Познавательные модели и их альтернативность в исторической науке тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.01, кандидат философских наук Попов, Денис Александрович

  • Попов, Денис Александрович
  • кандидат философских науккандидат философских наук
  • 1998, Саратов
  • Специальность ВАК РФ09.00.01
  • Количество страниц 124
Попов, Денис Александрович. Познавательные модели и их альтернативность в исторической науке: дис. кандидат философских наук: 09.00.01 - Онтология и теория познания. Саратов. 1998. 124 с.

Оглавление диссертации кандидат философских наук Попов, Денис Александрович

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРИНЦИПЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ТЕРМИНА "МОДЕЛЬ" В НАУЧНОМ ИССЛЕДОВАНИИ

§ 1. Модели и моделирование в деятельности человека

§ 2. Познавательные модели как инвариантные структуры познания

ГЛАВА II. ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ МОДЕЛИ И ИСТОРИЧЕСКАЯ НАУКА

§ 1. Специфика познавательных моделей в истории: телеологический и функциональный аспекты

§ 2. Влияние философии истории на формирование познавательных моделей в исторической науке

§ 3. Альтернативные познавательные модели: возникновение и верификация взаимоисключающих гипотез

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

БИБЛИОГРАФИЯ

Рекомендованный список диссертаций по специальности «Онтология и теория познания», 09.00.01 шифр ВАК

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Познавательные модели и их альтернативность в исторической науке»

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Изучение вопросов, связанных с историческим познанием, приобретает в наше время особую значимость, обусловленную прежде всего глубоким кризисом, переживаемом современной исторической наукой. Девальвация ранее незыблемых постулатов исторического материализма в его ортодоксальной редакции имела своим ближайшим следствием разрушение стройного методологического аппарата, использовавшегося российскими, а также многими зарубежными учеными для изучения исторического прошлого. Выполнявшая роль универсальной парадигмы теория общественно-исторических формаций оказалась, в значительной степени, дискредитированной и продолжает стремительно сдавать свои позиции, однако, отказ от её основополагающих принципов идет крайне болезненно. Разрушение исторического материализма привело к возникновению в мировоззрении историков элементов своеобразного методологического вакуума, характеризующегося принципиальным отрицанием полезности и значимости историософских концепций для конкретных исследований. Противники теорий исторического процесса утверждают, что такого рода построения, по выражению Ю. Пивоварова, "деяниям людей приписывают некие смыслы, законы и прочее, самих людей выстраивают в колонны и заставляют маршировать по ступенькам формаций и т. п."1.

Можно также констатировать, что в историческом познании происходит не только масштабная научная революция (Т. Кун), характеризующаяся сменой лидирующей теории. Изменяется познавательная си-

1 Пивоваров Ю. Некоторые предположения по поводу типов исторического понимания // Рубежи. 1997. № 6. С. 69. См. также: Гуревич А. Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. №11. С.31-43.

*

туация, определяемая доминирующим положением в историческом познании одной научной парадигмы. С конца 80-х гг. началось активное формирование теорий, успешно конкурирующих с классическим историческим материализмом. Однако ни цившшзационная теория, ни концепция этносов Л. Гумилева (наиболее крупные из них) не в состоянии, да и не пытаются достигнуть того статуса, которым обладала теория общественно-экономических формаций, и, завоевав определенное признание в среде историков, не получили у них всеобщего и однозначного одобрения. Возникшая ситуация мировоззренческого и методологического плюрализма усугубляется дроблением и разложением самой теории общественно-экономических формаций, в рамках которой возникают различные течения и направления, порой диаметрально противоположные.

Все это оправданно позволяет многим исследователям говорить о состоянии кризиса, поразившем историческую науку2. Тем не менее, на наш взгляд, восприятие существующего ныне положения, в первую очередь, как кризисного связано с субъективным пристрастием историков и методологов к ситуации монопарадигмальности, характерной для естественных наук и для исторической науки советского периода. Складывающаяся ныне в историческом познании ситуация теоретического и методологического плюрализма, для которой свойственно отсутствие единой точки отсчета, вызывает естественное недоумение сторонников единства исторической теории и заставляет их преувеличивать масшта-

2 См., напр.: Могильницкий Б. Г. Об исторической закономерности как предмете исторической науки // Новая и новейшая история. 1997. № 2. С. 3-15; Мамонов В. Ф. В поисках твердой почвы // Новая и новейшая история. 1996. № 6. С. 63-70; Дорохов А. М. Кризис исторической науки или исторический кризис? // Вестник Челябинского университета. Серия 1.История. 1994. № 1. С. 81-88; Корнеев В. В. Кризис исторической науки в России // Кентавр. 1994. № 4. С. 87-93; РейлиД. Дж. Некоторые мысли о кризисе в исторической науке и об изучении локальной истории // История России: диалог российских и американских историков. Материалы российско-американской конференции (г. Саратов, 18-20 мая 1992 г.) .Саратов, 1994. С. 10-28.

бы трудностей, переживаемых в настоящее время историками. По-видимому, следует говорить лишь о кризисе монопарадигмальности в истории, и для характеристики современного состояния исторической науки недостаточно её анализа только с точки зрения этого кризиса. Безусловно, идет складывание новой ситуации в историческом знании, для которой свойственно наличие нескольких взаимодополняющих (или конкурирующих) концепций и методологий. Изучение природы, теоретико-методологических оснований и закономерностей создавшегося положения становится актуальной задачей и является стержнем данного исследования.

Степень разработанности проблемы. Несмотря на традиционный интерес западноевропейской философии к вопросам познания, разработка собственно исторической эпистемологии долгое время отставала как от исследований в сфере общих проблем гносеологии, так и от изучения проблем философии и методологии естественнонаучных дисциплин. Причину этого следует искать, с одной стороны, в особом пристрастии западноевропейской, а впоследствии и русской мысли к всеобщности и объективности, нехарактерным для исторического прошлого, а с другой стороны, в неразвитости самого исторического знания, поднявшегося до уровня науки лишь в XIX веке3. Поэтому, хотя философия уже со времен Р. Декарта и фиксировала особый характер знаний о прошлом, тем не менее вплоть до конца XIX века она пыталась подогнать это знание под требования эталона научности, формировавшегося в естествознании, с целью обеспечить внутреннее единство научных представлений человека о мире. Именно с этих позиций создавал "социальную науку" О. Конт и формулировал основные идеи исторического материализма К. Маркс. Указанная тенденция сохранялась вплоть до наших дней прежде всего в

советской философской литературе в силу её сориентированности исключительно на методологические принципы ортодоксального марксизма-ленинизма.

