественного, культурного феномена, с одной стороны, дает возможность всестороннего подхода к выяснению его социальной, духовной природы, а с другой - представляет трудности в определении действительных границ данного явления, а также в выработке единого теоретического обоснования содержания понятия, его связи и соотношения с другими категориями исторического, культурологического, политологического, этнологического характера.

Предметом нашего исследования являются этнокультурные изменения у народов СССР в новое и новейшее время, то есть в тот период, когда материальный быт, духовная культура и общественное сознание народов подвергаются всестороннему влиянию капиталистической системы общественных связей во всех многообразных локальных вариациях этого влияния, а затем в результате революционной смены общественного строя происходит становление новой системы общественных связей в не менее многообразной локально-региональной реальности воздействия этой новой системы на этнокультурную сферу образа жизни, находясь в подвижном состоянии.

Этнокультурные процессы как основной предмет изучения традиционен для этнографии, однако, с другой стороны, данная наука понимает этот предмет чаще в плане выделения, описания, исследования генезиса, этнокультурных параллелей и специфики явлений. И реже обращается к исследованию причин, образующих эти явления, приводящих к их видоизменению или исчезновению.

В связи с чем предметом исследования станут факторы, воздействующие на культурно-бытовую сферу образа жизни коренных народов Восточной Сибири (бурят, тувинцев, хакасов, эвенков) в период радикальных перемен двадцатого века. Изучение факторов общесистемно-стадиального характера (или формационного уровня) и локально-исторического позволит выявить связи этноспецифического, национально своеобразного и универсально всеобщего в образе жизни коренных народов региона, а также причины и последствия данных изменений в период социализма.

Территориальные рамки исследования - Республики Бурятия, Хакасия и Тува (Тыва), национально-государственные образования, сделавшие огромный шаг вперед в развитии народно-хозяйственного комплекса, социальной сфере. Для защиты прав коренных народов впервые в истории человечества была выработана государственная национальная политика (ноябрь 1917 г.), в соответствии с которой шло культурное развитие.

Государственное строительство Бурятии протекало в несколько этапов: в 1923 г. была образована Бурят-монгольская автономная Советская социалистическая республика (с 1958 г. - Бурятская АССР), в 1937 г. границы республики были изменены в связи с передачей нескольких районов в состав Иркутской и Читинской областей. Применительно к периоду 1923

1937 гг. - границы Б-М АССР до их изменения. В работе используются официальные названия республики, существовавшие в те годы.

В октябре 1930 г. Президиум ВЦИК принял постановление: «Преобразовать Хакасский округ в существующих его границах в автономную Хакасскую область, входящую как территориальная часть в состав Западно-Сибирского края». В феврале 1931 г. состоялся I съезд Советов Хакасской автономной области.

Тува вошла в состав СССР в октябре 1944 г. как Тувинская автономная область, ас 1961 г. стала автономной республикой.

Нами исследована традиционная культура эвенков, коренного малочисленного народа на территории Бурятии, в силу их исторического расселения в основном в Баунтовском, Баргузинском, Курумканском районах республики. Вместе с тем история эвенков Таймырского (Долгано-Ненецкого) и Эвенкийского автономных округов Красноярского края не рассматривается, так как история народов этих округов должна анализироваться в русле работ по проблемам малочисленных народов Крайнего Севера, из-за специфических reo- и биологических условий и особенностей их развития.

Хронологически исследование охватывает 1917-1990-е годы, то есть советский период - со времени революционных событий, образования автономной республики Бурятия в составе СССР, автономных областей в Хакасии, Туве и до демонтажа существовавшей системы. Советское национально-культурное пространство было реальностью почти 90-летнего периода истории. Она может восприниматься и как особая система со своей структурой, и как процесс исторического развития, истоки которого связаны с уникальным геополитическим расположением и содержанием России, а завершение - с нынешней действительностью. Советский период создал особенные предпосылки для решения ключевых трансформационных проблем, в том числе и ее национальных районов. Тогда наше общество выходило из традиционализма, складывались основные предпосылки для перехода к новым, модернизированным механизмам социального регулирования (трансформация традиционной культуры и хозяйствования коренных народов, урбанизация, подъем уровня образования и т.д.).

Более того, речь идет о проблемах, связанных с развитием культуры в индустриальную эпоху, то есть на тех этапах нового и новейшего периодов истории человечества, когда в самих условиях жизнедеятельности народов происходят качественные изменения принципиального характера, коренным образом меняющие весь их сложившийся культурный уклад. Новое и новейшее время, в русле которого изучается данная работа, характеризуется совсем иными закономерностями в развитии условий жизнедеятельности людей. Именно в эти периоды натуральность хозяйства как базис устойчивого воспроизводства традиционной этнокультурной специфики постепенно исчезает из жизни народов, государств, регионов и целых континентов, экономика которых переводится на индустриальную основу и на рельсы широкого обмена деятельностью и ее результатами сначала во внутринациональном масштабе, а затем в межнациональном и мировом.

Цель и задачи исследования. Данная работа посвящена исследованию изменений в традиционной культуре, укладе коренного населения Восточной Сибири в связи с радикальными преобразованиями советского периода. Здесь необходимо особо отметить, что социальное возобновление поколений достигается в ходе их социализации (система направленных и ненамеренных воздействий общества на индивида, группу, в результате которых они приобщаются к культуре и становятся полноправными членами соответствующего общества. В нашем случае - традиционного, специфического и отличного от рационального). А если данное сообщество, веками развивающееся по законам кочевого, полукочевого образа жизни, извне радикально меняют, ломают в условиях борьбы, насилия, то оно неизбежно теряет вековые ориентиры, одновременно мучительно и трудно адаптируясь к новым.

Они же, новые закономерности воспроизводства условий жизни изменяют характер этнокультурной специфики во всех сферах образа жизни народов, придают новое качество и новые импульсы развитию связей, соединяющих людей в общности этнонационального типа. Сложная структура дифференцированной деятельности многократно усложняет все аспекты жизни человека и общества, так как делает человека более зависимым от системы совокупных общественных связей, пронизанных многообразными взаимозависимостями на всех уровнях (на личностном, групповом, включая территориальный, профессионально-отраслевой, социально-классовый срезы, общесистемном), с трудом поддающимися полному учету.

В связи с чем целью диссертации должно стать исследование тенденций и особенностей изменений традиционной культуры автохтонов Восточной Сибири, анализ и обобщение опыта сохранения их культуры в период советской власти. В соответствии с целью конкретные задачи заключаются в следующем:

- рассмотрение национальных и этнокультурных процессов и явлений в контексте всеобщих социальных связей в ходе радикальных перемен с первой четверти XX века. Сделать попытку изучения, сопоставления выработки этнокультурных особенностей образа жизни автохтонов в сочетании общесистемных закономерностей и локально-региональных вариантов этнического развития;

- анализ феномена этнической (народной) культуры через осмысление изменений способов деятельности народа в процессе формирования в национальную общность;

- показать оптимальность и эффективность принятых решений политическим руководством Советского Союза в области культурно-национального строительства, сохранения и развития традиций этносов региона в пределах понятий и представлений своего времени, уровня общественного сознания, а также возможностей и средств реализации;

- проанализировать, являются ли ошибки и просчеты, а также то, что сегодня мы воспринимаем как ошибки и просчеты в осуществлении национальной политики в культуре, образовании, результатом и отражением своего времени, оправданы (или неоправданны) они реальными возможностями эпохи;

- изучить адаптацию к природной среде и поведение кочевника в процессе радикальных перемен традиционной культуры, уклада, хозяйствования и перехода к новым видам деятельности;

- проанализировать развитие форм традиционной культуры, которые трансформировались в ходе резких перемен советской эпохи;

- изучить межнациональное взаимовлияние в сферах традиционной культуры.

