Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970-х - 1990-х годов: герой и хронотоп тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Федорова, Надежда Константиновна
- Специальность ВАК РФ10.01.01
- Количество страниц 175
Оглавление диссертации кандидат филологических наук Федорова, Надежда Константиновна
Введение.
Глава 1. Поэтика и аксиология хронотопа пьес и киноповестей Г.И. Горина конца 1970-х -1990-х годов
1.1. Композиционные и типологические характеристики пространственно-временных переходов в произведениях Г.И. Горина.
1.2. «Свое»/«чужое» пространство в произведениях Г.И. Горина.
1.3. Смерть как топос и как ситуация перехода в произведениях Г.И. Горина.
Глава 2. Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970-х -1990-х годов в аспекте проблемы героя
2.1. Центральный герой произведений Г.И. Горина в ситуации противостояния как структура и проблема.
2.2. Образ власти у Г.И. Горина в аспекте системы и типологии персонажей.
Рекомендованный список диссертаций по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК
Поэтико-аксиологический аспект драматургии В.Е. Максимова2013 год, кандидат филологических наук Ефремова, Анна Борисовна
Пьесы Н.В. Коляды и Н.Н. Садур в контексте драматургии 1980-90-х годов2005 год, кандидат филологических наук Старченко, Елена Викторовна
Традиции балагана в русской современной драматургии2006 год, кандидат филологических наук Заржецкий, Василий Владимирович
Поэтика одноактной драматургии Л.С. Петрушевской2009 год, кандидат филологических наук Меркотун, Елена Алексеевна
Мифопоэтический контекст драматургии Владимира Максимова 1970-1990-х годов2007 год, кандидат филологических наук Лайко, Игорь Евгеньевич
Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970-х - 1990-х годов: герой и хронотоп»
Г.И. Горин является одной из ведущих фигур русского литературного процесса последней трети XX века, одной из первых величин поколения мастеров слова, родившихся после 1930 года (Б. Ахмадуллина, А. Битов, И. Бродский, А. Вампилов, А. Вознесенский, А. Кушнер, J1. Петрушевская, Э. Радзинский, В. Распутин, Н. Рубцов, Саша Соколов и др.).
Актуальность темы данной диссертационной работы связана с малой изученностью творчества Горина. Крупных исследований, посвященных творчеству прозаика и драматурга, в том числе и диссертационных, пока нет. Из филологов, занимающихся отечественной литературой XX века, анализу отдельных произведений Горина в разное время уделяли внимание В.Е. Головчинер, С.Я. Гончарова-Грабовская, H.J1. Лейдерман, Т.Л. Рыбальченко.
Научная новизна диссертационной работы заключается в том, что в ней впервые целенаправленно и системно исследуется структура героя и хронотопа пьес и киноповестей Горина.
Исследование исходит из следующей рабочей гипотезы: Горин занимает особое место в русском литературном процессе последней трети XX века, в его творчестве, претерпевавшем очевидные изменения на протяжении трех десятилетий, наличествуют определенные константы, позволяющие говорить об оригинальности и целостности художественной системы. Доминантными элементами поэтики горинских пьес и киноповестей являются герой и хронотоп, анализ которых позволит прояснить динамику творчества писателя, вектор его духовного поиска.
Горин входит в литературу в 1960-е годы как автор театральной студии Московского университета «Наш дом» и автор журнала «Юность». Журнал «Юность», в котором, по словам его тогдашнего главного редактора Валентина Катаева, «молодые пишут о молодых и для молодых», начал выходить с 1955 года. Общепризнано, что журнал дал путевку в жизнь целой плеяде молодых писателей, среди которых были А. Гладилин, А. Кузнецов,
В. Аксенов, А. Приставкин и др. Впоследствии судьбы этих авторов сложились по-разному, но в период «оттепели» их творчество, по мнению историков литературы, обрело черты «вполне определенного художественного направления — со своим героем, своим кругом проблем, своими стилевыми и жанровыми константами». Уже традиционно это направление именуют «исповедальной прозой» [Лейдерман, Липовецкий, 2003, с. 103]. Горин в журнале «Юность» заведовал отделом юмора, вёл популярную рубрику от имени Галки Галкиной. Впоследствии он вошел в список авторов, чьи имена были представлены в сборнике избранных произведений прозы, поэзии и юмора, опубликованных на страницах журнала «Юность» с 1955 по 1980 годы [Юность, 1980].
Театральная студия Московского университета была создана в 1958 году М. Розовским, А. Аксельродом и И. Рутбергом. Актерами студии в разные годы являлись Л. Петрушевская, С. Фарада, А. Филиппенко, Г. Хазанов, А. Чернова и др. Как отмечает В.Е. Головчинер в монографии «Эпическая драма в русской литературе XX века», «авторы "Нашего дома" (А. Арканов, Г. Горин, А. Курляндский, М. Розовский, В. Славкин, А. Хайт) несли на сцену свое видение послесталинского общества: они не просто веселили зал, но, используя наиболее "активные", гротесковые формы культуры двадцатых годов, обращались к гражданским чувствам зрителей, к их сознанию, взрывали представление о нормальном, примелькавшемся» [Головчинер, 2001, с. 186]. Просуществовал «Наш дом» сравнительно недолго - студия была закрыта под давлением цензуры в 1969 году. Однако она стала заметной страницей в культурной жизни столицы, была' у истоков движения КВН и рождения студенческого театра Московского университета.
Обращение к модернистской эстетике в период «оттепели» было характерно не только для авторов «Нашего дома». Произошедшие в 1960-е годы социально-политические изменения привели, с одной стороны, к высвобождению творческой энергии, подавляемой до этого жесткой цензурой, стремлению к эксперименту во всех сферах жизни, в том числе в литературе и искусстве, а с другой стороны, к необратимым сдвигам в мировоззрении всего общества и самоощущении каждой отдельной личности. Кроме того, возрожденческий пафос возвращения к заветам Революции, рожденным рубежной эпохой начала XX века, закономерно актуализировал интерес ко всему модернистскому, отвечающему запросам нового времени и формально, и содержательно, поскольку, как отмечает H.JT. Лейдерман, «именно модернизм, а затем авангард и постмодернизм, приходят к новому типу художественного мифотворчества -ориентированного не на преодоление хаоса космосом, а на поэтизацию и постижение хаоса как универсальной и неодолимой формы человеческого бытия» [Лейдерман, Липовецкий, 2003, с. 13].
Тенденция пересмотра устоявшихся, казалось бы, ценностей и ориентиров проявилась и в филологической науке. Так, А.И. Овчаренко в работе «О положительном герое в творчестве М. Горького (1892-1907)» выдвигает в качестве нравственного и художественного идеала героев ранних романтических произведений Горького — бунтарей и борцов за свободу. Среди анализируемых произведений исследователь особо выделяет поэму «Человек» (которую западные и современные отечественные исследователи прочитывают в связке с идеями Ницше о сверхчеловеке), отмечая, что произведение явилось художественным выражением реальных перспектив героической борьбы пролетариата за социальное переустройство жизни [Овчаренко, 1956]. Немного позже исследователь предложит в структуре единой эстетической теории соцреализма выделять три направления, которые разнятся принципами и способами изображения жизни: реалистическое, романтическое и условно-метафорическое (или символическое) [Овчаренко, 1982]. Как известно, первые теоретики соцреализма настаивали на генетической связи нового художественного метода с реалистическими традициями русской литературы XIX века, хотя, О романтическом направлении в соцреализме заявлял и Б. Сучков, называя в числе его представителей С. Есенина, К. Паустовского, М.Стельмаха. [Сучков, 1977]. по мнению современных исследователей, «в основу соцреализма с самого начала было заложено равнение на эталонный текст, тяга к дублированию, варьированию, тавтологии, сигнализирующие о приверженности субъективного высказывания нормативному сверхтексту»* [Литовская, 2005, с.323]. Глобальное расхождение означаемого и означающего, характерное для советской эпохи, фиксирует и М.Н. Эпштейн [Эпштейн, 2005].
В условиях духовного перерождения общества, обретенной, но вскоре утраченной свободы, неоднозначности явлений во всех сферах жизни в 1966 году (когда Горину исполнилось только 26 лет) вышла книга прозы «Четверо под одной обложкой», в ней его произведения соседствовали с произведениями А. Арканова, Э. Успенского и Ф. Камова. А. Белинский видит Горина-прозаика продолжателем традиций фантастического реализма Гоголя, отмечает, что лучшие рассказы Горина («Остановите Потапова!», «Дело на фабрике №6») построены на экстремально неправдоподобных ситуациях. Например, интеллигентный инженер берет у шофера уроки мата и умирает, не научившись материться. Новелла «Захлестнули нас волны времени», до сих пор не напечатанная, строилась на том, что чиновнику не дали выступить на похоронах сотрудника, он едет на кладбище ночью и в полном одиночестве произносит заранее написанную традиционную речь на могиле покойного. Обобщающих филологических работ, посвященных осмыслению прозы Горина, пока не создано.
В составе авторского дуэта «Ар-Го» (Арканов-Горин, или Штейнбок-Офштейн) Горин входит в эстрадную жизиь страны. Вместе Горин и Арканов делали капустники, затем выступали на них, писали сатирические сценки и Мифопоэтическая природа соцреализма впервые была отмечена А.Д. Синявским в статье «Что такое социалистический реализм?» (1957). Сравнивая главного - положительного - героя соиреалистического искусства с героем предыдущего столетия, Л.Д. Синявский приходит к выводу, что «по своему герою, содержанию, духу социалистический реализм гораздо ближе к русскому XVIII веку, чем к XIX. Сами юго не подозревая, мы перепрыгиваем через голову отцов и развиваем традиции дедов. «Осьмнадцатое столетие» родственно нам идеей государственной целесообразности, чувством собственного превосходства, ясным сознанием того, что «с нами Бог!» (.) Мы перестали бояться высоких слов и громких фраз, мы больше не стыдимся быть добродетельными. Нам стала по душе торжественная велеречивость оды. Мы пришли к классицизму» [Синявский, URL], монологи для многих знаменитых артистов того времени - Мирова и Новицкого, Шурова, Рыкунина и др. Популярность, по свидетельству А. Арканова, принесла первая же большая работа, которую предложил им A.J1. Полевой, - спектакль «Из Пушечной по воробьям» для Закулисного театра ЦДРИ «Крошка» [Григорий Горин. Воспоминания современников, 2001, с.23].
Повышенный интерес мастеров слова к драме на рубеже 1960-х - 1970-х годов представляется закономерным. Специалисты отмечают: «Поколение Горина, бурно переживавшее ликование "оттепели", начало быстро трезветь после ввода советских войск на площади восставшей Праги. Лучшие представители мыслящей интеллигенции "остановились, оглянулись", заново осмысливая все, что было и что может быть (духовная биография А. Д. Сахарова - одно из самых ярких и сильных тому подтверждений). В этой атмосфере Горин от фельетонных частностей ранних комедий и миниатюр, не оставляя их совсем, переходит к эпико-драматическому осмыслению состояния общества в целом, показывает его как результат взаимодействия множества составляющих его людей и естественно обращается к драме как роду: ее главный и непреложный закон требует представлять людей действующими» [Головчинер, 2001, с. 195]. В качестве драматурга Горин, по его собственному мнению, «рождался дважды: первый раз - в 1968 году в соавторстве с Аркановым», второй раз - в 1970 году, когда «написал первую свою пьесу-притчу ".Забыть Герострата!"» [Горин, 2001, с.19].
