Поэтика рассказов П.С. Романова тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Семёнова, Светлана Сергеевна

• Семёнова, Светлана Сергеевна
• кандидат филологических наук
• 2008

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Семёнова, Светлана Сергеевна

Введение

ГЛАВА I ПОНЯТИЕ «МАЛАЯ ПРОЗА»

В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

1.1. История развития жанра рассказа

1.2. Конститутивные признаки рассказа и новеллы

ГЛАВА II КОНЦЕПЦИЯ ЧЕЛОВЕКА В РАССКАЗАХ П. РОМАНОВА

2.1. Способы воплощения характера литературного героя

2.2. Народный тип в рассказах П.С. Романова

ГЛАВА III ЦЕННОСТНЫЕ ОРИЕНТИРЫ: АВТОР И ГЕРОЙ

В ХУДОЖЕСТВЕННОМ МИРЕ П.С. РОМАНОВА

3.1. Особенности воплощения религиозно-нравственных основ бытия

3.2. Поступок как способ постижения личности.

Поиски положительного героя в художественном мире П.С. Романова

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Поэтика рассказов П.С. Романова»

Понятие «малой» эпической формы в современном литературоведении, а также история и сущность вопроса является одной из важнейших и интереснейших проблем в науке о литературе XX века. Опираясь на богатейшие традиции и накопленные столетиями знания мировой литературы, эпоха XX века синтезирует весь предшествующий опыт и путем такого смелого эксперимента создает новые текстуальные и жанровые шедевры литературы. Именно жанровый синтез вызывает множество споров в литературоведении. Особенно остро звучит вопрос о разграничении жанров рассказа, новеллы, притчи, анекдота. В конце XIX века А.П. Чехов расширил жанровые границы «малой» эпической формы благодаря тому, что умело объединил в своих произведениях столь непохожие друг на друга жанры анекдота и притчи. Чеховский художественный опыт был подхвачен целой плеядой молодых и талантливых писателей XX века.

Однако в литературе XX столетия есть талантливые художники, несправедливо забытые в силу разных причин. Одно из таких незаслуженно забытых имен - имя Пантелеймона Сергеевича Романова (1884 - 1938).

П.С. Романов — писатель необычной творческой судьбы. Большой вклад в литературу он сделал благодаря огромному художественному багажу. Еще при его жизни вышло издание в двенадцати томах, куда входили произведения разных жанров: романы, повести, пьесы, рассказы, которые стали открытием не только для русской, но и для зарубежной литературы. Сборники рассказов писателя были изданы в Англии, Франции, Германии, Польше. В своих дневниках Романов вспоминает: «Приезжавшие ко мне члены английского парламента, уходя, сказали: «Расскажем в парламенте, что видели Романова». Приезжавшая норвежка называла меня великим писателем. Приезжала датчанка, говорила о моей популярности в Дании. В Норвегии был поднят шум о том, что такой большой художник живет в СССР чуть ли не в подполье» (17 июня 1934 г.)1. Такой головокружительный успех связан с богатейшим историко-культурным, нравственно-эстетическим и философским пластом, который автор талантливо соединил в своих рассказах.

Творчество П.С. Романова, безусловно, продолжает традиции классической литературы. Это подтверждают размышления самого писателя, высказанные в записных книжках: «Нельзя брать предметом творчества факт действительности, списывать с натуры даже тогда, когда этот факт значителен. Нужно посмотреть, какое явление под этим фактом кроется, и создать другой свой факт, который происходил бы из того же явления, что и факт действительности»2 и в другом случае: «В настоящем искусстве никогда не найдешь изображения того, что и как было в действительности. Там, наоборот, такие события и лица, каких совсем не было. Но каким-то образом о них сказано то, что читатель неведомым образом знает, что это правда, как правда есть в притче. Одно из тайных, никому не известных (кроме художника) движений души, свойственных людям данной эпохи, создает свои события, своих людей, и они, разнясь от реальных людей эпохи фабулой своих действий, оказываются таинственно родственны им каким-то внутренним смыслом своим, скрытым от посторонних глаз»3. В свете этих положений, в творчестве П. Романова угадываются традиции, прежде всего -Н. Гоголя и А. Чехова (в критике часто называли П.С. Романова «советским» Чеховым). Эти родственные связи были увидены и литературными критиками, современными писателю, которые указывали на манеру письма П. Романова, примыкающую к великим писателям прошлого: И.А. Гончарову и Л. Толстому. Синтезирующая художественная манера, сочетание приемов

1 П. Романов. Из дневников и записных книжек // Пантелеймон Романов. Наука зрения. М., 2007 С.253. Далее цитаты приводятся по этому изданию с указанием страниц.

2 Романов П. Свежесть жизни. Из дневников и записных книжек // Романов П. Антология сатиры и юмора России XX века. Т. 34. М., 2004. С.668.

3 Там же. С. 676. выпуклой описательности с психологическим анализом - вот, по Романову, причины несомненной важности творчества Гоголя и Толстого для современности. Отчетливая театральность творчества П. Романова сближает работы автора с романами Ф. Достоевского.

Сам Романов считает, что он отличается ото всех своих современников-писателей тем, что он — «единственный «исповедник сердца человеческого», потому что «всего себя отдаю миру. Как меня назвала одна женщина в письме - «водолаз душ человеческих». Мои современники описывают далекие (для души) видимые вещи, а я самые близкие для нее, но невидимые» (25 августа 1934 г. [257]).

