Средневековая Осетия: Проблемы соц. истории тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, доктор исторических наук Гутнов, Феликс Хазмурзаевич

• Гутнов, Феликс Хазмурзаевич
• доктор исторических наук
• 1997

Оглавление диссертации доктор исторических наук Гутнов, Феликс Хазмурзаевич

ВВЕДЕНИЕ

Глава I. ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КАВКАЗ И АЛАНИЯ В 1-ом ТЫСЯЧЕЛЕТИИ. 1. Этносоциальные процессы в средневековой Алании 2. Некоторые причины асинхронности в клас-сообразовании на Северном Кавказе 3. Формирование классов и государства у алан

ГЛАВА П НАШЕСТВИЕ КОЧЕВНИКОВ И ИЗМЕНЕНИЯ ТЕМПОВ ГЕНЕЗИСА ФЕОДАЛИЗМА В ГОРНОЙ ОСЕТИИ /XIII-XV вв./ 1. Походы татаро-монголов на Северный Кавказ 2. Особенности феодального синтеза в ущельях Осетии

ГЛАВА III. ЭВОЛЮЦИЯ ФЕОДАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ В ОСЕТИНСКИХ ОБЩЕСТВАХ ХУ-ХУШвв. 1. Развитие домениального хозяйства.

Борьба за землю 2. Формирование зависимого населения 219 & 3. Некоторые проблемы общины и семьи средневековой Осетии

ГЛАВА IV. СТРУКТУРА ФЕОДАЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ СЕВЕРНОЙ

ОСЕТИИ В XVIII- НАЧАЛЕ XIX вв. 1. Формы землевладения 25О 2. Класс феодалов 3. Крестьянство и рабы 4. Формы классовой борьбы

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Средневековая Осетия: Проблемы соц. истории»

К важнейшим задачам отечественной исторической науки относится всестороннее изучение основных закономерностей развития человеческого общества. Один из этапов решения этой задачи - раскрытие вопроса о переходе от одной социально-экономической формации к другой, анализ конкретного хода генезиса и раскрытия формаций. Звеном в цепи исследований по данной теме является выяснение механизма возникновения раннеклассового общества и перехода к феодальной формации, одной из самых продолжительных в истории человечества. Весомый вклад в разработку проблемы вносят советские кавказоведы. Следует также отметить, что кавказский материал, как никакой другой, чрезвычайно важен для понимания общей проблемы генезиса феодализма. На это обстоятельство еще четверть века назад указали Е.Н.Кушева и В.К.Гарданов (317, с. 180, 226).

Данная работа является локальным исследованием, посвященным формированию феодальных отношений в Северной Осетии. В средние века она распадалась на самостоятельные общества: Тагаурское, Куртатинское, Алагирское и Дигорское, расположенные на северном склоне Главного Кавказского хребта. Каждое из них имело свою организацию, отличалось степенью развития феодальных отношений, особенностями классовой структуры, форм земельной собственности. В принципе структура феодальной Осетии (с ее делением на т.н. "аристократические" и "демократические племена") представляла собой слепок социальных отношений в регионе в целом. В связи с этим изучение эволюции феодализма в Осетии может оказаться полезным и для выявления закономерностей исторического процесса у народов Северного Кавказа, и (в какой-то мере) для уточнения наших представлений о генезисе феодализма в целом. Этим определяется актуальность исследования.

Предлагаемая работа, естественно, опирается на существующую историографию. Общественный строй осетин давно привлекает внимание специалистов. Во второй половине XVII - начале XIX в. публиковались путевые заметки русских и иностранных путешественников (нередко в них содержались экскурсы в древнюю историю осетин), материалы экспедиций, организованных Академией наук России. Ценность этих работ состоит в накоплении фактических данных, ибо путешественники описали то, что видели, а интерпретация увиденного отступала на второй план.

Помимо заметок путешественников в других работах, посвященных Кавказу в тот период, об осетинах почти ничего не сказано. Автор первого сводного труда о народах России И.Г.Георги об осетинах написал единственно, что они "состоят из многих малых колен, из коих некоторые имеют собственных мурз, а прочие стоят под властью общего своего князька" (185, ч.2, с.48). Ничего не сообщает о них Ф.Засс (211). А в "Историографической записке" в разделе "Оссы или осетинцы" мы читаем: "История их покрыта неизвестностью" (220, с.21).

В 1802 г. в Санкт-Петербурге на французском языке вышла книга Я.Потоцкого "Начальная история народов России", в которой специально рассматривалось происхождение осетин (с.86-89). Автор пришел к выводу о том, что осетины являются ветвью алан-асов, потомками осилов Птолемея, "сарматов-мидян" Диодора Сицилийского и Плиния. Однако работа

Я.Потоцкого осталась почти неизвестной кавказоведам. По традиции, идею о генетической связи осетин с аланами приписывают Ю.Клапроту. В дневнике своего путешествия по Кавказу в 1807-1808 гг. он указал на преемственную связь ираноязычных осетин с аланами и сарматами (385, В I, 77; В П, 577).

В принципе, ничего нового в этот вопрос по сравнению с Я.Потоцким Ю.Клапрот не внес, но, справедливости ради, отметим, что в изданной чуть позже в Париже брошюре немецкий ученый "сделал ряд ценных и интересных замечаний по частным проблемам древней и средневековой истории алан-осетин" (174, с. 13).

С этих пор взгляд на историю алан, как на часть прошлого осетин все более распространялся в научном мире, хотя сомнения по поводу ранних периодов истории осетин окончательно еще не рассеялись. Характерным примером является вышедшая в 1836 г. большая коллективная работа "Обозрение российских владений за Кавказом". Автор раздела "Осетия" А.Яновский с сожалением отмечал: "Нет никаких источников, из которых можно бы вынести заключение о населении Осетии в разные эпохи" (302, ч.П, с.185). Правда, тут же подчеркнуто, что все осетины (как северные, так и южные) "одного происхождения, имеют собственный язык". Комментируя это утверждение, издатель данной работы В.Легкобытов напомнил идею Клапрота о "мидо-аланских" корнях народа. Со своей стороны, В.Легкобытов обратил внимание на то, что аланы арабских географов жили там же, где и аланы Птолемея и Иосифа, и "где ныне живут Оссетины". Следовательно, и в начале н.э., и в XIV в., и в XIX в. народ этот оставался "там же, и что поэтому не без основания Оссетины могут быть признаны Кавказскими Аланами средних веков" (302, ч.П, с. 186-187).

Примерно в это же время И.Бларамберг завершил свой фундаментальный труд о горских народах. Касаясь происхождения осетин, он вслед за Ю.Клапротом и В.Легкобытовым называл их потомками алан.

С начала XIX в. среди исследователей горских народов появляются офицеры русской армии на Кавказе: П.Г.Бутков, С.М.Броневский, А.П.Берже,

A.Зиссерман, В.С.Толстой и др. Особо следует отметить двухтомный труд С.М.Броневского "Новейшие географические и исторические известия о Кавказе", завершенный в 1810 г. и вышедший в 1823 г. На основе материалов путешественников и собственных наблюдений автор в первой части дал общую характеристику общественного строя этносов региона, отмечая, что здесь известны "три главных вида правления: монархическое, аристократическое и демократическое" (ч.1, с.38). Во второй книге он характеризует социальные отношения отдельных народов. Поэтому советская историография оценивает труд С.М.Броневского "как первую в истории науки попытку установить различные формы этого строя" (252, т.1, с.348).

На рубеже 60-70 гг. XIX в. на Кавказе появились новые периодические издания: "Сборник сведений о кавказских горцах", "Сборник сведений о Кавказе", газета "Терские ведомости" и др. На страницах новых сборников публиковался В.Б.Пфаф (654-657). Трижды совершив продолжительные путешествия по горным районам Осетии, он собрал "большое количество этнографического и исторического материала" (657, с. 6-10). Полевой материал

B.Б.Пфаф дополнил сообщениями римских, греческих, византийских, арабских, грузинских и армянских авторов.

Исследования В.Б.Пфаф - первая попытка систематизированного написания истории осетин с древнейших времен до Крестьянской реформы. Автор поднял обширный круг вопросов и в решение некоторых из них внес весомый вклад. Например, обращает на себя внимание тот факт, что он первым из российских ученых (раньше М.М. Ковалевского) рассматривал феодальный строй как универсальный этап в развитии всего человечества (654, в.У, с.22). Он же указал на две волны ираноязычных племен на Северном Кавказе. Вместе с тем, следует признать, что В.Б.Пфаф неоправданно смело выдвигал самые разнообразные гипотезы по истории осетин, не особенно утруждая себя стремлением их обосновать. Конечно, при таком подходе выводы страдают серьезными ошибками. В свое время на некоторые из них обратила внимание редакция "Сборника сведений о кавказских горцах", в котором печатался В.Б.Пфаф. Редакция отмечала: "не видно полного основания для принятия тех выводов и предложений, к которым приходит автор" (ССКГ. Вып. IV, с.1).

Конкретный анализ этногенеза осетин исследователь подменил общими рассуждениями об их ираноязычных предках (сарматах, аланах) и "совершенно фантастическим " (Ю.С.Гаглойти) утверждением о синтезе иранцев-осетин с семитами в XV в. до н.э. (654, в. IV, с.2-8, 23). Справедливо рассматривая эпос как ценный источник, В.Б.Пфаф в трактовке фольклорных сюжетов был черезчур прямолинеен., ошибочно приняв нартов за реально сущществующий народ. [ Нарты - не конкретный народ, а фольклорное отражение (обобщение) предков осетин: скифов, сарматов, алан. Большинство сюжетов эпоса имеет аналоги из истории и быта ираноязычных племен юга России (114; 201).]

В объяснении процесса формирования государства автор явно преувеличил роль внешнего фактора (654, в. V, с.24-28).

