"Проза Л. Петрушевской как система дискурсов". тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, доктор филологических наук Прохорова, Татьяна Геннадьевна

• Прохорова, Татьяна Геннадьевна
• доктор филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации доктор филологических наук Прохорова, Татьяна Геннадьевна

Введение

Глава 1. Трансформация реалистического дискурса в прозе

Л.Петрушевской

1.1. Специфика проявления реалистического дискурса в ранних рассказах

1.2. Автобиографический дискурс в «реальных» рассказах

Глава 2. Сентименталистский дискурс в прозе Л.Петрушевской

2.1. Специфика проявления сентименталистского дискурса в «реальных» рассказах

2.2. Взаимодействие сентименталистского и натуралистического дискурсов в повести «Время ночь»

2.3. «Карамзин. Деревенский дневник»: игра с сентименталистским дискурсом

Глава 3. Романтический дискурс в прозе Л.Петрушевской

3.1. Формы проявления романтического дискурса в «реальных» рассказах

3.2. Специфика интерпретации романтического сюжета в сказках

3.3. Игра с романтическим дискурсом в мистических рассказах

Глава 4. Модернистский дискурс в прозе Л.Петрушевской

4.1. Формы проявления акмеистского дискурса

4.1.1. Ахматова и Петрушевская: опыт типологического сопоставления поэтики

4.1.2. Ахматовский дискурс в прозе Петрушевской: от деконструкции к новой конструкции

4.2. Соотношение модернистского и реалистического дискурсов в постмодернистски структурированном художественном пространстве

Глава 5. Постмодернистский дискурс в прозе Л.Петрушевской

5.1. Новые «старые» герои или Несколько шагов от трагедии до фарса постмодернистски структурированном художественном пространстве

Глава 5. Постмодернистский дискурс в прозе Л.Петрушевской

5.1. Новые «старые» герои или Несколько шагов от трагедии до фарса

5.2. Специфика нарративных стратегий в романе «Номер один или В садах других возможностей»

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «"Проза Л. Петрушевской как система дискурсов".»

Одной из актуальных задач современного литературоведения является поиск новых, наиболее оптимальных подходов к изучению литературы. Необходимость в этом особенно остро ощущается при исследовании современного литературного процесса. Его отличает отсутствие былой иерархичности, нестабильность, изменчивость, пестрота различных направлений, течений, сложно взаимодействующих друг с другом.

Эффект переходности, размывания всех границ, хаотичность и эклектика являются отличительными признаками эпохи постмодерна. Однако вопреки этой социокультурной ситуации в науке отчетливо проявляет себя потребность рассмотреть за внешней пестротой и хаотичностью конкретных явлений литературного процесса приметы динамической целостности, что предполагает обращение к системному анализу. Он известен в науке давно, но каждый новый объект изучения требует разработки своих критериев, своей методики исследования.

Прежде всего, выделим из множества определений «системы» то, которым будем руководствоваться в дальнейшем. Вслед за В.Н.Садовским «системой мы будем называть упорядоченное определенным образом множество элементов, взаимосвязанных между собой и образующих некоторое целостное единство» [Садовский 1974: 101]. Если в качестве такого подвижного, динамичного «целостного единства» рассматривать современный литературный процесс, то его исследование может осуществляться по следующим направлениям: 1) изучение основных закономерностей, доминантных и второстепенных тенденций с целью выявления типологии жанров, стилей, художественных направлений, течений; 2) системный анализ наиболее значительных литературных явлений: например, постмодернистской парадигмы художественности, того или иного жанрового образования и т.п.; 3) изучение художественных систем отдельных представителей новейшей литературы, в чьем творчестве воплощаются характерные ее черты.

Примерами работ первого типа являются исследования Т.Н.Марковой «Формотворческие тенденции в прозе конца XX века» [Маркова 2003], М.П. Абашевой «Русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности» [Абашеева 2001], И.Л.Даниловой «Стилевые процессы развития современной русской драматургии» [Данилова 2002], А.Э.Скворцова, посвященные литературной и языковой игре в поэзии 1970-1990-х годов [Скворцов 2000, Скворцов 2005], Т.В. Сорокиной «Отечественная проза рубежа ХХ-ХХ1 веков в аспекте «вторичных художественных моделей» (Л.Петрушевская. Ю.Буйда, Вик. Ерофеев)» [Сорокина 2005] и др. Эти работы нацелены на выявление логики развития современного литературного процесса, на системное изучение наиболее показательных для его характеристики художественных форм.

В последнее время появилось немало учебных пособий, в которых также выражено стремление к осмыслению путей развития литературного процесса конца ХХ-го и начала XXI-го веков: «новый учебник» Н.Л.Лейдермана и М.Липовецкого «Современная русская литература» [Лейдерман, Липовецкий 2001, 3], «Русская проза конца XX века» Г.Л.Нефагиной [Нефагина 2003], «Современная русская литература (1990-егг. - начало XXIв.)» под ред. С.И.Тиминой (СПбГУ, 2005), «Русская проза конца XX века» под ред. В.В.Агеносова (М., 2005) и др.

При создании общей картины развития современного литературного процесса каждый из авторов избирает свой аспект исследования. Выявляя основные тематические русла, рассматривая пути художественного осмысления реальности, изучая стилевую и жанровую специфику, ученые в своих типологических обобщениях фактически стремятся установить принципы существования и развития современной литературы как системы.

По замечанию М.Н.Липовецкого, «система определяется не набором входящих в нее элементов, но способом структурной организации ее целостности. Целостность же в свою очередь детерминирует функции элементов системы» [Липовецкий 1997: 8]. Поэтому при анализе основных закономерностей развития современного литературного процесса исследователи прежде всего выявляют приметы целостности.

Такое направление научного поиска определяет и анализ отдельных явлений, характерных для понимания специфики литературного процесса рубежа XX-XXI-ro веков. Этот путь системного анализа представлен целым рядом выдающихся работ. К их числу относятся монографии: М.Н.Липовецкого [Липовецкий 1997], М.Н.Эпштейна [Эпштейн 2000], И.С.Скоропановой [Скоропанова 2001], О.В.Богдановой [Богданова 2004], посвященные изучению феномена постмодернизма в русской литературе.

В качестве показательных примеров исследований подобного типа также можно назвать диссертации: Е.М.Тюленевой «Пустой знак в постмодернизме: теория и литературная практика» [Тюленева 2006], Л.Х.Насрутдиновой «Новый реализм» в русской прозе 1980-90-х годов (концепция человека и мира)» [Насрутдинова 1999], И.Н.Зайнуллиной «Миф в русской прозе конца XX - начала XXI веков» [Зайнуллина 2004], Н.В.Воробьевой «Женская проза 1980-2000-х годов: динамика, проблематика, поэтика» [Воробьева 2006], С.Г.Барышевой «Экзистенциальная архетипика в художественном пространстве современной русской прозы» [Барышева 2006] и ряд других.

Безусловно, работа по изучению современного литературного процесса как некой целостности еще далеко не завершена (и не может быть завершена, поскольку речь идет о движущемся, незавершенном явлении), но все же следует констатировать, что в заданном направлении сделано уже немало.

Третий путь исследования связан с системным анализом творчества наиболее крупных («опородержащих», по выражению Т.Н.Марковой) представителей современного литературного процесса. Работ такого плана достаточно много. Таковы, например, диссертационные исследования: С.Ю.

Мотыгина «Поэтика В.С.Маканина» [Мотыгин 1997], Е.А.Череминой «Поэтика Саши Соколова» [Черемина 2000], Г.JI.Корольковой «Чеховская драматургическая система и драматургическое творчество Л.С.Петрушевской» [Королькова 2004], Ким Ын Кюн «Малая проза В.Г.Сорокина в контексте модернистских и постмодернистских тенденций современной русской литературы» [Ким Ын Кюн 2005], А.В.Савельевой «Своеобразие художественного мира Михаила Кураева» [Савельева 2007] и др. Большинство исследований подобного плана посвящены анализу какого-то определенного аспекта творчества писателя. Однако при этом не всегда учитывается, что художественный мир, созданный автором, не только сам представляет собой систему, имеющую многоуровневую структуру, но к тому же является частью другой, более масштабной системы - литературы, поэтому его исследование предполагает изучение законов и принципов взаимодействия различных структурных уровней, определения их взаимозависимости, а также форм связи с литературным, социокультурным контекстом. Такой путь системного анализа дает возможность на относительно локальном материале детально рассмотреть те общие закономерности, которые обнаруживают себя в литературе как системе, и одновременно выявить специфические художественные особенности, обогащающие эту систему. По указанному пути пойдем и мы в нашей работе.

Выделим из числа ключевых фигур современного литературного процесса одну - Людмилу Стефановну Петрушевскую, чье творчество развивается на протяжении уже не одного десятка лет. Сегодня совершенно очевидно, что оно представляет собой одно из наиболее значительных и ярких явлений отечественной литературы рубежа XX-XXI веков. Неудивительно, что проза и драматургия Петрушевской привлекают к себе устойчивый интерес литературоведов, критиков и, разумеется, читателей. Однако, как в конце 1980-х, когда ее произведения приобрели широкую известность не только в нашей стране, но и за рубежом, так и сегодня, оценки художественного мира этой писательницы остаются весьма противоречивыми. Одни исследователи рассматривают его в русле натурализма, другие - как продолжение традиций критического реализма, третьи - как пример неореализма, четвертые -постмодернизма. Таким образом, важнейший вопрос определения своеобразия художественной системы Петрушевской нельзя считать проясненным.

Н.Л.Лейдерман и М.Н.Липовецкий еще в начале 1990-х выдвинули весьма продуктивную гипотезу постреализма. Именно в этом ракурсе они рассматривают и творчество Петрушевской. «Стратегия постреализма оказывается близкой постмодернистскому диалогу с хаосом. Но в постреализме диалог с хаосом приобретает несколько иные очертания и цели. Во-первых, в постреализме никогда не подвергается сомнению существование реальности как объективной силы, как совокупности множества разнопорядковых обстоятельств, так или иначе влияющих на человеческую судьбу. Во-вторых, постреализм никогда не порывает с конкретным измерением человеческой личности. Именно через человека и ради человека пытается постигнуть хаос, чтобы найти в его глубине нить, опору, за которую человек мог бы держаться, которая могла бы стать оправданием и смыслом единственной человеческой судьбы, разворачивающейся в «обстоятельствах» хаоса» [Лейдерман, Липовецкий 2001, 3: 98]. При этом, как справедливо отмечают исследователи, «постреалистические произведения (.) довольно активно используют арсенал постмодернизма (интертекстуальность, многостильность, игровые отношения между автором и героем, «открытость» текста для интерпретаций и вариантов). Но главное воздействие постмодернизма видится в том, что постреализм воспринимает постмодернистскую логику, направленную на построение взрывчатого компромисса между философскими и эстетическими противоположностями» [Лейдерман, Липовецкий 2001, 3: 98]. Осуществленный исследователями анализ творчества Петрушевской в аспекте этой новой парадигмы художественности представляется нам вполне оправданным. Намеченный путь является, на наш взгляд, наиболее перспективным. И все-таки характеристики, которые дают произведениям Петрушевской Н.Л.Лейдерман и

М.Н.Липовецкий, требуют дальнейших уточнений и дополнений. А главное, требует развития, новых подходов в своем изучении сама концепция ее творчества, которая была предложена исследователями.

Художественный мир Петрушевской представляет собрй явление сложное и подвижное. В нем переплетаются не только реалистические и постмодернистские, но и сентименталистские, романтические, барочные, натуралистические, модернистские интенции, причем в одних ее произведениях могут доминировать одни из них, в других — другие.

При этом, как справедливо было замечено критиками и литературоведами, Петрушевская необычайно цельный писатель. Например, О.Лебедушкина по этому поводу даже утверждает: «Все, что ею уже написано и еще написано будет, указывает на то, что принято называть входящим в моду словом - «гипертекст», - другими словами, на ту не вмещаемую в человеческую жизнь единственную Книгу, которую создает каждый писатель от Бога» [Лебедушкина 1998, 4: 199]. Действительно, за период сорокалетней творческой деятельности Петрушевской ее эстетические и мировоззренческие установки в целом мало изменились. В этом отношении нельзя не согласиться с С.И.Пахомовой, которая считает, что «трудно назвать другого представителя современной литературы, применительно к которому диахронический подход, основанный на выявлении изменений, отличающих один период творчества писателя от другого, был бы столь же мало эффективен» [Пахомова 2006: 3].

Итак, цель нашей работы - исследовать прозу Петрушевской как целостную художественную систему. Логика работы определяется решением следующих задач:

1) выяснить особенности структурной организации системы,

2) установить механизм действия основных ее составляющих,

3) определить, что придает этой системе целостность,

4) выделить элемент-доминанту, а также иерархию других составляющих системы,

5) исследовать конструктивные функции каждого элемента.

6) выявить связь этой системы с контекстом реальности и с литературным контекстом.

Мы полагаем, что решение этих задач позволит нам создать модель художественной системы Л.Петрушевской.

Талант писательницы необычайно многогранен. Она известна и как драматург, и как поэт, но мы избрали в качестве основного объекта изучения именно прозу, так как считаем, что в ней наиболее наглядно проявляются особенности ее художественной системы. Стоит напомнить, что Петрушевская начала свой творческий путь с прозы, а к драматургии обратилась, когда стало ясно, что рассказы опубликовать не удается, так как на них наложен негласный запрет, и поэтому надо «сменить руку» [Петрушевская 2006: 193]. Сегодня ее проза отличается разнообразием жанров, стилей, различных видов интертекстуальных стратегий. Она вобрала в себя и драматургический опыт автора, и ее эксперименты в области поэзии. Словом, именно в данном виде творчества талант писательницы раскрылся во всей его полноте. В нашей работе рассматриваются все жанровые разновидности прозы Петрушевской: реальные и мистические рассказы, сказки, повести, роман и такое экспериментальное произведение, жанр которого трудно определить, как «Карамзин. Деревенский дневник». При этом мы активно обращаемся к мемуарной прозе писательницы, к статьям, эссе, вошедшим в ее книги «Девятый том» (М., 2003) и «Маленькая девочка из «Метрополя»» (М., 2006), позволяющим выйти к внетекстовой реальности. Пьесы Петрушевской, а также информация о спектаклях, поставленных на сценах разных театров по ее драматургическим произведениям, будут привлекаться нами в основном как фон, для сравнения, чтобы убедиться, что те процессы, которые происходят в прозе, выражаются и в других родах и видах ее творчества. В целом в работе анализируются произведения, созданные Петрушевской в течение приблизительно сорока с лишним лет.

Следует признать, что круг научно-критических работ, посвященных изучению различных аспектов художественного мира писательницы достаточно обширен. Правда, его своеобразие было осмыслено критикой далеко не сразу, тем более что на интерпретацию произведений оказывала свое влияние и внетекстовая реальность. Когда в конце 1980-х к Петрушевской, уже зрелому автору, пришел успех, многим казалось, что она «смело показала реалии жизни «застоя» и первых лет перестройки» [Давыдова 2002: 32]. Смена социального контекста позволила критикам и читателям разглядеть другой облик автора. Причем те же самые особенности творческой манеры Петрушевской (сосредоточенность внимания на мрачных, темных сторонах жизни), которые прежде рассматривались как реалистические или натуралистические, начали осмысляться в постмодернистском ключе. Так, по образному выражению М.В.Кудимовой, «контекст играет текст, как свита короля» [Кудимова 1997: 20]. В дальнейшем мы не раз будем обращаться к вопросу о том, как критика и литературоведческая наука интерпретируют творчество Петрушевской. Каждая из глав нашей диссертации содержит оценку степени изученности того или иного аспекта прозы писательницы. Пока же обратим внимание на ряд исследований, которые позволят проследить эволюцию научно-критического осмысления ее творчества.

Одну из первых попыток изучения специфики прозы Петрушевской предприняла С.Ф. Желобцова [Желобцова 1996]. В ее учебном пособии, написанном на материале первого большого сборника писательницы «По дороге бога Эроса», очерчивается круг проблем, дается характеристика сюжетных ситуаций, типов героев прозы Петрушевской. В книге также содержится достаточно подробный обзор первых критических откликов на ее новеллистику. С.Ф.Желобцова рассматривает произведения Петрушевской в рамках «женской прозы». Она справедливо утверждает, что в сборнике выражен трезвый взгляд на реальность, присущий именно женщине, что делает эту прозу безжалостно правдивой. Разделяя многие суждения С.Ф.Желобцовой по поводу авторской позиции, выраженной в творчестве Петрушевской, мы вместе с тем не можем не отметить и явной ошибочности ряда ее положений.

Например, она утверждает, что героини рассказов «стремятся вмешаться в привычное течение жизни» [Желобцова 1996: 3], между тем в большинстве произведений Петрушевской, которые анализируются в данном пособии, герои-либо подчиняются власти судьбы, либо выбирают путь бегства от жестокой реальности. Порою в книге С.Ф.Желобцовой выражается довольно наивный взгляд на взаимоотношения автора и героев. Например, говорится, что Петрушевская «нередко осознанно пытается скрыть некоторые недостатки своих героев», как будто речь идет о реальных живых людях, и автор либо скрывает, либо открывает читателю их качества. Вообще в работе С.Ф.Желобцовой ощущается некая поспешность, которая влечет за собой противоречивость суждений, фактические ошибки. Возможно, это связано с тем, что перед нами одно из первых научно-критических исследований прозы Петрушевской, не претендующее на масштабность обобщений.

Позже творчеству писательницы были посвящены диссертации, главы в монографических исследованиях. В них в основном сосредоточивается внимание на выявлении особенностей поэтики произведений Л.Петрушевской. Среди работ, появившихся в последнее время, прежде всего выделим монографию Т.Н.Марковой «Современная проза: конструкция и смысл (В.Маканин, Л.Петрушевская, В.Пелевин)» (М., 2003) и ее докторскую диссертацию «Формотворческие тенденции в прозе конца XX века (В.Маканин, Л.Петрушевская, В.Пелевин)» (Екатеринбург, 2003). В своем очень обстоятельном труде автор исследует картину стилевых исканий малой прозы 1980-х-1990-х годов. Т.Н.Маркова выявляет механизмы взаимодействия традиции и новой эстетики в современной прозе. В главах, посвященных творчеству Л.Петрушевской, рассматриваются формы изображения человека, пространственно-временные и сюжетные образования, жанровые конструкции, специфика речевых моделей ее малой прозы. В дальнейшем мы не раз будем обращаться к работам Т.Н.Марковой. На наш взгляд, сегодня - это одно из самых глубоких исследований творчества Л.Петрушевской, в котором используются приемы не только литературоведческого, но и лингвистического, философского анализа.

