Поле цвета в словарном представлении и его воплощение в художественном тексте (на материале рассказов Ю. Казакова) тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.02.01, кандидат наук Хо Канин

• Хо Канин
• кандидат наук
• 2022

Оглавление диссертации кандидат наук Хо Канин

Введение

Глава 1. Структура лексико-семантического поля «цвет»

§ 1. Общая характеристика лексико-семантического поля «цвет»

§ 2. Лексические единицы поля цвета в толковых словарях русского

языка

§ 3. Лексические единицы поля цвета в словообразовательных

словарях русского языка

§ 4. Лексические единицы поля цвета в идеографических словарях и в

словарях синонимов русского языка

§ 5. Лексические единицы поля цвета в словарях сочетаемости

§ 6. Поле цвета в ассоциативных словарях

§ 7. Поле цвета в «Словаре цвета» В.К. Харченко

Выводы по первой главе

Глава 2. Воплощение поля цвета в рассказах Ю. Казакова

§ 1. Общая характеристика цветовой палитры Ю. Казакова

§ 2. Взаимодействие лексических единиц с семантикой цвета и с

семантикой света в рассказах Ю. Казакова

§ 3. Способы образования единиц поля цвета в рассказах Ю. Казакова

§ 4. Объекты цветописи в рассказах Ю. Казакова

§ 5. Метафорические номинации в цветовой палитре Ю. Казакова

§ 6. Единицы поля цвета в организации текстовых фрагментов

§ 7. Поле цвета в организации целого текста

§ 8. Этнокультурная значимость лексических единиц поля цвета и

проблемы перевода

Выводы по второй главе

Заключение

Список использованной литературы

Приложение

Приложение

Введение

Цветовая семантика издавна привлекала внимание лингвистов, поскольку цвет является важной составляющей всей зрительной информации, получаемой человеком. И в лингвистике, и в литературоведении существует немало исследований, посвященных индивидуально-авторским реконструкциям представлений о мире, зафиксированных в цветовых номинациях текста [Прокофьева 2006: 272]. Многогранность цветовой картины мира является результатом взаимодействия объективных и субъективных факторов (особенностей восприятия мира конкретной языковой личности) и находит отражение в устной и письменной формах коммуникации. Различные аспекты цвета как лингвистического феномена являлись объектом многих лингвистических исследований [Василевич, Кузнецова, Минченко 2005; 118; Rakhilina 2007]. Особенно большое внимание в современных исследованиях уделяется национально-культурной специфике цветообозначений (см., например, [Берлин, Кей, 1969; Вежбицкая 1996; Вендина 1999; Воробьева 2014; Гатауллина 2005; Гак 1977; Гуз 2009; Козлова 2010; Кузьмин 2008; Кульпина 2001; Кульпина 2002; Кульпина 2007; Макеенко 1999; Наименования цвета.,.2007 и др.]. Г. Дойчер, рассматривая многочисленные исследования «цветового словаря» в разных языках, отмечает несомненное влияние языка не только на возможность описания цветовой картины мира, но и на особенности ее восприятия носителями разных языков. Цвет - «идеальная иллюстрация борьбы природы и культуры за понятия языка» [Дойчер 2018: 30].

По словам В.Г. Гака, «сравнительное изучение способов обозначения цвета в разных языках - одна из традиционных тем лингвистики. На примере названий цвета можно убедиться, что даже такое объективное, общее для всех людей физическое ощущение, как цвет, в разных языках отражается по-разному, наименования окрасок составляют в каждом языке сложную систему,

а системы разных языков обнаруживают показательные расхождения» [Гак 1977: 192].

Обращение к цветописи Ю. Казакова является актуальной научной задачей, поскольку языковые особенности произведений этого замечательного художника слова мало изучены, а лексическая организация его текстов вообще не изучалась. Между тем, чтение любого рассказа Ю. Казакова убеждает в том, лексические единицы поля цвета являются в них не просто отдельными удачно выбранными эпитетами, метафорами, сравнениями, но выполняют определенную организующую роль не только в рамках одного текста, но и в пределах всего гипертекста творчества Ю. Казакова.

Благодаря своей способности ярко передавать реальный окружающий мир Ю. Казаков занял своё место среди классиков русской прозы второй половины XX века. Проза Казакова отличается тонким пониманием человека и природы, глубиной проникновения в диалектику характеров героев и обстоятельств жизни [Чекулина 1983, Багаутдинова 1995], своеобразием авторского стиля, лаконизмом в сочетании с точностью описаний и портретных зарисовок [Елин 1987]. Рассказы «писателя необычайно лиричного, открывающего, как на исповеди, самые сокровенные тайники своей души, - одна из ярких страниц русской литературы XX века» [Егнинова 2006: 171]. М.О. Чудакова подчеркивает, что Ю. Казаков с виртуозностью использовал нормативный, отточенный язык русской литературы, продолжая традиции Бунина и Чехова [Чудакова 2001: 272]. Не случайно с 2000 года существует престижная литературная премия имени Ю. Казакова за лучший рассказ.

Важно отметить, что художественные произведения писателя переведены на многие языки, в том числе китайский, они нередко используются в учебниках, хрестоматиях и книгах для чтения, адресованных иностранцам, изучающим русский язык.

В своих произведениях, прежде всего в тех текстах, где большое место

занимают описания природы, Ю. Казаков формирует совокупное поле цвета с

5

помощью разнообразных и ярких цветообозначений. Самого писателя критик В. Турков назвал «человеком-радугой» [Турбин 1983: 468]. Принципиально важно, что объектом исследования в диссертации является именно поле в двух его ипостасях - системном и текстовом.

Актуальность исследования связана с необходимостью изучения лексических средств воплощения художественного мира Ю. Казакова, в частности такого значимого фрагмента художественной картины мира автора, как цветопись. Чтение любого рассказа Ю. Казакова убеждает в том, что лексические единицы поля цвета являются в них не просто отдельными удачно выбранными эпитетами, метафорами, сравнениями, но выполняют определенную организующую роль не только в рамках одного текста, но и в пределах всего гипертекста творчества Ю. Казакова.

Новизна исследования обусловлена тем, что языковые особенности произведений этого замечательного художника слова мало изучены, а лексическая организация его текстов вообще не изучалась.

Предметом исследования является организующая роль цветообозначений в рассказах Ю. Казакова.

Объект исследования - лексические единицы поля цвета в рассказах Ю. Казакова.

Материалом исследования явились тексты 40 рассказов Ю. Казакова, его «Северного дневника», а также переводы 10 рассказов писателя на китайский язык. В работе также активно использовались материалы лексикографических изданий различного типа. В исследованных рассказах насчитывается более 900 слов, содержащих семантический компонент «цвет».

Цель диссертации - на основе исследования лексико-семантического поля цвета выявить авторское текстовое поле цвета в произведениях Ю. Казакова.

Задачи работы:

1) выявление структуры системного поля цвета по данным словарей;

2) исследование словообразовательных возможностей расширения поля (прежде всего за счет сложных прилагательных и наречий);

3) определение состава и структуры текстового поля цвета в рассказах Ю. Казакова;

4) определение доминирующих свойств цветовой палитры писателя;

5) определение места метафорических обозначений цвета в рассказах Казакова;

6) определение роли цветообозначений в организации текстовых фрагментов;

7) определение роли единиц поля цвета в организации целого текста;

8) выявление взаимосвязи полей цвета и света в рассказах Казакова.

Положения, выносимые на защиту:

1. Поле цвета является одной из значимых составляющих языковой

картины мира, что находит отражение в комплексе словарей русского языка (толковых, идеографических, сочетаемости, словообразовательных), которые позволяют выявить общие очертания поля в лексической системе русского языка, его центр и периферию.

2. Цветовые ассоциации являются частотными в ассоциативно-вербальной сети носителя языка, что отражено в ассоциативных словарях и реализуется в тексте.

3. Системное поле цвета находит индивидуальное преломление в цветовой палитре Ю. Казакова. Оно расширяется, прежде всего, за счет составных прилагательных и метафорических цветообозначений.

4. Текстовое поле цвета в рассказах Ю. Казакова включает лексические единицы различных частей речи, прежде всего прилагательных, а также глаголов, существительных и (реже)наречий.

5. Поле цвета в рассказах Ю. Казакова находится в постоянном взаимодействии с полем света.

6. Лексические единицы поля цвета относятся к числу языковых средств, формирующих семантическую структуру рассказов Ю. Казакова. Их роль обнаруживается в пространстве текстовых фрагментов и целого текста.

Методы исследования. В работе использовались традиционные методы семантического анализа, позволяющие охарактеризовать структуру поля цвета в лексической системе и особенности его текстовой интерпретации: анализ словарных дефиниций, семный анализ, контекстуальный анализ, комплексный анализ художественного текста.

Теоретическая значимость. Работа вносит свой вклад в исследование полевой лексико-семантической организации художественного текста, в изучение лексической составляющей идиостиля Ю. Казакова.

Практическая значимость работы связана с возможностями использования ее результатов в практике преподавания русского языка (на занятиях по лексикологии, лексикографии, лингвистическому анализу текста), в обучении русскому языку как иностранному, в переводческой деятельности, при составлении «словаря цвета» русской художественной литературы. Следует особо подчеркнуть, что рассмотрение единиц поля цвета, в частности цветовых метафор, в рассказах Ю. Казакова представляется важным для работы в иностранной аудитории (заметим, что в 60-80-е годы рассказы Юрия Казакова традиционно входили в книги для чтения, однако в последние годы они, к сожалению, выпали из поля зрения составителей). Оно позволяет соотнести системные и текстовые значения лексических единиц, сопоставить разные способы номинации цвета в разных языках, в частности, в русском и китайском, и на этой основе увидеть не только различия в языковых картинах мира, но и, что особенно важно, понять специфику художественного текста.