Заслуживает внимания концепция В.Б.Пфафа феодализма. В феодальных отношениях он видел обязательный элемент в "развитии цивилизации всех народов". Даже в США в середине XIX в., по его словам, феодализм " играл весьма важную роль". Феодализм в чистом виде - в южных штатах, и "феодализм" капитала" - в северных. И в России был свой феодальный век, рыцарь, царь, помещики, вотчинники-монополисты. "Русская история выработала даже совершенно особый вид феодализма - это местничество: феодализм в приложении к государственным должностям". Отмечая, что все народы в своем развитии прошли через феодализм, В.Б.Пфаф стал на позицию признания его существования и в Осетии. Обращает на себя внимание тот факт, что он раньше М.М.Ковалевского рассматривал феодальный строй как универсальный этап в развитии всего человечества. Правда, как и многие дореволюционные ученые, В.Б.Пфаф понимал феодализм как совокупность определенных институтов. Исследователь дал периодизацию "феодального века" Осетии, но она не выдерживает никакой критики. Первый период - VII-IX вв. - время зарождения сословий, время "борьбы рыцарей с разлагающимся патриархальным обществом". Второй период - 1Х-Х вв. - время борьбы рыцарей между собой, т.е. период феодальной раздробленности. Третий период - с XI в. - образование единого государства. В подчинении у царя находятся феодалы "в том порядке, как они постепенно возвышались". Землей они владели только "по милости старшего (бенефициум), на это они получали от него грамоту". С этих пор феодалы становятся вассалами "и обязаны беспрекословным повиновением". В данном случае В.Б.Пфаф явно перенес некоторые феодальные институты Западной Европы на осетинскую действительность. По его мнению, Осетия той эпохи "была блеском минувшего века (там же, с.22-30). С XIV в. начинается четвертый этап феодализма в Осетии. Феодалы не повиновались царю, "соперничали с ним во власти", народ "восставал против своих владетелей", феодалы "начинали терзать друг друга". Все это привело к распаду царства (там же, с.65).

Несмотря на слабость методологических установок, работы В.Б.Пфафа еще долго оказывали влияние на последующих исследователей. К его бесспорным заслугам следует отнести первую в литературе широкую и разностороннюю характеристику социальных отношений у алан-осетин (252, т.П, с.262).

Значительным событием в развитии кавказоведения стало издание трудов М.М.Ковалевского (243; 244; 549). Его работы по истории горских народов еще при жизни исследователя принесли ему заслуженное признание современников. А изыскания в области средневековья, феодализма, древнерусской общины, родовых отношений закрепили за ним славу "выдающегося русского ученого". Каким бы периодом всемирной истории не занимался М.М.Ковалевский, его интересовал "механизм" развития человеческого общества, "тесная взаимосвязь между ростом государственных учреждений и изменениями общественного уклада, в свою очередь вызванную эволюцией экономических порядков" (551, с.264).

Важное место в сфере научных интересов М.М.Ковалевского занимали осетины. Многие стороны быта осетин определили "характер и план" и одной из его монографий - "Современный обычай и древний закон". В ней он намеревался дать не простое описание права осетин, но "объяснить фактами из быта этого народа многие вопросы древнего права" (243, т.1, с.IV). В основном М.М.Ковалевский пользовался ретроспективным методом, опираясь на данные XIX в., но в предварительных замечаниях к основному тексту он остановился и на раннесредневековом периоде истории осетин. В данной области ученый разделял точку зрения В.Ф.Миллера, благодаря дружбе с которым он еще в рукописи смог познакомиться с третьим томом знаменитых "Осетинских этюдов" и использовать полученную информацию в своей работе.

По убеждению М.М.Ковалевского, "Всеволоду Миллеру окончательно удалось обосновать тот взгляд, что осетинский язык принадлежит к иранской ветви арийских языков" (там же, с.II). Упрекнув А.Гекстгаузена за необоснованное отождествление осетин с немцами, М.М.Ковалевский в резкой форме отверг идею В.Б.Пфафа: "под влиянием слишком поспешно сделанных антропологических и филологических наблюдений, г. Пфаф остановился на несчастной мысли видеть в осетинах какое-то смешение арийского народа с семитическим". Как показал М.М.Ковалевский, иранское происхождение осетин, "доказанное В.Миллером лингвистическими данными", нашло подтверждение в письменных источниках и археологических материалах. В давние времена на Северном Кавказе появились "кочевья иранцев. в их числе были Аланы, отождествляемые нередко средневековыми писателями с народом А с с и или Яссы наших летописей, иначе говоря, с Осетинами". Мысль о тождестве алан и осетин показалась М.М.Ковалевскому настолько значимой, что он повторил ее еще раз: "показания Грузинских летописцев о древности Осетии находит себе решительное подтверждение в однохарактерных свидетельствах древних писателей об Аланах". В современных себе осетинах исследователь видел "уцелевший остаток тех многочисленных иранских поселений, какие расположены были некогда в Южной России". После нашествия монголов и Тимура они отошли в горы, где нашли "одновременно благоприятные условия для сохранения своей независимости и препятствия своему численному размножению" (там же, с. П-12,15-21).

Главная тема работ М.М.Ковалевского-кавказоведа - пережитки родовых отношений. В этой связи он придавал большое значение изучению обычного права тех "народностей, которые как осетины, доселе сохранили в своем быту многочисленные остатки и уже пройденных ими стадий развития". Этим определяется "характер и план" одной из его работ - "Современный обычай и древний закон". В ней он намеревался дать не простое описание права осетин, но "объяснить фактами из быта этого народа многие вопросы древнего права" (там же, с. IV). Вместе с тем известный исследователь пережиточных форм родовых отношений у горцев резко выступал против тех авторов, которые характеризовали общественный строй народов Северного Кавказа как патриархально-родовой.

В конце XIX в. "феодализм кавказских горских народов оставался вопросом совершенно неизвестным как общей, так и специальной исторической литературе" ( 253, с. 239). Некоторое исключение составляли труды В.Б.Пфафа; но и ему не удалось раскрыть специфику феодализма в Осетии, да и труды его оставались малоизвестными для медиевистов. Между тем, в то время еще имела сторонников (и не мало) шовинистическая концепция немецких историков, считавших феодальные отношения свойственными исключительно общественному развитию Германии. Генезис феодализма у немецких племен они объясняли завоеванием германцами Западноримской империи и влиянием их "национального характера". Что касается концепции универсальности феодального строя, то она была только выдвинута (635, с.233). Эти моменты необходимо учитывать при оценке взглядов М.М.Ковалевского на природу "горского феодализма".[Понятие "горский феодализм" здесь и далее употребляется лишь в силу исторической традиции.]

Конечно, отчасти права Л.М.Васильева, когда пишет, что представителю буржуазной науки, не владевшему истинно научным диалектико-материалистическим методом, оказалось не под силу полное решение этой проблемы (162, с. 116). Однако недостатки предыдущей историографии, как советской, так и дореволюционной, не должны заслонять ее позитивных черт, отвечавших достигнутому уровню науки (154, с. 8). Многие специалисты, в том числе Л.М.Васильева, отмечают безоговорочную поддержку М.М.Ковалевским теории универсальности феодального этапа общественного развития. Благодаря своим частым выступлениям с научными докладами внутри страны и за ее пределами, он опровергал шовинистические положения немецких медиевистов, утверждал новую точку зрения в мировой исторической науке. Такая постановка вопроса о феодализме уже сама по себе является заслугой русского ученого. Свои взгляды он отстаивал и на кавказском материале. Вслед за В.Б.Пфафом М.М.Ковалевский обратил внимание "на некоторые стороны общественного строя кавказских горцев, способных видоизменить ходячие представления о феодальном быте", как свойственном исключительно западноевропейским народам (549, с. 137). Следовательно, тема "горского" феодализма вводилась автором в научную литературу с целью развенчать легенду о феодализме, как признаке исключительности отдельных народов.

Возражая сторонникам теории родового строя у горцев М.М.Ковалевский писал: "на Кавказе перед ними воочию выступает тот сложный процесс, благодаря которому архаичный порядок родовых общинных отношений заменяется отношениями феодальными. У одних народов мы видим феодализм в зародыше, у весьма немногих - в законченном виде. Сопоставляя и сравнивая, мы получаем возможность отметить последовательность стадий, через которые проходил процесс феодализации (549, с. 138). Однако эта мысль осталась, к сожалению, только замечанием и не получила развития.

Общественный строй осетин М.М.Ковалевский в принципе считал феодальным, но отмечал в то же время, что из всех народов Северного Кавказа элементы феодального строя слабее всего развиты у осетин. Из "элементов" феодализма он особенно выделял два: во-первых, чтобы землевладелец являлся вместе с тем "органом правительственной власти"; во-вторых, население "одной и той же территории" должно представлять "из себя ряд иерархически подчиненных групп" (243, т.1, с.45). Автор отметил эти две черты в Дигории и Тагаурии и считал их феодальными обществами.

По мнению некоторых исследователей XIX в., высшие сословия у осетин не пользовались политической властью в своих обществах и "не вмешивались в управление". В отличие от историков, разделявших это мнение, М.М.Ковалевский выделил такую черту феодального строя как обладание политической властью земельным собственником. "Алдар и баделят не только собственник земли, получающий со своих вечно наследственных арендаторов положенную обычаем ренту, он еще их политический глава, одинаково в военное и мирное время (там же, с. 45-46). Сосредоточение политических функций в руках отдельных алдаров и баделятов не должно смущать, ибо в период феодальной раздробленности политические функции государства берет на себя вотчина (430, с.277). В мирное время все сферы экономики и общественной жизни находились под контролем феодалов. Им подчинялись даже уголовные дела, которые согласно обычному праву, разрешались при помощи посредников. Алдары и баделята "осуществляли свое право верховной юрисдикции путем взимания с уголовных преступников штрафов в свою пользу" (243, т.1, с.46).