Вместе с тем, в конце XIX века усилиями прежде всего теоретиков Ба-денской школы (В. Виндельбанд, Г. Риккерт) происходит высвобождение исторического знания от навязанных ему извне научных идеалов. Именно неокантианство положило начало процессу становления исторической эпистемологии как самостоятельной дисциплины. Конструирование философской мыслью противоположности "номотетического" и "идеографического" закрепило особый статус предмета исторических исследований, и, следовательно, специфические приемы его изучения.

Однако в изоляции исторического знания от эталона научности, пусть даже и возникшего вне его пределов, таилась опасность утраты критериев его объективности и достоверности. Субъективный характер самого предмета исторических исследований, неизбежно личное отношение историка к описываемым событиям, обилие возможных и вероятных ин-

!

терпретаций одного и того же исторического факта — все эти черты,/ присущие историческому знанию, способствовали возникновению цело-] го ряда концепций, основанных либо на полном отрицании достоверности любых представлений о прошлом, либо на подчеркивании их субъективности, акцентирования необходимости личного вчуствования в душевный мир прошедших эпох.

При этом историческая эпистемология на Западе крайне редко использовала опыт осмысления проблемы познания философами, работавшими на материале развития естественных наук, а ведь именно здесь сформировалась новая концепция научности, позволяющая по-новому взглянуть на историческое познание.

Современное понимание структуры науки и её развития сложилось благодаря работам К. Поппера, Т. Куна, И. Лакатоса, П. Фейерабенда, .

М. Полани, Г. Башляра, М. Фуко, создавшим новую модель научного знания, основанную на последовательной смене инвариантных структур, с помощью которых организуется пространство деятельности ученого. Эти структуры, характеризуемые как парадигмы (Т. Кун), или научно-исследовательские программы (И. Лакатос), присущи не только естественнонаучному, но и гуманитарному знанию (эпистемы М. Фуко). Тем не менее, предубежденность против истории как науки не позволила указанным исследователям в полной мере распространить принципы новой концепции и на область изучения прошлого. Отсутствие в историческом знании беспристрастности, объективности, жесткой закономерной необходимости делает, на взгляд этих ученых, невозможным признание научного статуса истории. Характерна в этом отношении позиция К. Поппера, считавшего область исторических фактов иллюстративным материалом для социологии, экономики и других наук, имеющих дело с общими закономерностями, а не с индивидуальными явлениями, и более фальсифицируемых по сравнению с историей4.

Подобная позиция неожиданно обнаруживает свое родство с неокантианством, также жестко разделявшим естественные и исторические науки с той, однако, разницей, что В. Виндельбанд и Г. Риккерт признавали возможность существования двух различных стандартов научности для двух различных областей человеческого знания, в то время как \/ постпозитивизм, абсолютизировав один из этих стандартов, полностью отказал затем истории в праве именоваться наукой.

Своеобразным противовесом теориям этих ученых (хотя и тесно связанным с ним генетически) выступает концепция исторических системных ансамблей К. Хюбнера, опирающегося, в отличие от своих оппонентов, не только на материалы развития естественных, но и

4 См.: Поппер К. Р. Нищета историцизма. М., 1993.

гуманитарных наук, философии и вненаучных форм знания5. Однако осуществление столь широкого синтеза достигается им за счет отказа от достоверности знания, в том числе и научного, любой взгляд на мир оказывается исторически обусловленным, не отражающим онтологические связи, а изобретающим их в соответствии с теми или иными правилами, столь же исторически преходящими. В концепции К. Хюбнера действительно снимается противоречие между историей и естествознанием, но не потому, что история становится наукой, а в результате превращения естествознания вместе с историей в вариант мифологии, "изобретающей" картину мира согласно требованиям эпохи.

Методологическая ценность концепции, разработанной в рамках рассматриваемого направления, для исторической эпистемологии заключается в следующем. Во-первых, зафиксированные на материале естествознания устойчивые инвариантные образования, управляющие деятельностью ученых, существуют и в историческом знании, хотя здесь они обладают рядом специфических черт, отсутствующих как у парадигм Т. Куна, так и у научно-исследовательских программ И. Лакатоса. Это позволяет выделить их в особую группу с тем, чтобы, с одной стороны, подчеркнуть их родство с аналогичными структурами в естествознании, а с другой стороны, — их самостоятельный статус. Во-вторых, критика К. Поппером и Т. Куном исторической науки с позиций эталона научности, разрабатываемого ими для комплекса естественных наук, действительно положила конец иллюзиям о возможности включения истории тем или иным способом в этот комплекс. История может считаться или не считаться наукой, но в любом случае она не будет соответствовать стандартам, выработанным постпозитивистской эпистемологией.

5 Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994.

В отечественной литературе методологическое направление, связанное с изучением предпосылочных основ научного знания, получило дальнейшее развитие в работах А. П. Огурцова, Ю. В. Чайковского, А. И. Яблонского, В. Н. Садовского, И. Т. Касавина6. Характерной особенностью проводимых ими исследований является использование термина "познавательная модель" для обозначения структур, аналогичных парадигмам Т. Куна и научно-исследовательским программам И. Ла-катоса. Так, А. П. Огурцов и Ю. В. Чайковский, анализируя развитие научной мысли Западной Европы на протяжении её существования, выделили ряд наиболее общих установок, задававших направления деятельности ученых на протяжении веков. Эти авторы считают возможным говорить об этих структурах как о познавательных моделях, определяющих общий характер научных теорий. В качестве моделей, функционирующих внутри научного знания, В. Н. Садовский определяет ряд стандартных процедур (индукция, дедукция, верификация, фальсификация, деривация), используемых учеными в своей деятельности. А. И. Яблонский, анализируя исследования Т. Куна и И. Лакатоса, считает возможным обозначить их как эволюционное моделирование науки, признавая тем самым модельный характер парадигм и научно-исследовательских программ7.

Такое разнообразное и разноплановое применение данного термина по отношению к предпосылочным структурам научного знания заложе-

Югурцов А. П. Коэволюция и познавательные модели // Карпинская Р. С., Лисе-ев И. К., ОгурцовА. П. Философия природы: коэволюционная стратегия. М., 1995. С. 245-266; ОгурцовА. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1993; Чайковский Ю. В. К общей теории эволюции // Путь. 1993. № 4. С. 101-141; Чайковский Ю. В. Познавательные модели, плюрализм, выживание // Путь. 1992. № 1. С. 62-108.Яблонский А. И. Математические модели в исследовании науки. М., 1986; Садовский В. Н. Модели научного знания и их философские интерпретации // Вопросы философии. 1983. № 6. С. 38-48; Касавин И. Т. Познание в мире традиций. М., 1990.

7 Яблонский А. И. Математические модели в исследовании науки. М., 1986. С. 270.