В.Е. Головчинер фиксирует отсутствие внимания критиков к творчеству Горина в 1970-1980-е годы и объясняет данное явление следующим образом: «Наша литературная и театральная критика на протяжении многих десятилетий работала "обоймами": занималась теми явлениями, которые легко выстраивались в некий очевидный ряд, чаще всего по тематическому признаку. Горин ни к одной известной "обойме" не мог быть отнесен. В проводимых в семидесятые-восьмидесятые годы дискуссиях о производственной пьесе, о герое современности, о "новой волне" в драматургии его имя не могло звучать: о производстве как таковом он действительно не писал, внешне его Герострат, Тиль, Мюнхгаузен и другие персонажи мало походили на героев Арбузова, Розова и других писателей, работавших для театра, да и вошел Горин в современную драматургию не с "волной", а индивидуально. Особая манера драматургического письма привлекла к нему нетривиально мыслящих режиссеров, и она же затрудняла работу критиков, не позволяла осмыслить его пьесы с точки зрения общепринятых правил, известных тенденций» [Головчинер, 2001, с. 184]. В энциклопедии «Новейшая история отечественного кино» в статье о Григории Горине ее автор J1. Шитенбург, как бы продолжая мысль В.Е. Головчинер, говорит об отсутствии в обозначенный период каких бы то ни было исследований, посвященных творчеству драматурга, но объясняет данное явление с принципиально иных позиций: «Тексты Горина в 1970-1980-е годы служили не темой для исследований, а материалом для обязательного запоминания, своеобразным «символом веры» местной интеллигенции. Горинские цитаты и остроты, шедевры эзопова языка— это тайный код, дешифровка которого (а чем еще может быть исследование?) стала бы натуральным доносом» [Шитенбург, URL].
Несмотря на отсутствие фиксированного интереса со стороны критики и литературоведения, Горин в 1970-е годы чрезвычайно востребован столичным театром. Его пьесы одновременно ставятся в Театре Советской Армии, Театре Сатиры и в Театре им. Ленинского комсомола. Первые же самостоятельные произведения выводят имя драматурга в круг знаковых величин, названия его пьес вскоре появляются на афишах театров Варшавы, Афин, Лондона, Тель-Авива, Нью-Йорка. Интерес театра к Горину обусловлен теми же причинами, что и отсутствие такового у критики: его пьесы-притчи были восприняты как уникально-самобытное явление не только в русской, но и в мировой литературе. Пройдя путь «юмористической поденщины» на эстраде, как обозначает ранний период творчества драматурга Марк Захаров, и хорошо изучив все крайности и разновидности репризного мышления, Горин, по мнению режиссера, выработал со временем почти безупречный вкус и тонкое понимание современной комедии: «Горин обладал весьма своеобразным комедийным видением, которое умело проецировалось им на человеческую психику, одновременно затрагивая широкий социальный фон» [Григорий Горин. Воспоминания., 2001, с. 105].
В.Е. Головчинер считает Горина представителем условно-метафорического направления в эпической драматургии и помещает его в один ряд с такими драматургами, как Булгаков, Маяковский, Шварц, причем последнего считает типологически наиболее близким Горину: «Отказываясь от отвлекающей внимание, актуальной, внешней - современной - конкретики в изображении событий и лиц, оба драматурга в лучших своих пьесах обращались к возбуждающему сознание, воображение зрителя известному культурно-историческому материалу, чтобы лучше понять, что происходит в глубинных слоях массового сознания их современников, от чего зависит поведение многих и каждого в отдельности. При этом Шварц менял детали, психологические мотивы поведения известных героев, по в значительной степени сохранял каркас старых сказок или соотносил с ними, явно узнаваемыми, действие своих пьес. Для творческой фантазии Горина достаточно было знакомого имени - концентрирующее внимание, оно, как правило, выносилось в заглавие пьесы, чтобы из него, как из зерна, вырастала новая "небылица". Она возбуждала мысль, направляла ее к осмыслению внутренней сути социальных явлений современности тем успешнее, чем более парадоксально (правдивый - Мюнхгаузен), чем более непредсказуемо складывались сами истории известных героев» [Головчинер, 2001, с. 184]. Марк Захаров в генеалогический ряд горинских предшественников включает также Н. Эрдмана и В. Шекспира, использовавших в творчестве, как и Горин, готовые мифы и сюжетные блоки.
Н.Л. Лейдерман также рассматривает творчество драматурга в аспекте генетического родства с модернистской эстетикой, но в отличие от В.Е.
Головчинер находит типологически близкие Горину явления и в литературе 1960-х - 1970-х годов. В учебнике для вузов «Современная русская литература» творчество Горина однозначно вписывается в линию «интеллектуальной драмы» (наряду с пьесами Э. Радзинского и Ю. Эдлиса), ориентированную на традиции европейского модернизма (Ж. Ануй, Ж. Жироду, А. Камю, Ж.-П. Сартр), а также на родственные явления в отечественной словесности (Е.Шварц) [Лейдерман, Липовецкий, 2003, с. 199].
В истории отечественной драматургии второй половины XX века уже традиционно исследователи выделяют несколько крупных феноменов: психологическая драма, производственная драма, драматургия новой волны (поствампиловская). Так, доминирующая в конце 1950-х - начале 1960-х годов психологическая драма, переключая внимание с социальных проблем на личные, творила новую утопию о человеке, достигнувшем гармонии общественного и личного бытия, что закономерно влекло за собой деформацию образов. Как отмечает С.М. Козлова, это было обусловлено, «с одной стороны, активностью авторской субъективности, исполненной пафоса творческой свободы и желания воплотить этот пафос, это собственное ощущение свободного полета в драматических характерах, а с другой, -открытием, что для истинно драматического характера современному человеку как раз не хватало ни личности, ни характера, ни, следовательно, драматизма». Наследовавшие психологической драме эпическая хроника и производственная драма также не раздвигали исторических и индивидуально-психологических границ в изображении человека и времени. Естественным в сложившейся литературной ситуации представляется обращение драматургов к формам, генетически близким антиутопии: «артель "Буратино" у Рощина обобщалась в "фарфоровый завод" у Вампилова» [Козлова, 1993, с. 209, 212]. Другой линией преодоления социальной немоты в драматических произведениях становится принципиальный отказ от правдободобия. Художественный руководитель «Ленкома» - театра, с которым Горина связывает многолетнее творческое сотрудничество, считает, что Горин создал собственный «королевский театр» и доказал, что можно сочинять суперсовременные пьесы, не помещая их действующих лиц в интерьер хрущевской пятиэтажки [Григорий Горин. Воспоминания., 2001, с. 101].
Чтобы анализировать наследие драматурга, творчество которого приходится на последнюю треть XX века, в качестве продолжателя модернистской линии в русской литературе, как минимум, необходимо определиться с рабочим понятием «модернизм». XX век в историческом движении европейской, в частности русской, культуры представляет собой весьма своеобразную эпоху. Как отмечают М.Н. Эпштейн и H.JI. Лейдерман, ее совершенно отчетливое выделение в хронологическом потоке вызвано глобальным духовным кризисом, которым завершилась целая культурно-историческая стадия - Новое время, длившаяся со времен Просвещения. Однако структуризацию и периодизацию выделенного периода названные исследователи проводят по-разному.
Н.Л. Лейдерман в учебнике для высшей гуманитарной школы «Современная русская литература», написанном им в соавторстве с М.Н. Липовецким, говорит о том, что «ментальное потрясение, произошедшее в последнее десятилетие XIX века, привело к колоссальному сдвигу в художественном сознании», в результате чего «зародился новый тип культуры, находящийся в оппозиции к тому типу культуры, который сформировался в течение многих предшествующих столетий». Тип культуры, существовавший до указанного «сдвига», исследователь называет классическим, а новый тип культуры - неклассическим (или модернистским) [Лейдерман, Липовецкий, 2003, с. 13]. По мысли Н.Л. Лейдермана, рассматривающего понятие модерности исключительно в сфере художественной словесности, каждое литературное произведение стремится построить завершенный и одновременно универсальный образ мира. В этом смысле художественный мир литературного произведения всегда мифологичен, однако, исследователь принципиально разводит художественные мифологии классического и неклассического типов. Классические художественные мифологии ориентированы на создание «своей, всякий раз иной художественной модели гармонии между человеком, социумом, природой». Здесь некий локальный сюжет неизбежно становится воплощением смысла бытия и человеческой жизни. Тогда как новый тип культуры рожден прежде всего глубочайшим разочарованием и сомнением в реальности и достижимости мировой гармонии вообще, а не каких-то конкретных моделей космоса [Лейдерман, Липовецкий, 2003, с. 13]. Существенно отличается от описанной система координат, предложенная М.Н. Эпштейном в книге «Постмодерн в русской литературе». М.Н. Эпштейн, как и Н.Л. Лейдерман, проводит принципиальную границу между Новым временем и последующей исторической эпохой и предлагает различать понятия «модерность» и «модернизм», «постмодерность» и «постмодернизм». Под «модерностью» (Modernity) исследователь понимает всю эпоху Нового времени, а под «модернизмом» — исключительно завершающий период Нового времени. Аналогично под «постмодерностью» им мыслится новая культурно-историческая эпоха, а под «постмодернизмом» — открывающий ее период* [Эпштейн, 2005, с.20].
Путем простого наложения одной представленной системы понятий на другую можно выявить следующее расхождение в работах М.Н. Эпштейна и Н.Л. Лейдермана: понятие модернизм, по мысли последнего, выключено из классического типа культуры Нового времени как хронологически и семантически наследующее ему, в то время как М.Н. Эпштейном оно рассматривается внутри соответствующего культуре Нового времени исторического отрезка как его смысловое и хронологическое завершение: Ключевой характеристикой модернизма, по мнению М.Н. Эпштейна, является революционность, которую исследователь определяет как «поиск подлинной, высшей, чистой реальности, стоящей за условными знаками и Ср. Вольфганг Вельш понимает постмодерн как состояние радикальной плюральное™, а постмодернизм -как его концепцию [Ильин, 1998, с.203]. системами культуры». К родоначальникам модернизма Эпштейн относит Жан-Жака Руссо, с его критикой современной цивилизации и открытием первичного, «неиспорченного» бытия человека в природе, К. Маркса, Ф. Ницше, 3. Фрейда, Дж. Джойса, К. Малевича, В. Хлебникова. «В целом, -пишет М.Н. Эпштейн, - модернизм можно определить как такую революцию, которая стремится упразднить культурную условность и относительность знаков и утвердить стоящую за ними бытийную безусловность, как бы ни трактовалось это чистое, подлинное бытие». Постмодернизм же резко критикует модернизм именно за эти иллюзии «последней истины», «абсолютного языка», «нового стиля», которые якобы открывают путь к «чистой реальности». Само представление о некоей реальности, лежащей за пределами знаков, критикуется постмодернизмом как еще одна «последняя иллюзия» [Эпштейн, 2005, с.20-22].
Более адекватной специфике отечественного литературного процесса в XX веке представляется система координат, предлагаемая М.Н. Липовецким, который в монографии «Русский постмодернизм (Очерки исторической поэтики)» объединяет две вышеобозначенные логики путем выделения модернизма в качестве самостоятельного типа миромоделирования, отличного и от классического, и от постмодернистского типов. Вопрос о разграничении модернизма и постмодернизма М.Н. Липовецкий предлагает решать путем принципиального разведения характеристик объединяющей их категории интертекстуальности. Исследователь подтверждает выдвинутый А.К. Жолковским тезис о том, что характерной чертой модернистского стиля является опора на интертексты, и говорит о постмодернистской интертекстуальности как наследии модернизма, однако, наследии, существенно преобразованном. Если в модернизме цитата была средством парадоксального самовыражения авторского «я» и неизменно подчинялась задаче радикального обновления языка культуры в целом и человеческого поведения в частности, то в постмодернизме размывается сама категория самовыражающегося «я»: «все то, что в модернизме было качественной характеристикой авторского мировосприятия, неповторимого в своей субъективности, превращается в постмодернизме в свойства самого объекта художественного познания — самой эстетически осваиваемой и художественно моделируемой картины мира» [Липовецкий, 1997, с. 12]. Обозначенное преобразование сказалось и на интерпретации категорий новизны и оригинальности, которые в классическую эпоху стали важнейшим доказательством художественной состоятельности не только произведения, но и самого автора, а в модернизме были доведены до своего предела, превратившись чуть ли не в единственный критерий авторской экзистенции. У. Эко, описывая произведение, отвечающее требованиям модернистской эстетической теории, определяет следующие критерии его оценки: «оно должно достигать диалектического единства между порядком и новизной, иначе говоря, между правилом и инновацией; эта диалектика должна быть воспринята потребителем, который должен обратить внимание не только на содержание сообщения, но также и на способ, которым это содержание передается» [Эко, URL],
В историях русской культуры, созданных во времена советской цивилизации, эпохой модернизма традиционно обозначается период рубежа Х1Х-ХХ веков, для деятелей которого было характерно стремление к утверждению новых начал искусства и постоянному обновлению художественных форм, что, в свою очередь, вело к ярко выраженной неоднородности художественных практик. В советской науке, во многом ведомой партийно-классовыми установками, понятие «модернизм» употреблялось по отношению к явлениям в искусстве, выходящим за рамки социалистического реализма, как правило, с позиций негативной оценки. Поэтому в научной и справочной литературе под понятием «модернизм» обычно объединяется множество относительно самостоятельных идейно-художественных течений: экспрессионизм, конструктивизм, имажинизм, сюрреализм, абстракционизм и др. Тем не менее, в работах ряда современных историков и теоретиков литературы проявляется тенденция к обобщению отечественного художественного наследия рубежа ХТХ-ХХ веков, в частности литературного, и осмыслению его с позиций генетического и типологического единства. Например, И.И. Плеханова отмечает: «Соединение в творчестве игры и божественного откровения -классическая идея модернизма. Набоков формулировал ее со всей определенностью: "Обращаясь к художественному произведению, нельзя забывать, что искусство - божественная игра. Эти два элемента -божественность и игра - равноценны. Оно божественно, ибо именно оно приближает человека к Богу, делая из него истинного полноправного творца. При всем том, искусство - игра, поскольку оно остается искусством лишь до тех пор, пока мы помним, что в конце концов это всего лишь вымысел". Таков классический пример дуализма - утверждение священнодействия и одновременно его десакрализация» [Плеханова, 2009, с.399].