Заслуживают внимания выводы М.М.Ковалевского о степени развития феодализма в Осетии. При всем сходстве с феодальными порядками, "осетинская сословная организация отнюдь не может быть уподоблена той, какую представляет Западная Европа в эпоху завершившегося уже процесса феодализации (там же, с.46-47). Стадиально феодализм в Осетии он сравнивал с европейским XI в., "невыработанным" еще феодализмом. В одной из работ по обычному праву исследователь высказал интересную мысль: "одинаковость экономических и бытовых условий вызывает к жизни в разобщенных между собой местностях и разноплеменнейших народах сходные юридические нормы" (там же, с. 12-13). Интересны и его параллели между положением фарсаглагов в начале XIX в. и крестьянами средневековой Руси. "Подобно нашим крестьянам в эпоху, предшествовавшую отмене знаменитого Юрьева дня, - писал он, - фарсаглаги пользовались правом свободного перехода от одного узденя к другому. Существенным ограничением этой свободы переселения является то обстоятельство, что при оставлении прежнего места жительства" недвижимая собственность фарсаглага оставалась в пользу хозяина аула (там же, с.39-40).

Исследования М.М.Ковалевского открыли новую главу в развитии исторической науки об осетинах новую главу в развитии исторической науки об осетинах и горцах Северного Кавказа. "Несмотря на то, что его концепция феодализма у горских народов Кавказа не свободна от ошибок, она является первой в исследовании данной проблемы у горцев Северного Кавказа" (253, с.240).

Несомненный интерес для нашей темы представляет третья часть "осетинских этюдов" В.Миллера. Будущий академик в 1879-1886 гг. совершил пять научных экспедиций в Осетию, основательно овладел языком, записывал фольклорные памятники, изучал быт и верования народа. В ходе работы над историей он широко использовал данные таких нетрадиционных источников, как лингвистика, топонимика, нумизматика и др., стремясь извлечь из них хотя бы "долю подлинной исторической истины".

Рассматривая древние и средневековые периоды жизни "осов" (алан), В.Ф.Миллер детально остановился на вопросе исторической этнонимии и доказал принадлежность этнонимов "ос", "алан" и "яс" к одному и тому же народу. Опираясь на солидную источниковую базу, он пришел к убеждению о принадлежности языка осетин "к иранской группе индоевропейской семьи"; а предки народа "входили в состав тех иранских кочевых племен, которые были известны за многие столетия до Р.Х. под именем сарматов и отчасти скифов." (295, ч.Ш, с.100-101). В другой работе ученый писал, что осетины являются последним остатком большого иранского племени, в классическую древность известного под именем понтийских скифов и сарматов, а в средние века - под именем "алан".

В.Миллер проанализировал корпус античных, древнеармянских и древнегрузинских сочинений и в определенной мере воссоздал жизнь аланских племен 1-У1 вв. Опираясь на византийские и арабские источники, он показал социально-политические процессы в Алании УШ-Х вв. Наконец, он фактически первым дал подборку свидетельств древнерусских летописей о ясах и их отношениях со славянами в Х-Х1У вв. (там же, с.45-48).

Исследования В.Ф.Миллера имели огромный резонанс в Осетии, стали мощным импульсом развития культуры и образования. "Осетинские этюды" бесспорно являются достоянием мировой науки и до сих пор вызывают большой интерес.

Наряду с трудами В.Миллера настольной книгой кавказоведов надолго стала работа "Аланы по сведениям классических и византийских писателей" Ю.Кулаковского. Ему удалось в основных чертах проследить политическую историю алан от времени их появления на европейской арене до монголо-татарских походов. Социальные процессы рассматривались лишь вскользь, а касаясь проблемы этногенеза, ученый ограничился лишь констатацией того, что осетины - "потомки и остаток древних алан". В то же время он счел необходимым подчеркнуть актуальность исследования истории ираноязычных племен Кавказа, "так как судьба алан составляет часть до-русской, если можно так выразиться, истории нашей родины" (268, с. III, 167). Специальную работу посвятил Ю.Кулаковский распространению христианства у алан (576).

Особенностью литературы рубежа XIX-XX вв. является появление в числе ее авторов осетин. Хотя на исторических взглядах осетинской интеллигенции лежит явная печать идеологической борьбы той эпохи (вспомним, к примеру, острейшие дебаты по сословному вопросу), ее роль в становлении краеведения трудно переоценить. Вообще же краеведы (не только на Кавказе) играли важную роль в распространении исторических знаний и возбуждении интереса к изучению прошлого.

В большинстве работ местных авторов история предков рассматривалась лишь попутно. Специальную работу по данному вопросу подготовил А.Кодзаев (245). В советской историографии его работа подвергалась уничтожающей критике, на наш взгляд - только из-за политических взглядов автора. В годы первой революции он выступал за сохранение и развитие церковно-приходских школ. Не восприняв идеи большевизма, А.Кодзаев как наблюдатель осетинских школ предостерег (под угрозой увольнения) учителей от политической деятельности. Из-за этого он подвергся нападкам со стороны леворадикальной части осетинской интеллигенции. В советской историографии он также характеризовался как человек "реакционных взглядов", выражавший интересы националистов (162, с. 123; 350, с.54-56), а работу иначе как "компиляцией" не называли. Но с этими оценками трудно согласиться. В недавно обнаруженном дневнике Ц.Амбалова есть запись о том, что А.Кодзаев в 1918 г. во главе делегации от России "наблюдал за установлением советско-финляндской границы". Обвинения в компиляции также несостоятельны, ибо помимо обширной библиографии (на русском, французском, немецком и латинском), автор опирался на солидную источниковую базу, что позволило ему высказать некоторые новые мысли и подтвердить старые идеи. В частности, новые аргументы в пользу идеи В.Миллера о преемственности скифов-сарматов-осетин он нашел в исследованиях немецких ученых Мюллера, Цейса и Мюлленгофа (245, с.6, 8). А.Кодзаев разделял мнение своих предшественников о связи осетин "с древним кочевым племенем Аланов". Разбор свидетельств античных писателей не оставил у краеведа "сомнения в полной справедливости этого мнения (245, с.54). Разумеется, исследование школьного учителя, как бы тщательно оно не готовилось, не лишено ошибочных положений (об общественном строе в средние века, распространении христианства и др.). Но давая книге общую оценку, вспомним о ее влиянии на рост национального самосознания народа и стимулирование интереса к изучению древностей Осетии.

Обзор дореволюционной историографии будет неполным, если не вспомнить, что в тот период к изучению аланской проблематики приступили и археологи. В первую очередь следует отметить изыскания П.С. Уваровой и Ф.С. Гребенца (Панкратова).

Становление советского кавказоведения началось с усвоения результатов. Характерным примером является монография Г.А. Кокиева (246), основанная на исследованиях дореволюционных специалистов. Впервые вводились в научный оборот некоторые документы из Посольского приказа. В связи со спецификой цели, стоявшей перед автором - создание учебного пособия, работа представляет собой компактное изложение истории осетинского народа с древнейших времен до середины XIX в. Используя достижения дореволюционных кавказоведов, Г.А. Кокиев повторил и ряд их ошибок. В частности, причиной генезиса феодализма он считал появление "общественного слоя абреков". Вместе с тем по некоторым вопросам он занял принципиальную позицию. Так, возражая М.М. Ковалевскому, Г.А. Кокиев указывал на невозможность механического заимствования общественных форм; они являются результатом внутренних, а не внешних причин: "феодализм в Осетии обусловлен только внутренними причинами и вполне самобытен" (246, с.69-70). Автор рассмотрел время заселения предками осетин северных и южных склонов Кавказского хребта, соотношение между этнонимами "алан" и "осетин". Если в данной работе Г.А.Кокиев под аланами-асами видел исключительно предков осетин, то позднее он изменил свое мнение: все горские народы, за исключением кабардинцев, в той или иной степени являются потомками алан.

В другой работе ученый обратился к проблеме генезиса феодализма в ущельях Осетии. Ему удалось выяснить два фактора классообразования у горцев. Одной из причин, обусловивших выделение старшин в господствующий класс, явилось усиление их "как военных организаторов" походов. Другим важным фактором он считал появление "частной собственности на скот" (248, с.44-45).

В 20-х гг. начала свою плодотворную научную деятельность Е.Г.Пчелина, много сделавшая для изучения истории алан (658-662). Благодаря ее исследованиям, кавказоведы уточнили представления о социальном строе средневековой Алании, ее отношениях с Византией, Ираном, странами Закавказья и т.д.

Своеобразным катализатором развития краеведения на Северном Кавказе стало открытие горских НИИ. В начале 30-х гг. они существовали во всех республиках; в Ростове продолжал работу Северо-Кавказский краевой горский институт. Историческое отделение Северо-Осетинского НИИ в 30-х гг. планировало издать: "Хрестоматию по истории Осетии", "Материалы по феодализму и родовому строю в Осетии", "Очерки по истории Осетии" и др. (663, с.136-138).

Весомый вклад в изучение истории Осетии внес Б.В. Скитский (336-338). Основным кругом научных интересов ученого являлись проблемы общественного строя алан-осетин, взаимоотношений горских народов и их связей с Русью и Византией. В разработку этих вопросов Б.В. Скитский внес много нового.

В одной из ранних работ Б.В.Скитский выделил две стороны процесса формирования классового общества в горных районах: развитие относительно крупного землевладения и появление зависимого населения. Т.к. в хозяйстве горцев преобладало скотоводство, то феодальные отношения утвердились с появлением частной собственности на пастбища и сенокосы. Автор обратил внимание на роль патроната в классообразовании и его различную оценку знатью и крестьянами. Если первые акцентировали внимание на "заботе о народе" (особенно когда он "подвергался нападениям"), то вторые более реально подходили к оценке патроната, подчеркивая "момент платы со стороны покровительствуемых".