но в самом понятии "модель". Исследования, проводившиеся в отечественной литературе В. А. Штоффом, И. Б. Новиком, А. И. Уемовым, Я. Г. Неуйминым, В. К. Лукашевичем, И. С. Тимофеевым показали гибкость и универсальность данного понятия, невозможность его ограничения какими-либо условными, искусственными рамками. Модельные отношения пронизывают собой деятельность человека, и только от него зависит формальная актуализация, проявление этих обычно скрытых взаимосвязей; проявление, осуществляемое, как правило, с помощью признания того или иного класса объектов моделями. Поэтому термин "познавательная модель" представляется оправданным и удобным для обозначения инвариантных структур, управляющих познанием. Он нейтрален по отношению к парадигмам Т. Куна и научно-исследовательским программам И. Лакатоса, что позволяет рассматривать эти идеальные конструкции как его частные случаи. Он опирается на определенный опыт его использования отечественными методологами, хотя и в более узком значении. Его гибкость по отношению к различным инвариантным образованиям как в естественнонаучном, так и историческом познании позволяет подчеркнуть родство истории с другими науками, и при этом специально рассмотреть особенности существующей здесь познавательной ситуации, наличие у историков иного, гуманитарного идеала научности, близкого некоторыми своими аспектами естественнонаучному, но не тождественного ему.

Выявление специфики исторического познания как специфики его направляющих познавательных моделей особенно важно в связи с тем обстоятельством, что в XX веке европейская историческая эпистемология концентрировала свои усилия именно на изучении своеобразия исторической науки, на обнаружении в ней черт, несвойственных для естествознания. Так, зависимость воззрений на историю от вопросов, "которые

настоящее ставит прошлому"8, является центральной темой философии истории Р. Арона, нацеленность исторического исследования на воспроизведение живого богатства субъективных переживаний и представлений отдельной личности и целой эпохи лежит в основе методологических концепций Р. Дж. Коллингвуда, JI. Февра, неокантианскую традицию акцентирования внимания на индивидуальном и неповторимом продолжают труды Б. Кроче. Представляется, что такая позиция западных методологов сыграла решающую роль в становлении исторической эпистемологии как самостоятельной дисциплины, а также способствовала выработке собственного идеала научности для исторического знания. Тем не менее следует признать, что указанное излишнее увлечение своеобразием исторического знания обернулось во многих западных методологических концепциях, с одной стороны, отрывом истории от остальных наук, а с другой стороны, утратой, в значительной степени, критериев достоверности исторического знания и его субъекта-визацией.

Подобного рода недостатков сумела избежать отечественная традиция исследования этих проблем, в центре внимания которой находилась роль исторической науки в общей системе научного знания, что в значительной степени было обусловлено характерным для марксистской методологии положением о единстве научного мировоззрения. Значительный вклад в осмысление методов исторического познания внесли труды А. Я. Гуревича, М. А. Барга, Ю. J1. Бессмертного, И. Д. Ковальченко, Н. Г. Козина, Э. Н. Лооне, Б. Г. Могильницкого, А. И. Ракитова, А. С. Уйбо, В. Б. Устьянцева, К. В. Хвостовой, В. К. Финна, отмеченные сочетанием общенаучного подхода к истории с изучением ряда её особенностей, обусловленных прежде всего спецификой её предмета. В работах указанных авторов тщательно разрабатывались вопросы взаимо-

8 Арон Р. Философия истории // Философия и общество. 1997. № 1. С. 258.

отношений исторической теории и исторического факта, анализировалась методика исторического исследования, формулировались критерии научности, применимые к историческому знанию. Заслугой отечественной методологии истории является сохранение за историей статуса науки, серьезная и взвешенная аргументация, обосновывающая правомерность теорий исторического процесса и объективность знаний о прошлом.

Представляется, что в настоящее время созрели все необходимые предпосылки для синтеза достижений западноевропейской мысли в области философии истории и методологических концепций отечественных мыслителей. Потребность в таком синтезе ощущается тем более остро в связи с новой ситуацией, складывающейся в русской исторической науке и характеризующейся широким теоретическим и методологическим плюрализмом. Попытки разработать новую теорию исторического познания, адекватную современному состоянию истории и учитывающую опыт предыдущего осмысления её проблем уже предпри-

I

нимаются некоторыми исследователями. Так, специфика теорий исторического процесса, их возможное многообразие и зависимость от социальных потребностей той или иной эпохи нашли своё выражение в концепции метапаттернов П. К. Гречко9. Понятие метапаттерна, призванное обозначить любую структуру, проступающую сквозь пестроту исторических событий, по сути, заменяет собой понятие исторической теории, неизбежно связывающее полет интеллектуальной интуиции историка определенными соображениями научности. История, рассматриваемая сквозь призму метапаттернов, — набор всевозможных интерпретаций, построенных только на основании предполагаемых историком параллелей, не подлежащих при этом проверке. Каждый историк выбирает (или выстраивает) метапаттерн, который ему больше нравится,

9 Гречко П. К. Концептуальные модели истории. М., 1995.

превращая тем самым историческое познание в игру с тестами Роршаха, где каждый видит то, что хочет увидеть. Обосновывая плюралистич-ность исторической науки, П. К. Гречко абсолютизирует присутствующее здесь многообразие точек зрения и тем самым устраняет из истории понятие истины. Являясь безусловным шагом вперед в осмыслении современного исторического познания, указанная концепция, тем не менее, не решает проблемы его научности и достоверности.

Другой подход к этому вопросу продемонстрирован в работе Ю. В. Павленко10. Целостная картина исторического процесса, по его мнению, возможна только в результате сочетания стадиального, полилинейного и дискретно-цивилизационного принципов его изучения. Данным автором предлагается осуществление некоего синтеза наиболее крупных из познавательных моделей, используемых ныне в исторических исследованиях. Полностью соглашаясь с этой точкой зрения об относительной правоте каждого из указанных подходов, следует отметить, что нельзя забывать и о возможности ошибочных реконструкций исторического процесса на их основе, и об определенных противоречиях, возникающих между ними в ходе эмпирических исследований. Проблема верификации, к сожалению, не рассматривается в работе Ю. В. Павленко, в результате чего предлагаемый им синтез получается абстрактно-механическим, не учитывающим как сложных взаимоотношений познавательных моделей между собой, так и необходимости их постоянной корректировки в соответствии с исторической истиной.

Следует подчеркнуть, что значительный вклад в разработку многих аспектов указанных проблем внесла Саратовская школа философов. Возможности и перспективы как формационного, так и цивилизацион-ного подходов неоднократно становились предметом анализа в работах

10 Павленко Ю. В. Альтернативные подходы к осмыслению истории и проблема их синтеза // Философия и общество. 1997. № 3. С. 93-133.

