Нравственное становление личности в автобиографической прозе русского Зарубежья: И.А. Бунин, И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, А.И. Куприн тема диссертации и автореферата по ВАК РФ 10.01.01, кандидат филологических наук Альгазо Хасан

• Альгазо Хасан
• кандидат филологических наук
• 2006

Оглавление диссертации кандидат филологических наук Альгазо Хасан

Введение.1 —

Глава 1. Продолжение и обновление традиций.24 —

Глава 2. Процесс духовного возмужания:

Жизнь Арсеньева» И.А,Бунина.56 —

Глава 3. Формирование «соборной личности»:

Лето Господне» И.ф.Шмелева. 98 —

Глава 4. «Путь приближения к Истине»:

Путешествие Глеба» Б.К.Зайцева.130 —

Глава 5. Путь к себе: роман А.И.Куприна

Юнкер».154—

Введение диссертации (часть автореферата) на тему «Нравственное становление личности в автобиографической прозе русского Зарубежья: И.А. Бунин, И.С. Шмелев, Б.К. Зайцев, А.И. Куприн»

Проблема становления личности — одна из центральных в творчестве писателя. Его представления о мире и человеке находят выражение прежде всего в воссоздании процесса развития внутреннего мира персонажей, поиска ими своего места в окружающей их действительности. Существенно при этом, каковы ценностные ориентиры, обусловливающие указанный процесс, определяющие формирование человеческой личности. Ее концепция так сформулирована Н.Бердяевым: «Человек — малая вселенная, микрокосм — вот основная истина познания человека и основная истина, предполагаемая самой возможностью познания. Вселенная может входить в человека, им ассимилироваться и постигаться потому только, что в человеке есть весь состав вселенной, все ее силы и качества, что человек — не дробная часть вселенной, а цельная малая вселенная»1. Концепция личности, таким образом, предстает как философско-эстетическая категория; обращение к ней выводит к выявлению единства взглядов писателя на человека и жизнь в целом, достигаемого в сознательном акте художественного творчества. Она (концепция личности) реализуется как в высказываниях художника о действительности, в оценке ее и принадлежащего ей человека, так и в создании образа мира, в котором этот человек живет. Сам человек воспринимается и воссоздается как часть целостного бытия, принадлежит своей эпохе, получая в творчестве писателя завершенную оценку. На это указывал М.Бахтин, утверждавший, что «человек - организующий формально-содержательный центр художественного видения. Мир художественного видения есть мир организованный, упорядоченный и завершенный. вокруг данного человека как его ценностное окружение. эта ценностная организация и уплотнение мира вокруг человека создает его эстетическую реальность»2.

Разумеется, собственно процесс становления личности может быть воссоздан преимущественно в рамках больших эпических форм. Особое место в этом случае занимает роман, открывающий возможность наиболее полно реализовать представления художника о взаимоотношениях человека и мира, подвергнуть эстетическому анализу как индивидуальное своеобразие личности, так и содержание (характер) исторически обусловленного воздействия на нее действительности, равно как и ее (личности) участие в происходящих в окружающей жизни процессах. Как верно отмечено Н.Рымарем, «роман разрабатывает проблему человека в его отношениях с самим собой и миром в целом как проблему личности в ее взаимоотношениях с обществом.»3.

Упомянув (и этим ограничившись) об удивительном многообразии форм, которыми представлен роман в мировой литературе, отметим особо следующее обстоятельство. Повествование в романе, как и в прозе в целом, может выступать как объективированное: его достоинства в этом случае обусловливаются прежде всего спо

1 Бердяев П. Смысл творчества. Опыт оправдания человека. // Бердяев Н. Философия свободы. Смысл творчества. — М.: 1989. — С. 267.

2 Бахтин М. Эстетика словесного творчества. — М.: 1979. — С. 162 - 163.

3 Рымарь Н. Введение в теорию романа. — Воронеж: 1989. — С. 60. собностыо автора убедить читателя в достоверности изображения. Наряду с этим существует другой способ повествования: оно ведется от первого лица, что вызывает ощущение доподлинности текста: здесь рассказывается о пережитом самим повествователем, воспроизводятся его собственные мысли и переживания. Существенно, что при этом внимание привлекается преимущественно к мироощущению, а не миропониманию повествователя, события внешнего мира предстают не столько в описаниях, сколько через призму мыслей и чувств о них; они могут быть сами по себе незначительны, но всякий раз важны для раскрытия глубоко человечной истины существования.

Преимущественно этот — от первого лица — способ повествования избирается авторами произведений, выстроенных на автобиографической основе. Напомнив о традициях такой прозы, восходящих к «Исповеди» Августина и «Истории моих бедствий» Абеляра, заметим, что в двадцатом веке такого рода произведения занимают в литературе все более заметное место. Объясняется это как особенностями эпохи великих потрясений, так и специфическими особенностями указанного жанрового образования, открывающего возможность взглянуть на эту эпоху через призму собственного Я, смещая акцент с фактичности и истинности на авторскую психологию. Значимость автобиографического повествования обусловливается прежде всего значительностью стоящей в его центре личности, богатством индивидуального внутреннего мира героя: его способом мышления и взгляда па явления действительности, интенсивностью личностного переживания событий. Опорой при этом служит собственный внутренний мир автора, его духовный опыт. Но попытка попять себя во времени открывает путь к постижению противоречий реальности: собственный жизненный опыт, претворяясь в художественный опыт, наделяет его особой достоверностью и влиятельностью, порождаемой убежденностью читателя в том, что за рассказываемым — подлинная жизнь автора. При том, разумеется, что, генетически восходя к исповеди, автобиографическое повествование обладает собственной жанровой специфичностью: между автором и центральным героем (даже если повествование ведется от первого лица) возникают сложные отношения — повествователь является одновременно автором и рассказчиком — персонажем, свидетелем, комментатором и т.д. Авторское Я выступает в тексте как действующее лицо и вместе с тем как ракурс видения мира. К тому же между автором и автобиографическим героем существует вполне определенная временная дистанция, все более ощутимая по мере его (героя) роста, происходящего в условиях расширения рамок мира, в котором он существует и самоопределяется. Важно и другое: в автобиографическом повествовании — ив этом его специфичность — столь свойственное прозе, обладающей другими жанровыми параметрами, критическое отношение к миру сменяется стремлением найти путь к единению с ним, человек находит себя не в социуме, а в бытии, обретает не социальные функции, а духовную роль в людском сообществе. Важнейшей при этом является тема становления личности.

Она особенно обостряется в двадцатом веке, в условиях, все более угрожающих праву человека на индивидуальное существование, на самовыражение и самораскрытие. Это более всего сказывается в литературе социалистического реализма. В частности, в принципиально новом виде предстает здесь традиционный роман воспитания: развитие стоящего в его центре характера однолинейно, человек обретает значимость, возможность развития и духовного обогащения лишь при условии его участия в революционном преобразовании мира, всецело подчиняя свое существование реализации идеи переустройства мира на началах социальной справедливости.

Обращение к собственной биографии (при неизбежном использовании в этом случае вымысла) должно вызвать у читателя эффект встречи с доподлинно существующим, точнее — существовавшим. Художественная проза на автобиографическом основании в значительной степени воспринимается — что принципиально важно — как документальная. Как отмечено Л.Гинзбург, у искусственной и натуральной модели личности есть свои, незаменимые способы воздействия. «В сфере художественного вымысла образ возникает в движении от идеи к выражающему ее единичному, в литературе документальной — от данного единичного и конкретного к обобщенной мысли. Это разные способы обобщения и познания и тем самым разные типы построения художественной символики. Вымысел, отправляясь от опыта, создает «вторую действительность», документальная литература несет читателю двойное познание и раздваивающуюся эмоцию, потому что существует никаким искусством не возместимое переживание подлинности жизненного события. В документальной литературе художественный символ как бы содержит независимое знание читателя о предмете изображения. В соизмерении, в неполном совмещении двух планов — плана жизненного опыта и плана его эстетического истолкования — особая динамика документальной литературы»4.