Известный культуролог В.В. Бычков обобщает вышеобозначенные концепции и по-новому структурирует их ключевые категории. Исследователь сужает объем понятия «модернизм» и предлагает в историческом движении европейской культуры XX века различать следующие «этапы функционирования искусства»: авангард, модернизм и постмодернизм. Авангард, по мысли В.В. Бычкова, приходится на первую треть XX века, модернизм - 1940-е - 1970-е годы, постмодернизм -соответственно, последняя треть XX века. При этом В.В. Бычков отмечает, что типологически и феноменологически модернизм наследует многие достижения авангарда, но отказывается от его «бунтарского, эпатажного, скандалезного манифестаторства». Модернизм, по В.В. Бычкову, - это «как бы академизировавшийся авангард», который утверждает многие из авангардных художественно-эстетических открытий в качестве «само собой разумеющейся классики». В.В. Бычков отмечает, что в модернизме «парадоксы, абсурдные ходы, алогичные сочетания вроде бы несочетаемых элементов» призваны «активизировать восприятие реципиента и рассчитаны на очень широкую и субъективную смысловую полисемию» [Бычков, 2004, с.432-433].
Однако универсальная для всей европейской культуры формула смены культурных парадигм обнаруживает существенный изъян при наложении на отечественный литературный процесс. Закономерно возникает вопрос о месте соцреализма в данной системе. H.JL Лейдерман, рассуждая о жанровой природе соцреалистического романа, отмечает, что «в романе соцреализма осуществлялся своего рода компромисс свободного романного типа мышления (.) с нормативной эстетикой, обращенной к архаическим слоям массового сознания, апеллирующей к дидактическим жанрам, которые генетически связаны с фольклором или религиозным ритуалом» [Лейдерман, 2005, с.335]. В работе «Стиль Сталин» Б. Гройс доказывает, что соцреализм и тоталитарное искусство в целом есть не что иное, как воплощение проекта авангардистского искусства, с его идеалом подчинения всей действительности экспериментально дерзкому прозрению художника. Противоположную точку зрения отстаивает М.Н. Эпштейн: «Самим фактом своей реализации в сталинское время утопический проект авангарда перестает быть агрессивно утопическим и, все глубже внедряясь в реальность, ирреализуя и гиперреализуя ее, постепенно оборачивается постмодернисткой иронией и эклектикой» [Эпштейн, 2005, с.6].
Характерно, что 1970-е годы теоретики соцреализма уже не отказывались как от классицистических, так и от модернистских «включений» в структуру творческого метода советской литературы. В «Большой советской энциклопедии» фиксируется, что соцреализм «выражает историческую перспективу развития прогрессивного искусства, опираясь в своём движении на весь предшествовавший опыт мировой литературы и искусства» и представляет собой «открытую систему форм художественно правдивого изображения жизни, вбирающую в себя передовые тенденции мирового художественного процесса и находящую новые формы для их выражения» [Марков, 1976, с.235-237].
С.Т. Вайман в статье «Идея художественной переходности» предлагает рассматривать литературную эволюцию не как вереницу методов, сменяющих друг друга на манер караульных, а как целое, в котором методы «генетически свернуты в древнейших структурах художественного сознания, его колыбельных формах, и (.) по мере исполнения культурно-исторических сроков актуализируются». При этом исследователь считает, что, устаревая, метод не исчезает, а трансформируется в прием [Вайман,
2002, с.285]. Таким образом, в рамках данной диссертационной работы творчество Горина будет рассматриваться с точки зрения его типологической принадлежности модернистскому направлению в русской литературе XX века. Причем понятие «модернизм» будет использоваться в объеме, обозначенном в работах В.В. Бычкова и Н.Л. Лейдермана.
В учебнике для вузов «Современная русская литература» в качестве знаковых текстов Горина авторами выделяются «Тот самый Мюнхгаузен» и «Дом, который построил Свифт», они квалифицируются как «иронические трагикомедии о инакомыслящих личностях», при этом отмечается, что реализованное в текстах «совмещение различных временных рядов стало весьма активной формой интеллектуализации в прозе и драматургии 1970-х годов» (из прозаиков приводится имя Трифонова) [Лейдерман, Липовецкий,
2003, с. 199]. Показательно то, что, хотя учебник и охватывает русский литературный процесс с 1953 по 2000 годы, Н.Л. Лейдерман и М.Н. Липовецкий замыкают творчество Горина в рамках 1970-х годов, нигде более не упоминая о нем. Это можно было бы объяснить жанром учебника, где во многом достаточно того, что явление названо в качестве значимого. Однако если авторы считают возможным в рамках той же «интеллектуальной тенденции» (так именуется глава) рассуждать о динамике творчества Ю. Трифонова, В. Быкова, А. Вампилова и братьев Стругацких, следовательно, отсутствие Горина в данном ракурсе размышлений является свидетельством их концептуального выбора. Такая позиция специалистов представляется не соответствующей реальной литературной и драматургической практике, свидетельствующей, что до конца XX века Горин был одним из самых востребованных современных авторов, к тому же автором, в творчестве которого наблюдалась очевидная динамика.
Литературная ситуация 1970-х годов, анализу которой, в частности, посвящены работы Т.Л. Рыбальченко, предъявляла особые требования к писателям. В способах организации художественного мира произведений, написанных в эти годы, исследователь выявляет отражение двусмысленности, игрового характера самих жизненных ситуаций -«сосуществование официального, ритуального и теневого, подлинного, профанация высокого». Закономерным следствием произошедших в культуре данного периода изменений явился пересмотр сложившихся представлений о мире и человеке, художественно выразившийся «в развитии игровой иронико-философской прозы» [Рыбальченко, 1991, с. 192]. Отмеченная Т.Л. Рыбальченко тенденции развития литературы 1970-х годов проявилась и в текстах Горина. Среди произведений, написанных в эти годы, исследователи выделяют пьесы «Забыть Герострата!», «Тиль» и «Самый правдивый» («Тот самый Мюнхгаузен») как определяющие специфику стиля драматурга: тяготение к иронии и притчевой иносказательности.
С.Я. Гончарова-Грабовская в учебном пособии «Комедия в русской драматургии конца XX — начала XXI века» обращается к трем произведениям драматурга, созданным в 1980-е — 1990-е годы, - «Феномены», «Кип IV» и «.Чума на оба ваши дома!», а также к пьесе «Кот домашний средней пушистости», написанной в соавторстве с В. Войновичем, но для исследователя указанные произведения представляют интерес с точки зрения их принадлежности к разным жанровым образованиям.
В 1980-е годы Горин создает следующие драматические произведения: «Дом, который построил Свифт», «Феномены», «Формула любви», «Поминальная молитва». В 1990-е годы Горин пишет пьесы «Реинкарнация», «.Чума на оба ваши дома!», «Трехрублевая опера», «Королевские игры», «Счастливцев-Несчастливцев», «Шут Балакирев», незаконченными остаются два текста - «Любимец Бога» и «Оперный дом». Единственным произведением Горина 1980-х годов, анализу которого было уделено особое внимание специалистов, является киноповесть «Дом, который построил Свифт» (Н.Л. Лейдерман и Т.Л. Рыбальченко). Произведения, созданные позднее, литературоведами целенаправленно не рефлектировались.
В различных интервью Горин не раз говорил о желании создать цикл произведений, представляющих национальные смеховые культуры: «Тиль» -фламандская, «Тот самый Мюнхгаузен» - немецкая, «Дом, который построил Свифт» - ирландская, «Поминальная молитва» - еврейская и т.д. «Шут Балакирев», пьеса о русском шуте и шутовской изнанке русского мира, в этом смысле, - закономерный итог творческого поиска писателя.
Последние произведения Горина - «Счастливцев-Несчастливцев», «Шут Балакирев» и существующий в виде плана «Оперный дом», объединяются интересом автора к отечественной истории и, соответственно, национальному герою. Г. Хазанов не случайно пишет: «Гриша фантастически любил Россию, он продукт русской культуры, великой литературы», а В. Шендерович вспоминает об открытой тревоге за страну, которая была у Горина накануне смерти [Григорий Горин. Воспоминания современников, 2001, с. 295, 318].
Рабочая периодизация творчества Горина может быть представлена пятью этапами, выделенными на основе выявляемых в произведениях автора существенных изменений, обусловленных как экстра-, так и интралитературными факторами:
1) вторая половина 1960-х годов;
2) 1970-е годы;
3) 1979- 1980-е годы;
4) 1989 - первая половина 1990-х годов;
5) вторая половина 1990-х годов.
В 1995 году Горину была присуждена премия «Хрустальная Турандот» за пьесу «Кин IV» в номинации «Лучшая современная пьеса». В 1997 году он получает звание «Заслуженный деятель искусств России», а в 2002 году (посмертно) Государственную премию РФ за пьесу «Шут Балакирев». В 2001 году в свет вышла книга о Григории Горине, представляющая воспоминания 54 современников, лично знакомых с драматургом, - это воспоминания актеров, режиссеров, критиков, писателей. 12 марта 2005 года стартовал фестиваль «Театр Григория Горина», посвященный 65-летию драматурга.
Отечественная филология только приступает к системному и полномасштабному осмыслению наследия драматурга, творившего в эпоху острого эстетического соперничества реализма, модернизма и постмодернизма.
Целью диссертационного исследования является анализ доминантных элементов поэтики пьес и киноповестей Горина конца 1970-х - 1990-х годов — героя и хронотопа.
Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:
1) описать динамику структуры героя в пьесах и киноповестях Горина;
2) проследить динамику структуры хронотопа в пьесах и киноповестях Горина;
3) выявить специфические, формирующие художественную систему драматурга формы взаимодействия героя и хронотопа в его пьесах и киноповестях.
Таким образом, объект исследования - пьесы и киноповести, созданные автором с конца 1970-х по 2000-й годы; предмет исследования -герой и хронотоп в них.