Все же П.С. Романову не удалось избежать незавидной доли опальных художников. Он испытал поразительное непонимание критики. Писателя обвиняли в мещанстве, бытовизме, пустой анекдотичности, равнодушии и фотографизме. Иллюзия фотографического изображения действительности (опровергаемая титанической работой писателя над черновиками) обусловила сомнение критики в художественной значимости его творчества. С. Никоненко формулирует тот парадокс, который стал одной из. основных причин колебания в оценке значимости литературного наследия автора: «Трудную работу задал он тем, кто читал его простые и даже вроде бы простоватые произведения. Смущала именно эта простота. А где же мораль, где выводы, где политические оценки, где глубокое отражение современности?»1. С этой позиции, представление об анекдотической, театральной, отчасти — сказовой природе рассказов позволяет включить их в литературный процесс периода двадцатых годов не только в качестве голоса идейного оппонента господствующей власти, требующей канонического изображения героического труда «маленького человека» на благо светлого будущего, но и в собственно литературном смысле - как феномен движения и развития художественной формы.

1 Никоненко С. .Я не описываю смешных положений. // Антология сатиры и юмора России XX века Т. 34. М., 2004. С. 9.

Несмотря на укоренившееся непонимание критиками творчества П. Романова, единственным его утешением было абсолютное читательское признание: «. читатели жадно ловят мои книги, разыскивая их остатки повсюду. Мои выступления в Москве проходят с безумным успехом.» (17 июня 1934 г. [253-254]). Однако тогда еще молодого автора, помимо читателей, поддержали в его начинаниях В.Г. Короленко, М. Горький, A.B. Луначарский. И все же после смерти писателя творчество его оказалось забытым. Лишь в конце XX века его произведения были «открыты» заново как читателями, так и исследователями. Это свидетельствует об актуальности его произведений для новой рубежной эпохи.

Одна из главных причин растущего интереса к творениям писателя в наши дни заключается в его внимании к психологии человека переломной эпохи, который утрачивает прежние духовные ориентиры, традиции и, не обретая новых, отстаивает перед миром и собой «мелкие» и «ничтожные» жизненные интересы.

П.С. Романов проявил себя прежде всего как мастер небольшого рассказа. «В своих рассказах, — пишет Романов, — я не описываю смешных положений, я открываю какое-нибудь национальное свойство (курсив - П.Р.), и на нем строится само собой рассказ, благодаря этому в нем все имеет отношение к одному основному смыслу и всякое смешное положение получает высшее художественное оправдание» (начало 1922 г. [251J). Сама художественная структура его произведений созвучна стилевым и жанровым поискам современной эпохи: объективизация повествования, тяготение к «малым» повествовательным формам.

Творческое наследие писателя в разное время привлекало внимание таких критиков и литературоведов, как Н. Фатов, С. Гусев, С. Ингулов, А. Лежнев, А. Багрий, П. Пильский, В. Вересаев, В. Петрочешсов, Е. Никитина, Г. Горбачев, Э. Афанасьев, С. Никоненко, М. Злобина, Н. Щербакова, О. Малышкина, А. Филимонова, С.С. Фолимонов и другие. Первая попытка классификации и системного обзора рассказов П. Романова была предпринята

Н. Фатовым еще при жизни самого писателя. Критик выделил, основываясь на жанровом принципе, несколько типов рассказов: сатирические, лирико-психологические и философские. Н. Фатов возражал, прежде всего, тем, кто считал рассказы Романова лишь анекдотами, скользящими' по поверхности явлений, а писателя - советским Лейкиным, Горбуновым или Аверченко1.

Природа комического в юмористических рассказах писателя проявляется, по мнению критика, в резком, неожиданном переключении читательского внимания с внешне анекдотической ситуации на «глубинную» суть явлений, когда не знаешь: смеяться или плакать. За внешним покровом смешного в его рассказах скрывается дар обобщений, а иногда проглядывает и нечто трагическое.

Повседневные события первых пореволюционных лет: неразбериха, разруха, неопределенность и неуверенность, утрата привычных ориентиров правового и морального, порядка, и в переплетении всего этого — человек. Таков стержень большинства рассказов, которые критик называет ценнейшими художественными документами нашей эпохи. С данным утверждением соглашались и такие исследователи, как А. Лежнев, Д. Горбов.

В свою очередь, Н.Фатов обращает особое внимание на композиционное построение рассказов П. Романова, в которых материал расположен словно не во времени, а в пространстве. При таком построении различные наиболее выразительные детали какой-либо картины могут меняться местами без ущерба для содержания, так как всем им свойственна «внутренняя объединенность». Подобно большинству писавших о П. Романове, Н.Фатов отдает должное мастерству диалога в рассказах писателя. Значительный удельный вес диалога по сравнению с «ремарками» повествователя позволяет читателю самому заполнять смыслом «межстрочное пространство». П. Романов, как правило, в подобных рассказах не дает имен своим персонажам, ограничиваясь неопределенными местоимениями «какой-то», «какие-то»,

1 Рассказы П.С. Романова в критике//Петроченков В.В.Творческая судьба П.Романова.ТепаЛу Эрмитаж, 1988.С. 101 какая-то». Этот прием ставит читателя в положение реального наблюдателя, перед проходят неизвестные ему «какие-то люди» с тем или иным характерным штрихом, бросающимся прежде всего в глаза1.

