Отчуждение в культуре тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 24.00.01, доктор культурологии Марков, Виктор Иванович

• Марков, Виктор Иванович
• доктор культурологии
• 2002

Оглавление диссертации доктор культурологии Марков, Виктор Иванович

Введение.

Глава 1. ОНТОЛОГИЯ ОТЧУЖДЕНИЯ.

1.1. Грани проблемы отчуждения.

1.2. Отчуждение: деятельность, процесс и системный феномен.

Глава 2. КУЛЬТУРА КАК ЖИВАЯ СИСТЕМА И СУБЪЕКТ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ.

2.1. Исходные посылки понимания культуры.

2.2. Системная и не системная парадигмы в культурологии.

2.3. Уровни бытия культуры и пределы системного понимания культуры.

2.4. «Свое» и «Чужое» в культуре.

Глава 3. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ОТЧУЖДЕНИЯ В

КУЛЬТУРЕ.

3.1. Восток и Запад: исходные предпосылки отчуждения.

3.2. Отчужденные превращения Идеи.

3.3. Отчуждение культурных систем.

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Отчуждение в культуре»

Актуальность исследования. Отчуждение, понимаемое как отчуждение деятельности, появление в ней негативных для субъекта стохастических следствий, есть извечный спутник любой человеческой активности и, в этом смысле, его изучение обладает вневременной актуальностью. Меняются только формы, но во все времена человек сталкивался и сталкивается с тем, что плоды его трудов оказываются превращенными, их инверсия вызывает к жизни те самые «отчужденные силы, господствующие над людьми», описанные К. Марксом еще в XIX веке.

В современном мире феномен отчуждения в целом и отдельные эффекты отчуждения деятельности проявляются с особой силой, в новых, неизвестных ранее ракурсах. Отчуждение деятельности есть своеобразная «кара» за превышение меры деятельности, ответ на это превышение со стороны системно-организующих сил социума и природы. И по мере нарастания масштабов активности человек все чаще сталкивается с абсолютными пределами своих преобразовательных стремлений и усилий, с пределами, обозначенными природой как таковой и природой самого человека. Это проявляется в экологическом кризисе, который, видимо, должен служить общим фоном исследования всех философских проблем современности. Это наглядно видно и в бесчисленных «болезнях цивилизации», уродующих человека как в физическом, так и в духовном плане. И те относительно частные с современной точки зрения проявления отчуждения, которые находились в центре внимания мыслителей прошлых времен, уходят на задний план перед этим отчуждением в глобальной деятельности человечества, меняя тем самым постановку проблемы и придавая ей новое, немыслимое прежде значение.

В современной мировой культуре эти процессы также выходят на новый уровень. Причина - рост контактов культурных систем, в результате которых наряду с элементами взаимообогащения все чаще проявляются и отчужденные эффекты этих взаимодействий, ставящие под угрозу само существование уникальных культурных традиций, перспективы сохранения ими своей жизнеспособности Эффекты отчуждения характерны и для процессов модернизации культур, когда желанный и необходимый синтез обновления и устойчивости становится скорее исключением, чем правилом. Модернизация оказывается мучительной ломкой культуры, в результате которой создаются или нежизнеспособные культурные химеры, или же происходит «негативная конвергенция» нового и старого - частичное восприятие негативных моментов современности с одновременным уничтожением позитивных сторон собственной культурной традиции.

В масштабе всей планеты мы наблюдаем отчужденное, превращенное воплощение тенденции к сближению и образованию единства культурных миров человечества. Реализуясь в форме глобализма и сопровождаясь стандартизацией и унификацией всех аспектов культурной жизни по единому образцу, эта тенденция тоже приводит к обратным результатам. Это проявляется в оживлении давно забытых этнических конфликтов, в многочисленных вспышках культурного и политического национализма. Вместо предполагаемого и желанного единства возникает угроза предсказанной С. Хантингтоном эры бесконечных войн цивилизаций.

Для России, находящейся в процессе сложнейших экономических, политических и культурных преобразований, все эти вопросы приобретают жизненно важное значение. За период XX века Россия пережила три этапа самоотчуждения культурной традиции. Это самоотрицание российской самодержавно-православной культуры, коммунистической идеи и практики, а за последние годы - самоотрицание курса реформ, проводившихся по западным образцам. Для нас отчуждение в культуре - трагическая реальность, ведь все эти культурные проекты давали в итоге массу отчужденных, обратных следствий. Поэтому, мировоззренческое осмысление феномена отчуждения в культуре для российского менталитета особенно значимо. Во-первых, оно создает психологическую защиту, позволяет без отчаяния и национального самоуничижения дать трезвую оценку прошлого, оценку исторических деяний XX века. Отчужденные результаты деятельности - общий удел человечества, а не только российская специфика. Во-вторых, идея отчуждения есть предупреждение активизму реформаторов в настоящем. Она защищает от идеологического и технократически-бюрократического понимания культуры как бесконечно пластичного объекта, который можно подвергать любым ломкам и трансформациям в избранном кем-то направлении. Итогом такого отношения и соответствующей практики может стать только получение обратных ожидаемым, негативных отчужденных результатов. Таким образом, выявление сущности и механизмов появления отчужденных следствий человеческой деятельности в культуре является одной из актуальнейших задач практики и научного познания.

Степень исследованности проблемы. Наиболее близок к данной проблематике большой блок научных публикаций в отечественной и зарубежной литературе, связанный с критикой европейской цивилизации Нового времени. К ним относятся как фундаментальные труды классиков европейской и отечественной мысли, так и множество работ современных ученых, выделяющих различные аспекты отчуждения человека в техногенном мире. Это работы Ж.Ж. Руссо, Т.Карлейля, А.Шопенгауэра, Н.Я Данилевского, К.Н.Леонтьева, Э.Дюркгейма, З.Фрейда, Ф. Ницше, А.Бергсона, К. Маннгейма, Р. Михельса, О.Шпенглера, Ортега-и-Гассета, А.Вебера, М. Вебера, Н.А.Бердяева, JI. П. Карсавина, Д. Лукача, Г.Марселя, Э.Фромма, Г.Маркузе , А.Тойнби, Р.Миллса, Э.Канетти, К.Г.Юнга, Э.Агацци и др.[201,106,72,137.77.228,171,24,276,249,183,48.278,28,26,107,142,275,219,258, 3]. Однако, они преимущественно рассматривают социальные, психологические и социально - психологические следствия отчуждения, не затрагивая всеобщих деятельностных и процессуальных основ возникновения отчужденных эффектов. Их предметом являются, собственно говоря, состояния отчужденности человека. Динамический и каузальный аспекты, диалектика отчуждения остаются вне сферы внимания, или описываются только косвенно.

