Онтология игры тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 09.00.01, доктор философских наук Ретюнских, Лариса Тимофеевна

• Ретюнских, Лариса Тимофеевна
• доктор философских наук
• 1998

Оглавление диссертации доктор философских наук Ретюнских, Лариса Тимофеевна

СОДЕРЖАНИЕ СТР.

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. БЫТИЕ ИГРЫ В ЯЗЫКЕ

§1. Семантический образ «игры»

§2. «Игра»: традиции словоупотребеления и философская рефлексия

Примечания

ГЛАВА П. БЫТИЕ ИГРЫ В МИРЕ

§ 1. Эмпирический уровень бытия игры

1.1. Игровая деятельность как основа эмпирического бытия игры

1.2. Игра и работа

1.3. Игра и ритуал

§2. Экзистенциальный уровень бытия игры

2.1. Роль фантазии в формировании экзистенциального бытия игры

2.2. Эмоциональное поле игры как ее мотивационное основание

§3. Коммуникативный уровень бытия игры

Примечания

ГЛАВА Ш. ГРАНИЦЫ БЫТИЯ ИГРЫ

§1. Игра в морали и мораль в игре

1.1. «Сакральное» как моральная граница игры

1.2. Моральный релятивизм и игра

§2. Специфика онтологического противоречия любви и игры

2.1. Игра в контексте принципа универсальности любви

2.2. Половая любовь и игра

2.3. Этика любви и игра

§3. Онтологическое противостояние игры и смерти

3.1. Страх смерти как экзистенциальная граница игры

3.2. Игра в конгесте поиска путей преодоления страха смерти

Примечания

ЗАКЛЮЧЕНИЕ.. БИБЛИОГРАФИЯ ПРИЛОЖЕНИЕ

330

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Онтология игры»

ВВЕДЕНИЕ

Актуальность темы исследования. Проблема игры относительно новая тема для философского анализа, хотя пропедевтически ее введение в круг философских вопросов подготовили наработки частных наук, в первую очередь, психологии и педагогики, проявляющих устойчивый интерес к данной проблематике. Если западная философия, начиная с середины XX столетия, активно исследует специфику и сущность игровых процессов и предлагает некоторые решения вопросов природы, сущности и закономерностей существования игры, то в отечественной философской науке осмысление «игры» только начинается. Это свидетельствует об эвристической значимости и актуальности выбранной темы.

Предлагаемый в данной работе онтологический дискурс позволяет систематизировать и обобщить имеющиеся данные: теоретические и бытийно-практические представления об игре, и определить ее место в структуре человеческой реальности. Необходимость такого исследования предписывается не только теоретической, но и духовно-практической ситуацией нашего времени, характеризующейся активизацией проникновения игровых элементов во все сферы бытия, необычной популярностью и широким распространением разного рода игровых психо-культурных практик, общим увеличением роли игровых феноменов в социокультурной реальности сегодняшнего дня. Эта ситуация предопределяет позицию многих исследователей, отечественных и зарубежных, трактующих игру как тотальную реальность, что ведет к попыткам интерпретировать все человеческое бытие в терминах игры. Мировоззренческая опасность и неадекватность подобного взгляда на

игру чрезвычайно актуализирует данное исследование, эксплицирующее игру как онтологический феномен в контексте морали, или анализирующее бытийные пласты взаимодействия Homo Ludens и Homo Morales.

Исходя из этого, анализ игры приобретает не только теоретическую, но и мировоззренческую, а также социально-практическую, актуальность: а) способствуя выработке гуманистической мировоззренческой ориентации личности; б) позволяя выявить наиболее эффективные игровые механизмы воспитания и обучения, что нашло свое отражение в материалах «Приложения» к настоящей работе.

Предмет исследования. Предметом настоящего исследования является онтологическая специфика и ограниченность существования и распространения игры в человеческом бытии. Данное исследование представляет собой попытку анализа и описания игры как целостного, качественно определенного, уникального момента бытия в мире людей.

Степень теоретической разработанности проблемы. Специфика предмета исследования определяет и характер теоретической проработки. Ограниченное число работ, непосредственно посвященных данной теме, не свидетельствует об отсутствии к ней внимания философов, культурологов и обществоведов. Однако недостаточная освещенность встающих при этом методологических и мировоззренческих проблем игры делает неизбежным анализ их постановки в истории философского знания. Такой анализ показывает, что в философско-религиозных, философско-антропологических и общефилософских концепциях прошлого находит свое отражение проблематика игры, намечаются некоторые подходы, предлагаются разнообразные трактовки места и роли данного феномена в структуре бытия. Такие трактовки оказались неразрывно связанными с пониманием сущности человека, pea-

лий его бытия, сопредельных и сопричастных игре, таких как воля, мышление, труд, любовь, смерть, свобода, ритуал, отдых и др. Это обусловило привлечение в качестве материала исследования широкого пласта философских концепций, варьирующихся от древневосточных (веддические и конфуцианские тексты, Дао-дэ Цзин и др.) и античных (Гомер, Орфики, Гераклид, Парменид, Демокрит, Горгий, Сократ, Платон, Аристотель, Эпикур, Сенека и др.) до классических (Б. Спиноза, И. Кант, Г. Гегель, Г. Шиллер и др.) и постклассических (С. Кьеркегор, Ф. Ницше, Ч. Спенсер, А. Камю и др.) европейских философских систем, включая русскую философию (В. Соловьев, Н. Бердяев, В. Розанов, С. Франк и др.).

В большинстве философских концепций прошлого игра находит лишь опосредованное выражение и осмысление, незначительно дополняющее мировоззренческую картину. Она понимается либо как способ развлечения и отдыха (Платон, Аристотель, Г. Спенсер и др.), либо как инструмент (И. Кант, Г. Гегель и др.)

Онтологический статус игры впервые фиксируется в работах Ф. Шиллера, с которого, собственно и следует вести отсчет начала философского осмысления игры, как существенного и значимого феномена реальности, предпринятого в контексте классической парадигмы эстетического подхода. Обоснование социально-прагматического взгляда на игру принадлежит Г. Спенсеру. Однако только в парадигме неклассической рациональности, уже в XX столетии, «игра» находит свое подлинное воплощение в гносеологических реалиях философских текстов. Наиболее значимыми здесь следует признать работы М. Хайдеггера, Э.Финка, Л. Витгнештейна, Ж. Дерриды, Ж. Делёза, X. Гадамера, Г. Маркузе. Несмотря на концептуальные различия, все они признают момент существенности и значимости игры в структуре бытия. Особое ме-

сто в выборе направления общетеоретического анализа игры сегодня занимают исследования Э.Финка и И. Хёйзинги. Определяя игру как один из основных феноменов человеческого бытия, Финк создает базу для дальнейшей разработки онтологической проблематики игры. В работах Хёйзинги представлен широкий спектр реалий игры, выявлены ее устойчивые культурные формы, специфика их возникновения и существования, роль в культуре. Появление его концепции знаменует собой становление культурологического подхода к игре. Культурологический подход к игре осуществлен, в определенной мере, и в трудах М.М. Бахтина, A.C. Лосева и др.

Большой пласт литературы составляют работы психологов, выводящие понимание игры на общетеоретический, концептуальный уровень и позволяющих проследить наиболее существенные ее характеристики, способы осуществления и функционирования, представляющие собой благодатный материал для философского обобщения. Здесь следует выделить работы Э. Пиаже, К. Гросса, Ф. Бойтендайка, В. Бунда, Э. Берна, В.В. Зеньковского, Л.С. Выготского, А.Н. Леонтьева, Дж. Бруне-ра, К.Бюллера, К. Бюхнера, Ж. Жироду, К. Кофки, В. Штерна, Р. Хартли, В.В. Давыдова, B.C. Мухиной, С.Л. Рубинштейна и др. Особое место принадлежит исследованиям Д.Б. Эльконина, которые можно рассматривать, как своеобразную энциклопедию детской игры, однако выявленные автором особенности и характеристики игры содержат в себе эвристический потенциал для исследования игры вообще. Все психологические исследования идут от эксперимента и наблюдения к обобщению, выявляя специфику реализации игровых программ поведения, как в детском возрасте, так и в «играх взрослых». Предлагаемые выводы позволяют определить наиболее существенные и универсальные черты игры,

свидетельствующие о ее неотъемлемой принадлежности духовно-практическому миру человека.

В отечественной литературе попытки выявить онтологические черты игровой реальности были предприняты в работах Ю.А. Левады, И.Е. Берлянд, A.A. Брудного, С.П. Турина, М.А. Кукардевой, Т.А. Крив-ко- Апинян, Н.П. Петрова, Г.М. Пономаревой, К.Б. Сигова, С.А. Смирнова. Разработка проблем игры велась в основном в русле конкретно-научных и социологических парадигм, предполагающих, прежде всего, анализ эмпирических феноменов, традиционно интерпретируемых как игры. Исключение составляют работы К.Б. Сигова, С.П. Турина, A.A. Брудного, Н.П. Петрова Г.М. Пономаревой, Особо следует отметить работы Н.П. Петрова, предпринимающего герменевтический анализ игры и фиксирующего ее статус как герменевтического феномена, рождающегося и существующего в процессе понимания, а следовательно, принадлежащего миру субъекта.