Выстроенное на автобиографической основе художественное произведение, собственно говоря, не является документальным, вымысел играет здесь существенную — более или менее значительную — роль. И однако же оно принципиально претендует на достоверность: именно этим не в последнюю очередь и обусловлен характер его воздействия на читателя. Оставаясь художественным, а стало быть, не во всем строго соответствуя воспроизводимой здесь действительности, — такое повествование воспринимается как документально (автобиографически) подтверждаемое: художественная реальность здесь возникает на основе не вымысла, а конкретных фактов личной биографии. Такое произведение неизбежно прочитывается как, с одной стороны, исторический мемуар, а с другой — как человеческий документ. Этим объясняется повышенный интерес к указанной жанровой разновидности в литературе эмиграции, обусловленный более всего желанием закрепить в сознании читателя стремительно уходящую в прошлое жизнь. Но, закрепляемое памятью, это прошлое преображается, воспринимается — разумеется, субъективно, через призму своего индивидуального существования — как наиболее существенная форма бытия, разрушение которой трагично не только для автора (повествователя), но и для народа в целом. Рассказ о собственной жизни в таком случае неизбежно наводит на размышления о смысле бытия, о прошлом и будущем, о жизни и смерти. А главное — если говорить об эмигрантской литературе — о России: ее назначении в истории, ее судьбе, путях ее развития. Необходимость обращения к собственному жизненному опыту у оказавшихся в эмиграции русских писателей все острее ощущается по мере того, как отдаляется во времени та жизнь, которая так дорога им, которой они были взращены. Отсюда — свойственная таким произведениям повышенная эмоциональность тона: прошлое воспринимается как идеальная форма существования. Представление о нем так было сформулировано в 1924 году И.Буниным в программной речи: «Миссия

4 Гинзбург Л. О литературном герое. — Л.: 1999. — С. 8 - 9. русской эмиграции»: «Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою»5. Прав был Б.Зайцев, сказавший в 1938 году: «Многое видишь теперь о Родине по-иному, . сильней ощущаешь связь истории, связь поколений и строительства и внутреннее их духовное, ярко светящееся, отливающее разными оттенками, но в существе своем все то же, лишь вековым путем движущееся: свое, родное». Завершается же это проникновенное «Слово о Родине» словами: «Для русского человека есть Россия, духовное существо, мать, святыня, которой мы поклоняемся и которую никому не уступим»6.

Здесь — объяснение того, почему недавнее прошлое обретает в произведениях писателей русской эмиграции характер едва ли не идеального бытия. Присущая сочинениям автобиографического характера правда личного опыта обусловливает индивидуальное своеобразие и стоящего в центре сюжета персонажа, и открывающегося его взору мира. В то же время история души автора позволяет через единичное увидеть особенности времени в разных его ипостасях: жизненном (и даже — бытовом) у И.Шмелева, духовном — у Б.Зайцева, философском — у И.Бунина. А обращение к прошлому, в свою очередь, служило цели укрепления духовного самостояния человека, что было особенно важно для тех, кто оказался в эмиграции. И если для Б.Зайцева ощущение связи времен вырастало па общегуманистическом основании, то у И.Шмелева —

5 Бунин И. Миссия русской эмиграции. // Бунин И. Окаянные дни. Воспоминания. Статьи. — М.: 1990, — С. 552.

6 Зайцев Б. Слопо о Родине. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского Зарубежья. В двух томах. — Т. 1. — М.: 1994. — С. 382, 385. на основании национально-российском, а у А.Куприна основополагающие в жизни человека понятия добра, правды, красоты были свойственны лишь близким к природе людям.

Стоит повторить: обращение художника к автобиографическому материалу способствует появлению у читателя ощущения достоверности изображаемой в произведении жизни и выведенных здесь персонажей, что отнюдь не исключает масштабности открывающегося здесь мира. Об этом — применительно к творчеству И.Бунина — сказано Ю.Мальцевым: от констатации психологических процессов писатель выходит к обобщениям, «сводящим эти внутренние душевные процессы к единому, неиндивидуализиро-ванному процессу универсального субъекта»7

Специфической особенностью такого рода сочинений является преимущественное внимание их авторов к процессам, происходящим в духовной жизни и прежде всего — духовной жизни центрального персонажа, часто принимающего на себя функции повествователя. Неизбежным оказывается при этом усиление в структуре произведения субъективного —иными словами, лирического — начала. На уровне субъекта рассказывания обретают символическое значение реалистические подробности как окружающего, так и внутреннего мира персонажей, поскольку они связываются с его субъективным миропониманием. Такая субъективность может быть скрытой (у Б.Зайцева и А.Куприна), но чаще — открыто выявлена, обнаруживает себя в экспрессивности повествования (у И.Бунина и И.Шмелева). Лиризм находит здесь выражение прежде всего на стилевом уровне: интерес к внутреннему миру человека отзывается ориентацией на план героя, его сознание и язык. Субъективная позиция главного героя является «нравственным центром произведения, средоточием всех оценок, неоспоримым представителем нравственной правды»8.

И в автобиографическом повествовании бесконечно многообразны ракурсы, под которыми рассматривается — и воспроизводится — действительность и человек. Пожалуй, самый объемный в этом случае комплекс проблем, привлекающий художника, это «жизнь — смерть». В жизни привлекает ее полнота, даруемые ею радости, бесконечная динамичность; смерть воспринимается как вечная загадка, момент перехода к тягостному покою — ощущение этого лишь обостряет (прежде всего у И.Бунина) желание жить полной жизнью, впитывая в себя каждое ее мгновение. Другой важный комплекс может быть определен как «чувство — сознание». В основании чувства --память, ощущение счастья, душевного покоя, тогда как сознание связывается с возможностью познания окружающего мира, нередко находит выражение в рефлексии, желании понять и объяснить происходящее и себя -самого, смысл и цель своего собственного существования, связывается со способностью к душевной работе.

А эта работа — и процесс становления личности, обусловливающий смысл и содержание произведения, — в автобиографической прозе обретает особый характер. Определяющей здесь является личностная установка писателя на восприятие действительности, требующая внимания, в первую очередь, к психологии художественного творчества: сознательные и бессознательные психологические процессы получают отражение в художественной фантазии, давая вторую жизнь мыслям, чувствам, впечатлениям художника. При воплощении внутреннего мира центрального персонажа

7 Мальцев Ю. Бунин: 1870— 1953. — Посев. — 1994.— С. 317. художник имеет дело со своеобразной интеграцией черт своего сознания с мироощущением в целом, благодаря чему перед человеком открывается возможность, живя в мире, способствовать его обогащению плодами своего творческого труда. Процесс формирования личности в такого рода произведениях обусловливается прежде всего стремлением, уловив, воспроизвести -момент пробуждения в герое творческого начала, которое и фокусирует в себе начало личностное: сохранившееся в памяти входит в произведение именно потому, что оказывается важным в рассказе о человеке. Начинается этот рассказ, естественно, с обращения к детству. Но дело тут не только в хронологии: детство — время первого (и это особенно существенно) проявления этического и эстетического самосознания героя и важно, что в эту пору своей жизни он тяготеет к четким моральным постулатам, пытается создать в своем воображении гармоническую картину мира. Далее идет все более усложняющийся процесс интеллектуального обобщения первоначальных жизненных впечатлений, обусловленный стремлением к осмыслению мира и своего места в нем.

Особое значение обретает обращение к этой тематике и проблематике для литературы русской эмиграции, испытывающей состояние реальной и метафизической бездомности. Рассказывая о пробуждении в герое своего повествования творческого дара, об освоении им духовного опыта нации, приумножении им ее духовного богатства, авторы произведений на автобиографической основе активно утверждают незыблемость идеалов, устоев жизни, порушенных в пореволюционной России. Потому-то, как писал

8 Рымарь Н. Современный западный роман: Проблемы эпической и лирической формы. — Воронеж: 1978, —С. 96.

М.Арцыбашев, «русская эмигрантская литература есть по преимуществу литература мемуаров и человеческих документов»9.

Важнее всего оказывается при этом вера в ее (России) высокое предназначение, основанием которой является память. Естественно, прошлое в каждом из писателей оставило свой след, но едва ли не всех их объединяет высокое чувство национального самосознания, русская идея. Понятие обязано своим появлением ФлоДостоевскому и подробно разработано несколько позже В.Соловьевым (так названа его статья, впервые опубликованная в 1888 году).

