Советское детство в 1945 - середине 1950-х гг.: по материалам Молотовской области : по материалам Молотовской области тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.02, кандидат исторических наук Ромашова, Мария Владимировна

• Ромашова, Мария Владимировна
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Ромашова, Мария Владимировна

ВВЕДЕНИЕ.

ГЛАВА 1. МОДЕЛЬ СОВЕТСКОГО ДЕТСТВА ЭПОХИ СТАЛИНИЗМА

§ 1. Идеология, институты и государственная политика в области детства в

1930-е гг.

§ 2. Эволюция «советского детства» 1940-х - сер. 1950-х гг.

ГЛАВА 2. ДЕТСТВО В СОВЕТСКОЙ ПРОВИНЦИИ В КОНТЕКСТЕ

ПРОБЛЕМ ПОСЛЕВОЕННОГО ДЕСЯТИЛЕТИЯ.

§ 1. Провинциальное детство в социально-экономическом и демографическом измерениях.

§ 2. Нормы и аномалии провинциального детства.

§ 3. Трудовое взросление.

ГЛАВА 3. МЕМУАРНЫЕ ОБРАЗЫ ПОСЛЕВОЕННОГО СОВЕТСКОГО

ДЕТСТВА (повседневный мир городских детей и подростков).

§ 1. Домашнее пространство.

§ 2. Школьные реалии: тендер и идеология.

§ 3. Дети двора/ улицы.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Советское детство в 1945 - середине 1950-х гг.: по материалам Молотовской области : по материалам Молотовской области»

Актуальность темы исследования. С конца XIX века культура детства, чей облик активно менялся в ходе модернизации, все больше стала привлекать к себе внимание российского общества. Понимание того, что будущее зависит от численности детей, от условий их социализации, привело к распространению представлений о детях как особой привилегированной группе в сфере государственных и социальных интересов. С приходом к власти большевиков в 1917 г. детство рассматривалось благоприятным периодом для становления советской идентичности и самосознания. Однако в 1950-е гг. на авансцену истории вышли будущие «шестидесятники». Они оставались представителями советской молодежи, но по своему мировоззрению отличались от предыдущих поколений. Безусловно, их большая часть не входила в авангард «шестидесятничества», тем не менее, достаточно быстро восприняла ценности «оттепели». Истоки этого явления можно обнаружить, если обратиться к послевоенному детству поколения.

Обращение к истории российского детства в XX в. связано с нарастающим по своим масштабам переосмыслением советского прошлого в различных отраслях знания. В этом отношении самой спорной, неоднозначной, но привлекающей наибольшее внимание, представляется проблема истоков, природы, социальной базы, механизмов функционирования системы сталинизма. Научные концепции и схемы, претендующие на её целостное объяснение, во многом теряют свою универсальность, если оставляют вне поля зрения сферу детства как особую область государственных притязаний и устремлений, сменявших друг друга идей и представлений, утвердивших на многие десятилетия вперед облик «советского человека».

Появление истории детства в качестве самостоятельного научного направления на Западе стало возможным в 1960-1970-е годы. Всплеск интереса к такой «нетрадиционной» области исследования был показателем кризиса прежних подходов к изучению прошлого и поворота к социальной истории1. В отечественной гуманитарной науке это направление стало разрабатываться относительно недавно - 10-15 лет назад.

Научный интерес к изучению проблематики советского детства обусловлен сегодня повышенным вниманием к детству и детям в современном российском обществе. Изучение и переоценка прошлого опыта (достижений и ошибок) в решении «детских» вопросов тех лет позволят обществу строить современную стратегию развития идеологии, институтов, государственной политики в области детства.

Общественная значимость темы обусловлена тем, что в современной России существуют «зоны напряжения» между поколениями. Они порождены различиями в политических взглядах, социальном статусе, вкусах и ценностях. Поколения оказываются «по разную сторону баррикад». «.Как к советскому режиму ни относись, но там осталась изрядная, если не большая часть жизни современников. Мы все столкнулись лицом к лицу со стихией забвения. Завидная неосведомленность новых поколений грозит обернуться полным взаимонепониманием.», - отмечает литератор С. Гандлевский2. Комплексное изучение проблем советского детства позволит проследить поколенческую преемственность, неразрывность истории детства во времени. Детство представляет тот опыт, который, сохраняясь в коллективной памяти, всегда может объединить и стать источником идентификации представителей разных возрастных групп.

Рассмотрение проблем советского детства в послевоенном десятилетии с привлечением воспоминаний и архивных материалов, часть которых ещё не вводилась в научный оборот, важно с научной точки зрения, поскольку вплоть

1 Журавлев C.B. «Маленькие люди» и «большая история»: иностранцы московского

Электрозавода в советском обществе 1920-1930-х гг. М., 2000. С. 14. 2

Круглый стол «Мемуары на сломе эпох»// Вопросы литературы. 1999. № 1. С. 13-14. до настоящего времени они не подвергались достаточно полному исследованию на диссертационном уровне1.

Прежде, чем определиться с объектом и предметом исследования, необходимо прояснить возрастные рамки детства. В представленной диссертации детством считается период от рождения до 15 лет, включая подростковый возраст. Внутри него также можно провести деление: новорожденные, грудные дети (0-1 год), раннее детство (1-3 года), первое детство (4-7 лет), второе детство (8-12 лет), подростки (13-15 лет) . Утвердившееся в педагогической литературе выражение «дети и подростки» представляет собой не расчленение, а единство этих понятий3.

В литературе поколение послевоенных детей и подростков называют «детьми войны», «детьми победителей», «младшими детьми войны». Однако на годы «оттепели» приходятся уже их осознанные поиски идентичности и активное формирование мировоззрения. По этой причине представителей данного поколения нередко называют «шестидесятниками». Здесь нет противоречия, поскольку поколение проходит возрастные этапы детства, юности, молодости, зрелости и старости, меняется его внешний облик, но сохраняются ценности, заложенные в процессе социализации. Поэтому в работе изучается детство поколения «шестидесятников» (1933/35 - 1945 годов

1 Среди диссертационных работ, вышедших в последнее время и затрагивающих отдельные аспекты истории советской семьи и детства, можно отметить: Афанасьева Л.В. Развитие социального института охраны материнства и детства на Дальнем Востоке в 20-30-х годах XX века: Дис. . канд. ист. наук: Комсомольск-на-Амуре, 2004; Баизаракцаева Е.В. Охрана детства в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (На материалах Бурят-Монгольской АССР): Дис. . канд. исг. наук. Улан-Удэ, 2005; Кучеренко A.B. Государственная социальная политика в области защиты материнства и детства (1990-е гг.): Дис. . канд. ист. наук. М., 2004; Михайлова М. В. Семья и быт в представлениях населения Европейской части России в 1920-е годы: Дис. . канд. ист. наук. М., 2003; Славко A.A. Детская беспризорность в России в первое десятилетие Советской власти: Дис. . канд. ист. наук. Чебоксары, 2005; Шуткова Е.Ю. Советские политические репрессии в отношении несовершеннолетних (1917-1953 гг.): Автореф. дис. .канд. ист. наук. Ижевск, 2003. и др.

2 См.: Бреева Е.Б. Дети в современном обществе. М., 1999. С. 20-22.

3 Детство// Российская педагогическая энциклопедия. Т. 1. А - М; М., 1993. С. 261-262. рождения)1, чье формирование началось в военные и послевоенные годы, а завершилось в годы «оттепели».

В работе особое внимание уделяется «обычному», «нормальному» детскому опыту, под которым понимается типичный для многих миллионов людей опыт социализации, не противоречащий официальной доктрине советского детства, но скорректированный повседневными реалиями сталинизма. Поэтому в исследовании не рассматривается отдельно жизненный мир детей спецпереселенцев и других пораженных в правах социальных групп.

Объектом диссертационного исследования является советское детство, которое рассматривается в качестве совокупности идей, культурных объектов, социальных институтов, событий2 и системы детских практик, специфических способов организации детской жизни, норм и ценностей мировосприятия, общения и взаимоотношений с окружающими.

Предмет исследования. В работе исследуется городское детство эпохи позднего сталинизма. Основной акцент делается на изучение реализации государственных проектов в сфере детства в провинции и их отражении в повседневных практиках.

Идеологическая пропаганда для детей и о детях, бесспорно, играла колоссальную роль в воспитании подрастающего поколения тех лет. Но она находится на периферии исследовательского интереса и может стать (и является3) предметом отдельного изучения.

Историография темы. Впервые об истории детства как об отдельной области исследования заговорили после публикации в Париже в 1960 г. книги Ф. Арьеса «Ребенок и семейная жизнь при старом порядке»4. Особое внимание он уделил проблеме исторических перемен в отношении к детству,

1 Боброва Е.Ю. Основы исторической психологии. СПб., 1997. С. 96.

2 Щеглова С.Н. Детство: методы исследования. М., 1999. С. 49.

См., напр.: Добренко Е. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб., 1997; Он же. Красный день календаря: советский человек между временем и историей// Советское богатство. Статьи о культуре, литературе и кино/ Под ред. М. Балиной и др. СПб., 2002. С. 97-123. и др.

Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке. Екатеринбург, 1999. предположив, что понятие «детство» в современном его понимании было открыто в Новое время. В последующие годы идеи Арьеса подверглись жесткой критике, многие авторы доказывали, что идея «детства» существовала задолго до Нового времени, а материал, который использовал Арьес -нерепрезентативен для таких выводов. Тем не менее, на основе его идей и методологии в западной историографии стали развиваться различные направления истории детства: например, психоистория, основанная на изучении проблем насилия в отношении детей1.

В отечественной гуманитарной науке эти идеи «пробивали» себе дорогу в течение нескольких десятилетий. Хотя изучение детей и детства началось (точнее продолжилось) практически сразу с приходом большевиков к власти. В 1920-1930-е гг. велись исследования детства в рамках педологии - комплексной науки о детстве, пытавшейся объединить психологические, биологические и социологические подходы к ребенку . Проводились масштабные исследования, касавшиеся разнообразных аспектов детской жизни: общественных идеалов, отношения к Октябрьской революции, партии, комсомолу, пионерскому движению; анализировались социально-политические, классовые, правовые представления детей и подростков. В эти годы активно развивалось ещё одно направление изучения детской жизни - этнография детства, в рамках которой исследовались детская игра, детский фольклор и др.3. Однако в середине 1930-х гг. подобные исследования прекратились. Под запретом оказались социология и педология. В последующие десятилетия изучение детства ограничивалось педагогическими исследованиями.

В 1950-1960-е гг. проблематика советского детства представлена исследованиями по вопросам охраны и защиты детства, школьного образования

1 Демоз Л. Психоистория. Ростов-на-Дону, 2000.

2 См. подробнее вступительную статью в: Залкинд А.Б. Педология: Утопия и реальность. М., 2001.

Виноградов Г.С. Страна детей: Избр. труды по этнографии детства. СПб., 2000; Лойтер С.М. Детский фольклор в истории русской культуры// Образы России в научном, художественном и политическом дискурсах: (история, теория, педагогическая практика): Материалы научной конф. (4-7 сентября 2000). Петрозаводск, 2001. С. 37-42. в годы Великой Отечественной войны1. В 1970-1980-е гг. наряду с историко-педагогическими исследованиями2 появляются работы, в которых рассматриваются возможности междисциплинарного изучения отечественного детства3.

Пересмотр отношения к детству и детям, как самой «защищенной и привилегированной социальной группе в Советском Союзе», начинается в середине 1980-х гг., когда появляются первые публицистические и художественные произведения о трагических судьбах детей, ставших заложниками политических игр взрослых. Начинается развенчание мифов о советском детстве, подвергается критике деятельность пионерской организации, которая слишком рано вовлекала детей в общественно -политическую жизнь страны и манипулировала неокрепшим детским сознанием. Шаг в этом направлении был сделан Ю. И. Дружниковым, прозаиком и историком русской культуры, эмигрировавшим за рубеж, в «первом независимом расследовании зверского убийства подростка, донесшего на отца, и процесса создания из мальчика самого известного советского героя»4. В монографии «Доносчик 001, или вознесение Павлика Морозова» автор сопоставил официальный миф с историческими документами и показаниями

1 Наумова А.Г. Забота о детях в годы Великой Отечественной войны: по материалам Пермской областной партийной организации// Ученые записки Пермского пед. ин-та. Пермь, 1961. Вып. 28; Синицкий A.M. Забота о безнадзорных и беспризорных детях в СССР в годы Великой Отечественной войны// Вопросы истории. 1969. № 6; Куманев В.А. Советская школа в годы великих испытаний// Народное образование. 1965. № 5; Он же. Школа -фронту// Советская культура в годы Великой Отечественной войны. М., 1976. и др.

2 Черник С.А. Советская школа в годы Великой Отечественной войны. М., 1975; Он же борьба за жизнь и здоровье детей в годы Великой Отечественной войны// Советская педагогика. 1979. №5; Он же. Советская общеобразовательная школа в годы Великой Отечественной войны. Историко-педагогическое исследование. М., 1984. и др.

3 Кон И.С. Проблемы междисциплинарной кооперации общественных наук (на материалах социологии детства)// Советская социология. М., 1982. Т.1; Он же. Ребенок и общество. М., 1988; Эпштейн М., Юкина Е. Образы детства// Новый мир. 1979. № 12. С. 242-257.

4 Дружников Ю. И. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова. М., 1995. последних очевидцев. Книга была опубликована за рубежом в 1988 году, но вызвала волну публикаций в советской прессе1.