Однако рассуждения о бытии игры по аналогии с конкретно-чувственными и качественно определенными моментами бытия опасны тем, что могут привести либо к ограничению понятия игры рамками его локального содержания, либо заставят усомниться в содержательности самого понятия. Очевидно, описание бытия игры требует рассмотрения всех ее инвариантов, способов реализации в конкретно-чувственных, логико-рационалистических, эмоционально-психологических и других формах. Постичь бытие игры, значит - осознать ее природу, причины и сущность, ответить на вопросы: Отличается ли бытие игры от бытия в игре? Может ли игра быть сведена к сумме поведенческих реакций, набору математических приемов или логических упражнений и т.п. ? Что есть игра сама по себе?

Нерешенность этих проблем в отечественной философии еще больше актуализирует данное исследование.

Проблематика игры находит свое отражение в работах отечественных философов, не посвященных специально ей, но включающих игру в круг своих интересов, это работы Б.Г. Ананьева, М.В. Демина, А.В Гулыги, В.В. Ильина, М.С. Кагана, Р. Калуа, Э.В. Соколова, М.Н. Эпштейна, B.C. Библера, В.Ф. Шаповалова и др.

Активно идет исследование игры в современной зарубежной литературе, пик количества публикаций по этой теме относится к 60-70-м годам нашего столетия. В это время выходят книги известного французского социолога К. Cailios, американских исследователей J. Levy, J. Rappoport и др. Большой резонанс получила трактовка игровых феноменов в контексте теории «языковых игр» JI. Витгентштейна, она прослеживается в работах М. Midgly, М. Rowe, G. Downing, A. R. Manser, P. Sherry, M. Mandelbaum, M. Simon, A.Fay и др. Чрезвычайно широк интерес к различным трактовкам игры в структуре постмодернистских теорий, их анализу посвящены исследования J. Murphy, R. McKiney, С. Radford и др. Интенсивно ведутся разработки социологического подхода к игре, позволяющего не только анализировать устойчивые социальные реалии, но вырабатывать конкретные рекомендации на основе выявленных социально-адаптивных потенций игры, трансформирующихся в психо-коррекционные программы. В этом направлении выделяются исследования К. Cailios, J. Levy Е. Telfer, N. Malcolm и др. Особое место в теоретических исследованиях игры занимают теологические концепции, в противоположность православному и католическому богословию, протестантская теология активно осваивает этот феномен, используя его в качестве элемента теологической картины мира. Особую роль здесь играет концепция «теологии игры», автор - X. Сох, в русле

теистической трактовки игровых процессов пролегают исследования D. Phillips, G. Downing, P. Sherry и др.

Широко представлены в современных исследованиях конкретные разработки психолого-педагогического плана, анализирующие роль игры процессе воспитания и образования. Данный массив литературы представляет значительный потенциал методологических обобщений и содержит огромный эмпирический материал описаний и наблюдений, представляющий интерес для исследователя игры в концептуальном аспекте. Здесь можно отметить работы Е.В. Гусевского, А. Королевой, Н.В. Волиной, Е.И. Прониной, С.А. Шмакова и др.

Технологичность игры как момент ее социокультурного существования в мире «взрослых» находит свое отражение в работах Б.А Райзберга., A.C. Прутченкова, О .Я. Стечкина, Красовского Ю.Д., Ю.Г. Быченко А.И. Розина, H.A. Козлова, В.И. Бакштановского, Ю.В. Геро-нимуса и др. Эти работы прямо или косвенно связаны с анализом различного рода психотренингов и близких к ним психокультурных практик. Особо интересны работы О.Б. Вайнштейна, С.С. Хоружего, в которых предлагается взгляд на игру как на сущностное взаимодействие в реалиях постсовременности.

Общий образ игры, выявляемый в ходе знакомства с указанной выше литературой, складывается из ее эмпирических проявлений, осуществляемых в пределах предметного мира и экзистенциальных моментов, позволяющих трактовать игру как ценность. Именно в этом аспекте и осуществляется данное исследование, что обуславливает необходимое привлечение целых пластов литературы посвященной иными философским проблемам, косвенно соприкасающимися с философскими аспектами исследования игры, выбранными в качестве приоритетных в данном исследовании: проблема ценности находит свое отражение в рабо-

тах ДА. Микешиной, П.С. Гуревича, М.С. Кагана, Е.В. Золотухиной и др.; различные проблемы морали освящены в работах О.Г. Дробницко-го, С.С. Гусейнова, Р.Г. Апресяна, А.И. Титаренко и других авторов, особо выделяется современный этический поиск в зарубежной литературе, это работы J.Coversy, McPherson, G. Yasserman, С. Robins и др.; широко представлены в отечественной литературе работы по проблемам смерти и бессмертия, ставших одним из предметов данного исследования, это работы О.С. Суворовой, П.Д. Тшценко, Л.П., В.Л. Рабинович, Н.И. Трубникова, В.Н. Карандышева и др. Исследование игры как онтологического феномена предполагает необходимость логико-семантического анализа языковых форм, включающих слово, понятие или категорию «игра», основные наработки в этой области представляют большой массив литературы, опосредованно содержащий в себе информативное поле исследования игры. Сюда следует отнести работы по философии языка Л.Витгенштейна, В. В. Бибихина, А.Г.Спиркина и др., по психологии языка - Л.С Выготского, Л.А.Лурии, А.А.Леонтьева и др., по семантике - Н.Хомского, А.А Потебни, Ю.Д. Апресяна, Э.Г. Аветян и др.

Особую роль в разработке концептуальной канвы данного исследования имеют художественные тексты, созидающие непосредственно или опосредовано художественные образы «игры», «любви», «смерти», «бунта» и т.д., в которых отражен и зафиксирован их экзистенциальный смысл. Это произведения Г. Гессе, Ф. Достоевского, Л. Кэрролла, Ж.П. Сартра, А. Камю, М. Булгакова и др.

Таким образом, анализ литературы по «игроведческим» проблемам и сопредельной с ними проблематикой демонстрирует их предельную изолированность друг от друга, что свидетельствует об отсутствии единого основания для понимания онтологической данности иг-

и

ры и анализа его как целостного органично конституирующегося феномена, обладающего чертами самобытности и уникальности. Анализ литературы наводит на размышления о том, что само содержание проблемы имеет потенциал вариативного содержательного конструирования. Состояние разработанности проблемы открывает широкие горизонты для исследования, реализацией только одного их них является настоящая работа.

Цель исследования. Целью диссертации является выработка философско-методологических оснований концепции игры, рассматриваемой как целостный феномен в единстве его эмпирических, экзистенциальных и коммуникативных аспектов.

Задачи исследования. В связи с этим в диссертации ставятся следующие задачи:

• выявление семантических особенностей функционирования в языке понятия «игра»;

• выявление уровней осуществления игровых процессов, структуры игровой реальности и описание через них бытийной сущности игры и характера ее существования, исследование игры в контексте ее бытийного смысла, логики существования и развития;

• определение сущностных черт игровой реальности, как особой уникальной формы или ипостаси бытия;

• определение места и роли игры в структуре человеческого бытия, выявление возможностей и степени ее проникновения в иные сферы человеческого мира, описание процессов взаимодействия игры и иных форм бытия;

• выявление границ бытия игры, специфики и сущности ее ограниченности в бытийном пространстве человека;

• анализ и описание моральных регулятивов игровых процессов и роли морали в процессе ограничения игры.

Методология и источники. Стремление познать сложные, интерпретируемые явления действительности при помощи одного единственного инструмента противоречит логике самого «события» мира, описываемого в теории. В связи с этим для данного исследования характерен методологический плюрализм, при этом выбор методологии существенно зависит от проблематики. Так, при описании экзистенциальных феноменов (игры и свободы, бунта, любви, смерти и т.п.) используются наработки неклассических философских систем (экзистенциализма, герменевтики, феноменологии), рассуждения ведутся в парадигме неклассической рациональности. Описание социокультурных констант, наполненных экзистенциальным содержанием и имеющих инстиуализи-рованнные социальные формы сделал актуальным использование диа-лектико-материалистической методологии К. Маркса, которая стала источником соединения принципов исторического и логического при анализе исследуемых явлений. Определение природы и источников, происхождения бытийных феноменов обусловило рассуждения в русле трансцендентальной диалектики И. Канта. Традиции отечественной философии, сокровища древней философской мысли, метафорический язык художественных текстов создали культурный контекст, который теоретически фундировал работу над проблемой. Разумеется, всякое выявление жестких элементов структуры игры, границ ее бытия и т.п. будет весьма схематичным, несколько огрубляющим и упрощающим саму действительность игры, но, с другой стороны, необходимым для описания игровой реальности, которая конституируется в культурном пространстве в неких формальных проявлениях, что позволяет говорить о наличии духовно-предметного комплекса именуемого игрой и возможности его

теоретического описания. Это определяет многообразие методов, используемых для анализа явления: рассуждение по аналогии, использование метафор, импликативные и экспликативные приемы, дедуктивные и индуктивные рассуждения, дихотомичность.