Структура работы продиктована логикой исследования и состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы и двух приложений.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поле цвета в словарном представлении и его воплощение в художественном тексте (на материале рассказов Ю. Казакова)»

Апробация работы.

Основные положения и результаты научного исследования опубликованы в 7 работах, в том числе в 4 из списка рецензируемых научных журналов, и освещались в докладах на конференциях: Международной научной конференции «Взаимодействие языков и культур» 28-30 мая 2018 г., Челябинск; XI международной научно-практической конференции «Перевод. Язык. Культура» 29-30 мая 2020 г., Санкт-Петербург; XXVI международной научно-методической конференции памяти Н.Т. Свидинской «Проблемы преподавания филологических дисциплин в новых образовательных условиях» 15 апреля 2021 г., Санкт-Петербург; международной научно-практической онлайн-конференции «Современная языковая ситуация и совершенствование подготовки учителя-филолога» 19-20 декабря 2021 г., Воронеж.

Глава 1. Структура лексико-семантического поля «цвет»

§ 1. Общая характеристика лексико-семантического поля «цвет»

Поскольку в центре нашего исследования оказывается полевая организация лексических единиц с семантикой цвета («'цвет' может рассматриваться как вполне самодостаточное семантическое поле» [Вежбицкая 1996: 231]), обратимся к некоторым общим закономерностям полевой организации лексики и к составляющим лексико-семантического поля, представляющего собой множество слов и значений, связанных с одним и тем же фрагментом действительности [Маслов 1987: 96].

В работе в качестве синонимичных будут использоваться термины цветообозначения, колоративы, лексические единицы с семантикой цвета [Баринова 2016; Чжун 2002; Крапивник 2014:22-23].

При анализе семантических связей слов мы исходим из важнейших для лексико-семантических исследований положений о системной организации лексики. Значения слов (в нашем исследовании - значения цветообозначений), отображающие значимый для человеческого сознания фрагмент действительности, находятся в сложной системе связей - парадигматических, синтагматических и ассоциативно-деривационных.

Традиционно поле определяется как «совокупность языковых единиц, объединенных общностью содержания и отражающих понятийное, предметное или функциональное сходство обозначаемых явлений» [Кобозева 2007: 99]. Ю.Н. Караулов подчеркивает емкость понятия семантическое поле, отмечая, что в нем «перекрещиваются главные проблемы лексикологии -проблемы синонимии, антонимии, полисемии, проблема соотношения слова и понятия» [Караулов 1972: 67].

В качестве составляющих лексико-семантического поля (ЛСП) выделяют лексико-семантические группы (ЛСГ) и синонимические ряды как более мелкие семантические объединения. Одним из классических примеров

10

лексико-семантического поля признается поле цветообозначений (поле цвета), состоящее из широкого круга лексических единиц с общим семантическим компонентом - архисемой [Абрамов 2003: 27-29] 'цвет'. Отметим, что С. Ульманн рассматривает поле цвета в ряду семантических универсалий [Ульманн 1970].

В семантических полях выделяются «центральные и периферийные области, при этом центр более консолидирован и воплощает существо всего семантического комплекса» [Кузнецов 1986: 16]. Таким образом, в результате восприятия человеком окружающего мира формируются определенные языковые модели на основе парадигматических и синтагматических связей. Эти модели обнаруживаются и в художественных текстах [Болдырев 2016: 41]. Поле цвета как более широкое парадигматическое объединение включает лексические парадигмы, включающие слова конкретных частей речи: ЛСГ цветовых прилагательных (синий, желтый, вишневый, пепельный), ЛСГ существительных с семантикой цвета (синева, желтизна, синь, зелень), ЛСГ глаголов с ядерным компонентом «цвет» (синеть, краснеть, белеть, пунцоветь). Р.В. Алимпиева подробно исследовала роль интегральных и дифференциальных семантических признаков в структуре лексико-семантической группы прилагательных-цветообозначений на примере более частной парадигмы - прилагательных красного тона (красный, багряный, пурпурный, багровый, кровавый, пунцовый, малиновый, вишневый, алый, румяный, розовый), продемонстрировав иерархическую организацию лексико-семантического поля и лексико-семантической группы [Алимпиева 1986].

Л.О. Кольцова подчеркивает значимость лексико-семантических групп в структурировании языковой картины мира. При этом в структуре группы большое значение имеет разграничение ядерной, околоядерной и периферийных зон [Кольцова 2010].

Охарактеризуем в самом общем виде структуру поля на примере

исследуемой группировки лексических единиц. В центре поля цвета находятся

цветовые прилагательные. Характеризуя полевую структуру имени

11

прилагательного в русском языке, В.Г. Адмони выделяет в нем центр и периферию. При этом «центр (сердцевина) образуется оптимальной концентрацией всех совмещающихся в данной единице признаков», «периферия состоит из большего или меньшего числа образований разной емкости с некомплектным числом этих признаков, т.е. с отсутствием одного или нескольких признаков» [Адмони 1964: 49]. Центр поля цвета образуется основными цветовыми прилагательными (белый, синий, зеленый, красный и т.п.), а по мере удаления от центра располагаются прилагательные, демонстрирующие нюансировку цветовой палитры (беленький, синеватый, бледно-голубой, ярко-красный и т.п.), в том числе образованные в результате метафорических переносов (вишневый, лимонный, пепельный). Далее от центра располагаются слова других частей речи, образованные от цветовых прилагательных (чернота, зелень, белеть, порозоветь, красно, бело и т.п.).

По характеру цветовых ощущений принято различать ахроматические цвета (белый, черный и все оттенки серого) и хроматические (цвета спектра: красный, оранжевый, желтый, голубой, фиолетовый, пурпурный, синий, зеленый). Все цвета, ахроматические и хроматические, могут различаться по яркости, насыщенности и характеризуются сложными переходами, что вербализуется широким кругом лексических единиц. Как будет показано в работе, эти различия цветовых ощущений значимы в организации художественного текста.

Исследование поля цвета и роли цветообозначений в художественном тексте требует, прежде всего, обращения к системной организации изучаемого круга лексических единиц, что предполагает обязательный анализ широкого круга лексикографических источников. Ю.Д. Апресян писал, что задача лексикографа - «вскрыть <...> наивную картину мира в лексических значениях и отразить ее в системе толкований» [Апресян 1995: 58].

§ 2. Лексические единицы поля цвета в толковых словарях русского языка

Базой для всех семантических исследований являются толковые словари, систематизирующие наши знания о языке и о мире и последовательно отражающие лексическое богатство языка в определённый период его развития [Козырев, Черняк 2015: 79].

Важнейшим компонентом словарной статьи является словарное толкование (дефиниция), в котором «лексическое значение <...> получает свою текстовую экспликацию» [Сулименко 2012: 47], так как оно строится на основе выделения минимальных семантических компонентов, позволяющих идентифицировать предмет, включить слово в группу родственных по смыслу единиц и чётко определить различия между ними [Стернин, Соломатина 2011].

Во всех толковых словарях, начиная с «Толкового словаря живого великорусского языка», единицы поля цвета получают толкование через лексему цвет ('род или вид краски, масть, колер') [Словарь Даля 1980]. По мнению Е.В. Крапивник, к цветовым прилагательным должны быть отнесены те, в толкованиях которых есть слово цвет или апелляция к другим прилагательным, определяемым с использование слова цвет [Крапивник 2014: 18].

В толковых словарях так или иначе отражены те признаки понятия цвет, которые фиксируются в энциклопедических словарях:

ЦВЕТ, свойство света вызывать определенное зрительное ощущение в соответствии со спектральным составом отражаемого или испускаемого излучения. Свет разных длин волн возбуждает различные цветовые ощущения. Однако имеются сложные цвета (например, пурпурный), которым нельзя однозначно поставить в соответствие определенный спектральный состав излучения. Цвет объекта при освещении его белым светом (содержащим все цвета) определяется тем цветом, который отражается [Иллюстрированный энциклопедический словарь 2001 ].

Выделенные семантические компоненты «цвет спектра», «освещение»,

«излучение», «свет» будут важны для дальнейшего анализа.

13

В толковых словарях слово предстаёт в неразрывной связанности трёх важнейших системных параметров - парадигматического, синтагматического и ассоциативно-деривационного. Толкования различных словарей на основе принципа дополнительности позволяют создать полное представление о значении слова [Стернин, Рудакова 2017: 26-27]. Они, по мнению лингвистов, должны выявлять как можно больше связей между смыслом данного знака и смыслами других знаков [Фрумкина 1984: 14], при этом «данные обычного толкового словаря, отражая (по определению) некоторый языковой стандарт, не должны сильно расходиться с коллективным мнением «наивных» носителей языка». Слова-цветообозначения содержат эмпирический компонент значения, связанный с образно-чувственным мышлением, «отражающий действительность одновременно в форме понятий и представлений» [Васильев 1990: 91]. Эксперименты показали близость толкований «Словаря русского языка» С.И. Ожегова и полученных от испытуемых данных о семантике слов [Василевич 1988: 5]. Сравнивая толкования колоративов в разных толковых словарях, мы видим общие черты, что говорит об объективности выделяемых лексикографами признаков.