Научная новизна диссертации заключается в том, что в ней предпринята попытка переосмысления устоявшихся взглядов на проблему, выявления в ней тенденций и специфических особенностей процессов развития и сохранения традиционной культуры автохтонов региона. Исследование представляет комплексное монографическое исследование, посвященное истории культурно-национального строительства в советский период. Проблемы рассматриваются в противоречивой динамике, уделяется внимание изучению социальных, культурных этнических последствий национальной политики советской системы.

Заметно расширена фактологическая база: в работе приводятся архивные документы, источники, в том числе ранее имевшие гриф секретности или же не получившие глубокого анализа. Кроме того, вошли материалы, статистические данные, часть которых ранее не нашла освещения в опубликованных трудах, а также по-новому оцениваются имеющиеся источники, что позволило нестереотипно взглянуть на известные исторические факты и привнести ряд новаций в оценку темы.

Практическая значимость работы определяется тем, что своим содержанием она достаточно тесно связана с существующими социальноэкономическими, национальными проблемами региона, республик. Обобщенный исторический опыт в определенной степени поможет сделать выводы на будущее и ориентировать государственные органы различных уровней на новые организационные методы работы; обратить внимание средств массовой информации на необходимость постоянного освещения проблем этнического развития. Основные положения и фактический материал диссертации могут быть использованы при написании обобщающих трудов по истории, культурологии страны, сибирского региона, республик. Информационное и концептуальное пространство работы может быть полезным в учебном процессе при разработке курсов лекций, семинарских занятий по отечественной истории, спецкурсов и спецсеминаров, для оформления краеведческих музеев.

Апробация работы. Основные положения работы и выводы диссертации содержатся в монографиях, статьях и сообщениях. Они также были изложены на конференциях: региональной научно-практической конференции «Проблемы комплексного изучения человека. . Человек в условиях Забайкалья» (Чита, 1995), международной научной конференции «Политические партии и общественные движения стран содружества (XIX-XX вв.): история, источниковедение, историография и современность» (Владимир, 1995); всероссийских научных конференциях в г. Красноярске (1996), Новосибирске (1997); международной научной конференции, посвященной 70-летию НИР ТНР и 55-летию ТНИИЯЛИ (Кызыл, 2000); на международной научно-практической конференции (Улан-Удэ, 2005 г.); издана монография «Сохранение и развитие традиционной культуры коренных народов Восточной Сибири в советский период (1920-конец 1980-х гг.)» (Улан-Удэ - Иркутск, 2004 г., 18 пл.); в «Вестнике БГУ» опубликована статья «Традиционная культура коренных народов Восточной Сибири в советский период: опыт сохранения и развития» (2006 г., 1 пл.) и др.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Цыренова, Зинаида Егоровна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Человечество все более осознает ценность культурного и этнического многообразия народов. А эпоха советского социализма в эволюции национальной идеи, этнокультурного процесса высвечивает несколько этапов, крупных полос.

В первое послеоктябрьское десятилетие формирование «своей истории» происходило в обстановке сотрудничества (заигрывания) центра с «туземными» элитами, «коренизации», либеральной языковой политики, что стимулировало процессы образования наций, в основном среди крупных этносов. Национальное строительство ведется в русле советской идентичности и пока еще под флагом краеведения.

Впервые в истории человечества в ноябре 1917 г. большевистским правительством России была выработана государственная национальная политика по защите коренных народов. В соответствии с «Декларацией прав народов России» правительством РСФСР было принято «Временное положение об управлении туземных народностей и племен северных окраин РСФСР». На местах были впервые созданы родовые собрания, родовые Советы, туземные районные съезды и избираемые ими районные исполнительные комитеты. Те несколько послереволюционных лет, в течение которых создавались подобные уникальные документы, проводились прогрессивные мероприятия, означали лишь короткий момент представлений о всесторонне развивающейся, свободной от предрассудков личности и автономной культуре на местах. В основном происходило это из-за наивной веры в революционную и культурно-созидательную силу масс, овеянной романтикой раннего периода. В действительности уже к концу гражданской войны все меньше оставалось иллюзий по поводу быстрого перехода от старого буржуазного общества к новому. Это отразилось и в нэп, и в культурных преобразованиях.

Таким образом, выявлялась центральная проблема начального периода культурной политики - создание нового человека для Советского государства. Власть стремилась к переустройству всего внутреннего мира человека, а вот способы осуществления этой реорганизации определились к концу 20-х годов прошлого века. Отныне под культурной политикой понималось «создание пролетарской культуры в условиях диктатуры пролетариата. Она есть борьба с буржуазной культурой, с ее пережитками, однако она означает и освоение буржуазной науки путем ее переработки». В этом определении не учтен решающий момент: кто является создателем новой культуры, хотя никто не сомневался, что это «государство», «партия», «небольшой круг представителей культуры», то есть «культурная элита». Они стали принимать и отвергать, систематизировать, контролировать, создавать институты и другие культурные структуры нового общества.

Учитывая полиэтничность России, признавалось необходимым проведение совещаний национальной интеллигенции, обсуждение национальной политики советской власти, вопросов языковой культуры (повышение квалификации, орфографии, терминологии), национализации школ и других. Проблемы, оказавшиеся при их реализации очень сложными, будут находиться в поле зрения партийных, государственных и других структур еще долгие годы, вплоть до конца 60-х годов прошлого века.

В обществе все больше приходили к пониманию того, что революция не ведет за собой автоматического уничтожения всех пороков предшествующего общества. Осознание живости старых традиций отразилось в понятиях, появившихся в середине 20-х годов: быт, жизненный уклад, образ жизни. Появление темы быта во многом было признанием бесплодности дебатов о культуре. Кроме того, существовала глубокая пропасть во взглядах на идеологию, социальную сферу и переустройство внутреннего мира человека нового многонационального общества между разработчиками, плановиками культуры, властью и большинством населения.

Под влиянием индустриализации и коллективизации власти стало известно, какой в действительности была жизнь в городе и деревне, но это не приблизило к цели. Более того, после выяснения ситуации с жилищными условиями, укладом разных этносов, традициями, политическими взглядами и т.д. путь к цели показался бесконечным. Задачу должно было решить следующее поколение подрастающих коммунистов под руководством партии и приближенной к власти культурной элиты, то есть «кто держит власть, тот создает культуру». В документах тех лет все больше прослеживается мотив борьбы, руководство которой кроме партии взяла на себя редакция журнала «Революция и культура», основанного в 1927 г., на местах - различные печатные органы.

Культурная революция становилась одним из элементов классовой борьбы. Поскольку «одними разъяснениями и воспитательными мерами невозможно было разрушить вековые устои патриархально-семейного уклада, в интересах скорейшей ликвидации тяжелых пережитков прошлого советское государство, наряду с широкими и разносторонними мерами воспитания, применяло и меры принуждения». Таким образом, с конца 20-х годов начались насильственный перевод кочевых и полукочевых хозяйств на оседлый образ жизни и их коллективизация. Перемены коснулись не только бурят, эвенков, но и тувинцев, хакасов и других коренных народов Восточной Сибири. При этом место оседания вчерашних кочевников выбиралось без учета наличия воды, пашен, близости сенокошения и т.д. Тогда власть не особо заботилась об устойчивости ландшафта к возрастающим антропогенным нагрузкам. Были заброшены многие пастбища, использовавшиеся веками, но оказавшиеся удаленными от центров оседания. В эти же годы проводилось и выселение улусов, хотонов (хуторов).