У Ф.Достоевского «русская идея»10 предстает как сложный континуум, включающий в себя «национальную идею» (23, 20), «народную идею» (23, 102), «славянскую идею» (23, 103), «русскую московскую идею» (23, 47), «идею православия» (25, 68). При этом — что особенно важно — русская национальная идея рассматривается как неотъемлемая часть «общечеловеческой идеи» (23, 31), перерастая в идею всечеловеческую. Эта идея предстает как как синтетическая, включая в себя религиозный, всечеловеческий и национальный комплексы. Эйдология национального аспекта русской идеи связана с осмыслением сущности народного характера, осуществляемого в ареале этпокультуры во всех ее проявлениях, а также в природе. Обращаясь к этому комплексу мыслей Ф. Достоевского, В.Соловьев утверждал: «Идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, по то, что Бог думает о ней в

9 Арцыбашев M. Записки писателя. // Литература русского зарубежья: Антология. В шести томах. —T.2 — M.: 1991, —С. 433.

10 Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинский: В 30 томах. — Т. 23. — Л.: 19989. — С. 151. В дальнейшем все цитаты из Достоевского приводятся по этому изданию с указанием (в скобках) лишь тома и страницы. вечности»". А отсюда — обладающий огромной значимостью вывод: «Смысл существования нации не лежит в них самих, но в человечестве»12.

Понятие «русская идея» охотно и часто использовалось русской эмиграцией: оно встречается у Г.Адамовича, С.Булгакова, Ф.Степуна, П.Струве, С.Франка и многих других мыслителей и критиков русского Зарубежья. Особенно обстоятельно охарактеризована она в книге Н.Бердяева «Русская идея: Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века» (1946). «Ни один народ в мире не mien такого бремени и такого задания как русский народ. И ни один народ не вынес из таких испытаний и из таких мук такой силы, такой самобытности, такой духовной глубины»13, писал И.Ильин. По-своему, опираясь на собственный жизненный и духовный опыт, утверждают эту мысль, веру в возрождение России писатели. И здесь особенно важно сказать о питающих жизнь, ее духовное содержание традициях, об органике национального бытия, о вековых ценностях, которые в пореволюционную эпоху нуждались в защите: восхождение к Богу, к Истине становилось в этих условиях определяющим для формирования сознания и самосознания человека. У И.Бунина принципиально значимым оказывалось при этом чувство своей причастности историческому прошлому России, «связи, соучастия «с отцы и братия наши, други и сродники»14: хронотоп автобиографического повествования, где изображение удивительно ярко, пластично, подробности, детали выписаны тщательно, обретает замечательную масштабность. Ина

11 Соловьев В. Русская идея. // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. — СПб.: 1991. —С. 312.

12Там же.— С. 320.

13 Ильич И. О путях России. // Русская идея. — Т. 1. — С. 129. че выражено это ощущение себя в истинно русском мире у И.Шмелева: мир семилетнего героя книги «Лето Господне» неширок, приметы быта прежде всего оказываются в поле зрения маленького Вани. И вместе с тем его представления о мире, в котором он живет, вбирают в себя и чувство поистине кровной близости уже ушедшим в мир иной предкам, и светлую радость при виде Кремля. Иначе выстраивается путь человека к постижению смысла жизни у Б.Зайцева: в его написанной на автобиографическом материале тетралогии «Путешествие Глеба» рассказчик выступает в роли наблюдателя, повествующего о жизни отделенного от него персонажа. Важнее всего оказывается для автора тетралогии выход к совмещению личностного времени с историческим: определяющим становится при этом осознание Бога. А это, по Н.Бердяеву, основополагающая черта русского национального характера. «Русский народ — религиозный по своему типу и по своей душевной структуре», «даже у тех русских, которые не только не имеют православной веры, но даже воздвигают гонения на православную церковь, остается в глубине души слой, формированный православием»15.

Представление о России, ее исторической судьбе впрямую соотносилось с представлениями о назначении человека, о смысле и цели его существования. Здесь — исходная точка в процессе формирования, становления человеческой личности в творчестве того или иного художника. Разумеется, в каждом отдельном случае речь идет о личности, обладающей ярко выраженными индивидуальными чертами. Объединяющим для писателей русской эмигра

14 Бунин И. Жизнь Арсеньева. // Бунин И .Собрание сочинений: В четырех томах — T.3. — М.: 1988, — С. 266. В дальнейшем псе цитаты из романа приводятся по этому изданию с указанием (в тексте) лишь страницы. ции в этом случае была убежденность в эволюционном, поступательном движении человеческих судеб по заданному руслу, что должно свидетельствовать о нескончаемой жизненной нити, тянущейся из глубин прошлого в бескрайность будущего. Общим для писателей русского Зарубежья был глубоко гуманистический взгляд на личность, основанный на представлении об исключительной самоценности человека, богатстве и неповторимости его внутреннего мира. В то же время оказывающийся в центре внимания художника человек органически вписывается в существующий уклад, в вырабатывавшуюся веками систему нравственных ценностей, в бытийную данность, принимая этот мир как дар от предшествующих поколений. Мысль о том, что человеческие существования связаны, может выражаться открыто (в лирических отступлениях, повышенной эмоциональности тона) и опосредованно (в выстраиваемых в рамках произведения тесных коммуникативных рядах. Стоит заметить особо, что подобная эстетическая концепция жизни и принадлежащего ей, порождаемого ею человека прямо противопоставлялась той, что утверждалась в советской литературе: в противовес теории эволюционного развития здесь резко закреплялась убежденность в том, что локомотивом истории является революция, призванная ускорить процесс развития жизни, вековому ее укладу и сформированным им нормам объявлялась беспощадная война, наконец, достоинства, ценность человека были всецело обусловлены его участием в деле революционного переустройства мира.

Открытая полемика с такого рода концепциями, утверждавшимися в советской литературе, русской эмиграцией велась. Пол

15 Бердяев П. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала XX века. // Русская идея. — Т. 2. — С. 283, 284. словам И.Шмелева, у социалистов-коммунистов отсутствуют «основы жизни, деятельной любви: живой человек для них лишь значок в мертвой формуле — «человечество»16. И.Бунин называет не иначе как «рожами сугубыми, архирожами . всех этих Есениных, Бабелей, Сейфуллиных, Пильняков, Соболей, Ивановых, Эренбур-гов.»17. З.Гиппиус, предлагая «взглянуть на происходящее в России. только с эстетической точки зрения», категорически заявляет: «.Никогда еще мир не видел такого полного, такого плоского, такого смрадного — уродства»18. Не все в эмиграции судили о русской советской литературе столь сурово: З.Гиппиус резко возражал в статье «Живая литература и мертвые критики"»(1924) М.Слоним: "К^к ни была бледна русская литература за пережитые шесть лет, все новое, значительное, интересное, что она дала, при

19 шло из России, а не из-за границы» . В подтверждение этому он напоминает о появившихся в Советской России книгах Н.Гумилева и А.Блока, А.Ахматовой и О.Мандельштама, А.Белого и Е.Замятина и многих других замечательных русских писателей. Г.Адамович в статье «О литературе и эмиграции» (1932), которая впоследствии была значительно переработана автором и в качестве вводной, т.е. программной, под названием «Одиночество и свобода» открывала его одноименную книгу, видел среди советских писателей не только тех, которые «спешили уступить все, что можно, которые забегали вперед, чтобы история, Боже упаси, как-нибудь не позабыла их на свою колесницу взять», на все лады прославлявших «строительство, будто путь к светлому социалистическому будущему уже расчищен при помощи правительственных декретов

16 Шмелев И. Пути мертвые п живые. // Русская идея. — Т. I. — С. 211.

17 Бунин И. Иномия и Китеж. // Бунин И. Окаянные дни. — С. 361.

18 Крайний А. Полет в Европу. // Русская идея. — Т. 2. — С. 363.

19 Слоним М. Живая литература и мертвые критики. // Русская идея. — Т. 2. — С. 375. и резолюций.». Но кроме этих людей, названных критиком «слабыми и глупыми», были и иные — была литература «подлинная, не потерявшая стыда и чести, хотя и принужденная изворачиваться»20.

