Периодизация "классического" этапа карасукской культуры: по материалам погребальных памятников тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 07.00.06, кандидат исторических наук Поляков, Андрей Владимирович

• Поляков, Андрей Владимирович
• кандидат исторических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат исторических наук Поляков, Андрей Владимирович

ВВЕДЕНИЕ.

Историография.

Актуальность работы, цели и задачи исследования.

Источники.

Методика исследования и терминология.

ГЛАВА I. КАРАСУКСКАЯ КЕРАМИКА ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ.

1.1. История изучения керамики "классического" этапа карасукской культуры.

1.2. Анализ результатов изучения Г.А. Максименковым материалов могильника Сухое Озеро II.

1.3. Сопоставление основных признаков керамики методом горизонтальной стратиграфии.

1.4. Типология керамики из погребений "классического" этапа.

ГЛАВА II. АНАЛИЗ ЭЛЕМЕНТОВ ПОГРЕБАЛЬНОГО ОБРЯДА.

2.1. Расположение и формирование могильников.

2.2. Типология конструкций погребальных сооружений.

2.3. Размещение в могиле тела погребённого и сопроводительного инвентаря.

2.4. Сочетание некоторых категорий бронзового инвентаря с другими элементами погребального обряда.

ГЛАВА III. ВЫДЕЛЕНИЕ ДВУХ ХРОНОЛОГИЧЕСКИХ ЭТАПОВ.

3.1. Обоснование хронологического различия двух выделенных групп погребений.

3.2. Относительная хронология карасукских погребений.

3.3. Географическое распространение памятников и формирование II карасукского этапа.

3.4. Северная контактная зона карасукской культуры.

3.5. Проблема абсолютной датировки и хронологии карасукской культуры.

ГЛАВА IV. ГИПОТЕЗА ФОРМИРОВАНИЯ И РАЗВИТИЯ ПОГРЕБАЛЬНОЙ ТРАДИЦИИ КАРАСУКСКОЙ КУЛЬТУРЫ.

4.1. Формирование карасукской культуры.

4.2. Развитие I карасукского этапа.

4.3. Формирование и развитие II этапа.

4.4. Завершение развития карасукских памятников и формирование каменноложского этапа.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Периодизация "классического" этапа карасукской культуры: по материалам погребальных памятников»

Историография.

Начало изучению памятников карасукской культуры было положено ещё в первой половине XVIII века. Однако, раскопки и сборы проводились без должной фиксации и на данный момент не представляют научной ценности. Они полностью стали достоянием историографии. Подробный и всесторонний анализ деятельности известнейших исследователей того времени Д.Г. Мессершмидта, Г.Ф. Миллера, Н.Г. Гмелина, П.С. Палласа, В.В. Радлова, Д.А. Клеменца проведён Э.Б. Вадецкой, что позволяет перейти к более поздним, сохранившим свою актуальность работам (Вадецкая, 1973, с.91-159).

Историю изучения карасукских древностей можно разделить на четыре ключевых этапа. Первый (конец XIX - начало XX веков), связан с зарождением и формированием самого понятия карасукской культуры, и завершается блестящими работами С.А. Теплоухова, определившими её место в хронологии Южной Сибири (Теплоухов, 1927,1929). Второй этап (1930-50-е гг.) - это период первоначального накопления и изучения материалов карасукской культуры. Итог, подробный анализ основной проблематики с привлечением широкого круга аналогий из сопредельных регионов в большом разделе монографии С.В. Киселёва (Киселёв, 1951). Третий этап (1960-80-е гг.), ознаменовался количественным и качественным прорывом в накоплении материалов благодаря работам Красноярской экспедиции и выделением в составе культуры двух групп памятников. Завершается этап серией монографий и статей, отражающих различные точки зрения на взаимоотношения этих двух групп (Новгородова, 1970; Членова, 1972; Максименков, 1975; Вадецкая, 1986 и т.д.). Последний, четвёртый, этап, начавшийся в 1980-х гг. продолжается до сегодняшнего дня. Исследователи акцентируют более пристальное внимание на вопросах внутренней хронологии двух выделенных групп памятников, их генезиса и культурного взаимодействия. I этап.

Первые научно зафиксированные раскопки карасукских могил произвёл И.П. Кузнецов-Красноярский в 1884 году у села Аскиз, где им было вскрыто 17 погребений. Значительно позднее, в 1907 году, им были исследованы ещё 6 могил у села Синявино. Параллельно подобные комплексы изучались А.В. Адриановым (5 могил у г. Минусинска в 1894 году) и А.Я. Тугариновым (5 могил у с. Лугавское в 1913 году). Последний могильник был позднее доследован (в 1920 году раскопано ещё 2 погребения) и опубликован Г. Мергартом. Перечисленные работы составляют наиболее ранний пласт исследований. Понятие самой карасукской культуры ещё не было введено в научный оборот, однако уже предпринимались первые попытки осмысления накопленного материала и формирования определённой группы памятников эпохи бронзы, близких между собой в отдельных чертах.

Настоящим прорывом в первичном накоплении и анализе материала стали работы выдающегося исследователя С.А. Теплоухова. В период с 1920 по 1928 годы им было раскопано 80 карасукских погребений, входящих в состав 7 могильников (Карасук I, Первомайское I, Ярки I, Подгорное Озеро I, Чарков и Окунев Улус I, II). Тем самым, исследовательская база была более чем удвоена, что предопределило выход на иной уровень осмысления материала. Важным фактором стало комплексное исследование микрорайона Батеней, где на небольшом участке были раскопаны памятники разных эпох, что позволило разработать относительную хронологическую шкалу для Среднего Енисея. Она оказалась настолько удачной, что с некоторыми уточнениями сохраняет свою актуальность до сегодняшнего дня. Результатом стало написание двух работ, которые посвящены археологии Минусинского края в целом, но в данном случае необходимо обратиться к тем их частям, которые освещают вопросы, связанные с эпохой поздней бронзы (Теплоухов, 1927; 1929).

Уже в первой из них, С.А. Теплоухов ввёл в научный оборот название "карасукская" культура (по месту раскопок на реке Карасук), опубликовал результаты своих работ (Ярки I, Карасук I, Первомайское I) и сделал обзор всего накопленного материала (Теплоухов, 1927). Тем самым, была создана определённая научная база и очерчен круг эталонных памятников. На этой работе необходимо остановиться подробнее, поскольку в ней содержатся некоторые наблюдения, которые полностью согласуются с выводами, полученными в предпринятом исследовании. Так, было отмечено, что: ".Могилы с кольцеобразной оградой чаще расположены одиноко и содержат, как мы увидим дальше, более архаичную керамику. По-видимому, они являются более ранними могилами и теснее связаны по внешнему виду с могилами Андроновской культуры. ." (Теплоухов, 1927, с.91). Затем, на странице 101, автор возвращается к этой теме и выделяет несколько типов "богатых" орнаментов, которые считает наиболее архаичными. И делает второе, не менее важное замечание: ".наиболее, по-видимому, поздние [сосуды] имеют скудный орнамент или являются даже совсем не украшенными". Здесь же С.А. Теплоухов отмечает ключевое значение керамики: "Наиболее надёжным руководящим элементом культуры явилась бы керамика, но мы имеем её в ограниченном количестве ." (Теплоухов, 1927, с. 106).

Вторая работа С.А. Теплоухова посвящена общей периодизации культур Минусинской котловины на основе анализа материалов из района Батеней (Теплоухов, 1929). Кара-сукской культуре в ней отведено только несколько абзацев (стр.44-45), но и здесь затронуты важнейшие проблемы, до сегодняшнего дня не нашедшие своего однозначного решения.

С.А. Теплоухов первым выдвигает версию происхождения культуры: "Кара-сукскую культуру я считаю тесно связанной с Андроновской и непосредственно за ней следовавшей." (Теплоухов, 1927, с. 102). При этом отмечаются и юго-восточные аналогии, в частности, с ножами-монетами Китая с которыми С.А. Теплоухов увязывает ножи коленчатой формы (Теплоухов, 1927, с. 106). В результате он приходит к мнению, что формирование происходит: ".под влиянием культуры, зародившейся должно быть в пределах современного Китая, ." (Теплоухов, 1929, с.44). Второе важнейшее мнение - продолжение развития андроновской культуры в лесостепной части западной Сибири, в период существования карасукской культуры в пределах Минусинского края (Теплоухов, 1929, с.44). Впервые С.А. Теплоухов предлагает абсолютную дату культуры - начало первого тысячелетия до нашей эры. II этап.

Начало второму этапу изучения карасукских древностей положил Г.П. Сосновский, раскопавший в конце 20-х годов серию интересных памятников (Орак, Варча I). Значительно позднее первый из них был скрупулезно опубликован М.Н. Комаровой (Комарова, 1975). В дальнейшем научную эстафету приняли В.П. Левашёва и С.В. Киселёв. Они проводили масштабные раскопки карасукских могильников, в целом подтвердившие схему, разработанную С.А. Теплоуховым. В частности, В.П. Левашёва исследовала могильники Быстрая II, Подку-нинский, Мохов I и подготовила очень тщательно выполненные научные отчёты.

Более заметный след оставили исследования С.В. Киселёва. В конце 30-х - начале 40-х годов он предпринял раскопки значительной серии могильников (Усть-Ерба, Усть-Сыда, Сыда I, Усть-Тесь, Тесь I, Кривинское, Бея, Уйбат I). В общей сложности им было исследовано 147 погребений карасукского времени (около 50% всего известного на тот момент материала). Уже в послевоенный период в 1949 году (в 1951 году переиздана) вышла ключевая работа С.В. Киселева, посвящённая археологии Южной Сибири в целом, где содержалась значительная глава, с подробным и всесторонним анализом материалов карасукской культуры (Киселёв, 1951, с.107-183). Это исследование строится уже на основе всех 290 известных на момент написания погребениях. Максимально полная на тот момент основа, вместе со строгим статистическим подходом и широким кругом аналогий, подготовили создание работы, ставшей настольной книгой всех исследователей не только по вопросам карасукской культуры, но и всему кругу проблем археологии Южной Сибири.

Принципиальное значение играет фундаментальность подхода. К обработке привлечены все исследованные на тот момент комплексы, что сближает данную работу с публикацией С.А. Теплоухова (Теплоухов, 1927). С.В. Киселёв как бы наполняет жизнью картину карасукской культуры, пунктиром намеченную его предшественником. Кроме констатации археологических данных (конструкции погребений, погребального обряда, сопроводительного инвентаря и т.д.), автор переходит к их широкой интерпретации, реконструируя элементы быта и традиции. На данный момент многие из этих реконструкций можно назвать спорными, однако, формирование такого нового взгляда на карасукскую культуру является безусловной заслугой С.В. Киселёва. Новое развитие получила и осторожно высказанная С.А. Те-плоуховым теория юго-восточного происхождения карасукской культуры. Обогащенная множеством аналогий в бронзовом инвентаре, она обрела глубокую основу и на долгое время заняла прочные позиции в работах учёных.

По мнению С.В. Киселёва, карасукская культура сформировалась на основе местных афанасьевско-андороновских компонентов, со значительной инфильтрацией переселенцев из Китая. В связи с этим были несколько скорректированы и хронологические рамки культуры. Допуская связь с Шан-Иньским Китаем, и на основе серии других аналогий, С.В. Киселёв предложил датировать карасукскую культуру в рамках 1200 - 700 гг. до н.э. С небольшими изменениями эти хронологические границы принимаются исследователями вплоть до настоящего времени. Работа С.В. Киселёва охватывает широчайший круг аналогий, выходящих далеко за пределы Минусинских котловин. При этом использованы материалы практически всего азиатского региона от Китая до Урала, что создало основу для ориентации сибириеве-дов на периодизацию археологических культур Южной Сибири. Новым элементом в анализе культуры стало использование материалов антропологических исследований проведённых Г.Ф. Дебецом (Дебец, 1932, 1948). Их результаты подтвердили теорию юго-восточного происхождения карасукского населения, показав заметное влияние северо-китайского антропологического типа. Общее состояние характеризовалось, как крайне смешанное с отдельными вкраплениями брахикранных европеоидных черепов.

В отношении керамики С.В. Киселев продолжил линию, начатую С.А. Теплоуховым, выделив серию орнаментов, ведущих своё происхождение от андроновских (ромб, зигзаг, треугольные фестоны и т.д.). В то же время часть керамики, на основании её остродонности и характерной грубой затёртости стенок (и некоторых других признаков), он считал сохранившейся со времён афанасьевской культуры. С.В. Киселёв первым обратил внимание на некоторую несбалансированность памятников северного и южного регионов Хакасии. Им было отмечено непропорциональное распределение оград круглой формы: на юге, в самой Минусинской котловине они известны в единичных случаях, в то время как севернее составляют значительный процент. Своей работой С.В. Киселёв вновь подвёл черту, обработав весь накопленный материал с использованием статистических методик, и предопределил переход на принципиально новый уровень его осмысления.

Параллельно с этими исследованиями, в 40-х годах на территории Хакасии начинает работать А.Н. Липский. Его деятельность характеризуется двумя ключевыми особенностями. Во-первых, он положил начало спасательным раскопкам памятников, обусловленным активной строительной деятельностью в послевоенный период. Во-вторых, "акцент" раскопок был смещён в южный район, где до этого исследований карасукских памятников не проводилось. В частности, им была изучена серия уникальных карасукских погребений в городе Абакане (Абакан I-VIII) и на юге Минусинской котловины (Фёдоров Улус, Бейская Шахта, Аскиз III-IV, Есинская МТС и др.). В публикации посвященной очень интересному могильнику Фёдоров Улус А.Н. Липский обращает внимание на определённую схожесть отдельных карасукских комплексов с афанасьевскими (Липский, 1963, с.78-84). Поводом к этому послужили сосуды округлодонной формы, грубо изготовленные и заметно более архаичные, чем остальная карасукская керамика, ножи коленчатого типа и близость отдельных типов погребальных конструкций. Необходимо отметить, что многие авторы в дальнейшем обращали внимание на некорректность подобного сравнения (Максименков, 1975, с.52-53; Вадецкая, 1986; Лазаретов, 1992, с.46-49; 2001, с. 103). А.Н. Липский использовал для сопоставления суммарный материал, который к этому времени уже рассматривался, как две самостоятельные группы памятников: афанасьевская и окуневская (Комарова, 1947; Кызласов, 1962), а в дальнейшем и как две независимые культуры (Максименков, 1965, 1968; Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980; Вадецкая, 1986).

