Персонажи освоенного пространства в традиционной мифологической прозе восточнославянского населения Красноярского края тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.09, кандидат филологических наук Калинина, Светлана Валентиновна

• Калинина, Светлана Валентиновна
• кандидат филологических наук
• 2005

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Калинина, Светлана Валентиновна

Введение.

Глава 1. Мифологическая проза и ее бытование в Красноярском крае в XX веке.v.

1.1 .Характеристика культурных поселенческих традиций восточнославянского населения региона.

1.2. Бытование мифологической прозы в региональной традиции.

1.3. Принципы отбора текстов и классификации персонажей.

Глава 2. Представления населения Красноярского края о домашних духах и их отражение в быличках.

2.1. Домовой.

2.2. Банник.

Глава 3. Представления населения Красноярского края о людях со сверхъестественными способностями и их отражение в быличках.

3.1. Разделение быличек на рассказы об обычных людях и о людях со сверхъестественными способностями.

3.2. Ведьма.

3.3. Колдун.

3.4. Знахарь и знахарка.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Персонажи освоенного пространства в традиционной мифологической прозе восточнославянского населения Красноярского края»

Мифологические представления являются важной частью не только архаической, но и современной духовной культуры народа. Существование мифологических представлений у современного человека подтверждают публикации полевых материалов разных регионов страны, сделанных в последние годы. Это материалы Русского Севера1, разных областей Центральной России2, Сибири3.

Изучение мифологической прозы представляется очень важным. Подобное исследование имеет историко-культурное значение, так как углубляет существующие представления о традиционной культуре, ее трансформациях в современном мире.

Актуальность исследования. Былички, отражающие народные верования, привлекали внимание фольклористов еще в XIX веке, когда мифологическую прозу использовали как источник информации о верованиях, бытующих в крестьянской среде, то есть обращались к ней в этнографическом аспекте. Записи ученых XIX века до сих пор служат источниками для фольклористов и этнографов, а их исследования — материалом для сопоставления. В этнографическом аспекте сегодня ведут исследования Г.Н. Базлов4, А.К. Байбурин5 и другие.

Долгое время быличка не рассматривалась как художественное явление, и только со второй четверти XX века стала изучаться как фольклорный текст, ' обладающий художественной ценностью. Об эстетической ценности жанра В.П. Аникин писал: «Бессознательное художественное творчество в быличках достигает необычайной выразительности и пластичности в вымысле, в формах рассказа, и безотносительно к религиозно-бытовой . установке жанра составляет высокую историческую и общественную ценность»6.

В настоящее время быличка изучается в разных аспектах. Так, после публикации работ В.Я. Проппа7, давшего чёткие критерии определения фольклорного жанра, былинки стали изучать как особый фольклорный жанр. В жанровом аспекте быличку начала изучать Э.В. Померанцева,8 в работах которой проводятся границы между близкими жанрами несказочной прозы, рассматривается поэтика, отмечаются особенности бытования жанра в европейской части России до середины XX века

В жанровом аспекте быличку рассматривал также В.П. Зиновьев, и результатом его исследований стало учебное пособие «Жанровые особенности быличек»9, в котором изучается поэтика быличек, в том числе образы персонажей и композиционные особенности.

В девяностые годы XX века исследователи уделяют жанровой специфике быличек меньше внимания, а исследуют мифологическую прозу в других аспектах.

Сюжетно-классификационные исследования, которые ведутся как на региональном, так и общероссийском материале, дают результаты в виде различных указателей. Первый указатель сюжетов мифологической прозы по материалам европейской части России был составлен С.Г. Айвазян10 при участии О. Якимовой под руководством Э.В. Померанцевой. Чуть позднее В.П.Зиновьев составил подробный указатель сюжетов быличек и бывалыцин Восточной Сибири на материалах Забайкалья и Иркутской области11. Вскоре появились дополнения и продолжения этих работ. В начале девяностых годов Н.А. Гордеева составила указатель сюжетов

11 быличек и бывалыцин Омской области, являющийся дополнением указателя В.П. Зиновьева. Е.С. Ефимова13 предложила новый подход к классификации сюжетов, обозначенный ею как классификация «по сквозным функциям мифологических персонажей»: исследовательница сводит мотивы быличек в три блока: антагонист в реальном мире, герой в антимире и последствия контакта героя с антимиром в реальном мире.

Новые возможности изучения быличек открыли исследователи, работающие в этнолингвистическом аспекте. Так, О.А. Черепанова14 и JI.H. Виноградова и С.М. Толстая15 создали указатели персонажей. О.А.

Черепанова классифицирует совокупность мифологических персонажей, опираясь на степень их ирреальности и набор дифференциальных » признаков. Исследовательнице важна «возможность моделировать системы мифологических представлений для определенного региона и на определенном хронологическом уровне».16 JI.H. Виноградова и С.М. Толстая создали «универсальную систему признаков, достаточную для идентификации любого мифологического персонажа в пределах

17 славянского ареала». Цель их классификации персонажей — «определить возможность сопоставительного анализа демонологических систем разных этнических традиций»18.

В историко-генетическом аспекте мифологическую прозу изучает Н.К. Козлова, которая рассмотрела и систематизировала сюжеты об одном персонаже — мифическом любовнике, показав эволюцию представлений и сюжета19.

АЛ

В мифолого-семантическом аспекте ведут работу Н.А. Криничная и К.Э. Шумов21, которые прослеживают истоки и рассматривают полисемантизм образов мифологических персонажей. Однако эти исследователи опираются не только If ^ быличку, но и на другие жанры фольклора.

На границе между этнографическим, этнолингвистическим и мифолого-семантическим аспектами ведет работу Г.В. Медведева , которая исследовала сюжеты . и представления о людях со сверхъестественными способностями, а также семантику этих образов, опираясь на лингвистические данные.

Таким образом, актуальность нашего исследования прослеживается в различных аспектах: обращении к активно изучаемому жанру, сюжетно-классификационном и мифолого-семантическом подходе к материалу; в региональном подходе к изучению материала.

Методология исследования. В настоящее время в фольклористике универсальными подходами к изучению собранного материала являются типологический и региональный. Эти подходы предполагают разные векторы исследования. Типологический подход используется для диахронных наблюдений, выявления жанровой специфики, историко-типологических закономерностей и генетических связей фольклора разных народов. В рамках типологического подхода к быличкам были выявлены закономерности, которые привели к созданию указателей сюжетов и персонажей.