Но сколь бы полярными пи были эти суждения и оценки, единодушным в русском Зарубежье было мнение о том, что, оставаясь подлинно русской, литература русской эмиграции идет своим собственным путем, ибо ей, по словам Г.Адамовича, «суждено было представлять ту Россию, голос которой на родной земле был в

21 течение сорока с лишним лет заглушён» . Возможность эта обусловливалась тем, что, по словам З.Гиппиус, «русским людям впервые было дано свободное слово» . Хотя, как заметил Д.Мережковский, «наша трагедия — в антиномии свободы — нашего «духа» — и России — нашей «плоти»23.

Как правило, не вступая в прямую полемику с теми, кто остался жить и творить на родной земле, писатели русского Зарубежья объективно утверждали принципиально иную -эстетическую концепцию жизни. И, если говорить о прозе на автобиографической основе, — иную концепцию содержания и процесса формирования человеческой личности, находящейся в иных отношениях со своей эпохой. Это в равной мере относится и к И.Бунину, и к И.Шмелеву, и к Б.Зайцеву, и к А.Куприну, и к М.Осоргину. О том, какова эта концепция, по-своему выражающаяся в творчестве названных выше писателей, — а этот ряд имен может быть без труда продолжен — и пойдет речь в настоящей диссертации. Едва ли не определяющим здесь оказывалось стремление сказать о безус

20 Адамович Г. Одиночество и свобода. // Адамович Г. Одиночество и свобода. СПб.: 2002. — С. 23.

21 Адамович Г. Вклад русской эмиграции в мировую культуру. — Париж: 1961. — С. 13.

22 Цитир. по: Терапиапо Ю. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924 - 1974). — Париж — Пыо-Йорк: 1987. — С. 51.

23 Там же.—С. 47-48. ловной ценности отвергнутого революцией стиля жизни, о необходимости возрождения тех связей, что соединяли человека с другими людьми, с миром, о необходимости восстановления утраченного в советской России гармонии человека и бытия. Основой ее является для оказавшихся за пределами Родины писателей вера: православие воспринимается как единственно возможная сила, способная укрепить человеческое единение, нравственное, просветленное начало, объединяющая личность с человечеством. Как писал Н.Бердяев в статье с примечательным названием «Спасение и творчество» (1926), «наше дело — отдать всю свою волю и всю свою жизнь победе силы добра, правде Христовой во всем и повсюду» . О том, как такого рода убеждение реализуется в художественном творчестве, сказал, подводя итоги своей жизни в литературе, Б.Зайцев: «Странным образом революция, которую я всегда остро ненавидел, па писании моем отозвалась неплохо. Страдания и потрясения, ею вызванные, не во мне одном вызвали религиозный подъем. Удивительного в этом нет. Хаосу, крови и безобразию противостоит гармония и свет Евангелия, Церкви. (Само богослужение есть величайший лад, строй, облик космоса), Как же человеку не тянуться к свету? Это из жизни души» .

Результатом процесса, о котором идет речь у Б.Зайцева, является обогащение духовного мира личности и в то же время — чувство единения с человечеством. О том, что писатели русскойзавы-ше. Однако для его воплощения избирались разные формы, что находит объяснение и в многообразии человеческих типов, и в индивидуальном своеобразии творческого дарования художников. Это

24 Бердяев Н. Спасение и творчество. // Бердяев II. Философия творчества, культуры и искусства: В двух томах. — Т. I. — М.: 1994. — С. 366.

25 Зайцев Б. О себе. // Зайцев Б. Собрание сочинений: Путешествие Глеба. — М.: 1999. —■ С. 589. особенно отчетливо обнаруживается при обращении каждого из них к собственному личному опыту, к автобиографическому материалу: сюжет в этом случае выстраивает сама жизнь, а она каждым из художников прожита по-своему, наводит на лишь ему принадлежащие размышления, выводы.

Материалом для исследования процесса формирования личности в прозе автобиографического характера писателей первой волны русской эмиграции послужили в диссертации роман И.Бунина «Жизнь Арсеньева» (1930), тетралогия Б.Зайцева «Путешествие Глеба» (в ее состав входят романы «Путешествие Глеба», 1937; «Тишина», 1948; «Юность», 1950 и «Древо жизни», 1950), «Лето Господне: Праздники — радости — скорби» (1933 - 1948) И.Шмелева и роман А.Куприна «Юнкера» (1932). Другие произведения исследуемой жанровой разновидности, принадлежащие не только вышеназванным писателям русского Зарубежья, могут оказаться в сфере анализа с целыо подтверждения наблюдений и выводов, которые будут сделаны в процессе изучения очерченного выше материала.

Обращение к творчеству названных — крупнейших представителей реализма в русской литературе первой трети XX века — писателей позволяет понять, как в условиях бурно развивающегося времени, отмеченного для России несколькими войнами и революциями, сохраняется и развивается представление о человеческой личности как величайшей ценности в мире. Это в особенности важно потому, что определяющие в процессе исторического развития события отнюдь не способствовали укреплению упомянутого выше представления, отводя человеку роль функции событий или просто — щепки на волнах истории. Писатели, оказавшиеся в эмиграции, с особой силой ощущали это и старались противостоять такому взгляду. Выброшенные из родной страны, они отказывались соглашаться с тем, что в новых условиях человеческая личность нивелируется, растворяется в массе, теряет свои индивидуальные свойства.

Писатели, о которых идет речь в диссертации, более всего ценят в человеке способность к реализации имеющегося у него духовного потенциала и в то же время — его способность раздвигать рамки мира, в котором он живет. Самореализация человека осуществляется прежде всего благодаря его вниманию к окружающим, способности вступать с ними — с миром — в контакт, что ведет к душевному взаимообогащению, способности испытывать высокое и прекрасное чувство любви, не отягощенное корыстными соображениями, не снижаемое чувственными порывами.

Стоит заметить особо: писатели оставляют вне пределов своего внимания сферу социальной жизни, но это не может служить основанием для упреков в их адрес. Столь распространенной в литературе XX века концепции трагического одиночества, на которое осужден человек, противопоставляется убежденность в возможности его преодоления, залогом чего является способность человека найти — в любви, в дружбе, наконец, в творчестве — путь к сердцу другого.

Целыо нашего исследования является характеристика индивидуальных модификаций личности, представление о которой утверждается И.Буниным и Б.Зайцевым, И.Шмелевым и А.Куприным. Стоит, повторив, подчеркнуть, что в творчестве каждого из упомянутых художников закрепляется свое собственное — в автобиографических произведениях основанное на глубоко личном жизненном опыте — понимание того, на чем зиждется, как идет процесс формирования человеческой личности. И однако при этом основные исходные позиции столь разных писателей обнаруживают нечто общее, обусловленное общностью — в главном — эстетической концепции жизни, которой они оставались верны. Процесс становления человеческой личности, определяемый дарованием и собственным жизненным (духовно-биографическим) опытом автора, но еще — обстоятельствами, в которых развивается указанный процесс, оказывается в сфере исследования в настоящей работе.

Научная новизна ее обусловлена тем, что процесс становления личности в прозе русского Зарубежья остается па периферии поля зрения исследователей, сосредоточивающих внимание преимущественно на индивидуальных (частных) его проявлениях, ограничиваясь обращением к одному — тому или иному — писателю. А между тем представляется важным, учитывая этот, имеющийся в нашем литературоведении, материал, охарактеризовать сделанное художником как проявление общих тенденций в разрешении литературой русского Зарубежья центральной в настоящей диссертации проблемы.

Актуальность работы определяется неизбывным интересом к содержанию (основным параметрам) и процессам становления человеческой личности. Интерес этот особенно усиливается и обостряется в последнее десятилетие, в условиях решительного пересмотра всей системы ценностных ориентаций. Опыт писателей русского Зарубежья, унаследовавших великие традиции русской классической литературы с характерными для нее представлениями о том, чем определяется ценность человека и в то же время воплотивших в своем творчестве философско-эстетические и этические концепции своего времени, оказывается особенно ценным именно сегодня. Освоение этого опыта приближает к пониманию того, что позволяет человеку сохранить себя в эпоху бурных переломов, к осознанию необходимости хранить верность глубоко гуманистическому представлению о личности, не закрывая при этом перед человеком возможности развиваться, изменяться в соответствии с изменениями, происходящими в окружающей его действительности.