Рассмотрим толкования нескольких цветовых прилагательных в «Толковом словаре русского языка» С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой (СОШ), выделив лишь значения, относящиеся к исследуемому полю:

БЕЛЫЙ. 1. Цвета снега, молока, мела.

ГОЛУБОЙ. Имеющий окраску одного из основных цветов спектра - среднего между зеленым и синим; цвета незабудки; светло-синий, лазурный, лазоревый.

(Заметим, что в Словаре под ред. Д. Н. Ушакова слово голубой толкуется через сопоставление с цветом неба: «светло-синий, обладающий окраской небесного цвета», в МАС1 - через сопоставление с цветом ясного неба, в Словаре С.И. Ожегова - через сопоставление с цветом незабудки).

ЗЕЛЁНЫЙ. 1. Имеющий окраску одного из основных цветов спектра - среднего между желтым и голубым; цвета травы, зелени;

1Названия словарей и принятые сокращения приводятся в Списке использованных словарей.

14

КАНАРЕЕЧНЫЙ. 2. Светло-жёлтый, цвета перьев канарейки;

КОФЕЙНЫЙ. 3. Имеющий цвет кофе; темно-коричневый.

КРАСНЫЙ. 1. Имеющий окраску одного из основных цветов спектра, идущего перед оранжевым, цвета крови.

КОРИЧНЕВЫЙ. Темный буро-желтый, цвета корицы или жареного кофе.

ЗОЛОТОЙ. 3. Блестяще-желтый, цвета золота.

ЛИМОННЫЙ. 2. Светло-желтый, цвета кожуры лимона.

ЛИЛОВЫЙ. Светло-фиолетовый, цвета сирени или фиалки;

РОЗОВЫЙ. Цвета недозрелой мякоти арбуза, цветков яблони, белый с красноватым оттенком;

САЛАТОВЫЙ. 2. Бледно-зеленый, цвета листьев салата;

ШАФРАНОВЫЙ. Жёлто-оранжевый с коричневым оттенком, цвета шафрана.

Подобные толкования отражают субъективность восприятия указываемого объекта, указывают на типичный объект, обладающий каким-либо цветом [Фрумкина 1984: 17]. Отсылка к прототипам, обычная для толкований колоративов, очень важна. Идея соотнесения цвета с его эталонным носителем лежит в основе известной когнитивной теории А. Вежбицкой [Вежбицкая 1996], согласно которой цвета в языке не абстрактны, а связаны со о значимыми для человека объектами во внешнем мире, ассоциирующимися с тем или иным цветом (красный, как помидор; черный, как смоль; голубой, как небо; белый, как снег). «Именно благодаря семантическим прототипам в сознании индивида формируется система мыслительных категорий. Доминантные признаки, выделяемые на основе практического опыта общества, служат созданию семантических прототипов» [Норман 2016: 176]. В основе метафорических номинаций лежит представление об эталонах цвета [Красных 2015], в качестве которых выступают названия растений, плодов, драгоценных и полудрагоценных камней, металлов и т. д. (апельсиновый, бронзовый, брусничный, гранатовый, изумрудный, клюквенный, кофейный, медный, опаловый, персиковый, шоколадный и многие др.) [Фрумкина 1984: 41]. Выделяя так называемые «съедобные» цветообозначения (свекольный, баклажановый, ореховый,

морковный, шоколадный, карамельный и т.п.), В.С. Андреев и Ю.А. Грибер отмечают, что степень распространенности того или иного образца цвета «имплицируется его принадлежностью к флоре страны, а также значимостью для национальной кухни» [Андреев, Грибер 2019: 92].

По словам В.Г. Гака, метафорические определения цвета могут закрепляться в языке и служить для обозначения широкой гаммы цветовых оттенков [Гак 1977: 192]. О том, что в поле цвета отчетливо обнаруживаются метафорические модели, отраженные в словарях, пишет Е.Е. Юрков [Юрков 2020: 20]. Так, в СОШ включено немало таких цветообозначений, причем в толкованиях используется указание на эталон цвета, например: апельсиновый ('оранжевый, цвета кожуры зрелого апельсина'), клюквенный ('темно-красный, цвета клюквы'), кофейный ('темно-коричневый, цвета жженых зерен кофе') и др. В словаре описано 21 слово, служащее для обозначения оттенков красного цвета: розовый, земляничный, малиновый, брусничный, клюквенный, клубничный, кровавый, вишневый, гранатовый, коралловый, рубиновый, переносные значения которых толкуются через отсылку к эталонному носителю цветового признака.

Качественные прилагательные, для которых значение цвета является

переносным, сохраняют генетическую связь с относительным прилагательным:

бирюзовый - 'голубой или зеленовато-голубой; цвета бирюзы'; бутылочный -

'темно-зеленый'; коралловый - 'имеющий цвет коралла; ярко-красный'. Таким

образом, толковый словарь вербализует в толкованиях прототипические,

эталонные признаки цвета. В этом проявляется важная для лексикологии и

лексикографии тенденция к регулярной многозначности: «<...> Способность

слов определенного семантического класса образовать значения по

некоторому единому для этого класса принципу - это потенциал, заложенный

в системе языка (и до известной степени, видимо, в системе стоящих за

языковыми выражениями концептуальных структур)» [Добровольский 2008:

280]. Следует отметить, что устойчивость ряда подобных метафор (типа

розовый, сиреневый, малиновый, вишневый), их регулярно воспроизводимый

16

характер заставляет некоторых исследователей считать, что метафорический перенос в подобных случаях уже отсутствует, хотя связь с эталоном для сравнения, безусловно, остается [Скляревская 1977].

Отметим, что в китайском языке, в живописи и поэзии также используются эталонные названия цветов и их оттенков, ставшие метафорическими наименованиями: ши цин (лазуритовый), ши лу (зеленый камень), сы хуан (желтый минерал), цянь фен (свинцовый порошок), и ни цзинь (золотистый) и др. Сопоставление эталонов цвета в разных языках представляется важным в работе с китайскими студентами.

§ 3. Лексические единицы поля цвета в словообразовательных словарях русского языка

По словам А.Н. Тихонова, «русское слово живет в родственном окружении, семейно, и познать его до конца невозможно без глубокого изучения родственных связей и отношений» [Тихонов 1996: 21]. Это положение очень важно для понимания организации слов в исследуемом ЛСП цвета. Межсловные ассоциативно-деривационные связи занимают в структуре поля большое место. Огромный семантический потенциал, заложенный в словообразовательных гнездах, подчеркивал В.И. Даль, строя свой «Толковый словарь живого великорусского языка» по гнездовому принципу. Приведем фрагмент из словарной статьи ГОЛУБОЙ, показывающий, сколь важны межсловные деривационные связи для словарного воплощения одного из фрагментов цветовой палитры: Построенный по гнездовому принципу словарь отражает и деривационные связи лексемы голубой. Ср.:

Голубенький умалит. голубоватый, светло, неярко голубой. Голубоватость ж. свойство голубоватого. Голубизна ж. свойство голубого, голубой цвет, отвлеченно. Голубо-алый, лиловый с красниною; ало-голубой, лилов, с голубизною, как сине-алый и ало-синий выраж. те же оттенки

фиолетового цвета, а багряно-синий, сине-багряный, оттенки ярче.

17

Как отмечает Т.В. Попова, «лексическая картина мира непосредственно связана с «деривационной» [Попова 1998: 87]. В составе словообразовательных гнезд наблюдаются самые разнообразные связи между словами одного корня [Веселкова 2016], в том числе связи слов разных частей речи. И.А. Тарасова подчеркивает, что гнездовое расположение демонстрирует «довербальный характер концепта как ментального образования, основные признаки которого <...> требуют для своей реализации не одной, а нескольких единиц» [Тарасова 2019: 65]. Для нашего исследования принципиально важно, что в структуре лексико-семантического поля словообразовательные связи, отражающие семантическое взаимодействие слов разных частей речи (например, красный - краснота - краснеть; зеленый - зеленеть - зелень), определяют разные линии деривации и проецируются на текстовые поля, что будет показано в Главе 2.

Для выявления места словообразовательных связей в структуре лексико-

семантического поля важно обращение к словообразовательным словарям,

поскольку они помогают выявить, какими смысловыми нитями связаны

цветовые обозначения, откуда и как они возникают, являются ли присущими

системе русского языка или формируются спонтанно, становясь приметой

авторского стиля. В лексикографии получил развитие особый тип

деривационно-семантических словарей, которые дают информацию о

словообразовательной и семантической структуре слов [Козырев, Черняк

2015]. Для анализа словообразовательных потенций основных цветов спектра

мы использовали данные «Словообразовательного словаря» А.Н. Тихонова,

представляющего родственные связи однокоренных слов, образующих

словообразовательные гнезда. Приведём словообразовательное гнездо

прилагательного белый (бел-), формирующего важную часть ЛСП цвета.

Гнездо содержит 23 прилагательных, 11 существительных, 40 глаголов и 5

наречий. Лишь треть составляющих гнезда слов в значениях 'цвета снега или

мела' и 'светлый' входит в лексико-семантическое поле цвета. К ядру и

ближней периферии поля относятся прилагательные беленький, белесый,

18

белесоватый, беловатый, беловатенький, беловато-голубой, беловато-розовый, белешенький, белобровый, белоголовый, бело-красный, белокур(ый), белолицый, беломраморный, белоснежный; существительные белесоватость, белизна; глаголы белеть, белеться, забелеться, забелеть, побелеть; наречия белешенько, бело, добела.

