Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке: Сравнительно с другими тюркскими языками тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.06, доктор филологических наук Гаджиахмедов, Нурмагомед Эльдерханович

• Гаджиахмедов, Нурмагомед Эльдерханович
• доктор филологических наук
• 1998

Оглавление диссертации доктор филологических наук Гаджиахмедов, Нурмагомед Эльдерханович

Введение.

Часть 1. Словоизменительные категории имени.

Глава 1. Категория множественности.

1.1. К обоснованию категории множественности.

1.2. Экспрессивные способы выражения множественности.

1.3. Семантическая организация категории множественности.

1.3.1. Некатегориальные значения единственного числа.

1.3.2. Некатегориальные значения множественного числа

1.4. Существительные, имеющие только форму единственного числа.

1.5. Число существительных как грамматико-словообразовательная категория.

1.6. Категория множественности и категория определенности-неопределенности.

Глава 2. Категория принадлежности.

Глава 3. Категория падежа (склонение).

3.1. Общая характеристика склонения.

3.2. Основной падеж.

3.3. Родительный падеж.

3.4. Винительный падеж.

3.5. Дательный падеж.

3.6. Исходный падеж.ПО

3.7. Местный падеж.

3.8 .Система падежей в кумыкском языке.

Глава 3. Именная категория сказуемости.

Глава 4. Именная категория вторичной репрезентации.

Глава 5. Категория количественной соотнесенности.146 /

Глава 6. Категория степени качества.

Часть 2. Словоизменительные категории глагола.

Глава 1. Категория залога.

1.1. Взаимно-совместный залог.

1.2. Страдательный залог.

1.3. Возвратный залог.

1.4. Понудительный залог.

1.5. Залоговые формы с несколькими аффиксами.

1.6. Мнимо залоговые формы.

Глава 2. Категория статуса.

Глава 3. Категория аспектуальности.

3.1. Категория аспекта.

3.2. Категория способов глагольного действия.

Глава 4. Категория наклонения.

4.1. Изъявительное наклонение. Категория времени.

4.1.1. Временные формы первичной ориентации.

4.1.2. Временные формы вторичной ориентации.

4.1.3. Система времен кумыкского индикатива.

4.2. Повелительное наклонение.

4.3. Желательное наклонение.

4.4. Условное наклонение.

4.5.Сослагательное наклонение.

4.6.Уступительное наклонение.

4.7. Долженствовательное наклонение.

Глава 5. Категория лица.

Глава 6. Категория номинализации действия.

6.1.Имена действия (субстантивные формы).

6.2.Субстантивно-адъективные формы.

6.3.Причастия (адъективные формы).

6.4.Деепричастия (обстоятельственные формы).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке: Сравнительно с другими тюркскими языками»

Актуальность исследования. В последние десятилетия в тюркском языкознании наблюдается поворот в сторону аналитического осмысления особенностей тюркского языкового строя. В многочисленных тюркологических исследованиях сложились новые аспекты изучения грамматического строя языка, которые имеют принципиально важное значение для современной методологии науки (Баскаков H.A., Кононов А.Н., Иванов С.Н., Щербак A.M., Гузев В.Г., Грунина Э.А., Кузнецов П.И., Благова Г.Ф., Насилов Д.М. и др.). Эти идеи с большим трудом находят свое отражение в грамматических исследованиях по кумыкскому языку. До сих пор имеется немало спорных, а зачастую и совершенно неубедительных толкований некоторых грамматических явлений в морфологической системе кумыкского языка.

Кроме того, вряд ли следует доказывать, что многие вопросы морфологии кумыкского языка, несмотря на кажущуюся ясность, требуют дальнейшего более глубокого и всестороннего анализа. Кумыкское языкознание до сих пор не располагает точным перечнем и всеми выявленными словоформами, образующими парадигматические ряды некоторых морфологических категорий, т.е. до сих пор не установлен фондовый (инвентарный) уровень морфологических категорий.

Кумыкское языкознание восприняло общую для лингвистики прошлого "болезнь", заключавшуюся в том, что факты одного языка рассматривались "сквозь призму других языков" (Щерба, 78; Сепир 1934, 81; Иванов 1969, 16; Гузев 1987, 7-9). По словам С.Н.Иванова, тюркское языкознание прошло "неизбежный этап сравнения и увязывания отдельных фактов не друг с другом, а с аналогичными или чем-то похожими фактами более разработанных в теоретическом отношении языков" (Иванов 1969, 16). Однако устройство морфологического механизма оказывается сугубо индивидуальным для каждого языка (Сепир 1934, 92-93; Кацнельсон, 1116). Вот почему рискованно, приступая к описанию одного языка, привлечь к его материалу понятия, выработанные при изучении другого языка и закрепленные за соответствующими терминами (Гузев, Насилов 1981, 23). Но именно так обстоит дело, когда в кумыкском языкознании термин аспект с одинаковой легкостью используется для обозначения таких различных глагольных форм, как утверждение/отрицание, возможность/невозможность и поля аспектуальности (см.: Хангишиев 1995, 93; Гаджиахмедов 1987, 1986, 1985). Сюда же относится обнаружение категории рода имен существительных в кумыкском языке (Бамматов, 28-31). Разве не является привнесенным индоевропейским представлением понятие о нулевом аффиксе основной формы имен существительных или вопрос о степенях сравнения в исследуемом языке?

Кроме того, необходимы обобщающие исследования по кумыкскому языку, которые, естественно, опирались бы, шли бы рука об руку с исследованиями, осуществляемыми в рамках общетюркологических теоретических исследований. Развитие тюркологии последних лет отмечено углублением теоретической базы лингвистических исследований, повышением внимания к новым направлениям и проблемам современного языкознания. Вместе с тем анализ исследований, выполненных в последние годы на материале современного кумыкского языка позволяет говорить о недостаточной глубине специальных исследований, о подчас поверхностном использовании новых идей общей лингвистической теории, о слабой методологической и методической базе и т.п. Многие положения этих работ устарели и нуждаются в уточнении и дальнейшем развитии.

В настоящей диссертационной работе предпринимается попытка продолжить одну из плодотворных традиций отечественного тюркского языкознания, заключающуюся в том, что достижения современной грамматической теории используются для истолкования лингвистического материала, представленного в словоизменительной системе имени и глагола одного из малоизученных тюркских языков - кумыкского языка. Критерии и принципы содержательного анализа словоизменительных категорий имени и глагола являются одним из приоритетных направлений лингвистических исследований по тюркским языкам (Грунина, Благова, Гузев, 98). Однако кумыкское языкознание не располагает специальным исследованием, раскрывающим формальную и семантическую организацию всех словоизменительных категорий в системе. Имеющиеся по отдельным грамматическим категориям исследования носят чисто эмпирический характер и не раскрывают функционально-семантическую сущность этих категорий.

Актуальность предпринятого исследования обусловлена еще тем, что современный этап в развитии тюркского языкознания требует изучения внутренней, глубинной системы фактов грамматического строя, а не внешней их систематизации, а это возможно только при функционально-семантическом и системно-структурном подходе к языковым фактам (Иванов 1976, 54-66; Гузев 1987; 1990). Такой подход вполне обоснован и является весьма плодотворным при решении широкого круга вопросов, связанных с системой словоизменительных категорий современного кумыкского языка.

Современные теоретические исследования и описательные научные грамматики либо выделяют в самостоятельный раздел только словообразование, либо рассматривают систему словообразования при каждой части речи, а словоизменение чаще всего только при имени существительном и отчасти при местоимении (число, принадлежность, склонение) и глагола число, лицо), смешивая иногда категории словообразования и словоизменения, не учитывая при этом того, что словоизменению подвержены и другие части речи и их функциональные формы: имена числительные, прилагательные, причастия и т.д. (см.: Баскаков 1986, 4). Данное замечание Н.А.Баскакова, автора одной из концепций в тюркской теории словоизменения, целиком и полностью относится и к исследованиям, посвященным грамматической системе кумыкского языка.

Наиболее исчерпывающая, полная и оригинальная концепция тюркской теории словоизменения разработана недавно, и она принадлежит известному тюркологу, оригинальному грамматисту В.Г.Гузеву (см. его работы в библиографии). Настоящее исследование прежде всего опирается на теорию словоизменительных категорий В.Г.Гузева, а также на концепцию системности в истолковании грамматических категорий тюркских языков, разработанных на материалах староузбекского и турецкого языков С.Н.Ивановым (см. их работы в библиографии). Рассмотрим некоторые базовые понятия этих концепций.

По теории В.Г.Гузева, "тюркское словоизменение трактуется как система языковых средств, используемых при порождении речи для производства разнообразных словоформ, в основе которого лежат следующие операции с языковыми значениями: 1) сочетание знаменательных и служебных лексических значений со служебными грамматическими значениями; 2) окказиональное (то есть осуществляемое эпизодически, лишь при наличии коммуникативной необходимости) сопряжение значений отдельных лексем и комбинаций значений, репрезентируемых в речи словоформами или словосочетаниями, с классифицирующими грамматическими значениями предметности, качественности, обстоятельственности, в результате чего передаваемое с помощью соответствующих слов, словоформ и словосочетаний мыслительное содержание предстает в образах предметов, признаков или обстоятельств" (Гузев 1990, 23).

В сфере содержательно-коммуникативного словоизменения различается две разновидности операций: 1) такие, которые имеют целью репрезентацию в речи какого-либо категориального значения формы и 2) такие, которые направлены на репрезентацию не самого категориального значения, передающего ту или иную связь между объектами, а одного из предметов, вступающего в эту связь в определенной роли. В соответствии со сказанным "целесообразно различать две разновидности словоизменения: формообразование, как основную разновидность, которая охватывает, разумеется, не только категории с личными формами, но и все остальные категории, и формоизменение, которое в тюркских языках свойственно только многочленным категориям, конституируемым личными формами" (Гузев 1985, 8-9).

Соотносительное со словоизменением понятие морфологического словообразования трактуется "как такое преобразование слова, при котором возникает иное значение, то есть образ иной реалии, иного элемента объективной действительности, и в языке появляется новая, отличная от производящей лексическая единица, а не словоформа" (Гузев 1990, 23-24).

Предлагаемая работа, как уже отмечалось, опирается не на формальный, а на функционально-семантический подход к определению собственно грамматических значений. Поэтому исследование ориентируется не только на категориальные значения грамматических форм, но и на типы функционирования словоформ, представляющих данную категорию. При этом углубляется познание реализации категориального значения грамматической формы. При таком подходе связь с грамматической формой, с уровнем абстрактной грамматической системы языка остается актуальной, но все же основной акцент перемещается на уровень функционирования словоформ в высказывании. Этот уровень оказывается, с одной стороны, источником изучаемого материала, а с другой - той формой существования языковых явлений, к которым относятся основные результаты исследования - выводы о системообразующих семантических связях и системных закономерностях функционирования языковых единиц.

Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке рассматриваются в синхронном аспекте и сравнительно с другими тюркскими языками. В той или иной мере словоизменительные категории кумыкского языка получили освещение в работах Т.Макарова, Н.К.Дмитриева, Ю.П.Долининой, В.Н.Джанаевой, И.А.Керимова, Д.М.Хангишиева, Н.Э.Гаджиахмедова (см. их работы в библиографии). Обращение к данной теме вызвано не столько неизученностью самой проблемы, сколько почти полным отсутствием в области грамматики кумыкского языка работ синтезирующего характера. В настоящее время, когда разрешаются сложнейшие вопросы познания глубоких тайн лингвистической науки, кумыкскому языкознанию важен выход из тесных "оков" перечислительной грамматики и приобщение новейших исследований к тому направлению языкознания, которое занимается выяснением внутренних скрытых от непосредственного наблюдения связей и отношений между на первый взгляд разрозненными элементами той или иной грамматической категории. Особенно существенными, на наш взгляд, в этом отношении представляются работы С.Н.Иванова, В.Г.Гузева, Э.А.Груниной, Г.Ф.Благовой, Д.М.Насилова и некоторых других тюркологов (см. их работы в библиографии), в которых, наряду со структурной организацией и с принципами реализации грамматических значений, рассматриваются прямо не наблюдаемые связи и отношения между отдельными грамматическими формами, а также затрагиваются важные методологические вопросы, связанные с исследованием функционально-семантической природы многозначных грамматических категорий.