Литературный герой общепризнанно является основным элементом поэтики художественного произведения. Вопрос о положительном герое для литературоведов и критиков 1960-х - 1980-х годов был одним из самых острых и полемичных. Идея «нового человека», появившаяся в начале XX века, последовательно развивалась идеологами социалистического жизнестроительства и требовала от художников слова отвечающего новым запросам художественного воплощения. Герой, соответствующий соцреалистическим критериям, - это человек-борец, который «поднимается к активному творчеству жизни, сознавая, кто он таков, где находится, что делает и для чего делает» [Овчаренко, 1982, с.208]. Концепция человека-творца мироздания сознательно противопоставлялась критиками и литературоведами западной («буржуазной») тенденции дегероизации литературы, набиравшей силы во второй половине XX века. Кроме того, герой «Человек с большой буквы» должен был противостоять нарождавшимся в отечественной литературе течениям, умалявшим роль и место человека в обществе, высвечивавшим желание и невозможность достижения героем личного счастья. Так, тот же А.И. Овчаренко однозначно и авторитетно утверждал: «Тема "маленького человека" (как человека незначительного, незаметного), которую в середине века пытались воскресить некоторые авторы из журнала "Юность", "снята" в нашей литературе (.) самой революцией» [Овчаренко, 1982, с.232]. Современные же исследователи отмечают, что авторы «Юности» привели в литературу молодого рефлектирующего героя, для которого мир оказался вовсе не таким, каким его рисовали в школе и книжках. Этот герой смотрел на мир «кризисным взглядом», отталкиваясь от дискредитировавших себя готовых рецептов и школьных истин и стараясь найти подлинные ценности, в которые можно верить [Лейдерман, 2001, с. 105]. Как уже отмечалось, свой творческий путь Горин начинает именно в журнале «Юность».
В работе 1982 года «От Горького до Шукшина» Овчаренко посвящает проблеме героя соцреализма отдельный параграф — «Новый человек в литературе середины века». В качестве образцовых исследователь называет образы Василия Теркина (А. Твардовский), Андрея Соколова (М. Шолохов), старухи Толганай (Ч. Айтматов) и т.п. О героях советской литературы исследователь говорит: «Их миллионы. (.) Их множество, но множественность не лишает каждого из них неповторимого своеобразия» [Овчаренко, 1982, с.210]. А.А. Шагалов в книге «Верность человеку труда» отмечал, что герои, входящие в литературу 1970-х годов, были, как правило, «люди неравнодушные, они беспокойны в поисках истины, подчас остро конфликтуют с теми, кого считают неправыми. У них разная мера зрелости, умственного и духовного развития, эстетической грамотности, наконец. Но — что важно подчеркнуть - им присуща активная гражданственность» [Шагалов, 1987, с. 126]. Активная гражданственность героя реализовывалась в анализируемых исследователем произведениях посредством принятия ответственного решения, влекущего изменения в собственной судьбе и судьбе коллектива. Магистральность данной тенденции в литературе 1970-х -1980-х годов, с точки зрения критики и литературоведения, иллюстрирует тот факт, что в 1987 году одновременно с книгой А.А. Шагалова, одна из глав которой носит название «Человек принимает решение», выходит книга известного специалиста Б.С. Бугрова о драме 1950-х - 1980-х годов под названием «Герой принимает решение» [Бугров, 1987].
Однако литература 1960-х -1980-х годов, как бы поверх выдвигаемых филологами и критиками положений, творила своего героя, а точнее героев, не укладывающихся в заведомо обозначенные схемы, - это герои А. Солженицына, Ю. Трифонова, лирические герои Б. Окуджавы, В. Высоцкого, герои драматических произведений А. Вампилова, А. Володина, Э. Радзинского и пр. Творчество многих (даже «признанных») авторов второй половины XX века, хронологически соответствующее эпохе соцреализма, не вмещалось (целиком и полностью) в те модели, которые разрабатывались теоретиками творческого метода советской литературы. Переходы, переливы, сплавы классических и неклассических структур стали, по выражению H.JI. Лейдермана, «в высшей степени характерной чертой литературного процесса в России XX века» [Лейдерман, 2001, с. 12].
Литературный герой не существует изолированно, художественный мир литературных произведений с разной степенью достоверности воспроизводит существующую в реальности 1\юдель человеческого бытия, основными координатами которой являются пространство и время. М.М. Бахтин в работе «Формы времени и хронотопа в романе» определяет вводимый им в литературоведческую практику термин «хронотоп» как существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе. Для исследователя было важно отразить неразрывность времени и пространства в художественном произведении. Хронотоп, по Бахтину, - это формально-содержательная категория, имеющая существенное жанрообразующее и персонажеобразующее значение [Бахтин, 2000, с.9-11]. Современное литературоведение развивает идеи Бахтина, обращаясь к новому материалу. Однако не все историки и теоретики литературы соглашаются с бахтипской концепцией, исследуя такие элементы ' поэтики художественного произведения, как время и пространство, изолированно, что не мешает им достигать научных результатов (например, Ю.М. Лотман). Кроме того, в последнее время в отечественной науке наметилась тенденция переосмысления заданной Бахтиным связки пространственно-временных параметров художественного произведения с точки зрения их противопоставления («антиномия времени и пространства» у И.И. Плехановой) или подчинения ( «время как пространство» у А.В. Петрова). В данном диссертационном исследовании термин «хронотоп» используется в соответствии с бахтинским пониманием объема понятия и его функций в художественном произведении.
В художественном наследии Горина представлены произведения, принадлежащие к различным родовым и жанровым формам: рассказы, сказки, монологи, киноповести, киносценарии, сценки, комедии, трагикомедии и пр. Однако именно литературное творчество Горина в области драматургии и кинодраматургии высоко оценивается критиками и литературоведами и, по мнению специалистов, заслуживает места в ряду литературных явлений мирового уровня.
Отбор материала для диссертационного исследования осуществлялся на основании следующих критериев:
1) отнесенность текстов к двум основным эстетическим формам, в которых работал Горин: киноповесть и пьеса;
2) хронологическое соответствие текстов периоду конца 1970-1990-х годов;
3) функционирование произведений в реальном культурном поле «малого времени».
Самым ранним из выбранных для анализа произведений является киноповесть «Тот самый Мюнхгаузен». Первоначально пьеса, к написанию которой Горин приступил по просьбе В. Зельдина (для постановки в Центральном театре Советской Армии), имела заглавие «Самый правдивый», спектакль же получил название «Комическая фантазия о жизни и смерти знаменитого барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена». Затем в 1979 году для Марка Захарова Горин перерабатывает пьесу в киносценарий к фильму, вышедшему на телеэкраны 1 января 1980 года под названием «Тот самый Мюнхгаузен». Фильм, как свидетельствует Захаров, видоизменился по сравнению с пьесой, но Горин не препятствовал режиссерским фантазиям, а «тут же дополнял их, впадая в творческое ликование, мгновенно сочинял новые необходимые сцены и реплики» [Энциклопедия отечественного кино, URL]. Впоследствии Горин еще раз переписывает произведение, превращая его из киносценария в киноповесть.
Все анализируемые произведения были не раз опубликованы в периодических изданиях, а также в составе авторских и коллективных сборников, активно ставились на различных сценических площадках. В настоящее время спектакли по произведениям Горина идут в нескольких столичных («Ленком», «Театр им. В. Маяковского», «Театр Сатиры» и др.) и многих провинциальных театрах. В Тюменском драматическом театре уже несколько лет идут «Кин IV» и «.Чума на оба ваши дома!», десятилетний юбилей постановки «Чумы.» отметил Челябинский академический театр драмы им. Н. Орлова, Тверской ТЮЗ ставит «.Забыть Герострата!», Псковский академический драматический театр поставил спектакль на основе трех произведений Горина («Случай на фабрике №6», «Феномены», «Реинкарнация») - «Рок-концерт с Григорием Гориным».
При жизни прозаика и драматурга разными издательствами были выпущены 9 книг его произведений: 3 сборника рассказов и 6 сборников произведений разных родов и жанров. Состав сборников, включающих драматические произведения, был различным, но во всех представлены «Тот самый Мюнхгаузен» и «Дом, который построил Свифт».
В диссертации исследуются десять написанных Гориным произведений: «Тот самый Мюнхгаузен», «Дом, который построил Свифт», «Кин IV», «Формула любви», «Поминальная молитва», «Реинкарнация», «.Чума на оба ваши дома!», «Королевские игры», «Счастливцев-Несчастливцев», «Шут Балакирев».
Методология работы обусловлена целью и задачами исследования. В ее основе сочетание элементов типологического, семиотического, системно-целостного и культурологического подходов к анализу литературных явлений.
В историко-литературном плане диссертационное исследование ориентировано на работы В.Е. Головчинер, С.М. Козловой, С.А. Комарова,
H.JL Лейдермана, М.Н. Липовецкого, И.И. Плехановой, Т.Л. Рыбальченко, Е.Б. Скороспеловой и др. В теоретико-литературном плане оно опирается на исследования М.М. Бахтина, В.В. Бычкова, Л.Я. Гинзбург, Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, В.Н. Топорова, В.В. Федорова.
На защиту выносятся следующие основные положения:
I. Типообразующими элементами поэтики горинского героя являются его имя и положение в системе персонажей, обусловленное наличием в структуре героя специфической системы аксиологических констант: особые отношения с властью и со смертью; особая память; установка на игровое восприятие жизни.
2. В структуре героев пьес и киноповестей Горина наличествуют минимум три смысловых слоя: первый - отсылающий к претексту и, следовательно, культурной памяти человечества; второй — связывающий всех героев Горина друг с другом; третий — проецирующий героя в живую современность. Неодномерность горинских героев, одновременно существующих в разных пространственно-временных континуумах, выражается в произведениях посредством пространственно-временных переходов.
3. Структура героя пьес и киноповестей Г.И. Горина (от «Того самого Мюнхгаузена» до «Шута Балакирева») претерпевала существенные изменения, выразившиеся в трансформации модели соотношения героя и хронотопа.
4. В процессе духовного поиска Горин от идеального моногероя, существующего в мире внутренне безграничном, но внешне замкнутом, через ряд промежуточных форм приходит к такой модели мира, ядром которой является двуперсонная структура, граница же «чужого» и «своего» пространств в ней становится проницаемой; в последних произведениях внимание автора фокусируется в сфере отечественной истории и, соответственно, национального героя и хронотопа; от героя творящего автор приходит к герою играющему, не претендующему на авторство, но меняющему культурные источники по собственному усмотрению.
Апробация работы проводилась в форме докладов на четырех международных (III Международная научно-практическая конференция «Стеллеровские чтения», Тобольск, 17-19 июня 2006 г.; VI Международная конференция «Русская литература в контексте мировой культуры», Ишим, 16-17 ноября 2006 г.; VIII Международная очно-заочная конференция «Русская литература в контексте мировой культуры», Ишим, 20-21 ноября 2008 г.; Международная научная конференция «Время как объект изображения, творчества и рефлексии», Иркутск, 27 июня - 1 июля 2010 г.) и трех всероссийских конференциях (Всероссийская научно-практическая конференция «Духовная культура русской словесности», Тюмень, 24 мая 2006 г.; Всероссийская научно-практическая конференция «Русский мир в духовном сознании народов России», Тюмень, 24 мая 2007 г.; Всероссийская научно-практическая конференция «Русский язык как фактор стабильности государства и нравственного здоровья нации», Тюмень, 19-20 февраля 2008 г.). Основные положения диссертационного исследования отражены в десяти публикациях, две из которых изданы в журналах, входящих в список ВЛК.
Практическая значимость исследования состоит в том, что его результаты могут быть использованы в вузовских курсах истории русской литературы и спецкурсах о русской драме и театре второй половины XX столетия.
Цель и задачи исследования определили структуру работы, которая состоит из введения, двух глав (три параграфа в первой главе и два параграфа во второй), заключения и библиографического списка, насчитывающего 299 наименований.