Противопоставленное белому цвету словообразовательное гнездо прилагательного черный включает 43 лексические единицы, из них 24 прилагательных (черненький, черноват(ый), черноватенький, пречерный, почернелый, черно-белый, черноволос(ый), черноглаз(ый), черноглазенький, черно-синий, густо-черный, иссиня-черный, серебристо-черный и др.), 8 глаголов, 6 наречий и 5 существительных.

Из гнезда, мотивированного словом зеленый, в состав ЛСП цвета входят прилагательные зеленоватый, зеленовато-серый, зелененький, зеленоглазый, зелено-серый, вечнозеленый, желто-зеленый, изжелта-зеленый, иссиня-зеленый, изумрудно-зеленый, светло-зеленый, сине-зеленый; существительное зелень; глаголы зеленеть, зазеленеть, позеленеть, вызеленить, зеленить; наречие зелено.

Значительная часть лексических единиц, входящих в поле цвета, представлена в гнездах синий, красный, желтый, серый, черный.

Производные цветообозначения находим в словообразовательных гнездах с вершинами существительными: коралл - коралловый, опал -опаловый, салат - салатный, салатовый и т.п.

Таким образом, словообразовательные словари демонстрируют различный деривационный потенциал слов со значением цвета, позволяющий существенно расширить границы поля в лексической системе языка. Различие деривационных возможностей цветовых прилагательных требует самостоятельного изучения (оно обусловлено и собственно лингвистическими, и экстралингвистическими причинами).

Деривационные возможности лексической системы активно

реализуются в текстах Ю. Казакова, что будет показано в Главе 2. В то же

19

время очевидно, что словообразовательные словари отражают семантический потенциал базовых элементов поля цвета, но не могут представить всё многообразие единиц поля цвета, образованных с помощью различных словообразовательных средств, с которыми читатель сталкивается в художественном тексте.

§ 4. Лексические единицы поля цвета в идеографических словарях и в словарях синонимов русского языка

Как отмечает М.В. Никитин, парадигматические связи, в том числе связи синонимические, - это «связи выбора и замены» [Никитин 1988: 73]. Это положение имеет принципиальное значение для изучения связей слов в тексте.

Для исследования полевой организации лексики, в частности поля цвета, необходимо обращение к идеографическим словарям, которые представляют совокупности слов, объединённых общей идеей. В идеографических словарях представлены концептуальные модели различных предметных областей. Логико-понятийные поля в идеографических словарях основаны на сходстве ядерных семантических признаков [Козырев, Черняк 2015: 186].

В приложении к книге «Общая и русская идеография» Ю.Н. Караулов

представил «Минимальный идеографический словарь». В нем поле «Цвет»

включает лишь 17 слов: цвет, краска, красить, покрасить, цветной, белый,

черный, голубой, синий, серый, желтый, красный, коричневый, зеленый,

рыжий, седой, бледный. Эти единицы формируют ядро поля. А.А. Залевская

отмечает, что принадлежность той или иной единицы к ядру поля

определяется «ролью этой единицы как средства доступа к системе

энциклопедических и языковых знаний человека» [Залевская 1990:151].

Состав поля является открытым. Поля характеризуются неопределенностью,

расплывчатостью границ [Караулов 1976: 214-215]. Это положение

принципиально важно для данной работы, поскольку и на этапе

лексикографического анализа, и особенно при анализе текстов мы постоянно

20

сталкиваемся с расширением границ поля, обусловленным и потенциалом лексической системы, и особенностями авторской интерпретации картины мира.

Н.Ю. Шведова отмечает, что в идеографическом (семантическом) словаре картина мира предстает «как развёрнутое полотно с изображённой на нём вершиной и с обращёнными к ней участками, компоненты которых располагаются по принципу ступенчатого сужения. В вершине этого изображения стоит человек» [Шведова 1999: 15]. В «Русском семантическом словаре», созданном под руководством Н. Ю. Шведовой, основой членения семантического пространства являются части речи, описанные в разных томах словаря. Каждый функциональный класс слов представлен как разветвлённое лексическое древо. Принципиально важно и то, что этот словарь сочетает свойства идеографического и толкового словаря, так как каждое входящее в соответствующую группу слово получает полное толкование.

Единицы исследуемого нами поля представлены в двух томах - III (описываются абстрактные существительные) и IV (описываются абстрактные глаголы). К сожалению, том с описанием имен прилагательных еще не издан.

В III томе в большой группе «ЦВЕТ, ОКРАСКА» (иерархические отношения в группах: Восприятие окружающего мира => Зрительное восприятие => Цвет) представлены «ОБЩИЕ ОБОЗНАЧЕНИЯ» - единицы, определяющие общую семантику поля: колорит, краска, окраска, оттенок, перелив, полутон, расцветка, тон, цвет. В следующей группе «РАЗНЫЕ ЦВЕТА, ОТТЕНКИ, ОКРАСКА» описывается 40 имен существительных: багрец, багрянец, белизна, бледность, блеклость, голубизна, желтизна, желтинка, зеленца, зелень, золотинка, золото, краснота, лазурь, мрамор, прожелть, прозелень, проседь, просинь, прочернь, пурпур, рыжина, рыжинка, седина, серебринка, серебро, серость, синева, синь, смуглость, чернота, чернь. Примечательно, что в этой группе представлены и слова, передающие интенсивность цветового признака и определяющие важное для нашего исследования пересечение полей цвета и

света (тусклость, темнота, светлость, яркость).

21

В IV томе в группе «ВОСПРИЯТИЕ ЗРЕНИЕМ» представлены глаголы алеть, алеться, багроветь, белеть, белеться, голубеть, голубеться, желтеть, желтеться, зеленеть, зеленеться, золотиться, краснеть, краснеться, рдеть, рдеться, розоветь, розоветься, рыжеть, сереть, сереться, синеть, синеться, чернеть, чернеться, а также глаголы блестеть, искриться, сверкать, светиться, светлеть, светлеться, сиять, темнеть, темнеться, отражающие неразрывную связь светового и светового восприятия.

Большое место в идеографическом описании русской лексики занимают словари, созданные екатеринбургскими лексикографами под редакцией Л.Г. Бабенко. В «Большом толковом словаре русских существительных», построенном по идеографическому принципу [Большой толковый словарь.,.2008], представлена группа существительных с типовой семантикой «свойство предмета, вызывающего зрительные ощущения в соответствии со спектральным составом отражаемого или испускаемого ими светового излучения, воспринимаемого органами зрения как цвет, оттенок цвета, окраска» и базовыми именами цвет, оттенок, окраска.

Список литературы диссертационного исследования кандидат наук Хо Канин, 2022 год

Список источников

1. Казаков Ю. Двое в декабре. Рассказы. -М.: Молодая гвардия. -1966. -

272 с.

2. Казаков Ю. Рассказы. - М.: Известия,1983. - 476 с.

3. Казаков Ю. Голубое и зеленое. Рассказы и очерки. - М.: Советский писатель, 1963. - 318 с.

4. Казаков Ю. Двое в декабре. Рассказы. - М.: Детская литература, 2013, - 248 с.

5. Казаков Ю. Избранное: сборник. - М.: ИТРК, 2004. - 772с.

6. ^ямшяш. 1992,5(1)

Приложение 1

Контексты употребления составных прилагательных

1. ... отдыхая в тени серых, изуродованных северными зимними ветрами елок, украшает себя ромашками, можжевельником с темно-сизыми ягодами, воображает себя невестой (Манька).

2. А там, над горбатым голубым мысом, падали в море веерообразные, бело-синие столбы света, и нестерпимо сияло (Манька).

3. Особенно много навалило на берегу в этот день водорослей, особенно много было на песке влажно-алых медуз, буро-желтых мелких звезд. (Манька).

4. Потом вышел из избы, сел на бревне, закурил и долго остекленелыми глазами смотрел в темноту, в холод моря, туда, где летом катился ночью по горизонту огромный тускло-багровый диск солнца (Манька).

5. Волны шли быстро, пенясь, налезая друг на друга, а по горизонту росла, приближалась черно-лиловая полоса (Манька).

6. Потом, снова забредя в мутно-белый шипящий раскат, ухватил ловушку и, наклоняясь почти до песка (Манька).

7. А пройдя с полверсты, она присела, настороженно осмотрелась, свернула в кусты, в золотисто-желтые березки (Манька).

8. По обочинам дороги мотался на ветру красно-бурый, забрызганный грязью конский щавель (В город).

9. Подождав, пока баран стихнет, Василий подвесил его на перевод и стал быстро и ловко снимать шкуру, подрезая мутно-сизую пленку и перерезая сухожилия на ногах (В город).

10. Акулина сидела сзади, сжав плечи, держась за грудь, глядя тоскливыми глазами на избы по обеим сторонам, на березы и рябины с налившимися уже шафранно-красными кистями (В город).

11. Справа начались сочно-зеленые темнеющие овсы, потом потянулся двойной рядок елок. (Странник).

12. Небо было чисто и глубоко, потемнело, будто задумалось, и ясно был виден слева молочно-белый молодой месяц (Странник).

13. Церковь работает? - спросил он, вглядываясь в золотисто-розовый крест колокольни (Странник).

14. Папироса упала в снег, но не погасла, и то место, куда она упала, долго светилось в темноте нежно-розовым пятном (Дом под кручей).

15. Сверху Блохин посмотрел вниз, на дом, в котором провел ночь, на широкую ослепительно-белую реку (Дом под кручей).

16. В сентябре на Белом море темнеет рано, сумерки коротки, а ночи аспидно-черны и холодны (Поморка).