С распадом Советского Союза историки чаще стали применять концепцию тоталитаризма в объяснении сущности «советского детства». Детские государственные учреждения, пионерская организация, комсомол и семья представлялись вполне успешными лабораториями по созданию нового социального вида Homo Soveticus2. Дети оказывались главными подопытными в большом идеологическом эксперименте по созданию винтика тоталитарной машины. Однако «реальное» советское детство было гораздо разнообразнее и богаче, чем оно трактуется теорией тоталитаризма.

С середины 1990-х гг. начинается новый этап в разработке и более специализированном изучении истории российского детства, в рамках которого наибольший интерес вызывает проблематика первой половины XX в. Самым исследованным периодом оказались 1914-30-е гг., привлекающие внимание беспрецедентными социальными потрясениями и насилием, перманентными кризисами и переменами.

Реконструкции повседневности, тендерных поведенческих идеалов, мировоззрения подрастающего поколения в экстремальных условиях начала прошлого столетия и первого советского десятилетия посвящены исследования П.П. Щербинина, A.A. Сальниковой, А.Ю. Рожкова, Е.М. Балашова и др.4

1 См., напр.: Афанасьева Т. Освобождаясь от мифов// Семья и школа. 1989. № 12. С. 41-42; Бернштейн А. Павлик Морозов: легенда и быль// Семья и школа. 1989. № 12. С. 38-40; Девиков Е. Жертва, но не кумир// Урал. 1989. № 2. С. 157 - 160; Дело № 374 (по страницам документальной книги Ю. Дружникова «Вознесение Павлика Морозова»)// Семья и школа. 1993. № 4. С. 40-42; № 5. С. 44-46.

См., напр.: Геллер М. Я. Машина и винтики. История формирования советского человека. М., 1994; Недель А. Размещаясь в неизбежном. Эскиз сталинской метафизики детства [Электронный ресурс] // Логос. 2003. № 3 (24). Режим доступа к жури.: http://www.ruthenia.ru/logos/number/20003/052.htm

3 Следует отметить немногочисленные исследования по истории детства древней и средневековой Руси. См., напр.: Кошелева O.E. «Свое» детство в Древней Руси и в России эпохи Просвещения. М., 2000; Она же. Дети как наследники в русском праве с древнейших времен до петровского времени// Социальная история. Ежегодник. 1998/ 1999. М., 2000.

4 Щербинин П.П. Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII-н. XX вв. Тамбов, 2004. С. 234-243; Сальникова A.A. «Геенна огненная»: детское восприятие

П.П. Щербинин в монографии «Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII - н. XX вв.» целую главу посвящает повседневным проблемам материнства и детства в годы Первой мировой войны. Тендерные практики девочек, проблемы трансформации их идеалов и ценностей в ранние революционные годы исследует A.A. Сальникова. Жизненный мир молодых людей в 1920-е гг. воссоздает А.Ю. Рожков. Школа и её учащиеся в 1917-1927 гг. рассмотрены в монографии Е.М. Балашова.

Значительное внимание уделяется вопросам социальной политики в отношении материнства и детства в 1920-1930-е годы. Исследовательницы Ю. Градскова, Н. Рябинина, Н. Черняева1 и другие авторы рассматривают эти неразрывно связанные друг с другом вопросы в качестве особой сферы внимания советской власти, поскольку «нового» человека должна была воспитывать «новая» женщина, сама ставшая объектом воспитания. В центре их изучения оказывается статус материнства, детства и семьи в контексте переменчивой государственной тендерной политики, варьировавшейся от раннего советского периода// Ab Imperio. Теория и история национализма и империи в постсоветском пространстве. 2002. № 3. С. 321-352; Она же. Трансформация идеалов и жизненных ценностей русской девочки/ девушки в первое послеоктябрьское десятилетие// Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и тендерная история. М., 2003. С. 411- 435; Рожков А.Ю. В кругу сверстников: Жизненный мир молодого человека в советской России в 1920-х гг. В'2-х т. Краснодар, 2002; Балашов Е.М. Школа в российском обществе 1917-1927. Становление нового человека. СПб., 2003; Он же. Религиозные и антирелигиозные представления российских школьников 1910 - 1920-х гг.// Россия в XX веке. СПб., 2005. С. 151 - 165; Он же. Контуры будущего гражданина: новые и традиционные элементы в явлениях детского сознания, 1917 - 1920-е годы// Нестор. 2001. № 1. С. 150 - 193; Смирнова Т.М. Дети Советской России (по материалам Деткомиссии ВЦИК 1921-24 гг.)// Социальная история. Ежегодник, 2001/2002. М., 2002. С. 486-528; Она же. «Лучше вывести и расстрелять»: Советская власть и голодные дети (1917 - 1923 гг.)// Ежегодник историко-антропологических исследований. М., 2003. Вып. 2. С. 226 - 245. и др.

1 Градскова Ю.В. «Обычная» советская женщина - обзор описаний идентичности [Электронный ресурс]. М., 1999. Режим доступа: http://library.gender-ehu.org/hms/uniobject.php?type=articles&id=148; Рябинина Н.В. Социальная политика Советской России (окт. 1917 - 1920е годы). Женщины, семья и дети в новом обществе: учебное пособие. Ярославль, 2004; Черняева Н. Производство матерей в Советской России: учебники по уходу за детьми эпохи индустриализации [Электронный ресурс] // Тендерные исследования. 2004. № 12. С. 120-138. Режим доступа: http://kcgs.org.Ua/RUSSIAN/pub/gsl2/9.pdf. попыток «раскрепощения» женщины, упразднения семьи, «обобществления детей» до провозглашения «материнского долга» перед государством.

При изучении детства в годы формирования сталинской системы, создания нового социального порядка (1930-е гг.) на первый план в исследовательской литературе выходят вопросы навязывания идеологических установок «сверху» и восприятия их детьми, проблема несоответствия окружавшей детей советской действительности и пропагандистских лозунгов. B.C. Журавлев и А.К. Соколов в статье «Счастливое детство» приходят к выводу, что несмотря на мощный идеологический пресс, под которым оказывались советские дети и подростки в 1930-е годы, их личный опыт, противоречивший пропаганде, вел к прозрению, недоумению, разочарованию и протесту1. Однако проблема усвоения или отторжения детьми идеологических установок представляется более сложной и неоднозначной. Дети не столько сопротивлялись, сколько воспринимали те нормы, ценности, которые им предлагала советская пропаганда, и, более того, участвовали в их конструировании под контролем пионерии и комсомола.

Изучением пионерских ритуальных практик, оформившихся к началу 1940-х гг., средств конструирования советской воспитательной картины мира через идеальные пионерские образы, лозунги, речевки занимается С.Г. Леонтьева. Отдельное внимание она уделяет проблеме трудового воспитания, труду как одному из главных компонентов советской педагогической концепции2. Культурологический подход при рассмотрении этих вопросов позволяет автору выйти на новый уровень понимания идеологических притязаний в сфере конструирования «советского детства».

1940-1950-е годы, в отличие от предыдущих десятилетий, представлены в основном исследованиями по проблемам образования и социальной защиты

1 Журавлев C.B., Соколов А.К. «Счастливое детство»// Социальная история. Ежегодник, 1997. М., 1998. С. 159-202.

Леонтьева С.Г. Поэзия пионерских праздников// Детский сборник. Статьи по детской литературе и антропологии детства. М., 2003. С. 28 - 40; Она же. Трудовое детство// Отечественные записки. 2003. № 3. С. 323 - 332; Она же. Пионер - всем пример// Отечественные записки. 2004. № 3. С. 349 - 359. детей1, однако среди них необходимо выделить работы Е.А. Зубковой, В.Ф. Зимы, А.З. Ваксера, М.Р. Зезиной.

Е.А. Зубкова впервые отметила особую поколенческую специфику послевоенных детей и подростков. Многие из них не имели отцов, семей, но их им заменили школа, двор, детский дом. Послевоенное поколение воспитывалось в ценностях коллективизма, что не помешало, а, наоборот, способствовало появлению плеяды ярких индивидуальностей . В.Ф. Зима большое внимание в монографии уделяет детской девиации (беспризорности, преступности) в послевоенные годы, ставшей следствием определенной государственной политики, голода 1946-1947 гг. А. 3. Ваксер реконструирует будни детей в послевоенном Ленинграде в контексте развития образования, детского здравоохранения, борьбы с беспризорностью, безнадзорностью, преступностью среди детей 4. М.Р. Зезина воссоздает колоссальный масштаб беспризорности и безнадзорности в стране в послевоенные годы, анализирует не всегда успешные попытки решения этих проблем5.

Реформы в сфере образования в военные и послевоенные годы рассматриваются А.П. Пыжиковым в статье «Раздельное обучение в советской школе»6. Он анализирует предпосылки, сущность и реализацию школьной реформы 1943 года, причины её негативных последствий. Автор полагает, что те задачи, которые ставились перед реформой, лишь частично были решены к началу 1950-х гг.

1 Котов А.И. Социальная защита детей-сирот в Белоруссии в послевоенные годы// Педагогика. 2002. № 5. С. 82 - 85; Шукшина Т. И. Социальная защита детей в Мордовии в годы Великой Отечественной войны// Педагогика. 2004. № 2. С. 64 -71. и др.

2 Зубкова Е.А. Послевоенное советское общество: Политика и повседневность. 1945-1953. М,, 2000

3 Зима В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годы: происхождение и последствия. М., 1996; Он же. Менталитет народов России в войне 1941-1945 годов. М., 2000

4 Ваксер А.З. Ленинград послевоенный. 1945-1982 годы. СПб., 2005.

5 Зезина М.Р. Социальная защита детей-сирот в послевоенные годы (1945-55)// Вопросы истории. 1999. № 1. С. 127-136; Она же. Система социальной защиты детей-сирот в СССР// Педагогика. 2000. №3. С. 58-67; Она же. Без семьи: сироты послевоенной поры// Родина. 2001. №9. С. 82-87.

6 Пыжиков А.В. Раздельное обучение в советской школе// Педагогика. 2004. № 5. С. 78-84.

Г.В. Андреевский целую главу в книге «Москва. Сороковые годы» посвящает проблемам советской школы, взаимоотношениям учителей и учеников1. В целом книга имеет публицистический характер, но позволяет оценить школьную атмосферу тех лет.

Л.Б. Брусиловская2, Р.Б. Кирсанова3 исследуют прозападные настроения советских подростков в музыкальных и книжных предпочтениях, стиляжной моде. Л. Брусиловская отмечает, что главной причиной их распространения стали военные трофеи (вещи и кинофильмы), гуманитарная помощь стран антигитлеровской коалиции. В какой-то степени они подготовили «почву» для распространения ценностей «оттепели». Однако изучение этого феномена ограничивается привлечением мемуаров бывших известных стиляг и рассмотрением пристрастий «золотой» столичной молодежи.

Определенным ориентиром для исторической реконструкции послужил методологический и источниковедческий материал, представленный в исследованиях по социологии детства и возрастной психологии4, по проблематике советской идентичности3, детской российской субкультуры6, фольклора7 и ювенальной юриспруденции1.

1 Андреевский Г.В. Москва. Сороковые годы. М., 2001.

2 Брусиловская Л.Б. «Московский Бродвей», «Джаз на костях», «Пожар в джунглях» // Родина. 1998. № 8. С. 79-83; Она же. Культура повседневности в эпоху «оттепели»// Общественные науки и современность, 2000 . № 1. С. 163-174.

3 Кирсанова Р. Б. Стиляги: западная мода в СССР 1940-1950-х гг. // Родина. 1998. № 8. С. 7273.

4 Обухова Л.Ф. Детская (возрастная) психология. М., 1996; Щеглова С.Н. Социология детства. М., 1996; Она же. Детство: методы исследования. М., 1999; Она же. Как изучать детство? Социологические методы исследования современных детей и современного детства. М., 2000; Она же. Социология прав детей в России: новый век, новые проблемы, новые перспективы. М., 2001. и др.

5 Хархордин О.В. Обличать и лицемерить: Генеалогия российской личности. М.; СПб., 2002; Добренко Е. Формовка советского читателя. Социальные и эстетические предпосылки рецепции советской литературы. СПб., 1997. и др.

6 Иванова A.B. Особенности и значение детской субкультуры// Педагогика. 2005. № 7. С. 3136; Кон И.С. Ребенок и общество. М., 1988; Осорина М.В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых. СПб., 1999.

7 Белоусов А.Ф. Русский школьный фольклор// НЛО. 2002. № 58. С. 279 - 311; Борисов С.Б. Мир русского девичества: 70-90-е годы XX века. М., 2002; Головин В. Девичий альбом 2030-х годов XX века// НЛО. № 26. 1997. С. 400 - 417; Чередникова М.П. «Голос детства из

Современные тенденции междисциплинарного изучения российского детства отражены в сборнике статей «Мальчики и девочки: реалии социализации»2. Авторы статей, анализируя отечественное детство как социокультурный феномен, основное внимание уделяют исследованию стихийной и сознательной социализации детей и подростков, проходящей через разные типы субкультур. Отдельные разделы сборника посвящены тендерному измерению детства и отображению его в искусстве.

Политический, экономический, социокультурный контекст развития г. Молотова и Молотовской области в середине 1940-1950-х гг. воссоздается в работах таких историков, как A.C. Беркутов, Н.В. Боброва, A.C. Кимерлинг, O.JI. Лейбович3.