Научная новизна исследования. Диссертация посвящена проблемам онтологии игры, сама постановка проблемы является новой для отечественной философской науки. В ходе исследования получены результаты, которые можно охарактеризовать как новое знание об игре:

• разработана и обоснована авторская концепция игры, представляющая собой один из вариантов описания специфики и сущности данного феномена;

• выделены основные полюса смысловой наполненности понятия «игры», пролегающие между положительной и отрицательной оценками события, на основе анализа семантических процессов словообразования и функционирования понятия в языке;

• выявлены и описаны основные способы словоупотребления понятия «игра» (метафорический, функциональный и ноуменальный), определяющие направление философской рефлексии, лежащей в основе формирования той или иной философской традиции анализа игры;

• выявлены основные уровни развертывания игровых процес-сов(эмпирический, экзистенциальный, коммуникативный), структура игровой реальности, состоящая из игровой деятельности, игрового сознания и игровых отношений;

• обосновано положение о том, что онтологически игра существует в неразрывном единстве эмпирического, экзистенциального и коммуникативного уровней бытия, при конституирующей роли экзистенциального;

• выявлены существенные характеристики игры, подразделяемые на формальные и экзистенциальные;

• выявлены сущностные различия между процессами игры и игроиза-ции, понимаемой как процесс проникновения игровых элементов в иные феномены бытия, на этом основании проведено исследование взаимосвязи игры с иными феноменами бытия - работой, отдыхом, ритуалом, любовью, смертью;

• введена в круг философских вопросов проблема игры как предмет этического анализа, обосновано положение об отграниченности игры моралью;

• прослежены механизмы моральной регуляции игровых процессов и их ограничения, осуществляемого через область сакрального;

• выявлена онтологическая специфика противоречия игры и любви, игры и смерти.

Постановка проблемы. Игра уникальна и противоречива, она известна каждому и в то же время строго хранит свою тайну, оставаясь для людей не менее загадочной, чем счастье, смысл жизни, свобода и другие реалии бытия. Мы все "знаем" что такое "играть" и безошибочно определяем и разграничиваем для себя игру и не-игру, но наши мнения не всегда сходятся в оценке ее роли, значения, понимании ее сущности. Где начинается и заканчивается игра? Этот и множество других вопросов возникнет перед тем, кто стремится разгадать ее чарующую тайну.

Бытие игры в мире, как бытие в культуре, в истории, в сознании, в языке, в общении и т. д., т. е. как бытие в многообразии ее форм и проявлений так или иначе описаны в литературе - это и понятие игры как феномена культуры (Й. Хейзинга), как способа коммуникации (Э. Берн), как способа эстетизации, и тем самым "очеловечивания" человека

(Ф. Шеллинг), как лингвистической реальности (Л. Витгенштейн), математического алгоритма (теория игр), логического механизма (Л. Кэрролл) и т.д. Среди философов, рассматривавших вопросы игры (по крайней мере, упоминавших о ней), наметились две тенденции в описании онтологической присущности данного феномена - одни считают ее принадлежной исключительно антропологической реальности (Ф. Шиллер, Е. Финк и др.), другие расширяют границы ее бытия до животного сообщества (3. Фрейд, Й. Хейзинга и др.), третьи универсализируют игру до уровня космической всеобщности (Платон, Г. Гегель, Г. Гадамер и др.). Столь разные исследовательские подходы к игре, противоречиво-парадоксальные толкования свидетельствуют о бытийной значимости игры и философском статусе самого понятия.

Тенденция анализа игры как феномена бытия прослеживается в герменевтической, феноменологической и экзистенциальной философских традициях.

Игра в интерпретации Х.-Г. Гадамера, например, предстает как некая онтологическая реальность, не исходящая из субъекта ("игрока"), а определяющая субъекта как игрока, Гадамер описывает способ бытия игры как саморепрезентацию, "которая, однако, является универсальным аспектом бытия природы".1 Для него важны процессуальные моменты бытия игры, ибо она не константное, а становящееся бытие. Иными словами, бытие игры имеет некую онтологическую природу, восходящую, возможно, к неведомому универсуму, хотя Гадамер не говорит о нем, это логически следует из принятия игры в качестве начала, определяющего субъекта, а не определяемого субъектом. Объективизация игровых процессов лежит в основе и платоновской трактовки игры,

хотя Платон никогда не ставил перед собой задачи исследования игровой реальности и выявления ее процессуальных характеристик, он лишь упоминает об игре в контексте иных проблем, однако четко указывает на ее источник - боги, т.е. внеприродное бытие, являющееся началом мира. Иными словами, игра, по отношению к миру человеческому, понимается как объективное начало. То же и у Гадамера: "Собственно субъект игры - это, очевидно в тех случаях, когда играющий только один, - это не игрок, а сама игра. Игра привлекает игрока, вовлекает, держит его". Е. Финк, переносит онтологические корни игры в мир человеческого бытия: "Игра есть фундаментальная особенность нашего существования, которую не может обойти вниманием ни одна антропология".3 Он не отрицает существования игры в животном мире, но выделяет человеческую игру, в отличие от И. Хейзинги, не как продолжение и порождение игр животных, а как самобытное и уникальное антропологическое явление, которое ждет своего философско-антропологического описания. "Философская антропология, - пишет он, - обязана выйти за пределы эмпирического понимания игры и, прежде всего, разработать концепцию принципиальной структуры, бытийного строя и имманентного понимания игры"4 О структуре игры, к примеру, говорят также Гадамер и Ю.А. Левада. И тот и другой само понятие игры фактически заменяют понятием «игровая структура», но если для Левады игровая структура - социокультурный феномен, ограниченный историческими рамками, то для Гадамера "преобразование в структуру"

1 Х.-Г. Гадамер. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М."Прогресс", 1988, с. 150-151.

2 Там же, с. 152.

3 Е. Финк Основные феномены человеческого бытия.//Проблема человека в западной философии. М., 1988, с. 369.

4 Там же, с. 370.

есть акт актуализации игры, ее подлинного воплощения, которое снимает всякое противопоставление и раздвоение субъекта, оно есть превращение всего игрового комплекса в единое "играемое".

Противоречивость игрового мира, его полярность требуют дихотомических принципов его анализа, которые Ю. Левада называет методологическими средствами рассмотрения культурной рамки игры. "Здесь, - пишет он, - обнаруживаются три пары семантических оппозиций: серьезное - несерьезное, естественное - искусственное, необходимое - свободное (курсив мой - Л. Р.)"5 Добавим к этому: условное - безусловное, подлинное - неподлинное, действительное - воображаемое, именно в этих категориях идет описание бытийного строя и сущность игры в данной работе.

Исходным пунктом дальнейшего исследования будет положение о том, что игра есть сложный многоуровневый феномен, онтологически укорененный в антропологической реальности и наделенный характеристикой субъективности.

Она возникает и осуществляется как сложная целостность действий, сознания и коммуникации, что и определяет выделение трех уровней бытия игры в мире. Первым уровнем игровой реальности является ее эмпирическое бытие. Под эмпирическим уровнем бытия игры мы будем понимать совокупность относительно константных социокультурных образований, за которыми традиционно закреплено название игры, которые моделируются (специально или спонтанно) и осуществляются в соответствии с ее признаками. Признаки игры мы подразделяем на формальные и экзистенциальные.

Под формальными мы будем понимать:

5 Ю. А. Левада. Игровые структуры в системах социального действия// Системные исследования. 1984, с. 273.

а) наличие правил и принципов игры, определенных заранее;

б) наличие определенных условий (места, времени, атрибутов и т.д.) игры;

в) временность или конечность осуществления игрового процесса;

г) условный характер игрового процесса;

д) свобода входа и выхода из игры, предполагающая отсутствие принудительной мотивации для вступления в игру;

е) условный характер и самонацеленность игровых действий;

ж) наличие субъекта игры (игрока), предмета (играемого) и средства (игрушки), предполагается, что предмет и средства игры могут быть как материальными, так и идеальными объектами, а субъектом игры является человек.

Экзистенциальные признаки игры можно выявить с гораздо меньшей степенью точности и определенности, потому что все они складываются в единое переживание и осознание игры, которое всегда будет сохранять в себе характеристику невербальной и невербализуе-мой информативности (эмоциональной, интеллектуальной и т.д.). Тем не менее, следует обратить внимание на то, что существуют некоторые моменты переживания и осознания бытия, без которых оно не может быть осмыслено игровым. К ним относятся:

а) сознательное удвоение мира субъектом, предполагающее признание игры вторым планом бытия, существующим по принципу дополнительности, при обязательном наличии настоящего бытия, т.е. первого плана бытия;

б) присутствие фантазийного компонента в создании и осуществлении игровых форм;

в) переживание игры как свободы, несмотря на наличие строгих

правил;

г) наличие интереса, как важнейшего мотивационного основания игры;

д) эмоциональная насыщенность игровых процессов;

ж) ощущение самодостаточности и самонацеленности игровых процессов, предполагающее поиск смыслов игры в самой игре.

Экзистенциальные признаки игры, собственно и определяют в конечном итоге игровую реальность, ее наличие или отсутствие. Следует заметить, что за пределами выделенных экзистенциальных признаков игры остается еще целый пласт переживаний, которые подчас строго индивидуальны и не поддаются объективации, но создают в совокупности внутреннее переживание игры или осознания бытия игровым. Экзистенциальные признаки во всей их целостности и образуют экзистенциальное бытие игры.