17. Тускло светится темно-красная полоска зари, слабо и зыбко сияет высокое холодное небо (Поморка).

18. Как любила она своего Ванюшу - кряжистого, с выпуклой грудью, с мелкими белыми зубами, жесткими черными усами и жестким же черно-смоляным чубом парня (Поморка).

19. Она разворачивает чистый платок, и они рассыпаются по столу - лаковые, нежно-яркие, со штемпелями Бомбея, Рангуна, Сан-Франциско, Коломбо (Поморка).

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

Доит и гонит на улицу корову, шумит сепаратором, кормит кур, лезет на поветь за яйцами, косит и рубит потом на крыльце кроваво-ржавым косарем траву и картофельную ботву поросенку Поморка).

Все чаще бушует море, и все чаще выходит Марфа к вечеру на берег, стоит неподвижно возле наискось заделанных палок плетня, твердо чернея на бледно-желтом фоне зари (Поморка).

Скоро совсем смеркнется, а Марфа все будет стоять, положив старчески-сизые руки на плетень, и смотреть на море (Поморка).

А Забавин даже не оглянулся на него: так надоели ему за трое суток этот грязно-белый пароход (На острове).

И теперь, в карбасе, раздраженный, небритый, он не обращал внимания ни на странные очертания острова, похожего на сгорбившегося, уткнувшегося в воду зверя, ни на темно-зеленые камни под водой (На острове).

Небо было светло-голубое, пустое, будто стеклянное, море - огромное, выпуклое и спокойное, (На острове).

Иногда Забавин переставал грести, засматривался на неподвижно висящих смугло-розовых медуз и удивлялся, что может в такую минуту интересоваться чем-то (На острове). И сразу начинали плавать, сменять друг друга жёлто-зелёное, белое, голубое, алое - все цвета, на которые нагляделась она за день (Двое в декабре).

Он то думал о них, какие они красновато-коричневые, большие и бесшумные, то опять вспоминал о вальдшнепах (Плачу и рыдаю).

Они шли по деревне, и туман отступал перед ними, открывая все новые и новые дома, и сараи, и школу, и длинные ряды молочно-белых построек фермы (Тихое утро). Избушка топилась по-черному, я затопил печь, и сразу стало дымно - дым плавал под потолком, лениво выползая в отдушину. Внизу был чистый воздух, наверху плотный сизо-зеленый дым (Нестор и Кир).

Вода под носом журчит, пенится, колышки поскрипывают, попискивают, берег все дальше, серые избушки на серо-белом песке почти неразличимы, и все ближе колья тайников (Нестор и Кир).

И мой странный продавец, чтобы доставить себе и мне наслаждение, брал иногда щепотку жемчужно-черных пороховых зерен, клал на лист бумаги и поджигал... (Долгие крики). Перелетали с дерева на дерево угольно-черные дрозды, высоко тянула в соловеющем небе сойка, вздымаясь и проваливаясь, как бы купаясь в холодном вечереющем воздухе...(Долгие крики).

Другой держал пепельно-рыжего вальдшнепа и скромно улыбался своим круглым, тугим лицом (Долгие крики).

Опять мы шли опушками, слабая буроватая заря светилась у нас за спиной, а впереди ничего не было видно, только синевато-темная мгла над лесом, и лес был темен (Долгие крики).

Шесть выстрелов дали мы, торопясь, по нему, шесть фиолетово-красных снопов огня полоснули во тьме, а вальдшнеп будто и не слыхал даже (Долгие крики). Вечерний жидкий туман поднимался над красновато-маслянистыми болотами (Долгие крики).

Справа тускло сияла молодая луна, резко, грубо пахло болотной утробой, все вокруг приняло неопределенный темно-серый цвет (Долгие крики).

Не было ни дуновения, и вода в озере была такого же сиренево-голубоватого цвета, как и небо, и как и в небе, неподвижно стояли в ней розовые тугие облачка (Долгие крики).

40. По уже медленному течению, ниже, по темной воде плыли крупно смугло-белые шапки пены (Долгие крики).

41. Солнце стояло высоко, и было светло и жарко, как днем. Между ярко-зелеными кочками молодого мха едва заметно петляла желтоватая тропинка (Долгие крики).

42. Неяркая, зеленовато-желтая заря переместилась уже к северо-востоку, небеса были глубоки и чисты, но мох под ногами - темен (Долгие крики).

43. ... проводник наш всё удалялся, сумеречно маяча на серо-коричневом фоне бесконечных болот Долгие крики).

44. 49. А справа медведь на краю льдины пьет воду из лужи, и брюхо у него желто-косматое и черные с алым оборки губ, а глаза черные...(Белуха).

45. И опять выволокли на берег мотню, и опять бились камбалки, темно-серые и желто-белые по бокам (Белуха).

46. В ужасной страсти своей к убийству выпросил и я у боцмана винтовку и все держал, с наслаждением ощущая ее тяжесть, забив предварительно в магазин маслянисто-желтые патроны с туповатыми черноголовыми пулями (Белуха).

47. Еще позже темно-багровые обнаженные тела белух были брошены в трюм и засолены (Белуха).

48. Аспидно-черной была эта ночь поздней осени, и не хотелось выходить из дому, но я все-таки вышел (Осень в дубовых лесах).

49. Я обернулся и увидел на столе семгу - великолепную, тускло-серебряную, с широкой темной спиной, с загнутой кверху нижней челюстью (Осень в дубовых лесах).

50. Поля на холмах были дымно-зелены издали и будто пересыпаны мукой, стога почернели, лес сквозил, был черен и гол, только резко проступал березовый белый частокол (Осень в дубовых лесах).

51. Стояла осень. Над городом, над сизо-бурыми, заволоченными изморосью лесами неслись с запада низкие, свисающие лохмотьями облака, по десять раз на день начинало дождить, и озеро поднималось над городом свинцовой стеной (Адам и Ева).

52. Ему тотчас вспомнилась, пришла из детства и чайница из матового стекла с трогательным пейзажиком вокруг, как он мечтал пожить в домике с красной крышей и как открывала и сыпала туда мать с тихим шуршанием чай, как пахло тогда и как опалово-мутная чайница наполнялась темным (Адам и Ева).

53. Из-за церкви, из-за немой ее черноты, расходясь лучами, колыхалось, сжималось и распухало слабое голубовато-золотистое северное сияние (Адам и Ева).

54. В Ялте горы казались красно-лиловыми, море синело и блестело, туманы были редки, а на набережной продавалось кислое крымское вино (Проклятый север).

55. Мы поворачивались и смотрели на горы, которые постепенно теряли свои краски, становились сперва палевыми, дымчатыми, потом густо-лиловыми, потом черными (Проклятый север).

56. И я тотчас вспомнил Ленинград в декабре, туманно-морозные дни, солнце, красным шаром проступающее сквозь туман, черно-серебряный по утрам Исаакий... (Проклятый север).

57. Теперь уж лет пять все было заброшено, поскотина местами повалилась, подле сторожки буйно росла крапива с бледно-зелеными большими листьями (На охоте).

58. Он мельком глянул вверх: серебрились в солнечном луче иглы, опутанные тонкой радужной паутинкой, неподвижно млели крепкие зелено-бурые шишки, толклись комары.(На охоте).

59. Шумел вершинами плотный лес, в просветах виднелось бледно-голубое небо, вспыхивали светлой изнанкой листья осин (На охоте).

60. По реке плыли белые пароходы, грязно-бурые баржи, длинные плоты, широкоскулые карбасы с запачканными черной смолой бортами (Арктур-гончий пёс).

61. Скоро на небольшую, бурую от конского щавеля луговину на другой стороне выскочила лиса. Она была грязно-серой, с мочалистым тонким хвостом (Арктур-гончий пёс).

62. Летом над городом висит белесая пыль, которую поднимают несущиеся по большаку машины, стоит жара, часто дуют суховеи, река сияет, слепит глаза, а вечерами в степи полыхают сквозь мглисто-знойное марево долгие смугло-красные закаты (Старики).

63. И, вспоминая все это, вспоминая еще темную маслянистую воду залива, запах корицы, ржавого железа, гулкую темноту пароходных трюмов, изумрудно-синюю громадность моря и пахнущую острым животным потом толпу грузчиков (Старики).

64. Он любил раздолье, любил одинокую трель жаворонка в ало-зеленом утреннем небе (Старики).

65. Тихон давно овдовел, живет бобылем, посмирнел и подобрел, стал проще, откровеннее, отпустил желто-белую апостольскую бороду, но по-прежнему крепок, не потерял ни страшной силы своей, ни железного здоровья, и по-прежнему сопутствует ему слава сказочного силача (Старики).

66. Город спит, засыпан снегом, и даже в темноте все смутно-металлически светится: улицы, овраги, дворы, сараи, сады - только окна ближних домов и низкие двери склада аспидно-черны (Старики).

67. Есть зимой короткая минута, когда снег на крышах и небо делаются темно-голубыми в сумерках, даже лиловыми (Голубое и зеленое).

68. Были связки тросов и канатов, бревна, балки наверху, на фоне бледно-синего неба, и целый день солнце, солнце. (Легкая жизнь»).

69. Солнце поднималось медленно, было ярко-бело, но холодно. Охотники шли гуськом, по заливному лугу, оставляя за собой сочно-зеленый след. (Ни стуку, ни грюку).

70. А Серега при каждом шаге подрагивал мясистыми щеками, щурился, зевал, поглядывал на чистое, иссиня-бирюзовое небо и оступался на кочках (Ни стуку, ни грюку).

