Проблема воспитания в художественной разработке Ф.М. Достоевского тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Литвинова, Дарья Александровна

• Литвинова, Дарья Александровна
• кандидат филологических наук
• 2004

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Литвинова, Дарья Александровна

ВВЕДЕНИЕ. 3

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Проблема воспитания в масштабах камерных жанров. 21

§ 1. Воспитательные воздействия в «Бедных людях». 21—

§ 2. Тупики и перспективы воспитательных отношений

Кроткая» и «Сон смешного человека»). 56

ГЛАВА ВТОРАЯ. Проблема воспитания в масштабах романного жанра («Преступление и наказание»).81-

§ 1. Многообразие воспитательных впечатлений Раскольникова. 83

§ 2. Раскольников - Свидригайлов - Порфирий Петрович. 107—

§ 3. Раскольников и Соня Мармеладова. 134—

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Проблема воспитания в художественной разработке Ф.М. Достоевского»

Почти при любом подходе к творчеству Достоевского признаки воспитательного воздействия оказываются вездесущими. Казалось бы, тема воспитания должна быть широко востребована в науке о Достоевском. Между тем, это далеко не так. Даже напротив, в последние десятилетия прямых обращений к соответствующей тематике в научных монографиях и сборниках было на удивление мало. Например, в материалах «Старорусских чтений» (с 1988 г. вышло 14 выпусков) в наименованиях 527 статей и докладов слово «воспитание» или производное от него не встречается ни разу (См. «Указатель работ.» в сб: Достоевский и современность. Материалы XVII Международных Старорусских чтений 2002 года. - Великий Новгород, 2003. - С. 217-245). Судя по формулировкам названий, лишь два доклада были посвящены проблеме воспитания: Кузнецов О.Н., Лебедев В.И. Алеша Карамазов в ряду духовных целителей Достоевского. — 1992 г.; Иванов В. В. Ключевая форма романа «Идиот», или «Школа» князя Мышкина. -2002. Можно лишь предположить, что реально — в содержании докладов - эта тема представлена была шире, но по тематике об этом судить нельзя.

Другой пример подобной же «уклончивости» дает нам периодическое научное издание (наиболее представительное и авторитетное в современном отечественном «достоевсковедении») — «Достоевский. Материалы и исследования. Выпуски 1-16. Ленинград/Санкт-Петербург, 1974-2001». Здесь, среди 372 статей и сообщений, также не находим ни одной публикации, прямо посвященной нашей теме. Лишь в списке библиографии за юбилейный, 1971 год, останавливают внимание три работы: Блюм А.Л. Достоевский и педагогическая цензура. — «Сов. архивы», 1971, № 5, стр. 96-99; Бурсов Б.И. «Подросток» -роман воспитания. - «Аврора», 1971, № 10, стр. 64-71; Меркулов В.Л. О влиянии Достоевского на творческие искания А.А.Ухтомского. - «Вопросы философии», 1971, № 11, стр. 116-121.

Для сравнения можно было бы из тех же сборников сделать выборку материалов, касающихся темы «православия» или «психологизма», — но результат и без того вполне предсказуем (эта тематика очень популярна в последнее время). А между тем, Достоевский в роли «воспитателя» — никак не менее привычен и убедителен, нежели как «православный мыслитель» или «художник-психолог».

Разумеется, возможное впечатление — будто тематика воспитания у Достоевского игнорируется учеными как недостаточно актуальная — будет обманчивым. Но очевидно, что тематика эта оказывается как бы на периферии внимания или, в лучшем случае, содержится в подтексте современных изысканий.

Отчасти такое положение можно объяснить достаточно редким использованием в текстах самого Достоевского соответствующих понятий — «воспитание», «воспитатель», «воспитывать». И эти редкие случаи порой окрашены у него иронией - как, например, в самохарактеристике героя повести «Кроткая»: «Я ведь недурно воспитан и имею манеры» (60, т.24, с.8). Однако в изобилии мы встречаем у писателя другие понятия, имеющие непосредственное отношение к воспитательным воздействиям. Среди них — «восстановление падшего человека», «самовыделка», «самодисциплина», «деятельная любовь», «нравственное благо», «духовная борьба», «самоограничение» и многие другие. Легко заметить, что подобные понятия конкретизируют нейтрально понимаемое «воспитание» с различных точек зрения: по направленности воздействия (на другого человека, или на себя, как «самовоспитание»), по характеру протекания процесса, по результату, и т.д. Никак нельзя ограничивать внимание и только позитивной стороной воспитательных воздействий. В художественном мире Достоевского едва ли не больше примеров противоположного рода — «анти-воспитания» (развращения) или ложных путей самовыделки человека.

Таким образом, сама по себе «тема воспитания» представлена у Достоевского широко и разнообразно. А разнообразие уже чревато и «проблемой воспитания». Потому что от художественного мира этого писателя можно ожидать чего угодно — только не простоты. И явно «не просто» будет различные конкретные ситуации, контакты между героями (и контакты их «с самими собой») развести даже по условным полюсам «позитивного» и «негативного» воспитательного воздействия. Но и безусловно благотворное воздействие (как и явно негативное), скорее всего, имеет у Достоевского свою художественную «диалектику». Писатель явно озабочен и озадачен тем, как непросто складываются взаимоотношения между людьми даже тогда, когда ими руководят благие порывы. В самой жизни большинство ситуаций может быть «прочитано» в свете воспитательных значений: всякий раз кто-то у кого-то учится, люди друг на друга влияют, каждый по-своему занимается и самовоспитанием. Достоевский в художественном творчестве не только воссоздает подобные процессы во всей доступной ему сложности, но и делает их предметом художественного познания. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы не находим у него «сочинения на тему воспитания» (это была бы не свойственная ему претенциозность и поверхностность). Но «проблему воспитания» он — нужно полагать - и видит, и ставит во всей ее остроте и сложности. Этим предположением продиктован выбор темы для настоящего исследования — «Проблема воспитания в художественной разработке Ф.М. Достоевского».

Ее АКТУАЛЬНОСТЬ и НОВИЗНА обусловлены тем, что назрела потребность признать и рассмотреть пронизанность художественного мира Достоевского воспитательными воздействиями. До сих пор под этим углом зрения творчество великого писателя не было интерпретировано. Между тем, такое исследование может помочь в прояснении еще одной составляющей в единстве художественных исканий и творческой эволюции писателя, наряду с прочими, уже обнаруженными наукой (такими, например, как «диалогизм», «идеологичность», религиозные искания, «вопрошание» и другие).

Актуальна и задача более масштабная, общекультурная и социально-педагогическая, - продвинуться в освоении художественного опыта Достоевского по «воспитанию человека». На крупном педагогическом форуме в 2003 году прозвучало признание: «.Только там, где педагогика тесно увязывается с философским знанием и широкими антропологическими подходами, может быть достигнуто новое качество в осмыслении проблем изучения, обучения и воспитания Человека» (Интернет—портал «Ярославский Педагогический Вестник», с. 1021. - См. № 96 по «Библиографии»). Для нас это признание особо примечательно, поскольку «философское знание и широкие антропологические подходы» — это своего рода приоритетные признаки художественного метода Достоевского-исследователя.

Актуальны также специфические, историко-литературные возможности предпринимаемого исследования. В «достоевсковедении», для которого характерно динамичное развитие (выразительный показатель: в одной только России проводятся две ежегодные научные конференции международного статуса), востребован любой продуктивный опыт по уточнению характеристик образной системы Достоевского, параметров его поэтики, содержательности его художественных и публицистических исканий. Наше исследование оказывается в русле подобных «ожиданий» в силу предлагаемого в нем нового подхода к материалу - в аспекте его воспитательной содержательности.

Наш опыт показал, что найденный подход дает результаты применительно почти к любому произведению Достоевского. Однако, по ограничениям объема работы, мы вынуждены конкретнее определить ОБЪЕКТ исследования. В качестве такового мы избираем, во-первых, художественные произведения, созданные Достоевским на разных этапах его творческого пути — в 1845, 1866, 1876 и 1877 годах. Это может дать представление о динамике и изменениях в разработке писателем воспитательной проблематики. Во-вторых, нас будут интересовать произведения разного масштаба и жанровой формы. Естественно предположение, что постановка и разработка проблемы воспитания — как и любой иной значимой проблемы - принимала у Достоевского в разных жанровых формах различный характер. Последнее для нас особенно важно, и потому композицию работы мы подчиняем этому — жанрово-масштабному - принципу, в ущерб хронологической последовательности создания произведений. В-третьих, по условиям избранной темы, нас будет интересовать материал, ограниченный почти исключительно образной системой произведений, в частности: характерология, развитие образов, нюансы взаимоотношения героев и в этой же связи отчасти - закономерности движения сюжета.