Под экзистенциальным уровнем бытия игры мы будем понимать, комплекс переживаний, чувствований, мыслей, оценивающих определенный момент бытия как игру, что придает игре характер ин-терпретативной реальности.

Третим уровенем бытия игры является коммуникативное бытие, под которым понимается коммуникация, осуществляемая через интерактивное взаимодействие или субъект-субъектные отношения.

Данные уровни не являются некими ступенями развития игры -они лишь разные стороны ее осуществления в мире человека, каждый из которых есть неотъемлемая часть, органической целостности, называемой "ИГРА".

Субъективность игры непосредственно связана с субъективным характером чувствований и переживаний игры, разворачивающихся

на экзистенциальном уровне ее бытия. Это требует уточнения позиции по вопросу проблемы субъекта и субъективности игры. На наш взгляд, это нетождественные понятия. Субъективность - это качественная характеристика самого процесса, субъект - функциональная единица данного процесса. Кто или что является субъектом игры? В платоновско-гегелевской традиции субъектом игры выступает высшее начало мира, именно оно формирует видимость бытия, которую человек нередко принимает за подлинность; универсалистский подход к игре предполагает тождественность субъекта и предмета игры, ибо и тем и другим называется бытие в целом; антропологическая трактовка происхождения и сущности игры, из которой мы исходим, называет единственным субъектом игры человека, а следовательно, субъективной реальностью мы будем считать мир субъективных человеческих переживаний, чувствований, пониманий, действий и т.п. Причем речь идет не об атомарном субъекте, но о субъективности как важнейшей онтологической характеристике человеческого бытия.

Понятие "субъекта" в нашем исследовании не связано с жесткой персонализацией, равно как и с чисто логической абстракцией, "Я" - это не конкретный индивид, представитель определенной культуры, это некая интеллектуально-волевая целостность, способная самостоятельно продуцировать ценности и регулятивы собственного поведения и мировосприятия. Мир субъекта - это мир оценки и выбора, на основании которых, идет построение текстуальных и контекстуальных основ жизни. Иными словами, главная характеристика субъекта его активность, проявляющаяся во всех видах деятельности, в том числе и в игре. В субъективности многих явлений культуры присутствует, безусловно, личностное начало, однако понятия "личность" и "субъект" нетождественны. Субъект не определяется строго индивидуализирован-

ным действием и сознанием, субъективным началом может быть и групповое и даже всеобщее, когда оно отвечает предложенным характеристикам "Я" - "Субъекта" (понятия, часто используемые нами как синонимы). Все вышесказанное в не меньшей степени касается и игры, субъектом игры может быть личность, коллектив, группа, общество и даже человечество в целом. "... состояние Я можно описать как систему чувств, определяя ее как набор согласованных поведенческих схем. По-видимому, каждый человек располагает определенным, чаще всего ограниченным репертуаром состояний своего Я, которые суть не роли, а психологическая реальность".6 Таким образом, удвоение мира в игре и формирование в его пределах особых отношений носит, прежде всего, аксиологический характер, т.е. игра аксиологична по сути и не существует вне ценностной ориентации субъекта.

Именно человеку присуще стремление и способность к самоопределению и самосознанию, именно он способен, как мыслящий и чувствующий субъект, создать воображаемую действительность, которая составляет основание игровой реальности. Казалось бы, этот тезис впрямую вытекает из приведенного выше положения Шиллера, однако есть некоторое отличие: мы исходим из того, что игра есть самобытное и уникальное онтологическое явление, она значима в человеческом мире именно своей качественной целостностью, а не репрезентирует иные феномены. Эстетическое видение игры - через призму красоты полагает субъектом игры не человека, а саму красоту, именно красота ведет человека, играя, к постижению истины, в процессе которого "видимость" (осмысленность, воображаемость, созданное фантазией бытие) становится более значимой в онтологическом плане, чем сама реальность,

6 Эрик Берн. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человече-

ведь видимость содержит в себе концентрированную сущность бытия, самое яркое выражение этой видимости - искусство, следовательно, все искусство есть игра. Именно к этому выводу приходит Шиллер. Однако красота творит новый мир через человека, ибо человек есть "существо хотящее", более того, она сама существует только в человеке, а, соответственно, "существом играющим" остается тоже человек, и это не вызывает сомнения у Шиллера. Человек, как существо наделенное волей, желаниями, разумом, воображением, способностью к творчеству, видением прекрасного создает "новый мир", существующий с одной стороны, в пределах и границах объективной реальности, а, с другой -трансформирующийся для своего создателя в "бытие в ином" и трансформирующий саму объективную реальность - это мир игры. Можно сказать, что игра - это колыбель всего нового в человеческом мире. Как утверждает Хейзинга, все элементы ныне существующие в культуре прошли свое становление в игре.

Игра коренится в субъективной реальности, но в процессе развертывания она приобретает объективное существование. Однако далеко не каждое явление объективно признанное игрой является таковым в мире субъекта и наоборот. Кроме того, все явления, признанные в рамках определенной культуры играми, могут быть интерпретированы в неигровые в пределах иной культуры или в мире субъективной реальности. Именно смысловой, ценностный каркас субъективной реальности формирует основные ее феномены, к каковым мы относим и игру. Игра динамична, но не как постоянно изменяющееся действие, не как река, в которую, если верить Гераклиту, "нельзя войти дважды", а как хрупкое соединение смыслов и значений, придаваемых тем или иным действиям и отношениям, которые легко трансформируются в иные, в зависимости

ской судьбы. Л., 1992, с. 16

от точки отсчета, воспользовавшись терминологией математической теории игр, назовем ее "седловой точкой", обозначив этим понятием позицию субъекта, обусловленную как внешними (социокультурными), так и внутренними (рефлексивными) факторами. Игра многомерна, т.к. ей чужда линейная односторонность, в ней органично сочетаются и уживаются ценностное, эмоционально-волевое, интеллектуальное и действенное "измерения", реализуемые через игровую деятельность, игровое сознание и игровые отношения.

Игровую деятельность, игровое сознание и игровые отношения мы признали важнейшими элементами структуры игры, конституирующими ее бытие.

Понятие «игровая деятельность» сформировано не в контексте широкого деятельностного подхода, а будет использоваться нами для обозначения совокупности действий, предпринимаемых субъектом в процессе игры.

Понятие «игровое сознание» включает в себя всю совокупность интеллектуально-волевых и эмоционально-чувственных рефлексий субъекта, фиксирующих и санкционирующих бытие как игровое.

Понятие «игровые отношения» в ходе нашего дальнейшего исследования будет означать интерактивное взаимодействие, нацеленное на реализацию игровых действий. Игра биполярна, т.к. игровые отношения определяются диалоговым режимом их развертывания, а, следовательно, игровая реальность неосуществима вне субъект-субъектного взаимодействия.

Важно сказать, что понятия «игра», «игровая реальность» и «бытие игры» будут употребляться нами в значении близком к синонимичному, с небольшой оговоркой, что под «игровой реальностью» мы будем понимать качественно определенное бытие игры. "Игровая ре-

альность" и "реальности игры" - та ли эта перестановка слов, от которой смысл не меняется или нет? Если под "игровой реальностью" мы понимаем определенную совокупность реалий, формирующую феномен игры, то проблема реальности игры есть одновременно вопрос о ее статусе, предполагающий возможность разных ответов, исходящих, прежде всего, из признания или непризнания факта ее существования.

Любое исследование игры исходит из предположения о ее существовании. Далее, возникает следующий вопрос: Как существует игра! Или, используя кантовскую парадигму вопрошания, зададим, следующую его формулировку, - «Как возможна игровая реальность?» или «Как возможна игра как бытие?» Именно этот вопрос будет доминирующим смыслом нашего исследования. Ответом на него станет описание бытия игры в языке, в мире, определение границ бытия игры.

Игра есть самоорганизующаяся структура, иными словами, она обладает целостностью, обеспечиваемой исключительно внутренними факторами, и именно в этом смысле она, по выражению Гадамера, "сама себя изображает". Игровая реальность, возникающая и осуществляемая в рамках определенной культуры не может не приобретать черт этой культуры, более того, она, как и все остальные феномены бытия человека, не имеет иного предметного воплощения. Однако, пополняя свой арсенал смыслов и значений из кладовых общекультурных смыслов и значений, игра, в то же время, привносит в культуру определенный смысл, это смысл играния, как состояния, устремления и действия, как способа самоосуществления игры, самоосознания и самоопределения субъектом себя самого через игру. Следовательно, игра, несмотря на объективизм своих форм, субъективна по сути.