Ещё один блок исследовательской литературы связан с проблемами функционирования социальной памяти, принципов интерпретации мемуаров и устных интервью4. В 1960-1990-е гг. феномен памяти превратился в объект междисциплинарного исследования социологии, антропологии, лингвистики, культурологии и других дисциплин. Первым, кто отказался от подхода к памяти только как к психофизиологическому явлению и сосредоточил свое дальней дали.» (Игра, Магия, Миф в детской культуре). М., 2002; Тарасов C.B. Образ мира: Опыт категориальных структур мировосприятия школьников. СПб., 1996.

1 Актуальные проблемы современного детства. Сборник научных трудов. Вып 1./ Под ред. Е.М. Рыбинского. М., 1992; Бреева Е.Б. Дети в современном обществе. М., 1999; Она же. Дезадаптация детей и национальная безопасность России. М., 2004,

2 Мальчики и девочки: реалии социализации: Сб. статей. Екатеринбург, 2004.

3 Беркутов A.C. Борьба с уголовной преступностью в Молотовской области в послевоенные годы (1945-1953 гг.): Дис. .канд. ист. наук. Пермь, 2004; Боброва Н. В. Прикамье в послевоенном десятилетии: проблемы экономического и социального развития// Страницы истории Урала. Вып. 1. Пермь, 1993. С. 51-58; Кимерлинг A.C. Политическая кампания «Дело врачей» в провинции. 1953 год (на материалах Молотовской и Свердловской областей). Дис. .канд. ист. наук. Пермь, 2000; Лейбович ОД Кимерлинг A.C. Письмо товарищу Сталину: политический мир Михаила Данилкина. Пермь, 1998; Лейбович О.Л. В городе М: Очерки политической повседневности советской провинции в 40-50-х гг. XX в. Пермь, 2005. и др.

4 Ассман Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004; Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас, 2005. № 2-3. С. 8-27; Безрогов В.Г. Автобиографии и социальный опыт// Социальная история. Ежегодник. 2001/2002. М., 2002. С. 529-550; Савельева И.М., Полетаев A.B. Социальные представления о прошлом: типы и механизмы формирования. Препринт. М,: ГУ ВШЭ, 2004. и др. внимание на социальном контексте памяти, стал французский социолог М. Хальбвакс1. Он отмечал не только социальную обусловленность индивидуальных воспоминаний, но также и существование внутри социальной группы некоего общего знания о прошлом, распределенного между ее членами.

Однако такая попытка автора наделить группы, коллективы чертами 2 индивидуальной личности вызывала у многих исследователей возражение . Память принадлежит индивиду, но не группе. Одновременно критиковалось введенное М. Хальбваксом словосочетание «коллективная память», ставшее лишь новой обложкой для старых знакомых терминов «миф», «стереотип» . Поэтому в литературе оно довольно часто заменяется схожими словосочетаниями - историческая, социальная память4 и т.д.

Исходя из концепции Яна Ассмана5, коллективная память функционирует в двух основных формах: культурной и коммуникативной. Если первая скорее относится к официальной, когнитивной памяти, связанной с представлениями о далеком прошлом группы и её обоснованием в настоящем историками, писателями, учителями и т.д., то коммуникативная больше соответствует частной, семейной, эмоциональной памяти, связанной с непосредственным биографическим опытом и сопричастностью к прошлому. Не вдаваясь в существующие ныне терминологические и концептуальные разногласия, следует признать, что проблема общей памяти, опыта, пережитого той или иной группой людей совместно, применима к автобиографиям детства6.

Специфика воспоминаний как источника по истории детства детально

1 Хальбвакс М. Коллективная и историческая память // Неприкосновенный запас. 2005. № 23. С. 8-27.

См., подробнее о дискуссии по вопросу коллективной памяти: Хмелевская Ю.Ю. О меморизации истории и историзации памяти// Век памяти, память века: Опыт обращения с прошлым в XX столетии. Сб. статей. Челябинск, 2004. С. 7-20; Безрогов В.Г. Автобиографии и социальный опыт. С. 530-532; Савельева И.М., Полетаев A.B. Указ. соч. С. 37.

3 Noa Gedi, Yigal Elam. Collective Memory - What is it? // History and Memory. 8. № 1. 1996. P. 30 - 50.

4 Кознова И.Е. XX век в социальной памяти российского крестьянства. М., 2000.

Ассман Я. Культурная память: Письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности. М., 2004.

6 Безрогов В.Г. Автобиографии и социальный опыт. С. 531. изучена в отечественной историографии. Исследованиями в этом направлении и созданием архива воспоминаний о детстве занимается кафедра педагогики, истории образования и педагогической антропологии Университета Российской академии образования1.

Воспоминания о детстве являются уникальным, возможно, не точным фактически, но содержательно достоверным источником информации о детском мире2. В последнее время воспоминания взрослых о своем детстве сравниваются с текстами, созданными самими детьми в конкретную историческую эпоху3. Значительная часть детских документов представляет собой тексты - воспоминания, изложенные в разных формах - будь то школьное сочинение или же рассказ, стихи, дневниковая запись, ответы на вопросы анкет, писем и корреспонденций в газеты и журналы. При этом сравнение не в пользу мемуаров. Как отмечает A.A. Сальникова, дети смотрят на свое недавнее прошлое намного объективнее и критичнее, чем взрослые4. Однако таких текстов сохраняется очень мало.

Воспоминания взрослых о своем детстве представляют сконструированные и откорректированные памятью образы, на которые со временем наслаиваются заимствованные воспоминания, многочисленные культурные репрезентации детства. Повышенная эмоциональность в раннем возрасте определяет процесс запоминания. В памяти сохраняется в течение продолжительного времени то,

1 Безрогов В.Г. Воспоминания как источник по истории детства// Педагогическая антропология и история детства. М., 2001. С. 65-78; Педагогическая антропология: феномен детства в воспоминаниях. М., 2001; Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (III-XVI вв.): Учебное пособие по педагогической антропологии. М., 2001. и др.

2 Сальникова A.A. Детство как миф: некоторые аспекты изучения российско-советского детства в зарубежной историографии // Clio Moderna. Зарубежная история и историография. Вып. З.Казань, 2002. С. 117.

Сальникова A.A. «Детский» текст и детская память в «эпоху катастроф»// Век памяти, память века. С. 413-430; Она же. Школьные сочинения детей русской эмиграции как источник по социальной истории России 1917-20-х. гг.// Социальная история. Ежегодник, 2001/2002. М., 2002. С. 324-354; Она же. Язык революции 1917 года в «детских» текстах// Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории. Вып. 12. М., 2004. С. 117-135. и ДР.

Она же. «Детский» текст и детская память в «эпоху катастроф». С. 414. что произвело наибольшее впечатление и было связано с более или менее сильными чувствами1. Чужие воспоминания или их интерпретации человек встраивает в собственную память при условии, что они кардинально не отличаются от пережитого опыта и соответствуют «эмоциональному фоновому ощущению», связанному с той эпохой2.

Большие заслуги в изучении истории российского детства XX века принадлежат американским и европейским исследователям. Среди них безусловным лидером является английский историк К. Келли. На протяжении последних нескольких лет она работает над общей историей детства в России, полагая, что, возможно, нигде более опыт детства не был так культурно и политически насыщен, как в России XX века. В рамках исследовательского проекта она организует интервью с информантами, выросшими в Санкт о

Петербурге, Москве, Екатеринбурге, Перми и других городах .

По её мнению, история российского детства не противоречит общим процессам модернизации (глобализации) детства на Западе, проходившим по универсальным и транснациональным принципам4. Автор не исключает и, более того, активно исследует зависимость истории детства от крутых поворотов советской идеологии и политики. Она полагает, что в середине 1930-х гг. в ходе «Великого отступления» (по определению Н. Тимашева) произошли поразительные перемены в советской идеологии детства. Если в первые 15 лет советской власти семья трактовалась как источник угнетения, то с середины 1930-х гг. семья трактуется как основа социальной стабильности, «ячейка

1 Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. М., 1999. С. 19.

Вельцер X. История, память и современность// Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 30

3 Келли К. «Маленькие граждане большой страны»: интернационализм, дети и советская пропаганда// НЛО. 2003. № 60. С. 218.

4 Келли К. «Хочу быть трактористкой!» (Гендер и детство в довоенной советской России)// Социальная история. Ежегодник, 2003. Женская и тендерная история. М., 2003. С. 385- 410; Она же. «Школьный вальс»// Антропологический форум. 2005. № 1. С. 104-155; Kelly С. Shaping the «Future Race»: Regulating the Daily Life of Children in Early Soviet Russia// Eveiyday Life in Early Soviet Russia: Taking the Révolution Inside/ed. By C. Kiaer and Eric Naiman. Bloomington, 2006. P. 256-281; Kelly C. «Thank You for the Wonderful Book»: Soviet Child Readers and Management of Children's Reading, 1950-1975// Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History 6, 4 (Fall 2005). P. 717-753. социалистического общества»1. С этой позиции послевоенные годы воспринимаются автором закономерным этапом в эволюции государственной идеологии и политики в области детства.

Среди зарубежных авторов, занимающихся изучением «позднего» детства и юношества в послевоенные годы, следует упомянуть Ю. Фюрст . В диссертационном исследовании «Последнее сталинское поколение: молодежь, государство, комсомол, 1945-1953» она говорит о важности понятия «поколение» для советского общества. В то время, как «дети революции» находились в центре всеобщего внимания, поскольку вышли из войны победителями, их дети - «внуки революции» (1930-1935 годов рождения) - в годы позднего сталинизма не имели четкой идентичности, которая была бы санкционирована и продвинута сверху. Они были уже далеки от революционных событий, чтобы идентифицировать себя с Октябрем 1917 г., и в то же время слишком юны, чтобы участвовать в Великой Отечественной войне. Молодое послевоенное поколение заполняло эту пустоту новым набором идентифицирующих маркеров, которые противоречили советским нормам и ценностями и - сознательно или подсознательно - должны были отделять их носителей от поколения «революции» и поколения «ветеранов». Вместо коллективной идентичности послевоенная молодежь выбирала индивидуальные поиски. Одним из доводов в свою пользу автор называет активное самовыражение некоторых её представителей через внешние знаки отличия: музыку, танцы и моду. Однако можно возразить автору, поскольку советское общество вышло из войны с ярко выраженной коллективной идентичностью «победителя». Безусловно, со временем она подверглась коррозии, но её значимость для большей части подрастающего поколения тех

1 Келли К. «Маленькие граждане большой страны»: интернационализм, дети и советская пропаганда// НЛО. 2003. № 60. С. 221.

2 Fuerst J. Stalin's Last Generation: Youth, State and Komsomol, 1943-1953: PhD Thesis, London School of Economics, 2003; Fuerst J. Prisoners of the Soviet Self// Europe-Asia Studies. Vol. 54. №3.2002. P. 353-375. лет, что подтверждается современными опросами, оставалась очень высокой и после смерти Сталина.

В зарубежной историографии подробно рассмотрены вопросы советской государственной политики в сфере образования в 1940-е гг. Эти проблемы изучены в работах Д. Данстана и Л. Холмса. Работа Д. Данстана посвящена проблемам советской школы в годы Второй мировой войны1. Л. Холмс в недавно вышедшем сборнике «Реформа образования в постсоветской России» отдельную статью посвящает обзору проблемы «советская школа в годы сталинизма»2. Он утверждает, что все перемены, коснувшиеся общеобразовательной школы в 1931-1953 гг., следует включить в более общий контекст американской и европейской образовательной истории.

В монографиях Ш. Фитцпатрик, С. Дэвис, Д. Хоффмана анализируется социальная политика в контексте дискуссий о сути трансформаций советского о общества в годы сталинизма . Социальные и экономические аспекты послевоенной советской истории представлены в исследованиях В. Данэм, А. Вайнера, К. Ботерблюма, Д. Фильтцера и других авторов4, теоретические дискуссии о становлении советской идентичности, о сущности и периодизации

1 Dunstan J. Soviet Schooling in the Second World War. N.Y., 1997.

2 Holms L. School and Schooling under Stalin, 1931-3953// Educational Reform in Post-Soviet Russia: Legacies and Prospects/ Ed. by Ben Eklof, Larry E. Holmes, and Vera Kaplan. London and New York, 2005. P. 56-101.

3 Davies S. Popular Opinion in Stalin's Russia: Terror, Propaganda, and Dissent, 1934 - 1941. Cambridge, 1997; Fitzpatrick S. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times. Soviet Russia in the 1930s. Oxford, 1999; Fitzpatrick S. Tear off the Masks!: Identity and Imposture in twentieth-century Russia. Princeton, 2005; Hoffman David L. Mothers in the Motherland: Stalinist Protonalism in its Pan-European Context // Journal of Social History. Fall. 2000. P. 35-54; Hoffman David L. Was there a Great Retreat?// Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History 5, 4 (Fall 2004). P. 651-674.

4 Boterbloem K. Life and Death under Stalin: Kalinin Province, 1945-1953. Montreal, 1999; Dunham V. In Stalin's Time: Middleclass Values in Soviet Fiction. Cambridge, 1976; Filtzer D. Soviet Workers and Late Stalinism: Labour and the Restoration of the Stalinist System after the Second World War. Cambridge, 2002; Weiner A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton, 2001. сталинизма освещаются в исследовании Ст. Коткина, сборнике «Сталинизм: новые направления»1.