Существовавшее в регионе номадное скотоводство было органически встроено в природную систему и не приводило к ее разрушению. Кочевое скотоводство в большей степени, чем полеводство, способно утилизировать кормовые и территориальные ресурсы. Поэтому переселенцы в значительной мере переняли животноводческий опыт автохтонов и использовали местные породы скота. Земледельческая приоритетность русского крестьянства и казаков определила создание старожильского стойлового скотоводства. Эти региональные модели животноводства были экологичны. Их механизм нормально действовал в условиях ограниченного сельского населения, избытка кормовых угодий и государственной собственности на землю. Когда эти условия изменились, номадное скотоводство с конца XIX в. вступило в фазу депрессии. Вместе с тем, благоприятные природно-климатические условия и не до конца исчерпанные ресурсы кормовой базы позволили животноводам региона содержать в 1917 г. 5 млн. голов скота.

Войны, эпидемии, реквизиции скота, ликвидация большевиками крупных частных скотоводческих хозяйств существенно сократили его поголовье. Однако восстановление рыночных отношений, политика государственной помощи крестьянам в обзаведении скотом, добровольное кооперирование на селе привели к его быстрому восстановлению. Перед коллективизацией в регионе насчитывалось почти 6 млн. голов скота. Коллективизация стала катастрофой для регионального животноводства. На восстановление поголовья потребовалось примерно 20 лет.

Так как экстенсивный характер животноводства в регионе не изменился, восстановление поголовья скота обострило кормовую проблему. Для ее решения стали активно расширять посевы кормовых культур. Однако потребности скота превышали возможности кормовой базы и кормопроизводства, поэтому корма ввозились из-за границ региона. Животные не получали и половины требуемого им объема кормов, не говоря уже о его качестве и сбалансированности.

Поэтому активно разрушались естественные пастбища, а продуктивность скота были низкой даже по общероссийским стандартам. Несмотря на старания руководства региона любой ценой удержать поголовье скота, оно, перевалив в конце 70-х гг. за 9 млн. рубеж, стало сокращаться, уменьшившись к концу советского периода почти на миллион голов. Если оценивать динамику поголовья скота в регионе через крупный скот (лошади), по системе акад. И.Д. Ковальченко, то в конце 1916 г. насчитывалось 2 396,3 тыс. гол., в 1940 г.- 1 978,4 тыс., в 1981 г. - 3 018,3 тыс., в 1991 г. - 3 195,8 тыс. гол. Поголовье скота увеличилось лишь на треть, в то время как население Восточной Сибири - более чем в 3 раза.

Принципиальным критерием масштабности и эффективности животноводства является объем произведенной в отрасли продукции. К примеру, важную роль в региональном животноводстве играло производство шерсти. Здесь в среднем в год в 1971-1975 гг. производилось шерсти в хозяйствах всех категорий - 10134 т., в 1981-1985 гг. - 20467, в 1986-1990 гг. - 19958 т.

В регионе к началу 90-х гг. была достигнута полная или абсолютная подчиненность сельскохозяйственного производства интересам территорий, концентрация производства на обеспечение продовольственных потребностей населения просто уже не могла бать большей.

Однако региональные власти, введя в сельскохозяйственный оборот всю доступную для этого территорию, не достигли продовольственного самообеспечения. Региональной экономике не удалось даже приблизиться к уровню минимального обеспечения населения сельхозпродукцией. Вместе с тем, более чем 70-летний опыт аграрного освоения подтвердил дореволюционную скотоводческую ориентацию. В конце советского периода, как и в его начале, растениеводство в значительной части обслуживало потребности животноводства, а продовольственная мука завозилась из-за пределов региона.

Первым природным ресурсом, освоенным в регионе русскими властями, являлся ценный пушной зверь. Символом пушного промысла в регионе считался соболь, постоянно являвшийся объектом разрешенного и запрещенного промысла. За годы советской власти произошло некоторое увеличение популяции и расширение ареала его расселения. В конце периода здесь ежегодно добывалось более 100 тыс. этих ценных зверьков. А по промыслу белки Байкальская Сибирь устойчиво удерживала первое место в зоне Сибири и Дальнего Востока.

Более драматичны судьбы байкальского омуля и хариуса, их популяции неуклонно сокращались до конца 60-х гг., после чего, в результате искусственного воспроизводства и запрещения лова, негативная тенденция была преодолена. И к концу рассматриваемого периода численность популяции омуля - символа озера Байкал - была восстановлена, более того, он был акклиматизирован в Иркутском, Братском, Усть-Илимском водохранилищах. Однако объем биомассы омуля в Байкале так и не был восстановлен. Вместе с тем, в целом, ситуацию с сохранением наиболее ценной промысловой фауны в регионе можно признать удовлетворительной.

В организации охотничьего и рыбного промысла в советский период можно выделить 3 основных периода: гражданской эксплуатации (1917 - кон. 20-х гг.); государственной эксплуатации (кон. 20-х - 60-е гг.); и перехода к рациональному природопользованию.

Сибирское промысловое хозяйство в период гражданской эксплуатации строилось на основе семейного и артельного принципов использования государственных охотничьих и рыболовных угодий. После коллективизации промыслов, в начале 30-х гг., основная эксплуатация животного мира стала осуществляться крупными коллективами на основе государственных заданий. Свободный или добровольно кооперированный промысловик был заменен наемным работником, которого не стимулировала в должной мере оплата труда. Региональные органы, ответственные за выполнение плановых заданий центра по промыслу зверя, птицы и рыбы, ослабили, а впоследствии практически прекрати охрану природы.

Во второй половине 50-х гг. в стране обозначился кризис охотничьего и рыболовного промыслов. Он проявился в уменьшении объемов заготовленной продукции из-за снижения поголовья и биомассы промысловых животных, а также в сокращении количества промысловиков. Требовалась коренная реорганизация промыслового хозяйства. Она была осуществлена в 60-е гг. на основе формирования системы кооперативных и государственных промысловых хозяйств. Промхозы создавались как комплексные промысловые хозяйства. В целях обеспечения их рентабельности, за ними были «навечно» закреплены угодья, которые «опромышлялись» всеми возможными способами, в т.ч. и через лесозаготовку и лесопереработку. Начался процесс комплексного использования биологических ресурсов региона. Одновременно формировалась система государственного контроля промыслового природопользования и создавалась законодательная база охраны и рационального использования биологических ресурсов.

В 80-е гг. начался кризис промхозов. Его причины крылись в низкой рентабельности охоты и рыболовства в регионе из-за не компенсировавших затраты закупочных цен. Поэтому промхозы, сворачивая эти промыслы, больше внимания стали уделять работе с древесными ресурсами своих угодий. К тому же, за счет урбанизации, развития дорожной сети, роста моторизации населения сократилась площадь богатых промысловых угодий, и усилилось браконьерство. Низкие закупочные цены на пушнину и продукты рыболовства стимулировали развитие теневого рынка и сокращение числа штатных промысловиков.

Наряду с этим в регионе с начала советского периода разворачивалась работа по воспроизводству и акклиматизации животных ценных промысловых видов (соболь, ондатра, омуль и др.). Однако до конца советского периода промысловое хозяйство региона развивалось по экстенсивному пути.

В советской заповедной политике отразились как непоследовательность курса партийных руководителей, демонстрировавших субъективизм при решении проблем охраняемых территорий, так и не бескорыстный интерес чиновников. Наряду с этим, подавляющее число руководителей, администраторов, ученых и исследователей, творческой интеллигенций, рядовых коренных жителей непосредственно связанных с формированием природоохранной политики и ее реализацией, а также участвовавших в этом заповедном движении по зову сердца, своими усилиями обеспечили развитие национальной сети природных резерватов. Результатом стало сохранение уникальных природных феноменов и формирование научной дисциплины, описывающей эталонные экологические системы. Это позволило спасти для потомков генофонд растений и животных, сохранившихся лишь в нашей стране.