Логическим результатом и практическим воплощением этой характерной для западной мысли XX века тенденции к психологизации и субъективизации отчуждения являются на микроуровне достаточно эффективные разработки в области социологии, социальной психологии труда и коммуникации, призванные снять ощущение отчужденности в процессах производственной деятельности и общения людей. Основные идеи этого подхода были заложены еще в 30-40-гг. двадцатого века в работах К. Мэйо и Дж.Морено. В настоящее время они входят в фундамент современной теории менеджмента. На макроуровне эта же интенция проявляется в формировании, по терминологии Г.Маркузе, одномерного общества, способного при всеобщем отчуждении устранить осознание этой отчужденности и создать тип одномерного человека, в принципе не имеющего внутренних критериев для сравнения отчужденного и неотчужденного состояния. Таким образом, проблема как бы снимается на уровне социальной практики. И не случайно, что для литературы последних десятилетий прошлого века характерен резкий спад интереса к отчуждению.

На этом фоне выделяются труды мыслителей так называемой Франкфуртской школы, сделавшей проблему отчуждения одной из центральных в теоретической рефлексии современной европейской культуры. Это работы Т.Адорно, М.Хоркхаймера, О.Кирхнера, В.Беньямина, Ю.Хабермаса,А.Шмидта,Н.Лумана,О.Негта,А.Веллмера[261,262,263,264,265,26 6,267,268,269,270,271,272,274,275,277,]. На основе критического осмысления и стремления к синтезу тезисов Гегеля, Маркса, Фрейда и М.Вебера представители этого направления постарались дать обобщающую картину отчужденности современного общества и выявить ее социокультурные истоки в истории европейской цивилизации. Однако, в русле этой парадигмы внимание было сконцентрировано преимущественно на двух линиях анализа. Во-первых, на выявлении внутренней логики развития фундаментальных принципов европейской цивилизации (принципов господства, рациональности, утилитаризма и т.д.), а во-вторых, - на выяснении роли отдельных факторов, определяющих отчуждение в современной культуре Запада - техники, науки, власти бюрократических организаций и средств массовой информации, политических структур современной демократии, господства рынка и потребительских ориентаций массового человека. При этом в разряд отчуждающих сил включались фактически все параметры современного социума и социальной организации жизни вообще в любых ее измерениях. Это логически снимало вопрос о возможности сравнения с неотчужденным состоянием общества и человека и тем самым закрывало перспективы выявления специфики самого отчуждения. Второе поколение теоретиков этой школы в лице своего ведущего представителя Ю.Хабермаса уже в значительной мере ослабило критический потенциал учения Франкфуртской школы и сконцентрировалось на определении условий консенсуса человека и общества в современном мире. Таким образом, в русле этого направления исследований можно выявить ряд достаточно интересных положений, раскрывающих отдельные стороны проблемы отчуждения. Но само поле зрения, привязка к реалиям определенного типа культуры и абсолютизация отчуждения в этой культуре, отождествление его с «буржуазной» рациональностью и социальностью вообще, не позволили в принципе осуществить философский анализ отчуждения в его всеобщих деятельностных и экзистенциальных измерениях.

Экзистенциально-онтологический аспект отчуждения является одной из главных тем всей экзистенциалистской литературы 20 века. Соотношение изначальной предопределенности человека к свободе и творчеству с репрессивными силами социального бытия рассматривалось при этом как основа трагедийности человеческого существования в мире и эта интенция в принципе открывала пути к исследованию отчуждения в его метафизических параметрах, его смысла в диалектике мироустройства. Но в русле данной традиции эти пути оказались перекрыты самой позицией осмысления бытия исключительно с точки зрения страдающего субъекта, а также социокультурной обусловленностью идей экзистенциализма, неявной аксиоматикой понимания мира и человека в духе чисто европейской системы ценностей, неприменимой за рамками культурного пространства европейского мира. Кроме того, для экзистенциализма характерен акцент на фиксировании наличия отчуждения в структурах бытия и отсутствие интереса к исследованию его процессуального аспекта, а также генезиса в человеческом мире. Это характерно для работ М. Хайдеггера, Ж. П. Сартра, А. Камю и др.[230,99,100].

Более глубинные философско-онтологические аспекты проблемы отчуждения были разработаны в учении Гегеля[59,60,61,62]. Само становление мира представляло у него процесс поэтапного самоотчуждения Абсолютного Духа, а отчуждение человеческой активности являлось необходимым условием разумности мирового процесса и логично вписывалось в общий план эволюции мироздания. В этом аспекте наиболее ценной представляется попытка осмысления отчуждения с позиции Целого, с точки зрения всеобщих законов эволюции. К сожалению, жесткая концептуальная связь этой идеи с гегелевским логицизмом и тезисом о саморазвертывании Абсолютного Духа в истории позволяют использовать в анализе отчуждения деятельности лишь эту общую методологическую интенцию учения Гегеля, более конкретные моменты которого неприменимы вне рамок представлений о бытии как воплощении Духа.

Попытка изучения отчуждения именно как закономерно возникающего в человеческой деятельности феномена была предпринята в русле марксистской традиции. И ее результаты с интересующей нас точки зрения можно считать наиболее перспективными, сохраняющими свою значимость до сегодняшнего дня. Это относится и к известным произведениям самого К.

Маркса и к работам отечественных философов, разрабатывавших эту проблематику. Это работы И.И. Антоновича, С.С. Батенина, Б.Н. Воронцова, В.И. Копалова. К.С. Мегрелидзе, Р.П. Навасардяна, А.И. Титаренко и др.[17,117,154,163,218]. Особенно следует отметить работы Г.С. Батищева, Ю.Н. Давыдова, А.П. Огурцова, И.С. Нарского, Т.И.Ойзермана, не только давших достаточно полную картину развития историко-философской традиции изучения отчуждения, но и подошедших к выявлению его диалектической сущности как превращения человеческой деятельности в противоположность при определенных условиях [18,19,71.169,174,175,164,165,166,167,177,178]. Однако, сами эти условия толковались в естественном для марксисткой традиции духе, как связанные исключительно с капиталистическим, или шире -эксплуататорским обществом. Это в значительной мере было связано с обстановкой острой идеологической борьбы, развернувшейся вокруг проблем отчуждения.