Подводя итог, следует отметить, что до сих пор отсутствуют комплексные исторические работы по истории советского детства, а проводимые исследования проблем семьи, педагогической системы не раскрывают всей специфики советского детства как социокультурного феномена. В отечественной историографии, впрочем, и в зарубежной русистике тоже, появилось достаточное количество исследований, посвященных проблемам отечественного детства 1914-1945 гг., тогда как послевоенный период остается, за редким исключением, вне поля зрения специалистов. Его изучение позволит проследить, с одной стороны, преемственность с довоенным периодом, с другой - перемены в мире детства, оказавшие влияние на формирование ценностей «оттепели».

Научная новизна работы. Прежде всего, она заключается во временных и территориальных рамках исследуемого объекта. В работе анализируется советское детство послевоенного десятилетия на примере городов Молотовской области.

В исследовании представлен также новый ракурс изучения советского детства - в контексте общих социокультурных и государственных повседневных практик.

В работе исследуются мало разработанные в отечественной и зарубежной историографии сюжеты истории детства. Так, наряду с девиантными формами поведения, анализируется «обычный» детский опыт советских детей и подростков.

Работа основывается на разнообразном круге источников, многие из которых впервые вводятся в научный оборот. Часть из них собрана автором с помощью методов устной истории.

1 Kotkin St. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley, 1995; Stalinism: New Directions/ Ed. By S. Fitzpatrick. London and New York, 2000. h AP

Цель диссертационного исследования состоит в комплексном анализе проблематики советского детства эпохи позднего сталинизма, сложившейся из государственных замыслов и повседневных практик детей и взрослых, устремлений центральных властей и их воплощения на «местах».

Задачи исследования:

• проанализировать советскую модель детства эпохи сталинизма, отраженную в официальной идеологии, институтах детства, государственной политике; определить её послевоенную специфику;

• проследить осуществление государственных проектов и замыслов в отношении детства в послевоенной советской провинции; установить степень их воплощения на практике;

• определить, как отражались государственные проекты на повседневном мире городских детей и подростков в Молотовской области, в детских практиках и стратегиях поведения.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1945 по середину 1950-х гг., с момента окончания Великой Отечественной войны до условного окончания эпохи сталинизма. Долгое время послевоенное десятилетие не привлекало внимания советских и зарубежных историков, в отличие от 1930-х гг., казавшихся наиболее интересным и решающим периодом в истории становления сталинизма. Однако после рассекречивания архивов в 1990-е гг. и глобального пересмотра всей советской истории период позднего сталинизма был «возвращен» в отечественную и зарубежную историографию. Его понимание невозможно без довоенного контекста1, итогов Великой Отечественной войны и последующих социокультурных изменений в годы «оттепели».

С окончанием войны авторитет режима внутри страны и на международной арене возрос до небывалой высоты. В то же время советское

1 Weiner A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Révolution. Princeton, 2001. P. 8. общество изменилось под воздействием катастрофических людских и материальных потерь. Война определила мысли, ценности и поведение подрастающего поколения тех лет, притягивая своим романтическим ореолом и возможностью совершить подвиг во имя Родины.

Отношение к детству после Второй мировой войны претерпело изменение. Социальные перемены и технический прогресс привели к тому, что период обучения молодых людей в школе увеличился, их финансовая и психологическая зависимость сохранялась дольше - на весь период обучения.

Смерть Сталина завершила этап развития советского общества. Однако это завершение условно, поскольку ещё в течение нескольких лет оно освобождалось от наиболее грубых форм сталинизма в общественной, политической, экономической сферах, когда происходила постепенная либерализация советской жизни.

Территориальные рамки исследования. Большая часть работ по советской истории детства основывается на материалах столичных городов. Провинция незначительно представлена в подобных исследованиях1. Поэтому реконструкция советского послевоенного детства по материалам Молотовской области позволит расширить представления о локальных вариантах реализации «детского проекта» советской власти.

Ещё в 1938 г. Пермь (а с 1940 г. город Молотов) вернула себе статус областного центра. За годы войны социально-экономическое положение Молотовской области значительно изменилось, чему способствовала массовая эвакуация населения, промышленности, учреждений искусства и культуры, быстрое налаживание промышленного производства, ускоренная урбанизация.

1 Региональные исследования по истории детства ведутся в Казани, Петрозаводске. См., напр.: Сальникова A.A. Источники по истории советской повседневности: основные разновидности и особенности анализа// Перекресток культур: междисциплинарные исследования в области гуманитарных наук: Сб. статей. М., 2004. С. 264 -287; Юсупова JI.H. Военное детство в памяти поколения, пережившего оккупацию в Карелии// Военно-историческая антропология: Ежегодник, 2003 /2004. М., 2005. С. 345 - 351.

В диссертации реконструируется жизненный мир городских детей в Молотовской области, поскольку в послевоенные годы по-прежнему существовала огромная разница между культурой детства полуурбанизированных городов и крестьянским детством, в большей степени зависевшим от зигзагов государственной политики и традиционного крестьянского уклада жизни.

Методологические основы исследования. С конца XIX в. в Западной Европе и России происходит активное вмешательство государства в сферу детства. Наиболее приемлемым подходом для понимания сущности этого процесса является теория модернизации1. Модернизация (как комплексный и многогранный процесс перехода от традиционного общества к современному) охватывала различные сферы общественной жизни, в том числе и детство. В сфере детства она проявилась в возрастающем государственном вмешательстве в жизнь детей с целью воспитания законопослушных граждан; в официальном контроле и поддержке семьи; в создании особой детской материальной культуры и т.д.2. При этом модернизационный подход не отрицает уникальных черт советского общества и идеологии, которые во многом определяли государственную политику в области детства.

Теория социального конструирования3 в рамках «неоинституционализма» позволяет понять, каким образом трансформировалось «советское детство» в качестве социального феномена, поддерживавшегося сетью формальных и

1 Ахиезер A.C. Россия: критика исторического опыта: В 2 т. Новосибирск, 1997; Ильин В.В., Панарин A.C., Ахиезер A.C. Реформы и контрреформы в России: циклы модернизациониого процесса. М., 1996; Красильщиков В.А. Вдогонку за прошедшим веком: Развитие в России в XX веке с точки зрения мировых модернизаций. М., 1998; Лейбович О.Л. Модернизация в России (к методологии изучения современной отечественной истории). Пермь, 1996; Он же. Реформа и модернизация в 1953-1964 гг. Пермь, 1993; Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации. Екатеринбург, 1998; Модернизация: зарубежный опыт и Россия. М., 1994; Поляков Л.В. Методология исследования российской модернизации// Полис. 1997. № 3. С. 5 - 15; Российская модернизация: проблемы и перспективы материалы «круглого стола» // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 3 - 39. и др.

2 Келли К. «Маленькие граждане большой страны». .С. 220.

Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии знания. М., 1995. неформальных институтов, как оно конструировалось государством, общественностью, взрослыми и детьми. Согласно этой теории индивид мыслит в формах мышления своей группы. Когнитивные конструкции различных групп вырабатываются в ходе повседневного взаимодействия. Они являются как реальностью для индивидов, так и результатом их деятельности.

Методика тендерного исследования, используемая в работе, также основывается на теории социального конструирования. Формирование тендерного сознания индивидов происходит посредством распространения и принятия социальных и культурных стереотипов, норм и предписаний. Гендерный подход позволяет выявить те социокультурные ценности и нормы поведения, которые советское государство и общество прививало детям, предписывало им следовать в зависимости от биологического пола1.

Для решения поставленных целей и задач исследования также применяется методика устной истории, с помощью которой проводился сбор устных воспоминаний, интерпретировались полученные результаты. Благодаря ей в работе удалось зафиксировать субъективное измерение провинциального советского детства2.

Источниковая база исследования. Детство является той частью исторического опыта, которая практически не документируется и часто остается без свидетельств прошлого. Поэтому при формировании источниковой базы диссертационного исследования стояли задачи поиска документов, способных адекватно отразить те или иные аспекты детства.

Для анализа советских государственных проектов и замыслов в сфере детства, их реализации в Молотовской области привлекается обширный круг опубликованных и неопубликованных источников.

Первую группу составляют тематические сборники документов, содержащие законодательные акты и постановления, касающиеся народного

1 Словарь тендерных терминов [Электронный ресурс]/ Под ред. Денисовой A.A., 2002. Режим доступа: http://www.owl.ru/gender/010.htm

2 Томпсон П. Голос прошлого. Устная история. М., 2003; Хрестоматия по устной истории/ Под ред. М.В. Лоскутова. СПб., 2003. и др. образования, пионерского движения, семейного, брачного законодательства, охраны материнства и детства1. Среди них следует отметить сборники документов: «Дети ГУЛАГа. 1918-1956», в котором опубликованы директивные документы, рассекреченные гулаговские и другие официальные постановления, свидетельства частных лиц и самих - в ту пору

2 3 несовершеннолетних - жертв репрессий , «Советская жизнь. 1945-1953» , представляющий материалы личного и официального происхождения о демографических, экономических, социокультурных аспектах послевоенной повседневности. Документы, касающиеся вопросов восстановления и развития детской инфраструктуры в послевоенные годы, представлены в разделе «Дети послевоенной Москвы» в сборнике «Москва послевоенная 1945-1947 гг. Архивные документы и материалы»4. Особый вид документальных публикаций представляют статистические сборники, в которых характеризуются половозрастные изменения в демографической структуре общества в 19401950-е гг.5.

Важную группу официальных материалов составляет архивная неопубликованная отчетная и делопроизводственная документация: постановления, директивы, докладные записки, отчеты в сфере образования, детского здравоохранения, общественно-политического воспитания, карательной политики в отношении детей. В работе анализируются материалы фонда ЦК ВКП (б) (отдел школ, агитации и пропаганды) в Российском

1 Директивы и документы по вопросам пионерского движения. М., 1959; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1954). Часть И. М., 1954; Народное образование в СССР: Общеобразовательная школа: Сборник документов 1917 - 1973. М., 1974; Справочник по вопросам охраны детства. М., 1956. и др.

2 Дети ГУЛАГа: 1918-1956 гг. / Сост. С.С. Виленский, А.И. Кокурин, Г.В. Атмашкина и др. М., 2002.

3 Советская жизнь. 1945 - 1953 гг./ Сост. Е.Ю. Зубкова и др. М., 2003.

4 Москва послевоенная 1945-1947 гг. Архивные документы и материалы. М., 2000.

5 Гельфанд B.C. Население СССР за 50 лет (1941 - 1990): Статистический справочник. Пермь, 1992; Дети в СССР: Стат. Сб./ ЦСУ СССР. М., 1979; Женщины и дети в СССР: Статистический сборник. М., 1963. государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ)1, фондов пермского обкома, горкома КПСС, ВЛКСМ в Государственном общественно-политическом архиве Пермской области (ГОПАПО) ; фондов горисполкома, облисполкома, пермского облстатуправления, отделов народного образования здравоохранения, прокуратуры Пермской области и г. Молотова, городского Дворца пионеров и школьников в Государственном архиве Пермской области (ГАПО)3.

Следующую группу источников составляют труды советских партийных деятелей и педагогов по вопросам воспитания и образования. Работы М.И. Калинина, A.C. Макаренко, Н. К. Крупской, В.А. Сухомлинского позволяют реконструировать теоретические представления большевиков о «новом» человеке, принципы коммунистического воспитания, внедрявшиеся в педагогическую практику.

Отдельную группу источников составляют публицистические (в основном пропагандистские) произведения, касающиеся повседневной жизни детей в Советском Союзе4; к этой же группе можно отнести учебно-методическую литературу, издававшуюся в помощь советским воспитателям и педагогам3.

Важным источником, раскрывающим государственную политику и идеологию в области детства, является местная и центральная специализированная периодическая печать. Массовые женские («Работница»), педагогические журналы («Советская педагогика»), детские и юношеские газеты («Пионерская правда», «Большевистская смена»), общая пресса

1 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 126; 132.

2 ГОПАПО. Ф. 105. Оп. 11-20; Там же. Ф. 1. Оп. 45; Там же. Ф. 1458. Оп. 1.

3 ГАПО. Ф. р-176. Оп. 5; 6; Там же. Ф. р-981. Оп. 1. Т. 2; Там же. Ф. р-493. Оп. 3; Там же. Ф. р-478. Оп. 2; Ф. р-986. Оп. 1. Т. 1; Там же. Ф. р-480. Оп. 3; Там же. Ф. р-1365. Оп. 2; Ф. р-1366. Оп. 1; Там же. Ф. р-1573. Оп. 1.

4 Дети о Сталине. М., 1939; Дети-патриоты Советской Родины. М., 1948; Кулик A.C. Городок на Каме. Эпизоды из жизни детского дома. Город Оханск. М., 1950; Парфенова М.Н. За счастье детей. М., 1955; Русанова О. Дети народа. М., 1948; Счастливое детство/ Сост. альбома и автор очерка J1.B. Хотиловская. М,, 1950.

5 Вопросы воспитания в детском доме. М., 1956; Из опыта работы детских домов. Сборник статей. М., 1956; Из опыта работы педагогического коллектива Добрянского детского дома. Кудымкар, 1960; Учебно-воспитательная работа в детском доме. М., 1954.

Звезда») в большей степени формировали, чем отражали действительность. Они содержат различные вербальные и визуальные материалы о детстве. Если фактическая информация о детях и родителях в них искажена и требует проверки, то официальные представления, общественные ожидания и настроения в отношении детей, освещавшиеся в публикациях, являются ценным материалом для интерпретации.