Из числа работ монографического характера выделим три кандидатских диссертации: Ю.Н.Серго «Поэтика прозы Л.Петрушевской (взаимодействие сюжета и жанра)» (Екатеринбург, 2002), О.А.Кузьменко «Традиции сказового повествования в прозе Л.С.Петрушевской» (Улан-Уде, 2003) и С.И.Пахомовой «Константы художественного мира Людмилы Петрушевской» (Санкт-Петербург, 2006). Диссертация Ю.Н.Серго привлекла нас тем, что в ней делается заявка на рассмотрение прозы Л.Петрушевской как единой системы, связанной общими элементами поэтики, в которой воплотились идеи авторского миромоделирования. Мы, безусловно, разделяем высказанную диссертантом мысль, что именно этот путь изучения творчества писательницы является сегодня наиболее актуальным. Реализация данной задачи возможна различными способами. Ю.Н.Серго анализирует в основном циклы рассказов Петрушевской, рассматривая их с точки зрения сюжетообразования и функционирования жанровых моделей. Одним из определяющих критериев отбора материала в данной диссертации является наличие или отсутствие постмодернистского элемента в прозе писательницы. Ю.Н.Серго избрала в качестве материала исследования именно рассказы, поскольку считает, что повесть - «наиболее традиционный жанр в творчестве Л.Петрушевской. Постмодернистский элемент в ней почти отсутствует или выявляется на уровне психопатологического сюжета («Время ночь», «Маленькая Грозная»)» [Серго 2002: 20]. С этим утверждением трудно согласиться. Повесть «Время ночь» является, так сказать, «визитной карточкой» Л.Петрушевской, в ней воплощаются многие характерные особенности ее творчества, ее концепция мира и человека, а потому эта вещь не менее значима для понимания «мироотношения, формирующего сюжет», чем циклы ее рассказов и сказок. Хотя мы и разделяем мнение диссертанта о том, что дальнейшая эволюция творчества Петрушевской связана с новой, более усложненной моделью жанра, но Ю.Н.Серго считает, что эта модель «может формироваться постепенно в рамках цикла, который (.) определяет наиболее комфортные условия для «скрещивания» жанров» [Серго 2002: 20], а художественная практика показала, что поиск новой жанровой модели осуществляется писательницей не только в рамках цикла рассказов, но и через освоение больших форм, в частности, романа. Вообще, на наш взгляд, если ставить перед собой задачу анализа прозы Петрушевской как системы, то нельзя ограничиваться изучением только циклов рассказов и рассматривать их лишь в аспекте поэтики постмодернизма.

Идея системности лежит и в основе диссертационного исследования О.А.Кузьменко «Традиции сказового повествования в прозе Л.С.Петрушевской». Автор утверждает, что «драматургические и прозаические тексты писательницы (.) представляют собой некий гипертекст, благодаря единой стилевой доминанте, выражающей авторское мироощущение» [Кузьменко 2003: 3]. В диссертации исследуется поэтика повествовательных форм прозы Петрушевской. Анализ проводится «с точки зрения развития сказового и сказоподобного повествования в русской литературе, прежде всего в прозе М.Зощенко и А.Платонова» [Кузьменко 2003: 12]. О.А.Кузьменко обнаруживает в «антропологии Петрушевской (.) сосуществование двух культурных традиций — шутовства и юродства. В образе рассказчика у Петрушевской актуализируется память архетипа шута. (.) Доминантой в мироощущении многих героев Петрушевской также становится комплекс юродивого (.) «заставляющего рыдать над смешным»» [Кузьменко 2003: 14]. Отмечая несомненную оригинальность и вместе с тем оправданность такого исследовательского подхода, мы все же полагаем, что две указанные модели не исчерпывают всего многообразия типов рассказчиков в прозе писательницы.

В диссертации С.И.Пахомовой «Константы художественного мира Людмилы Петрушевской» (Санкт- Петербург, 2006) выявляются постоянные и инвариантные темы, мотивы, эстетические конструктивные принципы, составляющих основу творческого метода Петрушевской. Наиболее удачной в плане осуществления системного анализа является, на наш взгляд, первая глава данной работы, где автор вновь поднимает важный вопрос о традициях, которым следует Л.Петрушевская. С.И.Пахомова доказывает, что ее стилевая манера сходна с манерой повествования в «Колымских рассказах» В.Шаламова, где человек показан «в исключительных обстоятельствах, когда все отрицательное (.) обнажено безгранично», а повествователь сохраняет абсолютное спокойствие. Одновременно С.И.Пахомова достаточно убедительно демонстрирует связь творчества Петрушевской с традицией пародийно-ернического сказового слова М.Зощенко. Третьей составляющей повествовательной палитры Петрушевской автор диссертации справедливо называет лирическую (элегическую) струю. Благодаря ей «создается эффект своеобразного «воспарения» над низкой стихией материально-телесного существования к метафизическим высотам» [Пахомова 2006: 10]. Таким образом, С.И.Пахомовой удалось создать своеобразную стилевую модель малой прозы Петрушевской.

Подводя предварительный итог осуществленного исследователями анализа, назовем некоторые приметы целостности художественного мира писательницы, которые представляются сегодня очевидными. В каком бы жанре ни выступала Петрушевская, ее произведения отличают: единство жизненного материала, места и времени действия, повторяемость сюжетных ситуаций, типов героя, определенность авторской позиции. Бытовые ситуации в ее произведениях обычно трансформируются в универсально-обобщенные, что является следствием таких особенностей авторского мировосприятия, как мифологизм и литературоцентричность. На жанровом уровне черты целостности выражаются в тяготении Петрушевской к циклизации прозы. Для ее стиля характерно сочетание «материальной конкретности и метафизической семантики».

Однако для характеристики прозы Петрушевской как сложно организованной художественной системы названные черты целостности все же не являются исчерпывающими. Мы считаем, что первостепенное значение для осуществления поставленной цели имеет анализ механизма дискурсных стратегий, так как характер повествования в ее произведениях во многом определяется законами устной речи с присущим ей поступательным движением, придающим черты нестабильности, впечатление процесса. В ее прозе неизменно присутствует рассказчица, ведется диалог с читателем, моделируется его позиция. Причем при внешней свободе, раскрепощенности, присущей устной речи, структура повествования в произведениях Петрушевской достаточно сложна, многослойна и в каждом конкретном тексте она имеет свои особенности. Для выявления своеобразия данной художественной системы, изучения механизма ее функционирования необходим учет всей коммуникативной цепочки «автор - рассказчик — герой -читатель» и на этой основе - осуществление анализа структуры повествования. Специфика диалога Петрушевской с читателем во многом объясняется и характером интертекстуальных стратегий. Диалогичность, полифонизм как важные особенности ее прозы выдвигают задачу исследования специфики и форм проявления интертекстуальных связей, диалогических взаимоотношений как внутри текста, так и между текстами, между «своим» и «чужим» в произведениях писательницы.

Все сказанное позволяет конкретизировать основную цель нашей работы и определить предмет исследования - изучение дискурсных стратегий прозы Л.Петрушевской как пути выявления составляющих («единиц») ее художественной системы, осмысление принципов организации и функционирования системы.

Научная новизна данного исследования заключается в том, что в нем впервые в отечественном литературоведении:

• проза Петрушевской анализируется в совокупности всех ее жанров, включая мемуарно-эссеистические, и рассматривается как целостная статико-динамическая система;

• разработана методика анализа индивидуальной художественной системы через анализ дикурсных стратегий;

• выявлен механизм реализации дискурсных стратегий, исследована их взаимосвязь, иерархические отношения в системе;

• определена доминантная роль в художественной системе Петрушевской сентименталистского дискурса, исследованы его формы и функции, а также соотношение с другими дискурсами;

• внесены существенные уточнения в решение проблемы функционирования рассматривавшихся в литературоведении и критике ранее реалистического и натуралистического дискурсов,

• осуществлен анализ различных форм проявления автобиографического дискурса;

• выяснена роль и формы проявления романтического дискурса;

• выявлен и рассмотрен акмеистский дискурс, в связи с чем определена типологическая связь поэтики Петрушевской и Ахматовой;

• установлено, как происходит становление постмодернистского дискурса, определена его роль в художественной системе писательницы;

• введен в научный оборот ряд произведений Петрушевской, ранее не исследованных или малоисследованных.

Композиция диссертации определяется основной ее целью и задачами. Последовательность глав отражает наше представление об иерархии дискурсов. В первой главе анализируется реалистический дискурс как один из доминирующих в художественной системе. Далее во второй главе рассматривается сентименталистский дискурс, не привлекавший ранее внимание исследователей творчества Петрушевской, между тем, на наш взгляд, именно через него наиболее ярко выражается специфика ее мировидения, определяющая отношение автора к героям, формирующая позицию рассказчика и диалог с читателем. В третьей главе выявляется стратегия романтического дискурса, отражающего некоторые важные черты авторской концепции мира и потому значимого для понимания специфики композиционной структуры произведений писательницы. В четвертой главе анализируются формы проявления и функционирование модернистского дискурса, с которым связано обнаружение ценностного центра в художественном мире прозы Петрушевской и целый ряд композиционных, структурно-семантических особенностей, присущих ее текстам. Наконец, пятая глава посвящена анализу постмодернистского дискурса, который в ряде произведений Петрушевской (в том числе и в ее романе «Номер Один.») определяет стратегию повествования. В «Заключении» содержатся основные выводы, в которых проясняется соотношение различных дискурсных стратегий, определяется специфика художественной системы прозы Петрушевской.

Обосновывая свою концепцию, мы, в частности, исходили из сформулированного В.С.Библером представления о специфике культуры XX века. Напомним следующее его суждение: «В XX веке типологически различные «культуры» (.) втягиваются в единое временное и духовное «пространство», странно и мучительно сопрягаются друг с другом, почти по-боровски «дополняют», то есть исключают и предполагают друг друга (.)» [Библер 1997: 221]. Данное философом определение специфики диалога культур мы распространяем и на характеристику многоуровневой художественной системы Л.Петрушевской, для которой характерно взаимодействие, взаимопроникновение различных дискурсных стратегий, сложные межтекстуальные, интертекстуальные связи.

Теоретическую и методологическую основу нашей работы составляют труды философов А.Ф.Лосева, М.К.Мамардашвили, В.С.Библера; исследования по семиотике литературы отечественных и западных ученых: Р.О.Якобсона, В.Я.Проппа, А.А.Реформатского, Ю.С.Степанова, Ц.Тодорова, П.Серио, Р.Барта, Ю.Кристевой; представителей русской формальной школы (Ю.Н.Тынянова, В.Б.Шкловского, Б.М.Эйхенбаума), Тартусской школы Ю.М.Лотмана; а также работы литературоведов: М.М.Бахтина, Б.О.Кормана, Д.С.Лихачева, Б.М.Гаспарова, В.И.Тюпы, Ю.Б.Борева, В.М.Жирмунского, А.К.Жолковского, И.П.Смирнова, И.П.Ильина, И.С.Скоропановой, историков литературы - Н.Л.Лейдермана и М.Н.Липовецкого, Т.Н.Марковой, О.В.Богдановой, Г.Л.Нефагиной и др.; специалистов по лингвистике и стилистике текста: Т.А. ван Дейка, Ю.Н.Караулова, Л.Г.Бабенко.

В процессе исследования мы синтезируем системный и историко-функциональный подходы, применяем методику структурного, сравнительно-типологического и интертекстуального анализа.

На защиту выносятся следующие положения диссертации:

• проза Петрушевской рассматривается как сложно организованная система дискурсов, которая имеет открытый и подвижный характер и вместе с тем отличается иерархической стройностью, обеспечивающейся взаимодействием дискурсов, принципиально значимых для выражения авторской картины мира;

• определяющим признаком данной художественной системы является переходность, основными ее константами — традиция и новаторство. В едином пространстве этого мира сопрягаются и дополняют друг друга типологически различные культурные «слои».

• Структурной осью данной системы является сентименталистский дискурс, через который выражается точка зрения матери, болеющей за своих детей. Позиция со-страдания и жалости определяет взаимоотношения в коммуникативной цепочке автор-герой-читатель, проявляется через интертекстуальные связи с текстами-предшественниками, обнаруживает себя на речевом уровне, в художественной структуре произведений;

• Доминирующая роль реалистического дискурса обусловливается самим выбором жизненного материала, к которому обращается Петрушевская, спецификой ее героев, погруженных в сферу обыденности, преобладающей формой повествования. При этом стратегия реалистического дискурса определяется авторской установкой на постижение истины жизни за пеленой повседневного. Реалистический дискурс вступает во взаимодействие с другими, расширяя и обогащая свои возможности.

• Натуралистический дискурс наиболее явно выражается на лексическом и концептуально-философском уровнях произведений. С ним связана одна из ключевых идей творчества Петрушевской о природой заложенной циклической замкнутости существования, о западне жизни.

• Романтический дискурс в художественной системе прозы Петрушевской, во-первых, связан со стремление писательницы дать героям возможность вырваться из западни жизни и приобщиться к иному миру; во-вторых, он порождается особенностями мироощущения самих героев, которые ищут различные способы ухода, преодоления мрака жизни. И то, и другое определяет такую важную особенность многих рассказов Петрушевской, как романтическое двоемирие. Значимость романтического дискурса обуславливается также жанрово-стилевыми исканиями Петрушевской, в частности, ее обращением к сказкам и мистическим рассказам.

• Модернистский дискурс обуславливается такой важнейшей особенностью, характеризующей картину мира писательницы, как обращение к онтологическим понятиям Жизни, Смерти, Любви, что влечет за собой мифологизацию повествования, насыщение текстов реминисценциями, аллюзиями, позволяющими в частных случаях, бытовых ситуациях, разглядеть универсальное, вечное.

• Постмодернистский дискурс в художественной системе Петрушевской тоже играет принципиально важную роль, поскольку благодаря ему система обретает гибкость, подвижность, открытость, становится возможным совмещение несовместимого, взаимодействие нескольких дискурсов в пределах одного произведения, осуществление игровых отношений между дискурсами. Постмодернистский дискурс в основном выполняет роль своеобразного механизма в системе, фундамент которой составляют гуманистические ценности, что и объясняет постоянное обращение Петрушевской к мысли семейной.

• Художественная система Петрушевской - продукт переходной, кризисной эпохи с присущей ей эклектикой. В связи с этим ни один из дискурсов не способен сохранить свои «чистоту» и «неприкосновенность», постоянно возникает эффект взаимных отражений, нередко - эффект кривого зеркала, поэтому и дискурсные стратегии проявляют себя двояко: в серьезном и несерьезном, игровом и неигровом вариантах.

Научно-практическая значение данной работы заключается в возможности использования ее материалов и предложенной методики анализа не только для дальнейшего изучения творчества Петрушевской, но и других представителей современного литературного процесса, чей творческий метод также характеризуется синтетичностью, чьи художественные системы отличает переходность, причем это относится не только к творчеству прозаиков, но и поэтов, драматургов. Выводы исследования могут быть использованы при изучении литературного процесса рубежа XX- XXI веков. На основе диссертационного материала могут быть разработаны спецкурсы и спецсеминары.

Апробация работы осуществлялась в процессе руководства диссертационными работами аспирантов, при чтении лекций студентам по у «Истории русской литературы XX века», при разработке спецкурсов «Постмодернизм в русской прозе», «Актуальные проблемы современной русской прозы» для студентов и магистрантов. Отдельные положения исследования были использованы при чтении лекций в университетах Германии (в Гиссене - 2001, 2003, Майнце - 2003) и Швейцарии (во Фрибурге - 2006). Основные идеи диссертации были сформулированы в выступлениях на конференциях разного уровня: международных (Русская литература XX века: итоги и перспективы (МГУ, 2000), XIV Пуришевские чтения (Mill У, 2002), Русская литература ХХ-ХХ1 веков: проблемы теории и методологии изучения (МГУ, 2004), Магический реализм: теория и художественная практика (Институт теории, театра и информационных систем, Лодзь, 2004); Синтез документального и художественного в литературе и искусстве (КГУ, 2006), Бодуэновские чтения (КГУ, 2001, 2006), Новая российская драма (КГУ, 2007), «Культура праздника» (Гиссенский университет, 2008), конгресс МАПРЯЛ «Русская литература в мировом культурном и образовательном пространстве» (Санкт-Петербург, 2008); на всероссийских конференциях («Современная русская литература. Проблемы изучения и преподавания» (Пермский гос. педаг. ун-т, 2003,

2005); «Грехневские чтения» (Нижегородский гос. ун-т, 2003.); на XXX1 зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабужский гос.пед. ун-т, 2008), на итоговых конференциях преподавателей КГУ (Казань, 2001, 2004, 2005, 2006, 2007), а также на конференции «Поэтическое перешагивание границ», посвященной 65-летию почетного доктора Казанского университета проф. Г.Гиземанна (КГУ, 2002). Содержание работы отражено в 57 статьях, в монографии «Проза Петрушевской как художественная система» (Казань, 2007) и в учебном пособии «Постмодернизм в русской прозе» (Казань, 2005).

Обоснование теоретической платформы диссертации Прежде чем приступить к осуществлению основной цели нашей работы, необходимо дать обоснование двум ключевым теоретическим понятиям, которыми мы будем оперировать в дальнейшем: «система» и «дискурс».