Анализ показывает, что развитие аграрного природопользования региона в советский период является частью общероссийских трансформаций, а те в свою очередь, - элементом глобального развития. Их действие было прочно увязано и жестко детерминировано общеисторическими закономерностями, но развивались они своеобразно, и определялись специфическими обстоятельствами.

К ним относились отставание начала индустриального этапа взаимодействия природы и общества от центральной России и еще большей степени от Запада; удаленность региона от инициатора изменений; огромность, малоосвоенность территории и низкий уровень ее инфраструктуры; малочисленность местного населения и отсутствие избыточности его сельской части; и суровость климата, обусловившая хрупкость местных природных систем.

Коллективизация пагубно сказалась на эффективности сельскохозяйственного производства. Это понимало и высшее руководство страны, пытавшееся после смерти И.В. Сталина, скорректировать модель сельского хозяйства. Однако без коренной ломки всей системы хозяйствования, без включения коллективов в отношения собственности, одними государственными вложениями и повышением цен на продукцию сельского хозяйства не обойтись. Главная причина низкой эффективности аграрного сектора крылась в том, что действовавший механизм централизованного аппаратного планирования, распределения ресурсов, изъятия доходов находился в противоречии с производительными силами сельского хозяйства и эффективными формами собственности.

Если в дореволюционный период государство контролировало процесс организации и налогообложения крестьянских и промысловых хозяйств, в доколлективизационный - размеры и экономику, то в постколлективизационный все проявления социально-экономической и хозяйственной жизни крестьянских хозяйств оказались под пристальным контролем и жестким административно-политическим воздействием. Возложив на себя функции организатора сельского хозяйства, советская власть, оказалась в роли руководителя производства, хранения и переработки сельхозпродукции. Приходится констатировать, что с этой ролью она не справилась. Руководство страны принципиально изменило роль села в обеспечении продовольствием не только городского, но и сельского населения. Создание пищевой сельхозперерабатывающей промышленности осуществилось на базе не села, а города, что обрекло крестьянина на мизерное вознаграждение его труда.

Таким образом, традиционному хозяйствованию региона в советский период был нанесен значительный урон: как ландшафтам, почвам, водоемам и водотокам, так и животному и растительному миру, традиционному обществу. В целом эти последствия укладываются в схему освоения, реализованную в более ранний период в развитых капиталистических странах. В свою очередь, как следствие данного модернизирования традиционного уклада народов, разрушается система его культурных, духовных ценностей. В условиях нашей страны процесс дополнительно усугубляется жестким идеологическим прессингом.

Война и послевоенный период замедлили, но не остановили данный процесс. Бесспорно, решающую роль играла идеологическая обработка всех сфер жизни общества. Накануне войны власть во главе со Сталиным завершает идейную конструкцию, содержащуюся в документах 1934-1938 гг., делала более явной ее характер: баланс между классово-интернационалистским началом и державно-патриотическим подходом заметно изменился в пользу последнего. Однако ситуация в идеологии не была доведена до состояния ясных истолкований и установок и накануне 1941 г., когда произошло окончательное оформление национал-большевистской переориентации идеологии. В годы войны великодержавный национализм был поставлен на службу активизации патриотических чувств всех народов СССР. Понятие "Родина" отождествлялась с СССР, а не только с Россией. Слово «русский» выступало синонимом слов «советский», «социалистический», «глубоко интернациональный». Доминировала версия общенародного, концентрирующего в себе национальные чувства всех народов СССР, патриотизма. Ряду народов было отказано в патриотизме, и как следствие, обоснование крупномасштабных акций политико-демографического (депортации народов) и культурно-национального характера (новое пресечение ростков национального сознания в историографии и литературе - приклеивание ярлыка «буржуазно-националистического» произведения к народным эпосам и т.д.).

Власть и Сталин, безусловно, преследовали определенную политическую цель. В русских, как имперском этносе, вождь искал укорененности своего режима, но не только это. Его, очевидно, тревожили, связанные с возможными неблагоприятными для режима и строя перспективы культурно-национального развития нерусских народов. Война вызвала у них новые приливы этнической самоценности, породила надежды на послабления в сфере национальных отношений. Их и поколение новейших «декабристов», увидевших в заграничных походах 1944-1945 гг. другую (нежели в советской стране) жизнь, надо было «поставить на место». Национальное же никак не торопилось соединяться с интернациональным, как этого требовал классовый подход. Следовательно, согласно диалектике режима во главе со Сталиным, требовалось ликвидировать одну из двух противоречивых сторон, приведя национально-культурную сферу к общему, великорусскому, знаменателю, теперь, а не в коммунистическом завтра.

Эта идея через два-три года в небывалых масштабах захлестнет общество, культуру, науку. А с 1947 г. «холодная война» станет топливом для разжигания новой, подготовленной волны национализма. Одним из ярких ее проявлений станет навязчивое разоблачение так называемого космополитизма, развернувшееся с конца 1948 г. Роль метронома в этой кампании сыграла тема «глубокой патриотичности» советского народа. Главным же противником советского, русского патриотизма был объявлен буржуазный космополитизм - прикрытие буржуазного национализма.

Естественно, что кампания борьбы с космополитизмом была направлена против интеллектуальных национальных элит, как хранителей и носителей культурно-этнического самосознания, или, на языке этой идеологической акции, «некоторых наименее устойчивых к тлетворному влиянию разлагающегося капиталистического общества интеллигентов». Таким образом, начатый еще до войны поиск врагов во всех сферах и во всех слоях общества не прекращался и в военный и послевоенный период. Правда, в отличие от 30-х годов, гонения теперь коснулись главным образом интеллигенции, национальной в том числе.

В начале 50-х годов Сталин вновь своеобразно обратился к национальному содержанию в послевоенной идеологии в статье «Относительно марксизма в языкознании». Используя критику идеи академика Н.Марра о «классовости» языка, он представил нацию в качестве наиболее важного фактора современной истории и революционной борьбы. Несмотря на то, что в статье не было ни слова о приоритетности русского языка или об ущемлении прав языка и культуры народов СССР, последствия для них складывались не лучшим образом. В программах для системы образования уменьшаются часы на изучение родного языка, литературы, а попытки воспрепятствования данным действиям быстро пресекались центром, причем и после смерти вождя.

Время Хрущева принесло не только «оттепель». Идеологическая система в тот период живо реагировала на проявления национальных настроений в среде интеллигенции. Кроме того, Хрущев, увлеченный созданием программы коммунистического строительства, заявил в 1961 г. об отказе «консервирования национальных различий». Это и другие дилетантские высказывания стали сигналом к подавлению всплеска различных проявлений национально-культурной жизни.

Признавая огромные достижения страны, а вместе с ней и коренных народов, нельзя не признать, что этносы были подвергнуты историческому эксперименту, который способствовал утрате связи с традиционным укладом, образом жизни. Более того, привел к глубоким изменениям в культуре, которая частично подменялась инородной, частично разрушалась. Логическим завершением различных мероприятий в этнокультурных преобразованиях явилось заявление о необходимости создания новой нации, новой исторической общности - «советский народ». Хронологически это связано с 1971-1972 гг., подготовкой и празднованием 50-летия СССР. Одновременно шла рестализация, проводимая послехрущевским руководством. На идеологических мероприятиях и документах тех лет прозвучало положение о советской культуре как сплаве культур народов СССР. Это стимулировало возрождение национального самосознания, подняло волну интереса к национальным традициям. Власть тут же на партийном съезде определила четкие условия, по которым указывалось, что «Советская культура - сплав достижений советских народов».

Все больше проявлялось противоречие между ожидаемым свободным этнокультурным развитием и жестким контролем со стороны центральных партийных и государственных структур. Вот почему очень трудно было оценить ситуацию, когда, с одной стороны, 70-80-е годы прошлого века были периодом дальнейшего развития национальной драматургии, театра, живописи, а с другой - функционеры на местах оглашали официальную линию партии и правительства об отказе от родного языка в образовательной системе.