111 этап.

Новый качественный этап в изучении карасукской культуры связан с работами Красноярской экспедиции ЛОИА РАН под руководством М.П. Грязнова. Основной задачей было проведение спасательных раскопок в зоне затопления, возникающей в результате строительства Красноярской ГЭС. За девять лет (1960-1968 гг.) проведены колоссальные по объёму раскопки памятников Южной Сибири, результаты которых составляют "золотой фонд" южно-сибирской археологии. В работе экспедиции принимали участие: Э.Б. Вадецкая, Л.П. Зяблин, М.Н. Комарова, Г.А. Максименков, М.Н. Пшеницына и многие другие учёные. Всего было исследовано почти 1500 погребений относящихся только к карасукской культуре (а также несколько тысяч погребений других эпох). Это даже трудно назвать прорывом. Число источников увеличилось в четыре раза, что наглядно отражает график накопления материала (Приложение II. Таблица 1.).

Важно отметить ключевые особенности, связанные с работами экспедиции. Во-первых, это переход к раскопкам крупных могильников большими сериями (Сухое Озеро II -550 погр.; Малые Копёны III - 285 погр.; Кюргенер I-II - 183 погр. и другие). До этого наиболее масштабные работы производились С.В. Киселёвым на могильнике Усть-Ерба, где было раскопано 43 погребения. Этот новый подход позволил перейти к изучению внутренней хронологии памятников (Максименков, рукопись), и в дальнейшем ещё должен сыграть значительную роль в изучении карасукской культуры. Во-вторых, исследовались исключительно могильники севера Хакасии (в зоне затопления водохранилища Красноярской ГЭС), что привело к определённому перекосу в изученности разных районов карасукской культуры. Учитывая, что раскопки С.А. Теплоухова и С.В. Киселёва тоже проводились в северной части ареала культуры, диспропорция сложилась колоссальная (в десятки раз). В итоге это отразилось на представлениях некоторых исследователей, считавших, что в юго-западном районе Минусинской котловины встречаются только "атипичные" памятники карасукской культуры (Новгородова, 1970, с. 174). В-третьих, на новый уровень выходит фиксация полевой документации. Стандартизируется система выполнения чертёжных работ. Впервые массово используется фотофиксация.

Кроме того, Красноярской экспедицией проведены первые углублённые раскопки поселения карасукской культуры Каменный Лог I, где были вскрыты пять полуземляночных жилищ. Полученные данные об их конструкции, позволили составить представление об образе жизни и хозяйствования населения того времени. К важнейшим находкам, сделанным при раскопках жилищ, относятся зажимное бронзовое копьё и трёхдырчатые костяные пса-лии. Основываясь на этих артефактах и серии наблюдений, М.П. Грязнов сделал принципиальный вывод о верховом использовании лошади уже на стадии эпохи поздней бронзы Сибири (Грязнов, 1965, с.66; Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968, с.182).

В результате работ Красноярской экспедиции стало возможным разделение культуры на два этапа: собственно карасукский ("классический") и каменноложский, по названию поселения Каменный Jlorl (Грязнов, 1965, с.66). В связи с этим М.П. Грязнов, поддержанный Г.А. Максименковым и Б.Н. Пяткиным, основываясь на продолжительных полевых наблюдениях, предложил схему последовательной смены культур средней и поздней бронзы Южной Сибири (Грязнов, 1965, с.62; Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968; Максименков, 1975). Эта схема подразумевала происхождение карасукской культуры на основе местной андро-новской, с постепенным переходом сначала к "классическому" этапу, а затем в процессе времени его трансформацию в каменноложский этап. Были определены и абсолютные даты двух этапов карасукской культуры: собственно карасукский (или "классический") - XIII-XI вв. до н.э.; каменноложский - X-IX вв. до н.э. (Грязнов, 1979, с.4).

Было высказано мнение, что серьёзной смены населения в этот период не происходило. Все изменения были результатом либо культурных влияний, либо "инфильтрации незначительных групп населения", и связывались с переходом к новым формам хозяйствования (Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968, с. 180). В качестве обоснования приводятся связи "классического" этапа с андроновской общностью, и множественные параллели между ка-менноложскими комплексами и памятниками "типа Баинов Улус" традиционно относимыми к татарской культуре (Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968, с. 186). Последовательность смены самих карасукских этапов мотивируется отсутствием погребений со смешанным инвентарём. Отдельного внимания заслуживает выделение М.П. Грязновым целой свиты культур карасукского типа на обширном пространстве от Центрального Казахстана и Южного При-уралья до Среднего Енисея (Грязнов, 1956-а, с.36-37). Предложенные "10 вариантов карасукской культуры" зачастую, по признанию самого М.П. Грязнова, довольно значительно различаются между собой, и уже в работе этого же года он был вынужден признать, что четыре наиболее западные общности относятся скорее к замараевско-алексеевскому культурному пласту (Грязнов, 1956-6, с.40-41). В дальнейшем и остальные культуры получили самостоятельный статус. Не отрицая отнесения их к единому хронологическому горизонту, исследователи объясняют черты сходства постандроновским характером их происхождения.

Иную точку зрения высказала в серии своих работ H.JI. Членова (Членова, 1963, 1964, 1966, 1968, 1972, 1977, 1992, 1998). Согласно её схеме карасукские племена в Южной Сибири являются пришлыми, и на момент своего появления они застали сосуществующие андро-новскую (на севере) и постафанасьевскую или лугавскую, по ее терминологии, (на юге) общности. В результате "карасукцы" (носители луристанской "волны") смешиваются вначале с "лугавцами", передавая им при этом весь свой "культурный багаж", а затем полностью ассимилируются андроновской группой населения. В данном случае под лугавской культурой подразумевается та самая группа памятников, которая в схеме М.П. Грязнова называется "каменноложским" этапом. Причиной их выделения в более ранний постафанасьевский пласт стали сосуды яйцевидной и шаровидной форм, которые исключительно по данному признаку можно сопоставлять с отдельными афанасьевскими. Поводом же послужила неверная интерпретация А.Н. Липским материалов могильника Фёдоров Улус. Позднее И.П. Лазаретовым было проведено доследование комплекса Фёдоров Улус, убедительно показавшее, ошибочность некоторых представлений А.Н. Липского (Лазаретов, 1992, с.46-49; Lazaretov, 2000, р.258-278).

Отдельная работа H.JI. Членовой посвящена месту окуневской культуры в этой сложной схеме взаимоотношений (Членова, 1977). Мнение о появлении окуневских памятников в Южной Сибири вместе с карасукскими настолько "революционно", что в корне разрушает привычные взгляды на смену культур в регионе и за его пределами. Стоит обратить внимание, что некоторый промежуток времени в пределах Минусинских котловин, сосуществуют четыре принципиально отличные культуры, каждая из которых имеет собственные корни и не связана с остальными. Позднее H.JI. Членова признаёт некоторое изменение своих взглядов на "прародину" карасукской культуры (Членова, 1998). Первоначально предполагалось её проникновение в Минусинскую котловину с юга через Западный Саян из района Синьцзя-на. На сегодняшний день H.JI. Членова скорректировала свою позицию в пользу истоков мигрантов из районов Центрального Казахстана.

Не менее сложные представления о взаимоотношениях культур эпохи поздней бронзы Южной Сибири отражены в работах Э.А. Новгородовой (Новгородова, 1965, 1970). Карасук-ская культура также разделяется на две группы, имеющие разное происхождение. Первая, собственно карасукская, является пришлой и, по мнению автора, происходит из Центральной Азии (Новгородова, 1970, с.171). Вторая, сохраняет местные афанасьевско-окуневские традиции и так же, как и у H.JI. Членовой называется лугавской. На начальном этапе обе эти культуры сосуществуют, занимая разные локальные ниши. Карасукская захватывает центральные районы Минусинской котловины в месте впадения реки Абакан в Енисей, лугав-ская оттеснена в юго-западную часть Минусинской котловины. В процессе хронологического развития происходит продвижение в северном направлении и взаимоассимиляция двух вышеописанных групп. Автор не отрицает и возможности участия андроновской культуры (со стороны Назаровской котловины) в процессе культурогенеза.

Близкую позицию по данному вопросу занимает М.Д. Хлобыстина (Хлобыстина, 1962, 1963, 1967, 1970-а, 1970-6). Мнение этой исследовательницы менее отчетливо отражено в литературе. Более того, существуют заметные противоречия в работах разных лет. Используя всё те же памятники выделяются 3 группы: бейская (аналогичная каменноложскому этапу), батеневская и усть-ербинская (в сумме составляют "классический" этап). Как считает автор, они сосуществуют на территории Минусинских котловин располагаясь "чересполос-но". Основу данной схемы составляет типология карасукских ножей разработанная М.Д. Хлобыстиной (Хлобыстина, 1962). Она построена на измерениях величины центрального угла между лезвием и рукоятью. Бейская группа памятников связывается с коленчатыми ножами и, на основе аналогий с окуневским ножом из Бельтыр, считается более ранней, восходящей к местной традиции. Батеневская и усть-ербинская группы выделяются на основании дугообразных ножей. В ранних работах М.Д. Хлобыстина отрицала их связь с андроновской культурой, но в последней статье на эту тему вынуждена была признать наличие значимых параллелей (Хлобыстина, 1970-а, с. 124-126).

Г.А. Максименков, подводя определённый итог изучению эпохи бронзы Южной Сибири, критически разобрал и довольно точно охарактеризовал принципиальные моменты, объединяющие перечисленные построения (Максименков, 1969; 1975, с.48-49). Все три исследовательницы сходятся на возможности сосуществования в пределах довольно замкнутой области нескольких различных по своему происхождению культур. Кроме того, они пытаются установить прямую связь между энеолитическими культурами (афанасьевская, окунев-ская) и финалом поздней бронзы, явно занижая роль андроновской и карасукской культур в развитии региона. Проводя ревизию доказательной базы подобного подхода, Г.А. Максименков отмечает многочисленные нестыковки и во многом формальный подход при сопоставлении изделий разных хронологических горизонтов. Кроме того, при разработке выше перечисленных концепций (H.JI. Членова, Э.А. Новгородова, М.Д. Хлобыстина) практически не использовались материалы, полученные Красноярской экспедицией. В результате, авторы оперировали базой источников мало отличающейся от использованной в работе С.В. Киселёва (например, Э.А. Новгородова - 270 погребений).

В этот период наметились и новые направления в изучении антропологического типа карасукского населения. Среди исследователей оформилось представление о его значительной смешанности, и возникли сомнения в участии при его формировании северо-китайского типа, как предполагал Г.Ф. Дебец. Более вероятным стало считаться участие местного анд-роновского, и памиро-ферганского компонентов (Алексеев, 1961, с. 163; Рыкушина, 1979, с.24). Более того, Г.В. Рыкушина на основе изучения материалов Красноярской экспедиции отметила присутствие значительного окуневского элемента в антропологическом типе "классического" этапа карасукской культуры (Рыкушина, 1976, с. 198; 1977, с. 154; 1979, с.24), и выявила заметные отличия последнего от каменноложского (Рыкушина, 1979, с.25).

Особое место среди последних крупных работ по карасукской культуре занимает публикация Э.Б. Вадецкой (Вадецкая, 1986). Блестящий анализ источниковедческой и историографической ситуации предопределил ключевое значение данной работы для всего круга культур Минусинских котловин. В ней уделяется значительное внимание основным проблемам связанным с карасукской культурой, и приводится подробная характеристика двух групп памятников ("классической" и каменноложской). Э.Б. Вадецкая высказывает свою точку зрения на формирование карасукских памятников. Соглашаясь с М.П. Грязновым в определении двух последовательных этапов в развитии карасукской культуры (карасукского и каменноложского), она допускает возможность сохранения окуневских традиций.

Вкратце итоги III этапа изучения карасукской культуры сводятся к двум основным явлениям - многократному увеличению базы археологических источников (работы Красноярской экспедиции) и выделению в составе культуры двух групп памятников ("классической" и "атипичной"), по поводу соотношения которых развернулась широкая полемика, так и не окончившаяся выработкой единого мнения.

IV этап.

Современный этап в изучении погребальных памятников карасукской культуры, начавшийся в 80-х годах XX века, связан с двумя группами исследователей. Первая представлена Среднеенисейской экспедицией ЛОИА (позднее ИИМК) РАН, в рамках которой работали П.Г. Павлов, раскопавший два крупных карасукских памятника Сабинка II (94 погр.) и Терт-Аба (94 погр.), Д.Г. Савинов, исследовавший могильник Арбан I (73 погр.) и поселение Торгажак (Савинов, 1996), И.П. Лазаретов - Белое Озеро II (109 погр.). Менее значительные комплексы раскапывались большой группой археологов, среди которых следует отметить Н.А. Боковенко, Н.Ю. Кузьмина, Е.Д. Паульса, М.Л. Подольского. Второй группой исследователей, проводящей раскопки карасукских памятников, стали представители хакасской школы археологии. Необходимо отметить К.Г. Котожекова, исследовавшего комплексы Аба-кано-Перевоз II (28 погр.) и Подкунинские Горы (37 погр.), и А.И. Поселянина, проводившего спасательные раскопки могильника Белый Яр V (77 погр.).