Следует напомнить, что идею системности по отношению к литературе выдвинули в 1920-е годы ученые русской формальной школы. В статье «О литературной эволюции» (1927) Ю.Н. Тынянов писал: «. литературное произведение является системою, и системою является литература» [Тынянов 1977: 272]. Ученый выделяет такие признаки системы, как соотнесенность элементов и их взаимодействие между собой. При этом, по наблюдению Ю.Н.Тынянова, система не есть «равноправное взаимодействие всех элементов». Есть группа элементов, которая «выдвинута» (доминанта). Другие же элементы подвергаются деформации. Произведение «. входит в литературу, приобретает свою литературную функцию именно этой доминантой» [Тынянов 1977: 277]. Система представляет собой явление сложное, «поскольку каждый элемент соотносится сразу: с одной стороны, по ряду подобных элементов других произведений-систем и даже других рядов, с другой стороны, с другими элементами данной системы (автофункция и синфункция)» [Тынянов 1977: 272]. Ю.Н.Тынянов закономерно приходит к выводу о невозможности рассмотрения отдельного произведения вне связи с системой «литература». Таким образом, возникает идея «контекста», которая тем более значима при рассмотрении творчества писателей XX века.

Системный подход к изучению литературы окончательно сформировался во второй половине XX века. Во многом этому способствовало открытие общих теорий систем Л.фон Берталанфи и И.Р.Пригожина. Выделим некоторые теоретические положения этих ученых, существенные для нашего исследования. Прежде всего, напомним утверждение Берталанфи о том, что задача общей теории систем «состоит в формулировании и выведении таких общих принципов, которые применимы к «системам» в целом» [цит. по: Садовский 1974: 63]. Обратим также внимание на признаки, которые позволили Берталанфи дифференцировать открытые и закрытые системы. Он утверждает, что первые отличаются от вторых, прежде всего, тем, что их стационарным состоянием является так называемое подвижное равновесие, при котором все макроскопические параметры системы остаются неизменными, хотя непрерывно продолжаются макроскопические процессы ввода и вывода вещества и энергии [цит. по: Садовский 1974: 166]. На наш взгляд, современную литературу в целом и творчество Л.Петрушевской, в частности, можно рассматривать именно как открытые системы.

Идеи И.Р.Пригожина помогли нам в обосновании избранного пути исследования. Как известно, этот выдающийся ученый проявлял глубокий интерес не только к специальным исследованиям в области химии, статистической физики, термодинамики, но и к философским аспектам развития современной науки. Он занимался исследованием причин происходящего во второй половине XX века фундаментального пересмотра взгляда на науку, изменения представления о ее роли и месте в системе культуры. Пригожин приходит к выводу, что наука внутренне плюралистична, демократична и не навязывает одну единственную модель понимания действительности. «Мы убеждены в том, - пишет ученый, - что ныне эпоха безапелляционных утверждений и взаимоисключающих оппозиций миновала» [Пригожин 2003: 261]. Данное утверждение тем более актуально по отношению к постмодернистской ситуации с присущей ей плюралистичностью, представлением о множественности истин. Вот почему и мы в своем исследовании прозы Петрушевской не будем стремиться к однозначности. Мы полагаем, что изучение и описание этой многосложной системы возможно не с одной точки зрения, а одновременно с разных позиций.

Еще раз напомним в связи с этим суждение В.С.Библера по поводу культуры XX века. Ученый подчеркивает, что развитие в культуре «никак не укладывается в схематизм восхождения (.) В искусстве явно действует не схематизм «восходящей лестницы», но схематизм драматического произведения (.) С появлением нового персонажа (нового произведения искусства, нового автора, новой художественной эпохи) старые «персонажи» -Эсхил, Софокл, Шекспир (.) - не уходят со сцены, не «снимаются» и не исчезают в новом «персонаже», (.) увеличение числа «персонажей» осуществляется (.) в схематизме одновременности, взаиморазвития, уплотнения каждой художественной монады; обратимость «корней и кроны», «до» и «после». означает в искусстве особый тип целостности, «системности» искусства как полифонического драматического феномена» [Библер 1991: 282-283]. Мы считаем, что выделенные философом системные признаки одновременности, взаиморазвития, уплотнения и дополнительности применимы и по отношению к художественной системе Петрушевской.

В отечественном литературоведении системный подход разрабатывался Р.О.Якобсоном, Д.С.Лихачевым, И.Г.Неупокоевой, Ю.М.Лотманом, Ю.Г.Нигматуллиной и др. Развернутое определение литературы как системы дал Д.С.Лихачев: «Под системой литературы я подразумеваю определенное соотношение ее частей между собой: видов литературы (.), ее жанров, ее отдельных произведений. В понятие системы литературы входит кроме того и отношение литературы к другим областям культуры: к науке, религии, общественной мысли, различным искусствам, фольклору и пр. Наконец, к системе литературы относится ее отношение к действительности, соотношение с которой составляет самую существенную часть системы» [Лихачев 1968: 5]. Но Д.С.Лихачев и И.Г.Неупокоева понимают под системой, прежде всего, региональные, зональные и национальные системы, а также литературные эпохи, рассматриваемые как системы. Тем не менее, на наш взгляд, приведенные выше характеристики можно применить и по отношению к индивидуальным художественным системам.

Не утратили своего значения идеи Ю.Н.Тынянова, Б.В.Томашевского, согласно которым сложный смысл художественного произведения образует своего рода систему, которая обладает своими функциями. Чрезвычайно плодотворна и позиция Ю.М.Лотмана, опирающаяся как на идею Ю.Н.Тынянова о литературе как системе, так и на современную теорию систем. В основе концепции Ю.М.Лотмана лежит мысль о взаимной зависимости и обратных связях, то есть о подчинении внутренней организации произведения более общей семантической системе, когда элементы рассматриваются во взаимной соотнесенности, в столкновениях и переплетениях, представляющих «иерархию отношений» [Лотман 1988: 57].

Разработкой методики системного анализа произведений литературы занимаются и ученые Казанского государственного университета под руководством профессора Ю.Г.Нигматуллиной. Согласно этой методике в качестве «интегративного компонента рассматривается система идейно-художественных фокусов, то есть жизненных противоречий, проблемных ситуаций, сконцентрированных в определенных точках и отраженных в произведении на разных структурных уровнях» [см. об этом, в частности: Нигматуллина 1992, 2004].

Накопленный литературоведением материал, связанный с системным анализом, был обобщен В.Г.Зинченко, В.Г.Зусманом, З.И.Кирнозе в учебном пособии «Методы изучения литературы. Системный подход» (М., 2002). Его авторы сформулировали основные принципы, отражающие «наиболее существенные свойства систем:

• Принцип целостности означает несводимость свойств элементов системы к сумме свойств составляющих ее элементов, невыводимость из свойств элементов системы свойств самой системы, зависимость каждого элемента, свойства и отношения от его места и функций внутри системы.

• Принцип структурности означает возможность описания системы через установление ее структуры, то есть сети связей и отношений системы, обусловленность поведения системы не столько поведением ее отдельных элементов, сколько свойствами самой структуры.

• Принцип взаимозависимости системы и среды означает, что система проявляет свои свойства в процессе взаимодействия со средой, являясь при этом ведущим активным компонентом взаимодействия.

• Принцип иерархичности означает, что каждый компонент системы в свою очередь может рассматриваться как система, а исследуемая в данном случае система представляет собой один из компонентов более широкой системы.

• Принцип множественности описаний каждой системы означает, что в силу ее сложности адекватное описание требует различных моделей, каждая из которых соотносится лишь с определенным аспектом системы» [Зинченко . 2002: 34].

Названный принцип множественности описаний заставляет также вспомнить суждение Б.М.Гаспарова о том, что «смысл всякого текста (.) складывается во взаимодействии и борьбе различных, даже противоположных смыслообразующих сил». Причем на выявление этого смысла «влияют не только внутритекстовые, но и внетекстовые связи» [Гаспаров 1993: 274].

В своем исследовании индивидуальной художественной системы Л.Петрушевской мы будем учитывать обозначенные выше принципы.

Рабочая гипотеза нашей работы заключается в представлении прозы Л.Петрушевской как открытой, подвижной целостности, которой свойственны одновременно статика и динамика. С одной стороны, статика данной системы определяется тем, что она представляет собой индивидуальную картину мира, созданную творческим воображением писательницы и отражающую ее ценностные ориентиры. Целостность этой системы проявляется на различных уровнях ее структуры, в любых микроэлементах. С другой стороны, в каждом произведении или в группе произведений «единицы», составляющие систему, образуют разный рисунок, что определяет динамичный, подвижный характер целостности. В каждом конкретном случае картина мира воплощается в ткани художественного текста при помощи различных целенаправленно отобранных в соответствии с замыслом данного произведения речевых средств. Эта художественная система включает в себя различные языковые коды, совокупность различных дискурсов, сложно связанных между собой. Именно дискурс мы и будем в дальнейшем рассматривать как интегративный элемент данной системы

Поскольку в современной науке существуют различные трактовки понятия «дискурс», необходимо дать обзор теоретических работ, в которых рассматривается данный вопрос. В научный обиход понятие «дискурс» ввели в 1960-е годы западные структуралисты, прежде всего французские. Дискурс интерпретируется ими как семиотический процесс, реализующийся в различных видах дискурсных практик, включая языковую практику (способы словесного поведения) и неязыковую (значимое поведение, манифестирующееся в доступных чувственному восприятию формах — жесты и т.п.). Именно в таком ключе трактуют данное понятие в своем «Объяснительном словаре» А.Ж.Греймас и Ж.Курте [Греймас, Курте 1983: 488]. При этом они выделяют и более конкретное значение дискурса, которое используется в лингвистике, где он воспринимается как синоним текста. Также ученые отмечают, что дискурс можно отождествить с высказыванием-результатом. Он рассматривается в данном случае как результат связывания фраз, которые являются базовыми единицами высказывания. Дискурсивная лингвистика, напротив, «принимает за исходную единицу дискурс, рассматриваемый как значимое целое: в таком случае фразы будут только сегментами (или фрагментами) дискурса-высказывания» [Греймас, Курте 1983: 489].

Наиболее распространено употребление термина «дискурс» для обозначения специфических правил организации речевой деятельности (письменной или устной). Семиотически окрашенное внеязыковое поведение, в частности, жесты, поступки, могут в данном случае восприниматься как дополнение к речевой деятельности.

Цветан Тодоров, поясняя необходимость понятия «дискурс», отмечает: «Языковые правила, обязательные для всех носителей языка, - это только часть правил, управляющих конкретной речевой продукцией. В языке - с различной степенью строгости — закреплены лишь правила комбинирования различных грамматических категорий внутри фразы, фонологические правила, общепринятые значения слов. Между совокупностью этих правил, свойственных всем без исключения высказываниям, и конкретными характеристиками конкретного высказывания пролегает пропасть неопределенности. Эту пропасть наполняют, с одной стороны, правила, присущие каждому дискурсу в отдельности: официальное письмо составляют иным образом, нежели письмо интимное; а с другой — ограничения, которые накладывает ситуация высказывания: личность адресанта и адресата, условия места и времени, в которых возникает высказывание. Специфика дискурса определяется так, что он располагается по ту сторону языка, но по эту сторону высказывания, т.е. дан после языка, но до высказывания» [Тодоров 2001а: 388]. В приведенном определении подчеркнем мысль Ц.Тодорова о том, что любой дискурс предполагает свои правила и нормы, далеко не всегда совпадающие с общеязыковыми. «В литературоведческих исследованиях, - по наблюдению ученого, - правила, свойственные дискурсу, используются обычно в разделе «жанры» (иногда «стили» или «модусы» и т.п.)» [Тодоров 2001а: 389].

В плане интересующей нас проблемы, помимо отмеченных выше суждений, обратим особое внимание еще на два наблюдения Цв.Тодорова: во-первых, дискурсы активно взаимодействуют друг с другом, так как между ними нет жестких границ, во-вторых, отметим мысль ученого, высказанную при анализе одной из глав «Теории литературы» Уэллека и Уоррена, где рассматривается «природа литературы», о том, что словесному искусству присуще «тяготение к упорядоченности и актуализации всех символических возможностей, заложенных в знаке» [Тодоров 2001а: 384]. Мы акцентировали внимание на данных высказываниях Цв.Тодорова, так как они, с одной стороны, косвенно подтверждают оправданность нашего стремления рассмотреть творчество Петрушевской как систему дискурсов со своей структурой, а, с другой стороны, подтверждают правомерность нашего подхода к анализу этой динамичной системы с точки зрения взаимодействия в ней различных дискурсных стратегий.

В своем исследовании мы принимаем во внимание и те значения понятия «дискурс», которые используются в нарратологии. Так, Жерар Женнет проводит различия между различными дискурсными уровнями. Анализируя повествовательный дискурс на материале книги М.Пруста «В поисках утраченного времени», он выделяет следующие аспекты: исследование отношений между повествованием и историей, между повествованием и наррацией, между историей и наррацией. В качестве отправного пункта ученый использует предложенную Цветаном Тодоровым в 1966 году классификацию, в соответствии с которой проблемы повествования подразделяются по трем категориям: категория времени, «в которой выражается членение между временем истории и временем дискурса», категория аспекта «или способа восприятия истории повествователем»; категория модальности, то есть «типа дискурса, используемого повествователем» [См. Женнет 1998: 68]. Одновременно Ж.Женнет предложил свое, новое членение, в соответствии с категориями, заимствованными из грамматики глагола, которые сводятся к трем фундаментальным классам детерминаций: «зависящие от временных отношений между повествованием и диегезисом, которые он относит к категории времени; зависящие от модусов (форм и степеней) повествовательного изображения», следовательно, от модальностей повествования; наконец, «зависящие от того способа, которым в повествование включена сама наррация (.), то есть в смысле ситуации или инстанции повествования, а с нею — ее два протагониста: повествователь и его адресат, реальный и виртуальный» [Женнет 1998: 68].

П.Серио в работе «Анализ дискурса во французской школе (дискурс и интердискурс)», подводя итог осуществленных структуралистами исследований, перечислил восемь основных значений и, соответственно, различных применений понятия «дискурс»:

1) эквивалент понятия «речь» в соссюровском смысле, то есть любое конкретное высказывание;

2) единица, по размеру превосходящая фразу, высказывание в глобальном смысле, то, что является предметом исследования «грамматики текста», которая изучает последовательность отдельных высказываний;

3) в рамках теорий высказываний или прагматики «дискурсом» называют воздействие высказывания на его получателя и его внесенйе в «высказывательную» ситуацию (что подразумевает субъекта высказывания, адресата, момент и определенное место высказывания);

4) при специализации значения 3 «дискурс» обозначает беседу, рассматриваемую как основной тип высказывания;

5) у Бенвениста «дискурсом» называется речь, присваиваемая говорящим, в противоположность «повествованию», которое разворачивается без эксплицитного вмешательства субъекта высказывания;

6) иногда противопоставляются язык и дискурс (.) как, с одной стороны, система малодифференцированных виртуальных значимостей и, с другой, как диверсификация на поверхностном уровне, связанная с разнообразием употреблений, присущих языковым единицам. Различается, таким образом, исследование элементов «в языке» и его исследование «в речи» как дискурсе;

7) термин «дискурс» часто используется также для употребления системы ограничений, которые накладываются на неограниченное число высказываний в силу определенной социальной и идеологической позиции. Так, когда речь идет о «феминистском дискурсе» или об «административном дискурсе», рассматривается не отдельный частный корпус, а определенный тип высказывания, который предполагается вообще присущим феминисткам или администрации;

8) по традиции АД (анализ дискурса) определяет свой предмет исследования, разграничивая высказывание и дискурс. Высказывание — это последовательность фраз, заключенных между двумя семантическим пробелами (.); дискурс — это высказывание, рассматриваемое с точки зрения дискурсного механизма, который им управляет (.)

Предмет исследования АД составляют, таким образом, в основном высказывания, то есть тексты в полном смысле термина:

- произведенные в институциональных рамках, которые накладывают сильные ограничения на акты высказывания; наделенные исторической, социальной, интеллектуальной направленностью.

Имеются в виду, следовательно, высказывания, сложный и относительно устойчивый способ структурирования которых обладает значимостью для определенного коллектива (.). Корпус текстов при этом рассматривается не сам по себе, а как одна из частей признанного социального института» [Серио 2001:549-551].

В приведенном весьма обширном перечислении значений понятия «дискурс» охвачены едва ли не все существующие сегодня в европейской науке подходы.

Однако следует особо отметить, что российские ученые приблизились к осмыслению данного понятия гораздо раньше, чем европейские. «Дискурс» сближается с такими литературоведческими понятиями, как «точка зрения» и «перспектива», разработанными в исследованиях М.М.Бахтина 1920-х годов, а затем дополненными и обогащенными Б.А.Успенским, Б.О. Корманом,

Д.С.Лихачевым, В.И.Тюпой, а также другими современными отечественными учеными.

Французские структуралисты признают, что именно М.М.Бахтин еще в 1920-е годы, когда в науке не существовало понятия «дискурс», стремился «заполнить этот вакуум». Ю.Кристева, анализируя работы М.М.Бахтина о диалогическом слове, подчеркивает, что оно употребляется у него именно со значением «дискурс», «ибо речь (.) идет не только о «слове» в тесном смысле, но и о фразе или речевом фрагменте», о пространстве, «в котором сталкиваются различные дискурсные стратегии - говорящие «я»». По словам Ю.Кристевой, в работах русского ученого «предугадывается, предчувствуется понятие о языке, носителем которого оказывается определенный субъект, и/или о субъекте, осуществляющем себя в языке» [Кристева 2004: 14, 16]. Она пишет: «Бахтинское слово-дискурс как бы распределено между различными дискурсными инстанциями, которые множественное «Я» способно заполнять одновременно. (.) Такое слово становится затем глубоко полифоническим, коль скоро в конце концов в нем начинают слышаться голоса сразу нескольких дискурсных инстанций. Вслушиваясь в это слово-дискурс, Бахтин слышит в нем (.) расщепленность субъекта (.)» [Кристева 2004: 15-16]. С этим и связан эффект полифоничности романов Достоевского: «Диалогизм рассматривает любое слово как слово о слове, обращение к другому слову (.) Диалог слов-дискурсов бесконечен (.) Слово-дискурс разлетается на «тысячу осколков» оттого, что попадает во множество контекстов, в контекст дискурсов, в межтекстовое пространство, где расщепляется и рассеивается не только говорящий, но и слушающий субъект, т.е. мы сами, а именно то «единство, которое Бахтин именует «человеком» (.), потому что, по его словам, «человек никогда не совпадает с самим собой» [Кристева 2004: 16]. Ю.Кристева называет это целое «контрапунктическим» и «полифоническим» и поясняет: «В этом открытом и непредрешенном мире персонаж есть не что иное, как дискурсная позиция «я», пишущего как бы поперек другого «я»; это дискурс («слово»), ведущее диалог не только с дискурсом пишущего «я», но и с самим собой» [Кристева 2004: 17]. Подобная трактовка дискурса обнаруживает точки соприкосновения с понятием «интертекстуальность», которое Ю.Кристева разрабатывает в ряде своих работ. Точкой, позволяющей сблизить эти два понятия, становится «чужое слово»1. Естественно, что автор при этом «не является высшей субстанцией, способной удостоверить истинность этого дискурсного столкновения. Его отношение к персонажу, по Бахтину, это отношение к некоему дискурсу (слову), а точнее, к дискурсу другого. Авторский дискурс — это дискурс по поводу другого дискурса, это слово, говорящее с другим словом, но отнюдь не слово о слове (не подлинный метадискурс) (.): противоположности (противоположные дискурсы) объединяются, но не сливаются, они не сходятся в некоем устойчивом «я» - в «я» автора-монологиста» [Кристева 2004: 18].