Вместе с тем, необходимо особо подчеркнуть, что политика экстенсивной формированной эксплуатации природных ресурсов, разрушение традиционного хозяйствования, культуры - не советское изобретение, это реальность раннего индустриального периода. Более того, этот курс продолжал политику бывшего царского режима по отношению к природным и людским ресурсам азиатских окраин империи. Политика неограниченной эксплуатации богатств Сибири естественным образом была воспринята как царскими, так и новыми советскими специалистами.

Большевистская концепция индустриализации, освоения природных ресурсов в отличие от классического марксизма, которому она якобы следовала, основывалась на традиционных отечественных приоритетах и постулатах, и, прежде всего, на эксплуатации изобильных людских и природных ресурсов. Политика, проводимая на ее основе, соответствовала традициям и ментальности руководителей и жителей центральных районов страны. Поэтому до тех пор, пока она обеспечивала получение требуемых результатов, об изменении курса не могло быть и речи.

Порочность политики и практики форсированного модернизирования понималась местными жителям, но они были немногочисленны, удалены от центральной власти и не авторитетны для нее. Следует учитывать популярность этой политики в стране в целом и небескорыстную заинтересованность в ней местных партийных и советских руководителей. Но в начале 60-х гг. в СССР сократился приток рабочей силы в народное хозяйство, а легко доступные природные ресурсы оказались исчерпаны. Возникла необходимость в переходе к другой политике хозяйствования это общемировая тенденция, ее развитие привело к тому, что политика экстенсивного природопользования в демократических индустриальных странах была исчерпана к началу 70-х гг. Поводом к радикальному переходу к новой идеологии и политике стал нефтяной кризис 70-х гг.

В рамках последующего десятилетия Запад осуществил переход в новую фазу своего развития - индустриальный период сменился постиндустриальным. Его первой фазой стала ментально-технологическая революция 70-х гг., обеспечившая западному миру (в политической терминологии) переход к интенсивному экологически ориентированному природопользованию, производству.

А в свою очередь вело к разработке концепций взвешенного анализа традиционных культур, исходящего из отказа от универсалистской теории культуры. В частности, в ходе подготовки Всеобщей декларации прав человека, проходившей под эгидой ООН, группа ученых под руководством М.Херсковица предложила исходить из того, что в каждой культуре стандарты и ценности имеют особенный характер, поэтому каждый человек имеет право жить согласно тому пониманию свободы, которое принято в его обществе. Возобладала универсалистская точка зрения, вытекавшая из эволюционисткого подхода. Основные постулаты которого сформулированы только европейской культурой. В частности, в той же Декларации записано, что права человека едины для представителей всех обществ независимо от специфики их традиций. Едины, потому что именно эволюционистская парадигма легла в основу теорий модернизации. Главная суть которых связана с обязательным переходом традиционного общества (культур и народов) к современному через модернизацию. Последняя - фактически это осознанное копирование западного общества, которое начинается и контролируется «сверху» интеллектуальной элитой. В советском варианте это была партийная верхушка, с привлечением после отбора других слоев населения, в том числе ее национальной части.

И как показывает анализ источников, несмотря на крах социализма, в советский период в регионе состоялась индустриальная революция, как и в целом по стране. Более того, необходимо отметить, что все современные страны несмотря на идеологические различия и специфику, проходят стадию индустриального освоения территории, обусловленную форсированным введением в хозяйственный оборот ранее неиспользовавшихся природных ресурсов. Форсированный и масштабный характер подобного освоения обусловливает экстремальные ситуации, которые традиционно чреваты ошибками, отступлениями от задуманного, требуют больших средств и времени, чем планировалось, а, следовательно, приводят к разрушительным последствиям. И в этой ситуации политическая позиция власти вторична, а первична необходимость быстрого (ведь затраты огромные и должны быть окуплены) введения в оборот природных ресурсов, несмотря на жертвы. Жертвой чаще всего оказывается среда, традиционное общество. Следует учитывать двойственную природу государства в условиях советской модели хозяйствования: дуализм исполнительной власти, когда партийные органы решают, но не исполняют и не отвечают за негативные последствия своих указаний, а советские - исполняют и отвечают, но не решают; замкнутость цепочки управления, когда административно-территориальные органы принимают решения, сами их исполняют и проверяют качество их выполнения; противоречивость позиции партийных органов, которые обязаны заботится о членах общества, в том числе об этносах. Но в первую очередь заинтересованы были в реализации модернизаторских планов, максимальной и дешевой эксплуатации человеческих и природных ресурсов.

К чему привела подобная политика сегодня известно. В том числе нарушена традиционная экология хозяйствования коренных народов, не был завершен переход от номадного скотоводства к интенсивному животноводству, не созданы были современные звероводство и рыбоводство. Более того, ухудшилась система и структура аграрного расселения жителей, прежде всего, коренного, разрушалась культура аборигенов, система их мировоззрения и духовность.

Таким образом, советская страна двигалась к глобальному кризису, стояла на пороге сложнейших перемен. Запущенный механизм медленно набирал обороты и партийно-государственный строй уже ничего не мог противопоставить в ближайшей перспективе процессам национального сепаратизма, росту национального самосознания и формированию национальных историографий.

Одновременно с этим необходимо признать, что национальная политика в сфере культуры важнейшим фактором формирования и развития национальной культуры коренных народов. При этом остается стойкое ощущение некоторой декоративности этнокультурного процесса. Самим фактом он призван был демонстрировать достижения национального вопроса, аспекты всестороннего развития и сближения национальных культур и наук, интегрированных единым социалистическим содержанием. Возможно, подобная «декоративность» этнокультурной политики не позволила деликатно использовать опыт и ценности традиционной культуры при зарождении и становлении всех ее отраслей и видов, жанров и стилей, новых изобразительных приемов и средств.

Анализ же культурно-национального строительства в советский период подводит к пониманию того что: неверно представлять традиционное общество статичным и неподвижным. Оно развивается, а насильственный перевод его на путь модернизации, подводит к конфликту с органичным развитием, а значит ^ нет и не может быть унифицированного процесса обновления, его темп, ритм и последствия в разных областях социальной жизни в разных странах и регионах будут различны. А это в свою очередь оставляет мало места оптимизму, так как ^ не все возможно и достижимо, не все зависит от политической воли; сегодня однозначно ясно, что весь мир никогда не будет жить по западному образцу. Значит неизбежно будет возврат к традиционным ценностям, активно используя местные традиции и обычаи. А значит ^ процесс обновления, усовершенствования должен оцениваться не только по экономическим показателям, которые считаются главными, но и по ценностям, культурным феноменам. Что в свою очередь подводит к мысли о необходимости использовать в качестве движущей силы модернизации не политическую и интеллектуальную элиту, а самые широкие слои народа, главе с признанным лидером.

Список литературы диссертационного исследования доктор исторических наук Цыренова, Зинаида Егоровна, 2007 год

1. Декларация прав народов России. 2(15) ноября 1917 г. // Декреты Советской власти.-Т.1.-М., 1957.-С.39-41.

2. Директивы по пятилетнему плану развития СССР на 1951 1955 гг. // Народное образование в СССР: сб. документов. - М.: Политиздат, 1974.-С. 46-47.

3. Директивы XX съезда КПСС по шестому пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1956 1960 гг. - Там же. - С. 47 - 48.

4. Конституция (Основной закон) РСФСР. М., 1925.

5. Закон о пятилетнем плане восстановления и развития народного хозяйства СССР на 1946 1950 гг. - Там же. - С. 44 - 45.