Свой взгляд на характер «малой прозы» П. Романова предложила в конце 1920-х годов Е.Ф. Никитина. Она выделяет три категории его рассказов: сатирические рассказы, психологические новеллы и проблемные рассказы, в основном посвященные любовной тематике. Анализ исследователем произведений П. Романова разворачивается в соответствии с данным делением. Хаос в головах обывателей, произведенный революцией, - общая тема романовских миниатюр, вне зависимости от того, происходит ли действие в деревне, городе или транспортной «сутолоке». Фон рассказов -рынок, вокзал, стояние в очередях, сходка. Герои - люди мало знакомые друг с другом. Психология толпы, стадность, непредсказуемость поступков и мнений выступают здесь источником создания острого комизма. Е. Никитина подчеркивает, что П. Романов изображает «косную» автоматическую массу в ее вековечном постоянном качестве, которое лишь преломляется по-новому в новых обстоятельствах. Критик не находит в рассказах ростков нового человека. Корень этого, по ее мнению, в «надсоциальном» смехе, в котором слышится «что-то головное, спокойно-ясное, холодно-добродушное, несколько равнодушное»2. Рассказ П.С. Романова, по мнению Е. Никитиной, как правило, строится на диалоге, действующие лица мало индивидуализированы. Пейзаж в рассказах диалогического построения обычно отсутствует, иногда лишь называется, в таких случаях «назывная» фраза, появляющаяся в зачине, повторяется в слегка измененном виде в концовке (42). В рассказы о любви писатель часто вводит эпистолярную форму - например, героиня пишет подруге («Белые цветы», «Неотправленное письмо», «Письма женщины»). В этих рассказах, по наблюдению Е.Никитиной, доминирует не диалог, а монолог-рассуждение героини. Этим

1 Там же. С. 102.

2 Никитина Е.Ф. Пантелеймон Романов (Анализ повествовательных произведений): Сб.: Пантелеймон Романов (Критическая серия). М., 1928. С.36. Далее цитаты из данной работы приводятся по этому изданию с указанием страниц. приемом писатель часто достигает «четкости» внутреннего портрета женщины (51).

В своей работе Е.Никитина подметила и проанализировала целый ряд характерных особенностей повествовательной техники П. С. Романова, поставила вопрос о генетических корнях его стиля, не увлекаясь социологическими формулами, проследила историко-функциональную закономерность применения писателем различных лексико-стилистических пластов и приемов построения текста в зависимости от заложенного в произведение материла и поставленной задачи.

Работа Е.Ф. Никитиной была в то время последней попыткой анализа повествовательных особенностей всего творчества П.С. Романова. В дальнейшем критики пошли в основном лишь по пути социологического анализа рассказов писателя.

Исследователь Л. Каган в статье «Комическая новелла Пант. Романова»1 выделила основные мотивы сатирических рассказов писателя и на основе этой классификации выстроила социологическую схему поэтики его творчества. Л. Каган начинает свою статью с утверждения, что П.С. Романов стоит особняком среди комических писателей своего времени. Сочетание элементов традиционного уклада со всем многообразием новых черт в быту, психологии, культурно-политической сфере формирует особенности современного комического стиля. Критик классифицирует основные мотивы сатирических рассказов писателя, выделяя следующие положения:

1. Мотив стадности («Стадо есть коллектив навыворот. Его своеобразный коллективизм заключается в совпадении общей трусости»). В качестве примера указанного мотива выбран рассказ «Дружный народ», показывающий инертность, эгоизм мужицкой массы. Комизм новеллы построен на противоречии между решением, принятым коллективно, и реальными поступками, основанными на страхе каждого за свою судьбу.

1 Рассказы П. Романова в критике//Петроченков В.В.Творческая судьба П.Романова.ТепаПу Эрмитаж, 1988.С. 107.

2. Несовпадение словесной формулы поведения с его реальным содержанием. В рассказе «Звери», описывающем транспортные беспорядки времен военного коммунизма, люди, сидящие в вагоне и не пускающие туда других из опасения потерять место, жалостливо сетуют на судьбу ребенка, замерзающего на открытой вагонной площадке, по сути, по их же вине.

3. Тупость. Приводится в пример рассказ «Хороший характер». Герой рассказа - крестьянин Федор - по душевной мягкости всегда становится на точку зрения того, кто говорит последним. Черта эта, по мнению критика, хотя и дана как индивидуальная, в той или иной форме выступает и в других рассказах и может считаться психологической характеристикой мужика вообще.

4. «Опрокинутое» восприятие нравственно-этических норм. Дан анализ рассказа «Гостеприимный народ», где возвращающиеся с туркестанского фронта солдаты разбирают на дрова чужой забор. И сторож, и хозяин, привыкшие к грабежам и насилию, воспринимают их действия как норму, даже считают их деликатными.

Эти четыре мотива составляют основную схему всего комического комплекса произведений Романова, считает исследователь. Они варьируются в зависимости от места действия и выбора героев, вернее, одной характерной черты, наиболее точно отвечающей характеру ситуации. Черта эта воспринимается как типическая, тем более что героями выступают или масса, или отдельные «массовики», т.е. неиндивидуализированные представители определенной социальной группы. Л. Каган выделяет, опираясь па исследование Е. Никитиной, несколько излюбленных Романовым моделей «коллективов»: сельский сход, вокзальная толока, очередь. Демонстрация многообразных комических проявлений «бессознательного стада» в революционную эпоху — вот общая тема его миниатюр (108). Способность автора видеть противоречивую сущность героя, умение поставить его в максимально комическую ситуацию есть, по убеждению критика, доказательство авторского превосходства. Автор якобы противопоставляет себя героям как личность - стаду. Подтверждение этого JI. Каган видит в языке рассказов. Это простонародный язык толпы, с одной стороны, и «подчеркнутая интеллигентность» языка повествователя - с другой. На стыке этих языковых пластов возникает заряд острой интриги, направленной в адрес героев. Тем самым автор отделяет себя и читателей от мира героев.