Объектом исследования являются словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском языке сравнительно с другими тюркскими языками. Всестороннему анализу подвергаются две разновидности словоизменения: формообразование, как основная разновидность, которая охватывает не только категории с личными формами, но и все остальные категории, и формоизменение, которое в кумыкском языке, как и в других тюркских языках, свойственно только многочленным категориям, конституируемым личными формами.

Целью исследования является определение фондового уровня и функционально-семантического потенциала словоизменительных категорий имени и глагола в кумыкском языке, а также уяснение многообразных системных отношений, которыми связаны те или иные значения рассматриваемых полисемантических категорий.

Основные задачи предлагаемого исследования сводятся к следующему: а) на основании фактического материала выявить фондовый (инвентарный) уровень словоизменительных категорий в кумыкском языке; б) определить функционально-семантический потенциал каждой грамматической формы, конституирующей данную категорию, в отдельности (анализ); в) сделать попытку теоретического осмысления многообразия значений словоизменительных категорий в системе (синтез); г) определить межкатегориальные связи в системе словоизменения.

Принципы и методы исследования. Поставленные в настоящей работе задачи во многом определили выбор принципов и методов описания, которые ориентируются, с одной стороны, на богатую традицию синхронного изучения грамматического строя тюркских языков и, с другой стороны, на осмысление специфических особенностей в функционально-семантической природе словоизменительных категорий в кумыкском языке. В соответствии с целями и задачами диссертации в ней использовались описательный, сравнительный и функциональный методы исследования. При изучении вопросов взаимодействия словоизменительных категорий использовался метод моделирования. Применение нетрадиционных методов исследования, верифицирующих те или иные научные выводы и суждения, позволяет достичь определенных результатов, имеющих как теоретическую, так и практическую значимость.

Научная новизна исследования заключается:

- в самом подходе к исследованию словоизменительных категорий в кумыкском языке, так как системный и функционально-семантический подходы к словоизменительным категориям еще не являлись предметом специального исследования;

- в определении фондового (инвентарного) уровня словоизменительных категорий, в результате чего выявлен ряд грамматических форм, еще не отмеченных в лингвистической литературе по кумыкскому языку, и предназначенных для словоизменительных операций;

- в установлении функционально-семантического потенциала грамматических форм, служащих для словоизменительных операций;

- в определении категориального уровня словоизменительных категорий на основе изложенных выше принципов, в результате чего выявлен ряд грамматических категорий, еще не отмеченных в кумыкском языкознании;

- в установлении лингвистического тождества, различия, соотношения и противоречия между словоизменительными формами имени и глагола, в результате чего каждая категория выступает не как хаотическое скопление элементов, а как четко слаженная система.

На защиту выносятся следующие основные положения диссертации:

1. Фондовый (инвентарный) уровень словоизменительных категорий в кумыкском языке, который пополнился множеством грамматических форм, предназначенных для технического преобразования слов с содержательно-коммуникативной целью.

2. Категориальный уровень словоизменительных категорий имени в кумыкском языке. В сфере именного словоизменения это такие функциональные «блоки» (категории) как множественность, принадлежность, склонение, степень качества, именная категория вторичной репрезентации, категория количественной соотнесенности и именная категория сказуемости.

3. Категориальный уровень словоизменительных категорий глагола. Это такие категории, как категория статуса, категория залога, категория аспектуальности, категория времени и наклонения, категория номинали-зации действия. Известным в кумыкской лингвистической традиции категориям дается новое толкование, а неизвестным функционально-семантическим «блокам» определяется свое место в словоизменительной системе кумыкского языка. К последним относятся такие категории, как именная категория вторичной репрезентации, категория количественной соотнесенности, категория аспектуальности, категория номинализации действия.

4. Система времен кумыкского глагола сопряжена с категорией количественного аспекта и в настоящей работе интерпретируется как ас-пектно-временная. Аспектно-временные формы глагола представляют собой систему двойной ориентации и распадаются на две семантически и функционально тесно связанные между собой подсистемы форм первичной и вторичной ориентации, которые весьма сходны как по составу единиц, так и по формальной организации.

5. В системе наклонений кумыкского глагола на защиту выносится наличие в морфологической системе кумыкского языка таких наклонений, как сослагательное, долженствовательное и уступительное. Впервые в кумыкском языкознании определена их формальная и структурно-семантическая организации.

6. Функционально-семантическое поле аспектуальности кумыкского глагола. Из общей семантической зоны аспектуальности кумыкского глагола мы выделяем две разновидности аспектуальных значений: категорию количественного аспекта и акционсарты (способы глагольного действия);

7. Категория номинализации действия, которая с функционально-семантической точки зрения на основе однородности значений и общности коммуникативного предназначения включает субстантивные, субстантивно-адъективные, адъективные и адвербиальные формы.

8. Определение и уточнение категориального статуса и функционально-семантической природы более пятидесяти грамматических форм кумыкского языка.

9. Попытка системного осмысления структурно-семантической организации словоизменительных категорий. Исследование показало, что между отдельными словоизменительными формами обнаруживается целая сеть одновременно действующих системных отношений и связей. Соотношение значений грамматических форм рассматривается не только через призму одной линии семантических связей и отношений, а в рамках ряда различных подсистем и специфических их связей и отношений. .

10. Установление межкатегориальных связей и отношений в системе кумыкского словоизменения.

Материал исследования. В настоящей работе в качестве иллюстративного используется материал современного кумыкского литературного языка, представленного в произведениях художественной литературы и периодической печати. Привлекался также материал, собранный автором во время диалектологических экспедиций. Факты других тюркских языков берутся, как правило, из соответствующих грамматических описаний и словарей.

В некоторых разделах диссертации мы стремились дать представительный "корпус фактов", чтобы расширить тем самым изучающему грамматический строй кумыкского языка основу для теоретических обобщений и размышлений, чтобы утвердить свои позиции в отношении тех или иных теоретических положений, выдвинутых впервые.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что материалы и теоретические положения, приводимые в работе, представляют несомненный интерес в плане сравнительного и исторического изучения тюркских языков. Материал диссертации будет использован при составлении научной теоретической грамматики кумыкского языка, а также сравнительной и сопоставительной грамматик исследуемого языка. Результаты нашего исследования представляют теоретический интерес еще потому, что получены новые сведения об устройстве словоизменительной системы кумыкского языка, т.е. внесен определенный вклад в теорию кумыкской грамматики.

Практическая значимость предпринятого исследования состоит в том, что материал диссертации может быть использован при составлении школьных и вузовских учебных пособий по кумыкскому языку, а также по сравнительной грамматике тюркских языков. Совсем недавно студенты, учителя и ученики кумыкских школ узнали о сослагательном, дол-женствовательном и уступительном наклонениях глагола, о статусе ряда словоизменительных категорий и грамматических форм. Результаты исследования могут найти применение в практике вузовского преподавания: при чтении лекций и спецкурсов по теоретической и практической грамматике кумыкского языка.

Уровень развития современной тюркологической науки требует уточнения и пересмотра некоторых теоретических положений и практических приемов, которые имеют место при обучении кумыкскому имени и глаголу в школе. Рациональным может быть только то преподавание, которое построено с учетом достижений современной лингвистической и методической мысли.

Апробация и внедрение результатов работы. Тема диссертации и ее развернутый план-проспект обсуждались на заседании кафедры дагестанских языков Дагестанского государственного университета. Рукопись диссертации обсуждена на объединенном заседании кафедр дагестанских языков, русского языка в национальной школе факультета дагестанской филологии и кафедр общего языкознания и русского языка филологического факультета Даггосуниверситета. Результаты исследования были изложены на региональных и международных конференциях в Нальчике (1986,1997), Карачаевске (1990), Чебоксарах (1986), Грозном (1982,1983, 1989), Уфе (1985, 1991), Черкесске (1994), Москве (1995) и Махачкале (1991, 1992, 1993, 1994, 1995, 1996, 1997, 1998), а также на ежегодных научных конференциях и сессиях ученых Дагестанского научного центра РАН и профессорско-преподавательского состава Дагестанского государственного университета.

Результаты исследования получили положительную оценку в рецензиях ряда ученых тюркологов (Кононов А.Н., Иванов С.Н., Гузев В.Г., Насилов Д.М., Ахундов A.A., Кондратьев В.Г. и др.).

Материалы диссертации используются при чтении спецкурсов "Принципы системного изучения грамматических категорий языков различных типологий", "Словоизменительные категории имени и глагола в кумыкском, русском и дагестанских языках" и "Основы лингвистических исследований".

По теме диссертации опубликованы 2 монографии и более 70 статей и тезисов. Всего публикаций 91 общим объемом более 170 печатных листов.

Композиция и объем диссертации. Работа состоит из введения, двух частей: 1) словоизменительные категории имени, 2) словоизменительные категории глагола, заключения, списка использованной научной литературы, списка цитируемых художественных текстов и условных сокращений. Первая часть диссертации состоит из 6 глав: категории множественности, категории принадлежности, категории падежа (склонения), именной категории сказуемости, категории вторичной репрезентации, категории количественной соотнесенности и категории степени качества. Вторая часть включает следующие главы: категорию залога, категорию статуса, категорию аспектуальности, категорию наклонения и времени, категорию лица, категорию номинализации действия.

Заключение диссертации по теме «Тюркские языки», Гаджиахмедов, Нурмагомед Эльдерханович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В настоящей работе было осуществлено исследование системы словоизменительных категорий имени и глагола в современном кумыкском языке сравнительно с другими тюркскими языками. В соответствии с пониманием именной словоизменительной категории как "грамматической категории, посредством которой в актах коммуникации передается информация о свойствах и связях предметов, признаков, обстоятельств, количеств" (Гузев 1990, 132), были выделены следующие грамматические категории имени: категория множественности, категория принадлежности, категория склонения, вторичной репрезентации, сказуемости, количественной соотнесенности, степени качества.

Именная категория множественности трактуется как категория, имеющая диаграмматическую мотивацию: формы с показателем множественности -лар противопоставляются формам без этого показателя. Основной содержательной функцией категории множественности является квантитативная актуализация виртуального понятия. Специфической особенностью языкового значения категории множественности является то, что она мотивирована соответствующими количественными отношениями самой реальной действительности. Однако общая картина функционирования двух форм числа гораздо сложнее. Содержание данной категории осложнено рядом дополнительных оппозиций. Это проявляется в том, что реальная множественность может обозначаться собирательно формой единственного числа, а форма множественного числа может обозначать не только множество предметов, но и единичный предмет, а также обладает способностью выражать множественность с дополнительными оттенками раздельности, расчлененности (Кононов 1956, 67-73; Иванов 1975, 5-16).

Факты кумыкского языка показывают, что значения как немаркированной формы, так и формы множественности -пар также дают раздвоение по линии соотношения определенности-неопределенности. Однако категория определенности-неопределенности не представляет собой самостоятельную словоизменительную категорию имени в кумыкском языке. Она сопряжена с категорией числа столь же тесным образом, как, например, категория времени и наклонения или категория лица и принадлежности.