Региональный подход позволяет глубоко изучить традиции конкретной местности, региональные, локальные и микролокальные особенности любой составляющей сибирского или российского фольклора. Так, внутри сибирской традиции можно выявить жанровые преобладания отдельных регионов, корпусы сюжетов в различных жанрах, этнические и поселенческие зависимости, особенности бытования конкретного жанра.

Известный исследователь фольклорной культуры Б.Н. Путилов отмечал необходимость и важность регионального подхода при изучении фольклора и посвятил региональному / локальному началу в фольклоре не только статью , но и главу в монографии, где отмечает: «Фольклор данного этноса следует рассматривать как систему локальных традиций»24, потому что «реальная жизнь элементов фольклорной культуры сосредоточена именно на региональном / локальном уровнях. Здесь её надо изучать во всей конкретике, многообразии» . Именно поэтому изучение фольклора конкретного региона учёный считает «вполне корректной 26 задачей» .

В рамках регионального подхода современными исследователями уже рассматривалась в различных аспектах мифологическая проза Севера

МЯ АЛ

России , Урала , в Сибири исследованы материалы Иркутской области и Забайкалья29, Омской30 и Новосибирской областей.31 Материалы Красноярского края до сих пор не были изучены на уровне научных публикаций и диссертационных исследований, и данная работа восполняет этот пробел.

Новизна данной работы проявляется в нескольких аспектах. В научный оборот впервые вводятся записи, отражающие мифологические представления населения Красноярского края последней трети XX века. В работе проводится классификация собранного в регионе материала и его семантический анализ.

Данная работа впервые исследует фольклорную культуру края как культуру региона, неоднородного по составу населения и природным условиям и характеризующегося локальностью традиций. Как будет показано ниже, мы не рассматриваем отдельно каждый локальный очаг, а сводим данные к условным типам старожильческой и новопоселенческой культур.

На поселенческие зависимости накладываются влияния климата и ландшафта, усиливая неоднородность локальных фольклорных культур региона. О наличии таких влияний на фольклор писали В.П. Зиновьев и М.Н. Мельников, который отмечал: «Возврат к географическому детерминизму был бы шагом назад. Тем не менее, целиком отбрасывать влияние географической среды на духовную жизнь . нельзя. Конечно, влияние это . опосредованное, . но отразилось и на фольклоре сибиряков» . О важности влияния сибирских условий на адаптацию крестьян пишет в своей монографии историк Б.Е. Андюсев.34 Мы исследуем в этой связи поселенческие зависимости, отразившиеся в мифологической прозе. Впервые сопоставляются мифологические представления старожилов и новопоселенцев, проживающих в регионе.

В нашем исследовании не уделяется внимания этническим зависимостям. Диссертант не рассматривает их по двум причинам: во-первых, наши материалы не. всегда имеют фиксацию этнической принадлежности информантов; во-вторых, значительная часть славянского населения края не идентифицирует себя как носителя определенной этнической культуры.

Внутри региональной традиции мы впервые рассматриваем специфику персонажей мифологической прозы, актуализированность явных и потенцию скрытых значений образов в разных поселенческих традициях Красноярского края. Впервые применен семантический метод для анализа группы текстов, выделенных по месту постоянной локализации персонажей.

Особенности бытования жанра рассматривали многие ученые, изучение позднего этапа бытования мифологической прозы начато в работах В.П. Зиновьева и М.Н. Мельникова, но этот вопрос в науке разработан недостаточно. Наша работа является одной из попыток изучения позднего этапа бытования (конец XX века) мифологической прозы на территории Красноярского края.

Объект и предмет исследования. Объектом данного исследования являются тексты традиционной мифологической прозы, записанные в период с 1979 по 2004 год у населения Красноярского края. Мы рассматриваем особый круг быличек - рассказы о персонажах освоенного пространства. Предмет исследования — семантика образов персонажей мифологической прозы, постоянно находящихся в освоенном пространстве. Основное внимание мы уделяем семантике и актуализированности значений образов персонажей в разных поселенческих традициях края.

В середине XX века в фольклористике началось разделение мифологической прозы на жанры. Исследователи разделили предания, легенды и былички35; следующим этапом стало разделение жанров былички и бывальщины, которое начала Э.В. Померанцева36. В настоящее время в науке существует множество определений былички и бывальщины, и каждый автор определения подчеркивают отдельные приметы жанров, которые он считает релевантными37.

Параллельно разграничению жанров, в современной науке существует встречная тенденция: использование быличек и бывалыцин как чп однотипного источника информации . Для достижения цели и задач, поставленных в данной работе, мы используем мифологическую прозу » подобным образом, то есть, привлекаем для анализа как собственно былички, так и бывальщины.

Основным критерием отбора текстов для анализа послужило место локализации персонажа, его соотнесённость со «своим», «освоенным» пространством в оппозиции своё/чужое, освоенное/неосвоенное.

К настоящему времени в науке сложились два взгляда на «своё» и «чужое» пространства. «Освоенное пространство» в узком понимании -это дом, защищенный от вмешательства извне различными видами магии. Эту точку зрения высказал Б.А. Рыбаков.39

Другая точка зрения на «освоенное пространство» изложена в ряде статей А.К. Байбуриным, который называет дом центром освоенного пространства40, само же освоенное пространство представляет собой весь населённый пункт. Такое определение границы освоенного пространства основывается на семантике очистительных и защитных обрядов. Так, обряды опахивания и возжигания деревянного огня, когда актуализируется граница между освоенным и неосвоенным пространствами, проводятся именно на границах населённого пункта.41 Этой же точки зрения придерживается Т.Б. Щепанская, которая, анализируя модели мира, противопоставляет «своё пространство» - деревню - «неосвоенному пространству» - дороге и лесу.'42

Вторая точка зрения на границу освоенного пространства представляется нам более убедительной, поэтому в настоящей работе понятие «освоенное пространство» используется во втором смысле, то есть как весь населенный пункт (деревня).