Начав, однако, с плодотворного разбора различных мотивов, положений и ситуаций, наиболее типичных для рассказов писателя, JI. Каган «свернула» художественный анализ, направив его к заранее выбранному тезису: социальная, классовая психология писателя обусловливает художественный мир его произведений (П.С. Романов, по мнению Л.Каган, принадлежит к той группе русского дворянства, которая «превратилась в мелкобуржуазную интеллигенцию, сохраняя в то же время наследие своего прошлого» (109); круг этот для писателя замкнут, выход за его пределы невозможен. '

Зреющая популярность Романова в читательских кругах на новом рубежном этапе способствует возникновению дополнительных аспектов изучения его литературного наследия. В целом по изучению творчества П.С. Романова (в данном диссертационном исследовании нас интересует, прежде всего, поэтика рассказа) литературоведы достигли известных успехов в решении проблемы сатиры, имеющей характер социально-эстетического феномена (Филимонова A.A. Поэтика «Серьёзного» в сатире 1920-х гг. М., 1993); исследованы этапные в концептуальном отношении произведения П. Романова, в которых наиболее зрело проявлен философско-нравственный аспект, актуализированы понятия соборной личности, нравственно-этических категорий историзма, правосознания, эстетического идеала (Щербакова Н.И. Философско-нравственное осмысление судьбы России в прозе Пантелеймона Романова. Краснодар, 1999); проблемы организации художественного пространства (Бирюкова Е.Е. Творчество П. Романова: хронотопический парадокс, онтология тесноты, поэтика скандала. Самара, 2006) и др.

Однако на наш взгляд, в романоведении существует ряд сфер, обойденных вниманием исследователей, или недостаточно изученных, которые в силу специфики творчества писателя требуют углубленного постижения. Так, на периферии научного интереса остается вопрос, касающийся специфики жанра «малой» эпической формы, в связи с чем возникает ряд других проблем, касающихся субъектной организации текста, соотношения мира героя и внутреннего мира произведения, а также структуры произведения в целом.

Традиционно исследователи «малой прозы», к сожалению, не проводят четкой границы между жанрами рассказа и новеллы, а употребляют данные термины как синонимические понятия.

Так в 20-е годы XX века в работах М.А. Петровского, Б.М. Эйхенбаума, В.Б. Шкловского новелла рассматривается как особая модификация рассказа, а в 30-е годы термины «новелла» и «рассказ» воспринимаются как понятия однозначные. Позднее, в 60-70-е годы, их стали дифференцировать, то противопоставляя друг другу как «повествование с острой, отчетливо выраженной фабулой, напряженным действием (новелла), и, наоборот, эпически спокойное повествование с естественно развивающимся сюжетом (рассказ)»1, то рассматривая новеллу в качестве типологической разновидности рассказа2. С. Антонов представляет новеллу и рассказ как одно и то же понятие: «разница между ними только та, что одно слово французское, а другое русское»3. Действительно, в корне пришедшего к нам из Франции наименования «новелла» (nouvelle) четко звучит слово «новое». Здесь выражено одно из характерных свойств произведения «малой» прозы -быстрый отклик на изменения, происходящие в жизни, оценка этих изменений, умение разглядеть новое.

Однако С.П. Антонов уточняет свою позицию, говоря о том, что двух однозначных слов не существует, что «в каждом синониме, выражающем более или менее сложное понятие, можно отыскать присущий только этому

1 Словарь литературоведческих терминов. М., 1974. С.309-310

2 Русский советский рассказ: Очерки истории жанра/ под ред. В.А. Ковалева. Л., 1970. С.40.

3 Антонов С.П. Я читаю рассказ. М., 1973. С. 9. синониму оттенок, выделяющий какую-нибудь характерную, особенную грань многосторонней сущности предмета»1.

В связи с этим актуальность данного диссертационного исследования заключается в том, что изучение проблемы жанрового соотношения «малых» форм «рассказ» / «новелла» в творчестве П.С. Романова не было еще предметом специального исследования. Впервые творчество писателя рассматривается в русле жанровой проблемы, которая, в свою очередь, напрямую связана с интерпретацией текста, с особым взглядом на мир и человека, раскрывается аксиологический аспект художественной антропологии в рассказах Романова.

Объектом исследования является «малая» жанровая эпическая форма (рассказ П.С. Романова); предметом - признаки ее проявления в структуре текста, авторские приемы активизации и декларации. 1

Цель работы - путем анализа репрезентативных произведений П.С. Романова 1916-1930-х гг. исследовать жанровое своеобразие и способ ви'дения конкретного произведения в качестве типического целого в общей стилевой системе писателя.

Для достижения данной цели намечено решение следующих конкретных задач:

Рассмотреть историю возникновения и функционирования «малой» эпической формы («рассказ» / «новелла») в русской литературе, динамику ее развития с учетом влияния западной литературы.

Дать определение терминов «рассказ» «новелла», раскрыть их научную этимологию и тот смысл, который вкладывает в это понятие современное литературоведение.

- Исследовать эпическую прозу П.С. Романова с учетом жанровой . специфики произведений.

- Выявить типологические черты романовского рассказа, характерные для периода первой трети (16-30-е гг.) XX века.

1 Там же. С 10.

- Проанализировать методы и приемы психологизма в «малой прозе» П. Романова.

Материалом исследования послужили рассказы писателя 1916-30-х годов. К анализу привлекаются также литературно-критические статьи писателя, его дневниковые записи и письма.

Методологической основой являются принципы целостного анализа литературного художественного произведения, жанрового анализа «малых» эпических форм. Выбор методов исследования (историко-генетический, сравнительно-типологический, культурологический) определяется конкретными задачами изучения творческого наследия П.С. Романова, поэтики его рассказов.