Круг самих обсуждаемых вопросов оставался достаточно узким, примерно таким же, каким он был очерчен в трудах классиков марксизма. Отчуждение труда эксплуатируемого рабочего полагалось главным и определяющим видом отчуждения. Сфера бытования отчуждения сводилась к социально-исторической практике и даже только к определенному ее типу. Проблематика отчуждения в глобальной деятельности человечества практически не затрагивалась. Не проявлялось и особого интереса к отчуждению деятельности в «надстроечных» сферах социального бытия, к которым тогда относилась и культура. Возможность выделения неких всеобщих условий появления отчужденных эффектов в человеческой деятельности отвергалась, поскольку это напоминало идеалистическую трактовку и «абсолютизацию» отчуждения в философии Гегеля и снимало вопрос о полном преодолении отчуждения. Таким образом, несмотря на явный акцент на деятельностно-практическое понимание феноменов отчуждения и значительные достижения в этом русле анализа, излишний историцизм и революционно-практическая направленность марксистского учения приостановили развитие логически возможных в марксистской традиции тенденций к более обобщенному, собственно философскому исследованию сущности отчуждения человека в мире его деятельности.

Отчуждение в процессах культуротворческой деятельности человека и отчуждение самих культурных систем в его различных аспектах лишь косвенно и без применения соответствующей методологии и терминологии затрагивались в трудах по собственно культурологической проблематике. В частности можно отметить, что в диффузионистском направлении культурологии при общем благожелательном отношении к культурным контактам и заимствованиям уже Ф. Ратцель проводил разделение между заимствованием отдельных элементов культуры и целостных культурных комплексов[7,91,129,203]. Причем в последнем случае предполагалась возможность появления некоторых негативных эффектов для воспринимающей культуры. В рамках социологического направления Э. Дюркгейм, описывая явление культурной аномии, впервые обрисовал нарушение гомеостаза и саморазрушение ценностных ориентаций культурной системы[77]. Функционалисты, и прежде всего Б. Малиновский, указывали на возможные негативные следствия европейского культурного реформаторства, нарушения целостности туземных культур в ходе борьбы с «варварскими обычаями»[143,203,129]. Он же на основе идеи, которую в современной терминологии можно назвать функциональным изоморфизмом, предлагал не просто уничтожать эти обычаи, а стараться находить им полноценную функционально-символическую замену в русле самой местной традиции. Позднее схожие идеи высказывали некоторые представители течения культурного релятивизма и М. Херсковиц, например, настаивал на необходимости осторожного вовлечения архаических культур в современную цивилизацию, поскольку поспешная их модернизация зачастую приводит к обратным эффектам - разрушению способов воспроизводства культурной среды, системы жизненных ориентаций и к массовой деградации населения[7,129]. Итак, различные проявления отчуждения описывались в культурологической литературе в связи с контактами культур, их модернизацией и функционированием, но отсутствие необходимой методологической базы не позволяло выявить диалектику этого отчуждения как существенно системного феномена человеческой деятельности.

Поскольку методологическая возможность целостного анализа отчуждения деятельности в культуре появляется лишь при определенном понимании самой культуры как живой системы и как субъекта деятельности, необходимо вкратце остановиться на вызревании подобных представлений о культуре в культурологической мысли последних веков.

В целом можно утверждать, что для развития культурологической науки в этот период были характерны теоретические колебания от полного отрицания системного характера отдельных культур до конституирования их в качестве замкнутых, обособленных, автономно существующих целостностей . Отрицание системности логично вытекало из прогрессистско-универсалистского комплекса идей, с наибольшей четкостью проявившегося у основателя эволюционизма Э.Тайлора[215]. Наоборот, утверждение жесткой системности культур и в каком-то смысле предвосхищение стиля мышления ранней формы системного метода - структурно- функционального подхода, было характерно для социологической школы в культурологии в лице Э. Дюркгейма и для функционализма в лице Б.Малиновского. По теории Б. Малиновского в культуре нет ничего лишнего, случайного, все детали пригнаны одна к другой и поэтому малейшие изменения и исчезновение отдельных элементов могут привести к полному разрушению целостности. При таком толковании вопрос о динамике культуры и ее развитии логически отпадает, а система культуры понимается не только как замкнутая, но и фактически статичная. Подобный подход позднее можно обнаружить и у ведущего представителя культурного релятивизма - М. Херсковица. Это течение также изучало отдельные культуры как замкнутые адаптивные системы, особенные формы существования человека. Но в русле этого видения культуры развивалась и более радикальная идея о разнонаправленности развития культур, ранее намеченная в разделении J1. Фробениусом культур на различные типы - теллурические и хтонические[7,129,203,91]. Это уже выводило за рамки понимания культуры как чисто адаптивного по своей сути образования. В отличие от функционализма, в культурном релятивизме системность культуры не исключает возможности ее развития, намечается переход к осознанию диалектики стабильности и изменчивости в культуре, что сближает взгляды релятивистов с современным системным мышлением.

Между этими двумя полюсами в отношении к идее системности отдельных культур можно выделить ряд промежуточных направлений, пытавшихся или ввести представления о системности лишь отдельных комплексов явлений в культуре, или остановившихся на противоречивом эклектизме в понимании данных вопросов. И лишь некоторые авторы искали пути к диалектическому синтезу идеи целостности каждой отдельной культуры и их взаимосвязи в общей эволюции человечества.

К первому варианту можно отнести исследование целостных комплексов коллективных представлений у первобытных народов JT. Леви-Брюлем, выявление базового типа личности как основы единства культуры в работах представителей этнопсихологической школы А. Кардинера и Р. Бенедикт и заложенную структуралистами, прежде всего К. Леви-Стросом, тенденцию исследования целостных знаково-символических систем в культуре[7,91,128,129,203].

Противоречивостью в данном аспекте отличается течение культурного диффузионизма, пытавшееся сочетать понимание культуры как живого организма с утверждением принципа свободного переноса элементов из одной культуры в другую. Подобная эклектичность характерна и для А. Кребера, утверждавшего одновременно и целостный характер отдельных культур и представление о культуре человечества как о едином континууме. В еще большей мере противоречивы идеи современного неоэволюционизма .С одной стороны мировая культура предстает в этой парадигме как сумма многолинейно развивающихся замкнутых систем, с другой же JI. Уайт, например, пытался отыскать универсальные критерии культурного развития и находил их в степени энергонасыщенности культуры, которая становится у него критерием измерения культурного прогресса. Это, по сути, означает возврат к старой логике классического эволюционизма, к европоцентризму и разделению культур не по их качественной специфике, а по степени приближения к европейско-американским стандартам развития[7,91,129,203].