Таким образом, на первом этапе исследования мы рассмотрим произведения «малых жанров» — роман в письмах «Бедные люди», повесть «Кроткая» и рассказ «Сон смешного человека». На втором этапе будет исследован первый роман из «великого пятикнижия» Достоевского - «Преступление и наказание». В обоснование выбора конкретных произведений могут быть высказаны следующие доводы.

Бедные люди» нас интересуют как дебютное произведение писателя, в котором он, тем не менее, уже проявил важные особенности творческого метода, определил ориентиры для своих исканий на перспективу и сделал художественную «заявку» на постановку многих проблем, которые станут сквозными для его последующего творчества.

Кроткая» и «Сон смешного чёловека» были опубликованы в составе «Дневника писателя» уже на последнем этапе творческого пути Достоевского и остаются признанными шедеврами малой формы. В них он достиг непревзойденной концентрации идейно-художественного содержания.

Логика выбора для нашего исследования из всех больших романов писателя именно «Преступления и наказания» может показаться уязвимой. Действительно, другие его произведения - например, «Идиот», «Подросток» или «Братья Карамазовы» — могут дать заведомо более обширный и разнообразный воспитательный материал. Однако, во—первых, именно в силу обилия в них такого материала работа ограничилась бы рассмотрением лишь одного из этих романов - а нам необходимы более широкие масштабы. Во-вторых, самоочевидность не способствует углублению в нюансы воспитательной проблематики. Например, князь Мышкин в «Идиоте» — откровенно воспитывает детей и «имеет намерение поучать» взрослых; Аркадий в «Подростке» - жаждет получать уроки жизни от Вер-силова и Макара Долгорукого; Алеша в «Братьях Карамазовых» - взрослеет под опекой старца Зосимы и учится на ошибках братьев. Раскольников же в «Преступлении и наказании» не стремится кого-либо воспитывать и требует от других «оставить его в покое» - но всё это лишь на первый взгляд. Быть может, на примере именно его участия - вольного или невольного — в запутанных процессах воспитательных взаимоотношений последние могут быть поняты гораздо глубже и объективнее. В-третьих, роман «Преступление и наказание» остается наиболее востребованным школьным материалом. По этой причине изучение воспитательной содержательности художественных исканий Достоевского именно на этом материале представляется особо актуальным.

Возможно еще одно соображение в пользу нашего выбора конкретного материала для рассмотрения. По формальным показателям, последним законченным художественным произведением Достоевского оказывается «Сон смешного человека», поскольку «Братья Карамазовы» были задуманы (и написаны) как первая часть «дилогии». По невозможности охвата всех произведений Достоевского, мы все-таки — хотя бы условно — предпринимаем попытку рассмотреть его творчество как бы «от первого произведения до последнего» (от «Бедных людей» до «Сна смешного человека»), к тому же не ограничиваясь только ими.

ПРЕДМЕТ настоящего исследования следует определить как проблемно выраженные в произведениях Достоевского воспитательные процессы и взаимоотношения героев, сказывающиеся на становлении соответствующих образов и через них — на концепциях как отдельных произведений, так и в направленности исканий писателя.

Возможный материал по нашей теме представлен у Достоевского настолько широко, что «надо бы сузить» (перефразируя слова персонажа из «Братьев Карамазовых»). Необходимо развести явления близкие, но по своей природе различные: нравственное влияние и воспитательное воздействие. Очевидно, первое - шире второго и носит более общий характер. В любом воспитательном акте проявляется в том или ином виде нравственное влияние, тогда как это последнее не всегда и не обязательно выражается в воспитательном процессе. Несколько упрощая, можно представить соотношение этих явлений в виде формально-содержательных зависимостей. То есть нравственное влияние выполняет роль содержания, а воспитание - роль формы. Нужно учитывать только, что форма всегда содержательна, а содержание так или иначе оформлено. Но «воспитание» не является для «нравственного влияния» единственно возможной и потому обязательной формой. В качестве другой формы может выступать, например, и процесс «общения» (в котором не всегда решаются воспитательные задачи). Заметим, что по масштабам возможных проявлений «общение» — шире «воспитания», и в этом оно как раз сродни «влиянию». Оно тесным и сложным образом связано также с воспитательными воздействиями, что было убедительно показано в работе А.П.Власкина (см. 36). Однако учет этих связей не является для нас предметом специального рассмотрения и будет лишь оговариваться в отдельных случаях, по ходу исследования.

Отдавая должное необъятным масштабам выраженности явлений «нравственного влияния» и «общения», нельзя в то же время потерять из виду возможные масштабы «воспитательных воздействий» — как в самой жизни, так и в художественном мире Достоевского. Он воссоздает в своих романах «художественную действительность». В ней можно искать и находить чуть ли не всё что угодно. Известно мнение Пушкина, высказанное им в письме к Бестужеву, — о том, что художника «должно судить по законам, им самим над собою признанным» (139, т.9, с. 133). Между тем, Достоевский не раз высказывался в пользу распространения законов реальности на построение художественного мира. И потому мир Достоевского можно и должно судить по законам жизни действительной, а не только по эстетическим меркам. Можно полагать, что этот художественный мир — потенциально воспитателен, как тотально воспитательна реальная жизнь, со всеми ее впечатлениями и проблемами.

Здесь мы обходим стороной самостоятельный и слишком широкий вопрос о воспитательном воздействии творчества Достоевского на читателей. Соответственно, в науке эта тема не осталась без внимания (например, в работах М.В. Загидуллиной, В.Н. Захарова - 69, 70).

В ряде докладов и подготовленных к печати статей А.П.Власкин указывал на наличии у Достоевского «стихии вопрошания». Мы полагаем, что признаки стихийности можно будет различить и в широком выражении воспитательных процессов в романах писателя, особенно в случаях неосознанных воздействий героев друг на друга.

В соответствие с обозначенным здесь предметом может быть сформулирована общая ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ. Она видится нам в том, чтобы выявить содержащийся в контексте художественных произведений интерес Достоевского к вопросам воспитательных влияний объективного и субъективного характера. Эта цель определяет постановку следующих ЗАДАЧ:

1. Интерпретировать в свете воспитательной мотивировки судьбы центральных героев в отобранных для исследования произведениях Достоевского; выявить в них прямые и опосредованные воспитательные воздействия (по примерным алгоритмам: «персонаж — персонаж», «обстоятельства — персонаж» и прочие).

2. Проследить логику воспроизведенных писателем в судьбах персонажей процессов воспитания и самовоспитания, а также диалектику соотношения этих процессов.

3. Прояснить роль воспитательного фактора в художественной системе произведений — в становлении и соотношении образов, движении сюжета, концептуальной составляющей.

4. Рассмотреть, какие формы и средства воспитательных воздействий воспроизводит писатель; в каком соотношении представлен в его произведениях отрицательный и положительный «воспитательный опыт»; какие условия воспитательного взаимовлияния героев представлены как благоприятные и, напротив, как пагубные.

5. Выявить в «воспитательных сюжетах» Достоевского соотношения личностных ресурсов развития человека и возможностей межличностных отношений, личных душевных инициатив и сторонних результативных воздействий.

6. Прояснить воспитательную «диалектику» мироотношения героя-идеолога на примере центрального героя романа «Преступление и наказание».

По ходу решения всех сформулированных задач предполагается решать и другие. Во-первых, важно получить исходные данные и выработать основания для более широкой реконструкции «воспитательного опыта» Достоевского, который складывался у него в ходе художественных исканий, в процессе познания писателем возможностей развития и саморазвития человека. Подобное научное исследование может быть продолжено за счет привлечения других произведений Достоевского, как художественных, так и публицистических.

Во-вторых, в ходе настоящего исследования важно использовать разрабатываемый подход (анализ текста в свете «воспитательных факторов») для корректировки и уточнения выработанных ранее в науке и критике и ставших уже привычными характеристик героев, сюжетов и концепций Достоевского. Это особенно актуально применительно к роману «Преступление и наказание».

Приступить к решению поставленных научных задач можно будет лишь после уточнения основных стратегически ориентиров, то есть необходимо определить МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ для нашего исследования.

Для начала нужно определиться с самим понятием «воспитание». К сожалению, в этом нам менее всего может помочь традиционная педагогика. Вот исходное определение из «Педагогической энциклопедии»: «ВОСПИТАНИЕ - социальное, целенаправленное создание условий (материальных, духовных, организационных) для развития человека» (144). Здесь перед нами — досадное сочетание широты и недостаточности. Например, предполагается иметь в виду только «социальный» характер воспитания. Кроме того, за границами определения оказывается всё, что можно отнести к «самовоспитанию». Что касается «целей воспитания», то сами авторы энциклопедии вынуждены признать: «Ни одно из существующих многочисленных определений цели Воспитания не является исчерпывающим» (там же).