Данный научный подход сложился с опорой на теоретико-методологические принципы изучения литературного произведения, сформулированные в трудах отечественных и западных ученых в области истории русской литературы XX века, специфики «малых» эпических жанров, сравнительной и исторической поэтики: М.М. Бахтина, В.В. Кожинова, Б.О. Кормана, Д.С. Лихачева, К. Локса, А.Ф. Лосева, A.B. Лужановского, П.Н. Медведева, A.B. Михайлова, Г.Н. Поспелова, В.П. Скобелева, Н.Д. Тамарченко, В.Е. Хализева, Ю.В. Шатина, О.Б. Эйхенбаума, М.Н. Эпштейна и др. В своем исследовании мы опирались на историю изучения «малых» эпических форм (рассказ/новелла) и на новейшие исследования в этой области.

При выборе подходов к изучению поэтики рассказа П.С. Романова, а также жанровой специфики мы учитывали результаты исследований творчества П.С. Романова: Э. Афанасьева, А. Багрия, В. Вересаева, Г. Горбачева, С. Гусева, М. Злобиной, С. Ингулова, А. Лежнева, Е. Никитиной, С. Никоненко, В. Петроченкова, П. Пильского, А. Филимоновой, С. Фолимонова, Н. Щербаковой и др.

На защиту выносятся следующие положения:

1. Жанровые противоречия в определении рассказа и новеллы связаны прежде всего с внутренней динамикой многомерной художественной структуры произведения. Каждое художественное творение представляется читателю и исследователю как законченное целое и в зависимости от того, какой жанр предстает перед нашим вниманием, будет высвечиваться определенное решение этого целого, которое в свою очередь было задано автором. Мы устанавливаем, что именно жанровая специфика рассказа Г1. Романова позволяет обнаруживать гот самый особый «способ видения любого конкретного произведения в качестве типического целого» (М.М. Бахтин).

2. Поскольку категория жанра - категория историческая (Д.С. Лихачев) и ни один жанр не является для литературы постоянным и «вечным», а принципы выделения жанров и их функции меняются в зависимости от эпохи, мы используем понятие канонического и неканонического жанра. Это позволит нам определить спорные моменты в жанровой характеристике прозы П. Романова, а рассмотрение истории развития жанра позволит понять причины жанрового синтеза и взаимовлияния рассказа и новеллы.

3. Специфическим жанровым свойством, разграничивающим новеллу и рассказ, является в «малой» эпической форме П. Романова принцип антиципации, который свойственен жанру рассказа и последовательно реализуется в творчестве писателя. Главное свойство принципа антиципации заключается в художественном предугадывании грядущих событий (или поступков героев). Поскольку новелле свойственно неожиданное разрешение авторского замысла - только это «вдруг» (или пуант) реализует художественную целостную картину, то рассказ П. Романова, безусловно, лишен пуантированной концовки, а принцип антиципации как некая специфическая форма опережающего отражения реализуется в рассказах Романова как на сюжетно-композиционном, так и на уровне рецепции.

4. Актуальные социально-психологические коллизии XX века в творчестве П.С. Романова осмыслены сквозь принцип «карнавализации» (М. Бахтин), как один из важнейших принципов поэтики изображения массы в момент исторического перелома, который, в свою очередь, становится одной из форм праздничного обнаружения субстанциональных начал народной жизни, народного характера. В связи с этим принцип карнавализации является основным способом художественного изображения мира и человека.

5. Причины происходящих событий П. Романов объясняет не историческим временем или исторической личностью, а истоки видит в национальном сознании, в народной душе. Поэтому одним из методов характеростроения в рассказах П. Романова является, в первую очередь, очерчивание определенного, легко узнаваемого типа, одного из нас, а потом уже придание этому типу индивидуализирующих черт, особенных черт, за которыми, однако, так и не теряется типовое.

6. Несмотря на то, что многие рассказы писателя существуют независимо друг от друга, формально не объединены им в какие-либо сборники, не обозначены как циклы, в то же время они активно воспринимаются в качестве таковых, то есть созданных в рамках единого творческого импульса. Для постижения онтологической картины требуется расположить рассказы, посвященные религиозно-нравственным проблемам, в определенной последовательности. Лишь объединяясь в некую «хронологическую» последовательность, эти произведения заканчивают идейно-смысловую мозаику рассказов, позволяют распознать саму суть, истину, которую автор пытается донести до читателя.

7. Благодаря фабульной хронологии некоторых произведений, единой системе персонажей, характерным особенностям стиля рассказов П. Романова мы устанавливаем определенные типологические связи, благодаря которым читателю раскрываются тайны творческого замысла писателя в решении онтологической картины, где мы можем увидеть проекцию ситуации будущего за счет прошлого, своего рода, некий сипергетический скачок.

Причем, именно тогда мы наблюдаем полную картину строения сюжета, в котором осуществляется четкий фазовый переход, т.е. переход порядка в хаос: от гармонии жизни, от «золотого века», когда старый мир рушится, уничтожаются вековые устои, к «веку нынешнему», веку «революционных преобразований».

8. В рассказах П.С. Романова с помощью категории поступка удается еще глубже постичь внутренний мир героев, актуализировать взаимодействие сознательных и бессознательных сил в структуре личности героя.

Научная новизна. В диссертации творчество П.С. Романова впервые исследуется в русле дискуссионной проблемы современного литературоведения - проблемы разграничения «малых» эпических жанров рассказа и новеллы. Кроме того, научная новизна заключается и в многоаспектном системном анализе психологизма в творчестве П.С. Романова.

Теоретическая значимость диссертации состоит в том, что она позволяет расширить исследовательскую базу жанровой специфики рассказа в русской литературе XX века, а также структуру поэтики рассказа.