В плане отыскания синтеза между антисистемным и жестко-системным видением культуры наиболее интересным представляется исходный принцип концепции Ф. Боаса, полагавшего, что на основе изучения единичного и особенного в культуре можно выйти постепенно на уровень максимальных обобщений и выявления всеобщих параметров культурной жизни человечества. Такой подход в принципе позволяет сочетать анализ отдельных культур как целостных, но открытых систем, с изучением их взаимодействия между собой в общем культурном пространстве человечества. Однако, заложенная этими тезисами программа так и не была реализована школой Ф. Боаса, сосредоточившейся на детальном описании особенных типов культуры[7,91,129].

Наиболее значительный вклад в разработку этих вопросов внесли деятели «органической школы», взгляды которых иногда определяются не совсем точно как теория локальных культур (Н.Я Данилевский, О. Шпенглер, А.Тойнби). Их представления о культуре как последовательно развивающейся органической целостности и субъекте деятельности создают методологическую возможность применения к культурным процессам общефилософской методологии анализа отчуждения. В то же время, принципиально значимая метафора «организма» так и осталась у них только метафорой, не превратившись в методологически осознанную идею, обладающую значительным эвристическим потенциалом. Неотрефлексированность в то время принципов системного мышления обусловила аналогичные описанным выше крайности органического подхода в утверждении целостности культур, которая связывалась с полной разделенностью их бытия в культуре человечества[72,219,249].

Подводя итоги этой вековой теоретической дискуссии по поводу понимания культуры, можно отметить, что в ее основе лежит, прежде всего, разноуровневое понимание ее сущности. Авторы, акцентировавшие адаптивную сторону этой сущности, обычно приходили к выводам жестко-системного характера и утверждали целостность конкретных культур как закрытых систем, отрицая одновременно целостность культуры человечества. Другие авторы, видевшие в культуре, прежде всего, высшие формы духовной деятельности человека, чаще разрабатывали представления о мировой культуре как едином неразрывном континууме, едином духовном пространстве, в котором нет места никаким обособленным системным целостностям.

С содержательной стороны в этом теоретическом противостоянии речь фактически шла о согласовании идеи целостности отдельных культурных систем и их взаимосвязи в общем развитии человечества. Эта проблема была воспринята как дилемма и изучение культуры шло двумя параллельными путями, каждый из которых опирался на свою эмпирическую базу и отрицал истину другого. С философской точки зрения это означало нарушение логики взаимосвязи общего, особенного и единичного в культуре. В результате взаимосвязь и единство культур воспринимались как их непосредственное тождество с некоторыми временными отклонениями и пережитками в силу отсталости многих народов, а системность и целостность как абсолютное различие взаимонепроницаемых и автономных культурных миров. Эту ложную альтернативу снимает современное системное мышление, в котором доминирует понимание сложных систем в качестве принципиально открытых и развивающихся целостностей. С этих позиций вполне логически допустимо познание культуры и как совокупности системных образований и как их определенного единства и взаимосвязи в общей культурном пространстве человечества. Одновременно восстанавливается и диалектика соотношения стабильности и изменчивости, функционирования и развития, общего, особенного и единичного в культуре.

Таким образом, сама возможность концептуального осмысления отчуждения в культуре связана с проникновением в культурологию принципов системного мышления. К сожалению, пока что этот процесс развивается медленно. В работах, методологически осознанно рассматривающих культуру как систему, анализируется в основном системность и целостность отдельных культурных комплексов, духовно-символического и семантического пространства культуры, логика развертывания ее исходных диспозиций, а не культурные системы как субъекты деятельности и таксономические единицы мировой культуры. Это работы Ю.М.Лотмана, B.C. Библера , А. А. Пелипенко , К.Г. Яковенко[140.141,32,33,34.35,190]. Более обобщенное деятельностно-системное видение культуры характерно для М.С Кагана[95,96]. Однако в центре внимания при этом находится специфичное именно для философии культуры понятие культуры вообще, а собственно культурологическая проблематика, связанная с системным пониманием отдельных цивилизационных типов культуры затрагивается лишь косвенно. Интересную, но достаточно противоречивую, на наш взгляд, позицию в данном вопросе занимает А. Я. Флиер[225]. С одной стороны, он выделяет особый уровень системных обобщений в структуре культурологического знания[225,с 52-53]. С другой стороны, в класс системных объектов попадают на равных основаниях такие разноплановые явления как система языка, морали, престижность и национальные культуры в целом[225,с.56]. Наконец, культурно-исторические цивилизационные общности полагаются лишь частично системными образованиями, объединяемыми зачастую лишь по признакам внешнего сходства[225,с.267]. Это ставит вопрос о необходимости специальных исследований, разрабатывающих классификацию и своеобразную таксономию системных объектов в культуре. Однако, пока в исследовании данной проблемы приходится опираться в большей мере на общие работы по системному мышлению, во многих из которых затрагиваются моменты, касающиеся интересующей нас проблемы. Это работы А.И.Аверьянова, И.В. Блауберга, Э.Г. Винограя, В.В. Казаневской, Н.Н. Моисеева, JI.A. Петрушенко, В.Н. Сагатовского, М.И. Сетрова, B.C. Степина, А.И. Уемова, Е.В. Ушаковой, В.П.Фофанова,Э.Г.Юдина[1,37,38,49,50,51,97,98.157,158,191,202,207,212,213,22 1,224,226].

Таким образом, обзор имеющейся литературы показывает, что в настоящий момент в различных сферах философского и культурологического знания сформированы достаточные предпосылки для исследования проблемы отчуждения в культуре. Однако к настоящему моменту специальных и тем более обобщающих трудов в этой области так и не создано.

В итоге проведенного анализа изученности вопроса можно зафиксировать наличие проблемной ситуации, включающей противоречия на двух уровнях. Первый из них - противоречие между практической актуализацией проблемы отчуждения деятельности в культуре ввиду нарастания отчужденных эффектов, связанных с глобализацией культурного пространства, все более тесными контактами культур и их модернизацией, и явно недостаточной степенью философско-методологической и культурологической рефлексии по поводу этих процессов.

Этот разрыв теории и практики дополняется противоречием на теоретико-концептуальном уровне между общепринятыми инвективами в адрес современной цивилизации и культуры как репрессивных сил, порождающих отчуждение, и фактической неисследованностью всеобщих механизмов и смысла отчуждения в культуротворческой деятельности человека на разных ее уровнях.