71. Он полез на печь, достал буро-зеленых листов самосада, стал тереть на ладони (Ни стуку, ни грюку).

72. Потом он стал говорить о зимних своих планах. А небо было так сине, так золотисто-густо светились под солнцем кленовые листья! (Во сне ты горько плакал).

73. Я шел по булыжной, покрытой первым снегом дороге, и когда оглядывался, то на пепельно-светлом снегу видел свои отчетливые черные следы (Во сне ты горько плакал).

74. На этот раз небо было безоблачно, спокойного бледно-голубого цвета, без той пронзительной синевы, которая рекою льется нам в глаза ранней весной или бьет нам в душу в разрывах низких туч поздней осенью (Во сне ты горько плакал).

75. А на другой стороне поля стояли мужчины, выстроенные в шеренгу. За шеренгой возвышалась насыпь, на которой стояли буро-красные теплушки, чухающий далеко впереди и выпускающий высокий черный дым паровоз (Во сне ты горько плакал).

76. Лай раздавался все ближе, и скоро под огромной прекрасной березой, стоявшей несколько особняком на едко-зеленой, сиреневой и желтой моховой полянке (Во сне ты горько плакал).

77. Ты сиял белизной, шевелил поразительно тонкими ручками и ножками и важно смотрел на нас большими глазами неопределенного серо-голубого цвета (Во сне ты горько плакал).

78. ... эта белая набитая тропа в поле, между стенками овса, уже подернутого голубовато-серебристой изморозью, и, как всегда, красивая издали деревенька (Во сне ты горько плакал).

79. Есть медузы другие - с четырьмя фиолетовыми колечками посередине. Есть и звезды морские с пупырчатыми, искривленными лучами, а еще - следы чаек, долгие, запутанные, тут же помет их сиренево-белый (Никишины тайны).

80. Сердится Никишка, дергает, тянет изо всех сил за повод. «Но-о!» - кричит. Не идет конь, глядит на Никишку фиолетово-дымчатыми дрожащими глазами (Никишины тайны).

81. Он дал ей сигарету и снова чиркнул зажигалкой. Она, так же как и он, прикурила, нагнувшись, загораживая огонек ладонями, которые на секунду стали прозрачно-розовыми, и опять Крымов ничего не рассмотрел, только прямой нос, скулу и опущенные ресницы (Вот бежит собака).

82. Под окном в мезонине прибиты к стене лаково-коричневые рога оленя, а окно почему-то не загорожено и вместе с верандой бледно отсвечивает на закате (Оленьи рога).

83. А поляна полна блеска, света, солнце напекает так, что тает смола на солнечных сторонах сосен, стволы верб потеют, стоят в темных талых лунках, и пушисты уже, туманно-сизы и гибки их набухшие ветки (Оленьи рога).

Приложение 2

Примеры текстовых фрагментов с лексическими единицами поля цвета и поля света

1. Тебе исполнилось уж пять лет! Мы сидели с тобой на темном берегу, возле невидимого во тьме прибоя, слушали его гул, слушали влажный щелкающий треск гальки, скатывавшейся назад, вслед за убегающей волной. Я не знаю, о чем думал ты, потому что ты молчал, а мне воображалось, что я иду в Абрамцево со станции домой, но не той дорогой, какой я обычно ходил. И пропало для меня море, пропали ночные горы, угадываемые только по высоко светящимся огонькам редкие домики - я шел по булыжной, покрытой первым снегом дороге, и когда оглядывался, то на пепельно-светлом снегу видел свои отчетливые черные следы. Я свернул налево, прошел мимо черного пруда в светлеющих берегах, вошел в темноту елей, повернул направо. Я взглянул прямо перед собой и в тупике улочки увидел его дачу, осененную елями, с полыхающими окнами (Во сне ты горько плакал).

2. На этот раз небо было безоблачно, спокойного бледно-голубого цвета, без той пронзительной синевы, которая рекою льется нам в глаза ранней весной или бьет нам в душу в разрывах низких туч поздней осенью. А на тебе в тот день были коричневые сандалии, желтые носки, красные штанишки и лимонная майка. Коленки твои были поцарапаны, ноги, плечи и руки белыми, а серые с фисташковыми крапинками большие глаза почему-то потемнели и посинели.. .(Во сне ты горько плакал).

3. Некоторые гильзы были стреляные, темные, с прозеленью. Зато остальные— новенькие, золотистого, переходящего в оранжевость цвета. Была еще коробка красных, серебристых изнутри пистонов, просаленные пыжи, картонные восхитительные кружочки, машинка для снаряжения патронов и дробь - тускло блистающая, тяжело и холодновато перекатывающаяся на ладони (Долгие крики).

4. А вспоминались мне почему-то дикие фактории -- все, какие я видел на Севере, острова, черные базальтовые скалы и ледяные купола, уходящие в фиолетовое арктическое небо, и изумрудные изломы ледников, синие тени в трещинах, вечные молчаливые чайки за кормой, вздохи машин, жар в котельных преисподнях, тесные кубрики, каюты, паровое тепло в рубках, сиплые низкие ревы пароходных гудков в тумане и безымянные по всему Северу могилы (Долгие крики).

5. В сентябре на Белом море темнеет рано, сумерки коротки, а ночи аспидно-черны и холодны. Вырвется иногда перед закатом солнце из облаков, бросит последний угасающий луч на море, на холмистый берег, желто отразится в окошках высоких изб и тут же побагровеет, сплющится, уйдет в воду. Тускло светится темно-красная полоска зари, слабо и зыбко сияет высокое холодное небо, а земля, избы в деревне, косогоры с поскотинами, словно щетиной поросшие по краям мелким низким лесом, - все погружается в темноту, только долго еще светятся в ответ заре свежеошкуренные бревна возле правления и маслянисто блестит, хрустит под ногами щепа (Поморка).

6. Эти следы таинственной ночной жизни, которая шла в холодных пустынных полях и лесах, волновали сердце, и думалось уже о ночном самоваре перед охотой, о тулупе и ружье, о медленно текущих звездах, о черных стогах, возле которых жируют по ночам зайцы и куда издали, становясь иногда на дыбки и поводя носом, приходят лисицы. Воображался громовой выстрел, вспышка света и хрупкое ломающееся эхо в холмах, брех потревоженных собак по деревням и остывающие, стекленеющие глаза растянувшегося зайца, отражение звезд в этих глазах, заиндевелые толстые усы и теплая тяжесть заячьей тушки. Внизу, в долинах, в оврагах, снег был глубок и сух, идти было трудно, но на скатах холмов держался муаровый наст с легкой порошей - взбираться и съезжать было хорошо. На далеких холмах, у горизонта, леса розово светились, небо было сине, а поля казались безграничными (Двое в декабре).

7. Однажды в розовом сиянии за лесом, там, где зашло уже солнце, послышался ровный рокот моторов, и через минуту показался высоко самолет. Он был один озарен еще, солнечные блики вспыхивали на его фюзеляже, и хорошо было смотреть на него снизу, из морозной сумеречной тишины, и воображать, как в нем сидят пассажиры и думают о конце своего пути, о том, что скоро Москва и кто их будет встречать. . В сумерки они наконец добрались до места. Потопали заледенелыми ботинками на холодной веранде, отомкнули дверь, вошли. В комнате было совсем темно и казалось холоднее, чем на улице. Она сразу легла, закрыла глаза. Дорогой она разгорячилась, вспотела, теперь стала остывать, озноб сотрясал ее, и страшно было пошевелиться. Она открывала глаза, видела в темноте дощатый потолок, видела разгорающееся пламя в запотевшем стекле керосиновой лампочки, зажмуривалась - и сразу начинали плавать, сменять друг друга жёлто-зелёное, белое, голубое, алое - все цвета, на которые нагляделась она за день (Двое в декабре).

8. Мы оттопыривали уши, затаивали дыхание, рты наши были раскрыты. Хотелось закурить, но курить мы не осмеливались. Свет усиливался с каждой минутой, мох седел и зеленел внизу, небо будто удалялось от нас, а сосновые ветви все чернели, и уже различимы были все хвоинки. Шорох одежды слышался резко, когда кто-нибудь из нас переменял положение, тетерева проснулись и токовали вдали со всех сторон, журчали и булькали непрерывно, и хоть в нашем бору держалась еще тень, мне воображались розовеющие березы по краям болот и тетерева на березах (Двое в декабре).

9. Самолет скрылся, гром его двигателей постепенно растаял, мы поправили свои рюкзаки и побрели дальше. Все темнело и темнело, туман находил волнами, справа тускло сияла молодая луна, резко, грубо пахло болотной утробой, все вокруг приняло неопределенный темно-серый цвет, и даже окна черной мертвой воды стали неразличимыми, и только деревянная тропа путеводно белела. Но во втором часу ночи на северо-востоке стало светать, потом и робкий румянец заиграл там, туман стал расходиться, полоска леса, которая с вечера виднелась на горизонте (Долгие крики).

10. Закрывал он тогда глаза - нестерпимо пекло белое солнце, шумел базар, горячо пахло пылью, нечистотами из узких темных переулков, синим дымом плыл, курился капающий на раскаленные угли бараний жир, в кофейнях сидели на вытертых коврах, жевали тугие лепешки, пили кофе, горько-зеленый чай, курили, скашивая желтоватые

белки глаз, потом блестели копченые лица. А вечером жарко дышали нагретые за день старые стертые каменные плиты, мглился короткий нерусский закат, розовели на фиолетовом небе башни минаретов, тоскуя, горловым звуком рыдали, вопили муллы и падали, падали, прижимаясь лицами к пыльному камню, правоверные (Старики).