Немаркированная форма имени выражает значение единичности как самостоятельно (без уточнителей), так и с уточнителями. Выше уже говорилось, что семантика единичности, выражаемая немаркированным именем без уточнителей, опирается лишь на контекст. Только контекст может обеспечить выделимость значения единичности. Он дает возможность обнаружить, констатировать это значение.

Неактуализованная единичность противополагается единичности ак-туализованной, которая может выражаться только с помощью уточнителей и которая может иметь два аспекта: единичность определенная и единичность неопределенная.

Таким образом, мы имеем выражение двух типов единичности: ак-туализованной и неактуализованной. Четко актуализованная единичность всегда связана с выражением определенности / неопределенности. Соответственно, единичность неактуализованная нейтральна в отношении определенности / неопределенности. Уточнитель "указательное местоимение" выражает только актуализованную (определенную) единичность. Уточнитель бир "один" может выражать как актуализованную единичность, так и единичность неактуализованную.

В кумыкском языке также представлены субстантивы, лексико-семантические варианты которых по отношению к формам числа являются или гомогенными или гетерогенными. У гомогенных слов все лексико-семантические варианты либо коррелируют по числу, либо одинаково не коррелируют.

Каждая форма категории принадлежности имеет сложную семантику, включая образы как минимум двух предметов - обладателя (посессора) и обладаемого (объекта обладания). Объект обладания и субъект обладания связаны таким отношением, которое языковым сознанием истолковывается как отношение принадлежности. Функционально-семантический анализ данной категории позволяет сделать вывод о том, что словоизменительная категория принадлежности взаимодействует с другими языковыми средствами, существующими в тюркских языках для выражения принадлежности, дополняет их и позволяет дифференцировать принадлежность по более частным признакам: включен-ный/невшпоченный в сферу коммуникантов, включенный/невключенный в сферу посессивности, отчуждаемый/неотчуждаемый, которые представляют частные оппозиции более общей универсальной понятийной категории принадлежности. Это дает основание считать категорию принадлежности семантической доминантой кумыкского имени, пронизывающей коммуникативный, семантико-синтаксический, а также референтный аспекты предложения.

Исследуемый фактический материал подтверждает мысль о том, что аффикс принадлежности лишь в ограниченном числе случаев выражает значение реальной принадлежности, т.е. отношение обладателя к обла-даемому. Иногда эти аффиксы могут иметь и значение, совершенно противоположное реальному значению принадлежности. Наконец, категория принадлежности как грамматическое средство выражения отнесенности предметов к тому или иному лицу является важнейшим средством актуализации имени существительного (в частности, по линии квантитативности и определенности-неопределенности). У субстантивов, оформленных аффиксами принадлежности, основные формы теряют индифферентность и становятся актуализированными к количественной характеристике обозначаемых именем денотатов.

В современном кумыкском языке, как и в других тюркских языках, представлены морфологический, морфолого-синтаксический и синтаксический способы выражения посессивности. Посессивная форма имени существительного состоит из двух компонентов: предмета обладания (лица), выраженного основой имени существительного (обладаемое), и показателя обладателя (субъекта обладания), выраженного аффиксом принадлежности. Оба компонента - и обладаемое и обладатель - могут иметь по две числовые формы.

Морфологический способ (аффиксация) является основным для выражения посессивных отношений. Он конституируется шестичленным рядом финитных форм, которые распределяются в зависимости от абсолютного конца слова и огласовки слова в целом.

Хотя традиционно категория принадлежности относится к числу категорий существительного, в ее формах выступают не только существительные или подвергшиеся субстантивации слова иных частей речи, но и числительные, местоимения, именные формы глагола.

Исследование категории падежа (склонения) в кумыкском языке позволяет выделить два ряда оппозиций: малый ряд форм, включающий так называемые грамматические падежи - основной, винительный и родительный, и большой ряд форм, включающий пространственные падежи -дательный, исходный и местный. Падежи первой группы соотнесены друг с другом посредством противопоставления конкретно-предметных и отвлеченно-предметных значений, падежи второй группы соотнесены друг с другом своими пространственно-временными значениями.

Основной падеж противостоит винительному и родительному как форма отвлеченно-предметного дополнения и отвлеченно-предметного определения формам конкретно-предметного дополнения (винительный падеж) и конкретно-предметного определения (родительный падеж). В позиции подлежащего основной падеж в кумыкском языке может иметь как конкретно-предметное, так и отвлеченно-предметное значение и в этой функции противостоит всем другим падежам.

Родительный падеж противостоит основному падежу как форма конкретно-предметного определения форме отвлеченно-предметного определения и соотносится с винительным падежом как форма конкретно-предметного определения с формой конкретно-предметного прямого дополнения. В позиции отстоящего определения и предиката родительный падеж противостоит всем остальным падежам. Это положение, сформулированное на материалах древнетюркских (Иванов 1969, 70-73, 193; Кондратьев 1981, 57), а также современного турецкого языка (Иванов 1975, 2830, 84-85), в значительной мере справедливо и в отношении современного кумыкского языка.

Дательный падеж в кумыкском языке, как и в других тюркских языках, обладает широким спектром значений. Своим объектным значением направленности действия он противостоит двум другим пространственным падежам на семантической основе их простейших обстоятельственных значений, лежащих вне зоны жесткого управления: откуда? (исходный падеж) и где? (местный падеж).

За пределами этого соотношения дательному падежу свойственно богатейшее разнообразие значений, не противопоставленных столь же наглядно другим падежам и характеризующихся большой сложностью взаимных отношений, и эта сложность не только не объясняется, но и не всегда отмечается в грамматических исследованиях по кумыкскому языку см. Долинина, 3-12). Безусловно, существенная часть этих значений связана с идеей направленности действия, и дательный падеж выражает в них объект-адресат действия: объект заинтересованной направленности действия, объект предназначения, объект-цель, объект-причина, объект, вызывающий предметное возмещение.

Вместе с тем дательный падеж обладает рядом значений, не имеющих собственно-адресатного характера: он может обозначать объект подобия, объект ответного действия, объект со значением причины, объект, вызывающий в качестве эквивалента какое-либо предметное возмещение, где адресатный характер не выражен столь явно ввиду определенных семантических условий. Дательный падеж является антиподом исходного падежа в пространственном значении, но если дательный и исходный падежи не имеют конкретных пространственных значений, различия этих падежей могут нейтрализоваться. Одни и те же глаголы могут управлять как дательным, так и исходным падежом.

Исходный падеж своими обстоятельственными значениями (места и времени) противостоит дательному и местному падежам. С обстоятельственными значениями исходного падежа связаны различные объектные значения с отложительной семантикой: источник выделения, источник узнавания (знания), объект-материал, из которого изготовлен другой предмет, объект приложения действия, источник происхождения, источник-причина, партитивность и др. Своими обстоятельственными значениями исходный падеж противопоставлен дательному и местному падежам, передавая значения исходного пункта в пространстве и времени, а своими объектными значениями противопоставляется всем остальным падежам как форма управляемого объекта. Однако в кумыкском языке, как и в некоторых других тюркских языках, характерным признаком исходного падежа является расщепление сложной гаммы значений на противоположные группы значений отложительных и приложительных (Иванов 1975, 81-82). При этом в некоторых случаях приложительные значения, присутствующие в виде оттенка в ряде типов дополнения, выражаемого данным падежом, оказываются преобладающими. Особенности употребления исходного падежа в кумыкском языке показывают, что в его семантической сущности отчетливо выявляются два ряда противопоставлений: прямое противопоставление обстоятельственных значений значениям ближайших коррелятов - дательного и местного падежей - и широкая область объектных значений, не соотносящихся столь же очевидным образом со значениями дательного и местного падежей. Необходимо заметить, что уровень развития абстрактной стороны значений исходного падежа в кумыкском языке очень высок. Об этом говорит широкий диапазон значений, не связанных непосредственно с пространственной и временной семантикой.

Местный падеж своими значениями обстоятельственного характера (места и времени) противостоит дательному и исходному падежам. Он может передавать также значения, имеющие абстрактный характер: значение среды и объектное значение, сохраняющее связь с семантикой местонахождения. В то же время в кумыкском языке местный падеж представляет собой форму управляемого дополнения, как и в некоторых современных тюркских языках. В современном кумыкском языке местный падеж при его обстоятельственном использовании указывает на пространственно-временные координаты какого-либо действия, а при использовании его в функции дополнения обстоятельственные значения местного падежа преобразуются в объектные и в зависимости от семантической природы самого существительного в местном падеже, а также от контекстуально-ситуативных условий он выражает большей частью действие (отглагольное имя) или какой-либо процесс (имя существительное). Эти последние значения местного падежа выходят за рамки непосредственного соотнесения со значениями дательного и исходного падежей и входят в ряд значений управляемых дополнений.

Таким образом, у пространственных падежей, соотнесенных между собой пространственно-обстоятельственными значениями, - дательного, исходного и местного - есть группы объектных значений, выходящие за пределы их прямого противопоставления.

Именная категория сказуемости - совокупность именных финитных форм. Она включает в себя три более частные категории: а) совокупность форм изъявительной модальности, б) совокупность форм субъективной модальности и в) совокупность форм ирреальной модальности. Изъявительная модальность в свою очередь распадается на две микрокатегории -настоящего и прошедшего времени. В составе категории сказуемости финитные формы различаются не только категориальными модальными и временными значениями, но и некатегориальными формоизменительными значениями лица. Последние репрезентируют субъекты суждений.

В ирреальную модальность мы включаем условную, сослагательную, уступительную и долженствовательную модальности, которыми характеризуются именные финитные формы в кумыкском языке. Она репрезентирует то состояние субъекта в его ирреальной действительности, которое имеется в виду говорящим лицом.

Формы субъективной модальности образуются с помощью модификатора жен, аффикса -дыр и не могут представлять выражаемое ими суждение в плоскости прошедшего или будущего.

Категорией сказуемости охватываются не только имена существительные, но и ряд других частей речи, в том числе и некоторые служебные части речи.

Категория сказуемости в кумыкском языке, как и в некоторых тюркских языках, обнаруживает полный изоморфизм с категорией времени, наклонения, лица и числа глагола, поскольку позиция сказуемого закреплена за глаголом как за частью речи, поэтому она представлена не только морфологическим и синтаксическим индикативом, но и аналитическими сослагательным, желательным, уступительным и долженствовательным наклонениями.

Категория вторичной репрезентации конституируется при помощи показателя -гъы/-ги. С его помощью семантика слова репрезентируется дифференцированно, в качестве предмета, признака или обстоятельства (Гузев 1987, 104-105). При наличии коммуникативной потребности с помощью этой формы осуществляется преобразование одной семантики в другую. В кумыкском языке с помощью показателя -гъы/ги местонахождение предмета в пространстве, время, когда происходит событие, или принадлежность одного предмета другому могут быть представлены в качестве признака или предмета.

Словоизменение числительных представлено специфической категорией количественной соотнесенности. Она конституируется порядковой разделительной и собирательной формами. Данные формы оставляют неизменным частеречное значение числительных, дополняя его служебной информацией о соответствующей разновидности количественной соотнесенности объектов. Категория количественной соотнесенности обнаруживает изоморфизм с категорией времени, наклонения, лица глагола. Так как позиция сказуемого закреплена за глаголом как за частью речи, поэтому она представлена не только морфологическим и синтаксическим индикативом, но и аналитическими сослагательным, желательным, уступительным и долженствовательным наклонениями.

Таким образом, изучая данную категорию, мы исходим из того факта, что она включает в себя следующие более частные категории: а) совокупность форм изъявительной модальности, которая в свою очередь распадается на две микрокатегории - настоящего и прошедшего времени; б) совокупность форм субъективной модальности; в) совокупность форм ирреальной модальности.