6. Закон СССР «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в стране» (1958 г.). Там же.

7. Закон о языках народов РСФСР // Федерация. 1991. - № 2.

8. Закон Верховного Совета СССР «Об укреплении связи школы с жизнью и о дальнейшем развитии системы народного образования в стране». №31-1 от 3 февраля 1958 г.

9. Конституция Союза Советских Социалистических республик. М.: Политиздат, 1978.

10. Конституция Российской Федерации // Известия. 1993. - 28 декабря.

11. Конституция Республики Бурятия // Бурятия. 1994. - 9 марта.

12. Постановление Совета Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) «Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей». №324 от 13 марта 1938//РЦХДНИ, ф.5., оп.16, д.189. л.53-60.

13. Статистические сборники и справочная литература

14. Атлас диалектов тюркских языков. Сибирская зона. Новосибирск: Наука, 1971.-180 с.

15. Бурятская АССР за 50 лет: Стат. сб. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1981. -280 с.

16. Бурят-Монгольская АССР. Очерки и отчеты. 1923-1924. -Верхнеудинск, 1925 (а также за 1924-1925 гг.; 1925-1926 гг.; 1926-1927 гг.; 1927-1928 гг.)

17. Всесоюзная перепись населения 1939 года. Основные итоги. М.: Госкомстат, 1992. - 107 с.

18. Городское население Тувинской АССР. Новосибирск: Наука, 1981. -120 с.

19. Двадцатилетие Тувинской народной республики. Кызыл, 1941.-81 с.

20. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года. РСФСР. М.: Госкомстат, 1963. - 450 с.

21. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года.: Стат. сб. Т. VII. -М.: Росгосстат, 1971.-220 с.

22. Народное хозяйство Бурятской АССР в десятой пятилетке. Стат. сб. -Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1981. 150 с.

23. Народное хозяйство Тувинской АССР: Стат. сб. Кызыл, 1962. - 141 с.

24. Народное хозяйство Хакасской области: Стат. сб. Красноярск, 1967. - 187 с.

25. Народы Сибири. М.-Л., 1956. - 372 с.

26. Население СССР по данным Всесоюзной переписи населения 1979 г. -М.: Росгосстат, 1980 210 с.

27. Население СССР сегодня. М., 1982. - 350 с.

28. Национальный состав населения РСФСР. По данным переписи 1989 г. -М.: Росгосстат, 1990.-230 с.

29. Национальные школы РСФСР за 40 лет: Стат. сб. М., 1958. - 280 с.

30. Пятнадцать лет Бурят-Монгольской АССР. Политико-экономический сборник. Улан-Удэ, 1938.- 75 с.

31. Революция и бурят-монголы: Сб. статей и материалов. Иркутск, 1921.-87 с.

32. Ученые записки Хакасского НИИЯЛИ, вып. 1-Х.- Красноярск, 1953 -1967 гг. 120 с.1.. Неопубликованные источники Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ)

33. Ф. 5676 Главного переселенческого управления при Совете Министров СССР: оп.1. д. 384, 495, 498, 516, 730. Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории (РЦХИДНИ)

34. Ф. 5 Управления пропаганды и агитации ЦК партии: оп.1. д. 188, 555, 556, 557, 626; оп.6. д. 189, 558, 6266; оп.16. д. 188, 189, 201, 207.

35. Государственный архив министерства образования Российской Федерации1. ГА МО РФ)

36. Ф. 16 Управления народным образованием и институтов усовершенствования учителей: оп.З. д. 17, 13, 19; оп.7. д. 31, 42, 47;

37. Национальный архив Республики Бурятии (НА РБ)

38. Ф. 1 п — Управления пропаганды и агитации обкома партии республики: оп.1. д. 52, 181, 209, 247, 625, 626, 798, 1020, 1765, 4393, 6025, 7332, 7422, 7623, 8436, 8688, 8989, 9147.

39. Ф. 60 Министерства образования Бурятской АССР: оп.1. д. 62, 263, 264, 270, 341, 420, 421, 422, 426,428, 441, 459, 505, 655, 776, 1035, 1036, 1037, 1040, 1979, 5492.

40. Ф. 666 Бурятского государственного педагогического института им. Д. Банзарова: оп.1. д. 41, 53, 145, 186, 545.

41. Ф. 40 Министерства сельского хозяйства и промысловой сферы Бурятской АССР: оп.1. д. 88, 100, 147, 174.

42. Ф. 79 Министерства культуры и искусства Бурятской АССР: оп.1. д. 6, 62а, 545; оп.З. д. 18, 21.

43. Ф. Р-248 с. Народного комиссариата иностранных дел Бурят-Монгольской АССР: оп.1. д. 76, 86, 92.

44. Государственный архив Красноярского края (ГА КК)

45. Ф. 1п. Отдела пропаганды и агитации Красноярского крайкома: оп.1. д. 2, 18,300, 401,406.

46. Государственный архив республики Тувы (Тыва). (ГА РТ)

47. Ф. 79. Отдела народного образования и культуры Тувинской АССР: оп.1. д. 266, 281, 285, 302, 327, 353, 362, 454, 490, 536.

48. Государственный архив республики Хакасия (ГА РХ)

49. Ф. 229 Отдела народного образования и культуры Хакасской АССР: оп.1. д. 52, 62, 62а.

50. Ф. 528 Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы, искусства: оп.1. д. 5, 9, 41, 626.

51. Государственный архив Иркутской области (ГА ИО)

52. Ф. 2762 Управления народным образованием области: оп.2. д. 540, 543, 575, 576, 577.

53. Государственный архив Агинского округа Читинской области1. ГА АО ЧО)

54. Ф. 48 Отдела образования и культуры округа: оп.1. д. 5, 55, 82, 93, 129, 154.

55. I. Периодические издания 1. Газеты48. Бурят-Монгольская правда

56. Бурят-Монгольский комсомолец50. Бурят-Монголой Унэн51. Восточно-Сибирская правда52. Вперед53. Забайкальский рабочий54. Правда Бурятии55. Советская Хакасия56. Скотовод и пахарь57. Тувинская правда2. Журналы58. Бурятиеведение59. Жизнь Бурятия

57. Новая Тува. Политико-экономический журнал61. Советская Бурятия1.. Монографии, брошюры, статьи

58. Авродин В.А. Вопросы развития литературных языков народов СССР / В.А. Авродин. Алма-Ата, 1964. - С. 357-359.

59. Авродин В.А. Проблемы изучения функциональной стороны языка / В.А. Авродин.-Л.: Наука, 1975. С. 190.

60. Авторханов А. Империя Кремля / А. Авторханов. Минск, 1991. - С.81.

61. Аксенов Ю.С. Послевоенный сталинизм: удар по интеллигенции / Ю.С. Аксенов // Кентавр. 1991. - С. 80-89.

62. Актуальные проблемы современной бурятской школы. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1983. - С. 3.

63. Андреев В.И. Бурят-монгольской школе 150 лет. Зап. Бур-Монг. ин-та культуры / В.И. Андреев. Вып. 20. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1955. -С. 47

64. Андреев В.И. История бурятской школы / В.И. Андреев. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1964.

65. Ассоциация художников революционной России: Сб. воспоминаний, статей и документов. М.: Культура, 1973. - С. 503.

66. Афанасьев Ю.Н. Феномен советской историографии / Ю.Н. Афанасьев // Отечественная история. 1996. - № 5. - С. 156.

67. Аюшеева А.Б. Религиозная реформация как фактор формирования идеологии национально-освободительного движения / А.Б. Аюшева // Историческое, культурное и природное наследие (состояние, проблемы, трансляция). Вып. 1. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1996.

68. Байкальский И. Заметки о шаманстве / И. Байкальский И. // Атеист. -1926. -№ 1.-С. 14.