Задачи, которые поставлены и решаются при этом: объяснить причины столь частого в литературе русского Зарубежья обращения писателей к автобиографическому жанру выявить сказывающуюся в этом случае общность их эстетических позиций; охарактеризовать индивидуальное своеобразие содержания раскрывающейся здесь личности и процесса ее становления; исследовать характер взаимоотношений в произведениях указанного жанра автобиографического начала и художественного вымысла; подвергнуть анализу поэтику повествования в произведениях автобиографического жанра, где документальность (объективированность) неотделима от субъективности, выявления художником собственного отношения к изображаемому им.

Методологической основой диссертации является целостно-системный и сравнительно-типологический подходы к изучению проблемы становления личности в прозе — на автобиографической основе — русского Зарубежья. Опорой исследования стали работы М.Бахтина, Ю.Лотмана, Ю.Тынянова, В.Хализева, Л.Колобаевой, Н.Лейдермана, труды отечественных философов Н.Бердяева,

С.Булгакова, И.Ильина, В.Соловьева, С.Франка и др., а также ученых, изучающих литературу русской диаспоры В.Агеносова, А.Николюкина, А.Соколова, О.Михайлова и др. Исследования, посвященные творчеству писателей, оказывающихся в сфере нашего внимания, перечислены в завершающем диссертацию библиографическом списке.

Творчество писателей, о которых идет речь в настоящей работе, пе раз служило предметом изучения в диссертационных исследованиях; это относится в особенности к И.Бунину и И.Шмелеву. Перечисление их заняло бы слишком много места — упомянем лишь о некоторых из них, где в большей или меньшей степени затрагивается проблема, оказывающаяся в центре внимания автора настоящей диссертации. Самой серьезной из этих работ является докторская диссертация Л.Бронской «Концепция личности в автобиографической прозе русского Зарубежья (первая половина XX века): И.С.Шмелев, Б.К.Зайцев, М.А.Осоргин» (Ставрополь, 2001). Среди кандидатских диссертаций, авторы которых в той или иной мере обращаются к кругу изучаемых нами проблем, можно выделить следующие: Ковалева Т. «Художественное время-пространство романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева» (Ставрополь, 2004), Копорева В. «Жанр романа в творческом наследии Б.К.Зайцева» (Владивосток, 2001), Полуэктова И. «Лирический компонент прозы Б.К.Зайцева» (Воронеж, 2000), Ри Чжон Хи «Проблема памяти в творчестве И.А.Бунина» (М., 1999), Чой Чжип Хи «Роман И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева»: проблема жанра» (М., 1999), Чумакевич Э. Духовно-нравственное становление личности героя в дилогии И.С.Шмелева «Богомолье» и «Лето Господне» (М., 1994).

Как убеждают уже темы названных исследований, избранный в настоящей работе аспект изучения, если и привлекает внимание их авторов, то лишь в качестве периферийного, затрагиваемого попутно. Даже в диссертации Э.Чумакевич речь идет лишь об одной — хотя и основополагающей — черте личности. Проблема ее нравственного становления в настоящей диссертации предстает как комплексная, и это обусловливает новизну как избранного здесь аспекта исследования, так и его (исследования) итоги.

Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования содержащихся здесь наблюдений и выводов при изучении литературного процесса XX века, в преподавании истории русской литературы (и прежде всего — литературы русского Зарубежья) в вузе и школе в рамках общих и специальных курсов и семинаров.

Основные положения диссертации нашли отражение в опубликованных статьях (список — в конце работы).

Структура диссертации обусловлена поставленными задачами и предметом исследования: она состоит из введения, пяти глав и заключения, где подводятся итоги работы, а также библиографического списка. Объем диссертации страниц, библиография включает в себя наименований.

Заключение диссертации по теме «Русская литература», Альгазо Хасан

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

У каждого из писателей, о которых идет речь в диссертации, — своя судьба, но в главном эти судьбы схожи. Р.Гуль свою книгу (подзаголовок которой «Апология эмиграции») назвал так «Я унес Россию» (1984): это могли бы сказать и те, кто одновременно с ним оказался в изгнании, о чувстве, которое владело ими, может быть, точнее других сказала М.Цветаева: «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию — может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. В ком она внутри — тот потеряет ее лишь вместе с жизнью»1.

Для писателей русского Зарубежья Россия — больше, чем тема: чувством постоянной причастности Родине, которой они были насильно лишены, определяется содержание и пафос их творчества. Оставшаяся в их памяти Россия воспринималась как воплощение тех представлений о жизни, которые были так дороги им. Т прежде всего — представлений о ее устойчивости, одухотворенности, крепости сформировавшихся за века нравственных оснований. Все острее ощущавшаяся необходимость закрепления в памяти — своей и своих потомков — этой России все чаще заставляет писателей обращаться к автобиографическому жанру: сила воздействия искусства дополняется здесь силой воздействия человеческого документа. Слияние оказывается здесь основным жанрообра-зующим принципом, вместе с тем писатель и стоящий в центре такого произведения образ отнюдь не тождественны, и это принципиально важно.

Разумеется, в этом случае прежде всего следует иметь в виду индивидуальность художника: его личного опыта, характера его

1 Цветаева М. (Ответ на анкету журнала «Своими путями») // Цветаева М. Собр. соч.: В семи томах. — Т.;.— М., 1994. — С. 618. дарования, особенности миропонимания, наконец, цели, которые ставит он перед собой. Но есть в такого рода произведениях и нечто общее: основываясь на собственной биографии, писатель стремится к эпической широте, к передаче ощущения царящих в воспроизводимой им жизни упорядоченности и спокойствия, стремится рассказать о пути человека к миру, к пониманию главных в жизни истин. Опорой при этом служит для художника свой собственный внутренний мир, факты повседневной жизни, но — непременно — несущих в себе бытийный смысл.

Характер — а затем и путь — нравственного становления личности в произведениях автобиографического характера в прозе русского Зарубежья всегда является чрезвычайно целеустремленным, утверждая идею нескончаемого движения человеческих судеб по задуманному жизнью руслу, отражая нескончаемость нитей, тянущихся из глубин прошлого в бескрайность будущего. У каждого из писателей указанная идея воплощается по-своему — объединяет их убежденность в существовании веками складывавшейся системы нравственных ценностей, жизненного уклада, который выглядит по-разному у Бунина и Шмелева, у Зайцева и Куприна, но несет в себе бытийственный смысл, убеждает в эволюционном характере развития жизни.

Для автобиографического произведения характерно обращение его автора прежде всего к воспроизведению миропонимания, стремление к изображению событий внешнего мира не через описания (которые, впрочем, могут быть здесь очень яркими), но прежде всего — через призму мыслей и чувств о них. Стремление понять себя во времени — так выглядит в произведениях, выстроенных на автобиографическом основании, путь к постижению противоречий реальности: собственный жизненный опыт, претворяясь в художественный образ, наделяет его особой убедительностью, достоверностью и влиятельностью. В таких произведениях утверждается глубоко гуманный взгляд на личность, основанный на представлении об исключительной самоценности человека, богатстве и неповторимом своеобразии его внутреннего мира и вместе с тем об органичной принадлежности его (человека) миру, развивающемуся по своим издавна утвердившимся законам.