Эта общая постановка проблемы имплицитно содержит в себе три основных проблемных вопроса:

- является ли отчуждение деятельности лишь негативным феноменом, извечной трагедией человека как субъекта деятельности, или же оно имеет и другой, позитивный аспект с точки зрения системных законов мироустройства и экзистенциальной ситуации самого человека?

- возможно ли отчуждение не только в индивидуальной и совокупной культуротворческой деятельности людей, но и отчуждение самой культуры как системного образования?

- какие факторы увеличивают или наоборот уменьшают вероятность появления отчужденных эффектов в человеческой деятельности и в функционировании и развитии культурных систем?

Подобное понимание сущности проблемы позволяет определить соответствующий объект, предмет, цели и задачи исследования.

Объектом исследования в данной работе являются культурные системы, культурные миры человечества, рассматриваемые в трех аспектах: как сфера культуросозидающей деятельности человека, как своеобразные целостности, функционирующие, развивающиеся и взаимодействующие по законам живых систем, и как совокупные субъекты деятельности.

Соответственно, предметом исследования становятся феномены отчуждения человеческой деятельности в этих системах и отчуждения самих систем в процессе их функционирования и эволюции, анализируемые не только со стороны субъекта, как отчужденные следствия его активности, но и со стороны самих систем, как проявление законов и механизмов их саморегулирования.

Цель исследования заключается в выявлении сущности и механизмов возникновения отчужденных эффектов в культуротворческой деятельности человека, в функционировании, развитии и контактах культурных систем, а также условий и факторов усиливающих, или, наоборот, - минимизирующих вероятность появления таких эффектов.

Постановка цели предполагает выдвижение ряда исследовательских задач, направленных на ее реализацию:

1.Концептуальный анализ отчуждения деятельности как системного феномена.

2.Анализ антропологически-экзистенциальных характеристик отчуждения деятельности, его метафизического значения в системной организации мира.

3.Выявление методологических потенций и эвристического значения синтеза идей органической школы в культурологии и системного подхода и корректировка с этой точки зрения самих системных представлений.

4.Разработка представлений об уровнях бытия культуры и определение на этой основе возможностей и пределов системного мышления в культурологии.

5.Исследование пограничных эффектов в культурных системах, определяющих формирование культурной оппозиции «Свое - Чужое».

6.Анализ исходных параметров культурных систем Запада и Востока с точки зрения вероятности появления отчужденных эффектов.

7.Исследование этапов и факторов отчуждения культурно-реформационного проекта в ходе его реализации.

8.Выявление факторов и вариантов витального отчуждения культурных систем.

9.Анализ отчуждения культурных систем как субъектов целе- и ценностно-ориентированной деятельности.

Методологическая основа диссертационного исследования. В аспекте анализа отчуждения такой основой являются концепции отчуждения Г. Гегеля и К. Маркса, сочетающие процессуально-деятельностное понимание этого явления с выявлением его онтологических характеристик. Наибольшей значимостью в учении Гегеля с этой точки зрения обладает идея соотношения отчужденной деятельности человека с гармонизирующим воздействием мировой системы, персонифицированным воплощением которой выступает у него Абсолютный Дух. Эта идея в принципе позволяет осмысление отчуждения не только в плане его трагедийности для субъекта деятельности, но и с точки зрения сохранения целостности и системности процесса коэволюции человека и мира.

Марксово видение отчуждения дополняет Гегелевскую его трактовку, усиливая деятельностный акцент и подчеркивая взаимосвязь деятельностного и онтологического аспектов проблемы, роль самого человека в создании системных сил, господствующих над ним в отчуждении. Правда, при этом речь идет только о системности социума, а саморегулирование общественной системы, подавляющей посредством отчуждения деяния человека, рассматривается как фактор, требующий революционного преобразования такого типа общества.

Такое сочетание определенной противоречивости и в то же время взаимодополнительности Гегелевской и Марксовой концепций отчуждения позволяет решить вопрос об их методологическом синтезе. При этом системное понимание мироустройства создает возможность элиминирования идеи Абсолютного Духа из диалектики отчуждения и преодоления излишнего социоцентризма К.Маркса. На этом синтезе и базируется развиваемый в диссертации концепт отчуждения деятельности.

Поскольку парадигмы системного мышления широко применяются в диссертации не только в анализе отчуждения, но и при исследовании проблем культуры, в качестве методологической основы работы можно указать также на работы авторов, разрабатывающих системную методологию. К их числу относятся труды авторов, названных при характеристике разработанности проблемы. Диссертация опирается также на труды представителей органической школы в культурологии, связанной с именами Н.Я. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, JI.H. Гумилева. Их идеи рассматриваются при этом как недостаточно отрефлексированная форма проявления системных идей в культурологии. В этом плане исследование базируется на методологическом синтезе положений органической школы и системного мышления. Формирование этого синтеза потребовало корректировки самих системных представлений с позиций феноменологического подхода, на основе чего была сформулирована идея о необходимости биоцентристской ориентации в системном мышлении, рассматривающей систему как функциональный и поведенческий аналог живого организма.

Помимо этого методологические интенции данного исследования основываются на своеобразном онтологизме, и шире - космизме русской философской традиции, предполагающей изучение явлений не только с точки зрения субъекта, но и от Целого, то-есть выявления метафизического значения данного феномена в гармонии этого Целого. Эта традиция связана, прежде всего, с учением о всеединстве, разрабатывавшимся B.C. Соловьевым, C.JI. Франком, С. Н. Булгаковым и др. Наибольшее значение для настоящего исследования имеют в этом плане идеи Л.П. Карсавина о соборной или симфонической личности, позволяющие обосновать персонифицированное понимание культурной системы как субъекта деятельности.

Научная новизна исследования заключается в следующем:

1.Введен и разработан теоретический концепт отчуждения, основанный на понимании отчуждения деятельности и его изоморфов как составной части механизмов саморегулирования природных, социальных и культурных систем. Выявлен, тем самым, позитивный смысл отчуждения с точки зрения диалектики соотношения свободы и необходимости, хаоса и порядка.

2.Исследованы методологические возможности синтеза органической парадигмы в культурологии и современного системного мышления, выявлены эвристические потенции такого синтеза при анализе отчуждения в культуре.

3.С деятельностной точки зрения выделены досистемный, системный и надисистемный уровни бытия культуры и на этой основе определены возможности и пределы применения системного мышления в культурологии.

4.Проведен анализ основных вариантов и уровней отчуждения в культуротворческой деятельности человека, а также в функционировании и развитии различных типов культурных систем.