"Играние" как акт придания смыслов и значений явлениям действительности имеет субъективную природу, объективирующуюся в

коммуникации. По мысли Ю. Хабермаса, "Субъективность, определенная через коммуникативный разум, противится денатурации самости ради самосохранения..."7 Признание самости, идентичности, подлинности, самоценности "Я", в противовес схематизированному субъекту в парадигме инструментальной рациональности, может быть положена в основу понимания игровых процессов, как процессов интерсубъективного взаимодействия, которые базируются на моделировании искусственной реальности внутри подлинной, накладывании матрицы индиви-

£

дуальных смыслов на последнюю. Этот процесс Ж. П. Сартр называет "конструированием магического мира", а Э. Берн "индивидуальным планированием"9. Иллюстрируя эту мысль, Сартр приводит пример, известный нам по басне И.А. Крылова "Лисица и виноград". Не сумев достать виноград, лисица меняет свое отношение к нему с вожделения на пренебрежение ("он зелен"), создавая, тем самым, новое отношение, содержащее в себе видимость или условность. Проигрывание, проживание определенной ситуации трансформирует объективную реальность в восприятии субъекта, подменяя реальный объект воображаемым. Оперирование воображаемым смыслами есть способ бытия игры. Маленькая девочка, играя с куклой, воображает ее ребенком, актер воображает себя героем пьесы, картежник имеет дело с воображаемыми смыслами и т.д. Все вышесказанное свидетельствует о том, что жизнь игры невозможна вне человеческой реальности, равно как и человеческая реальность, особенно сегодня, немыслима без игры.

7 Юрген Хабермас. Теория коммуникативного действия // Вестник МГУ, серия 7, № 6, 1993, с. 62

8 См. Ж.П. Сартр. Очерк теории эмоций//Психология эмо-ций.Тексты.М., 1984

9 См. Эрик Берн. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. Л., 1992

Исходя из всего вышесказанного игру можно определить как способ самообъективации субъекта через искусственно конструируемую, моделируемую, условную реальность, осуществляемую в обязательном режиме дополнительности по отношению к реальности подлинной. Следует, однако, отметить, что приведенное определение носит рабочий характер, оно необходимо для того, чтобы техноло-гизировать описание игровой реальности, которая, будучи отнесенной к миру субъекта все больше "расплывается" в своих границах, одновременно, сужая возможности вербального описания. Смыл понятия "игра" не поддается полной вербализации, поэтому она всегда сохраняется возможность самого удивительного, самого "детского" и самого точного способа ее определения: "Игра - это игра", так же как: "мама - это мама", "любовь - это любовь", "счастье - это счастье".

Игра преображает и творит мир, но ее мир всегда условен, он разворачивается наряду с повседневностью, а не внутри ее, игра соединяет в себе мнимость и подлинность, фантазию и реальность, страсти и холодный расчет. Игра также неистребима из нашего мира как любовь, труд, власть и т.д., ибо ее порождают и питают человеческая потребность в удовольствии, стремление к свободе, способность к фантазии. Игра - не подарок свыше, она есть порождение человека, его познания, его коммуникации, его деятельности. Человек сам научился играть, также, как он научился мыслить, ценить красоту, создавать новое, и раз научившись этому, он обрел свой неповторимый облик, самость, человечность, как качественную специфику, выделяющую его из царства животных. Все эти умения стали неотделимы от его сущности, поэтому уметь играть, наряду с "уметь мыслить", "уметь говорить", "уметь созидать" и т.д. означает быть человеком.

Субъективное моделирование реальности, т.е. - условность бытия игры, является важнейшим механизмом развертывания и осуществления игровой реальности, которая нуждается в актуализации, т.к. рождается не в природе, а в мире человека. Игровые процессы коренятся в самом строе человеческого бытия, что и делает игру не внешним, побочным, развлекательным элементом бытия, а сущностной его характеристикой. И посему на вопрос: "Почему люди играют?", можно кратко ответить: "Потому, что они люди". Ответом на вопрос: "Как люди играют?" будет описание способов развертывания игровых процессов и выявление специфики игровой реальности, которое мы постараемся осуществить во второй главе данной работы.

Одним из центральных понятий нашей концепции стало понятие «игроизации». Его введение обусловлено необходимостью различить игру как онтологическую целостность и игру в контексте иных феноменов бытия. Бытие игры разворачивается не в социальном, культурном и психологическом ваккууме. Существует множество сопредельных, соприкасающихся, пересекающихся с игрой, разграниченных и отграниченных от нее феноменов. Игра в отдельных случаях имеет разную «степень участия» в других бытийных реалиях, однако в том случае, если игра не трансформирует иную реальность в реальность игровую, она содержится в ней только в виде своих элементов. Таким образом, под игроизацией мы будем понимать процесс проникновения игровых элементов в иные феномены бытия.

Именно онтологический характер составляющих элементов системы под названием "игра" (игровая деятельность, игровое сознание, игровые отношения) дает им возможность существования и функционирования (автономно) в иных сферах бытия, что создает механизмы их игроизации. Левада так пишет об этом: "... культурный барьер игровой

структуры - это проекция замкнутой структуры игры на плоскость культурных значений. Семантический переход через такой барьер служит как бы оператором трансформации игровых структур в неигровые и обратно".10 Разные культурные системы обладают разным потенциалом игроизации, что останавливает этот процесс в мире людей? Где проходят границы игры? Каков механизм «обуздания» ее тотальности? Ответом на эти вопросы станет третья глава данной работы, доказывающая моральную природу ограниченности игры. Иными словами, на вопрос: «Почему люди не всегда играют?», можно ответить: «Потому, что человек есть не только «Homo ludens» , но еще и «Homo morales».

Игра, таким образом, конституируется в бытийном поле человеческого мира, приобретая качественную определенность, проявляющуюся с неограниченной вариабельностью в пределах эмпирического мира человека, его культуры. Конкретные игровые процессы не поддаются безусловной унификации, и, в связи с этим, следует принять положение Л. Витгенштейна гласящее, что игра навсегда останется "понятием с расплывчатыми границами"11.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическая значимость диссертации определяется тем, что в ней разработана целостная концепция игры, как онтологического феномена, полученные при этом результаты открывают эвристические и функциональные возможности для решения фундаментальных философско-антропологических и этических проблем, могут быть использованы при создании целостной концепции человека.

Положения и выводы, обоснованные в диссертации могут применяться при чтении основных и специальных курсов по различным фи-

10 Ю. А. Левада. Игровые структуры в системах социального действия // Сис-

темные исследования, М., 1984, с. 278.

лософским дисциплинам студентам, аспирантам, слушателям институтов и факультетов повышения специальностей по всем гуманитарным специальностям, особенно психолого-педагогической направленности, способствовать выработке мировоззренческих и нравственных ориентации личности.

Разработанная в соответствии с общими теоретическими установками работы методика «Философских игр для детей и взрослых» может использоваться: в учебной работе как с детьми, начиная с младшего школьного возраста, так и со студентами; в воспитательной работе школ, семейных клубов и различных культурных учреждений, ориентированных на формирование творческого мышления, способности самостоятельного выбора, нравственной зрелости личности, углубление и интенсификацию межличностных отношений, в первую очередь, детей и родителей.

Результаты исследования получили практическое применение в выступлениях и научных сообщениях автора, при чтении лекций на факультете дошкольной педагогики и психологии Московского Педагогического Государственного университета, в работе семейного клуба «Школа Сократа» Центрального Дома Работников Искусств, в проведении семинаров для учителей средней школы и педколледжей.

Основные положения диссертации, выносимые на защиту.

1. Игра представляет собой уникальную форму бытия в мире людей, разворачивающуюся на трех уровнях эмпирическом, экзистенциальном и коммуникативном, и осуществляющуюся в структурном единстве игровой деятельности, игрового сознания и игровых отношений.

11 Людвиг Витгенштейн. Философские работы. М., 1994, с. 113

2. Игра субъективна по сути, но имеет многоразличные формы объективации, реализующиеся в социокультурные константы, образующие эмпирический уровень бытия игры. Субъектом игры (игроком) всегда является человек во всей совокупности своих социально-психологических и экзистенциальных характеристик, оценивающий те или иные феномены бытия как игровые с позиций «изнутри», в отличие от позиции «извне», на которой основывается неадекватная сути вещей характеристика иных феноменов (таких как политика, искусство и др.) через игровые формы. Это свидетельствует об аксиологическом характере игровых процессов. Игра предполагает также наличие предмета (играемого) и средства (игрушки).

3. Игра как целостный, качественно определенный феномен обладает совокупностью характеристик подразделяющихся на формальные и экзистенциальные, она осуществляется как бытие второго плана или условное бытие при обязательном наличии бытия первого плана или безусловного бытия, характеризующегося присутствием в нем смыс-ложизненных ориентиров. Общий смысл и отдельные смыслы игры суть порождение самой игры и составляют прерогативу игрового сознания, включающего в себя как интеллектуальные, так и эмоционально-волевые компоненты, наиболее значимыми из которых являются фантазия и интерес. Обладая характеристикой самонацеленности, игра, тем не менее, внеигровую цель - получение удовольствия.

4. Игра продуцирует процесс игроизации, осуществляемый в ходе экстраполяции отдельных игровых характеристик на иные феномены бытия. Игроизация является репрезентантным способом бытия игры в мире людей, потенциально способным трансформировать любой эмпирический, интеллектуальный и т.п. акт в игру, путем привнесения в него экзистенциальной составляющей игры: так работа, внешне противопо-

ложная игре, при субъективной элиминации из нее смысложизненненых констант, безусловной значимости и т.п. легко превращается в игру при трансформации субъективного отношения к ней. То же можно сказать об иных феноменах бытия. Процесс игроизации, осуществляемый на уровне формальных признаков ограничен самими объектами игроизации, так ритуал, внешне схожий с игрой, ограничен от нее смыслом, статусом презентанта безусловного бытия.