Таким образом, не употребляя термина «дискурс», наши ученые, еще в 1920-е годы фактически уже приступили к разработке этого понятия. Впоследствии его трактовка расширялась.

Современные российские исследователи вносят свой вклад в разработку теории дискурса. При этом они учитывают не только работы зарубежных ученых, но и труды о свойствах художественной речи представителей русской формальной школы (в частности, Р.О.Якобсона, Б.В.Томашевского, В.Б.Шкловского), а также теорию речевых жанров М.Бахтина. Фактически бахтинское определение специфики речевых жанров во многом близко тому, что сегодня включают в понятие «дискурс». Ученый писал: «Использование языка осуществляется в форме единичных конкретных высказываний (устных и письменных) участников той или иной области человеческой деятельности. Эти высказывания отражают специфические условия и цели каждой такой области не только своим содержанием (тематическим) и языковым стилем, то есть отбором словарных, фразеологических и грамматических средств языка,

1 Подтверждение этому мы находим и в определении понятия интертекстуальности, данном И.П.Смирновым: «Смысл художественного произведения полностью или частично формируется посредством ссылки на иной текст, который отыскивается в творчестве того же автора, в смежном искусстве, в смежном дискурсе или в предшествующей литературе.» [Смирнов 1995: 11]. но прежде всего своим композиционным построением. Все эти три момента — тематическое содержание, стиль и композиционное построение — неразрывно связаны в целом высказывании и одинаково определяются спецификой данной сферы общения. Каждое отдельное высказывание, конечно, индивидуально, но каждая сфера общения, использования языка вырабатывает свои относительно устойчивые типы таких высказываний, которые мы и называем речевыми жанрами» [Бахтин 1986: 250]. М.М.Бахтин выделил первичные и вторичные речевые жанры. Отношения между ними он охарактеризовал следующим образом: «Вторичные (сложные) речевые жанры — романы, драмы, научные исследования разного рода, большие публицистические жанры и т.п. — возникают в условиях более сложного и относительно высокоразвитого культурного общения (преимущественно письменного) - художественного, научного, общественно-политического и т.д. в процессе своего формирования они вбирают в себя и перерабатывают различные первичные (простые) жанры, сложившиеся в условиях непосредственного речевого общения. Эти первичные жанры, входящие в состав сложных, трансформируются в них и (.) утрачивают непосредственное отношение к реальной действительности и к реальным чужим высказываниям (.)» [Бахтин 1986: 252].

М.М.Бахтин называет высказывание «проблемным узлом исключительной важности». Мотивируя эту мысль, он пишет: «Ведь язык входит в жизнь через конкретные высказывания (реализующие его), через конкретные же высказывания и жизнь входит в язык» [Бахтин 1986: 253]. И далее ученый определяет соотношение таких понятий, как высказывание, стиль, жанр:

Всякий стиль неразрывно связан с высказыванием и с типичными формами высказываний, то есть с речевыми жанрами. Всякое высказывание (.) может отразить индивидуальность говорящего (или пишущего), то есть обладать индивидуальным стилем, но не все жанры благоприятны для такого отражения индивидуальности говорящего в языке высказывания, то есть для индивидуального стиля. Наиболее благоприятны жанры художественной литературы: здесь индивидуальный стиль входит в само задание высказывания» [Бахтин 1986: 253-254].

Среди современных отечественных исследователей, разрабатывающих проблему дискурса, выделим позицию Ю.С.Степанова, который дал следующее емкое определение: «Дискурс — «язык в языке». Дискурс существует прежде всего и главным образом в текстах, но таких, за которыми встает особая грамматика, особый лексикон, особые правила словоупотребления и синтаксиса, особая семантика, - в конечном счете — особый мир» [Степанов 1996: 44]. Границу между текстом и дискурсом Ю.С.Степанов видит в том, что «текст можно определить (.) как связную совокупность высказываний», а дискурс - как «картину мира, создаваемую посредством этого текста, вплоть до «идеологии», авторских предпочтений, его симпатий и антипатий, «подтекста», отношения к другим (.) текстам» [Степанов 2001: 36].

Следует констатировать, что трактовка понятия дискурс на протяжении последних тридцати-сорока лет менялась. Если в 1960-1970-е годы дискурс понимался в основном как связная последовательность предложений и речевых актов, то современные ученые рассматривают его как сложное коммуникативное явление, включающее, кроме текста, еще и экстралингвистические факторы (знания о мире, установки и цели адресата), необходимые для понимания текста.

Об активной разработке отечественным литературоведением теории художественного дискурса свидетельствует появление специальных разделов, посвященных данной проблеме, в вузовских учебных пособиях. Так, в двухтомной «Теории литературы» (М., 2004) выделяются следующие основные аспекты понятия «дискурс». Прежде всего, автор этого раздела в учебном пособии - В.И.Тюпа - исходит из того, что «произведение искусства не сводится к совокупности знаков, манифестирующих некое эстетическое отношение. Оно является особого рода дискурсом» [Теория литературы 2004: 80]. Исследователь разделяет также точку зрения современных зарубежных ученых, в частности, Т.А. ван Дейка, согласно которой термином «дискурс» именуют коммуникативное событие, то есть неслиянное и нераздельное событие субъекта, объекта и адресата некоторого единого (хотя порой и весьма сложного по своей структуре) высказывания. В.И.Тюпа видит специфику этого типа дискурса в следующем: «Произведение искусства по своей эстетической природе выступает коммуникативным событием «диалога согласия», в котором, по Бахтину, «всегда сохраняется разность и неслиянность голосов. за ним всегда преодолеваемая даль и сближение (но не слияние)» [Теория литературы 2004: 80]. При этом писатель «является организатором коммуникативного события такого рода. (.) его усилиями порождается не только текст, не только виртуальная реальность воображенного художественного мира, составляющая референтную функцию текста, но и виртуальная фигура Автора, выступающая креативной функцией данного текста, (.) аналогичным образом писатель создает и виртуальную инстанцию адресата - рецептивную функцию своего текста. (.) Реальный читатель литературного текста выступает по отношении к нему как реализатор организуемого и направляемого фигурой автора эстетического коммуникативного события» [Теория литературы 2004: 81]. В.И.Тюпа обращает внимание на то, что в художественном дискурсе необходима разность смысловых потенциалов, несовпадение экзистенциальных кругозоров автора и читателя, их взаимная суверенность. Однако враждебность между ними (.) взаимооторжение кругозоров губительно для такого дискурса, состоящего в конвергенции, или «причастной вненаходимости» (Бахтин) эстетического субъекта, эстетического объекта и эстетического адресата [Теория литературы 2004: 82].

Наконец, дискурс рассматривается В.И.Тюпой как система внутритекстовых высказываний. Структурной единицей данного типа высказывания является «участок текста, характеризующийся единством субъекта и способа высказывания. Смена субъекта речи (кто говорит) в ходе повествовательного наращивания текста - наиболее очевидная граница между двумя соседними сегментами субъектной организации» [Теория литературы 2004: 30].

Итак, учитывая существующие точки зрения на феномен дискурса, сформулируем собственную исходную позицию и наметим путь нашего исследования.

Мы рассматриваем дискурс как специфические правша организации текста-высказывания, которые определяют характер отношений в коммуникативной цепочке «автор — нарратор - герой — читатель» и отражают авторскую картину мира, создаваемую посредством этого высказывания.

На локальном уровне дискурс характеризует точку зрения нарратора и героя в конкретных ситуациях высказывания (рассказывания), на глобальном уровне — текст в целом, включая тему, общий смысл, основное содержание, всю макроструктуру произведения (произведений), которая формируется автором, направляется его диалогом со-гласия с читателем и зависит как от специфики его мировосприятия, так и от той социокультурной ситуации, в которой существует эта творческая личность и в которой складывается этот диалог.

Под стратегией дискурса мы понимаем некую интенцию, от которой зависят отношения в коммуникативной цепочке «автор-нарратор-герой-читатель». Эта интенция определяет направленность и характер каждой конкретной ситуации высказывания, она проявляется на текстуальном и контекстуальном уровнях. В тексте различаются стратегии говорящего и адресата, макро- и микростратегии, организующие ситуацию высказывания. Контекстуальный уровень включает в себя как диалог между текстами («своими» и чужими»), так и внетекстовые связи.

Для уточнения используемого нами термина «дискурс» необходимо внести некоторые разграничения по отношению к другим, в чем-то близким ему по значению терминам.

Мы полагаем, что «дискурс», во-первых, соприроден стилю. М.М.Бахтин выделял в качестве основной проблемы литературы — «проблему взаимоотношений изображающей и изображенной речи», справедливо подчеркивая сложность индивидуального стиля писателя, который «определяется диалогическим отношением к другим стилям, к чужой речи» [Бахтин 1997 5: 288]. Для нас принципиально важна следующая мысль, высказаннаяМ.М.Бахтиным: «языкцелого литературного произведения (.) - это система «языков» и стилей, система сложная и одновременно единая. Это единство (.) проявляется в единстве отношения ко всем этим языкам и стилям» [Бахтин 1997 5: 288].

Однако, при всей близости понятий «дискурс» и «стиль», следует подчеркнуть, что они все же не тождественны, так как дискурс - это процессуальная субстанция, отражающая речемыслительную деятельность автора, рассказчика и героев. К тому же он предполагает коммуникативное событие, то есть не только живую личность говорящего, но и присутствие адресата, эту «речь» воспринимающего.

Понятие «дискурс» также связано и с жанром. Последний во многом определяет специфику дискурсной стратегии в каждом конкретном произведении. Учеными, разрабатывающими теорию дискурса, в частности, Т.А. ван Дейком, выделяются так называемые супер-структуры, характеризующие специфические типы текстов. Например, предполагается, что схематические суперструктуры организуют тематические макроструктуры в политических новостях иным образом, чем в мифологической литературе [См.: Ван Дейк Т.А. 1989: 312]. На наш взгляд, то же самое можно сказать и по отношению к художественным текстам разных жанров, рассматривая их как суперструктуры. В дальнейшем в своей работе мы будем учитывать это при анализе дискурсных стратегий в «реальных» рассказах и повестях, сказках, мистических рассказах Л.Петрушевской.

Мы полагаем, что дискурс можно рассматривать как категорию, которая «располагается» между стилем и жанром. Используя понятие «дискурс» по отношению к художественному произведению, мы фактически стремимся выяснить, из каких макро- и микроэлементов складывается, формируется субстанция текста. При этом нас интересует не столько результат, какая-то сложившаяся жанровая модель и не столько устойчивые характеристики, которые позволяют дать определение стилю как некой целостности, сколько сам процесс «делания»-творения текста-высказывания.

На этом основании мы разводим также и понятия «дискурс» и «модус художественности». Последний представляет собой всеобъемлющую характеристику художественного целого. По определению В.Тюпы, это «та внутренняя сторона содержания художественного произведения, которая опосредует связь остальных аспектов .содержания со всеми без исключения аспектами формы в неразрывное целое» [Тюпа 1987: 89]. Модус художественности представляет собой «тот или иной строй эстетической завершенности», предполагающий соответствующий тип героя и ситуации, авторской позиции и читательского восприятия, а также внутренне единую систему ценностей и соответствующую ей поэтику [Теория литературы 2004: 55]. Дискурс же, напротив, не предполагает завершенности, с ним связаны коммуникативные стратегии художественного письма.

Следует прояснить также связь между «дискурсом» и «направлением», «течением». Мы исходим из определений «художественного направления» и «течения», сформулированных в коллективном 4-х-томном труде «Теория литературы» под редакцией Ю.Б.Борева (М., 2001). «Направление - концепция мира и личности, устойчивая для группы художников, деятельность которых протекает в рамках целого исторического периода» [Теория литературы, 2001, Т. IV: 48], это «тип художественной реальности. А поскольку художественная реальность и художественная концепция определяют характер восприятия произведения реципиентом, художественное направление — тип рецептивного диалога по цепочке: «автор - произведение - реципиент» [Теория литературы, 2001, Т. IV: 48-49]. «Течения - варианты устойчивой художественной концепции мира, присущей направлению» [Теория литературы, 2001, Т. IV:

50]. Исходя из приведенных определений, можно заметить, что литературный дискурс - конкретное проявление этих инвариантов и вариантов, обнаруживающее себя в произведении на речевом уровне.

Итак, выделим приоритетные позиции, значимые для анализа специфики прозы Петрушевской как системы дискурсов:

1) рассматривая текст как высказывание (дискурс), следует учитывать его «многослойность», взаимное наложение и взаимную корректировку нескольких субтекстов, иными словами, в соответствии с методикой Б.О.Кормана, следует учитывать: кто говорит, как говорит (субъектную организацию текста), а также что и как говорит (объектную организацию), словом, те уровни, которые обращены к внутреннему зрению и внутреннему слуху читателя;

2) произведения Петрушевской тяготеют к сказовой форме повествования, имитирующей законы устной речи, поэтому необходимо изучение специфики самого акта высказывания и, следовательно, дискурса рассказчицы, соотношения его стратегии и стратегии дискурса автора;

3) поскольку наиболее распространенная форма повествования в прозе Петрушевской — несобственно-прямая речь, в которой голоса автора, рассказчицы сложно переплетаются с голосами героев, следует также учитывать стратегию дискурса героя, его позицию в полифонии текстовых голосов;

4) анализ дискурсных стратегий предполагает также исследование композиционной структуры текста (системы сменяющих друг друга эпизодов в соответствии с вводимыми в эти «кадры» повествования героями и, соответственно, сменой точек зрения); выяснение соотношения «кругозоров» автора, рассказчицы и героев, анализ характера внутритекстовых высказываний в зависимости от смены субъектов речи, исследование специфики лексики, словоупотребления, синтаксиса, семантики;

5) рассмотрение «коммуникативного события» рассказывания включает в себя выявление позиции имплицитного читателя как своеобразного соучастника действия, на которого нацелена стратегия речевого поведения рассказчицы, и позицию идеального читателя как адресата, к которому апеллирует автор;

6) в связи с тем, что тексты Петрушевской пронизаны реминисценциями, аллюзиями, нередко содержат разнообразные формы «чужого слова», рассмотрение специфики диалогических отношений автора и читателя невозможно вне анализа интертекстуальных стратегий;

7) мы будем употреблять понятие «дискурс» и для характеристики специфики авторского высказывания, которую диктует тот или иной жанр, та или иная парадигма художественности, воплотившаяся в данном тексте.

Таким образом, избранный нами путь анализа прозы Петрушевской как системы дискурсов включает в себя изучение как ее микроэлементов, начиная от слова, фразы, сверхфразового единства, так и макроединиц, то есть выраженной в художественной структуре повествования, в композиции, субъектной и объектной организации текста авторской стратегической установки, направляющей диалог с читателем и формирующей картину мира в его произведениях.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Прохорова, Татьяна Геннадьевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В результате осуществленного в работе исследования мы пришли к выводу, что художественная система Петрушевской - уникальное в своем роде явление: она напоминает лабораторию, в которой происходит апробация всего нового, что появляется в современной литературе, эту систему можно рассматривать как своеобразную модель литературного процесса рубежа XX-XXI веков.

Определяющим признаком этой системы является переходность, она существует и развивается в непрерывном диалоге с другими «системами», вбирая в себя по принципу парадокса, «диалектических сгущений» (выражение М.Эпштейна) традиционное и новаторское. Данная особенность служит условием ее самодвижения, а также вовлекает в процесс общекультурного развития. Петрушевская ведет поиск новых принципов художественности, основанных на синтезировании того, что было накоплено классикой, и использовании постмодернистских технологий.

Принципиально важными характеристиками этой художественной системы являются: открытость, диалогичность, эстетический плюрализм. Однако любой культурный код воспринимается Петрушевской лишь при условии, если он способен органически вписаться в систему. Мы убедились в этом, исследуя ее прозу, которая представляет собой внутренне противоречивое единство различных дискурсов. Их взаимодействие определяется принципами дополнительности, одновременности и уплотнения.

Организационным центром художественной системы Петрушевской является точка зрения матери, болеющей и страдающей за своих детей, ущербных - тем более. Эта точка зрения проявляет себя, прежде всего, через сентименталистский и реалистический дискурсы. Они и занимают приоритетную позицию в художественной системе. Мать способна всех и все понять, а потому именно ее взгляду открывается внутренняя сущность вещей и явлений. Одновременно позиция матери представляет «слезную картину мира». Все это позволяет увидеть в Петрушевской продолжательницу классической гуманистической традиции русской литературы.