B. Б. Устьянцева и В. Н. Ярской11, единство мира как предпосылка единства знания исследовалось В. П. Каратеевым и А. С. Борщовым12, изучению структуры исторического знания посвящена монография Н. Г. Козина13.

Поэтому автор считает необходимым следовать в русле традиций, заложенных указанными учеными, и опираться, в первую очередь, на их опыт осмысления проблем исторического познания.

Целью настоящего диссертационного исследования является анализ инвариантных структур, существующих в исторической науке, как единства специфической формы самоидентификации и, одновременно, исследовательских программ, задающих направление деятельности ученых, ориентирующих их на выявление устойчивого, всеобщего и необходимого в историческом процессе и задающих целостное представление о прошлом.

Автор, таким образом, стремится внести свой вклад в решение проблемы научности историописания и, используя предшествующий опыт её изучения, детально проанализировать механизмы, управляющие развитием исторической науки, их специфику, и,одновременно, взаимосвязь с парадигмами (научно-исследовательскими программами) естественных наук.

Реализации данной цели способствует решение следующих эвристических задач:

11 Устьянцев В. Б., Ярская В. Н. Время цивилизации в контексте культурно-исторического и формационного подходов // Цивилизация как проблема исторического материализма. М., 1983. Ч. 1. С. 73-78; Устьянцев В. Б. Цивилизация, культура, человек в современных философских измерениях // Цивилизация, культура, человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995. С. 4-6; Ярская В. Н. Цивилизация и милосердие // Цивилизация, культура, человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995.

C. 33-35.

12 Каратеев В. П. Единство, интеграция, синтез научного знания. Саратов, 1987; Борщов А. С. Проблема соотношения материального и идеального И Проблемы философии, истории, культуры. Саратов, 1996. С. 3-7.

13 Козин Н. Г. Познание и историческая наука. Эмпирический и теоретический уровни знания и познания и историческая наука. Саратов, 1980.

1. Исследуется возможность характеристики указанных структур именно как познавательных моделей, для чего анализируется развитие представлений о моделях и моделировании, а также раскрывается универсальность и укорененность в человеческой деятельности отношений "модель-объект".

2. Рассматриваются методологические аспекты использования термина "познавательная модель" и определяется способ его использования в настоящем исследовании.

3. Выявляется специфика познавательных моделей в историческом познании, связанная с особыми задачами, стоящими перед историей как наукой.

4. Выявляются функциональные особенности познавательных моделей исторической науки, обусловленные особой формой существования предмета исторических исследований.

5. Исследуется роль философии в формировании познавательных моделей исторической науки.

6. Исследуется процесс возникновения альтернативности среди познавательных моделей исторической науки и возможности её разрешения, анализируются способы и методы верификации, характерные для данной отрасли научного знания.

Теоретической и методологической основой исследования являются принципы современной эпистемологии, сформировавшиеся в результате критики позитивистской интерпретации научного знания и основанные на признании его парадигмальной природы.

Разрабатываемая преимущественно для области естественных наук, концепция предпосылочного знания с определенными модификациями может быть использована и для изучения гуманитарных дисциплин, что позволит выявить как их внутреннее родство с иными разделами научного знания, так и принципиально независимый статус.

Новизна диссертационного исследования состоит в следующих положениях, выносимых на защиту:

1. Выявлен скрытый модельный характер человеческой (в том числе познавательной) деятельности, основанной на внутреннем единстве окружающего человека бытия, а также на постоянной, осознанной или неосознанной, актуализации человеком отношений подобия, пронизывающих мир вокруг него.

2. Сделан вывод об обусловленности способа использования понятия "модель" необходимостью по тем или иным причинам акцентировать внимание на связях между моделью и оригиналом, проявить скрытые модельные отношения. Употребление этого понятия определяется, таким образом, скорее методологическими задачами, чем онтологическими причинами.

3. Предложен (на основании складывающейся в отечественной литературе традиции) термин "познавательная модель" для обозначения функционирующих внутри исторического знания инвариантных устойчивых структур, аналогичных парадигмам Т. Куна и научно-исследовательским программам И. Лакатоса, но не сводимых к ним. Использование данного термина для изучения такого рода образований позволяет отвлечься от абстрактно-теоретической полемики между виднейшими представителями постпозитивизма и непосредственно исследовать характер данных структур, особенности их возникновения и функционирования.

4. Раскрыта специфика гуманитарного знания в телеологическом аспекте, с точки зрения целей, стоящих пред ним как особой отраслью знания. Направленность на решение задач, диктуемых, в первую очередь, необходимостью для человека найти свое место в мире, зависимость гуманитарного, и, в том числе, исторического знания от поиска ^ идентичности определяет его подвижность, гибкость, возможность од-

новременного сосуществования внутри него нескольких взаимодополняющих познавательных моделей, отражающих взгляды различных социальных групп на характер и перспективы общественного развития.

5. Проанализированы особенности функционирования познавательных моделей в истории, связанные с отсутствием у них направленности на открытие новых фактов и количественное увеличение объема информации о предмете исследования. Невозможность сколько-нибудь широ- ' кого использования в исторической науке экспериментального метода является одним из факторов, обуславливающих нацеленность познавательных моделей в историческом познании на переинтерпретацию уже имеющегося массива данных для выявления тех его сторон и аспектов, которые имеют отношение к современному состоянию общества.

6. Выявлена органичность взаимосвязи исторической науки и философии истории в форме историософии. Наличие общей цели, — выявление индивидуальной и коллективной идентичности, — и особый характер исследуемой ими реальности делают возможным сопряжение усилий ученых-историков и философов, интенсивное проникновение историософских конструкций в историческую науку в форме познавательных моделей.

7. Раскрыты особенности механизма возникновения альтернативности из ситуации взаимодополнительности познавательных моделей и обозначены пути разрешения конкуренции между ними. Для крупномасштабных познавательных моделей выявлен определенный аналог верификации познавательных моделей естественных наук, заключающийся в проверке перспективных предсказаний конкретной познавательной модели, а также использовании незадействованного ранее фактического материала. Для познавательных моделей, менее значимых, представляется необходимым ограничиваться их содержательно-логическим анализом, что позволяет, используя критерий "наибольшего правдоподобия",

обозначить доминирующую гипотезу, сохраняя за остальными статус • вероятных.

Теоретическая и практическая значимость работы. Полученные результаты имеют теоретическую и методологическую значимость для развития исторической науки, а также эпистемологии и философии истории (историософии). Основные материалы и выводы могут быть применены в курсах лекций по теории познания, социальной философии, методологии истории. Методологические принципы, сформулированные в работе, могут быть использованы при проведении конкретных исторических исследований.