Проблема общественного строя план-осетин Г.В. Скитским более полно раскрыта в первом томе "Истории Северо-Осетинской АССР". Специалистам хорошо известно, как трудно бывает отказаться от своей точки зрения, сколько мужества требуется для ее пересмотра. Тем большего уважения заслуживает Б.В.Скитский, изменивший свое отношение к целому ряду принципиальных вопросов. Так, если прежде зарождение феодализма он относил к Х1У-ХУ вв., то в "Истории" он датировал этот процесс 1Х-Х вв. В ранних работах ученый писал, что в отличие от Дигории и Тагаурии, в Куртатинском и особенно в Алагирском ущельях "феодальные отношения были несколько слабее и раньше разложились". В первом томе "Истории" он пересмотрел свои взгляды и пришел к выводу, что "во всех обществах Северной Осетии в той или иной мере развивались феодальные отношения".

В цикле работ о средневековой Алании З.Н. Ванеев (159-162) рассматривал разнообразные вопросы: этногенез и историческая этнонимия алан-осов, общественный строй, особенности религиозной системы, отношения с соседними странами и народами. В дискуссии о соотношении этнонимов "алан" и "осетин" он занимал последовательную, принципиальную позицию и на основе большого фактического материала доказывал идентичность алан сочинений римских и арабских авторов, овсов грузинских хронистов, ясов древнерусских летописей. В целом, разыскания ученого по отдельным аспектам истории алан-осов стали заметной вехой в кавказоведении.

В научной разработке этногенеза алан-осетин, исторической этнонимии, классообразования, эволюции религиозных верований и др. велика заслуга В.И. Абаева (III-II4, 395-396).

Отстаивая точку зрения об ираноязычных корнях осетин, выдающийся российский лингвист вместе с тем впервые обосновал роль местного субстрата в формировании осетин. "Кавказская языковая среда наложила заметный отпечаток на все стороны осетинского языка: на фонетику, морфологию, синтаксис, лексику, семантику, идиоматику" (III, с. 76). Но по основному пункту этногенеза алан-осетин ученый высказывался твердо и однозначно: главные "положения, касающиеся этногенеза осетин, стоят прочно и непоколебимо: наличие иранского элемента в их этнической культуре и их изначальное культурно-языковое родство с другими народами индоевропейского круга; северный путь их движения на Кавказ; преемственная связь их со скифами, сарматами и аланами" (III, с.75). В.И.Абаев исследовал отношения "патрон-клиент" и их роль в классообразовании, по данным языка восстановил отдельные сюжеты взаимоотношений алан-осетин с соседними народами (III; 396).

В послевоенное время интерес к теме среди историков несколько падает, хотя в ряде исследований освещались ее отдельные вопросы. Социальные отношения Стыр-Дигории, одного из обществ горной Осетии, рассматривает А.К.Джанаев. Развитие феодализма в этом обществе он объясняет материальными условиями жизни, а не влиянием извне. Главенствующее место в хозяйстве стыр-дигорцев занимало скотоводство. Поэтому, считает автор, "внешнеэкономическая власть царгасат. установилась полностью после того, как царгасата закрепили за собой земли Харес" - пастбища в 3700 лес. (197, с. 5). Суждения автора о становлении феодальной собственности способствует пониманию генезиса феодализма в Осетии.

В работе М.М.Блиева (146) рассматривается общественный строй осетин в начале XIX в. Именно в это время, считает автор, в связи с переселением на равнину и развитием земледелия феодальные порядки у осетин достигли своего расцвета. Особенность феодальных отношений в Осетии, подчеркивает исследователь, заключалась в том, что они "были окрашены под цвет родовой связи", прикрывающей их классовую природу. Общественным отношениям осетин в первой половине XIX в. посвящена монография Р.С.Бзарова (145).

В 60-70 гг. история средневековых алан-осетин фактически была предана забвению.

Трудно сказать, в каком состоянии находилась бы сейчас рассматриваемая проблема, если бы не многолетняя плодотворная работа археолога В.А.Кузнецова. Правда, не все высказанные идеи нашли понимание и поддержку. Например, позиция археолога-кавказоведа в вопросе этногенеза алан-овсов (суждение содержания этнонима "аланы" до уровня географического термина) встретила решительные возражения специалистов (174, с.43-47). Исследования В.А.Кузнецова (262-264) заполнили один из важнейших пробелов кавказской историографии - историю Алании. Много внимания уделяет ученый изучению развития феодализма у алан. Касаясь вопроса о степени развития производительных сил в Х-ХШ вв., он доказал ведущую роль земледелия в хозяйственном комплексе алан равнинной и предгорной зон. Анализируя проблему социальной структуры Алании, автор присоединился к мнению о зарождении и становлении классового общества в УШ-1Х вв. В истории аланского государства В.А.Кузнецов выделяет два периода: I. централизации - Х-Х1 вв., 2. децентрализации - XII- сер. XIII вв.

Своеобразным итогом четвертьвековых научных поисков В.А. Кузнецова стала монография "Очерки истории алан" - "первый, наиболее полный и обобщающий труд по истории алан,. в котором подведен итог длительному изучению аланской проблемы и тем самым определены магистральные направления предстоящих исследований" (Л.А.Чибиров, А.Р.Чочиев).

Немалый интерес представляют исследования А.В.Гадло (176; 475-480) по этнополитической истории Северного Кавказа второй половины 1-го тысячелетия н.э. - периода лингвистической и этнокультурной интеграции этносоциальных организмов. Историю формирования различных народов Северного Кавказа и их культуру рассматривает В.В.Ковалевская (242), для которой характерен скрупулезный источниковедческий анализ разнообразных памятников. Средневековым армяно-аланским отношениям посвятила свою работу Р.А.Габриелян. Аланская проблематика заняла много места на 1-й международной конференции по осетиноведению, состоявшейся осенью 1991г. во Владикавказе.

Как видно, в изучении средневековой Алании (Осетии) сделано много, но многое еще предстоит сделать. Как верно подметил М.Блок, "изучение прошлого развивается, непрестанно преображается и совершенствуется" (147, с.35). Отдельным вопросам проблемы посвящено немало исследований, но обобщающей работы, раскрывающей тему во всех аспектах, до сих пор нет.

Многие вопросы - такие как причины асинхронности исторического развития различных районов, механизм классообразования в горной зоне, генезис и структура феодальных обществ, формы землевладения - и поныне вызывают споры. В освещении истории средневековой Алании, особенно проблемы общественного строя, [ Это еще раз подчеркнул обобщающий труд по истории народов Северного Кавказа (295), в котором проблема общественного строя средневековых осетин практически не рассматривается] имеется ряд серьезных пробелов. Это и определило задачи исследования. Автор попытался по возможности полно рассмотреть эволюцию феодализма в Северной Осетии: выяснить факторы и механизмы классообразования, причины асинхронности феодализации осетинский обществ, складывание домениального хозяйства, формирование категорий зависимого населения, определить особенности форм земельной собственности в горах и на равнине (с середины XVII в.), выявить систему отношений между сословиями, показать классовую борьбу и причины, на нее влияющие. В работе поставлен также вопрос и о расслоении крестьянства (фарсаглагов). В литературе утвердилось мнение о фарсаглагах, как единой крестьянской категории; между тем они разделялись на несколько групп, существенно различавшихся по имущественному положению и системе отношений с феодалами.

Методологической основой работы явились исследования философов и историков по типологии различных формаций (см. библиографию). Здесь необходимо сделать несколько замечаний метологического порядка, т.к. до сих пор наблюдается смешение понятий "феодализм" и "крепостничество", попытки связать с феодализмом только крепостничество, [В отечественной историографии неоднократно подверкивалось, что установление крепостнических отношений нельзя считать "восходящей линией" развития феодального хозяйства. Крепостничество являлось крайним резервом феодализма, когда нарушались его исходные условия - полусвободное положение наделенных землей непосредственных производителей, когда растущая эксплуатация стала подрывать возможность даже простого воспроизводства рядового крестьянского хозяйства. Утверждение крепостнических отношений задерживало развитие народного хозяйства, а, следовательно, и переход от феодализма к капитализму (154, с.9; 377, с.232; 632, с.158).] что в принципе неверно.[По справедливому замечанию М.А.Барга, "требовать от закона, чтобы он проявлялся во всех эмпирических случаях в "чистом" виде, значит перечеркивать само понятие закон" (138, с.58).] В феодальный период бытовали различные типы зависимости, из которых крепостничество являлось крайним, близким к рабству (300, с.75; 317, с.23; 558, с.89).

В советской науке в области методологии большое значение отводилось разработке проблем общественно-экономических формаций, укладов (430; 492; 529; 530; 615; 680; 682). Тем не менее вопросов в этой области осталось больше, чем ответов.

Затрудняют изыскания специалистов неясность терминологии, отсутствие хотя бы относительного единства в определении критериев и механизмов перехода, а также характеристике форм ранних государств (306; НАЛ, 1985, №3, с. 114-120; ВДИ, № 2-4,1990, № 1-4).

Историки-марксисты при определении понятия "государство" исходили из положения В.И.Ленина: "государство - это суть машина для поддержания господства одного класса над другим" (279, т.39, с.73). Большинство исследователей слова о "господстве одного класса над другим" понимали как частнособственническую эксплуатацию. Исходя из пятичленной схемы ОЭФ, выделялись государства рабовладельческие, феодальные, буржуазные и социалистические. Не все соглашались с такой постановкой вопроса; вспомним хотя бы попытки ввести в научный оборот понятие "варварское государство". Но редко голоса противников традиционного взгляда на природу государства заглушались мощным хором его сторонников. Положение изменилось после 1985 года, когда страна вступила на путь кардинальных перемен. Очевидно, прав известный ученый Ш. Уолн, утверждая, что новые идеи создаются (или побеждают) во время общественных кризисов (711, с.94, примеч.7).

