Рецепция концепта «благой симфонии» (συμφωνία ἀγαθή) в русской богословско-политической мысли XI-XVII веков тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 00.00.00, кандидат наук Бежанидзе Юсуф Ибрагимович

• Бежанидзе Юсуф Ибрагимович
• кандидат наук
• 2024

Оглавление диссертации кандидат наук Бежанидзе Юсуф Ибрагимович

Оглавление

Введение

1. Византийская концепция гармонического устройства христианского общества

1.1. Теоретико-методологические основания диссертации

1.2. Предпосылки появления учения о гармоническом устройстве общества

в доюстиниановское время. 45 1.2.1. Античная концепция гармонического устройства общества и ее осмысление

у христианских авторов. 45 1.2.2 Христианская полития и Экклесия: проблема разграничения

государственной и церковной властей

1.3. Две версии византийской политической «симфонии»

1.3.1. Концепция императора Юстиниана

1.3.2. Концепция патриарха Фотия Константинопольского

2. Рецепция концепта «благой симфонии» (ouцфюvía ауаб'л) в русской богословско-политической мысли XI- XV веков

2.1. «Новый Израиль»: Рецепция концепта «благой симфонии»

от митрополита Илариона до архиепископа Вассиана Рыло

2.1.1. Киевская Русь

2.1.2. Татаро-монгольское иго

2.2. Богословско-политическая концепция преподобного Иосифа Волоцкого

3. Рецепция концепта «благой симфонии» (ouцфюvía ауаб'л) в русской богословско-политической мысли XVI - XVII веков

3.1. Генезис абсолютистского государства на Руси

3.1.1 Понятие абсолютизма

3.1.2 Идея «Москва - Третий Рим»

3.1.3 Эпоха Ивана Грозного

3.1.4 XVII век

3.2. Преамбула к VI новелле в интерпретации патриарха Никона

Заключение.

Список использованных источников и литературы.

185

Введение

Концепт «благой симфонии», сформулированный св. Юстинианом Великим в VI веке, прочно вошел в богословскую проблематику церковно-государственных отношений. Обусловлено это «глубокими богословскими... вопросами, которые лежат в основе проблемы «симфонии»»1, прежде всего, поиском идеальной модели существования Церкви в обществе и государстве. Тем не менее, проблема «благой симфонии» - и в ракурсе верного восприятия ее внутреннего содержания, и с точки зрения возможности ее практической реализации - требует дальнейшего раскрытия, в том числе на материале русской традиции, оказавшей безусловное влияние на современную богословскую мысль.

При этом следует учитывать, что современное понятие государства возникло много позже того, как был сформулирован концепт «политической симфонии». Средневековое государство - эта христианская полития, христианская res public, христианское общество . Тем не менее, «политическую симфонию» средних веков можно изучать в парадигме церковно-государственных отношений, если помнить о том, что в древней христианской традиции христианская полития отождествлялась с внешней, земной Церковью, а Экклесия - с Церковью внутренней, небесной, которую называли еще душой политии. Дела Церкви земной называли человеческими, а дела небесной Церкви (сакраментальное приобщение человека Богу) - божественными. Как справедливо указывает прот. Георгий Флоровский: «Церковь и Царство составляли, в сущности, единое Общество, неделимое и неразделенное, единый Civitas - Respublica Christiana» . Таким образом, православная полития и экклесия, пребывая в неразрывном единстве, соотносились между собой как тело и душа в человеке4. Игнорировать этот факт было бы нарушением принципа историзма, что для диссертации по направлению «историческая теология» недопустимо.

Исходя из сказанного и во избежание двусмысленностей, в тексте настоящей диссертации не будут употребляться термины «симфония Церкви и государства» и «симфония властей», так как их лексическая нагруженность связана с современным пониманием государства, отделенного от Церкви, и подразумевает союз или взаимовыгодное сотрудничество двух юридически независимых общественных структур.

1 Лебедева Г. Е., Митрофанов А. Ю. Юстиниановская «симфония властей» в контексте современной историографии // Проблемы славяноведения и медиевистики. СПб., 2009. С

2 См.: Wilks M. The Problem of Sovereignty in the Later Middle Ages: the Papal Monarchy with Augustinus Triumphus and the Publicists. Cambridge, 1963. P

3 Флоровский Г. прот. Восточные отцы. Добавление:

http://holytrinitymission.org/books/russian/vostochnye_otzy_diiferent_florovsky.htm. Дата обращения:

4 Ср.: ««Симфония» — это не гармония между двумя властями или двумя различными сообществами, Церковью и государством; скорее имеется в виду внутренняя сплоченность одного единственного человеческого общества» (Мейендорф И., прот. Византийское наследие в Православной Церкви. Киев, 2007. С. 66).

Употребление этих выражений для описания византийского концепта «благой симфонии» если и возможно, то только в смысле гармоничного сочетания (согласия) церковной и государственной власти в рамках единого христианского социума, в чем были единодушны все средневековые авторы.

Таким образом, концепт «благой симфонии» будет обозначаться в диссертации либо как «политическая симфония», чтобы отличить его от симфонии музыкальной, либо как «благая гармония» христианского общества, чтобы не понимать его в смысле взаимоотношений между властями. Эта же точка зрения будет подразумеваться и при употреблении самого концепта «христианское общество».

Следует также оговорить, что термин «власть» в смысле духовного авторитета в христианском обществе ниже употребляться не будет. Представление о власти священнослужителей рассматривается исходя из библейского понимания духовной власти в Церкви, а государственная власть традиционно определяется как политическая власть с возможностью насильственного навязывания воли ее носителей подвластным им людям.

Наконец, разрешение заявленной проблемы было бы невозможно без понимания того, какую смысловую нагрузку несут в себе широко распространенные в научной литературе понятия «цезарепапизм» и «абсолютизм». Однако в силу сложности и неоднозначности этого вопроса его рассмотрение будет вынесено в особый параграф в первой вводной главе диссертации.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Рецепция концепта «благой симфонии» (συμφωνία ἀγαθή) в русской богословско-политической мысли XI-XVII веков»

Актуальность темы исследования

Исследователи истории Русской Церкви зачастую задаются вопросом о существовании «политической симфонии» в тот или иной период российской государственности. Однако чтобы поставить вопрос о наличии или отсутствии «симфонии» или ее элементов в рамках российской действительности, необходимо вначале выявить рецепцию концепта «благой симфонии» в русской богословско-политической мысли.

Актуальность работы подтверждается важностью понимания прошлого и современного состояния Церкви и ее места в государстве. Сегодня, в XXI веке, в условиях нынешнего сложного времени как никогда важно осмыслить суть идеала церковно-государственных отношений и его исторические итерации.

Диссертация позволит актуализировать на новом богословском уровне научное осмысление концепта «благой симфонии» и его восприятия в русской богословско-политической мысли.

Степень изученности темы исследования

Историографию по теме исследования можно разделить на две группы.

К первой историографической группе автор относит исследования, посвященные распространению на Руси византийских текстов, содержащих концепт «благой симфонии».

Транслятором византийского законодательства, а значит и концепта «политической симфонии» на Руси были, в первую очередь, Кормчии книги.

Научное изучение Кормчих началось в первой половине XIX века. Были обнаружены важнейшие рукописи Кормчих книг, а затем появилась первая монография барона Г. А. Розенкампфа, на которую до сих пор ссылаются исследователи5.

В. М. Ундольский обнаружил в Синодальной библиотеке и описал древнейший Ефремовский список Кормчей6. А. С. Павлов посвятил свое исследование классификации

у

древнейших Кормчих . А. С. Павлову первому удалось обосновать, что древнеславянская редакция Кормчих была хорошо известна в Киевской Руси. Павлов даже предположил, что древнеславянский перевод Кормчих был осуществлен на Руси в эпоху Ярослава Мудрого, но это предположение является дискуссионным. Несомненной заслугой ученого было изучение русской рецепции «Константинова Дара». Павлову удалось доказать, что введение «Donatio Constantini» в текст Печатной Кормчей было обусловлено богословско-политическими взглядами патриарха Никона8.

И. И. Срезневский расписал состав древнейших Кормчих, уделив внимание новеллам. Он опубликовал собрание новелл в древнеславянском переводе по Ефремовскому и позднему Соловецкому спискам9. Сводная Кормчая исследовалась в монографии В. Жмакина. Жмакин впервые указал на митрополита Даниила в качестве составителя Сводной Кормчей10.

Изучению Кормчих в дореволюционный период подвел итог выдающийся исследователь В. Н. Бенешевич. Занимаясь древним периодом распространения Кормчих, Бенешевич опубликовал славянский и греческий текст «Собрания 93 глав». Греческий

5 Розенкампф Г. А. Обозрение кормчей книги в историческом виде. М., 1829.

6 Ундольский В.М. Описание славянских рукописей Московской патриаршей библиотеки // ЧОИДР. 1867. № 2. С. 38-44.

7 Павлов А. С. Первоначальный славяно-русский номоканон. Казань, 1869.

8 Павлов А. С. Подложная дарственная грамота Константина Великого папе Сильвестру в полном греческом и славянском переводе // Византийский Временник. М., 1896. Т. 3. Вып. 1. С. 18-82.

9 Срезневский И.И. Обозрение древних русских списков Кормчей книги. СПб., 1897. Приложения. С. 67-134.

10 Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. С. 748-749.

текст Бенешевич привел по рукописи (Vallicell. F. 47. X век), которая до нашего времени остается уникальной греческой рукописью этого собрания11.

Лексика и орфография Ефремовской Кормчей была подробно изучена С. П. Обнорским. Ученый зафиксировал несколько орфографических традиций и отметил лексическую неоднородность знаменитого протографа12.

В XX веке можно отметить труды ректора папского Восточного института И. Жужека. В 1964 году в серии Orientalia Christiana Analecta вышла его монография, в

13

которой нашла отражение история изданий Печатной Кормчей .

В России наибольший вклад в изучение и классификацию Кормчих внес Я. Н. Щапов. Щаповым были выделены три основные редакции Кормчих: древнеславянская, русская и сербская. В рамках сербской редакции ученый выделил древнейший Рязанский список в отдельную группу, отделив его от обширной Уваровской группы, в которую, по его мнению, входили: Уваровская подгруппа, Суздальская подгруппа (Суздальские правила), Даниловская подгруппа и другие14.

Труды Я. Н. Щапова были продолжены Е. В. Беляковой. В 2017 году вышла коллективная монография, посвященная Печатной Кормчей, в которой Беляковой принадлежит большинство глав15. Она детально описала источники, состав и историю публикации Печатной Кормчей. На основании архивных документов исследовательнице удалось проследить хронологию участия патриарха Никона в редактировании Печатной

Кормчей16.

К. А. Максимович продолжил изучение Ефремовской Кормчей. Ученый

обосновывал болгарское происхождение перевода Древнеславянской Кормчей17. Также

Максимович составил подробный словарь для Древнеславянской редакции Кормчей по

18

изданиям, подготовленным В. Н. Бенешевичем . К. А. Максимович сделал важный вывод

11 Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906.

12 Обнорский С.П. О языке Ефремовской Кормчей XII века. СПб., 1912.

13 Zuzek I. Kormcaja Kniga. Studies on the Chief Code of Russian Canon Law. Roma, 1964.

14 Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие на Руси в XI—XIII вв. М., 1978. С. 135136.

15 Белякова Е.В., Мошкова Л. В. Опарина Т. А. Кормчая книга: от рукописной традиции к печатному изданию. М.; СПб., 2017.

16 Там же. С. 183.

17 Максимович К.А. Древнерусская Ефремовская кормчая XII в.: локализация перевода в связи с историей текста //Лингвистическое источниковедение и история русского языка 2004—2005. М., 2006. С. 102-113.

18 Das byzantinische Syntagma in 14 Titeln ohne Kommentare in altbulgarischer Übersetzung: Slavisch-griechisches, griechisch-slavisches und rückläufiges (slavisches) / Wortregister, zusammengestellt von Kirill A. Maksimovic, herausgegeben von Ludwig Burgmann. Hbbd. 1-2. Frankfurt am Main, 2010.

о том, что редактирование Древнеславянского перевода в домонгольский период, возможно, происходило с привлечением греческих рукописей19.

Рассмотрению новелл византийских императоров в составе Кормчих книг были

20

посвящены научные труды Я. Н. Щапова, Е. В. Беляковой и К. А. Максимовича .

Классификации различных редакций Кормчих книг посвящена монография М. В. 21

Корогодиной . А. А. Манохин подробно исследовал Сводную Кормчую митрополита

Даниила и показал, что добавление в нее преамбулы к VI новелле носит идеологическую

22

направленность .

Подверглось научному исследованию и «Мерило Праведное» - церковно-

23

юридический сборник конца XIII - начала XIV века .

Помимо славянской версии Номоканона ученые изучали распространение на Руси

24

переводных греческих сборников: Алфавитная Синтагма Матфея Властыря , Пандекты и Тактикон Никона Черногорца25, «Пчела»26.

Внимание исследователей привлекало также «Поучение» диакона Агапита. В. Е. Вальденберг, И. А. Шевченко, Д. М. Буланин и И. А. Лобакова проследили историю использования «Поучения» в русской письменной традиции Средневековья и Нового

27

времени .

19 Максимович К.А. Древнерусская Ефремовская кормчая XII в.: локализация перевода в связи с историей текста. С. 111.

20 Щапов Я. Н. Собрание новелл Юстиниана в 87 главах в древнерусской письменности // Древнее право. IVS ANTIQVVM. 1998. Вып. 1(3). С. 108-112; Белякова Е. В. Щапов Я. Н. Новеллы императора Юстиниана в русской письменной традиции. М., 2005; Максимович К. А. Законы византийских императоров в древнерусских юридических сборниках // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2009. № 3 (37). С. 70-72; Максимович К. А. Церковно-юридические сборники Синтагма XIV титулов и Номоканон XIV титулов в византийской и славянской традиции // 0EOДOYЛOE: сборник статей памяти профессора Игоря Сергеевича Чичурова. М., 2012. С. 202-214.

21 Корогодина М. В. Кормчие книги XIV — первой половины XVII века: В 2 т. СПб., 2017.

22 Манохин А. А. Сводная Кормчая митрополита Даниила. М., 2023.

23 См.: Вершинин К. В. Мерило Праведное в истории древнерусской книжности и права. М.; СПб., 2019.

24 Корогодина М. В. Синтагма Матфея Властаря в России в XVII в. и Епифаний Славинецкий // Каптеревские чтения. Сборник статей. Вып. 10. М., 2012. С. 9-20; Alexandrov V. The Syntagma of Matthew Blastares: The Destiny of a Byzantine Legal Code Among the Orthodox Slavs and Romanians, 14-17 Centuries. Frankfurt am Main, 2012.

25 Максимович К. А. «Пандекты» Никона Черногорца в древнерусском переводе XII в.: (Юридические тексты). М., 1998; Он же. Пандекты» Никона Черногорца в болгарском переводе XIV в.: Рукописная традиция и проблемы издания // Преводите през XIV ст. на Балканите: Докл. от междунар. конф. (София, 2628 юни 2003). София, 2004. С. 329-358;.