Для реконструкции детского опыта эпохи сталинизма привлекаются документы личного происхождения (мемуары, дневники), интервью, ставшие одним из основных источников для диссертационного исследования.

В личных фондах ГАПО хранятся дневники пермской учительницы, лектора и писателя З.И. Таруниной, размышляющей о школе, семейных взаимоотношениях в годы позднего сталинизма1, воспоминания телевизионного редактора Г.И. Мещерякова о жизни в детском доме тех лет .

Среди опубликованных воспоминаний в небольшом количестве представлены мемуары, дневники авторов, которые провели свои детские годы в городах Молотовской области3. Некоторые из них посвящены военному детству и лишь частично - послевоенной юности4. К такого рода воспоминаниям относятся и рассказы, изданные в пермском сборнике «Война глазами женщин и детей»5.

Поскольку грань, отделяющая воспоминания от публицистики, научно-популярной, художественной литературы, основанных на автобиографическом материале, очень тонка, к числу опубликованных мемуаров пермских авторов

-\ "7 были отнесены повести-воспоминания Б. Зиф , Е. Старкова .

Чтобы определить послевоенную специфику детства в городах Молотовской области, к исследованию привлекаются воспоминания о детстве в

1 ГАПО. Ф. р-1768. Оп. 1. Д. 14, 16, 18.

2 Там же. Ф. р-1743. Оп. 1.Д. 71.

3 См, напр.: Бурков Г.И. Хроника сердца. М.,1998.

4 Ширинкин В.М. Времена не выбирают. Пермь, 2005.

5 Война глазами женщин и детей. Пермь, 2004.

6 Зиф Б.Л. Провинция: Повесть. Из воспоминаний. Пермь, 2004.

7 Старков Е. Гранит. Оса, 2005. других городах, в основном столичных. Авторы таких текстов принадлежат к творческой, технической и научной интеллигенции. Большинство из них являются известными людьми, что накладывает определенный отпечаток на повествование. К ним следует отнести бывшего диссидента В.К. Буковского1,

2 3 искусствоведа М.Ю. Германа, музыканта A.C. Козлова, театрального режиссера А. Я. Шапиро4 и др.

Наконец, последнюю группу источников составляют материалы устной истории, хранящиеся в личном архиве автора. В январе - марте 2006 г. в Перми записано на аудиокассеты 25 (90-110 мин.) интервью о детстве, проведенном в Молотове, Очере, Боровске, Добрянке, Кизеле, Лысьве, Кунгуре.

Устная история дает материалы схожие с опубликованными автобиографиями, но позволяет расширить социальную базу исследования и увеличить круг анализируемых проблем. В ходе изучения теории и практики устной истории, анализа опубликованных вопросников по теме5 был разработан собственный вопросник по исследованию детства тех лет. Чтобы обеспечить анонимность респондентов, в тексте диссертации все личные имена зашифрованы (респондент № 01, респондент № 02 и т.д. в соответствии с хронологическим порядком записи интервью; также указывается год рождения респондента).

Анализ нескольких десятков воспоминаний не претендует на всеохватность и полноту описания, но позволяет наметить проблему субъективного восприятия детства в годы позднего сталинизма.

Все жанровые отличия интервью («заказного» и в большей степени спонтанного источника), мемуаров и дневников (продуманных и созданных по

1 Буковский В.К. « И возвращается ветер.»: письма русского путешественника. М., 1990.

2 Герман М.Ю. Сложное прошедшее. СПб., 2000.

3 Козлов A.C. «Козёл на саксе» - и так всю жизнь. М., 1998.

4 Шапиро А.Я. Как закрывался занавес// Дружба народов. 1997. № 10. С. 162 - 218.

5 Педагогическая антропология: феномен детства в воспоминаниях. М., 2001; Томпсон П. Указ. соч.; Сайт центра устной истории Петрозаводского госуниверситета. Режим доступа: http:// oralhist.karelia.ru, и др. воле мемуариста текстов) нивелируются общей целью их создания - желанием понять себя, осмыслить свою судьбу и поделиться пережитым.

Модели репрезентации детства в мемуарах, дневниках, интервью различны, но преобладает образ «потерянного рая», «стартовой площадки», где сформировалась личность автора1. Детство предстает своеобразным заповедником, сохраняющим ускользающую историческую среду от её полного забвения. В тех случаях, когда мемуарист по каким-то причинам не доволен своей «взрослой» жизнью, детство оценивается единственным положительным опытом2. Некоторым авторам детство напоминает «закончившийся кошмар», который иной раз не хочется заново пережить, но сделать это вынуждают обстоятельства. Воспоминания о проблемном детстве будоражат, волнуют, пугают, но играют определенную терапевтическую роль3.

Среди авторов опубликованных мемуаров существует своеобразный тендерный перевес в пользу мужчин. Это свидетельствует о том, что женщины, по крайней мере в отечественной культуре, все-таки ещё не достигли «мемуарного равноправия». В отношении устных воспоминаний - ситуация диаметрально противоположная. Гораздо сложнее найти информантов мужчин, чем женщин, и тем более разговорить их.

Воспоминания мужчин и женщин заключают в себе ярко выраженную «маскулинную» или «феминную» картину мира. При этом мужские тексты общепринято считать каноном, а женские - своеобразным отклонением от автобиографической нормы. Это относится и к женским воспоминаниям о детстве, которые более эмоциональны, открыты и рефлексивны и характеризуются фиксацией проблем повседневности, быта. Женская речь

1 В разные исторические эпохи доминировали различные варианты репрезентации детства. В.Г. Безрогов отмечает, что в последние два - три столетия детство в воспоминаниях чаще всего предстает как воплощение природного состояния радости и беззаботности, как некий «утраченный идеал»// Безрогов В. Г. Воспоминания как источник по истории детства// Педагогическая антропология и история детства. М., 2001. С. 74.

2 Из интервью с респонденткой № 23 (1937 г.р.). Пермь, 2006. С. 42

3 Напр., интервью с респондентом № 18 (1940 г.р.); Акимова А. .И зори родины далекой// Дружба народов. 2002. № 3. С. 163-179; Буковский В.К. « И возвращается ветер.»: письма русского путешественника. М., 1990. содержит больше эмоциональных оценок, сравнений, гипербол, а также включает постоянное переключение на не связанную с ситуацией общения тематику1. Для мужчины записанное или произнесенное является завершающим этапом осмысления, чему предшествует анализ, категоризация, классификация2. Однако из анализируемой литературы видно, чем выше образовательный уровень респондентов, тем меньше различий в устной речи мужчин и женщин. Скорее больший разрыв существует между воспоминаниями представителей интеллигенции и менее образованных людей («наивное письмо») .

Социальный, профессиональный, образовательный состав мемуаристов и респондентов - очень пестрый. Часть из них являются представителями научной и технической элиты, другая - из рабочих и служащих. От уровня и характера образования зависела адекватность языка, умение использовать законы автобиографического жанра, о существовании которых многие могли и не знать.

В целом источниковая база исследования весьма обширна. Одной из главных её отличительных особенностей является разнообразие и «многоуровневость» источников и содержащейся в ней информации, что способствует решению исследовательских задач.

Практическая значимость исследования. Основные выводы и положения диссертации могут быть использованы при подготовке спецкурса по истории детства, лекционного курса по новейшей истории России. Материалы диссертационного исследования, возможно, будут представлять интерес при создании обобщающих трудов по социальной истории России. Результаты исследования могут рассматриваться в качестве рекомендаций при разработке программ регионального развития в сфере детства.

1 Пушкарева Н.Л. «Пишите себя!» (гендерные особенности письма и чтения)// Сотворение истории. Человек. Память. Текст. Казань, 2001. С. 244.

2 Пушкарева Н.Л. Указ. соч. С. 251.

3 Козлова Н., Сандомирская И. «Я так хочу назвать кино». «Наивное письмо»: опыт лингвосоциологического чтения. М., 1996. С. 19.

Апробация результатов исследования. Основные положения и выводы диссертации были представлены в докладах на научных конференциях: Международной (Москва, 2006); Всероссийских (Пермь, 2004 - 2005; Кунгур, 2005; Казань, 2006) - и отражены в публикациях.

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка источников и литературы, приложения. В первой главе анализируются идеология, институты и государственная политика в области детства в 1930-е гг., их эволюция в 1940-1950-е гг. Вторая глава посвящена практическому воплощению государственных проектов «детства» в городах Молотовской области. В третьей главе анализируется на основе материалов личного происхождения и устных интервью повседневный мир послевоенных детей и подростков. В заключении подведены основные итоги диссертационного исследования. В приложении представлен вопросник, на основе которого проводились устные опросы по теме работы.

Заключение диссертации по теме «Отечественная история», Ромашова, Мария Владимировна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Придя к власти, большевики превратили детство в сферу особого государственного интереса и повышенного внимания, полагая, что в ребенке можно воспитать те качества и навыки, которые больше всего значимы для строительства социализма. В первое послереволюционное десятилетие в основе всех в той или иной степени утопических проектов детства лежало формирование «нового» советского человека. Однако на практике у большевиков отсутствовало четкое понимание того, как воплотить эти проекты в жизнь. Поэтому революционный идеал всесторонне развитой, гармоничной личности, а вместе с ним образ активного маленького строителя нового общества корректировались вместе с политическим, социально-экономическим развитием государства и общества. В 1920-е гг. начинает формироваться разветвленная институциональная сеть детства, предполагавшая охватить все этапы и сферы детской жизни. Особые функции отводились репрессивно-карательным и профилактическим учреждениям, контролировавшим реализацию «детских» проектов.

Необходимость создания особой детской культуры, учреждений, занимавшихся вопросами детства, понимали не только в верхах, но и среди представителей российской общественности. Поэтому формирование «советского детства» сложно назвать исключительно государственным вмешательством в жизнь детей. Скорее это было встречное движение государственных и общественных интересов и действий.

Экспериментирование в средствах и методах воспитания детей прекратилось к концу 1920-х гг., когда бурно развивающаяся экономика стала нуждаться в законопослушных, грамотных, дисциплинированных кадрах. Для формирующегося сталинского политического режима воспитание в ребенке таких черт, как революционная активность, энергичность, самостоятельность становились социально менее значимыми. Изменились тендерные представления о детях: от попытки отождествления мальчиков с девочками к пропаганде более зависимого, покорного начала у девочки как будущей матери и хозяйки.

В 1930-е гг. происходит идеологическая и институциональная достройка модели советского «счастливого детства». Поэтапно и непрерывно, независимо от пола, национальной, социальной принадлежности, ребенок должен был пройти все ступени социализации: детские сады и ясли, где профессионалы следили бы за всесторонним его развитием; школу и общественно-политические организации, где он превращался бы в грамотного идейного индивида. Развитая материальная, символическая культура детства (литература, театр, кино) должна была способствовать более легкому и быстрому усвоению официально принятых норм и ценностей, ролей и идентичностей, навязывавшихся коммунистической идеологией. Семье в этой модели детства отводилось важное место, поскольку она должна была разделить с государством функции по воспитанию детей. Однако государственные органы контролировали этот процесс и в любой момент могли изъять детей из семьи, если родители не справлялись со своими обязанностями.

Модель «счастливого детства» предполагала ещё один вариант советской социализации. Сироты начинали свой путь в доме ребенка, затем оказывались в детском доме, где жизнь их должна была быть интересней и насыщенней, чем дома. Предполагалось, что дети-сироты будут учиться в обычных школах вместе с домашними детьми, тем самым без проблем интегрируются в советское общество. В результате деятельности всех этих учреждений сирота должен был превратиться в «нормального» законопослушного и преданного партии советского гражданина.

Ни годы войны, ни период послевоенной реконструкции кардинально не изменили сущность государственных проектов «детства», поскольку Великая Отечественная война подтвердила их эффективность. Поколение 1930-х гг., воспитанное «по-советски», активно участвовало в войне. Поэтому в послевоенный период модель лишь корректировалась и обновлялась. Но советское общество, вышедшее из войны, изменилось, а вместе с ним - и дети. Несмотря на то, что «детский» вопрос в 1940-е гг. не отходил на периферию государственного внимания, по объективным причинам дети были меньше всего защищены от тягот военной и послевоенной жизни, что порождало детскую девиацию: беспризорность, безнадзорность, преступность. Поэтому в 1940-1950-е гг. особое внимание отводилось усовершенствованию профилактической и карательно-репрессивной системы защиты детства.

Под воздействием раздельного обучения, введенного в 1943 г. и просуществовавшего до 1954 г., тендерные представления приобрели более отчетливые очертания. С одной стороны, по инерции прежних лет пропагандировался тендерный эгалитаризм. С другой - реалии раздельного обучения требовали продвижения более конкретных поведенческих идеалов: девочек - будущей матери и хозяйки, мальчиков - защитников Родины. На международной арене с началом холодной войны «советское счастливое детство» превратилось в витрину достижений советской власти, эталоном, который экспортировался в страны социалистического лагеря.

Практическое воплощение «детских» проектов эпохи позднего сталинизма наталкивалось на послевоенные реалии. Даже в Молотовской области, относительно «благополучном» тыловом и быстро развивающемся регионе, государственные проекты в этой сфере реализовывались с большими трудностями.