В материалах Красноярского края в освоенном пространстве традиционно и постоянно находятся две группы персонажей: домашние духи (домовой и банник) и люди со сверхъестественными способностями (ведьма, колдун, а также знахарь и знахарка). Объединение персонажей освоенного пространства в отдельную группу впервые была предложено Е.А. Самоделовой в статье «Былнчки о колдунах и домашних духах в сопоставлении со свадебной магией».43 Хотя исследовательница не использует термин «освоенное пространство», именно она объединила в одну группу домашних духов и людей со сверхъестественными способностями.

Прочие персонажи несказочной прозы в данной работе рассматриваться не будут, так как не соответствуют избранному критерию отбора — стабильной локализации в освоенном пространстве. Мы не рассматриваем в работе духов природы, так как в быличках региона они появляются в освоенном пространстве лишь эпизодически. Другие персонажи появляются в нем только в определённое время (шуликуны — в «страшные вечера», покойники — перед большими праздниками и при нарушении запретов), третьи могут появляться в указанном пространстве в случае нарушения людьми запретов (змей-любовник, черт-дьявол), либо исполнения специальных манипуляций (змей-помощник). Новые персонажи, появившиеся в современной городской культуре или отдельных профессиональных и социальных группах (халява и др.) нами рассматриваться не будут.

Целью данной работы является выявление региональной специфики персонажей освоенного пространства на сюжетном и семантическом уровнях.

Перед нами стоят следующие задачи:

1. Охарактеризовать состояние мифологической прозы в регионе и ее зависимость от поселенческой принадлежности информанта, возрастных и социальных факторов.

2. Установить состав персонажей освоенного пространства у основных поселенческих групп края и сюжетный состав мифологической прозы об этих персонажах.

3. Выявить спектр представлений о персонажах и их особенности у представителей разных поселенческих групп.

4. Выявить поселенческие зависимости, отразившиеся в представлениях о конкретном персонаже и способы реализации этих представлений в тексте.

5. Сопоставить старожильческую и новопоселенческую традиции Красноярского края как между собой, так и с восточносибирской традицией, описанной В.П. Зиновьевым44, а также с доступными материалами европейской части России. Понятие европейской традиции России - собирательное, так как очевидно, что эта традиция неоднородна. Нам было важно сравнить материалы Красноярья с материалом метрополий, откуда прибыли на территорию края переселенцы. Поэтому мы использовали материалы Русского Севера и Центральной России (Прикамье) с целью выявить наличие/отсутствие региональных особенностей в мифологических представлениях и быличках Красноярского края на сюжетном и семантическом уровнях.

Методы данного исследования — описание выявленных этнографических и художественных фактов, нашедших свое отражение в мифологической прозе; сравнительно-сопоставительный и типологический анализ текстов, мифологосемантический и статистический методы.

Источники. Мифологические представления в крае фиксировались в конце XIX - начале XX века учеными-этнографами А.А.Макаренко45, В.С.Арефьевым46 М.В.Красноженовой47 и другими. Однако тексты мифологической прозы в их работах единичны.

Систематически мифологическая проза стала записываться с семидесятых годов XX века фольклорными экспедициями разных вузов края. Это Красноярский педагогический институт (ныне университет), Государственный университет, Лесосибирский пединститут, Абаканский пединститут. Основной корпус текстов, на который опирается работа, является материалами фольклорного архива КГПУ. Другие материалы являются дополнительными к этому корпусу. Всего в архиве КГПУ хранится более тысячи двухсот текстов, из которых использовалось для анализа около семисот текстов быличек и бывалыцин. Дополнительные » материалы дала собирательская работа диссертанта (46 текстов).

Для сопоставления и выявления регионального своеобразия нашего материала мы использовали публикации собирателей конца XIX - начала XX века и отдельные исследования этого времени. Кроме того, были привлечены сюжетные указатели и исследования мифологической прозы различных регионов, а также мифологические и этнолингвистические словари разных авторов.48

Научно-практическая значимость данной работы обусловлена введением в научный оборот неизвестных ранее данных, а также тем, что ее результаты могут быть использованы в учебных курсах по фольклору в высшей школе. Работа представляет интерес для педагогов дополнительного образования, составляющих авторские учебные программы по фольклору и народной культуре. В этом случае материал нашей работы может являться частью регионального компонента программ. Приложение к работе может быть использовано при составлении общесибирского указателя сюжетов и мотивов быличек и бывалыцин. \ч

Апробация работы. Разделы диссертации обсуждались на заседаниях кафедры русской литературы Красноярского государственного педагогического университета. Отдельные части работы были представлены в виде докладов и сообщений на научно-практической конференции преподавателей, аспирантов и студентов филологического факультета (г. Красноярск, 1998, 2004); вторых параславянских чтениях «Сибирская локально-этническая культурная ситуация в конце XX века» (г. Красноярск, 1998 г.); Шастинских чтениях и XI научно-практическом семинаре «Народная культура Сибири» (г. Иркутск, 2002 г.), славянских чтениях «Мифологическое, каноническое и светское в русской культуре и языке» (Красноярск, 2003). Основные положения диссертации изложены в тезисах докладов на конференциях и в опубликованных статьях.

Структура работы.

1.Введение. Во введении обосновывается актуальность избранной темы, раскрывается научная новизна работы, ставятся задачи исследования. В этом же разделе предлагается краткий обзор изучения мифологической прозы в Восточной Сибири, названы источники материалов и справочная литература.

П. Основная часть состоит из трех глав.

Заключение диссертации по теме «Фольклористика», Калинина, Светлана Валентиновна

Выводы по 3 главе.

Итак, в материалах региона люди со сверхъестественными способностями предстают в следующих видах: вредоносная ведьма, благожелательные знахарь и знахарка и колдун, амбивалентный в ряде локальных традиций. Вера в существование этих персонажей широко распространена. Ведьма является наиболее популярным персонажем быличек, меньше всего рассказывают о знахарях.

В Красноярском крае существуют поселенческие и локальные традиции в номинациях ведьм; старожилы предпочитают обозначения «волхидка» (в Приангарье), новопоселенцы «ведьма» и «колдовка». В обозначении колдунов и знахарей поселенческих зависимостей не существует. В течение XX века номинаций персонажей со сверхъестественными способностями стало меньше. Так, исчезли наименования «еретица», «колдуница», «еретик», зафиксированные в начале века А. Макаренко.

В крае существует несколько названий деятельности вредоносных людей со сверхъестественными способностями: у старожилов — «волховничать», «волхититься», «волховать», «бегать шаманками», которые являются региональными. У новопоселенцев распространены слова, известные и в других регионах: «делать», «портить», «шаманить», «колдовать».