По-прежнему интенсивные темпы изучения погребальных памятников в этот период приобрели несколько иные акценты. В противовес работам Красноярской экспедиции, исследовавшей могильники исключительно северной части ареала культуры, новейшие раскопки сконцентрированы в южных районах, и в значительной степени заполняют существовавшую лакуну. Можно сказать, что на сегодняшний день дисбаланс в изученности отдельных районов карасукской культуры почти устранён. По возможности продолжает соблюдаться принцип сплошного обследования могильников, когда раскопкам подвергаются все погребения одного комплекса (Терт-Аба, Сабинка II, Арбан I, Белое Озеро И, Белый Яр V). В сочетании с работами Красноярской экспедиции это даёт основание рассчитывать на возможность построения хронологической колонки погребений для любого из районов.

Новейшие раскопки могильников, относящихся к каменноложскому этапу культуры, значительно расширили представление исследователей о его особенностях и уточнили взаимосвязи, как с более ранними карасукскими погребениями, так и с относительно более поздними скифскими комплексами (тагарская культура). Особое значение имеет полностью раскопанный И.П. Лазаретовым уникальный каменноложский могильник Белое Озеро II (109 погребений), где может быть прослежена внутренняя хронология его развития и наблюдается постепенный переход к памятникам "типа Баинов Улус".

Антропологические исследования сконцентрировались на введении в научный оборот и анализе материалов полученных при раскопках новых могильников из южной части ареала культуры (Громов, 1991, 1995). Систематизируются и устанавливаются данные химического анализа бронз этой группы (Хаврин, 2001). Уточняются связи с юго-восточной Азией с целью получения более обоснованных абсолютных датировок (Варёнов, 1984,1997,1999,2004-а, 2004-6, 2005-а, 2005-6,2005-в).

Кроме погребальных комплексов, продолжаются исследования поселений карасукской культуры. Среди них особое значение приобрели результаты раскопок поселения Тор-гажак, где полностью исследованы семь полуземляночных жилищ и примыкающее к ним пространство (Савинов, 1996). Это первые масштабные исследования поселений ранней "классической" части культуры. Получена значительная серия керамики и других материалов, составлены реконструкции карасукских жилищ. Особое значение раскопкам поселения Торгажак придало обнаружение серии гравированных галек. Выявление нового пласта графического искусства карасукской культуры активизировало изучение всего изобразительного наследия эпохи бронзы Среднего Енисея.

К сожалению, за период после обобщающей работы Э.Б. Вадецкой (Вадецкая, 1986) не вышло ни одного крупного аналитического исследования посвященного карасукской культуре. Авторы ограничивались статьями и монографиями публикационного характера (Савинов, 1996; Павлов, 1999; Паульс, 2000; Лазаретов, 1992, 1995) и небольшими исследованиями сугубо частных вопросов.

На современном этапе развития научных взглядов исследователями чаще используется схема М.П. Грязнова. На сегодняшний день известен уже один случай прямой стратиграфии материалов двух этапов. Поверх сгоревшего карасукского поселения Торгажак стоял целый сосуд, относящийся к каменноложскому этапу (Савинов, 1996). О такой последовательности памятников говорит и анализ планов крупных могильников Карасук I-IV, Арбан I, Белое Озеро, Подкунинские Горы, где каменноложские курганы занимают периферийное положение по отношению к собственно карасукским. Таким образом, вопрос относительной хронологии на данный момент отчасти потерял остроту.

В отношении происхождения карасукской культуры большинство исследователей отдают предпочтение районам Центрального и Восточного Казахстана. Впервые эта точка зрения была высказана М.П. Грязновым (Грязнов, 1956-6), но и сейчас она не утратила своей актуальности (Кызласов, 1971, с.170-188; Вадецкая, 1986, с.60-65; Лазаретов, 1995, с.45; Чле-нова, 1998; Паульс, 2000). Этому способствуют действительно многочисленные параллели, отмечаемые в керамике и погребальном обряде.

Сложнее обстоит ситуация с другими сохранившими свою актуальность проблемами. До сих пор не нашёл окончательного решения вопрос об абсолютных датах культуры. По-прежнему используется дата предложенная, но практически не обоснованная М.П. Грязновым - XIII-IX вв. до н.э. Продолжается дискуссия, начатая С.А. Теплоуховым и С.В. Киселёвым, относительно роли элементов, имеющие центральноазиатское и северокитайское происхождение (Теплоухов, 1927; Киселёв, 1951). На современном этапе изучения культуры они чаще относятся к "каменноложскому" этапу, хотя некоторые изделия, например ножи с "трёхкнопочным" навершием, фиксируются только в "классических" памятниках (Вадецкая, 1986; Лазаретов, 1993; Lazaretov, 2000; Паульс 2000, с.114; Khavrin, 1992). В итоге следует признать, что, не смотря на значительный объём накопленной за годы изучения литературы, многие направления в изучении культуры не просто сохраняют актуальность, а являются остро дискуссионными, и вызывают живой интерес учёных.

Актуальность работы, цели и задачи исследования.

Основные комплексные исследования, посвящённые вопросам внутренней хронологии карасукской культуры, были написаны в 60-х - 70-х годах, и их главной задачей было выделение "каменноложского" этапа (лугавской культуры или бейской группы) (Грязнов, 1965; Хлобыстина, 1963; Максименков, 1964; Новгородова, 1970; Членова, 1972). Публикация Э.Б. Вадецкой упорядочила точки зрения на принадлежность конкретных памятников к той или иной группе и подвела итоги изучения материалов (Вадецкая, 1986). Были определены ключевые критерии выделения погребений "каменноложского" этапа. В итоге, появилась объективная необходимость отдельного изучения двух самостоятельных групп памятников. Последние годы основное внимание исследователей было приковано к сложной, и от того более острой, проблеме "каменноложского" этапа (Членова, 1972; Паульс, 1983; Кызласов, 1988; Боковенко, Сорокин, 1995; Зубков, Наглер, Кайзер, 2002; Лазаретов, 1993, 1995 и т.д.). При этом намного более значительная "классическая" группа памятников по большей части оставалась "в тени", и на данный момент возникла серьёзная необходимость полной ревизии этих долгое время не востребованных материалов.

Занимался этой темой только Г.А. Максименков. В своей не опубликованной монографии посвященной крупнейшему исследованному могильнику Сухое Озеро II (550 могил), он поставил вопрос о внутренней хронологии собственно карасукского этапа (Максименков, рукопись). Используя материалы этого комплекса в сравнении с двумя другими крупными могильниками (Малые Копёны III и Карасук I), Г.А. Максименков предположил наличие в его составе нескольких существовавших последовательно групп погребений. Указанная работа имеет ключевое значение, так как впервые привлекает внимание исследователей к этой не изученной теме, ставится проблема, и проводятся первоначальные изыскания, результаты которых во многом легли в основу представленной работы.

Таким образом, актуальность изучения внутренней хронологии "классического" этапа культуры базируется на двух основных положениях. Во-первых, слабой исследованности этого вопроса, которым кроме Г.А. Максименкова никто не занимался. Во-вторых, наличием огромного количества практически не изученных материалов. В частности, в результате работ Красноярской и Среднеенисейской экспедиций ИИМК РАН было исследовано свыше 1800 погребений этого времени, а опубликованы, и тем самым введены в научный оборот, материалы раскопок только двух могильников Малые Копёны III и Терт-Аба (Зяблин, 1977; Павлов, 1999). Такие колоссальные по своим размерам и значимости комплексы, как Сухое Озеро II, Кюргенер 1-Й, Карасук I по-прежнему остаются за рамками исследований. Кроме того, с началом работ Красноярской экспедиции происходит переход к изучению могильных полей крупными сериями (свыше 100 могил), что позволяет начать исследование их плани-графии (Сухое Озеро II - 550 могил; Малые Копёны III - 285 могил; Кюргенер I-II - 183 могилы; Карасук 1-117 могил). Эта тенденция сохранилась и в работах Среднеенисейской экспедиции. В южных районах ареала культуры крупных могильников не обнаружено, но многие комплексы, исследовавшиеся последние десятилетия, по возможности раскапывались полностью (Терт-Аба - 94 могилы; Сабинка II - 94 могилы; Арбан I - 72 могилы; Белое Озеро II - 110 могил; Белый Яр V - 77 могил).

Основная цель исследования - изучение процессов формирования и развития памятников карасукской культуры. По-прежнему вызывают острые дискуссии такие принципиальные вопросы, как происхождение карасукской традиции, участие в её формировании различных археологических культур, взаимоотношения "классического" и каменноложского этапов, степень интеграции материалов Среднего Енисея в общую картину эпохи бронзы Сибири. На сегодняшний день назрела серьёзная необходимость радикальной ревизии всех накопленных материалов. В дальнейшем это позволит не только значительно расширить наши знания о различных аспектах погребального обряда карасукской культуры, но и получить представление о процессах развития происходящих в обществе. Есть все основания полагать, что введение в научный оборот и анализ значительно расширившегося круга источников позволит в перспективе решить многие из этих вопросов. Именно эта цель и ставится при проведении данного исследования. Учитывая сложную и очень обширную проблематику, связанную с существованием в составе культуры двух групп памятников, целесообразно ограничиться изучением только одной из них - "классической". Эта группа значительно менее изучена, не смотря на заметно большее число материалов.

Непосредственной задачей, решаемой в ходе проведения исследования, является разработка относительной хронологии ранне-карасукских погребальных памятников. Существование крупных могильных полей, насчитывающих свыше тысячи курганов, не оставляет сомнений в продолжительном периоде использования карасукских кладбищ "классического" этапа. Построение периодизации выбрано в качестве отправной точки, так как только понимание процессов, происходящих в культуре, позволит подойти к решению целого круга проблем. В этих рамках решается значительный круг менее масштабных задач: формирование типологии керамики и погребальных конструкций, анализ других элементов обряда и их сопоставление друг с другом. В итоге это позволяет обосновано выделять несколько хронологических горизонтов, играющих принципиальную роль в развитии карасукских древностей.

Источники.

Информационная база раскопанных на сегодняшний день археологических памятников "классического" этапа карасукской культуры очень обширна. Всего на момент написания исследования раскопкам подверглись 103 могильника относящиеся к "классическому" этапу культуры (рис.1). Изучено около 2500 погребений этого времени. Все они в той или иной степени используются в данной работе с учётом сохранности сведений по этим комплексам. Основные данные получены из архивов ИА, ИИМК и по личным сообщениям авторов раскопок (Приложение I). Необходимо выразить благодарность всем исследователям, предоставившим свои не опубликованные материалы для проведения данного исследования: Н.А. Боковенко, Э.Б. Вадецкой, Э.Н. Киргинекову, И.П. Лазаретову, Н.В. Леонтьеву, М.Л. Подольскому, А.И. Поселянину, М.Н. Пшеницыной, Д.Г. Савинову.

Значительно сложнее обстоит ситуация с поселенческими материалами "классического" этапа карасукской культуры. Информация, полученная на сегодняшний день, чрезвычайно немногочисленна и фрагментарна. Научным раскопкам подвергались только 4 поселенческих комплекса, относящихся к этому времени, что связано в первую очередь с их малочисленностью. Карасукская культура относится к разряду так называемых "курганных" и нет никаких оснований ожидать в ближайшей перспективе обнаружения большого числа новых поселенческих памятников. Причина подобного явления кроется, по всей видимости, в географических условиях региона, в частности широких границах перемещения русел и проток двух рек - Абакана и Енисея. Кроме того, строительство Красноярской ГЭС привело к затоплению очень значительной части береговой черты и как следствие уничтожению большинства участков, где поселения могли располагаться.

Из четырёх поселений "классического" этапа, частично раскопанных на сегодняшний день, только одно - Торгажак - исследовано на большой площади (более 1300 кв.м.) и представляет собой комплекс из 7 жилищ (Савинов, 1996). Поселение является однослойным и, по мнению автора раскопок, относится к наиболее позднему хронологическому пласту "классического" этапа (Савинов, 1996, с.46). Полученные материалы, с одной стороны заметно отличаются от обнаруженных при раскопках погребений (значительный процент сосудов с валиками, костяные наконечники стрел, гравированные гальки и т.д.), с другой демонстрируют явную близость с могильниками именно этой части ареала культуры. Три других комплекса - Каменка IV (96 м.кв.), Тепсей XII (часть землянки 2x2 метра и сборы), Тунчух (одно жилище 9 х 10 метров) представляют собой слишком фрагментарные раскопки, чтобы на их анализе делать далеко идущие выводы.

В результате можно констатировать, что поселенческие материалы не достаточны для их самостоятельного анализа. Отсутствие многослойных поселений, малое число комплексов, их географическая привязка к южной части ареала культуры - всё это в сумме не позволяет проводить сравнительный анализ, как поселений между собой, так и с близлежащими погребальными памятниками (за исключением связки: Торгажак - Арбан I - Фёдоров Улус). Перспективы серьёзного изучения карасукских поселений появятся только в том случае, если будут исследованы ещё 2-3 крупных поселенческих комплекса (значительными площадями - до 1000 кв.м.) в разных частях ареала культуры.

На сегодняшний день поселенческая и погребальная составляющие карасукской культуры не равнозначны. Существующий перекос вызван объективными причинами и не может быть устранён в обозримом будущем из-за малочисленности карасукских поселений и сложности их обнаружения. Следовательно, необходимо принять ситуацию такой, как есть, и при изучении культуры опираться, прежде всего, на материалы раскопок могильников, а данные по имеющимся поселениям, использовать как дополнительные. Подобный подход, конечно же, имеет свои минусы, но вызван исключительно сложившейся ситуацией.