В грамматическом значении категории степени качества закреплена идея о различии объектов по степени качества, а также по временной соотнесенности с какой-либо точкой отсчета.

Категорию степени качества конституируют прилагательные и наречия. Формы, выражающие недостаточность, неполноту, ослабленную степень признака, образуются аффиксальным способом. В число форм категории степени качества мы включаем и формы интенсива, образующиеся путем полной или неполной редупликации.

Функциональным назначением всех названных форм категории степени качества является репрезентация минимальной степени признака, качества по сравнению с предполагаемой нормой.

В системе глагольных словоизменительных категорий были подвергнуты исследованию такие категории, как категория залога, категория статуса, категория аспектуальности, наклонения и времени, номинализации действия.

Категория залога конституируется четырьмя формами - взаимно-совместным, понудительным, страдательным и возвратным, - выражающими однородные служебные значения. Каждая из них репрезентирует одну из конкретных разновидностей отношений действий с предметами.

Глагольная основа, не имеющая материального залогового показателя, не несет информации о вступлении действия в какую-либо предметную связь и вследствие этого едва ли может рассматриваться как нулевая форма, которая бы входила в состав категории залога (Гузев, 1990, 50-52).

Страдательный и возвратный залоги являются частичными омонимами, поскольку имеют в значительной мере совпадающие механизмы образования словоформ. Поэтому нередко залоговое значение определяется по контексту или по семантической сущности глагольной основы. Функциональным признаком страдательного залога является фокусировка объекта на инертный предмет, который охвачен действием, произвольно совершаемым агенсом. Процессы, представленные в страдательном залоге, связаны с реализацией, как правило, предельных процессных ситуаций. Именно этим и следует объяснить невозможность образования форм страдательного залога от непредельных глаголов. Функциональное назначение понудительного залога связано с преобразованием непереходной основы в переходную. Таким образом, некоторые возвратные глаголы и понудительные формы от непереходных основ предстают как близкие и сходные образования с противоположной направленностью: в одном случае переходные глаголы преобразуются в непереходные, в другом случае, наоборот, непереходные глаголы преобразуются в переходные.

Взаимно-совместный и возвратный залоги имеют общий функционально-семантический признак: в обоих случаях денотат подлежащего выступает и в роли субъекта, и в роли объекта действия. Поэтому с определенной точки зрения реципроки можно считать подвидами рефлекси-вов. Семантическое различие заключается в дополнительном признаке у реципрока: субъект является объектом действия второго субъекта, который в свою очередь является объектом идентичного действия первого субъекта.

Исследование глагольных форм с несколькими залоговыми аффиксами свидетельствует о том, что страдательный и понудительный залоги являются максимально грамматикализованными залоговыми формами, то есть только они могут занимать "сильную позицию в исходе производной глагольной формы с многоступенчатой аффиксацией" (Иванов 1977, 31). Кроме того, третий аффикс присоединяется только к понудительным глаголам, образованным от производных глагольных основ.

Структура категории статуса конституируется из четырех микрокатегорий: утверждения, отрицания, возможности и невозможности. Утвердительный характер высказывания воспринимается как само собой разумеющееся и не нуждается в выражении особыми грамматическими средствами. Отрицательный характер сообщения передается общетюркскими аффиксами -ма и -ме. Кроме дискретных форм выражения возможности в кумыкском языке представлены и недискретные формы представления субъективной возможности совершения действия.

Категория наклонения. Традиционная грамматика выделяет в кумыкском языке четыре наклонения: изъявительное, условное, повелительное и желательное, обозначающие отношение глагольного действия к действительности с позиции говорящего. Как правильно подчеркнул Дж. Бернал, "трудность открытия заключается не столько в проведении необходимых наблюдений, сколько в ломке традиционных идей при их толковании" (Бернал, 34). На наш взгляд, есть все основания для выделения в современном кумыкском языке еще сослагательного, долженствовательного и уступительного наклонений в системе финитных форм глагола. Все наклонения имеют словоизменительный механизм.

Изъявительное наклонение не имеет своего формального показателя. Формальным признаком изъявительного наклонения является развитая система временных форм, которая организует категорию времени, представляющую собой, в свою очередь, совокупность частных временных значений. В кумыкском языке сформировались две точки ориентации значений глагольных временных форм, в которых категория времени в целом представляет собой сложную систему двойной ориентации: формы, ориентированные на грамматический настоящий момент, и формы, ориентированные на грамматический прошлый момент (фон прошлого). Функционально-семантический подход позволил выявить причудливую структурно-семантическую организацию аспектно-временных форм кумыкского глагола и идиоэтническое своеобразие категории времени кумыкского глагола. В свете указанного разграничения значений временных форм глагола диктуется необходимость отказаться от традиционного деления "времен" на простые и сложные. Между отдельными временными формами глагола обнаруживается целая сеть одновременно действующих системообразующих семантических связей и отношений.

Ирреальные наклонения сочетаются преимущественно с представлением о предстоящем временном плане, и потому их отношение к категории времени иное, нежели у изъявительного наклонения.

Если изъявительное наклонение в современном кумыкском языке является наиболее продуктивным и имеющим разветвленную систему ас-пектно-временных форм, то ирреальные наклонения представлены более бедной системой временных форм, с варьирующим количеством модальных оттенков. Ирреальные наклонения представлены формами повелительного, желательного, условного, сослагательного, уступительного и долженствовательного наклонений. Повелительное и желательное наклонения имеют только один временной аспект - план проспективной ориентации (настоящее-будущее время), тогда как другие ирреальные наклонения имеют формы и настоящего-будущего и прошедшего времени.

Из общей семантической зоны категории аспектуалъности кумыкского глагола мы выделяем две разновидности аспектуальных значений: грамматическую категорию количественного аспекта и акционсарты (способы глагольного действия). Материал исследуемого языка позволяет обнаружить формальные и функциональные признаки разграничения ас-пектных и акционсартовых значений. Акционсартовые формы выполняют относительно слабую функциональную нагрузку, поэтому не может быть и речи о том, чтобы какая-либо из них охватывала бы все множество глаголов и являлась тотальной. Функциональная же нагрузка аспектных форм в кумыком языке не ограничена. Аспектные значения представляют собой значения более высокого уровня абстракции (Серебренников 1960, 23), обслуживающие сферу форм вербального мышления субъекта. В этом отношении они более субъективны, чем акционсартовые значения, носящие более конкретный характер и соотнесенные с объективно существующими свойствами и фазами действий. Не все признаки протекания реальных действий во времени оказываются во всех случаях существенными для коммуникации. Таков признак длительности в системе языка. Действие, объективно (во внеязыковом мире) всегда характеризующееся определенной длительностью (протяженностью во времени), в языковых значениях категории грамматического аспекта может быть представлено как с той или иной длительностью (формы длительного аспекта), так и безотносительно к ней (формы точечно-однократного аспекта). Формальным показателем количественного аспекта в кумыкском языке является модификатор тур-.

В результате многочисленных исследований выяснилось, что тюркским языкам чужда категория аспекта в том виде, как она представлена в славянских языках, в частности, в русском. Экстраполяция терминов русской аспектологии в кумыкскую глагольную систему повлекла за собой их ошибочную интерпретацию, имеющее место в некоторых изданиях кумыкских грамматик, а также в некоторых специальных исследованиях по аспектологии тюркского глагола. Из всех аспектуальных значений наиболее последовательное выражение находит количественно-аспектуальное значение кратности, реализующее как совокупность двух сопряженных значений: однократности и неоднократности и длительности/недлительности.

Категория лица. Все финитные формы глагола являются личными и характеризуют участников сообщаемого факта по отношению к участникам факта сообщения. В категории лица формообразование и формоизменение представлены отдельными служебными морфемами, за исключением повелительного наклонения. С точки зрения словоизменения данная категория в кумыкском языке, как и в других тюркских языках, характеризуется: а) противопоставлением показателей трех лиц в рамках двух чисел - единственного и множественного; б) наличием двух типов личных аффиксов в двух первых лицах - полных и усеченных; в) особым оформлением третьего лица (отдельное выражение категории числа и генетически неличный характер показателей лица).

Семантика лица обусловливает первостепенную значимость прагматических аспектов, то есть тех аспектов семантических функций, которые непосредственно касаются отношения содержания языковых единиц и высказывания в целом к участникам речевого акта и его условиям. При реальной соотнесенности субъекта высказывания с говорящим выявляется широкий спектр прагматических оттенков категории лица в кумыкском языке. Морфологические категории лица в своем функционировании в различных контекстуально-ситуативных условиях могут получить различные значения, которые могут совпадать, но могут и не совпадать с формально-грамматическим значением лица.

В парадигме императива центральными и наиболее употребительными являются формы второго лица, тогда как в лично-числовой парадигме индикатива формам второго лица эти особенности не свойственны. Разное распределение центральных и периферийных форм в индикативе и императиве объясняется их функционально-семантическими особенностями.

Основное назначение индикатива - передавать информацию о реальных событиях, участниками которых в принципе могут быть и лица (а также не-лица), не участвующие в коммуникативном акте, и лица, участвующие в коммуникативном акте. При этом совпадение участников событий с участниками коммуникативного акта не является обязательным. Напротив, наиболее естественно для говорящего, чтобы он информировал слушающего о событиях, участником которых тот не является. Именно по этой причине формы второго лица являются периферийными в индикативной парадигме.

Основное назначение императива - инициировать некоторое событие, агенсом которого в принципе может быть любое лицо, но прежде всего слушающий / слушающие, что и делает формы второго лица центральными в императивной парадигме, а все остальные - периферийными (Храковский 1996, 38).

В индикативе нулевой формой является форма третьего лица. Из этого следует, что в индикативе центральной является форма третьего лица единственного числа.

Категория номинализации действия представляет собой совокупность форм, объединяемых общим значением "опредмеченного" действия, то есть действия, окказионально представляемого как предмет. Она конституируется тремя частными категориями: а) имена действия (субстантивные формы), объединяемые общим категориальным значени

II и V ем опредмеченного действия, то есть действия, окказионально представляемого как предмет; б) причастия (адъективные формы) с категориальным значением действия, окказионально представляемого в качестве признака; в) субстантивно-адъективные формы, имеющие два категориальных значения: 1) действия, представляемого в качестве предмета, 2) действия, представляемого в виде признака; г) деепричастия (адвербиальные формы). Состав категории номинализации действия в кумыкском языке увеличивается за счет аналитических форм длительного аспекта, конституируемых аспектуальным показателем тур-.

Сущностной характеристикой именных форм является вторичная репрезентация - репрезентация действия в виде предмета, признака или обстоятельства.

Как нам представляется, гораздо вернее и перспективнее изучать в тюркских языках типы соотнесения и отнесения двух действий, осуществляемых на основе связей деепричастных форм с конечными глагольными формами.

Если этот последний глагольный вопрос интерпретировать достаточно глубоко, то выявились бы и функционально-семантические связи деепричастных форм -ып и -а, с одной стороны, и форм с показателями -гъанлы, -гъынча, -докъ, с другой. Первые из них - относимые к другому глаголу формы, вторые - соотносимые с ним. При этом у деепричастий с временным значением наблюдаются очень интересные закономерности их соотнесения с основными глагольными формами: грамматически время деепричастия определяется по отношению ко времени основной глагольной формы (так называемое относительное время), тогда как синтаксически и семантически реальное время основного действия определяется именно обстоятельствами времени, выражаемыми посредством деепричастий. Адвербиальные формы -гъанлы и -гъынча имеют в своём семантическом потенциале сему, сигнализирующую о пределе основного действия, что позволяет этим деепричастным формам соответственно передавать два окказиональных смысла: 1) предел в плоскости прошедшего и 2) предел в плоскости будущего.