26 Сперанский М. Н. Переводные сборники изречений в славянорусской письменности. Исследование и тексты. М., 1904. С. 155—392; Приложение. С. 48—62, 155—164; Dvornik F. Dumbarton Oaks Papers. 1956. Vol. 9/10. P. 108-109; Максимович К. А. Образ идеального правителя в древнерусской «Пчеле» и политическая мысль Византии // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2002. №1 (7). С. 28-42.

27 Вальденберг В. Е. Наставление писателя VI в. Агапита в русской письменности // Византийский Временник. Л., 1926. Т. 24 (1923—1926). С. 27—34; Sevcenko I. A Neglected Byzantine Source of Muscovite Political Ideology // The Structure of Russian History. New York, 1970. P. 80—107; Буланин Д. М. Античные традиции в древнерусской литературе XI-XVI вв. Мюнехен, 1991. С. 116-137; Лобакова Н. А. Памятник византийской учительной литературы «Поучение благого царства» Агапита и «Житие митрополита Филиппа» // Русская агиография. Исследования. Публикации. Полемика СПб., 2005. Т. 1. С. 527-545

Вторую историографическую группу составляют научные работы, посвященные богословско-политической мысли русских богословов и книжников.

Уже в дореволюционной историографии была выделена основная группа авторов, излагавших богословско-политические идеи в допетровский период. Наибольшее

внимание исследователей вполне справедливо было уделено святителю Илариону

28

Киевскому, преподобному Иосифу Волоцкому и патриарху Никону . Наиболее примечательным и сохранившим свое значение до настоящего времени является труд Н. Ф. Каптерева.

Н. Ф. Каптерев понимает Церковь и государство в Средневековье как два юридически независимых общества. Подобный методологический презентизм, истоки которого будут объяснены в первом параграфе первой главы диссертации, приводит его к неверным выводам о соотношении церковной и государственной власти. Анализируя ответ патриархов на вопросы царя Алексея Михайловича, Каптерев пишет: «восточные патриархи... признали, что царская власть выше духовной, так как царь есть наместник самого Бога на земле, что патриарх и всякий архиерей, наравне со всеми другими подданными, обязан царю безусловным во всем повиновением»29.

Однако в подтверждение своего тезиса Каптерев приводит присягу, которую по требованию императора Мануила Комнина византийский епископат во главе с Константинопольским патриархом Михаилом III дал сыну самодержца Алексею. В тексте присяги, процитированном Каптеревым, ясно сказано, что патриарх не должен противиться царю «в вещех гражданских», ибо император «единый законодавец всех дел гражданских»30. Таким образом, Каптерев неверно утверждает, что восточные патриархи требовали, чтобы предстоятель Русской Церкви во всем повиноваться царю. Причина подобной ошибки очевидна: ученый оценивал средневековые реалии в парадигме церковно-государственных отношений начала XX века.

Из обобщающих дореволюционных трудов можно выделить монографии

31

М. А. Дьяконова и В. Е. Вальденберга . Работа Дьяконова носит обзорный характер. Исследователь выдвигает ряд гипотез, в частности, о развитии национального

28 См.: Калугин Ф. Г. Иларион митрополит Киевский и его церковно-учительные произведения // Памятники древнерусской церковно-учительной литературы / Под ред. А.И. Пономарева. Вып. 1. СПб., 1894. С. 47-85; Жданов И.Н. Слово о законе и благодати и Похвала кагану Владимиру // Сочинения И.Н. Жданова: в 2 т. СПб., 1904. Т. 1. С. 1-80; Хрущов И. П. Исследование о сочинениях Иосифа Санина. СПб., 1868; Каптерев Н. Ф. Патр. Никон и царь Алексей Михайлович. В 2 т. Т. 1-2. Сергиев Посад, 1909-1912.

29 Каптерев Н. Ф. Патр. Никон и царь Алексей Михайлович. Т. 2. С. 226.

30 Там же. С. 225.

31 Дьяконов М. Власть московских государей: Очерки по истории политических идей Древней Руси до конца XVI в. СПб., 1889; Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. Пг. 1916.

самосознания на Руси после падения Византийской империи. Богословские идеи митрополита Илариона автор практически не рассматривает. Богословско-политическая концепция преподобного Иосифа, согласно Дьяконову, весьма противоречива. Волоцкий игумен и «революционер», исповедующий «учение, на основании которого можно было оправдать всякую оппозицию правительству», и фанатик, обожествляющий личность царя. Подобная двойственность объясняется Дьяконовым изменениями в позиции Великого князя по отношению к еретикам. На эти изменения и реагировал преподобный Иосиф32.

Безусловной заслугой В. Е. Вальденберга является попытка решить проблему абсолютизма. «Обозначает ли неограниченность в приложении к княжеской и царской власти в Древней России полную абсолютность власти, т. е. отсутствие каких бы то ни было ограничений или же только отсутствие некоторых из возможных видов ограничения?», - писал он во введении к своей работе33. Вальденберг делает верный вывод об ограниченности русского самодержавия. Но он принципиально не отличает ограниченность сословно-представительскую и законодательную (легизм) от идеи богоустановленного порядка, который монарх в православном государстве нарушать не

34

может .

Подобная методологическая ошибка часто приводит его к ложным выводам. Так, например, Вальденберг утверждает, что преподобный Иосиф Волоцкий в вопросе о повиновении царю «резко расходится с главнейшим авторитетом, на который обычно опирается христианская политика в вопросе о покорении властям — с ап. Павлом»35.

Также Вальденберг ставит проблему соотношения церковной и государственной власти: «В области отношений церкви и государства — что было характерным для Древней Руси: вмешательство ли княжеской и царской власти в церковные дела или, наоборот, вмешательство церковной власти в дела собственно государственные» 36. Ученый не поясняет, что он подразумевает под «церковными делами». Однако из текста

37

монографии следует, что, например, борьба с еретиками - дело церковное .

Вальденберг решает вопрос о пределах церковной и государственной власти в Средневековье, находясь в той же методологической парадигме, что и Н. Ф. Каптерев. Последствием подобного подхода стали внутренние противоречия в оценке

32 Дьяконов М. Власть московских государей. С. 94-95, 129. VI, 224 с. С. 95-99.

33 Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. Очерки русской политической литературы от Владимира Святого до конца XVII века. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2006. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского»). С. 25.

34 Там же. С. 353-357.

35 Там же. С. 177.

36 Там же. С. 26.

37 Там же. С. 243.

В. Е. Вальденбергом преамбулы к VI новелле, которые, вероятно, оставались для него серьезной проблемой на протяжении всей его научной деятельности.

В своей монографии «Древнерусские учения о пределах царской власти» ученый обозначает проблему, с которой он столкнулся при анализе «политической симфонии». «На первый взгляд может казаться, что новелла проводит принцип полной раздельности обеих властей», - делает он вывод в начале своего анализа. Однако чуть ниже опровергает его и утверждает, что, согласно преамбуле, «императору вручена не только государственная, но и высшая церковная власть»38. По убеждению Вальденберга,

39

император Юстиниан активно вмешивался «во все церковные дела» .

Через двадцать лет В. Е. Вальденберг вновь возвращается к анализу шестой новеллы. В своей последней работе «История Византийской политической литературы» он решил объединить оба тезиса, создав логического «кентавра». Преамбула, согласно его новому толкованию, одновременно постулирует и невмешательство, и вмешательство императора в дела Церкви40.

Анализируя труды В. Е. Вальденберга нужно учитывать, что ученый был сторонник, так называемой, «народной монархии». На его взгляды существенное влияние оказали идеи социального государства Лоренц фон Штейна41.

Заслугой Вальденберга было то, что он собрал воедино все основные прецеденты явного и неявного цитирования преамбулы к VI новелле: инока Акиндина, преподобного Иосифа Волоцкого и Максима Грека, а также Стоглава и предисловия к Служебнику 1655 года. Кроме того, он попытался сопоставить разные версии перевода преамбулы к VI новелле в Кормчих книгах42. Таким образом, ученый наметил способы достижения цели по выявлению рецепции концепта «благой гармонии» в русской книжности. Однако Вальденберг утверждал, что, согласно сербскому переводу, власть в политии принадлежит только императору: «В позднейших кормчих, послуживших оригиналом для печатной,...

43

задача царства передана достаточно верно в словах «украшати преданные им грады»» . Как будет показано в тексте диссертации, этот вывод не соответствует действительности.

38 Там же. С. 47-48.

39 Там же. С. 39.

40 «Таким образом, новелла выставляет в качестве принципа взаимную независимость Церкви и государства и требует только согласия между ними, а в выводах оказывается уже некоторое право государства на вмешательство в дела Церкви» (Вальденберг В. Е. История Византийской политической литературы. СПб.. 2015. С. 140.

41 См.: Чумакова Т. В.; Златопольская А. А. Работа В. Е. Вальденберга "Екатерина II и Монтескье в их политических воззрениях" // Вопросы философии. 2006. №1. С. 109-127. С. 113.

42 Вальденберг В. Древнерусские учения о пределах царской власти. С. 120-122, 172, 210, 233.

43 Там же. С. 121.

После революции отечественное научное сообщество разделилось: некоторые ученые остались и положили начало советской исторической школе, а часть исследователей продолжила свою работу в эмиграции.

Из числа эмигрантских ученых можно выделить М. В. Зызыкина, работы которого оказали значительное влияние на последующих исследователей восприятия концепта «благой симфонии» на Руси. Если Н. Ф. Каптерев критически оценивал деятельность патриарха Никона, то работа М. В. Зызыкина носила явно апологетический характер по отношению к «собиному другу» царя Алексея Михайловича.

В работе Зызыкина нет ссылок на «Древнерусские учения о пределах царской власти» В. Е. Вальденберга. Возможно, что он был даже не знаком с ее содержанием. Так или иначе, у Зызыкина нет даже намека на работу с текстом преамбулы к VI новелле. Показательно, что ученый дает в качестве русского перевода преамбулы не научный перевод, а искаженный текст из сербской версии Кормчих Книг44. Предисловие к Служебнику, в котором патриарх Никон интерпретирует преамбулу к VI новелле, Зызыкин цитирует по Н. Ф. Каптереву и никакого анализа этого важнейшего текста не предпринимает.

В советской историографии вышеуказанные наблюдения М. А. Дьяконова были развиты А. А. Зиминым и Я. С. Лурье. Исследователи отстаивали идею эволюции взглядов преподобного Иосифа в зависимости от политической конъюнктуры45. А. И. Алексеев критикует подход Зимина и Лурье, который, по его мнению, «несет на себе сильнейший отпечаток атеистической идеологии». Петербуржский историк возвращается к мнению В. Е. Вальденберга в том, что богословско-политическая доктрина преподобного Иосифа не менялась в зависимости от церковно-политических событий46. Пожалуй, наиболее взвешенным является взгляд католического исследователя Томаша Шпидлиха, который предполагал развитие взглядов преподобного Иосифа под влиянием

47

византийских источников .

Исследователи продолжили изучение взглядов святителя Илариона Киевского. Людвиг Мюллер и И. С. Чичуров сопоставили концепцию Киевского митрополита и византийскую богословско-политическую мысль. Мюллер выявил сходство между превозношением императора Августа и князя Владимира до его прихода к истинной

44 См.: Зызыкин М. В. Патриарх Никон: его государственные и канонические идеи. Ч. 1. Варшава, 1931. С. 85-86.

45 См. : Зимин А. А. О политической доктрине Иосифа Волоцкого // Труды отдела древнерусской литературы. Т. IX. М.-Л. 1953; Лурье Я. С. Иосиф Волоцкий как публицист и общественный деятель // Послания Иосифа Волоцкого. М. Л. 1959.

46 Алексеев А. И. Сочинения Иосифа Волоцкого в контексте полемики 1480-1510-х гг. СПб., 2010. С. 44.

47 См.: Spidlik T. Joseph de Volokolamsk. Un chapitre de la spiritualité russe (Orientalia Christiana Analecta, 146). Roma, 1956. P. 142-143.

вере48. Чичуров показал «идейные расхождения в представлениях о церковной компетенции светской власти» между патриархом Фотием и митрополитом Иларионом49.

В новейшей историографии получили свою проработку богословско-политические идеи «Москва - III Рим» и «Русь - Новый Израиль»50. Также на основании вышеуказанных в первой части настоящего историографического обзора подходов к изучению государств раннего Нового времени исследователи продемонстрировали новый взгляд на русский абсолютизм XVI-XVII веков51.

Учеными проведена значительная работа по выявлению источников мировоззрения

52

русских богословов и книжников . Однако на данном исследовательском поле еще остается множество лакун. Исследователи зачастую признаются, что не могут указать

53

источник, на который ссылается древний автор .

В постсоветский период ярким идейным наследником М. В. Зызыкина можно считать В. В. Шмидта. Правда, Шмидт утверждает, что «двуглавый орел символизирует восходящую к горнему Небу земную Церковь как общество, при этом одна глава орла означает власть царя над народом, другая — духовную власть Патриарха». Однако судя по ссылке, подобная трактовка возникла у исследователя под влиянием произведений петровской эпохи. Действительно, вскоре выясняется, что Церковью-обществом

48 Мюллер Л. Киевский митрополит Иларион: жизнь и творчество // Мюллер Л. Понять Россию: историко -культурные исследования. М., 2000. С.107.

49 Чичуров И. С. Политическая идеология средневековья (Византия и Русь). М.,1991. С. 134.

50 Rowland D. B. Moscow-The Third Rome or the New Israel? // Russian Review. 1996. Vol. 55, No. 4. P. 591-614; Синицына Н.В. Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции (XV-XVI вв.). М., 1998. Perrie M. Moscow in 1666: New Jerusalem, Third Rome, Third Apostasy // Quaestio Rossica. 2014. № 3. P. 75-85; Кореневский А.В. Ключевые мифологемы русской средневековой религиозно-политической мысли в словесных, визуальных и перформативных текстах: от Нового Иерусалима к Новому Граду Константина и Третьему Риму // Теория "Москва - Третий Рим" в словесных и визуальных образах. Легенды и реальность. М., 2022. С. 12-52; Дмитриев М. В. "Русский народ" или "люди Божии"? Об особенностях протонациональных дискурсов в культуре Московской Руси // Polystoria. Бог, Рим, народ в средневековой Европе. М., 2021. С. 256-304.

51 Rowland D. Did Muscovite Literary Ideology Place Limits on the Power of the Tsar (1540s-1660s)? // The Russian Review. 1990. Vol. 49. №. 2. P. 125-155; Poe M. What Did Russians Mean When They Called Themselves "Slaves of the Tsar"? // Slavic Review. 1998. Vol. 57. № 3. P. 585-608; Коллманн Н. Ш. Россия и ее империя. 1450-1801. СПб., 2023. С. 217-267.