Реалии «молотовского» детства послевоенных лет были разнообразными. На одном полюсе - хроническое недоедание, высокая детская заболеваемость и смертность, бытовая неустроенность, на другом - достаточно обеспеченные и благополучные будни детской жизни. Безусловно, на детстве отражалась послевоенная социальная дифференциация советского общества. Однако специфика этого периода заключалась в том, что социальное, а также национальное деление имело минимальное значение для самого подрастающего поколения. Даже политические кампании по борьбе с космополитизмом среди детей имели слабый отзвук. Но чем старше становились дети, тем осознанней они включались в общественно-политическую жизнь.

Проанализировав практическое воплощение модели советского детства в городах Молотовской области, можно сделать вывод, что детские учреждения, с которых начиналось общественное воспитание ребенка, не могли охватить всех детей дошкольного возраста. Детских яслей и садов повсеместно не хватало, либо плата за них была слишком высокой. Поэтому до школы большинство детей воспитывалось дома. После поступления в школу влияние семьи на ребенка нивелировалось. Причиной тому была занятость родителей, озабоченных в послевоенные годы, прежде всего, материальным обеспечением своих детей и семьи. Общеобразовательная школа (и её составная часть -детские и юношеские общественно-политические организации) в послевоенные годы стала главным социализирующим институтом, взявшим на себя всю нагрузку по научению ребенка официальным моделям поведения, нормам и ролям. Однако в Молотовской области не все государственные замыслы и проекты в отношении школы были реализованы. Практика раздельного обучения, предполагавшая особый поход к воспитанию детей, не была повсеместной. В г. Молотове, вошедшем в список тех городов, где оно вводилось, она коснулась лишь трети школ.

Другой вариант реализации модели советского детства, касавшийся детей-сирот, также проходил с отклонениями. В войну дети-сироты, число которых резко возросло, направлялись в многочисленные, созданные наспех и не подготовленные к приему воспитанников детские дома. Наряду с психологическими проблемами адаптации к жизни в детском доме, дети сталкивались с тяжелыми материальными трудностями. Существовали образцовые детские дома. Но они, как правило, имели довоенную историю, устоявшийся быт и традиции, в отличие от детских домов, появившихся во время войны. Общее положение детских домов в Молотовской области, особенно в 1945-1950 гг., свидетельствует о том, что их первостепенной задачей было выживание.

Все это могло провоцировать распространение аномального поведения среди детей. Милиция и прокуратура фиксировали рост правонарушений и преступлений среди учащихся обычных школ, учебных заведений Министерства трудовых резервов, детдомовцев и т.д. Для борьбы с этим явлением действовала целая сеть государственных учреждений (детские комнаты милиции, приемники-распределители, трудовые и трудовые воспитательные колонии). Они заполняли «прорехи» существующей системы социализации. В колонии нередко попадали дети, впервые совершившие малозначительные преступления из-за голода или нищеты. Следует отметить, что девиантное поведение (нищенство, бродяжничество, правонарушения, бегство из детских учреждений) не стало «нормальным исключением» для большинства детей и подростков тех лет. Однако в первые годы после войны грозило перерасти в норму.

Проблемы послевоенного повседневного существования вынуждали многих детей и подростков рано начинать работать. С одной стороны, в советской концепции детства посильный труд рассматривался неотъемлемой частью подготовки трудовых ресурсов для народного хозяйства. С другой - в 1940-е гг. детский и подростковый труд уже не был просто средством советской социализации, поскольку нередко принудительно использовался в промышленности и сельском хозяйстве из-за постоянной нехватки людских ресурсов. К труду дети и подростки приобщались и в семье, и в школе, и в детском доме, и в колонии. Некоторые из них, поступив в учебные заведения Министерства трудовых резервов либо устроившись на работу, нередко оказывались в тяжелых производственных и бытовых условиях, сталкивались с непониманием и бездействием начальства. Через трудовое взросление дети быстро интегрировались во взрослый мир, что могло вызвать к нему озлобление и ожесточение, отчуждение от пропагандистских лозунгов и идеалов. В то же время к середине 1950-х гг. практика использования детского труда все больше уходила в прошлое.

Реализация в городах Молотовской области модели советского детства проходила частично. Поэтому особую роль играла стихийная социализация, в рамках которой усваивались иные нормы, ценности и модели поведения. Поскольку эта часть детского опыта менее всего сохраняется в официальных источниках, материалы личного происхождения, интервью оказываются единственным источником, позволяющим реконструировать повседневный мир детей и подростков послевоенных лет. Из анализа мемуарной литературы можно определить главные для многих авторов сферы детской повседневной жизни того времени.

Послевоенное домашнее пространство, будучи первым социальным миром, с которым сталкивался ребенок, по своей природе было компромиссным во всем, начиная с полупатриархального уклада городской жизни и заканчивая семейными межпоколенными взаимоотношениями. В семье дети усваивали первые социальные нормы и модели поведения, участвовали вместе со взрослыми в выборе стратегий выживания. Семейное воспитание, особенно в дошкольные годы жизни ребенка, играло колоссальную роль, т.к. многие дети не посещали детские ясли и сады.

В школе, помимо получения знаний и усвоения официальной идентичности, у детей и подростков формировались основные навыки общения и взаимодействия, завязывались дружеские и товарищеские отношения. В ней они проводили большую часть времени, активно участвовали в пионерской и комсомольской жизни, превращаясь в «нормального» советского гражданина: грамотного, культурного, законопослушного, преданного партии и родине. Влияние родителей на школьную жизнь было небольшим. Это свидетельствует об исключительной значимости школы, пионерской организации и комсомола в воспитании подрастающего поколения тех лет.

Уличная или дворовая жизнь составляли важную часть внеучебного времени детей и подростков, предоставляя ребенку в зависимости от пола и возраста огромное количество биографических сценариев. Отсутствие родительского надзора, игрового пространства в доме привело к формированию особой уличной культуры, разновозрастной общины. Во дворе одни ребята из неполных семей могли приобрести те социально значимые ролевые установки и типы поведения, которые обычно передаются от отца к сыну, другие -возможность самореализоваться. В результате из всего разнообразия официальных и неофициальных норм, ролей и моделей поведения ребенок интегрировал и впитывал те из них, которые были значимы для общества.

Нельзя однозначно сказать, что сильнее влияло на формирующуюся поколенческую идентичность. Коммунистическая идеология определяла характер официальной социализации ребенка в годы позднего сталинизма и в какой-то степени «сглаживала» многие противоречия повседневной жизни. Однако существовал обратный процесс, когда послевоенные повседневные трудности корректировали процесс официальной социализации. По этой причине среди детей и подростков тех лет были носители разных ценностей. То поколение можно назвать как истово верующим, так и сомневающимся, как политизированным, так и аполитичным. Эта бинарность мировосприятия порождалась спецификой послевоенного общества - внешне стабильного и жестко регулируемого. Однако внутри него шли процессы дифференциации статусов, ценностей, идеалов. Дети и подростки тех лет быстрее адаптировались к меняющемуся послевоенному миру, рано взрослели, но при этом оставались детьми. Они воспитывались в ценностях своей эпохи: коллективизма, «равенства в нищете», солидарности, патриотизма.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Ромашова, Мария Владимировна, 2006 год

1. Неопубликованные источники

2. Российский государственный архив социально — политической истории (РГАСПИ)

3. Ф. 17. Оп. 126 (Отдел школ ЦК ВКП (б) 1939, 1941 1947). Д. 20, 21, 22, 28, 29, 32,33,34,39.

4. Оп. 132. (Отдел пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) 1948 1953). Д. 27, 49, 50, 51,52,56, 57,61.

5. Государственный архив Пермской области (ГАПО)

6. Ф. р-176 (Пермский горисполком). Оп. 5. 926, 927; Оп. 6. Д. 82, 97, 101, 109, 113, 117, 123, 132, 138, 214, 218, 224, 291.

7. Ф. р-478 (Пермский городской отдел народного образования). Оп. 2. Д. 76, 77, 78, 79, 80.

8. Ф. р-480 (Пермский городской отдел здравоохранения, подростковый отдел). Оп. 3. Д. 33,510, 518.

9. Ф. р-493 (Пермское областное статуправление). Оп.З. Д. 243, 7260, 9678, 9682. Ф. р-981 (Отдел здравоохранения Пермского облисполкома). Оп. 1. Д. 45, 46, 47, 1002, 1006, 1007,1017.

10. Ф. р-986 (Отдел народного образования Пермского облисполкома). Оп. 1. Д. 6, 68, 72, 727, 748, 751, 752, 753, 757, 760, 767.

11. Ф. р-1365 (Прокуратура г. Молотова, отдел по делам несовершеннолетних). Оп. 2. Д. 272, 273, 274, 275, 276, 277, 278, 279, 280.

12. Ф.р-1366 (Прокуратура Пермской области, надзор по делам несовершеннолетних). Оп.1. Д. 632, 633, 634, 635, 636, 637, 638, 639, 640, 641, 642, 643, 644, 645, 646.

13. Ф. р-1573 (Городской дворец пионеров и школьников). Оп. 1. Д. 9, 12, 13, 23.

14. Ф. р-1684 (Архивная коллекция учителей г. Перми). On. 1. Д. 1, 4, 217. Ф. р-1743 (Личный фонд Г.А. Мещерякова). On. 1. Д. 71. Ф. р-1768 (Личный фонд З.И. Таруниной). On. 1. Д. 15, 16, 18.

15. Государственный общественно-политический архив Пермской области (ГОПАПО)

16. Ф.1 (Пермский Горком КПСС). Оп. 45. Д. 80, 188, 222, 223, 227, 235, 335, 429, 477, 528, 587.

17. Опубликованные источники Законодательные и нормативные акты, сборники законов и документов Всесоюзная пионерская организация им. В.И. Ленина Текст. : документы и материалы, 1920-1974 гг./ под ред. Л. Лузянина. М. : «Молодая гвардия», 1974. 271 с.

18. Директивы и документы по вопросам пионерского движения Текст. М. : Изд-во Акад. пед. наук РСФСР, 1959. 307 с.

19. Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1954) Текст. Часть II. М. : Госполитиздат, 1954. 832 с.

20. Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик 5 декабря 1936 г. Электронный ресурс.: офиц. текст. Режим доступа: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/cnstl936.htm, свободный.

21. Народное образование в СССР Текст. : общеобразовательная школа: сб. документов 1917 1973. / A.A. Абакумов [и др.]. М. : «Педагогика», 1974. 560 с.

22. Дети ГУЛАГа: 1918-1956 гг. Текст. / С.С. Виленский [и др.]. Серия: Россия: XX век. М. : МФД, 2002. 631с.

23. Москва послевоенная 1945-1947 гг. Текст. : архивные документы и материалы. М.: Издательства объединения «Мосгорархив», 2000. 786 с. Советская жизнь. 1945-1953 гг. [Текст] / Е.Ю. Зубкова [и др.]. М. : РОССПЭН, 2003. 720 с.

24. Советская повседневность и массовое сознание. 1939 1945 Текст. / А .Я. Лившин, И.Б. Орлов. М. : РОССПЭН, 2003. 472 с.

25. Труды государственных и партийных деятелей, педагогов Калинин, М.И. О воспитании и обучении Текст./ М.И. Калинин : избр. статьи и речи. М.: Государственное учебно-педагогическое издательство Министерства просвещения РСФСР, 1957. 344 с.

26. Крупская, Н.К. Избранные педагогические сочинения Текст./ Н.К. Крупская. М. : Гос. учебно-пед. изд-во Мин. прос. РСФСР, 1957. 715 с. Крупская, Н. К. Педагогические сочинения [Текст]/ Н.К. Крупская : в 10 т. М. : Изд. Акад. пед. наук, 1957-63.

27. Макаренко, A.C. Собрание сочинений Текст. : в 5 т. М. : Правда, 1971. Сухомлинский, В.А. Сердце отдаю детям [Текст]/В.А. Сухомлинский. Киев : Радянська школа, 1972. 244 с.

28. Справочные и статистические издания

29. Гельфанд, B.C. Население СССР за 50 лет (1941 1990) Текст./ B.C. Гельфанд : стат. справочник. Пермь : Изд-во Перм. ун-та, 1992. 284 с. Дети в СССР [Текст] : стат. сб./ ЦСУ СССР; В. С. Кудинов [и др.]. М. : Статистика, 1979. 75 с.

30. Женщины и дети в СССР Текст. : стат. сб. М. : Госиздат, 1963. 230 с. Справочник по вопросам охраны детства [Текст]. М.: Учпедгиз, 1956. 227 с.

31. Публицистические и учебно-методические издания

32. Вопросы воспитания в детском доме Текст. : сб. ст. / Л.И. Герасюк, П.И.

33. Шпитальник. М. : Учпедгиз, 1956. 246 с.

34. Дети о Сталине Текст. М., J1. : Детгиз, 1939. 32 с.

35. Дети-патриоты Советской Родины Текст. М. : Детгиз, 1948.

36. Из опыта работы детских домов Текст. : сб. ст. / под ред. Г. Я. Арнаутова. М. :

37. Изд-во. Акад. пед. наук РСФСР, 1956. 172 с.

38. Из опыта работы педагогического коллектива Добрянского детского дома Текст.: сб. ст. Кудымкар : Коми-Перм. кн. изд., 1960. 48 с. Кулик, A.C. Городок на Каме [Текст] / A.C. Кулик: эпизоды из жизни детского дома. Город Оханск. М. : Учпедгиз, 1950. 136 с.

39. Парфенова, М.Н. За счастье детей Текст./ М.Н. Парфенова. М. : Госполитиздат, 1955. 88 с.