Последнее следует подчеркнуть. Бунин, Шмелев, Зайцев и Куприн жили в эпоху, когда на их родине, откуда они были выброшены, шел решительный процесс революционных перемен во всех областях жизни. Задача формирования «нового человека-борца» (А.Луначарский) выдвигается и проводится в жизнь чрезвычайно настойчиво. Характерны в этом смысле уже названия статей А.В.Луначарского: «Новый русский человек» (1923) , «Какой человек нам нужен» (1928) и т.д. О своем презрении к «той уродливой тупой идейке, которая превращает русских простаков в коммунистических простофиль, которая из людей делает муравьев, новую разновидность, formica marxi var. lenini», — резко сказал В.Набоков2. Не мене резки высказывания на сей счет Бунина («Миссия русской эмиграции»), Шмелева («»Пути мертвые и живые»), И.Ильина («О путях России), Г.Федотова («Россия и свобода») и др. Но большевистской идее о переустройстве на новых основаниях жизни и человека противостояли не только собственно публицистические выпады, но — творчество в целом писателей русской эмиграции, утверждавших идею иного — эволюционного, веками проверенного — пути развития. Примечательно, что в тех романах, о которых идет речь в диссертации, революционный пе

2 Набоков В. Юбилей: К десятой годовщине октябрьского переворота 1917 года. // Набоков В. Романы. Рассказы. Эссе. —СПб, 1993. —С. 214. реворот остается вне поля зрения писателей: исключение составляет лишь роман Зайцева «Древо жизни». И это потому, что авторы их избирают иной масштаб в рассказе о пути становления человека: тщательно выписывая бытовые подробности, они рассказывают о пути человека к Истине, к Свету, наконец, к самому себе.

Центральная в творчестве писателей русского Зарубежья мысль о России получает своеобразное художественное решение в произведениях автобиографического жанра. Сама собой напрашивающаяся аналогия с жанром романа воспитания в целом верна, но остается именно аналогией, не более того. Сюжет исследуемого в настоящей работе жанра выстраивается самой жизнью, но и в этом случае главенствующую роль играет воля художника. Это по-своему обнаруживается у Бунина, у которого процесс духовного созревания героя лишь внешне воспроизводится с хронологической последовательностью: память постоянно возвращается к событиям (и прежде всего к «событиям души»), что уже принадлежат прошлому, местом действия становится — и это все заметнее по мере развертывания романа — вся Россия, отдельные факты служат толчком для широких обобщений, на которые герой в изображаемом здесь возрасте едва ли был способен, события собственной жизни переосмысливаются в цепи жизненных впечатлений. Иначе выстраивается хронотоп у Шмелева. Хронологическая последовательность «праздников» и «радостей» охотно нарушается писателем, не раз обращающемся в своей книге к одному и тому же «празднику», память вновь и вновь возвращает к тому, какой след оставил он в жизни героя. Процесс формирования «соборной личности» многоаспектен и многогранен, каждый из оставшихся в памяти эпизодов собственной жизни добавляет существенную деталь (детали) к пониманию этого процесса. Зайцев и Куприн предпочитают иной, так сказать, линейный принцип развития сюжета, но и в этом случае движение его нередко перебивается отступлениями , призванными вывести рассказ о происходящем с героем к обобщег ниям, которые дают представление и о временной дистанции, разделяющей повествователя и героя, и о характере развития художественной мысли. Стоит заметить особо, что повествование в автобиографическом произведении может быть оборвано на любой, но всегда переломной в жизни героя точке: у Шмелева такой точкой стала смерть отца, у Бунина — смерть Лики, у Куприна — окончание юнкерского училища, наконец, у Зайцева — окончательное расставание с Россией. Но начинается рассказ о жизни героя всякий раз с раннего детства. Объясняется это тем, что здесь-то и есть начало пути, которым пойдет человек по жизни. Но существенно, что именно к этой поре и восходит все, что потом получит развитие, вполне выявится в человеке. А если говорить о жанровой природе исследуемых в диссертации произведений, то следует отметить и свойственные указанному возрасту представления о незыблемости устоев мира, открывающегося взору ребенка, об определенности оценок его, о свойственном его природе тяготении к взаимопониманию, к любви.

Стоит повторить: пути нравственного становления личности в автобиографической прозе Бунина и Шмелева, Зайцева и Куприна не совпадают их направление и цель для каждого художника определены названиями глав диссертации: объяснение своеобразия такого пути получает в тексте диссертации. Но в сущности каждый из них , обращаясь к прожитому им самим, сказал о России. Сказал о смысле бытия, которое связывается у него с нею — о смысле человеческой (собственной!) жизни, неотделимой от жизни родины: потому-то возникают здесь воспоминания о собственных предках и обращения к историческому прошлому, так часто попытки разобраться в собственной судьбе вызывают необходимость обращения к тому, что происходило и происходит на родной земле. Автобиографическими произведениями подводился определенный итог собственной жизни: отсюда — свойственный им исповедальный пафос, лиризм, обнаруживающийся не только при выражении своих переживаний, при воспроизведении своей душевной жизни, но и при изображении родной природы, оставшихся в памяти повседневных подробностей жизни. Разумеется, это особенно сильно сказывается у Бунина и Шмелева, избирающих форму повествования от первого лица; но едва ли менее лиричен и Зайцев, о поэтичности, лиричности прозы которого так охотно говорится в критике.

Повествование о собственной жизни выводит художника к экзистенциальной проблематике: жизнь и смерть, любовь — вот проблемы, которые встают здесь в качестве центральных. Столь свойственны^писателям, чьи произведения исследуются в диссертации, редкостная пластичность изображения, упоение красками, звуками, запахами выступает в качестве основания для осмысления духовного содержания жизни. К осознанию вечных категорий бытия, к их философскому осмыслению стремится выйти герой «Жизни Арсеньева», жадно впитывающий все, чем может одарить человека жизнь, наделенный особого рода чувственностью. Иначе открывается духовная суть человеческой жизни в «Лете Господнем», где важнее всего оказывается сердечное знание Христа, а бытописание дается под христианским углом зрения, вера естественно обусловливает все в жизни человека. Важен и тот путь к Свету, о котором рассказывается в «Путешествии Глеба»: выход от языческого безверия к вере оказывается для героя тетралогии поистине путем просветления, ведущим к укреплению души.

В размышления о жизни при подведении ее итогов естественно входит мысль о взаимоотношении прошлого, настоящего и будущего: то, что является настоящим для героев автобиографических произведений, для их авторов уже было прошлым, и это вносило в повествование поту светлой печали. И вместе с тем желание утвердить мысль об исторической преемственности, о неисчерпаемости жизни, развивающейся по своим собственным законам. Убежденность в их существовании и незыблемости основывалось у Бунина и Шмелева, Зайцева и Куприна на представлении о том, сколь благотворен процесс нравственного становления личности, если в основе его лежат те принципы, верностью которым был обусловлен жизненный путь героев их автобиографических произведений.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Альгазо Хасан, 2006 год

1. Бунин И. Записи. // Бунин И.А. Собрание сочинений: В 9 т.т. —Т. 9. —М.: 1967.

2. Бунин И. Освобождение Толстого. // Там же.

3. Бунин И. Жизнь Арсеньева. // Бунин И.А. Собрание сочинений: В 4 т.т. — Т. 3. — М.: 1988.

4. Бунин И. Инония и Китеж. // Бунин И. Окаянные дни: Воспоминания. Статьи. //М.: 1990.

5. Бунин И. Миссия русской эмиграции. // Там же.

6. Зайцев Б. Путешествие Глеба: Автобиографическая тетралогия.//М: 1999.

7. Зайцев Б. Солнечный удар. // Современные записки. — Париж. — 1927. — № 30.

8. Зайцев Б. Тургенев после смерти. (Заключение жизни). // Зайцев Б. Жизнь Тургенева. — М.: 1999.

9. Зайцев Б. Столетие «Записок охотника». // Там же.

10. Ю.Зайцев Б. Творчество из ничего: Вновь Чехов. // Там же.

11. Зайцев Б. Слово о Родине. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. В двух томах. — Т. 1. —М.: 1994.

12. Зайцев Б. О себе. // Зайцев Б. Путешествие Глеба: Автобиографическая тетралогия. — М.: 1999.

13. Куприн А. Юнкера. // Куприн А.И. Собрание сочинений: В 6 т.т, — Т. 6 — М.: 1958.

14. М.Куприн А. Королевский парк. // Куприн А.И. Собрание сочинений: В 6 т.т. — Т. 4. — М.: 1958.

15. Куприн А. Памяти Чехова. // Куприн А.И. Собрание сочинений: В 6 т.т. — Т. 6. — М.: 1958.

16. Куприн А. Родина. // Москва. — 1958. — № 3.

17. Шмелев И. Лето Господне: Праздники. — Радости. — Скорби. // Шмелев И. С. Избранное. — М.: 1989.