Но ее художественная система — продукт переходной, кризисной эпохи, с присущей ей эклектикой. Восприятие писательницы отражает именно современный взгляд на мир. Ситуация постмодерна, в которой развивается литература рубежа XX-XXI веков, порождает эффект размывания границ, свободного смешения чего угодно с чем угодно, эффект вавилонской башни. Информационное поле художественной системы Петрушевской непрерывно расширяется и обогащается новыми смыслами. Это предопределяет уже не просто одновременное сосуществование, но взаимопроникновение различных дискурсных стратегий. Ни одна из них не способна сохранить свои «чистоту» и «неприкосновенность».

Дискурсные стратегии обычно проявляют себя двояко — в серьезном и несерьезном, игровом и неигровом вариантах. Возникает эффект взаимных отражений, нередко - кривого зеркала, пересмешника. Серьезное, трагическое переплетается со смешным, игровым, высокое - с низким. Связь между ними осуществляется по принципу оксюморона. В данном случае это не просто стилистический прием, но своеобразная призма, выражающая авторский взгляд на мир, позволяющая совмещать, казалось бы, несовместимое, поэтому этот принцип концептуально важен для характеристики системы в целом и каждого дискурса в отдельности. Он становится системообразующим. Функции оксюморона при этом могут быть различны. С его помощью в рамках реалистического дискурса выражается авторское понимание сложности, противоречивости жизненных явлений, сентименталистский дискурс вбирает в себя множество «противочувствий», в формате романтического дискурса через оксюморон проявляется эффект двоемирия. Одновременно принцип оксюморона может способствовать передаче модернистской деформации реальности или выражению взрывчатого компромисса противоположностей в постмодернистском дискурсе.

Роль несущей конструкции в художественной системе Петрушевской выполняет сентименталистский дискурс. Авторская позиция выражается, прежде всего, через него, он определяет стратегию взаимодействия всех звеньев в коммуникативной цепи: «автор-повествователь-герой-читатель». Его необходимыми составляющими являются жалость, милосердие, слезы. Читатель при этом превращается в эмоциональное эхо автора, в его «единочувственника». Но в произведениях Петрушевской возможна и игра с сентименталистским дискурсом. Мы убедились в этом при анализе ее «Деревенского дневника». В данном случае сентименталистский дискурс проявляется через интертекстуальный план и выражается в форме игрового диалога с текстом-«первоисточником» - повестью Н.М.Карамзина «Бедная Лиза».

Доминантная позиция в художественной системе Петрушевской принадлежит и реалистическому дискурсу. По отношению к нему можно употребить понятие макроструктура, так как именно реалистический дискурс позволяет дать семантическое описание глобального содержания и, следовательно, глобальной связности дискурса. Через реалистический дискурс обнаруживает себя специфический жизненный материал, к которому по преимуществу обращается писательница, определенный тип героя — маленького человека, погруженного в сферу быта, с ним связана преобладающая в произведениях Петрушевской форма повествования -свободная речевая конструкция с присущей разговорной речи неофициальностью, непосредственностью общения. Этот дискурс проявляется на уровне кругозоров и героев, и автора, то есть он определяет и объектную, и субъектную организацию текста, характеризует систему внутритекстовых высказываний, выражается на уровне ритмической организации текста. Имплицитный читатель при этом становится не только «едино-чувственником», но и едино-мышленником автора. Это ему он открывает истину жизни, скрывающуюся за пеленой обыденности, это ему доверено в частных «случаях» разглядеть архетипическое.

При этом, разумеется, речь идет не о классическом реализме, а о реализме ХХ-го (а теперь и XXI-го) века, впитавшем в себя опыт натурализма, модернизма, постмодернизма и т.п. По отношению к прозе Петрушевской следует вести речь именно о трансформациях реалистического дискурса. Он подвижен, открыт для диалога. Здесь действует так называемый принцип «расширения». В результате в произведениях Петрушевской не всегда возможно провести четкую границу между реализмом и модернизмом, реализмом и неонатурализмом, реализмом и постмодернизмом.

Натуралистистический дискурс наиболее явно выражается на концептуально-философском, композиционном, лексическом уровнях произведений. С ним связана одна из ключевых идей творчества Петрушевской о природой заложенной циклической замкнутости существования, о западне жизни. Наиболее отчетливо она проявляется в повести «Время ночь», а также во многих рассказах Петрушевской. Но, как показал анализ, натуралистический дискурс, как правило, вступает в контрастное взаимодействие с сентименталистским и романтическим, зачастую подчиняясь им.

Жизнеподобие в прозе Петрушевской не исключает, а предполагает моделирование, пересоздание действительности. Этим и объясняется значимость романтического и модернистского дискурсов в ее художественной системе. Через них выражается тенденция к универсализации картины мира, стремление автора разглядеть сквозь пелену повседневного метафизическое, с их помощью происходит конструирование возможных миров, переход из одного «царства» в другое.

Романтический и модернистский дискурсы «ответственны» за композиционную, пространственно-временную организацию, они в значительной степени определяют жанровую специфику произведений Петрушевской, что особенно отчетливо видно в мистических и сказочных ее вещах. Романтический дискурс проявляет себя в тексте через двоемирие, через соотношение мига и вечности, бесконечной тьмы жизни и «чудного мгновения» встречи или через традиционную романтическую антитезу мира иллюзорного и реального, что, естественно, придает особую стилистическую окраску всему тексту, как это происходит, к примеру, в рассказах «Милая дама», «Через поля», «Мост Ватерлоо», «С горы» и др.

В прозе Петрушевской проявляется одна из важнейших особенностей модернизма - семиотизация и мифологизация реальности. Мифологическое выражается в интерпретации жизненного материала, специфике художественной структуры произведений, в принципах создания образов, звучании ключевых мотивов.

Модернистский дискурс во многом определяет характер диалогичности в прозе Петрушевской, ту «тоску по мировой культуре», которая ведет к поиску связи, выражается в вечных повторениях судеб тех, кого можно назвать культурными «двойниками» героев писательницы в рассказах «Медея», «Бог Посейдон», «По дороге Бога Эроса», в повести «Время ночь» и многих других. Но «зеркало», в котором отражаются эти «двойники», часто бывает «кривым». Читателю же в этом случае уготована сложная роль - того, кто должен разгадать в искаженных отражениях живые сущности и увидеть в героях Петрушевской то вечное, что скрыто под маской обыденного.

Романтический и модернистский дискурсы проявляют себя на уровне авторского кругозора, а также характеризуют специфику мировосприятия героев, которым свойственно стремление к преодолению замкнутости порочного круга жизни. Но их попытки часто приобретают странно-парадоксальные, трагикомические формы выражения. В основном герои обречены на вечное «повторение пройденного», размыкание «цикла» (как, например, в рассказе «В доме кто-то есть» или в «кукольном романе» «Маленькая волшебница») происходит крайне редко, но само по себе стремление к этому уже знаменательно.

Механизм действия романтического и модернистского дискурса во многом схож с сентименталистским, то есть ему тоже присущи неигровая и игровая формы выражения, что превращает читателя в соучастника литературной и языковой игры. Этот прием рассчитан на культурную память, активизацию ассоциативного мышления читателя.

Постмодернистский дискурс, вступая во взаимодействие со всеми другими дискурсами в художественной системе Петрушевской, усиливает, помогает проявиться игровому началу, приносит с собой стихию комического. Писательница использует различные техники жанров массовой культуры: карнавала, детского примитива, комиксов, обращается к постмодернистским приемам мультиперспективы, построения текста в тексте. Можно сказать, что с годами в творчестве Петрушевской постмодернистский дискурс проявляет себя все более активно, о чем свидетельствуют, например, такие рассказы, как «Новый Гулливер», «Новый Фауст», «Теща Эдипа», роман «Номер Один.». И все же доминантой, определяющей стратегию повествования, он становится редко. Даже в самых «постмодернистских» произведениях писательницы, где образ человека, кажется, сводится к знаку, а художественная реальность вытесняется пространством компьютерной игры, обнаруживаются черты, противоречащие логике постмодернизма, и в «мире как тексте» вдруг ощущается живое чувство и живая боль. Именно так происходит в романе «Номер Один или В садах других возможностей». Важная роль постмодернистского дискурса в художественной системе Петрушевской заключается в том, что он дополняет и обогащает другие, а главное, позволяет совмещать несовместимое, чем обеспечивает динамичную подвижность системы.

Внутри каждого дискурса есть свои ступени интеграции. Они заданы, во-первых, точкой зрения автора, гуманиста, человека культуры и человека эпохи постмодерна; во-вторых, дискурсные стратегии определяются точкой зрения рассказчицы, которая может выражать как «голос толпы и сплетни», так и максимально сближаться с авторской позицией; в-третьих, один из уровней системы дискурсов составляют высказывания героев, и здесь мы тоже наблюдаем очень широкую амплитуду: от точки зрения так называемых «неродившихся», живущих интуитивно, механически, до позиции все и всех понимающей матери. Но, в свою очередь, в творчестве Петрушевской можно встретить несколько инвариантов образа матери, соответственно, и материнский дискурс проявляет себя по-разному. Он звучит то в философски-элегическом ключе (как в рассказах «Горилла», «Ветки древа»), то в сентиментально-слезном («Али-баба», «Как ангел», «Ребенок Тамары», «Доченька»), то в натуралистическом (как в повести «Время-ночь», например). Часто различные инварианты материнского дискурса совмещаются друг с другом. Так, на примере повести «Время ночь» мы убедились, что чувство любви-ненависти, которое испытывают герои Петрушевской, требует для своего выражения не одну, а по крайней мере две речевые стратегии.

Каждый из обозначенных выше дискурсов обычно проявляет себя через интертекст. При этом подключение нового текста вносит свои коррективы в коммуникационную цепочку, в организацию самой ситуации высказывания. В цепочке возникает новое звено - традиция, в результате и автор, и читатель становятся участниками диалога с традицией, в ходе которого происходит как следование заданному образцу, так и его деконструкция и реконструкция. Автор и читатель выступают в роли истолкователей-интерпретаторов. Каждый из них играет одновременно две роли: читатель, по мере проявления его творческой активности, сам как бы превращается в автора, со-участвует в создании нового текста, а автор оказывается одновременно и в роли читателя, который заново перечитывает текст-«первоисточник», и в роли режиссера, который создает свою, новую его интерпретацию. В результате активизируются прямые и обратные связи на всех уровнях коммуникативной цепочки. Процесс «перечитывания» текста-«первоисточника» обычно сопровождается его трансформацией, так как исходный дискурс становится частью нового высказывания.

Механизм дискурсных стратегий в произведениях разных жанров у Петрушевской обычно схож. Почти всегда она дает читателю какую-то подсказку, которая обычно находится в самом начале, в заглавии или в других рамочных компонентах, и слово- подсказка, подобно нити Ариадны, ведет нас в нужную сторону. Это может быть имя как ключ к прочтению, настраивающее читателя на определенную стилевую волну (например, Карамзин воспринимается как знак сентименталистского дискурса, Дарвин — натуралистического, Ахматова - модернистского (акмеистического) дискурса). В роли знака, метонимически связанного с определенным жанром, с соответствующим стилем повествования, может выступать и название произведения, содержащее узнаваемую цитату, какое-то ключевое повторяющееся слово. Например, в мистических рассказах внешней формой игрового контакта с читателем-соучастником действия служат своеобразные «слова-заклинания», настраивающие его на определенную эмоциональную волну, поддерживающие «магию страха» («страшно», «ужас», «тайна» и т.п.). Наконец, формой обнаружения определенного дискурса нередко являются ролевые маски героев, требующие определенной формы речевого поведения. Порою у одного героя может быть несколько таких масок, и, соответственно, несколько речевых стратегий, как это мы наблюдали, скажем, в повести «Время ночь» или в романе «Номер Один.».

Функции тех жанров и стилей, на которые указывает «маркирующий» знак, в художественном мире Петрушевской могут быть противоположны по отношению к «первоисточнику». Связь с ним нередко осуществляется по принципу пародии. Но пародийное начало у Петрушевской, как правило, не способствует отвержению и осмеянию, а служит установлению игровой диалогической переклички с текстами-предшественниками. Дискурс, обнаруживающий себя через «чужое слово» (реминисценции, аллюзии), через литературный подтекст, часто способствует выражению идеи деформации жизни, в которой нормальные человеческие связи искажены, извращены либо вообще утрачены. Но одновременно его присутствие в тексте способствует выражению тяги к гармонии, тоски по идеалу, пронизывающей все творчество писательницы.

В целом мы убедились в том, что художественная система Петрушевской представляет собой открытую к диалогу, инвариантную статико-динамическая модель. С одной стороны, в ней воплощается важнейшее качество литературы, развивающейся в ситуации постмодерна, где возможно совмещение несовместимого, где все существует одновременно. В создании этой многомерной системы участвуют самые разные пласты отечественной и мировой культуры: фольклорная традиция, мифология, классическая литература. С другой стороны, в ней выражается не постмодернистская эклектичность, а широта взгляда писателя на мир и человека. В подвижной, динамичной художественной системе Петрушевской есть стержень - точка зрения матери, любовь к человеку. Самой своей природой эта система нацелена на преемственность. В творчестве Петрушевской воплощается наиболее перспективный путь развития современной литературы - путь восстановления прерванных связей, усвоения культурного наследия прошлого и соотнесения его с задачами новой эпохи.

В нашей работе мы выделили основные дискурсные уровни, принципиально важные для изучения творчества Петрушевской. Но это не означает, что все элементы ее художественной системы уже выявлены и исследованы. Так, перспективой дальнейшей работы могло бы стать исследование характера функционирования авангардистского дискурса, восприятие писательницей опыта обэриутов. Отечественные и зарубежные ученые активно изучают влияние театра абсурда на драматургию Петрушевской, но по отношению к ее прозе данный аспект еще не разработан. В связи с этим важно исследовать и такие проблемы, как: театральность прозы Петрушевской, функции и формы комического, характер парадоксальности в ее произведениях.

Уточнению специфики художественной системы Л.Петрушевской поможет и дальнейшее изучение проблемы соотношения традиционного и новаторского в ее творчестве. Причем речь в данном случае может идти как о трансформации традиций русской классики (Пушкина, Гоголя, Достоевского), литературы Серебряного века, 1920-х годов, так и о восприятии традиций прозы 1970-х, в частности Ю.Трифонова.

Мы полагаем также, что перспективы нашего исследования связаны с применением предложенного в диссертации подхода при изучении художественных систем других современных авторов. Например, перспективной научной задачей мог бы стать анализ взаимодействия в художественной системе Л.Улицкой сентименталистского, реалистического, модернистского и постмодернистского дискурсов или выяснение того, как пересекаются, дополняя и обогащая друг друга, реалистический, барочный, романтический и постмодернистский дискурсы в прозе Т.Толстой, сюрреалистический, реалистический и постмодернистский - в произведениях Д.Липскерова, В.Пелевина, В.Маканина. Подобную методику анализа можно применять и по отношению к отдельному произведению, если рассматривать его как систему. Словом, мы надеемся, что проделанная нами работа послужит основой для будущих исследований.

Список литературы диссертационного исследования доктор филологических наук Прохорова, Татьяна Геннадьевна, 2008 год

1. Петрушевская 1988 Петрушевская JL Бессмертная любовь: Рассказы. / Л.Петрушевская. -М.: Моск. рабочий, 1988.- 223с.

2. Петрушевская 1993 Петрушевская Л.С. По дороге бога Эроса: Повести, рассказы / Л.С.Петрушевская. М.: Олимп - ППП, 1993. — 336с.

3. Петрушевская 1996 Петрушевская Л.С. Собрание сочинений: В 5 т. / Л.С.Петрушевская. Харьков: Фолио: М.: ТКО ACT, 1996.

4. Петрушевская 1998 Петрушевская Л. Дом девушек: рассказы и повести / Л.Петрушевская. М.: Вагриус, 1998. - 448с.

5. Петрушевская 2000 Петрушевская Л. Настоящие сказки / Л.Петрушевская. -М.: Вагриус, 2000. 447с.

6. Петрушевская 2001 Петрушевская Л. Счастливые кошки / Л.Петрушевская.- М.: Вагриус, 2001. — 351с.

7. Петрушевская 2001 Петрушевская Л. Мост Ватерлоо / Л.Петрушевская.- М.: Вагриус, 2001. 255 с.

8. Петрушевская 2002а Петрушевская Л. Где я была. / Л.Петрушевская.-М.: Вагриус, 2002. 304с.

9. Петрушевская 20026 Петрушевская Л. Как цветок на заре. / Л.Петрушевская.- М.: Вагриус, 2002. 255с.

10. Петрушевская 2003 Петрушевская Л.С. Девятый том. / Л.С.Петрушевская. -М.: Эксмо, 2003. 336 с.

11. Петрушевская 2004а Петрушевская Л.С. Богиня парка. / Л.С.Петрушевская-М.: Эксмо, 2004. 351с.

12. Петрушевская 20046 Петрушевская Л.С. Номер Один, или В садах других возможностей / Л.С.Петрушевская М.: Эксмо, 2004. - 336с.

13. Петрушевская 2005а Петрушевская Л. Измененное время: рассказы и пьесы. / Людмила Петрушевская. СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2005. - 335 с.

14. Петрушевская 20056 Петрушевская JI. Город света: волшебные истории / Людмила Петрушевская. СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2005. - 319 с.

15. Петрушевская 2006 Петрушевская Л. Маленькая девочка из «Метрополя» / Людмила Петрушевская. — СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2006. -464 с.

16. Петрушевская 2008 Петрушевская Л. Парадоски. Строчки разной длинны / Людмила Петрушевская. СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2008 - 687с.

17. Петрушевская 2007 Петрушевская Л. Московский хор пьесы. / Людмила Петрушевская. СПб.: Амфора, ТИД Амфора, 2007. - 430 с.1. Дополнительные источники

18. Ахматова 1990 Ахматова А. Собрание сочинений в двух томах / А.Ахматова. М.: Правда, 1990.

19. Булгаков 2004 Булгаков М.А. Собрание сочинений и писем: В 8 томах. Т.6: Мастер и Маргарита / М.А.Булгаков. М.: ЗАО Центрполиграф, 2004. -605с.

20. Гете 1985 Гете И.В. Избранное: В 2-х ч. / И.-В Гете. М.: Просвещение,1985.