69. Балданмаксарова Е.Е. Бурятская поэзия: традиции и новаторство (19201980 гг.) / Е.Е. Балданмаксарова. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1999.

70. Бальбуров А. За что мы любим Ц.Дона? / А. Бальбуров // Байкал. -1962. №2.-С. 156.

71. Банкетов A.M. Лирика в эпосе A.M. Банкетов // Обогащение метода социалистического реализма и проблема многообразия советского искусства. М.: Искусство, 1967.

72. Барадин Б. Вопросы повышения бурят-монгольской языковой культуры / Б. Барадин. Баку, 1929.

73. Батуева И.Б. Буряты на рубеже XIX-XX веков: Историко-этнографический очерк / И.Б. Батуева. Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1992.

74. Беликов В.В. Эвенки Бурятии: история и современность / В.В. Беликов. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1994.

75. Беляев В.П. Изобразительное искусство Бурят-Монголии / В.П. Беляев // Искусство. 1929. - № 3-4. - С. 98-105

76. Богданов М.Н. Бурятское «Возрождение» / М.Н. Богданов // Сибирские вопросы. 1907. - № 3. - С. 48.

77. Бороноева Т.А. Графика Бурятии / Т.А. Бороноева. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1997.-С. 47.

78. Бурят-Монгольская АССР. Очерки и отчеты. 1923-1924 гг. -Верхнеудинск, 1925. С. 273-285.

79. Бурятская АССР за 50 лет: Стат. сб. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1967. -С. 9.

80. Бурятские и монгольские песни. М. Гослитиздат, 1940. - С. 38.

81. Вайнштейн С.И. Историческая этнография тувинцев / С.И. Вайнштейн. -М.: Наука, 1972.-С. 58.

82. Веймарн Б., Гончаров А. Искусство Бурят-Монголии / Б. Веймарн, А. Гончаров // Искусство. 1941. - № 1. - С. 33

83. Вяткина К.В. Очерк культуры и быта бурят / К.В. Вяткина. Л.: Наука, 1969.

84. Гачев Г. Ускоренное развитие литературы / Г. Гачев. М.: Наука, 1964. -С. 43.

85. Герасимова K.M. Обновленческое движение бурятского ламаистского духовенства / K.M. Герасимова. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1964.

86. Герасимова K.M. Обновленческое движение бурятского ламаистского духовенства (1917-1930 гг.) / K.M. Герасимова. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1964.-С. 173.

87. Гольцман А. Реорганизация человека / А. Гольцман. М., 1924. - С. 7.

88. Григорьев Г., Шкотов Л. Старый и новый быт / Г. Григорьев, Л. Шкотов. М.-Л., 1927. - С. 12.

89. Декларация прав народов России. 2 (15) ноября 1917 г. // Декреты Советской власти. Т. 1.-М., 1957. - С. 39-41.

90. Дешериев Ю.Д. Языковые проблемы взаимодействия культур / Ю.Д. Дешериев // Межнациональные связи и взаимодействие культур народов СССР. Таллин, 1978. - С. 103.

91. Дзюба И. Интернационализм или русификация? / И. Дзюба: Пер. с укр. -Амстердам, 1970.-С. 15-16,51.

92. Довнарович Л.Г., Русинова O.A. Фольклор в профессиональной бурятской музыкальной культуре / Л.Г. Довнарович, O.A. Русинова // Традиционный фольклор в полиэтнических странах. Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 1998. - С. 225-226.

93. Жалсараев Д. Бурятские напевы / Д. Жалсараев: Пер. Н.Гребнева и О.Дмитриева. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1974. - С. 4 - 32.

94. Жамцарано Ц. Народническое движение бурят и его критика / Ц. Жамцарано // Сибирские вопросы. 1907. - № 24. - С. 19.

95. Жуковская Н.Л. Категория и символика традиционной культуры монголов / Н.Л. Жуковская. М.: Наука, 1988.

96. Жуковская Н.Л. Буддизм в истории монголов и бурят: политические и культурные аспекты / Н.Л. Жуковская // Альманах «Буддийский мир». -М., 1994.

97. Искусство Бурят-Монголии и очередные задачи: Тез. обл. парт, совещания по культурному строительству// Бурят-Монгольская правда.- 1931.-25 февр.

98. История Бурятии. Конец XIX в. 1941 г. - Улан-Удэ: Общ. науч. центр «Сибирь», 1993.

99. История искусства народов СССР. М.: Изобр. искусство, 1982. -Т. 9.-С. 63.

100. Итоги Всесоюзной переписи населения 1959 года, РСФСР. М.: Росгосстат, 1963.

101. Итоги Всесоюзной переписи населения 1970 года, т. VII. С. 216217.

102. Каммари М.Д. Строительство коммунизма и дальнейшее сближение наций в СССР / М.Д. Каммари // Вопросы философии. -1961.-№9.-С. 31-32

103. Каппелер А. Россия многонациональная империя: Возникновение. История. Распад / А. Каппелер. - М., 1997.

104. Керженцев П. Культура и Советская власть / П. Керженцев. М., 1919. - С. 35.

105. Керженцев П. Об ошибке тов. Троцкого, Воронского и др. / П. Керженцев // Октябрь. 1925. - № 1 (5). - С. 114-117.

106. Кирьянов В.В. Очерки истории переселенческого движения в Сибири / В.В. Кирьянов. М., 1912.

107. Клева А. Вечная «посуда» / А. Клева. Известия. - 1972. - 22 апреля.

108. Копылов И. На перевале / И. Копылов // Сибирские огни. 1927.- № 1.-С. 172

109. Культура Бурятии в условиях развитого социализма. -Новосибирск: Наука, 1983. С. 212.

110. Ленин в творчестве народов Бурятии. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1969.-С. 31.

111. Линховоин Л. Заметки о дореволюционном быте агинских бурят / Л. Линховоин. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1972.

112. Ломидзе Г. Ленинизм и судьбы национальных литератур / Г. Ломидзе. М.: Прогресс, 1982. - С. 133.

113. Лядов М.Н. Вопросы быта / М.Н. Лядов. М., 1925. - С. 4.

114. Марцинкявичус Ю. Судьбы поэмы / Ю. Марцинкявичус // Литература и современность. М.: Прогресс, 1967.

115. Матханова Т.М. Национальный балет Бурятии / Т.М. Матханова // Национальная самобытность искусства на рубеже тысячелетий. -Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 2000. С. 12.

116. Митупов К.Б., Санжиев Г.Л. Руководство Бурятской партийной организации культурной революцией в республике (1929-1937 гг.) / К.Б. Митупов, Г.Л. Санжиев. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1962.

117. Мунко Саридак. Об изобразительном искусстве бурят-монголов / М. Саридак // Жизнь Бурятии. Верхнеудинск. - 1929. - № 5. - С. 9096.

118. Найдаков В.Ц. Становление, развитие и распад бурятской советской литературы (1917-1995) / В.Ц. Найдаков. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1996.

119. Найдакова В.Ц. Что за пиком успеха? / В.Ц. Найдакова // Правда Бурятии. 1983. - 18 марта.

120. Найдакова В.Ц. Бурятский академический театр им. Х.Намсараева (1975-2002 гг.) / В.Ц. Найдакова. Улан-Удэ: ИПК ВСГАКИ, 2002.

121. Намсарайн X. Сагадай Мэргэн хубуун. Ногодой сэсэн басаган хоёр / X. Намсарайн. Улан-Удэ: Бургиз, 1940.

122. Народное хозяйство Бурятской АССР в десятой пятилетке. Стат. сб. Улан-Удэ: Бур. кн. изд-во, 1981.

123. Население СССР сегодня. М.: Росгосстат, 1982. - С. 39-40,

124. Национальные школы РСФСР за 40 лет. М., 1958. - С. 266.