Апробация работы. Основные положения диссертации нашли отражение в четырех научных публикациях автора. Результаты исследования были представлены в сообщениях на ежегодных итоговых научных конференциях СГПИ (1997, 1998) и на Всероссийской научной конференции "Человек в социокультурном мире" (Саратов, 1997). Диссертация обсуждалась на кафедре философии и социально-экономических наук Педагогического института С ГУ.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав (пяти параграфов), заключения и списка использованной литературы. Текст изложен на 112 страницах. Список использованной литературы включает 180 наименований работ отечественных и зарубежных авторов.

Похожие диссертационные работы по специальности «Онтология и теория познания», 09.00.01 шифр ВАК

Заключение диссертации по теме «Онтология и теория познания», Попов, Денис Александрович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Современное состояние исторической науки позволяет сделать вывод о складывании принципиально новой ситуации в области познания прошлого. Господство одной концепции (теории общественно- -экономических формаций) уступило место сосуществованию нескольких взаимодополняющих подходов к изучению исторического процесса как единого целого.

Необходимость анализа создавшегося положения требует выработки соответствующего категориального аппарата. Представляется что термин "познавательная модель" наиболее приемлем для обозначения множества используемых современными историками теорий (парадигм, метапаттернов).

Изучение проблемы моделей и моделирования показало, что понятие "модель" является универсальным, потенциально охватывающим все многообразие связей внутри универсума. Формирование подобного взгляда на природу отношений "модель — объект-оригинал" произошло не сразу, и, на наш взгляд, в интерпретации сущности моделирования можно выделить ряд подходов, последовательно сменяющих друг друга. Первоначальное редуцирование разнообразия моделей к одному определенному типу модельных конструктов сменяется затем стремлением исследователей рассматривать информационную функцию как отличительную черту любой модели. Лишь позднее возникает понимание потенциальной всеобщности отношений "модель — объект-оригинал", поскольку отношения подобия, являющиеся основой моделирования, неотъемлемо свойственны в той или иной степени любым двум объектам как материального, так и идеального происхождения.

Использование и обозначение какой-либо структуры в качестве модели другой структуры зависит только от активности субъекта, осуществляющего замещение одного объекта другим в познавательных (или иных) целях, при этом ограничения, диктуемые удобством или неудобством такого замещения, не носят принципиального характера и общетеоретическом плане значения не имеют.

Моделирование имеет особое значение в эпистемологии, оперирующей с функционально разнообразными видами моделей. Среди них можно выделить по функциональному признаку четыре группы моделей, занимающих различное место в познавательном процессе: модели— объекты исследования, модели — субъективные представления человека об окружающем его мире, модели-классификаторы, и собственно познавательные модели, управляющие познавательной активностью. А. П. Огурцов определяет их как такой компонент научного знания, который инвариантно используется в процессе научно-исследовательской деятельности при изучении нового объекта, ранее не подвергавшегося научному анализу, или не исследовавшегося с помощью данной компоненты. Представляется, что некоторые ограничения, накладываемые указанным автором на использование данного термина, неоправданны, и с его помощью (в методологических целях) можно обозначать любую из множества разноуровневых, гибких и перетекающих друг в друга инвариантных структур, используемых в познавательной деятельности. Выбор такой структуры продиктован интересом исследователя. Именно поэтому с методологической точки зрения нам представляется целесообразным обозначить функционирующие внутри исторической науки устойчивые инвариантные образования как познавательные модели, тем более что они по своим характеристикам не соответствуют в полной мере ни парадигмам Т. Куна, ни научно-

исследовательским программам И. Лакатоса, подобно таким же структурам в других гуманитарных дисциплинах.

Анализ специфики познавательных моделей, функционирующих в гуманитарном познании, позволяет сделать вывод о том, что она обусловлена не только преобладанием единичного и неповторимого в объекте изучения гуманитарных дисциплин и, как следствие, доминированием нарратива в их методологии, но и особыми целями гуманитарного познания, отличными от целей естественнонаучного. Призвание наук о культуре состоит не в расширении сферы знаний об окружающем мире и, тем самым, укреплении с помощью этого знания влияния человека на него. Их задача — поиск идентичности человека через диалог с другими людьми, принадлежащим иным культурам и эпохам. История осуществляет этот поиск через обращение к прошлому. При этом образ современности, сложившийся у историка, выступает в качестве познавательной модели, расставляющей акценты в необозримом материале культурного наследия, актуализирующей те его элементы, которые созвучны настоящему. Эта особенность исторического познания обусловливает возможность взаимодополняющего со- » существования нескольких познавательных моделей, отражающих взгляды представителей различных социальных слоев и групп на цели и перспективы исторического процесса, и является причиной интенсивного проникновения в историю методов герменевтики. Характер исторических источников, представляющих в большинстве своем тексты, допускает появление множества их различных толкований, что, однако, не снимает вопроса о соответствии предлагаемых интерпретаций исторической действительности.

Стремление ряда исследователей синтезировать все возможные подходы к истории в единую познавательную модель не представляется по- * этому оправданным. Каждый из существующих взглядов на историю

уникален и обладает своей собственной логикой и системой ценностей, очевидно, что их совмещение невозможно без их разрушения и уничтожения.

Ряд особенностей, присущих познавательным моделям в историческом познании, связан не со своеобразием существующего здесь познавательного интереса, а с особым характером предмета их исследований, в частности, с такими свойствами исторических фактов, как однократность, невоспроизводимость, ненаблюдаемость, опосредованность взаимодействия с ними исследователя историческими источниками. Эти свойства предмета исторической науки делают невозможным сколько-нибудь широкое применение в ней обычных методов научного исследования — наблюдения и эксперимента. Объект исторической науки (прошлое) существует в особом, "снятом" виде, что исключает прямой контакт с ним исследователя, а экспериментальное воспроизведение исторических фактов ограничено, прежде всего, грандиозностью масштабов большинства событий, интересующих ученых. С другой стороны, эксперимент в исторической науке может осуществлять лишь вероятностную реконструкцию прошлого, которую невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть. Это обстоятельство существенным образом влияет на характер функционирования познавательных моделей. Если в естествознании познавательные модели способствуют количественному увеличению информации о предмете исследования, то в истории из-за ограниченной источниковой базы подобный процесс оказывается невозможным, здесь познавательные модели могут выполнять только функцию переинтерпретации уже имеющегося материала в соответствии с необходимостью идентификации современности. Расширение источниковой базы исторической науки при этом осуществляется за счет вспомогательных и смежных дисциплин, обладающих своими

собственными познавательными моделями, слабо связанными с аналогичными структурами историографии.