Таким образом, методология традиционной педагогики — при всей ее разработанности - для нашего исследования представляется неконструктивной, хотя мы не можем и не намерены полностью её игнорировать в ходе исследования столь «стихийно-педагогического» материала, как воспитательная содержательность художественного мира Достоевского. Здесь уместно привести, принять во внимание и в дальнейшем не терять из виду здравые методологические суждения В.А. Свительского из автореферата его докторского диссертационного исследования: «Поэтико-структурный анализ текста, представление о функциональности каждого элемента в структуре произведения и связи между ними, поиск системного единства и содержательно-формальных доминант — без этих принципов трудно представить современное исследование. Как традиционные, так и новейшие начные методы, объединяясь в органическом синтезе и тем самым лишаясь односторонности и частичности, помогают приблизиться к адекватному пониманию литературного феномена. Исследуемая проблема требует обращения к смежным областям гуманитарного знания — к эстетике, философии, психологии, культурологии, но каждое такое обращение должно быть глубоко обоснованным, иначе не миновать опасности дилетантизма, да и не годится литеатуроведению терять свое лицо, свою специфику как науки» (147, с.6).

Вернемся к «воспитанию» — понятийные для него ориентиры мы находим у Вл.Даля, В.В. Розанова и М.М. Бахтина. Выбор этих имен в данном контексте, конечно, субъективен - но не безоснователен.

Мы начинаем с Вл.Даля, потому что, во-первых, это отвечает важному в литературоведении принципу историзма. Его словарь вышел в свет первым изданием в 1863-1866 годы и был по достоинству оценен тем же Достоевским (см., например, упоминание в «Дневнике писателя» — т.26, с.67). Естественным будет предположить, что Достоевский мог иметь в виду (осознанно или подсознательно) толкования Вл.Далем многих понятий, в том числе и «воспитания».

Во-вторых, всегда оказывается целесообразным «вернуться к корням» понятия, в данном случае — к этимологическим корням, которые внимательно выявляет Вл.Даль в своем уникальном лексикографическом труде. Итак, обратим внимание на определение из его словаря: «ВОСПИТЫВАТЬ /./ заботиться о вещественныхъ и нравственныхъ потребностяхъ малолетнего, до возраста его; въ высшемъ знач. - научать, наставлять, обучать всему, что для жизни нужно» (50, т.1, с.249).

Прежде всего, в приведенном определении обращает на себя внимание расширительное - «высшее» — значение понятия, которое подразумевает возможность направленности воспитательного воздействия не только на «малолетних», но и на вполне «взрослых», хотя «недоделанных» людей. Последний эпитет принадлежит Достоевскому, для него этот аспект был особенно важен. В февральском номере «Дневника писателя» за 1877 г. он делает акцент на «самовоспитании» и формулирует проблему так: «.Сделаться человеком нельзя разом, а надо выделаться в человека. Тут дисциплина. /./ с недоделанными людьми не осуществились бы никакие правила, даже самые очевидные. Вот в этой-то неустанной дисциплине и непрерывной работе самому над собой и мог бы проявиться наш гражданин» (курсив Достоевского — 60, т.25, с.47). Заметим, что в такой «непрерывной работе над собой» проявляют себя и многие герои Достоевского — как «недоделанные люди», но вполне зрелые художественные характеры. Необходимо будет присмотреться к ним под этим углом зрения.

Определение Вл.Даля и приведенное суждение Достоевского позволяют уточнить специфику воспитательного воздействия. В частности, необходимо учитывать такой важный фактор, как активность и целенаправленность. Это предполагает проведение воспитания (и самовоспитания) по определенной программе, наличие «стратегии и тактики» и прочих показателей целенаправленного процесса. Здесь сказывается отличие «воспитания» от «влияния», которое может быть неосознанным или случайным.

Возможность негативного, «анти-воспитательного» воздействия Вл. Даль учитывает в другом определении: «РАЗВРАЩАТЬ /. / совращать съ пути истины; искажать умственно, лжеучениемъ, или нравственно, склоняя на распутство, на дурную и преступную жизнь» (50, т.4, с.20). Мы полагаем возможным видеть в двух этих понятиях («воспитание» и «развращение») смысловую взаимосвязь. Стоит только в этом воздействии научать, наставлять, обучать всему, что для жизни нужно», согласно первому определению Даля, - допустить невольный обман или злонамеренность, как оно окажется описанным во втором определении. Именно подобная «оборачиваемость» значений типична для многих ситуаций, описанных Достоевским. Вот для примера лишь одно замечание Ивана Карамазова, обращенное к брату Алеше: «.Не тебя я хочу развратить и сдвинуть с твоего устоя, я, может быть, себя хотел бы исцелить тобою» (60, т. 14, с.215).

Представления В.В. Розанова дают нам необходимые масштабы для различения воспитательных явлений. В замечательной работе «Сумерки просвещения» он многое «расставляет по местам». Например, замечает: «Есть два пути воспитания: естественный и искусственный» (142, с.84). Понятно, что к последнему у Розанова относятся все явления, формально постулируемые педагогикой как воспитательные воздействия, т.е. всё «планируемое» воспитание. Нужно избегать предубеждения к такого рода воспитательным возможностям. Сам Розанов, кстати сказать, не избежал — потому что считал, например, Ж.-Ж. Руссо в этой связи чуть ли не развратителем человечества («.человек, о котором /./ вернее всего было бы сказать, что это был самый искусственный, наименее естественный по натуре из всех, какие знает история, порождений женщины; и вместе он одарен был силою привлечения к себе, какою мало кто обладал в ней. .Семя, им брошенное, одно принялось землей; и когда взросло оно, осенило землю зловещей тенью») (там же, с.86).

Планомерное (по Розанову, «искусственное») воспитание, конечно, не является изначально порочным подходом и вовсе не обречено на негативный результат. Но в таком воспитании — и при таком понимании, — во-первых, взвинчивается значение таланта воспитателя, взвинчивается до требования гениальности, если не святости. Можно лишь в личном совершенстве найти оправдания своим притязаниям на воспитательную роль.

Максимализм подобного подхода как бы солидаризируется с известной формулой: «Врачу — исцелися сам.». Можно заметить, что у Достоевского сказывался - вольно или невольно — подобный же максимализм. Герои, прямо и успешно исполняющие роль «воспитателей», в его романах наперечёт. В этой связи вспоминаются лишь князь Мышкин (его общение с детьми в Швейцарии) и старец Зосима. А в роли воспитателя-антипода может быть воспринят Великий инквизитор.

Теперь обратимся к тому роду воспитательных явлений, который назван у Розанова «естественным». В отличие от «искусственных», здесь решающую роль играют «сложные впечатления», оказывающие на человека «влияние, эстетическое или нравственное; и в силу отсутствия тесных границ у всего нравственного и у всякой красоты это влияние неопределенно разрастается в душе, в меру даров ее или вызывая с собой целый мир отзвуков, или, напротив, будя лишь немногие, но всегда какие-нибудь». И далее Розанов поясняет: «Все входит в картину такого воспитания: битвы и героизм, семья в ее светлые минуты, гул моря и синева небес, смерть близких и звук церковного пения. Это - необъятная школа, в которой воспитывающимся было человечество.» (142, с.60, 85).

Эти установки могут показаться чрезмерно обобщенными и расплывчатыми, однако нас может обнадеживать то, что у самого Розанова они затем органично доведены до прикладного уровня и оказываются вполне конструктивны в разъяснении конкретных методик воспитания (они широко представлены в материалах, сопутствующих «Сумеркам просвещения» — см. 142, с. 101-254).

И все-таки предлагаемый Розановым охват явлений воспитательного характера оказывается непомерно широк для реальной ориентации. Коррективы к нему могут внести представления М.М. Бахтина. Имеются в виду сохранившиеся материалы к утерянной его книге «Роман воспитания и его значение в истории реализма». К материалам этим, конечно, обращаются по мере необходимости (например, в диссертациях - см. 51). Однако, по большому счету, выраженные в них представления остаются до сих пор невостребованными в науке (в отличие, например, от «диало-гизма» и полифонического романа). Между тем, идеи Бахтина об историческом развитии воспитательного пафоса в литературе, о разных типах романов воспитания — оригинальны и могут оказаться очень продуктивны в конкретном приложении.

М.М. Бахтин переводит все вопросы, генерируемые понятием «воспитания», в сугубо филологический план. И закономерно, что здесь оно принимает не менее широкие и обобщающие масштабы. Так, в своей постановке «проблемы романа воспитания» Бахтин находит нужным начать с того, чтобы «строго выделить момент существенного становления человека». Это позволяет исследователю охарактеризовать разные типы «романов воспитания» (всего он выделяет пять типов) и сосредоточиться на последнем из них, «наиболее совершенном». В подобном «романе воспитания» характер героя «отражает в себе историческое становление самого мира. Он уже не внутри эпохи, а на рубеже двух эпох, в точке перехода от одной к другой. Этот переход совершается в нем и через него. Он принужден становиться новым, небывалым еще типом человека. /./ Меняются устои мира, и человеку приходится меняться вместе с ними. Понятно, что в таком романе становления во весь рост встанут проблемы действительности и возможности человека, свободы и необходимости и проблема творческой инициативности». И далее Бахтин замечает: «Моменты такого исторического становления человека имеются почти во всех больших реалистических романах, имеются, следовательно, повсюду, где достигнуто значительное освоение реального исторического времени» (10, с. 127).