В зависимости от потребностей практической познавательной деятельности субъект речи передает действия-состояния либо как нечто целое, нерасчлененное, монолитное, либо как расчленённое, дифференцированное, либо на фоне других действий, либо релятивно и т.д.

Изучение деепричастий приводит к выводу, что их значения различаются таксисными компонентами, то есть тем, о какой разновидности связей между действием-обстоятельством и уточняемым действием сигнализирует каждое из них. Специальное изучение таксисных ситуаций в кумыкском языке дает толчок для дальнейших размышлений над проблемами аспектуальных возможностей кумыкского глагола, поскольку в речи аспектуальные, темпоральные и таксисные значения тесно переплетаются друг с другом, выступая как компоненты комплексного семантического целого.

В этой главе также было предложено уточнение категориальной принадлежности ряда глагольных форм кумыкского языка.

Анализ грамматических форм и категорий, осуществленный в диссертации, посвященной именному и глагольному словоизменению в кумыкском языке, подтверждает мысль о различном устройстве этих категорий в тюркских языках. В современном кумыкском языке представлены как двучленные, так и многочленные грамматические категории. По своей внутренней организации одни категории представляют собой простые ряды форм (например, категории принадлежности, склонения, аспекта и залога), другие - сложные системы, имеющие многоступенчатую иерархическую структуру, характеризующуюся вхождением частных категорий в более общие. Таковы в кумыкском языке именная и глагольная категории сказуемости, глагольная категория номинализации действия.

Одни категории имеют только механизм формообразования (категория склонения, количественной соотнесенности, залога, номинализации действия, аспекта), другие, наряду с механизмом формообразования, обладают также механизмом формоизменения (категория принадлежности, именная и глагольная категории сказуемости).

Дальнейшее исследование словоизменительных категорий кумыкского языка должно быть направлено на отграничение категориальных значений, включенных в содержательную сторону грамматического строя языка, от конкретных и индивидуальных смыслов отдельных высказываний. Для того чтобы понять сущность категориальных значений грамматических единиц, нужно выйти за их пределы, нужно понять их связи с собственно мыслительными структурами.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Гаджиахмедов, Нурмагомед Эльдерханович, 1998 год

1. Абакарова М.М., Гаджиахмедов Н.Э. Термины родства в диалектах кумыкского языка // Проблемы отраслевой лексики дагестанских языков: термины родства и свойства. - Махачкала. - 1985. - С. 143-153.

2. Абдуллаев З.Г. Даргинский язык. Т.2. Морфология. - Москва: Наука. - 1993. - 472 с.

3. Абдулаееа Д.А. Переносное употребление временных форм глагола в узбекском языке: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Ташкент, 1973. -24 с.

4. Агазаде Н.Г. К вопросу о категории наклонения и модальности в современном азербайджанском языке. Баку: Изд-во АН Азерб. ССР, 1965.-112 с.

5. Агазаде Н.Г. Система глагольных наклонений в современном азербайджанском литературном языке. Баку: Изд-во АН Азерб. ССР, 1967. - 192 с.

6. Адмони В.Г. Основы теории грамматики. М.-Л.: Наука, 1964. - 105 с.

7. Азнабаев A.M., Псянчин В.Ш. Историческая грамматика башкирского языка. Уфа, 1983. - 244 с.

8. Алиев У.Б. Синтаксис карачаево-балкарского языка. М.: Наука, 1972. - 350 с.

9. Алиев У.Б. Наклонение и время глагола карачаево-балкарского языка // Вопросы категорий времени и наклонения глагола в тюркских языках. Баку: Элм, 1968.

10. Алламуратов Ж. К вопросам форм прошедшего времени глагола изъявительного наклонения в современном каракалпакском языке. Нукус: Каракалпакия, 1964. - 143 с.

11. Аманжолов A.C. Глагольное управление в языке древнетюркских памятников. М.: Наука, 1969. - 101 с.

12. Андреев В.А. Основной падеж в чувашском языке // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского госуниверситета. 13. Филологические исследования. - Л., 1987. - С. 3-8.

13. Ахматов И.Х. Структурно-семантические модели простого предложения в современном карачаево-балкарском языке. Нальчик: Эльбрус, 1983. - 358 с.

14. Ахматов И.Х. Проблемы семантического анализа простого предложения (на материале карачаево-балкарского языка). Нальчик, 1979. - 98 с.

15. Ахматов И.Х. Главные члены предложения и средства их выражения в современном карачаево-балкарском языке. Нальчик, 1968.

16. Ахметов М.А. Глагол в языке орхоно-енисейских памятников (в сравнительном плане с современным башкирским языком). Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1978. - 131 с.

17. Ахундов A.A. Фе'лин заманлары. -Бакы: Изд-во Азерб. ун-та, 1961.- 138 с.

18. Ахундов A.A. Изъявительное наклонение глагола в азербайджанском языке // Вопросы категорий времени и наклонения в тюркских языках.-Баку, 1968.-С. 131-137.

19. Ахундов М.Д. Концепция пространства и времени: истоки, эволюция, перспективы. М., 1982. - 286 с.

20. Базел Ч.Е. Лингвистическая типология // Принципы типологического анализа языков различного строя. М., 1972. - С. 21-33.

21. Базиев А.Т. Система спряжения в кумыкском и ногайском языках: Автореф. дис. .канд. филол. наук. М., 1949. - 18 с.

22. Бамматов 3.3. К методике преподавания русского и кумыкскогоязыков. Махачкала, 1952. - 65 с.

23. Баскаков H.A. Алтайский язык. М.: Наука, 1958. - 116 с.

24. Баскаков H.A. Каракалпакский язык. Фонетика и морфология. 4.1. Части речи и словообразование. М.: Изд-во АН СССР, 1952. - 542 с.

25. Баскаков H.A. Алтайская семья языков и ее изучение. М.: Наука, 1981.-134 с.

26. Баскаков H.A. Историко-типологическая морфология тюркских языков.-М., 1979.-273 с.

27. Баскаков H.A. Ногайский язык и его диалекты. Грамматика, тексты и словарь. M.-JL: Наука, 1940. - 272 с.

28. Баскаков H.A. Залоги в каракалпакском языке. Ташкент, 1951. -32 с.

29. Баскаков H.A. К вопросу о происхождении условной формы на -са, -се в тюркских языках // Тюркологический сборник. Академику В.А.Гордлевскому и его семидесятипятилетию. М., 1953. - С. 35-63.

30. Баскаков H.A. Происхождение форм повелительно-желательного наклонения в тюркских языках // Вопросы языкознания, 1975, № 1. -С. 91-103.

31. Баскаков H.A. О границах словообразования и словоизменения в тюркских языках // Советская тюркология, 1986, № 2. С. 3-11.

32. Батманов И.А. Употребление падежей в киргизском языке. -Фрунзе-Казань, 1938. 46 с.

33. Batirmurzajof А. N. Qumuq tilni qrammatikasi. -Mahac-Qala, 1933. -177 b.

34. Батырмурзаев A.H. Къумукь тилни грамматикасы. 2-нчи бёлюк: синтаксис. Магьачкъала: Дагучпедгиз, 1949. - 166 б.

35. Бекмурзаева С.И. Словообразование имен существительных в современном кумыкском литературном языке: Автореф. дис. .канд. филол. наук. -Тбилиси, 1981. -С. 28.

36. Бирюкович P.M. К семантическому обоснованию категории принадлежности в тюркских языках (на материале чулымско-тюркского языка) //Вопросы языкознания, 1980, № 3. С. 95-106.

37. Бирюкович P.M. Семантика и формы выражения способов глагольного действия в чулымско-тюркском языке // Советская тюркология,1980.-№>1.-С. 68-78.

38. Бирюкович P.M. Морфология чулымско-тюркского языка. Ч. 2. - Саратов, 1981. - 260 с.

39. Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956. - 228 с.

40. Благова Л. Ф. Тюркское склонение в ареально-историческом освещении (юго-восточный регион). М.: Наука, 1982. - 303 с.

41. Благова Л.Ф. К теории тюркского склонения // Советская тюркология. 1978.-N 5. - С. 3-9.

42. Благова Л.Ф. О типах и структурных разновидностях падежного склонения в тюркских языках // Вопросы языкознания. 1975. - N 1. -С. 65-80.

43. Благова Л.Ф. Заметки о взаимно-совместном залоге // Советская тюркология. 1976. - № 6. - С. 46-60.

44. Благова Г.Ф. Строение форм желательного наклонения в тюркских языках и тенденция к сверхнормальному их усложнению // Советская тюркология. 1973. - № 1. - С. 10-26.

45. Благова Г.Ф. Имена действия в тюркских языках среднеазиатского региона (опыт ареально-типологического сравнительного изучения) // Тюркологические исследования. М.: Наука, 1976. - С. 51-76.

46. Бодуэн де Куртенэ. Избранные труды по общему языкознанию. -Т.2.-М., 1963.-391 с.

47. Бондарко A.B. Грамматические значения и смысл. Л.: Наука,1978. 170 с.

48. Бондарко A.B. Теория морфологических категорий. JL: Наука, 1976. - 242 с.

49. Бондарко A.B. Грамматическая категория и контекст. Л.: Наука, 1971.-115 с.

50. Бондарко A.B. Вид и время русского глагола (значение и употребление). М., 1971. - 238 с.

51. Бондарко A.B. Принципы функциональной грамматики и вопросы аспектологии. Л.: Наука, 1983. - 207.

52. Бондарко A.B. Функционально-системный подход к рассмотрению системы времен русского глагола // Актуальные вопросы современной русистики. Л.: Просвещение, 1991. - С. 71-91.

53. Бондарко A.B. Грамматические категории слова в тексте и в системе языка (на материале глагольного вида) // Русский язык. Текст как целое и компоненты текста. М.: Наука, 1982. - С. 122-142.

54. Бондарко A.B. Функциональная грамматика. Л.: Наука, 1984. -135 с.

55. Бондарко A.B., Буланин J1.JI. Русский глагол. -Л.: Просвещение, 1967. 149 с.

56. Боровков А.К. Краткий очерк грамматики узбекского языка // Уз-бекско-русский словарь. М., 1959. - С. 679-727.

57. BÖhtlingk О. Uber die Sprache der Jakuten. Grammatik, Text und Wörterbuch.- St.-Pg., 1851.

58. Будаева JI.А. Изучение русских имен существительных, прилагательных и числительных в балкарской школе. Нальчик: Эльбрус, 1984. -154 с.

59. Велиев С.А. К истории образования аффикса принадлежности 3-го лица // Советская тюркология. 1985. - N 6. - С. 57-64.

60. Вилъданова JI.Г., Гарипов Т.М. Один нулевой падеж или нулевые формы разных падежей? // Советская тюркология. 1988. - N 4. - С. 36-41.

61. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. M.-JL: Учпедгиз, 1947. - 784 с.

62. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. -2-е изд. М.: Высшая школа, 1972. - 614 с.

63. Виноградов В.В. О категории модальности и модальных словах в русском языке // Избранные труды. Исследования по русской грамматике. -М., 1975.-С. 51-87.

64. Володин А.П. Персональность в языках различных типов // Теория функциональной грамматики. Персональность. Залоговость. -Санкт-Петербург: Наука, 1991. С. 87-124

65. Володин А.П., Храковский B.C. Функционально-типологическая характеристика императива// Советская тюркология. -№ 5. -1977. -С. 3-13.

66. Храковский B.C., Володин А.П. Семантика и типология императива. Русский императив. Л.: Наука, 1986. - 270 с.