Ведущая роль в формировании коллективной идентичности принадлежит, безусловно, философии. Поэтому наличие общих целей у двух различных дисциплин (философии и истории), а также динамизм общественного развития, постоянно создающий новую, неисследованную социальную ситуацию, нуждающуюся в осмыслении, делает возмож--ным интенсивное сотрудничество историков и философов и закрепляет/ положение философии как основного поставщика познавательных мо-) делей для истории. Причины, затрудняющие такого рода взаимодейст-/ вие (агностицизм и негативизм по отношению к истории в философии, её сложный и абстрактный, по сравнению с историей, категориальный аппарат, отрицательное отношение части историков к возможностям философской рефлексии), носят субъективный характер и, как представляется, могут быть устранены, что позволит обогатить методологический инструментарий историков и верифицировать историософские построения философов.

Представления о прошлом, созданные под влиянием различных к нему подходов, могут быть, тем не менее, истинными или ложными. Помимо этого, сосуществующие познавательные модели, выступающие в -идеале как взаимодополнительные, способны реконструировать прошлое таким образом, что предлагаемые ими реконструкции оказываются противоречащими друг другу. Тем самым познавательные модели из взаимодополняющих превращаются альтернативные и возникает не- > обходимость предпочтения одной из них как более истинной с помощью процедур верификации. Сложность проверки исторических гипотез вызвана теми свойствами предмета истории, о которых говорилось выше, и, как следствие, неизбежным методологическим парадоксом, при котором любая версия исторического события, построенная с уче-

том всех известных фактов, оказывается, по сути, неопровержимой. Однако имеется, хотя и ограниченный, ряд процедур, позволяющих осуществлять их верификацию. Для наиболее значительных познавательных моделей, стремящихся охватить исторический процесс как целостность, это может быть проверка их долгосрочных предсказаний, также верифицировать их можно с помощью незадействованных ранее источников. Указанные процедуры являются мощным стимулом для их дальнейшего развития и модернизации. Для познавательных моделей, .» предметом рассмотрения которых является не весь поток всемирно-исторического становления, а лишь отдельные его фрагменты и части (локальные познавательные модели), возможно применение содержательно-логического анализа, позволяющего выявить наиболее обоснованную гипотезу, сохраняя остальные в качестве вероятных.

Проведенное исследование является одной из первых попыток разобраться в новой складывающейся в исторической науке ситуации и выявить определяющие её механизмы. Автор надеется, что предложенная им концепция вызовет определенный интерес и будет способствовать дальнейшему развитию исторической эпистемологии, углубляя и расширяя представления об особенностях научного познания прошлого.

Список литературы диссертационного исследования кандидат философских наук Попов, Денис Александрович, 1998 год

БИБЛИОГРАФИЯ

Августин А. О граде Божьем // Антология мировой философии. В 4-х т. М., 1969. Т. 1.4. 1.

Алаев Л. Б. Материалистическое понимание истории в обороне // Восток. 1995. № 2.

Алаев Л. Б. Формационные черты феодализма и Восток // Народы Азии и Африки. 1987. № 3.

Алаев Л. Б., Ерасов Б. С. Формация или цивилизация? // Народы Азии и Африки. 1990. № 3.

Алексеев П. В., Панин А. В. Теория познания и диалектика. М., 1991.

Алтухов В. Л. Смена парадигм и формирование новой методологии // Общественные науки и современность. 1993. № 1.

Аристотель. Политика// Аристотель. Соч. в 4-х т. М., 1984. Т. 4.

Арон Р. Философия истории // Философия и общество. 1997. № 1.

Бакрадзе К. С. Очерки по истории новейшей и современной буржуазной философии // Бакрадзе К. С. Избранные философские труды. Тбилиси, 1973. Т. 3.

Барг М. А. Категории и методы исторической науки. М., 1984.

Барг М. А. Эпохи и идеи: становление историзма. М., 1987.

Барышков В. П. Взаимосвязь теории и метода в развитии исторического знания. Дисс. ... канд. филос. наук. Саратов, 1984.

Башляр Г. Новый рационализм. М., 1987.

Бессмертный Ю. Л. История на распутье // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы "Анналов". М., 1993.

Бестужев-Лада И. В. Ретроальтернативистика в философии истории // Вопросы философии. 1997. № 8.

Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986.

Борщов А. С. Проблема соотношения материального и идеального // Проблемы философии, истории, культуры. Саратов, 1996.

Бургин М. С., Кузнецов В. И. Введение в современную точную методологию науки. Структуры систем знания. М., 1994.

Быков Г. В. Историографические модели // Вопросы истории естествознания и техники. 1980. № 3.

Вайнштейн О. Л. Очерки развития буржуазной философии и методологии истории в Х1Х-ХХ вв. Л., 1979.

ВалюзинВ. А. О социальной философии истории // Социс. 1992. № 12.

Вартофский М. Модели. Репрезентация и научное понимание. М., 1988.

Вжозек В. От горизонтальных связей к метарефлексии // Споры о главном. М., 1993.

Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995.

Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. М., 1994. Ч. 1.

Гадамер X. Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М, 1988.

Гайда А. В. "Неомарксистская" философия истории (критический анализ). Красноярск, 1986.

Гайденко П. П. Культурно-исторический аспект эволюции науки // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982.

Гасилин В. Н., Бесшапошникова А. П. Поиск сущности человека на рубеже XXI века // Цивилизация, культура, человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995.

Гемпель К. Мотивы и "охватывающие" законы в историческом объяснении // Философия и методология истории. М., 1977.

Геродот. История. Л., 1972.

Гречко П. К. Концептуальные модели истории. М., 1995.

Гринин Л. Е. Формации и цивилизации // Философия и общество. 1998. № 1-2.

Громаков С. В. Темпоральность истории: философский аспект исследования. Дисс. ... канд. филос. наук. Саратов, 1991.

Грязневич П. А. Развитие исторического сознания арабов (VI-VIII вв.) // Очерки истории арабской культуры (V-XV вв.). М., 1982.

Губман Б. Л. Смысл истории. Очерки современных западных концепций. М., 1991.

Гумилев Л. Н. Ритмы Евразии. Эпохи и цивилизации. М., 1993.

Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. Л., 1989.

Гумилев Л. Н. Этносфера: история людей и история природы. М., 1993.

Гуревич А. Я. Марк Блок и "Апология истории" // В кн.: Блок М. Апология истории. М., 1986.

Гуревич А. Я. Теория формаций и реальность истории // Вопросы философии. 1990. № 11.

Гуревич А. Я. Уроки Люсьена Февра. // В кн.: Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Гусейнова А. С., Павловский Ю. Н., Устинов В. А. Опыт имитационного моделирования исторического процесса. М., 1984.

Данилевский Н. Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М., 1991.

Данилов А. И. Историография. Становление истории как науки // СИЭ. М., 1965. Т. 6.

Дильтей В. Литературные архивы и их значение для изучения истории философии // Вопросы философии. 1995. № 5.

Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии. 1988. № 4.

Доорн П. Ещё раз о методологии. Старое и прекрасное: "мыльная опера" о непонимании между историками и моделями // Новая и новейшая история. 1997. № 3.

Дорохов А. М. Кризис исторической науки или исторический кризис? // Вестник Челяб. Ун-та. Серия 1. История. 1994. № 1.

Думин С. В., Турилов А. А. "Откуда есть пошла Русская земля?" // История Отечества: люди, идеи, решения. Очерки истории России IX-началаХХвв. М., 1991.

Дьяконов И. М. Пути истории. От древнейшего человека до наших дней. М., 1994.

Ельчанинов В. А. Методологические проблемы исторической науки. Барнаул, 1990.

Ерофеев Н. А. Что такое история. М., 1976.

Златковская Т. Д. У истоков европейской культуры. Троя. Крит. Микены. М., 1961.

Зуев К. А. Существует ли смысл истории? О философии истории К. Поппера // Общественные науки и современность. 1994. № 5.

Игнатьев В. Н. Историческое самосознание: методологические и социокультурные основания // Цивилизация, культура, человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995

Ильинская Л. С. Легенды и археология. М., 1988.

Илюшечкин В. П. Теория стадийного развития общества (история и проблемы). М., 1996.

Ионов И. Н. На пути к теории цивилизаций. Познавательные предпосылки и трудности исторического синтеза // Цивилизации. Вып. 3. М., 1995.

Ионов И. Н. Теория цивилизаций и эволюция научного знания //Общественные науки и современность. 1997. № 6.

Каганов В. Л. Рефлексивная модель философского знания и культура // Философия и её место в культуре. Новосибирск, 1990.

Кант И. Предполагаемое начало человеческой истории // Кант И. Трактаты и письма. М., 1980.

Каракозова Э. В. Моделирование в общественных науках. М., 1986.

Каратеев В. П. Единство, интеграция, синтез научного знания. Саратов, 1987.

Карпинская Р. С., Лисеев И. К., Огурцов А. П. Философия природы: коэволюционная стратегия. М., 1995.

Касавин И. Т. Познание в мире традиций. М., 1990.

Кахк Ю. Ю. Математические методы в исторических исследованиях. Опыт советских и американских ученых // Вопросы истории. 1989 № 2.

Кезин А. В. Стандарты научности в гуманитарном познании // Вестник Моск. ун-та. Серия 7, философия. 1992. № 2.

Кобзев М. С., Горбачев Н. А. Фантазия в науке и искусстве. Саратов, 1995.

Ковалев А. М. Ещё раз о формационном и цивилизационном подходах // Общественные науки и современность. 1996. № 1.

Ковальченко И.Д. Методы исторического исследования. М., 1987.

Ковальченко И. Д., БородкинЛ. И. Современные методы изучения исторических источников с использованием ЭВМ. М., 1987.

Козин Н. Г. Познание и историческая наука. Эмпирический и теоретический уровни знания и познания и историческая наука. Саратов, 1980.

Козлова М. С. О роли философских идей в историческом процессе развития науки // Методологические проблемы историко-научных исследований. М., 1982.

Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980.

Конт О. Курс положительной философии. СПб., 1900.

Корнеев В. В. Кризис исторической науки в России // Кентавр. 1994. №4.

Кузнецов В. Г. Герменевтика и гуманитарное познание. М., 1991.Кун Т. Структура научных революций. М., 1977.

Лакатос И. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы. М., 1967.

Лакатос И. История науки и её рациональные реконструкции // Структура и развитие науки. М., 1978.

Лакатос И. Методология научных исследовательских программ // Вопросы философии. 1995. № 4.

Ларина Т. М. Методологические проблемы исторической реконструкции. Дисс. ... канд. филос. наук. Куйбышев, 1984.

Ломоносов М. В. Древняя Российская история // Ломоносов М. В. Поли. собр. соч. М.-Л., 1952. Т. 6.

ЛоонеЭ. Н. Современная философия истории. Таллинн, 1980.

Лосев А. Ф. Античная философия истории. М., 1977.

Лукашевич В. К. Модели и метод моделирования в человеческой деятельности. Мн., 1983.

Луков В. Б., Сергеев В. М. Опыт моделирования мышления исторических деятелей: Отто фон Бисмарк, 1866-1876 гг. // Вопросы кибернетики. Логика рассуждений и её моделирование. М., 1983.

Малахов В. С. Неудобства с идентичностью // Вопросы философии. 1998. №2.

Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика и "историческая механика" // Общественные науки и современность. 1997. № 2.

Малинецкий Г. Г. Нелинейная динамика — ключ к теоретической истории? // Общественные науки и современность. 1996. № 4.

Мамонов В. Ф. В поисках твердой почвы // Новая и новейшая история. 1996. №6.

Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-ое изд. Т. 42.

Маркузе Г. Эрос и цивилизация. Киев, 1995.

Мартынович С. Ф. Факт науки и его детерминация. Философско-методологический аспект. Саратов, 1983.

Математические модели и ЭВМ в исторических исследованиях. М., 1985.

Межуев В. М. Философия истории и историческая наука // Вопросы философии. 1994. № 4.

Могильницкий Б. Г. Введение в методологию истории. М., 1989.

Могильницкий Б. Г. Об исторической закономерности как предмете исторической науки // Новая и новейшая история. 1997. № 2.

Неуймин Я. Г. Модели в науке и технике. Л., 1984.

Николаева И. Ю. От классики к постмодерну: о тенденциях развития современной западной исторической мысли // К новому пониманию человека в истории. Томск, 1994.

Ницше Ф. О пользе и вреде истории для жизни // Ницше Ф. Соч. в 2-х т. М., 1990. Т. 1.

Новик И. Б. О моделировании сложных систем. Философский очерк. М., 1965.

Огурцов А. П. Альтернативные модели анализа сознания: рефлексия и понимание // Проблемы рефлексии. Новосибирск, 1987.

Огурцов А. П. Философия науки эпохи Просвещения. М., 1993.

Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955.

Павленко Ю. В. Альтернативные подходы к осмыслению истории и проблема их синтеза // Философия и общество. 1997. № 3.

Парэн Ш. Структурализм и история. Философия и общество. 1998. №2.

Пивоваров Ю. Некоторые предположения по поводу типов исторического понимания // Рубежи. 1997. № 6.

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. М., 1994.

Полани М. Личностное знание. На пути к посткритической философии. М., 1985.

Полибий. Всеобщая история. СПб., 1994.

Померанц Г. С. Две модели познания //Померанц Г. С. Выход из транса. М., 1995.

Поппер К. Р. Логика и рост научного знания. М., 1983.