52 См. например: Spidlik T. Joseph de Volokolamsk. Un chapitre de la spiritualité russe. Roma, 1956. P. 20-25; Полянский С. М. Религиозно-философская проблематика в «Послании о посте» митрополита Никифора // Философские и богословские идеи в памятниках древнерусской мысли. М., 2000; Алексеев А. И. Сочинения Иосифа Волоцкого в контексте полемики 1480-1510-х гг. С. 204-310; Литвиненко В. В. Рецепция антиарианской тематики Афанасия Александрийского в славянской средневековой традиции (Часть 2: Слова против ариан) // Palaeobulgarica /Старобългаристика. 2017. Том. XLI. №4. С. 27-54; Манохин А. А. «Книга на еретиков» Иосифа Волоцкого в первой половине XVI столетия // Novogardia. 2019. №4. С. 206.

53 «Прямого источника Иосифа мы указать в данном случае не можем», - писал Я. С. Лурье по поводу седьмого слова «Просветителя» (Лурье Я. С. Иосиф Волоцкий как публицист и общественный деятель // Послания Иосифа Волоцкого. С. 46); «Где этот отрывок с его классическими светскими аналогиями находится в большом корпусе «Slavia Orthodoxa», из которого его взял Иосиф, я в данный момент не знаю» (Where this passage, with its Classical secular analogies, lies in the grand corpus of Slavia Orthodoxa, from which Iosif plucked it, I know not at this moment), - признавался Давид Гольдфранк, анализируя текст из «Апостольских постановлений». (Goldfrank D. M. The Deep Origins of Tsar'-Muchitel': a Nagging Problem of Muscovite Political Theory // Russian History. 2005. Vol. 32. №3/4. P. 346-348.

управляет не царь, а патриарх: «Благодаря родству Первоиерарха (патриарха Филарета -Г. В.) и Государя Церковь приобрела значительное могущество, сделавшись в известном смысле государством в государстве. Нужно было дать теоретическое обоснование положению самостоятельной и независимой от государства Церкви. И эту попытку сделал Патриарх Никон, отстаивавший «симфонию» государственной и церковной власти в делах социально-политического и общественно-гражданского строительства. Эту не новую, проверенную историческим опытом мысль, он почерпнул из древнего византийского

54

права, канонического и святоотеческого наследия» .

По теме настоящей диссертации полноценного исследования еще не проведено. Более того, в рамках неверных методологических подходов подобное исследование практически невозможно. В доказательство данного тезиса приведем несколько примеров.

В многотомном издании «Общественная мысль России с древнейших времен до середины XX в» один из авторов анализирует церковно-государственные отношения в эпоху патриарха Никона. Он утверждает, что патриарх Никон понимал «политическую симфонию», как «гармоническое существование самобытных по сути и происхождению властей: церковных и светских», при этом «царство» и «священство» - власти независимые и самостоятельные, каждое из которых имеет свою область приложения». Далее говорится о том, что мнение патриарха Никона разделяло часть русских архиереев, которые на Большом Московском Соборе 1666-1667 гг. были осуждены, «их обвинили в заблуждениях никонианских и папистских», а «официальное определение собора носило компромиссный характер: «Да будет признано заключение, что царь имеет преимущество в делах гражданских, а патриарх в церковных»55.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Бежанидзе Юсуф Ибрагимович, 2024 год

Источники

Источниковую базу исследования можно поделить на несколько групп. Первую группу образуют византийские источники.

Наиболее важными для настоящей диссертации являются новеллы Юстиниана и Исагога, так как именно в них, прежде всего, получает свое отражение концепт гармонического устройства христианского общества.

Новеллы Юстиниана издавались в Европе, начиная с XV столетия, но первые критические издания новелл, включая VI, в преамбуле которой и содержится знаменитый текст концепта «симфонии», появляются в середине XIX века. В 1843 г. вышло издание братьев Кригель, которое включало греческий текст, подготовленный Озенбрюггеном63. Данное издание скорее подводило итог предыдущему периоду издательской истории новелл, чем начинало новый, собственно, научный этап. Таковым стало критическое издание древнейшего латинского перевода новелл, под редакцией Густава Хаймаха, 1851

64

года .

Монументальной публикацией новелл, на долгие годы обеспечившей научное сообщество возможностью полноценной работы с плодом деятельности св. Юстиниана, с полным правом можно считать издание Corpus Iuris Civilis Теодора Моммзена, Пауля Крюгера, Рудольфа Шоелля и Вильгельма Кролла65. Новеллы были выпущены в 1895 году. Издание содержит греческий и латинский текст источника по лучшим рукописям со всем необходимым критическим аппаратом66.

62 Белякова Е. В. Юстинианова "симфония властей" в русской публицистике XIV - XVII вв. С. 484-509.

63 Corpus Juris Civilis (Albert Kriegel, Moritz Kriegel, Emil Herrmann & Eduard Osenbrüggen eds., Leipzig, Baumgarten 1833-1843)

64 Authenticum: Novellarum Constitutionum Iustiniani Versio Vulgata / Gustav Ernest Heimbach ed. Leipzig, 1851.

65 Corpus Iuris Civilis (Theodoras Mommsen et al. eds., Berlin, Weidmann 1889-1895).

66 См.: Kearley T. G. The Creation and Transmission of Justinian's Novels // Law Library Journal. 2010. Vol. 102. Part. 3. С. 391-393.

Первое научное издание Исагоги, до сих пор не потерявшее свою актуальность, было подготовлено Цахарием фон Лингеталем в 1852 г. Отдельно предисловие к Исагоге было критически издано Шминком в 1986 г. с переводом на немецкий язык и группой англоязычных авторов в 2001 г. с переводом на английский язык. В 2007 году был осуществлен критический перевод всей Исагоги на испанский язык68.

Новеллы Юстиниана частично переведены на русский язык. В начале XXI столетия был начат проект по переводу всех церковных новелл, однако он не был доведен до логического конца. По крайней мере, VI новелла была переведена69. Текст Исагоги до сих пор не переведен на русский язык. Только главы о царе и патриархе, вошедшие в Алфавитную Синтагму, имеют переложение на церковно-славянский и русский язык.

В диссертации также используются богословские труды писателей первого тысячелетия: Евсевия Кесарийского, святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Амвросия Медиоланского, преподобных Ефрема Сирина, Исидора Пелусиота и других авторов.

Ко второй группе относятся русские канонические сборники, прежде всего, Кормчие книги.

Автором настоящей диссертации используется все три основные редакции Кормчих: Древнеславянская, Русская и Сербская.

Собрание новелл в древнеславянском переводе было издано И. И. Срезневским по Ефремовскому и позднему Соловецкому спискам70. Ефремовская Кормчая с параллельными греческими текстами была подготовлена В. Н. Бенешевичем. Греческий

71

текст «Собрания 93 глав» в издании представлен согласно уникальной рукописи X века .

В рамках Сербской редакции во втором издании монографии Розенкампфа был опубликован текст Собрания новелл в 87 главах по Рязанскому списку 1284 года с

67 Collectio librorum juris graeco-romani ineditorum: Ecloga Leonis et Constantini. Epanagoge Basilii, Leonis et Alexandri / Ed. C. E. Zachariae a Lingenthal. Lipsiae: Barthii, 1852. P. 53-235

68 Schminck A. Studien zu mittelbyzantinischen Rechtsbüchern. Frankfurt am Main, 1986. S. 1-11; Aerts W. J., Bochove Th. E., van, Harder M. A. et al. The Prooimion of the Eisagoge: Translation and Commentary // Subseciva Groningana: Studies in Roman and Byzantine Law. 2001. Vol. 7. P. 91-155; Signes Codoñer J., Andrés Santos F.

J. La Introducción al Derecho (Eisagoge). 2007.

69 Помимо Лошкарева и Заозерского это перевод Асмуса и Максимовича. Асмус В., прот. Учение св. царя Юстиниана о священстве и царстве // Ежегодная богословская конференция Православного Свято -Тихоновского богословского института. Материалы 1992-1996. М., 1996. С. 34-35; Максимович К. А. К интерпретации понятия церковно-государственной симфонии в VI новелле Юстиниана // XXI Ежегодная конференция ПСТГУ. С. 152-153

70 Срезневский И.И. Обозрение древних русских списков Кормчей книги. СПб.: Тип. Акад. наук, 1897. - VIII, 156, 209 с., (Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук Т. 65. № 2). Приложения. С. 67-134

71 Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. Т. 1. СПб., 1906. Т. 2 / подг.: Ю.К. Бегуновым, И. С. Чичуровым, Я. Н. Щаповым. София, 1987.

параллельным греческим и латинским текстом . В настоящей диссертации использованы рукописи основных подгрупп Сербской редакции: Уваровской, Суздальской и Даниловской.

Русские редакции Кормчей представлены Первоначальной русской редакцией XIII века, а также Чудовской и Софийской редакциями. В русских редакциях текст новелл приводится частично по древнеславянскому переводу (включая преамбулу к VI новелле), а частично по сербскому переводу.

В работе использовалась Сводная Кормчая митрополита Даниила по ее протографу, так как именно в ней содержится авторская правка преамбулы к VI новелле. Использовалась также Печатная Кормчая и связанные с ней материалы.

Сборник «Мерило Праведное» также содержит Собрание новелл, практически повторяя принцип русских редакций Кормчих книг73.

Кроме того, в диссертации нашли свое отражение материалы Стоглавого Собора, Большого Московского Собора 1666-1667 годов.

Третью группу составляют труды русских богословов и книжников. Из домонгольских источников необходимо выделить труды святителя Илариона

74 75

Киевского и митрополита Никифора .

Важнейший для нашей темы богословский текст - «Просветитель» преподобного Иосифа Волоцкого пока не имеет критического издания. Старославянский текст «Просветителя» был опубликован еще в 1857 году76. В 1993 году Е. В. Кравец и Л. П. Медведевой был осуществлен перевод этого издания на современный русский

77

язык . В 2010 году вышел сборник, под общей редакцией А. В. Назаренко, в который вошел этот перевод «Просветителя»78.

Дореволюционная публикация была произведена лишь по нескольким рукописям, однако основной текст приведен по древнейшему списку краткой редакции «Книги на еретиков» (Сол. 326/346). Однако в публикации не учтены древнейшие списки пространной редакции. По этой причине в диссертации, при необходимости, будут

72 Розенкампф Г. А. Обозрение кормчей книги в историческом виде. Изд. 2. СПб., 1839. Приложение VIII.

73 Мерило Праведное: По рукописи XIV века / Изд. под наблюдением М. Н. Тихомирова. М., 1961.

74 Слово о законе и благодати митрополита Киевского Илариона / Подготовка текста А.М. Молдована // Библиотека литературы Древней Руси. Т. I: XI-XII вв. СПб.: Наука, 1997. С. 28-63.

75 Послания митрополита Никифора / Подготовка текстов, перевод: Г. С. Баранкова; ред.-составитель: В. В. Мильков. М., 2000.

76 Просветитель или обличение ереси жидовствующих, творение преподобного отца нашего Иосифа, игумена Волоцкого. Казань, 1857; Изд. 2. Казань, 1882; Изд. 3. Казань, 1896; Изд. 4. Казань, 1904.

77 Иосиф Волоцкий. Просветитель. М., 1993.

78 Преподобный Иосиф Волоцкий / Сост. Т. А. Соколова; отв. ред., автор предисл. А. В. Назаренко. М., 2010.

привлекаться древнейшие списки Пространной редакции «Просветителя». (ГИМ. Епар. 340; ГИМ. Епар. 339).

Наиболее полное критическое издание посланий преподобного Иосифа Волоцкого

79

было осуществлено А. А. Зиминым и Я. С. Лурье . Впоследствии были опубликованы немногочисленные новонайденные грамоты Волоцкого игумена80.

Также важным источником для изучения рецепции преамбулы VI новеллы патриархом Никоном является Служебник 1655 года. Общепринято мнение о том, что предисловие к Служебнику либо принадлежит патриарху Никону, либо было им одобрено как официальная позиция81.

Кроме того, в диссертации использовались слова, послания и трактаты монаха Акиндина, митрополита Фотия, прп. Кирилла Белозерского, инока Фомы, архиепископа Вассиана Рыло, митрополита Зосимы, старца Филофея, прп. Максима Грека, протопопа Сильвестра, царя Ивана Грозного, дьяка Ивана Тимофеева, царя Алексея Михайловича, Юрия Крижанича, Симеона Полоцкого; а также: «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русьского», «Слово кратко противу тех, иже в вещи священные подвижные и неподвижные вступается и отымати противу спасения души своея дерзают» и другие памятники древнерусской книжности.

Объект исследования: церковно-государственные отношения в средневековой восточно-христианской традиции.

Предмет исследования: концепт «благой симфонии» в русской богословско-политической мысли XI-XVII веков.

Цель исследования: Выявить формы рецепции концепта «благой гармонии» христианского общества в русской богословско-политической мысли XI-XVII веков.

Задачи исследования:

1. Раскрыть богословско-политический концепт «благой симфонии» (oup^rovia

ауаб'л).

79 Послания Иосифа Волоцкого. М., Л., 1959.

80 Кобрин В. Б. Послание Иосифа Волоцкого архим. Евфимию // Записки Отдела Рукописей ГБЛ. М., 1966. Вып. 28. С. 227-239; Клосс Б. М. Неизвестное послание Иосифа Волоцкого // Труды Отдела древнерусской литературы. 1974. Т. 28. С. 350-352.

81 См.: Meyendorff P. I. Russia, Ritual, and Reform: The Liturgical Reforms of Nikon in the 17th Century. N. Y.: St Vladimirs Seminary Press, 1991. 235 p. P. 52-54; Устинова И. А. Никон // Православная энциклопедия. М., 2018. Т. 50. С. 736-737.

2. Выявить рецепцию концепта «благой симфонии» в русской религиозной мысли до начала XVI столетия.

3. Охарактеризовать богословско-политическую концепцию преподобного Иосифа Волоцкого.

4. Показать восприятие преамбулы к VI новелле патриархом Никоном.

5. Выявить элементы идеологии русского абсолютизма XVII столетия, посвященные гармоническому устройству общества.

Хронологические рамки исследования

Нижняя граница исследования обусловлена началом проникновения на Русь визанитийских текстов, содержащих концепт «благой симфонии». Верхняя граница исследования совпадает с концом досинодального периода Истории Русской Церкви. В Петровскую эпоху происходит смена вектора развития русской богословско-политической мысли с византийского наследия на западноевропейскую литературу. После кончины последнего патриарха Адриана преамбула к VI новелле на долгое время перестает интересовать русских авторов.

Характеристика методов исследования.

В работе используются общеисторические методы, которые основаны на принципах историзма, комплексности и целостности. Историзм - определяет необходимость рассмотрения изучаемых концепций в контексте исторической эпохи, целостность - учитывает значимые для их оценки внешние и внутренние факторы, а принцип комплексности предполагает привлечения всего комплекса источников, необходимых для данного исследования.