К сожалению, существуют проблемы и при изучении погребальной карасукской традиции. Из использованных в работе 2483 погребений только 23 по данным отчётов не были потревожены (менее 1%). Ограбления проводились неоднократно, начиная с тагарского времени и вплоть до XIX века. Карасукские ящики зачастую переиспользовались для совершения более поздних захоронений, особенно в течении подгорновского и тесинского этапов татарской культуры (более 100 случаев). В результате, подавляющее число карасукских могил, либо пусты, либо содержат часть значительно переотложенных костных останков погребённых и сопроводительной пищи, а также керамику. Число предметов инвентаря, обнаруженных в погребениях, заметно не соответствует количеству раскопанных могил. В 2483 исследованных погребениях найдено всего 38 бронзовых ножей, хотя на основании обряда можно предположить, что они должны встречаться в большинстве взрослых погребений (до 1500). Аналогичная ситуация и с другими категориями инвентаря (лапчатыми подвесками, зеркалами, биконическими перстнями и т.д.). Приходится констатировать, что база артефактов, необходимых для проведения типологических построений, мала, и использовать бронзовый инвентарь в качестве стартовой площадки при изучении внутренней хронологии, не представляется возможным.

Однако при всей катастрофичности описанного выше явления существует одна особенность, позволяющая рассчитывать на положительный результат исследования. При довольно ограниченном числе бронзовых изделий из карасукских погребений в нашем распоряжении имеется представительный набор керамических сосудов. Всего для проведения исследования керамики использованы изображения 1337 сосудов, происходящих из наиболее крупных карасукских могильников, что составляет 80% от всего объёма известного на данный момент материала (1671 сосуд). Ещё значительная часть комплексов (около половины оставшихся), также известны автору и имеются в виде изображений, но не были включены в работу по причине малочисленности серий (до 10 сосудов) или отрывочности материала. Можно сразу оговориться, что они не входят в противоречие с полученными выводами, и будут упоминаться в качестве дополнительных данных.

Ключевым источником, на котором базируется работа, являются планы крупных карасукских могильников. Как уже отмечалось в разделе историографии, первые подробные планы начали составляться только в ходе работ Красноярской экспедиции. В результате, комплексное изучение серии планов ещё никем не проводилось. Единственное исследование с применением сопоставления керамики из разных частей одного могильника - это рукопись Г.А. Максименкова "Карасукский могильник Сухое Озеро II". Этой работе, во многом предопределившей ход данного исследования, посвящён отдельный раздел.

На сегодняшний день в распоряжении автора имеются планы всех крупных (свыше 100 погребений) карасукских могильников раскопанных Красноярской экспедицией: Сухое Озеро II - 550 могил; Малые Копёны III - 285 могил; Кюргенер I-II - 183 могилы; Карасук I - 130 могил. Кроме того, к исследованию будут привлечены и все планы средних по размеру могильников (от 50 до 100 погребений), некоторые из которых раскопаны целиком: Барсучиха I - 70 могил; Тагарский Остров IV - 69 могил; Белоярск II - 53 могилы; Сабинка II - 94 могилы; Терт-Аба - 94 могилы; Арбан I - 72 могилы; Белый Яр V - 77 могил. Исследование планов более мелких могильников не представляет значительного интереса, и они будут привлекаться только в качестве дополнительного материала.

Методика исследования и терминология.

На основании описанных выше источников, можно предложить практически единственную схему проведения исследования, наиболее полно отвечающую сложившейся ситуации. В виду отсутствия стратифицированных поселений, наиболее надёжной основой может стать изучение формирования и развития крупных могильников. Поскольку единственной массовой категорией инвентаря является керамика, в основу работы положено комплексное исследование методом горизонтальной стратиграфии распределения отдельных элементов орнамента и формообразующих признаков керамических сосудов по территории карасукских могильников. Подобное распределение позволяет установить наличие или отсутствие в составе могильников групп погребений, имеющих особенности в керамическом инвентаре, и степень их различий. Создание собственной типологии керамики позволило чётко определить и зафиксировать указанные различия. Удалось установить, что одна из этих групп во всех случаях занимает центральное положение, другая - периферийное.

На втором этапе работы был проанализирован максимально широкий круг источников и разработаны типологические схемы погребальных конструкций, и некоторых категорий другого сопроводительного инвентаря (с учётом уже полученных результатов). Всё это позволило убедиться, что группы погребений, сформированные на основе типологического анализа керамики, имеют заметные отличия и по целой серии других признаков. Появились основания утверждать, что в составе "классического" этапа карасукской культуры присутствуют две группы погребений, имеющие принципиальные отличия. Анализ всей суммы указанных различий позволил считать их проявлениями хронологического развития карасукских памятников и выделить два последовательных этапа.

В итоге работы была сформулирована гипотеза генезиса и развития погребальных памятников "классического" этапа карасукской культуры, отталкивающаяся от полученных результатов. В её рамках рассмотрены такие вопросы, как: формирование культуры, причины возможности выделения двух последовательных этапов, взаимоотношения "классического" и каменноложского этапов культуры. Вкратце проведена ревизия проблемы абсолютной датировки памятников.

В процессе работы использовались многие традиционные методики, широко распространённые в археологических исследованиях: типологический метод, метод сравнительного анализа, статистический метод, метод горизонтальной стратиграфии, картографирование

Отдельно необходимо остановиться на проблеме терминологии. К сожалению, за годы исследования карасукских погребений накопилось значительное число вариантов нумерации погребальных комплексов, что вносит значительную путаницу при обращении к этим источникам. При проведении исследования будет использована наиболее удачная из существующих схем, разработанная и активно применявшаяся М.П. Грязновым в работах Красноярской экспедиции. В её основу положены такие ключевые термины, как курган, ограда, могила, погребение.

В качестве наиболее крупной целостной единицы принимается курган, как независимый объект, отделённый от других курганов свободным пространством. В составе кургана может быть одна, или несколько оград примыкающих друг к другу, и образующих, таким образом, систему. Их нумерация, в таком случае, ведётся для каждого кургана независимо.

В свою очередь ограда, представляет собой некоторое ограниченное пространство, намеренно выделенное для совершения захоронений. В карасукской культуре ограда конструктивно выделяется по периметру стенками и может содержать одну или несколько могил. В некоторых случаях сооружаются системы оград, из которых одна является центральной, а остальные к ней пристраиваются.

Могила представляет собой ещё более ограниченное пространство, в котором собственно и производится погребение. Причём в карасукской традиции они могут быть как опущенные в яму, так оформленные на поверхности в виде цисты или наземного ящика находящегося в теле насыпи. Чаще всего в пределах одной ограды расположена одна центральная могила, но в некоторых ситуациях, могилы могут быть 2 и более. Обычно одна могила содержит одно погребение, но известны случаи парных, и даже коллективных захоронений.

В качестве наименьшей единицы системы принято погребение - захоронение одного человека со всем комплексом сопроводительного инвентаря. Чаще всего в карасукских могильниках одна могила содержит одно погребение, но известно и около 50 случаев парных захоронений (2 погребения в одной могиле). Два последних термина очень близки и часто могут использоваться, как синонимичные.

Ещё одна терминологическая проблема - продолжающиеся дебаты относительно наименований двух основных групп памятников. В работе будет использоваться названия, предложенные М.П. Грязновым - карасукский (или "классический") и каменноложский этапы. Что бы избежать терминологической путаницы, следует сразу оговориться, что во всех случаях термин "карасук" (карасукская, карасукский и т.д.) относится только к "классическому" этапу культуры. В тех ситуациях, когда будет необходимо обратиться к материалам позднего каменноложского этапа, это будет оговариваться отдельно.

В результате исследования будут выделены локальные варианты. Необходимо заранее очертить границы этих районов, которые будут в дальнейшем упоминаться в работе (рис.2). Исходя из уже полученных результатов, есть основания выделять 3 ключевых района: северный, центральный и юго-западный. Причём эти термины применяются исключительно к ареалу карасукской культуры. Северный район охватывает памятники, расположенные на территории Чулымо-Енисейской и Сыда-Ербинской котловин, а также в самой северной части Минусинской котловины (до Подкунинских Гор). По своей южной границе он полностью совпадает с зоной распространения андроновских памятников на Среднем Енисее. Следующий, центральный район, занимает среднюю часть Минусинской котловины с центром в месте впадения реки Абакан в Енисей. Его границы довольно условны, так как восточная часть до сегодняшнего дня остаётся очень слабо исследованной. Причём необходимо обратить внимание, что в обоих случаях нет деления на левобережные и правобережные комплексы, которое традиционно сложилось в литературе. Последний, юго-западный район, расположен в юго-западной части Минусинской котловины вдоль течения реки Абакан. Границы между районами весьма условны. Зачастую памятники, занимающие промежуточное положение демонстрируют признаки обоих районов, на границах которых он расположен. Кроме того, некоторые артефакты или явления могут иметь самостоятельный ареал, распространяясь по своим законам. Указанные районы лишь отражают наиболее заметные, качественные отличия, связанные, как будет показано в дальнейшем, в том числе и с хронологией карасукской культуры.

Заключение диссертации по теме «Археология», Поляков, Андрей Владимирович

ные выводы. Его малочисленность позволяет осторожно предположить, что это население могло в первооснове совершать безынвентарные погребения, а появление керамики в могилах является результатом восприятия карасукской традиции.

Очень интересны две проблемы: откуда могли прийти указанные мигранты, и как происходил процесс их интеграции в карасукское общество. Последний вопрос кажется практически не разрешимым на современном этапе исследованности. Можно только предполагать, что этому процессу способствовали общие андроновские корни обеих групп населения. Не менее сложен вопрос об истоках миграционной волны. Учитывая обширность просторов, на которых расселились носители саргары-алексеевской традиции, и отражённый характер самих материалов, вряд ли это удастся установить в ближайшее время. Можно только выдвинуть гипотезу, что их появление в карасукской среде как-то связано с процессом географического расширения границ карасукской культуры в южном направлении. Стоит отметить, что на стоянке Тоора-Даш в Саянском каньоне Енисея (к югу от Минусинской котловины на границе с Республикой Тыва) окуневский культурный слой сразу сменяется материалами эпохи поздней бронзы (слои VIII-IX). Они представлены фрагментами керамики с ямками, косыми насечками и валиками, в целом схожими с выделенной посудой VII типа. Никаких следов собственно карасукских материалов на этой стоянке обнаружено не было (Семёнов, 1983; Семёнов, 1997, с.157-160).

Южнее на территории современной Республики Тыва, к этому времени относятся памятники монгун-тайгинского типа (Чугунов, 1994, с.43-53). Они представлены погребениями в грунтовой яме на левом или правом боку с ориентировкой в западном направлении. К сожалению, памятники монгун-тайгинского времени отличаются безынвентарностью, однако, немногочисленные находки которые всё-таки были сделаны (бронзовые кольца в 1,5 оборота; кремнёвые наконечники с вогнутым основанием), указывают на их синхронность карасукской культуре (Чугунов, 1992, с.31-33). Практически все перечисленные признаки памятников соответствуют искомым (керамика, использование грунтовых ям, погребения на правом боку, ориентировка в западном направлении, безынвентарность). Таким образом, предположение о происхождении указанного импульса с южного направления, кажется вполне обоснованным. Однако это не исключает и других вариантов, тем более что памятники саргары-алексеевского типа известны и в бассейне Оби (Шамшин, 2005-а, с. 152-153; Шамшин, 2005-6, с.98).

4.3. Формирование и развитие II этапа.

Проблема формирования II хронологического горизонта карасукских памятников стоит не менее остро, чем вопрос происхождения культуры в целом. Отчётливо выделяется целый спектр составляющих, которые дают основание его обособить и описать. Подобное многообразие заставляет подходить к этому вопросу с особой осторожностью и не торопиться с выводами. На сегодняшний день можно выделить три ключевых компонента, определяющих своеобразие II этапа от более ранних памятников. Это развитие собственно карасукской традиции, появление новых элементов, восходящих своими корнями к андроновской общности, и некоторые категории инвентаря, связывающие II этап с юго-восточными районами Центральной Азии. Кроме того, эту картину осложняет вкрапление отдельных признаков, которые могут относиться к окуневской культуре. Отдельное значение в этой связи имеет районирование указанных компонентов, что позволяет выделять в рамках II этапа отдельные провинции.

Наибольший вес, конечно, составляет процесс развития карасукских традиций прослеженный ещё на I хронологическом этапе и продолжающий своё поступательное движение. В первую очередь, это унификация и стандартизация погребального обряда. Продолжается избавление от редких и уникальных признаков. Практически полностью исчезают ограды круглой формы, пропадают сооружения сложенные методом горизонтальной кладки, становятся совсем единичными случаи погребения в наземных цистах. Значительно снижается число пристроек к одной основной ограде, их система постепенно упорядочивается, всё реже в пристройках хоронят взрослых членов общества. Увеличивается число сосудов в могиле, теперь их становится минимум два, а нередко заметно больше (до семи).

Сложнее обстоит ситуация с самим инвентарём. В его отношении значительную роль играет указанное районирование. В северной провинции сохраняются более традиционный набор инвентаря и практически не изменяются формы сосудов (рис.111). Только оформление шейки в виде уступа сменяется широкими каннелюрами, и заканчивается процесс окончательного перехода к круглой форме дна. Совершенно не изменяется погребальный костюм: весь набор элементов абсолютно традиционен (височные кольца, пронизки, нашивные бляшки, аргиллитовые бусы, обоймочки). Инновационные категории бронз фиксируются в этой провинции только в исключительных случаях и позволяют чётко маркировать определённый хронологический горизонт. Кроме того, в северный район так и не проникают традиции погребения на правом боку или с западной ориентировкой. Всё это позволяет считать, что в Чулымо-Енисейской и Сыда-Ербинской котловинах влияние новой "культурной волны" практически не ощутимо.

Принципиально иная ситуация в центральном и юго-западном районах, где гораздо большее влияние имеют новые признаки. Здесь консерватизм карасукской культуры проявляется в основном в конструкциях погребальных сооружений. Зато в обряде заметную долю приобретают погребения на правом боку или с ориентировкой в западном направлении. Наряду с традиционно "бедными" карасукскими изделиями появляется целый набор бронзовых вещей, в основном относящихся к категории женских украшений. Появляются новые формы и признаки ножей (III и IV типы), а также серпы сосново-мазинского типа (поселение Торга-жак, могильник Подсиняя I м.2). Заметно изменяются формы карасукских сосудов, прослеживается тенденция к яйцевидной или вновь уплощённой форме дна (рис.112, 113). Изменяется способ нанесения орнаментов и их набор.