Практическая ценность результатов исследования обусловлена тем, что основные положения диссертации могут быть использованы в учебном процессе при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XX века, теории литературы, в разработке спецсеминаров и спецкурсов по творчеству Пантелеймона Сергеевича Романова.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в публикациях, а также докладывались и обсуждались на У-х Всероссийских чтениях, посвященных братьям Киреевским «Оптина Пустынь и русская культура» (Калуга-Оптина Пустынь, 2004), Х1-ой Всероссийской научной конференции, посвященной Вопросам археологии, истории, культуры и природы Верхнего Поочья (Калуга, 2005), Международной научной конференции «Малоизвестные страницы и новые концепции истории русской литературы XX века. Русская литература в России XX века» (Москва, 2006),

Внутривузовской конференции Калужского государственного педагогического университета имени К.Э. Циолковского (Калуга, 2006, 2008), XVlIl-x Международных Пуришевских чтениях «Литература конца XX -начала XXI века в межкультурной коммуникации» (Москва, 2006), Всероссийской научно-практической конференции «Калуга на литера!урной карте России: Реальность-Литература-Текст» (Калуга, 2007). Кроме того, некоторые положения диссертации использованы при проведении лекций и семинаров со студентами Калужского государственного педагогического университета им. К.Э. Циолковского по предмету «История русской литературы начала XX века».

Всего по теме диссертации опубликовано 10 научных работ, из них: 8 научных статей, две из которых опубликованы в журналах ВАК (Вестник Тамбовского университета. Серия: Гуманитарные науки. Выпуск 6(50), 2007; Вестник Костромского государственного университета имени H.A. Некрасова. Том 13, № 4, 2007), 1 тезисы, 1 учебное пособие «Жанровая специфика рассказа в русской прозе» (на материале творчества П.С. Романова) (Калуга, 2007), одна статья находится в печати.

Структура и объем диссертации обусловлены спецификой изучаемой проблемы, целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав и заключения. Библиография включает 217 наименований. Объем диссертации - 165 страниц.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Семёнова, Светлана Сергеевна

Заключение

Подводя итоги сказанному, необходимо подчеркнуть, что с позиций нового рубежа веков вполне закономерен и важен взгляд на художественные достижения XX века. Понятие рассказ как «малой» жанровой формы в современном литературоведении, выбранное в качестве основного объекта данного диссертационного исследования, а также история и сущность вопроса является одной из важнейших и интереснейших проблем в литературоведении XX века. Опираясь на богатейшие традиции и накопленные столетиями знания мировой литературы, эпоха XX века синтезирует весь предшествующий опыт и путем такого смелого эксперимента создает новые жанровые шедевры литературы. Именно жанровый синтез вызывает множество споров в литературоведении. Особенно остро звучит вопрос о разграничении жанра рассказа и новеллы.

Проблема «малых» жанров вполне очевидна и актуальна в современном литературоведении. Это связано с историей вопроса. Жанр новеллы сформировался ещё до XVIII века, в отличие от рассказа, который начал складываться в 30-е годы XIX в. Однако и тот и другой жанры испытывали непосредственное влияние друг на друга, поэтому для того, чтобы наиболее глубоко изучить жанровое своеобразие «новеллы» и «рассказа», надо учитывать три аспекта: нормативный, включающий рассмотрение постоянных признаков жанра, генетический (о котором подробно говорил М. Бахтин, называя его «памятью жанра») и конвенциональный (т.е. связанный с определенным литературным периодом), позволяющий учитывать систему взглядов на жанр на данном этапе1. Такой трехаспектный подход помогает наиболее глубоко изучить жанровое своеобразие художественного

1 Шатин Ю.В.Три аспекта жанровой теории//Проблемы литературных жанров. Материалы VI научной межвузовской конференции.Томск, 1990. С.5-6. произведения, выделить основные признаки жанра и увидеть, что нового появилось в жанровой структуре и какие традиционные черты сохранились.

• В таком аспекте художественные произведения (как «малые» эпические жанры) Пантелеймона Сергеевича Романова представляются богатым интерпретационным материалом, а разграничение жанра новеллы и рассказа в творчестве писателя звучит достаточно актуально. Для обобщения материала мы исследовали совокупность средств создания художественной реальности, существующей в художественном пространстве и времени, которая, в свою очередь, отражает определенную концепцию мира и личности. Рассказу П. Романова свойственно спокойное повествование с естественно развивающимся сюжетом, что дает возможность читателю остановиться, подумать и осмыслить все происходящее, задумываться над своими поступками. Его рассказ может быть наполнен аллюзиями, что позволяет расширять художественное время, пространство, событие произведения становится предсказуемым (что никак не возможно для композиционного пуанта, неожиданной концовки, в новелле).

В ходе работы мы выяснили, что главным признаком, отличающим рассказ от новеллы, является принцип антиципации, который заключается в художественном предугадывании грядущих событий. Новелле свойственно неожиданное разрешение авторского замысла. Понятие же антиципации означает способность заранее составлять представление о предстоящих событиях; т.е. это, своего рода, специфическая форма опережающего отражения1. В рассказах П.С. Романова данный принцип последовательно реализуется как на сюжетно-композиционном уровне, так и на уровне рецепции.

Надо сказать, что пути и художественные приемы, используемые Романовым П.С. в своих произведениях, безусловно, характерны для жанра рассказа: неторопливость в повествовании, детальное исследование объекта изображения и проблемы изображаемого; в экспозицию или уже в само

1 Эстетика. Теория литературы. Энциклопедический словарь терминов под ред. Ю.Б. Борева. М., 2003. С. 32.

148 название рассказа автор выносит тему, которую будет решать на страницах произведения. Даже, несмотря на объем текста, (объем, по мнению многих исследователей, является одним из критериев жанра, хотя и не основных), который может составлять одну или полторы страницы (что скорее свойственно жанру новеллы, анекдоту, этюду, зарисовке), создается впечатление подробной, детально изображенной истории.