Компаративистский метод будет использован для сопоставления различных источников, а герменевтический метод - для выявления скрытого значения анализируемых текстов.

Метод системного анализа и реконструкции позволит, в частности, представить фрагментарно изложенные концепции в целостном виде; а историко-генетический метод -раскрыть генезис абсолютизма в России.

Метод синхронного анализа позволит выявить взаимосвязь между становлением абсолютизма в России и ростом претензий церковной иерархии на власть в христианском обществе.

Наконец, богословская диссертация предусматривает наличие богословского метода, то есть соотнесение исторического явления с нормой религиозного сознания,

формализованного в рамках православной церковной традиции с целью выявления

82

сотериологических смыслов .

Научная новизна исследования

В диссертации впервые на основании разработанных в зарубежной и отечественной историографии методологических подходов комплексно изучается концепт «благой симфонии» и его рецепция в русской богословско-политической мысли. Комплексный подход при изучении концепта «благой симфонии» выражается в смысловом соотнесении двух основных ее моделей: «юстиниановской» и «фотиевой». Подобное разграничение позволило адекватно локализовать и дифференцировать разные направления русской богословско-политической мысли.

Проведено всестороннее текстологическое исследование как истории перевода преамбулы к VI новелле в Кормчих книгах, так и восприятия славянского текста преамбулы в трудах преподобного Иосифа Волоцкого и патриарха Никона. Выявлены ранее неизвестные источники, которые использовал преподобный Иосиф для формулирования своей богословско-политической концепции, и показано каким образом он их творчески осмысляет и интерпретирует.

Дана характеристика русского абсолютизма в контексте идей «Русь - Новый Израиль» и «Москва - Третий Рим», а также сквозь призму концепта гармонического устройства христианского общества.

Положения, выносимые на защиту

1 . К концу первого тысячелетия в византийской богословско-политической мысли сформировались две модели гармонического устройства христианского общества, которые можно условно назвать «юстиниановой» и «фотиевой». «Юстинианова» модель подразумевает гармонию между божественным и человеческим началом в едином церковно-государственным обществе. Божественное начало репрезентируется соборным епископатом, а царство, как человеческое и временное - императором. Благая гармония устанавливается императором посредством законов, основанных на божественных заповедях и церковных определениях. Таким образом, формируется благой порядок, в рамках которого людям доступны все блага, и, прежде всего, достижение Небесного Царства.

82 См.: Польсков К., свящ. К вопросу о научном богословском методе // Вопросы философии. 2010. № 7. С. 94.

2. «Фотиева» модель, представленная в Исагоге, также предполагает гармонизацию политии посредством государственного законодательства, но теперь в ней принимает участие Константинопольский патриарх, которому передаются некоторые прерогативы императора по отношению к христианской политии. Император сохраняет свой сакральный статус, но его роль в гармонизации христианского общества сужается. Гармонию устанавливают неким согласным действием важнейшие государственные акторы - царь и патриарх. Средоточием этого действия является Константинопольский патриарх, который занимает первенствующее место в иерархии государственных сановников. Однако в Исагоге нигде не говорится, как конкретно распределяются функции царя и патриарха в деле гармонизации христианского общества.

3. В русской традиции определенные элементы концепции гармонического устройства христианского общества можно найти уже у святителя Илариона. Подобно византийскому императору русский князь является пастырем по отношению к порученному ему Богом народу и исполняет функцию наместника Христа на земле, согласовывая государственные законы с заповедями Божиими и церковными канонами. Концепция Руси как Нового Израиля носит, в отличие от Византийского эллинизма, преимущественно «нарративно-библейский» и локальный характер.

4. «Юстинианова» модель получила свое наибольшее отражение в трудах прп. Иосифа Волоцкого. Преподобный Иосиф вполне воспринял византийские представления о царе как о живом образе Христа, о пастырском статусе самодержца и его ответственности за духовное состояние подвластных ему людей. В трудах преподобного Иосифа нет отсылок к античным авторам, но в его богословии также присутствует мысль о гармоническом устройстве христианского царства. Это устройство обнаруживает себя в поддержании уставного благочестия, которое, интерпретируя «Ареопагитики», он рассматривает как символическое отражение божественного порядка, разрушаемого еретиками.

5. В XVI-XVII столетиях в России происходит становление абсолютизма. В концепции национального государства старый концепт «Русь - Новый Израиль» причудливым образом синтезируется с новой идеей «Москва - III Рим». В XVII столетии и царь, и российские элиты, и русский народ воспринимают формирующееся национальное государство как единственное в мире православное царство.

6. В рамках становления русского абсолютизма к концу XVII столетия в России проникает барочная (гуманистическая) модель гармонии христианского общества, которая воспроизводит античную концепцию достижения земного благополучия. Проводниками данной модели в России выступали Юрий Крижанич и Симеон Полоцкий.

7. На фоне становления в России абсолютизма в среде церковной иерархии рецептируется «фотиева» модель благой гармонии христианского общества. Интерес патриарха Никона к участию в управлении государством был связан, в том числе с абсолютистскими тенденциями эпохи, продуцирующими завышенную оценку статуса государства как такового. «Фотиева» модель «политической симфонии» нашла свое наиболее полное отражение в интерпретации преамбулы к VI новелле патриархом Никоном, представленной в предисловии к служебнику 1655 года. Согласно Никону, благая гармония - это любовь между царем и патриархом, которая необходима для того, чтобы «премудрая двоица», имеющая двуединую государственную власть, заботилась о праведном суде и своим «единем государским повелением» утверждала во всей вселенной истинное благочестие.

Структура диссертации построена по проблемно-хронологическому принципу.

Первая глава носит теоретико-методологический характер. В ней охарактеризованы методологические подходы, на основании которых затем проводится комплексный анализ концепта «благой гармонии» и выявляются два варианта модели гармонического устройства христианского общества: «юстиниановская» и «фотиева».

Деление между второй и третьей главой обусловлено важным рубежом в досинодальной истории Русской Церкви на стыке XV-XVI столетий. В это время происходит освобождение от татаро-монгольского ига, набирают силу процессы византинизации русской государственности, обусловившие новый царский статус русских правителей и новый подход к проблеме концепта «благой симфонии».

Теоретическая и практическая значимость исследования обусловлена выбором и разработкой методологических подходов к решению поставленных в диссертации задач. Осмысление концепта «благой симфонии», показанное автором диссертации на примере русской богословско-политической мысли досинодального периода, позволит сделать новый шаг в направлении выявления «consensus patrum» по вопросу об идеале церковно-государственного устройства.

Выводы диссертации важны для оценки современного положения Церкви в государстве и обществе.

Результаты работы могут войти в различные учебные курсы по истории общей и русской церковной истории.

Апробация результатов исследования. Отдельные результаты исследования были представлены в докладах на Международной научной конференции ПСТГУ 11-13

ноября 2021 г. Церковь и власть: К 300-летию учреждения Святейшего Синода в Русской Церкви, на международной конференции СПбДА 5-6 июня 2023 г. «Древнерусское монашество в источниках и историографии (история, агиография, археология, философия, право, быт и нравы)», на конференции ПСТГУ 13-16 ноября 2023 г. «Христианизация общества и культуры: от древности к современности. К 15-летию со дня кончины проф. Игоря Сергеевича Чичурова», на научных семинарах Кафедры общей и русской церковной истории и Научного центра истории богословия и богословского образования (2020-2023).

Автором диссертации разработаны и читаются в магистратуре курсы «Богословская проблематика церковно-государственных отношений»,

«Экклезиологическая проблематика в истории Церкви», в рамках которых представлены основные положения диссертации.

Результаты научной работы над диссертацией представлены в восьми статьях, из которых половина в журналах, рекомендованных ВАК РФ для публикации основных положений диссертаций на степень кандидата наук.

1. Византийская концепция гармонического устройства христианского общества

1.1.Теоретико-методологические основания диссертации

Данный раздел не ставит целью охарактеризовать всю обширную историографию по богословско-политическому византинизму83. Для нашего исследования важно определить основные методологические подходы к изучению богословско-политических взглядов на церковно-государственные отношения в Средневековье. Решение данной задачи связано с выявлением научным сообществом рецепции понятия «цезарепапизм».

Термин «цезарепапизм» возник в недрах протестантского богословия и напрямую связан с разрушением средневековой модели взаимодействия Церкви и власти. Автором этого термина считается профессор Юстус Хеннинг Бемер (1674-1749). Римско-католическая историография вполне восприняла этот термин как словесное оружие против «восточных схизматиков». Широкое распространение этого термина в историографии также связано с проецированием на Средневековье принципа отделения Церкви от государства и религии от политики84.

Конечно, западная научная мысль не могла не «переварить» публицистический пафос цезарепапизма. К середине XX столетия ведущие ученые постепенно отходят от идеи византийского цезарепапизма. Профессор Мюнхенского университета Франц Делгер указывал, что политическую византийскую концепцию пренебрежительно и неверно

85

называют «цезарепапизмом» .

Английский профессор Норман Бейнз полагал, что византийский император далеко не сразу узнал, что он не священник. Однако уже св. Юстиниан, по его мнению, дал

четкое определение царской и священнической власти и, таким образом, выразил

86

доминирующую доктрину византинизма .

Ханс Георг Бек писал, что «в богословском и политическом мышлении византийцев государство и Церковь не являются отдельными, отделенными друг от друга, учреждениями, но проявлениями одного и того же христианства, которые не мыслятся

гс 87

друг без друга»87.

83 С ней можно познакомиться, например, в историграфическом обзоре Антонио Кариле: Carile A. Political theology in Byzantium as seen by 20th Century historians // Conservation Science in Cultural Heritage, 2007. Vol. 7. P. 73-109.

84 См.: Дагрон Ж. Император и священник. С. 355-373.

85 «Diese wahrhaft große und einheitliche politische Konzeption der Byzantiner ist oft verkannt und etwa mit dem recht unzureichenden Schlagworte Cäsaropapismus abschätzig gekennzeichnet worden» (Dölger F. Die Kaiserurkunde der Byzantiner als Ausdruck ihrer politischen Anschauungen. // Historische Zeitschrift. 1939. Bd. 159. S. 231.

86 Baynes N. H. Byzantine studies and other essays. London: University of London Athlone Press, 1955. P. 49-51.

87 «.. .im theologischen und staatlichen Denken der Byzantiner Staat und Kirche keine getrennten oder auch nur trennbare Institutionen sind, sondern Erscheinungsweisen ein und derselben Christenheit, Erscheinungs weisen, die

Основательной критике концепт «цезарепапизма» подверг Френсис Дворник, рассмотрев политическое богословие императора сквозь призму христианского эллинизма. Исследователь пришел к выводу, что в действиях императора нет никаких деспотических посягательств на права Церкви, потому что они были обусловлены сложившимися в Византии представлениями о христианском государстве. «Правда состоит в том, - констатировал Френсис Дворник, - что весь христианский мир во времена Юстиниана верил в ту же политическую философию, что и император, и поэтому так безоговорочно и так долго терпел его вмешательство, что даже бурная реакция против него никоим образом не повлияла на сложившееся мнение об имперских правах в религиозных делах. С помощью своего чутья к юриспруденции Юстиниан дал

христианскому эллинизму более подходящее определение и поместил его в юридические

88

рамки» . По мысли Дворника, св. Юстиниан осознавал свое служение в приведении своих подданных к Богу: «Один Бог, один Спаситель, одна вера и одна Церковь в одной империи, которая должна охватывать весь мир. И один император, представитель единого Бога, несет ответственность за единую истинную веру, которая преобладает повсюду». Даже риск потерять лояльность своих неортодоксальных подданных не мог удержать императора от следования главной цели, для реализации которой Юстиниан зачастую употреблял принудительные меры. Этот священный долг был главным для Юстиниана и превалировал перед его собственно государственными интересами. «Лучше сказать, -пишет Дворник, - что государственные интересы Юстиниана и состояли в исполнении этого долга». Таким образом, власть императора распространялась и на духовную сферу,

89

«со всеми последствиями, придаваемыми римским правом» .

Френсис Дворник переводит «oup9rovia ауаб'л», как «fear harmony» (благая гармония)90. Он изучает преамбулу в контексте других новелл св. Юстиниана Великого и приходит к заключению, что «fear harmony» - это гармония между божественным и

nicht ohne einander denkbar sind» (Beck Von H.-G. Kirche und theologische Literatur im Byzantinischen Reich. München, 1959Dvorn. S. 36).

88 «The truth is that the whole Christian world in Justinian's time believed in the same political philosophy as did the Emperor and, on that account, tolerated his intervention so unreservedly and for so long that not even the vigorous reaction against it influenced to any degree the current opinion on imperial rights in religious affairs. Aided by his instinct for jurisprudence, Justinian gave Christian Hellenism a more appropriate definition and set it in a more juridical frame. Since this was the final stage of an age-long evolution, he cannot be said to have created the autocratic regime and to have set it on a theocratic basis». (Dvornik F. Early Christian and Byzantine Political Philosophy: Origins and Background. Vol. II. Washington, 1966. P. 838).

89 Op. cit. P. 817-819

90 Также как, до него перевел Норман Бейнс (Baynes N. H. Byzantine studies and other essays. P. 51). Впоследствии этот вариант перевода утвердился в западной историографии: см.: Louth A. Justinian and his legacy (500-600) // The Cambridge History of the Byzantine Empire c. 500-1492 / editor J. Shepard. Cambridge, 2008. P. 109.

земным началом, то есть, подчинение государственных задач церковным интересам и божественному порядку91.

Американский профессор греческого происхождения Константин Яннакопулус постулирует неправомерность употребления термина «цезарепапизм», потому что император не мог совершать таинства и изменять установленное Церковью вероучение. Он пытается найти более адекватное понятие и предлагает термины Caesaroprocuratorism (по аналогии с обер-прокурором Святейшего Синода Российской империи), Caesaropatemalism, Caesaшcybemesis и Christomimnetes (подражатель Христа). Но и эти термины, по мнению Яннакопулуса, не вполне подходят для характеристики положения императора в Византийской империи92.

Выдающаяся греческая исследовательница Элени Гликатзи-Арвелер, которая стала первой женщиной - ректором Сорбонны, продолжила рассуждения Дворника о гармонии Византийской цивилизации. Арвелер показала, что в политической мысли Византии благая гармония связана с иерархическим порядком, который понимался как отражение

93

устройства небесного Царства в рамках земной империи .

Наконец, Жильбер Дагрон посвятил свою монографию проблеме

94 г\

«цезарепипизма» . Он дает исчерпывающую характеристику «цезарепапизма»: «незаконнорожденный термин, сам по себе «отсталый», который неподобным образом проецирует на Восток представления о папстве, присущее Западу, а на Средневековье -тот принцип разделения властей, который был немыслим до эпохи Нового времени». Дагрон также указывает, что термин имел ярко выраженную полемическую окраску как

95

«словесный киллер» или «пощечина» византинизму .