В последние несколько лет все настойчивее высказываются сомнения в правомерности традиционного взгляда на генезис и сущность государства. Стало очевидным, что гражданское государство не возникает просто как "ответ" господствующего класса на необходимость контроля над классом эксплуатируемых (Е.М.Штаерман, Л.Капогросси Колоньези и др.); оно может возникнуть еще в условиях отсутствия частной собственности на землю, а, следовательно, и частнособственнической эксплуатации (В.П.Илюшечкин, Ю.В.Павленко и др.); одним из путей его формирования является узурпация общественно значимых функций (военного) управления и перераспределения прибавочного продукта (Л.С.Васильев, Л.Е.Куббель и др.) и т.д.

При характеристике первых этнополитических образований государственного типа историки все чаще прибегают к понятию "раннеклассовое" ("раннеполитическое", "раннегосударственное сословное") общество. Под ним понимается общество, где эксплуатация осуществляется путем присвоения части прибавочного продукта правящей знатью, благодаря ее власти-собственности и за счет выполнения редистрибутивных (см. ниже) функций. Частнособственническая эксплуатация при этом либо отсутствует полностью, либо не играет существенной роли (216а; 2166; 260; 306; 450).

Таковы вкратце методологические принципы, на которых основана настоящая работа.

Источниковой базой исследования послужили архивные и опубликованные документы. Материалы, хранящиеся в фондах центральных и местных архивохранилищ, центральном государственном историческом архиве (ЦИГА), центральном государственном военно-историческом архиве (ЦГВИА), центральном государственном архиве древних актов (ЦТАДА), архиве внешней политики России (АВПР), центральном государственном архиве Дагестана (ЦГА ДАГССР), центральном государственном архиве Северной Осетии, архиве Северо-Осетинского института гуманитарных исследований.

Основными источниками по истории средневековой Алании являются сочинения античных, византийских и восточных авторов, древнегрузинские и армянские летописи и хроники. Разумеется, перечисленные источники создавались в иноэтнической среде, с другими социальными и бытовыми условиями, это иногда приводило к перенесению на алан не свойственных им социальных представлений, а тем самым к некоторому искажению реальности. Это обстоятельство следует учитывать при работе с данными памятниками.

Римские и византийские источники. Сочинения античных авторов охватывают историю Кавказа на протяжении целого тысячелетия. Интерес к данным источникам не ослабевает уже несколько веков. Особенно интенсивно выявление, изучение и комментирование текстов античных авторов велось на рубеже XIX-XX вв. Выборку сведений классических и византийских писателей об аланах сделал Ю.Кулаковский (268). Аналогичную работу применительно ко всему Кавказу провел К.Ган (38). Но самый фундаментальный труд в этой области принадлежит В.В.Латышеву. Вместе с группой историков и филологов ему удалось издать полный корпус извлечений из сочинений античных авторов о Скифии и Кавказе. В конце 40-х гг. нашего столетия группа советских ученых во главе с А.В.Микулиным в "Вестнике древней истории" переиздала труд В.В.Латышева, частично дополнив и заново прокомментировав переводы (63). И уж совсем недавно В.Ф.Патракова и В.В.Черноус в Ростове, а В.М.Аталиков в Нальчике составили сборник извлечений о Кавказе и Доне из произведений древнегреческих и римских писателей.

В рамках небольшого обзора не представляется возможным даже кратко охарактеризовать исторические сочинения древности. Поэтому мы остановимся на основных памятниках.

Из античного корпуса источников самым уникальным и содержательным для Кавказа является "География" Страбона (95). Проведя часть своей жизни недалеко от этого региона, встречаясь с людьми, бывавшими здесь, собрав большую информацию о горцах, Страбон "представляет богатейший, разнообразный, часто уникальный материал" (501, с.ЗЗ). Анализ Л.И.Грацианской механизма составления текста "Географии" подтвердил предположение о том, что Страбон работал как историк, стремясь создать пособие для начинающего государственного деятеля (501, с. 143-144). В описании Кавказа он использовал литературные памятники и показания очевидцев. В частности, он использовал отчеты участников похода Помпея в

Закавказье. Наиболее значительным из них был труд Теофана из Мителены, друга Помпея. Страбон неоднократно цитирует Теофана и скорее всего у него заимствовал сведения о социальном устройстве Иберии, горцев Центрального Кавказа. На свидетельства участников похода Помпея опирался Страбон и при описании Черноморского побережья, Албании, торгового пути с Северного Кавказа в Среднюю Азию. Описание побережья и народов Восточного Кавказа в "Географии" основано на тексте Патрокла, который по поручению Селевка Никатора между 285-282 гг. до н.э. объехал Каспийское море и составил перипл. Материалы по Армении частично современны Страбону, частично восходят ко П в. до н.э. (300, с.20-22).

Важные данные оставил в I в. Иосиф Флавий, один из немногих античных историков, чьи произведения дошли до нас почти в неизменном виде.

Флавий происходил из очень знатной еврейской жреческой семьи. По уверению самого Иосифа, его прадед Симон был иерусалимским переосвященником, а родословная матери восходила к ранее царствовавшему в Иудее роду Хасмонеев. Настоящее имя историка - Иосиф бен Маттафия. В войне с Римом командовал большим отрядом, попал в плен. Вскоре новый римский император - полководец Веспасиан (которому Иосиф в свое время пророчил счастливую судьбу) - освободил его. По традиции римских вольноотпущенников, Иосиф бен Маттафия получил родовое имя Веспасиан и стал называться Иосифом Флавием.

Описывая события, свидетелем и участником многих из которых он был, Иосиф приводит такие подробности происходившего, каких не найти у других античных авторов. "Иудейская война" является важнейшим источником по истории первоначального христианства. Однако Флавий не замыкается в географических границах своего описания и часто переносит читателя из одной страны в другую, из региона в регион, включая Кавказ. Едва ли не первым из писателей древности Флавий назвал этноним "аланы" и оставил их краткую характеристику.

Из римских историков императорского периода особняком стоит Корнедий Тацит (55 - ок. 120 г.). Его труды - "Анналы" и "История" (96) - несмотря на неполную сохранность, важны для изучения прошлого Кавказа. Сочинения охватывают период с 14 по 70 г. н.э. - периода, богатого крупными политическими событиями. Тацит значительное внимание уделил взаимоотношениям Рима с провинциями и соседними странами, в том числе с Арменией, Албанией, Иберией. Коснулся он и роли алан (сарматов) в политической жизни региона.

Крупнейшим римским историком эпохи заката империи, которого одновременно рассматривают и как первого византийского историка, был Аммиан Марцеллин (333-391 гг.). Грек, уроженец сирийской области Антиохии, он сблизился с культурным миром Рима и свой труд "Деяния" (25; 62, 1949, №3, с.283-308) написал на латыни. Сочинение Марцеллина охватывает события римской истории от конца I в. до 378 г. Из 31 книги до нашего времени первые 13 не дошли. В оставшихся, где описаны события 353378 гг. Аммиан выступает как современник и очевидец происходившего, что придает его работе особую ценность. Марцеллин - "первоклассный источник по Армении, особенно времени правления царя Папа (300, с. 27). Приводит он сведения о Грузии и Албании. Но особое значение имеют сообщения о скифо-сарматских племенах, первая подробнейшая характеристика аланов.

Крупнейшим историком ранней Византии, бесспорно, является Прокопий Кесарийский, прозванный так по названию палестинской местности, где он родился. В 527 г., когда Юстиниан вступил на престол Византии, Прокопий поступил на государственную службу. Умер он, как полагают, около 562 г. Прокопий оставил несколько произведений (88; 89) важных для понимания происходивших в середине VI в. на Кавказе событий. В VIII (IV) книге "Войны с готами) он приводит очень ценные сведения о народах Кавказа и Северного Причерноморья. В этой книге говорится о расселении гуннов, киммерийцев, аланов, цанов, колхов, абасгов, лазов, армян, иверов, месхов и других племен и народов. Прокопий сообщает интересные, часто достаточно точные, географические сведения, отражающие уровень географических знаний византийцев VI в. Для понимания позиции Прокопия как историка весьма существенно его отношение к "внешним варварам", а оно последовательно негативное. "Для Прокопия характерна высокая степень недоверия к варварам, настороженность, убежденность в присущем им коварстве и главном стремлении - вредить делу ромеев". Такую позицию византийского автора следует учитывать, используя его труды.

Свидетельства Прокопия сопоставимы с данными его современника Иордана (45а), который более объективно относился к "варварам". Информацию о них он черпал буквально из первых рук. Дед Иордана (Пария) служил вождю аланов Кандаку; до самой смерти вождя Пария был его нотариусом. Сам же Иордан стал нотариусом у крупного военачальника Гунтигиса Базы, приходившегося Кандаку племянником по матери. По отцу же Гунтигис База являлся готом из знатнейшего рода Амалов.

Из более поздних сочинений византийский писателей отметим Феофана (ок. 760-818 гг.). При императоре Льве IV (775-780 гг.) он, несмотря на молодость, был назначен стратором, а вскоре получил титул спафария. Повествование его "Хронографии" (106) начинается с 284 г. и доводится до 813 г. Будучи приближенным Льва IV, Феофан весьма подробно описал пребывание Льва в Алании, характер отношений алан с византийцами, авасгатами, состояние торговли и т.д.