Похожие диссертационные работы по специальности «Русская литература», 10.01.01 шифр ВАК
Смыслы и формы "новой драмы" в истории русской драматургии конца XIX - начала XX века2006 год, доктор филологических наук Страшкова, Ольга Константиновна
Поэтика сюжета в драматургии Нины Садур2007 год, кандидат филологических наук Семеницкая, Ольга Владимировна
А. Чехов - В. Маяковский: Комедиограф в диалоге с русской культурой конца XIX - первой трети XX в.2002 год, доктор филологических наук Комаров, Сергей Анатольевич
Драматургия Владимира Максимова 1960-1980-х годов в контексте творчества писателя2006 год, кандидат филологических наук Хоанг Тхи Винь
Драматургия Н. С. Гумилева в контексте культуры серебряного века2003 год, кандидат филологических наук Акимова, Татьяна Ивановна
Заключение диссертации по теме «Русская литература», Федорова, Надежда Константиновна
Заключение
Завершая исследование героя и хронотопа пьес и киноповестей Горина конца 1970-х - 1990-х годов, необходимо отметить, что в соответствии с обозначенной во введении гипотезой наибольшее внимание в работе уделялось двум произведениям писателя - киноповести «Тот самый Мюнхгаузен», самому раннему из анализируемых произведений, снискавшему благосклонное отношение зрителей, читателей и критиков и получившему высокую оценку в трудах современных историков литературы, и итоговой пьесе Горина «Шут Балакирев». Кроме указанных сочинений, с особым вниманием рассматривались киноповесть «Дом, который построил Свифт», пьесы «Кин IV», «Поминальная молитва», «.Чума на оба ваши дома!» и «Счастливцев-Несчастливцев» в связи с выделением этих произведений самим автором, литературными и театральными критиками в качестве значимых явлений.
В ходе исследования подтвердилась гипотеза о динамичности художественной системы Горина, сохраняющей при этом очевидную целостность в течение трех десятилетий. Результаты исследования подтверждают заявленную во введении периодизацию творчества драматурга и позволяют рассматривать указанные выше произведения в качестве рубежных.
Типообразующими элементами поэтики горинского героя являются имя и особое положение в системе персонажей. Обращение к уже существующим в культуре, знаковым именам и их парадоксальное (игровое) осмысление - принцип, формирующий художественную систему автора. Горина интересуют гротесковые личности, укрупненные массовым сознанием до невероятных размеров, двоящиеся, сочетающие в себе несочетаемые черты, существующие, как правило, одновременно в двух известных претекстах — реально-историческом и литературно-художественном.
Заданная именем прототипа неодномерность осложняется в произведениях Горина одновременной проекцией героя в трех семантических планах. Во-первых, во всех анализируемых произведениях художника герой осмысляется как не тождественный протогерою, причем часто вступающий с ним в парадоксальные отношения. При этом он все же проецируется в прошлое одновременно как объект и субъект культурной памяти человечества. Во-вторых, все герои Горина связаны между собой, что находит выражение в системе кочующих из произведения в произведение топосов. Наглядным примером может служить топос «лестница», рассматриваемый в диссертации в качестве переходного. Мюнхгаузен, покидающий трехмерное пространство посредством веревочной лестницы, передает эстафету Свифту, спускающему с лестницы доктора Симпсона, дальше - Кину, предлагающему королю Георгу уйти в вечность при помощи корабельного каната, Алексею Федяшеву, который с целью оживления пытается занести по лестнице статую прекрасной дамы, и, наконец, Ивану Балакиреву, которого корабельный канат вытягивает с «того света». В этом плане герой всегда незавершен и потому устремлен в будущее. В-третьих, герои Горина, обитающие в мире исторических декораций и костюмов, программно связаны и с живой современностью, отраженной в их языке, в расстановке позиций, нюансах смысла и т.д.
Характерное для драматурга обращение к условно-историческим формам хронотопа и при этом явное тяготение к смешению разных временных пластов (как на уровне сюжета, так и на уровне системы нарративов) закономерно приводит к усложнению пространственной организации произведения - умножению и расслоению его топики. Детерминантом многослойности пространственной организации произведений Горина является особая авторская концепция истории, и, следовательно, времени. В произведениях и интервью Горин не раз проговаривал мысль о цикличности (повторяемости) исторического движения и индивидуально-личного бытия. Однако повторение, по мысли драматурга, каждый раз разворачивается на новом витке, реализуется в новом пространстве. Количественное умножение пространства до его предельной концентрации закономерно порождает качественные изменения и обусловливает прорыв временного кольца. Ценой подобного прорыва, по Горину, становится жизнь героя. Так, со словами «Надоело умирать!» уходит Мюнхгаузен, изменяет свою судьбу рыжий констебль из «Дома, который построил Свифт», ради будущего, в котором Елизавета «станет Первой», идет на эшафот Анна Болейн и т.д. Герои уходят, чтобы вернуться, но уже в другом мире.
Логика построения подобных структур в качестве концептуального ядра выдвигает категорию «перехода». Пространственно-временные переходы в структуре хронотопов пьес и киноповестей Горина выполняют жанрообразующую, персонажеобразующую и сюжетообразующую функции.
Всех персонажей произведений Горина можно разделить на персонажей, обладающих способностью перехода, и персонажей, не обладающих способностью перехода. К первой группе относятся центральные герои произведений автора (Мюнхгаузен, Свифт и доктор Симпсон, Тевье, Антонио и Розалина и др.).
Чрезвычайно значимой в системе пространственно-временных координат и субъектной организации горинских произведений является категория «границы». Открытые («безграничные») миры центральных героев произведений Горина противостоят закрытым мирам обывателей: «ограниченным» - в произведениях 1970-х - 1980-х годов и «ограничивающим» - в произведениях 1990-х годов.
Гранью авторской концепции мира, в которой пространство и время представляются вне жестких исторических, географических и социальных границ, являются особые отношения героев со смертью и властью. Смерть, по Горину, - главное событие в жизни героя, своеобразная инициация, узаконивающая его право быть в одном ряду с героями прошлого. Герои Горина играют «в смерть», что приводит к пересечению параллельных N пространств (живого и мертвого), сопряжению разных временных пластов (прошлого, настоящего, будущего), феноменам двойничества и неузнавания. Оборотной стороной игры «в смерть» в текстах Горина становится игра «в бессмертие», выступающая формой «освоения» героем культурного опыта человечества. Бессмертие достигается посредством «включения» героями особой генетической памяти, позволяющей возвращаться в «предыдущие жизни».
Важное место в системе аксиологических констант художественного мира драматурга занимают отношения героя и власти. В пьесах и киноповестях Горина власть предстает как явление многоступенчатое, иерархически устроенное, и в то же время как некое сакральное, абсолютное, неделимое начало. Поэтому взаимоотношения героя и власти, с одной стороны, представлены как противостояние независимой единицы упорядоченному множеству, а с другой стороны, являют собой диалог равновеликих начал.
Выявленные в структуре героя и хронотопа пьес и киноповестей Горина конца 1970-х — 1990-х годов константные элементы свидетельствуют о целостности художественной системы автора, которая, тем не менее, как уже отмечалось, претерпевала очевидные изменения.
Анализ пьес и киноповестей в диахронном аспекте показывает, что от идеального героя, существующего в мире внутренне безграничном, но внешне замкнутом, через ряд промежуточных форм Горин в поздних произведениях приходит к такой модели мира, ядром которой является двуперсонная структура, граница же «чужого» и «своего» пространств в ней становится проницаемой. Утратив идеальность, герои Горина обрели большую «жизнестойкость» за счет парности, осознанной и как прием, и как ценность. Параллельная линия модификаций в структуре героев Горина связана с изменениями параметров соотношения героя и хронотопа: от несоразмерных миру обывателей героев-великанов Горин обращается к героям, пропорциональным окружающему их пространству.
Самыми существенными представляются изменения, связанные с выражением преобразовательных возможностей героя: от героя творящего Горин приходит к герою играющему, разыгрывающему свою жизнь во всевозможных вариантах, не претендующему на авторство, но меняющему эстетические источники по собственному усмотрению.
Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Федорова, Надежда Константиновна, 2010 год
1. Горин Г.И. /Антология сатиры и юмора России XX века. Т.6. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. 736с.
2. Горин Г.И. Дом, который построил Свифт. Киев: Довира, 1995. 398с.
3. Горин Г.И. Избранное. М.: Эксмо, 2010. 816с.
4. Горин Г.И. Комическая фантазия. М.: Сов. писатель, 1986. 384с.
5. Горин Г.И. Королевские игры. М.: Эксмо, 2005. 224с.
6. Горин Г.И. О бедном гусаре замолвите слово. М.: Крим-Пресс, 1994.- 542с.
7. Горин Г.И. Прощай, конферансье! М.: Сток, 1997. 456с.
8. Горин Г.И. Сценарии. Киноповести. Пьесы. Рассказы. (Серия «Зеркало- XX век»). Екатеринбург: У-Фактория, 1999. 720с.
9. Горин Г.И. Театр Григория Горина: Пьесы. Екатеринбург: У-Фактория, 2001.-752с.
10. Ю.Горин Г.И. Тот самый Мюнхгаузен. М.: Искусство, 1990. 208с.
11. Горин Г.И. Формула любви. М.: Ладъ, 1994. 432с.
12. Горин Г.И. Хочу харчо! М.: Искусство, 1970. 128с.
13. Горин Г.И. 208 избранных страниц. М.: Вагриус, 1999. 208с.
14. Горин Г.И. Дальше всегда лучше // Известия. 2000. - 5 янв. - С.6.
15. Горин Г.И. Лекарство на все времена // Медицинская газета. 1985. -7 нояб. - С.4.1..
16. Абашева М.П. Литература в поисках лица (русская проза конца XX века: становление авторской идентичности). Пермь: Изд-во Перм. унта, 2001.-320с.
17. Аверинцев С.С. Другой Рим: избр. ст. СПб.: Амфора, 2005. 366с.
18. Аверинцев С.С. Жанр как абстракция и жанр как реальность: диалектика замкнутости и разомкнутости // Риторика и истокиевропейской литературной традиции. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996.-С. 191-219.
19. Аверинцев С.С. Категории поэтики в смене литературных эпох/ С.С. Аверинцев и др. // Историческая поэтика. Литературная эпоха и типы художественного сознания. М.: Наука, 1994. С.3-38.
20. Аверинцев С.С. Поэтика ранневизантийской литературы. М.: Coda, 1997.-343с.
21. Аникст А.А. Теория драмы от Аристотеля до Лессинга. М.: Наука, 1967.-456с.
22. Аникст А.А. Теория драмы в России от Пушкина до Чехова. М.: Наука, 1972.-643с.
23. Аннинский Л.А. Шестидесятники и мы. М.: ВТПО «Киноцентр», 1991. -255с.
24. Аннинский Л.А. Шестидесятники, семидесятники, восьмидесятники. //Лит. обозрение. 1991.-№4.-С.10-14.
25. Аристотель. Поэтика // Аристотель. Сочинения: В 4 т. М.: Мысль, 1984.-Т.4.- С. 645-680.
26. Бабичева Ю.В. Эволюция жанров русской драмы XIX начала XX века. Вологда: Вологод. гос. пед. ин-т, 1982. — 128с.
27. Балухатый С.Д. Проблемы драматургического анализа // Балухатый, С.Д. Вопросы поэтики. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1990. С.17-29.
28. Баринова К.В. Особенности проявления и трансформации карнавального начала в пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца» // Вестник Томск, гос. ун-та. 2009. - № 319 (февраль). - С.7-10.
29. Бахтин М.М. Автор и герой в эстетической деятельности // Собрание сочинений: В 7т. М.: Русские словари: Языки славянской культуры, 1997,— Т.1.- С.69-264.
30. Бахтин М.М. Проблема текста // Собрание сочинений: В 7т. М.: Русские словари, 2003. Т.5. - С.З06-326.
31. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М.: Художественная литература, 1990. -542с.
32. Бахтин М.М. Эпос и роман / С.Г. Бочаров. СПб.: Азбука, 2000. 304с.
33. Бахтин М.М. Язык в художественной литературе // Собрание сочинений: В 7т. М.: Русские словари, 1997. -Т.5. С.287-297.
34. Бачелис Т.И. Пространственное мышление в театре XX века // На грани тысячелетий. Мир и человек в искусстве XX века. М.: Наука, 1994. С.90-139.
35. Бергсон А. Смех. М.: Искусство, 1992. 127с.
36. Белая Г.А. Литература в зеркале критики. М.: Сов. писатель, 1986. -366с.
37. Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. М.: Наука, 1983. 191с.
38. Берковский Н.Я. Литература и театр. Статьи разных лет. М.: Искусство, 1969. 638с.