5.Раскрыта принципиальная специфика типа социокультурной динамики культур Запада, не только порождающих в больших масштабах эффекты отчуждения, но и использующих их для ускорения развития.

6.Обоснована значимость и необходимость оппозиции «Свое-Чужое» в культуре как защитного иммунного механизма культурных систем, выявлены объективные условия и социокультурные факторы, определяющие различную степень жесткости проявлений этой оппозиции в жизни отдельных культур.

7.Сформулированы системные закономерности контактов культур, обеспечивающие позитивный эффект таких контактов при условии соблюдения количественной меры и качественной избирательности в культурных заимствованиях, дополняемых качественными преобразованиями и функциональным подчинением воспринятых элементов нормам и ценностям данной культуры.

8.Выделены факторы, способствующих усилению или минимизации отчужденных эффектов в деятельности, связанные с исходными параметрами различных типов культур, альтернативами в реализации культурно-реформационных проектов, законами системного взаимодействия культур, способами реализации и характером миссии культуры.

На защиту выносятся следующие положения:

1 .Отчуждение различным образом проявляет свою сущность в деятельностном, процессуальном и системном аспектах: как социально-историческая форма деятельности, как негативная обратная связь в деятельности и ее самоотрицание, и как механизм саморегулирования и сохранения гомеостаза систем.

2.В целом отчуждение является практически неизбежным спутником человеческой активности, но существует ряд факторов, усиливающих или, наоборот, снижающих вероятность появления отчужденных эффектов в деятельности субъекта;

3.Истоки отчуждения коренятся в превышении субъектом меры деятельности, связанной с мерой возможной изменчивости природных и социокультурных систем, что вызывает ответную реакцию этих систем, погашающих данные антисистемные импульсы.

4.0тчуждение не только негативное явление, как это представляется субъекту действия, но и форма сочетания творческой свободы человека и системной необходимости ее ограничения и самоограничения, в том числе и в интересах самого человека. Сама экзистенциальная ситуация человека порождает отчуждение: являясь свободным творцом, он своей деятельностью или порождает системы, или включается в уже существующие и, соответственно, подчиняется их законам.

5.Культура человечества может рассматриваться как совокупность особых субъектов деятельности, культурно-цивилизационных систем, способных испытывать отчуждение как в своей деятельности, направленной на сохранение своего существования и функционирования (витальное отчуждение), так и в деятельности, направленной на идеально-значимые ориентиры и векторы развития.

6.Уровни бытия культуры не обязательно жестко связаны с системной организацией. Можно выделить условно до-системный уровень культуротворческой деятельности человека в рамках определенной культуры, системный и надсистемный. Последний представляет собой свободную совокупность идей, образов и культурных достижений различных культур как общий фонд и «сокровищницу» мировой культуры. Это определяет как возможности, так и пределы применения системного метода в культурологии, который эффективен преимущественно при изучении собственно системного уровня бытия культуры.

7.По характеру мировоззренческих установок, социокультурной динамике, способу действия и другим исходным параметрам своей системной организации культуры Востока и Запада в различной степени создают вероятность появления отчужденных эффектов в деятельности индивидуальных и совокупных субъектов. При этом западный тип деятельности и социодинамики не только порождает эти эффекты в большем масштабе, но и использует взаимоотчуждение различных сфер общественной жизни для ускорения динамичности развития.

8.Вариантами проявления отчуждения в культуре являются пограничные феномены, связанные с разделением на «Свое» и «Чужое», закономерные следствия реализации отдельных культурных проектов, системные эффекты взаимодействия культур, а также различные формы отчуждения миссии культуры.

9.Культурная политика вообще и особенно попытки реформирования культур требуют понимания ее как качественно особенной, живой, самоорганизующейся целостности и учета системных эффектов, возникающих в ее функционировании и развитии, с целью уменьшения вероятности получения обратных ожидаемым отчужденных негативных следствий этой деятельности.

Теоретическая значимость работы определяется формированием нового концептуального видения сущности феномена отчуждения вообще и отчуждения в культуре в частности на основе применения методологии системного мышления к исследованию данной проблематики. В работе методологически обосновывается и раскрывается в анализе конкретных познавательных ситуаций эвристическое значение, возможности и пределы применения системной парадигмы в культурологии. На основе обобщения обширного историко-эмпирического материала выделяются виды и формы проявления отчуждения в культуре на различных уровнях ее бытия, выявляются факторы, увеличивающие или уменьшающие вероятность появления отчужденных эффектов в деятельности человека и самой культуры как совокупного субъекта деятельности.

Серьезный вклад в развитие не только культурологии, но и философии, политологии, социологии вносят также предлагаемые аргументированные решения целого ряда дискуссионных проблем, таких как противоречивость экзистенциальной ситуации человека в системно-организованном мире, соотношение методологического плюрализма и монизма в понимании общества, а также соотношение понятий «общество», «история» и «культура», сочетание деятельностного и системного подходов в понимании культуры, типы социокультурной динамики, диалектика открытости и закрытости культурных систем, роль органической парадигмы в культурологии и ее соотнесение с другими течениями культурологической мысли и современным системным мышлением, ксенофобия и ксеномания в культуре, рациональная стратегия культурных контактов и проблемы миссии культуры.

Практическая значимость исследования определяется возможностью включения материалов диссертации в различные специальные и общие курсы по философии, философии культуры, культурологии, социологии и политологии, а также необходимостью учета содержащихся в ней выводов различными социальными институтами, властными структурами и общественными организациями при формулировании культурной стратегии и конкретной культурной политики.

Апробация работы. Основные положения диссертации излагались на следующих конференциях и семинарах: Международная конференция «Евразийское мировоззрение и потенциал Сибири в XXI веке» (Барнаул, 2001), Всесоюзная научная конференция «Человеческий фактор ускорения социального и научно-технического прогресса (Новосибирск, 1989), Всероссийская научная конференция «Культура и общество: возникновение новой парадигмы (Кемерово, 1995), Российская научная конференция «Образование в условиях реформ: опыт, проблемы, научные исследования» (Кемерово, 1997), межрегиональная научная конференция «Духовная и светская культура как фактор социального развития региона» (Кемерово, 1996), межрегиональный научно-практический семинар «Культурология в системе наук и образования» (Кемерово, 1998), межрегиональный семинар «Концепция устойчивого развития общества и проблемы культуры» ( Кемерово, 1999, научно-практический семинар «Реформа власти в России: состояние, проблемы и перспективы» ( Барнаул, 2001), межрегиональная научно-практическая конференция «Теория и практика правотворческой деятельности субъектов Российской Федерации» (Новосибирск, 2001), межрегиональный научно-практический семинар «Социокультурная динамика: теоретико-методологические и исторические аспекты» ( Кемерово, 1999), областная научно- практическая конференция «Методологические проблемы активизации человеческого фактора в условиях перестройки» (Кемерово, 1988), межвузовская научно-практическая конференция «Высшая школа и проблемы духовно- нравственного становления личности» (Новосибирск, 1995). Диссертация обсуждалась на заседании Кемеровского отделения Философского общества России, на кафедре философии и политологии Кемеровского технологического института пищевой промышленности и на кафедре философии Кемеровской государственной Академии культуры и искусств.