5. Распространение игроизации на те или иные моменты бытия не всегда означает их преобразование в игру. Процесс игроизации, доведенный до своей крайней точки есть способ самоуничтожения игры, путем нивелировки ее условных смыслов и значений, и выведения ее в бытие первого плана.

6. Игра осуществляется через интресубъективное взаимодействие, реализующееся в партнерстве, ориентированном на добровольное участие (соучастие) субъектов игры в игровом действии, что позволяет характеризовать игру как свободную деятельность, не определенную внешними детерминантами. Игровая свобода - это свобода выбора самой игры, партнера, участия или неучастия в игре. Особенностью коммуникативного уровня игры является наличие процесса игроизации человеческих отношений, который базируется на моделировании искусственной реальности внутри подлинной, путем привнесения в нее субъективных, искусственных смыслов.

7. Сущностным ограничением распространения игры в мире людей, отделяющим ее от экзистенциально значимых феноменов является мораль. Именно моральные границы обусловливают остановку процесса игроизации перед лицом подлинного бытия.

8. Смыслообразующим началом, центральным элементом моральной системы, противостоящей игроизации является сакральное, как

экзистенциальное переживание бытия в значении его высшей ценности, концентрирующей в себе результаты смысложизненного поиска. Элементарными единицами сакрального являются святыни, интерпретируемые таковыми актом веры. И сакральное, и святыни, и вера могут иметь как религиозный, так и нерелигиозный характер. Сакрализация бытия есть путь его деигроизации, в то же время, игроизация возможна, но не необходима на пути десакрализации бытия.

8. Процесс игроизации феноменов, несущих в себе нравственный смысл, смыкается с моральным релятивизмом, а в своем крайнем проявлении с нигилизмом, понимаемом как моральный принцип, основанный на полном отрицании всех нравственных ценностей, т.е. предельное значение морального релятивизма. Такая возможность существует лишь гипотетически, о чем свидетельствует практика человеческой культуры. Игроизация морали есть способ взаимоуничтожения игры и морали, что чревато распадением существенных регулятивов жизнедеятельности всего человеческого сообщества.

9. Любовь и смерть являются чрезвычайно значимыми феноменами человеческого бытия, подверженными сакрализации, они имеют наибольший потенциал онтологического противостояния игре.

10. Любовь играет системообразующю роль в формировании смысложизненных ориентиров, как процесс единения, созидания, в противоположность деструктивным моментам жизни. Поэтому во всех своих проявлениях: как универсальный принцип бытия, как взаимодействие полов и др., она морально отграничена от игры и не может быть превращена ни в средство, ни в предмет игры, в силу своей имманентной присущности миру подлинного противостоящего условному миру игры.

11. Смерть противостоит игре не как эмпирический факт, а как экзистенциальное переживание, складывающееся в страх смерти,

ищущий своего выхода и преодоления на пути обретения подлинных смыслов, в рамках смысложизненного пространства, а не мнимого, иллюзорного (игрового) их заменителя.

Заключение диссертации по теме «Онтология и теория познания», Ретюнских, Лариса Тимофеевна

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Подводя итог проведенного исследования можно сказать, что игра существует в бытии человека как его необходимый и существенный компонент, хотя и отмечена признаком дополнительности. Она он-тологична, как онтологична и мораль, но они имеют разные бытийные смыслы, потому и противостоят друг другу в бытийном поле антропологической реальности.

Это противостояние не абсолютное, не константное, оно имеет различные механизмы своего осуществления, в некоторых моментах бытия эти два феномена успешно дополняют друг друга, создавая бесконечное многообразие человеческого мира, созидая культурные реалии, экзистенциальные феномены.

Будучи переживаемой как бытие игра становится неотъемлемым атрибутом жизни, в своих положительных свойствах, украшая и наполняя ее, в отрицательных - создавая основу для деструктивизации бытия. Поэтому намеченные в диссертации подходы к анализу игровой реальности, можно рассматривать как основание для дальнейшего исследования проблем онтологии игры. В ходе исследования выявлено следующее:

1. Игра представляет собой уникальную целостную форму человеческой бытийности, разворачивающуюся в трех уровнях эмпирическом, экзистенциальном и коммуникативном, и осуществляющуюся в структурном единстве игровой деятельности, игрового сознания и игровых отношений.

2. Игра субъективна по сути, но имеет многразличные формы объективации, реализующиеся в социокультурные константы, образующие эмпирический уровень бытия игры. Субъектом (игроком) игры всегда является человек во всей совокупности своих социально-психологических и экзистенциальных характеристик, оценивающим те или иные феномены бытия как игровые с позиций «изнутри», в отличие от позиции «извне», характеризующей часто неадекватную интерпретацию феноменов через игровые формы. Это детерминирует аксиологическую направленность интерпретации игровых процессов, которые помимо субъекта предполагает наличие предмета (;играемого) и средства {игрушки).

3. Игра как целостный, качественно определенный феномен обладает совокупностью характеристик подразделяющихся на формальные и экзистенциальные, она осуществляется как бытие второго плана или условное бытие при обязательном наличии бытия первого плана или безусловного бытия, характеризующегося присутствием в нем смысло-жизненых ориентиров. Общий смысл и отдельные смыслы игры суть порождение самой игры и составляют прерогативу игрового сознания, включающего в себя как интеллектуальные, так и эмоционально-волевые компоненты, наиболее значимыми из которых являются фантазия и интерес.

4. Игра продуцирует процесс игроизации, осуществляемый в ходе редукции отдельных игровых характеристик на иные феномены бытия. Игроизация является репрезентантным способом бытия игры в мире людей, потенциально способным трансформировать любой эмпирический, интеллектуальный и т.п. акт в игру, при условии привнесения в него экзистенциальной составляющей игры: так работа, внешне противоположная игре, при субъективной элиминации из нее смысложизнен-неных констант, безусловной значимости и т.п. легко превращается в игру. То же можно сказать об иных феноменах бытия. Процесс игроизации, осуществляемый на уровне формальных признаков ограничен самими объектами игроизации, так ритуал, внешне схожий с игрой, ограничен от нее смыслом, статусом репрезентанта безусловного бытия.

5. Распространение игроизации на те или иные моменты бытия не всегда означает их трансформацию в игру. Процесс игроизации, доведенный до своей высшей точки есть способ самоуничтожения игры, путем нивелировки ее условных смыслов и значений и выведение ее в бытие первого плана.

6. Игра осуществляется через интресубъективное взаимодействие, реализующееся в партнерстве, ориентированном на добровольное участие (соучастие) субъектов игры в игровом действии, что позволяет характеризовать игру как свободную деятельность, не определенную внешними детерминантами. Игровая свобода - это свобода выбора самой игры, партнера, участия или неучастия в игре. Процесс игроизации человеческих отношений базируется на моделировании искусственной реальности внутри подлинной, путем привнесения в нее субъективных смыслов.

7. Сущностным ограничением распространения игры в мире людей, отделяющим ее от экзистенциально значимых феноменов является мораль. Именно моральные границы обусловливают остановку процесса игроизации перед лицом подлинного бытия.

8. Смылообразующим началом, центральным элементом моральной системы, противостоящей игроизации является сакральное, как экзистенциальное переживание бытия в значении его высшей ценности, концентрирующей в себе результаты смысложизненного поиска. Элементарными единицами сакрального являются святыни, интерпретируемые таковыми актом веры. И сакральное, и святыни, и вера могут иметь как религиозный, так и нерелигиозный характер. Сакрализация бытия есть путь его деигроизации, в то же время, игроизация возможна, но не необходима на пути десакрализации бытия.

8. Процесс игроизации этических феноменов смыкается с моральным релятивизмом, а в своем крайнем проявлении с нигилизмом, понимаемом как моральный принцип, основанный на полном отрицании всех нравственных ценностей. Такая возможность существует лишь гипотетически, о чем свидетельствует практика существования и развития человеческой культуры. Игроизация морали есть способ взаимоуничтожения игры и морали, что чревато распадением существенных регуля-тивов всего человеческого сообщества.

9. Любовь и смерть являются наиболее значимыми феноменами человеческого бытия, подверженными сакрализации, они имеют наибольший потенциал онтологического противостояния игре.

10. Любовь играет системообразующю роль в формировании смысложизненных ориентиров, как процесс единения, созидания, в противоположность деструктивным моментам жизни. Поэтому во всех своих проявления как универсальный принцип бытия, как взаимодействие полов и др. она морально отграничена от игры и не может бьггь превращена ни средство, ни в предмет игры, в силу своей имманентной присущности миру подлинного противостоящего условному миру игры.

11. Смерть противостоит игре не как эмпирический факт, а как экзистенциальное переживание, складывающееся в страх смерти, ищущий своего выхода и преодоления на пути обретения подлинных смыслов, а не мнимого, иллюзорного (игрового) их заменителя.