39. Богомолова О. Верность Бургомистра // Современная драматургия. -1998. №1. - С.160-162.
40. Большакова А.Ю. Поэтика В. Шукшина: между реализмом и модернизмом // Творчество В.М. Шукшина в межнациональном культурном пространстве / под ред. О.Г. Левашовой. Барнаул: Азбука, 2009. С.40-50.
41. Бугославская О.В. Римейки как «зеркало» литературного процесса // Вестник Моск. ун-та. Сер.9. Филология. - 2003. -№5. - С. 158-167.
42. Бугров Б.С. Герой принимает решение: движение драмы от 50-х годов. М.: Сов. писатель, 1987. -368с.
43. Бугров Б.С. Русская советская драматургия. 1960-1970-е годы. М.: Высш. шк., 1981. -286с.
44. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Собрание сочинений в 5 томах. Т.5. М.: Художественная литература, 1990. С. 7-384.
45. Быков Л.П. На темы Вампилова // Наука. Общество. Человек: Вестник Урал. отд. РАН. №4(22). Екатеринбург: УрО РАН, 2007,- С. 129-131.
46. Бычков В.В. Модернизм // Культурология. XX век: словарь. СПб: Университет, кн., 1997. С. 290-291.
47. Бычков В.В. Эстетика. М.: Гардарики, 2004. 556с.
48. Бычкова М.Б. «Утиная охота» А. Вампилова: попытка экзистенциального прочтения // Драма и театр. Тверь: Твер. ун-т, 2001. -Вып. 2. -С.105-114.
49. Бялик Б. М. Горький-драматург. М.: Сов. писатель, 1977. — 639с.
50. Вайман С.Т. Идея художественной переходности // Искусство в ситуации смены циклов: междисциплинар. аспекты исследования худож. культуры в переходных процессах. М.: Наука, 2002. С.284-288.
51. Введение в литературоведение: литературное произведение: основные понятия и термины / Л. В. Чернец, В. Е. Хализев, С.Н. Бройтман, М. М. Гиршман. М.: Высш. шк.; Академия, 1999 . 556 с.
52. Вебер И.К. Соотношение эпического и драматического в киноповести
53. B.М. Шукшина «Калина красная» // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1985. Вып. 7.1. C. 186-202.
54. Вейцман Е.М. Очерки философии кино. М.: Искусство, 1978. -232с.
55. Велехова Н.А. Серебряные трубы. Советская драма вчера и сегодня. М.: Сов. писатель, 1983. -375с.
56. Веселовский А.Н. Историческая поэтика. М.: Едиториал УРСС, 2004. -648с.
57. Виролайнен М.Н. Исторические метаморфозы русской словесности М.: Амфора, 2007. 495с.
58. Вишневская И.Л. Гоголь и его комедии. М.: Наука, 1976. 256с.
59. Вишневская И.Л. Заметки консерватора // Театр. 2000. - №4. - С.6-14.
60. Геннеп А. Обряды перехода. М.: Вост. лит., 1999. 198с.
61. Герой современной литературы: ст. / ред.-сост. Н. Губко. М.; Л.: Худож. лит., 1963. 400с.
62. Гинзбург Л.Я. О литературном герое. Л.: Сов. писатель, 1979. 221с.
63. Гиршман М.М. Единство и целостность литературного произведения: К определению и уточнению понятий // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. Вып.4. - С. 10-16.
64. Гоготишвили Л.А. К философии поступка. Комментарии // Бахтин М.М. Собрание сочинений: В 7т. T.l. М.: Русские словари: Языки славянской культуры, 2003. — С.351-438.
65. Головчинер В.Е. «Горина надо осмыслить как нашу закономерность.» // Неординарные формы русской драмы XX столетия. Вологда: Русь, 1998. С.56-75.
66. Головчинер В.Е. Эпическая драма в русской литературе XX века. Томск: Изд-во ТГПУ, 2001.-241с.
67. Гончарова-Грабовская С.Я. Комедия в русской драматургии конца XX начала XXI века. М.: Флинта: Наука, 2006. - 280с.
68. Горфункель Е. Актер как персонаж драматургии XX века // Советская драматургия. 1999. -№3 - С. 184-191.
69. Григорий Горин. Воспоминания современников. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.-368с.
70. Гройс Б. В контексте модернизма // Гройс, Б.В. Комментарии к искусству. М.: Художественный журнал, 2003. С.285-289.
71. Гройс Б. Утопия и обмен. Стиль Сталин. О новом. Статьи. М.: Знак, 1993.-373с.
72. Громова, М.И. Русская современная драматургия. М.: Флинта; Наука, 1999.- 160с.
73. Громова М.И. Русская драматургия конца XX начала XXI века. М.: Флинта, 2005. - 368с.
74. Гусев В. И. Герой и стиль: к теории характера и стиля. Советская литература на рубеже 60-70-х гг. М.: Художественная литература, 1983.-286с.
75. Гушанская Е.М. Александр Вампилов. М.: Сов. писатель, 1990. 320с.
76. Данилова И.Е. Лестница: земля небо. М.: РГГУ, 2005. - 54с.
77. Даркевич В.П. Народная культура Средневековья: светская праздничная жизнь в искусстве 9-16 вв. М.: Наука, 1988. —341с.
78. Дашевская О.А. Особенности организации действия в драме 1970-начала 1980-х годов // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988. Вып. 9. - С. 127-137.
79. Дашевская О.А. Особенности структуры действия пьесы А. Гельмана «Наедине со всеми» // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск ун-та, 1988. Вып. 10. - С.64-74.
80. Дашевская О.А. Поэтика художественного времени в драматургии А. Вампилова // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1985. Вып.7. - С. 230-242.
81. Дворцова Н.П. Дискурс как категория гуманитарных наук // Вестник ТюмГУ. 2000. - №4. - С.3-8.
82. Добренко Е.А. Стилевое подсознательное соцреализма // Русская литература XX века: направления и течения. Екатеринбург: Ур. гос.пед.ун-т, 1998. Вып.4. - С. 128-140.
83. Дубнова М. Чудо, деньги, любовь.: Основные ценности девяностых в популярных пьесах десятилетия // Вопросы литературы. — 2002. -Вып.6. С.57-77.
84. Дьякова Е. Пусть будет день, когда ничего не происходит // Новая газета. 1998. -№34 (3-9 сент.)-С.11.
85. Есаулов И.А. Юродство и шутовство в русской литературе: Некоторые наблюдения // Литературное обозрение. 1998. - №3. - С. 108-112.
86. Ефимова Н. Мотив игры в драматургии Л. Петрушевской и Т. Толстой // Вестник Московского ун-та. Сер.9. Филология. - 1998. - №3. -С.60-71.
87. Ефремов О.Н. Все непросто.: Статьи. Выступления. Беседы. Документы. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1992. 319с.
88. Журавлева А.И. А.Н. Островский-комедиограф. М.: Изд-во Моск. унта, 1981.-216с.
89. Журавлева А.И. Русская драма и литературный процесс XIX века. От Гоголя до Чехова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1988. 198с.
90. Журавлева А.И., Макеев М.С. Александр Николаевич Островский. М.: Изд-во Моск. ун-та. 1997. 234с.
91. Захаров М.А. Контакты на разных уровнях. М.: Центрполиграф, 2000. -410с.
92. Зингерман Б.И. Очерки истории драмы 20 века. М.: Наука, 1979 -392с.
93. Зингерман Б.И. Театр Чехова и его мировое значение. М.: РИК Русанова, 2001.-432с.
94. Злобина А. Драма драматургии // Новый мир. 1998. - №3. - С. 189207.
95. Зримое слово. Кино и литература: диалектика взаимодействия. М.: Искусство, 1985.- 168с.
96. Ильин И.П. Постмодернизм от истоков до конца столетия: эволюция научного мифа. М.: Интрада, 1998. 230с.
97. Ильинская Н.В. Концепция личности и структура действия в современной драме // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1983. Вып. 5. - С.50-58.
98. Имихелова С.С. «Вечные» сюжеты и образы в пьесах А. Вампилова // ALMA MATER Александра Вампилова: ст. и матер. Иркутск, 2008. -С. 96-106.
99. Имихелова С.С. Современный герой в русской советской драматургии 70-х годов. Новосибирск: Наука, 1983. 126с.
100. Имихелова С.С., Юрченко О.Ю. Художественный мир Александра Вампилова. Улан-Удэ: Изд-во Бурят, ун-та, 2001. 106с.
101. Исаева Е. Эти новые старые истины // Лит. обозрение. 1987. -№8. - С.65-67.
102. Историческая поэтика. Итоги и перспективы изучения. М.: Наука, 1986.-336с.
103. Ищук-Фадеева Н.И. Ирония как фундаментальная категория драмы // Драма и театр. Тверь: Твер. ун-т, 2002. — Вып. 4. — С. 10-21.
104. Ищук-Фадеева Н.И. К проблеме драматического героя, «действующего и деятельного» // Драма и театр. Тверь: Тверской ун-т, 2005. — Вып.5. С. 18-27.
105. Ищук-Фадеева Н.И. Ремарка как знак театральной системы. К постановке проблемы // Драма и театр. Тверь: Твер. ун-т, 2001. Вып. 2. - С.5-16.
106. Каблукова Н. Освоение абсурда и поэтика абсурда в реалистической драме Л. Петрушевской // Русская литература в XX веке. Имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2009. Вып. 10. - С. 294-310.
107. Кагарлицкий Ю. Сакрализация как прием: Ресурсы убедительности и влиятельности имперского дискурса в России XVIII века // НЛО. 1999. - №4(38). - С.66-77.
108. Как всегда об авангарде. Антология французского театрального авангарда. М.: ТПФ «Союзтеатр», Изд-во «ГИТИС», 1992.-288с.
109. Канунникова И. Русская драматургия XX века. М.: Флинта: Наука, 2003.-208 с.
110. Карасев Л.В. Философия смеха. М.: РГГУ, 1996. 224с.
111. Киселев Н.Н. Комическое и трагическое в драматургии А. Вампилова // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988. Вып. 9. - С.20-34.
112. Киселев Н.Н. Некоторые проблемы теории драматургических жанров // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1984. Вып. 6. - С. 126-136.
113. Киселев Н.Н. Проблемы советской комедии. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1973. 200с.
114. Киселев Н.Н. «Слово» автора и «слово» героя в пьесах А. Вампилова // Русская литература в XX веке: Имена, проблемы, культурный диалог: Сб. памяти проф. Н.Н. Киселева. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1999. С.8-20.
115. Киселев Н.Н. Случайность в структуре действия пьес А. Вампилова // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1997. Вып. 19. - С.266-279.
116. Кислова Л.С. Трансформации образа business woman в современной российской драме // Литература и общество: взгляд из XXI века: матер. Всерос. науч.-метод, семинара. Тюмень: Изд-во Тюм. ун-та, 2002. С.60-70.
117. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. М.: Мысль, 1989. Т. 4. 398с.
118. Ковский В.Е. Литературный процесс 60-70-х годов (Динамика развития и проблемы изучения современной русской литературы). М.: Наука, 1983.-293с.
119. Ковтун Н.В. Образ героя-преобразователя в рассказах В.М. Шукшина // Творчество В.М. Шукшина в межнациональном культурном пространстве / под ред. О.Г. Левашовой. Барнаул: Азбука, 2009.-С. 120-134.
120. Ковтун Н.В. Русская литературная утопия второй половины XX века. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2005 . 536с.
121. Козлов В.П. "Любимый проект Петра Великого", или Разоблаченные предсказания прошлого: фальсификация третьего завещания Петра I // Делопроизводство. 2006. - №4. - С.67-75.
122. Козлова Н.Н. Социально-историческая антропология. М.: Ключ-С, 1998.- 192с.
123. Козлова С1М. Безличный герой современной драмы // Русская литература в XX веке. Имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2009. Вып. 10. - С.341-356.
124. Козлова С.М. Мотивы драматургии Вампилова // Мир Александра Вампилова. Жизнь. Творчество. Судьба. Иркутск: Иркут. обл. фонд А. Вампилова, 2000. С.281-298.