Профессор шотландского университета св. Андрея П. Магдалино детально исследовал преамбулу к Исагоге, которая была активно введена в научный оборот достаточно поздно. Магдалино наглядно показал, что тот же принцип гармонизиции, о котором писали Дворник и Арвелер, распространяется и на Исагогу96. Только в

91 Dvornik F. Political Philosofy... Part. 2. P. 817.

92 Geanakoplos D. J. Church and State in the Byzantine Empire: A Reconsideration of the Problem of Caesaropapism // Church History. 1965. Vol. 34. No. 4. P. 381-403.

93 Ahrweiler Hélène. L'idéologie politique de l'Empire byzantin. Paris: Presses universitaires de France, 1975. P. 132-147; Последующие исследователи отмечали, что Арвелер «более других исследователей приблизилась к раскрытию тайны альянса между эллинизмом и православной идеологией» («No-one has yet come much closer to cracking the enigma of the alliance between Hellenic culture and Orthodox ideology») (Magdalino Paul. Forty years on: the political ideology of the Byzantine empire // Byzantine and Modern Greek Studies. 2016. Vol. 40. Issue. 1. P. 26).

94 Dagron G. Empereur et prêtre. Étude sur le «césaropapisme» byzantine. Paris, 1996; Русский перевод: Дагрон Ж. Император и священник: этюд о Византийском «цезарепапизме». СПб., 2010.

95 Дагрон Ж. Император и священник: этюд о Византийском «цезарепапизме». С. 357, 370, 372.

96 «Закон сочетается с порядком в общеупотребительном английском выражении, и они были тесно связаны и в средневизантийской политической идеологии, начиная с предисловия к Исагоге: «поскольку все вещи с

гармонизации империи как политическая фигура вместе с императором участвует и

97

патриарх .

Таким образом, ведущие византинисты, руководствуясь принципом историзма, сформулировали методологический подход к изучению Средневекового общества, в рамках которого Церковь как общественная структура, как «христианский народ» или христианское общество полностью отождествлялась с христианским государством и не воспринималась как автономная институция, генерирующая собственную систему власти и управления в государстве.

В рамках отечественной историографии мы также наблюдаем два различных методологических подхода к проблеме средневекового восприятия церковно-государственных отношений.

Первая попытка осмыслить концепт «благой симфонии» была предпринята студентом Киевской духовной академии Феоктистом (Поповым), будущим архиепископом Рязанским и Зарайским. В своем труде, посвященном деятельности императора Юстиниана Великого, автор приводит пространную цитату из преамбулы к VI новелле, которая, однако, является скорее вольным пересказом, чем дословным переводом текста источника: «благотворный союз Церкви и государства, столь вожделенный для человечества, возможен только тогда, когда и Церковь со всех сторон благоустроена, и государственное управление держится твердо и путем законов направляет жизнь народов к истинному благу»98.

самого начала формировались законом и будучи подходяще одарены благим законом, и собраны гармонично в мире. «Порядок», «благой порядок», «гармония» и «мировой порядок» — ключевые слова, которые повторяются в расширенном неюридическом публичном законодательстве Льва VI и Константина VII., включая их книги по военной стратегии, имперским экспедициям, регламентам гильдий, истории и, самое главное, по придворным церемониям, которые были демонстрацией закона и порядка в действии. Порядок справедливо рассматривался как квинтэссенция имперского идеала, своеобразная смесь римского права, конституционализма и военного триумфализма, святоотеческого богословия, эллинистического софизма, неоплатонической философии, монашеской дисциплины и иудео-христианского мессианства». («Law is paired with order in a common English expression, and they were closely associated in middle Byzantine political ideology too, beginning with the preface to the Eisagoge: "For all things have from the beginning been effected and formed by law, and being fittingly endowed with good order (eutaxia), as if designed and blueprinted by some ruler or compass, they are gathered and assembled harmoniously in establishing the decorum of one world." "Order" (taxis), "good order" (eutaxia), "harmony" (harmonia), and "world decorum" (kosmos) are keywords that recur throughout the extended, non-juridical, public legislation of Leo VI and Constantine VII, including their prescriptive books on military strategy, imperial expeditions, guild regulations, history, and, most fundamentally, court ceremonial, which was the showcase of law and order in action. Order has rightly been seen as the quintessence of the imperial ideal, a distinctive brew of Roman law, constitutionalism, and military triumphalism, patristic theology, Hellenistic sophism, Neoplatonic philosophy, monastic discipline, and Judeo-Christian Messianism») (Magdalino, P. (n.d.). Basileia: The Idea of Monarchy in B yzantium, 600-1200. // The Cambridge Intellectual History of Byzantium, / editors A. Caldellis, N. Siniossoglou. Cambridge, 2017. 575-598. Стр. 590)

97 Op. sit. P. 589-590.

98 Феоктист (Попов), иеродиакон. Император Юстиниан I и его заслуги в отношении к Церкви Христовой. Киев, 1856. С. 79.

Неясно, с какого языка переводил преамбулу иеродиакон Феоктист. Во всяком случае «симфония» переведена им как благотворный союз между Церковью и государством, вожделенный для человечества. Под человечеством подразумеваются члены «гражданского общества», то есть государства, которые в полном своем составе одновременно являются и членами Церкви. Благоустройство Церкви в рамках ее союза с государством заключается, в первую очередь, в том, чтобы «права и законы ея пользовались покровительством и содействием государственной власти», так как «собственных мер Церкви не вполне достаточно для вразумления непокорных уставам ея». Государство, в свою очередь, согласовывает свои постановления с «установлениями церковными», ради собственного благополучия. Так как будущий архиепископ не предполагает отождествление церковных и государственных законов, то под «правами и законами» Церкви следует понимать каноны и, возможно, догматы, а под «установлениями церковными» - учение Церкви о государственном устройстве. При этом, государство отнюдь не ограничивается земными целями, а «направляет жизнь народов к истинному благу». Иеродиакон Феоктист не подразумевает существование Церкви как общества, отдельного от государства, поэтому союз между ними не может пониматься как союз двух юридически независимых обществ. Скорее речь идет о том, что посредством подобного союза Церковь «в царстве земном водворяет царство небесное». По мнению будущего архиепископа, слова Господа Иисуса Христа «отдавайте кесарево кесарю, а Божие - Богу» полностью соответствуют взглядам св. Юстиниана99. Тем не менее, неверный перевод, или скорее вольный пересказ преамбулы, мог стать основанием для неверной интерпретации и концепта «благой симфонии».

За год до издания сочинения иеродиакона Феоктиста (Попова) в Киевскую духовную академию поступил П. А. Лошкарев, который став профессором КДА, поверг критике студенческую работу будущего Рязанского архиепископа. П. А. Лошкарев первым справедливо указал, что вышеприведенный студенческий перевод иеродиакона Феоктиста «не отвечает ни мысли, ни выражениям подлинной новеллы Юстиниана». Исследователь обращает внимание на то, что понятие «союз» уже нагружено современными коннотациями о некоем соглашении между Церковью и государством. Между тем, такое понимание совершенно чуждо древности вообще и концепции св. Юстиниана, в частности. Если для общества Нового времени вера часто сведена к личному делу каждого, то в древности религия была законом для народов и государств, возглавляемых Богом через поставленных правителей. Императоры осознавали свою

99 Там же. С. 78-79.

ответственность перед Богом за чистоту веры и соблюдение канонов со стороны не только народа, но и священнослужителей. По этой причине, согласно преамбуле, император должен заботиться о благопристойности (os^vórn^, honestas) иереев, а не радеть за укрепление мифического взаимовыгодного церковно-государственного союза. Более того, император призван к служению Христу без посредства священнослужителей, подобно

апостолу Павлу, и, соответственно, как апостол языков был независим в своей проповеди

100

от других апостолов, так и царь независим в своих действиях от преемников апостолов .

Сам Лошкарев вполне адекватно переводит слова императора, используя и греческий и латинский текст преамбулы: «Ибо когда оно (священство) во всех отношениях безупречно и имеет силу предстательства у Бога (fiducia Dei pollet), а эта (власть государственная) правильно и пристойно управляет вверенною ей республикою, тогда будет некая добрая гармония (oup^rovía, concentus), которая принесет человеческому роду всяческую пользу». Последующие, наиболее адекватные переводы преамбулы, по сути, повторяют перевод Лошкарева101.

Также верно Лошкарев раскрывает и мысль императора: «Идет, таким образом, у Юстиниана речь о священстве, как о представительстве или предстательстве народа перед Богом, и о власти государственной, как непосредственно управляющей делами народными; идет речь о некоторой особой гармонии, приносящей всякого рода пользу человеческому роду, когда и священство по своим нравственным качествам, и власть

государственная по качествам правительственным соответствуют вполне своему

102

назначению» .

Полностью поддержал тезисы Лошкарева профессор Московской духовной академии Н. А. Заозерский. Заозерский, также как и Лошкарев, полагает главной обязанностью императора заботу о чистоте веры, соблюдении канонов и достоинстве священников. Московский профессор совершенно справедливо не видит в преамбуле даже намеков на разделение Церкви и государства на «два социально-нравственных организма и порядка, живущих каждый в своей сфере и взаимным соприкосновением друг на друга воздействующих». Напротив, по мысли св. Юстиниана «священство» и «императорская власть» благоустраивают жизнь империи. Глава империи, царь, печется

100 Там же. С. 152-156.

101 «Ибо когда священство безукоризненно во всех отношениях и имеет дерзновение к Богу, а императорская власть справедливо и как должно устрояет вверенное ей государство, тогда будет некая дивная гармония, доставляющая все полезное роду человеческому» (Заозерский Н. А. О церковной власти: Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах устройства Церкви по учению православно-канонического права. Сергиев Посад, 1894.).

102 Лошкарев П. А. Право церковное в его основах, видах и источниках. Киев, 1889. С. 153-154.

одновременно и о земном, и о небесном, первым занимаясь непосредственно, а вторым, посредством священнослужителей, заботясь об их достоинстве103.

Тезис о единстве Церкви и государства в Средневековье вполне разделяли

104

выдающиеся представители ученых, ведущих свои исследования в эмиграции .

Ярко и красочно тезис о полном отождествлении в византийском богословии империи и внешней Церкви выразил прот. Георгий Флоровский: «Существовало лишь одно всеобъемлющее Христианское Общество - одновременно и Церковь, и Государство. В нем были разные структуры, или «силы», четко отличающиеся друг от друга, но тесно взаимосвязанные - «духовные» и «светские», «церковные» и «политические». Однако само «Общество» было внутренне единое христианское содружество. <...> В Христианском Содружестве принадлежность к Церкви и гражданство не просто дополняли друг друга - они были идентичны: только христиане могли быть гражданами, а все граждане были обязаны являться православными и по вере, и по образу жизни. Христианское Содружество мыслилось как единая теократическая структура. Более того, Римская империя всегда считала себя «Вселенским Царством», единственным законным Царством, единственной «Империей». Как существовала лишь одна Вселенская Церковь, так могло быть лишь одно Царство - Всемирная Империя. Церковь и Царство составляли, в сущности, единое Общество, неделимое и неразделенное, единый Civitas - Respublica Christiana <.> В средние века Церкви и Государства как двух разных обществ просто не существовало»105.

Но наиболее верное понимание «политической симфонии» св. Юстиниана принадлежит протопресвитеру Иоанну Мейендорфу. Прославленный богослов, следуя Френсису Дворнику, четко выражает базисные понятия мировоззрения св. Юстиниана: «Сама упомянутая в тексте (приамбулы к VI новелле - Г. Б.) "симфония" — это не гармония между двумя властями или двумя различными сообществами, Церковью и государством; скорее имеется в виду внутренняя сплоченность одного единственного человеческого общества, за чье организованное благополучие на земле отвечает один император. В правовом мышлении Юстиниана фактически нет никакого места для Церкви

103 Заозерский Н. А. О церковной власти: Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах устройства Церкви по учению православно-канонического права. Сергиев Посад, 1894. С. 255-256.

104 См.: Вернадский Г. В. Византийские учения о власти царя и патриарха // Сборник статей посвященных памяти Н. П. Кондакова: археология, история искусства, византиноведение. Прага, 1926. С. 154; Алексеев Н. Н. Идея государства : очерки по истории полит. мысли. Нью-Йорк, 1955. С. 220-221.

105 Florovsky G. Empire and Dezert: Antinomies or chistian chistory // Cross Currents. 1959. Vol. 9. №3. P. 233253. P. 238. Первая публикация: The Greek Orthodox Theological Review. 1957. Vol. III. №2. P. 133-159. Русский перевод: Флоровский Г. прот. Восточные отцы.

Добавление:http://holytrinitymission.org/books/russian/vostochnye_otzy_different_florovsky.htm. Дата обращения: 13.03.2024.

как общества sui generis. Империя и Церковь составляют одно единственное тело верных, управляемое двойной богоданной иерархией; теоретически двойственность между imperium и sacerdotium сохраняется, но поскольку роль священства состоит в том, чтобы заниматься божественными вещами, она почти не имеет правового выражения; в представлении Юстиниана закон правит полнотой человеческого государства, а издавать законы - дело верховной власти императора. Церковные предания и соборные решения превращаются в законы императорским указом, но сами по себе они не имеют никакой юридической и обязательной силы»106.

Однако в отечественной историографии возобладала другая точка зрения, реализующая представления о Церкви и государстве в Средневековье как о двух юридически независимых сообществах. Родоначальником подобного подхода в русской историографии можно считать профессора Казанской Духовной академии Илью Степановича Бердникова. Для Бердникова основанием общественной автономии Церкви и ее юридическим атрибутом служит каноническое право.

Бердников утверждал, что Церковь как общество имеет отличную от государства цель существования - спасение душ верующих. В языческом мире сугубо утилитарное

107

предназначение - обеспечение земного благополучия - имели и религия и государство . Римское государство, по убеждению Бердникова, и после принятия христианства сохранило ту же утилитарную задачу, чем стало резко отличаться от Церкви: «Когда же христианство одержало верх над языческой религией и постепенно заменило ее, тогда оно заняло в государстве то положение, которым пользовалось прежде язычество. Смена одной религии другою не изменило существенным образом склада римского государства. Взгляд государства римского на значении религии в деле достижения государственных целей и на место, которое оно должно занимать в нем остался, в общем, тот же самый»108. Таким образом, идея единства государства и религии признавалась Бердниковым чуждой христианству. Эту идею после принятия христианства св. Константином Великим Бердников расценивал как языческий атавизм.

Однако отрицать единение царства и Церкви в постконстантиновскую эпоху было затруднительно, а признать отсутствие разделения Церкви и государства для Бердникова означало признать существование в Византии, а затем и в России порочной системы церковно-государственных отношений, а значит и ущербность православия. Возможно,

106 Мейендорф И., прот. Византийское наследие в Православной Церкви. С. 65-66.

107 См.: Бердников И. С. Государственное положение религии в римско-визанитийской империи. Т. 1. До Константина Великого. Казань, 1881. С. 212-217.