Таким образом, ясно, что полученные результаты открывают широкий горизонт для разработки проблематики игры, в рамках которой возможен и необходим анализ взаимодействия игры с иными феноменами бытия социальными, социокультурными, экзистенциальными, углубление представлений об игре как бытийном феномене, подразумевающем анализ механизмов ее развертывания, сущности и смысле отдельных игровых феноменов и т.д. Предложенная концепция позволяет описать и адекватно оценить все проявления игры и игроизации и выявить их противоположность, проследить пути игроизации реалий жизни, с которыми сталкивается каждый человек, в этом заключается ее универсальность.

Введение проблематики игры в круг философии морали создает возможность и новые перспективы теоретического исследования бытия человека, позволяющего через противоречие игры и морали анализировать и интерпретировать иные темы, традиционно входящие в круг фи-лософско-антропологических и этических вопросов: это проблемы свободы, жизни, ответственности, совести, судьбы, страха, творчества и многие другие.

Таким образом, совершенно очевидно, что данная работа есть только начало исследования автором проблематики игры в философском аспекте, которое имеет безграничные теоретические и научно-практические перспективы.

33~4

Список литературы диссертационного исследования доктор философских наук Ретюнских, Лариса Тимофеевна, 1998 год

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Абрамян Н.П. Гносеологические аспекты языкового значения. Ереван, 1986

2. Аверинцев С.С. Культурология Йохана ХейзингиУ/Вопросы философии. 1969, №3

3. Аветян Э.Г. Смысл и значение. Ереван. 1979. М., 1979

4. Антология мировой философии. Т. 1. М., 1970

5. Аристотель. Сочинения. Т. 4,

6. Арутюнова Н. Д. Типы языковых значений. М., 1988

7. Афоризмы старого Китая. М., 1991

8. Баранов Г.С. Научная метафора. Кемерово, 1993

9. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. М., 1990

10. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979

11. Бахтин М.М. Человек в мире слова. М., 1995

12. Бейли А. Трактат о душе. М.. 1997

13. Бейтман Грегори, Бейтман Мери. Ангелы страшатся. К эпистемологии священного. М., 1992

14. Бердяев Н. А.. Философия свободы. Смысл Творчества. М.,1989

15. Берлянд И.Е. Игра как феномен сознания. Кемерово, 1992

16. Берн Эрик. Игры, в которые играют люди. Психология человеческих взаимоотношений. Люди, которые играют в игры. Психология человеческой судьбы. Л., 1992

17. Бессонов Б.А. Герменевтика. История и современность// Г. Гадамер. Истина и метод. М., 1988

18. Бибихин В.В. Язык философии. М., 1993

19. Библер В. С. На гранях логики культуры. М., 1997

20. Блинов А. Л. Семантика и теория игр. Новосибирск. 1983

21. Брюшинкин В.Н. Практический курс логики для гуманитариев. М., 1996

22. Булгаков Михаил. Мастер и Маргарита// М. Булгаков. Избранные произведения. Т. 1, Минск, 1990

23. Брунер Дж. Хрестоматия по игре. М.. 1976

24. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. Т. 1. М., ИНИОН. 1972

25. Вильяме Дж. Современная стратегия или букварь по теории стратегических игр. М., 1960

26. Витгенштейн Людвиг. Философские работы. М., 1994

27. Володихин Д. Философия абсолютной печали. М., 1996

28. Воробьев H.H. Некоторые методологические проблемы теории игр//Вопросы филосфии. 1966, № 1

29. Выготский Л.С. Мышление и речь. М., 1996

30. Выготский Л. С. Психология искусства. — М., 1968

31. ВыжлецовГ.Г. Аксиология культуры. Спб. 1996

32. Гадамер Г. Актуальность прекрасного. М., 1991

33.Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. М."Прогресс", 1988

34. Гегель. Философия духа// Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 3, М., 1977

35. Геллнер Эрнст. Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники. М., 1995

36. Гессе Г. Игра в бисер. М., 1992

37. Гетте И.В., Шиллер Ф. Переписка. М., 1988

38. Голубчик В.М., Тверская Н.М. Человек и смерть: поиски смысла. М, 1992

39. Голыгина В.И. «Великий передел»: Китайская модель мира в литературе и культуре. М., 1995

40. Гомер. Илиада// Антология мировой философии. Т. 1. М., 1970

41. Гомер. Одиссея// Антология мировой философии. Т. 1. М., 1970

42. Гросс К. Душевная жизнь ребенка. Киев, 1916

43. Гулыга А. В.. Кант сегодня// И. Кант. Трактаты и письма. М.,1980

44. Гулыга А. В. Принципы эстетики. М., 1987

45. Гумбальт В. Избранные труды по языкознанию. М, 1984

46. Гуревич П.С. «Гуманизм как проблема и как ересь»//Свободная мысль, №5, 1995

47. Дайсен П. Веданта и Платон в свете кантовской философии. М., 1911

48. Д А О ДЭ ЦЗИН. Перевод Ян Хин Шуна, Р/Д, 1996

49. Делёз Жиль. Логика смысла. М., 1995

50. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы// Собрание соч. в 10 томах, т. 9, М., 1958

51. Достоевский Ф.М. Игрок// Собрание соч. в 12 томах, т. 3, М., 1982

52. Древняя китайская философия. Тт. 1-2. М., 1979

53. Духовные учители человечества Х1Х-ХХ вв. М, 1993

54. Еремеев В.Я. Чертеж антропокосмоса. М., 1993

55. ЗеньковскийВ.В. Психология детства. М.,1996

56. Иванов А. Материалы по китайской философии. Введение. СПб. 1912

57. Ильин В.В., Панарин А.С., Бадовский Д.В. Политическая антропология. М., 1995

58. Исаев И.А. Платон: игровые элементы властвования// Государство и право, № 11, 1993

59. Каган М.С. Мир общения. М., 1988

60. Камю А.. Бунтующий человек. М., 1990

61. Камю А.. Посторонний// А. Камю. Сочинения. М., 1989

62. Кант И. Критика чистого разума//Сочинения в шести томах. Т. 3, М., 1964

63. Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука; Основы метафизики нравственности; Критика практического разума// И. Кант. Сочинения в 6 томах, Т.4, ч.1, М., 1965

64. Кант И. О педагогике. М.,1896

65. Кант И. Трактаты и письма. М., 1980

66. Карандышев В.Н. Об искусстве жить и умирать. Вологда. 1995

67. Карасев Л.В. Философия смеха. М., 1996

68. Карнап Р. Значение и необходимость. Исследование по семантике и модальной логике. М., 1959

69. Китайский эрос. СПб., 1993

70. Китерман Б.П. Эмоциональный смысл слова. СПб., 1909

71. Кофка К. Основы психологического развития, М.-Л., 1934

72. Конделаки Т. Л. Семантика и мотивированность терминов. М, 1977

73. Кравченко В.А. Наука как игра и игра как культура// Наука. Культура. Человек. Сб. Кемерово, 1992

74. Кривко-Апинян Т. А. Мир игры. М., 1992

75. Культура в диалоге: Грани духовности. Екатеринбург, 1994

76. Кэрролл Льюис. Алиса в стране чудес. Алиса в Зазеркалье. М., "Правда", 1985

77. Кэрролл Л. Логическая игра. М., 1991

78. Левада Ю. А. Игровые структуры в системах социального действия// Системные исследования. 1984

79. Легенды и сказания Древней Греции и Древнего Рима. М., 1987

80. Леонтьев А.Н. Психологические основы дошкольной игры. М., 1944

81. Логический анализ языка. Сб. М., 1986, 1990, 1993

82. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. М., 1982;

83. Лукиан из Самосы. Избранное. М., 1962

84. Лурия АН. Язык и сознание. М.. 1979

85. Льюс Р. Д., Райфа X.. Игры и Решения. М., 1961

86. Мак-Дональд Д.. Игра называется бизнес. М., Экономика, 1979

87. Мак- Кинси Дж. Введение в теорию игр. М., 1960

88. Мамардашвили М. Необходимость себя. М, 1996

89. Метафора в языке и в тексте. М.,1988

90. Микешина Л.А. Ценностные предпосылки в структуре научного знания М., 1990;

91. Неважай И. Д. Свобода и знание. Саратов, 1995

92. Никитин М.В. Семантика текста и ее формализация. М., 1983

93. Ницше Ф. Человеческое слишком человеческое// Сочинения в двух томах. т.2. М.,1990

94. Ницше Ф. ПСС., т. 9, М., 1910

95. Отечник, составленный Святителем Игнатием Брянчаниновым. М., 1993

96. Павленис Р. И. Проблема смысла: Современный логико-философский анализ языка. М.. 1983

97. Пек М.С. Нехоженные тропы: Новая психология любви, традиций, ценностей и духовного роста. М., 1996

$8. Петров Н. И. Герменевтические игровые феномены. М. деп. ИНИОН. 1993

99. Пиаже Ж. Психология интеллекта// Избранные психологические труды. М., 1994.