18. Шмелев И. Автобиография. // Русская литература. — 1973. — № 4.

19. Шмелев И. Пути мертвые и живые. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. В двух томах. —Т. 1. —М.: 1994.

20. Шмелев И. Письмо к Горькому от 22 декабря 1910 года. // Шмелев И. Человек из ресторана. — М.: 1957.

21. Адамович Г. Зайцев. // Адамович Г. Одиночество и свобода.—СПб.: 2002.

22. Адамович Г. Одиночество и свобода. // Там же.

23. Адамович Г. Бунин. // Там же.

24. Адамович Г. Куприн. // Там же.

25. Адамович Г. Шмелев. // Там же.

26. Адамович Г. Вклад русской эмиграции в мировую культуру.— Париж: 1961.

27. Айхенвальд. Борис Зайцев. // Зайцев Б. Улица святого Николая. — М.: 1999.

28. Альберт И. Некоторые вопросы психологии творчества в романе И. Бунина «Жизнь Арсеньева». // Вопросы русской литературы. — Львов. — 1985. — Вып. 1 (45).

29. Арцыбашев М. Записки писателя. // Литература русского зарубежья. Антология: В шести томах. — Т. 2. — М.: 1991.

30. Ачатова А. И.Бунин «Жизнь Арсеньева»: Наблюдения над композицией. // Художественное творчество и литературный процесс. — Томск: 1978. — Вып. 1.

31. Бахтин М. Слово в романе. // Бахтин М. Вопросы литературы и эстетики: Исследования разных лет. — М.: 1975.

32. Бахтин М. Эстетика словесного творчества. — М.: 1979.

33. Белая Г. Художественный мир современной прозы. — М.: 1983.

34. Белый А. Вишневый сад. // Весы. — 1904. —№ 2.

35. Белый А. Символизм и современное русское искусство. // Белый А. Критика. Эстетика. Теория символизма: В двух т.т. —Т. 1. —М.: 1994.

36. Бердяев Н. Духи русской революции. // Из глубины: Сборник статей о русской революции. — М.: 1990.

37. Бердяев Н. Конец Ренессанса и кризис гуманизма: Разложение человеческого образа. // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: В двух томах. — Т. 1. — М.: 1994.

38. Бердяев Н. Миросозерцание Достоевского. // Бердяев Н. О русской философии. — Екатеринбург: 1991.

39. Бердяев Н. О назначении человека. // Мир философии. — Ч. 1. —М.: 1991.

40. Бердяев Н. Русская идея. — Париж: 1971.

41. Бердяев Н Русская идея: Основные проблемы руской мысли XIX века и начала XX века. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В двух т.т. — Т. 2. —М.: 1994.

42. Бердяев Н. Русский соблазн. // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: В двух т.т. — Т. 2. — М.: 1994.

43. Бердяев Н. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. // Бердяев Н. Философия свободы: Смысл творчества. — М.: 1989.

44. Бердяев Н. Спасение и творчество. // Бердяев Н. Философия творчества, культуры и искусства: В двух т.т. — Т. 1. — М.: 1994.

45. Бицилли П. Бунин и его место в русской литературе. // Русская речь. — 1995, № 6.

46. Блок А. Владимир Соловьев и наши дни. // Блок А. Собрание сочинений: В восьми т.т. — Т. 6. — М. Л.: 1962.

47. Болдырев Е. Автобиографический роман в русской литературе первой трети XX века. — Ярославль: 1999.

48. Бронская Л. Концепция личности в автобиографической прозе русского зарубежья (первая половина XX века): И.С.Шмелев, Б.К.Зайцев, М.А.Осоргин. — Ставрополь: 2001.

49. Брюсов В. Об искусстве. // Брюсов В. Собрание сочинений: В семи т.т.— Т. 6. — М.: 1975.

50. Вейдле В. На смерть Бунина. // Опыты. — Ныо-Иорк —1954, №3.

51. Вишневский Вс. Автор о «Первой Конной». \\ Рабочий и театр. — 1930, № 10.

52. Волынская Н. К проблеме героя в романе И.Бунина «Жизнь Арсеньева». // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. — 1966, № 1.

53. Гинзбург Л. О литературном герое. —Л.: 1999.

54. Гиппиус 3. И.Бунин. // Отклики. — 1914, № 11.

55. Горький М. Письмо к К.Пятницкому от 22 или 23 января 1904 г. // Горький М. Собрание сочинений: В тридцати т.т.1. Т. 28. —М.: 1954.

56. Горьковские чтения 1964- 1965. — М.: 1966.

57. Долгополов Л. Литературное движение века и Иван Бунин. // Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца XIX начала XX века. — Л.: 1977.

58. Днепров В. Черты реализма XX века. — М.-Л. —1965.

59. Достоевский Ф. Полное собрание сочинений: В тридцати т.т. — Л.: 1972- 1990.

60. Дудина Л. Образ красоты в повести И.С.Шмелева «Богомолье». // Русская речь, — 1991, № 4.

61. Есаулов И. Категория соборности в русской литературе.1. Петрозаводск: 1995.

62. Ефимова Е. Священное, древнее, вечное: Мифологический мир «Лета Господня». // Литература в школе. — 1992, № 3-4.

63. Забелин П. Бунин и белоэмигрантская критика. (По материалам архива писателя). // Ангара. — 1965, № 3.

64. Захарова В. Импрессионизм в поэтике «Лета Господня» Ив. Шмелева. // И.С.Шмелев и духовная культура православия. IX Крымские международные Шмелевские чтения. — Симферополь. — 2003.

65. Ильин и. «Святая Русь». «Богомолье» Шмелева. // Ильин И. Одинокий художник: Статьи. Речи. Лекции. — М.: 1993.

66. Ильин И. Творчество Шмелева. // Там же.

67. Ильин И. Ко второму изданию «Богомолья».// Там же.

68. Ильин И. Что такое искусство. // Там же.

69. Ильин И. О тьме и просветлении. Книга художественной критики: Бунин, Ремизов, Шмелев. — М.: 1991.

70. Ильин И. О путях России. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В двух томах. — Т. 1. —М.: 1994.

71. Казаркин А. Художественная перспектива в романе «Жизнь Арсеньева» // Проблемы метода и жанра. — Томск: 1977.

72. Карташев А. Певец святой Руси. (Памяти И.С.Шмелева). // Париж. Возрождение. — 1950, № 10.

73. Келдыш В. Русский реализм начала XX века. — М.: 1975.

74. Коваленко Ю. Иван Шмелев. // Коваленко Ю. Москва — Париж. —М.: 1991.,

75. Колобаева JI. Проза Бунина. — М.: 1998.

76. Колобаева JI. Феноменологический роман в русской литературе XX века. // Вопросы литературы. — 1998, № 3.

77. Колтоновская Е. И.А.Бунин. // Новый журнал для всех. 1912, № 11.

78. Колтоновская Е. Иван Шмелев. // Речь. — 1912. — № 332. — 3 декабря.

79. Колтоновская Е. Бунин как художник повествователь. // Вестник Европы. — 1914, № 5.

80. Конорева В. Жанр романа в творческом наследии Б.К.Зайцева: Автореферат . кандидата филологических наук. — Владивосток. — 2001.

81. К ов Н. Задворки жизни. // Утро России. — 1912. — № 248. — 24 октября.

82. Коробка Н. И.С.Шмелев. (Критический этюд). // Вестник Европы. — 1914, № 3.

83. Крайний А. Полет в Европу. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья. — Т. 2.

84. Крепе М. Элементы модернизма в рассказах Бунина о любви. // Нью Йорк. Новый журнал. — 1979, № 137.

85. Крутов Ю Эпическое начало в произведениях И.С.Шмелева. // Шмелев и духовная культура православия.: IX Крымские международные Шмелевские чтения.1. Симферополь. — 2003.

86. Кульман Н. И.Шмелев. // Россия и славянство. — Париж.1933. — 1 июня.

87. Ладинский А. Последние годы И.А.Бупина. // Литературная газета. — 1955, 22 октября.

88. Левидов М. Писатель без человека. // Журнал журналов.1915, №6.