Не может быть сомнений в том, что произведения Достоевского попадают именно в эту категорию и потому должны находиться на острие подобного подхода. Правда, это не согласуется с общепринятым пониманием жанра «романа воспитания». В духе традиционных представлений исследователи неоднократно пытались представить «романом воспитания» лишь одно произведение Достоевского - «Подросток» (например, Е.И. Семенов, Э.А. Демченкова — 150, 51). Возможны иные подходы, подчеркивающие синтетический характер жанровой природы романов Достоевского, в том числе и «Подростка» (В.Н. Захаров, Н.П. Лейдерман, Г.К. Щенников — 71, 108, 182). Для нас жанровая природа не будет являться специальным предметом рассмотрения, хотя без периодических «служебных» обращений к соответствующим признакам не обойтись. При этом мы считаем себя вправе следовать примеру М.М. Бахтина, ориетироваться на его представления, и рассчитываем, что «Преступление и наказание» даст богатый материал для расширительного толкования самого этого понятия —роман воспитания (без кавычек и вне жестких границ жанра).

Если, исходя из приведенных соображений, искать общую методологическую базу для настоящего исследования, то она представляется «новой» - лишь как «забытое старое». Методологическая основа исследования может быть вполне традиционной, хорошо себя зарекомендовавшей, если научная проблематика отличается достаточной новизной. Идеальным наследием для нас могут являться традиции «культурно-исторической школы» с поправками (не исключающими, а дополняющими) на современное состояние науки. В самом деле, можно только позавидовать научной тактике и стратегии Д.Н. Овсянико-Куликовского, о котором А. Горнфельд писал: «Он не занимался ни оценкой современности, ни переоценкой прошлого; он не провозглашал приговора; он брал признанные, бесспорные литературные ценности и толковал их. Углубляясь в них, он углублял их; уясняя их значении, он увеличивал их значительность; он обогащал их смысл новым пониманием». И далее: «Овсянико-Куликовский /./ улавливал новые нюансы в самих произведениях, освещая эти произведения с новой стороны, находил в них то, чего не видели предшественники" (3, с.396).

А с другой стороны, за что «не жаловали» эту методологию в более поздний, советский период? Оказывается, Овсянико-Куликовского «в разделах о Достоевском и Толстом /./ интересовали чисто субъективные моменты их мировоззрения. /./ Исследователь углубился в анализ субъективно-идеалистических воззрений, т.е. как раз слабых, преходящих сторон их деятельности.» (3, с.397). Такой отзыв, в свете нашей темы, может только дополнительно вдохновить на следование традициям культурно-исторической школы.

Из других методологических направлений, на которые стоит ориентировать настоящее исследование, следует упомянуть герменевтическое. Чтобы уяснить его актуальность для аналитического подхода к текстам, достаточно исходить из словарного определения: «ГЕРМЕНЕВТИКА — «искусство понимания», толкования текстов, учение о принципах их интерпретации. /./ Наибольшую ценность для лит<ературо>ведения имеет именно классич<еская> Г<ерменевтика>, поскольку ее цель — объединить в одном воззрении «жизненность» худож<ественного> целого и «научность» его истолкования, непосредств<енную> достоверность самосознания и культурную традицию. В сов<етской> науке творч<еский> отклик на осн<овные> идеи классич<еской> Г<ерменевтики> прозвучал в работах М.М. Бахтина» (Литературный энциклопедический словарь. - М., 1987, с. 77). Следуя общим рекомендациям герменевтики, мы предполагаем использовать в исследовании принципы структурно-семантического анализа и текстуально-герменевтической аналитики.

Наряду с общими методологическими направлениями, для нас имеют значение частные мнения и концепции. На что стоило бы если не опереться, то обратить внимание в свете темы настоящего исследования? Естественно, в первую очередь на работы классиков литературоведческой науки: М.М. Бахина, В.Б. Шкловского, В.Я. Кирпотина. Необходимо будет периодически обращаться (как для «опоры», так и с целью дополнения и корректировки) к суждениям авторитетных для нас исследователей в области достоевсковедения - А.П. Власкина, В.Д. Днепрова, Ю.Ф. Карякина, В.В. Кожинова, А.Е. Кунильского, Б.Н. Тихомирова, Н.В. Черновой и других.

Таковы предпосылки, из которых мы исходим, приступая к исследованию отобранного материала в русле интересующей нас темы.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Литвинова, Дарья Александровна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подведем итоги нашему исследованию и наметим некоторые перспективы.

Выявление воспитательного материала в художественных произведениях Достоевского может показаться условным лишь на первый взгляд. Аналитический подход к текстам уже при первом приближении обнаруживает своеобразное «силовое поле» воспитательных влияний. Среди последних можно различить как субъективные - намеренные воздействия героев друг на друга, так и объективные - восприятие героями внешних впечатлений, переживания ими перипетий собственных и чужих судеб. Сложное соотношение и постоянное (хотя и неравномерное) воздействие всех этих разнородных воспитательных факторов является важной составляющей художественной структуры в рассмотренных нами произведениях. Логика процессов воспитания и самовоспитания неявно, но неизменно сказывается в эволюции образов (во всяком случае, центральных) и в движении сюжета. Применительно к двум из четырех рассмотренных произведений («Сон смешного человека» и «Преступление и наказание») мы находим основания говорить даже о концептуальном значении воспитательной составляющей в их содержании.

Таким образом, подтверждается наше исходное предположение о том, что интерес Достоевского к воспитательным процессам получал выражение не столько на тематическом уровне его произведений (центральной и явно выраженной темой воспитание становится лишь в «Подростке»), сколько на уровне художественной проблематики. Иными словами, у Достоевского от произведения к произведению разворачивается художественная разработка комплексной, многогранной проблемы воспитания (как это и обозначено в теме нашего исследования).

Соответствующий подход к текстам Достоевского — в аспекте выраженной в них постановки проблемы воспитания - позволил нам в ходе исследования многое уточнить в характерах центральных героев, в их судьбах, в авторской концепции отдельных произведений и, наконец, в общей направленности исканий писателя.

В частности, примечательно, что уже в первом своем произведении («Бедные люди») писатель соотносит прямые и опосредованные воспитательные воздействия. Среди последних различимы, во-первых, сердечные впечатления героя от драматичных жизненных обстоятельств, и во-вторых, его литературные впечатления. Как первые, так и вторые — по своему воспитательному воздействию на личность героя — представлены молодым писателем более продуктивными, нежели любые увещевания и благие пожелания добровольных «воспитателей».

В художественном материале повести «Кроткая» нами были обнаружены разные грани выраженности воспитательных процессов. Это, во-первых, сюжетообразующие закономерности. Характерно построение сюжета повести по совмещенной логике, с одной стороны, воспитательного эксперимента над чужою душой, а с другой - процесса самовоспитания посредством «самоотчета». Во-вторых, в этом произведении нам открылось своеобразие неординарных «воспитательных средств». На фоне универсального и общезначимого общения выявляется такое «экзотичное» средство воздействия на личность, как молчание.

В «Кроткой» писатель обнаруживает тупики, в которые могут завести индивидуалиста его воспитательные инициативы по формированию под себя чужой личности и судьбы. Отрицательный опыт приводит к принципиальному выводу: необходимо наполнять жизнь своим душевным содержанием и вкладывать его во взаимоотношения с ближними. Лишь такие условия живительны для каждого и благоприятны для воспитательного взаимовлияния людей друг на друга.

В «Сне смешного человека» - новый этап решения авторской задачи, поставленной в повести «Кроткая»: показать различные варианты перевоспитания индивидуалиста - его заблуждения, прозрения, перехода на позицию истины, и наконец, на позицию «воспитателя» остальных людей. Показательно, что при этом процессы развращения людей представлены как неудержимая стихия, тогда как их спасение посредством воспитательной проповеди — открыто на перспективу, остается в зоне пафоса будущего. Акценты надежд смещены на процессы самовоспитания. Последние начинаются с отклика на нравственное безобразие, но распространяются сознательными душевными усилиями: добро может быть столь же стихийно и победительно, как и зло.

Таким образом, искания Достоевского проходили в свете двух противоречивых ориентиров: с одной стороны, писатель уповал на личностные ресурсы развития человека, с другой - на возможности межличностных отношений. При кажущейся их противоречивости, ориентиры эти в художественном мире Достоевского дополняют и питают друг друга. Так, в повести «Кроткая» сгенерированный отрицательный опыт индивидуализма приводил к утверждению спасительности межличностных отношений; в рассказе «Сон.» обнаружена беззащитность и нестойкость гармонии межличностных отношений, питающая пафос самовоспитания и личной проповеди всё той же гармонии. Здесь нет элемента идейного «самоопровержения». Многосложность учитываемого и художественно воспроизводимого жизненного материала не допускала однозначного упования по принципу «или - или». Как в повести, так и в рассказе оказывается обоснован единый рецепт: ««Люди, любите друг друга» — кто это сказал? Чей это завет?». На этот вопрос, поставленный в финале «Кроткой», как будто отзывается и отвечает в финале рассказа «смешной человек»: Я это говорю и буду отныне говорить!. («Главное - люби других как себя, вот что главное» — т.25, с.119).