Автор фактически моделирует ситуацию в своих произведениях, убирая все лишнее, заставляющее нас отвлекаться от главного - человек и его поступки. Именно поэтому в рассказах П.С. Романова, как правило, отсутствуют внешние обстоятельства (государство, власть и т.д.), составляющие прямую угрозу жизни и свободе героев, чтобы не было оправдания их малодушию (о чем уже говорилось выше). Таким образом, Романов в своих рассказах не скрывает основную их суть, идею, а, наоборот, делает её совершенно доступной, тем самым воздействует на читательское восприятие мгновенно с помощью аллюзии, открытой иронии, речи персонажей и др.

В своих рассказах П. Романов умело сочетает, казалось бы, несочетаемые элементы. С одной стороны, он использует прием «очуждения», суть которого заключается в очуждении определенных событий или характера, т.е. этот характер и событие дает в предельно условной форме, по при этом через эту же условность выражает суть явления. Так рождается типичность ситуации и характеров. Задачу приема «очуждения» П. Романов видел в том, чтобы заставить читателя думать. В этом Пантелеймон Романов близок методу Бертольда Брехта. С другой же стороны, П. Романов идет к познанию проблемы через характеры героев, пейзажи, язык, монологи, и в этом он близок А. П. Чехову. Чтобы добиться такого синтеза в своем творчестве, он использует ряд приемов:

Во-первых, моделируя ситуацию в своих произведениях, убирая все лишнее, автор оставляет нас наедине с человеком и его поступком. Именно поэтому в рассказах П.С. Романова, как правило, отсутствуют внешние обстоятельства (государство, власть и т.д.), составляющие прямую угрозу жизни, и свободе героев, чтобы не было оправдания их малодушию. Он показывает процесс разрушения личности, точнее саморазрушение человека как личности. При всем этом писатель не осуждает своих героев, он констатирует факт как ученый. Как правило, автор выступает здесь в роли стороннего наблюдателя, хотя он имеет право реплики, которую за него произносит кто-то из толпы.

Во-вторых, П. Романов использует достаточно простой или легко предсказуемый сюжет. Благодаря принципу антиципации реципиент предугадывает дальнейшее развитие событий, поскольку писателю важно, не что будет происходить, а, как и почему. Так, в своей работе «Мысли об искусстве», в главе «Творчество как напоминание», П.С. Романов говорит о синтетической природе художественного сознания, которое пробуждает в читателе те стороны его внутренней жизни, которые в обыденном бытии проходят для него незаметно. Здесь, в противоположность теории заражения Л.Н. Толстого, Романов выдвигает теорию «напоминания», возвращения общечеловеческой общественной прапамяти, причем через напоминание того, что является «обыкновенным, знакомым», то, что может быть «узнано и освоено как свое».

В-третьих, - универсальность места действия. Место действия, как правило, вполне условно - это может быть город, деревня, у реки, в квартире, на улице и т.д. Здесь же важна и условность характера ситуации. Персонажи Романова - это типы, с помощью которых постигаются идеи. Для П. Романова «устойчивый человеческий материал» - наиболее характерный признак классической литературы. В связи с этим интересно заметить, что одним из методов характеростроения в прозе самого Романова является, в первую очередь, очерчивание определенного, легко узнаваемого типа, одного из нас, и потом уже придание этому типу индивидуализирующих, особенных черт, за которыми, однако, так и не теряется типовое.

В-четвертых, в работе над рассказами писатель вырабатывает прием вплавления очеркового материала (бытовые и этнографические очерки, написанные на основе личных впечатлений от поездок по стране, причем диапазон этих путешествий измеряется тысячами километров: от западных границ до Дальнего Востока) в ткань художественного повествования, тем самым объективизируя его. Голос повествователя начинает растворяться в голосах героев, сливаться с ними.

Рассказы П. Романова, безусловно, обнаруживают в некоторых аспектах яркое сходство с анекдотом как «коротким устным смешным рассказом о вымышленном событии с неожиданной остроумной концовкой, в котором действуют постоянные персонажи, известные всем носителям русского языка»1. Несмотря на то, что у персонажей рассказов Романова почти всегда отсутствует имя, а различаем мы их лишь по одежде или какой-либо вещи, при всем этом мы их отличаем от других по собственному голосу. Рассказчиком сопрягается несколько голосов, узнавание персонажа происходит по речевым особенностям, некой «языковой маске» (Г.О. Винокур).

Итак, проза П.С. Романова родственна анекдоту в плане неожиданного поворота мысли, смены точки зрения, поэтому часто жанр его произведений определяют как новелла, ведь основным композиционным элементом новеллы выступает помимо кумулятивного сюжета пуантированная концовка, * неожиданное разрешение ситуации, в основе которого находится казус, парадокс, анекдот и т.д. Но главное пуант или «вдруг», или смена точек зрения, благодаря которым рождается парадокс (казус, анекдот), должны быть обязательно затекстовым явлением, т.е. совершаться в акте реципиента (о чем мы говорили в третьей главе). Однако мы увидели, что в произведениях П. Романова «вдруг» вовсе не реализуется в акте реципиента, благодаря принципу антиципации (приему опережающего отражения), а реализуется

1 Шмелева Е.Я , Шмелев А.Д. Русский анекдот. Текст и речевой жанр. М., 2002. С. 20.

151 внутри художественного пространства, в кругозоре самих персонажей, т.е. казус реализуется в плоскости художественной реальности.

В рассказах П. Романова наблюдается ещё одна сюжетно-композиционная особенность — циклизация, за счет чего мы можем глубже постичь характер персонажей. Характерной приметой рассказов является их онтологичность, «православный код» и подтекст.