89. Лихачев Д. Будущее литературы как предмет изучения. // Новый мир. — 1969, № 9.

90. Ло Гатто Э. Борис Зайцев. // Зайцев Б. Звезда над Булонью.—М.: 1999.

91. Лявданский Э. К творческой истории романа И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева». (Рассказы 1890-х 1900-х годов как один из источников романа). // Жанры в советской литературе.—Л.: 1973.

92. Лявданский Э. Иван Бунин: от рассказов 1910-х г.г. к роману «Жизнь Арсеньева». (Некоторые стороны эволюции метода художника). // Герценовские чтения. Научные доклады. Литературоведение. — Л.: 1975.

93. Лявданский Э Роман И.А.Бунина «Жизнь Арсеньева». Автореферат . кандидата филологических наук. — Л.: 1975.

94. Мальцев И. Бунин: 1870 1953. — (М.). — 1994.

95. Мартемьянова С. Типы праведников в произведениях И.С.Шмелева («Неупиваемая чаша», «Лето Господне», «Богомолье», «Няня из Москвы»). // И.С.Шмелев и духовная культура православия: IX Крымские международные Шмелевские чтения. — Симферополь, 2003.

96. Мемуаристика Бориса Зайцева. // Русская речь. — 1995. — №9.

97. Менков В. Мир и человек в творчестве Л.Толстого и И.Бунина. —М., 1989.

98. Миронова Е. «Сердце свое слушай». // Литература в школе.— 1992. —№3-4.

99. Михайлов О. И.А.Бунин: Очерк творчества. — М.: 1967.

100. Михайлов О. Личность художника. // И.А.Бунин. Жизнь Арсеньева. — Красноярск, 1983.

101. Михайлов О. Литература русского зарубежья.: А.И. Куприн. // Литература в школе. — 1990. — № 5.

102. Михайлов О. И.С.Шмелев (1973 1950). Лето Господне.—М., 1991.

103. Морозов Н. Традиции святоотеческой духовности в повести И.С.Шмелева «Лето Господне». // Литература в школе. —2000. —№3.

104. Муромцева-Бунина В. Жизнь Бунина: 1870 1906. Беседы с памятью. — М., 1989.

105. Набоков В. Юбилей: К десятой годовщине октябрьского переворота 1917 года. // Набоков В. Романы. Рассказы. Эссе. —СПб, 1993.

106. Нефедов В. Об особенности мастерства И.А.Бунина-прозаика. // Вестник Белорусского университета. Серия 4. Филология, журналистика, педагогика, психология. — 1987. —№3.

107. Нефедов В. Чудесный призрак: Бунин художник. — Минск, 1990.

108. Николина Н. Поэтика повести И.С.Шмелева «Лето Господне». // Русский язык в школе. — 1994. —№ 5.

109. Никольская Л. Лирическое и эпическое в повести И.Бунина «Жизнь Арсеньева». // Материалы научной конференции профессорско-преподавательского состава. Самаркандский университет. — Самарканд: 1968.

110. Никольская Л. Лирический строй романа И.Бунина «Жизнь Арсеньева». // Проблемы истории критики и поэтики реализма. — Куйбышев: 1981.

111. Никулин Л. Куприн и Бунин. // Октябрь. — 1958. — № 7.

112. Никулин Л. Роман или автобиография? «Жизнь Арсеньева» И.Бунина. // Москва. — 1961. — №7.

113. Нинов А. Бунин и Куприн. // Неделя. — 1970. — 12 -18 октября.

114. Ничипоров И. Поэзия темна, в словах не выразима: Творчество И.А.Бунина и модернизм. — М.: 2003.

115. Павловский А. Две России и единая Русь (художественно-философская концепция России Руси в романах

116. А.Ремизова и И.Шмелева эмигрантского периода). // Русская литература. — 1995. — № 6.

117. Паустовский К. Золотая роза. // Паустовский К. Собрание сочинений: В 6 томах. — Т.2. — М.: 1957.

118. Петров М. У А.И.Куприна. // Вечерние известия. — 1916. —№973. —3 мая.

119. Полуэктова И. Лирический компонент прозы Б.К.Зайцева. Автореферат диссертации . канд. филол. наук. — Воронеж. — 2000.

120. Попова Н. Становление русской души. (По повести И.СюШмелева «Лето Господне»). // Литература в школе.1992. —№4.

121. Потебня А. Эстетика и поэтика. — М.: 1976.

122. Прокопов Т. Зайцев: Вехи судьбы. // Зайцев К. Дальний край. —М.: 1990.

123. Ри Чжон Хи. Проблемы памяти в творчестве И.А.Бунина. Автореферат диссертации . канд. филол. паук. —М.: 1999.

124. Розанов В. О Достоевском. // Творчество Достоевского в русской мысли 1881 — 1931. — М.: 1990.

125. Руднева Е. Цветовая гамма в повести И.С.Шмелева «Богомолье» (к 50-летию со дня смерти писателя). // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология.200. —№6.

126. Русские писатели. XX век. Биоблиографический словарь: В двух частях. — М.: 1998.

127. Рымарь И. Введение в теорию романа. — Воронеж: 1989.

128. Седых А. А.И.Куприп. // Седых А. Далекие, близкие. — М.: 1955.

129. Симонова Т. Литературная мемуаристика русского зарубежья: жанрово-стилевое многообразие. // И.С.Шмелев и духовная культура православия: IX Крымские международные Шмелевские чтения. — Симферополь: 2003.

130. Сиротинина О. Некоторые жапрово-стилевые изменения советской публицистики. // Развитие функциональных стилей современного русского языка. — М.: 1968.

131. Скобелев В. О лирическом начале в русском романе в начале XX столетия («Жизнь Арсеньева» И. Бунина — «Доктор Живаго» Б.Пастернака). // Воронежский край и зарубежье: Платонов, Бунин, Замятин, Мандельштам и другие в культуре XX века. — Воронеж: 1992.

132. Слоним М. Живая литература и мертвые критики. // Русская идея: В кругу писателей и мыслителей русского зарубежья: В двух томах. — Т.2. — М.: 1994.

133. Соловьев В. Три речи в память Достоевского. // Соловьев В. Сочинения: В двух томах. — Т.2. — М.: 1990.

134. Соловьев В. Смысл любви. // Там же.

135. Соловьев В. Красота в природе. // Там же.

136. Соловьев В. Общий смысл искусства. // Там же.

137. Соловьев В. Первый шаг к положительной эстетике. // Там же.

138. Соловьев В. Русская идея. // Россия глазами русского: Чаадаев, Леонтьев, Соловьев. — СПб.: 1991.

139. Степун Ф. Иван Бунин. // Современные записки. — Париж — 1934. — № 54.

140. Страдо Витторио. Литература конца XIX века (1890 -1900). // История русской литературы: XX век. Серебряный век. — М.: 1995.

141. Струве Г. Русская литература в изгнании: Опыт исторического обзора зарубежной литературы. — Париж -Москва: 1996.

142. Струве Н. Православие и культура. — М.: 1992.

143. Терапиано 10. Литературная жизнь русского Парижа за полвека (1924 1974). — Париж - Нью-Йорк: 1987.

144. Терц А. Что такое социалистический реализм. // Терц А. (Синявский А.) Путешествие на Черную речку и другие произведения. — М.: 1999.

145. Толстой Л. Конец века. // Толстой Л. Полное собрание сочинений: В 90 томах. Юбилейное издание. — Т. 36. — М.: 1939.

146. Толстой Л. Об искусстве. // Толстой Л. Собрание сочинений: В 22 томах.— Т. 15. — М.: 1983.

147. Ульянов Н. Б.К.Зайцев. (К 80-летнему юбилею). // Русская литература. — 1991. — № 9.

148. Устами Буниных: В трех томах. — Фраикфурт-на-Майне: 1980.

149. Федотов Г. Россия и свобода. // Русская идея. — Т. 2.с/

150. Фран(г С,Крушение кумиров. // Русская идея. — Т. 1.

151. Фрид С. У А.И.Куприна. // Биржевые ведомости. — 1913. — 21 сентября.

152. Хомяков А. Полное собрание сочинений. — Т. 2. —0 Прага: 1867.