Важнейшим византийским источником раннего средневековья бесспорно является сочинение императора Константина VII Багрянородного (905-959 гг.) "Об управлении империей". В нем представлен уникальный материал по политической, социально-экономической и этнической истории большинства государств на стыке Европы и Ближнего Востока. Самый большой по объему раздел составляют главы 14-48; раздел этот озаглавлен "О народах". Интересно отметить, что характеристике народов, населявших юг России, посвящено 18 глав (из 53), еще 4 - Грузии и Армении. Из одного этого видно, сколь важен труд Константина Багрянородного для истории Кавказа. Правда, в работе с данным памятником не следует забывать о политической доктрине автора, согласно которой окружающие империю народы рассматриваются с точки зрения полезности для византийского государства. "Преклонение и покорность иноплеменников перед империей, - отмечает Г.И.Литаврин, - изображаются Константином как норма в межгосударственных отношениях: империя не вступает в дружбу с иными странами и народами, а ее дарует." (58, с. 28). Столь субъективный подход к оценке и характеристике сопредельных стран отразился, разумеется, в содержании текста сочинения Константина Б агрянор одного.

Восточные источники. Трудно переоценить значение восточных (особенно арабских) источников в изучении прошлого народов Кавказа. Повышенный интерес к данным памятникам объясняется ценной информацией по раннесредневековой истории горцев. Проведена большая археографическая работа, издано большое количество текстов и исследований (38а; 43).

Самое раннее сохранившееся арабское географическое сочинение - "Книга картины Земли" - принадлежит Махаммаду ибн Мусе ал-Хваризми (Хорезми). Его географическая работа в своей области открывает новую эпоху, но не ей он обязан мировой славе в истории науки. Имя ал-Хваризми было введено в Европу трактатом по арифметике, в латинском переводе которого есть слово "алгоритм". Данный термин известен сегодня каждому школьнику.

Биографические данные ал-Хваризми неполны, время жизни определяется приблизительно по косвенным данным: род. ок. 780 г. -ум. после 847 г. Работал в багдаде при дворе халифа ал-Маммуна (813-833 гг.). Халиф создал "Дом мудрости", в котором с греческого и сирийского переводились древние труды по астрономии, географии, математике, медицине и пр. Ал-Хваризми участвовал в астрономических исследованиях, составлении карты мира. "Книга картины Земли" написана между 836 и 847 гг. Это сочинение представляет собой переработку на основе новых данных "Географического руководства" Клавдия Птолемея (II в.) и оказало серьезное влияние на развитие средневековой арабской науки. Значительное место ал-Хваризми отвел территории Восточной Европы и Кавказа (49а; с.П-107).

Немалый интерес представляет "Книга путей и царств" (сер. IX в.) Ибн-Хордадбека. В этом источнике, основанном на официальных данных, приводятся названия провинций и городов, дорожные маршруты. Особенно важна социальная информация, позволяющая пополнить наши знания о процессах формирования раннеклассовых образований на Кавказе. Ибн-Хордадбек перечисляет этносы Кавказа, титулы владык. В частности, аланский "царь" назван шахом (мукан).

Современником Ибн-Хордадбека был ал-Фаргани. О личности его известно крайне мало. Время создания его "Книги о небесных движениях и свода науки о звездах" установлено также приблизительно: после смерти ал-Мамуна (833 г.) и до смерти халифа ал-Мутаваккиля (861 г.). Для нашего исследования важен раздел работы ал-Фаргани, посвященный описанию населенной земли.

Весьма важно многотомное сочинение ал-Табари "История пророков и царей" - своеобразная всемирная история народов, известных в ту эпоху арабскому миру. На русский язык переведена лишь мизерная часть этого фундаментального труда. Ал-Табари сообщает об аланах в связи с походами против хазар, об укреплении Аланского прохода, где "был поставлен надежный начальник" (329, с.51).

Географ и историк ал-Якуби (ум. в 897 г.) проявляет "большую осведомленность" (29, с.141) в отношении Восточной Европы, включая Кавказ. Он осведомлен о делах Армении и Азербайджана, где автор лично собрал необходимые данные. В его работе (109) имеются сведения об аланах, их городах и крепостях.

Другой автор конца XI в. - ал-Баладзори (Балазури) приводит данные о ходе арабо-хазарских войн, восстании алан и дагестанцев, на подавление которого послали восемь тысяч воинов.

X в. справедливо называется "золотым веком" мусульманской географической литературы. Авторы этого периода большей частью являлись путешественниками и имели возможность непосредственно наблюдать быт и нравы отдельных народов. Поэтому, как справедливо подчеркивал В.В.Бартольд, "их труды представляют неисчерпаемую сокровищницу драгоценных культурно-исторических сведений" (139, с.103).

Если географы "классической школы" свои сочинения посвящали преимущественно мусульманскому миру, а об отдаленных странах писали лишь мимоходом, то, например, Масуди (род. в конце IX в. - ум. в 956 г.) испытывал постоянный интерес к истории и быту немусульманских народов (29, с. 145). С юных лет он начал путешествовать и побывал во многих местах, в том числе и на Кавказе. Его основное сочинение - Мурудж ад-Дзабах -единственное в своем роде систематическое описание Кавказа и его племен (296, с. 188). На русский язык название этой работы переводится по-разному: "Луга золота и рудники драгоценных камней" (Н.А.Караулов), "Россыпи золота" (В.Ф.Минорский), "Промывальни золота" (В.М.Бейлис). Как бы то ни было, данное сочинение представляет собой уникальное историко-географическое описание многих народов мира. Не случайно дореволюционные исследователи Масуди сравнивали с Геродотом, удивлялись "его разносторонней эрудиции и трудности задач, которые он разрешал в своих сочинениях" (50, с. 29). Подробные этнические, социальные и политические сведения о Кавказе и сопредельных районах начала X в. делают труд Масуди одним из самых значимых.

Подробные сведения о европейских народах имеются в компиляции Ибн -Рустэ "Книга драгоценных камней". Полагают, что он завершил свою работу в 912 г. Ибн-Рустэ был путешественником, использовал текст "Записки" анонимного автора с описанием структуры управления в странах Восточной

Европы и Кавказа. По предположению В.Ф.Минорского, аноним "путешествовал по меньшей мере за 50 лет до того, как Масуди написал свои "Золотые россыпи" ( в 943 г.)" (296, с.217). Создается впечатление, что автор "Записки" располагал разнообразной информацией о жизни и быте описываемых этносов и специально обратил внимание на прерогативы владык. Ему были известны их титулы, а в некоторых случаях и имена. Правда, не все они поддаются уверенной идентификации на основе данных других источников. Тем не менее, в целом "Записка" в какой-то мере отразила этапы перехода от догосударственного устройства к раннеклассовому обществу: "от патриархальной разобщенности и отсутствия особой военной организации у буртасов до государственности у хазар, алан и других народов." (29, с.144).

В первой половине X в. была написана "Книга чудес семи климатов". О жизни ее автора историки по сей день не располагают никакими сведениями, кроме того, что он называл себя "беднейшим из людей". Известно и его прозвище - "Сухраб" (рубин). Описывая народы и страны Кавказа, Сухраб уточняет Хваризми и вполне реально для начала X в. представляет местоположение Хазарии, ал-Лана, Сарира.

Следующий представитель арабской географической школы - Ибн-Хаукаль. Он много путешествовал и решил переработать "Книгу путей", положив в основу труд ал-Истахри и дополнив его своими сведениями. Новое издание было завершено в 977 г. Ибн-Хаукаль приводит подробные этнографические сведения о населении Северного Кавказа, особенно хазарах, детально останавливаясь на их социальном устройстве.

Из сочинений XI в. особенно значимо "Украшение известий" Гардизи, написанное в кратковременное царствование газневидского султана Абу ар

Рашида (1050-1053 г.). Помимо собственных наблюдений, Гардизи использовал труды Аристотеля, везира Джейхани, Ибн-Мукаффа (VIII в.), индийские сказки, неизвестную работу о "Ничтожности земного шара" и Ибн-Хордадбека. Кроме последнего, главным источником Гардизи в отношении народов Восточной Европы был Ибн-Рустэ. Во всяком случае, рассказ Гардизи о славянах, "серирах" и аланах буквально повторяет рассказ Ибн-Рустэ (139, с. 23-62).

Из произведений XII в. отметим "Развлечение страстно желающего странствовать по землям" ал-Идриси. Его информация об аланах, на первый взгляд, кажется основанной на показаниях очевидцев. Однако анализ В.М.Бейлиса показал, что помимо сведений, почерпнутых (по всей вероятности, из вторых рук) от информатором, ал-Ибриси опирался на материалы карты из какой-то арабской обработки сочинений Птолемея. В свою очередь, ал-Идриси стал основой для сочинений испанского географа XIII в. Ибн-Саида.

Армянские источники представляют немалый интерес для нашей темы. В наиболее ранних армянских исторических памятниках не выдерживается хронологический принцип, свойственный, например, летописям древнеславянским. Первоначально изложение велось по периодам правления "царей". Лишь со второй половины VI в., после принятия армянской эры летоисчисления, местные исторические сочинения стали летописями в подлинном смысле этого слова (300, с.32).

Одним из первых исторических трудов в Закавказье является "История Армении" Агатангехоса. В написании этого антропонима, представляющего собой скорее не имя, а псевдоним (со значением "благой вестник"), мы опираемся на перевод армянских ученых.Хотя имеются и иные трактовки: Атагангел, Агафангел и др. По мнению большинства исследователей, армянская редакция труда Агатангехоса составлена между 461-465 гг.; затем появились переводы на греческий, арабский, латинский, эфиопский и грузинский языки.