21. Гоголь 1984 Гоголь Н.В. Собрание сочинений: в 8 томах. Т 3: Повести / Н.В.Гоголь. М.: Правда, 1984. - 335с.

22. Гофман 1983 Гофман Э.Т.А. Новеллы / Э.Т.А. Гофман. М.: Худож. лит, 1983.-399с.

23. Гауф 1990 Гауф В. Сказки / В.Гауф. М.: Худож. лит, 1990. - 365с.

24. Данте 2001 Данте Алигьери. Собрание сочинений: в 2 т. Т.1 / Алигьери Данте. М.: Литература: Вече, 2001. - 265с.

25. Дефо 1992 Дефо Д. Робинзон Крузо / Даниэль Дефо. М.: СП «Лексика», 1992.-285с.

26. Дорош 1990 Дорош Е. Дождь пополам с солнцем: Деревенский дневник / Е.Дорош. М.: Совет, писатель, 1990. - 735с.

27. Брофеев 2000 Ерофеев Вен. Москва-Петушки с комментариями Э.Власова / Вен. Ерофеев. — М.: Вагриус, 2000. 575с.

28. Карамзин 1983 Карамзин Н.М. Сочинения в 2-х т. Т.1 / Н.М.Карамзин. Л.: Худож. лит., 1983. - 672с.

29. Липскеров 2001 Липскеров Д. Родичи: Роман / Д.Липскеров. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. - 384с.

30. Мандельштам 1990 Мандельштам О.Э. Сочинения в 2т. Т.1 / О.Э.Мандельштам. М.: Худож. лит, 1990. - 638с.

31. Маяковский 1987 Маяковский В.В. Собрание сочинений в двух томах. Т.1. / В.В.Маяковский. М.: Правда, 1987. - 768с.

32. Свифт 1989 Свифт Д. Путешествие в некоторые отдаленные страны света Лемюэля Гулливера, сначала хирурга, а потом капитана нескольких кораблей / Д.Свифт. М.: Правда, 1989. - 349с.

33. Соколов 1999 Соколов С. Школа для дураков. Между собакой и волком: Романы / Саша Соколов. СПб.: Симпозиум, 1999. — 352с.

34. Соколов 1999 Соколов С. Палисандрия: Роман. Эссе. Выступления / Саша Соколов. СПб.: Симпозиум, 1999. - 432с.

35. Сорокин 2002 Сорокин В.Г. Лед / В.Г. Сорокин. М.: Ad Marginem, 2002.-317с.

36. Твардовский 1980 Твардовский А. Собрание сочинений: в 6 т. Т.5. Статьи и заметки о литературе. Речи и выступления (1933 1970) / А.Твардовский. -М.: Худож. лит., 1980. - 463с.

37. Цветаева 1990 Цветаева М.И. Стихотворения и поэмы / М.И.Цветаева. -Л.: Совет, писатель, 1990. 800с.

38. Шаров 2005 Шаров В. До и во время / Владимир Шаров. М.: ACT; СПб: Астрель-СПБ, 2005. - 395с.

39. Теоретическая и методологическая литература Бабенко 2000 Бабенко Л.Г. Лингвистический анализ художественного текста / Л.Г.Бабенко, И.Е.Васильев, Ю.В.Казарин. Екатеринбург: Деловая книга, 2000. - 421с.

40. Банникова 1990 Банникова И.А. Имена собственные как фактор организации художественного текста / И.А.Банникова // Текстообразующиепотенции языковых единиц и категорий: Межвуз. сб. науч. тр. Барнаул: БГУ, 1990.-С. 19-26.

41. Барт 1994 Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р.Барт — М.: Прогресс, 1994.— 616с.

42. Бахтин 1979 Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. Изд. 4-е. / М.М.Бахтин. М.: Сов. Россия, 1979. - 319с.

43. Бахтин 1986 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. Изд. 2-е. / М.М.Бахтин М.: Искусство, 1986. - 445с.

44. Бахтин 1997 Бахтин М.М. Проблема сентиментализма // М.М.Бахтин Собр. сочинений в 7 т. Т.5. М.: Русские словари, 1997. - С.304-305.

45. Бахтин 1997 Бахтин М.М. Язык в художественной литературе // М.М.Бахтин. Собр. сочинений в 7 т. Т.5. М.: Русские словари, 1997. - С.287-297.

46. Бахтин 1997 Бахтин М.М. Достоевский, 1961г. // М.М.Бахтин Собр. сочинений в 7 т. Т.5. М.: Русские словари, 1997. - С.364-374.

47. Библер 1997 Библер В. На гранях логики культуры. Книга избранных очерков / В.Библер. М.: Русское феноменологическое общество, 1997. - 440с.

48. Библер 1990 Библер В. От наукоучения к логике культуры. Два философских введения в двадцать первый век. -М.: Политиздат, 1990.- 413с.

49. Бремон 2001 Бремон К. Структурное изучение повествовательных текстов после П.Проппа / К.Бремон // Семиотика: Антология / сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- С. 472-480.

50. Ван Дейк 1989 Ван Дейк Т. А. Язык. Познание. Коммуникация / Т. А. ван Дейк. -М.: Прогресс, 1989. 312с.

51. Виноградов 1981 Виноградов В.В.Эволюция русского натурализма. Гоголь и Достоевский / В.В.Виноградов. Д.: ACADEMIA, 1929.- 391с.

52. Виноградов 1981 Виноградов В.В. Проблемы русской стилистики / В.В.Виноградов. -М.: Высш. Школа, 1981. -320с.

53. Витгенштейн 1993 Людвиг Витгенштейн: человек и мыслитель: Пер. с англ. / Сост. и закл. ст. В.П.Руднева. М.: Издательская группа «Прогресс», «Культура», 1993.-352с.

54. Гаспаров 1994 Гаспаров Б.М. Литературные лейтмотивы: Очерки русской литературы XX века / Б.М.Гаспаров — М.: Наука, 1994. — 304с.

55. Гаспаров 1996 Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования / Б.Гаспаров. — М.: Новое лит. обозрение, 1996. — 352с.

56. Гаспаров 1993 Гаспаров М.Л. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890-1917: Антология. -М.: Наука. 1993. -С.5-44

57. Генис 2000 Генис А. Модернизм как стиль XX века. // Звезда. 2000. -№11.- С.105-112.

58. Гречина 1987 Гречина О.Н., Осорина М.В.Современная фольклорная проза детей / О.Н. Гречина, М.В.Осорина // Русский фольклор. Вып. XX М., 1987.-С.96-106

59. Гинзбург 1987 Гинзбург Л.Я. Литература в поисках реальности / Л.Я.Гинзбург. Л.: Сов. писатель, Ленингр. отд, 1987. - 397с.

60. Гиршман 1982 Гиршман М.М. Ритм художественной прозы / Гиршман М.М. М.: Сов. писатель, 1982. - 367с.

61. Греймас 1983 Греймас А.Ж., Курте Ж. Семиотика. Объяснительный словарь теории языка // Семиотика. М.: Радуга, 1983. — С.483-550.

62. Григорьев 1990 Григорьев А.А. Сочинения в двух томах. Т.2./ А.А.Григорьев -М.: Худож. литература, 1990. 508с.

63. Давыдова 2005 Давыдова Т.Т. Русский неореализм: Идеология, поэтика, творческая эволюция / Т.Т.Давыдова -М.: Флинта: Наука, 2005. 336с.

64. Женнет 1998 Женнет Ж. Фигуры. В 2-х т. Т. 2. / Ж.Женнет. М.: Изд-во им Сабашниковых, 1998. - 472с.

65. Жирмунский 1997 Жирмунский В.М. Теория литературы. Поэтика. Стилистика: Изб. труды / В.М. Жирмунский. Л.: Наука, Ленинград, отд, 1977. -407с.

66. Жолковский 1994 Жолковский А.К. Блуждающие сны и другие работы /

67. A.К. Жолковский. М.: Наука, издат фирма «Восточная литература», 1994. -428 с.

68. Зинченко 2002 Зинченко В.Г., Зусман В.Г., Кирнозе З.П. Методы изучения литературы. Системный подход: учебное пособие / В.Г.Зинченко, В.Г Зусман., З.П. Кирнозе. М.: Флинта: Наука, 2002. -200с.

69. Зуева 1995 Зуева Т.В. Категория чудесного в современном повествовательном фольклоре детей / Т.В .Зуева // Проблемы интерпретации художественного произведения. -М.: МГПИ, 1985. С. 123-128.

70. Историческая поэтика 1994 Историческая поэтика: Литературные эпохи и типы художественного сознания / отв. ред. П.А.Гринцер. М., Наследие, 1994. - 311с.

71. Ильин 1998 Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия / И.П.Ильин. М.: Интрада, 1998. - 256с.

72. Караулов 1987 Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность / Ю.Н.Караулов. М.: Наука, 1987. - 261с.

73. Келдыш 1997 Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века /

74. B.А.Келдыш. М.: Наука, 1975. - 280с.

75. Кожевникова 1994 Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе XIX-XX вв. / Н.А.Кожевникова. — М.: Институт русского языка РАН, 1994.-336с.

76. Колобаева 1994 Колобаева Л.А. Новые принципы построения курса «Истории русской литературы конца XIX начала XX в.» / Л.А. Колобаева // Вестник Московского университета. Сер. 9 Филология, 1994. - № 3. - С.58-68.

77. Контекст 1992 Контекст: Литературно-теоретические исследования / АН СССР, Ин-т мировой литературы. М.: Наука, 1992. — 283с.

78. Корман 1972 Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения / Б.О.Корман. М.: Просвещение, 1972. - 110с.

79. Кочеткова 1994 Кочеткова Н.Д. Литература русского сентиментализма / Н.Д. Кочеткова. СПб.: Наука, 1994. - 280с.

80. Кристева 2004 Кристева Ю. Избранные труды: Разрушение поэтики / Кристева. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2004. — 656с.

81. Кякшто 2002 Кякшто Н.Н. Русский постмодернизм / Н.Н. Кякшто // Русская литература XX века: школы, направления, методы творческой работы. СПб: изд-во Логос; М.: Высшая школа, 2002. - С.З05-325.

82. Левидов 1983 Левидов A.M. Автор-образ-читатель. — 2-е изд., дополненное / A.M.Левитов. — Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1983. 350с.

83. Лекманов 2000 Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы / О.А.Лекманов. Томск: Водолей, 2000. - 704с.

84. Литературные архетипы 2001 Литературные архетипы и универсалии / под ред. Е.М.Мелетинского. М.: РГТУ, 2001. - 433с.

85. Литературный процесс 1990 Литературный процесс: внутренние законы и внешние воздействия: Труды по русской и славянской филологии. Литературоведение / отв. Ред. П.С.Рейфман. — Тарту: ТУ, 1990. — 173с.

86. Липовецкий 1997 Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики) / М.Н.Липовецкий. — Екатеринбург: Уральск, пед. ун-т , 1997.-318с.

87. Липовецкий 1992 Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки: на материале русской литературы 1920-1980-х гг. / М.Н.Липовецкий. -Свердловск: Изд-во Урал, ун-та, 1992. 183 с.

88. Лихачев. 1984 Лихачев Д.С., Панченко A.M., Понырко Н.В. Смех в Древней Руси / Д.С.Лихачев, А.М.Панченко, Н.В.Понырко. Л., Наука, Ленингр.отд., 1984.-295 с.

89. Лихачев 1968 Лихачев Д.С. Древнеславянские литературы как система / Д.С.Лихачев // Славянские литературы. VI Международный съезд славистов (Прага, 1968): Доклады советской делегации. М.: Наука, 1968. - С. 5-48.

90. Лойтер 1996 Лойтер С.М. Детские страшные истории (страшилки) как мифологические рассказы / С.М.Лойтер // Мир детства и традиционная культура: Сб. научных трудов и материалов / Сост. И.Н.Герасимова. М., 1996. -С.48-53.

91. Лойтер 2001 Лойтер С.М. Русский детский фольклор и детская мифология. Исследования и тексты. Петрозаводск: К111У, 2001. - 296с.

92. Лосев 1991 Лосев А.Ф. Философия, мифология, культура / А.Ф.Лосев. — 2-е изд. М.: Политиздат, 1991. - 524с.

93. Лосев 1994 Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля / А.Ф.Лосев. — К.: Collegium, Киевская Академия Евробизнеса, 1994. 288с.

94. Лотман 1970 Лотман Ю.М. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь. / Ю.М.Лотман. — М.: Просвещение, 1988. 348 с.

95. Лотман 1970 Лотман Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М.Лотман. -М.: Искусство, 1970. 383 с.

96. Лотман 1998 Лотман Ю.М. Об искусстве / Ю.М.Лотман. СПб: Искусство, 1998.-702с.

97. Лотман 1999 Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст -семиосфера — история / Ю.М.Лотман. - М.: Языки русской культуры, 1999. — 464с.

98. Мамардашвили 2000 Мамардашвили М. Эстетика мышления / М.Мамардашвили. М.: Моск. школа полит, исследований, 2000. - 416с.

99. Манн 1995 Манн Ю.В. Динамика русского романтизма / Ю.В.Манн. -М.: Аспект Пресс, 1995. 420с.

100. Медриш 1980 Медриш Д.Н. Литература и фольклорная традиция: Вопросы поэтики / Д.Н.Медриш. Саратов: Изд-во Саратов, ун-та, 1980. — 296с.

101. Мережинская 2006 Мережинская А.Ю. «Поздний» литературный постмодернизм: Механизмы смены художественной парадигмы /

102. A.Ю.Мережинская // Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. Еежегодник —2006: Постмодернизм: Парадоксы бытия / РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч. исследован. М., 2006. - С. 113-135.

103. Миловидов 1993 Миловидов В.А. Натурализм: метод, поэтика, стиль /

104. B.А.Миловидов. Тверь: Тверской гос. ун-т, 1993. - 72с.

105. Модификация 1990 Модификация художественных систем в историко-литературном процессе: Сб. науч.трудов / отв. Г.К.Щенников. Свердловск: УРГУ, 1990. - 139с.

106. Мущенко 1978 Мущенко Е.Г., Скобелев В.Л. Кройчик Л.Е. Поэтика сказа / Е.Г. Мущенко, В.Л.Скобелев, Л.Е. Кройчик. — Воронеж: изд-во Воронеж, ун-та, 1978. 287с.

107. Неупокоева 1976 Неупокоева И.Г. История всемирной литературы. Проблемы системного и сравнительного анализа / И.Г. Неупокоева М.: Наука, 1976. - 359с.

108. Нигматуллина 1992 Нигматуллина Ю.Г. Основа методики системного анализа произведения художественной литературы // Системный анализ художественного произведения / ЮТ. Нигматуллина. — Казань: Изд-во Казанского ун-та, 1992 . С.4-14.

109. Нигматуллина 2004 Нигматуллина Ю.Г. Системно-комплексное исследование художественного творчества: История направления в Казанском университете. / Ю.Г. Нигматуллина; Академия наук Республики Татарстан. -Казань: Фэн, 2004. -249с.

110. Николина 2002 Николина Н.А. Поэтика русской автобиографической прозы / Н.А.Николина М.: Флинта: Наука, 2002. - 424с.

111. Новиков 1989 Новиков В. Книга о пародии / В.Новиков. — М.: Сов. писатель, 1989.-544с.

112. Овчинникова 2003 Овчинникова JI.B. Русская литературная сказка XX века. История, классификация, поэтика: Учебное пособие / Л.В.Овчинникова. -М.: Флинта: Наука, 2003. 312с.

113. Парамонов 1997 Парамонов Б.М. Конец стиля / Б.М. Парамонов. СПб.: Алетейя; М.: Аграф, 1997. - 449с.

114. Постмодернизм 1993 Постмодернизм и культура: Материалы круглого стола // Вопросы философии. 1993. - №3. - С.3-16.

115. Пригожин 2003 Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой: Пер. с анг. Изд. 4-е / И.Пригожин, И.Стенгерс -М.: Едиториал УРСС, 2003. 312с.

116. Пропп 1998 Пропп В.Я. Морфология <волшебной> сказки. Исторические корни волшебной сказки / В.Я.Пропп. — М.: Лабиринт, 1998. — 512с.

117. Пропп 2001 Пропп В. Структурное и историческое изучение волшебной сказки (ответ Леви-Строссу) / В.Пропп // Семиотика: Антология / сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. — М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- С. 453-471.

118. Ритм 1970 Ритм, пространство и время в литературе и искусстве. — Л.: Наука, Ленингр. отд., 1974. -299с.

119. Романтизм 1997 Романтизм в литературном движении / Науч. ред. И.В.Карташова. Тверь: ТГУ, 1997. - 157с.

120. Руднев 1999 Руднев В.П. Словарь культуры XX века / В.П.Руднев. М.: Аграф, 1999.-384с.

121. Руднев 2000 Руднев В.П. Прочь от реальности: Исследования по философии текста / В.П.Руднев. М.: Аграф, 2000. - 432с.

122. Садовский 1974 Садовский В.Н. Основания общей теории систем: Логико-методологический анализ / В.Н.Садовский. — М.: Наука, 1974. 279с. Семиотика 1983 Семиотика литературы - М.: Радуга, 1983. - 636с.

123. Семиотика 2001 Семиотика: Антология / Сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. - 702с.

124. Серио 2001 Серио П. Анализ дискурса во французской школе (дискурс и интердискурс) / П.Серио // Семиотика: Антология. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. — С.549-551.

125. Сиротинина 1974 Сиротинина О.Б. Современная разговорная речь и ее особенности / О.Б.Сиротинина. -М.: Просвещение, 1974. 144с.

126. Скоропанова 2001 Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература: новая философия, новый язык / И.С.Скоропанова — СПб: Невский простор, 2001. 415с.

127. Смирнов 2000 Смирнов И.П. Мегаистория: К исторической типологии культуры / И.П.Смирнов. М.: Аграф, 2000. - 544с.

128. Смирнов 1977 Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем / И.П.Смирнов. М.: Академия, 1977. — 215с.

129. Степанов 1996 Степанов Ю.С. Между «системой» и «текстом»: выражения «фактов» / Ю.С.Степанов // Язык — система. Язык — текст. Язык — способность. К 60-летию чл. корр. РАН Ю.Н.Караулова. — М.: ИРЯ, 1996. — С.111-119.