У населения Красноярья нет четкого представления о способах колдовства и о связи людей со сверхъестественными способностями с нечистой силой. В крае не рассказывают о чертях на службе у ведьм и колдунов, договоре с нечистой силой и проч. Семантика владельцев чертей-помощников у людей со сверхъестественными способностями в крае сильно ослаблена.

В регионе существует информация о сроках активизации и способах выявления людей со сверхъестественными способностями, которая имеет поселенческие зависимости. Ни в одной поселенческой группе не выявляют магическими средствами колдунов. Как и в общерусской традиции, в регионе активность ведьмы зависит от календаря, а активность колдуна от календаря не зависит. Так как старожилы считают наиболее опасным периодом зимний солнцеворот и Страстную неделю, именно в это время они выявляют ведьм. Новопоселенцы выявляют ведьм во время летнего солнцеворота.

Выявление ведьм у новопоселенцев происходило с помощью магической преграды, реально легко преодолимой (нитка, льняная костра, опилки), реже с помощью «запирающих» дорогу предметов (ухват, нож, иголка). Способы, распространенные в России, когда атрибутами разоблачения становятся предметы, относящиеся к производству молочных продуктов, в крае неизвестны. Семантика ведьмы как лица, перераспределяющего личную «долю» в производстве молочной продукции в крае выражена достаточно отчетливо, но слабее, чем в европейской России.

Старожилы в начале XX века выявляли ведьму в Пасху с помощью магического огня, разожженного из «воскрёсных дров». В современных материалах такого способа обнаружения ведьмы не отмечено. Материалы конца XX века показывают, что в Пасху ведьму можно выявить с помощью парциальной магии. . В «страшные вечера» старожилы Приангарья «скарауливают», то есть ждут в хлеву, куда волхидка приходит стричь овец. Региональной особенностью мифологической прозы о людях со сверхъестественными способностями является отсутствие портретных деталей, позволяющих опознавать ведьм, колдунов и знахарей с первого взгляда, и отсутствие их портретных характеристик в текстах быличек.

Нами выявлена разница в предпочтении использования языческих или христианских оберегов в разных поселенческих группах: старожилы предпочитают христианские,. новопоселенцы — языческие. Одновременное применение их для защиты от людей со сверхъестественными способностями внутри каждой поселенческой традиции также можно считать региональной особенностью.

В отличие от традиции Восточной Сибири, в Красноярском крае наблюдается расширение круга способов защиты от людей со сверхъестественными способностями. Так, помимо бегства и избиения оборотня, можно упомянуть бога. Для защиты от ведьмы в человеческом облике используется кукиш. От колдуна помогает молитва, свеча, вода с солью.

Картина смерти колдуна и ведьмы в регионе вписывается в общеславянскую: трехдневные мучения, попытка передать «колдовство», манипуляции, облегчающие смерть, осиновый кол в могиле. В современных материалах края нет каких-либо запретов на захоронение на кладбище или каких-либо условий такого захоронения.

Заключение.

Итак, нами установлено, что в последней трети XX века мифологическая проза на территории региона переживает процесс полноценного бытования. Об этом говорят следующие факты: до сих пор мифологическую прозу рассказывают представители разных возрастных и социальных групп с разным образовательным уровнем. До сих пор в регионе существуют обряды и обычаи, опирающиеся на мифологические представления. По поводу последствий несоблюдения данных обрядов и обычаев рассказываются былички. Довольно широко в сельской местности распространена в крае вера в .возможность порчи и сглаза, являющаяся основой для создания мифологических рассказов о подобных случаях.

Одним из важных показателей активности бытования жанра является знакомство молодежи с мифологической прозой. Казалось бы, среди молодежи вера в мифологических персонажей распространена мало. Однако, когда молодые люди попадают в пограничную ситуацию (гадания, свадьба, беременность и рождение ребенка, новоселье), они проявляют неподдельный интерес к правилам поведения, способам защиты от вмешательства нечистой силы и т.д.

Наличие достаточно большого количества фиксаций быличек, сделанных в последние десятилетия, также подтверждает наш тезис об активном бытовании жанра в регионе.

Нами установлен состав персонажей освоенного пространства в мифологической прозе и представлениях населения Красноярского края. Выявлено,' что в XX веке в региональной традиции актуализированы домашние духи: домовой во всех старожильческих и новопоселенческих ареалах, банник в ареальных и локальных старожильческих, а также в отдельных локусах .в смешанных традициях. При этом самые четкие представления - у старожилов Приангарья. В Казачинском районе представления о баннике менее четки: здесь его соотносят с нечистой силой. У новопоселенцев банник как персонаж быличек известен только в отдельных локальных традициях. Маргинальными в региональной традиции являются духи хозяйственных построек: овинник и гуменник известны старожилам на уровне поверий, в новопоселенческих культурах об этих домашних духах не знают. В обеих поселенческих культурах широко известны люди со сверхъестественными способностями: ведьма, колдун, чуть менее - знахарка и знахарь. В материалах края чётко . дифференцируются две традиции: старожильческая и новопоселенческая. Они отличаются друг от друга количеством мифологических персонажей и сюжетов, рассказываемых о персонаже, представлениями об их; внешнем облике; временем активизации людей со сверхъестественными способностями, приверженностью к использованию христианских или языческих оберегов в качестве защиты. В работе определены основные сюжеты быличек и их маркировка iio поселенческим группам.

Тексты быличек показывают представления о персонажах освоенного пространства, которые в течение XX века претерпели изменения: персонажи могут появляться в несоответствующих локусах, иметь несвойственные им функции. Обычаи, опирающиеся на мифологические представления,- ; на территории края сохранились неравномерно. Так, при переходе в новый дом в обеих традициях лучше представлены обряды и обычаи заселения в новый дом, чем прощание со старым. Из представлений о ритуальном омовении в бане выпала обязательность его накануне Ильина дня (у старожилов) и запрет на мытьё в бане в день Ивана Купалы (у новопоселенцев).

Проявлением региональной специфики можно считать отсутствие сюжетов, повествующих о взаимоотношениях персонажей освоенного пространства как между собой, так и между представителями разных групп, например, домовым и ведьмой. Единственное исключение -рассказы о летающем к ведьме змее-гпомощнике.