Итоги рассмотрения романа «Преступление и наказание» разнообразны и неокончательны даже в свете одного использованного здесь «воспитательного» аспекта. Выделим главное.

В масштабах большого романа обнаружено силовое поле воспитательных влияний, распространенное фактически по всему наиболее значимому материалу. Оно сказывается и в протекании сюжета, и в композиционных особенностях. Но особенно выразительны воспитательные влияния в образной системе, в частности - в построении образа главного героя и в соотнесении его с другими центральными образами.

На примере Раскольникова автором открыта возможная сложность воспитательной «диалектики» мироотношения героя-идеолога. На материале многих сюжетных ситуаций мы обнаружили основной принцип такой диалектики: восприятие внешнего воспитательного воздействия — его преобразование через рефлексию героя - перевод в противонаправленную субъективную воспитательную инициативу. Иначе говоря, по ходу сюжета идет оздоровительное «перевоспитание» героя-идеолога. Но сам он противится этому - перерабатывает впечатления и проводит «политику самовоспитания в духе идеи». Обнаруженные нами в художественном мире Достоевского разнонаправленные воспитательные токи оказываются не замкнуты в рамках произведения и вовлекают в свои орбиты читателя.

Во взаимоотношениях центральных героев романа оказывается важной, а в ряде случаев решающей — воспитательная мотивировка. Она многое определяет в позиции и судьбе Свидригайлова, в его отношении к сестре и брату Раскольниковым. Следователь Порфирий Петрович показан виртуозом воспитательных воздействий. Он ведет на центрального героя целенаправленную и эффективную «воспитательную атаку». При этом обнаруживается такая логика: воспитание теоретика возможно в том случае, если его идеи напитаются жизненными доводами и результатами. И напротив, перевоспитание теоретика может состоять в том, что он убедится в собственной неготовности реализовать и укоренить свои идеи в жизни. В опыте Порфирия развернуты гибкие возможности воспитательной стратегии и тактики: использованы любые, в том числе и прагматические стимулы, но с непременным учетом ориентиров идеального характера.

Наиболее значима роль воспитательных влияний Сони Мармеладо-вой (влияний не только на центрального персонажа). Она демонстрирует во взаимоотношении с близкими логику породнения, нравственной круговой поруки, ответственности друг за друга. Это логика, открывшаяся затем и «смешному человеку» из рассказа Достоевского. В «воспитательном опыте» Сони наиболее выразительно реализовано соотношение ее способностей видеть и говорить, которые связаны по принципу взаимной дополнительности и компенсации. Воспитательное воздействие Сони оказывается для Раскольникова «лечебным», однако не «оздоровительным» в полной мере. Таким образом, обнаруживается важнейшая логика: конечный результат воспитания не может быть обусловлен лишь сторонним благотворным воздействием. Результат будет обеспечен в конечном счете душевными инициативами самого человека. Здесь новое выражение получает соотношение разнородных авторских ориентиров, обнаруженное нами прежде в ином художественном материале: упования как на личностные ресурсы человека, так и на потенциальные возможности межличностных отношений.

Как уже сказано, наши итоги рассмотрения отобранного художественного материала не могут считаться окончательными, «закрывающими» тему. Проясняются некоторые перспективы исследования, которые для удобства мы здесь условно разведем по пунктам.

1. Рассмотрение в воспитательном аспекте трех первых произведений («Бедные люди», «Кроткая» и «Сон смешного человека») может считаться если не исчерпывающим, то достаточным, — чего нельзя сказать о материале романа «Преступление и наказание». С одной стороны, остается возможность подключить к рассмотрению в том же аспекте роли и судьбы таких персонажей, как Разумихин и Лебезятников. С другой стороны, применительно к образу центрального персонажа, мы лишь затронули и приоткрыли новые нюансы. Они касаются самой структуры образа «героя-идеолога».

М.М. Бахтин остро и убедительно поставил проблему «Человек и его Идея». В этой связи стоило бы задаться вопросом: Раскольников и его Идея - что и как меняется!? И в чем специфика перемен в герое и в его идее? Не в том ли, что герой - воспитуем (через реализацию и саморазоблачение идеи), а сама идея — реализуема, т.е. сказывается лишь в поступательном развертывании?

Л.М. Розенблюм поясняет: «Глубокое и верное объяснение Бахтина направлено, однако, прежде всего на установление связи между сюжетом и человеком как носителем определенной идеи. Даже слова Достоевского о «человеке в человеке» приравниваются к понятию о «человеке идеи». Но у Достоевского «человек в человеке» не только не равен «человеку идеи», но часто противопоставлен ему. Между ними существуют сложные отношения, порой — ситуация острой борьбы. Так, внутренний крах «человека идеи» может стать победой «человека в человеке» (Раскольников, Шатов, Аркадий Долгорукий, Иван Карамазов). Бахтин убедительно объясняет качество идеи в художественном мире Достоевского, неотделимость ее от человеческой сущности героя, но самое эту сущность определяет преимущественно идеей, что суживает понятие «человека в человеке»» (143, с.325. - Курсив автора). Мы неоднократно в ходе нашего рассмотрения обнаруживали те же закономерности - когда самовоспитание «идеолога» происходит за счет подавления человечных инстинктов, и напротив, перевоспитание героя идет в русле изживания в нем «идейных стимулов». В романе находятся основания именно к такому пониманию. Однако проследить эту логику в полной мере нам не представлялось возможным в рамках данного исследования. Поэтому такой — «теоретический» — ракурс мы оставляем на возможную перспективу.

2. Наш опыт подсказывает, что «воспитательное поле» может быть обнаружено в любых других романах Достоевского. Интересующей нас проблематики поневоле касались многие исследователи. Например, нельзя отрицать воспитательной роли Мышкина в «Идиоте» (см. 73, 74, 85, 101). Решающую роль играют процессы анти-воспитанш {развращения) в «Бесах» (26, 81, 135, 145). Центральное место занимает наша проблематика в итоговом романе «Братья Карамазовы» (37, 68, 80, 182). Наконец, отдельного внимания заслуживает в свете нашей темы роман «Подросток». Это произведение наиболее близко соответствует общепризнанным параметрам жанра «романа воспитания». В русле общемировой традиции развития указанного жанра роман этот уже пытались рассматривать отечественные исследователи (17,40, 51, 150), однако с акцентом на его поэтику. Для нас особый интерес представляет самобытная теория развития жанра «романа воспитания», предложенная Бахтиным. На материале «Преступления и наказания» обнаружилось (см. стр. 104-105 настоящего исследования), что позиция Раскольникова и его романная судьба не отвечают в полной мере типологии Бахтина. Однако можно прогнозировать иные результаты применительно именно к «Подростку».

3. К перспективам следует отнести исследование особенностей публицистической и «дневниковой» — то есть внехудожественной — разработки у Достоевского проблемы воспитания.

4. Наконец, искания Достоевского в русле интересующей нас проблематики следовало бы вписать в широкий (по крайней мере, отечественный) историко-литературный контекст. Наиболее показательным может быть сопоставление опыта Достоевского с художественной «педагогикой» Л.Н. Толстого. Чрезвычайно богатый материал по изучению разнообразных процессов воспитания может дать также творчество Г.И. Успенского и А.П. Чехова. И круг этих имен может быть расширен.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Литвинова, Дарья Александровна, 2004 год

1. Аверинцев С. С. София - Логос. Словарь - Киев: Дух 1.Лидера, 2001. -460 с.

2. Айхенвальд Ю. Силуэты русских писателей. М.: Республика, 1994. -591 с.

3. Академические школы в русском литературоведении. М.: Наука, 1975.-515 с.

4. Аллен Л. О пушкинских корнях романов Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 12. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. -С. 43-48.

5. Альми И. Л. О сюжетно-композиционном строе романа «Идиот» // Роман Ф.М.Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения. — М.: Наследие, 2001. С. 435-445.

6. Арбан Д. «Порог» у Достоевского (Тема, мотив и понятие) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. СПб.: Наука, 1976. - С. 1932.

7. Архипова А. В. Достоевский и эстетика безобразного // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 12. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. -С. 49-66.

8. Ашимбаева Н.Т. Сердце в произведениях Достоевского и библейская антропология // Достоевский в конце XX века. — М.: Классика плюс, 1996.-С. 378-388.

9. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. — М.: Сов. Россия, 1994.-224 с.

10. Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма // Человек в мире слова. М.: Изд. РОУ, 1995. - С. 124-129.