130. Степанов 2001 Степанов Ю.С. В мире семиологии / Ю.С.Степанов // Семиотика: Антология / сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- С. 5-42.

131. Строганов 1989 Строганов М.В. Автор-герой-читатель и проблема жанра / М.В.Строганов. Калинин: Калинин, гос. ун-т, 1989. — 83с.

132. Структурализм 1975 Структурализм: «за» и «против»: Сб. статей — М.: Прогресс, 1975.-468с.

133. Таборисская 2002 Таборисская Е.М. Литературный процесс / Е.М.Таборисская СПб.: Изд. «Петербургский институт печати», 2002. — 112с.

134. Тарановский 2000 Тарановский К.Ф. О поэзии и поэтике / К.Ф.Тарановский. М.: Языки рус. культуры., 2000. — 432с.

135. Теория литературы 2004 Теория литературы: В 2-х т. / под ред. Н.Д.Тамарченко. Т.1: Н.Д.Тамарченко, В.И.Тюпа, С.Н.Бройтман. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. — М.: Издательский центр «Академия», 2004. - 512с.

136. Теория литературы 2001 Теория литературы. Том IV. Литературный процесс. М.: ИМЛИ РАН, «Наследие», 2001. - 624с.

137. Томашевский 1996 Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика / Б.В.Томашевский. М.: Наука 1996. - 574с.

138. Тодоров 2001а Тодоров Ц. Понятие литературы / Ц. Тодоров // Семиотика: Антология / сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001,- С. 376-391.

139. Тодоров 20016 Тодоров Ц. Семиотика литературы / Ц. Тодоров // Семиотика: Антология / сост. Ю.С.Степанов. Изд. 2-е, испр. и доп. М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001.- С. 371-375.

140. Тынянов 1977 Тынянов Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н.Тынянов. М.: Наука, 1977. - 574с.

141. Тынянов 2002 Тынянов Ю.Н. Литературная эволюция: Изб. труды. / Ю.Н.Тынянов М.: Аграф, 2002. - 495с.

142. Тюпа 2000 Тюпа В.И. Произведение и его имя / В.И.Тюпа // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Вып. 6. — Тверь: 11 У, 2000.-С. 237-243.

143. Тюпа 1987 Тюпа В.И. Художественность литературного произведения: вопросы типологии / В.И.Тюпа. — Красноярск: Изд-во Красноярского ун-та, 1987.-217с.

144. Уемов 1978 Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем / А.И.Уемов. М.: Мысль, 1978. - 272с.

145. Успенский 2000 Успенский Б.А. Поэтика композиции / Б.А.Успенский. СПб.: Азбука, 2000. - 352с.

146. Федоров 1988 Федоров Ф.П. Романтический художественный мир: пространство и время / Ф.П.Федоров. Рига: Зинатне, 1988. - 454 с.

147. Фоменко 1983 Фоменко И.В. Заглавие литературно-художественного текста как филологическая проблема: лексические единицы и организация структуры литературного текста / И.В.Фоменко. — Калинин: Калинин.госуд. ун-т, 1983.-215с.

148. Фрейд 1999 Фрейд 3. Психология масс и анализ человеческого «я» // Преступная толпа. М.: Институт психологии РАН, издательство «КСП +», 1999.-С.119-194.

149. Фрейд 1999 Фрейд 3. Введение в психоанализ: Лекции / 3. Фрейд М.: Наука, 1989.-456с.

150. Фролов 1998 Фролов Г.А. Романтическая интертекстуальность в немецком романе постмодернизма / Г.А.Фролов // Ученые записки Казанского университета. Т.135. - 1998. - С.228-236.

151. Шкловский 1983 Шкловский В. Б. О теории прозы / В.Б.Шкловский. -М.: Сов. писатель, 1983. -383с.

152. Эйхенбаум 1969 Эйхенбаум Б.М. О прозе: сборник статей / Б.М.Эйхенбаум. Л.: Художественная литература, 1969. - 503с.

153. Эпштейн 1988 Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX-XX веков / М.Н.Эпштейн. М.: Советский писатель, 1988. — 416с.

154. Эпштейн 2000 Эпштейн М.Н. Постмодерн в России. Литература и теория / М.Н.Эпштейн. М.: изд. Р.Елинина, 2000. — 367с.

155. Эпштейн 2005 Эпштейн М.Н. Постмодерн в русской литературе: учеб пособие для вузов / М.Н.Эпштейн. М.: Высш. школа, 2005. - 495с.

156. Якобсон 1987 Якобсон P.O. Работы по поэтике: Переводы / Р.О.Якобсон. — М.: Прогресс, 1987. 464с.

157. Диссертации и авторефераты

158. Абашева 2001 Абашева М.П. Русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности: Дис. . д-ра филол. наук. / М.П.Абашева, Уральский гос. ун-т. Екатеринбург, 2001. - 409с.

159. Барышева 2006 Барышева С.Г. Экзистенциальная архетипика в художественном пространстве современной русской прозы: Автореферат диссертации . канд филол. наук / С.Г.Барышева, Магнитогорский гос. пед. ун-т. Магнитогорск, 2006. - 23с.

160. Воробьева 2006 Воробьева Н.В. Женская проза 1980-2000-х годов: динамика, проблематика, поэтика: Автореф. . канд. филол. наук / Н.В.Воробьева, Пермский гос. пед. ун-т. — Пермь, 2006. 19с.

161. Гупиус 2006 Гупиус Н.С. Художественная мистификация как прием текстопорождения в русской прозе 1980-1990-х г.г. (А.Битов, М.Харитонов, Ю.Буйда): Автореферат диссертации . канд филол. наук / Н.С.Гупиус, Томский гос. ун-т. — Томск, 2006. 23с.

162. Данилова 2002 Данилова И.Л. Стилевые процессы развития современной русской драматургии: Дис. . доктора филол. наук / И.Л.Данилова, Казанский гос. ун-т. Казань, 2002. — 366с.

163. Зайиуллина 2004 Зайнуллина И.Н. Миф в русской прозе конца XX-начала XXI веков: Дис. . канд. филол. наук / И.Н.Зайнуллина, Казанский гос. ун-т. Казань, 2004. - 195с.

164. Ким Ын Кюн 2005 Ким Ын Кюн. Малая проза В.Г.Сорокина в контексте модернистских и постмодернистских тенденций современной русскойлитературы: Автореф. дис.канд. филол. наук / Ким Ын Кюн, МГУ. 1. Москва, 2005.-22 с.

165. Королькова 2004 Королькова Г.Л. Чеховская драматургическая система и драматургическое творчество Л.С.Петрушевской: Дис . канд. филол. наук. / Г.Л. Королькова, Чебоксарский гос. ун-т. — Чебоксары, 2004. -221с.

166. Кузьменко 2003 Кузьменко О.А. Традиции сказового повествования в прозе Л.С.Петрушевской: Дис. . канд. филол. наук. / О.А. Кузьменко, Бурятский гос. ун-т. Улан-Уде, 2003 - 151с.

167. Маркова 2003 Маркова Т.Н. Формотворческие тенденции в прозе конца XX века (В.Маканин, Л.Петрушевская, В.Пелевин): Дис. . доктора филол. наук / Т.Н.Маркова, Уральский гос. университет. Екатеринбург, 2003.-369с.

168. Мотыгин 1997 Мотыгин С.Ю. Поэтика В.С.Маканина: Автореф. дис. . канд. филол. наук / С.Ю.Мотыгин, Астрахан. гос. пед. ун-т. — Волгоград, 1997.- 18с.

169. Насрутдинова 1999 Насрутдинова Л.Х. «Новый реализм» в русской прозе 1980-90-х годов (концепция человека и мира): Дис. . канд. филол. наук / Л.Х Насрутдинова, Казанский гос. ун-т. Казань, 1999. — 233 с.

170. Павлова 2006 Павлова Ю.В. Проблемы поэтики сказок

171. Л.С.Петрушевской: Автореф. дис. канд. филол. наук / Ю.В. Павлова,

172. Тверской гос. ун-т. — Тверь, 2006. 22с.

173. Пахомова 2006 Пахомова С.И. Константы художественного мира

174. Людмилы Петрушевской: Автореф. дис.канд. филол. наук / С.И.Пахомова,1. СПбГУ. СПб, 2006. - 19с.

175. Рослый 2006 Рослый А.С. Данте в эстетике и поэзии акмеизма: система концептов (на материале творчества А.Ахматовой, Н.Гумилева,

176. О.Мандельштама): Автореф. . канд. филол. наук / А.С.Рослый, Ростовский гос. ун-т. — Ростов- на- Дону, 2006. 23с.

177. Рыкова 2007 Рыкова Д.В. Творчество Людмилы Петрушевской. Проблема авторского идеала в контексте христианской культурной традиции. Автореф. . канд. филол. наук. / Д.В.Рыкова, Ульяновский гос. пед. ун-т. — Ульяновск, 2007. 23с.

178. Савельева 2007 Савельева А.В. Своеобразие художественного мира

179. Михаила Кураева: Автореф. дис.канд. филол. наук / А.В.Савельева,1. СПбГУ. СПб, 2007. - 18с.

180. Серго 2002 Серго Ю.Н. Поэтика прозы Л.Петрушевской (взаимодействие сюжета и жанра): Автореф. дис. . канд. филол. наук. / Ю.Н. Серго, Уральский гос. университет. Екатеринбург, 2002. — 21с.

181. Скворцов 2000 Литературная и языковая игра в русской поэзии 19701990-х годов: Дис. . канд. филол. наук / А.Э.Скворцов, Казанский гос. ун-т. -Казань, 2000. 233 с.

182. Сорокина 2005 Сорокина Т.В. Отечественная проза рубежа ХХ-ХХ1 веков в аспекте «вторичных художественных моделей» (Л.Петрушевская. Ю.Буйда, Вик. Ерофеев). Дис. . канд. филол. наук / Т.В.Сорокина, Казанский гос. ун-т. Казань, 2005. - 167с.

183. Смирнова 2004 Смирнова Н.Ю. Символизм как текст культуры втворческом сознании Анны Ахматовой: Автореф дис. канд. филол наук /

184. Н.Ю Смирнова, Ивановский гос. ун-т. — Иваново: 2004. — 21с.

185. Тюленева 2006 Тюленева Е.М. «Пустой знак» в постмодернизме: теорияи литературная практика: Автореф дис.докт. филол наук / Е.М.Тюленева,

186. Ивановский гос. ун-т. — Иваново: 2006. 41с.

187. Урюпина 2006 Урюпина А.С. Необарокко в поэзии русского зарубежья1960-80-х годов: Автореф дис.канд. филол наук / А.С.Урюпина, МГУ. 1. М, 2006.-30с.

188. Черемина 2000 Черемина Е.А. Поэтика Саши Соколова: Авторефдис. канд. филол наук / Е.А.Черемина, Волгоград, гос. пед. ун-т. —1. Волгоград, 2000. 20 с.

189. Научно-критическая литература

190. Абашева 2001 Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности) / М.П.Абашева. — Пермь: Изд. Пермского университета, 2001. — 320с.

191. Анна Ахматова 1989 Анна Ахматова и русская культура начала XX века: Тезисы конференции. — М.: Б.и., 1989. 107с.

192. Анна Ахматова 2005 Анна Ахматова: Pro et contra: Антология. Т.2. -СПб: изд-во Рус. христиан, гуманит. академии, 2005. — 992с.

193. Басинский 1993 Басинский П. В пустом саду / П. Басинский // Литературное обозрение. -1993.- №-3-4. С.14-16.

194. Бавин 1995 Бавин С. Обыкновенные истории (Л.Петрушевская). Библиографический очерк / С.Бавин. М.: РГБ, 1995. - 36с.

195. Барзах 1995 Барзах А. О рассказах Л.Петрушевской. Заметки аутсайдера / А.Барзах // Поскриптум. 1995. - №1. - С.244-269

196. Беневоленская 2007 Беневоленская Н.П. Историко-культурные предпосылки и философские основы русского литературного постмодернизма / Н.П. Беневоленская — СПб: Филол. фак-т С.-Петерб. гос. ун-та, 2007. 175 с.

197. Богданова 2004 Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы (60-90-е годы XX века начало XXI века) / О.В.Богданова - СПб: Филол. фак-т С.-Петерб. гос. ун-та, 2004. - 716с.

198. Богданова 2005 Богданова О.В. Концептуалист писатель и художник Владимир Сорокин. / О.В.Богданова СПб: Филол. фак-т С.-Петерб. гос. ун-та, 2005. - 66с.

199. Борисова 1988 Борисова И. Послесловие / И.Борисова // Петрушевская Л. Бессмертная любовь: Рассказы. М.: Моск. рабочий, 1988. - С.219-222.

200. Ботникова 1977 Ботникова А.Б. Э.Т.А. Гофман и русская литература (первая половина XIX века): К проблеме русско-немецких литературных связей / А.Б. Ботникова. — Воронеж: изд-во Воронеж, ун-та, 1977. — 206с.

201. Бочаров 1999 Бочаров С.Г. Сюжеты русской литературы / С.Г.Бочаров. М.: Языки русской культуры, 1999. - 626с.

202. Васильева 1998 Васильева М. Так сложилось / М. Васильева // Дружба народов. 1998. - №4.- С.208-217

203. Вирен 1989 Вирен Г. Такая любовь / Г.Вирен // Октябрь. 1989. - №3. -С.203-205.

204. Генис 1994 Генис А. Треугольник: авангард, соцреализм, постмодернизм / А.Генис // Иностранная литература. — 1994. №10. - с.244-248.

205. Давыдова 2002 Давыдова Т.Т. Сумерки реализма (о прозе Л.Петрушевской) / Т.Т.Давыдова // Русская словесность. — 2002. №7. - С.32-37.

206. Давыдова 2004 Давыдова Т.Т. Модифицированный реализм Л.Петрушевской / Т.Т.Давыдова // Вопросы филологии. 2004. - №8. - С. 115119.

207. Данилова 1999 Данилова И.Л. Модерн — постмодерн? О процессах развития драматургии 90-х годов / И.Л.Данилова. Казань: ФЭН, 1999. - 96с.

208. Данилова 2001 Данилова И. За пределами «новой волны»: Стилевое развитие русской драматургии 1970-90-х годов / И.Данилова // Gusli 8: Working papers. Goteborg: Goteborgs Universitet Ins. For Slaviska Sprak. - 159c.

209. Бфимова 1998 Ефимова H. Мотив игры в произведениях Л.Петрушевской и Т.Толстой / Н.Ефимова // Вестник Московского университета. Сер.9. Филология. 1998.- №3. — С.60-71.

210. Брмолин 1996 Ермолин Е. Собеседники хаоса: К дискуссии о постреализме в литературе конца 20 века / Е.Ермолин // Новый мир. 1996. -№6. - С.212-214.

211. Ерофеев 1997 Ерофеев В. Русские цветы зла / В.Ерофеев М.: Подкова, 1997.-С.5-31.

212. Желобцова 1996 Желобцова С.Ф. Проза Людмилы Петрушевской / С.Ф.Желобцова. Якутск: изд-во ЯГУ, 1996. - 24с.

213. Затонский 1992 Затонский Д.В. Реализм — это сомнение? / Д.В.Затонский. Киев: Наукова думка, 1992. -278с.

214. Золотоносов 1994 Золотоносов М. Второй конец романа. Петрушевская и другие / М. Золотоносов // Стрелец. -1994. №1.

215. Иванова 1991 Иванова Н. Неопалимый голубок: Пошлость как эстетический феномен / Н. Иванова // Знамя. 1991. - №8. - С.211 - 223.

216. Касаткина 1996 Касаткина Т. «Но страшно мне, изменишь облик ты.» (Заметки о прозе В.Маканина и Л.Петрушевской) / Т. Касаткина // Новый мир. 1996. - №4. — С.212-219.

217. Кравцова 1989 Кравцова И.Г. «Северные элегии» как реализация духовного опыта Анны Ахматовой 1910-1940-х г.г. / И.Г.Кравцова // Анна Ахматова и русская культура начала XX века. М.: Б.и., 1989. - С.32-34.

218. Кудимова 2004 Кудимова М.В. Живое это мертвое: Некромир в произведениях Людмилы Петрушевской / М.В .Кудимова. — Новое литературное обозрение. - 2004. - №6. - С.319-330.

219. Куралех 1993 Куралех А. Быт и бытие в прозе Людмилы Петрушевской / А.Куралех // Литературное обозрение. 1993. - №5. - С.63-67.

220. Латынина 2004 Латынина А. Глаз из нижнего мира / А.Латынина // Новый мир. 2004.- № 10. - С.129-135.

221. Лебедушкина 1998 Лебедушкина О. Книга царств и возможностей / О.Лебедушкина // Дружба народов. 1998. - №4.- С. 199-207.

222. Лебедушкина 2006 Лебедушкина О. Про людей и нелюдей / О.Лебедушкина//Дружба народов. -2006. -№1. С.190-198.

223. Липовецкий 1994 Липовецкий М. Трагедия и мало ли что еще / М.Липовецкий // Новый мир.- 1994.- №10. С. 229-232.

224. Липовецкий 1992 Липовецкий М. Апофеоз частиц, или диалоги с Хаосом / М.Липовецкий // Знамя. 1992. - №8. - С.214-224.

225. Липовецкий 1991 Липовецкий М.Н. «Свободы черная работа» / М.Н.Липовецкий. — Свердловск: Средне-уральское книжное издательство, 1991.-272 с.

226. Лейдерман 1993 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Жизнь после смерти или новые сведения о реализме / Н.М.Лейдерман, М.Н.Липовецкий // Новый мир. 1993. - №7. - С.233-252.

227. Лейдерман 1991 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Между хаосом и космосом: Рассказ в контексте времени / Н.М.Лейдерман, М.Н.Липовецкий // Новый мир. 1991. - №7. - С.240-257.

228. Лейдерман 2001 Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература: В 3 кн. Кн.З: В конце века (1986-1900-е годы) / Н.Л.Лейдерман, М.Н.Липовецкий-М.: Эдиториал УРСС, 2001. 160с.