Структура диссертации включает в себя введение, три главы и заключение, а также библиографический список литературы.

Заключение диссертации по теме «Теория и история культуры», Марков, Виктор Иванович

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Исследование проблем отчуждения в культуре, проведенное в настоящей диссертации, логически предполагало постановку ряда задач концептуально-теоретического, методологического и культурологического плана. В ходе анализа эти задачи были последовательно разрешены.

Была сформулирована концепция отчуждения деятельности, основанная на интерпретации этого феномена не только как отчужденного и искаженного воплощения человеческих замыслов, но и как закономерного и необходимого элемента механизмов самосохранения и саморегулирования природных и социальных систем, Таким образом, было выявлено позитивное значение отчуждения с точки зрения соотношения свободы и необходимости, хаоса и порядка в деятельности и в онтологическом плане.

Тем самым, отчуждение деятельности выявило свой метафизический смысл с точки зрения сохранения гармонии социального и природного бытия. Истоки его были обнаружены в антропологических характеристиках деятельности и в экзистенциальной ситуации человека, являющегося революционизирующей преобразовательной силой бытия, но в то же время и элементом естественных и созданных им искусственных систем, вынужденным подчиняться их законам.

Выявление системного аспекта отчуждения потребовало соответствующей интерпретации понятия культуры как системного феномена и субъекта деятельности. С этой целью были исследованы возможности и эвристическое значение методологического синтеза органической традиции в культурологии и современного системного мышления. На этой основе было сформулировано положение о культуре как живой системе.

Однако, дальнейший анализ показал, что этот адаптивный аспект существования культурной системы дополняется более высоким уровнем ее бытия в качестве субъекта целеориентированной деятельности, направленной на реализацию ценностных программ, заложенных в ее духовных основах. В итоге были разработаны представления о трех уровнях бытия культуры, что обусловило разделение по предметным сферам системной и несистемной парадигм в культурологии, выявление возможностей и пределов системного подхода к явлениям культуры. При этом также были намечены основы структурирования феноменов отчуждения в культуре.

Исследование принципиального значения разделения на «Свое» и «Чужое» в жизни культурных систем позволило выделить ряд моментов необходимости такого разделения, связанных с генезисом систем, формированием менталитета, иммунных механизмов, границ систем, обеспечивающих как ее целостность, так и контакты с окружающим миром и другими системами. Это стало дополнительным методологическим обоснованием отчуждения, то-есть превращения изначально «Своего» в «Чужое» и «Чуждое» в функционировании и развитии культурных систем.

Изучение типологических характеристик культур Запада и Востока привело к выводу о том, что по ряду параметров, связанных с количественными и качественными аспектами деятельности данных типов культурных систем, культуры Запада с большей вероятностью порождают отчужденные следствия деятельности, поскольку нацелены на радикальное преобразование мира, понимают субъекта как демиурга действительности, а объект рассматривают как ценностно нейтральную, пластичную среду, допускающую любые изменения.

Начиная с эпохи Возрождения, Запад вступает на совершенно новый путь развития и порождает новый тип социокультурной динамики, основанный на ослаблении системного контроля и относительно автономном свободном развитии отдельных сфер социума. Это приводит к многочисленным отчужденным следствиям и к противоречивости данного типа прогресса. Однако, возникающая при этом инерция ускоренного движения обеспечивает необходимую степень устойчивости культурной системы Запада. Такой нецелостный и отчужденный характер эволюции стал достаточно органичным для нее и не может рассматриваться как симптом кризиса. Обуздав силы отчуждения, Запад сталкивается лишь с внешними пределами своей активности, связанными со способностью к изменениям природных систем и природы человека, а также с воздействием других культур.

В ходе сравнительного анализа различных вариантов реализации Идеи, то-есть отдельных культурно-реформационных проектов, выявилось, что искажение и отчуждение Идеи начинается уже на этапе ее формулировки и продолжатся по мере распространения ее в массах, в процессе организационного и властного воплощения замысла. Однако, в истории фиксируются различные варианты осуществления культурного проекта: через духовное совершенствование и через материальное преобразование социума. Последний в большей мере вызывает отчужденные последствия деятельности. Но в реализации замысла возникают точки выбора альтернатив, позволяющие снизить «цену» преобразований и минимизировать отчужденные эффекты.

Отчуждение самих культурных систем было исследовано в двух планах. Первый из них - витальное отчуждение, то-есть отчуждение культуры как живой системы, стремящейся к самосохранению. В этом аспекте отчуждение оказалось связано с отрицанием природных и человеческих предпосылок функционирования культурной системы и с ее старением. Старение включает поэтапное изменение системы ценностей, стандартизацию культурного опыта, обеспечивающего готовые, стереотипные ответы на вызовы времени и формализацию духовного содержания культурных норм. Другие варианты витального отчуждения выявились в анализе культурных контактов. Изучение системных эффектов, возникающих при взаимодействии культурных систем, позволило выделить ряд закономерностей, учет которых способствует формированию рациональной стратегии культурных заимствований. К их числу относится определение исходной близости или чуждости взаимодействующих культур, предвидение возможности качественных преобразований воспринятых элементов, соблюдение количественной меры и качественной избирательности в восприятии «Чужого», деструктурирование заимствованных культурных комплексов, их функциональное подчинение потребностям и законам жизни принимающей культурной системы.

Исследование отчуждения культурной системы как субъекта целеориен-тированной деятельности позволило уточнить понятие миссии культуры, формы ее проявления и выявить различные варианты такого отчуждения. Они связаны с постановкой принципиально нереальных целей, с отказом от миссии и с полной ее реализацией. Итоговый сравнительный анализ этих вариантов показал, что возможности минимизации отчуждения возникают при формулировке миссии культуры как высокого духовного проекта, связанного с беспредельным совершенствованием человека и общества.