40. Русанова, О. Дети народа Текст. / О. Русанова. М. : Исполком Союза обществ Красного креста и Красного полумесяца, 1948. 48 с.

41. Счастливое детство Текст./ JI.B. Хотиловская. М. : «Молодая гвардия», 1950. 40 с.

42. Учебно воспитательная работа в детском доме Текст./ под ред. Г.Я. Арнаутова. М. : Изд-во. Акад. пед. наук РСФСР, 1954. 192 с.

43. Периодические и продолжающиеся издания Звезда 1946-1955 Большевистская смена 1950-1952

44. Пионерская Правда 1937, 1938, 1939 Электронный ресурс. Режим доступа к газете: http://www.oldgazette.ru//pionerka/indexl .html, свободный. Работница 1945-1953 Советская педагогика 1945-19531. Мемуарная литература

45. Акимова, А. . .И зори родины далекой. Текст./ А. Акимова // Дружба народов. 2002. №3. С. 163- 179.

46. Арошенко, М.М. Наш взрослый детский дом Текст./ М.М. Арошенко. Днепропетровск, 1990. 175 с.

47. Баранович-Поливанова, A.A. Впечатления послевоенной поры Текст./ А. А. Баранович Поливанова: воспоминания//Знамя. 1996. № 5. С. 145-158. Бархин, С.М. Осколки радуги [Текст]/ С. М. Бархин // Знамя. 2006. № 1.

48. Гажев, Б.Г. Лесной, 61 (зарисовки жильца) Текст./ Б.Г. Гажев// Нева. 2003. № 11. С. 268-272.

49. Гафт, В.И. Сад забытых воспоминаний Текст./ В.И. Гафт. М. : Подкова, 1999. 296 с.

50. Герман, М.Ю. Сложное прошедшее Текст./ М. Ю. Герман. СПб. : Искусство, 2000. 750 с.

51. Зах, В.Н. Детство Электронный ресурс. / В.Н. Зах. Режим доступа: http -.//zhurnal. lib .ru/z/zahwn/radon. shtml, свободный.

52. Захаров, M.A. Суперпрофессия Текст./ M.A. Захаров. M. : ВАГРИУС, 2000. 285 с.

53. Зиф, Б.Л. Провинция: повесть. Из воспоминаний Текст./ Б.Л. Зиф. Пермь : Звезда, 2004. 180 с.

54. Калинцева, О.В. Наши: семейная хроника (1886-1986) Текст./ О.В. Калинцева. Свердловск : Сред.-Урал. кн. изд-во, 1992. 318 с.

55. Кара-Мурза, С.Г. «Совок» вспоминает Текст./ С.Г. Кара-Мурза. М. : Изд-во Эксмо, 2002. 384 с.

56. Карцев, P.A. Малой, Сухой и Писатель: записки престарелого сорванца Текст./ P.A. Карцев. М. : ВАГРИУС, 2001. 208 с.

57. Козлов, A.C. «Козёл на саксе» и так всю жизнь. Текст./ A.C. Козлов. М. : ВАГРИУС, 1998. 445 с.

58. Они не были диссидентами, но слушали «Голос Америки» Текст.// Шпиль. № 10. 2005. С. 50-55.

59. Рапопорт, Н.Я. То ли быль, то ли небыль: о времени и о себе Текст./ Н.Я. Рапопорт. Ростов н /Д : Феникс, 2004. 392 с.

60. Ресин, В. Москва моего детства Текст./ В. Ресин // Литературная газета. 2006. 22-28 февраля.

61. Сафонов, И.К. Мечты об оловянной ложке Текст./ И.К. Сафонов // Знамя. 2001. №8. С. 183-225.

62. Сац, Н. И. Новеллы моей жизни Текст./ Н.И. Сац. Кн. 1-я. М. : Искусство, 1984. 496 с.

63. Смехов, В.Б. Театр моей памяти Текст./ В.Б. Смехов. М. : ВАГРИУС, 2001. 448 с.

64. Старков, Е. Гранит Текст./ Е. Старков. Оса : Издательский дом «Осинское прикамье», 2005. 47 с.

65. Шапиро, А.Я. Как закрывался занавес Текст./ А.Я. Шапиро // Дружба народов. 1997. № 10. С. 162-218.

66. Ширинкин, В.М. Времена не выбирают Текст./ А.Я. Шапиро. Пермь : Пушка, 2005. 170 с.

67. Юзефович, А.Н. «Команда молодости нашей» (записки строителя) Текст./ А.Н. Юзефович. Пермь : [Б. и.], 1997. 223 с.1891. Литература

68. Монографии, сборники статей и материалов, учебные пособия

69. Актуальные проблемы современного детства Текст. : сб. науч. трудов / подред. Е.М. Рыбинского. Вып. 1. М., 1992. 71 с.

70. Американская русистика: вехи историографии последних лет. Советский период: антология Текст. Самара: Самар. ун-т, 2001. 376 с. Андреевский, Г.В. Москва. Сороковые годы [Текст]/ Г.В. Андреевский. М. : Моск. рабочий, 2001. 295 с.

71. Арьес, Ф. Ребенок и семейная жизнь при старом порядке Текст./ Ф. Арьес ; пер. Я.Ю. Старцев, В.А. Бабинцев. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. 415 с.

72. Арьес, Ф. Возрасты жизни Текст./ Ф. Арьес // Философия и методология истории: сб. ст. М. : Прогресс, 1974. С. 216-244.

73. Ассман, Я. Культурная память: письмо, память о прошлом и политическая идентичность в высоких культурах древности Текст./ Я. Ассман. М. : Языки славянской культуры, 2004. 363 с.

74. Ахиезер, A.C. Россия: критика исторического опыта Текст./ A.C. Ахиезер : в 2 т. Новосибирск : Сиб. хронограф, 1997.

75. Блюм, A.B. Советская цензура в эпоху тотального террора, 1929-1953 Текст./ A.B. Блюм. СПб. : Академический проект, 2000. 312 с.

76. Боброва, Е.Ю. Основы исторической психологии Текст./ Е.Ю. Боброва. СПб. : Изд-во С- Петербургск. ун-та, 1997. 236 с.

77. Бойм, С. Общие места: Мифология повседневной жизни Текст./ С. Бойм. М. : НЛО, 2002. 320 с.

78. Бреева, Е.Б. Дети в современном обществе Текст./ Е.Б. Бреева. М. : Эдиториал УРСС, 1999.212 с.

79. Бреева, Е.Б. Дезадаптация детей и национальная безопасность России Текст./ Е. Б. Бреева. М. : Дашков и К, 2004. 212 с.

80. Брусиловская, Л.Б. Культура повседневности в эпоху «оттепели»: метаморфозы стиля Текст./ Л.Б. Брусиловская. М.: Изд-во УРАО, 2001. 186 с. Ваксер, А.З. Ленинград послевоенный. 1945-1982 годы [Текст]/ А.З. Ваксер. СПб. : Изд-во ОСТРОВ, 2005. 436 с.

81. Данилов, A.A. Рождение сверхдержавы: СССР в первые послевоенные годы Текст./ A.A. Данилов, A.B. Пыжиков. М. : РОССПЭН, 2001. 303 с. Демоз, Л. Психоистория [Текст]/ Л. Демоз ; пер. А. Шкуратов. Ростов н/ Д : Феникс, 2000. 512 с.

82. Дружников, Ю.И. Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова Текст./ Ю.И. Дружников. М. : Моск. рабочий, 1995. 269 с.

83. Залкинд, А.Б. Педология: утопия и реальность Текст./ А.Б. Залкинд. М. : Аграф, 2001.463 с.

84. Зима, В.Ф. Голод в СССР 1946-1947 годы: происхождение и последствия Текст./В.Ф. Зима. М., 1996. 266 с.

85. Зима, В.Ф. Менталитет народов России в войне 1941-1945 годов Текст./ В.Ф. Зима. М., 2000. 278 с.

86. Зубкова, Е.Ю. Общество и реформы 1945-1964. Текст./ Е. Ю. Зубкова. М., 1993.

87. Козлова, H.H. «Я так хочу назвать кино». «Наивное письмо». Опыт лингвосоциологического чтения Текст./ H.H. Козлова, И.И. Сандомирская. М. : Гнозис, Рус. феномен., 1996. 256 с.

88. Красильщиков, В.А. Вдогонку за прошедшим веком: развитие в России в XX в. с точки зрения мировых модернизаций Текст./ В.А. Красильщиков. М. : РОССПЭН, 1998. 264 с.

89. Кулешов, Е.В. Детский сборник: статьи по детской литературе и антропологиидетства Текст./ Е. В. Кулешов, И.А. Антипова. М., 2003.

90. Лейбович, O.JI. Реформа и модернизация в 1953-1964 гг. Текст./ O.J1.

91. Лейбович. Пермь : Изд-во Пермского ун-та. 1993. 184 с.

92. Лейбович, О.Л. Модернизация в России: к методологии изучения современнойотечественной истории Текст./ О.Л. Лейбович. Пермь : ЗУУНЦ, 1996. 157 с.

93. Лейбович, О.Л. В городе М: очерки политической повседневности советскойпровинции в 40-50-х гг. XX в. Текст./ О.Л. Лейбович. Пермь : ПГТУ, 2005. 291с.

94. Лейбович, О.Л. Письмо товарищу Сталину: политический мир Михаила Данилкина Текст./ О.Л. Лейбович, A.C. Кимерлинг: ист. очерк. Пермь : ЗУУНЦ, 1998. 178 с.

95. Малышева, С.Ю. Советская праздничная культура в провинции: пространство, символы, исторические мифы (1917-1927) Текст./ С.Ю. Малышева. Казань : Рутен, 2005. 400 с.

96. Мальчики и девочки: реалии социализации Текст.: сб. ст. Екатеринбург : Изд-во Урал, ун-та, 2004. 373 с.

97. Модернизация в социокультурном контексте: традиции и трансформации Текст. Екатеринбург : УрО РАН, УрГИ, 1998. 182 с.

98. Мухина, B.C. Возрастная психология: феноменология развития, детство, отрочество Текст./ В. С. Мухина: учебник для вузов. М. : Академия, 1999. 456 с.

99. Население России в XX веке Текст.: ист. очерки. М. : РОССПЭН, 2001. Т. 2. 1940-1959. 416 с.

100. Нечаева, A.M. Охрана материнства и детства в СССР Текст./ A.M. Нечаева. М. : Моск. рабочий, 1988.92 с.

101. Обухова, Л.Ф. Детская (возрастная) психология Текст./ Л.Ф. Обухова: учеб. пособие. М.: Роспедагенство, 1996. 372 с.

102. Осорина, М.В. Секретный мир детей в пространстве мира взрослых Текст./ М.В. Осорина. СПб. : Питер, 1999. 288 с.

103. Палецких, Н.П. Социальная политика на Урале в период Великой Отечественной войны Текст./ Н.П. Палецких. Челябинск : Челяб. агроинжен. ун-т, 1995. 184 с.

104. Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве от поздней античности до раннего Нового времени (Ш-ХУ1 вв.) Текст.: учеб. пособие по педагогической антропологии. М. : УРАО, 2001. 164 с.

105. Память детства. Западноевропейские воспоминания о детстве эпохи рационализма и Просвещения (XVII XVIII вв.) Текст. : учеб. пособие по педагогической антропологии. М. : УРАО, 2001. 170 с.

106. Педагогическая антропология: феномен детства в воспоминаниях Текст./ В.Г. Безрогов [и др.]: учеб-метод, пособие. М. : УРАО, 2001. 190 с. Педагогическая антропология и история детства [Текст]/ Г.В. Корнетов: сб. М.: УРАО, 2001. 126 с.

107. Перекресток культур: междисциплинарные исследования в области гуманитарных наук Текст.: сб. ст. М. : Логос, 2004. 420 с. Пихоя, Р.Г. Советский Союз: история власти. 1945-1991 [Текст]/ Р.Г. Пихоя. Новосибирск : Сиб. хронограф, 2000. 684 с.

108. Плаггенборг, Шт. Революция и культура: культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма Текст./ Шт. Плаггенборг. СПб. : Журнал «Нева», 2000. 416 с.

109. Природа ребенка в зеркале автобиографии Текст./ под ред. Б.М. Бим-Бада, O.E. Кошелева. М.: Изд-во УРАО, 1998.

110. Пыжиков, A.B. Опыт модернизации советского общества в 1953 1964 гг.: общественно-политический аспект Текст./ A.B. Пыжиков. М. : Гамма, 1998. 299 с.

111. Рожков, А.Ю. В кругу сверстников: жизненный мир молодого человека в советской России в 1920-х гг. Текст./ А.Ю. Рожков: в 2 т. Краснодар : Перспективы образования, 2002. 408+208 с.

112. Романовский, Н.В. Лики сталинизма. 1945-1955 Текст./ Н.В. Романовский. М., 1995. 227 с.

113. Российская педагогическая энциклопедия Текст.: в 2 т. Т. 1. А М/ В.В. Давыдов. М.: Большая российская энциклопедия, 1993. 608 с. Россия в XX веке [Текст]/ под ред. В.М. Ковальчука : сб. ст. СПб. : Нестор -История, 2005. 402 с.

114. Рыбинский, Е.М. Социально-правовые проблемы детства Текст./ Е.М. Рыбинскийй. М. : Социум, 1999.