Сочинение Агатангехоса очень сложно по составу и не является (несмотря на название) историей Армении. Автор использовал массу легенд о христианизации страны и фантастические сказания. Тем не менее, труд Агатангехоса - ценный источник по истории региона, ибо фольклорные произведения, использованные анонимным автором, базировались на реальных исторических событиях. Другим ранним и важным сочинением является труд Фавстоса Бузанда, созданный в 70-х гг. V в. Он также озаглавлен "История Армении". До наших дней дошли лишь III-VI книги, где изложены события от смерти Трдата III в 332 г. до 387 г. Сохранившаяся часть содержит рассказ о борьбе армянского царя Хосрова II Котака с царем маскутов, которых Фавстос Бузанд (а также Егише и Мовсес Хоренаци) отождествлял с аланами. Источником Фавстоса в основном служила устная традиция. При этом он настолько широко использовал армянский народный эпос "О персидской войне", что, говоря словами крупнейшего исследователя древнеармянской литературы М.Абегяна, труд Бузанда представляет "в большей своей части не историю, а поэзию". Причину многих национальных бедствий Фавстос, выражавший взгляды церкви, видел в грехах преемников Трдата III, в их конфликтах с каталикосом и кознях проиранской партии армянской знати. Такая политическая тенденциозность требует осторожного отношения к оценкам Бузанда. "Но с точки зрения социальной терминологии этот труд весьма ценен" (300, с.33).

Противоречивую оценку современных специалистов вызывают работы Егише (Елише) "О Вардане и войне армянской" и "Толкование кн.Бытия". В первом труде, написанном между 458 и 464 гг., в живой поэтической форме воссозданы события антииранского восстания, поднятого Варданом Мамиконяном в 451 г. Согласно А.В.Гадло, "Егише был современником этих событий, и его труд - не компиляция, а историческая монография, написанная по собственным впечатлениям и по рассказам других участников событий" (176, с.28). По А.П.Новосельцеву, труд Егише - "нечто среднее между собственно историческим и агиографическим сочинением" (300, с.ЗЗ).

Важное значение для изучения раннесредневекового Кавказа имеет "История Армении Лазаря Парпеци и послание Ваану Мамиконяну". Данная работа служит своеобразным продолжением сочинения Фавстоса Бузанда и охватывает события от раздела страны до конца V в. Как и у Фавстоса, здесь приводятся сведения об аланах.

Одним из самых интереснейших памятников древнеармянской литературы является "История Армении" Мовсеса Хоренаци, до сих пор вызывающая споры исследователей. С момента завершения труд Мовсеса стал едва ли не самым читаемым в армянской культурной среде, а автор заслуженно получил почетный титул "отца армянской истории". Хоренаци поставил грандиозную для своего времени задачу - написать историю армянского народа от легендарного прародителя до 428 г., даты ликвидации царской власти в восточной части страны. И задачу эту для своего вре мени автор "решил блестяще" (А.П.Новосельцев). Такая оценка не заслоняет, разумеется, недостатков сочинения Мовсеса.

Одна из сложностей в обращении с трудом Хоренаци - вопрос о его источниках. Весьма образованный человек, он черпал сведения из греческой и, вероятно, из сирийской литературы; в его "Истории" фигурируют Геродот, Иосиф Флавий, Евсевий, Map Аббас Катина и другие авторы. Мовсес не был простым компилятором. Его сочинения - "глубокое осмысленное произведение" (А.В.Гадло). Даже следуя за каким-либо источником, он привносил свои наблюдения и давал свои оценки. Вместе с тем, обращают на себя внимание хронологические и фактологические источники, которых, вроде бы, не должно быть из-за знакомства Хоренаци с работами предшественников, где эти сведения подробно и точно приводятся. Создается впечатление, что Мовсес пользовался всеми средствами для достижения главной цели -возвеличение самостоятельного Армянского государства. Это приводило к "корректировке" привлекаемых свидетельств. Причем, он нередко не просто пересказывал их содержание, а фактически становился их первым критиком, например, эпических песен, пытаясь "подтвердить иносказательный смысл этих сказаний (70, с.120-121). Иногда, правда, вольная трактовка Хоренаци некоторых фольклорных сюжетов приводила к причудливому переплетению реальных фактов с легендарными сведениями. Но нельзя забывать, что в ту далекую пору легенды, эпос воспринимались как отражение прошедших событий. Поэтому искать рациональное отображение действительности на каждой странице "Истории Армении" бесперспективно. Сказанное не означает ее отрицание как первоисточника. Напротив, без нее невозможно изучать древние периоды истории Кавказа (27, в.1, с.II; 176, с.36-44; 300, с.34-37).

Следующим важным источником является "Армянская География" Анания Ширакаци (VII в.). Уроженец села Ани Ширакской области Анания в погоне за знаниями объездил много мест. Восемь лет в Трапезунде обучался у византийского ученого Техика и изучал рукописи в местной богатой библиотеке. Полученные знания позднее использовал для составления "Географии" - "Ахшарацуйц". В этом объемистом труде автор опирался на сведения Птолемея, Паппа Александрийского, мемуары путешественников, географические сочинения. В "Ахшарацуйц" много интересных данных о расселении этносов Кавказа, об экономических, политических и этнических процессах в VII в.

Немало ценных сведений о событиях, происходивших в регионе со второй половины V в. до 70-х гг. VII в., содержится в "Истории", приписываемой епископу Себеосу. Это традиционное авторство в наши дни отрицается. Например, Г.Абгарян и А.П.Новосельцев находят для этого отрицания серьезные основания. А.Н.Тер-Гевондян и А.Р.Габриелян убеждены в обратном. Как бы то ни было, само сочинение - важный источник по истории Армении и сопредельных стран.

Одним из крупных историков VII в. является Иоанн (Овхан) Мамиконян. Его "История Тарона" (область древней Армении) состоит из двух разделов. В первом разделе рассматривается эпоха утверждения христианства в Закавказье, во втором - общественно-политическая и церковная жизнь конца VI -середины VII вв.

Важное место в армянской историографии занимают "История страны Алуанк", написанная в VII в. Мовсесом Каганкатваци (Каланкатваци). До наших дней дошли три книги. Причем, многие главы были позднее дописаны другими лицами, которые изложение событий довели до X в. Содержание 1-ой книги почерпнул из сочинений армянских историков V в., житий святых, устного народного творчества. Для темы нашего исследования более значимыми представляются II и III книги,, содержащие сведения о "северных народах" и их роли в Закавказье.

В работе использованы также сочинения армянских историков VIII-X вв. Гевонда (Левонда), Шапуха Багратуни, Ованеса (Иоаннеса) Драсханакертци, епископа Ухтанеса и др.

Древнегрузинские летописи и хроники. Среди письменных источников по истории алан-осетин особое место занимают грузинские летописи и хроники, в первую очередь - широко известный свод "Картлис цховреба" (буквально: "Жизнь Иберии"), в котором собраны основные грузинские исторические сочинения. Долгое время в научном обороте был лишь поздний (XVIII в.) список КЦ, созданный "учеными мужами" по приказу Вахтанга VI (1675-1737 гг.). В "уведомлении" к периоду тому отмечалось, что Вахтанг лично "проверил летопись и исправил искаженные места, а также пополнил ее некоторыми сведениями из армянских и персидских исторических сочинений" (40, с.2). Последнее обстоятельство дало повод текстологам КЦ считать свод плодом "вахтанговского сочинительства".

Разгромную характеристику данному своду дал К.П.Патканов: "На каждом шагу чудовищные анахронизмы следуют за не менее чудовищными противоречиями до такой степени, что в первом отделе Хроники едва ли можно встретить хоть один факт, имеющий действительно историческое значение" (81а, с. 215). Начальная часть свода, по убеждению К.П.Патканова, "вымышлена одним лицом с предвзятой целью" (81а, с.205).

Критически относился к сведениям КЦ и В.Ф.Миллер. Называя свод "весьма мутным источником", ученый, например, обратил внимание на явную гиперболизацию фактов в рассказе о походе Горгасала против овсов; "в этом пространном повествовании на долю исторической истины придется лишь несколько ничтожных крупиц (295, ч.Ш, с.31).

Советский академик А.Е.Крымский в своем рукописном фундаментальном труде "Хазары" также подверг критике древние разделы КЦ. "Настоящей во всех фактах правдивой истории, - писал А.Е.Крымский, - мы не должны, конечно, здесь искать. Если для русского историка странно было бы заимствовать фактическую историю настоящего Добрыни (Владимирова дяди) из русских былин о Добрыне Никитиче или изучать историю самого Владимира из былин об Илье Муромце, то тем более странно искать историческую правду в грузинском эпическом рассказе о Вахтанге Горгаслане". Ученый имел ввиду фольклорную основу начальных разделов КЦ, фактическая сторона которых разительно отличается от свидетельств очевидцев или личных наблюдений летописцев.

Фактическое освоение КЦ для древних периодов истории еще не завершено, хотя библиография об источнике (от публикаций М.Броссе в начале XX в. до наших дней) очень велика. Советские специалисты (за исключением большинства грузинских кавказоведов) античного и раннесредневекового периодов осторожно подходят к оценке интересующих их сюжетов КЦ. Известный исследователь генезиса феодализма в Закавказье А.П.Новосельцев отмечает: "я, за редким исключением, воздерживаюсь от обращения к материалам" "Картлис цховреба" до VII-VIII вв." (300, с.40). И дело здесь не в позднем возникновении "вахтанговского" списка КЦ, т.к. еще в 1884 г. Д.Бакрадзе обнаружил список КЦ, переписанный по повелению царицы Мариам (1636-1646). Затем был издан на русском языке текст

Мокцевай Картлисай" ("Обращение Картли"), составленный не позже середины X в. (71, с.13), но не ранее УП-УШ вв. Вероятно, потому в грузинской классической историографии бытовала точка зрения, согласно которой древнегрузинские памятники до VII в. почти не имеют источниковедческой ценности.

В 1913 г. И. А. Джавахишвили выявил еще один список (царицы Анны) КЦ, а в 1922 г. - третий "довахтанговский" список (Чалашвили), созданный в {VI в.