В качестве перспектив дальнейшего изучения произведений Пантелеймона Сергеевича Романова представляется возможным, во-первых, выделить проблемы, касающиеся специфики и разновидности «малых» эпических жанров, названия которых определяет сам писатель, - зарисовка или этюд; во-вторых, ощущается перспектива дальнейшего исследования художественного психологизма рассказов (лирико-психологических рассказов) П. Романова, что связано с основным теоретико-литературоведческим трудом писателя, работой «Наука зрения».

Изучение поэтики рассказов П.С. Романова обнаружило очевидную связь мыслей, идей, приемов и методов русской литературы Золотого и Серебряного века. А выявление и постижение жанровой специфики рассказа, безусловно, дополняет современные представления о «малых» эпических формах. Г

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Семёнова, Светлана Сергеевна, 2008 год

1. Романов П.С. Поли. собр. соч. в 12-ти томах. М., 1928-1930.

2. Романов П.С. Собрание сочинений в 7-ми томах. М., 1925-1927.

3. Романов П. Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 34. М.: Эксмо, 2004.

4. Романов П.С. Повести и рассказы. М.: Художественная литература, 1990.

5. Романов П.С. Детство. Повесть. Рассказы. Тула: Приокское книжное издательство, 1986.

6. Романов П.С. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1988.

7. Романов П.С. Огоньки. Рига, 1929.

8. Романов П.С. Светлые сны. М., 1990.

9. Пантелеймон Романов. Запах березы // Литературная учёба. 2005. № 2. С.169-183.

10. Романов П. Черные лепешки. Рассказы. М.: Современник, 1988.

11. Романов П.С. Непонятное явление. М., 1927.

12. Пантелеймон Романов. Найти своё дело // Литературная учёба. 2005. №2. С. 162-166.

13. Пантелеймон Романов. Письма к Станиславскому // Литературная учёба. 2005. № 2. С. 167-168.

14. Пантелеймон Романов. Наука зрения. Фрагменты // Литературная учёба. 1996. № 1. с. 89-121.

15. Пантелеймон Романов. Наука зрения. М.: Совпадение, 2007.

16. Романов П.С. Автобиография. Собр.соч. в 7 тт. Т.2. М.: Никитинские субботники, 1927.

17. Романов П.С. Автобиография // Антология Сатиры и Юмора России XX века. Т. 34. М.: Эксмо, 2004. С. 24-28.

18. Романов П.С. Свежесть жизни. Из дневников и записных книжек // Антология Сатиры и Юмора России XX века. Т. 34. М.: Эксмо, 2004. С. 665-676.

19. Романов П.С. О себе, о критике и о прочем // Пантелеймон Романов. Наука зрения. М.: Совпадение, 2007. С. 221-222.

20. Романов П.С. Какой нам нужен писатель. Ответ на анкету // Пантелеймон Романов. Наука зрения. М.: Совпадение, 2007. С.229-231.

21. Романов П.С. Об А.П. Чехове // Пантелеймон Романов. Наука зрения. М.: Совпадение, 2007. С.228-229.

22. Романов П.С. Найти свое дело // Пантелеймон Романов. Наука зрения.

23. М.: Совпадение, 2007. С. 198-203.^ ^

24. Агранович С.З., Стефанский Е.Е. Миф в слове: продолжение жизни (Очерки по мифолингвистике). Самара, 2003.

25. Андреев Ю.А. Революция и литература. Отображение Октября и гражданской войны в русской советской литературе и становление соцреализма (20-30 годы). Л., 1969.

26. Анненский Л. Тридцатые семидесятые. Литературно-критические статьи. М., 1977.

27. Антонов С.П. Я читаю рассказ. М.: Молодая гвардия, 1973.

28. Антонов С.П. Собр.соч. в Зт. Т.З. Рассказы о литературе. М., 1984.

29. Ардов Виктор. Ему доступна была вся мыслимая палитра чувств и эмоций. Современники о Пантелемоне Романове // Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 34. М.: Эксмо, 2004. С. 692-695.

30. Ардов В. Пантелеймон Романов // Этюды к портретам. М., 1983.

31. Афанасьев Э. «Пути моей земли хочу принять целиком.» // П.С. Романов. Детство. Тула: Приокское книжное издательство, 1986. С.363.382.

32. Баранов В.И. «Серебряный век» художественная реальность или исследовательский миф?. // Литературоведение на пороге XXI века: Материалы международной научной конференции. М., МГУ, 1998. С. 71-77.

33. Барт Р. Введение в структурный анализ повествовательных текстов // Зарубежная эстетика и теория литературы Х1Х-ХХ вв.: Трактаты. Статьи. Эссе. М., 1987.

34. Бахтин М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет. М., 1975.

35. Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. 1984-1985 гг. М., 1986.

36. Бахтин М.М. Проблемы поэтики Достоевского. М., 1979.

37. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

38. Бахтин М.М. Формы времени и хронотопа в романе // Бахтин М.М. Эпос и роман. СПб., 2000.

39. Бегак Б. Советская новелла // Знамя. 1935. № 7. С. 243-257.

40. Белая Г.А. Литература в зеркале критики. М.: Сов. писат., 1986.

41. Белая Г.А. Стилевое развитие советской прозы 20-х годов. М., 1977.

42. Белая Г.А. Рождение новых стилевых форм как процесс преодоления «нейтрального» стиля // Многообразие стилей советской литературы. Вопросы типологии. М., 1978.

43. Бирюкова Е.Е. Творчество П. Романова: хронотопический парадокс, онтология тесноты, поэтика скандала. Самара: «НТЦ», 2006.

44. Богемская К. Историческое прошлое и сегодняшний день примитива //Примитив в искусстве. Грани проблемы. М., 1992.

45. Борев Ю.Б. Энциклопедический словарь терминов. Эстетика. Теория литературы. М.,2003.45