Неравномерно распределены сюжеты внутри поселенческих традиций. Так, о ведьме большее число сюжетов записано от новопоселенцев; былички о баннике записаны, в основном, от старожилов, а женское соответствие баннику т предбанница - существует локально в старожильческих традициях Кежемского и Бирилюсского района (микролокальные традиции д. Еловка и с. Бирилюссы). У новопоселенцев (исключая локальные традиции деревень Унжи и Вахрушева Тасеевского р.) распространены только поверья различной степени сохранности.

В региональной традиций "портретные характеристики домового зависят от поселенческой принадлежности информанта: у старожилов Приангарья он зооморфен, у новопоселенцев практически всегда антропоморфен. Облика змеи домовой в крае не принимает. Распространенные облики ведьм-оборотней, кроме облика свиньи, в поселенческих группах также различны. У старожилов чаще упоминаются собака, сорока, реже - овца, у новопоселенцев - кошка, реже - лошадь, лягушка.

Разнятся способы общения с домашними духами: старожилы чаще отпугивают, а новопоселенцы стараются умилостивить.

На территории края существуют названия персонажей освоенного пространства, выявляющие поселенческую принадлежность рассказчиков: «волхидка» у старожилов, «ведьма» у новопоселенцев, «дедушка-соседушка» и «суседка» у старожилов, «хозяин» у новопоселенцев. Зафиксированы названия, существующие только в микролокальных традициях: «волшебка» (ведьма) в старожильческих деревнях Иркинеево и Пинчуга Богучанского района; «мылиный» (банник) в д. Каменка Богучанского района, «вражок» (домовой) - в д. Ворогово Енисейского р.

Вместе с тем, анализ убеждает, что региональная мифологическая традиция неоднородна, внутри даже старожильческой культуры наряду с типологически сходными существуют не только поселенческие, но и локальные, и микролокальные традиции. То же самое можно сказать и о новопоселенческой традиции края.

До сих пор тексты о персонажах освоенного пространства функционируют в сфере информации, что накладывает отпечаток на художественные средства, используемые в них. Для реализации основной, информативной, функции рассказчики обращают большее внимание на проявления специфической активности персонажей, их функции и способы защиты от них, чем на описание внешности. Поэтому в региональной традиции описание портретов персонажей встречается достаточно редко, чаще упоминаются. Как художественный прием используются синекдоха и реже сравнение. Дополнительные портретные характеристики персонажей, такие, как нагота/босота, красота/безобразие, характеристика одежды, запах, средоточие магической силы, - в наших материалах отсутствуют, постоянные атрибуты и орудия не зафиксированы.

Отличия в мифологической сфере региона проявились как при сравнении с европейской, так и вострчносибирской традициями, что дает нам возможность говорить о региональной специфике.

Сопоставление наших материалов с традицией Восточной Сибири, описанной В.П. Зиновьевым* показало, что традиция Красноярья, несомненно, имеет типологическое сходство с восточносибирской традицией, но не совпадает с ней полностью. Как уже отмечалось, в Красноярском крае отсутствуют распространённые в Восточной Сибири названия персонажей. Кроме того, наши материалы позволили отметить частичное несовпадение сюжетного состава быличек о персонажах освоенного пространства: в Красноярском крае отмечается как отсутствие названных В.П. Зиновьевым сюжетов, так и наличие сюжетов, не упомянутых им.

Так, в Красноярском крае ведьме приписывается меньшее количество направлений вредительства; вредит она меньшим количеством способов; колдун не принимает облика птицы и летает, в основном, после смерти, домовой проявляется в доме не только названными В.П. Зиновьевым способами, но и иными; банник приобретает только негативные черты, наказывает нарушителей запретов большим количеством способов и т.д. при несомненном генетическом родстве в ряде случаев не совпадает и семантика образов: так, в Восточной Сибири актуализирована семантика банника как предка; в Центральной Сибири проявлена его семантика охранителя границы между мирами.

Общая активность персонажей освоенного пространства в Центральной Сибири ниже, чем в Восточной, что видно при сопоставлении статистических данных, приведенных в указателях сюжетов. Так, сюжетов из Указателя В.П. Зиновьева, отсутствующих в наших материалах, немного больше, чем дополнений, которые можно сделать, опираясь на материалы региона. Единственный вид информации, который в крае более обширен, чем в Восточной Сибири, это различные способы магической защиты от мифологических персонажей и применение оберегов.

Таким образом, существуют достаточно заметные различия между мифологическими традициями Красноярского края и Восточной Сибири (Иркутской и Читинской областей и Забайкалья). На этом основании Красноярский край может быть выделен как самостоятельная фольклорная зона — Центральная Сибирь.

Для выявления региональной специфики мы проводили возможные сопоставления старожильческой традиции с мифологическим фольклором европейской части России. Материалы России и Красноярья имеют несомненное типологическое сходство, однако существуют и региональные различия. Так, в работе отмечено, что в региональной традиции утрачивается часть обликов, ^ присущих конкретному персонажу, изменяется круг сюжетов, описывающих функционирование персонажей; сдвигается круг запретов и способов наказания, уменьшается количество номинаций и т.д. Часть персонажей переосмысливается в сторону снижения (так, банник превращается из амбивалентного образа в метрополии в однозначно опасного в Красноярье). Уменьшается общее количество мифологических персонажей, о которых создаются тексты (в крае нет таких персонажей быличек, как кикимора, ригачник и др.). В отличие от северной традиции, в Красноярском крае банник не является более важным персонажем, чем домовой. В отличие от северной традиции Заонежья, где большую роль играет дворовой, в Красноярье главным домашним духом является именно домовой. Кроме того, жители Красноярского края относятся к домовому с большим уважением, чем жители северных губерний России; былички о нанесении вреда домовому в регионе единичны. В Красноярском крае отсутствует сюжет о передаче магической силы в бане, в отличие от Русского Севера и Прикамья. Былички о персонажах освоенного пространства в крае менее продуктивны, чем былички об этих персонажах в европейской части страны.

Отмечая существование разной семантики домашних духов, мы обнаружили, что в регионе домовой актуализирован как предок, дух очага и в меньшей мере как охранитель границы и представитель нечистой силы. Напротив, семантика банника в крае показывает его принадлежность к нечистой силе и, в гораздо меньшей мере, к предкам.