Ранние исторические хроники, вошедшие в КЦ, помимо фольклорных памятников, базируются и на каких-то древних записях, кратких и лаконичных. Высказывалось мнение, что лаконичный стиль первых хроник "определенно указывает на традиции погодных записей" (293, с.28). Трудно судить, насколько это верно, но есть основания полагать, что с древних времен в Грузии велись небольшие исторические записи, образцы которых видны в "Обращении Картли". Систематизация этих кратких записей началась не ранее УП-УШ вв. (300, с.39).

КЦ, как отмечалось выше, представляет собой свод летописей и хроник. В числе наиболее древних - "Жизнь картлийских царей" епископа Леонтия Мровели и "Жизнь Вахтанга Горгасала" Джуаншера. Все списки КЦ начинаются работой Леонтия (XI в.), освещавшей события У-УШ вв. Относительно личности ее автора и времени создания все еще существуют разногласия, хотя большинство исследователей время жизни Джуаншера относят к X в. Установленным можно считать, что "летописец в качестве источников использовал местные хроники и некоторые персидские предания (41, с. 17). Наряду с явными преувеличениями и даже фантастическими сообщениями, особенно в разделах о времени правления Вахтанга Горгасала,

Джуаншер приводит и интересные сведения об истории Кавказа раннесредневекового периода.

Агиографическая литература. В числе наиболее ранних источников, содержащих сведения об аланах, особое место занимают памятники закавказской агиографической литературы - "мученичества" и "жития" святых. Как правило, "мученичества" и "жития" возникают под влиянием личных наблюдений, показаний очевидцев, либо базируются на более ранних сведениях, в том числе черпаемых из исторических сочинений. Данные памятники сложны по композиции. "Житие", например, "сложное архитектурное здание, в котором каждая часть имеет свое особенное назначение." (240, с.66, 72). В сравнении с "мученичеством", "житие" более биографично. Последнее не следует понимать прямолинейно, ибо, как подчеркивал В.О. Ключевский, "житие" - не биография, а панегирик в форме биографии, так же как образ святого в "житии" не столько портрет, сколько икона (240, с.70-71). Вообще, среди "житий" раннего средневековья многие не дают никаких сведений о благочестивых личностях, чью жизнь они должны изображать. Но указания на особый образ жизни в эпоху, когда они были написаны, делают "жития" неоценимыми (147, с.38).

Из армянских агиографических памятников особо значимы для избранной проблемы "Житие Сукиасянов" и "Житие Воскеанов", созданные в V в. Содержащаяся в них информация важна для выяснения армяно-аланских контактов, реконструкции ранних этапов распространения христианства у алан и уточнения особенностей их внутренней жизни.

Грузинских памятников агиографической литературы выявлено много. Интересен рассказ о святой Нине, в IV в. пытавшейся распространить христианство среди горцев Северного Кавказа. События средневековой поры поднимаются в "Мученичестве" Або Тбилели", составленном в VIII в. Иоанном Сабанис-дзе, "Мученичестве святых Григория, Рипсимы и Гаяны", "Мученичестве Николая двали" - по мнению Д.А.Кипшидзе, интересного памятника по истории "одного из осетинских племен - двалов".

Большую ценность представляет "Житие Феодора Эдесского (64а). Феодор (793 г. - ок. 860 г.) был епископом Эдессы в Северной Месопотамии, входившей в состав Византийской империи. Защищая интересы церкви, он совершил путешествие в Багдад (Вавилон) ко двору легендарного царя Мавия. Согласно "Житию", "царь вавилонский" Мавия с тремя верными слугами, ала нами по происхождению, отправился на берег Тигра, где Феодор тайно крестил их всех. После раскрытия тайны крещения Мавия и его аланские сподвижники были убиты.

Как выяснено, прототипом Мавия являлся сын халифа Мутаваккиля (847861 гг.), правитель Сирии Моавид, задушенный по приказу своего брата 8 августа 866 г. Свидетельства "жития" подтверждаются древнерусской версией этого события. И в ней сообщается о крещении Мавии и "верных отроков от а с с и я ссуща родом". Напрашивается вывод о присутствии немногочисленной аланской диаспоры в Месопотамии. Скорее всего, это были военные аристократы из состава халифской гвардии.

Фольклор. В данном исследовании большое внимание как источнику уделяется фольклору.

Для восстановления процесса классообразования важное значение имеют данные такого жанра фольклора, как эпос. В последнее время все исследователи осетинского нартовского эпоса сходятся во мнении, что сказания в основе своей отражают ту стадию родового строя, которую называют "военной демократией" (398, с. 34, 34; 688, с.61-64). Нартовский эпос помогает определить некоторые факторы и механизмы классообразования, уточнить роль в этом процессе престижной экономики, потестарных функций и т.д.

Среди жанров фольклора особый интерес для историка представляют генеалогические предания. Одной из их особенностей является не просто фиксация исторических фактов, а их отражение в связи с определенной мировоззренческой моделью (443, с.341-345). Родословные рассказы появились далеко не на первом этапе становления классового общества и представляют собой продукт его развития. Данные произведения создавались с целью обоснования привилегий феодалов, "законности" основ господства над трудящимся населением и возможности эксплуатации крестьян. Вообще, ни один эксплуататорский класс не отказался от попытки оправдать свое господство средствами идеологического воздействия. Реакцией на "аристократические" предания стало возникновение "демократических" вариантов, т.е. бытовавших среди горской бедноты рассказов о первопредках феодалов. Субъективность обоих типов произведений очевидна. Тем не менее, из-за скудности источниковой базы изучение средневековой Осетии без критически обработанного фольклорного материала практически невозможно.

Прочие источники. Важным источником по рассматриваемой теме является археологический материал. С его помощью можно проследить этнокультурные контакты, получить ответ на вопрос, когда социально однородный организм сменяется классовым обществом.

Вопросы социально-экономической истории могут плодотворно изучаться при помощи анализа терминологии источников. Как бы добросовестно таковой не был составлен, он написан автором, чуждым для данной среды. Иностранные авторы пользовались понятиями и терминами своего общества и языка, которые лишь приближенно фиксировали чуждые им явления. Гораздо большие результаты дает анализ социально-политических понятий, бытовавших в средневековой Осетии и имевших, как правило, местное происхождение. По авторитетному мнению В.И. Абаева, "язык представляет первостепенный исторический источник. Каждое слово-понятие, если удается раскрыть его историческое содержание, представляет ценнейший документ" (III, с.9). В целом, анализ терминологии источников для ранней эпохи - один из главных методов исследования социальных связей (629, с. 99).

В работе использованы данные топонимики, генеалогии, антропологии. Особое внимание медиевистов к нетрадиционным источникам связано со спецификой письменных памятников. Последние выходили из-под пера лиц, относящихся к полярным классам, поэтому были субъективны. История феодального периода, реконструированная только на базе письменных источников, в какой-то мере может оказаться неполной и односторонней (691, с.42). Избежать это помогают нетрадиционные источники, дающие немалую информацию для реконструкции социальных и этнокультурных процессов. Так, состав имен, бытующих в обществе в определенный период, характеризуют его "лицо". Выполняя ряд социальных функций, имя живет и развивается по законам языка, но причины, стимулирующие развитие именных систем, лежат вне сферы действия лингвистики и по своему происхождению социальны (345, с.25-26). В нашей стране антропонимические исследования ведут, в основном, лингвисты. В этой связи В.Б. Кобрин напоминал, что антропонимика - ценная помощница в поисках историков; особенно велико ее значение для изучения персоналий, для генеалогии. Разумеется, не обладая специальной подготовкой и необходимыми познаниями, мы не можем заниматься лингвистическим анализом имен, но это и не входит в нашу задачу. Нас интересует и этнокультурная информация аланского именника, ибо имя -это пароль, обозначающий принадлежность носителя к определенному общественному слою. Имя не столько разделяет людей, сколько вводит в ряд. Оно связывает носителя с другими лицами с тем же именем и с тем же социальным слоем, в котором оно принято, независимо от его исходного этимологического значения (298, с.14, 20).

Научная новизна работы состоит в том, что в ней освещаются некоторые вопросы, которые еще не были предметом детального исследования. Впервые предпринимается попытка воссоздания процесса формирования классов и государства у алан; генезиса феодализма в горных районах и структуры средневековых осетинских обществ. Рассматриваются причины асинхронности классообразования в разных районах, типа синтеза и конкретный механизм классообразования. Впервые подробно разбирается положение осетинского крестьянства. Анализ источников привел к заключению, что фарсаглаги (крестьянская категория, составляющая большинство населения) разделялись на несколько групп. В средние века существовала прослойка крестьян, имевшая тенденцию превратиться в знать. Зависимые группы фарсаглагов в горах различались по имущественному состоянию и степени эксплуатации. Переселение на равнину в XVIII - начале XIX в. привело к укреплению феодального способа производства, ликвидации различий между зависимыми группами фарсаглагов. Привлечение нового материала, в том числе и статистического, позволило полнее и разностороннее выявить особенности положения кавдасардов (категория крестьян, близкая к крепостным). Сопоставление адатов в записи Норденстренга со свидетельствами путешественников, прошениями крестьян, данными сословных комитетов позволило предложить новую трактовку вопроса о так называемой "продаже" земель в Тагаурии.

В диссертации предпринимается попытка оценить переселение части крестьян в степное Предкавказье как форму социального протеста; освещаются формы классовой борьбы в горах и на равнине, выявляются причины и особенности восстания 1781 г. в Дигории. Элемент новизны содержится в дополнении и уточнениях, сделанных автором при выяснении особенностей развития феодализма в обществах Осетии, форм земельной собственности в горах и на равнине, выводах по ряду вопросов.