11. Безносов В.Г. «Смогу ли уверовать?». Достоевский и нравственно—религиозные искания в духовной культуре России. — Спб.: Изд. РНИИ «Электронстандарт», 1993. 200 с.

12. Белов С. В. Роман «Преступление и наказание»: Коммент. Кн. для учителя. 2-е изд., испр. и доп. - М.: «Просвещение», 1984. - 240 с.

13. Бельчиков Н.Ф. О золотом веке у Достоевского // История и теория литературы. М.: Изд. МГУ, 1971. - С. 81-93.

14. Бем A.JI. Исследования. Письма о литературе. М.: Языки славянской культуры, 2001. — 448 с.

15. Бердяев H.A. Миросозерцание Достоевского // Бердяев Н. А. Философия творчества, культуры и искусства. В 2-х тт. Т.2. - М.: Исску-ство, 1994.-С. 7-150.

16. Бердяев H.A. О рабстве и свободе человека // Бердяев H.A. Царство духа и царство Кесаря. М.: «Республика», 1995. - С. 4-162.

17. Билинкис Я.С. Непокорное искусство. Л.: Сов. писатель, 1991. -336 с.

18. Бицилли П.М. Почему Достоевский не написал «Жития великого грешника»? // Бицилли П.М. Трагедия русской культуры. — М.: Русский путь, 2000.-С. 389-394.

19. Борисова В.В. Генезис и жанровое своеобразие малой прозы Ф.М.Достоевского // Достоевский и современность. Материалы XV Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 2001. - С. 37-42.

20. Борисова В. В. Тайна «дрожащей твари» // Достоевский и современность. Материалы X Международных Старорусских чтений. Великий1. Новгород, 1996. С. 28-36.

21. Бочаров С.Г. О художественных мирах. М.: Сов.Россия, 1985. -296 с.

22. Бочаров С.Г. «О бессмысленная вечность!». От «Недоноска» к «Идиоту» // Роман Ф.М.Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения. М.: Наследие, 2001. - С.111-136.

23. Буданова Н.Ф. Достоевский о Христе и истине // Достоевский. Материалы и исследования. Т.10. СПб.: Наука, 1992. - С. 21-39.

24. Буданова Н.Ф. Заметки о Достоевском и Пушкине // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 15. СПб.: Наука, 2000. - С. 214-227.

25. Буданова Н.Ф. Проблема «отцов» и «детей» в романе «Бесы» // Достоевский . Материалы и исследования. Т. 1. JL: Наука, 1974. - С. 164188.

26. Буланов A.M. «Ум» и «сердце» в русской классике: Соотношение рационального и эмоционального в творчестве И.А.Гончарова, Ф.М.Достоевского, Л.Н.Толстого. Саратов: Изд-во Саратовского ун-та, 1992157 с.

27. Бурсов Б.И. Избранные работы. В 2 т. Т.2. Личность Достоевского. Л: Худож. лит., 1982. - 640 с.

28. Бухаркин Б.Е. Православная церковь и светская литература в Новое время: основные аспекты проблемы. Спб., 1996. - 344 с.

29. Бычков В.В. 2000 лет христианской культуры sub specie aesthetica. В 2 т. Т. 2. Славянский мир. Древняя Русь. Россия. М.-СПб.: Университетская книга, 1999. - 527 с.

30. Ветловская В.Е. Приемы идеологической полемики в «Преступлении и наказании» Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 12. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. - С. 305-326.

31. Викторович В. «Всечеловечность» как «фантазия» и «указание» //

32. XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002. - С. 37-45.

33. Виноградов В.В. О языке художественной прозы. М.: Наука, 1980. -324 с.

34. Власкин А.П. Взгляд и нечто в художественном мире Достоевского // Вестник МаГУ. Вып. 2. Магнитогорск: Изд-во МаГУ, 2002. - С. 7— 10.

35. Власкин А.П. Достоевский: своеобразие метода // История русской классической литературы XIX века. Вып.2. Магнитогорск: Изд. МГПИ, 1996.-С. 24-35.

36. Власкин А.П. Искания Достоевского в 1870-е годы. — Магнитогорск.: Изд. МГПИ, 1991. 119 с.

37. Власкин А.П. Творчество Ф. М. Достоевского и народная религиозная культура. Магнитогорск.: Изд. МГПИ, 1994. - 204 с.

38. Волгин И. Достоевский и процесс мирового самопознания // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002. - С. 322-334.

39. Выготский Л.С. Психология искусства. М.: Искусство, 1968. — 575с.

40. Гайжюнас С. Роман воспитания. Динамика жанровой структуры. Вильнюс: Шауляский пед. ун-т им. К.Прейкшассе, 1984г. 52 с.

41. Галаган Г.Л. Проблема «лучших людей» в наследии Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. ТЛ2. — СПб.: Дмитрий Була-нин, 1996.- С. 99-108.

42. Галкин А.Б. Образ Христа и концепция человека в романе Ф.М. Достоевского «Идиот» // Роман Ф.М.Достоевского «Идиот»: современное состояние изучения. М.: Наследие, 2001. - С.319-336.

43. Гачев Г.Д. Семейная комедия. Лета в Щитове (исповести). — М.:1. Школа-Пресс, 1994. 352 с.

44. Гачев Г.Д. Содержательность художественных форм. Эпос. Лирика. Театр. -М.: Просвещение, 1968. 286 с.

45. Гинзбург Л .Я. О психологической прозе. — Л.: Сов. писатель, 1997. 448 с.

46. Гиршман М.М. Совмещение противоположностей. (О стиле Достоевского) // Теория литературных стилей, кн. 2 (Типология стилевого развития XIX века). М.: Наука, 1977. - С. 224-228.

47. Гоголь Н.В. Собр. соч.: В 9 т. М.: Русская книга, 1994.

48. Гроссман Л.П. Достоевский — художник // Творчество Достоевского. М., АН СССР, 1959. - С. 65-128.

49. Гус М.С. Идеи и образы Ф.М.Достоевского. М.: Худож.лит., 1971.-592 с.

50. Даль Владимир. Толковый словарь живого великорусского языка: Т. 1-4.-М.: Рус. яз., 1998.

51. Демченкова Э.А. «Подросток» Ф.М. Достоевского как роман воспитания (жанр и поэтика). Дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Екатеринбург, 2000. - 326 с.

52. Джексон Р.Л. Искусство Достоевского: Бреды и ноктюрны. — М.: Радикс, 1998.-285 с.

53. Джоунс М.В. Достоевский после Бахтина: Исследование фантастического реализма Достоевского. Спб: Академический проект, 1998. - 252 с.

54. Димитров Е. Безмолвие у Достоевского // Достоевский и современность. Материалы V Международных Старорусских чтений. — Великий Новогород, 1991. С. 48-58.

55. Днепров В.Д. Идеи. Страсти. Поступки. Из художественного опыта Достоевского. Л.: Сов. писатель, 1978. - 384 с.

56. Долинин A.C. Последние романы Достоевского: Как создавались «Подросток» и «Братья Карамазовы». M.-JL: Советский писатель, 1963. -344с.

57. Долинина Н.Г. Предисловие к Достоевскому. Л.: Дет. лит., 1980. -254 с.

58. Достоевский и русские писатели. Сборник статей. — М.: Сов. писатель, 1971.-448 с.

59. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. Канонические тексты. Т. 1—4. -Петрозаводск: Изд. Петрозав. ун-та, 1995-2003.

60. Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. В 30 тт. Л.: Наука, 1972-89 гг.

61. Достоевский детям. — М.: Дет. лит., 1971. — 287 с.

62. Достоевский: Эстетика и поэтика: Словарь-справочник / Сост. Г.К. Щенников, A.A. Алексеев; науч. ред. Г.К. Щенников; ЧелГУ. Челябинск: Металл,1997. - 272 с.

63. Дробат Л.С. О романе Достоевского «Подросток» и трилогии Толстого // Яснополянский сборник. Тула: Приокское книжное издательство, 1984. -239С.-С.68-75.

64. Есаулов И.А. Категория соборности в русской литературе. — Петрозаводск: Изд. Петрозаводского ун-та, 1995. 288 с.

65. Живолупова Н.В. «Ближний» как «другой» в художественногй антропологии Достоевского // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002.-С. 267-284.

66. Живолупова Н.В. Внутренняя форма покаянного псалма в структуре исповеди антигероя Достоевского // Достоевский и мировая культура. Альманах №10. М.: Классика плюс, 1998. - С. 99-107.

67. Живолупова Н.В. Характер сюжетной исповедальной прозы Ф.М. Достоевского в 60-х годах // Вопросы сюжета и композиции. — Горький,1984.-С. 68-75.

68. Жиркова М.А. Исповеди в романе Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы». Дисс. канд. филолог, наук. Спб., 1997. - 146 с.

69. Загидуллина М.В. Достоевский глазами соотечественников // Роман Ф.М. Достоевского «Идиот»: Современное состояние изучения. М.: Наследие, 2001. - С. 508-539.