11. Изредка вспоминалась ему Персия. Закрывал он тогда глаза — нестерпимо пекло белое солнце, шумел базар, горячо пахло пылью, нечистотами из узких темных переулков, синим дымом плыл, курился капающий на раскаленные угли бараний жир, в кофейнях сидели на вытертых коврах, жевали тугие лепешки, пили кофе, горько-зеленый чай, курили, скашивая желтоватые белки глаз, потом блестели копченые лица. А вечером жарко дышали нагретые за день старые стертые каменные плиты, мглился короткий нерусский закат, розовели на фиолетовом небе башни минаретов, тоскуя, горловым звуком рыдали, вопили муллы и падали, падали, прижимаясь лицами к пыльному камню, правоверные. И, вспоминая все это, вспоминая еще темную маслянистую воду залива, запах корицы, ржавого железа, гулкую темноту пароходных трюмов, изумрудно-синюю громадность моря (...)- думал с бессильной тоской: «Уехать бы!..» (Старики).

12. По берегам темных речушек, заваленных буреломом, журчащих и желто пенящихся, зацветают к августу пышные алые цветы. Рвет тогда их Манька, навязывает из них тяжелые букеты. Или, отдыхая в тени серых, изуродованных северными зимними ветрами елок, украшает себя ромашками, можжевельником с темно-сизыми ягодами, воображает себя невестой (Манька).

13. Дома на улице, крошечные, утонувшие в снегу баньки казались от солнца веселыми, блестели стеклами, бросали на дорогу резкие голубые тени. На блестящей, накатанной санями дороге видны были янтарные навозные пятна и ходили вороны, а выше, на крутом обрыве со снежными наплывами, каким-то чудом держались редкие ели с сизыми стволами (Дом под кручей).

14. Ветер холодеет, небо темнеет, заря окрашивается в винный цвет, воздух делается прозрачней, смугло румянеют избы наверху, а на востоке загораются редкие бледные звезды. Скоро совсем смеркнется, а Марфа все будет стоять, положив старчески-сизые руки на плетень, и смотреть на море, пока не погаснет последний мглистый отблеск зари (Поморка).

15. Доит и гонит на улицу корову, шумит сепаратором, кормит кур, лезет на поветь за яйцами, косит и рубит потом на крыльце кроваво-ржавым косарем траву и картофельную ботву поросенку; копает картошку на огороде, сушит, когда светит солнце, и ссыпает в подпол; топит печь, варит обед, кипятит самовар, идет к морю с корзиной, собирает сиреневые пучки водорослей (Поморка).

16. Как любила она своего Ванюшу - кряжистого, с выпуклой грудью, с мелкими белыми зубами, жесткими черными усами и жестким же черно-смоляным чубом парня, -как обмирала, пылала и дрожала, когда видела его, идущего по улице в розовой рубахе, в вонючих высоких сапогах (Поморка).

17. Свет в доме я нарочно не погасил, и освещенное окно было хорошо видно, пока я спускался по лиственничной аллее к Оке. Фонарь мой бросал вздрагивающий свет вперед и по сторонам, и я, наверное, похож был на стрелочника, только под сапогами у меня глухо шумели отсыревшие к ночи вороха кленовых листьев и хвоя лиственниц, которая даже при смутном свете фонаря была золотистой, а на голых кустах рдели ягоды барбариса (Осень в дубовых лесах).

18. Ночь была вокруг меня, и папироса, когда я затягивался, ярко освещала мои руки, и лицо, и сапоги, но не мешала мне видеть звезды - а их было в эту осень такое ярчайшее множество, что виден был их пепельный свет, видна была освещенная звездами река, и деревья, и белые камни на берегу, темные четырехугольники полей на холмах, и в оврагах было гораздо темнее и душистее, чем в полях (Осень в дубовых лесах).

19. Он мельком глянул вверх: серебрились в солнечном луче иглы, опутанные тонкой радужной паутинкой, неподвижно млели крепкие зелено-бурые шишки, толклись комары. Он разгреб траву, раздвинул ромашки на длинных крепких стеблях, но ничего не было, только сырая земля, старые прелые листья, маленькие липкие маслята; ползали муравьи, кровавыми каплями дрожала земляника (На охоте).

20. И смотрит Никишка зачарованный, думает, а тропа все дальше в лес забирается, тихо становится, золотисто. Под ногами коня языки желтые, красные, оранжевые. Мхом пахнет, грибами, янтарные рыжики везде, румяные волнушки. Весь лес горит, елочки только зеленые, да вереск стелется приплюснутыми островками. Красен лес, а из-под земли камни обомшелые, темные и бурые, выпирают, да стоят особняком серые, изуродованные, скрученные елки и березы, странно похожие на яблоню (Никишины тайны).

21. Неясные тени начинают ходить по облаку, цвета меняются, все синеют, все густеют - от молочного к синему. Кажется Никишке, напрягается облако, силится рубиновым огнем загореться, заполыхать вместо ушедшего солнца. Все сильнее мерцают краски, все больше света сверху льется, но напрасны усилия, все гаснет, и опять большие смутные тени передвигаются печально по световому мосту. Смотрит Никишка, смотрит отец и молчит, пес смотрит и тоже молчит. Молчит и лошадь, заснула возле березы, - все молчит, одно море светлеет от небесного огня и шумит, шумит.. .(Никишины тайны).

22. Никишку в деревне любят все. Какой-то он не такой, как все, тихий, ласковый, а ребята в деревне все «зуйки», настырные, насмешники. Лет ему восемь, на голове вихор белый, лицо бледное в веснушках, уши большие, вялые, тонкие, а глаза разные: левый пожелтей, правый побирюзовей. Глянет - и вот младенец несмышленый, а другой раз глянет - вроде старик мудры (Никишины тайны).

23. Там, возле камней, разбиваются в пену волны, вскипают белыми бурунами, глухо, бессильно рокочут. Здесь, возле берега, совсем тихо, светлое дно видно, вспыхивают искры перламутровых раковин и пропадают, лижет песок прозрачная волна. Сидят на камнях чайки, сонно смотрят в море. Потихоньку слетают, когда Никишка близко подъедет, скользят стремительно над самой водой и вдруг - крылья вверх, хвост веером! - садятся на

воду. Сильно светит низкое солнце, блестит под ним море и кажется выпуклым. Длинные мысы плавают впереди в голубой дымке, будто висят над морем .(Никишины тайны).

24. Опять я на новом месте. Вот бревенчатая комната, стол, окно на море - сейчас черное, керосиновая лампа на столе, койка с грубым одеялом. За стеной слышны голоса -там мои новые хозяева: кудрявый седоватый мужик лет шестидесяти, с твердой негнущейся поясницей и громадными сизыми руками; сын его, молодой парень, красавец, так же кудряв, как и отец, только золотоволос, румян, широк в плечах, белозуб и синеглаз ... И жена - маленькая, сухая, темноликая, раньше времени состарившаяся (Нестор и Кир).

25. На полпути я сел отдохнуть. Звенела и бормотала в каменном ложе коричневая вода. В ущелье было видно море, горизонт его тоже как бы поднялся вместе со мной, и оно стояло в просвете между красных скал голубой стеной. Как все-таки прекрасно это ущелье, какая дикость, какая осень - пурпурная, ликующая, солнечная, каким золотым светом горят лиственницы, почему тут нет дома, почему нельзя тут пожить месяц и поработать до ломоты в костях! (Нестор и Кир).

26. В вагон входит чернявый полненький человек в белом халате, с розовым гладким лицом, с золотыми зубами и маслянистым блеском глаз. Он останавливается в вагоне посередине прохода и говорит звучным, сытым баритоном, быстро всех оглядывая и быстро улыбаясь заученной золотой холодной улыбкой, портящей его сытое красивое лицо (Легкая жизнь).

27. Как хорошо ехать ночью в поезде!.. Хорошо думать о том, что мимо проплывают темные деревни, озера, стога, глухие сторожки и реки, которые угадываешь только по гулу мостов. Появится где-то в неизмеримой черной дали дрожащая красная точка костра, долго держится почти на одном месте, потом погаснет, заслоненная косогором или лесом. Или вынырнет откуда-то автомашина, бежит рядом с поездом, перед ней прыгает светлое пятно от фар, но и машина мало-помалу отстает, и вот уже снова темно (Легкая жизнь).

28. Вот слева на льдине люди что-то делают, над чем-то копошатся, сходятся и расходятся, и одна только в них странность: все они будто в белых балахонах. А справа медведь на краю льдины пьет воду из лужи, и брюхо у него желто-косматое и черные с алым оборки губ, а глаза черные... (Белуха).

29. Над нами по-прежнему сияло солнце, но его не было видно, и только вырывалась из-под планшира, подковой взмывала вверх и упиралась в полубак радуга. Она была двойная, иногда тройная, до нее рукой можно было дотронуться, шхуна все время меняла курс из-за льдов, и радуга перекатывалась с левого борта на правый или висела впереди, и осиянная шхуна наша шла все вперед — белая, чистая, еще не запятнанная кровью, еще невинная, вся в радугах, в тумане.. .(Белуха).

30. Не знаешь ты, что на свете есть яркое солнце, не знаешь, какие зеленые по утрам деревья и кусты и как сильно блестит роса на траве; не знаешь, что вокруг нас полно цветов - белых, желтых, голубых и красных - и что среди седых елей и желтеющей листвы так нежно краснеют гроздья рябины и ягоды шиповника. Если бы ты видел по ночам луну и звезды, ты, может быть, с удовольствием полаял бы на них. Откуда тебе знать,

133

что лошади, и собаки, и кошки - все разных цветов, что заборы бывают коричневыми, и зелеными, и просто серыми, и как сильно блестят стекла окон при закате, каким огненным морем разливается тогда река! (Арктур-гончий пёс).