108 Там же. С. IV.

именно поэтому, несмотря на все понуждения, Бердников не стал продолжать свое исследование, остановившись на доконстантиновской эпохе.

Эту неблагодарную миссию взяли на себя его ученики. Однако выводы монографии даже наиболее талантливого из них, Феодора Афанасьевича Курганова, оказались внутренне противоречивы, что было вполне предсказуемо.

С одной стороны, Курганов верно постулирует, что в Византии Церковь и государство воспринимались в полном единстве109. В качестве основного итогового тезиса Ф. А. Курганов также справедливо утверждает, что церковная и государственная власти происходят от Бога, и они обязаны защищать «Христово учение или церковь Божию на земле». Церковная власть утверждает и хранит православную веру, а государственная власть - согласовывает с богооткровенной истиной, принятой от Церкви, свои законы и установления. «Обязанность каждой из них - хранить богооткровенную истину и ратовать за нее - побуждает одну из них, церковную власть, противостоять незаконным распоряжениям светской власти, а саму светскую власть - устранять с церковных должностей лиц изменивших православию»110.

Но из данных характеристик византийского общества Курганов делает прямо противоположные выводы. «Вследствие всего этого (о чем было написано выше - Г. Б.) в византийском законодательстве, - пишет он, - приняты и развиты, начиная с Константина великого и кончая последними императорами из фамилии Палеологов, три главные положения, определяющие отношения государства к церкви: а) признание двух властей: духовной и светской в равноправное положение в государстве; б) их взаимное согласие в области действования на подданных, и с) признание за церковными канонами, а тем более за догматами, не только равнозначущей силы, но и превосходства пред ними, в случае враждебного столкновения между государством и Церковью»111.

Однако из убежденности императоров в том, что именно церковная власть утверждает истинную веру, вовсе не следует равноправность церковной и государственной власти в империи. Какое же это равноправие, если по утверждению самого Курганова, светская власть обязана устранять епископат с церковных должностей, а церковная власть - лишить власти императора никак не может? Если христиане с полным правом являются подданными императора, то подданными священнослужителей они могут быть только в том случае, если существует отдельное от государства общество христиан, где властвуют священнослужители.

109 Курганов Ф. А. Отношения между церковною и гражданскою властью в Византийской империи. Казань: Типография императорского университета, 1880. С. 83-84.

110 Там же. С. 89-90.

111 Там же. С. 90.

Схожий взгляд, вероятно, был и у В. В. Сокольского. По крайней мере,

исследователь утверждал, что «царь управляет мирским обществом по законам <...>

Патриарх управляет Церковью на основании канонов <...> Церковно-государственное

общество управляется совместною и находящеюся в единомыслии и единодушии

112

деятельностью царя и патриарха» . Другими словами, есть некое церковно-государственное общество, отличающееся от мирского общества, которое управляется царем. Сокольский не поясняет, что представляет собой «церковно-государственное общество», но из его слов следует, что оно должно состоять из двух юридически независимых обществ: государства и Церкви и этим отличаться от «мирского общества».

Ученик Ф. А. Курганова профессор Санкт-Петербургской Духовной академии И. И. Соколов был еще более последователен в вопросе существования отдельного от государства церковного общества. Согласно Соколову, Церковь в Византии являлась

113

особым общественным организмом и юридически не зависела от государства . Если Курганов пишет о «христианском государстве», которое преобразует свое законодательство «по духу христианских начал»114, то Соколов провозглашает «идею оцерковленного государства», «теократической монархии». Разница в том, что слова Курганова можно понимать и в смысле построения государственного законодательства согласно библейскому учению о государстве. Соколов же прямо пишет, что «государство должно усовершить принцип справедливости, каким оно живет, по руководству высшего принципа любви, каким живет Церковь»115, то есть в конечном итоге слиться с Церковью.

Однако понимать «политическую симфонию» как союз двух отдельных общественных структур, исходя из текста преамбулы, было весьма затруднительно. Неудивительно, что Ф. А. Курганов, всегда аккуратно ссылаясь на оригинальные тексты в своей монографии, не приводит ни греческого, ни латинского текста преамбулы к VI новелле, но дословно цитирует, без указания источника, вольный пересказ преамбулы, выполненный студентом Киевской духовной академии иеродиаконом Феоктистом (Поповым)116.

112 Сокольский В. В. О характере и значении Эпанагоги: Очерк по истории византийского права // Византийский временник. 1894. Т. 1. Вып. 1. С. 33.

113 См.: Соколов И. И. О византинизме в церковно-историческом отношении // Христианское чтение. 1903. № 12. С. 733-775.

114 Отношения между церковною и гражданскою властью в Византийской империи. С. 77.

115 Соколов И. И. О византинизме в церковно-историческом отношении. С. 741.

116 «Он (Юстиниан - Г. Б) был твердо уверен, что «благотворный союз Церкви и государства, столь вожделенный для человечества, возможен только тогда, когда и Церковь со всех сторон благоустроена, и государственное управление держится твердо и путем законов направляет жизнь народов к истинному благу» (Феоктист (Попов). Император Юстиниан I и его заслуги в отношении к Церкви Христовой. С. 79); «Когда, - говорит он (Юстиниан - Г. Б), - и церковь во всех частях своих благоустроена и государственное управление держится твердо и путем законов направляет жизнь народов к истинному благу, то возникает

Тем не менее, Соколов уже прямо постулирует, что Церковь в Византийском законодательстве «всегда отличалась от государства как особый общественный организм, имеющий особую, отличную от государственной задачу». А Византийская симфония - это «союз между двумя учреждениями при юридической независимости того и другого».117

Следующий автор данного направления, Г. Острогорский следует в своих выводах

В. В. Сокольскому. Острогорский уже прямо пишет «о полном подчинении Церкви

118

государственной власти во времена Юстиниана» . Тем не менее, даже не приводя текста

преамбулы к VI новелле, Острогорский утверждает, что в словах преамбулы, «как бы они

Юстинианом ни толковались» (как именно император мог истолковать свою преамбулу,

Острогорский, однако, умалчивает) содержится «теория диархии» Исагоги119.

«Теория диархии» понимается Острогорским как «сотрудничество... византийских

церкви и государства». «Сотрудничество тесное и постоянное», которое «диктовалось

прямыми интересами обеих сторон»120.

В XX столетии наиболее известным транслятором взгляда на концепт «благой

симфонии» как на союз двух юридически независимых обществ являлся Михаил

Валерианович Зызыкин121.

Взгляды Зызыкина на соотношение Церкви и государства сложились под

очевидным влиянием И. С. Бердникова, Ф. А. Курганова, И. И. Соколова, а также Ф. М. 122

Достоевского .

Таким образом, «политическая симфония» в рамках данного подхода, который следует назвать методологическим презентизмом, понимается как согласие, союз двух юридически независимых обществ, Церкви и государства. Для настоящей диссертации, данный подход совершенно неприемлем. Причина, по которой данный взгляд стал доминирующим в отечественной историографии, вероятно, связана с политической

123

ситуацией в предреволюционной Росиийской империи .

добрый и благотворный союз церкви и государства, столь благодетельный для человечества» (Курганов Ф.

A. Отношения между церковною и гражданскою властию в Византийской империи. С. 71)

117 Соколов И. И. О византинизме в церковно-историческом отношении. С. 740.

118 Острогорский Г. А. Отношения Церкви и государства в Византии: (Доклад, прочитанный на V съезде русских ученых в Софии) // Сборник статей по археологии и византиноведению, издаваемый семинарием имени Н.П. Кондакова. Вып. IV. Прага, 1931. С. 123-124.

119 Там же. С. 129.

120 Там же. С. 130.

121 См.: Зызыкин М. В. Патриарх Никон: его государственные и канонические идеи. В 3-ч. Варшава, 19311939.

122 «.. .в православной симфонии государство стремится уподобляться Церкви. Государство не устраняется, не уничтожается, но восходит до Церкви, как говорит Достоевский в «Братьях Карамазовых». (Зызыкин М.

B. Патриарх Никон: его государственные и канонические идеи. Ч. 1. С. 304).

123 Подробнее об этом см.: Бежанидзе Г.В., Фирсов А.Г. Оценка синодального периода Русской Церкви: от публицистики к историографии //Церковно-историческая наука в России XIX - начала XXI вв.: институты,

Мы будем следовать другому методологическому подходу, разработанному подавляющим большинством ведущих зарубежных и отечественных исследователей, который подразумевает, что в изучаемый в диссертации период внешняя Церковь как общественная структура или христианское общество не воспринималась как отдельное от политии общество со своей юридической системой власти и управления в государстве. Тем более, что данный методологический подход уже показал свою эффективность при анализе концепта «благой симфонии».

Также, в настоящей диссертации для характеристики барочной модели гармонизации христианского общества мы привлекаем понятие «абсолютизм».

Так же как и «цезарепапизм», термин «абсолютизм» возник как продукт Нового времени, полемический борьбы со средневековой моделью с целью ее полностью

124

демонтировать .

В качестве классического примера переноса публицистики в историографию можно назвать известный труд Томаса Макалея, заложивший «виговскую»

125

историографическую традицию . «История Англии» Томаса Макалея, несмотря на очевидную публицистичность и политическую ангажированность, была издана рекордными тиражами и переведена почти на все европейские языки, включая русский. Кроме того, в 1858 году Макалей стал членом-корреспондентом Петербургской Академии наук.

Еще большую публицистичность имеет термин «просвещенный абсолютизм». Впервые словосочетания просвещенный абсолютизм (absolutisme éclairé) и просвещенный деспотизм (déspotisme éclairé) употребил Вольтер. По его мнению, воздействие просвещения на людей должно быть деспотическим, абсолютным и всеобъемлющим. Схема проста: философ воспитывает монарха, а монарх заставляет народ стать свободным. Насилие по форме - перестает быть насилием по содержанию, так как навязывает свободу мысли, слова и вероисповедания126.

Философские построения Вольтера уязвимы и не подходят для вырабатывания научных подходов. Тем не менее, причудливое сочетание «регрессивного» абсолютизма и «прогрессивного» просвещения получило распространение в историографии.

школы, ключевые проблемы. Сборник материалов всероссийской (с международным участием) научной конференции / под ред. М.В. Каиля. М., 2020. С. 200-205.

124 См.: Hinrichs Ernst. Fürsten und Mächte Fürsten und Mächte: Zum Problem des europäischen Absolutismus. Gottingen, 2000. S. 20-21.

125 Macaulay Th. The History of England from the Accession of James the Second. London, 1848 - 1861. Vol. 1- V.

126 См.: Длугач Т.Б. Три портрета эпохи Просвещения. Монтескьё. Вольтер. Руссо (от концепции просвещенного абсолютизма к теориям гражданского общества). М., 2006. С. 54-55.

Термин «просвещенный абсолютизм» был использован немецким политэкономом Вильгельмом Рошером для периодизации эпохи «абсолютизма». В 1847 году в статье «Очерк естественного учения о трех государственных формах» Рошер предложил три стадии развития абсолютизма: конфессиональный (от начала Реформации до конца Тридцатилетней войны), придворный (достигший своего расцвета при Людовике XIV) и просвещенный (связанный с правлением императоров Фридриха Великого и Иосифа II). «Конфессиональность» первого типа абсолютизма определял девиз «Cuius regio eius religio» (Чья власть - того и вера). «Придворность» второго типа заключается в его блестящем Дворе и покровительстве искусств, следуя принципу «L'état c'est moi» (Государство - это я). И, наконец, «просвещенность» последнего типа абсолютизма выражается в желании правителей сделать своих подданных наследниками идей эпохи просвещения. Девиз просвещенных монархов: «Le roi c'est le premier serviteur de l'état»

127

(Король - первый слуга государству) . Схема Рошера имеет слишком общий характер и

не дает представления о степени «абсолютизации» власти, в зависимости от типов

«абсолютизма». Тем не менее, типология Рошера утвердилась в историографии.

Исследователи XIX-XX веков предпринимали попытки использовать типологию

Рошера в рамках старых методологических подходов. Одной из наиболее живучих

методологических концепций стало региональное разделение абсолютизма на Восточный

и Западный. В первоначальном виде это разделение предполагало ярко выраженную

политическую окраску: «передовой» англо-франкский мир и «отсталый» австро--128

германский .

Впоследствии принцип регионального деления для типологии абсолютизма был подхвачен марксистами, которые выдвинули тезис об экономическом своеобразии

129

Восточных стран с преобладанием крепостничества . Однако данный методологический подход выводит за рамки саму проблему сочетания просвещения и абсолютизма, лишь констатируя факт, что «просвещенные деспоты» Востока - более «абсолютисты» чем их Западные «коллеги».

127 Roscher W. Umrisse zur Naturlehre der drei Staatsformen // Allgemeine Zeitschrift für Geschichte. 1847. 7. S. 451.

128 См.: Enlightend Absolutism: Reforms and Reformers in Later Eighteenth Century Europe/ Ed. by Scott H.M. L., 1990. P. 4-7.

129 См.: Сказкин С.Д. Основные проблемы так называемого "второго издания крепостничества" в средней и восточной Европе // Вопросы истории. 1958. № 2. С.96-120. Концептуальный подход Сказкина можно встретить не только в подавляющем большинстве работ советского периода, но и в постсоветской историографии (см. например: Медушевский А.Н. Утверждение абсолютизма в России. М., 1994. С.19-21); В Западной историографии также были приверженцы подобных построений. (См.: Anderson P. Lineages of the Absolutist State. L., 1974; Anderson M. S. Europe in the Eighteenth Century, 1713 - 1783. L., 1976. Р.195-196, 209).

Тем не менее, происходило постепенное осмысление термина «абсолютизм». Под влиянием общих тенденций идеологической организации национальных государств в XIX столетии в европейских университетах основное внимание стали уделять изучению национальной истории. История абсолютизма трансформировалась в историю абсолютных монархий, или даже монархов, прежде всего тех из них, которые внесли наибольший вклад в строительство национального государства. А термин «абсолютизм» в научных исследованиях приобрел относительно нейтральный характер, как обозначение

130

неконституционной монархической государственности .

Изучение истории монархических государств показало, что первоначальная полемическая заостренность термина «абсолютизм» мешает объективному осмыслению реалий Средневековья и раннего Нового времени. Расхождение между первоначальной смысловой нагрузкой термина и его научной интерпретацией привело к историографической неразберихе. «Хотя на протяжении ста лет абсолютизм -центральная концепция в исторических науках, но сегодня все те, для кого это слово стало частью их академического языка мало уверены в том, что именно оно означает», -

131

констатировал Эрнст Хенрикс, подводя итог историографии XX столетия . А «патриарх» немецкой медиевистики Хайнц Духхардт указал, что авторы различных обобщающих трудов и справочников использовали термин «абсолютизм» вынужденно (дословно «с

132

легкой болью в животе» (mit leichten Bauchschmerzen)), за неимением других терминов .