70. Захаров В.Н. Синдром Достоевского (проблема эстетического неприятия) // Достоевский и современность. Материалы VI Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1992. - С. 36-40.

71. Захаров В.Н. Система жанров Достоевского. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1985. - 208 с.

72. Захарова Т.В. «Сон смешного человека» Ф.М. Достоевского (Три «пророка») // Достоевский и современность. Материалы V Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1991. - С. 79-86.

73. Злочевская А.В. Гуманистический идеал просвещения и образ князя Мышкина в романе Ф. М. Достоевского «Идиот» // Филол. науки. — 1969.-№ 2.-С. 18-25.

74. Иванов В.В. Ключевая форма романа «Идиот», или «Школа» князя Мышкина // Достоевский и современность. Материалы XVI Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 2002. - С. 97-112.

75. Иванов В.В. Приемы включения в «Большой диалог» персонажей косноязычия и молчания у Достоевского // Достоевский и современность. Материалы IX Международных Старорусских чтений. — Великий Новгород, 1995.-С. 93-104.

76. Иванов Вяч. Лик и личины России. К исследованию идеологии Достоевского // Иванов Вяч. Родное и вселенское. М.: Республика, 1994. -С. 312-336.

77. Ильин И.А. Путь духовного обновления // Ильин И.А. Собр. соч. в10 тт., т. 1. М.: Русская книга, 1993. - С. 39-284.

78. Иост О.А. Проблема воспоминаний в творчестве Ф.М.Достоевского. // Достоевский и современность. Материалы X Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1996. - С. 52-59.

79. Кайгородов В.И. Развитие как структурный принцип романа Ф.М.Достоевского «Бесы» // Достоевский и современность. Материалы VI Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1992. — С. 68-74.

80. Кантор В.К. «Братья Карамазовы» Ф. Достоевского. М.: Худож. лит., 1983.-191 с.

81. Карякин Ю.Ф. Достоевский и канун XXI века. — М.: Сов. писатель, 1989.-656 с.

82. Карякин Ю.Ф. О философско-этической проблематике романа «Преступление и наказание» // Достоевский и его время. Л.: Наука, 1971. - С. 196-216.

83. Карякин Ю.Ф. Человек в человеке (Образ пристава следственных дел из «Преступления и наказания»). — «Вопросы литературы» — 1971 — №7. С.73-97.

84. Касаткина Т.А. «Возрождение личности» в творчестве Ф.М. Достоевского // Достоевский и современность. Материалы XVI Международных Старорусских чтений. — Великий Новгород, 2002. — С. 115—122.

85. Касаткина Т.А. Характерология Достоевского. Типология эмоционально-ценностных ориентаций. М.: «Наследие»., 1996. - 335 с.

86. Киносита Т. Понятие «красоты» в свете идей эстетики Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 11. — СПб.: Наука, 1994.-С. 96-101.

87. Кириллова И.А. К проблеме создания христоподобного образа (Князь Мышкин и Авдий Каллистратов) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 10. СПб.: Наука, 1992. - С. 172-175.

88. Кириллова И.А. Христос в жизни и творчестве Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 14. СПб.: Наука, 1998. - С. 17— 24.

89. Кирпотин В.Я. Достоевский — художник. Этюды и исследования. — М.: Сов. писатель, 1972. 295 с.

90. Кирпотин В.Я. Мир Достоевского. М.: Сов. писатель, 1988. - 470с.

91. Кирпотин В.Я. Произведения сороковых годов // Кирпотин В.Я. Избранные работы. В 3 тт. Т.2. Достоевский. М.: Худож. лит., 1978. - 485 с.

92. Кирпотин В.Я. Разочарование и крушение Родиона Раскольникова. М.: Советский писатель, 1974. - 446 с.

93. Клейман Р.Я. Достоевский: Константы поэтики. Кишинев: Изд. Ин-та межэтнических исследований, 2001. — 359 с.

94. Кожинов В.В. «Преступление и наказание» Достоевского // Кожи-нов В.В. Три шедевра русской классики. М.: Худ. лит., 1971. — С. 107— 186.

95. Кожинов В.В. Художественный образ и действительность // Теория литературы. Т. 1. М.: АН СССР (ИМЛИ), 1962. - С. 58-71.

96. Корнилова Н.Б. Слово и молчание: аспекты взаимодействия // Ярославский педагогический вестник. Интернет-проект. 2003 — с.239 // http: www.yspu.yar.ru:8100/vestnik/novyelssledovaniy/l 63/.

97. Королева К.П. Дети и их родители: перечитывая Достоевского. — «Педагогика» 1992. - №11-12. - С. 62-65.

98. Котельников В.А. Язык Церкви и язык литературы. «Русская литература» - 1995. - № 1. - С. 6-28.

99. Криницын А.Б. Исповедь подпольного человека. К антропологии Ф.М. Достоевского. М.: МАКС Пресс, 2001. - 372 с.

100. Кудрявцев Ю.Г. Три круга Достоевского. М.: Изд. МГУ, 1991. -400 с.

101. Кунильский А.Е. Опыт истолкования литературного героя (роман Ф.М.Достоевского «Идиот»). Петрозаводск: Изд. Петрозаводского гос. ун-та, 2003. - 96 с.

102. Кунильский А.Е. Смех в мире Достоевского. Петрозаводск: Изд. Петрозаводского гос. ун-та, 1994. - 88 с.

103. Куплевацкая JI.A. Символика хронотопа и духовное движение героев в романе «Братья Карамазовы» // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 10. СПб.: Наука, 1992. - С. 90-100.

104. Курляндская Г.Б. Вл.Соловьев о Достоевском (Проблема духовно-религиозного идеала) // Ф.М. Достоевский и национальная культура. Челябинск: Изд. Челяб. гос. ун-та, 1994. - С.91-127.

105. Лаут Райнхард. Философия Достоевского в систематическом изложении. М.:Республика, 1996. - 446 с.

106. Левина Л.А. Некающаяся Магдалина или Почему князь Мышкин не мог спасти Настасью Филипповну // Достоевский и мировая культура. Альм. №2. СПб.: Изд. Лит.-мем. музея Достоевского, 1994. - С. 97—118.

107. Лейдерман Н.Л. Движение времени и законы жанра. — Свердловск: Средне-Уральское книжное издательство, 1982.-254 с.

108. Летопись жизни и творчества Ф.М. Достоевского. В 3-х т. — СПб.: Академический проект, 1993-1995.

109. Литературный энциклопедический словарь. — М.: Сов. энциклопедия, 1987. 752 с.

110. Лихачев Д.С. В поисках выражения реального // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 1. Л.: Наука, 1974. - С. 5-13.

111. Лихачев Д.С. «Небрежение словом» у Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Д.: Наука, 1976. - С. 30-41.

112. Лосский Н.О. Миропонимание Достоевского // Лосский Н.О. Бог и мировое зло. М.: Республика, 1994. - С. 83-249.

113. Лотман Л.М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. -Л.: Наука, 1974.-350 с.

114. Лотман Ю.М. Внутри мыслящих миров. Человек текст - семи-осфера -история. - М.: Языки русской литературы, 1999. - 464 с.

115. Любимов Н.М. Огнедышащее слово (заметки читателя) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 9. Л.: Наука, 1991. - С. 11-21.

116. Майков В.Н. Нечто о русской литературе в 1846 году // Русская эстетика и критика 40-50-х годов XIX века. М.: Искусство, 1982. - С. 81-105.

117. Мамардашвили М.К. Эстетика мышления. — М.: «Московская школа политических исследований», 2000. — 416 с.

118. Мережковский Д.С. Л. Толстой и Достоевский. М.: Наука, 2000.- 587 с.

119. Мессажер К. Антиподы // Достоевский и мировая литература. Вып. 8.-М.: Классика плюс, 1997. С. 183-200.

120. Митрополит Антоний (Храповицкий). Словарь к творениям Достоевского. М.: Русская историко-филологическая школа «Слово», 1999.- 191 с.

121. Митюрев С.Н. Проблема подростка в творчестве Ф.М. Достоевского 1870-х годов. Дисс. канд. филол. наук. Тарту, 1988. - 188 с.

122. Михайловский Н.К. Жестокий талант // Ф.М. Достоевский в русской критике. М.: ГИХЛ, 1956. - С. 306-385.

123. Михнюкевич В.А. Русский фольклор в художественной системе Достоевского. Челябинск: Изд. Челяб. гос. ун-та, 1994. — 320 с.

124. Мочульский К.В. Достоевский. Жизнь и творчество // Мочульский K.B. Гоголь, Соловьев, Достоевский.- М.: Республика. С. 219549.

125. Назиров Р.Г. Реминисценция и парафраза в «Преступлении и наказании» // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Л.: Наука, 1976.-С. 88-98.

126. Назиров Р.Г. Творческие принципы Ф.М. Достоевского. — Саратов: Изд. Саратовского ун-та, 1982. 183 с.