31.Я сидел на пне, посматривал кругом на желтые, засквозившие уже березы, на поседевший мох и далеко видные на нем багряные листья осины, слушал серебряный лай, и мне казалось, что вместе со мной его слушают затаившиеся белки, тетерева, и березы, и тесные зеленые елки, и озеро внизу, и вздрагивает сотканная пауками паутина (Артур-гончий пёс).

32.В то лето я жил в маленьком северном городе, который стоял на берегу реки. По реке плыли белые пароходы, грязно-бурые баржи, длинные плоты, широкоскулые карбасы с запачканными черной смолой бортами. У берега стояла пристань, пахнущая рогожей, канатом, сырой гнилью и воблой. На пристани этой редко кто сходил, разве только пригородные колхозники в базарный день да командированные в серых плащах <....> . Вокруг города по низким холмам раскинулись леса (Артур-гончий пёс)..

33. Горели над головой звезды, и на воде - всюду в шхерах светили красные и белые огоньки, помаргивали на бакенах, мигалках и створных знаках. Внезапно по небу промчался как бы вздох - звезды дрогнули, затрепетали. Небо почернело, затем снова дрогнуло и поднялось, наливаясь голубым трепетным светом. Агеев повернулся к северу и сразу увидал источник света. Из-за церкви, из-за немой ее черноты, расходясь лучами, колыхалось, сжималось и распухало слабое голубовато-золотистое северное сияние. И когда оно разгоралось, все начинало светиться: вода, берег, камни, мокрая трава, а церковь проступала твердым силуэтом. Оно гасло - и все сжималось, становилось невнятным и пропадало во тьме (Адам и Ева).

34. Посмеиваясь, Агеев сел в свою лодку и тронулся обратно. Теперь он сидел лицом к закату и невольно приостанавливался, отдыхал, рассматривал краски на воде и в небе. На полпути к Сег-Погосту был маленький островок, и, когда Агеев обогнул его, ветер улегся, и вода приняла вид тяжелого неподвижного золота. В полной тишине, в безветрии Агеев положил весла я оглянулся на церковь. С востока почти черной стеной встала дождевая туча, с запада солнце лило свой последний свет, и все освещенное им - остров, церковь, старинная изба, мельница - казалось, по сравнению с тучей, особенно зловеще красным. Далеко на горизонте, откуда шла туча, темными лохмами повисал дождь, и там траурно светилась огромная радуга. <....> Но вокруг Агеева еще было все тихо и неподвижно, а на западе горело небо, широкой полосой туманной красноты раскинувшееся вокруг заходящего солнца (Адам и Ева).

35. В Ялте горы казались красно-лиловыми, море синело и блестело, туманы были редки, а на набережной продавалось кислое крымское вино. Везде из садов, из-за каменных стен, на узких кривых татарских улочках в гористой части Ялты тянуло запахом цветов и влажной землей. И вообще пахло югом, древними горами и морем. На камнях, на плитах тротуаров лежали розовые лепестки - деревья осыпали свой цвет, и весь Крым в эту пору розово дымился и пах неясным дурманом. На базаре продавали красную редиску и невиданную иглу-рыбу с черной спиной, белым брюхом и зеленым позвоночником. Мы жили в гостинице, на набережной, и по ночам над нашими окнами шумело море, иногда перехлестывая через парапет. Мигал рубиновым глазом маяк в конце мола, и часто

заходили, медленно вдвигались и застывали в порту красивые, освещенные, белые пароходы (Проклятый север).

36. Впереди при поворотах видны скрученные снопы искр от паровоза, быстро раскручивающиеся и тающие в темноте. Наверху, в глубоком пепельном небе, светятся бесконечные звезды, сияет, дымится Млечный Путь, а к северу - будто бездонный провал: нет звезд, и ничего нет, одна глухая черная пустота (Легкая жизнь).

37. Далеко внизу, на набережной, возле пристаней и дебаркадеров горят фонари, но самих фонарей не видно - одни редкие светлые пятна на снегу. Проезжают изредка последние МАЗы, призрачный свет их фар скользит по крышам, по дороге, дрожит далеко по реке, и отчетливо слышен высокий звук моторов. Город спит, засыпан снегом, и даже в темноте все смутно-металлически светится: улицы, овраги, дворы, сараи, сады - только окна ближних домов и низкие двери склада аспидно-черны (Старики).

38. Поля на холмах были дымно-зелены издали и будто пересыпаны мукой, стога почернели, лес сквозил, был черен и гол, только резко проступал березовый белый частокол, барахтались и лоснились зеленью стволы осин, да кое-где по лесистым холмам цвели, горели еще последние красные шапки неопавших деревьев. Река сквозь лес была видна на большое расстояние и была пустынна и холодна на взгляд. Мы спустились вниз по снежному оврагу, оставляя за собой глубокие, сперва грязные, а потом чистые следы и стали пить из родника возле срубленной осины. В неподвижном бочажке родника плотно опустились на дно почерневшие кленовые и дубовые листья, а срубленная осина пахла горько и холодно, и древесина на срубе была янтарной (Осень в дубовых лесах).

39. Свет в доме я нарочно не погасил, и освещенноеб окно было хорошо видно, пока я спускался по лиственничной аллее к Оке. Фонарь мой бросал вздрагивающий свет вперед и по сторонам, и я, наверное, похож был на стрелочника, только под сапогами у меня глухо шумели отсыревшие к ночи вороха кленовых листьев и хвоя лиственниц, которая даже при смутном свете фонаря была золотистой, а на голых кустах рдели ягоды барбариса(Осень в дубовых лесах).

40. Но скоро дожди кончились, и все опять засияло последней красотой позднего лета. Золотилась паутина в жнивье и кустах, опять подолгу кровенела, а потом желтела, зеленела вечерняя заря. Опять падала роса по утрам, воздух был резок, и все чаще крыши и траву обсыпал хрусткий иней. По садам, по полям, по рябинам тучами летали скворцы. В ригах молотили, веяли, воздух был полон тонкими звуками работающих моторов, в город шли и шли машины с зерном, и тончайшая пыль висела сухим туманом над дорогой (Ни стуку, ни грюку).

41. Стало темнеть, стало все блекнуть, мертветь, глохнуть, - и пошел редкий, медленный пушистый снег. Лермонтов миновал Миллионную и прошел далее к Неве. Он увидел черные стены Эрмитажа, синюю прямую полосу льда и снега на Зимней канавке, уходящую под мост, на Неву, и прощальную последнюю светлоту на западе, пересеченную чернотой горбатого моста и аркой перехода в Эрмитаж. Фонарщики уже зажигали фонари на улицах. В окнах загорались огни, и теплым и милым был их желтый свет на всем холодном и синем. Ветер, несколько раз задувавший днем, улегся

совсем. Снег падал отвесно и был так пушист и сух, что не держался на кивере, на шинели, слетал от малейшего движения (Звон брегета).

42. На четвертый день она просыпается рано утром, когда за окном стоит еще полутьма медленного весеннего рассвета. Она одевается, выходит на крыльцо и начинает розоветь от холода, от запаха мартовского снега, от вида поросших соснами холмов, от утренней чистоты и тишины. Она осторожно сходит на подтаявшую вчера днем и замерзшую за ночь дорожку, расставив руки, делает несколько шагов. Льдинки хрустят, звенят у нее под ногами, этот хруст и звон прозрачен, громок и что-то напоминает ей давно забытое, до сердцебиения сладкое и тайное. Не оглядываясь, она все дальше уходит от дома, поднимается на холм, видит внизу замерзшее море с темной полосой свободной ото льда воды у горизонта, видит, как постепенно все светлеет кругом и как, наконец, встает солнце, еще неяркобелое, еще бессильное. Возвращается она, пахнущая морозом, и когда проходит столовой, здоровается с отдыхающими - низко наклоняет лицо, прячет улыбку, прячет одурманенные глаза (Оленьи рога).

43. Волшебные карлики! Они живут здесь, в этом заколдованном доме!» И пригнувшись, приоткрыв рот, она следит блестящими глазами за обитателями дома. Одеты они в старинные одежды: чулки и короткие штаны, длинные лиловые камзолы. Оба бородаты и важны, оба в красных колпачках с кисточками, оба курят старинные голландские трубки, Усевшись рядом на верхней теплой ступеньке крыльца, они свешивают ноги, поднимают лица к солнцу и замирают. Только то у одного, то у другого вылетают изо рта, из зеленоватых бород клубочки дыма. Дым несет в сторону притаившейся девочки, она чувствует странный аромат, часто, глубоко дышит, а воздух дрожит, струится, шорохи слышатся со всех сторон - падают с елей и сосен комки снега. Тролли вдруг встают и деловито друг за другом идут по синему снегу к зарослям вербы. Там они долго нюхают что-то, выкапывают и рассматривают, поднося близко к глазам какие-то корешки. Потом вытирают руки и начинают играть, кидая друг в друга пушистыми шариками вербы, бегают неторопливо, с достоинством, сохраняя на лицах задумчивую важность и не выпуская изо рта трубок. Наигравшись, они бредут к крыльцу, поднимаются в окно, втягивают лестницу внутрь. Окно захлопывается, и дом опять кажется необитаемым (Оленьи рога)..