Практическое применение работы мы видим в использовании материалов диссертации в спецкурсах по фольклору в высшей и средней школе, для составления авторских программ по фольклору педагогами дополнительного образования, а приложения - для составления указателя сюжетов сибирских быличек.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Калинина, Светлана Валентиновна, 2005 год

1. Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. М., Индрик, 2002. - 853 с.

2. Айвазян С.Г. Указатель сюжетов русских быличек и бывалыцин о мифологических персонажах // Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. М.: Наука, 1975. - С. 162-184.

3. Аз белев С.Н. Отношение предания, легенды и сказки к действительности (с точки зрения различения жанров) // Славянский фольклор и историческая действительность. — М.: Наука, 1965. С. 5-25.

4. Азбелев С.Н. Русская народная проза // Народная проза. / Сост., вступ. ст., подгот. Текстов и коммент. С.Н. Азбелева. — М.: Русская книга, 1992. -С. 5-28. (Библиотека русского фольклора; Т. 12).

5. Александров В.А. Происхождение русского населения Енисейского края в XVII веке // Сибирский этнографический сборник. — М-Л, Наука, 1962. — Вып. IV.-С. 9-24.

6. Андюсев Б.Е. Сибирское краеведение. Хозяйство, быт, традиции, культура старожилов Енисейской губернии XIX — начала XX в.: Учебное пособие для учащихся и студентов. Изд. 2-е, испр. и дополн. — Красноярск: РИО КГПУ, 2003. 336 с.

7. Андюсев Б.Е. Традиционное сознание крестьян-старожилов Приенисейского края 60-х it.XVIII 90-х гг. XIX вв.: Опыт реконструкции: Монография.- Красноярск: РИО КГПУ, 2004. — 264 с.

8. Аникин В.П. Русское устное народное творчество: Учеб. — М.: Высшая школа, 2001.-726 с.

9. Аникин В.П. Художественное творчество в жанрах несказочной прозы // Русский фольклор. Русская народная проза. — Л., Наука, 1972. Т. 13. — С. 6-19.

10. Ю.Арефьев B.C. Материалы по этнографии Енисейского уезда Енисейской губернии // Известия Вост-Сиб. Отд. имп. Рус. геогр. о-ва. 1901. - Т. 32. -№ 1/2.-С. 65-140.

11. П.Афанасьев А.Н. Ведун и ведьма // Происхождение мифа. Статьи по фольклору, этнографии и мифологии. / Сост., подготовка текста, статья и комментарии АЛ. Топоркова. М.: Индрик, 1996. — С.45-85.

12. Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу. Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов. В 3-х томах. — М., Современный писатель, 1995,

13. З.Афанасьева-Медведева Г.В. Колдун, знахарь в русских мифологических рассказах, представлениях Восточной Сибири. Структура и содержание образов. Ареалы и семантика наименований. Автореф. дис. канд. филол. наук. Улан-Удэ, 1997. -25 с.

14. И.Базлов Г.Н. Поверья об «огненном змее» в Тверской области. Живая старина. - 1996.-№ 4. - С.49-50.

15. Байбурин А.К. Жилище в обрядах и представлениях восточных славян. -JL: Наука, 1983.-191 с.

16. Байбурин А.К. Обрядовое перераспределение доли у русских // Судьбы традиционной культуры. Памяти Ларисы Ивлевой. СПб., Наука, 1998. — С. 78-82. •

17. Байбурин А.К. Ритуал: между биологическим и социальным // Фольклор и этнографическая действительность, -г СПб.: Наука, 1992. С. 18-28.

18. Байбурин А.К. Ритуал: своё и чужое // Фольклор и этнография. Проблемы реконструкции фактов традиционной культуры. — Л.: Наука, 1983.-С. 3-36.

19. Байбурин А.К. Ритуал: старое и новое // Историко-этнографические исследования по фольклору. — М.: Наука, 1994. — С.35-48.

20. Бернштам Т.А. Молодежь в обрядовой жизни русской общины XIX-начала XX в.: Половозрастной аспект традиционной культуры. Л.: Наука, 1988.-274 с.

21. Бернштам Т.А. Русская народная культура поморов в XIX начале XX в. Этнографические очерки. - Л.: Наука, 1983. — 230 с.

22. Богатырев П.Г. Верования великороссов Шенкурского уезда. Из летней экскурсии 1916 г. //Русское колдовство, ведовство, знахарство. Сост. М. Северов, Н. Ушаков. М.: Литера, 1994. - С.303-305

23. Будовская Е.Э. Банник // Мифологический словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1991. —C.86i •

24. Будовская Е.Э., Морозов И.А. Баня // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 1995. — Т. 1. -С.138-140.

25. Быконя Г.Ф. Заселение русскими Приенисейского края в 18 веке. -Новосибирск, Наука, 1981. 304 с.

26. Былички и бывальщины. Старозаветные рассказы, записанные в Прикамье./ Сост. К. Шумов. Пермь, 1991. — 412 с.

27. Ватин В.А. Минусинский край в XVIII веке. Этюд по истории Сибири. -Минусинск. 1913. —115 с.

28. Виноградов Г.С. Материалы- для народного календаря русского старожилого населения Сибири. Иркутск, 1918.

29. Виноградова Л.Н. Фольклор как источник для реконструкции древней славянской духовной культуры // Славянский и балканский фольклор. Реконструкция древней славянской духовной культуры. Источники и методы. М.: Наука, 1989. - С. - 101-121.

30. Виноградова Л.Н. Человек/нечеловек в народных представлениях // Человек в контексте культуры. Славянский мир. М.: Индрик, 1995. - С. 17-26.

31. Виноградова JI.H., Левкиевская Е.Е. Духи домашние // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. М.: Международные отношения, 1999.-С. 153-155.

32. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. Ведьма // Славянская мифология. Энциклопедический словарь, — М.: Эллис Лак, 1995. — С.70-73.

33. Виноградова Л.Н., Толстая С.М. К проблеме идентификации и сравнения персонажей славянской мифологии // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. — М.: Наука, 1994. — С. 16-44.

34. Власова М.Н. Новая Абевега русских суеверий. — СПб., Северо-Запад, 1995.-383 с.

35. Гордеева Н.А. Указатель сюжетов быличек и бывалыцин Омской области (1978 . 1984) 7/ Актуальные проблемы . сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. — Иркутск, 1991.-С. 99-112.