Поппер К. Р. Нищета историцизма. М., 1993.

Поппер К. Р. Открытое общество и его враги. М., 1992.

Порк А. А. Нарратив как проблема методологии исторической науки //Ученые записки Тартусского университета. Тарту, 1975. Вып. 361.

Ракитов А. И. Историческое познание: системно-гносеологический подход. М., 1982.

Рашковский Е. Б. Историк как свидетель, или Об источниках исторического познания // Вопросы философии. 1998. № 2.

Рейли Д. Дж. Некоторые мысли о кризисе в исторической науке и об изучении локальной истории // История России: диалог российских и американских историков. Материалы российско-американской научной конференции (г. Саратов, 18-20 мая 1992 г.). Саратов, 1994.

Рикёр П. Герменевтика. Этика. Политика. М., 1995.

Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. СПб., 1911.

Розенблют А., Винер Н. Роль моделей в науке // В кн.: Неуймин Я. Г. Модели в науке и технике. Л., 1984.

Рыдзевская Е. А. О роли варягов в Древней Руси // Рыдзевская Е. А. Древняя Русь и Скандинавия в 1Х-Х1У вв. М., 1978.

Садовский В. Н. Модели научного знания и их философская интерпретации // Вопросы философии. 1983. № 6.

Санцевич А. В. Методика исторического исследования. Киев, 1990.

Семенов Ю. И. Всемирная история как единый процесс развития человечества во времени и в пространстве // Философия и общество. 1997. №1.

Семенов Ю. И. Материалистическое понимание истории: за и против // Восток. 1995. № 2.

Смоленский Н. И. Возможна ли общеисторическая теория? // Новая и новейшая история. 1996. № 1.

Соловьева Г. Г. Негативная диалектика. Два образа критической теории Т. В. Адорно. Алма-Ата, 1990.

Спигел Г. М. К теории среднего плана: историописание в век постмодернизма // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995.

Тимофеев И. С. Моделирование как метод историко-научных исследований // Вопросы истории естествознания и техники. 1986. № 2.

Тимофеев И. С. Модель как предмет исторического исследования // Вопросы истории естествознания и техники. 1995. № 2.

Тимофеев И. С. Принципы моделирования как средство концептуализации историко-научных исследований // Вопросы истории естество-, знания и техники. 1987. № 4.

Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1990.

Тойнби А. Дж. Цивилизация перед судом истории. М.-СПб., 1995.

Уемов А. И. Логические основы метода моделирования М., 1971.

Уйбо А. С. О междисциплинарном характере основных методологических проблем исторического познания // Известия АН Эстонии. Общественные науки. 1990. Т. 39. № 3.

Устьянцев В. Б., Ярская В. Н. Время цивилизации в контексте культурно-исторического и формационного подходов // Цивилизация как проблема исторического материализма. М., 1983.

Устьянцев В. Б. Социальная память и начало исторического знания // Философские вопросы социального познания. Саратов, 1980.

Устьянцев В. Б. Цивилизация, культура, человек в современных философских измерениях // Цивилизация, культура человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995.

Февр Л. Бои за историю. М., 1991.

Фейерабенд П. Избранные труды по методологи науки. М., 1986.

Фейерабенд П. Ответ на критику // Структура и развитие науки. М., 1978.

Фейнберг Е. Л. Возвращение к единству // Знание-сила. 1986. № 9.

Ферро М. Типичные черты школы "Анналов" // Социально-политический журнал. 1992. № 8.

Филатов Д. А. Методологические вопросы моделирования объектов прошлого, настоящего и будущего в социальных науках. Саратов, 1977.

Формации или цивилизации? Материалы "круглого стола", организованного редакцией журнала "Вопросы философии" // Вопросы философии. 1989. № 10.

Формация и цивилизация: методологические проблемы анализа. Материалы дискуссии в Отделе общих проблем политической экономии ИМЭМО // Мировая экономика и международные отношения. 1991. №5.

Фукидид. История. Л., 1981.

Фуко М. Слова и вещи. М., 1977.

Фурсов А. И. Восточный феодализм и история Запада: критика одной интерпретации // Народы Азии и Африки. 1987. № 4.

Хвостова К. В., Финн В. К. Гносеологические и логические проблемы исторической науки. М., 1995.

Хвостова К. В. История: проблемы познания // Вопросы философии. 1997. №4.

Хейердал Т. Приключения одной теории. Л., 1969.

Хейердал Т. Экспедиция "Кон-Тики". Рига, 1984.

Хюбнер К. Критика научного разума. М., 1994.

Цивилизационный подход к истории. Проблемы и перспективы развития. Тезисы межвузовской научно-практической конференции (Воронеж, март 1994 г.) Воронеж, 1994.

Чайковский Ю. В. К общей теории эволюции // Путь. 1993. № 4.

Чайковский Ю. В. Познавательные модели, плюрализм, выживание // Путь. 1992. № 1.

Чернов С. А. Телеология свободы // Кантовский сборник. Вып. 17. Калининград, 1993.

Шартье Р. История сегодня: сомнения, вызовы, предложения // Одиссей. Человек в истории. 1995. М., 1995.

Шмаков В. С. Структура исторического знания и картина мира. Новосибирск, 1990.

Шпенглер О. Закат Европы. Новосибирск, 1993.

Штоль Г. А. Генрих Шлиман. М., 1991.

Штофф В. А. Моделирование и философия. М.-Л., 1966.

Штофф В. А. Роль моделей в познании. Л., 1963.

Яблонский А. И. Математические модели в исследовании науки. М., 1986.

Яковенко Б. Вильгельм Виндельбанд // В кн.: Виндельбанд В. Избранное. Дух и история. М., 1995.

Ярская В. Н. Мировоззренческий контекст предвидения и времени // Мировоззренческие вопросы предвидения и времени. Саратов, 1986.

Ярская В. Н. Научное предвидение. Саратов, 1980.

Ярская В. Н. Цивилизация и милосердие // Цивилизация, культура, человек на рубеже XXI века. Саратов, 1995.

Ясперс К. Истоки истории и её цель // Ясперс К. Смысл и назначение истории. М., 1994.

Adorno Т., Horkheimer М. Dialektik der Aufrlarung. Fr/am Main, 1969.

Aron R. La philosophie critique de l'histoire. Р., 1987.

Finley M. I. Ancient History: Evidence and Models. London, 1985.

Marrou H.-I. Saint Augustin et la fin de la culture antique. Р., 1958.

Richter W. Heinrich Schliemann: Dokumente seines Lebens. Leipzig, 1992.

Rickert H. Die Grenzen der naturwissenschaftliche Begriffsbildung. 1902.

Windelband W. Geschichtswissenschaft und Naturwissenschaft. Stras-sburg, 1904.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.