67. Гаджиахмедов Н.Э. Система прошедших времен кумыкского индикатива // Советская тюркология. 1980. - № 6. - С. 76-82.

68. Гаджиахмедов Н.Э. Принципы системного изучения времен тюркского глагола // Вестник Ленинградского государственного университета. 1980. - № 46. - Вып. 1. - С. 83-86.

69. Гаджиахмедов Н.Э. Система будущего времени кумыкского индикатива // Вестник Ленинградского государственного университета. История, язык, литература. Вып. 3. -1981. - С. 114-116.

70. Гаджиахмедов Н.Э. Транспозиция и релятивное употребление настоящего-будущего времени кумыкского индикатива // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. 1984. - № 9. - С. 33-43.

71. Гаджиахмедов Н.Э. Условное наклонение глагола в кумыкском языке // Советская тюркология. 1984. - № 2. - С. 57-62.

72. Гаджиахмедов Н.Э. Соотносительное употребление деепричастных и личных форм глагола в кумыкском языке // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. Вып. 10. Филологические исследования. - 1984. - С. 27-32.

73. Гаджиахмедов Н.Э. Еще раз о видах тюркского глагола // Советская тюркология. 1986. - № 5. - С. 44-49.

74. Гаджиахмедов Н.Э. Уступительное наклонение глагола в кумыкском языке // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. Вып. 13. - 1987. - С. 8-13.

75. Гаджиахмедов Н.Э. К вопросу о средствах выражения способов глагольного действия в тюркских языках (на материале кумыкского языка) // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. -Вып. 14.- 1988.-С. 28-37.

76. Гаджиахмедов Н.Э. Категория лица в кумыкском и русском языках // Проблемы оптимизации учебного процесса. Махачкала, 1988. -С. 111-117.

77. Гаджиахмедов Н.Э. Соотносительное употребление обстоятельственно-временных конструкций глагола с формами индикатива в кумыкском языке // Вопросы морфологии русского языка и языков народов Дагестана. Махачкала. - 1988. - С. 77-85.

78. Гаджиахмедов Н.Э. Глагольное словообразование в кумыкском языке // Вопросы словообразования дагестанских языков. Махачкала. - 1986.-С. 115-120.

79. Гаджиахмедов Н.Э. О диалектном членении кумыкского языка // Вопросы диалектологии тюркских языков. Уфа. - 1985. - С. 43-45.

80. Гаджиахмедов Н.Э. Долженствовательное наклонение глагола в кумыкском языке // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. Вып. 16. - 1990. - С. 15-19.

81. Гаджиахмедов Н.Э. Транспозиция личных форм глагола в русском и кумыкском языках // Русский язык и языки народов Дагестана. Социолингвистика. Типология. Махачкала. -1991. - С. 139-143.

82. Гаджиахмедов Н.Э. Соотносительное употребление обстоятельственно-временных форм глагола с формами индикатива в кумыкском языке // Вопросы морфологии русского и дагестанских языков. -Махачкала. 1988. - С. 77-85.

83. Гаджиахмедов Н.Э. Категория времени в косвенных наклонениях кумыкского глагола // Выражение временных отношений в языках Дагестана. Махачкала. -1991. - С. 120-127.

84. Гаджиахмедов Н.Э. Сослагательное наклонение глагола в кумыкском языке // Советская тюркология. 1990. - № 6. - С. 58-63.

85. Гаджиахмедов Н.Э. Словоизменительные категории имени в кумыкском языке (сравнительно с другими тюркскими языками). -Махачкала. 1996. - 110 с.

86. Гаджиахмедов Н.Э. Система времен кумыкского индикатива: Дис. .канд. филол. наук. Л., 1981. - 170 с.

87. Гаджиахмедов Н.Э. Категория числа в кумыкском языке // Категория числа в дагестанских языках. Махачкала, 1985. - С. 149-153.

88. Гаджиахмедов Н.Э. Именная категория сказуемости в кумыкском языке // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского госуниверситета. 18. Филологические исследования. СПб, 1993. - С. 30-36.

89. Гаджиахмедов Н.Э. Грамматические категории глагола в кумыкском языке. Махачкала, 1987. - 87 с.

90. Гаджиахмедов Н.Э. Еще раз об аспектуальных возможностях тюркского глагола (на материале кумыкского языка) // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского госуниверситета. 12. Филологические исследования. Л., 1986. - С. 28-33.

91. Гаджиахмедов Н.Э. Значение данных кумыкского языка для общей теории аспектуальности тюркского глагола // Семантические категории языка и методы их исследования. Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции. -4.2. Уфа, 1985. - С. 20-21.

92. Гаджиахмедов Н.Э. Категория степени качества в русском и кумыкском языках // Проблемы двуязычия и языковой коммуникации. -Карачаевск, 1990.

93. Гаджиахмедов Н.Э. К обоснованию категории вторичной репрезентации в современном кумыкском языке // Семантика языковых единиц разных уровней. Махачкала: ИПЦ ДГУ, 1996. - С. 9-10.

94. Гаджиахмедов Н.Э., Казакова А. Повелительное наклонение глагола в кумыкском языке // Семантика языковых единиц разных уровней. Вып. 2. - Махачкала, 1997. - С. 17-22.

95. Гаджиахмедов Н.Э. О привнесенных индоевропейских представлениях в кумыкском языкознании // Вопросы кавказского языкознания. Махачкала, 1997. - С. 12-16.

96. Гаджиева Н.З. Основные пути развития синтаксической структуры тюркских языков. М.: Наука, 1973. - 407 с.

97. Гаджиева Н.З. Проблемы тюркской ареальной лингвистики. М.: Наука. 1975. -303 с.

98. Гаджиева Н.З. Тюркоязычные ареалы Кавказа. М.: Наука. - 1979.-262.

99. Вопросы категорий времени и наклонения глагола в тюркских языках. Баку: Элм, 1968. - 230 с.

100. Ганиев Ф.А. Видовая характеристика глаголов татарского языка. -Казань. 1963. - 180 с.

101. Ганиев Ф.А. Образование сложных слов в татарском языке. -М.: Наука, 1982. 149 с.

102. Грамматика азербайджанского языка (фонетика, морфология, синтаксис). Баку: Элм. -1971.-413 с.

103. Грамматика алтайского языка. Составлена членами алтайской миссии. Казань. - 1869. - 288 с.

104. Гегель Г.В.Ф. Наука логики. М., 1971. - Т.2. - 680 с.

105. Грамматика современного башкирского литературного языка. М.: Наука, 1981. - 495 с.

106. Грамматика современного якутского литературного языка. -М.: Наука, 1982. -495 с.

107. Грамматика туркменского языка. 4.1. Фонетика и морфология. Под общей редакцией H.A. Баскакова. Ашхабад: Ылым, 1970. - 503 с.

108. Грамматика хакасского языка. М.: Наука, 1975. - 417 с.

109. Грамматика ногайского языка. Фонетика и морфология. Под общей редакцией Н.А.Баскакова). Черкесск: Ставрополь, кн. изд-во.- 1973. -320 с.

110. Грамматика узбекского языка. Т. 1. Морфология. -Ташкент.- 1975.-611 с.

111. Грунина Э.А. Индикатив в турецком языке (в сравнительно-историческом освещении): Автореф. дис. .докт. филол. наук. М., 1975. -58 с.

112. Грунина Э.А. К теории тюркского залога // Советская тюркология.-1987,-№ .-С. 3-15.

113. Грунина Э.А., Благова Г.Ф., Гузев В.Г. Приоритетные направления лингвистических исследований для планирования и выбора тем диссертационных работ // Советская тюркология. 1989. - № 5. - С. 97-101

114. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: Имя (На материале староанатолийско-тюркского языка). Л.: Изд-во ЛГУ, 1987. - 141 с.

115. Гузев В.Г. Староосманский язык. М.: Наука, 1979. - 94 с.116 .Гузев В.Г. Некоторые вопросы тюркского словоизменения в функционально семантическом аспекте // Советская тюркология. 1985. -N2.-3-12.

116. Гузев В.Г. Парадигма финитных форм имен как категория сказуемости: на материале староосманско-тюркского и турецкого языков // Тюркологический сборник. 1976. М.: Наука, 1978. -С. 235-248

117. Гузев В.Г. К вопросу о "категории лица" в тюркской морфологии // ТигсоЬ^са. 1986. К 80-летию акад. А.Н.Кононова.- Л.: Наука. 1986.-С. 96-101.

118. Гузев В.Г., Насилов Д.М. К интерпретации категории числа имен существительных в тюркских языках // Вопросы языкознания.- 1975.-N3.-С. 98-111.

119. Гузев В.Г., Насилов Д.М. Словоизменительные категории в тюркских языках и понятие "грамматическая категория" // Советская тюркология. -1981. N 3. - С. 22-35.

120. Гузев В.Г. Очерки по теории тюркского словоизменения: глагол (на материале староанатолийско-тюркского языка). Л.: Изд-во ЛГУ.- 1990. 164 с.

121. Гузев В.Г. Система именных форм тюркского глагола как морфологическая категория (на материале староанатолийско-турецкого языка).// Тигсо1о^а. К 70-летию акад. А.Н.Кононова. Л.: Наука. - 1976. - С.56.64.

122. Гузев В.Г. О значениях взаимного и понудительного залогов // Советская тюркология. 1985. - № 4. - С. 3-11.

123. Гузев В.Г. Значения форм страдательного и возвратного залогов. Состав категории залога // Советская тюркология. 1986. - № 4. - С. 513.

124. Гузев В.Г. О категории аспектуальности (на материале староос-манско-тюркского языка) // Советская тюркология. № 1. - С. 3-12.

125. Гухман М.М. Развитие залоговых противопоставлений в германских языках. Опыт историко-типологического исследования родственных языков. М.: Наука. -1964. - 290 с.

126. Gronbech К. Der türkische Sprachbau. 1.- Kopenhagen, 1936. -1821. S.

127. Грамматика карачаево-балкарского языка. Фонетика, морфология, синтаксис. Под общей редакцией Н.А.Баскакова. -Нальчик: Эльбрус, 1976. -570 с.

128. Джанаева В.Н. Залоги в кумыкском языке. Баку, 1972. - 18 с.

129. Джанашиа H.H. Залоги в современном азербайджанском языке // Советская тюркология. -1874. № 1. - С. 41-44.

130. Джанашиа H.H. Морфология турецкого глагола. -Тбилиси.- 1981.

131. ДжанибековХ.С. Грамматические формы актуального членения предложения в карачаево-балкарском языке. Нальчик: Нарт. - 1991. -159 с.

132. Джанибеков Х.С., Чеченов A.A. О темпоральных, аспектологи-ческих и модальных признаках форм прошедшего времени индикатива карачаево-балкарского глагола // Советская тюркология. 1987. - № 5.- С. 86-96.

133. Джанибеков Х.С., Чеченов А.А. О темпоральных, аспектологи-ческих и модальных признаках форм прошедшего неочевидного времени индикатива карачаево-балкарского глагола (форма типа келгенди) II Советская тюркология. 1988. -№ 1. - С. 103-114.

134. Джанмавов ЮД. Деепричастия в кумыкском литературном языке (сравнительно с другими тюркскими языками). -М.: Наука, 1967. -328 с.

135. Джафаров Д.А. Способы выражения отрицания в современном азербайджанском литературном языке: Автореф. дис. .канд. филол. наук.- Баку, 1965. 22 с.

136. Джидалаев Н.С. Тюркизмы в дагестанских языках. Опыт исто-рико-этимологического анализа. М.: Наука, 1990. - 341 с.