100. Платон. Федон // Сочинения. Т. 2. М., 1970

101. Полосухин Б.М. Феномен вечного бытия. М. Наука. 1993

102. Поляков И.В. Онтология и существование знаковых объектов на примере семантики Пирса//Знаковые системы в социальных и когнитивных процессах. Сб. Новосибирск, 1990

103. Психолингивистические проблемы семантики. Под ред. A.A. Леонтьева. М.. 1983

104. Раджакришнан С. Индийская философия. СПб., 1994

105. Раппопорт С.Х. Искусство и эмоции. Л. 1971

106. Ричардсон П. Любовь как осознание действия. М, 1994

107. Розин A.B. От моральных абсолютов к конкретной действительности. М, 1996

108. Рыбаков Б. А. Язычество Древних славян. М., 1981

109. Сартр Ж.П. Очерк теории эмоций// Психология эмоций.

110. Тексты. М., 1984

111. Сартр Ж. П. Стена. М., 1992

112. Сартр Ж. П. Экзистенциализм - это гуманизм // Сумерки богов. М., 1989

113. Секст Эмпирик. Сочинения в двух томах. Т. 2, М., 1976

114. Семашко Т.В. Литвинов Н.И. Как образуются метафоры. Пермь, 1993

115. Спенсер Г. Основания психологии. М., 1898.

116. Соловьев С.М.. Сочинения в восемнадцати книгах. Книга I., т. 1, гл. 3, М., 1988

117. Спиноза Б. Этика, доказанная в геометрическом порядке// Избранные сочинения. М., 1957

118. Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве. М., 1980

119. Страницы европейской поэзии XX век. М., 1992

120. Стулова Э.С. "Даосская практика достижения бессмертия"// Культура народов Востока. Из истории традиционной китайской идеологии" М., "Наука", 1984

121. Тайлор Э. Первобытная культура. М., 1989

122. Теория метафоры. М., 1990

123. ТкаченокТ.А. Космос. Музыка. Ритуал. М., 1990

124. Токвиль А. «Демократия в Америке» М. 1992

125. Упанишады // Древнеиндийская философия. М., 1963

126. Успенский П.Д. В поисках чудесного. СПб. 1996

127. Франк С.Л. Непостижимое// С.Л. Франк. Сочинения. М., 1990

128. Франк С. Л. Этика нигилизма// С.Л. Франк. Сочинения. М., 1990.

129. Франк С. Л. Смысл жизни// Вопросы философии, 1990, № 6

130. Финк Е. Основные феномены человеческого бытия//Проблема человека в западной философии. М., 1988

131. Хабермас Юрген. Теория коммуникативного действия // Вестник МГУ, серия 7, № 6, 1993

132. Хайдеггер М. Время и бытие: Статьи и выступления. М., 1993

133. Хайдеггер М. Европейский нигилизм// Мартин Хайдеггер. Время и бытие. М., 1993

134. Хайдеггер М. Слова Ницше "Бог мертв"// Вопросы философии, 1990, №7

135. Хомский Н. Язык и мышление. М., 1972

136. В.Я. Шабес. Событие и текст. М., 1989

137. Шаповалов Ы.Ф. Духовная ситуация времени// Вестник МГУ. Серия Философия, № 6, 1993

138. Шарден Т. Феномен человека. М, 1965

139. Шиллер Ф. Письма об эстетическом воспитании человека. // Соб. соч. в 8 т. Т.VIM., 1950

140. Шиллер Ф. О возвышенном. М., 1978

141. Шкловский В., Потебня А. Поэтика. Петроград, 1919;

142. Эльконин Д. Б. Психология игры. М., 1978

143. Эпикур. Письмо Менекею// Антология мировой философии. Т. 1, М., 1969

144. Юрченко B.C. Философия и лингвистические процессы семантики. Саратов, 1993

*

* *

145. Alexander F. Our Age of Unreason. Philadelphia, 1942

146. Alexander F. Contribution to The Theory Of Play// Psychoanalytic Quarterly, v. XVII, 1958

147. Bergman J. Metaphorical Assertions// The Philosophical Review, XCI, N 2 (April 1982)

148. Bernauer J. Beyond Life and Death// Philosophy Today, v. 32, N 2, 1988

149. Caillios R. Man, Play and Games. L., 1962

150. Carr D. Freud and Sexual Ethics// Philosophy, v. 62, July, 1984

151. Cigman R. Moral Answerability// Philosophy, v. 61, N 237, July, 1986

152. Cockburn D. Human Beings and Great Squids// Philosophy, v. 69, N 269, 1994

153. Cox H. Secular City. N.-Y., 1965

154. Cox H. The Feast of Fools. N.-Y., 1969

155. Derrida G.. De l'economie restreinte a l'economie generale: Un hegelianisme sans reserve. // L'Ecriture etla difference. Paris: Le Sruil, 1967

156. Derrida J. Speech and Phenomena. Evanston. 1973

157. Derrida J. The Other Heading ( Reflections on Today's Europe)/ Indiana, 1992

158. Downing F. Garold. Games, Families, The Public And Religion// Philosophy, January, 1972, v.XLVII, N 179

159. Fay T.A. Heidegger and Vittgenstein// Philosophy Today. 1987, v. 31 N 1

160. Feldman F. Some Puzzles About The Evil of Dearth// Philosophical Review, April, 1991

161. Garcia J. Anti-consequentialist Moral Theory// Philosophical Studies, v. 71, N 1, July, 1993

162. Gasche R. In ventilation's of Difference on Jacquse Derrida. London, 1994

163. HabermasJ. Knowledge and Human Interests. Boston, 1971

164. Harrison B. Morality and Interest// Philosophy, v. 64, N 149, 1989

165. Harrison B. Moral Judgement, Acton and Emotion// Philosophy, v. 55, N 229, 1984

166. Hollanh R.F. Morality And Moral Reasoning// Philosophy. V. XLVII N 181

167. Hordern W. Speaking of God. N.Y., 1964

168. Hudson W.D. Ludwig Wittgenstein: The Bearing of His Philosophy upon Religious Belief. L. 1968

169. Kekes J. Moral Depth// Pylosophy, v. 65, July, 1990

170. Kellner H. As Real As It Gets...// Philosophy Today, v. 34, N 3, 1990

171. Koversi J. "Principia Ethica" Re-examined: The Ethics Prological Atomism// Philosophy, v. 59, N 228, 1984

172. Levy J. Play Behavior. N.-Y. - Santa-Barbara, 1978

173. Levinas E. Is ontology Fundamental? // Philosophy Today, v. 33, N 2, 1989

174. Loytard J. Postmodern Condition: A Report of Knowledge. Minneapolis. 1984

175. Lucas J.R. A Mind of One's Own// Philosophy, v. 68, October, 1993

176. Lucas J.R Edward Ethics and Gusserl's Phenomenology of Community//

177. Philosophy Today, v. 35, N 2/4 1991

178. Maclean A. What Morality Is?// Philosopy, v. 59, N 227, 1984

179. Malcolm N. Subjectivity// Philosophy, v. 63, N 244, 1988

180. Mandelbaum M. Family Resemblance and Generalization Concerning of Arts// American Philosophical Investigation v. 2. N 3, July, 1965

181. Marcuse H. Eros and Civilization. L., 1956

182. Martin R. Having The Exerience: The Next Best Thing To Being There// Philosophical Studies, v. 70, N 3, June, 1993

183. McCulloch G. The Mind and its World. L.,- N.Y., 1995

184. McFerson T. The Moral Patient// Philosophy, v. 59, N 228, 1984

185. McKay D. Language. Meaning. And God// Philosophy, v. XLVII, N 179, 1972

186. McKinney R. H. Toward a Resolution of The Modernist /Postmodernists Debate// Philosophy Today, v.3 N 3-4-, 1986.

187. Midgly M. The Game, Game// Philosophy, v. 49, N189, 1974

188. Mill R.D. Moral Deadlock// Philosophy, v. 61, N 238, 1986

189. Monser A.R Games and Family Resemblance// Philosophy, v. XLIII; MQ, 1965

190. Murphy J.W. Cultural manifestations of Postmodernism// Philosophy Today. 1986, v. 30, N4/4

191. Palma A.B. On Wanting To Be Somebody//

192. philosiphy, v. 63, N 245, 1988

193. Phillips D.Z. Faith and Philosophical Enquirer. L. 1970;

194. Phillips D.Z. Death and Immorality. L., 1970

195. Piaget J. Play, Dreams and Imitation. L., 1951

196. Rappoport A. N-Person Game Theory. Concept and Application. Michigan, 1970

197. Robbins C. W. Sartre and Moral Life// Philosophy, v. 52, N 202, 1977

198. Row W. Perret Tostoy. Death and Meaning// Philosophy, v. 60, N 232, 1985

199. Sherry. TRUHT and «Religious Language-Game// Philosophy. 1972, V XLVII, N 179

200. Simon J. Locke on Death Penalty// Philosophy, v. 69, N270, 1994

201. Simon M.A. When is a Resemblance a Family Resemblance?// Mind, N 311, Julay, 1969

202. Rowe M. The Definition of Game// Philosophy, v. 67, № 262, 1992

203. Telfer E. HAPPNES. N.Y., 1980

204. Ward K. Language and Understanding in Morality. // Philosophy., V. XLVII N 181

205. Ward K. Moral Seriousness, Philosophy, v. XLV, N 172? 1970

206. Wasserman G. Morality and Determinism// Philosophy, v. 63, N 244, 1988

207. Yulich L.H. Philosophy of Play. N.Y., 1940

s>.

f /ff]¿11/wf