125. Козлова С.М. Насилие как эстетическая проблема русской «новой драмы» // Современность в зеркале рефлексии: язык-культура-образование: матер. Междунар. науч. конф. Иркутск: Изд-во Иркут. гос. ун-та, 2009. С.378-401.
126. Козлова С.М. Парадоксы драмы драма парадоксов. Поэтика жанров русской драмы 1950-1970 годов. Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1993. - 220с.
127. Комаров С.А. А.Чехов В.Маяковский: Комедиограф в диалоге с русской культурой конца XIX - первой трети XX в. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2002. - 248с.
128. Комаров С.А. Рефлексия жизнетворческого проекта в комедии А.В. Вампилова «Старший сын» // Славянские истоки словесности и культуры в Западной Сибири. Тюмень: Изд-во Тюм. ун-та, 2001- 4.2. С.79-87.
129. Комаров С.А. Творческая история пьесы А.В. Вампилова «Провинциальные анекдоты» (опыт реконструкции) // Вестник ТюмГУ. 2002.-№2.-С. 184-193.
130. Комаров С.А. «Утиная охота» А.В. Вампилова: замысел и контекст // Вестник ТюмГУ. 2009. - № 1. - С. 115-122.
131. Комарова В.П. Метафоры и аллегории в произведениях Шекспира. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1989. 200с.
132. Кондаков Б.В. «Застой» и типология историко-литературного процесса (некоторые закономерности развития русской литературы)// Проблемы типологии русской литературы XX в. Пермь: Пермск. гос. ун-т, 1991.-С.5-15.
133. Кондаков Б.В. «Конец века» как культурологическая проблема // Филология на рубеже XX — XXI веков. Пермь: Изд-во Пермск. ун-та, 1995.-С. 23-25.
134. Кубасов А.В. Проза А.П. Чехова: искусство стилизации. Екатеринбург: Изд-во УрГПУ, 1998. 399с.
135. Кубрякова Е.С. О понятиях места, предмета и пространства // Логический анализ языка. Языки пространств. М.: Языки русской культуры, 2000. С.84-92.
136. Кузьменко Ю.Б. Советская литература вчера, сегодня, завтра. М.: Сов. писатель, 1984. 511с.
137. Куляпин А.И., Скубач О.А. Мифы железного века: семиотика советской культуры 1920-1940-х гг. Барнаул: Изд-во Алтайск. ун-та, 2005. 80с.
138. Купина Н.А. Массовая литература сегодня / Н.А Купина, М.А. Литовская, Н.А. Николина. М.: Флинта, 2009. 424с.
139. Купченко Т.А. Условная драма 1920-1950-х годов (Л.Лунц, В.Маяковский, Е.Шварц): дис. . канд. филолог.: 10.01.01. М., 2005.
140. Кургинян М.С. Драма // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры. М.: Наука, 1964. С.238-362.
141. Кухаренко В.А. Интерпретация текста М.: Просвещение, 1988. -192с.
142. Лебедева О.Б. Русская высокая комедия XVIII века. Генезис и поэтика жанра. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1996. 356с.
143. Левин Л. Русский сказочник барон Мюнхгаузен // Родина. -1999. -№1 С.52-57.
144. Левин Ю.И. Семиотика советских лозунгов // Левин Ю.И. Избранные труды. Поэтика. Семиотика. М.: Языки русской культуры, 1998. С.542-556.
145. Левитан Л.С., Цилевич, Л.М. Сюжет в художественной системе литературного произведения. Рига: Зинатне, 1990. 512с.
146. Лейдерман НЛ. Маргиналы Вечности, или Между «чернухой» и светом // Современная драматургия. 1999. — №1. - С.2, 162—170.
147. Лейдерман Н.Л., Липовецкий М.Н. Современная русская литература. 1950-1990-е годы. В 2-х т. М.: Академия, 2003. Т.1.: 1953-1968. - 416с.; Т.2.: 1968-1990.- 688с.
148. Липовецкий М.Н. Поэтика литературной сказки (на материале русской литературы 1920-1980-х годов). Свердловск: Изд-во У р. ун-та, 1992.- 184с.
149. Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм. Очерки исторической поэтики. Екатеринбург: Изд-во УрГПУ, 1997. — 317с.
150. Липовецкий М.Н. Театр насилия в обществе спектакля: философские фарсы Владимира и Олега Пресняковых // НЛО. 2005. -№73.-С.244-278.
151. Липовецкий М.Н. «Шестидесятники» как «потерянное поколение»: трагикомедия Александра Вампилова // Континент. -2000. №104. - С.336-348.
152. Литовская М.А. «Феникс поет перед солнцем»: Феномен Валентина Катаева. Екатеринбург: Изд-во Ур. ун-та, 1999. 608с.
153. Литовская М.А. Формирование соцреалистического канона // Русская литература XX века: Закономерности исторического развития. Екатеринбург: УрО РАН, УрО РАО, 2005. Кн.1.: Новые художественные стратегии. — С.295—330.
154. Лихачев Д.С. Культура как целостная среда // Новый мир. 1994. - №8. - С.3-8.
155. Лихачев Д.С. Нельзя уйти от самих себя.: Историческое самосознание и культура России // Новый мир. 1994. - №6. - С.113-120.
156. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.: Наука, 1979.-303с.
157. Лихачев Д.С. Смех в Древней Руси /Д.С. Лихачев, A.M. Панченко, Н.В. Понырко. Л.: Наука, 1984. 295с.
158. Лосев А.Ф. Античная литература . М: ЧеРо, 2005. 543с.
159. Лосев А.Ф. Проблема художественного стиля. Киев: Киевская академия Евробизнеса; COLLEGIUM, 1994. 288с.
160. Лотман Ю.М. Культура и взрыв // Семиосфера. СПб: Искусство-СПб, 2000. С.12-149.
161. Лотман Ю.М. Литература и миф / Ю.М. Лотман, З.Г. Минц, Е.М. Мелетинский // Мифы народов мира: В 2т. М.: Сов. энциклопедия, 1988.-Т.2.- С.58-65.
162. Лотман Ю.М. Структура художественного текста // Об искусстве. СПб.: Искусство-СПб, 2000. 704с.
163. Лотман Ю.М. Смерть как проблема сюжета // Ю.М. Лотман и тартуско-московская семиотическая школа. М.: Гнозис, 1994. — С.417-430.
164. Лотман Ю.М. Художественное пространство в прозе Гоголя // Лотман, Ю.М. О русской культуре. СПб.: Искусство-СПб, 1997. -С.621-658.
165. Лотман Ю.М., Успенский Б. А. Миф-Имя-Культура // Семиосфера. СПб: Искусство-СПб, 2000. С.525-543.
166. Лукин В.А. Художественный текст: основы лингвистической теории. Аналитический минимум. М.: Ось-89, 2005. — 560с.
167. Мазаев А.И. Праздник как социально-художественное явление. М.: Наука, 1978.-392с.
168. Максимов А. Фантастический реализм с обязательным прибавлением фамилии: размышление на фоне пьес Г. Горина // Театр, жизнь. 1991,-№8.-С.20-21.
169. Мангуэль А. История чтения. Екатеринбург: У-Фактория, 2008. -381с.
170. Манн Ю.В. Поэтика Гоголя. М.: Художественная литература, 1988.-412с.
171. Манн Ю.В. Русская литература XIX в. Эпоха романтизма. М.: Аспект Пресс, 2001. 447с.
172. Марков Д. Ф., Тимофеев Л. И. Социалистический реализм// Большая советская энциклопедия. М.: Сов. энциклопедия, 1976. -Т.24. Кн. 1. С.235-237.
173. Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М.: Изд-во вост. лит., 1958. 264с.
174. Мелетинский Е.М. От мифа к литературе. М.: РГГУ, 2001. 170с.
175. Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976. 407с.
176. Мильдон В.И. Открылась бездна.: образы места и времени в классической русской драме. М.: Артист. Режиссер. Театр, 1992. -351с.
177. Монтаж: Литература. Искусство. Театр. Кино. М.: Наука, 1988. -238с.
178. Муравьев B.C. Джонатан Свифт. М.: Просвещение, 1968. 304с.
179. Николаев Д.П. Несколько предварительных замечаний о структуре и сущности гротеска // Николаев, Д.В. Сатира Щедрина и реалистический гротеск. М.: Художественная литература, 1977. С.7— 28.
180. Овчаренко А.И. Большая литература: Основные тенденции развития советской художественной прозы 1945-1985гг. М.: Современник, 1985.-464с.
181. Овчаренко А.И. О положительном герое в творчестве Горького. М.: Сов. писатель, 1956. 583с.
182. Овчаренко А.И. От Горького до Шукшина. М.: Современник, 1982.-493с.
183. Овчинникова С. Дом, который построил Горин // Октябрь. 1987. - №10. - С.206-208.
184. Овчинникова С. Захаров, М. Королевские игры // Театр, жизнь. -2001.-№4.-С.11-12.
185. Овчинникова С. Неоконченная пьеса для фагота. // Театр, жизнь. 2001. - №4. - С. 13-15.
186. Оскоцкий В. Д. Советская литература // Литературный энциклопедический словарь. М.: Сов. энциклопедия, 1987. С.389-392.
187. Оснос Ю.А. Герой современной драмы. М.: Сов. писатель, 1980. -312с.
188. Отургашева Н.В. Автор и герой в пьесе А. Галина «Восточная трибуна» // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988. Вып. 9. - С. 137-146.
189. Отургашева Н.В. Концепция личности в драматургии Александра Вампилова // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988.-Вып.8. С.143-161.
190. Отургашева Н.В. Проблема героя и автора в пьесе В. Арро «Смотрите, кто пришел» // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1985. Вып.7. - С. 215-229.
191. Отургашева Н.В. Уроки истории в современной драматургии // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988. Вып. 10. - С.74-84.
192. Пави П. Словарь театра. М.: Прогресс, 1991. 504с.
193. Панченко A.M. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука, 2000. 464с.
194. Панченко A.M. Русская культура в канун петровских реформ. Л.: Наука, 1984.-206с.
195. Паньков Н.А. Теория карнавала и «русское отношение к смеху» // Вестник Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. - 2005. - №2. - С. 60-73.
196. Пенская Е. Н. Проблемы альтернативных путей в русской литературе. Поэтика абсурда в творчестве А.К. Толстого, М.Е. Салтыкова-Щедрина и А.В. Сухово-Кобылина. М.: Carte Blanche, 2000. -308 с.
197. Петров А.В. Время как пространство: моделирование в романе Курта Воннегута «Бойня номер пять» // Американские исследования в Сибири. Томск: Изд-во Томск, ун-та , 2005. Вып.8. - С. 176-184.
198. Пинский Л.Е. Шекспир. М.: Художественная литература, 1971. -605с.
199. Плеханова И.И. Антиномия времени и пространства в современной прозе // Проблемы литературных жанров. Русская литература XX века. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2002. 4.2. - С. 255261.
200. Плеханова И.И. Герой Вампилова: человек автономный // ALMA MATER Александра Вампилова: ст. и матер. Иркутск, 2008. С. 37-52.
201. Плеханова И.И. Преображение трагического. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 2001. 4.1. - 158с.
202. Плеханова И.И. Метафизическая мистерия Иосифа Бродского. Под знаком бесконечности: эстетика метафизической свободы против трагической реальности. Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 2001. — 4.2. -302с.
203. Плеханова И.И. Переконструкция, или Игра как базовый принцип позитивной эпистемологии // Современность в зеркале рефлексии: язык-культура-образование: матер. Междунар.науч. конф. Иркутск: Изд-во Иркутского ун-та, 2009. С.389-401.
204. Плеханова И.И. Природа ритуального в пьесах Л. Петрушевской // Русская литература в XX веке. Имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2009. Вып. 10. - С.272-293.
205. Плохотнюк Т.Г. Поэтика мелодрамы: учеб. пособие. Томск: Томск, ун-т, 1992. 42с.
206. Полонский В.В. Мифопоэтика и динамика жанра в русской литературе конца XIX начала XX века. М.: Наука, 2008. - 285с.