137. Джидалаев Н.С. Тюркско-дагестанские языковые контакты: общая характеристика // Тюркско-дагестанские языковые контакты.- Махачкала, 1982. С. 7-18.

138. Джидалаев Н.С. О диахронии тюркско-дагестанских языковых контактов // Советская тюркология, 1970, № 3. С. 99-108.

139. Джидалаев Н.С. К вопросу о языке древних тюрков Восточного Кавказа // Советская тюркология, 1971, № 5. С. 46-60.

140. Дмитриев Н.К. Категория числа // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. 4.2. Морфология. - М.: Изд-во АН СССР.- 1956.-С. 65-71.

141. Дмитриев Н.К. Грамматика кумыкского языка. М.-Л.: Изд-во АН СССР. - 1940. -205 с.

142. Дмитриев Н.К. Грамматика башкирского языка. М.-Л.: Изд-во АН СССР. - 1948. -276 с.

143. Дмитриев Н.К. Строй тюркских языков. М.: Изд-во АН СССР.- 1962. 608 с.v 145. Дмитриев H.К. К истории аффиксов сказуемости // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. 4.2. Морфология. М.: Изд-во АН СССР. - 1956. - С. 5-15.

144. V 146. Дмитриев Н.К. Категория принадлежности // Исследования по сравнительной грамматике тюркских языков. 4.2. Морфология. М.: Изд-во АН СССР. - 1956. - С. 22-37.

145. Долинина И.Б. Рефлексив и средний залог в системе английских залогов и проблема гиперлексемы // Проблемы теории грамматического залога. Л.: Наука. - 1978. - С. 162-172.

146. Долинина Ю.П. Падежи в современном кумыкском языке: Ав-тореф.дис. .канд. филол. наук. М., 1956. - 13 с.

147. Дыренкова Н.П. Тофаларский язык // Тюркологические иссле-до-вания. М.; Л.: Наука, 1963.

148. Еловков Д.М., Касевич В.Б. Некоторые проблемы лингвистики в свете материалов языков Юго-Восточной Азии // Вестник Ленинградского университета. 1979. - № 8. - С. 71-77.

149. Жирмунский В.М. О границах слова // Морфологическая структура слова в языках различных типов. М.; Л., 1963.

150. Жирмунский В.М. Общее и германское языкознание. Л.: Наука, 1976. -693 с.

151. Johanson L. Aspekt im türkischen/ Vorstudien zu einer Beschreibunq des türkeitürkischen Aspektsystems. -Uppsala. -1971.-333S.

152. Jakobson R. Ze siqne zero // Readings in linquistics. Chiqaro London/ - 1966. - Pp. 109-115.

153. Jakobson R. Sique sero // Melanges de linquistique offertsd. Ch.Balei.- Geneva, 1939.

154. Kovalski T. Zur semantischen Funktion des Pluralsystems -lar, -1er in den Turksprachen.- Krakov,1936.

155. Загиров 3.M. Изучение морфологии русского языка в условиях национально-русского двуязычия и многоязычия. Махачкала, 1990.

156. V/ 163. Зайнуллин М.В. Категория времени глагола изъявительного наклонения в современном башкирском языке: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Казань. - 1963. - 24 с.

157. Зайнуллин М.В. Функционально-семантическая категория модальности в современном башкирском языке: Автореф. дис. .докт. филол. Наук. Алма-Ата. - 1988. - 51 с.

158. Зейналов Ф.Р. Принципы классификации именных частей речи. -Баку, 1959. -216 с.

159. Зиннатуллина КЗ. Залоги глагола в современном татарском литературном языке. Казань. - 1969. - 190 с.

160. Зиндер Л.Р., Строева Т.В. Историческая морфология немецкого языка. Л., 1968. - С. 286 с.

161. Иванов С.И. Очерки по синтаксису узбекского языка (форма на -ган и ее производные). Л.: Изд-во Ленингадского университета. - 1959. -151 с.

162. Иванов С.Н. Модальная связка экан и форма эканлик в узбекском языке // Ученые записки Ленинградского госуниверситета.- Вып. 7.- 1958.-С. 131-146.

163. Иванов С.Н. Тюркские атрибутивные конструкции с показателем относительной связи // Ученые записки Ленинградского госуниверситета. Вып. 11. - 1959. - С. 189-196.

164. Иванова И.П. Морфемный статус нулевой морфемы. Philologica. Исследования по языку й литературе .- М.: Наука, 1973. С. 163-168.

165. Калакуцкая Л.П. Адъективация причастий в современном русском литературном языке. -М.: Наука. -1971. -227 с.

166. Категория определенности-неопределенности в славянских и балканских языках. М.: Наука. - 1979. - 363 с.

167. Категория посессивности в славянских и балканских языках. -М.: Наука. 1989. -261 с.

168. Кацнелъсон С.Д. Типология языка и речевое мышление.- Л.: Наука, 1972.-216 с.

169. Кацнелъсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. Л.: Наука. - 1986. - 297 с.

170. Керимов И.А. Кайтагский диалект кумыкского языка: Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1953. - 24 с.

171. Керимов И. А. Очерки кумыкской диалектологии. Махачкала: Дагучпедгиз, 1967. - 155 с.

172. Керимов И.А., Агъмадов А.Б. Къумукъ тил: Педучилищалар учун учебник. Магьачкъала: Дагъучпедгиз, 1965. -237 с.

173. Kowalski Т. Zur semantischen Funktion des Pluralsustems -lar, -1er in den Turkschprachen/. Krakow. - 1936.

174. Коклянова A.A. Категория времени в современном узбекском языке. М.: Изд-во АН СССР. - 1963. - 24 с.

175. Колшанский Г.В. Логика и структура языка. М., 1965.

176. V 196. Кондратьев В.Г. Грамматический строй языка памятников древ-нетюркской письменности VII-XI вв. Л.: Изд-во ЛГУ, 1981. - 190 с.

177. Кормушин КВ. Категория каузатива в алтайских языках: Авто-реф. дис. .канд. филол. наук. Л., 1968. - 22 с.7 202. Кононов А.Н. Показатели собирательности-множественности в тюркских языках. М.: Наука, 1969. - 32 с.

178. Кононов А.Н. Грамматика современного узбекского литературного языка. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960. - 446 с.v 204. Кононов А.Н. Грамматика современного турецкого литературного языка. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1956. - 569 с.

179. Кононов А.Н. Грамматика языка тюркских рунических памятников (VII-IX в.в.). Л.: Наука, 1980. - 255 с.

180. Кузнецов П.И. Категория вида в турецком языке: Видовые разряды // Иностранные языки. Сборник статей. М., 1968. - № 4. - С. 100110.

181. Кузнецов П.И. О происхождении инфинитива на -мак II Советская тюркология. 1983. - № 3. - С. 39-45.

182. Кузнецов П.И. Аспект и акционал в турецком языке (к выходу в свет монографии Л. Йохансона) // Советская тюркология. 1075. - № 3. -С. 68-82.

183. Кузнецов П.И. Система функциональных форм глагола в современном турецком языке // Советская тюркология. 1982. - № 1. - С. 3-22.

184. Кузнецов П.И. Возникновение и значения тюркских претеритов //Советская тюркология. -1981. № 5. - С. 3-14.• 215 Кумаков М.А. Число и грамматика // Вопросы языкознания. -1969.-N4.-С. 65-74.

185. Курбанов А.А. и др. Туркменский язык. 4.1. Ашхабад, 1964.290 с.

186. Лейкина Б.М. К проблеме соотношения залога и коммуникативного членения //Проблемы теории грамматического залога. JL: Наука. -1978.-С. 129-136.

187. Лосев А.О. Языковая структура. М., 1983. - 373 с.

188. Лосев А.О. Знак. Символ. Миф. Труды по языкознанию. -М., 1982.• 220. Любимов К.М. О числовом значении нулевой формы в тюркских языках (на материале турецкого языка) // Советская тюркология. 1972.-N 5.-С. 78-83.

189. Любимов К.М. Система грамматических времен в современном турецком языке // Советская тюркология. -1970.-№2.-С. 44-64.

190. Любимов К.М. Абстрактное наклонение в турецком языке // Советская тюркология. 1973. - № 3. - С. 9-23.

191. Лайонз Дж. Введение в теоретическую лингвистику. -М.: Прогресс. 1978. - 542 с.

192. Магомедов А.Г. Собственно-послелоги и послелоги изолированные формы знаменательных слов в кумыкском языке. - Махачкала, 1966. - 120 с.• 228. Мадиева Г.И. Морфология аварского литературного языка. 1. Ма-хачкала, 1980.- 159 с.

193. Макаров Т. Татарская грамматика кавказского наречия. Тифлис: Типография Канцелярии Наместника Кавказского. - 1848. У11+143 с.

194. Маматов М.Ш. К вопросу о категории номинализации действия (на материале узбекского языка) // Советская тюркология. 1988. - № 5. -С. 41-52.

195. Малое С.Е. Памятники древнетюркской письменности. Тексты исследования. M.-JL, 1951. - 452 с.е 232. Маслов Ю.С. Введение в языкознание. М.: Высшая школа. - 1975.-326 с.• 233. Маслов Ю.С. Очерки по аспектологии. JL: Изд-во ЛГУ. - 1984. -261 с.

196. Махмутова JI.T. Опыт исследования тюркских диалектов (мишарский диалект татарского языка). М.: Наука, 1978. - 270 с.

197. Мельников Г.П. Семантика и проблемы тюркологии // Советская тюркология; -1971. № 6. - С. 3-17.

198. Милославский И.Г. Морфологические категории современного русского языка. М., 1981. - 253 с.

199. Настов Д.М. Проблемы тюркской аспектологии. Акциональ-ность. Л.: Наука, 1989. - 207 с.

200. Настов Д.М. Еще раз о виде. К истории вопроса // Тигко1о^са. К 70-летию акад. А.Н.Кононова. Л.: Наука. - 1976. - С. 111-120.

201. Настов Д.М. Формы выражения способов глагольного действия в алтайских языках // Очерки сравнительной морфологии алтайских языков. Л.: Наука. - 1978. - С. 88-177.

202. Настов Д.М. Аспектуальные значения аналитических образований и разряды глагольной лексики в узбекском языке // Теория грамматического значения и аспектологические исследования. Л.: Наука. - 1984. -С. 128-165.

203. Настов Д.М. Качественная аспектуальность в тюркских языках // Востоковедение: Ученые записки Ленинградского университета. -Вып. 12: Филологические исследования. Л.: Изд-во ЛГУ. - 1986. - С. 53-59.

204. Олъмесов Н.Х. Сопоставительная грамматика кумыкского и русского языков. Махачкала: Дагучпедгиз. - 1982. - 84 с.

205. Олъмесов Н.Х. Брагунский говор в его отношении к другим говорам кумыкского языка. Дис .канд. филол. наук. Махачкала, 1981. -186 с.

206. Олъмесов Н.Х. Бораганский говор и его место в системе диалектов кумыкского языка. Махачкала: Изд-во Даггосуниверситета. - 1994. -142 с.

207. Орстбаева H. Аналитические формы глагола в современном казахском языке: Автореф. дис. .докт. филол. наук. Алма-Ата.-1971. -75 с.

208. Откупщикова М. И. Статус взаимного залога в русском языке // Проблемы теории грамматического залога. JL: Наука. - 1978. - С. 180186.

209. Пешковский A.M. Русский синтаксис в научном освещении. 7-е изд. М.: Учпедгиз, 1956. - 511 с.• 269. Покровская JI.A. Грамматика гагаузского языка. Фонетика и морфология. М.: Наука, 1964. - 298 с.

210. Покровская Л А. Термины родства в тюркских языках // Историческое развитие лексикологии тюркских языков. М.: Наука. -1961.