Даже те исследователи, которые отстаивали термин «абсолютизм», допускали, что он «не имеет большого значения для анализа политической практики XVII века» и «может породить ошибочные представления о том, что короли правили произвольным и деспотическим образом (или, по крайней мере, они могли бы так поступить, если бы

133

захотели)»133.

Кроме того, в научных кругах сложился консенсус относительно значимости периода раннего Нового времени как предыстории современных государств. Однако для исследователей было очевидно, что взгляды Лютера и Вольтера, Карла V и Иосифа II, экономическое мышление Конрада Пойтингера и Адама Смита, производство книг и

130 Hinrichs E. Fürsten und Mächte Fürsten und Mächte: Zum Problem des europäischen Absolutismus. Gottingen, 2000. S.22

131 Op cit. S.19

132 Duchhardt Heinz. Absolutismus - Abschied von einem Epochenbegriff? // Historische Zeitschrift. 1994. 258. S. 113.

133 Sommerville J . P. Absolutism and Royalism // The Cambridge History of Political Thought, 1450- 1700. Cambridge, 1991. P. 348.

уровень грамотности накануне Реформации и около 1780 г. было трудно привести к общему знаменателю134.

Необходимо было выработать новые подходы и критерии, которые позволили бы выявить маркеры Нового порядка и устройства Европы. Исследователи стали фокусировать свое внимание на государственности Средневековья и раннего Нового времени в свете проблематики Etat moderne. Данный подход оперирует новыми параметрами анализа, где критерием для характеристики государств служит не социальный состав государства, а объем власти монарха. В рамках новой методологии анализируется, прежде всего, формирование правовой природы власти и трансформации в восприятии монарха и его функций.

Наиболее заметным критиком ущербности буржуазно-демократических и марксистских методологических построений стал выдающийся специалист по истории испанской монархии Пабло Фернандес Альбаладехо. В 2017 году ученики и единомышленники Альбаладехо издали сборник статей как дань уважения великому ученому, «знаменосцу» освобожденного от идеологических штампов направления в

135

изучении монархий раннего Нового времени .

Альбаладехо утверждал, что перенесение правовых категорий Нового и Новейшего времени на Средневековье приводит к методологическому презентизму, а возникающая искусственная конструкция хорошо подходит «для нужд легитимации европейской буржуазии», но плохо объясняет средневековые реалии136.

Также важная роль в становлении новой методологии принадлежит Джереми Блеку, заслуженно названному самым плодовитым и неординарным ученым прошлого

137

века . Блек указывает, что «абсолютная» монархия раннего Нового времени - это не правитель XIX столетия, окруженный чиновниками. Участие в управлении было привилегией людей и учреждений, которые в свою очередь руководствовались своими собственными условностями и идеями. Такой порядок одновременно создавал политические проблемы для монарха в случае отказа от сотрудничества и расширял его возможности. Отношения между правителем и подданными не могут быть описаны в парадигме постоянных конфликтов и взаимного антагонизма. Речь скорее идет о понятии

138

«благого царствования» («good kingship») . Общество воспринимало деятельность

134 См.: Duchhardt Heinz. Absolutismus - Abschied von einem Epochenbegriff? S. 118.

135 См.: Historia en fragmentos: estudios en homenaje a Pablo fernández Albaladejo / editores Julio A. Pardos et al. Universidad Autónoma de Madrid, 2017.

136 Fernández Albaladejo, Pablo. Fragmentos de monarquía: trabajos de historia política. Madrid, 1992. Р. 2, 12-16.

137 Обзорную статью о вкладе Джереми Блека в науку см.: Browning R. "An Editor in Review". // Archives: The Journal of the British Records Association. 2004. Volume 29. Issue 111. P. 31-58.

138 Black J. Eighteenth Century Europe 1700-1789. Palgrave MacMillan, 1990. P. 328-329.

монарха, «на фоне законности и традиций, что делало новые инициативы политически опасными и трудными в административном отношении». Кроме того, монарх был верховным арбитром, признаваемым всеми конфликтующими сторонами традиционного общества139.

Свой вклад в формирование нового образа «абсолютистского» монарха внес и Андрей Николаевич Лосский - русский эмигрант, авторитетный исследователь эпохи Людовика XIV, профессор Калифорнийского университета, младший брат известного богослова Владимира Лосского. В своей статье «Абсолютизм Людовика XIV: реальность или миф?» он предлагал «изобрести концепцию "ограниченного абсолютизма"»140.

Но первенствующее место в развенчании либеральных мифологем о монархической государственности принадлежит скромному школьному учителю Николасу Хеншеллу. В 1992 году он опубликовал монографию с характерным названием: «Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени»141.

Хеншелл признается, что концептуальная часть его исследования сложилась под влиянием трудов Джереми Блека142. Тем не менее, именно Хеншелл жестко, аргументировано и, возможно, даже слишком провокативно, обозначил научную ущербность понятия «абсолютизм». «В последние два десятилетия исследователи уловили суть проблемы. Она состоит в наложении современных стереотипов на прошлое, которое не было с ними знакомо или придавало им другое значение. В раннее Новое время абсолютные монархии совсем не походили на аристократии XIX столетия: в них преобладал консультативный элемент, они были более конституционными и патриархальными. Пользуясь этими открытиями, в последние двадцать лет историки попытались выявить изначальную концепцию «абсолютизма», поскольку результаты исследований поколебали старую модель. В результате возникла грандиозная историографическая неразбериха. Понятие «абсолютизм» неотделимо от конфронтационной политики периода, когда оно воспринималось как обозначение особой системы управления. Оно навсегда стало слишком автократическим, слишком деспотическим и слишком бюрократическим, чтобы отразить всю сложную систему

139 «Monarchy was expected to operate against a background of legality and tradition, and this made new initiatives politically hazardous and administratively difficult <.. .> The monarch was generally the only person in a position to solve the disputes that arose» (Black J. Eighteenth Century Europe 1700-1789. P. 330).

140 «.one must invent a concept of "limited absolutism" to describe the rule of Louis XIV» (Lossky A. Absolutism of Louis XIV: Reality or Myth?' // Canadian Journal of History. 1984. Volume 19. Issue 1. P. 15.

141 Henshall N. The Myth of Absolutism. Change and Continuity in Early Modern European Monarchy. London/New York, 1992.

142 Хеншелл Николас. Миф абсолютизма. Перемены и преемственность в развитии западноевропейской монархии раннего Нового времени. СПб., 2017. С. 5.

сдерживаний и противовесов старого порядка до 1789 года», - писал он, подводя итог своему исследованию143.

Характеризуя королевскую монархическую власть в шестой главе своей работы, Хеншелл опирается на предыдущую историографию. К концу XX столетия уже сложилось мнение о том, что в Средневековье не существовало понятия суверенного государства. Характер отношений больше напоминал племенное общество, публичная власть рассредоточивалась между различными представителями знати. Кроме того, единственными правителями, которые претендовали на верховную власть, были император и папа.

Появление концепции суверенитета связано с активным изучением римского права в редакции св. императора Юстиниана Великого. Хеншелл относит начало этого процесса к XIV столетию, с чем уже не вполне согласны последующие исследователи, которые возводят начало формирования понятия суверенитета как минимум к XII столетию. Уже в XIII веке во Франции в среде легистов разрабатывается мысль об образе короля, как суверенного правителя, императора в своем королевстве144. С XV столетия английские монархи стали носить сводчатые короны, как символ верховной власти.

Термин «абсолютный», констатирует Хеншелл, означал только то, что власть короля не могла оспариваться папой или императором. Монарх позднего Средневековья и раннего Нового времени был суверенным правителем в своем королевстве. Кроме того, после исчезновения крупных феодальных владений король осуществлял свою власть либо лично, либо через чиновников, которые действовали от его имени. Собственно, под абсолютизмом (не просвещенным) следует понимать монархическое правление в средневековом духе согласно формуле «Король - император в своем королевстве».

Поддержание гармонии в обществе входило в компетенцию и обязанность монарха. «Представление о гармонии, - утверждал Хеншелл, является важным ключом к пониманию отношения людей раннего Нового времени к власти». Для иллюстрации своих слов английский исследователь указывает на ряд иконографических исследований, а также на множество работ, посвященных архитектуре, устройству Двора и его ритуалам145. Следует отметить, что к настоящему времени появилось еще больше подобных работ, которые только подтверждают тезис о ведущем значении понятия «гармонии» для политической жизни общества «эпохи абсолютизма».

143 Там же. С. 240.

144 См.: Хачатурян Н. А. «Король - император в своем королевстве». Политический универсализм и централизованные монархии // Империи и этнонациональные государства В Западной Европе в Средние века и Новое время / отв. ред. и сост. Н. А. Хачатурян. М., 2011. С. 70-78.

145 Хеншелл Николас. Миф абсолютизма. С. 162.

В то же время Хеншелл недостаточно внимания уделяет Жану Бодену, в трудах которого тема «гармонии» занимает значительное место. Именно Жан Боден обобщил понятие о суверенитете и по праву считается главным автором по данной проблематике. Хеншелл, правда, упоминает двух ведущих авторов по истории политической мысли -Квентина Скиннера и Джона Покока146, но активно использует труды только Новозеландского профессора. Между тем, именно Скиннер обстоятельно раскрывает взгляды Бодена, справедливо именуя французского юриста «несгибаемым защитником абсолютизма».

Главной предпосылкой появления концепции Бодена о суверенитете Скиннер называет «ощущение крайней трудности и при этом абсолютной необходимости

147

установления порядка и гармонии в каждом государстве» . Скиннер подчеркивает, что концепцию Бодена никак нельзя трактовать как тоталитарную. Важнейшими ограничительными факторами для суверенного правителя, согласно Бодену, являются божественный закон и законы природы. Только форма закона является прерогативой суверена, а их содержание определяется божественным правом. На этом ключевом пункте теории о суверенитете основано право подданных не подчиняться законам, противоречащим божественным установлениям. Вместе с тем подобная обязанность слушать Бога больше чем короля еще не дает основания для объявления земного правителя нелегитимным, потому что в своих поступках он подотчетен единому Богу.

Для характеристики концепции Бодена весьма важными также являются работы французской исследовательницы Симоны Гояр-Фабр. Гояр-Фабр была ведущей сотрудницей Каннского университета Нижней Нормандии и организовала там научный центр по исследованию политической философии. В своих трудах она сочетает юридическую, философскую и богословскую методологию.

Симона Гояр-Фабр дает важную характеристику гармонической патриархальной модели мироустройства Жана Бодена, которая, несомненно, имеет средневековые корни. Гармония устанавливается Богом через поставленного им монарха и связана с такими

146 Квентин Скиннер - один из основателей Кембирджской школы политической мысли. Основной труд, принесший ему мировую известность и вошедший в сто самых влиятельных книг второй половины XX века по версии «The Times Literary Supplement» это двухтомник «The Foundations of Modern Political Thought. Cambridge University Press, 1978». Джон Покок - выходец из Новой Зеландии, где в Кентерберийском университете (г. Крайстчерч) основал кафедру политологии; впоследствии профессор университета в Балтиморе (США); важнейшая монография: «The Machiavellian Moment: Florentine Political Thought and the Atlantic Republican Tradition. Princeton, 1975». Скиннер и Покок - пионеры методологии контекстуализма в истории политической мысли.

147 Скиннер К. Истоки современной политической мысли. Т. 2. Эпохи реформации. М., 2018. С. 420. Впрочем в этой важной мысли Скиннер не оригинален. См.: Greenleaf W. H. Bodin and the Idea of Order // J. Boden / ed. Denzer H. Munich, 1973. P. 23-38; Villey M. La Justice harmonique selon Bodin // Op sit. P. 69-86.

понятиями как справедливость и порядок. Исследовательница уподобляет ее музыкальной симфонии, где каждый звук, каждый элемент системы согласовывается с единой целью148.

Заслугой Хеншелла можно считать и разрешение «загадки» просвещенного абсолютизма. Хеншелл соглашается с предшествующей историографией в том, что у «просвещенных» монархов была продуманная, спланированная и последовательная политика149. Однако идеологи и приверженцы просвещенного абсолютизма подразумевали именно деспотическое правление. «Просвещенные» монархи верили, что они смогут заставить своих подданных стать счастливыми в рамках земной жизни. Они «отказались от доктрины божественного права и считали себя управляющими, исполняющими условия контракта по увеличению счастья своего народа». Насаждение равенства, свободы вероисповедания, ограничение или даже уничтожение сословных привилегий привело к разрушению патриархальной модели государства. Таким образом, деспотизм был обусловлен именно либеральными идеями эпохи Просвещения150.

Эффект, который произвела книга Хеншелла, конечно, был связан не с авторитетом автора в научных кругах и даже не с аргументацией, которую он привел в своей монографии. Это тот случай, когда школьный учитель выразил давно назревшую для всех серьезных ученых проблему расхождения первоначального публицистического понятия «абсолютизма» с его научным осмыслением.

Первым на книгу Хеншелла отреагировал вышеупомянутый маститый ученый Хайнц Духхардт. Духхардт указывал, что, несмотря на наличие мелких ошибок и недостаточной проработки историографии, школьный учитель сумел показать, что абсолютизм в досовременный период был просто мифом. Основы политической жизни в XVII веке вполне соответствуют средневековым параметрам и базируются на традиции и консенсусе. Главная проблема термина «абсолютизм», по убеждению Духхардта, связана с его полемическим, революционным бэгграунтом. Под ним понималась карикатура на государства XIX века, «без парламентов и конституций»151. Немецкий профессор полностью согласен с Хеншеллом в том, что «абсолютный» монарх XVII века не порывал с традицией и укрепил старые структуры и методы правления152.

Духхардт предложил заменить «абсолютизм» свободным от уничижительного смысла термином «барокко», и впоследствии реализовал свое намерение. Немецкий профессор был автором одной из частей многотомного авторитетного учебного издания

148 Goyard-Fabre S. Jean Bodin et le droit de la République. P., 1989. P. 255.

149 См. например: Harris R.W. Absolutism and Enlightenment 1660 - 1789. N.Y., 1966. P. 2-4; Anderson M.S. Historians and Eighteenth Century Europe. 1715-1789. Oxford, 1979. P.120.

150 Хеншелл Николас. Миф абсолютизма. С. 220-223, 239;

151 Duchhardt H. Absolutismus - Abschied von einem Epochenbegriff? S. 117-118, 121.

152 Op cit. S. 116-117.

по Всеобщей истории (Олденбургский очерк истории). Первые три издания, начиная с 1989 года, имели название «эпоха абсолютизма». Однако в четвертом издании Духхардт

153

изменил название на «Барокко и просвещение» . Пятое издание этого учебника с тем же измененным названием вышло в 2015 году.

Авторитетные коллеги Духхардта согласились с его общей оценкой. Помимо Эрнста Хенрикса с критикой абсолютизма выступил Вольфанг Рейхард и Паул Мюнх. Рейхард призвал полностью отказаться от термина «абсолютизм», а Мюнх ограничить его употребление154. Подобным образом высказались и представители нового поколения

155

ученых .