В составе этой инновационной "волны" можно выделить два отчётливых компонента. Первый представлен изделиями и орнаментами, восходящими к андроновской традиции (Аванесова, 1991). Это лапчатые привески, зеркала, литые биконические перстни, многоярусные бляшки, сосново-мазинские серпы и набор геометрических орнаментов, несколько отличающийся от того, который наблюдался на керамике I этапа. Культурную принадлежность второй составляющей трудно определить, но все параллели прослеживаются в юго-восточном направлении (территория современной Монголии и Северного Китая). К этой группе относятся: ножи III и IV типов, серьги со шпеньками, орнамент в виде кнопок на бронзовых изделиях и некоторые более редкие изделия и явления (рис.123, 124).

На первый взгляд существующие аналогии имеют диаметрально противоположную направленность и не могут входить в состав единой "культурной волны". Однако есть несколько наблюдений, косвенно подтверждающих сочетание признаков, имеющих различное происхождение. В частности, на ножах III и IV типов наблюдается комплекс орнаментов, относящихся к андроновской традиции (треугольные шевроны, ромбы). К тому же сами они в тех случаях, когда зафиксированы в женских погребениях, сочетаются с уже перечисленным набором украшений, имеющих андроновские корни, и керамикой, с геометрической орнаментацией. Можно сказать, что в составе карасукских погребений два этих инновационных компонента неразрывно связаны, и формируют единый круг источников. На основании имеющихся данных можно осторожно предположить, что они связаны с единым процессом, вероятно выражающемся в появлении новых групп населения, объединяющих в своей культуре оба компонента.

Есть все основания полагать, что искомая группа мигрантов была зафиксирована ещё на завершающей стадии предыдущего I этапа и связана с распространением погребений, содержащих керамику VII типа. В частности, погребения этой группы проявляют некоторые признаки, которые в дальнейшем будут характеризовать II этап. Это погребения на правом боку, ориентировка в западном направлении и некоторые элементы орнаментов керамики (косые насечки, вертикальный зигзаг и другие). К сожалению, среди материалов этой группы полностью отсутствуют инновационные бронзовые изделия, ярко характеризующие II этап.

Если следовать этому предположению, то становятся понятными локальные особенности II этапа. Наиболее вероятно, что носители саргары-алексеевской традиции могли проникнуть в Минусинские котловины с юга. И именно с этим направлением связаны все инновационные явления, позднее распространяющиеся в погребениях карасукской культуры. Наиболее ярко это заметно на примере ориентировки погребённых. Этот признак вначале появляется в самых южных могильниках, и со временем проникает севернее, распространяясь по ареалу культуры. Направление, с которого в данном случае оказывается влияние, устанавливается безошибочно. Более того, сходные данные получены при изучении антропологами локальных карасукских групп (Рыкушина, 1980).

Общую картину можно реконструировать следующим образом. На стадии I этапа начинается карасукская экспансия в южном направлении. При этом уничтожается или ассимилируется "прослойка" (вероятно окуневской культуры), отделяющая карасукское население от районов Верхнего Енисея, занятого носителями монгун-тайгинской культуры. В результате на южной границе возникает новая контактная зона. На начальной стадии взаимодействия по всей территории культуры фиксируется появление одиночных погребений или небольших групп курганов, связанных с переселенцами с юга. Они хорошо выделяются на фоне собственно карасукских погребений, так как процесс ассимиляции находится в начальной стадии. Карасукское население достаточно консервативно, и в этот момент отчётливого влияния на карасукскую среду мигранты не оказывают. В дальнейшем, продолжающиеся контакты на южной границе приводят к более активному взаимодействию. В карасукском погребальном обряде южных районов начинают проявляться новые черты и иной сопроводительный инвентарь. В первую очередь это новый набор женских украшений, то есть новый погребальный, а, возможно, и этнический костюм. Можно предполагать сильное влияние в процессе взаимной ассимиляции экзогамных браков. Именно поэтому основные инновационные черты связаны с женскими украшениями и глиняной посудой, которую, по мнению М.П. Грязнова, изготавливали женщины (Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968, с. 183).

К сожалению, описанная схема на сегодняшний день весьма гипотетична. Основная причина - безынвентарный обряд погребений монгун-тайгинской культуры. В результате практически не известна материальная культура этого населения, исследование которой могло бы подтвердить или опровергнуть предложенную концепцию.

Развитие карасукских памятников II этапа практически не удаётся уловить. Вероятно, это связано с целым комплексом причин, в который входят районирование памятников, относительно короткий период самого этапа, завершение большинства процессов развития. Всё это приводит к тому, что объективно выделить самостоятельные горизонты в его рамках пока не удаётся. Можно только отметить, что в отдельных случаях в конкретных могильниках удаётся проследить относительную хронологию погребений II этапа, но это достигается строго индивидуальным подходом. Например, в северном районе относительно ранний пласт погребений II этапа выделяется на основании сохранения некоторых типов сосудов, характерных для I этапа. В южных памятниках, наоборот, выделяются группы могил, которые объединяются большим числом признаков, свойственных каменноложскому этапу. Это позволяет считать их относительно поздними. Однако сформулировать общие принципы одинаково действенные по всему ареалу культуры пока не удаётся.

Отдельно необходимо остановиться на связи окуневской и карасукской культур. Наиболее последовательно эту точку зрения отстаивает Э.Б. Вадецкая (Вадецкая, 1986, с.62). Она полагает, что роль окуневской и андроновской групп населения в формировании карасукской культуры вполне сопоставима, и можно проследить вполне отчётливые следы преемственности. С подобным подходом трудно согласиться. Как уже отмечалось, в процессе формирования культуры и на I этапе её развития никаких следов воздействия окуневской традиции не наблюдается. Это объясняется различными географическими районами, занимаемыми представителями двух групп населения (рис.127). Сложнее обстоит ситуация с карасукскими памятниками II этапа, особенно, в южной части ареала культуры, где они хронологически, по всей видимости, непосредственно следуют за окуневскими погребениями. Необходимо признать, что отдельные свидетельства контактов представителей двух культур действительно прослеживаются, но утверждать на этом основании, что окуневская традиция приняла ощутимое участие в формировании карасукских древностей, кажется не обоснованным.

Необходимо подробнее рассмотреть основные доводы, используемые Э.Б. Вадецкой:

1. "Наиболее отчётливо окуневское влияние сказалось на карасукских фигурных бронзах." (Вадецкая, 1986, с.62). Речь идёт о двух ножах с зооморфными навершиями, найденными в погребениях. Никаких других "фигурных" бронз в карасукских могилах не обнаружено. Э.Б. Вадецкая считает, что ".для обеих культур характерна реалистичная манера изображения животных, чаще одних голов." Однако в окуневских материалах нет подобных изделий. Сопоставление, в данном случае, проводится между навершиями карасукских ножей и окуневскими стелами, на которых действительно присутствуют схожие объёмные изображения (Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980, табл.ХЬУШ - 95; табл.Ы -111).

Подобный довод не кажется убедительным. Во-первых, речь идёт об уникальных для обеих культур явлениях, представленных единичными изделиями. Утверждать на этом основании массовое участие окуневского населения в формировании карасукской культуры, нет никаких оснований. Во-вторых, ножи с зооморфными навершиями входят в состав вполне определённого набора бронзовых изделий, имеющих аналогии в памятниках Северного Китая, где они формируют аналогичные наборы (ножи с "трёхкнопочными" навершиями, ПНН, ло-жечковидные подвески и др.). В таком случае речь должна идти о происхождении всего этого набора на основании окуневских материалов. Однако никаких свидетельств подобного процесса не фиксируется. Не обосновано вырывать из контекста только один тип наверший и относить его к окуневскому наследию, а все остальные изделия считать импортом.

2. "Есть сходство и в орнаментации сосудов." (Вадецкая, 1986, с.62). Аргументируя этот тезис, Э.Б. Вадецкая ссылает на работу H.J1. Членовой, специально посвящённую этому вопросу, и конкретно на рисунок 3, где проведено сопоставление керамики (Членова, 1977, рис.3). Однако на указанной иллюстрации в качестве карасукской керамики приведены сосуды только VII типа ("анашенский" тип, по мнению H.JI. Членовой - Членова, 1992) и результат различной степени интеграции этой инородной керамики в карасукскую среду (рис.131). Как уже отмечалось в исследовании, сосуды этого типа являются инокультурным влиянием, связанным с общностью КВК, с посудой которых имеет гораздо больше общего, чем с керамикой окуневской культуры. Изображённые на этой таблице окуневские сосуды, согласно последним исследованиям относятся к наиболее раннему хронологическому горизонту окуневской традиции (уйбатскому этапу) и, следовательно, никак не могут привлекаться для сравнения (Лазаретов, 1997, 36-41). Таким образом, в приведённом сравнении используется керамика инородная для карасукской культуры (VII тип) и ранняя окуневская посуда, сходство которых заключается только в использовании ямок и косых насечек в качестве основы орнаментальной традиции. Подобный набор орнаментов настолько широко распространён по территории Евразии в эпоху бронзы, что указанное сравнение полностью теряет смысл, тем более, что к собственно карасукской керамике всё это имеет опосредованное отношение.

3. Определённое сходство Э.Б. Вадецкая усматривает в использовании оград четырёхугольной формы и каменных ящиках (Вадецкая, 1986, с.62). Однако, как продемонстрировано в данном исследовании, эти конструкции появились и стали ведущими (до 85%) уже на самых ранних этапах развития карасукской культуры (подэтап I-а). В это время карасукское и окуневское население занимали различные географические регионы, и подобное непосредственное влияние было просто невозможно. Кроме того, указанные конструкции могут сопоставляться только на самых общих основаниях, при более детальном рассмотрении выявляется гораздо больше отличий, чем сходств. Например, окуневские ограды кроме четырёхугольной формы не имеют ничего общего с карасукскими. Они заметно отличаются по размеру, так как были рассчитаны на сооружение нескольких десятков захоронений.

4. Вызывают большие сомнения параллели этнографического порядка. "Окуневское и карасукское население похороны совершало в любое время года, детские могилы часто помещали внутри оград для взрослых." (Вадецкая, 1986, с.62). Как уже отмечалось, есть все основания сомневаться в использовании наземных цист в качестве "зимних могил". Подобные сооружения имели непосредственные прототипы в местных андроновских памятниках, абсолютно идентичные по технике возведения. Следовательно, есть все основания сопоставлять между собой именно эти две культуры, и не привлекать окуневскую традицию.

В отношении размещения детских погребений, окуневская и карасукская культура демонстрируют принципиально разный подход. В окуневских сооружениях, где предусматривалась одна общая ограда, детские погребения действительно располагались вместе со взрослыми. Карасукские могильники демонстрируют принципиально иной подход. Подавляющее большинство погребений совершалось в персональных оградах (свыше 92% случаев) независимо от возраста (Приложение II. Таблица №6). Остальные 8% в основном относятся к раннему этапу культуры, когда существовала традиция погребения в одной ограде двоих взрослых людей. Детские могилы практически всегда совершались в отдельной специальной ограде пристроенной к основному сооружению. Таким образом, нет никаких оснований, сопоставлять по этому признаку окуневский и карасукский обряды.

5. Э.Б. Вадецкая отмечает, что есть общие типы женских украшений. В частности, в качестве примера приводятся височные кольца и зеркала (Вадецкая, 1986, с.62). Однако необходимо отметить, что височные кольца чрезвычайно широко распространённый тип изделий, и нельзя сравнивать карасукские образцы именно с окуневскими. Височные кольца не менее характерны для местных фёдоровских памятников (Максименков, 1978, табл.ЬП - 3; табл.ЫП - 2; табл.ЫУ - 2,4-7) и для всего круга андроновских древностей (Аванесова, 1991, рис.46). Несколько сложнее обстоит ситуация с бронзовыми зеркалами, характерной чертой II этапа карасукской культуры (рис.95 - 1-6). Э.Б. Вадецкая проводит сопоставление с часто встречающимися изображениями солярного символа на окуневских стелах (Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980). Однако указанные изображения, чаще всего имеют четыре луча, которые ни разу не зафиксированы на карасукских зеркалах. В то же время, бронзовых зеркал или их подобий в окуневских погребениях до сегодняшнего дня не обнаружено.

6. В качестве интересного сопоставления Э.Б. Вадецкая отмечает, что только в окуневских и карасукских погребениях найдены подвески с изображением человеческого лица.

Действительно, из раскопок А.А. Гавриловой могильника Черновой Jlor I происходят две подобные подвески. Однако стилистически (изображение в профиль) они не имеют ничего общего со стеатитовыми головками и вообще всей изобразительной окуневской традицией. Таким образом, уникальность этой находки (2 случая из одного могильника на 2483 погребения) и стилистические особенности не позволяют считать карасукскую культуру формирующейся на основе окуневской.

7. Погребение в могиле 48 могильника Малые Копёны III по-прежнему остаётся единственным зафиксированным случаем использования охры в карасукской погребальной практике. В остальных 2482 случаях ничего подобного зафиксировано не было. Кроме того, можно подчеркнуть, что эта могила относится к группе захоронений с керамикой саргары-алексеевского облика и отличается по сумме других признаков.

8. Не совсем понятно, на каком основании Э.Б. Вадецкая считает окуневскую традицию размещения в могиле погребённого близкой к карасукской. Никаких оснований для их сопоставления обнаружить не удаётся (рис.132). Окуневские погребения совершались в положении на спине с сильно согнутыми ногами коленями вверх, руки вытянуты вдоль тела (Вадецкая, 1986, с.29). В карасукских могилах погребённого укладывали всегда на боку чаще всего с опорой плечом и тазом на стенку ящика. Верхняя рука слабо согнута и лежит кистью на крыле таза, нижняя вытянута вдоль тела. Ноги вытянуты или слабо согнуты.