211. Потебня A.A. Из записок по русской грамматике. Т.1-2.- М.Учпедгиз, 1958. 536 с.

212. Решетов В.В. Современный узбекский язык (элементы фонетики, морфологии и синтаксиса). Ч. 1. - Ташкент: Госиздат Узб. ССР.- 1946. -210 с.

213. Руденко Д.И. О семантике обобщенного единственного числа // Филологические науки. 1988. - N 2. - С. 47-53.• 280. Русская грамматика. Т.1. М.: Наука, 1980. - 783 с.• 281. Русская грамматика. Т.2. -М.: Наука, 1980. -709 с.

214. Рясянен М. Материалы по исторической фонетике тюркских язы- ков. М., 1955. - 222 с.

215. Салехова Н.Х. Грамматическая категория времени татарского глагола и темпоральность: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Казань.- 1975.-20 с.

216. Севортян Э.В. Аффиксы глаголообразования в азербайджанском языке. М.: Наука. - 1962. - 644 с.

217. Сепир Э. Язык. Введение в изучение речи. М., 1934.

218. Сергеев В.И. Лексический способ выражения множественности в чувашском языке (единственное, множественное число и роль интонации в выражении множественности) // Советская тюркология. 1973. - N 3. -С. 3-9.

219. Серебренников Б.А. О некоторых частных деталях процесса образования аффикса множественности -лар в тюркских языках // Советская тюркология. 1970. - N 1. - С. 49-53.

220. Серебренников Б.А., Гаджиева Н.З. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков: Учебное пособие для вузов. Баку: Маариф, 1979. - 302.

221. Серебренников Б.А. Категория времени и вида в финно-угорских языках пермской и волжской группы. М.: Наука, 1960. - 290 с.

222. Серебренников Б.А. Вероятностные обоснования в компаративистике. М.: Наука. - 1974. - 351 с.• 296. Серебренников Б.А. Проблема глагольного вида в тюркских языках // Вопросы грамматики тюркских языков. Алма-Ата.- 1958.- С. 12-30.

223. Силъницкий Г.Г. Функционально-коммуникативные типы наклонений и их темпоральные характеристики // Теория функциональной грамматики. Темпоральность. Модальность. JL: Наука. - 1990. - С. 90110.

224. Смирницкий А.И. Морфология английского языка. М., 1959.

225. Смирницкий А.И. К вопросу о слове (проблема "тождества слова") // Труды Института языкознания АН СССР. 1954. - Т.4.

226. Современный татарский литературный язык (лексикология, фонетика, морфология). М.: Наука, 1969. - 379 с.

227. Соколов С.А. Категория числа в турецком языке и ее взаимосвязь со смежными лексико-семантическими категориями // Советская тюркология. 1970. - N 4. - С. 71-81.

228. Соколов С.А. Категория определенности // неопределенности как система выражения коммуникативных и семантико-синтаксических отношений (на примере турецкого языка) // Советская тюркология. 1989. -№1,- С. 32-41.

229. Сравнительная грамматика русского и туркменского языков. 4.1. Фонетика и морфология. Ашхабад: ИБМ, 1964. - 380 с.

230. Сравнительная грамматика русского и азербайджанского языков. Баку: Изд-во АТУ, 1954. - 396 с.

231. Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. -М: Наука, 1988. -558 с.

232. Сопоставительная грамматика русского и казахского языковморфология). Алма-Ата: Наука. - 1966. - 458 с.

233. Суник О.П. Общая теория частей речи. М. - Л., 1966. 313. Степанов Ю.С. Вид, залог, переходность // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. -Т. 35. - 1976. - № 4.

234. Татарская грамматика. Т.2. Морфология. Казань: Татар, кн. изд-во. - 1993. - 396 с.

235. Тройский И.М. К семантике множественного числа в греческом и латинском языках // Ученые записки ЛГУ. Вып. 10. - 1946.

236. Убайдуллаев К. Категория прошедшего времени глаголов в изъявительном наклонении в современном каракалпакском языке. Нукус:

237. Каракалпакстан. 1978. - 134 с.

238. Хстилов Ш.Х. Историческое развитие и нормализация падежа в средневековом азербайджанском литературном языке // Советская тюркология. 1987. -N 2. -92-101.

239. Хангишиев Д.М. Къумукъ тил. Морфология. Магьачкъала: Дагъыстан пачалыкъ университетни нешрияты, 1995. - 231 с.

240. Хангишиев ДА. Причастия в кумыкском языке: Автореф. дис. .канд. филол. наук. Баку. - 1966. - 24 с.

241. Хангишиев Д.М. Причастия в кумыкском языке. Пособие по спецкурсу. Махачкала. - 1985. - 80 с.

242. Харитонов Л.Н. Формы глагольного вида в якутском языке.- M.-JI: Изд-во АН СССР. 1960. - 180 с.

243. Харитонов Л.Н. Залоговые формы глаголов в якутском языке.- M.-JL: Изд-во АН СССР, 1963. 126 с.

244. Храковский B.C., Володин А.П. Семантика и типология императива. Русский императив. Л.: Наука. - 1987. - 270 с.

245. Ходжиев А. Вспомогательные глаголы в узбекском языке.- Ташкент. 1966. - 221 с.

246. Цейтлин С.Н. Необходимость //Теория функциональной грамматики. Л.: Наука. - 1990. - С. 142-155.

247. Шахманова-Гарданова Р. О морфологических особенностях ка-занищенского говора кумыкского языка // Ученые записки Дагестанского ФАН СССР. Серия филологическая. Т. 13. - Махачкала. - 1964. - С. 82110.

248. Шахматов A.A. Синтаксис русского языка. -2-е изд. -JL: Учпедгиз. 1941. - 620 с.

249. Шелякин М.А. Русские возвратные глаголы в общей системе отношений залоговости // Теория функциональной грамматики. Персональ-ность. Залог. -СПб.: Наука. 1991. - С. 312-327.

250. Шукуров Ш. Феъл тарихидан. Кадимги туркий ёдгорликлар ти-лида майл ва замон формалары. Тошкент: Узбекистан ССР ФАН на-шриёти. - 1970. - 108 с.

251. Щерба JI.B. Языковая система и речевая деятельность. Л.,1974.0 350. Щербак A.M. Формы числа у имен в тюркских языках // Вопросы языкознания. 1970. - N 3. - С.87-99.

252. Щербак A.M. Очерки сравнительной грамматики тюркских языков (имя). Л.: Наука, 1977. - 190 с.ь 352. Щербак A.M. Очерки сравнительной грамматики тюркских языков (глагол). Л.: Наука, 1982. - 181 с.

253. Юлдашев A.A. Историческое развитие взаимного залога тюркского глагола // Советская тюркология. 1980. - № 4. - С. 7-21.

254. Юсупов Ф.Ю. Неличные формы глагола в диалектах татарского языка. Казань: Изд-во казан, ун-та. - 1985. - 318 с.

255. Юсупов Ф.Ю. Изучение татарского глагола. -Казань: Та-тар.кн.изд-во. -1986. -286 с.

256. Якобсон Р. О. Морфологические наблюдения над славянским склонением (состав русских падежных форм) // American contributions to the fourth international conqress of slavicists. -Moscow. September. -1958: S.- Gravenhage. 1958. - C. 127-156.

257. Источники цитированных примеров1 .Абу-Бакар А. Серминазыма тагъымчакълар. Магьачкъала: Да-гъучпедгиз. - 1975. - 221 б.

258. Абуков К. Гьали де давда йимик. Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1989. 150 б.

259. Абуков М. Боран. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1982. - 102 б.

260. Абуков М. Йыгъылгъанны ер гётерер. Магьачкъала: Дагкнигоиздат. - 1989. -199 б.

261. Абуков М. Рагьмулу тюбек. (Хабарлардан къурулгъан повесть). -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1981. - 239 б.

262. Акаев А. Пайхаммарны ёлу булан. -Магьачкъала: Дагъыстан китап басмаханасы. 1993. - 372 б.

263. Алъбериев Ш. Яшыртгъын яра. Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1975.-255 б.8 .Арсланбеков X. Къарчыгъа юрек. Магьачкъала: Дагъучпедгиз.- 1985.- 113 6.

264. Атаев Б. Солтанмут. -Магьачкъала: Дагъыстан китап басмаханасы.- 1995.- 159 6.

265. Атаева 3. Къурдашлар къыйынлы гюн табула. Магьачкъала: Да-гучпедгиз. - 1986. - 144 б.1.. Батырмурзаев Н., Батырмурзаев 3. Тангчолпанлар.- Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1989. - 140 б.

266. Гереев Ю. Молла Насретдинни сапар ёлдашы. Магьачкъала: Дагкнигоиздат. - 1962. - 264 б.

267. ХЪ.Гьажиев А. Юрекни янывлары. Гьар тюрлю йылларда язылгъан шиърулар. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1972. - 319 б.

268. Гъамзатов Р. Мени Дагъыстаным. Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1977.-351 б.15 .Давудов Гь., Солтсшбеков С., Сатиее М. Хабарлар.- Магьачкъала: Дагъыстан охув-китап издательствосу. 1989. - 112 б.

269. Дослукъ. Литературный альманах. Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1976.-415 6.

270. Ибрагъимов И.Х. Дагъыстан намус. Магьачкъала: Дагкнигоиздат. - 1976. - 181 б.

271. Ибрагъимов И.Х. Магъа шо бек авара. Магьачкъала: Дагкнигоиздат. - 1988. - 87 б.

272. Ибрагъимов-Къызларлы А.-Гъ. Аманхор. Тарихи роман. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1976. - 181 с.

273. Керимов И.А. Батыр Баташ. Магьачкъала: Дагъучпедгиз. -102 б.

274. Керимов И.А. Будай бюртюклер. Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1985. 183 б.

275. Керимов И.А. Гёк толкъунлар. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1988. 221 б.

276. Керимов И.А. Къанатлы къыз. Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1972. - 296 б.

277. Керимов И.А. Къаракъушну ери кёкдюр. Магьачкъала: Дагъучпедгиз. -1983. - 91 б.

278. Керимов И.А. Магьач. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1962. -277 6.

279. Къурбанов А. Пьесалар. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. 1978. -157 б.27 .Мантаева У. Бир увуч топуракъ. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат.- 1979. 222 б.

280. Мантаева У. Яшавну маржанлары. -Магьачкъала: Дагъыстан ки-тап басмаханасы. -1995. -295 б.

281. Расулов Р. Ант. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1978. -189 б.

282. Сставатов А. Пьесалар. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1977. -181 б.

283. Хангишиев М. Рашит булан Разият. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1976. -144 б.

284. ХангишиевМ. Эки хабар. -Магьачкъала: Даггиз. -1947. -152 б.

285. Шамсутдинов Къ. Уьст болгъан сююв. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1966. -102 б.

286. Ягъияев М. Арслан тувгъан уланлар. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1984. -250 б.

287. Ягъияев М. Бизге оьлме чола ёкъ. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1972. -290 б.

288. Ягъияев М. Дарман булакъ. Повесть. -Магьачкъала: Дагучпедгиз. -1986. -158 б.

289. Ягъияев М. Оьлюмден уьст болгъанлар. (Роман-трилогия). Уьчюнчю китап. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1974. -334 б.

290. Ягъияев М. Топуракъ сёйлей. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1980,- 148 б.

291. Ягъияев М. Хынжаллар сувурулгъан. -Магьачкъала: Дагкнигоиздат. -1969. -345 б.

292. Список условных сокращений1. Языки

293. СИГТЯ Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. - М., 1984. см. - смотреть совр. - современный т. - том теор. - теория филол. - филологический функ. - функциональный ч. - часть яз. - язык