На основе изучения феноменологии отчуждения в культуре был выделен ряд факторов, повышающих вероятность появления отчужденных эффектов в деятельности: они связаны с исходными параметрами различных типов культур, альтернативами в реализации реформационных проектов в культуре, законами системного взаимодействия культур, со способами реализации и характером миссии культуры.

Концептуальные и методологические итоги диссертации, решение поставленных в ней задач открывают новое проблемное поле исследований и новые направления, связанные с изучением отчуждения деятельности вообще и отчуждения в культуре. К их числу можно отнести следующие:

- выявление методологических, гносеологических и мировоззренческих следствий концепции отчуждения как атрибутивного момента человеческой деятельности, в том числе и в плане понимания сущности человека и связанной с этим необходимостью реинтерпретации ряда социально-философских проблем;

- исследование методологических перспектив биоцентристской ориентации в системном мышлении;

- анализ специфических особенностей различных типов культур, в том числе и российской, как живых систем и субъектов деятельности;

- разработка этико-экологических аспектов человеческой преобразовательной деятельности в культуре, основанной на понимании ее как живой системы и субъекта деятельности;

- исследование эффектов отчуждения в процессах модернизации культур, в частности, - на материале российских реформ;

- корректировка представлений о структуре культурологического знания на основе идеи о трех уровнях бытия культуры;

- разработка методологических основ концепции эффективной деятельности в культуре, включающей отношение к ней как к системно-синергетическому объекту с точки зрения минимизации отчужденных эффектов.

В заключение отметим ряд выводов праксеологического порядка. Само понимание культуры как живой системы и тем более - как субъекта должно определять отношение к ней с мировоззренческой и этической точек зрения. Любые преобразования, нарушающие основное право живого - право на жизнь, уникальное и самоценное существование, должны отвергаться целиком и полностью. Попытки совершенствования и изменения культурной системы должны учитывать возможность отчужденных следствий этой деятельности и стремиться к минимизации этих следствий.

В реальной истории реформаторы часто рассматривают общество и культуру как чистую доску, которую следует в минимальные сроки заполнить своими письменами. Культурная традиция учитывается ими лишь как некое препятствие, досадное трение, требующее дополнительных сил и средств на свое преодоление. В основе такого подхода лежит бюрократически - технократический способ мышления, парадоксальным образом смыкающийся с утопизмом. И этот утопизм, естественно, получает возмездие в виде негативных стихийных отчужденных эффектов, причем очень часто в области, весьма далекой от сферы воздействия. И это вполне логично, воздействие носит точечный характер, а система всегда реагирует как целое.

Показателен в этом смысле негативный опыт наших преобразований 90-х гг. Впоследствии многие признавали, что не была учтена «мелочь» - человек, его культура и культурные традиции. А если этот фактор и принимался во внимание, то только с количественной точки зрения: достаточен ли культурный уровень для таких благих реформ, или недостаточен. Качественный аспект - то, что культура может быть просто несовместима с подобными задачами или совместима только ценой полного разрушения, даже не приходил в голову.

С учетом вышесказанного, перед реформатором в принципе есть следующие возможности поведения о отношению к культурной традиции. Первая - не учитывать ее вовсе. Вторая - сознательно противостоять ей. Итог в обоих случаях примерно одинаковый - многочисленные хаотические отчужденные следствия подобных преобразований. Третья, позитивная по результатам возможность, - мягкое воздействие, плавно изгибающее вектор традиции в нужном направлении. Средства должны исходить из арсенала имеющейся в куль

353 туре системы ценностей, а не противоречить ей. И это уже ограничивает свободу действий реформатора в выборе направления изменений: перед ним не чистая доска, а спектр возможностей, которые может реализовать данная культура, не разрушаясь.

Список литературы диссертационного исследования доктор культурологии Марков, Виктор Иванович, 2002 год

1. Аверьянов А.И. Системное познание мира: Методологические проблемы. М.:Политиздат,1985. - 263 с.

2. Агацци Э. Ответственность подлинное основание для управления свободной наукой.// Вопросы философии. - 1992. - № 11. - с. 30-40.

3. Агацци Э. Человек как предмет философии.// Вопросы философии. -1989,- №2. -с. 24-34.

4. Александрова Е.Я., Быховская И.М. Культурологические опыты. М., 1996.- 115 с.

5. Аксенов Г.П. Времявластие (О Валериане Муравьеве и его философии) //Вопросы философии. 1992. - №1 - с. 89 - 97.

6. Античность как тип культуры. М.: Наука, 1988. - 336 с.

7. Антология исследований культуры: в 2-х Т. Т.1. Интерпретации культуры СПб.: Университетская книга, 1997. - 236 с.

8. Антонович И.И.Современная философская антропология. Минск: Наука и техника, 1970. - 304 с.

9. Арон Р. Этапы развития социологической мысли М.: Изд. Гр-па «Прогресс», 1992. - 668 с.

10. Артемьева О.В. Агнесс Хеллер. Общая этика.// Вопросы философии. -1992,-№2.-с. 153- 157.

11. Арутюнов С.А. Народы и культуры Развитие и взаимодействие. М.: Наука, 1989.-243 с.

12. Асмус В. Ф. Историко-философские этюды. -М.: Мысль, 1984. -318 с.

13. Балабанов П.И.,Миненко Г.Н. Проектность культуры: теоретический и методологический аспекты. Кемерово: Кузбассвузиздат, 2002. - 262 с.

14. Баранов Г.С., Баранова И. А. Рынок и этика: К проблеме интерактивности рыночно-экономического и этического сознания. -Кемерово: Кузбассвузиздат, 2001. 183 с.

15. Баранов Г.С., Куклина В.А. Постмодерн и реклама: Мультимедийная реклама как репрезентативный язык культуры эпохи постмодерна. -Кемерово: Кузбассвузиздат, 2002. 177 с.

16. Баталов Э.Я. В мире утопии: Пять диалогов об утопии, утопич. сознании и утопич. экспериментах. М.: Политиздат, 1989. - 319 с.

17. Батенин С.С. Человек в его истории. Л.: Изд-во ЛГУ, 1976. - 295 с.

18. Батищев Г.С. Деятельностная сущность человека как философский принцип // Человек в социалистическом и буржуазном обществе.-М.:ПолитиздатД966.-С.245-286.

19. Батищев Г.С. Проблема диалектического противоречия в «Капитале». // «Капитал» К.Маркса, философия и современность. М.:Наука, 1968. - С. 49-60.

20. Баткин Л. М. Итальянское Возрождение: Проблемы и люди. М.: Росс, гуманитарн. ун-т, 1995. - 446 с.21