9. Наиболее весомый аргумент связан с данными антропологии. Г.Б. Рыкушина в серии работ вначале выделила в составе карасукского антропологического типа центрально-азиатский компонент, а затем определила его как окуневский (Рыкушина, 1976, с. 198; 1977, с. 154; 1979, с.24). Однако в последних работах некоторые исследователи высказывают сомнение в верности подобного сопоставления (Громов, 2002, с.21-27). Существование центрально-азиатского компонента никто не оспаривает, однако его окуневское происхождение не подтверждается. Тем более, что он фиксируется далеко не во всех сериях, а только в составе северных могильников. Таким образом, преждевременно утверждать, что наблюдается непосредственная преемственность между окуневским и карасукским населением.

Резюмируя все перечисленные данные, следует признать, что нет оснований предполагать значительное участие окуневской культурной традиции в формировании карасукской культуры. Параллели между изображениями на окуневских стелах и единичными карасук-скими изделиями (зооморфные навершия и зеркала) слишком эпизодичны и не могут использоваться для подобных заключений. Сопоставление керамики, конструкций и обряда не находят своего однозначного подтверждения. Все эти признаки имеют гораздо больше аналогий в андроновской культурной традиции.

С другой стороны нельзя отрицать контактов двух групп населения (окуневской и карасукской). Кроме приведённых Э.Б. Вадецкой единичных случаев аналогий, можно отметить ещё несколько подобных примеров: сосуд с солярным символом в виде креста на дне (Анчил-Чон к.1 м.6), каменные "подушки" под головой погребённого (Подкуненские Горы о.9 м.2; Быстрая м.4, 1930), окуневские изделия и аналогии изображений в материалах поселения Торгажак (Савинов, 1996; 2003). Всё это уникальные для карасукской культуры явления, отмеченные в единичных случаях. Они свидетельствуют в пользу контактов карасукского и окуневского населения, и, возможно, участия последнего в сложении II этапа культуры. Однако количество этих наблюдений настолько мизерно, что роль окуневской культуры нельзя переоценивать.

4.4. Завершение развития карасукских памятников и формирование каменноложского этапа.

Проблема взаимодействия двух этапов культуры: карасукского и каменноложского, по-прежнему, остаётся важнейшей темой при изучении памятников эпохи бронзы Южной Сибири. Причина этого кроется в двойственном характере просматривающейся между ними преемственности. С одной стороны число наследуемых признаков настолько велико, что есть все основания считать их этапами развития одной культурной общности. С другой - появление памятников каменноложского этапа связано с кардинальными изменениями в погребальном обряде, отражающимися на самых фундаментальных основах. К тому же большинство могильников двух этапов чётко разнесены в пространстве, что очень остро ставит вопрос о том, оставлены ли они одной и той же группой населения.

Сложение каменноложского этапа произошло на завершающей стадии развития карасукских памятников. При этом структура формирования этого перехода значительно проще, чем при выделении II карасукского этапа. Фиксируются только два основных компонента, играющих примерно равные роли в этом процессе. Первый - собственно карасукская традиция, представленная дальнейшим развитием традиции оформившейся на II этапе. Общий список элементов и признаков, наследуемых между II карасукским и каменноложским этапами, настолько велик, что сомнений в их преемственности практически не возникает. Часть из них могут рассматриваться как косвенные:

1. аналогичная (линейная) схема построения могильников;

2. относительно небольшие размеры оград;

3. использование оград исключительно прямоугольной формы;

4. сооружение конструкций из вертикально вкопанных плит песчаника;

5. минимальное число пристроек (в основном детских).

Но большинство настолько специфичны, что их конвергентное возникновение практически исключено. В основном это предметы инвентаря и уникальное положение тела погребённого в могиле:

6. традиционная карасукская поза погребённого с опорой на стенку ящика;

7. наличие сопроводительной пищи в могиле;

8. сосуды с ручками;

9. общий тип сосудов "бадейки";

10. ножи с грибовидными, зооморфными навершиями и шипом;

11. орнамент в виде "кнопок" на бронзовых изделиях;

12. серьги со шпеньками;

13. лапчатые привески;

14. биконические перстни;

15. зеркала;

16. ярусные бляшки.

Кроме того, этот список можно дополнить идентичной локализацией ареалов некоторых изделий и явлений. Например, уже не раз отмечалось, что размещение по территории культуры погребений с ориентировкой головой в западный сектор очень схоже на разных этапах и формирует единую линию распространения с юга на север (рис.82). Привески с четырьмя лапками и на карасукском, и на каменноложском этапах фиксируются исключительно в погребениях юго-западного района (Поляков, 2006). Подобное сохранение ареалов возможно только при непосредственной преемственности. Следует также напомнить, что в керамике ранней части каменноложского этапа фиксируется сохранение многих традиций и элементов карасукской посуды (рис.133). Многочисленность указанных параллелей и позволила в своё время М.П. Грязнову рассматривать две группы памятников как последовательные этапы одной культуры.

Второй компонент формирования каменноложского этапа связан с появлением целого круга инноваций, многие из которых носят принципиальный характер. Наиболее важным является изменение круга материалов, используемых при сооружении погребений. Карасук-ские курганы в подавляющем большинстве случаев построены из тонких плит песчаника. Причём из этого материала изготавливалось всё: ограда, стенки ящика, его перекрытие. В начале каменноложского этапа происходит кардинальный переход к использованию дерева и небольших валунов (рис.134). Традиционно ограда сооружалась из блоков рваного камня или речных валунов, положенных прямо на поверхность почвы. Могилы обычно представлены грунтовыми ямами, иногда со следами сохранившихся срубов. Перекрытие сооружалось из продольных жердей, зачастую покрытых сверху слоем мелких плиток. Интересно отметить определённое районирование в процессе появления этой традиции. Как уже отмечалось, отдельные реминисценции подобных конструкций фиксировались на завершающей стадии II карасукского этапа в южных могильниках. Эта же тенденция сохраняется и в начале каменноложского этапа. В южных могильниках смена конструкций из плит новой традицией происходит довольно быстро, а вот в северном районе карасукское наследие (каменные ящики, восточная ориентировка, ограды из вертикальных плит) сохраняется довольно долго и доживает вплоть до тагарского времени. Во многом схожая ситуация прослеживается с изменением положения тела погребённого. На самом раннем этапе формирования каменноложского этапа сохраняется карасукская традиция размещения - на боку с опорой на стенку ящика. Однако в южных районах она довольно быстро сменяется положением тела на спине. В дальнейшем новый обряд постепенно распространяется в северном направлении, занимая весь ареал культуры. Кроме указанных изменений происходит пополнение сопроводительного инвентаря новыми изделиями. Это "предметы неизвестного назначения" (ПНН), ножи коленчатой формы, бляшки-розетки, треугольные нашивные пластинки с пуансонным орнаментом, пуговицы с перемычками. Все эти изделия обнаруживаются в погребениях совместно с уже перечисленным набором карасукских вещей.

Все указанные изменения можно уверенно связать в единую "волну" инноваций, истоки которой не могут быть обнаружены среди собственно карасукских материалов:

1. Ограды из валунов и рваного камня;

2. Грунтовые могилы или срубы;

3. Перекрытие из жердей, иногда со слоем мелких плиток;

4. Положение тела погребённого вытянуто на спине;

5. ПНН;

6. Треугольные бляшки с пуансонным орнаментом;

7. Бляшки-розетки;

8. Ножи коленчатой формы;

9. Ложечковидные подвески;

10. Керамика с яйцевидной формой дна.

Все они образуют единую общность, аналогии которой прослеживаются только в южном или юго-восточном направлении. Например, коленчатые ножи, ПНН и ложечковидные подвески фиксируются в погребениях на территории Северного Китая, относящихся к завершению Иньского времени, началу Чжоу: Дасыкунцунь М539; Аньян сектор С М20, Ml64, Ml66, Ml75 и другие (Варёнов, 1984). Китайские археологи эти изделия тоже относят к "северному типу" и считают импортом, попавшим на территорию Северного Китая со стороны современной Монголии. Как раз там зафиксирована традиция сооружения грунтовых могил, использования дерева и валунов. Эти признаки свойственны мопгун-тайгинской культуре Тувы и культуре хериксуров с территории современной Монголии (Чугунов, 1994; Цыбиктаров, 2004). Некоторые исследователи даже склонны объединять две указанные культуры в единую общность (Савинов, 2002; Цыбиктаров, 2004). Таким образом, все перечисленные признаки, по всей видимости, происходят из одного источника.

Чрезвычайно важно отметить, что с этим же источником, по всей видимости, отчасти связано и формирование II карасукского этапа. В составе той инновационной "волны" тоже были зафиксированы бронзы "северного типа" из комплексов Северного Китая. Это может свидетельствовать о том, что это две стадии единого процесса или две последовательные "волны" имеющие единый источник.

Отдельно стоит вопрос о том, происходила ли смена населения при переходе от карасукского к каменноложскому этапу. Если бы каменноложские погребения в массовом порядке продолжали карасукские кладбища, вопрос о преемственности двух этапов не стоял бы настолько остро. Можно сказать, что на базе карасукской традиции в результате появления серии новых черт, формируется следующий этап развития памятников эпохи бронзы. Однако на практике наблюдается довольно странная картина. Уже отмечалось, что на 103 исследованных карасукских могильника и свыше 70 каменноложских, приходится только 13 случаев, когда они расположены в составе одного могильного поля. Причём во всех случаях прослеживается вполне определённая зональность их расположения. Каменноложские погребения всегда расположены на периферии и формируют самостоятельную, явно обособленную группу. Но чаще всего могильники разных этапов заметно разнесены в пространстве и не образуют единую линию последовательного развития могильного поля. Объяснить, чем вызвано столь странное расположение, довольно сложно. В большинстве случаев никаких объективных оснований для переноса места захоронений не фиксируется. Закономерно возникает вопрос, если не произошло хотя бы частичной смены населения, чем объясняется намеренный отказ от использования традиционных кладбищ.

В этой связи особенно интересными становятся немногочисленные погребения переходной группы, демонстрирующей смешанные черты двух этапов (рис.135). В материалах культуры присутствует только один вариант подобных переходных комплексов, когда кара-сукская керамика оказывается в погребениях, сооружённых уже на основе каменноложской традиции (грунтовая яма, деревянное перекрытие, ограда из булыжника). Зафиксировано несколько случаев обнаружения подобных погребений в составе карасукских могильников, но чаще всего это наиболее ранняя серия захоронений на территории каменноложских кладбищ.

К первой группе, например, можно отнести могилу 61 могильника Тагарский Остров IV. На основании единственного в этом могильнике погребения в деревянном срубе с перекрытием из брёвен, она традиционно относится к каменноложскому этапу (Вадецкая, 1986, с.74). Об этом же свидетельствует положение тела на спине. Причём сосуды и сопроводительная пища размещены справа от тела, что, возможно, свидетельствует о развитии традиции погребений на правом боку, свойственной именно этому району. Однако инвентарь обнаруженный в погребении, и в первую очередь керамика, ничем не отличаются от расположенных рядом карасукских погребений. Более того, эта могила расположена отнюдь не на самой периферии кладбища, как это можно было бы предположить. Всё это позволяет считать, что это погребение было совершено ещё в процессе функционирования могильника и не было самым последним.

По сумме признаков эта могила не отличается от определённой группы погребений входящих уже в состав каменноложских могильников. Более того, керамика из этих могил вызывает ещё меньше сомнений в её карасукском происхождении (Подсиняя I, Кутень-Булук, часть погребений могильника Белое Озеро). Вновь фиксируется сочетание каменноложского обряда и карасукской посуды. В материалах наиболее крупного раскопанного на сегодняшний день каменноложского могильника Белое Озеро автором исследования И.П. Лазаретовым на основе горизонтальной стратиграфии выделяется чётко выраженная последовательность сооружения курганов. Этот могильник развивался от курганов с многочисленными и ярко выраженными чертами карасукской традиции до захоронений традиционно относящих к баиновскому этапу тагарской культуры. На основании этого хронологического ряда хорошо заметно, что погребения, аналогичные могиле 61 могильника Тагарский Остров IV, формируют хронологически наиболее раннюю группу.

Исходя из этого, можно предположить, что на завершающем этапе функционирования карасукских могильников на Среднем Енисее уже начинают формироваться ранние погребальные комплексы каменноложского этапа. Следовательно, часть самых поздних карасукских погребений II этапа может быть синхронна ранней группе каменноложских могил, причём именно в южных районах. Подобное предположение объясняет многие фиксирующиеся факты. Такие, как появление в составе карасукских могильников отдельных черт каменноложского погребального обряда, и некоторых элементов орнаментации посуды. Точно также становится понятны причины попадания карасукской по своей сути керамики в могилы, построенные по каменноложскому обряду.

Это ещё более остро ставит вопрос о населении оставившем две группы памятников. Если считать, что смены населения при переходе от одного этапа к другому не происходило, то требуют объяснения причины столь массового переноса кладбищ на новые участки. В довольно ограниченный период времени прекращаются погребения практически на всех карасукских могильниках. Если же предполагать, что на каком-то, даже весьма ограниченном временном отрезке, карасукские и каменноложские могильники синхронны, то ситуация становится окончательно запутанной. Единственное предположение, которое позволяет снять хотя бы часть противоречий, это допущение миграции новой группы населения. Носителей традиции грунтовых погребений, оград из валунов, коленчатых ножей и набора других признаков. Пока что, на сегодняшний день, этот вопрос остаётся открытым. Существующие материалы не дают оснований для принятия однозначного решения, которое и не входит в задачу предпринятого исследования.