36. Громыко М.М. Традиционные нормы поведения и формы общения русских крестьян XIX века. М.: Наука, 1986. — 247с.

37. Даль В.И. Вступление // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. - С. 10-15.

38. Даль В.И. Домовой // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. -С. 16-21.

39. Даль В.И. Знахарь и знахарка 7/ О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. — СПб.: Литера, 1996. — С. 22-27.

40. Дынин В.И. Русская демонология: опыт выделения локальных вариантов // Этнографическое обозрение. — 1993. № 4. — С. 78-90.

41. Ефимова Е.С. Основные мотивы русских быличек. Опыт классификации // Сказка и несказочная проза. — М.: Наука, 1992. — С. 52-63.

42. Жанровые особенности быличек. Пособие по курсу УНТ. / Сост. В.П. Зиновьев. Иркутск, 1974. — 90 е. •

43. Зуева Т.В., Кирдан Б.П. Русский фольклор: учебник для высших учебных заведений. 4-е изд., ч М., Флинта: Наука, 2002. - 400 с.

44. Иванов А.И. Верования крестьян Орловской губернии // Русское • колдовство, ведовство, знахарство. /Сост. М. Северов, Н. Ушаков. -СПб.: Литера, 1994. С.243-258.

45. Иванова Т.Г. Ответы на вопросы о фольклоре и фольклористике в XX — XXI вв. // Живая старина. 2001 - № 1. - с. 3.

46. Ипатова Н.А. Оборотничество как свойство сказочных персонажей // Славянский и балканский фольклор. Верования. Текст. Ритуал. М.: Наука, 1994. С. 240-250.

47. Клеменц Д.А. Наговоры и приметы у крестьян Минусинского округа // Известия ВСОРГО- 1888.-Т. 19.-Ч. 3.- С. 27-45.

48. Козлова Н.К. Восточнославянские былички о мифическом любовнике. Опыт систематизации сюжетов. Автореф. дис. канд. филол. наук. — М., 1996.-23 с.

49. Козлова Н.К. Сюжеты восточнославянских быличек о змеях на Воздвиженье // Народная культура Сибири: Материалы IX научно-практического семинара сибирского регионального вузовского центра по фольклору. Омск, ОмГТТУ, 2000. - С. 113 - 116.

50. Костров Н. Народные приметы крестьян-старожилов Минусинского округа // Записки ВСОРГО. 1856. - Кн. 2, отд. 3.- С. 15-19.

51. Красноженова М.В. Из свадебных обычаев Енисейской губернии. Описание свадьбы в д. Злобиной. Материалы ККМ. Отдельный оттиск. — С. 1- 19.

52. Кривошапкин М.Ф. Енисейский округ и его жизнь. Т.1. СПб., 1865.

53. Криничная Н.А. В глуши далекой живут седые колдуны. // Живая старина. 2000.-№ з. - с. 19 - 20.

54. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т.1. Былички, бывальщины, легенды и поверья о духах- «хозяевах». Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. - 584 с.

55. Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза: Истоки и полисемантизм образов. Т. 2. Былички, бывальщины, легенды, поверья о людях, обладающих магическими способностями. — Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2000. 410 с.

56. Криничная Н.А. Сынове бани: Мифологические рассказы и поверья о баеннике // Этнографическое обозрение. — 1993. — № 4. — С. 66-75.

57. Криничная Н.А. Эпические предания о принесении строительной жертвы // Фольклор и этнография. У этнографических истоков фольклорных сюжетов и обрядов. — Л.: Наука, 1984. С. 154-161.

58. Кузнецова B.C. Дуалистические легенды о сотворении мира. — Новосибирск: СО РАН, 1988.- 247 р.

59. Левинтон Г.А. Замечания о жанровом пространстве // Судьбы традиционной культуры. Памяти Ларисы Ивлевой. — СПб., 1998. — С. 5671.

60. Левкиевская Е.Е. Знахарь // Славянские древности. Этнолингвистический словарь. Т.2. — М.: Международные отношения, 1999.-С. 347-350.

61. Логинов К.К. Материальная культура и производственно-бытовая магия русских Заонежья (конец XIX начало XX в.). - СПб.: Наука, 1993. - 151 с.

62. Логиновский К.Д. Материалы к этнографии забайкальских казаков // Записки Общества изучения Амурского края. Владивосток, 1904. Вып. 1. -138 с.

63. Макаренко А.А. Почитание огня у крестьян-сибиряков Енисейской губернии // Живая старина. 1897. - Вып. 2,- С. 247-253.

64. Макаренко А.А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. СПб., 1913. — 293 с.

65. Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. — СПб.: Полисет, 1994.- 448 с.

66. Мельников Н.М. К вопросу о бытовании быличек и легенд в наши дни // Сибирский фольклор. — Новосибирск, 1976. Вып. 3. — С. 36-47.

67. Мельников Н.М. Фольклорные взаимосвязи восточных славян Сибири. Фольклор старожильческого населения: Опыт типологии: Учебное пособие. Новосибирск: Изд. НГПИ, 1988. - 96 с.

68. Медведева Г.В. Мифологическая проза русских Прибайкалья (по материалам фольклорной экспедиции 1999 г. в Ольхонский район) // Информационный сборник. Вып. 4. Иркутск, 1999.-е. 57-63.

69. Миролюбов Ю.П. Русский языческий фольклор. Очерки быта и нравов. — М.: Беловодье, 1995. 320 с.

70. Минх А.Н. Народные обычаи, обряды, суеверия и предрассудки крестьян Саратовской губернии. Собрано в 1861-1888 г. // Русское колдовство, ведовство, знахарство. Сост. М. Северов, Н. Ушаков. — М.: Литера, 1994. — С. 282-289.

71. Мифологические рассказы и легенды Русского Севера / Сост. и автор коммент. О.А. Черепанова. СПб.: Изд-во С.-Петербург, ун-та, Наука, 1996. -212с.

72. Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири. / Сост. В.П. Зиновьев. Новосибирск, Наука, 1987. - 400 с.

73. Неклепаев И. Поверья и обычаи Сургутского края // Русская традиционная культура. Альмацах. — 1996 № 1-2. - С.5 — 66 .

74. Неклюдов С.Ю. Образы потустороннего мира в народных верованиях и традиционной словесности // Восточная демонология: от народных верований к литературе. М.: Наука, 1998. — С.6-43.