115. Рябинина, Н.В. Социальная политика Советской России (окт. 1917 1920-е годы). Женщины, семья и дети в новом обществе Текст./ Н.В. Рябинина. Ярославль, 2004,

116. Савельева, И.М. Социальные представления о прошлом: типы и механизмы формирования Текст./ И.М. Савельева, A.B. Полетаев. М. : ГУ ВШЭ. 2004. 56 с.

117. Сапогова, Е.Е. Культурный социогенез и мир детства: лекции по историографии и культурной истории детства Текст./ Е.Е. Сапогова: учеб. пособие. М. : Академический проект, 2004. 489 с.

118. Семейные узы: модель для сборки Текст./ С. Ушакин: сб. ст.: в 2 кн. М. : НЛО, 2004.

119. Сенявская, Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России Текст./ Е.С. Сенявская. М. : РОССПЭН, 1999. 383 с.

120. Словарь тендерных терминов Электронный ресурс. / под ред. Денисовой A.A.,2002. Режим доступа: http://www.owl.ru/gender/010.htm, свободный. Советский простой человек Текст./ под ред. Ю. Левады. М. : Мировой океан, 1993.

121. Советское общество: возникновение, развитие, исторический финал Текст./ под ред. Ю.Н. Афанасьева: в 2 т. М. : РГГУ, 1997.

122. Социология Текст./ A.A. Грицанов [и др.]: энциклопедия. Минск : Кн. дом,2003. 1312 с.

123. Сталин. Сталинизм. Советское общество Текст. М. : ИРИРАН, 2000.

124. Судьбы людей: Россия. XX век: биографии семей как объект социологическихисследований Текст. М. : Ин-т социологии, 1996. 426 с.

125. Томпсон, П. Голос прошлого. Устная история Текст./ П. Томпсон. М. :

126. Издательство «Весь мир», 2003. 368 с.

127. Устная история и биография: женский взгляд Текст./ Е.Ю. Мещеркина. М. : Нев. простор, 2004. 270 с.

128. Фельдштейн, Д.И. Социальное развитие в пространстве времени Детства Текст./ Д.И. Фельдштейн. М. : Моск. Психол-социал. ин-т: Флинта, 1997. 160 с.

129. Хархордин, О.В. Обличать и лицемерить: генеалогия российской личности Текст./ О.В. Хархордин. М. ; СПб. : Европейский ун-т в Санкт-Петербурге: Летний сад, 2002.

130. Черник, С.А. Советская общеобразовательная школа в годы Великой Отечественной войны. Историко-педагогическое исследование Текст./ С.А. Черник. М. : Педагогика, 1984. 239 с.

131. Щеглова, С.Н. Как изучать детство? Социологические методы исследования современных детей и современного детства Текст./ С.Н. Щеглова. М. : Юнпресс, 2000.

132. Щеглова, С.Н. Социология детства Текст./ С.Н. Щеглова. М. : Социум, 1996. 128 с.

133. Щеглова, С.Н. Детство: методы исследования Текст./ С.Н. Щеглова: учеб. пособие. М. : Социум, 1999. 173 с.

134. Аксютин, Ю.В. Лечение после смерти Текст./ Ю.В. Аксютин // Родина. 1995. № 8. С. 64 67

135. Афанасьева, Т. Освобождаясь от мифов Текст./ Ю. В. Аксютин.// Семья и школа. 1989. № 12. С.41-42.

136. Балашов, Е.М. Контуры будущего гражданина: новые и традиционные элементы в явлениях детского сознания, 1917 1920-е годы Текст./ Е.М. Балашов//Нестор. 2001. № 1. С. 150 - 193.

137. Безрогов, В.Г. Память о военном детстве (свидетельства детей 40-х гг.) Текст./ В. Г. Безрогов // Вестник Университета РАО. 2005. № 2 (28). С. 66-79. Белоусов, А.Ф. Русский школьный фольклор [Текст]/ А.Ф. Белоусов // НЛО. 2002. №58. С. 279-311.

138. Бернштейн, А. Павлик Морозов: легенда и быль Текст./ А. Бернштейн // Семья и школа. 1989. № 12. С. 38-40.

139. Боброва, Н.В. Прикамье в послевоенном десятилетии: проблемы экономического и социального развития Текст./ Н.В. Боброва // Страницы истории Урала. Вып. 1. Пермь, 1993. С. 51-58.

140. Богомолов, А.И. «Непослушные дети»: семейный аспект восприятия гражданской войны на Южном Урале Текст./ А. Богомолов // Нестор. 2001. № 2(6). С. 433-440.

141. Бойков, В. Хочется жить: реформы в памяти российского населения Текст./ В.

142. Бойков // Литературная газета. 2001. 31 октября 6 ноября.

143. Борисов, С.Б. Морфология и генезис девичьей составляющей современнойнеофициальной детско-подростковой культуры Электронный ресурс. / С.Б.

144. Борисов. Режим доступа: http://anthropology. ru/ru/texts/borissv/girlhd0.html,свободный.

145. Ваксер, А.З. Трофейное оборудование и возрождение ленинградской промышленности. 1945-1955 гг. Текст./ А.З. Ваксер //Клио. 2001. № 3 (15). С. 95-105.

146. Ваксер, А.З. Настроения ленинградцев послевоенного времени. 1945-1953 годы Текст./ А.З. Ваксер // Нестор. 2001. №1 (5). с. 303-326.

147. Ваксер, А.З. После Победы: послевоенные будни русской трои Текст./ А.З. Ваксер //Родина. 2003. № 1. С. 155-158.

148. Вельцер, X. История, память и современность прошлого. Память как арена политической борьбы Текст./ X. Вельцер // Неприкосновенный запас. Дебаты о политике и культуре. 2005. № 2-3. С. 28 35.

149. Волков, В. Концепция культурности, 1935-1938: советская цивилизация и повседневность сталинского времени Текст./ В. Волков // Социологический журнал. 1996. № 1-2. С. 203-221.

150. Девиков, Е. Жертва, но не кумир Текст./ Е. Девиков //Урал. 1989. № 2. С. 157160.

151. Денежная реформа 1947: реакция населения Текст. // Отечественная история. 1997. №6. С. 134-140.

152. Евсеева, E.H. СССР в 1945 1953 гг.: экономика, власть и общество Текст./ E.H. Евсеева // Новый исторический вестник. 2002. № 1. С. 179-214.

153. Зезина, М.Р. Без семьи: сироты послевоенной поры Текст./ М.Р. Зезина // Родина. 2001. №9. С. 82-87.

154. Зезина, М.Р. Система социальной защиты детей-сирот в СССР Текст./ М.Р. Зезина // Педагогика. 2000. № 3. С. 58-67.

155. Зима, В.Ф. Голод в России 1946-1947 гг. Текст./ В.Ф. Зима // Отечественная история. 1993. № 1.С. 35-52.

156. Зима, В.Ф. Послевоенное общество: голод и преступность (1946-1947 гг.)

157. Текст./ В.Ф. Зима // Отечественная история . 1995. № 5. С. 45- 59.

158. Зубкова, Е.Ю. Историки и очевидцы: два взгляда на послевоенную историю

159. Текст./ Е.Ю. Зубкова // Свободная мысль. 1995. № 6. С. 106-117.

160. Зубкова, Е.Ю. Мир мнений советского человека (1945-1948) Текст./ Е.Ю.

161. Зубкова // Отечественная история. 1998. № 3, 4.

162. Зубкова, Е.Ю. Общественная атмосфера после войны Текст./ Е.Ю. Зубкова // Отечественная история. 1992. № 8, 9.

163. Зубкова, Е.Ю. Социально-психологическая атмосфера. Послевоенная история Текст./ Е.Ю. Зубкова // Россия в XX веке. М.,1994. С. 578-584. Иванова, A.B. Особенности и значение детской субкультуры [Текст]/ A.B. Иванова//Педагогика. 2005. № 7. С. 31 37.

164. Иванова, Е.Ф. О тендерных особенностях памяти Текст./ Е.Ф. Иванова // Гендерные исследования. 1999. № 3. С. 242 252.

165. Игрицкий, Ю.И. Концепция тоталитаризма: уроки многолетних дискуссий на Западе Текст./ Ю.И. Игрицкий // История СССР. 1990. № 6. С. 172- 190. Игрицкий, Ю.И. Снова о тоталитаризме [Текст]/ Ю.И. Игрицкий // Отечественная история. 1993. № 1. С. 3 -17.

166. Келли, К. «Школьный вальс» Текст./ К. Келли // Антропологический форум.2005. № i.e. 104-155.

167. Кирсанова, Р.Б. Стиляги: западная мода в СССР 1940-1950-х гг. Текст./ Р.Б. Крисанова//Родина. 1998. № 8. С. 72-73.

168. Котов, А.И. Социальная защита детей-сирот в Белоруссии в послевоенные годы Текст./ А.И. Котов // Педагогика. 2002. № 5. с. 82 85.

169. Кошелева, O.E. Дети как наследники в русском праве с древнейших времен до петровского времени Текст./ O.E. Кошелева // Социальная история. Ежегодник. 1998/ 1999. М.: РОССПЭН, 2000.

170. Кошелева, O.E. История детства опыт зарубежной историографии Текст./ O.E. Кошелева// Педагогика. 1996. № 3. С. 81-86.

171. Круглый стол «Мемуары на сломе эпох» Текст.// Вопросы литературы. 1999. №1.

172. Митрофанова, С.Ю. Концептуализация основных подходов к изучению детства в социологии Электронный ресурс. / С.Ю. Митрофанова. Режим доступа : http://bulletm.region.ulsu.ru/publications/mitrofanova/conceptualizationresearchof youth/, свободный.

173. Постман, Н. Исчезновение детства Текст./ Н. Постман // Отечественные записки. 2004. № 3. С. 17-30.

174. Пушкарева, H.JT. «Пишите себя» (Гендерные особенности письма и чтения) Текст. / H.JI. Пушкарева // Сотворение истории. Человек. Память. Текст. Казань, 2001. С. 241-273.

175. Пыжиков, A.B. Социально психологические аспекты общественной жизни в годы «оттепели» Текст./ A.B. Пыжиков // Свободная мысль. № 6. 2003. С. 103 -110.

176. Романовский, H.B. Социология позднего сталинизма Текст./ Н.В. Романовский // Социологические исследования. 1997. № 2. С. 69-76.

177. Российская модернизация: проблемы и перспективы материалы «круглогостола» Текст. // Вопросы философии. 1993. № 7. С. 3-39.

178. Рот-Ай, К. Кто на пьедестале, а кто в толпе? Стиляги и идея советскоймолодежной» культуры в эпоху «оттепели» Электронный ресурс. / К. Рот-Ай

179. Неприкосновенный запас. 2004. № 4 (36). С. 26-33. Режим доступа к журн. :http://magazines.russ.ru/nz/2004/4/ra4.html

180. Сальникова, A.A. Детство как миф: некоторые аспекты изучения российско-советского детства в зарубежной историографии Текст./ A.A. Сальникова // Clio Moderna. Зарубежная история и историография. Казань: Мастер Лайн, 2002. С. 107-119.

181. Хальбвакс, М. Коллективная и историческая память Текст./ М. Хальбвакс // Неприкосновенный запас. 2005. № 2-3. С. 8-27.

182. Эпштейн, М. Образы детства Текст./ М. Эпштейн, Е. Юкина // Новый мир. 1979. № 12. С. 242-257.

183. Диссертации и авторефераты диссертаций

184. Афанасьева, J1.B. Развитие социального института охраны материнства и детства на Дальнем Востоке в 20-30-х годах XX века : дис. . канд. ист. наук: Комсомольск-на-Амуре, 2004. 208 с.

185. Банзаракцаева, Е.В. Охрана детства в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (На материалах Бурят-Монгольской АССР): дис. . канд. ист. наук. Улан-Удэ, 2005. 169 с.

186. Шуткова, Е.Ю. Советские политические репрессии в отношении несовершеннолетних (1917-1953 гг.): автореф. дис. . канд. ист. наук. Ижевск, 2003.

187. Яковлева, В.В. Реформирование отечественного образования в контексте филиации идей в первой трети XX века: дис. .канд. ист. наук. Пермь, 2004. 190 с.

188. Fuerst, J. Stalin's Last Generation: Youth, State and Komsomol, 1943-1953: PhD Thesis, London School of Economics, 2003.

189. Монографии и статьи, изданные за рубежом

190. Dunstan, J. Soviet Schooling in the Second World War Text./ J. Dunstan. N.Y., 1997.

191. Fitzpatrick, Sh. Everyday Stalinism: Ordinary Life in Extraordinary Times. Soviet Russia in the 1930s Text./ Sh. Fitzpatrick. Oxford: Oxford University Press, 1999. 288 p.

192. Fuerst, J. Prisoners of the Soviet Self Electronic resource. / J. Fuerst // Europe-Asia Studies. Vol. 54. № 3. 2002. P. 353-375.

193. Gedi, N. Collective Memory What is it? Electronic resource. / N. Gedi, Y. Elam // History and Memory. 8. № 1. 1996. P. 30-50.

194. Petrone, K. Life Has Become More Joyous, Comrades: Celebrations in the Time of Stalin Text./ K. Petrone . Bloomington: Indiana University Press, 2000. Stalinism: New Directions [Text]/ Sh. Fitzpatrick. London and New York, 2000. 377 P

195. Weiner, A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution Text./ A. Weiner. Princeton: Princeton University Press, 2001. 416 p.208