Даже те исследователи, которые полемизировали с Духхардтом и предлагали оставить термин для общей характеристики эпохи, были полностью согласны с тем, что первоначальное либеральное понимание «абсолютизма» совершенно не соответствует историческим реалиям раннего Нового времени. «Старые представления либеральной историографии принадлежат области легенд» - писал его главный оппонент Питер Баумгард156. Да и сам Духхард, отвечая на критику Баумгарда, констатировал: «Актуальное эссе Питера Баумгарта воспринимается как возможность подчеркнуть плодотворность обсуждения, что клише «абсолютного» князя, который пренебрегает потребностями подданных и использует материальные и людские ресурсы для

157

удовлетворения своих прихотей, к действительности не имеет никакого отношения» . Показательно, что в своем ответе Духхардт вновь подчеркивает, что главным

153 Duchhardt H. Barock und Aufklärung (Oldenbourg Grundriss der Geschichte, Band 11). München, 2007.

154 «Das historiographische Konstrukt .Absolutismus' ist heute in nicht rekonstruktionsfahiger Weise dekonstruiert, so daß man auf den Begriff verzichten sollte. (Историографический конструкт «абсолютизм» сегодня деконструирован таким образом, что его невозможно реконструировать, так что от этого термина следует отказаться)» (Reinhard W. Geschichte der Staatsgewalt. München, 1999. S. 51); Doch wäre es dann wohl besser, ihn ausschließlich als Bezeichnung eines wichtigen Teilaspekts der Geschichte neben anderen, nicht minder wichtigen gelten zu lassen und ihn nicht weiterhin imperialistisch als Epochenbezeichnung zu mißbrauchen (Но, вероятно, было бы лучше употреблять его (термин «абсолютизм» - Г. Б.) исключительно как обозначение одного важного аспекта истории наряду с другими, не менее важными, а не продолжать империалистически злоупотреблять им как обозначением эпохи)». Münch Р., Das Jahrhundert des Zwiespalts. Deutsche Geschichte 1600-1700. Stuttgart/Berlin/Köln 1999. S. 107).

155 См. например, труд будущего профессора Дармштадтского Университета Енса Иво Энгелса: Jens Ivo Engels, Königsbilder. Sprechen, Singen und Schreiben über den französischen König in der ersten Hälfte des achtzehnten Jahrhunderts. Bonn, 2000. S. 270.

156 «Die alten Vorstellungen der liberalen Geschichtsschreibung gehören daher in den Bereich der Legende» (Baumgart P. Absolutismus ein Mythos? Aufgeklärter Absolutismus ein Widerspruch? Reflexionen zu einem kontroversen Thema gegenwärtiger Frühneuzeitforschung, // Zeitschrift für Historische Forschung. 2000. Vol. 27, No. 4. S. 582.

157 «Ein einschlägiger Aufsatz Peter Baumgarts wird zum Anlaß genommen, erneut auf die Sinnhaftigkeit und Fruchtbarkeit der Diskussion hinzuweisen und zu unterstreichen, daß das Klischee vom „absoluten", von den Bedürfnissen seiner Untertanen weit entfernten Fürsten, der alles - Ressourcen und Menschen - in den Dienst der Befriedigung seiner Launen stellt, mit der Wirklichkeit nichts zu tun hat» (Duchhardt H. Die Absolutismusdebatte -eine Antipolemik // Historische Zeitschrift. 2002. 275. S. 331).

ограничительным фактором для монарха XVII века был Божественный закон и

традиции158.

Итак, заслуга Хеншелла не только в том, что он разрушил старую модель. Он еще и достаточно четко обозначил складывающийся к концу XX века новый методологический принцип для характеристики эпохи формирования национальных монархий. Водораздел между патриархальной и «деспотической» формой власти преодолевается через усвоение идеи «общественного договора», когда отрицается божественное происхождение власти и, соответственно, ее ограничение Божественным законом и традицией. Абсолютизм, как и цезарепапизм, оказался мифом.

Концепция Хеншелла была вполне одобрена ведущими учеными, а монография скромного английского учителя стала известна далеко за пределами Великобритании. Полемика, которую породила книга, заключалась не в том, чтобы подвергнуть сомнению методологию Николаса Хеншелла, а в том, насколько вообще возможно употреблять термин «абсолютизм», чтобы не возникало путаницы в понятиях. В этом отношении можно согласиться с критиками Хеншелла, что его предложения слишком радикальны. Для того чтобы охарактеризовать монархические государства раннего Нового времени необязательно вводить новую терминологию. Достаточно дать верное определение понятию «абсолютизм», сблизив его с византийской системой государственного устройства, исключая, конечно, характерные для «Нового Рима» представления о единственном мировом государстве - империи и сформулированный Жаном Боденом суверенитет.

Отражением ведущей западной историографии является энциклопедическая статья Николая Евгеньевича Копосова, где абсолютизм определяется как государственный строй, «характеризующийся отказом от сословно-представительных учреждений и предельной концентрацией власти в руках монарха». «В то же время, - указывает Копосов, - в абсолютизме отражался и характерный для эпохи образ мысли: люди XVI-XVII вв. воспринимали вселенную как иерархию идеальных сущностей, в которой король и привилегированные слои образовывали континуум, а человеческая воля была ограничена рамками богоустановленного порядка. В идеологии абсолютизма наряду с рационалистическими политическими теориями большое место занимала идея Божественного происхождения власти». Важно также, что теориям абсолютизма

158 Ор ей. 8. 328.

противостояла «идея общественного договора»159. Такое определение абсолютизма и будет использоваться в настоящей диссертации.

1.2. Предпосылки появления учения о гармоническом устройстве общества в доюстиниановское время

1.2.1. Античная концепция гармонического устройства общества и ее осмысление у христианских авторов

Современное понятие государства было неизвестно ни античному, ни средневековому мировосприятию. Согласно политической мысли древности государство возникает естественным путем. Цель такого государства - содействовать общему благу, под которым понимались и материальные и нравственные ценности. По мысли античных философов государство призвано обеспечить не только существование людей, но и их счастливую жизнь. Главным критерием правильного и неправильного устройства государства является отношение верховной власти к общему благу и законности. Идеальной формой считалось монархическое правление, при условии, что царь заботится об общей пользе. Если же он преследует только свою личную выгоду, то становится тираном, а государство под его управлением - самое худшее из всех. Прочие формы управления - правление немногих (аристократия), или большинства (полития) также имеют свои антиподы: олигархию и демократию. Благо гармоничного государства отождествляется со справедливостью и личным благом его граждан160.

159 Копосов Н.Е. Абсолютизм // Большая российская энциклопедия. М.: Большая Российская энциклопедия, 2005. Т. 1. С. 38.

160 «Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других, и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством или общением политическим <...> государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку <.> Монархическое правление, имеющее в виду общую пользу, мы обыкновенно называем царской властью; власть немногих, но более чем одного - аристократией (или потому, что правят лучшие, или потому, что имеется в виду высшее благо государства и тех, кто в него входит); а когда ради общей пользы правит большинство, тогда мы употребляем обозначение, общее для всех видов государственного устройства, - полития <.> Тирания - монархическая власть, имеющая в виду выгоды одного правителя; олигархия блюдет выгоды состоятельных граждан; демократия - выгоды неимущих; общей же пользы ни одна из них в виду не имеет <.> Государственным благом является справедливость, т. е. то, что служит общей пользе <.> наилучшее государство есть вместе с тем государство счастливое и благоденствующее, а благоденствовать невозможно тем, кто не совершает прекрасных поступков; никакого прекрасного деяния ни человек, ни государство не могут совершить, не имея добродетели и разума <.> Итак, ясно, что наилучшим государственным строем должно признать такой, организация которого дает возможность всякому человеку благоденствовать и жить счастливо» (Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С. 376, 379, 457, 467, 590-591); См. также: Кочеров С. Н. Аристотель о счастье как высшей цели государства // Schole. Философское

Благоустроение государства уподоблялось музыкальной гармонии (симфонии). Платон употребляет музыкальный термин «oup^rovía» для характеристики «рассудительного» и упорядоченного государства. Рассудительность создает симфонию всех «струн» (сословий) политии161.

Так, проводя аналогию с гармонией в музыке, римский мыслитель Марк Туллий Цицерон писал, что подобно стройной системе звуков, должны гармонично сочетаться права и обязанности разных сословий в государстве162. Подобное согласие (Concordia), продолжает Цицерон, обеспечивается законной властью, которая печется об общем благе

163

и гарантирует справедливый правопорядок .

Идеальный правитель, способный гармонично устроить общественную жизнь, с точки зрения древних философов, мог быть назван богом среди людей. Он руководствуется небесным логосом и воплощает божественный разум в форме закона164.

Для обозначения государства использовались термины «res publica» (общая вещь, общее дело), civitas (община полноправных граждан), nóXt^ (город), noXtisía165 (собрание граждан, сообщество). Гражданская община греческого полиса полностью отождествлялась с государством. Политический, правовой, социальный, этический и религиозный уровни античного государства воспринимались в неразрывной связи, положение его членов определялось включенностью в гражданскую общину и зависимостью от нее. Рим, превратившись в великое государство, тем не менее, сохранил

антиковедение и классическая традиция. 2020. Т. 14. № 2. С. 470-482; Вальденберг В. Е. История византийской литературы. С. 90

161 Plato. Respublica 430e, 432a. «Рассудительность... походит на некое созвучие (cuwœvla) и гармонию... Иечто вроде порядка - вот что такое рассудительность. <.> Рассудительность... настраивает на свой лад решительно всё целиком; пользуясь всеми своими струнами, она заставляет и те, что слабо натянуты, и те, что сильно, и средние звучать согласно между собою, если угодно, с помощью разума, а то и силой или, наконец, числом и богатством и всем тому подобным, так что мы с полным правом могли бы сказать, что эта вот согласованность и есть рассудительность, иначе говоря, естественное созвучие (фшгу GU^œviav) худшего и лучшего в вопросе о том, чему надлежит править и в государстве, и в каждом отдельном человеке». (Платон. Сочинения в четырех томах. Т. 3. Ч. i. СПб., 2007. С. 239, 241).

162 Главное произведение Цицерона, посвященное государственному устройству, дошло до нас со значительными пропусками. Интересующий нас фрагмент не сохранился, но цитируется в известном труде блаженного Августина «О граде Божием»: «В конце второй книги Сципион говорит о том, что как при игре на различных инструментах, равно как и при пении, должно соблюдаться определенное соотношение между высокими, средними и низкими звуками и интервалами между ними, из чего образуется их гармоническое сочетание и определенный строй, так же и из разумного сочетания разных слоев населения, их прав и обязанностей составляется гражданское общество; и то, что у музыкантов называется гармонией, то в государстве - согласием» (Августин, блаженный. О граде Божием кн. 2, глава 21 // Августин, блаженный. Творения. СПб., 1998. Т. 3. С. 79); Это важное для христианского эллинизма понятие политической гармонии также встречается у Платона. По мысли великого философа, лидер государства подобно музыканту, который находит правильное сочетание высоких и низких звуков, должен согласовывать противоположные элементы человеческих характеров. (См. : Barker E. Greek political theory, Plato and his predecessors. London, New York, 1977. P. 325-326).

163 De civitate Dei. 2: 21.

164 См.: Greek political theory, Plato and his predecessors. P. 325.; Dvornik F. Early Christian and Byzantine Political Philosophy: Origins and Background. Vol. IIS. P. 618.

165 В диссертации будет использоваться русская калька этого греческого слова: полития.

наименование civitas. Пресловутое civis romanus, и во времена св. апостола Павла, оставалось тождественным гражданину города Рима. Однако, когда произошло отождествление верховной власти с римским государством, res publica стала imperium.

Таким образом, Римской империей становилась община полноправных граждан под

166

властью императора .

С момента появления на протяжении более двух с половиной столетий Православная Церковь в Римской империи была non licet. Ее приверженцы должны были становиться в civitas либо маргиналами167, либо, как в эпоху Декиева гонения, либеллятиками168.

После обращения императора Константина и издания св. Феодосием Великим знаменитого эдикта «Cuntos populos», Римская империя стала христианской политией169. В известном кондаке Кресту это поэтически выражается через тезоименитство Господу

170

Иисусу Христу . Место языческой религии в civitas заняло православие. При этом основные положения политической мысли античности получили у христианских авторов новое осмысление.

Исповедание христианства становилось одной из главных составляющих принадлежности к обществу новых ромеев. При этом имперское понимание мира, как тождественность империи всей ойкумене во главе с императором не только сохранилось, но и было подкреплено христианским универсализмом.

Главный идеолог нового порядка епископ Евсевий Кесарийский отмечал промыслительный характер появления империи одновременно с рождением Господа

171

Иисуса Христа . Император Константин завершил дело, начатое Августом, и уподобил

166 См.: Эллинек Г. Общее учение о государстве. М., 2004. С. 72-73, 101-102.

167 Согласно Аристотелю индивидуум, который не участвует в общественной жизни, «либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек. Его и Гомер поносит, говоря "без роду, без племени, вне законов, без очага"; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске». (Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С.378-379).

168 То есть теми, кто формально числился приверженцем языческого культа.

169 См: Soler E. L'Église Catholique sous la dynastie théodosienne: La genese d'une Église d' État, en CTh XVI // Empire chrétien et Église aux ive et ve siècles: intégration ou «concordat»? Le témoignage du Code Théodosien / textes rassemblés et édités par Jean-Noël Guinot et François Richard. Paris, 2008. 485 p. P. 107-116.

170 D ûyœBeiç év тф Етаирф éKouoiœç, xfi énœvu^œ cou Kaivrç nokxeia, xoùç omip^ouç cou Sœpnoai, Xpioxè о ©eoç. (Вознесыйся на крест волею, тезоименитому Твоему новому жительству (политии), щедроты Твоя даруй Христе Боже) (Из кондака праздника Воздвижения Креста Господня)

171 «... после того, как спасительный организм, - само пресвятое тело Христово, явилось... все дела демонов тотчас разрушились: с того времени не стало уже ни местоначалий, ни многоначалий, ни тиранний, ни демократий <.> из одного источника произошедшие, великие силы мгновенно все умиротворили и привели в содружество. Эти силы были: римское царство, явившееся с тех пор монархическим, и учение Христово, и обе они расцвели вместе, в одно и тоже время» (Euseb. De laudibus Const. 16; Русский перевод: Сочинения Евсевия Памфила, переведенные с греческого при Санкт-Петербургской духовной академии : В 2-х том. СПб: тип. Е. Фишера, 1852. Т. 2. С. 428-429);. Впервые подобная мысль встречается у апологета II

римскую империю божественной монархии. Василевс, имея абсолютную власть, является монархом всей вселенной и представителем Бога на земле. Царь Небесный просвещает

172

земного царя для управления ойкуменой по божественному образцу .