207. Попова И.Л. «Карнавал» как термин М.М. Бахтина: генезис понятия сквозь призму истории текста // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2008. - том 67. №2. - С. 46-52.
208. Пронин А. Шут Петра Великого: Две жизни «русского Эзопа»: земная и литературная // Родина. 2001. - №4. - С. 30-35.
209. Пропп В.Я. Морфология сказки. М.: Наука, 1969. 166с.
210. Пропп В.Я. Проблема комизма и смеха. М.: Искусство, 1976. -183с.
211. Разумова Н.Е. Творчество А.П. Чехова в аспекте пространства. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2001. 522с.
212. Рассадин С. Рубка, или все в порядке // Театральная жизнь. -2002.-№2.-С. 1-5.
213. Ритм, пространство и время в литературе и искусстве / под ред. Б. Ф. Егорова. Л.: Наука, 1974 . 299с.
214. Руднев В.П. Словарь культуры XX века: ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997. 384с.
215. Рудницкий К.Л. Спектакли разных лет. М.: Искусство, 1974. -344с.
216. Русская советская литературная критика (1956-1983): хрестоматия. М.: Просвещение, 1984. -367с.
217. Рыбальченко Т.Л. Гедонистическое мироощущение в трактовке прозы 1950-1990-х годов // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2003. -Вып. 5.- С.153-186.
218. Рыбальченко Т.Л. Гоголевские сюжетные ситуации в русской прозе 1960-1990-х гг. // Гоголь и время. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2005. С.163-187.
219. Рыбальченко Т.Л. Изменение представлений о должном в русской прозе 1960-1980-х годов (постановка проблемы) // Русская литература в XX веке. Имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2006.-Вып. 8.- С. 181-202.
220. Рыбальченко Т.Л. Иронико-философская проза в современном литературном процессе // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1991.-Вып. 17,- С.190-208.
221. Рыбальченко Т.Jl. Образ театра в русской драме 1950-1980-х годов // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2009. Вып.10. - С. 181—227.
222. Рыбальченко Т.Л. Поиск метафизической картины мира в русской литературе 1950-1980-х г.г. // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1997. Вып.19. - С.280-296.
223. Рыбальченко Т.Л. Русская реалистическая проза 1950-1980-х годов о культуре страха в самоопределении личности // Русская литература в XX веке: имена, проблемы, культурный диалог. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2001. Вып. 3. - С.116-148.
224. Рытова Т.А. Анализ модернистского (постмодернистского) текста в аспекте форм авторского присутствия. Новая проза В.П. Катаева как предтеча современной нереалистической прозы: метод, пособие по спецкурсу. Томск: Изд-во ТГУ, 2002. 52с.
225. С разных точек зрения. Избавление от миражей. Соцреализм сегодня / сост. Е.А. Добренко. М.: Сов. писатель, 1990. 414с.
226. Свербилова Т.Г. Комедии В.В. Маяковского и современная советская драматургия. Киев: Наукова думка, 1987. 216с.
227. Силантьев И.В. Поэтика мотива. М.: Языки славянской культуры, 2004. 294с.
228. Силантьев И.В. Сюжетологические исследования. М.: Языки славянской культуры, 2009. 223с.
229. Синявский А.Д. Основы советской цивилизации. М.: Аграф, 2001 . 464с.
230. Синявский А.Д. Литературный процесс в России. М.: РГГУ, 2003. -418с.
231. Синявский А.Д. Что такое социалистический реализм? электронный ресурс. // Антология самиздата. URJL: http://antology.igrunov.ru/authors/synyavsky/1059651903.html
232. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. М.: Флинта: Наука, 1999. 608с.
233. Скороспелова Е.Б. Русская проза XX века: От А. Белого («Петербург») до Б. Пастернака («Доктор Живаго»). М.: Теис, 2003. -358с.
234. Смелянский A.M. Наши собеседники. Русская классическая драматургия на сцене советского театра семидесятых годов. М.: Искусство, 1981.-367с.
235. Смелянский A.M. Уходящая натура. М.: Искусство, 2001. 448с.
236. Смирнов И.П. Древнерусский смех и логика комического // Текстология и поэтика русской литературы XI-XVII веков: тр. отдела древнерус. лит. XXXII / под ред. Д.С. Лихачева. Л.: Наука, 1977. -С.305—318.
237. Смирнов И.П. На пути к теории литературы // Смирнов, И.П. Смысл как таковой. СПб.: Академ, проект, 2001. С.225-328.
238. Смирнов С.Р. Творческая лаборатория Александра Вампилова (от «Ярмарки» до «Утиной охоты»), Иркутск: Иркут. ун-т, 2006. 203с.
239. Смирнов-Несвицкий Ю.А. Зрелище необычайнейшее. Маяковский и театр. Л.: Искусство, 1975. 160с.
240. Степанова А.А. Современная советская драматургия и ее жанры. М.: Знание, 1985,- 112с.
241. Суханов В.А. Оппозиции родственности/чуждости в экзистенциальной модели И. Бродского // «Чернеть на белом покуда белое есть.» Антиномии Иосифа Бродского: сб. ст. Томск: PaRT.com, 2006. С.128-160.
242. Суханов В.А. Романы Ю.В. Трифонова как художественное единство. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 2002. 322с.
243. Сучков Б. Исторические судьбы реализма. Размышление о творческом методе. М. : Сов. писатель, 1977. — 526с.
244. Теоретическая поэтика: понятия и определения: хрестоматия / автор-сост. Н.Д. Тамарченко. М.: РГГУ, 2001. 467с.
245. Теория литературы: В 2 т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Academia, 2004. Т.1.: Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. 512с.; Т.2.: Историческая поэтика. - 368с.
246. Тимофеев Л.И. Основы теории литературы. М.: Просвещение, 1966.-478с.
247. Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. М.: Аспект Пресс, 2001.-333с.
248. Топоров В.Н. Космос // Мифы народов мира: В2 т. Т.2. М.: Сов. энциклопедия, 1988. С.9-10.
249. Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Прогресс-Культура, 1995. 624с.
250. Топоров В.Н. Модель мира // Мифы народов мира: В2 т. Т.2. М.: Сов. энциклопедия, 1988. 161-164.
251. Тюпа В.И. Анализ художественного текста. М.: Academia, 2006, -332с.
252. Тюпа В.И. Характер литературный // Большая советская энциклопедия. Т.28. М.: Сов. энциклопедия, 1978. С. 193-194.
253. Тураев С.В. Гофман и романтическая концепция личности // Художественный мир Э.Т.А. Гофмана. М.: Наука. 1982. С.35-45.
254. Успенский Б.А. Избранные труды: В 2 т. М.: Гнозис, 1994. Т.1.: Семиотика истории. Семиотика культуры. 432с.; Т.2.: Язык и культура. - 688с.
255. Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995. 360с.
256. Фадеева Н.И. Трагикомедия. Теория жанра: дис. . доктора филолог, наук: 10.01.08. М., 1996.
257. Федоров В.В. О природе поэтической реальности. М.: Сов. писатель, 1984.- 184с.
258. Федорова М.М. Образ смерти в западноевропейской культуре // Человек. 1991,-№5.-С.25-41.
259. Финк Е. Основные феномены человеческого бытия // Проблема человека в западной философии. М.: Прогресс, 1998. С.357-403.
260. Фоменко И.В. Практическая поэтика. М.: Academia, 2006. 192с.
261. Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. -448с.
262. Фролов В.В. Муза пламенной сатиры. Очерки советской комедиографии (1918-1986). М.: Сов. писатель, 1988. -408с.
263. Фролов В.В. Судьбы жанров драматургии: анализ драматических жанров в России XX века. М.: Сов. писатель, 1979. 423с.
264. Хализев В.Е. Драма как род литературы. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986.-259с.
265. Хализев В.Е. Драматическое произведение и некоторые проблемы его изучения // Анализ драматического произведения. Л.: Изд-во Ленинград, ун-та, 1988. С.6-27.
266. Хаустов Н.Т. История и современность в пьесе Э. Радзинского «Лунин, или Смерть Жака, записанная в присутствии Хозяина» //
267. Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1988.- Вып.Ю. С. 19-36.
268. Хаустов Н.Т. Личность и история в пьесе Э. Радзинского «Театр времен Нерона и Сенеки» // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1990. Вып. 16. - С.223-239.
269. Хаустов Н.Т. Своеобразие структуры драматического действия современной драмы. (К вопросу о единстве действия) // Художественное творчество и литературный процесс. Томск: Изд-во Томского ун-та, 1982.- Вып.4. С.73-82.
270. Хейзинга И. Homo ludens: ст. по истории культуры. М.: Прогресс -Традиция, 1997.-416с.
271. Чубракова З.А. Мотив возвращения в драматургии Л.Леонова // Проблемы литературных жанров: матер. IX Междунар. науч. конф. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1999. С. 150—155.
272. Чубракова З.А. Структура художественного времени в пьесе Л.Леонова «Золотая карета» // Проблемы метода и жанра. Томск: Изд-во Томск, ун-та, 1990,- Вып. 16.-С.208-220.
273. Чудаков А.П. Слово-вещь-мир. От Пушкина до Толстого. М.: Сов. писатель, 1992.-320с.
274. Чудакова М.О. Спазматическая литература // XX век. Литература. Стиль. Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 1999. Вып.4. - С.48-53.
275. Чупасов В.Б. «Сцена на сцене»: проблемы поэтики и типологии: дис. .кандидата филолог, наук: 10.01.08. Тверь, 2001.
276. Чупасов В.Б. Тексты в текстах и реальности в реальностях (к проблеме «сцены на сцене») // Драма и театр. Тверь: Тверск. ун-т, 2001. Вып.2. - С.24-37.
277. Чупринин С.И. Большой путеводитель. Русская литература сегодня. М.: Время, 2007. 576с.
278. Шагалов А.А. Верность человеку труда. Проза 70-х 80-х годов о рабочем классе: конфликты и герои. М.: Художественная литература, 1987.-334с.
279. Шайтанов И.О. Жанровая поэтика // Вопросы литературы. 1996. -№5-6. - С. 17-21.
280. Шайтанов И.О. Жанровое слово у Бахтина и формалистов // Вопросы литературы. 1996. - №5-6. - С.89-114.
281. Шапошников В. Чему смеетесь? // Сибирские огни. — 1973. №3. - С.184-185.
282. Шестаков В.П. Эстетические категории: опыт систематического и исторического исследования. М.: Искусство, 1983. 358с.
283. Ширвиндт A. Schirwindt, стертый с лица земли. М.: Эксмо, 2009. -208с.
284. Шмид В. Нарратология. М.: Языки славянской культуры, 2003. -312с.
285. Эко У. Инновация и повторение. Между эстетикой модерна и постмодерна Электронный ресурс. // Библиотека Гумер. URL: www.gumer.info/bibliotekBuks/Culture/Eko/InnPovt.php
286. Экранные искусства и литература. Современный этап. М.: Наука, 1994.-224с.
287. Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Акад. проект, 2001. 239с.
288. Элиаде М. Священное и мирское. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1994. -143с.
289. Шитенберг JI. Горин Григорий Израилевич Электронный ресурс. // Энциклопедия отечественного кино. URL: www.russiancinema.ru
290. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX-XX веков. М.: Сов. писатель, 1988. 279с.
291. Эпштейн М.Н. Постмодерн в русской литературе. М.: Высш. шк., 2005.-495с.
292. Юнг К.-Г. Душа и миф: шесть архетипов. Киев; М.: Совершенство; Port-Royal, 1997. 384с.
293. Явчуновский Я.И. Драма вчера и сегодня. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1980.-254с.
294. Явчуновский Я.И. Драма на новом рубеже. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1989. 568с.
295. Якобсон P.O. Статуя в поэтической мифологии Пушкина // Якобсон P.O. Работы по поэтике. М.: Прогресс, 1987. С. 145-180.
296. Ястребова Н.А. На грани и через грань. Тенденции художественного сознания XX века // Искусство в ситуации смены циклов: Междисциплинарные аспекты исследования художественной культуры в переходных процессах. М.: Наука, 2002. С. 161-168.
Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.