229. Маркова 2003 Маркова Т. Современная проза: конструкция и смысл (В.Маканин, Л.Петрушевская, В.Пелевин) / Т.Н.Маркова М.: МГОУ, 2003. -268с.

230. Маркова Д. 2003 Маркова Д. Людмила Петрушевская. Где я была. Рассказы из иной реальности / Д.Маркова — Знамя.- 2003.- №2. С.215-218.

231. Миловидов 1997 Миловидов В.А. Проза Л.Петрушевской и проблема натурализма в современной русской прозе / В.А. Миловидов // Литературный текст: проблемы и методы исследования. Тверь: Твер. гос. ун-т, 1997. — 3-й вып. — С.55-62.

232. Молчанова 1997 Молчанова Н.А. Динамика жанра (малая проза Л. Петрушевской) / Н.А. Молчанова. // Вестник Санкт-Петербургского университета. — Сер.2. История, языкознание, литературоведение. Вып.4. — СПб.: СПбГУ, 1997. — с.99-101.

233. Москва Петушки» 2000 «Москва - Петушки» Вен. Ерофеева: Материалы Третьей международной конференции «Литературный текст: проблемы и методы исследования». - Тверь: Твер. гос. ун-т, 2000. — 168с.

234. Невзглядова 1988 Невзглядова Е. Сюжет для небольшого рассказа / Е.Невзглядова // Новый мир. 1988. - №4. -С.256-264.

235. Нефагина 2003 Нефагина Г.Л. Русская проза конца XX века: Учебное пособие / Г.Л.Нефагина. — М.: Флинта: Наука, 2003. — 320с.

236. Панн 1994 Панн Л. Вместо интервью, или опыт чтения прозы Людмилы Петрушевской вдали от литературной метрополии / Л. Панн // Звезда. — 1994. -№5.-С. 197-202.

237. Пахомова 2006 Пахомова С.И. В художественном мире Л.Петрушевской / С.И.Пахомова. СПб: Филол. ф-т СПбГУ, 2006. - 78с.

238. Пруссакова 1995 Пруссакова И. Погружение во тьму / И.Пруссакова // Нева. 1995. - №8. - С. 186-190.

239. Радзишевский 2003 Радзишевский Б. Прямая речь Людмилы Петрушевской / Б.Радзишевский // Дружба народов.- 2003. № 10. - С. 199202.

240. Скворцов 2005 Скворцов А.Э. Игра в современной русской поэзии / А.Э.Скворцов Казань: изд-во Казан, ун-та, 2005. - 364с.

241. Славникова 2000 Славникова О. Петрушевская и пустота / О.Славникова // Вопросы литературы. 2000. - вып.2, март-апрель. - С.47-61.

242. Сорокина 2007 Сорокина Т.В. Современная русская проза: новые аспекты анализа. Л.Петрушевская. Ю.Буйда. Вик. Ерофеев / Т.В.Сорокина. — Казань: Изд-во КГУ, 2007. 148с.

243. Степанян 1992 Степанян К. Реализм как заключительная стадия постмодернизма / К.Степанян // Знамя. — 1992. -№9. — С.231-238.

244. Сушилина 2001 Сушилина И.К. Современный литературный процесс в России / И.К.Сушилина М.: Изд-во МГУП, 2001. - 130с.

245. Тайны ремесла 1992 Тайны ремесла: Ахматовские чтения. — М.: Наследие, 1992.-281с.

246. Тесмер 2001 Тесмер Б. «Песни западных славян» А.С.Пушкина и «Песни восточных славян» Л.С.Петрушевской / Б.Тесмер // Вестник Московского унта. Сер 9. Филология. -М., 2001. №3. ^С.129-135.

247. Тименчик 1992 Тименчик Р.Д. Имя литературного персонажа: О языке художественного произведения / Р.Д.Тименчик // Русская речь. — 1992. №5. С.25-27.

248. Тименчик 1989 Тименчик Р. Ты что? или Введение в театр Петрушевской / Р.Тименчик // Петрушевская Л. Три девушки в голубом: Сб. пьес. - М.: Искусство, 1989. - С.394-398.

249. Урицкий 2005 Урицкий А. Книжный развал. Человеческие приключения. Тройная рецензия / А. Урицкий // Дружба народов. — 2005. №7.1. С.208-212.

250. Хлодовский 1992 Хлодовский Р.И. Анна Ахматова и Данте / Р.И.Хлодовский // Тайны ремесла: Ахматовские чтения. Вып.2. М.: Наследие, 1992.-С.75-92.

251. Щеглова 1997 Щеглова Е. Реализм? Модернизм? Литература? / Е.Щеглова // Вопросы литературы. 1997. - вып.4. — С.3-31.

252. Щеглова 1995 Щеглова Е. Во тьму или в никуда? / Е.Щеглова // Нева.- 1995. №8. — С.191-197.

253. Чайковская 1993 Чайковская В. «Линии судьбы» в современной прозе /

254. B.Чайковская. // Вопросы литературы. 1993. — Вып.4. — С. 3-26. Чайковская 1993 Чайковская В. На разрыв аорты: Моделикатастрофы» и «ухода» в русском искусстве / В.Чайковская // Вопросы литературы. — 1993. — Вып.6. С.9-23.

255. Публикации автора по теме диссертации Прохорова 1995 Прохорова Т., Скворцов А. К вопросу о русском постмодернизме / Т.Г.Прохорова, А.Э.Скворцов // Ученые записки КГУ. Т. 131. -Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1995. - С.134-141.

256. Прохорова 1998 Прохорова Т., Иванова О. Хронотоп как составляющая авторской картины в прозе Л.Петрушевской. Т. 135. / Т.Прохорова, О.Иванова // Ученые записки Казанского университета. — Казань: Изд-во Казан, ун-та, 1998. - С. 264-268.

257. Прохорова 2000 Прохорова Т.Г. Своеобразие литературной ситуации конца 1980-90-х годов / Т.Г.Прохорова. // Русская литература от «Слова о полку Игореве» до наших дней.- Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2000.1. C.321-331.

258. Прохорова 2000 Прохорова Т.Г. Людмила Стефановна Петрушевская / Т.Г.Прохорова // Русская литература от «Слова о полку Игореве» до наших дней: учебное пособие для абитуриентов Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2000.-С.ЗЗ 1-337.

259. Прохорова 2000 Прохорова Т.Г. Постмодернистская ситуация и романтическое мировосприятие (на материале новеллистики Ю.Буйды) / Т.Г.Прохорова // Русская литература ХХ-го века: Итоги и перспективы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2000. - С.257-259.

260. Прохорова 2000 Прохорова Т.Г. Художественный мир новеллистики Юрия Буйды / Т.Г.Прохорова // Проблемы изучения и преподавания литературы в вузе и школе XXI в. Саратов: изд. Саратов, ун-та, 2000. -С.261-264.

261. Прохорова 2001 Прохорова Т.Г. Языковая картина мира в новеллистике Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // Бодуэновские чтения: Труды и материалы. Т.2. — Казань: Казан, ун-т, 2001. С.171-173.

262. Прохорова 2001 Прохорова Т.Г. Концепция счастья в новеллистике Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // ХГУ Пуришевские чтения: Всемирная литература в контексте культуры. М.: Москов. пед ун-т, 2002. - С.293-294.

263. Прохорова 2002 Прохорова Т.Г. Образ мира в слове Л.Петрушевской (на материале рассказов) / Т.Г.Прохорова // Ученые записки Казанского университета. Т.143. - Казань: Изд-во Казан, ун-та, 2002. - С. 264-268.

264. Прохорова 2003 Прохорова Т.Г., Зайнуллина И.Н. Мифологические реминисценции в прозе Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова, И.Н.Зайнуллина //

265. Современная русская литература: проблемы изучения и преподавания: Материалы Всероссийской научно-практической конференции 26-27-февраля 2003 г. Пермь: Пермский гос. пед. ун-т, 2003. - С.78-84.

266. Прохорова 2003 Прохорова Т.Г. Обыкновенные чудаки Юрия Буйды / Т.Г.Прохорова // Русский рассказ ХХ-го века: Книга для ученика и учителя. Сборник текстов рассказов и статей / под. ред. В.Е.Кайгородовой. — Пермь: Перм. гос.пед. ун-т. 2003. - С.211-215.

267. Прохорова 2003 Прохорова Т.Г. Карнавальные и цирковые формы театральности в романе М.Булгакова «Мастер и Маргарита / Т.Г.Прохорова // Художественный текст и культура: Материалы междунар. науч.конф. (2-4 октября 2003г.)- Владимир, 2004.- С.374-381.

268. Прохорова 2003 Прохорова Т.Г. Интерпретация темы «кавказского пленника» в прозе В.Маканина / Т.Г.Прохорова // Междисциплинарные связи при изучении литературы: Сб. науч. тр. Саратов: изд-во Саратовского ун-та, 2003. - С.212 -215.

269. Прохорова 2003 Прохорова Т.Г. Соотношение «своего» и «чужого» в повести В.Маканина «Кавказский пленный» / Т.Г.Прохорова // Пространственно-временные модели художественного текста: Сборник статей и материалов. Самара: Изд-во СПГУ, 2003. - С. 123- 126.

270. Прохорова 2004 Прохорова Т.Г. Миф в зеркале постмодернистской иронии (на материале романа Вик. Ерофеева «Русская красавица») / Т.Г.Прохорова // Литература: миф и реальность. Казань: Изд-во Казанского ун-та, 2004. - С. 155-158.

271. Прохорова 2004 Прохорова Т.Г.Фрейдистские идеи и символы в интерпретации Д.Липскерова (на материале рассказа «Эдипов комплекс») /

272. Прохорова 2004 Прохорова Т.Г. Образ-мотив метели в постмодернистской литературе (на материале новеллистики Т.Толстой) / Т.Г.Прохорова // Природа в художественной литературе: материальное и духовное. СПб: ЛГУ им. Пушкина, 2004. - С. 177-183.

273. Прохорова 2005 Прохорова Т.Г. Дискурсивные стратегии материнства и детскости в рассказах Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // Русская и сопоставительная филология 2005 / Казан.гос.ун-т, филол. фак. Казань: Казан, гос ун-т, 2005.- С. 226-231.

274. Прохорова 2005 Прохорова Т.Г. Постмодернизм в русской прозе. / Т.Г. Прохорова. — Казань: Казан, гос. ун-т, 2005. 96 с.

275. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Диалог с читателем в прозе Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // Русская и сопоставительная филология 2006 / Казан.гос.ун-т, филол. фак. — Казань: Казан, гос ун-т, 2006.- С. 341-347.

276. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Специфика проявления реалистического дискурса в ранней прозе Людмилы Петрушевской /

277. Т.Г.Прохорова // Современная литература на грани веков: Литературные направления и течения в русской литературе XX века. Вып. 5. — СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2006. С.48-57.

278. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Сентименталистский дискурс в прозе Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // III Международные Бодуэновские чтения: труды и материалы: в 2 т. Т.1. / Казань: Казан, гос. ун-т, 2006. С.265-267.

279. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Стилевой гротеск Т.Толстой (на материале рассказа «Ночь») / Т.Г.Прохорова // Ученые записки Казанского государственного университета. Т. 148, кн.З. - Казань: Казан.гос. ун-т, 2006. - С.247-255.

280. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Людмила Стефановна Петрушевская / Т.Г.Прохорова // Русская литература XIX-XX веков: учебное пособие для абитуриентов: Казан, госуд. ун-т; филол. факультет. Казань: Казан, гос. унт, 2006. - С.475-482.

281. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Татьяна Никитична Толстая / Т.Г.Прохорова // Русская литература XIX-XX веков: учебное пособие для абитуриентов: Казан, госуд. ун-т; филол. факультет. Казань: Казанский гос. ун-т, 2006. - С.482-487.

282. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г. Михаил Афанасьевич А.Булгаков / Т.Г.Прохорова // Русская литература XIX-XX веков: учебное пособие для абитуриентов: Казан, госуд. ун-т; филол. факультет. Казань: Казан, гос. ун-т, 2006.

283. Прохорова 2006 Прохорова Т.Г Постмодернизм / Т.Г.Прохорова // Русская литература XIX-XX веков: учебное пособие для абитуриентов: Казан, госуд. ун-т; филол. факультет. Казань: Казан, гос. ун-т, 2006. - С.66-72.

284. Прохорова 2007 Прохорова Т.Г. Мистическая реальность в прозе Петрушевской. / Т.Г. Прохорова // Русская словесность. — 2007. №7. — С.29-341.

285. Прохорова 2007 Прохорова Т.Г. Драма коммуникации и поиски путей ее преодоления в прозе Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // Русская и сопоставительная филология 2007 / Казан.гос.ун-т, филол. фак-т. Казань: Казан, гос ун-т, 2006.- С. 218-222.

286. Прохорова 2007 Прохорова Т.Г. Проза Л.Петрушевской как художественная система / Т.Г. Прохорова. — Казань: Казанский гос. ун-т, 2007. 264с.

287. Прохорова 2007 Прохорова Т.Г. К вопросу о своеобразии художественного мира прозы Л.Петрушевской / Т.Г. Прохорова // Гуманитарные науки в Сибири. Серия: Филология. №.4. Новосибирск: изд-во СО РАН, 2007. - С.74-79.

288. Жирным шрифтом выделены публикации в журналах, рецензируемых ВАК.

289. Прохорова 2007 Прохорова Т.Г. Пьеса «Бифем» в контексте творчества Л.Петрушевской / Т.Г.Прохорова // Современная российская драма: Сб. статей и материалов международной научной конференции (27-29 сент. 2007). Казань: РИЦ «Школа, 2007. - С.49-58.

290. Прохорова 2008 Прохорова Т. Как сделан первый роман Людмилы Петрушевской? / Т.Г. Прохорова // Вопросы литературы. — 2008. №1. -С. 249-264.

291. Прохорова 2008 Прохорова Т. Неожиданные схождения: черты типологической близости поэтики Л.Петрушевской и А.Ахматовой / Т.Г. Прохорова // Знание. Понимание. Умение. — 2008. №1. — С. 157-162.

292. Прохорова 2008 Прохорова Т.Г. Дочки-матери Петрушевской. / Т.Г. Прохорова // Октябрь. 2008. - №4. - С. 180-185.

293. Прохорова 2008 Прохорова Т.Г. Деконструкция ахматовского дискурса в повести Л.Петрушевской «Время ночь». / Т.Г. Прохорова // Материалы XXXI Зональной конференции литературоведов Поволжья: В Зч. 4.2. -Елабуга: Изд-во ЕГПУ, 2008. С.301-308.

294. Прохорова 2008 Прохорова Т.Г. Людмила Петрушевская «Новые приключения Елены Прекрасной» / Т.Г. Прохорова // Русский язык и литература для школьников. М.: Школьная пресса, 2008. - №5. - С.56-58.

295. Прохорова 2008 Прохорова Т., Шамина В. «Декоратор» Акунина или Феномен коллекционирования в прозе постмодерна / Т.Прохорова,

296. B.Шамина // Вопросы литературы. — 2008. №5. — С. 196-211. Прохорова 2008 Прохорова Т.Г. «Дискурс»: термин с точки зрениялитературоведа / Т.Г. Прохорова // Русская словесность. — 2008. №5. —1. C.104-106.

297. Научно-критическая литература на иностранных языках

298. Docker 1996 Docker John. Postmodernism and popular culture: a cultural history / John Docker Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1996. - 313p.;

299. Goscilo 1995 Goscilo Helena. Mother as Mothra: Totalizing Narrative and Nurture in Petrushevskaya // A Plot of Her Own: The Female Protagonist in Russian Literature / Ed. Sona Stephan Hoisington. Evanston: Northwestern UP, 1995. P.105-161.

300. Kolesnikoff 1998 Kolesnikoff Nina. Absurd in Liulmila Petrushevskaya's Plays // Russian Literature. XLIII (1998).- P.469-480.

301. Kolesnikoff 1993 Kolesnikoff Nina. The generic structure of Ljudmila Petrushevskaja's Pesni vostocnyx slavjan // Slavica. East Europ. J. Tucson, 1993. Vol. 37, 2.

302. Simmons 1992 Simmons Katy. Plays for the Period of Stagnation: Lyudmila Petrushevskaya and the Theatre of Absurd. Birmingham Slavonic Monographs, No.21, Birmingham: University of Birmingham Press, 1992.

303. Schmid 1992 Schmid Wolf. Laudatio auf Ljudmila Petrusevskaja // Wiener Slawistischer Almanach 29 (1992). P. 175-184.

304. Wall 1993 Wall Josephine. The Minotaur in Maze: Remarks on Lyudmila Petrushevskaya // World Literature Today: A Literary Quarterly of University of Oklahoma. Vol.67. No.l. 1993 (Winter). P.125-126.1. Справочная литература

305. Зуева 2002 Зуева Т.В. Русский фольклор: Словарь справочник / Т.В.Зуева. -М.: Просвещение, 2002, 334с.

306. Копалинский 2002 Копалинский В. Словарь символов / В.Копалинский Калининград: ФГУИПП «Янтар. сказ», 2002. — 267с.

307. Литературная энциклопедия 2003 Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н.Николюкина. — М.: НПК «Интелвак», 2003.1600 стб.

308. Мифология 1998 Мифология. Большой энциклопедический словарь. Гл. ред. Е.М.Мелетинский. — 4-е изд. М.: Большая российская энциклопедия, 1998.-736с.

309. Шапарова 2001 Шапарова Н.С. Краткая энциклопедия славянской мифологии / Н.С.Шапарова. М.: ООО «Издательство ACT»: «Издательство Астрель»: ООО «Русские словари», 2001. - 624с.

310. Энциклопедия 2002 Энциклопедия символов, знаков, эмблем / Авт.-сост. В.Андреева и др. М.: ООО «Издательство Астрель»: МИФ: ООО «Издательство ВСТ», 2002. - 556с.

311. Современный словарь 2002 Современный словарь иностранных слов: толкование, словоупотребление, этимология / Л.М.Баш, А.В. Боброва и др. Издание 3-е, дополненное. -М.: Цитадель-трейд, 2002. 960с.