Вывод. На основании изложенной хронологии смены карасукских погребальных памятников можно предложить гипотезу формирования и развития культуры в целом. В её основе лежит три последовательные инновационные "волны", которые, по всей видимости, связаны с миграцией некоторых групп населения в район Среднего Енисея (рис.137, 138). Первая "волна" демонстрирует некоторые алакульские черты и связана, по всей видимости, с районами Центрального Казахстана. Именно она приводит к формированию карасукской культуры во взаимодействии с местным фёдоровским населением. Некоторое участие в этом процессе, возможно, приняло население Верхней Оби, через территории которого происходила миграция (еловская культура). Вторая "волна" инноваций имеет смешанный характер, демонстрируя, как новые андроновские черты тоже казахстанского происхождения (саргары-алексеевская культура), так и набор параллелей с изделиями "северного типа" с территории современных Северного Китая и Монголии. Под их воздействием сформировался II этап карасукской культуры, отличающийся наличием локальных вариантов, и имеющий некоторые параллели в керамике с быстровским этапом ирменской культуры. Заключительная, третья инновационная "волна" на завершающей стадии развития привела к формированию каменноложского этапа. В её состав входили исключительно вещи и признаки, имеющие юго-восточные аналогии.

164

Заключение.

В результате проведённого исследования предложена периодизация ранних карасукских памятников. Решение этой задачи создаёт значительные перспективы дальнейших работ по изучению материалов культуры. Понимание структуры и тенденций развития "классической" группы памятников позволяет переходить к решению более глобальных вопросов, таких как происхождение культуры и формирование каменноложского этапа. Три выделенные инновационные "волны" могут свидетельствовать о том, что, несмотря на географическую изоляцию Минусинских котловин, в эпоху бронзы происходят активные контакты с населением различных регионов. Вещественные аналоги, которые фиксируются либо в памятниках Северного Китая, либо Западной Сибири и Центрального Казахстана, указывают на чрезвычайно важную роль карасукской культуры при синхронизации материалов этих областей. Исключительное положение на стыке крупнейших культурных образований позволяет рассматривать карасукский культурный феномен, как ключ к пониманию процессов происходящих в это время в восточной части евразийских степей.

Анализ керамики из погребений и выделение отдельных типов, дали основание выделить в её составе инокультурные компоненты и аналогии с материалами некоторых западно-сибирских культур (еловской, ирменской и саргары-алексеевской). В перспективе это позволит более обосновано и детально интегрировать карасукскую культуру в систему развития всей эпохи поздней бронзы Западной Сибири. В свою очередь это проверит указанную схему и сделает её более надёжной, позволяя при сопоставлении различных памятников опираться на чётко стратифицированную структуру карасукской культуры, базирующуюся на анализе очень крупных могильных полей. Более детальное изучение аналогий с материалами Северного Китая даст основания для более обоснованного датирования комплексов по абсолютной хронологической шкале с опорой на письменные источники юго-восточной Азии.

Полученные данные имеют и чисто практические результаты. На их основании можно строить дальнейшие полевые исследования в тех районах, где культура менее изучена. К сожалению, по-прежнему мало исследованы материалы карасукских поселений, особенно в северной части ареала культуры. Кроме того, большой интерес могут представлять любые работы в мало исследованной восточной части Минусинской котловины, где до сегодняшнего дня не изучено ни одного карасукского памятника.

Список литературы диссертационного исследования кандидат исторических наук Поляков, Андрей Владимирович, 2006 год

1. Аванесова, 1991 - Аванесова Н.А. Культура пастушеских племён эпохи бронзы Азиатской части СССР. - Ташкент, 1991. - 200 с.

2. Алексеев, 1961 Алексеев В.П. Палеоантропология Алтае-Саянского нагорья в эпохи неолита и бронзы. // Труды Института этнографии АН СССР. -1961. - т.21. - С. 153-206.

3. Боковенко, Сорокин, 1995 Боковенко Н.А., Сорокин П.И. Новые погребальные памятники начала I тысячелетия до н.э. на юге Хакасии // Археологические Изыскания №24.-СПб, 1995. -с.76-84.

4. Боковенко, Смирнов, 1998 Боковенко Н.А., Смирнов Ю.А. Археологические памятники долины Белого Июса на севере Хакасии. - СПб, 1998. - С.39-65.

5. Вадецкая, 1973 Вадецкая Э.Б. К истории археологического изучения Минусинских котловин // ИЛАИ, 1973. - вып.З. - С.90-156.

6. Вадецкая, 1986 Вадецкая Э.Б. Археологические памятники в степях среднего Енисея.-Л., 1986.- 180 с.

7. Вадецкая, Леонтьев, Максименков, 1980 Вадецкая Э.Б., Леонтьев Н.В., Максименков Г.А. Памятники окуневской культуры. - Л., 1980. - 147 с.

8. Варёнов, 1984 Варёнов А.В. О функциональном предназначении "моделей ярма" эпохи Инь и Чжоу // Новое в археологии Китая, исследования и проблемы. - Новосибирск, 1984. -С.42-51.

9. Варёнов, 1987 Варёнов А.В. "Карасукские" ножи и кинжалы из Восточного Туркестана: находки, аналогии, контакты, проблемы // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск, 1997. - т.Ш. - С. 170-175.

10. Варёнов, 1999 Варёнов А.В. Чаодаогоу и Янхе - памятники эпохи Шан-Инь с ордосскими бронзами // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. - Новосибирск, 1999. - t.V. - С.306-311.

11. Варёнов, 2004-а Варёнов А.В. Бронзовые боевые топоры из Северного Китая и датировка комплексов Чаодаогоу и Янхе с "карасукскими" ножами и кинжалами // Центральная Азия и Прибайкалье в древности. - Улан-Уде, 2004. - Вып.2. - С.66-81.

12. Варёнов, 2004-6 Варёнов А.В. Комплекс бронзового оружия из уезда Цзюнь-сянь и датировка "карасукских" ножей и кинжалов Северного Китая // Труды XXIV научной конференции "Общество и государство в Китае". - М., 2004. - С. 10-24.

13. Варёнов, 2004-г Варёнов А.В. Шанское погребение с "карасукским" ножом на могильнике Цзинцзецунь в Северном Китае // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. - Барнаул, 2004. - С.209-216.

14. Варёнов, 2005-а Варёнов А.В. К датировке северокитайских памятников цинлунского типа с "карасукскими" ножами // Теория и практика археологических исследований. - Барнаул, 2005. - вып.1. - С.162-166.

15. Варёнов, 2005-6 Варёнов А.В. К датировке северокитайских памятников ши-лоуского типа с "карасукскими" ножами // Теория и практика археологических исследований. - Барнаул, 2005. - вып.1. - С.79-90.

16. Варёнов, 2005-в Варёнов А.В. Эрланпо и Хоуланьцзягоу - комплексы шанских бронз с "карасукскими" ножами в уезде Шилоу провинции Шаньси в Северном Китае // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск, 2005. - С.111-115.

17. Варёнов, Анисимова, 2005 Варёнов А.В. Анисимова А.В. Яньтоуцунь -комплекс шанских бронз с "карасукским" ножом в уезде Суйдэ провинции Шаньси в Северном Китае // Интеграция археологических и этнографических исследований. - Омск, 2005. -С.115-118.

18. Варфоломеев, 1987 Варфоломеев В.В. Относительная хронология керамических комплексов поселения Кент // Вопросы периодизации археологических памятников Центрального и Северного Казахстана. - Караганда, 1987. - С.56-68.

19. Варфоломеев, 1991 Варфоломеев В.В. Сары-Арка в конце бронзовой эпохи: автореф. дис. канд. истор. наук. - Алма-Ата, 1991. - 21 с.

20. Волков, Новгородова, 1960 Волков В.В., Новгородова Э.А. Карасукские привески из Монголии // СА. - 1960. - №4. - С. 155-160.

21. Громов, 1991 Громов А.В. Палеоантропологические материалы из карасукского могильника Арбан I // Новые коллекции и исследования по антропологии и археологии.-СПб, 1991. - с.42-47.

22. Громов, 1995 Громов А.В. Население юга Хакасии в эпоху поздней бронзы и проблема происхождения карасукской культуры // Антропология сегодня. - 1995. - вып.1. -С.130-150.

23. Громов, 2002 Громов А.В Антропология населения окуневской культуры Южной Сибири (эпоха бронзы): автореф. дисканд. истор. наук. - СПб., 2002. - 33 с.

24. Грязнов, 1956-а Грязнов М.П. К вопросу о культурах эпохи поздней бронзы в Сибири // КСИИМК. - 1956. - Вып.64. - С.27-42.

25. Грязнов, 1956-6 Грязнов М.П. История древних племён Верхней Оби// МИА. - 1956. - №48. - С.26-43.

26. Грязнов, 1965 Грязнов М.П. Работы Красноярской экспедиции // КСИА. -1965.-вып.100.-С.62-71.

27. Грязнов, 1966 Грязнов М.П. О чернолощёной керамике Кавказа, Казахстана и Сибири в эпоху поздней бронзы // КСИА. - 1966. - Вып. 108. - С.31-34.

28. Грязнов, Пяткин, Максименков, 1968 Грязнов М.П., Пяткин Б.Н., Максименков Г.А. Карасукская культура// История Сибири. - J1., 1968. - т.1. - С.180-187.

29. Грязнов, 1979 Грязнов М. П. Вступление. Карасукская культура. // Комплекс археологических памятников у г. Тепсей на Енисее. - Новосибирск, 1979. - С.29-39.

30. Грязнов, 1981 Грязнов М. П. Инокультурные традиции на примере андро-новско-карасукских сопоставлений И Преемственность и инновации в развитии древних культур.-Л., 1981.-С.31-33.

31. Дебец, 1932 Дебец Г.Ф. Расовые типы населения Минусинского края в эпоху родового строя // Антропологический журнал. - 1932. - №2. - С.26-48.

32. Дебец, 1948 -Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // Труды Института этнографии АН СССР. 1948. - т.4, (Новая серия). - 392 с.

33. Зданович, 1979 Зданович С.Я. Саргаринская культура - заключительный этап бронзового века в Северном Казахстане: автореф. дисканд. истор. наук. - М., 1979. - 19 с.

34. Зданович, 1988 Зданович Г.Б. Бронзовый век урало-казахстанских степей. -Свердловск, 1988.- 184 с.

35. Зиеп Динь Хоа, 1966 Зиеп Динь Хоа Местная основа карасукской культуры (в связи с новыми работами Красноярской экспедиции АН СССР): автореф. дис. . . . канд. истор. наук. - Л., 1966. - 18 с.

36. Зубков, Наглер, Кайзер, 2002 Зубков B.C., Наглер А., Кайзер Э. Каменно-ложская группа курганов могильника Подсуханиха II (по материалам раскопок 2000 года) // Степи Евразии в древности и средневековье. - Санкт-Петербург, 2002. - с. 148-152.

37. Зяблин, 1977 Зяблин Л.П. Карасукский могильник Малые Копёны III. - М., 1977.- 144 с.

38. Киселёв, 1929 Киселёв С.В. Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 году // Ежегодник гос. музея им. Мартьянова. - Минусинск, 1929. -т.6, вып.2.-С.47-81.

39. Киселёв, 1937-а Киселёв С.В. Карасукские могилы по раскопкам 1929, 1931, 1932 гг. // СА. - 1937. - №3. - с. 137-166.

40. Киселёв, 1937-6 Киселёв С.В. Раскопки карасукского могильника на р. Бее в Хакасии летом 1936 г. // СА. - 1937. - №4. - с.324-326.

41. Киселёв, 1938 Киселёв С.В. Советская археология Сибири периода металла // ВДИ. - 1938. - №1(2). - с.228-243.

42. Киселёв, 1951 Киселёв С.В. Древняя история Южной Сибири. - М., 1951.653 с.

43. Комарова, 1947 Комарова М.Н. Погребения Окунева Улуса // СА. - 1947. -№9. - С.47-60.

44. Комарова, 1975 Комарова М.Н. Карасукский могильник близ улуса Орак // Первобытная археология Сибири. - Л., 1975. - С.85-94.

45. Кызласов, 1962 Кызласов Л.Р. Афанасьевские курганы на речках Уйбат и Бюрь // СА. - 1962. - №2. - С.112-123.

46. Кызласов, 1971 Кызласов Л.Р. Карасукский могильник Хара-Хая // СА. -1971. -№3. - С.170-188.

47. Кызласов, 1988 Кызласов И.Л. О погребальном обряде позднекарасукских могил // Хронология и культурная принадлежность памятников каменного и бронзового веков Южной Сибири. - Барнаул, 1988. - С. 121-124.

48. Лазаретов, 1992 Лазаретов И.П. Новые материалы из могильника Федоров Улус // Северная Евразия от древности до средневековья. - СПб., 1992. - С. 46-49.

49. Лазаретов, 1993 Лазаретов И.П. К вопросу о валиковой керамике Южной Сибири // Охрана и изучение культурного наследия Алтая. - Барнаул, 1993. - С. 129-132.

50. Лазаретов, 1995 Лазаретов И.П. Каменноложские погребения могильника Арбан 1 // Археологические Изыскания №24. - 1995. - С.39-46.

51. Лазаретов, 1996 Лазаретов И.П. Керамика поселения Торгажак // Савинов Д.Г. Древние поселения Хакасии. Торгажак. - Санкт-Петербург, 1996. - С.33-37.

52. Лазаретов, 1997 Лазаретов И.П. Окуневские могильники в долине реки Уй-бат // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. - СПб, 1997. - С. 19-64.

53. Лазаретов, 2001 Лазаретов И.П. Локализация и проблемы взаимодействия культур Южной Сибири // Евразия сквозь века. - СПб, 2001. - С.103-107.

54. Линь Юнь, 1990 Линь Юнь Переоценка взаимосвязей между бронзовыми изделиями шанской культуры и северной зоны // Китая в эпоху древности. История и культура востока Азии. - Новосибирск, 1990. - С.29-45.