127. Обломиевский Д.Д. Князь Мышкин // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Л.: Наука, 1976. - С. 284-293.

128. Одиноков В.Г. Типология образов в художественной системе Ф.М. Достоевского. Новосибирск: Наука, 1981. - 145 с.

129. Палиевский П.В. Место Достоевского в литературе XIX века // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 6. Л.: Наука, 1985. — С. 4654.

130. Палиевский П.В. Русские классики. М.: Худож. лит., 1987. — 239с.

131. Переверзев В.Ф. Гоголь. Достоевский. Исследования. — М.: Сов. писатель, 1982. 509 с.

132. Писарев Д.И. Борьба за жизнь // Писарев Д.И. Сочинения. В 4-х гг. Т. 4. - М.: ГИХЛ, 1956. - С. 316-369.

133. Погорельцева А. В. Проблема детства в творчестве Ф. М. Достоевского. «Сов. Педагогика». - 1991. - №12. - С. 111-115.

134. Поддубная Р.Н. О проблеме наказания в романе «Преступление и наказание» // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 2. Л.: Наука, 1976.-С. 96-105.

135. Померанц Г.С. Открытость бездне: Встречи с Достоевским. — М.: Сов. писатель, 1990. 384 с.

136. Пономарева Г.Б. «Горнило сомнений». О религиозном опыте Достоевского и его значении // Достоевский и современность. Материалы VI Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1992. — С. 115-118.

137. Прохоренко Л.Е. Социокультурный контекст биографического текста культуры. Автореф. дисс. канд. филол. наук. Спб, 1997.

138. Пушкарева B.C. Тема «случайного семейства» в творчестве Достоевского и русской литературе 70-х годов // Проблемы реализма и романтизма в литературе. Кемерово, 1974. - С. 44-57.

139. Пушкин A.C. Собр.соч. В 10 тт. М.: Худож. лит., 1959-1962.

140. Роднянская И.Б. Вяч. Иванов. Свобода и трагическая жизнь. Исследование о Достоевском. (Реферат) // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 4. Л.: Наука, 1980. - С. 218-238.

141. Розанов В.В. Легенда о Великом инквизиторе Ф.М. Достоевского. Опыт критического комментария // Розанов В.В. Несовместимые контрасты жития. — М.: Искусство, 1990. С. 37-185.

142. Розанов В. В. Сумерки просвещения. — М.: Педагогика, 1990. — 624с.

143. Розенблюм Л.М. Творческие дневники Достоевского. М.: Наука, 1981.-368 с.

144. Росссийская педагогическая энциклопедия. В 2 тт. Т. 1. - М.: Большая Российская энциклопедия, 1993. - 608 с.

145. Сараскина Л.И. «Бесы»: роман — предупреждение. — М.: Сов. писатель, 1990. 479 с.

146. Сарбаш Л.Н. Проблема «восстановления» погибшего человека в романе Достоевского «Братья Карамазовы» // Достоевский и современность. Материалы VIII Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1994. - С.208-214.

147. Свительский В.А. Герой и его оценка в русской психологическойпрозе 60 — 70-х годов XIX века. — Авторферат дисс. д-ра филол.наук. — Воронеж, 1995. 34 с.

148. Селезнев Ю.И. Достоевский. М.: Мол. гвардия, 1981. - 543 с.

149. Семенов Е.И. Роман Ф.М.Достоевского «Подросток». Проблематика и жанр. JL: Наука, 1979. - 179 с.

150. Семенов Е.И. Тема детей в литературно-философской концепции Ф.М. Достоевского. Ученые записки Псковского государственного педагогического института, 1964, вып. 25. - С. 168-179.

151. Сердюченко В. Л. Этико-философские предпосылки подхода к человеку у позднего Достоевского. Автореф. дисс. . канд. филол. наук. — Вильнюс, 1970.-16 с.

152. Смирнова В.В. Принципы художественного характеросложения в романах Достоевского // Достоевский и современность. Материалы I Международных Старорусских чтений. Великий Новгород, 1988. — С. 98-100.

153. Соина О.С. Исповедь как наказание в романе «Братья Карамазовы» // Достоевский. Материалы и исследования. Т.6. — Л.: Наука, 1985. — С. 129-137.

154. Соловьев B.C. Оправдание добра. Нравственная философия // Соловьев Вл. Соч. в 2-х томах. Т. 1. М.: Мысль, 1990. - С. 47-548.

155. Соловьев B.C. Три речи в память Достоевского // Соловьев Вл. Соч. в 2-х томах. Т. 2. М.: Мысль, 1990. - С. 289-323.

156. Старикова Е.В. На пути к целому. (Ф. М. Достоевский) // Время и судьбы русских писателей. М.: Наука, 1981. - С. 187—248.

157. Степанян К.А. Достоевский и язычество (Какие пророчества Достоевского мы не услышали и почему?). М.: ВПХЛ, 1992. - 97 с.

158. Степанян К.А. К пониманию «реализма в высшем смысле» // Вестник Московского ун-та. Серия 9. Филология. 1997. - №2. - С. 1927.

159. Степанян К.А. Тема двойничества в понимании человеческой природы у Достоевского // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002.-С. 177-190.

160. Стребков Ю.С. Проблема нравственной ответственности личности в мировоззрении Ф.М. Достоевского. «Философские науки» — 1971 — №5.-С. 82-88.

161. Сыроватко Л.В. Символика времени в романе «Подросток» // Достоевский и мировая культура. Альм. № 10. М.: Классика плюс, 1998. -С. 106-115.

162. Сыроватко Л.В. «Слезинка ребенка»: теодиция Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского. В сб.: Достоевский и мировая культура. Альм. №2. — СПб.: Лит.-мем. музей Достоевского, 1994. - С. 151-160.

163. Тарасов Б.Н. «Тайна человека» или «Фантастический реализм» (Уроки Достоевского) // Тарасов Б. Н. В мире человека. М.: Современник, 1986. - С. 6-121.

164. Тихомиров Б.Н. К осмыслению глубинной перспективы романа «Преступление и наказание» // Достоевский в конце XX века. М.: Классика плюс, 1996. - С.251-269.

165. Тихомиров Б.Н. Преступление, наказание, воскрешение в романе Ф.М.Достоевского «Преступление и наказание» // Русская литература. XIX век. От Крылова до Чехова. Спб.: «Паритет», 2001. - С. 326-354.

166. Тихомиров Б.Н. О «Христологии» Достоевского. В сб.: Достоевский. Материалы и исследования. Т. И. - СПб.: Наука, 1994. - С. 102—

167. Туниманов В.А. «Подполье» и «живая жизнь» // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002. — С. 11-21.

168. Туниманов В.А. Творчество Достоевского (1854 1862). - JL: Наука, 1980.-294 с.

169. Тупеев М.А. Идея почвы и образ Христа в русской литературе XIX века (Ап.Григорьев Ф.Тютчев - Ф.Достоевский). Автореф. дисс. . канд. филол. наук. - Магнитогорск, 2004. - 18 с.

170. Уваров М.С. Архитектоника исповедального слова. Спб: Але-тейя, 1998.-245 с.

171. Флоренский П.А. Столп и утверждение истины // Флоренский П.А. Соч. в 2 тт. Т. 1, кн. 1. М.: Правда, 1990. - С. 3-490.

172. Фридлендер Г.М. Творческий процесс Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 12. СПб.: Дмитрий Буланин, 1996. — С. 5-42.

173. Хоц А.Н. Пределы авторской оценочной активности в полифоническом «самосознании» героя Достоевского // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 9. Спб: Наука, 1991. - С.22-41.

174. Христианство: Энциклопедический словарь: В 3 т. М.: Большая Российская энциклопедия, 1993—1995.

175. Чернова Н.В. Книга как «персонаж», метафора и символ в «Бедных людях» Достоевского // XXI век глазами Достоевского: перспективы человечества. Материалы Международной конференции. М.: «Грааль», 2002.-С. 335-347.

176. Чирков Н.М. О стиле Достоевского. Проблематика. Щей. Образы. -М.: Наука, 1967.-288 с.

177. Чирсков Ф.Б. Правда как дар. Мысли о Достоевском // Статьи о

178. Достоевском: 1971 2001. - СПб.: «Серебряный век», 2001. - С. 27-37.

179. Шестов JI. Преодоление самоочевидностей (К столетию рождения Ф.М. Достоевского) // Шестов JI. Соч. в 2-х тт. Т. 2. М.: Наука, 1993. - С. 25-97.

180. Шкловский В.Б. За и против. Заметки о Достоевском. М.: Сов. писатель, 1957.-258 с.

181. Щенников Г.К. Достоевский и русский реализм. Свердловск: Изд-во УрГУ, 1987. - 352 с.

182. Щенников Г.К. Целостность Достоевского. — Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2001.-440 с.

183. Юнг К.Г. Божественный ребенок: Аналитическая психология и воспитание. М.: Олимп, 1997. - 400 с.