125. О партийной и советской печати: Сб. документов. М.: Политиздат, 1954.

126. Обретая зрелость. // Правда. 1976. - 2 июня.

127. Общественная мысль развивающихся стран / Под ред. Р.М.Авакова. М.: Мысль, 1988. - С. 187-199.

128. Очерки истории Бурятской партийной организации КПСС. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1970.

129. Очерки истории культуры Бурятии. Т. 2. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1974.

130. Очерки истории культуры Бурятии. Т. 1. - Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1972.

131. Очирова Т.Н. Николай Дамдинов: Литературный портрет / Т.Н. Очирова. М.: Прогресс, 1980.

132. Подьячих П. Население СССР / П. Подьячих. М.: Росгосстат, 1961. - С. 112.

133. Полонская Л.Р. Религия в политической культуре Индии / Л.Р. Полонская // Индия: Религия в политике и общественном сознании. М., 1991. - С. 26.

134. Поспелов Г.Н. Проблемы исторического развития литературы / Г.Н. Поспелов. -М.: Наука, 1972.

135. Рафаил М. За нового человека / М. Рафаил. Л., 1928.-С. 33.

136. Революция и культура. 1927. - № 1. - С. 6.

137. Резолюция X съезда (1921 г.) «Об очередных задачах партии в национальном вопросе» // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т.2. - М., 1970. - С. 252.

138. Румянцев А. Резьба по небу / А. Румянцев // Байкал. 1985. - № З.-С. 123.

139. Русско-бурят-монгольский словарь / Сост. М.Н. Имехенов, Ц.Д. Цыбиков, Д.Г. Чернинов / Под ред. Ц.Б. Цыдендамбаева. М.: Просвещение, 1954.

140. Сборник документов Бурятской АССР. Улан-Удэ: Кн. изд-во, 1961.

141. Советское общество и советский человек (точка зрения Александра Зиновьева): Материалы «круглого стола». Выступление Г.С.Кордонского// Вопросы философии. 1992. - № 11.

142. Современный быт и этнокультурные процессы в Бурятии. -Новосибирск: Наука, 1984.

143. Соктоева И.И. Живопись Советской Бурятии / И.И. Соктоева. -Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1965.

144. Социалистическое строительство Бурятии за 10 лет. -Верхнеудинск, 1933.-С. 104-107.

145. Социалистическое строительство Бурят-Монголии. Улан-Удэ -1935. -№ 1-2. - С.8.

146. Справочник партийного работника. М.: Политиздат, 1959. - С. 31.

147. Сталин И. В. Марксизм и языкознание. М., 1951.

148. Тавадов Г.Т. Этнология / Г.Т. Тавадов. М.: Проект, 2002. - С. 124.

149. Тезисы по докладу Ербанова «О проработке и проведении в жизнь решений ЦК ВКП (б), утвержденные объединенным пленумом областного комитета и областной контрольной комиссии ВКП (б).». -Верхнеудинск, 1929, С. 23-24

150. Толстой В.П. У истоков советского монументального искусства 1917-1923 гг. / В.П. Толстой. М.: Изобр. иск-во, 1983. - С. 239. "

151. Туденов Г.О. История бурятской советской литературы / Г.О. Туденов. Улан-Удэ: Бурят.кн.изд-во, 1967. - С. 98.

152. Уланов А.И. Бурятский фольклор и литература / А.И. Уланов. -Улан-Удэ: Бурят.кн.изд-во, 1959.

153. Уманская Е. Зачем поэма? / Е. Уманская // Литературное обозрение. 1973. - № 5; и др.

154. Упелов М. Время зрелости пора поэмы / М. Упелов. - М.: Наука, 1982; и др.

155. Ферро Марк. Европоцентризм в истории: расцвет и упадок / М. Ферро // Метаморфозы Европы. М.: Проект, 1993.

156. Хозяйство, культура и быт эвенков Бурятии. Улан-Удэ: Бурят, кн. изд-во, 1988.

157. Цыбиков Г.-Ц. Монгольская письменность как . орудие национальной культуры Г.-Ц. Цыбиков // Бурятиеведение. 1928. - № 1-3 (5-7).-С. 23

158. Цыренова З.Е. Проблемы национальной политики и образования / З.Е. Цыренова. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, гос. ун-та, 1996. - С. 16.

159. Чепелев В. Искусство бурят-монгольского народа / В. Чепелев // Творчество. 1940. - № 12. - С. 3.

160. Червонная С.М. Искусство автономных республик, автономных областей и округов РСФСР / С.М. Червонная // История искусства. -Т. 9.-Кн. 1.-С. 179-220.

161. Чернов Ф. Пролетарский интернационализм и буржиазный космополитизм / Ф. Чернов // Стенограмма публичной лекции, прочитанной в Москве. М.: Политиздат, 1951. - С. 3, 24, 26.

162. Чернышевский Н.Г. Избр. филос. соч. / Н.Г. Чернышевский М.: Соцэкгиз, 1938. - С. 193-195.

163. Чимитдоржиев Ш.Б. Бурят-монгольский этнос и монгольский мир / Ш.Б. Чимитдоржиев // Проблемы традиционной культуры народов Байкальского региона: Материалы междунар. науч.-практ. конф. (2-3 июля 1999 г.). Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1999. - С. 13.

164. Чимитдоржин Д.Г. Иволгинский дацан "Гандан Дан Чойнхорлин" / Д.Г. Чимитдоржин. Верхняя Иволга: Буд. ин-т. "Даши Чойнхорлин", 2001.-С. 10.

165. Шагдаров Л.Д. Развитие бурятского национального языка и двуязычия / Л.Д. Шагдаров // Культура Бурятии в условиях развитого социализма. Новосибирск: Наука, 1983. - С. 199.

166. Этнография питания народов стран Зарубежной Азии. М.: Изд-во вост. лит., 1981.

167. XXV съезд КПСС. Материалы и документы. М.: Политиздат, 1976.-С. 183.

168. Литература на иностранных языках

169. Don С. YbYgYn zibzeenei mergen. Buriaool-mongol ulasiin keblel. -Ulaan-Ude, 1936.

170. V. Диссертации, авторефераты

171. Даргын-оол Ч.К. Культурно-антропологические факторы регионального развития (на примере Тувы): автореф. дис. . канд. филос. наук / Ч.К. Даргын-оол. М.: Изд-во РУДН. - 2002. - 22 е.;

172. Доржеева В.В. Изменение положения эвенкийских женщин в обществе. Сер. XIX 90-е гг. XX вв. (На материалах Бурятии): автореф. дис. . канд. ист. наук / В.В. Доржеева: Бурят, гос. ун-т. -Улан-Удэ, 1998.-С. 8;

173. Карпов Е.В. Социальная мобильность эвенков Забайкалья на современном этапе общественного развития: дис. . докт.филос.наук: 09.00.02 / Е.В. Карпов; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 1989. - 389 с;

174. Санжиева Е.Г. Партийное руководство культурно-просветительной работой в период между XXIV и XXVI съездами КПСС (на материалах Бурятской АССР): автореф. дис. . канд. ист. наук/Е.Г. Санжиева. -М., 1986;

175. Хазагаева И.Ц. Культурное строительство в Бурятии (1970-1985 гг.): Исторический опыт и проблема развития: автореф. дис. . . . канд. истор. наук / И.Ц. Хазагаева; Бурят, гос. ун-т. Улан-Удэ, 1998. - С. 9-Ю;

176. Харунова М.М.-Б. Социально-политические преобразования в Тувинской автономной области (1944-1961 гг.): автореф. дис. . канд. истор. наук / М.М.-Б. Харунова. Абакан: АГПИ им. Н.Ф. Катанова, 2003.-С. 10.