55. Липский, 1956 Липский А. Н. Карасукские погребения (1200-700 гг. до н. э.) в городе Абакане//Краеведческий сборник. - Абакан, 1956. -№ 1. - С.93-157.

56. Липский, 1963 Липский А.Н. Афанасьевское в карасукской эпохе и карасукское у хакасов // Материалы и исследования по археологии, этнографии и истории Красноярского края. - Красноярск, 1963. - С.57-89.

57. Максименков, 1964 Максименков Г.А. Новые данные об эпохе бронзы в Минусинской котловине // КСИА. - 1964. - вып.101. - С. 19-23.

58. Максименков, 1965 Максименков Г.А. Окуневская культура в Южной Сибири // МИА. - 1965. - №130. - С.168-174.

59. Максименков, 1968 Максименков Г.А. Окуневская культура и её соседи на Оби // История Сибири. -Л., 1968. - т.1.

60. Максименков, 1969 Максименков Г.А. Возможно ли сосуществование культур эпохи бронзы в Минусинской котловине? // Происхождение аборигенов Сибири. - Томск, 1969.-С. 159-161.

61. Максименков, 1975 Максименков Г.А. Современное состояние вопроса о периодизации эпохи бронзы Минусинской котловины // Первобытная археология Сибири. -Л., 1975. - С.48-58.

62. Максименков, 1978 Максименков Г.А. Андроновская культура на Енисее. -Л., 1978.- 190 с.

63. Максименков, 2003 Максименков Г.А. Материалы по ранней истории татарской культуры. - СПб, 2003. - 192 с.

64. Максименков, рукопись Максименков Г.А. Могильник карасукской культуры Сухое Озеро II (рукопись). Из архива Э.Б. Вадецкой.

65. Матющенко, 1973 Матющенко В.И. Андроновская культура на Верхней Оби //Древняя история населения лесного и лесостепного Приобья (неолит и бронзовый век). Из истории Сибири. - Томск, 1973. - вып.11, часть третья. -196 с.

66. Матющенко, 2001 Матющенко В.И. Еловский археологический комплекс. Часть 1. Еловский 1 курганный могильник. - Омск, 2001. - 62 с.

67. Молодин, 1992 Молодин В.И. Бронзовый век Южной Сибири - современное состояние проблемы. // Проблемы изучения истории и культуры Алтая и сопредельных территорий. - Горно-Алтайск, 1992. - С.25-29.

68. Мосин, Григорьев, 2000 Мосин B.C., Григорьев С.А. Древняя история Южного Зауралья. Каменный Век. Эпоха Бронзы. // Этногенез уральских народов. - Челябинск, 2000.-Т.1.-532 с.

69. Новгородова, 1965 Новгородова Э.А. Локальные варианты карасукской керамики //МИА№130. - 1965. - С.181-186.

70. Новгородова, 1970 Новгородова Э.А. Центральная Азия и карасукская проблема. - М.,1970. -192 с.

71. Новгородова, 1989 Новгородова Э.А. Древняя Монголия. - М., 1989. - 383 с.

72. Окладников, Сунчугашев, 1969 Окладников А.П. Сунчугашев Я.И. Замечательный памятник карасукской культуры в Хакасии // Известия СО АН СССР. Сер. общественных наук. - 1969. - №1, вып.1. - С.79-82.

73. Павлов, 1995 Павлов П.Г. К реконструкции карасукского погребального костюма // Археологические Изыскания № 24. - 1995. - С.47-56.

74. Павлов, 1999 Павлов П.Г. Карасукский могильник Терт-Аба. - Санкт-Петербург, 1999. - 174 с.

75. Паульс, 1983 Паульс Е.Д. Переходные карасук-тагарские памятники в южной части Минусинской котловины // Древние культуры евразийских степей. - Л., 1983. -С.70-72.

76. Паульс, 2000 Паульс Е.Д. Могильники Чазы и Мара на севере Минусинской котловины (к вопросу изучения карасукской культуры) // Мировоззрение Археология Ритуал Культура. - Санкт-Петербург, 2000. - С.104-118.

77. Поляков, 2002 Поляков А.В. Схема периодизации классического этапа карасукской культуры // Степи Евразии в древности и средневековье. - Санкт-Петербург, 2002. -С.209-213.

78. Поляков, 2005-а Поляков А.В. Местонахождение лапчатых привесок в погребениях карасукской культуры // Археология Южной Сибири: идеи, методы открытия. -Красноярск, 2005. - С.47-49.

79. Поляков, 2005-6 Поляков А.В. Гребни из комплексов карасукской культуры // Западная и Южная Сибирь в древности. - Барнаул, 2005. - С.102-111.

80. Поляков, 2006 Поляков А.В. Лапчатые привески карасукской культуры (по материалам погребений) //Археологические Вести. - 2006. -№13. - С.82-101.

81. Потёмкина, 1975 Потёмкина Т.М. Керамические комплексы Алексеевского поселения нар. Тобол.//СА.- 1975. -№1. - С.53-64.

82. Пяткин, 1967 Пяткин Б.Н. Датировка карасукских изогнутых ножей // ИЛАИ. - 1967. - С.53-59.

83. Рыкушина, 1976 Рыкушина Г.В. Антропология эпохи энеолита - бронзы Красноярского края // Некоторые проблемы этногенеза и этнической истории народов мира. -М„ 1976.-С. 187-201.

84. Рыкушина, 1977 Рыкушина Г.В. Одонтологическая характеристика населения карасукской культуры// Вопросы Антропологии. - 1977. - вып.57. - С.143-154.

85. Рыкушина, 1979 Рыкушина Г.В. Палеоантропология карасукской культуры: автореф. дисканд. истор. наук. - М., 1979. - 29 с.

86. Рыкушина, 1980 Рыкушина Г.В. Население Среднего Енисея в карасукскую эпоху // Палеоантропология Сибири. - Новосибирск, 1980. - С.47-63.

87. Савинов, 1996 Савинов Д.Г. Древние поселения Хакасии. Торгажак. - Санкт-Петербург, 1996. - 112 с.

88. Савинов, 2002 Савинов Д.Г. Ранние кочевники Верхнего Енисея. - СПб.,2002. 204 с.

89. Савинов, 2003 Савинов Д.Г. Торгажакские гальки (основные аспекты изучения, интерпретация) // Археология, этнография и антропология Евразии. - Новосибирск,2003. вып. 2(14). - С.48-70.

90. Савинов, 2005 Савинов Д.Г. К проблеме выделения позднего этапа окунев-ской культуры // Теория и практика археологических исследований. - Барнаул, 2005. - вып.1. - С.28-34.

91. Севастьянова, Майнагашев, 1976 Севастьянова Э.А., Майнагашев П.Н. Охранные работы в Хакасии // АО 1975 г. - 1976. - С.279-280.

92. Семёнов, 1983 Семёнов Вл.А. Многослойная стоянка Тоора-Даш на Енисее (к проблеме периодизации эпохи неолита и бронзы Тувы) // Древние культуры Евразийских степей. - J1., 1983.

93. Семёнов, 1997 Семёнов Вл.А. Окуневские памятники Тувы и Минусинской котловины (сравнительная характеристика и хронология) // Окуневский сборник. Культура. Искусство. Антропология. - СПб, 1997. - С. 152-160.

94. Сунчугашев, 1971 Сунчугашев Я.И. Есинский поминальный памятник карасукской культуры // СА. -1971. - №2. - С.216-218.

95. Тарасов, 2005 Тарасов А.Ю. Исследования комплекса археологических объектов "Подгорный" в г. Минусинске // Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. - Красноярск, 2005. - С.55-57.

96. Теплоухов, 1927 Теплоухов С.А. Древние погребения в Минусинском крае // МЭ. -1927. - т.З, вып.2. - С.91-108.

97. Теплоухов, 1929 Теплоухов С.А. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края // Материалы по этнографии. - JL, 1929. - t.IV, вып.2. -С.41-62.

98. Ткачёв, 2002 Ткачёв А.А. Центральный Казахстан в эпоху бронзы. - Тюмень, 2002. - в 2-х томах. - 289 с. и 243 с.

99. Филиппова, 1980 Филиппова Е.Е. Новые находки в карасукском комплексе Хара-Хая // Вопросы археологии Хакасии. - Абакан, 1980. - С.85 - 102.

100. Филиппова, 1982 Филиппова Е.Е. Племена Хакасско-Минусинской котловины в эпоху поздней бронзы (погребальный обряд как исторический источник) // автореф. дисканд. истор. наук. - М., 1982. - 22 с.

101. Филиппова, 1988 Филиппова Е.Е. Типологический метод систематизации погребальных сооружений карасукской эпохи // Наследие В.А. Городцова и проблемы современной археологии. Труды ГИМ, вып.68. - М., 1988. - С.138-145.

102. Хаврин, 1994 Хаврин С.В. Карасукская проблема? // Петербургский археологический вестник №8. - СПб, 1994. - С. 104 -113.

103. Хаврин, 1999 Хаврин С.В. Кельты эпохи поздней бронзы Минусинской котловины // Сообщения Государственного Эрмитажа, LVIII. - Санкт-Петербург, 1999. - С.32-35

104. Хаврин, 2001 Хаврин С.В. Металл эпохи поздней бронзы нижнетёйской группы памятников (Торгажак - Арбан - Фёдоров Улус) // Евразия сквозь века. - СПб, 2001. -С.117-125.

105. Хлобыстина, 1962 Хлобыстина М.Д. Бронзовые ножи Минусинского края и некоторые вопросы развития карасукской культуры. - Л., 1962. - 32 с.

106. Хлобыстина, 1963 Хлобыстина М.Д. Бронзовые изделия Хакасско-Минусинской котловины и развитие карасукской культуры: автореф. дис. . . . канд. истор. наук.-Л., 1963.- 19 с.

107. Хлобыстина, 1967 Хлобыстина М.Д. К семантике карасукских лапчатых подвесок // СА. - 1967. - №1. - С.246-250.

108. Хлобыстина, 1970-а Хлобыстина М.Д. Каменский могильник на Енисее и Усть-ербинская группа памятников//СА. - 1970.-№1. - С.121-129.

109. Хлобыстина, 1970-6 Хлобыстина М.Д. Ранние минусинские кинжалы // СА.- 1970. -№4. С.193-199.

110. Чжун Сук-Бэ, 2000 Чжун Сук-Бэ О хронологии комплексов с кинжалами эпохи поздней бронзы из Северного Китая // Археология, палеоэкология и палеодемография Евразии. - М., 2000. - С.110-137.

111. Членова, 1963 Членова Н.Л. Памятники переходного карасук-тагарского времени в Минусинской котловине // СА. - 1963. - №3. - С.48-66.

112. Членова, 1964 Членова Н.Л. Карасукская культура в Южной Сибири // Материалы по древней истории Сибири (Древняя Сибирь -1 том). - Улан-Уде, 1964. - с.263-279.

113. Членова, 1966 Членова Н.Л. Взаимоотношения степных и лесных культур эпохи бронзы на границах Минусинской котловины (по материалам Ужурского могильника) // Древняя Сибирь, вып.№2. - Новосибирск, 1966. - С.212-228.

114. Членова, 1968 Членова Н.Л. Карасукские находки в первой излучине Чулыма // КСИА №114. - М., 1968. - С.84-93.

115. Членова, 1972 Членова Н.Л. Хронология памятников карасукской эпохи. -М., 1972.-248 с.

116. Членова, 1977 Членова Н.Л. Есть ли сходство между окуневской и карасукской культурами // Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. - М., 1977. - С.96-112.

117. Членова, 1992 Членова Н.Л. К реконструкции культурно-этнического состава населения Минусинской котловины в карасукскую эпоху (анашевский тип керамики) // Вторые исторические чтения памяти М.П. Грязнова (часть первая). - Омск, 1992. - С.73-75.

118. Членова, 1998 Членова H.J1. Минусинская котловина и Сибирь: контакты и изоляция // Сибирь в панораме тысячелетий. - Новосибирск, 1998. - том.1. - С.670-683.

119. Чугунов, 1992 Чугунов К.В. Некоторые данные по материальной культуре племён эпохи поздней бронзы Тувы // Проблемы археологии, истории, краеведения и этнографии приенисейского края. - Красноярск, 1992. - т.2. - С.31-33.

120. Чугунов, 1994 Чугунов К.В. Монгун-тайгинская культура эпохи поздней бронзы Тувы (типологическая классификация погребального обряда и относительная хронология) // ПАВ, вып.8. - СПб, 1994. - С.43-53.

121. Шамшин, 2005-а Шамшин А.Б. Некоторые проблемы изучения памятников эпохи поздней бронзы в лесостепном и степном Обь-Иртышском междуречье // Западная и Южная Сибирь в древности. - Барнаул, 2005. - С.149-155.

122. Шамшин, 2005-6 Шамшин А.Б. Комплекс эпохи поздней бронзы с поселения Казённая Заимка в Барнауле // Теория и практика археологических исследований. - Барнаул, 2005. - вып. 1. - С.28-34.

123. Bokovenko, Legrand, 2000 N.A. Bokovenko, S. Legrand Das karasukzeitliche Graberfeld Ancil Con in Chakassien. // Eurasia Antiqua. - Berlin, 2000. - Band 6. - p.210-248.

124. Khavrin, 1992 S. Khavrin The component analisis of Karasuk Culture // The International Academic Conference of Archaeological Cultures of the Northern Chinese Ancient Nations. - Hohe-Hot, 1992. - т.2.

125. Kotozekov, 2000 K.G. Ein bronzezeitlicher Grabkomplex aus dem Graberfeld Podkuninskie Gory // Eurasia Antiqua. - Berlin, 2000. - Band 6. - p.281-295.

126. Lazaretov, 2000 Lazaretov I.P. Spatbronzezeitliche Denkmaler in Siidchakas-sien // Eurasia Antiqua. - Berlin, 2000. - Band 6. - p.249-280.192