75. Никитина Н.А. К вопросу о русских колдунах. Представлено академиком Е.Ф. Карским в заседании отделения гуманитарных наук 26 октября 1927 г. // Русское колдовство, ведовство, знахарство./ Сост. М. Северов, Н. Ушаков. СПб.: Литера, 1994. - С. 172 -205.

76. Новичкова Т.А. Ведьма // Русский мифологический словарь./ Авт. сост. Т.А. Новичкова. — СПб.: Петербургский писатель, 1990. — С. 64-76.

77. Новичкова Т.А. Колдун // Русский мифологический словарь./ Авт. сост. Т.А. Новичкова.- СПб.: Петербургский писатель 1990. - С. 243-277.

78. Новоселова Н.А. Вступительная статья // Казачинские вечерки. — Красноярск, 1994. С. 3-12.

79. Памятники истории и культуры Красноярского края. Выпуск 3/ Сост. Быконя Г.Ф. Красноярск: Кн. изд-во, 1995. — 432 с.

80. Петрухин В.Я. Колдуны // Мифологический словарь. М.: Советская энциклопедия, 1991.- С.293.

81. Померанцева Э.В. Жанровые особенности русских быличек // История, культура, фольклор и этнография славянских народов. YI Международный съезд славистов. — М.: Наука, 1968. С. 274 - 292.

82. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре. — М.: Наука, 1975.-192 с.

83. Померанцева Э.В. Рассказы о мифических существах и их жанровые особенности // Русская устная проза. —М., Просвещение, 1985. — С. 173184.

84. Померанцева Э.В. Русские рассказы о домовом //Славянский фольклор. — М.: Наука, 1972. С. 242-257. ;

85. Путилов Б.Н. О региональном аспекте изучения фольклорной культуры // Актуальные проблемы сибирской фольклористики. Межвузовский сборник научных трудов. Иркутск, 1991. — С. 19-30.

86. Путилов Б.Н. Фольклор и народная культура. СПб.: Наука, 1994. 239 с.

87. Рассказы о полтергейсте и прочей нежити на овине, в избе и бане /Сост., вступит, статья и комментарии К. Шумов, Е. Преженцева. — Пермь, Янус, 1993.-223 с.

88. Рождественская ночь: Сборник/ Составление, предисловие, очерки, подготовка текстов и комментарии Г.В. Афанасьевой-Медведевой. — Иркутск: Восточно-Сибирское книжное издательство, 1994. — 416 с.

89. Русские сказки Забайкалья. / ПоДгот. текстов, статья и комментарии В.П. Зиновьева. — Иркутск, 1989. — 464 с.

90. Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1987. - 783 с.

91. Сахаров И.П. Сказания русского народа. Вып. 1. Народный календарь. — М.: Советская Россия, 1990. — 176 с.

92. Соколов Б. М., Соколов Ю.М. Сказки и песни Белозерского края. — СПб.: Тропа Троянова, 1999. Т.2. 707 с.

93. Соколова В.К. Изображение действительности в разных фольклорных жанрах (на примере соотношения преданий с историческими песнями ибылинками) II Фольклор и историческая действительность. Русский фольклор. T.XX. -JL: Наука, 1981.-С.З 5-44.

94. Терновская О.А. Пережины в Костромском крае. (По материалам анкеты «Культ и народное сельское хозяйство» 1922-1923) // Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и типологические параллели. М.: Наука, 1984. ^ С. 117-129.

95. Токарев С.А. Проблема происхождения и ранних форм религии // Ранние формы религии. М.: Издательство политической литературы. - С. 376- 403.

96. Токарев С.А. Религиозные верования восточнославянских народов X1X начала XX века. - М - Л.: Наука, 1957. - 104 с.v

97. Толстой Н.И., Толстая С.М. О вторичной функции обрядового символа // Историко-этнографические исследования по фольклору. — М.: Наука, 1994. С. 238-255.

98. Топорков АЛ. «Пиковая дама» в детском фольклоре // Русский школьный фольклор. От «вызываний» Пиковой дамы до семейных рассказов./ Сост. А.Ф. Белоусов. М.: НИЦ Ладомир, 1998. Серия «Русская потаенная литература».—С. 15-36.

99. Успенский Б.А. Анти-поведение в культуре Древней Руси // Избранные труды. Т.1. Семиотика истории. Семиотика культуры. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. — С.З38-3 80.

100. Успенский Б.А. Роль дуальный моделей в динамике русской культуры // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 1 Семиотика истории. Семиотика культуры. — М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. — С.460-476.

101. Успенский Б.А. Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии // Успенский Б.А. Избранные труды. Т. 2. Язык и культура. М.: Школа «Языки русской культуры», 1996. Издание 2-е. - С.67-161.

102. Успенский Б.А. Филологические разыскания в области славянских древностей. Реликты язычества в восточнославянском культе Николая Мирликийского М.: Изд. МГУ, 1982. - 245 с.

103. Ушаков Д.Н. Материалы по народным верованиям великороссов. Гл. 2. // Русское колдовство, ведовство, знахарство. / Сост. М. Северов, Н. Ушаков. СПб.: Литера, 1994. - С. 205-223.

104. Фольклор Приангарья начала XX века (Фонд А.А. Савельева в ГЛМ) Предисловие и публикация В.В. Запорожец // Живая старина. 2000 - № 2. — С.45 —48.

105. Харузин Н.Н. Из материалов, собранных среди крестьян Пудожского у. Олонецкой губ. // О повериях, суевериях и предрассудках русского народа. СПб.: Литера, 1996. - С. 172-207.

106. Цивьян Т.В. Оппозиция мифологическое / реальное в поздних мифопоэтических текстах // Малые формы фольклора. — М.: Восточная литература, 1995. С. 130 -141.

107. Черепанова О.А. Мифологическая лексика русского Севера. — Л.: Наука, 1983.- 169 с:

108. Шумов К., Преженцева Ё. Вступительная статья // Рассказы о полтергейсте и прочей нежити на овине, в избе и бане / Сост., вступит, статья и коммент. К. Шумова, Е. Преженцевой Пермь, Янус.1993. - С. 5-6.

109. Щепанская Т.Б. Собака проводник на грани миров // Этнографическое обозрение. — 1993.-№ 1С. 71-79.